Клава выглянула в окно. Была суббота, жаркий июльский полдень поднимал волны пара от расплавленного асфальта. Тем летом они всей семьей снимали дачу в ближайшем Подмосковье, и была такая же жара, и все своей большой родней они выбрались на озеро купаться, варить уху, валяться на траве с дурманящими запахами разноцветия, ну, в общем, приехали. Тех, кто не жил на даче, оставили в городе.
В одну машину все не вместились. И, когда сгрузивший первых пассажиров автомобиль поехал за второй частью компании, они развели костер, подвесили над ним рыбацкий котел для ухи и стали на расстеленной клеенке раскладывать немудреную закуску.
Ужасно хотелось выпить!
– Ничего, разрешил Геннадий, – по рюмочке! Они догонят!
А вот рюмочек, как и разовых стаканчиков, в корзинах не оказалось!
– Может из горла? – предложил Василий.
Когда-то он был мужем Клавы, потом они развелись, и теперь он просто ее друг, потому что никакой другой у него так и не завелось, а к Клаве он привык. Так и жили. Отдельно, но как бы и вместе.
– Мы не пролетарии! – весело заметил Геннадий.
Ну, да, он был большой начальник, А Василий и вправду был пролетарием. Как поступил после техникума на завод, так до сих пор на нем и работал простым фрезеровщиком, потому что рабочие больше получали.
– Ну, тогда истекайте слюнями! – ответил Геннадию Вася и поднес бутылку ко рту.
– Стойте! – воскликнула Катя, у нас же половник есть!
– Идея понравилась, и все, хохоча и как-то приспосабливаясь, начали отхлебывать водку из половника, передавая его как переходящей приз друг другу.
… – Эх, – вздохнула Клава, отходя от окна. – Вернуть бы сейчас тот день!
– Какой день? – спросила Катя. Она сидела за столом в зимней шапке и шубе, ожидая поезда, который должен подъехать к подъезду дома и увезти, ее к сестре Марине, снимавшей квартиру в Питере.
– Тот день, – вздохнула Клава, – когда все мы были счастливы, а ты была здорова!
– Я не больная! – возразила Катерина.
– Да?! А чего же тогда сидишь в шапке и шубе?
– Ну, я же у Марины останусь, а скоро придет зима. Не ехать же мне сюда за шубой!
– Поняла?! – обратился к Клаве Геннадий, лежащий на диване и читающий газету. – Логика у нее так совершенно нормальная. Только мне она вот уже где! – и он провел ладонью по горлу.
– С ней надо говорить на ее языке! – заметила Клава.
– Да? Ну, так забери ее к себе и разговаривай. Она тебе сестра!
– Ты не понимаешь, что ни я с ней, ни она со мной. Ее жизнь уже не изменишь. А мою, дай мне дожить как-то по-человечески!
– А, мою?! – закричал Геннадий. Что же вы, сестры, не даете сдать ее в сумасшедший дом?
– А я не сумасшедшая!– услышала разговор Катя.
– Нет, конечно! – успокоила Клава.
– А ты, Гена, – обратилась она к ее мужу, – не особенно и утруждаешься! – За всем следит тот, кто готовит – твоя кухарка!
– Горничная! – поправил Геннадий.
– Ну, да, так приличней! Есть у нее еще одно звание – трахальщица! – Ты ведь, Гена, не с Катей этим занимаешься?!
– Не твое дело!
– К тому же, Гена, ты, когда на ней женился, взял обязательство! А когда жена заболела, захотел ее выбросить!
– Слушай, мне это надоело! Вас две сестры, у каждой квартиры, у Катьки есть дочь, вполне уже тетка!
– Двадцать лет – не тетка!
– Не тетка, но она с квартирой!
– Ты ее не считай. Раз в три месяца ее кладут в психушку.
– Слушай, я, когда пятнадцать лет назад взял Катьку замуж – заблудшую овцу, которая трех мужей сменила, что вы мне тогда о той наследственности не сказали! Знали и на меня хотели все свалить?!
– Никто, Ген, не знал. Ты сам помнишь, как влюбился в нее без памяти?!
– Скоро забуду! – буркнул Геннадий.
Три сестры. Клава
– Вась, – ну отстань! – Клава с трудом отцепила с колена широкую ладонь Василия, норовившая залезть ей под платье.
– Клав, ну мы что с тобой, пионеры?! – уже возбужденно дыша, бормотал Василий.
– Я сказала, это только после свадьбы!
– Да я хоть завтра!
– Слушай, Вася, а зачем тебе вообще жениться?
– Ну, как…. Ну, все женятся…. Ну, и чтобы…. это …. каждый день!
– Это каждый день?! – передразнила Клава. Люди, Вась, женятся, когда не могут друг без друга!
– Так я и не могу! Сколько мы уже с тобой ходим!?
– А я могу!
Клава прищурилась, в упор посмотрела на Василия.
– А ты меня что, вот так сильно любишь?
– Очень! – подтвердил он, – вон, сколько девок на меня вешаются, а я только к тебе!
Василий и правда был красавец, высокий с атлетической фигурой. На последнем курсе технологического техникума, где они обучались и недавно окончили, отбоя от девиц у него не было!
– Лучше бы ты, Вася, их по очереди трахал, тогда бы и от меня отстал!
– ДА?! – вдруг вскипел Василий, – Да хрен с тобой! Чего я, правда, уже год, как м онах хожу! Вот пойду и трахну! Все, Клава, надоело!
– Стоять! – спокойно сказала Клава, и помявшись, тихо засмеялась.
…В техникуме они всегда ходили вместе, на завод после диплома тоже пошли вместе, только Вася рабочим, потому что они больше получают, а Клава, как положено технологом.
Все удивлялись, – что им еще надо! Женились бы и все?
Жениться Вася рвался, хотя любовь его настигла только на последнем курсе, а Клава, конечно, все еще ждала большой настоящей любви.
Вася ей, конечно, нравился: и жених завидный, и ее на руках носит!
– Смотри, дождешься, что в девках останешься, – говорила мать.
И сестры поддакивали:
– Что еще нужно, если парень тебя так любит!?
– Сегодня любит, а завтра нет! – возражала Клава.
– Вася-то?! Нет, этот будет любить всю жизнь! Поверь, мы тебя старше!
Сестры были хоть не намного, но действительно старше. И красивая, как она считала, средняя – Катя, вообще была красавицей и любимицей семьи. Как красавица она успела выйти замуж и почти тут же развестись, но вовсю продолжала крутить романы.
Старшая Марина вела строгий и целеустремленный образ жизни. Училась в музыкальном училище, и на следующий год собиралась поступать в консерваторию.
– Муж мне не нужен! – говорила она. Он будет мешать, а любовников я всегда найду.
И находила.
– А если забеременеешь? – спрашивала Клава, – все, прощай музыка?!
– Не забеременею, – отвечала Марина. Я умею.
– А как?! – страстно поинтересовалась Клава.
– Зачем тебе? Вот будешь выходить замуж, научу.
… К свадьбе Клава готовилась недолго.
В основном спрашивала у сестер, как, и что делается в постели и как не забеременеть. А все остальное было просто.
Решила, что никаких торжеств и никаких свадебных платьев и заваленного едой стола! Снимут маленький домик на базе отдыха за городом, позовут только членов семьи и ближайших подруг и друзей. У Василия вся семья состояла только из матери.
В небольшом кафе на базе отдыха – а это была их заводская база – скромно посидят, гости разойдутся, а они с Васей останутся. Не проводить же первую брачную ночь в общей квартире!
Правда, Вася тут же начал считать своих ближайших друзей. Набралось человек пятнадцать.
– Я сказала, – Клава сразу взяла командный тон, – с каждой стороны по два человека!
… Уроки сестер оказались напрасными. Забеременела Клава почти сразу.
А через положенное время родился мальчик. Назвали Никита.
Год купалась Клава в счастье материнства, а потом стала замечать, что жизнь сузилась до размеров ее комнаты. Она жила в каком-то вакууме.
Конечно, Вася, как и обещал, по-прежнему носил и ее и пацана на руках, почти не отлучался из дома, кроме как на работу, но и разговаривать с ним было не о чем. Он тоже был в вакууме своего дома, своих нескольких коллег, от которых и узнавал кое-какие новости.
Окном в мир, был телевизор.
Правда, жить стало легче. Сестры разбрелись по своим углам. Катя в очередной раз вышла замуж за капитана дальнего плавания и переехала в его квартиру, благо, что самого капитана там никогда не было.
Марина уехала в Петербург и поступила в консерваторию.
Клава затосковала. Хотелось деятельности и активной жизни!
И как-то вечером перед сном, когда Василий, как всегда, обнял ее, потянулся за утехами, она, отстранив его, вдруг спросила:
– Вась, а ты меня любишь?
– Так я …. – опять потянулся к ней Вася.
– Подожди! Можешь сделать для меня подвиг?
– Хоть десять! – опять попытался продолжить свой путь Василий.
– Да не этот!
И Клава рассказала мужу свою задумку.
Василий берет кредит, Он зарабатывал много, и ему дадут. Клава покупает три импортных швейных машинки, они арендуют помещение и открывают ателье.
Нет, она не будет шить на заказ. В ателье, состоящем из нескольких профессиональных швей, – а она уже узнала, где их взять, будут шить копии брендовых платьев, джинсовых костюмов и сдавать их в магазины. Ее расчёты показывали неплохую прибыль и неплохую зарплату швеям, чтобы они не уходили.
– А Никита? – спросил Василий.
– Ему же почти два года, с мамой посидит. Я с ней договорилась.
– А почему не на завод?
– Не хочу. Скучно, и работать надо на дядю! К тому же там дисциплина, а если Никита заболеет, что я буду делать?!
… Дело пошло. Через три года кредит был возвращен, ателье стало популярным, можно было обойтись и без магазинов. Никите уже было пять лет, и он ходил в садик.
И, наконец, Клава решила взять первый в ее жизни отпуск.
Конечно, и до того каждое лето она брала так называемый «рваный отпуск» по пять дней в одном месяце, по несколько дней в другом, бывало по две недели, но все отпуска уходили на хозяйственные дела – ремонт и переоборудование своей трехкомнатной квартиры, из которой давно съехали сестры, и летние лагеря Никиты, к которому приходилось ездить чуть ли не каждый день, словом, на хозяйство. Вася деятельно принимал во всем этом участие, тоже тратя свои отпускные дни.
Ну, все! Пора было зажить по-человечески! Никите уже исполнилось десять.
И это была их первая заграница. Турция. Анталия, первая линия, пляжный отель. Хотя и трёхзвёздочный, но показался им раем!
И, как ни странно, именно в это райское время появилась первая трещина в их семейной жизни с Василием.
Единственное, что они делали вместе, – это выходили после завтрака на пляж, занимали лежаки. После этого Василий спал, прикрывшись газетой, просыпаясь, шел в бар пить пиво, которое, как и везде здесь, было бесплатным, оно здесь входило в стоимость путевки, продолжая спать, изредка окунался минут на десять в воду – плавать он не умел!
В обед ел все, что только стояло на общем шведском столе, пополнялся пивом, и опять спал, но уже в номере.
Вместе выходили только с Никитой на анимацию, но сидел он безучастно, поглядывая на часы и ожидая, когда они пойдут обратно в номер, чтобы выпить в баре по-настоящему.
– Вась! Пойдем, погуляем по набережной, вдоль моря! Ну что уж сразу в отель? – кричала Клава.
– Клав, ну чего я там не видел?!
– Да ничего ты здесь не видел! – в сердцах бросала Клава, и они одни с Никитой шли на прогулку.
– Это, чего я там не видел?! – звучало на каждое предложение: поехать на экскурсию, взять путевку на морскую прогулку, проехаться по побережью.
Ездили вдвоем с Никитой.
– И зачем ты с нами поехал?! – уже в сердцах сказала Клава.
Вернувшись, домой, она вдруг стала замечать, что и была одна. Вместе они были только в хозяйственных делах и обдумывали хозяйственные вопросы.
Даже сидя по вечерам перед телевизором, говорить им было не о чем.
– Вась, – вдруг обнаружила Клава, почему я тебя не разу ни с какой книгой не видела?
– Я только по слогам умею, – пошутил Василий.
– Нет, ну правда?
– Клав, а зачем книги? Вот телевизор: там и новости, и путешествия и про разные страны.
– Через полгода они развелись.… Благо у Василия была однокомнатная квартира, оставшаяся от умершей матери, которую они хранили для Никиты.
Вася никак не мог понять, почему Клава не хочет жить вместе.
– Вась, ты от меня отстал, как наша страна от Америки! – объясняла Клава. – Ну, не интересно мне с тобой.
– Но, я же тебя люблю! Я же не мешаю!
– Я же тебе любить не запрещаю!
С тех пор они жили отдельно. Вася до самой смерти больше не женился и в любовных увлечениях замечен не был.
Женщины, наверное, были, как такому большому и красивому мужику без женщин.! Может это действительно была его единственная любовь, но Клава близкой подруге объясняла это по-своему:
– Вася привык ничего не менять. Как встал когда-то к фрезерному станку, так и проработал за ним, в том же цехе и на том же заводе всю жизнь, И я для него такой же привычной стала, только для секса!
– А ты что, до сих пор сексом с ним занимаешься?! – изумилась сестра Катя.
– Упаси бог! Как-то раз пристал, так я ему такой отлуп дала. Умерла, так умерла!
Но Вася все равно оставался в Клавиной жизни. Сначала у него был законный повод – общение с сыном. Потом все время нужно было в чем-то помочь: то, что-то сломается, то ремонт в кухне сделать, то Клава заболеет и нужно лекарство, продукты принести!
Клаве привычно: вроде не муж, но муж на час в доме есть!
Конечно, появлялись и другие мужики, но также как женщины у Василия, они появлялись незаметно для других и ненадолго.
Потом начались другие проблемы. Сестра Катя все искала свое счастье и вела веселую жизнь. Подрастающая дочь от первого брака в этом процессе не участвовала. Катя время от времени сдавала ее маме, с которой в одной квартире и жила Клава. Мама была уже старенькой и очень больной, поэтому практически дочь сдавала на руки Клаве.
…. Мама, Вася, племянница – все это легло теперь на плечи Клавы.
Потом, когда началась череда несчастий, она вспоминала об этом периоде, как о счастье.
Сначала умерла мама. Через год разбился на мотоцикле – это было его увлечение – Никита. Потом куда-то пропал Вася.
Две недели ни сам не звонил, ни трубку не брал, когда Клава звонила. Позвонила на завод: Василий не выходил на работу.
В самое страшное не верилось. Но пришлось вызвать милицию, взломать дверь.
Василий умер во сне, не заметив этого.
«Тромб!» – сказал патологоанатом после вскрытия.
Кате пришлось остановиться на любовном бегу и забрать Сашу.
А Клава теперь ходила навещать три могилы.
Три сестры. Марина.
Короткий зимний день подходил к концу. Дворники едва успевали сметать мокрый снег с лобового стекла. Мрачные темные улицы Петербурга медленно проплывали за окнами машины, стоящей в пробке центральных улиц.
Музыку радиоприемника Марина не включала. В ушах еще звучала музыка новой оперы, которую она уже третью неделю репетировала в оркестре Мариинского театра.
Скрипка, как всегда, лежала на заднем диване. Зачем она ее брала, сама не знала. Можно было оставить в театре, ведь все равно в однокомнатной квартире двухэтажного дома, которую оркестр ей выделил, сразу играть было невозможно.
Но нет – брала! Уносила домой, а утром опять вносила в машину.
Мария задумывалась: почему ей, одной из сестер, досталось такое счастье: Питер, Мариинка, солистка оркестра!
Ведь, конечно, ничего, кроме маниакального упорства, ну может быть и таланта, отличавшего ее от сестер, в ней не было.
Ни Катиной красоты и любвиобилия, ни Клавиного упорства в жизни и работе. Так, в общем-то, талантлива в своем деле, ну и что?!
Ни любимого мужчины, ни само собой детей даже в перспективе. – Дети, это конец карьере! -и как говорится, счастья в личной жизни.
Вон, Клава, с мужем развелась, а он ее любит, обожает, ни на шаг не отходит!
Катька, же вообще – очередь из мужиков стоит! Не работала ни дня, а всю жизнь живет на содержании богатых мужчин. И как живет! Норковую шубу захочет – кинут к ее ногам!
– Ладно! – подумала Марина, – во-первых: ей только тридцать четыре, во-вторых: а надо это мне!?
Вдруг странный удар где-то в капот заставил с ужасом нажать на тормоза!
В шоке она распахнула дверь так, что мчащаяся в другом ряду машина, чуть не снесла ей дверь!
Заскрипели тормоза и автомобили справа и слева и, естественно, сзади, остановились.
Марина с ужасом, и ничего еще не понимая, смотрела, как перед ее капотом лежит распластанный молодой человек.
Все дальнейшее происходило как в тумане.
Скорая помощь, и полицейская машина, протокол, вопросы дежурного капитана …
В памяти остался только дежурный и его слова:
– Автомобиль будет пока на штрафстоянке. Решение о том, как с вами быть, будет через два дня, после заключения врачей!
– Где он? – хватило сознания спросить.
– Кто? – не понял капитан.
– Сбитый!
Капитан написал что-то на бумажке и протянул ей.
– Вы под подпиской о невыезде! – предупредил он.
…. Домой идти, не было сил. Марина взяла такси и поехала в больницу, указанную в записке капитана.
– Ничего вам сейчас никто не скажет, – отрезала ей медсестра отделения. – Кости вроде бы целы. Не скажу о голове. Будут наблюдать!
– А когда? – начала свой вопрос Марина.
– Завтра! – отрезала медсестра. – Идите домой, девушка. Ночью здесь нечего ждать.
Но домой Марина не пошла. Она попросила разрешение посидеть в приемном отделении.
Ответили неопределенно:
– Здесь все сидят! Никто разрешения не спрашивает.
Прошла бессонная ночь на жестком стуле. Пришло утро. Наконец, часам к десяти удалось уловить какого-то врача.
Тот посмотрел на фамилию, сестра сверилась с компьютером.
– В шестой палате, – сказала она. – Жив, здоров. – И добавила: Посещение с пяти вечера!
Марина пошла домой и уснула мертвым сном. До вечера проспать, конечно, не удалось.
Марина ходила кругами по комнате, ища, чем себя занять. Ничего не находилось. В театр звонить тоже не хотелось – не до дел теперь!
От этого человека, лежащего сейчас в шестой палате, зависело теперь все. Ей казалось, что вся ее будущая жизнь, пойдет насмарку: грозило и лишение прав, или пожизненное обеспечение этого человека.
О самом этом парне Марина почему-то не думала, хотя его жизнь зависела сейчас от последствий этой аварии.
… В палате, куда привела ее сестра, лежало четверо мужчин.
– Марина растерялась, она ведь не думала, как узнает свою жертву.
– Фамилия? – еще раз спросила сестра.
Марина назвала. Фамилию она знала из протокола.
– Николай! – протянул ей руку услышавший фамилию молодой, лет тридцати пяти мужчина.
Марина подошла, руку пожала, представилась.
– Это я вас сбила!
– Я догадался, – улыбнулся Николай.
– Почему?
– А кто ко мне может еще прийти?
– У вас, что, нет родных?
– Есть, они в Новосибирске, а я недавно сюда приехал пробоваться!
– То есть, у вас и друзей толком здесь нет.
– Нет.
Марина стала раскладывать на тумбочке продукты и соки, принесенные с собой.
– Как ваше здоровье, Николай?
– Врач сказал все цело, голова только очень болит. Понаблюдают пару дней и выпишут.
Марина облегченно вздохнула.
– Николай, когда Вас выпишут, нам нужно будет с вами встретиться у следователя, чтобы оформить все бумаги об аварии. Вы не против?
– Конечно.
– Давайте обменяемся телефонами, и я за Вами заеду. Где вы живете?
– Снимаю комнату в общежитии.
Он назвал адрес.
– Хорошо. Машину у меня пока отобрали, я заеду на такси.
– Да вы не волнуйтесь, – неожиданно сказал Николай, – я сам виноват.
– Это почему еще?
– Я переходил в неположенном месте!
– Ну и что. Я обязана была принять меры. А я, признаться, задумалась, и просто Вас не заметила.
– Не вздумайте это сказать следователю.
– Что это Вы так обо мне заботитесь?
– А зачем мне Вас губить? Я цел, кровью не исхожу!
– Марина замялась, а потом все-таки выдавила:
– Я отблагодарю!
– Зря вы так, – ответил Николай. – Такое было хорошее знакомство!
…Николая выписали. И выдали заключение для полиции.
– Травма не опасна для жизни, средней тяжести. Но, в конце все-таки было приписано: «которые, впрочем, не исключают последствия, в течение следующего периода нуждается в наблюдении».
– Ну и что мне с этой справкой делать? – сказал следователь. – Я вам выпишу штраф, или лишу прав на полгода, а потом человек не дай бог, концы отдаст!
Марина и Николай вздрогнули от такой бесцеремонности.
– Знаете, что, – предложил Николай, – Оставлю Вам заявление, что никаких претензий ни сейчас, ни в будущем к водителю не имею.
– А она потом в суд подаст на возмещение лечения, скажет, меня ввели в заблуждение или еще чего выдумает!
– Я тоже оставлю Вам заявление или договор, что при наступлении последствий, обязуюсь взять на себя расходы на лечение. У меня очень неплохая зарплата.
– А где вы работаете?
– В Мариинском театре.
Для любого питерца слова, «Мариинский театр» имеют священное значение.
– Ладно, – вздохнул следователь. Давайте оформлять!
… Для Марины наступила обычная жизнь. Но, конечно, в начале она раз в неделю звонила Николаю, справлялась о здоровье, но это скорее из вежливости.
Николай отвечал неожиданно весело, один раз даже пригласил в кафе на чашку кофе.
Встретились.
– А чем вы занимаетесь? – спросила Марина.
– Ничем. В советские времена таких сажали за тунеядство. А вообще я пьесы пишу и вот надеялся кого-то в Питере заинтересовать.
– Вы такой самоуверенный? – прямо спросила Марина.
– Нет, у меня литературное образование. И две поставленные пьесы в Новосибирске.
– Ого! – удивилась Марина, – вот кого я сбила!
Через пару месяцев Николай перестал отвечать.
Марине даже показалось, что он сбрасывает звонки.
Интуицией Марина чувствовала что-то плохое.
Ну, найдет она его, и что? Вдруг осторожное замечание врача, написанное в конце заключения, сбылось?!
Нарваться на новую проблему?
В конце концов, в чем ее вина? Она же звонит? Он не отвечает. А может: Николай с возу, кобыле легче!
Так в терзаниях прошел еще месяц.
И Марина не выдержала, поехала по адресу, по которому ездила за Николаем, когда он выписался из больницы.
– Коля-то? – спросила вахтерша общежития, услышав его фамилию. – Плохо с ним, девочка, вставать он перестал, увезли его в больницу.
Больницу Марина нашла. Нашла и палату.
Увидев Марину, Николай вздрогнул.
– Зачем ты? – зло спросил он. – У меня все в порядке. Исчезни из моей жизни! И добавил:
– Претензий к тебе никаких. Сам справлюсь!
– Как справишься? – спросила Марина, уже поняв, что ноги у Николая парализованы.
– Как-нибудь, – ответил он и закрыл глаза.
Марина нашла врача.
– Это от аварии? – спросила она.
– Мы читали прежний диагноз, – подтвердил врач. Беда ждала своего часа.
– Это навсегда?
– Думаю, да. Дело не в ногах. Дело в определенных мозговых клетках. Удар был серьезный!
… Марина почувствовала что-то страшное. Она еще не осознавала, что именно. Но, это точно не было связано с судьбой Николая. В сущности, это был чужой для нее человек, с которым ее связала роковая случайность.
Вечером дома к ней пришло осознание страшной беды, нет не Николая, а ее самой.
Вспомнила кабинет следователя, нотариуса, который заверил печатью ее обязательство пожизненного содержания потерпевшего, в случае чего тюрьма, которая светила бы, при наступлении тяжелых последствий, и спасшее ее письменное заверение Николая об отсутствии претензий.
Наступило и другое осознание – что вся прежняя жизнь ее закончилась, закончилась карьера, оркестр Мариинского театра, всевозможные сольные гастроли! Все! Этот страшный удар оборвал все нити связывающие ее с прежней жизнью!
После бессонной ночи единственная дорога, имеющая для нее какое-то значение, была дорога в больницу. Никого плана в голове не было. Была только отчаянная мысль, что что-то определиться могло только там.
По дороге, конечно, заехала в театр. Администратор оркестра, взглянув не ее лицо, молча без вопросов, подписала заявление об отпуске за свой счет.
Николай никак не отреагировал на ее появление. Лежал отрешенно глазами в потолок. Марина присела на стоящую рядом табуретку. Молчала. Не знала, как начать.
Молчали. Николай даже не пытался чем-то помочь.
Наконец, Марина нашла самый простой и ясный вопрос.
– Что мы будем делать?
– Мы?– переспросил Николай. – Мы – ничего. Живите своей жизнью, а я своей. А если Вы о том обязательстве у следователя, то забудьте – имуществом я быть не собираюсь.
– Ну, а как же… – начала, было, Марина.
– Я сказал, – уже зло произнес Николай, что никаких заявлений на все такое писать не буду. Сам решу свои проблемы. Уйдите только из моей жизни!
– Это почему такое благородство?! – уже тоже начиная злиться, спросила Марина. Она в глубине души собиралась решить вопрос какой-то суммой.
– А что мне будет легче, если я испорчу еще и чужую жизнь?! Да, я инвалид, но я еще не мертвый! Как-нибудь выберусь!
– Я могла бы помочь деньгами, – уже мирно сказала Марина.
– И что на них куплю? Дом в деревне?!
– Ну, Вы могли бы снять квартиру. Все не это общежитие…
– И кто меня там будет обслуживать? Твоя мать? – Знаете, что, девушка? Идите-ка вы отсюда! На улицу я выкинут не буду. Есть же дома инвалидов в конце концов…
… Эта ночь также прошла без сна. Единственное, что четко придумала Марина, это то, что в следующем свидании удастся по-доброму поговорить с Николаем и узнать, привязана ли его банковская карта к номеру телефона. Тогда она переведет ему на некоторое время полмиллиона рублей. Эти деньги у нее были, а остальные она заработает.
Но сон не шел. То ей с ужасом представлялось, что через какое-то время, опомнившись, Николай будет ее шантажировать.
То, что, если даже Николай не изменит своего благородства, приедут из Сибири его родители и будут с ней судиться!
В общем, ни о какой дальнейшей спокойной карьере, гастролях, ей уже не думалось.
То вдруг потрясла совсем другая мысль: здоровый, и видимо, талантливый человек по ее вине, обречен теперь прожить до конца своих дней в постели, или прикованным к инвалидной коляске! Или прожить в неуютном, вонючем инвалидном доме!
Это была роковая ночь ее жизни.
Утром она пришла к Николаю.
– Когда тебя выписывают?
– Когда будет куда. Сейчас работают с социальными службами. А тебе зачем? – перешел он так на «ты».
– Затем, что будешь жить у меня. Вернее, со мной! – поправилась она.
– Я же сказал!
– И я сказала! – оборвала она его. Решение мое взвешенное, обдуманное, никакой жалости! Вместе влипли в эту историю, вместе будет выбираться!
И уже умоляюще добавила:
– Я прошу, не мучь меня!
…Николай переехал. Началась почти двадцатилетняя эпопея Марининой жизни. Из Мариинки конечно, пришлось уйти. Ни о каких репетициях, речи теперь не было.
Она устроилась почасовиком преподавать в консерватории и изредка по выходным играть в любительском оркестре.
Кое-как жизнь с Николаем налаживалась. Иногда они выезжали на инвалидном кресле на улицу, гуляли в ближайшем парке. Николай писал. Его начали ставить. Марина выполняла роль его театрального агента, менеджера.
Она сняла заднее сиденье автомобиля и теперь могла возить Николая на прогулки в парк другие общественные места.
Нет, они не стали мужем и женой, просто близкими и почти родными людьми с одними интересами.
Впрочем, насчет мужа и жены. Как-то через год она услышала шум в комнате Николая.
Она тихо вошла. И при свете ночника под откидывающимся одеялом увидела лихорадочные движения его рук.
Марина все поняла. Она сняла с себя ночную рубашку, подошла к испуганному от открывшейся его тайны Николаю, откинула одеяло. Член стоял, как вздыбленный столб.
Марина поднесла палец ко рту, показывая, что нужно вести себя тихо и осторожно села на этот столб.
… Секс стал регулярным. Нет, они не стали мужем и женой, это не переходило в любовь, скорее было обычной и привычной необходимостью. Согласитесь, странно если мужчина и женщина живут в одной квартире и между ними ничего не происходит!
Конечно, какие-то эмоции были. Сколько раз после того, как все кончалось, Николай в порыве всяких чувств, прижимал Марину к себе, целовал в исступлении и долго не отпускал!
Но затмение проходило, и Марина осторожно вырывалась из его объятий. Нежно гладила его по щеке и уходила, как будто между ними ничего не произошло.
На эту тему они друг с другом никогда не говорили.
Так и жили – вместе, по отдельности.
…Когда Марине было уже за пятьдесят, Николай умер.
Три сестры: Катя
Телефонный звонок оторвал Клаву от приготовления ужина. Никита, которого она забрала из сада по дороге домой, сидел на диване в своей комнате и канючил:
– Есть хочу!
Звонила Катя.
– Клавуль, я тебе Сашку на ночь подброшу?
– Слушай, я ей все собрала, а в сад ее можешь завтра не водить.
– Ах, ты кукушка!
– Кукушка подбрасывает детей в чужие гнезда, а я в свое родное гнездо!
– Молодец! И кто же на сегодня этот счастливый человек?
– Какой человек?
– Который тебя будет трахать?!
– Ну, это мы еще посмотрим! – гордо сообщила Катя.
– Ой! Я тебя умоляю! Книжки, конечно, будешь читать?
– Ой, такой мужик, глаз не оторвешь!
– Ну, парень. Я-то уже тоже не девушка!
– И долго ты будешь с чужими мужиками по койкам валяться!?
– Пока замуж не выйду!
…Замужем Катерина уже была, от этого счастья и родилась дочь Саша.
Муж был на семь лет старше Кати, которая на ту пору только поступила в университет. Откуда, конечно, немедленно ушла. Ее муж был грузин, и по его понятиям жена должна сидеть дома, готовить обед и воспитывать детей.
Ничего из этого, когда Саше исполнилось уже два года, Катя не делала.
Муж был богатый. Имел собственную фирму, деньги, которые ежемесячно оставлял Кате, пополнял ее карточку, не контролировал, и она целыми днями, возя дочку в коляске, бегала по фирменным магазинам, встречалась с подругами в кафе, словом, жизнь вела веселую. Хороший был муж. Он понял быстро, что из Кати домохозяйку не сделать, и махнул на все рукой.
Где он обедал, где ужинал и выпивал с друзьями и деловыми партнерами, Катя не знала, потому что это ее особенно не интересовало.
Квартира, в которую после замужества переехала Катя, была в элитном доме, где на первом этаже находилась клиринговая служба. За определенную плату служба эта убирала квартиры, стирала в своей прачечной белье, и хотя потом Катя несколько раз выходила замуж, или просто жила на правах любовницы, такого коммунизма в ее жизни больше не было.
Через четыре года муж сообщил, что переводит свою фирму на Кипр, и уезжает туда видимо, навсегда.
А я? – спросила Катя.
– А ты – нет! – просто объяснил муж. – Но ты хорошая девочка, я тебя обеспечу.
Он купил ей двухкомнатную квартиру в обычном доме, и до тех пор, пока Саше не исполнилось шестнадцать лет, честно переводил ей ежемесячное содержание. Хотя в переводе непременно было указано, на счастье дочки. Денег с лихвой хватало на их двоих.
Поэтому Катя больше никогда не работала и вообще не заморачивалась материальными проблемами. К тому же быстро поняла, что каждый новый любовник, это новые деньги.
– Везет тебе, Катька! Красивая ты! – вздыхала Клава, когда Катерина приводила к ней дочку на очередную ночевку или даже оставляла на две недели, на которые новый ухажёр увозил ее на море.
Сашу на море она с собой не брала. Зачем портить радость любовнику.
Катя действительно была красивая. Блондинка с вьющимися от природы локонами, высокая, тонкая, она такой и оставалась, несмотря на то, что годы шли.
И также от природы беспечная и веселая, она не доставляла мужчинам никаких проблем!
– Кать! Сколько можно вот так, стрекозой порхать по жизни!? Спрашивала, когда приезжала к сестре в Москву, самая серьезная из них, Марина.
– Слушай! Разве плохо, что у меня как у женщины все есть!
Дочка есть, обеспеченность материальная есть, любовники, а это ведь от слова «Любовь» -тоже есть! Остается только жить весело и красиво! – Крыть было нечем!
– А ты не думала, что, когда постареешь, кончатся и любовники, и деньги!
– Вот тогда и выйду замуж! Это не проблема!
… Так и случилось.
Когда Кате исполнилось сорок, с Сашей происходило что-то непонятное. Ей было уже восемнадцать. Но о поступлении в институт и речи не было. У Саши начались сильные головные боли, и время от времени сильные приступы ярости, во время которых к ней лучше было не подходить! Она била на стенах квартиры дизайнерские работы и картины, крушила все подряд.
По рекомендации врача при первых признаках начинающихся приступов, Сашу клали в психдиспансер.
Через тройку недель она выходила оттуда спокойная, но замкнутая, и нечего не хотела делать.
Опять помогла Клава. Она взяла Сашу в свое ателье.
– Теть Клав, я шить не умею и не могу! – сопротивлялась сначала Саша.
– Шить не будешь! Попробуй какие-нибудь дизайнерские детали на этих моделях. Ты молодежи вкус знаешь! – Предложила Клава – если что-то получится, буду платить зарплату. А пока – просто из интереса!
Неожиданно получилось. И Саша даже увлеклась. Вечерами часто Клава говорила:
– Пойдем ко мне ночевать. Веселее будет.
Звонила Кате:
– Можешь сегодня приводить любовника, Саша у меня!
– Где его взять?! – то ли смутилась, то ли правду сказала Катя.
Предсказания Марины сбывались. В таком возрасте диапазон свободных мужчин маловат. А Саша открылась Клаве, у которой год назад сын Никита разбился на мотоцикле.
– Знаешь, тетя Клава, ведь в тот день поехать с Никитой мы должны были вместе. Он взял меня с собой в мотоклуб, и я уже надела шлем, чтобы усесться на заднее сиденье. И вот неожиданно он говорит:
– А ну, слезай! Может, какое предчувствие у него было!
Я говорю:
–Ты что, сдурел?! Зачем я сюда пришла? – а он все равно:
– Кыш, говорю!
Я разозлилась, как швырну шлем об стену! И он уехал. А через пятнадцать минут разбился.
Клава поняла.
– Не мучь себя, девочка! Ты ничего не могла поделать!
У Саши видимо тогда начались будущие приступы:
Она затряслась, стала биться в истерике и беспрерывно кричать:
– Я хочу, чтобы мы вместе разбились! Зачем он меня здесь оставил?!
У Клавы мелькнула какая-то неожиданная мысль.
На следующий день, когда Саша была спокойна, она осторожно спросила:
– А ты не влюбилась в него, случайно?! Может, между вами ….-
Саша спокойно прервала:
– Что вы, тетя Клав! Ведь он мой брат! – Просто ему там уже спокойно, а мне здесь нет!
…. Грузинский муж, как и обещал, уже два года перестал переводить деньги. Дела на любовном фронте как-то шли вяло. Катя действительно начала задумываться о старости. И ей повезло, может быть, в последний раз.
Как-то подруга пригласила ее в ресторан на юбилей мужа.
Мужа Катя знала. Все вместе иногда встречались где-нибудь в кафе, а большинство гостей – нет.
Напротив Катерины за столом сидел моложавый, лет пятидесяти мужчина, который, как казалось, не обращал на нее никакого внимания!
– Вдовец. Уже год! – шепнула на ухо подруга, обратившая внимание, как Катя буквально не сводит с него взгляда.
Когда расходились, и Катя случайно оказалась рядом с этим мужчиной, он, деться ему, видимо, было некуда, подал ей пальто.
– Обидно! – тихо, но так чтобы он слышал, сказала Катерина.
– Что обидно? – не понял сосед по столу.
– Вы за мной даже не попытались ухаживать! Старею что -ли!
Мужчина улыбнулся:
– Да что вы! Просто вы такая яркая, куда уж нам!
– Хотите, сотру макияж и вылью ведро воды на голову, – пошутила она.
– Не хочу! – засмеялся он, – лучше буду ухаживать.
И протянул руку:
– Геннадий!
Они вышли на улицу. Он поймал такси и предложил подвезти.
Когда подъехали к Катиному дому, – дочь, как всегда, в таких случаях, была у Клавы. Он спросил:
– А нет здесь рядом какого-нибудь кафе?
– Зачем?
– Жалко расставаться, просто посидим, побеседуем!
– Есть, – ответила Катя. – В моей квартире.
Геннадий вдруг стал серьезным.
– Вот так сразу?!
– Не сразу, – поспешила Катя, – Просто посидим, поболтаем!
Действительно, посидели, поболтали, действительно, Геннадий даже не сделал попытки перейти к чему-нибудь другому.
Прощаясь, Катя сказала:
– Знаете, Вы редкий человек, который не полез сразу целоваться или под юбку в такой ситуации. Но, с другой стороны, непонятно – я Вас действительно совсем не интересую?
– Интересуете, – ответил Геннадий, – знаете, у меня же не так давно умерла жена. Мне еще трудно перейти к отношениям с другой женщиной!
Катя вдруг обняла его и прижалась щекой:
– Спасибо! Если захотите позвонить, буду рада.
Конечно, он захотел, и через полгода она переехала в его квартиру, оставив Саше свою.
К Саше Геннадий относился спокойно и равнодушно.
– У тебя своя дочь, – объяснил он Кате, у меня свои дети. Это все из прошлой жизни. Вместе у нас с тобой никого нет. Вот и давай жить только вдвоем!
Таким образом, Саша повисла практически только на плечах Клавы.
… Еще через восемь лет у Кати начались такие же необъяснимые явления, как раньше у Саши.
– Надвигающаяся деменция! – поставил диагноз врач, к которому сестру привела Клава.
– Какая деменция?! Ей пятьдесят с небольшим!
– Генетический сбой! – объяснил врач. – Такое редко, но бывает.
Еще через год, Катерина перестала понимать, кто с ней рядом и где она находится.
***
В тяжелую дождливую погоду темнеет рано.
Сгущались сумерки. На мокрых московских улицах появились отражения уличных фонарей. Грустно плакали закапанные дождем окна.
Клава перестала слушать, о чем гундит лежащий на диване Геннадий и отошла от окна в глубь комнаты.
– Самолет из Питера приземлился два часа назад, – объявила она, с минуты на минуту сюда войдет Марина, – тогда и будем решать и перестань нудить!
Раздался звонок в дверь. Вошла Саша, которую заранее позвала Клава.
– Заседание не началось? – иронически осведомилась она, обнимаясь с каждым из присутствующих.
– Привет, мам! – бросила она все также сидящей в зимней шапке и шубе Катерине.
– Кать! Это твоя дочь! – на всякий случай пояснила ей Клава.
– У меня никогда не было детей, – пробубнила Катерина.
– Она пошутила, – поспешила успокоить мать Саша.
– А давайте пока попьем чай! – разрядила обстановку Клава.
… Пили чай и говорили о пустяках.
Зазвонил телефон Клавы.
– Я забыла код квартиры Геннадия, – позвонила откуда-то с улицы Марина.
– Квартира Кати! – поправила Клава.
– Вы все там? – уточнила Марина, – или я уже все на свете позабыла!?
… Обняв Катю, Марина заплакала.
– Бедняжка моя!
– Не трогайте меня, – тревожно произнесла Катя.
– Она уже не здесь! – пояснил Геннадий. – Привет, Марин!
– А чаю дадите, – спросила Марина, явно оттягивая серьезный разговор.
Саша принесла чай, еще одно пирожное.
Наконец, после неловкой паузы, перешли к делу.
– Давайте я! – предложил Геннадий. – В общем, как я из всей вашей семьи самый далекий от Катерины человек…
– Ты муж! – напомнила Клава.
– Да, муж! Десять лет муж из моих шестидесяти пяти! А вы сестры с самого рождения до сегодняшнего дня. И простите меня за жестокость, но Катя уже не только не жена, но и не женщина. Практически посторонний уже мне человек. Которого я, как вы считаете, должен и теперь нянчить до конца своих дней. А что у нас впереди двадцать, или может быть тридцать?
Но их не будет. И другой жизни у меня уже не будет. Только нянька у инвалида!
Да, если бы вас не было, ей светило бы только одиночество или инвалидный дом.
Уверяю вас, если бы вас не было, я бы ее не оставил!
Но вы же есть!
Почему же вы хотите выехать из этой беды за счет меня!
– В общем, – нет! – подвела итог Клава.
Геннадий молчал.
– В конце концов, у нее есть дочь. Взрослая! – добавил.
– Все, все -не надо дальше – перебила Клава, понимая, что сейчас будет припадок.
– Нет уж, я скажу! – Так вот: взрослой дочери только двадцать с небольшим! И вы хотите, чтобы в ее жизни никогда не было тридцать, сорок … не было мужчин, личной жизни, – мужа, детей, чтобы она только видела глаза своей сумасшедшей матери!
– Саша, что ты говоришь! – закричала Марина.
– То, что есть! У меня никогда не было этой матери. Была бабушка, была тетя Клава. Кто угодно только не мать! Мама, прости ее, господи, всегда устраивала свою судьбу за счет меня! А теперь я за счет себя буду устраивать ее жизнь. В общем, нет! Мы же сумасшедшие, еще поубиваем, друг друга! – закончила она.
Подошла к Кате, обняла, поцеловала:
– Прости, мамулечка!
Катя передернулась:
– Отстаньте от меня!
Наступило молчание. Все ожидали, что Марина является последней надеждой, ведь она была свободная с отдельной квартирой.
– Да, я свободная, и у меня есть жилищные условия, – угадала их мысли Марина. – Но прошло только два года, как я вступила в такую жизнь! Как вы знаете, почти двадцать лет я выхаживала другого инвалида. Из-за этого я потеряла карьеру, талант, свое счастье – музыку! Потеряла жизнь! Теперь вы хотите, чтобы я потеряла и этот остаток жизни, который мне отпущен, в котором еще может быть счастье! Да, Катюша, ты моя сестра! Но я не подписывалась, чтобы быть нянькой, прости меня, в никчемной твоей жизни!
Молчали, пили чай.
– Если я тоже скажу, а у меня, кажется, есть что сказать, – произнесла, наконец, Клава, остается только одно – отвезти Катю в дом инвалидов! Вы же этого хотите?!
– Ладно, – заканчиваем это,– и подошла к Кате. – Собирайся, Катюш! Поедем.
– В Питер? – встрепенулась Катя, – поезд пришел?!
– Пришел. Поедем ко мне жить поживать, а может даже добра наживать!
– Катя! – обняла ее Марина, – я с тобой. Пустишь переночевать?
– Да, уж с Геннадием не оставлю! Мало ли что!– улыбнулась Клава.
Последние комментарии
10 часов 44 минут назад
11 часов 39 минут назад
11 часов 42 минут назад
22 часов 33 минут назад
22 часов 35 минут назад
1 день 11 часов назад