Полыхают зарницы [Валентин Тимофеевич Непрокин] (fb2) читать постранично, страница - 2

плодовыми деревьями. Сразу же за околицей виднеются лоскутки пшеничной стерни, изрытые свежими воронками.

Приехали. Чуть дальше угадываются очертания траншеи. Идти по ней приходится недолго. Взглянув на небо, где холодно сверкают отдаленные зарницы, Тымчик спускается к землянке, откуда слышны негромкие голоса.

— Поужинали? Теперь пора, кажись, и охранение менять. Пойдет отделение Легкого, — решает старшина. — Смотри у меня, Александр… И своего паршивого кобеля выставь за дверь. Вырой ему конуру в траншее — пусть там ночует.

— Чем он вам так не нравится? — недоуменно сокрушается большерукий с крутым подбородком сержант. — Если бы я вещмешок свой на другого взвалил, а Холмика за плечами носил — тогда от упрека мы прятались бы оба. А то ведь сам бегает.

Сраженный неожиданным доводом, старшина замолкает. Александр Легкий подзывает серого пса с плоской заячьей мордой, снимает со столба тускло поблескивающую лаком винтовку и направляется к выходу. За отделенным без долгих сборов поднимаются еще пятеро бойцов и молча протискиваются к выходу. Там, у двери, вернее, у проема, завешанного плащ-палаткой, стоит незнакомец средних лет; помятая шинель на нем застегнута лишь на два верхних крючка и книзу топорщится, пилотка еле держится на макушке, обнажая каштановый хохолок.

— Погреться можно? — звучит мягкий, приятный тенор незнакомца.

Войдя в низкую землянку, он молча усаживается на бревно, расстегивает пуговицы гимнастерки. Знакомиться не торопится. К нему интереса никто не проявляет. Все, как видно, ждут окончания прерванного разговора. Его и продолжает бритоголовый боец с приплюснутым носом на угристом лице; сейчас нос расплывается одновременно с улыбкой:

— Так вот, любой легионер Цезаря легко пробегал тридцатикилометровый марш, хотя на нем висели оружие и доспехи весом килограмм в двадцать.

Старшина Пугин живо откликается:

— Ишь ты, пуд и десять фунтов… — Он что-то подсчитывает в уме и подтверждает: — Не меньше и теперь будет. Прикинь: винтовка, подсумок, противогаз, малая саперная, скатка, вещмешок, котелок…

— Каску позабыл, — приходит на подмогу санинструктор Каневский и неожиданно переводит разговор в другое русло. — Тоска за горло берет, ребята. Из Полтавы нас труханули, теперь, похоже, на Харьков будем пятиться.

Молчавший доселе незнакомец вставляет фразу, как патрон в обойму:

— Полтава не просто старинный город, имеющий ключевое значение, это сама история. И мы же виноваты, хлопцы… Кстати, и к сдаче Киева имеем прямое отношение.

Щеточка усов у старшины недовольно топорщится.

— И откуда ты взялся, Цезарь? — удивляется он. Невозмутимое спокойствие на лице непрошенного гостя злит его, но больше всего обескураживает — тот говорит медленно, не повышая тона.

— Между прочим, Гай Юлий Цезарь вел захватнические войны, они не в почете и в наше время. Так что боготворить его нечего. Правда та, что он имел полумиллионную армию и управлял ею с толком. А вы… взводом тяготитесь. Почему налегке отправили отделение в охранение, разве пулемет там помешает?

Минуту-другую старшина не находит, что ответить. Цезаря он действительно приравнивает к великим полководцам, однако знает о нем понаслышке и возразить толком гостю не в состоянии. Но поражения своего не потерпит.

Накал страстей сбавляет резкий хлопок плащ-палатки.

— Командир полка не заходил?

— К нам пока только комиссар заглядывает.

— И никто его не видел?

— Сказали бы, авось не девка, чтобы прятать.

Вопрошающий — ниже среднего роста, в петлицах гимнастерки по две «шпалы», на рукаве — звездочка красного сукна. Он пристальным взглядом ощупывает землянку, снимает каску, распрямляет смятую пилотку и вдруг стремительно подается вперед.

— Да вот же он, наш командир. Будем знакомиться, я — комиссар Заседателев.

— Очень рад, — лукаво улыбается майор Тымчик и представляется: — Кирилл Яковлевич. Прямо из штаба фронта. Командир дивизии подбросил к расположению полка. Поспел вот в землянку как раз к ужину…

— А бойцы и каши не предложили?

Санинструктор Каневский пытается как-то сгладить возникшую неловкость:

— Одежонку зимнюю когда дадут — не слышно?

Его узкие ноздри вздрагивают, лицо просветлено надеждой.

— Днями получим. — Майор встает, разминает затекшие ноги. Среднего роста, смуглое лицо, заострившийся нос. Мешки под темно-серыми живыми глазами и продолговатые бороздки на лбу выдают его усталость. — Пока не холодно, так ведь? Или землянка к утру выстуживается?

— Опять будем отступать? — допытывается белобрысый боец и называет себя: — Красноармеец Баглик.

— Фашист рвется к Ростову. Правому крылу нашего Юго-Западного угрожает глубокий обход врага. Получено предписание на отвод двух наших армий. Трехсотая дивизия будет удерживать занимаемые рубежи. Одно могу обещать: без приказа мы не отойдем. Ни на шаг.

Тымчик и Заседателев выходят из землянки.