Али-баба и Куриная Фея [Ганс Краузе] (fb2) читать постранично, страница - 2

переходят в атаку.

Они гонят мяч перед собой и сталкиваются с командой противника. Мяча не видно за ногами сбившихся в кучку игроков.

Али-баба пользуется сутолокой, чтобы локтями пробить себе дорогу. Он дерётся, толкается, работает кулаками, словно одержимый. Ещё секунда — и он снова завладеет мячом…

Но его опережает судья. Свисток!

— Это футбол, а не регби! — кричит судья. — Штрафной удар в пользу Катербурга.

Неужели опять? Глаза Али-бабы беспокойно бегают; на его худом лице они блестят, как два острых уголька. Спутанные тёмно-каштановые волосы свисают на лоб. Товарищи по команде возмущены его игрой:

— Ты сегодня делаешь одну глупость за другой!

Али-баба судорожно глотает воздух:

— Фу-ты ну-ты, что вы ещё выдумали? Я играю правильно. Просто судья придирается.

Игра продолжается. Команде интерната явно не везёт. В результате нового штрафного удара мяч опять попадает в их ворота.

— Гол, гол, гол! — ликуют катербуржцы.

Счёт четыре — ноль. Ученики вне себя от огорчения.

— Али-баба портит нам всю игру! — ворчат они.

— Ну конечно, теперь я стал козлом отпущения! Футы ну-ты, где же справедливость? — кричит он хриплым голосом.

— А ты играй правильно!

— Я так и делаю.

— Нет, не делаешь!

— Делаю!

Али-баба старается сдержать себя. Минуты три он играет «на тормозах», но потом опять входит в раж.

Судья вынужден снова вмешаться:

— Штрафной удар!

— Но почему же? Почему? — кричит Али-баба.

Судья бросает на него уничтожающий взгляд:

— По-твоему, я слепой? Ты схватил игрока руками!

— Фу-ты ну-ты! Я схватил? Никого я не задерживал!

Али-баба божится, что он не виноват. Но всё напрасно. Слово судьи — закон. Али-баба вне себя от ярости.

— Тут дело нечисто. Это мошенничество! — кричит он. — Чистое мошенничество! Судья подыгрывает деревенским, это сразу видно. Убить его мало!

Али-баба кипит от злости. Он ругается и буянит до тех пор, пока его не удаляют с поля за грубость.

— Уходи, не задерживай игру! — поддерживают судью победители — катербуржцы.

Это уж слишком! Теперь некоторые игроки интерната вступаются за Али-бабу.

— Можете не задаваться! — вопят они. — Расхвастались своими дурацкими голами!

— Мазилы кривоногие! — кричат им в ответ деревенские.

Длинный Якоб Махемель не лезет за словом в карман. Ему, конечно, тут же отвечают. В последние несколько минут языки работают усерднее, чем ноги. Правда, за несколько секунд до конца игры катербуржцам всё же удаётся забить новый гол. Счёт пять — ноль.

— Ура! — Деревенские ребята издают торжествующий вопль.

Какой позор! Шестнадцатилетняя Рената Либиг, которая тоже учится в интернате при народном имении, с возмущением покидает футбольное поле. Она сгорает от стыда. И не только потому, что их команда проиграла — Рената не считает это таким уж позором, её возмущает поведение Али-бабы. «Какой противный мальчишка! Глупый и наглый и к тому ещё обжора. Он совершенно не умеет вести себя. И с таким дурнем нужно жить под одной крышей! — сердито размышляет Рената, спускаясь по длинной каменной лестнице, ведущей от площади перед замком к деревне. — Ох, уж этот Али-баба!» — Рената почти подошла к дому, но всё ещё не может успокоиться.

Заведующий хозяйством народного имения Кнорц, тощий мужчина лет пятидесяти, поправляет свою зелёную грубошёрстную шляпу. Александр Кнорц, собственно говоря, попал на футбольный матч случайно: он видел только финал игры и теперь, посасывая свою воскресную сигару, оглядывается вокруг в поисках подходящего собеседника, чтобы немножко посплетничать. Среди зрителей Кнорц замечает Хильдегард Мукке, полную женщину тридцати шести лет. Полтора месяца назад Мукке стала политруководительницей в народном имении. Кнорц подходит к ней.

— Ну как, видели? — с места в карьер начинает болтать он. — Опять наши ученики отличились! Только хвастать умеют. Нет, это не по мне. Лучше стеречь мешок блох, чем возиться с такими бандитами!

Политруководительница, — крепко сколоченная женщина, в которой без труда можно узнать прежнюю батрачку, — улыбается и туже стягивает пояс на своей куртке. Она уже наперёд знает, что ей скажет Кнорц.

— При чём здесь блохи? Нам в имении не хватает одного — воспитателя. Такого, знаете, который умеет обращаться с молодёжью. А без настоящего руководителя ребятам плохо. Это понятно. Если бы наше спортивное общество не просто числилось на бумаге, а хорошо работало, то ребята перестали бы мазать и забивали бы голы.

В ответ на это Александр Кнорц издаёт какие-то нечленораздельные звуки. Зачем ему, старому специалисту, выслушивать такого рода поучения? Разве эта Мукке что-нибудь понимает?

Праздничное настроение Кнорца испорчено. Пусть приезжает воспитатель — всё равно толку не будет, чёрного кобеля не отмоешь добела.

Александр Кнорц