Ализм [Андрей Рафаилович Мельников] (fb2) читать постранично, страница - 2

–

ждет.

Лишь дрожащие пальцы

тихо снуют.

Как слепые скитальцы

в поисках

рук…

Глаза-метро

как два

бикфордова шнура,

с глухим шипеньем мечущих

икру

еще безмолвных

искр,

на ветру

парящие глазницы,

как тоннели,

как чрево выхлопной трубы,

откуда

вырываются со свистом

поезда –

глаза-метро,

и выход на поверхность –

точно взрыв!

Побег

застывшее время.

Вязкий покой.

Размеренно дышат ели.

Ржавеет загаром

на лицах

зной.

Иголками капает зелень.

И солнечных зайчиков

бьется метель,

кружит

по душному саду,

вокруг раздается любви

капель,

голос ее так сладок.

Моргает спицами

велосипед,

зажмурив колеса от солнца,

еще продолжается

наш побег

из плена жарких

эмоций,

а по асфальту шарят глаза –

катятся шарики

ртути,

и онемевшая в трансе нога

педаль скрипучую

крутит…

Дегустации людей

кинжальные жала

осоки

вонзаются в мякоть

дыханья,

впиваются в ноги

осколки

разбитого тенью

сиянья,

а солнце все ниже,

ниже

соскальзывает

с небосклона,

как по наклонной крыше

большого стеклянного

дома.

«Сдирай кожуру заката

с налившихся соком

озер,

пусть брызги

как зерна граната,

пусть мумией тлеет костер!»

Жестоко распороты

чресла –

зияют шрамы аллей,

аппендицит

у леса

от дегустаций людей.

Будь я скульптором

я высек бы из мрамора

снежинку

изящную как голос

невидимки,

но в то же время гордую

как выстрел

и непреклонную

как горный выступ –

такую, чтоб не таяла

в руках,

а оставляла шрамы

на ладонях,

когда хватаешься за лезвие

погони

в попытке вырвать

из рук неба снего-

пад.

Дым из трубы

морозом прихватило

дым

к промерзшему до солнца

небу,

он выползает жирным

негром

из гангренозной

чахнущей

трубы,

уже блуждая

в непролазных облаках,

он обречен фатально разлагаться –

метель, как перегар

кремаций

разносит горький черный

прах.

Терновый венец

спеленуты смятеньем,

неподвижны,

опущены, будто в кости

свинец,

с презреньем отвергают

даже звуки

твои руки –

терновый мой венец,

но ссора –

сорван с головы…

в груди сомкнулась

пустота,

внезапный заворот

дыханья,

и словно знаки

препинанья,

на ватмане лица –

глаза,

а там, где пальцев

острые шипы

питали кожу нежной

болью,

как родинки темнеют

капли крови

на фоне

полумертвой тишины.

Венеция (У.М. Тернер)

Венеция!

Ты утопаешь

в солнце,

вода каналов плавится

в огне,

из рам, как из глазниц,

уж вытекли оконца –

с шипеньем брызги тают

на стекле,

незрячий город

весь трепещет,

лишь осязанием живет…

вот дунул ветер –

воздух — мед,

из сотен тюбиков добытый,

чуть резче

отражений привидений

дрожит, дробится

и поет…

Натюрморт

бутылка кубистически распята,

сквозь горлышко

просвечивает нож,

на бледную истерзанную

скатерть

свалились тени, как обрезки

кож –

топор-щатся в последних корчах,

будто на плахе, залитой

прокисшим кетчупом…

испорчен

воскресный день — так

называемый выходной,

и у да-

масской прочности предметов

предательство изменчивого света

скрытым текстом…

Врожденные рефлексы –

бить копьем под сердце,

под ребро,

ло-снят-ся блики на стекле,

как после ливня.

Ночь — на заднем плане,

гора-

здо ближе тени чьих-то рук,

будто несущих тело –

воскресать…

Графика

Графика –

скальпелем карандаша

хирургическое вмешательство

в бездыханную грудь

листа.

Неизбежная и безжалостная

пересадка, вживление

сердца –

рассеченная белизна,

не отторгни его,

не отторгни!

Оживи, хладнокровная

ткань,

запульсируйте вены, аорта

набухающих линий,

стань,

как мускул упругим

объем,

капилляры штриховки, дышите,

повторяя вздохами

форму.

Графика –

имплантация страсти

в проем

между ребрами, пробуждение

от бездушия хлоро-

форма.

Ускользающий

и лишь шелест листьев

вослед –

ускользающий,

ускользающий…

ответ-

вления дерзкий побег,

ускользающий,

ускользаю…

он змеится соблазном на…

ускользающий,

ускольза…

бедный разум ужалит боль –

ускользающий,

усколь…

но яблоко все-таки отку…

ускользающий,

у…

сил