За дядиколиной спиной [Максим Алексеевич Шардаков] (fb2) читать постранично, страница - 2

Кешка, не сказав домашним, пошагал в военкомат. Смышлёного сибирячка определили на учебу в Киевское пехотное училище, еще в начале войны эвакуированное в Ачинск. Но лейтенантские погоны примерить Кешке так и не удалось. За драки, актерские чудачества и «длинный язык» из училища его турнули и от греха подальше отправили прямиком на фронт – как раз к самому «веселью», на Курскую дугу, на пополнение 75-й Гвардейской дивизии, понесшей большие потери. Бойкого парня назначили связным при штабе полка. Однако те, кто думает, что эта служба – ковыряй в носу и не бей лежачего, глубоко заблуждаются.

Связь на фронте – первое дело, но… Взять хотя бы проводную: так сколько кабеля ни намотай на катушку, его все равно до того, куда надо, не хватит. К тому же она портилась от непогоды и выходила из строя даже после несильного обстрела. И еще пойди, попробуй, найти порыв, когда ошметки проводов разбросает на сотню метров кругом, и не поймешь, где тут твой кабель, где соседский, а где и вообще фрицевский. А радиосвязь, как шутили фронтовики, была на передовой такой же редкой как связь половая.

Поэтому командиры по старинке больше доверяли самому надежному виду связи – человеческой. Исключительно смелых и смекалистых бойцов, кто лаптем щей не хлебает, стороны света не путает и, если надо, даже мертвый дойдет и приказание доставит, командиры определяли в связные.

Кешка каждый божий день мотался туда-сюда под огнём: то козлом скачет по кочкам, то червем ползёт. Где по брюхо в болотной жиже, где – по самую макушку. А тут, на Днепре, – все больше рыбкой, ладно хоть не топором… Не раз охотились за ним немецкие пулеметчики, щедро сыпля длинными очередями по беззащитной на красной от крови воде Кешкиной фигурке, прямо как по Чапаеву в кино. И на земле, конечно, в покое тоже не оставляли: шинель у солдатика была как решето, по каске пару раз так звездануло осколками, что по сей день звон в ушах. Но жив – спасибо лысьвенским рабочим, что эти шлемы штампуют…

У штанов с мясом карман выдрало – заштопать некогда. Сил нет, как совестно: станешь командиру козырять – весь срам наружу. Будто перед красной девкой…

Каблук ботинка разворотили, даже саперную лопатку и ту продырявили, а на Кешке хоть бы царапина. Даже пальца за всю войну не порезал! Чудно Кешке, но и страшно – надолго ли такая фартовая полоса? Сколько товарищей, таких же отчаянных, но менее удачливых полегло прямо у него на глазах. Одного танк раздавил, второй в Днепре утоп. Третий было уже вернулся: перевалившись через бруствер, радовался, что жив, всё пытался цигарку свернуть, тряс Кешку за плечо, сбиваясь на нервный смех со слезами, хотел рассказать про то, какой он счастливый…

Но не успел ни рассказать, ни покурить – прямо в затылок ожгла неизвестно как залетевшая в окоп шальная пуля. Так что даже бывалые бойцы не завидовали связным, называя их «посыльными на тот свет».

Сержант Носков сам не раз бывал в этой шкуре. Однажды комполка отправил его на машине с секретным донесением. По пути «виллис» наскочил на мину – Носкова так шарахнуло, аж сапоги слетели! Но пакета он не выпустил. В санбате доктора пытались вырвать его из рук, но он от них оборонялся как от фрицев по всем правилам рукопашного боя. Нащупал в кармане лимонку, выдернул кольцо да так и сидел, щипая себя за ухо – боялся впасть в отключку. Медперсонал, конечно, врассыпную, даже безнадежно лежачие тяжелораненые мигом сползли с коек и, против всех законов медицины, проворно покинули помещение. И только когда сержант увидел знакомое лицо командира, он позволил себе потерять сознание.

Днепр Носкову, в отличие от других героев, пришлось форсировать несколько раз. Легко сказать: ведь на куда меньших речушках, что и курица с цыплятами, перьев не замочив, вброд перешли бы, теряли наши при переправах до половины личного состава, а тут – Днепр! Еще со школы в памяти Носкова остались назубок вызубренные слова Гоголя: «Редкая птица долетит до середины Днепра!.. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когда рассердился старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает, как мух, людей».

«Козаки»-то, может, и не осмелились бы, а бойцам Красной Армии пришлось. И даже без всяких челнов – на утлых плотах, а чаще – нагишом, держась за склизлые бревна или скатанную в ком амуницию. А бурю лучше, чем боженька всевышний, изображали немецкие орудия и пулеметы. Да-а, налопался осенью 43-го чудный Днепр свежей солдатинкой до отвала, а тех, кого не смог проглотить, прибило волнами к обоим берегам, и до того густо, что никакой чёлн не смог бы причалить, не задев тел утопших…

Первый раз Носков переправлялся на ту сторону вместе с разведчиками и, увидев, какую силищу собрали немцы, чтобы сорвать форсирование, сразу понял, что тут будет настоящий ад. Перед боем он, как мог, старался успокоить своих солдат, учил, как правильно держаться на воде, не бояться встречного огня. Безусые пацаны, необстрелянные, многие из которых и плавать-то не умели, верили Носкову. И в службе, и в