Жена для виконта-отступника [Елена Филимонова] (fb2) читать онлайн

Жена для виконта-отступника

ГЛАВА 1

Тётушка Эбигейл стояла в дверном проёме, я чувствовала запах розовой воды и слышала её дыхание, но не хотела оборачиваться. Судорожно сглотнула, чтобы не выдать слёз, хотя это бесполезно, она прекрасно знала, каково мне.

— Это только начало. Дальше будет хуже, ты и сама это знаешь.

Я поежилась и плотнее, укуталась в шаль, продолжая упрямо смотреть в окно, из которого тянуло зябким ноябрьским холодком. Тонкие, расшитые занавеси подрагивали от ветра, и мягко шелестели бумаги на подоконнике. Аран жил своей жизнью, его звуки и запахи сливались в одно. Вонь сточных канав, терпкий аромат чьих-то дорогих, но безвкусных духов, хлюпанье грязи под колёсами экипажа, ругань торговца дрянным элем, и ещё сотни других звуков и запахов окутывали душным коконом. В низко повисшем сером небе уже маячила бледно-рыжая полоса рассвета. Начинался новый день. Эхо пушечного залпа, извещающее о том, что очередная казнь состоялась, ударило по вискам.

— Ты должна радоваться, что Молли не назвала наших имён.

Слезы все-таки покатились по лицу. Бедная Молли. Они убили ее. Сожгли на костре, словно она исчадие преисподней, от которого необходимо избавиться прежде, чем оно утащит за собой других. Вот кем была Молли в глазах инквизиторов. Но в не моих.

Платье Эбигейл мягко зашелестело, подошвы домашних туфель скользнули по каменному полу. Она подошла и опустила руку мне на плечо. В этом жесте не было сострадания или сожаления — тётушка лишь соблюдала формальности, ибо привыкла всё делать так, как должнó. Как обещала перед смертью своему брату, моему отцу. «Любить и заботиться до конца своих дней». С любовью как-то не вышло, а о заботе у Эбигейл своё представление.

— Она мертва. — Я сказала это больше самой себе в тщетной попытке смириться с неизбежным.

— Да, мертва, — сухо повторила Эбигейл. — Но мы-то живы, и хвала Создателям. — Она обвела взглядом комнату. — Впрочем, если бы сюда нагрянули люди королевы, они бы всё равно ничего не нашли.

Ещё бы! Эбигейл выбросила и сожгла все старые религиозные книги в день, когда было объявлено о смерти молодого короля Виллема, ибо знала, что последует за этим. Теперь в нашем доме появились фигурки новых богов, а по воскресеньям мы исправно посещали Храм.

— Ты же понимаешь, что это значит? — Эбигейл опустилась в кресло и, не сводя с меня глаз, грациозным жестом пригласила занять место напротив.

Мне не осталось ничего другого, кроме как подчиниться.

— Твой брак с Хелиотом невозможен.

Я знала, что Эбигейл это скажет. Откровенно говоря, он никогда мне не нравился. Но ещё больше меня тяготило пребывание в доме родственницы, да и её саму, как нетрудно догадаться, тоже. Справедливости ради стоит отметить, что она всегда относилась ко мне не хуже, чем к родному сыну, и в детстве я практически ни в чём не знала нужды. До тех пор, пока Эбигейл не развеяла по ветру те деньги, что остались мне в наследство.

— Но вы же не станете возражать, если я нанесу им визит?

Эбигейл посмотрела на меня, как умалишённую.

— Элизабет! — воскликнула она, и её тонкие ноздри раздулись от гнева. — Его сестру только что сожгли на костре, как еретичку! Ты хоть понимаешь, что это значит?

— Я понимаю, что Хелиот и его мать убиты горем. А я, как-никак, пока ещё его невеста.

Бедняжка Молли была верной, добросердечной, и… слишком упрямой, что бы я могла убедить её отказаться от своих убеждений хотя бы внешне и уберечь себя от ужасной участи. Со слов ее матери, даже в королевской темнице Молли отказывалась признать себя еретичкой и покаяться, зная, что это спасло бы ей жизнь. Тех, кто публично отрекся от «ложных богов», как правило, отпускали, но оставляли под наблюдением.

— Ты хочешь закончить, как она? — спросила Эбигейл, глядя мне в глаза. — На костре? Утащив за собой меня и Андри? И, кстати, — будто бы невзначай добавила она, — твоя помолвка с Хелиотом официально расторгнута ещё месяц назад. Прости, надо было сказать раньше. — Никакого сожаления в её голосе, однако, не слышалось.

На мгновение мне показалось, что я ослышалась. То есть, как это расторгнута? Всё это время я приходила в их дом, проводила время с Хелиотом, не подозревая о том, что уже не являюсь его невестой. Все, в том числе и его семья, знали, но молчали?

Меня захлестнул гнев. Какого чёрта Эбигейл крутит мною, как хочет, не удосужившись хотя бы поставить в известность?

— Не кажется ли вам, что это уже слишком? — я вскочила с кресла в попытке обуздать ярость. — В конце концов, это вы растратили все деньги, что достались мне от отца!

— Я заботилась о тебе! — закричала Эбигейл, теряя терпение. — О твоем будущем! И сейчас забочусь! — её моложавое, с тонкими чертами лицо нервно подрагивало.

— Заботились? — криво усмехнулась я. — И каким же образом, позвольте спросить? Тем, что оставили меня без гроша, не забывая при этом напоминать, как много для меня делаете?

Я понимала, что зашла слишком далеко и надо остановиться, пока не поздно, но уже не могла. Смерть Молли, гибельное финансовое положение и крушение последней надежды уехать из этого дома добили меня окончательно.

— Осмелюсь напомнить, дорогая племянница, что эти деньги уходили в том числе и на твоё содержание, — отчеканила Эбигейл, из последних сил сдерживая гнев. — Да и потом… ты ведь не любишь Хелиота. И никогда не любила. Почему ты разговариваешь со мной в таком тоне? Я совсем тебя не узнаю.

Конечно, она не узнавала. Эбигейл привыкла к беспрекословному подчинению с моей стороны — я никогда не спорила с ней и уж тем более не смела дерзить. Но у всего в мире, как известно, есть свой предел. В том числе и у моего терпения. И дело даже не в деньгах. Точнее, не только в них.

— Я благодарна вам за всё, что вы для меня сделали, тётушка, но…

— Присядь, Элизабет.

Эбигейл подозвала служанку и велела девушке налить два бокала вина. В нашем доме не заведено пить с утра пораньше, но разговор, судя по всему, будет не из лёгких. Хотя в тот момент я не могла думать ни о чём другом, кроме как о судьбе бедной Молли. О том, как пламя терзает её тело, как лопается её кожа и горит плоть. Мне казалось, что я чувствую удушающий запах паленого мяса. К глазам снова подступили слёзы. Бедная Молли.

— Я знаю, каково тебе, — Эбигейл взяла мою руку, — знаю, что ты чувствуешь, и потому не сержусь. Но и ты должна понимать, — её голос сделался серьёзен, — что теперь любое общение с их семьей несёт нам угрозу. Я предвидела такой итог, и потому заранее расторгла твою помолвку с Хелиотом. Ты сделала всё, чтобы уберечь Молли от беды, но она была слишком глупа и упряма. А ты умна, я знаю это.

Меня всегда дико раздражала её привычка ходить вокруг да около, но сейчас это было просто невыносимо.

— Что вы хотите?

— Прежде всего, что бы ты как следует отдохнула. Ступай в свою комнату, а я велю служанке принести тебе успокаивающий настой. И не спорь, — жёстко сказала она, прежде чем, я успела возразить. — Выспись, и мы обо всём поговорим.

На склоки не осталось сил, ни желания. Нужно ли говорить, что уснуть мне так и не удалось? Стоило закрыть глаза, как я видела корчующуюся в огне Молли. Мы не были близки, но за пять месяцев нашего знакомства я успела к ней привязаться. И пусть порой меня раздражала её фанатичная религиозность это никогда не стояло между нами.

Но, неужели, она действительно не понимала, к чему идёт? Не думала о том, какие муки ждут её в королевской темнице, и в каком положении после её казни окажутся мать и брат? Неудивительно, что Эбигейл расторгла помолвку, хотя, признаться, я, как бы подло это ни звучало, сама не решилась бы связать с Хелиотом свою судьбу.

Однако, сорванная помолвка означала, что мне придётся остаться в доме Эбигейл на неопределённый срок. Тётя права, я никогда не любила Хелиота, но, не случись этой беды, он стал бы хорошим мужем, а мне не пришлось бы без конца слушать тётушкины жалобы на тяжкое бремя опекунства.

Мои родители, которых я никогда не знала, были достойными людьми, но слишком рано ушли из жизни. Матушку унесла в могилу лихорадка, когда мне не было и года, а отец безвестно сгинул на войне ещё при старом короле Ортанаре. У меня почти не осталось чётких воспоминаний о папе, лишь смутные обрывки, что никак не сложатся в единый образ. Я помню деревянную лошадь, которую он подарил мне на именины; запах его одежды; фиалки у пруда, где мы однажды гуляли; и то, как блестел на солнце его мушкет в день, когда он уезжал на войну. Я помню все эти детали, но не помню его самого — и сколько бы ни смотрела на портрет в своём медальоне, не нахожу в нём знакомых черт.

Так я и попала в дом тётушки Эбигейл. Не скажу, что она плохо ко мне относилась, но и душевной близости между нами так и не возникло. Моё воспитание и содержание было для неё, скорее тягостной необходимостью, нежели зовом сердца. От отца мне досталось неплохое наследство, но в финансовых делах Эбигейл ничего не смыслила, и очень скоро мы оказались на грани разорения.

Будь у меня даже небольшой капитал, я приобрела бы маленький коттедж в провинции и зажила самостоятельной жизнью, но, увы, на такую роскошь моего наследства не хватало. Зато, за это время, как выяснилось, тётушка набрала долгов, а кузен проигрался в карты, едва не доведя семью до полного разорения. Первым моим желанием, было послать нерадивого братца ко всем чертям, но Андри, находясь в пьяном угаре, грозился свести счёты с жизнью, стоя в гостиной с отцовским мушкетом у виска, и одним лишь богам ведомо, чем бы это кончилось.

— Я всё отдам, Лиз, — клялся Андри, стоя на коленях и целуя мне руки — отдам до последнего гроша, да не сойти мне с места, если я совру!

Стоит ли говорить, что земля не разверзлась под его ногами, и, вскоре этот толстый, неповоротливый увалень взялся за старое?

…Настали долгие безрадостные дни. Денег катастрофически не хватало, и лишь благодушием юного короля Виллема, сына Ортанара, мы худо-бедно оставались на плаву. Тогда ещё было возможно оставаться при дворе, хотя и слепой видел, что слабый болезненный монарх долго не протянет. И когда в возрасте пятнадцати лет Виллем последовал за отцом, началось то, чего боялась вся страна.

Власть перешла его старшей сестре Беренгарии, ярой последовательнице новой религии, ради возвращения которой она была готова выжечь дотла старую. В прямом смысле.

Из храмов выносили и прилюдно сжигали скульптуры старых богов и религиозные книги. Священников силой обращали в новую веру, а тех, кто отказывался, ждал костер.

Над страной вспыхнуло огненное знамя Инквизиции.

Супруг Беренгарии привез из соседнего государства несколько тысяч «святых воинов», заполонивших Аран подобно крысам. Гордые и надменные, они расхаживали по улицам, устанавливая свои порядки, что в итоге привело к кровавым стычкам и последующими за ними расправами над последователями старой веры. С маниакальной тщательностью Беренгария разрушала все, что создали её отец и брат.

Оставаться при дворе, на глазах у фанатичной королевы и её советников, было равносильно самоубийству. Да и двор нынче стал не то, что прежде. Балы и рыцарские турниры почти не устраивались, роскошь и блеск сменились жёстким аскетизмом, Аран застыл в тревожном напряжении. Казна пуста, в стране разруха и вот-вот вспыхнет восстание, на площадях полыхают костры, а на улицах, в тавернах и постоялых дворах не прекращаются столкновения.

В таких обстоятельствах лучше держаться подальше от двора, и, как бы ни относилась я к тёте Эбигейл, она была права, когда убедила нас покинуть королевский дворец.

…Я лежала с открытыми глазами, разглядывая балдахин над кроватью, но сон не шел. Молли не была моей близкой подругой, но она понимала меня и всегда относилась с добротой. Бедные Хелиот и его мать — плевать, на запрет Эбигейл, завтра же нанесу им визит. И всё-таки она явно что-то недоговаривала. И я догадывалась, что именно.

ГЛАВА 2

В очередной раз перевернулась на бок и закрыла глаза. Нужно попытаться уснуть, иначе голова разорвётся от мыслей. Утренние новости вкупе с нахлынувшими воспоминаниями, сводили с ума. Я привыкла быть сильной и просчитывать всё на два хода вперёд, прежде, чем сделать шаг, но сейчас хотелось запереться в спальне, свернуться калачиком и снова стать маленькой девочкой. Чтобы папа был жив, целовал перед сном и дарил деревянные игрушки.

В какой-то момент усталость взяла своё, и я забылась глубоким сном, а когда открыла глаза, за окнами уже сгущались сумерки — стало быть, проспала весь день. Рядом с кроватью, на тумбочке, тускло коптила масляная лампа, оставленная служанкой, а в кресле лежало её рукоделие. Голова гудела, мышцы затекли, и вместо привычной бодрости, которую должен приносить сон, я чувствовала лишь ещё большую усталость.

— Леди Элизабет, — дверь открылась, и в комнату зашла Брайди с подносом, — проснулись, наконец. Вот, — она поставила поднос на тумбочку, — Боб приготовил ягнёнка в меду и тушёную репу. Пальчики оближешь!

Я никогда не страдала отсутствием аппетита, но сейчас одно лишь упоминание еды вызвало тошноту. Брайди смотрела на меня с осуждением, качала головой и почти подсовывала под нос тарелку.

— Надо есть, леди Элизабет, — строго сказала она. — Голодом себя заморить хотите? И так прозрачная, как русалка, того и гляди ветром унесёт.

Понимая, что она не успокоится, пока я не съем хотя бы половину того, что лежит на подносе, взяла тарелку и прибор. Наш повар Боб настоящий кудесник — одна из тётушкиных подруг даже пыталась переманить его себе, после чего Эбигейл, больше не звала её к нам в дом, но в тот день я была физически не в силах оценить плоды его стараний. Послушно забрасывала в рот куски, жевала, но не чувствовала вкуса.

— Мужчинам нравится, когда у женщины хороший аппетит, — философски заметила Брайди. — На севере говорят, что если жена хорошо ест, значит, родит сильного и крепкого наследника.

— Но мы-то на севере, к счастью, — сказала я.

Брайди опустила глаза, и спешно попыталась увести разговор в другое русло повседневной болтовней, чем и выдала себя с потрохами.

— Брайди, — строго сказала я, откладывая тарелку, — а ну-ка, посмотри мне в глаза.

Девушка виновато подняла голову.

— С чего это ты заговорила про север?

Я точно помнила, как несколько дней назад Эбигейл тоже болтала что-то о далеком северном графстве, будто бы невзначай, но тогда пропустила это мимо ушей. Смутная догадка ещё не успела обрести форму, когда в спальню зашла тётушка. Брайди было достаточно одного её короткого взгляда, чтобы всё понять и выйти из комнаты, оставив нас наедине.

Эбигейл закрыла дверь, плавно, точно кошка, подошла к кровати и присела на край. Мягко улыбнулась и взяла меня за руку. Она очень хотела показаться заботливой, но эта несвойственная ласка вызвала прямо противоположную реакцию.

— Я надеюсь, ты хоть немного отдохнула, — с той же заискивающей улыбкой сказала Эбигейл, поглаживая мою ладонь.

— Почему Брайди заговорила про север? — спросила я напрямую.

В отличие от служанки Эбигейл посмотрела мне в глаза.

— Потому, что скоро тебе предстоит туда отправиться, — спокойно ответила она. — Ты ведь так хотела уехать, — последнюю фразу тётушка произнесла почти с откровенной издёвкой.

Неясные домыслы, наконец, сложились в чёткую картинку. Эбигейл было совсем не обязательно продолжать, чтобы я всё поняла.

— Ты когда-нибудь слышала о Стенсбери из Фитфилд-Холла? — спросила она.

Стенсбери… Что-то знакомое. Хотя по большому счёту эта фамилия мне ни о чём мне не говорила — возможно, когда-то я слышала её при дворе, но точно сказать не могла.

— Вы нашли мне богатого вдовца, дышащего на ладан? — я изо всех сил старалась, чтобы голос звучал спокойно, но получилось откровенно плохо. — Надеюсь, ему меньше восьмидесяти лет, а во рту остался хотя бы один зуб.

— Твой сарказм сейчас совершенно не уместен, Элизабет, — тётушка обиженно вздёрнула острый нос. — Но я рада, что ты воспринимаешь это как должное.

Эбигейл скверно разбиралась в людях, и уж тем более, не умела читать по лицам, хотя сама была убеждена в обратном. Я не воспринимала это как должное. Просто моя усталая, измотанная голова плохо соображала. Но одно было ясно — скоро мне предстоит идти под венец.

Тётушка истолковала моё молчание на свой лад, и потому с энтузиазмом продолжила

— Ричард Стенсбери — виконт, — последнее она произнесла таким голосом, что здесь уместнее было бы слово «король». — Он владеет старинным имением и тремя сотнями акров земли впридачу.

Стенсбери, Стенсбери… Уж не тот ли, чьего отца отправили на эшафот ещё при старом короле? Вот только я ничего не знаю о его сыне.

— Да, конечно, его отец был мятежником, но Ричард, говорят, совсем не похож на него.

На совести Эбигейл было много грехов, но она дорожила репутацией семьи и ни за что не отдала бы меня замуж за того, чьё имя покрыто позором.

— Я не стану выгонять тебя силой, но подумай сама, Элизабет: мы на грани разорения, в Аране что ни день полыхают костры, а тебе надо устраивать собственную жизнь. Я не могу и дальше содержать тебя, — тихо сказала она.

— Кто он такой? Чем живёт и какой у него нрав?

— Ему тридцать лет, он вдовец, и у него есть дочь, — отчеканила она, словно читала молитву, — живёт уединенно, в столице не бывает. А что же до характера… Я слышала, он довольно нелюдим, но не жесток и… — тётушка выдержала паузу, — говорят, весьма недурен собой. А, впрочем, что я тебе тут рассказываю… Вот, держи, — она протянула мне серебряный медальон на потемневшей цепочке. — Это прислала его кузина. Открой.

Внутри оказался портрет. Слишком маленький, чтобы разглядеть черты, да и художник, что писал его, судя по всему, не обладал особым талантом. И, честно говоря, выглядел этот Стенсбери… не очень.

— А если я откажусь?

— Ты не откажешься, — Эбигейл посмотрела мне в глаза.

И она была права. Чёрт возьми, тысячу раз права.

— А что думает на этот счёт сам виконт?

— Полагаю, ему всё равно. Но его дочери нужна мать, а поместью хозяйка. Его кузина, да хранят боги эту женщину, взялась устроить ваш брак.

Иными словами, с самим Стенсбери Эбигейл так и не общалась. Собственно, в этом нет ничего удивительного — каждый второй союз заключается по такому сценарию. В таком важном вопросе, как объединение двух семей и их имущества, нет места любви. Благородные рыцари и прекрасные дамы существуют лишь на страницах романов, а в реальной жизни все решают деньги и земли.

— Когда будет готов наш брачный контракт?

Эбигейл довольно улыбнулась.

— Он уже готов. Стряпчий Стенсбери доставил его на прошлой неделе. Тебе осталось лишь прочитать и подписать.

Интересно, как давно она затеяла это мероприятие? Но еще более занимательный вопрос — зачем виконту, судя по всему располагающему если не большим, то, как минимум приличным состоянием, брать в жены незнакомую бесприданницу?

Ответ нашелся быстро. Со слов тетушки семья виконта с недавних пор попала под пристальное внимание властей — полгода назад кузен Ричарда был обвинен в ереси, доставлен в Аран и вскоре казнен. И в такой ситуации брак с доброй последовательницей новой веры помог бы существенно снизить риски.

— Я много лет знакома с Маргарет, его сестрой, — сказала Эбигейл за ужином. — Она достойная женщина.

— Однако, замуж мне предстоит выйти не за нее, — не удержалась я, но тетушка пропустила это мимо ушей.

— Ты уже изучила договор? — спросила она. — По-моему, условия вполне приемлемые.

— Я бы сказала, они даже слишком хороши. Но если он так рвется вступить в брак, нет ли опасности, что его тоже в скором времени собираются арестовать?

— Нальгорд находится далеко, — успокоила Эбигейл, — а кузен Ричарда жил в Аране. Ну, так как? Что мне сообщить Маргарет?

В столовой повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине да храпом старой собаки.

— Что я согласна.

ГЛАВА 3

Вот так просто. Я понимала, что ввязываюсь в авантюру, но если взглянуть иначе — Эбигейл не предложила бы брак с дурным человеком. Тетушку можно упрекнуть в холодности и упрямстве, но справедливости ради, все ее ходы так или иначе оказывались выигрышными.

Хотела ли я замуж? Скорее, воспринимала, как должное и уж точно не тешила себя романтическими мечтами. Любовь в наше время непозволительная роскошь.

Узнав, что я согласилась выйти замуж за виконта, Брайди пришла в полный восторг. Дни напролет говорила, как мне повезло: будущий супруг богат, молод и наверняка красив.

— Ты так думаешь? — я усмехнулась и показала ей присланный Маргарет медальон с портретом.

Брайди наклонилась поближе, прищурилась и рассмеялась:

— Ну, значит, просто богат и молод. Интересно, он живет в замке?

Насколько мне было известно со слов Эбигейл, Фитфилд-Холл построили еще при четыре века назад. Нальгорд граничил с северным королевством Тернад, и в те времена эти земли подвергались набегам местных кланов. Тогда в обязанности первых лордов Фитфилд-Холла входила защита земель и их обитателей.

Брайди же, стоило ей услышать о кланах, вздрогнула и наспех перекрестилась. Очевидно ей, как и мне в детстве рассказывали страшилки о бородатых «дикарях» похищающих юных красавиц, дабы сделать их своими наложницами.

— Так вы знали об этом и все равно решились ехать? — спросила она. — И тернадцев не боитесь?

— Полагаю, нам куда больше следует опасаться новых друзей королевы, — я убрала портрет виконта обратно в шкатулку.

Миг спустя, будто в подтверждение моих слов, за окном послышалась громкая иностранная речь. С каждым днем их становилось все больше, и кое-кто мрачно шутил, что в скором времени они вытеснят из Арана всех местных.

— Не переживай, Брайди, — я погладила ее по плечу. — Прорвемся как-нибудь.

Формальности были улажены за две недели. Эбигейл, так и не раскололась, когда именно она начала подготовку к этому мероприятию, но, то с какой быстротой все решилось, наталкивало на определенного рода мысли. Через три дня после нашего разговора из Нальгорда пришло еще одно письмо — Маргарет писала, что приготовления к свадьбе уже начались, и это лишь убедило меня в том, что Эбигейл с самого начала знала, что я соглашусь.

По большому счету ничего не связывало со столицей, а детали будущего союза четко прописаны в брачном контракте. Из личной прислуги у меня была только Брайди, и я предложила ей отправиться со мной. Родственников у девушки не осталось, приданого тоже, а потому она с легкостью согласилась. Эбигейл не скрывала, что довольна таким раскладом — деньги заканчивались, и платить Брайди жалованье становилось все труднее.

Дорожные расходы, как и полагается, оплатил виконт Стенсбери. На те деньги, что он прислал, мы купили провизии, лекарств и наняли карету с охраной.

Вещей у меня было немного, в основном те, что пошили еще года три назад, когда финансовое состояние позволяло баловать себя нарядами, да несколько платьев оставшихся от матери. Справедливости ради стоит отметить, что все они были добротного качества, ибо тогда мы еще жили при дворе, что само по себе обязывало выглядеть соответствующе. Все украшения поместились в две шкатулки среднего размера, самое же любимое — жемчужную подвеску, подаренную моей маме самóй королевой Агнессой, я носила практически не снимая и считала своим талисманом. Таким образом, все движимое имущество, которым я располагала, поместилось в пять сундуков — по нынешним меркам скромно до неприличия.

Оставляя тетушкин дом, я не чувствовали ни тоски, ни сожаления, ровно как и не стыдилась этого — в конце концов, мы обе в испытывали облегчение. В путь двинулись ранним утром, Брайди, уже полностью одетая, разбудила меня в половине пятого, принесла завтрак и помогла умыться.

Сидя в полутьме на кровати, я зябко ежилась от осеннего холодка, пробравшегося в комнату, даже сквозь запертые ставни. Поленья в камине почти догорели и уже не давали никакого тепла. Боб постарался на славу, очевидно, желая приготовить мне напоследок нечто особенно вкусное, но даже любимый омлет с вяленым мясом и нежнейшая булочка с медом не могли развеять тревогу. Я так жаждала покинуть дом Эбигейл, но страшилась будущего — что за человек этот Стенсбери? Будет ли он добр или жесток ко мне? Как примет меня его дочь и, как, в конце концов, сложится дальнейшая жизнь?

Минут через двадцать заглянула Брайди и, убедившись, что я съела достаточно, помогла одеться и собрать волосы.

— Ничего, ничего… В дороге поспите, — говорила она, пока я отчаянно зевала.

Странное это было состояние — и волновалась и спать хотела.

Прощание было недолгим. Эбигейл и Андри по очереди коротко обняли меня на прощание, пожелав доброго пути и взяв обещание написать, как только доберусь. У тетушки дрожали губы, и на моей памяти это был первый раз, когда я видела ее в таком состоянии. Эбигейл в совершенстве владела умением держать лицо, а проявления сильных эмоций считала неуместным для представителей высшего сословия. По этой же причине она и мне запрещала плакать, а, узнав, что я боюсь темноты, намеренно забирала из детской ночник.

— Страх — самый главный враг, Элизабет, — говорила она. — Он может разрушить твою жизнь или даже убить. Но помни, что страх имеет над тобой власть, лишь пока ты позволяешь ему делать это.

Пройдут годы, прежде я скажу тетке спасибо, но ни тогда, будучи ребенком; ни зябким ноябрьским утром, стоя на пороге дома, я не знала, какую роль эти слова сыграют в моей жизни. Тогда я лишь удивлялась ее дрожащим губам и блестевшим на ресницах слезинкам.

— Ну, конечно, я буду писать. И вы меня не забывайте, — я спешно отвернулась, почувствовав, как защипало в глазах.

Боб воспользовавшись моментом, передал сопровождающим еще несколько бутылок вина, свиной окорок и пять буханок хлеба. Все это не поместилось в багажное отделение и еду пришлось размещать в самом экипаже. Тепло попрощавшись со слугами, я села в карету. Махнула рукой…и задернула шторку. Уезжать, так уезжать.

Возница пришпорил лошадь, и мы тронулись в путь.

— Ну, вот и все Брайди, — улыбнулась я, глядя в лицо компаньонки, тонувшее в темноте, — здравствуй, новая жизнь.

Колеса проваливались в дорожные выбоины, с хрустом ломали тонкий лед в замерзших лужах, и, кутаясь в шаль, я очень хотела выглянуть в окно, но что-то мешало мне это сделать. Чуткая Брайди, видя мое состояние, протянула мне бокал подогретого вина.

— Спасибо.

Теплый напиток мягко обволакивал нутро, и понемногу отгонял беспокойство. Усталость взяла свое, и я провалилась в сон еще до того, как экипаж выехал из городских ворот.

* * *

Казалось, мы ехали уже целую вечность. Последние несколько дней пейзаж за окном кареты почти не менялся — размытый от нескончаемых дождей тракт, жухлая трава, мертво припавшая к земле, да голые деревья, простирающие облезлые ветви к низкому серому небу. Иногда на пути нам попадались деревушки с одинаковыми, как на подбор лачугами и бедно одетыми, замызганными крестьянами.

Двумя днями ранее, миновав очередное безымянное поселение, мы стали невольными свидетелями расправы над «еретиками». Прямо в поле, у железного шеста, обложенного ветками и соломой, сжигали сразу пятерых — троих мужчин и двух женщин. Их мучительные крики и едкий запах горящей плоти проникли в окна кареты, несмотря на то, что тракт пролегал не меньше, чем в сотне футов от места казни. Возница пришпорил лошадь, чтобы шла быстрее, а Брайди спешно задернула шторку и приложила к носу надушенный платок.

— Как хорошо, что ваш будущий муж добрый сторонник истинной веры, — Брайди взяла меня за руку и улыбнулась.

Я не сдержала горькой усмешки. «Добрыми сторонниками истинной веры» резко стали все те, кто не желал угодить на костер. Сама же я никогда не была религиозной: новые боги, старые боги… Нет разницы, во что верить — главное, чтобы эта вера не призывала к дурному.

— Надеюсь, он обладает и другими достоинствами, — вздохнула я, открывая медальон с портретом, и уже в который раз разглядывая черты будущего супруга.

То ли художник был неумехой, то ли природа и в самом деле обделила виконта внешней привлекательностью. Невольно вспоминалась история одного монарха, заказавшего мастеру свой портрет, дабы отправить его будущей невесте. Придворный живописец умудрился изобразить и без того неказистого правителя еще хуже, чем тот был на самом деле. Но венценосный жених, к счастью, обладал чувством юмора. «Ну и славно! Кабы вы, господин живописец, сделали меня красавцем, миледи бы постигло жуткое разочарование. А так — увидит портрет, испугается, а когда мы встретимся, поймет, что не все так плохо», заявил король и, как показали дальнейшие события, оказался прав.

«С лица воду не пить», говорила Эбигейл и при всех наших разногласиях, в этом плане я была с ней солидарна. Внешние данные Стенсбери волновали меня в последнюю очередь, все, чего я хотела — безопасность для себя и своей семьи. Но сможет ли он дать мне ее?

* * *

Еще через пять дней мы пересекли границу Нальгорда. И чем дальше забирались на Север, тем разительнее ощущался контраст со столичной жизнью. Климат, природа, люди, их нравы — все выглядело иначе, словно мы очутились в другой стране. Это был суровый, благодатный, но в то же время очень свободолюбивый край: не зря монархи во все времена старались держать его под контролем. Именно здесь во времена старого короля вспыхнул Северный Мятеж, впоследствии жестоко подавленный. Интересно, были ли предки Стенсбери в числе его участников?

На шестнадцатый день нашего путешествия достигли деревушки с незатейливым названием Шейлоу, расположенной в двадцати милях от Фитфилд-Холла. Эти земли принадлежали виконту и, глядя из окна экипажа, я невольно отметила, что крестьяне жили здесь неплохо, по сравнению с теми, которых мы видели ранее. Жилища их были скромны, одежда поношенной, но от голода они явно не страдали, учитывая даже то, что год по всей стране выдался неурожайным.

— К вечерней службе, коли все будет благополучно, доберемся до замка, — сказал возница.

Брайди тотчас засуетилась и принялась приводить меня в порядок — заново собрала прическу, достала из-под сиденья туалетную шкатулку с румянами, духами и лавандовой водой для лица.

— Эх, жалко, платье помялось, — досадовала она, заплетая в мои волосы тонкую золотую цепочку, оставшуюся еще от мамы.

Утром, когда мы покидали очередной постоялый двор, Брайди раз двадцать поправила на мне темно-синее платье из дамаста и муслина, явно не предназначенное для дороги. В течение дня я распустила тугую шнуровку на спине, но жесткий корсет под ним все равно сдавливал грудь, и к вечеру ребра напомнили о себе тягучей ломотой.

— Почти приехали! — зычно крикнул кучер. — Вон уже и крыши виднеются.

Выглянув в окно, я увидела квадратные башни, почти сливающиеся по цвету с темнеющим небом. Вдалеке горели огни.

— Все будет хорошо, — Мэг ободряюще улыбнулась. — Прекрасно выглядите, леди Элизабет.

Что-что, а собственный внешний вид волновал меня в последнюю очередь. Отступившая было тревога снова сковала тело — сердце истово заколотилось, ладони вспотели, и предательски засосало под ложечкой.

Возница сбавил ход, и через несколько минут мы услышали скрип открывающихся ворот.

— Дай мне вина, Брайди.

Служанка понимающе кивнула и молча наполнила бокал. Я выпила его содержимое в два глотка и наспех протерла губы платком.

— Спасибо.

Экипаж остановился. Пора.

Я слышала, как спрыгнул с облучка кучер и как захрустел под его сапогами лед на мерзлой земле, а через несколько секунд открылась дверь. С улицы на меня дохнуло зябким холодком — стояло начало декабря, и в последние несколько дней ударили заморозки.

Вложила ладонь в протянутую руку и спустилась по ступенькам. Карета остановилась у парадного крыльца. В темноте было трудно определить размеры замка, но с первого взгляда стало ясно, что они внушительны. От центральной части выступали вперед два крыла с плоскими башнями и арочными окнами, а по правую руку виднелись смутные очертания пруда.

У подножия ступенек стояли люди, и в первые секунды мне показалось, что их целая толпа — в действительности же нас встречали десять человек. Впереди всех стояла женщина, в коричневом платье. На вид она казалась ровесницей Эбигейл, и, судя по всему, это и была та самая Маргарет.

— Леди Элизабет, — сказала она, когда мы подошли, — добро пожаловать в Фитфилд-Холл.

ГЛАВА 4

— Леди Маргарет, — я улыбнулась и склонила голову в легком поклоне, — рада с вами познакомиться.

Она тепло улыбнулась в ответ и, как мне показалось, сделала это совершенно искренне — ее голубые глаза смотрели приветливо и доброжелательно. Вблизи она выглядела несколько моложе тетушки, очевидно, ей было где-то около сорока или чуть больше. Светлая кожа не растеряла былой красоты, и даже тонкая сетка морщинок в уголках глаз нисколько ее не портила. Из-под темно-коричневого чепца выглядывали иссиня-черные волосы, ухоженные и блестящие. Наряд ее был пошит качественно и со вкусом, но явно не меньше десяти лет назад и, возможно, был одним из лучших в гардеробе.

Попутно с этими наблюдениями я пыталась рассмотреть лица людей за ее спиной, в надежде угадать, кто из них мог оказаться хозяином, хотя, будь виконт здесь, он наверняка бы встретил меня лично. Маргарет перехватила мой взгляд и понимающе улыбнулась.

— Ричард задерживается, — сказала она, беря меня под руку, — думаю, вернется где-то через час.

Что ж, может, оно и к лучшему решила я, пока мы поднимались по ступеням. Есть время привести себя в порядок, хотя меня несколько задело, что он не удосужился лично встретить будущую жену. Пусть я и не считала себя важной персоной, но есть банальные правила приличия.

— Все в порядке, леди Стенсбери, — я, разумеется, не стала озвучивать свое негодование и улыбнулась ей. Кроме того, Маргарет сама по себе производила хорошее впечатление. — Мне как раз нужно переодеться и сделать прическу.

Мы стали подниматься по ступенькам. Выстроившиеся живым коридором слуги приветствовали меня и заодно беззастенчиво разглядывали, наверняка успев оценить стоимость платья, украшений и манеру держаться. Собственно, точно так же, как и в столице, ничего нового.

Шагнули под своды холла и оказались в просторном помещении, размеры которого из-за скудного освещения оценить было трудно, и от этого зал казался еще больше. Тут и там виднелись арочные проемы, уводящие в соседние комнаты, а прямо по центру поднималась широкая лестница, разделенная надвое и огибающая колонну. На уровне второго этажа она переходила в галерею с балюстрадой. Ничего себе! По сравнению с этим наш дом в Аране выглядел почти игрушечным.

— Осенью и зимой у нас здесь довольно холодно, — сказала Маргарет, заметив, как я поежилась, — поэтому мы стараемся запасти дров, чтобы как следует протопить комнаты. Не беспокойтесь, леди Элизабет, в спальнях гораздо теплее, к тому же мой кузен позаботился о добротных одеялах.

— Это очень мило с его стороны, — ответила я не в силах оторвать глаз от окружающей обстановки.

Стены и пол были сделаны из того же серого камня, что и столичный дворец. Материал хороший, надежный, но слишком холодный, если как следует не отапливать. В Аране этот камень почти не использовали из-за дороговизны, трудностей доставки и обработки. Здесь же, очевидно, это продиктовано необходимостью — как я теперь знала, в былые времена Фитфилд-Холл служил защитным бастионом.

Правую стену украшало знамя с фамильным гербом. Судя по слою пыли, к нему не прикасались к нему уже очень давно. С левой стороны глядели три портрета — двоих мужчин и одной женщины. Мужчины были облачены в рыцарские доспехи, а женщина в белое платье с открытыми плечами.

— Замок старый, нуждается в ремонте и, мы, по мере сил решаем эту проблему, — Маргарет посмотрела на меня. — Фитлфилд-Холл замечательное место, и я уверена, вы полюбите его, ему просто не хватает женской руки.

Особого уюта здесь и, правда, не ощущалась. В былые времена, имение, возможно, выглядело иначе, но сейчас остатки былой роскоши соседствовали с откровенным запустением.

— Стол накроют через час, а пока служанки проводят вас в ваши комнаты. Они на втором этаже.

У подножия лестницы терпеливо ждали две девушки, одетые в одинаковые темно-синие платья.

— Леди Элизабет, — одна из них, та, что выглядела постарше, шагнула вперед, — меня зовут Дороти, а это Мейбл, — представилась она. — Позвольте проводить вас.

Краем глаза я заметила, как нахмурилась моя Брайди и не сдержала улыбки — неужто, и впрямь ревнует? Уж кого-кого, а ее я не променяю даже на самую лучшую компаньонку.

Отведенные мне комнаты располагались в правом крыле, почти в самом конце длинного коридора. По дороге к спальням я выглядывала в окна, но в кромешной темноте ничего нельзя было разглядеть — лишь ветви деревьев на фоне чернильно-синего неба да растущий полумесяц над ними.

— Благодарю, — я отпустила девушек, как только мы пришли, — можете идти отдыхать, моя компаньонка поможет мне привести себя в порядок.

Спальня оказалась почти втрое больше, чем в прежнем доме, что и неудивительно, учитывая размеры Фитфилд-Холла. По центру, у стены стояла массивная дубовая кровать с расшитым балдахином и заправленная свежим бельем. По левую сторону, почти незаметная, если бы не блестящая ручка, дверь, ведущая, очевидно, в каморку для прислуги. Напротив, у другой стены, искусной работы трюмо с разложенными на нем гребнями, расческами и прочими принадлежностями. Справа от кровати ширма, заглянув за которую я увидела ванну и табурет. Окна эркера выходили на парадный двор, открывая вид на пруд с каменным мостиком и беседку. Подоконник был переделан в кушетку.

— Какие роскошные покои! — восхищалась Брайди, оглядываясь вокруг, — похожи на те, что были у вас при дворе, правда?

— Здесь уже кто-то жил, — ответила я. Совсем не похоже, что их обставили к моему приезду. — Возможно, первая супруга виконта.

Брайди сложила руки на груди и боязливо посмотрела по сторонам.

— Ууу… привидений боюсь, — сказала она. — Один из гвардейцев в королевском дворце говорил мне, что виден призрак королевы Агнессы, когда делал обход. — И добавила шепотом. — А свою отрубленную голову она несла в руках. Так-то.

Я улыбнулась. Брайди была суеверной и пугливой, но обожала слушать страшные истории, а еще больше — пересказывать их, добавляя собственные красочные детали. Однако, если эти комнаты действительно принадлежали покойной виконтессе, возможно, следует попросить виконта Стенсбери выделить мне другие.

— Ну, что ж, если здесь водятся привидения, мы попробуем с ними договориться, — пошутила я. — А сейчас помоги мне переодеться и заново собрать прическу.

На ванну, как бы сильно ни хотелось мне ее принять, времени не оставалось, а опаздывать к ужину, было бы некрасиво.

Все то время, пока Брайди возилась с моим нарядом и волосами, я, как могла пыталась унять волнение. Совсем скоро мне предстоит увидеть виконта. Какой он из себя? И какое мнение сложится у него обо мне? В мутном зеркале отражалось вполне привлекательное, но какое-то чересчур бледное лицо, особенно на фоне темных волос, и я добавила немного румян. Негоже выглядеть перед будущим супругом бледной поганкой. Хотя, многие из придворных дам со мной не согласились бы — в высшем свете белая кожа считалась едва ли не главным признаком благородного происхождения. И к чему только не прибегали бедные модницы в надежде получить вожделенный фарфоровый оттенок! В ход шли лимонный сок, белила на основе мела и даже ртуть, если все прочее не помогало. В итоге дамы получали желанный белый цвет, но ценой этому нередко становились их собственные жизни.

К моменту, когда Брайди внесла последний штрих в незатейливую прическу, мне почти удалось настроить себя на нужный лад. В конце концов, я уже была помолвлена и какой-никакой опыт общения с противоположным полом у меня имелся.

Несмотря на спешку, мы все равно немного задержались и по дороге к лестнице ускорили шаг. Наверняка все, в том числе и виконт, уже собрались.

— Черт бы побрал этого трактирщика!

Я резко остановилась на верхней ступеньке. Внизу, посреди холла стоял мужчина в мокром плаще и шляпе с поникшими от воды полями. Он снял убор, поднял голову, и мы встретились взглядами. И, да, это был виконт. Сверху лица его мне было не разглядеть, но сходство с портретом в медальоне угадывалось, хоть и очень относительное.

Воцарилась гробовая тишина. Я растерялась, не зная, как поступить. Спуститься вниз, или дождаться, когда он сам поднимется ко мне, но, к счастью, Маргарет, услышавшая, как хлопнула дверь, вышла в холл.

— Ты как раз вовремя, кузен, — улыбнулась она, помогая ему снять мокрый плащ, — стол уже накрыт, — на этих словах Маргарет подняла голову и увидела меня. — Леди Элизабет! Спускайтесь скорее.

Брайди легонько толкнула меня в спину.

Сопровождаемая взглядом угрюмых карих глаз, я спустилась вниз.

— Добрый вечер, миледи, — сказал он, протягивая руку и помогая преодолеть последнюю пару ступенек. — Прошу извинить, что не встретил вас по приезду. Были неотложные дела в городе.

— Все в порядке, — улыбнулась я, исподтишка разглядывая будущего мужа. — Ваша кузина обо мне позаботилась.

Руки у него были крепкие, мозолистые, и, совершенно очевидно, хорошо знакомые с физическим трудом.

— Что-то не так? — спросил виконт, поймав мой заинтересованный взгляд.

— Нет-нет, — успокоила я и зачем-то добавила, — в жизни вы гораздо лучше, чем на портрете.

Леди Маргарет и находящиеся рядом служанки хихикнули. Черт! Вот кто меня за язык тянул?

— Так вы полагаете, я хорош собой? — хмыкнул он, вскинув бровь.

Раз уж я ляпнула, что в голову пришло, менять тему было бы проявлением робости.

— Вполне.

Не слишком высок, но крепкого сложения, с темными отросшими волосами, распрямившимися под тяжестью воды, но все равно упорно вьющимися. Угрюмое выражение удивительным образом сочеталось с мягкими чертами лица, и в его взгляде на меня я не могла прочитать ничего кроме естественной заинтересованности.

— Идемте за стол, не то ужин остынет, — сказал он и взял меня под руку, вспомнив о правилах хорошего тона. — Как вы перенесли дорогу?

— Благодарю, хорошо. Правда, немного утомительно, — что-то подсказывало: лукавить не имело смысла, — еще никогдане уезжала так далеко от дома.

— Теперь ваш дом здесь, леди Элизабет, — сказал виконт с неожиданной жесткостью.

Он отодвинул стул.

— Садитесь.

Следующие несколько минут прошли в молчании. Голод взял свое, и я с удовольствием принялась за еду, размышляя попутно, что за человек достался мне в супруги. В нем не читалось жестокости, но в то же время было совершенно очевидно, что виконт привык держать все под контролем, и обитатели дома подчинялись ему беспрекословно.

— А где ваша дочь? — я только сейчас вспомнила о девочке, — разве она не спустится к нам?

— Энни немного приболела, — объяснила Маргарет и тотчас успокоила, — ничего серьезного, просто легкая простуда, и я уложила ее пораньше.

— Анна, — коротко поправил Стенсбери. — Ее зовут Анна. Энн. Но не Энни.

Так-так. Стало быть, девочку он тоже держит в ежовых рукавицах. Я вдруг почувствовала единение с ребенком, которого даже не знала. Эбигейл тоже не баловала меня лаской.

— Кстати, спасибо за комнаты, что вы выделили мне. Они прекрасны.

Виконт посмотрел на меня.

— Это спальни моей матери, — сказал он. — У нее был хороший вкус. Я рад, что вы довольны. Но, если хотите, можете там все поменять.

Уфф… Ну, слава Богу, хоть не его покойной жены. В призраков я не верила, но боялась.

— Не стоит. Мне все очень нравится.

В течение следующего получаса Маргарет рассказывала мне о жизни в Нальгорде и деревне, вводила в курс дела и поинтересовалась, как дела у тетушки и кузена. Мы говорили ни о чем и обо всем, Стенсбери же за все это время произнес едва ли и пару-тройку фраз.

Под конец Маргарет, решив, очевидно, дать нам возможность поговорить наедине, отправилась спать, пожелав спокойной ночи и пообещав завтра провести экскурсию по замку. Мне не хотелось, чтобы она уходила — в ее присутствии я чувствовала себя увереннее.

— Почему вы решили жениться на мне?

Стенсбери взял кубок и отпил вина. Вопрос, судя по всему, стал для него неожиданным.

— Потому что Маргарет рекомендовала вас как честную леди с добрым именем, — ответил он. — А большего мне и не нужно.

Я и не ожидала, что он начнет рассыпаться в комплиментах, но все же слышать это было немного обидно.

— А почему вы согласились стать моей женой и уехать на край страны?

— Потому что устала жить под тетиной крышей, — я тоже не стала приукрашивать действительность, — А еще потому, что сестру моего несостоявшегося мужа отправили на костер как еретичку. Оставаться в Аране было опасно.

— Справедливо, — Ричарда мои слова нисколько не обидели и, кажется, он оценил мою откровенность.

В горле пересохло. Не став вызывать прислугу, самостоятельно налила себе вина и сделала большой глоток.

— Я не жду, что вы полюбите меня, виконт Стенсбери, как и не могу обещать, что полюблю вас, но даю слово, что буду хорошей женой и сделаю все, чтобы вы не разочаровались. — Немного подумав, я все же решилась добавить. — Надеюсь, что вы и не заставите меня жалеть о своем выборе.

Он посмотрел на меня и улыбнулся. Впервые за весь вечер. Точнее, уже ночь.

— Мне нравится ваша привычка называть вещи своими именами, Элизабет. Думаю, у нас есть шанс поладить.

ГЛАВА 5

Утомительная дорога и напряжение последних дней сделали свое дело — я провалилась в сон как только голова опустилась на подушку. Не помню, что именно видела в ту ночь, но поутру была готова поклясться, что в моем сне присутствовал виконт.

Брайди разбудила меня, когда уже окончательно рассвело, и обитатели дома успели позавтракать.

Служанка распахнула тяжелые бархатные драпировки, и в спальню хлынуло мутное зимнее утро. Сквозь густые облака пробивалось уже не греющее солнце, местность утопала во влажном тумане, и дальше десяти футов ничего нельзя было разглядеть. Из приоткрытого окна доносились голоса дворовой челяди, хлюпанье грязи под ногами и сердитое карканье ворон на облетевших деревьях.

Я стояла у окна, кутаясь в теплый халат, оставшийся еще от матери — подарок королевы, в те времена, когда родители жили при дворе.

— Думаю, сегодня вам стоит выбрать наряд потеплее, — сказала Брайди, копаясь в еще не разобранных сундуках. — Как насчет синего?

— Пусть будет синее, — равнодушно ответила я.

За ширмой уже испускала пар горячая ванна, и, это оказалось самым приятным моментом за утро — последние две недели я мечтала о возможности нормально помыться, не дрожа от холода в старой лохани на очередном постоялом дворе.

Горячая вода радушно приняла в свои объятия, и я не сдержала счастливого вздоха, погрузившись в нее. Несмотря на то, что спальню как следует протопили, а под матрас положили горячие камни, к утру я все равно успела замерзнуть.

Брайди натирала мне спину, и я не могла видеть ее лица, но кожей чувствовала — служанка хотела о чем-то спросить, но никак не решалась. И было нетрудно догадаться, что именно так интересовало ее.

— Спрашивай уже, — сказала я, зная, каким будет ее ответ.

Брайди перестала тереть мочалкой мою спину и немного помолчала.

— Как вам виконт, миледи?

Я улыбнулась, поняв, что оказалась права.

— Лучше, чем на портрете, — большего на тот момент я сказать не могла.

Что он за человек? Нелюдимый, слегка грубоватый и начисто лишенный придворных манер, но при этом, кажется, не жестокий. Скорее, жесткий. Интересно, все северяне такие?

— Если отправитесь сегодня на прогулку, не забудьте взять горячего эля, — посоветовала она. — Вы ведь поедете вместе с виконтом?

Хороший вопрос… Прошлым вечером Стенсбери и словом об этом не обмолвился, но если сегодня получится застать его дома, обязательно попрошу — заодно и узнаем друг друга получше, хотя мне по-прежнему было некомфортно о мысли, что придется остаться с ним наедине. Я не боялась виконта, но и расслабиться в его присутствии пока не могла. «Надо учиться, милочка», ехидно подсказал внутренний голос. Скоро я буду его женой, и мне придется не только сопровождать его на прогулках, но и кое-чем другим заниматься.

…Внизу уже заканчивали накрывать стол. Вокруг суетились две служанки, судя по всему, мать и дочь; увидев нас, добродушно поприветствовали и почти не скрывали своего любопытства. Будь здесь Эбигейл, наверняка бы отчитала обеих за неподобающее поведение, но меня происходящее развеселило. В них не было столичной чопорности, а дисциплина в Фитлфилд-Холле, очевидно была не такой жесткой, как в тетушкином доме. Странно, я думала, такой суровый хозяин, как виконт, держит все в ежовых рукавицах.

— Мистер Стенсбери отбыл в деревню, — сообщила та, что помоложе, — велел пожелать вам от его имени доброго утра, а еще передал, что вернется к обедне и ждет вас на прогулку.

— Хорошо, — кивнула я и обратилась к Брайди, — когда поешь, приготовь мою накидку и дорожные сапоги.

При свете дня имение выглядело чуть менее мрачно, но тишина вокруг нагоняла сон.

— А где же леди Анна? Она уже позавтракала?

— Маленькая госпожа еще не спускалась, — сообщила та же служанка и, прежде, чем успела добавить что-то еще, в холле раздался топот.

Миг спустя в арку вбежала темноволосая девочка лет шести-семи, но, увидев нас, замерла на пороге.

— Доброе утро, — улыбнулась я. — Ты, должно быть, Анна?

Не сводя с меня настороженного взгляда, малышка медленно кивнула.

— Совершенно верно, миледи, — она, впрочем, на удивление быстро взяла себя в руки и сделала неуклюжий реверанс. — А вы леди Элизабет?

— Верно.

Анна прошла в комнату и уселась напротив. Я не знала, как выглядела ее мать, но сразу поняла, что внешность девочка унаследовала от отца. Те же непослушные смоляные кудри, карие глаза и форма бровей. Передо мной сидела маленькая копия виконта, только с более нежными чертами лица — вырастет, станет настоящей красавицей.

— Вы будете моей мачехой? — спросила она без обиняков и деловито пояснила. — Так сказал папа.

— Буду, — ответила я, чувствуя себя немного не в своей тарелке.

Смотрела на нее и пыталась понять, какое произвела впечатление. В лице маленькой Анны не читалось неприязни, но вместе с тем она глядела с недоверием и изучала меня не по-детски серьезным взглядом.

— А вы добрая или злая? Просто в сказках мачехи всегда злые.

— Леди Анна! — служанка, та, что была постарше, негодующе всплеснула руками.

— Не мешай нам, Агата, — строго сказала девочка, и в этот момент ее сходство с виконтом стало еще очевиднее.

Видимо, привычка задавать вопросы в лоб — фамильная черта представителей Стенсбери. Я улыбнулась, но Анна по-прежнему оставалась серьезной. И глядела исподлобья совсем как отец.

— Надеюсь, что добрая. Хотя, со стороны, конечно, виднее. Твоя тетушка говорила, что тебе нездоровится. Как твое самочувствие?

— Уже лучше, миледи, — очень по-светски сказала Анна, — благодарю вас.

Она выпрямила спину и разложила на коленях салфетку.

— Ты, наверное, очень любишь сказки, — я не оставляла осторожных попыток разговорить ее.

— Только те, что про рыцарей и войну, — ответила Анна, принимаясь за еду.

— Хм… Это здорово, хотя и необычно, ведь большинство девочек любят истории о принцессах.

— Большинство девочек дуры, — неожиданно сказала Анна.

Агата снова всплеснула руками, а я едва сдержала смешок. Этой малышке палец в рот не клади — откусит и не подавится.

Мы еще перебросились несколькими фразами, но в целом же разговора не получилось. Анна смотрела на меня без враждебности, но явно не доверяла, что и понятно. И все же, все прошло, лучше, чем я опасалась, а время найти общий язык у нас еще будет.

Сразу после завтрака пришла Маргарет и извинилась, что не успела лично познакомить нас с Анной.

— Замок у нас небольшой, но дела найдутся всегда, — улыбнулась она, — скоро и вы это поймете.

Насчет «небольшого» я могла бы поспорить, хотя, конечно, все познается в сравнении. По местным меркам Фитфилд-Холл, может, и считался скромным, мне же он казался огромным.

— Тогда, может быть, устроите мне экскурсию? Чем раньше я здесь освоюсь, тем быстрее смогу приступить к делам.

Я осеклась, поняв, как могут быть истолкованы мои слова. Не хватало только, чтобы Маргарет подумала, будто я собираюсь устанавливать в доме свои порядки. Однако, моя энергичность пришлась ей по душе. Она отправила Анну со служанкой наверх, и мы начали осмотр.

— Я покажу вам все, что внутри, а уж снаружи прогуляетесь вместе с Ричардом. Заодно и воздухом подышите.

На первом этаже располагались в основном «официальные» помещения — холл и столовую я уже видела, и от нашего аранского дома они отличались лишь размерами, а вот гостиный зал произвел впечатление.

Большие стрельчатые окна и уходящий ввысь сводчатый потолок, массивные железные канделябры под ним, гобелены на каменных стенах и камин высотой в человеческий рост у дальней стены — в лучшие дни здесь без стыда можно было принять и самого короля. Но сейчас Фитфилд-Холл переживал явный упадок, а некогда роскошные покои выглядели тоскливо.

— Замок был построен четыре века назад, и славился на всю округу, — вздохнула Маргарет, — а я еще помню, как родители принимали здесь короля Ортанара и его супругу королеву Агнессу, во время их визита на север.

На несколько секунд я представила сияющий огнями зал, музыку и голоса, сливающиеся со звоном кубков. Маргарет закашлялась и наваждение исчезло. Тени прошлого растворились в мутном дневном воздухе, обратились пылью и растаяли без следа.

— Моя матушка числилась при ней фрейлиной, — сказала я, и неосознанно коснулась пальцами нитки жемчуга с подвеской, что висела у меня на шее. — А это подарок Ее Величества.

Маргарет посмотрела на меня и улыбнулась

— Завтра же отдам распоряжение готовить зал к вашей свадьбе. У вас есть какие-то предпочтения в этом плане?

Я до сих пор не осознала, что скоро мне предстоит стать женой виконта, а уж о деталях праздника не думала и подавно.

— Пусть все пройдет в традициях вашей семьи, — ответила я. — Полагаюсь на ваш вкус, миледи.

— О, можете звать меня просто Маргарет! — отмахнулась она, без сомнения, довольная моим ответом. — Я уже разослала доверенных лиц нашим друзьям и важным людям. Ричард, правда, не хотел пышного торжества, да его и не будет, но как же без праздника? Да и надо же, в конце концов, представить вас местным благородным господам?

Меньше всего мне хотелось подрывать и без того сложное положение, учитывая то, что стараниями тетушки и кузена от моих собственных накоплений почти ничего не осталось.

— Так ли уж необходимо официальное торжество? Быть может, стоит пригласить самых близких и доверенных?

— Народу и так будет немного, — успокоила Маргарет. — Так что о деньгах не беспокойтесь.

— Мне бы не хотелось доставлять вам трудности.

— Нам, — тут же поправила Маргарет. — Совсем скоро, Элизабет, вы станете членом нашей семьи и хозяйкой Фитфилд-Холла.

Мне не хотелось, чтобы она думала, будто я прямо сейчас собираюсь взять все в свои руки, и оттеснять ее на второй план, а потому поспешила внести ясность.

— Я планирую заниматься лишь тем, что требует от меня статус виконтессы и жены вашего кузена, но ничего сверх того. Это ваш дом, ваша земля, и я не хочу устанавливать здесь новые порядки.

Но Маргарет и не думала сердиться. Посмотрела на меня и устало улыбнулась.

— Возможно, Лиз, «новые порядки» это как раз то, что необходимо Фитфилд-Холлу. — Она огляделась вокруг. — Посмотрите, он будто застыл во времени, а ведь когда-то здесь вовсю кипела жизнь.

В течение следующего часа мы обошли весь замок — Маргарет показала мне второй и третий этажи, с каминными залами, гостевыми спальнями, кабинетами, библиотекой и укромными уголками. Мансарды в дальней части, где находились комнаты прислуги и складские помещения, забитый старыми вещами огромный чердак, охватывающий весь дом; флигель сторожа и амбары во внутреннем дворе — увиденное меня без сомнения меня впечатлило.

Когда мы вернулись в дом, в столовой нас ждал виконт. Сегодня он казался менее угрюмым, чем вчера, но таким же серьезным и сосредоточенным, а еще, похоже, его что-то волновало, и вряд ли это было связано с грядущей свадьбой.

— Вижу, Маргарет уже показала вам замок? — он щелкнул пальцами, подзывая слугу, и жестом велел налить себе подогретого эля. — Не утомились?

— Еще даже не обед, — ответила я, — а вот вы выглядите уставшим. Может быть, стоит перенести прогулку?

— Чушь, — резко отмахнулся он. — Я раздосадован, но, смею заверить, нисколько не устал.

— И что же вас раздосадовало? — спросила я, надеясь, что не стала тому причиной.

— Вы здесь не при чем, — ответил он, будто прочитал мои мысли. — И не забивайте этим голову. А развеяться мне сейчас не помешает, да и вам следует прогуляться, вы сегодня бледнее, чем вчера, — бесцеремонно заметил Стенсбери. — Но одевайтесь теплее, не хватало только, чтобы схватили простуду перед самой свадьбой.

Еще вчера я поняла, что виконт — человек прямолинейный и не умеющий льстить, но все же его замечание относительно моего внешнего вида немного задело. Да и то, что он по сути не дал мне возможности отказаться от прогулки (и, неважно, я сама этого хотела), тоже было весьма показательным.

— Хорошо. Буду готова через четверть часа.

ГЛАВА 6

Спустившись в холл, я никого не обнаружила — Стенсбери ждал меня во дворе. Рядом стояли две лошади, и суетился конюх, заканчивая седлать великолепную кобылу гнедой масти. Не то, что бы я была экспертом по части скакунов, но хорошую лошадь могла определить с первого взгляда, и та, что стояла сейчас у конюшни, была прекрасна.

— Тернадская порода, — сказал виконт, поймав мой взгляд. — И досталась по сходной цене. Купил ее у одного епископа. — Он посмотрел на меня. — Теперь она ваша. Считайте это свадебным подарком.

— Спасибо, — искреннее поблагодарила я, когда подошла ближе.

Коснулась шелковистого бока, провела пальцами по жесткой густой гриве… В Аране у меня не было собственной лошади, а те, которых запрягали в экипаж, не в счет.

— Она прекрасна.

Виконт посмотрел на меня и коротко улыбнулся.

— Рад, что угодил вам, миледи. — Он похлопал по старому кожаному седлу. — Принадлежало моей покойной жене, и в нем давно не ездили, но оно еще крепкое. Я выписал из города новое. Доставят через пару недель.

— Все в порядке, — успокоила я, хотя от осознания, что последняя, кто сидел в нем, была ныне умершая женщина, стало немного не по себе. Неужто, становлюсь суеверной, как Брайди?

Мы выехали за ворота, свернули на размытую дорогу и направили коней в сторону леса. Точнее, направил Стенсбери, а мне оставалось лишь последовать за ним. Некоторое время ехали молча — разгулявшийся ветер обжигал лицо и говорить было трудно. Воспользовавшись тишиной, я рассматривала унылый пейзаж, пытаясь представить, как выглядят эти места в теплое время года. По обеим сторонам вдоль тракта тянулись вересковые пустоши, летом, должно быть, утопающие в зелени и цветах, но сейчас являющие серую, безрадостную картину.

Облетевший лес все приближался, и через несколько минут мы оказались под его сводами. Ветер стих, уступил место звуками природы — треску веток под копытами лошадей, шорохам, редким чириканьем сонных птиц, но в целом нас окружало безмолвие.

— Летом здесь недурно, — это было первое, что сказал виконт за время нашей прогулки. — Будучи ребенком, я часто играл тут с Маргарет и ее братом, моим кузеном. — В его лице мелькнула затаенная грусть, смешанная со злобой.

Эбигейл рассказывала мне о нем — около года назад его обвинили в ереси, заключили в королевскую темницу, а спустя три недели сожгли на площади. Говорить об этом вслух я, разумеется, не стала, и увела разговор в другое русло.

— И во что же вы играли?

Виконт посмотрел на меня и улыбнулся. Третий раз за время нашего знакомства.

— В лесных разбойников. Я был главарем, а Фрэнсис моим первым помощником. Как-то раз мы умудрились заблудиться, и слуги отца отыскали нас лишь глубокой ночью. — Он усмехнулся. — Ох и влетело же нам тогда…

Я улыбнулась. Что ж, оказывается, виконт может общаться не только односложными фразами и раздавать приказы. Уже хорошо — есть шанс разговорить его. Ричард поймал мой взгляд и коротко улыбнулся. Всего на пару мгновений, но даже мне их мне хватило, чтобы понять — улыбка у него красивая. Даже лицо просветлело.

— А я как-то сбежала от няни и отправилась в город с детьми ремесленника, что жили на соседней улице. Мы весь день шатались по Арану, где они учили меня просить милостыню и воровать хлеб у торговцев. — Даже сейчас, спустя много лет, воспоминания о неслыханном для девочки моего положения поступке, заставили засмеяться. — После этого Эбигейл заставила меня тридцать раз прочитать молитву «Отец наш Всемогущий», стоя при этом на горохе.

— Ваша семья всегда исповедовала нынешнюю веру? — Стенсбери вдруг резко сменил тему.

Он снова сделался серьезным, а между бровями залегла морщинка.

— Да, — на всякий случай соврала я, делая это, впрочем, без лишнего фанатизма.

— Наверное, тяжело было сменить ее на другую? — он спросил будто бы невзначай, но при этом внимательно глядел в мое лицо.

— Меня тогда и на свете не было, — говоря это, я не лукавила, — а потом… король Ортанар был лоялен к инакомыслящим, если те открыто не выступали со своими взглядами.

О том, что я в принципе не считала себя религиозной, говорить не стала.

— И все же, когда на трон взошла Беренгария, вы покинули двор, — заметил он.

Я ждала, что Стенсбери сейчас спросит «Почему?», но этого не произошло. Значит ли это, что он проверяет меня? И если да, то на что? Сомневается в искренности моих убеждений?

Я с самого начала знала, что виконт и его сестра придерживаются новой религии, но ни он, ни Маргарет не были похожи на фанатиков и даже просто истово верующих, хотя на полках в Фитфилд-Холле и стояли фигурки богов в окружении свечей.

— Жизнь при дворе требует денег, а у нас их, как вы знаете, в последнее время не хватает. Вот и пришлось потуже затянуть пояса, да и Эбигейл устала от шумной придворной жизни.

Он повернулся ко мне.

— Наверное, мне следует извиниться за то, что лезу не в свое дело, — сказал Стенсбери. — Но я повторю то же, что и вчера. Очень скоро, миледи, вы станете моей женой, и я надеюсь, что между нами не будет тайн. Я не терплю лжи.

От его взгляда у меня по спине пробежал холодок. В голосе виконта не слышалось угрозы или недовольства, но я не сомневалась, что в гневе он страшен и лукавства не простит.

— С чего вы решили, что я буду вам лгать? Вы в чем-то подозреваете меня?

— Нет, — ответил он, глядя мне в глаза, — просто говорю, как есть. Будущим супругам лучше знать все друг о друге заранее, не находите? Не хочу, что бы вы боялись меня, а вы боитесь, я это вижу. Так вот знайте, мне вы можете говорить все, что думаете, даже если это не совпадает с моим мнением. Лучше так, чем ложь и притворство.

— Да, я опасаюсь вас, — отпираться теперь не было смысла. — Опасаюсь, потому что совсем не знаю, вы угрюмый, немногословный, хотя и не кажетесь жестоким. А опыта общения с мужчинами у меня немного.

Теперь Стенсбери глядел на меня с явным интересом. Наверное, не ожидал, что я и в самом деле скажу то, что думаю, но, было совершенно ясно, что это пришлось ему по душе.

— Да, я и впрямь не очень общителен, — признался он, — но не кажется ли вам, что это лучше, чем пустая болтовня? Особенно для мужчины.

— При дворе каждый второй болтун, — сказала я. — И немало доносчиков, которые с радостью превратно истолкуют любые ваши слова. Все, что угодно можно извратить дурным пересказом. Особенно, если извращать намеренно. И это еще одна причина, по которой мы покинули дворец.

За разговором я и не заметила, как мы выехали на небольшую поляну, в центре которой темнело озеро. Заросшие рогозом берега полого спускались к воде, на поверхности которой недвижимо застыли опавшие листья и мелкие ветки. На противоположной стороне стояла на одной ноге мокрая от дождя цапля, зорко выглядывая неосторожных лягушек.

— Если вы жили при дворе, то, должно быть, слышали о том, что произошло с Фрэнсисом, — сказал виконт, устремив взгляд на черную гладь.

— Да, — я не хотела заводить об этом речь, но если он сам заговорил, значит, то было ему необходимо. — Мы не были знакомы, но мне, правда, очень жаль. Примите мои соболезнования.

— Его арестовали по доносу, — будто не слыша меня, продолжил виконт. — Фрэнсис был хорошим, но не умел держать язык за зубами. Увы.

Цапля выследила, наконец, зазевавшегося лягушонка, молниеносно ухватила бедолагу клювом и тотчас проглотила.

— Его оклеветали?

— Нет, — тихо сказал Стенсбери после короткой паузы. — Он был сторонником старой веры.

На несколько мгновений воцарилась тишина. Не насытившаяся цапля снова заняла выжидательную позицию у берега, хищно двигая маленькими черными глазками.

— И… — осторожно начала я, будучи не до конца уверена, стоит ли спрашивать о таком, но раз виконт хочет, чтобы я говорила начистоту, все же решилась, — как вы относились к этому?

Стенсбери повернулся ко мне. Наши взгляды встретились.

— Он был моим кузеном.

— Вы, верно, очень любили его, — я подошла поближе и коснулась затянутой в кожаную перчатку руки.

— Да… — медленно ответил Стенсбери. — Любил. — Вдруг он крепко сжал мои пальцы, но в следующую секунду отпустил. — Нам пора возвращаться. — Он посмотрел на небо. — Вот-вот начнется дождь.

По возвращении мы отогревались у жарко натопленного камина в библиотеке на втором этаже. Агата принесла разогретое вино со специями и пирог из поздних осенних яблок. Вечер еще не вступил в свои права, но из-за туч и темных деревянных панелей на стенах комнату окутывал вязкий сумрак.

Первый же глоток вина разлил по телу умиротворяющее тепло, и я с наслаждением сжимала кружку обеими руками, согревая озябшие пальцы. Стенсбери, видя это, поднялся с кресла, взял с подоконника плед и укрыл мои ноги.

— Благодарю, милорд.

— Можете звать меня Ричардом, — великодушно разрешил он.

— Благодарю, Ричард, — повторила я, пробуя это имя на вкус. И мне понравилось, как оно звучало из моих уст.

— У вас, должно быть, сложилось не слишком радужное мнение об этих местах, — предположил он и посмотрел в окно, — согласен, осенью здесь тоскливо, а зимы суровые.

— Я не боюсь холода.

Ричард посмотрел на меня и вскинул бровь.

— А чего вы боитесь?

— Много чего, — ответила уклончиво, — я вообще довольно трусливый человек.

— В самом деле? — усмехнулся он. — Мне так не показалось. Не каждая столичная дама отважится бросить прежнюю жизнь и уехать в глухомань на другой конец страны к незнакомому человеку.

Я не ответила.

Ричард взял стоящий у огня кувшин, заново наполнил наши кружки, протянул мне и сделал большой глоток. Поморщился, обжигая горло, и заговорил:

— Как вы уже поняли, Элизабет, я не располагаю большими деньгами. У меня есть замок и земли, но с трудом хватает средств, чтобы содержать все это. Слуг почти не осталось, лишь те, кому некуда идти, а мой годовой доход составляет около пятисот золотых в год, и то, если есть урожай, а крестьяне платят аренду. И я сразу говорю, что не смогу дать вам той жизни, какая была бы у вас с несостоявшимся мужем.

Мне стало обидно. Неужто, он, правда, считает, что меня волнует исключительно материальная сторона?

— Последние два года мы сами экономили на всем, и даже при дворе я не могла позволить себе роскошные наряды и украшения. И вы, конечно, знали об этом, когда договаривались о свадьбе. Не разумнее ли было найти более состоятельную невесту? И поверьте, я знаю цену деньгам и умею распоряжаться ими. Не бойтесь, я не стану требовать у вас шелков и драгоценностей, если вы беспокоитесь об этом.

Взгляд Ричарда немного смягчился.

— Простите меня, я не это имел в виду, — миролюбиво сказал он. — Лишь хотел предупредить вас.

— Что ж, — ответила я, поднимаясь с кресла, — можете считать, что я предупреждена.

Я даже не собиралась скрывать, что меня задели его слова. Не думала, что произвожу впечатление охотницы за состоянием.

— Хватит злиться, вам это не к лицу, — скривился он. — Сядьте и допейте ваше вино.

— Это приказ, виконт? — я обернулась.

— Вы не служанка, чтобы я отдавал вам приказы, — Ричард кочергой перемешал тлеющие в камине угли. — Но я не хочу, чтобы вы уходили так скоро. Наш разговор только-только становится интересным.

Насчет этого он был прав. Несмотря на его диковатость, я еще днем обнаружила, что мне нравится дискутировать с ним.

— Вы не жалеете, что приехали сюда? — спросил он, дождавшись, пока я займу место в глубоком кресле.

— Еще рано делать выводы. Я здесь всего второй день, но мне нравится ваш замок, нравится ваша кузина и ваша дочь.

— Анна? — Ричард выглядел удивленным. — Вы уже познакомились с ней?

— За завтраком, — улыбнулась я. — Она не по годам умна и рассудительна, но, мне кажется, вам надо быть с ней помягче.

На его лице появилось уже знакомое мне угрюмое выражение. Он залпом допил содержимое кубка, громко поставил его на каминную полку и развернулся ко мне, сложив руки за спиной.

— При всем уважении, Элизабет, но я сам решу, как воспитывать мою дочь.

— Разумеется, Ричард, — проворковала я, довольная возможностью отыграться, — но вы сами велели мне говорить то, что думаю, даже если мое мнение не сходится с вашим.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга и, затаив дыхание, я ждала его реакции. Что он сделает, как выкрутится — рассердится, возьмет свои слова обратно и скажет впредь держать язык за зубами? Мне было страшно и любопытно одновременно.

Ричард встал с кресла, подошел к камину и облокотился о полку.

— Я хочу, чтобы она выросла сильной. — Его взгляд устремился на полыхающий огонь. — Жизнь на севере отличается от той, к которой вы привыкли в столице, и слабые здесь не выживают.

— А что вы скажете обо мне? — расправив плечи, заинтересованно глянула ему в лицо. — Я кажусь вам сильной?

Ричард смерил меня оценивающим взглядом.

— Поживем, увидим.

ГЛАВА 7

Следующие две недели пронеслись как картинки в калейдоскопе — визиты к местной знати и ответные приемы, спешная подготовка к свадьбе и редкие, долгожданные часы уединения. Несмотря на то, что обитателей Фитфилд-Холла, включая прислугу и дворню, было не так много, одна я почти не оставалась. Большую часть времени проводила с Маргарет, с которой успела сблизиться — мы составили список гостей, утвердили блюда, выписали музыкантов из ближайшей деревни и, наконец, рассчитали примерную стоимость торжества. Сумма выходила не громадная, но внушительная. Поначалу я предлагала сэкономить, отказавшись от некоторых увеселений, но Маргарет убедила оставить все, как есть. Возможно, ей самой хотелось праздника — еще в первый вечер нашего знакомства она показалась мне женщиной деятельной и нуждающейся в общении, но волею судьбы заточенной вдали от света.

Кроме этого, к немалому моему удовольствию, Анна несколько раз согласилась составить мне компанию на прогулке, и относилась уже с меньшим недоверием, но все равно без особой теплоты.

С Ричардом же за эти дни я почти не виделась — он уходил рано утром и возвращался затемно, иногда не успевая даже не ужин. Правда, один раз мы все же выбрались на конную прогулку в деревушку неподалеку, большинство домов в которой принадлежало семье Стенсбери. Виконт представил меня как будущую жену и, кажется, сей факт немало удивил местных жителей — Ричард, судя по всему, имел здесь непоколебимую репутацию вдовца.

— Что именно требуется от меня, как от хозяйки Фитфилд-Холла? — спросила я, когда мы зашли пообедать в единственную на все поселение таверну и заняли столик в эркере.

— Время от времени арендаторы будут приходить к тебе со своими проблемами, имущественными или семейными. Если речь идет о деньгах или расторжении брака, сообщи об этом мне, а все, что касается личных неурядиц, в твоей вотчине.

Его слова меня не удивили. Редкий мужчина позволит своей жене вмешиваться в финансовые дела, и Ричард не исключение.

— У тебя еще остались вопросы, которые ты бы хотела обсудить, Лиз? — первый раз за все время он не назвал меня по имени. — Полагаю такие нюансы лучше уточнить сразу.

— Да, — я была рада, что он заговорил об этом сам, и мне не пришлось ждать удобного момента или ходить вокруг да около, — в Аране я привыкла к свободе и личному пространству. Тетушка не препятствовала, если я выезжала на прогулку в одиночестве и, конечно чтила сохранность моей личной переписки. Могу ли я рассчитывать на то же с вашей стороны?

Эти требования казались мне справедливыми, хотя я и знала, что многие женщины находились в куда более ограниченном положении, а их мужья сочли бы такое дерзостью, но Ричард ведь сам хотел откровенности.

Несколько секунд он задумчиво изучал меня, и в его глазах я видела скорее интерес, нежели раздражение. Что ж, думаю, это хороший знак.

— Я не собираюсь запирать тебя в Фитфилд-Холле, как и не стану возражать, если ты захочешь навестить родных, и уж точно не буду перехватывать твои письма, но, почему ты заговорила именно о них?

— Вы думаете, мне есть, что скрывать, Ричард?

— А тебе есть? — в свою очередь спросил он.

Под его пристальным взглядом мне сделалось неуютно. Неужели, и правда, подозревает?

— Вас беспокоит, что у меня есть тайный возлюбленный? — и, не дожидаясь ответа, продолжила, — спешу успокоить, но никаких интимных привязанностей я не имею. А если вы думаете, что лорд Хелиот…

— Да плевать я хотел на твоего Хелиота, — отмахнулся он с неожиданной резкостью. — Можешь не переживать на сей счет. Твоя личная переписка останется личной, как и все остальное, что ты решишь оставить при себе. Но заявлю сразу: предательства, какого бы рода оно ни было, я не прощу.

В его глазах на мгновение мелькнуло что-то такое, от чего по спине пробежал холодок. Нет, то была не злость, и даже не угроза — я лишь на секунду увидела ничтожную крупицу того, каким он может быть в гневе.

— Справедливое замечание, но мне неприятно слышать его от вас. Сама собою напрашивается мысль, что вы мне не доверяете.

— Это неправда, Лиз, — уже гораздо мягче сказал Ричард. — Ты кажешься мне добропорядочной женщиной, и я не сомневаюсь, что это так.

Тот разговор заставил меня о многом задуматься. Жалела ли я, что в скором времени стану женой виконта? Скорее, нет, но определенные опасения по этому поводу все же испытывала, ибо для меня по-прежнему оставалось загадкой, что он за человек, и из какого теста сделан. Приняв во внимание то, что было известно, я поняла одно — проверять лимит терпения Ричарда не стоит, да и не собиралась делать этого. А еще как нельзя кстати пригодились наставления тетушки — «мудрая жена не станет говорить мужу, как ему поступать, но устроит все так, будто ее решение — это его решение».

* * *

В день свадьбы Брайди разбудила меня еще до рассвета. В соседней комнате две служанки подшивали платье. Почти всю ночь я пролежала в постели, не сомкнув глаз, и лишь за пару часов до подъема, провалилась в короткий сон.

— Пора вставать, миледи, — ласковый голос компаньонки вырвал меня из тревожной дремы.

Она открыла шторы, и спальню наполнили маслянистые предрассветные сумерки. Окрестности замка утопали в густом тумане, но с улицы уже доносились голоса слуг, спешно заканчивающих последние приготовления.

В моей собственной голове был такой же туман, и странное ощущение, что все происходит не со мной, и я наблюдаю за этим действом со стороны. Вот меня усаживают в горячую воду, источающую слабый запах лаванды и сандалового масла, Брайди натирает спину жесткой мочалкой и, закончив, помогает выбраться из ванны и заворачивает в полотенце, точно маленького ребенка.

Затем появилась Маргарет, радостная и взволнованная одновременно, громко раздавала указания служанкам, когда те надевали на меня сорочку и пышные нижние юбки. Ветерок из открытой форточки холодил кожу, отчего она покрылась мурашками, но я едва замечала этот дискомфорт.

Потом принесли платье. Нежно-голубое, с замысловатым серебряным орнаментом и украшенное по корсажу жемчугом, оно действительно было очень красивым, но в тот день я не могла оценить его по достоинству. Отвороты широких рукавов были утеплены стриженым мехом и оказались довольно тяжелыми. Серо-синяя, с переливами нижняя юбка скользила по ткани сорочки и при каждом шаге мягко шелестела.

— Платье, достойное королевы, — улыбнулась Маргарет, разворачивая меня к зеркалу.

Я глядела на себя, словно околдованная. Смотрела и не узнавала. Мое лицо, моя фигура и мои волосы, но все же молодая женщина там, в отражении была мне не знакома. — Очень красивое.

Меня удивило, что виконт расщедрился на такой подарок. Даже в лучшие дни, когда мы с тетушкой и кузеном жили в относительном достатке, то не могли позволить себе подобных нарядов. Зная о том, в как обстоят финансовые дела Стенсбери, я чувствовала неловкость за то, что стала причиной таких расходов.

— Не беспокойся ни о чем, — ответила Маргарет, поглаживая меня по руке, когда я поделилась с ней своими мыслями, — это подарок от хорошего человека.

Я обернулась и удивленно посмотрела на будущую родственницу, но та лишь улыбнулась.

— От кого же?

— Боги Всемогущие! — вскинулась она. — Мы уже опаздываем, гости вот-вот начнут собираться. Эй, девушки! — Маргарет окликнула служанок, — заканчивайте с прической да побыстрее. Я буду ждать в холле.

…Когда спустились вниз, управляющий Фитфилд-Холла сообщил, что священник готов к церемонии, а виконт и гости уже ожидают нас в церкви.

Дабы соблюсти традиции, к алтарю меня вел давний друг Эбигейл, тот самый, что привез нас сюда, а сегодня исполняющий роль отца.

На тропинке перед храмом уже выстроился простой люд, знатные же гости находились внутри. Пока шли сквозь живой коридор, со всех сторон летели здравицы и поздравления, я видела лица людей, но все они сливались в одно. Колени предательски дрожали, ладони вспотели, а сердце колотилось с неистовой силой. Где-то в стороне играла музыка, легкая и ненавязчивая деревенская мелодия, странно контрастирующая с дождливым туманным утром.

Но вот мы шагнули под своды, и уличные звуки остались за спиной. Нас окружило теплом свечей и терпким ароматом поздних осенних цветов. Присутствующие откровенно глазели на меня, но я не замечала их — лишь алтарь впереди, священника и виконта в праздничном одеянии. Он был похож и не похож на себя. Не похож, потому что непривычно было видеть его в нарядном костюме, а похож оттого, что выражение лица осталось прежним.

Когда я подошла к нему и встала по правую сторону, он взял мою руку, и нашли пальцы сплелись. Священник начал молитву.

Свадебная проповедь была короткой, и я не запомнила ни одного слова, послушно произнесла слова клятвы, и очнулась лишь когда священник перевязал наши руки алой лентой, расписанной священными текстами.

— Что боги соединили, то смертные да не разлучат, — торжественно провозгласил он.

ГЛАВА 8

Вот и все. Свершилось. Обратного пути нет. Ричард развернул меня к себе, и я ощутила прикосновение его губ и колючей щетины. Странное это было ощущение — последним мужчиной, целовавшим меня, был Хелиот, но то, что происходило сейчас, не имело ничего общего с прошлым опытом. Впрочем, решить для себя, понравилось мне это или нет, я не успела — поцелуй был слишком коротким и легким.

Под сводами храма прокатился восторженный вздох. Мы развернулись к присутствующим, и я наконец получила возможность рассмотреть их. Большинство лиц уже были мне знакомы. Алейна и Эдуард Веттин посетили нас самыми первыми. Вдова Кейтлин Монтгомери жила в своем имении в десяти милях. Шумное и многочисленное семейство Скоттов владело землями, граничащими с Фитфилд-Холлом. Баронет Вильгельм Хоттон и его жена Магдален дружили еще с отцом виконта. Кристофер и Элеонора Уайт прибыли вместе с детьми. А убежденный холостяк и мечта всех окрестных девиц на выданье Фрэнсин Говард, был добрым приятелем Ричарда. Лица остальных тоже казались знакомыми, но имен их я не знала. Всего же собралось около пятидесяти человек.

Сразу после венчания отправились обратно в замок, где ждали накрытые столы и музыканты. Все происходящее было передо мной словно в тумане — этот странный день тянулся слишком долго, и в то же время его события стремительно сменяли друг друга.

В огромном зале, на помосте стоял главный стол и два высоких резных стула — один побольше, а другой, тот, что по правую сторону, пониже, предназначавшийся для меня.

Тосты, поздравления и здравицы сыпались как из рога изобилия, смех, музыка, разговоры и звон кубков сливались в единый нестройный гул, от растопленных каминов несло жаром, запахи еды, духов и пота заполонили ноздри. Гости смеялись, танцевали, шутили, пили и ели, и наблюдая за происходящим я отчаянно пыталась понять, чего хочу больше — того, чтобы этот день наконец закончился или чтобы он продолжался бесконечно. Ричард, поначалу серьезный и задумчивый, немного расслабился, но со мной держался подчеркнуто вежливо, как, впрочем, и всегда.

— Тебе что-нибудь нужно, Лиз? — спросил он, очевидно, устав молча наблюдать за моим состоянием.

— Нет, благодарю, — ответила я. — Просто немного утомилась.

Эбигейл с детства научила меня держать лицо, скрывая истинные чувства, и сейчас это умение оказалось как нельзя кстати. Никто, кроме Ричарда и Маргарет не замечал моего волнения и усталости — я принимала поздравления, перекидывалась светскими фразами с присутствующими дамами, улыбалась и пару раз даже засмеялась над несмешными шутками Эдуарда Веттина, которые в изобилии лились из его уст. Справедливости ради в них не было ни грубости, ни вульгарности — добродушный и краснолицый толстяк попросту не умел шутить.

Еще одним человеком, разделявшим мое состояние, была Анна. Она сидела за отдельным столом с другими детьми и приставленными к ним няньками, но, в отличие от сверстников, не выглядела веселой и беззаботной. Дождавшись подходящего момента, я встала из-за стола и подошла к ней.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, когда мы отошли в сторонку.

— Очень хорошо, миледи, — заученно ответила она. — Благодарю вас.

Мне стало ее искренне жаль. Бедняжка настолько привыкла следовать строгим отцовским правилам, что даже сейчас, когда остальным детям было дозволено веселиться, не могла расслабиться.

— Мне тоже кажется, что этот день тянется слишком долго, — призналась я. — А еще со мной можно не притворяться и говорить то, что думаешь.

Она подняла на меня свои большие карие глаза.

— Я боюсь даже думать, о чем я на самом деле думаю, — призналась она.

Как это было знакомо! Я видела в Анне себя, когда Эбигейл неустанно повторяла, как следует держаться настоящей леди, а еще как боги наказывают непослушных детей не только за дурные поступки, но и мысли.

— Ты ведь никогда прежде не бывала в столице?

— Нет, миледи.

Я присела на корточки и взяла ее за руки.

— Если хочешь, можем отправиться туда весной. Ты любишь путешествовать?

Анна грустно вздохнула.

— Я никогда не была в настоящем путешествии. А вот папа очень часто уезжает по делам. Но никогда не говорит куда, а когда спрашиваю, начинает сердиться.

Я посмотрела туда, где в компании мужчин, среди которых были Эдуард Веттин и Фрэнсис Говард, стоял Ричард. Они что-то тихо, но горячо обсуждали, и виконт, совершенно очевидно, пытался доказать что-то своим собеседникам, при этом бурно жестикулируя. Вид у него был рассерженный.

— Что-то случилось? — спросила я, когда мы снова оказались за столом.

— Не бери в голову, — резко отмахнулся он, бросив гневный взгляд в сторону приятелей.

Это не походило на ссору, скорее, на жаркий спор, и, Ричарду, очевидно, не удалось доказать остальным свою правоту. Меня учили, что совать нос в мужские дела — худшее, что может сделать женщина, да я и не собиралась выпытывать у него причину, но расстраивало то, что виконту испортили настроение в такой день.

Меж тем, праздник как-то совершенно неожиданно подошел к завершению. Погруженная в размышления, я пропустила момент, когда стихла музыка, а гости начали расходиться — кто по приготовленным комнатам, а кто по своим домам. Настал момент, страшивший меня более всего остального.

Мы сидели теперьуже в нашей общей супружеской спальне. Тускло догорали поленья в камине, и подрагивала на прикроватной тумбочке свеча в старом серебряном подсвечнике.

— Еще вина? — Ричард, не дожидаясь ответа, протянул мне наполненный кубок.

Несмотря на то, что за столом я выпила достаточно, захмелевшей себя не чувствовала. Кивнув в знак благодарности, приняла из его рук кубок и сделала большой глоток. Со стороны это, наверняка, выглядело нервно и смешно.

— У тебя прежде была связь с мужчиной?

Я мало что вином не поперхнулась.

— Откуда?!

Вопрос Ричарда показался обидным. И эта обида ненадолго прогнала страх.

— Я тебя не осуждаю. Но мне нужно знать.

— Да не было у меня никого!

Хелиот, единственный мужчина в моей жизни, ни за что не позволил бы себе ничего «такого» до свадьбы.

— Не злись, — Ричард улыбнулся.

— Я не злюсь, — буркнула в ответ.

— И не нервничай.

Легко сказать! Внутри меня колотило от страха и… предвкушения?.. Что ни говори — а Ричард был хорош. Даже очень. Взгляд опустился к расстегнутым пуговицам его рубашки. Он, конечно, заметил это и усмехнулся.

— Иди сюда, — Ричард протянул руку и коснулся моих пальцев.

Голос звучал сбивчиво, хрипло и отзывался щекоткой внизу живота. Уверенным движением он притянул меня к себе и поцеловал. Не так, как в храме — глубже, напористее и одновременно нежно.

С бешено колотящимся сердцем я ответила на поцелуй и инстинктивно прижалась крепче, чувствуя возбуждение внизу его живота. Собственное дыхание казалось мне громким, как удары колокола, стук сердца отдавался в висках.

За спиной терпеливо ждало своего часа брачное ложе, заправленное новым бельем, отдающим слабым ароматом лаванды. В следующую секунду все посторонние мысли оказались вытиснуты прикосновением пальцев к моей шее. Я вздрогнула.

Пару минут Ричард возился с застежками, пока, наконец, роскошное платье не упало к моим ногам, а следом за ним пришла очередь нижних юбок и тонкой сорочки. Теперь я стояла перед ним обнаженная. Щеки горели от волнения и смущения.

Мне хотелось прикрыться, но я не сделала этого — было бы смешно и неуместно. Я почти ничего не знала о том, что происходит за дверями супружеских спален. Нет, техническая сторона вопроса была известна — точнее, я приблизительно догадывалась, что и как, но о подробностях не имела понятия. «Близость — удовольствие для мужчин», говорила тетушка, «а женщине полагается терпеть и подчиняться».

Стоя перед ним, я, тяжело дыша, наблюдала, как Ричард торопливо избавляется от одежды, и когда он остался полностью обнаженным, смущенно отвела глаза. «Хорошая жена никому не показывает своей наготы, даже собственному мужу», наставляла Эбигейл. Однако, тетушка ни словом не обмолвилась о том, что надлежит делать «хорошей жене», если супруг лично изволит избавить ее от одежды, а затем беззастенчиво наслаждается открывшейся картиной.

А Ричард, определенно, наслаждался. Я же, не зная, куда деть глаза, смотрела то в окно, то на стену, то в потолок. Куда угодно, только не на него. Но взгляд упорно возвращался туда, где ему быть не положено.

— Ты боишься? — он шагнул в мою сторону.

Я не двинулась с места.

— Нет. Просто не знаю, как именно должна себя вести.

Ричард усмехнулся.

— Ну… — он протянул мне кубок, и я приняла его дрожащей рукой, — законов на этот счет никто не писал. — Так что делай все, что душа пожелает.

Чего в тот момент желала моя душа? С одной стороны хотелось юркнуть под одеяло, а с другой… Я нервно сглотнула. В груди и внизу живота копошилось новое, незнакомое ощущение. И страшно и интересно.

— Если не хочешь — ничего не будет. — Он посмотрел мне в глаза. — Принуждать не стану.

— Хочу, — я, наконец, осмелилась взглянуть ему в лицо. Опустила взгляд ниже и отпила вина.

…Ричард легко подтолкнул меня к кровати, и, не удержав равновесие, я неловко села в гору мягких подушек. Он едва заметно усмехнулся и уложил меня на спину.

Сердце стучало как бешеное, а когда его ладонь скользнула вверх по внутренней стороне бедра, колени задрожали. Он навис надо мной и, склонившись, поцеловал.

— Ты в порядке? — Ричард повернулся ко мне.

— Да, — я посмотрела на него и стыдливо натянула на грудь одеяло.

Голова до сих пор шла кругом, мысли беспорядочно расплывались.

— Но сегодня ты не получила удовольствия, — констатировал он.

Мне говорили, что это болезненно для леди — терять невинность, но в действительности все оказалось не так страшно. Боль была короткой и почти сразу уступила место непривычному ощущению чужого тела внутри. Наслаждения это не принесло, но, кто знает — может, так оно и положено?

— Я не знаю, как должно быть, — честно призналась Ричарду. — К тому же мне говорили, что близость — это удовольствие только для мужчин.

Он чуть заметно усмехнулся.

— Уверяю, Лиз, не только — ответил он, — И очень скоро ты в этом убедишься. — Ричард приподнялся, пальцами затушил свечу, и комната погрузилась во мрак. — Спокойной ночи.

Уже через несколько минут я слышала его спокойное размеренное дыхание. Глаза привыкли к темноте и, лежа на спине, я разглядывала узоры на каменном потолке. Сон не шел. Рядом, на прикроватной тумбочке, тускло поблескивал в лунном свете недопитый кубок вина. Что ж, может быть это поможет мне уснуть. Глядя на обнаженную спину мирно спящего Ричарда, я пыталась представить, какой будет наша дальнейшая жизнь, ответа пока не видела.

ГЛАВА 9

В середине декабря выпал снег. В Аране в это время шли дожди, мостовые размывало, грязь мешалась с тонким льдом замерзших ночью луж и помоями, которые выливали из окон. Ближе к полудню, когда солнце выбиралось из-за туч, месиво таяло, и дороги превращались в болото. Но здесь, на севере все было иначе.

Проснувшись ранним утром, я выглянула в окно и не сдержала восхищенного вздоха. Деревья и крыши покрывал снег, падал с небес и ложился на землю, укутывая ее белоснежным одеялом. Мир погрузился в звенящую тишину — в городе такого не встретишь. Завороженная этим зрелищем, я несколько минут простояла у открытого окна, любуясь зимней сказкой, и совсем не чувствовала холода.

Ричард как-то сказал мне, что по-настоящему север открывается лишь зимой — именно в это время года ты видишь его истинное лицо. Суровое, холодное, но невыносимо притягательное. Природа и жизнь в Нальгорде разительно отличались от всего, к чему я привыкла, и первое время, мои мысли то и дело возвращались к прошлому. Я часто вспоминала Аран, все здесь казалось мне чужим и странным — черт возьми, я даже по Эбигейл скучала!

— Тебе придется привыкнуть, — сказал Ричард, застав меня, коротающей вечер в пустой библиотеке. Тогда я призналась ему в том, что чувствую на самом деле. — Но я бы хотел, чтобы ты не только смирилась, но и полюбила эти края. Не хочу, чтобы ты была несчастна.

Романтики в наших отношениях по-прежнему было немного, но он хотя бы делал попытки (пусть и неуклюжие) скрасить мое пребывание на краю страны. А я так и не определилась с тем, как же отношусь к этому человеку.

Ричард как мог старался заботиться обо мне, был горяч в постели, но, кажется все еще не доверял. Впрочем, и я не спешила открываться ему. Можно сказать, что последние три недели мы пытались притереться и прощупать друг друга. Вот только я понятия не имела, какие его тайны могу вытащить на свет и понравится ли мне то, что я обнаружу.

В то утро Ричард по обыкновению встал еще до рассвета, и проснулась я уже в одиночестве. С первого этажа доносился стук тарелок, и долетали запахи еды — завтрак здесь подавали рано, и, не желая ломать устоявшуюся традицию, я научилась просыпаться раньше.

В Аране у меня не было особо важных дел: домом управляла, и тетушка и никого другого к этому не подпускала. Несмотря на близкое родство, я была гостьей в ее доме, теперь же мне предстояло стать хранительницей Фитфилд-Холла.

В комнату постучалась Брайди, уже приготовившая мне платье и обувь. Ей тоже пришлось нелегко, возможно, даже тяжелее, ибо вставать теперь приходилось затемно. Но сегодня компаньонка выглядела особенно уставшей, и я решила дать ей выходной, а сама заняться делами, благо, в новом доме они находились всегда.

Я так и не привыкла к положению хозяйки замка, хоть и очень старалась. Бóльшая часть забот по-прежнему лежала на плечах Маргарет, и она постепенно вводила меня в курс дела. Так, всю прошлую неделю я изучала приходно-расходную книгу, которую здесь вели с особой тщательностью. Нельзя сказать, что виконт был скупым хозяином, но и лишних трат не позволял, однако, близилось празднование Нового Года, что означало дополнительные расходы. Помимо этого ко мне два раза обращались арендаторы с просьбой решить их семейные споры — и если ведение домашних финансов было для меня привычно, то в последнем опыта не было вовсе. Однако, к своей гордости, я, как мне казалось, весьма успешно справилась с новой обязанностью, и никто не остался в обиде.

— Доброе утро, Лиз, — улыбнулась Маргарет, когда я спустилась в столовую. — Садись, завтрак вот-вот подадут.

— Доброе утро, — ответила я, украдкой выглядывая в коридор.

Ричарда, как и следовало ожидать, дома не было. Обычно он уходил с рассветом и возвращался ближе к обеду. Днем занимался делами замка, объезжал владения, иногда коротая вечер в местном пабе, и наедине мы оставались лишь ночью. Да и то, нередко он возвращался затемно, когда я уже почти спала. В такие моменты он старался забираться в постель максимально тихо, но я все равно просыпалась, чувствуя, как прогибается под тяжестью его тела матрас.

— Он только что вернулся, — от проницательной Маргарет ничего нельзя было скрыть. — Ушел на конюшню, распрягать лошадь. Сейчас придет.

Ричард и впрямь явился через несколько минут, а вместе с ним в столовую влетел запах зимы и утреннего холодка.

— Доброе утро, Лиз, — он стряхнул с волос снег и уселся за стол. — Я только что от Хоттонов. Магдален просила передать, что ждет тебя в гости.

Супруги Хоттоны владели землями, граничащими с нашими, и жили ближе всех других соседей. Несколько дней назад Вильгельм со своей супругой заезжали в Фитфилд-Холл, остались погостить на пару ночей, и Магдален взяла с меня обещание, что я нанесу им ответный визит.

— Не возражаешь, если я навещу их завтра?

Сказать по правде, последнюю неделю, несмотря на обилие дел, я откровенно скучала. Столичная жизнь еще не хотела меня отпускать. Да и приятельницами обзавестись не помешает. Я намеренно избегала слова «подруги», ибо несколько лет жизни при дворе научили меня тому, что встретить человека, которому можешь доверять и перед которым не нужно притворяться — большая редкость. В столице у меня было много хороших знакомых, но никого из них я не могла назвать другом.

— Отличная идея, — Ричард кивнул. — Пожалуй, это будет полезно для тебя. Может быть, заведешь себе подругу. Магдален достойная женщина, а сегодня у меня для тебя кое-что есть, — добавил он загадочно и, поймав мой взгляд, усмехнулся. — Получишь после завтрака.

Этим «кое-чем» оказались ключи от всех уголков Фитфилд-Холла. Ричард торжественно вручил мне тяжелую связку на черном металлическом кольце.

— Замок теперь в твоем распоряжении.

Я обернулась к Маргарет, но та лишь улыбнулась и кивнула.

В течение следующих полутора часов Ричард провел меня по всем помещениям, показывая, какой ключ, предназначен для каждого из них. Спальни, гостиные, кабинеты, кладовки и даже несколько «тайных комнат», замаскированных под зеркала и шкафы — экскурсия, безусловно, вышла занимательной, а Фитфилд-Холл на поверку оказался больше, чем я полагала.

— Зачем было нужно делать столько потайных комнат? — спросила я, осматривая одну из таких, скрывающуюся за дверью каморки для швабр.

— Чтобы женщинам и детям было, где укрыться, если замок подвергнется осаде. В прежние времена здесь часто случались набеги тернадцев, — сказал Ричард и, увидев выражение моего лица, рассмеялся. — Не бойся, Лиз, ничего подобного не случалось уже сотню лет. Теперь они ведут себя мирно, и, если хочешь, могу познакомить тебя с представителями местного клана.

И пусть слово «тернадцы» не ассоциировалось у меня с понятием «мирные», в груди вспыхнул огонек любопытства. Интересно, какие еще сюрпризы поджидают меня в этих странных краях?

Под конец мы поднялись на чердак, охватывающий весь замок. Свободного места было мало — мебель, игрушки, коробки, сундуки и кипы бумаг превратили его в лабиринт из старых вещей, некоторые из которых оказались довольно занимательными. Чердаки и кладовки всегда привлекали меня, сколько себя помню, и в детстве я любила подолгу сидеть в чулане под лестницей, перебирая старый хлам, который Эбигейл собиралась выкинуть, но не решалась. Каждый раз после очередного «исследования» тетушка отчитывала меня за то, что я вымазалась в пыли или испортила платье, но очередное найденное «сокровище» вроде деревянных бус или сломанной музыкальной шкатулки стоило того, чтобы выслушать нравоучения.

Осматривая чердак в Фитфилд-Холле, я словно вернулась в детство, ощутив, казалось бы забытый азарт. В воздухе пахло пылью и старыми вещами, а углы и оконные рамы затянула добротная паутина. В обшарпанных комодах, мутных зеркалах и покрытых слоем пыли безделушках навеки отпечаталась история семьи, частью которой я стала. Старые вещи тоже умеют рассказывать, но, в отличие от людей, говорят только правду. Тут же хранилась целая летопись, начиная от рыцарских доспехов, расчерченных следами от ударов мечей и заканчивая детскими игрушками Ричарда. Были здесь и старинные наряды — изъеденные молью и покрытые слоем пыли, так что уже не различить цвет и материал.

Прямо под одним из круглых окошек с цветными стеклами, стояла выцветшая ширма. Я заглянула за нее и вздрогнула. Свет из окна падал на деревянный манекен с надетым на него подвенечным платьем, и в первый миг скудное освещение сыграло со мной злую шутку — мне показалось, что за ширмой стояла женщина.

Мотнув головой, я медленно подошла и коснулась пыльной ткани. Белый шелк, не потерявший своих качеств, заструился сквозь пальцы. Рядом с манекеном стоял комод, а нем фарфоровая статуэтка и ваза с давно засохшим букетом роз.

Вернув на место поблекшую пастушку с отколотой ручкой, я ообещала себе, что непременно приду сюда еще раз.

Из-за мутных окон под самым потолком здесь царил полумрак, и было видно, как кружатся в воздухе пылинки. Сквозь многочисленные щели пробирался сквозняк, шумел в трубах и, будь я одна, наверняка бы испугалась — звук выходил довольно жуткий.

— Здесь полно всякого старья, — за спиной раздался голос Ричарда. — Я сам не поднимался сюда уже несколько лет.

Он явно не получал удовольствия от пребывания в этом месте. Даже не так — оно тяготило его. Словно он вынужденно вернулся к теням прошлого, которые сам же сюда и загнал, дабы они не преследовали его в настоящем.

Я посмотрела на облезлый комод и стоящую на нем фарфоровую вазу с засохшими розами. Их покрывал толстый слой пыли, и стоило мне прикоснуться, букет рассыпался прахом.

Ричард взглянул на платье и быстро отвернулся.

— Можешь делать с этим, что угодно. Но, как по мне, лучше избавиться от всего этого. Ни к чему хранить сломанные вещи.

— Оно принадлежала твоей жене? — спросила я, отчего-то надеясь, что ошибаюсь.

— Да, — коротко ответил он.

Ричард ясно дал понять, что разговор ему неприятен, и лезть в душу я не собиралась. Но что же с ней все-таки случилось? С самого первого дня я не слышала ни от обитателей замка ни единого упоминания о ней, не нашла ни одного ее портрета и даже не знала ее имени. Складывалось впечатление, что эту женщину просто стерли из истории дома. Один-единственный раз, за обедом, когда Ричарда не было дома, я попыталась расспросить Маргарет, но она быстро перевела тему.

— Это тяжелая история, — коротко сказала она. — Нам всем нелегко вспоминать о ней. Тем более, Ричарду, так что лучше не спрашивай его ни о чем.

Я знала лишь то, что его жены не стало восемь лет назад. Срок немалый, но, очевидно, и его чувства к ней были сильны. Мне было трудно понять это, ведь даже в свои двадцать три я почти ничего не знала о любви. И все же, в груди копошилась ревность.

— Вернемся вниз? — я взяла его под руку. И пусть мы еще не все осмотрели, Ричарду было тяжело здесь находиться. — Я замерзла и не отказалась бы от чашки чая.

— Конечно, — он посмотрел на меня с благодарностью.

— Ну, вот и все, — сказал он, когда мы спустились на первый этаж, в кабинет. — Теперь каждый уголок Фитфилд-Холла в твоем распоряжении. — Ричард улыбнулся и передал мне тяжелую, весело звенящую связку. — Кажется, вам стоит заказать для них специальный пояс, леди Стенсбери.

— Но здесь нет ключей от подвала.

Не то, чтобы я очень туда рвалась, но было немного странно, что никто не показал мне эту часть дома.

Ричард перемешал кочергой угли в камине и подбросил пару новых поленьев.

— Вот уж где тебе точно делать нечего, — сказал он, — Внизу все давно прогнило, нуждается в ремонте, и находиться там попросту опасно.

— И все же я хочу его посмотреть.

Ричард пожал плечами и откинулся на спинку своего любимого глубокого кресла, обитого темно-зеленым бархатом. С наслаждением вытянул ноги и устроил их на банкетке.

— Хорошо. Если ты так этого хочешь, завтра я свожу тебя туда, договорились? Но ключи у меня не проси. Не хочу, чтобы ты что-нибудь себе сломала.

После ужина Ричард снова отбыл по делам и, воспользовавшись свободным временем, я решила провести его с Анной. Девочка по-прежнему относилась ко мне настороженно и, по возможности избегала, я же искренне хотела с ней подружиться.

Мы устроились в ее комнате на втором этаже, и я велела служанкам принести яблочный чай и пирог с малиновым вареньем — излюбленное лакомство Анны.

Обстановка детской и мало чем отличалась от обычной девчачьей спальни: яркие росписи на стенах, расшитый цветами полог и заваленный кружевными подушками подоконник. С полок смотрели нарядные игрушки, но, судя по тому, что стояли они в идеальном порядке, и были покрыты тонким слоем пыли, маленькая хозяйка пользовалась ими редко.

Зато многочисленные книги лежали повсюду: на кровати, столе, подоконнике и даже на ковре рядом с игрушечным деревянным мечом и таким же деревянным щитом, украшенным фамильным гербом Стенсбери.

— Ну, что прочитала на этой неделе? — спросила я, зная ее любовь к книгам.

Анна вздохнула и протянула мне тонкую брошюрку в потрепанном кожаном переплете.

— «Житие святой Фарфелии», — прочитала я вслух и вернула книгу Анне. — Тебе нравится религиозная литература?

Насколько я помнила, в первую нашу встречу, Анна сказала, что любит читать о войнах и рыцарях.

— Отец Федерик дал мне ее на прошлой неделе, — ответила она. — Он говорит, что все благочестивые девочки должны любить церковные книги.

По моему мнению, это было не самым подходящим чтением для десятилетней девочки, учитывая то, в каких красках автор описывал казнь несчастной святой, но я не стала ничего говорить по этому поводу и спросила о другом.

— И тебе понравилось? Что ты об этом думаешь?

Анна долила себе чай, подула на чашку и осторожно сделала глоток.

— В этой книге нет ни слова о том, какой она была. Ну, я имею, в виду, настоящая Фарфелия. Здесь говорится только о силе ее веры, мучениях и казни, но ничего о ней самой. А я бы хотела знать, о чем она мечтала, чего боялась. И как стала той, кем стала.

Анна и прежде не казалась мне глупой, но после этих слов я была вынуждена признать, что малышка оказалась гораздо умнее. Хорошее качество, но слишком опасное для женщины в наше время.

— Только не говори об этом отцу Федерику, — серьезно сказала я. — Ты меня, поняла, Анна? Скажи, что тебе книга тебе очень понравилась и попроси еще что-нибудь почитать.

— Я знаю, как вести себя со священником! — неожиданно резко бросила она, но тут же опомнилась — простите, миледи, мне не следовало на вас кричать.

— Все в порядке, — я хоть и была удивлена, но не думала обижаться. — Просто переживаю за тебя. Как умная девочка ты наверняка знаешь, что не стоит показывать свой ум перед мужчинами. Особенно, если они служители церкви.

Взгляд Анны потеплел. Она вдруг улыбнулась и, утащив себе на тарелку кусок пирога, хитро посмотрела на меня.

— Поэтому вы всегда так разговариваете с отцом Федериком? Вы ему нравитесь, потому что он считает вас глупой, — добавила она и хихикнула.

— Вот пусть и дальше так считает, — подмигнула я. — Пускай считает нас дурочками. Но мы-то с тобой знаем, кто на самом деле дурак.

Местный настоятель не понравился мне с самого первого дня. Его предшественник тот, что обвенчал нас с Ричардом, умер во сне спустя два дня, и уже к следующему вечеру приехал новый. Престарелый отец Уиллем, добрый и начисто лишенный фанатизма, так или иначе, собирался уходить, чтобы провести оставшееся время в тишине и покое, так что епархия отправила к нам Федерика, как только получила письмо.

— Вы хорошая, миледи, — неожиданно сказала Анна. — Наверное, моя мама была такой же.

— Ты совсем ее не помнишь? — осторожно спросила я.

Девочка покачала головой:

— Нет. Она умерла, когда мне было два года. А отец почти никогда не говорит о ней.

Мне стало жаль Анну, а еще я опять увидела в ней себя — моя мать умерла от лихорадки, когда мне не исполнилось и года, а через несколько лет не вернулся с войны и отец. Что с ним случилось, и какая смерть настигла его, мы с Эбигейл так и не узнали.

— Очень больно терять тех, кого любишь, — сказала я, прижимая ее к себе, и Анна неожиданно обняла меня в ответ. — Но жизнь продолжается, и, знаешь, — я посмотрела на нее, — это не такая уж и плохая штука. И, кстати, не хочешь завтра наведаться к Хоттонам? Все лучше, чем слушать скучные проповеди отца Федерика.

Анна посмотрела на меня и засмеялась.

ГЛАВА 10

Ричард сдержал обещание, и на следующий день, после завтрака, лично показал мне подвал. Он охватывал весь дом, и в отличие от чердака, не был захламлен. Парочка старых, шкафов и столов, несколько испорченных молью гобеленов и больше ничего. Лестницы, как и предупреждал Ричард, прогнили, и ступеньки угрожающе скрипели, стоило только опустить на них ногу.

— Теперь ты понимаешь, почему лучше не соваться сюда? — спросил он, глядя в потолок, с которого капала вода.

Где-то между стен послышалась возня, и я брезгливо поежилась. С наступлением холодов нам пришлось отражать нашествие крыс, лезущих в дом в поисках пищи и тепла.

— Следующим летом хочу заняться всем этим. Давно пора привести его в порядок. Но материалы для строительства стоят немало.

Он поднял голову и указал на разбухшие от воды деревянные балки. Некоторые из них еще худо-бедно могли прослужить пару лет, но большая часть нуждалась в срочной замене.

— Древесину можно выписать из соседнего графства, она качественнее, и даже с доставкой сюда это выйдет в меньшую сумму, — сказала я, не без довольства замечая, как меняется выражения его лица.

Ричард удивленно посмотрел на меня. Наверняка не ожидал, что я разбираюсь в таких вопросах, и уж тем более, буду давать ему советы.

— Не знал, что ты в этом смыслишь, — в его голосе, тем не менее, прозвучало уважение.

Откровенно говоря, в строительстве я не разбиралась, но помнила, как мать Хелиота заказывала дерево для ремонта дома, а экономить деньги без ущерба качеству несостоявшаяся свекровь умела. Правда, Ричарду об этом знать необязательно.

— Немного, — я улыбнулась.

Если поначалу перспектива управления замком нагоняла на меня страх, то теперь я с каждым днем все больше входила во вкус. И пусть мне предстояло научиться еще очень многому, сам процесс доставлял удовольствие — я понимала, что привязываюсь к Фитфилд-Холлу, а ведь совсем недавно он казался мне чужим и холодным.

Тут, в глубине коридора вновь послышалась скомканная возня и, не желая наступить на шальную крысу, я предложила Ричарду вернуться наверх.

Этим же днем мы поехали к Хоттонам. В Аране светские визиты чаще утомляли меня, чем приносили удовольствие, но, оказавшись вдали от света, я с удивлением обнаружила, что скучаю по ним. К тому же мы с Магдален неплохо поладили, она казалась мне умной и приятной собеседницей. Слегка простоватой, что при дворе вызвало бы насмешки, но доброй и отзывчивой.

В королевском дворце все прикрывались масками, стремились «казаться», нежели «быть», и, следуя правилам выживания, я так же пряталась за тщательно созданным образом. Никто не знал меня настоящую, ровно, как я и не знала истинных лиц окружающих. У меня не было подруг, и я никому не рассказывала о том, что думаю и чувствую, но в глубине души хотела иметь настоящего друга. Увы, при дворе мечта была обречена оставаться несбыточной.

Имение Хоттонов находилось в тридцати милях от Фитфилд-Холла, и по заснеженным дорогам это занимало около четырех часов пути. Ехать решено было в экипаже — тракт частично пролегал через пустоши, и на открытой местности нас продуло бы насквозь, будь мы верхом.

Картина, открывавшаяся из окна кареты выглядела унылой — выпавший прошлой ночью снег растаял к вечеру того же дня, а наутро его сменил зябкий дождь. Было холодно, дул ветер, и даже утепленные стены экипажа почти не спасали. Анна с ногами забралась на скамью, покрепче закуталась в накидку и прижалась поближе к Брайди, с которой неплохо поладила. Мы ехали уже порядка трех часов, и подогретое вино со специями, которое нам дала с собой Маргарет, подходило к концу.

— Летом тебе здесь понравится больше, — сказал Ричард, очевидно, прочитав мои мысли.

Он был так сильно привязан к здешним местам, это чувствовалось в его голосе и отражалось в глазах. Я смотрела на него, пытаясь вообразить его в другой обстановке, но не могла. Ричард был северянином от ногтей до кончиков волос — суровый и диковатый, как природа вокруг, но обладающий притягательностью — мрачноватой, но по-своему красивой. Север был в его крови. Уже тогда я понимала, что коль скоро судьба занесла меня в эти земли, мне придется стать северянкой.

Столичная жизнь осталась позади, и нужно смириться, что возврата к прошлому нет. Я не ощущала себя несчастной, во всяком случае пока, но, глядя вокруг, сознавала, что была здесь чужой. Маргарет относилась ко мне с теплотой, Ричард был добр, и даже упрямая Анна, кажется, смирилась, но вместе с тем они не доверяли мне. Ровно как и я сама не знала, могу ли довериться кому-то из них.

В имение мы приехали уже затемно. Хоттон-Мэнор стоял посреди пустоши, и на фоне стремительно чернеющего неба смотрелся внушительно. Внушительно — именно это слово как нельзя лучше описывало все, что находилось в этих краях. Давным-давно, когда я была еще ребенком, отец часто рассказывал мне о Севере, в том числе и о местных замках — грубо построенных и воинственных, но не лишенных очарования.

Хоттон-Мэнор уступал размерами Фитфилд-Холлу, но укреплен был получше, и на въезде нас встретили крепостные стены и ворота с подъемной решеткой.

Как рассказал мне Ричард, здесь также частенько случались набеги тернадцев.

— Не бойся, теперь они ведут себя поспокойнее, — улыбнулся Ричард, — да и не так уж страшны, как их малюют.

— Мистер Гилбард однажды гостил у нас с родичами из своего клана, — с сияющими от восторга глазами поведала Анна. — А его жена, леди Нормэнна лучше любого солдата обращается с секирой. Она и меня обещала научить, когда подрасту. Ах, как бы хотела я быть тернадкой! Они сами выбирают себе мужей или могут вообще не выходить замуж.

— Довольно, Анна, — резко одернул Ричард. — Ты не тернадка, и не леди Нормэнна.

Анна притихла. Ричард, вне всякого сомнения, любил дочь, но на мой взгляд был несправедливо строг к ней, а я еще я видела, что она боялась его.

— Тебе еще рано думать о замужестве, — я поспешила сгладить нарастающий конфликт.

Вильгельм и Магдален встретили нас, как только сторож открыл ворота. Рядом с грозной железной решеткой старый привратник смотрелся комично, и я даже не была уверена, что он умеет обращаться с оружием. В прошлые времена Хоттон-Мэнор, возможно, и был несокрушимой громадиной, но сейчас хранил лишь следы ушедшего величия. За крепостными стенами оказался обычный особняк — конечно, гораздо больше тех, что строили в Аране, но назвать его замком было нельзя.

— Рад, что ты наконец выбрался, — Вильгельм похлопал Ричарда по плечу, — да и вам, Элизабет будет полезно сменить обстановку, — он с улыбкой посмотрел на меня. А Магдален нужна подруга.

— В Нальгорде слишком много земли и слишком мало людей, — рассмеялась она.

— Но это наша земля, — серьезно сказал Хоттон. — И мы любим ее. — Поймав мой взгляд, он снова улыбнулся. — Возможно, мы покажемся вам диковатыми, леди Стенсбери, но вы не бойтесь.

— Вы не кажетесь мне дикими, — честно ответила я, все больше проникаясь симпатией к этой чете. — В детстве отец много рассказывал мне о Севере, и людях, которые здесь живут. А теперь я убедилась, что он был прав.

Мне искренне хотелось подружиться с этими людьми. В них не было столичной напыщенности и высокомерия, с которым я сталкивалась всю сознательную жизнь. Придворные сливки наверняка сочли бы деревенщинами, именно так называла северян моя знакомая Алиенора Брендон.

— Ну, что же мы здесь стоим, — опомнилась Магдален. — Так и замерзнуть недолго. Идемте скорее в дом, ужин уже подан.

Я была немало удивлена, увидев за столом нескольких представителей тернадского клана, жившего в ста милях от нас. Тетушка Эбигейл обожала рассказы о «варварах» и частенько пугала ими меня и Анри, не скупясь на подробности их зверств. В ее историях они выходили кровожадными дикарями, убивающими всех без разбора и похищающими знатных леди, чтобы сделать их своими наложницами.

Но сейчас напротив меня сидели обычные люди, отличающиеся от нас разве что своими одеждами, но уж точно не похожие на душегубов и насильников.

Ричард, так и вовсе поприветствовал их, как добрых приятелей, и я не сомневалась, что знают они друг друга очень давно.

— Так, значит, вы и есть леди Стенсбери? — уточнил мужчина, представившийся Дональдом. — Рад нашему знакомству, миледи. И как вам Север?

— Он не такой, каким я его представляла. Мне сложно привыкнуть к некоторым вещам, но, полагаю, что я справлюсь. Во всяком случае много из того, что мне рассказывали, не имеет ничего общего с реальностью.

— И вы верили в то, что вам рассказывали? — поинтересовался Дональд.

— Я предпочитаю верить своим глазам, нежели чужим языкам, милорд.

Бородач весело расхохотался.

— Хороший ответ! — похвалил он. — И что же говорят вам ваши глаза?

Сидевшая рядом с ним женщина сердито дернула мужа за рукав.

— Ты пьян, Дональд! Оставь в покое юную леди, пока у нее не испортилось впечатление о тебе. — Она посмотрела на меня и улыбнулась. — Вы уж простите моего мужа, Лиз. Он добрый малый, но как выпьет, то ему и кляпом рот не заткнешь.

Трудно представить, чтобы в Аране женщина разговаривала с супругом в подобном тоне, но, к моему удивлению, Дональд и не подумал возражать супруге и, извинившись передо мной, тотчас включился в разговор с соседом.

Бросив взгляд в сторону, я увидела стоящих у окна Ричарда и Вильгельма, а с ними еще одного мужчину. Лицо его тонуло в полумраке, но даже так я могла поклясться, что уже видела этого человека. Он был на нашей свадьбе — в храме не присутствовал, но явился на пир, поздравил и быстро ушел.

— Кто он? — спросила я у Магдален.

— Уильям Колтон, — ответила она. — Живет неподалеку отсюда. Ричард еще не рассказывал тебе о нем?

— А должен был?

Магдален неожиданно смутилась.

— Я и сама мало что о нем знаю. Но он достойный человек.

Она явно чего-то недоговаривала, но расспрашивать ее и дальше было бессмысленно. Когда я вновь посмотрела на них, наши взгляды встретились. Уильям коротко кивнул мне в знак приветствия и по-светски улыбнулся. В этом не было ничего необычного, но я все же напряглась. Ричард повернулся в мою сторону и, вместе они направились ко мне.

ГЛАВА 11

— Лиз, позволь представить тебе моего доброго знакомого, мистера Уильяма Колтона, — сказал он.

Теперь я могла, наконец, как следует разглядеть его. Среднего роста и телосложения, он был еще не стар — возможно, лет сорок — сорок пять, но с уже раскрашенными проседью волосами, что впрочем, совсем его не портило. Карие глаза смотрели с живым интересом — мистер Колтон был явно из тех, кто привык изучать собеседника, подмечая для себя незначительные на первый взгляд мелочи.

— Леди Стенсбери, — он поклонился и поцеловал мое запястье. — Счастлив наконец познакомиться с вами.

— Взаимно, мистер Колтон, — ответила я.

Глаза у него были добрые, и он не казался мне опасным или неприятным, но в то же время мною овладело какое-то странное чувство, объяснить которое я не могла.

— Приношу свои извинения за то, что не представился вам на свадьбе, — Уильям виновато улыбнулся. — Совсем не было времени.

— Не стоит просить прощения, мистер Колтон. Теперь-то мы с вами знакомы. Вы живете где-то неподалеку? — мне хотелось узнать о нем побольше.

— Я родился здесь, — ответил Уильям, — и провел большую часть жизни, но сейчас дела держат меня на востоке страны, в Эрбишире, и дома я бываю нечасто, миледи.

Говоря все это, он смотрел мне в глаза, и я видела, что он говорит правду. И все же, ему определенно было что скрывать — жизнь при дворе научила меня разбираться в людях.

Застолье продолжалось еще около часа, после чего все разошлись по приготовленным комнатам. Уложив Анну спать, я решила немного подышать свежим воздухом — в жарко натопленной спальне было душновато.

Миновав коридор, свернула за угол и вышла не небольшой балкон. Ночной ветер забирался под халат и холодил кожу, но дискомфорта я не ощущала, скорее наоборот. Черное небо украшала россыпь звезд, а, значит, завтрашний день обещал выдаться ясным. Мы не собирались задерживаться у Хоттонов. Близилось празднование Нового Года, дня, в который, если верить религиозным книгам, боги создали Мир.

В Фитфилд-Холле ждали гостей. Сразу после свадьбы я отправила весточку Эбигейл, где приглашала их с Анри на праздник. Ответа пока не получила, но, думается, тетушка не упустит возможность сменить обстановку — в последнее время даже она, закоренелая столичная жительница, тяготилась тем, что происходило в Аране.

— Конюх сказал мне, что на днях в деревне заметили Ройса, — донеслось откуда-то слева.

Юркнув за стену, я задула свечу и прислушалась. Это был голос Уильяма Колтона и, судя по всему, он находился в соседней комнате.

— Я знаю, — второй голос принадлежал Ричарду.

— И ты так спокойно об этом говоришь? — Колтон был явно встревожен.

— А что я, по-твоему, должен сделать? Убить его?

— Припугнуть, — на пол упали тени, и я поняла, что они вышли на балкон. — Это не шутки, Ричард, ты знаешь, на что он способен.

— У меня нет права «запугивать» его или прогонять, — хмуро ответил он. — Но если Ройс захочет дуэли, он ее получит. И я не буду к нему милосерден.

Я не понимала, о чем они говорят, да этого и не требовалось. Ясно одно — некто желает зла моему мужу, но кто и за что?

— Ты можешь отправиться со мной в Эрбишир. Бери жену и дочь и поезжай. К тому же наш друг хочет познакомиться с твоей Элизабет.

Я стояла, прижавшись к стене, не чувствуя холода каменной кладки. Слышно было плохо, но в голосе Уильяма четко ощущалась тревога, передавшаяся и мне.

— Я не могу, — ответил Ричард. — Сейчас нет, и ты знаешь, почему, — он перешел на шепот, и мне пришлось подобраться ближе к краю стены. — Но ты возвращайся и как можно скорее. Передай нашему другу мои самые теплые пожелания.

Разговор прекратился, и по удаляющимся шагам я поняла, что они уходят. Выждав еще несколько минут, осторожно выглянула в коридор. Никого. В голове роились мысли, одна хуже другой, и все же я приказала себе успокоиться. Быть может, все не так страшно — в конце концов, мне ведь ничего толком неизвестно. Пожалуй, по возвращении в Фитфилд-Холл нужно подпоить Ричарда и попытаться разговорить, а если не выйдет, провернуть то же самое с Маргарет — она-то поразговорчивее будет.

Заново зажечь свечу было не от чего, и по коридору я шла практически на ощупь.

— Лиз?

Сбоку мне на плечо опустилась чья-то рука. От неожиданности я вскрикнула и едва не выронила подсвечник.

— Что ты здесь делаешь? — передо мной стояла Магдален.

— Выходила подышать, — честно ответила я.

Она как-то странно на меня посмотрела, но дальше расспрашивать не стала.

— Так и простудиться недолго. — Маргарет зябко поежилась. Закуталась потеплее в тяжелый халат и взяла меня под руку. — Идем, провожу тебя в комнату.

Уже у дверей спальни я, наконец, решилась спросить у нее.

— Скажи, тебе знакома фамилия Ройс?

Магдален явно не ожидала этого вопроса. Она вдруг смутилась, но быстро взяла себя в руки.

— Возможно. Но вот так с ходу не вспомню. А почему ты спрашиваешь?

— Да, так… Не бери в голову. — Худшее, что можно ответить, но ничего другого в голову не пришло. — Ладно, спокойной ночи. — С этими словами я спешно закрыла дверь.

В том, что Магдален, как минимум слышала об этом человеке, я не сомневалась, ровно, как и в том, что ей не понравился мой вопрос. Даже не так — она испугалась. Что же все-таки происходит? Медленно вдохнув полной грудью, я так же медленно, выдохнула. Беспокойство сменялось страхом, что мне совсем не нравилось. Когда боишься — сложнее думать, а мне, определенно, было, о чем поразмышлять.

Ричард вернулся через несколько минут. На первый взгляд он выглядел так же, как и всегда, но в жестах и движениях скользила нервозность. Заперев дверь, он не снял дублет и небрежно швырнул его на кушетку. Немного растерянно огляделся и принялся расстегивать рубашку.

— У тебя все хорошо?

Ричард удивленно посмотрел на меня.

— Да. А что должно быть не так? — одна из пуговиц никак не желала поддаваться, и он, пробормотав скомканное ругательство, дернул ее сильнее. Послышался тихий треск, и пуговица оторвалась. — Черт! — снова пробормотал он.

Он, наконец, расстегнул рубашку и отправил ее вдогонку к дублету. Следом пришла очередь брюк.

— Ты выглядишь каким-то… напряженным, — я осторожно подбирала слова.

— Просто устал, — Ричард улегся в кровать и натянул одеяло. — А вот ты, кажется, чем-то встревожена.

Он как всегда оказался проницательным. Но не рассказывать же ему, что я подслушала их разговор с Колтоном?

— Давно ты знаком с Уильямом?

— С самого детства, — Ричард улыбнулся и, придвинувшись ближе, поцеловал меня в щеку. — Знаю, он может показаться мрачным, но уверяю тебя, Уилл хороший человек. Не бойся его.

— А кого мне бояться? Ройса?

Черт! Ну, вот кто меня за язык тянул? Ричард замер. Даже в темноте я видела его напряженный взгляд, устремленный на меня.

— Откуда тебе известно это имя? — спросил он строго.

Я уже пожалела, что завела этот разговор, но отступать было поздно.

— Слышала, как кто-то упоминал его на нашей свадьбе. Все хотела узнать у тебя, да из головы вылетало.

Ричард сел и откинул одеяло.

— Скажи мне, кто сказал тебе, что ты должна его бояться?

— Никто, — мне не оставалось ничего другого, кроме как сознаться. — Я слышала твой разговор с Колтоном, — и тотчас добавила, — это вышло случайно.

— Случайно? — переспросил он с ехидством. — И что, позволь спросить, ты там делала, Лиз? — В его голосе прозвучали угрожающие нотки.

Это начинало раздражать. Подслушивать, конечно, нехорошо, но это не дает ему право говорить со мной в подобном тоне.

— Я твоя жена, Ричард. И, помнится мне, ты сам говорил, что между нами не должно быть секретов. И если этот Ройс представляет угрозу, я имею право знать. Речь идет не только о твоей, но и о нашей с Анной безопасности.

Он удивленно смотрел на меня, не ожидав, очевидно, такого напора. Ну, ничего, пусть знает, что я не буду молчать, если дело касается моих интересов.

— Мы теперь семья, разве нет? Я переживаю за тебя, Ричард, и не хочу, чтобы с тобой случилась беда. Расскажи мне все.

Его взгляд немного потеплел. Он взял меня за руку.

— Вам с Анной ничего не грозит, клянусь, — заверил Ричард. — Ты имеешь право требовать объяснений, и я все расскажу тебе. Но не сейчас. Это долгий разговор и для него нужна подходящая обстановка. Завтра мы вернемся домой, и вечером ты все узнаешь, даю слово. Но впредь, Лиз, — его голос снова стал жестким. — Впредь ты никогда не должна шпионить за мной и пытаться скрыть что-либо. Никогда больше не ври мне. Я этого не потерплю.

— Почему ты так не доверяешь людям, Ричард? Кто подорвал твое доверие? Я тебе не враг, и не стану плести интриги за твоей спиной. Но как я могу быть с тобой откровенна, если ты не откровенен со мной? Как могу доверять, если ты не доверяешь мне?

Я не ждала, что он полюбит меня, но брак без доверия, когда один из супругов во всем ищет подвох — сущий ад. Судьбе, в роли которой выступили Маргарет и Эбигейл, желая нашего союза, было угодно сделать нас мужем и женой, и, если Ричард имел возможность отказаться, то мне такой роскоши не предоставили. Но кое-что все же было в моей власти — позволить ему во мне обманщицу и помыкать мной, или же заявить о правах и доказать, что я на его стороне.

— Я хочу доверять тебе, Лиз, — сказал Ричард и попытался прикоснуться ко мне, но я отодвинулась.

Сначала отругал, а потом погладил, будто я шкодливая кошка, а не человек.

— Так доверяй, а не пытайся всякий раз уличить во лжи. Именно твоя подозрительность вынуждает меня быть скрытной. Я хочу знать все, что с тобой происходит, все, что тревожит тебя. А если ты не будешь мне рассказывать, я буду выяснять сама. Ты хотел услышать правду, так вот она.

Вопреки ожиданиям, мои слова не разозлили его, и Ричард выглядел скорее… удивленным. Да, это, определенно, было удивление. Наверняка ждал, что после того, как он уличит меня в подслушивании, я начну оправдываться или выдам еще какую-нибудь ложь. Что ж, он ошибался.

— Могла бы сразу сказать все, как есть, а не придумывать отговорки, — буркнул он. — Что еще ты слышала?

— Все. И что это за друг в Эрбишире? И не он ли подарил мне свадебное платье?

— Именно так, — Ричард улыбнулся. — Но, как я уже сказал, ты все узнаешь в свое время. Согласись, сейчас не лучшая обстановка для таких разговоров.

Как по мне, обстановка была вполнеподходящая, раз уж мы завели эту тему.

— Хорошо, — я чувствовала, что если продолжу, то все закончится очередной ссорой. — Но, учти, Ричард Стенсбери, у меня хорошая память, и, если ты вдруг «забудешь», я напомню тебе, когда мы вернемся в Фитфилд-Холл.

ГЛАВА 12

Мы покинули Хоттон-Мэнор еще до обеда. Анна уговорила Ричарда позволить ей остаться до Нового Года и он, к моему удивлению, легко согласился. Вильгельм и Магдален заверили нас, что лично сопроводят ее обратно, к тому же в этом году праздник отмечали в Фитфилд-Холле и, Хоттоны, конечно, были приглашены.

В путь мы выдвинулись затемно, еще до того, как подали завтрак. Ричард разбудил меня — мягко, но, тем не менее, настойчиво и велел собираться.

— Прости, что не даю выспаться, но у меня еще куча дел в замке, — прошептал он, и сквозь полусон я ощутила прикосновение его губ к своей шее.

Рядом с кроватью, на кушетке, уже дожидалась подготовленная одежда: дорожное платье и отороченная мехом накидка.

— Уж, не знаю, что это за дела такие, но представь, как невежливо с нашей стороны уехать, не дождавшись завтрака, — пробормотала я.

Встав с кровати, сунула ноги в промерзшие за ночь домашние туфли и принялась одеваться.

— Вильгельм и Магдален в курсе, — сказал Ричард, затягивая шнуровку на спине моего платья. Закончив, он развернул меня к себе. — А ты получишь возможность увидеть рассвет. — Ричард улыбнулся. — Знаешь, какие они здесь красивые?

Но я думала не о рассветах. В памяти вновь ожил вчерашний разговор. С чего бы это Ричарду так рваться домой? В том, что здесь замешан некий уже известный мне Ройс, я даже не сомневалась. Язык так и чесался устроить виконту допрос, но время было неподходящее. Ну, ничего, подумала я, как только вернемся в Фитфилд-Холл, Ричард никуда от меня не сбежит.

— К тому же, — добавил он. — После обеда может подняться буран, и если он застигнет нас в дороге, мало не покажется.

Солнце поднялось через после того, как мы выехали из Хоттон-Мэнора. Утреннее небо было чистым и ясным, и день обещал выдаться погожим. Метели не предвещало ничто.

Экипаж двигался медленно, и, сидя у окна, я имела возможность сполна насладиться красотой пробуждающегося дня. Ричард не обманул — рассветы здесь и в самом деле оказались фантастическими. Оранжевое, с лиловыми переливами оперенье растянулось вдоль горизонта, плавно перетекая в темные краски отступающей ночи. Воздух был свеж и холоден. Завороженная этой суровой, первозданной красотой, я почти забыла о вчерашних тревогах.

— Пока на бурю нет и намека. — Я выглянула в окно, а затем снова посмотрела на Ричарда. — Может, поедем верхом?

Несколько секунд он молчал, а затем на его расчерченном полосами рассвета лице не появилась улыбка.

— Ладно, — он сощурился от солнца и взял мою руку. — Но, учти, ветра здесь холоднее, чем в Аране, так что если замерзнешь, не геройствуй.

Я и не собиралась. Но перспектива сидеть несколько часов в маленькой карете и трястись по ухабам пугала не меньше, чем холод. К тому же, справедливости ради внутри экипажа было немногим теплее, и по дороге в Хоттон-Мэнор у меня онемели ноги.

…Зимний лес очаровывал. Выпавший ночью снег укутал деревья тончайшим кружевом, сверкающим в лучах утреннего солнца, как драгоценные камни. Безмолвие окружало нас, и лишь стук копыт, да фырканье лошадей нарушали эту тишину. Вспорхнула с заснеженной ветки птица, и снежинки из-под ее лапок осыпались хрустальным дождем.

Околдованная незатейливой красотой я с восторгом глядела по сторонам и невольно вздрогнула, увидев среди белых кустов волчью морду.

— Не бойтесь, миледи, не тронет, — успокоил Фрэнсис, слуга, которого Ричард взял из Фитфилд-Холла сопровождать нас. — Они умные звери, без нужды не нападут. Это вам не кабаны. Опасные твари. Злые, как черти, и тупые, как пробки. Опаснее кабана зверя нет, миледи!

Я снова посмотрела туда, где притаился волк, но в кустах уже никого не было — остались лишь следы на снежном покрове.

— За последние двадцать лет я не слышал ни об одном нападении, — продолжил Фрэнсис. — Ну, на тракте, я имею в виду. В лесу-то, конечно, могут атаковать, голодно им зимой бывает. Ну, или детишек своих защищают, конечно, а так… Благородные животные, одним словом.

— Страшнее человека зверя нет, — вспомнились мне слова отца.

— Что верно, то верно, миледи, — согласился Фрэнсис.

Ехавшая рядом Брайди передала мне кубок с подогретым вином, который ей, в свою очередь, передал кучер, везущий за собой пустой экипаж.

— Надо бы чаще устраивать такие прогулки, — я с наслаждением отпила и натянула поводья, чтобы лошадь сбавила прыть. — Так гораздо теплее, чем в карете.

Живя в Аране, я терпеть не могла зиму. На моей памяти снег там выпадал всего пару раз, в остальное же время почти всегда лили дожди, размывающие и без того вечно грязные улицы, а с реки налетали промозглые ветра.

Здесь же, несмотря на то, что воздух был значительно холоднее, я не мерзла: снежное дыхание зимы бодрило и придавало сил. Повсюду, куда ни кинь взгляд, раскинулась ослепительная белизна: чистая, незамутненная. Я будто оказалась в одной из сказок, что давным-давно читала нам Эбигейл. И неважно, что доставшийся мне принц мало чем походил на героя волшебных историй — с каждым днем я понимала, что все больше привязываюсь к этому грубоватому и нелюдимому с виду человеку. И пусть мне до сих пор было неведомо, что творится у него на душе, я знала главное — эта душа — добрая и умеющая любить.

— Как ты на это смотришь? — уточнила я.

— На что именно? — погруженный в свои мысли Ричард пропустил мои слова мимо ушей и мотнул головой, когда я повторила вопрос.

Из всех нас только он не разделял общего приподнятого настроения, выглядел хмурым и задумчивым. Все это время Ричард смотрел прямо перед собой, периодически оглядывался по сторонам, крепко держал поводья, и даже под слоем одежды было видно, как напряжено его тело.

— Есть что-то, о чем мне следует знать? — тихо спросила я, поравнявшись с ним.

Он даже не взглянул на меня.

— Не сейчас, Лиз. Просто наслаждайся прогулкой и не забивай голову тревогами.

Честно говоря, другого ответа я не ждала, и, конечно, помнила вчерашний разговор. Пожалуй, стоит лично приготовить ему горячую ванну, как только вернемся домой, авось, удастся выведать побольше.

Вдруг Фрэнсис, ехавший впереди, резко остановил лошадь и вытянул назад руку. Прежде, чем я успела понять, что все это значит, Ричард ловко ухватил мои поводья.

— Стой, — велел он.

Я не стала спрашивать, в чем дело, хоть по спине и пробежал холодок. Брайди позади нас тоже остановилась.

— Мистер Стенсбери…

— Тихо, — шикнул он и обратился к кучеру. — Джоэл, посади их в экипаж и разворачивайся назад.

Если поначалу мне было тревожно, то после этих слов стало уже по-настоящему страшно. Ричард, не дожидаясь, вытащил меня из седла и буквально запихнул в карету. Так же он поступил и с Брайди. Затем ловко выпрыгнул наружу, и краем глаза я заметила блеснувшее на солнце лезвие кинжала.

— Ты не поедешь с нами? — я успела схватить за руку.

— Нет, — коротко бросил Ричард.

Он собирался захлопнуть дверцу, но я успела выставить ногу.

— Ройс, да?

— Лиз, убери ногу и дай мне закрыть эту чертову дверь, — рявкнул он.

Кто бы ни был там впереди, я не собиралась оставлять его здесь. Храбрость — качество, безусловно, заслуживающее уважения, но не тогда, когда тебе есть, что терять. И кого терять.

— У тебя, черт возьми, маленькая дочь, Ричард Стенсбери! — прошипела я. — Хотя бы о ней подумай.

Он открыл рот, но ответить он не успел — сзади вырос укутанный в черное силуэт, а миг спустя раздался глухой удар.

ГЛАВА 13

Злость в глазах Ричарда сменилась болью.

— Назад! — он толкнул меня в грудь и рывком захлопнул дверцу.

От удара я налетела на Брайди, и мы рухнули на пол.

— Пошла! — закричал Джоэл.

Карету сильно тряхнуло, но мне все же удалось подняться на колени и подползти к окну. Ричард лежал на снегу, а над ним стоял одетый в черное незнакомец. Фрэнсиса не было видно. Лошади тем временем прибавляли ходу, и было слышно, как хлыст рассекает воздух.

Страх уступил место решимости. Держась за стенки, я поднялась на ноги, и, путаясь в складках тяжелого подола, добралась до выхода, пока экипаж скакал по ухабам.

— Мисс Элизабет! — в ужасе закричала Брайди. — Что вы делаете?

«Возможно, самую большую глупость в жизни», пронеслось в голове. «И самую последнюю». Распахнув дверь, я выпрыгнула наружу.

Тонкий слой снега немного смягчил падение, но колени и ладони я все равно отбила. Кубарем покатилась с дороги на обочину под хруст ломающихся веток. Кувыркаясь, несколько раз ударилась обо что-то головой, расцарапала лицо и, наконец, приземлилась в канаве. Под спиной что-то треснуло. «Лед», поняла я за миг до того, как провалилась в глубокую лужу.

Над головой мирно плыли по небу облака, а в ушах стоял звон. Осторожно пошевелив руками и ногами, я с облегчением поняла, что, кажется, ничего не сломала, но полной уверенности не было. Перекатившись на бок, кое-как выбралась из лужи. Одежда промокла не сильно, но все равно тянула к земле.

— Леди Стенсбери! — крикнули наверху.

Я подняла голову — по склону обочины бегом спускался Френсис.

— Боги Всемогущие, что же вы такое творите?!

Он подскочил ко мне, помог встать на ноги и принялся отряхивать от снега, будто сейчас это было самой большой из наших проблем.

— Оставайтесь здесь! — велел он, а сам побежал на помощь Ричарду.

Но я не за тем рисковала переломать себе кости, чтобы торчать в канаве, пока убивают моего мужа. Скинув промокшую накидку, которая теперь только мешала, а не согревала, я побежала за Фрэнсисом.

Склон был крутым и скользким, так что одной рукой приходилось хвататься за ветки кустов. В другой я крепко держала заряженный мушкет.

— Да что вы за… — ругнулся Фрэнсис, но в следующую секунду осекся. — Откуда это у вас?!

— Подарок несостоявшегося мужа, — выдохнула я. Мы, наконец, выбрались на тракт и получили возможность перевести дух. Трясущиеся пальцы вдруг обрели твердость. — И стреляю я метко.

Хелиот подарил мне оружие через месяц после нашей помолвки, и он же научил стрелять. Всякий раз, когда предстояло более или менее длительное путешествие, я брала мушкет с собой, хоть и не верила, что однажды придется использовать его.

— Адова бездна, а не женщина, — заключил Фрэнсис.

Тем временем, футах в пятнадцати от нас, Ричард поднялся на ноги и теперь стоял напротив незнакомца в черном. Они повернулись в нашу сторону.

— Пуля быстрее ножа, милорд, — от страха меня трясло, но ноги несли вперед. — Опустите ваше оружие.

— Уходи отсюда, Лиз, — потребовал Ричард.

Он угрожающе выставил руку, но меня это не остановило.

Незнакомец сбросил капюшон, и я получила возможность разглядеть его лицо. На вид ему было лет тридцать-тридцать пять, однако жидкие светлые волосы уже расчертила ранняя седина. Узкое, вытянутое лицо и бледно-серые, почти прозрачные глаза, вкупе с сероватым кожи делали его похожим на призрака.

— Послушайте вашего мужа, леди, — голос у него был хриплый, надорванный. — Я пришел не за вами.

— Вы Ройс? — спросила я, не опуская мушкета.

Он смотрел мне в глаза, и губы у него дрожали. Сердце кольнула мимолетная жалость — стоящий передо мной мужчина не был похож на злодея, каким я уже успела нарисовать его в своем воображении. И все же от незнакомца буквально разило ненавистью. Но не ко мне.

— Так, значит, Стенсбери уже рассказал вам? — он повернулся к Ричарду. — Вот уж не думал. — Он снова перевел взгляд на меня. — Да, я Ройс.

Ричард мог бы воспользоваться моментом и нанести удар, но не стал, хотя рука его сжимала клинок. Честно говоря, именно с этой целью я и отвлекла Ройса. Что же, черт возьми, здесь происходит?

За спиной раздались шаги, и лишь чудом я сумела увернуться от пары рук, едва не схвативших меня за плечи. Споткнулась о ветку и упала наземь.

— Не подходите!

Передо мной, глядя сверху вниз, стоял еще один незнакомец, вооруженный коротким двуручным мечом.

— Не делайте глупостей, миледи. Отдайте мушкет. — Он шагнул в мою сторону и вытянул коренастую руку с узловатыми пальцами.

— Приблизитесь хоть на фут, выстрелю. — Я неуклюже попятилась назад.

— Не думаю, леди. — Мужчина покачал головой и сделал еще один шаг в мою сторону.

Я зажмурилась и нажала спусковой крючок. Слова насчет меткости были враньем, но пуля, просвистевшая рядом с ухом, изрядно напугала здоровяка. А дальше… Все развивалось слишком быстро. Ударом в грудь Ричард отшвырнул Ройса и подбежал ко мне, закрывая собой от второго незнакомца. Тут же подоспели Фрэнсис и Джоэл. Завязалась драка.

— Идемте же отсюда! Прячьтесь! — подбежавшая сзади Брайди схватила меня за капюшон и потащила с дороги в кусты.

Пятеро катались по земле, взвихрив вокруг себя облако снега и нанося друг другу беспорядочные удары. Ричард повалил здоровяка на спину и несколько раз ударил кулаком по лицу. Отошел в сторону, переводя дыхание, и затем осмотрелся. Наши взгляды встретились. Было совершенно понятно, что дома меня не ждало ничего хорошего, ну и пусть, зато я…

— Сзади!

Слишком поздно. Напавший со спины Ройс ударил его ножом, и Ричард, болезненно охнув, упал на колени. Из-за набившегося внутрь снега порох в мушкете отсырел — раз за разом я отчаянно нажимала курок, но ничего не происходило, а Брайди по-прежнему держала меня за воротник, не давая броситься на дорогу.

— Пусти меня! — я оттолкнула ее и вырвалась. — Стойте! Не делайте этого! Прошу, не надо!

Ройс замер и посмотрел на меня. Лицо его выражало совершенное отчаяние.

— Уходите, миледи. Не стоит вам на это смотреть.

Меньше всего он сейчас походил на разбойника, однако, был преисполнен желания убить. Но больше всего поражало другое — Ричард, гораздо более сильный физически, почти не сопротивлялся, хотя мог уложить его одной левой.

— Я должен это сделать, — голос Ройса дрожал, а в глазах блестели слезы. — За мою сестру. Его жену. Жену, которую ты убил! — закричал он с ненавистью и разрыдался.

Меня словно под дых ударили. «Жену, которую ты убил». Эти четыре слова обрушились как удар молота. Воздух вокруг застыл. Я посмотрела на Ричарда с надеждой увидеть опровержение страшному заявлению, но, к моему ужасу, он не отвел взгляд и лишь тяжело вздохнул.

— Это правда, Элизабет. Я убил ее.

Мушкет выпал из моих рук. В ушах зазвенело, а воздух сделался густым и вязким. Он обволакивал липким коконом, лишая возможности сделать хоть один спасительный вдох.

— И ты заплатишь за это, Стенсбери, — Ройс занес кинжал, готовясь нанести последний, сокрушительный удар.

Ричард по-прежнему стоял на коленях, не делая попыток атаковать или даже увернуться.

— Нет! — крикнул Джоэл за его спиной.

Ройс обернулся и тотчас, сраженный ударом в челюсть. Сбоку подоспел Фрэнсис и вдвоем они скрутили Ройса, а затем связали ему руки.

— Ступайте в карету, миледи, — выдохнул кучер. — Джоэл, присмотри за ними, а я поеду за констеблем.

Брайди взяла меня под руку и потащила к карете. Напоследок я обернулась и встретила печальный взгляд карих глаз моего мужа. Мужа-убийцы.

* * *

Уже через пару часов Ройса и его подельника отвезли в ближайшую деревню, где их обоих заключили под стражу. Все это я узнала от вернувшегося Фрэнсиса — уставшего и злого как черт. Вместе с ним приехал и Ричард; местный врач обработал его рану и наложил повязку.

— Легкие не задеты, а остальное ерунда, — заверил он. — Теперь главное — ухаживать, как следует, чтобы не загноилась.

Его слова долетали как сквозь толщу воды. В голове был туман. В этом же тумане я подала Ричарду воды, стараясь не встречаться с ним взглядом — просто потому, что не знала, что сказать, и как себя вести. Не было ни злости, ни страха — я будто провалилась в какую-то другую реальность.

Маргарет увела брата на второй этаж, а мне велела спуститься в столовую и ждать ее там.

— Вина, миледи? — робко поинтересовалась кухарка и, не дожидаясь ответа, поставила передо мной кубок.

— Спасибо, — поблагодарила я и сделала большой глоток, но не почувствовала ни вкуса, ни хмеля.

Несколько капель выплеснулись через край, а затем расползлись на скатерти темно-бордовыми пятнами.

В коридоре раздались приближающиеся шаги, и вошла Маргарет.

— Оставь нас, Берта, — коротко велела она.

Служанка поклонилась и бесшумно исчезла. Маргарет обошла стол, медленно отодвинула один из стульев и села напротив. Пальцы у нее дрожали, что было удивительно, ибо с первого дня нашего знакомства она показалась мне женщиной уверенной и спокойной.

— Как он? — я сделала еще один глоток.

— С ним все будет хорошо, — Маргарет немного расслабилась. Она, очевидно, ждала, что я накинусь на нее с обвинениями. — Рана неглубокая, быстро заживет.

Снова повисло молчание. Я не знала сказать, голова разрывалась от мыслей. Он убил свою жену. Ричард. Убил. Жену. Каким бы мрачным ни показался он мне с самого начала, я не могла предположить подобное. Как такое вообще возможно?

— Я знаю, что сказал тебе Ройс, — продолжила Маргарет, — но все не совсем так. Ричард отчасти виновен в смерти Арабеллы, — вздохнула она, — что верно, то верно, но мой брат не убивал ее.

Говоря это, она смотрела мне в глаза, но я уже не знала, во что верить. Маргарет очень любила Ричарда и, возможно, пыталась его оправдать, но, может, и мне не стоит делать поспешных выводов?

— Что с ней произошло?

Арабелла. Вот я, наконец, и узнала ее имя. Теперь понятно, почему Ричард так неохотно говорил о ней.

— Тебе будет лучше поговорить об этом с мужем. Можешь, зайти к нему прямо сейчас. Он не спит.

Не сказать, чтобы в тот момент я была готова к разговору, но знала и то, что не найду покоя, покуда не выясню правду.

— Хорошо. Я поговорю с ним.

ГЛАВА 14

Поднимаясь по лестнице, я неосознанно замедляла шаг, хотя все мое существо рвалось вперед. Неведение раздирало изнутри, как и ожидание правды. Я лихорадочно строила догадки, но собрать воедино растрепанные мысли не удавалось. Отчаянно жаждала узнать правду и одновременно боялась ее. Именно правды, но никак не Ричарда. Его образ никак не вязался с убийцей — но так ли хорошо я знала его? Или же просто убеждала себя в том, во что хотела верить?

У дверей в нашу спальню я остановилась. Я не знала, какие открытия ждут меня там, ровно, как и то, буду ли рада услышать их. Хотела постучать, но в последний момент передумала и тихонько вошла.

На прикроватной тумбочке тускло горела масляная лампа, выхватывая из темноты очертания кровати и Ричарда на ней. Еще не стемнело, но служанки наглухо задернули шторы, отчего создавалось впечатление, что стояла глубокая ночь. Стараясь не создавать лишнего шума, я на цыпочках подошла к постели, но он услышал мои шаги и повернулся.

— Элизабет?

Я осторожно присела на край. Ричард был бледен, на лбу выступила испарина и, судя по всему, его одолевала лихорадка. Жалость кольнула мне сердце, но в следующий миг я опять вспомнила слова Ройса. Так кто же передо мной: убийца или жертва обстоятельств?

— Ты имеешь полное право презирать меня, — вздохнул он, увидев резкую смену эмоций в моем лице.

— Я не презираю тебя, Ричард. Но мне страшно.

Это было правдой, хотя боялась я не его. Меня пугала истина, которая, даже если и не так однозначна, как сказал Ройс, все равно страшна и жестока. Истина, с которой мне предстояло жить.

Ричард уже потянулся к моей руке, но, поймав взгляд, остановился. Мне хотелось дотронуться до него, показать, что я на его стороне, и дать поддержку, в которой он нуждался, но я не двинулась с места. Слишком полярные чувства боролись внутри.

— Прости меня. — Ричард вздохнул. Он не пытался отвести взгляд и, наверное, это можно было считать хорошим знаком. — Я хотел рассказать тебе, но позже. Не знал, с чего начать такой разговор.

— Маргарет говорит, ты не убивал ее, — я взглянула на него с надеждой увидеть в глазах подтверждение, но он лишь помрачнел.

— Она слишком добра, и слишком любит меня.

Жар пробежался по телу от головы до кончиков пальцев на ногах. Значит, это правда? Я смотрела на него, но не видела убийцу. Ричард просто не мог быть им. Или мог?.. В и без того душной комнате, казалось, стало еще меньше воздуха. Сделав глубокий вдох, я приказала себе успокоиться. Надо взять себя в руки.

— Что произошло с Арабеллой?

Ричард вздрогнул, точно это имя причиняло ему физическую боль. Вина, отчаяние и запоздалое раскаяние — ему не нужно было озвучивать свои чувства, я видела их в его глазах.

— Она умерла. — Сказал он после долгого молчания. — Покончила с собой.

Железная хватка, сдавившая грудь, немного ослабла.

— Так… значит, ты все-таки не убивал ее? — мне немного полегчало, хотя я и догадывалась, что услышу дальше.

— Я не делал этого своими руками, но она лишила себя жизни по моей вине. Я был жесток с ней.

— Жесток? — переспросила я. — В каком именно смысле? Ты изменял ей, поднимал на нее руку?

Эбигейл не раз говорила, что почти все мужья колотят своих жен: богачи и бедняки, ремесленники и герцоги, аристократы и безродные пьяницы. Даже короли. Я глядела на Ричарда и пыталась представить, способен ли он ударить женщину. Мне не доводилось видеть его в гневе, но то, что он был человеком жестким, я поняла еще в первую нашу встречу. И все же, мне казалось, он не из тех, кто станет применять силу, желая продемонстрировать власть или выпустить пар.

Лишь слабый духом человек причиняет боль тем, кто не может постоять за себя. Ричард же не выглядел слабым, как раз наоборот — в нем чувствовалась сила. Сила, которая не нуждается в подтверждении.

— Один раз я отвесил ей пощечину, — признался он.

— За что?

В моем понимании, как бы сильно ни провинилась женщина, и как бы ни «спровоцировала» своим поведением мужчину, ничто не могло оправдать рукоприкладство с его стороны. Но я пришла за тем, чтобы выяснить правду, а, значит, надо выслушать Ричарда до конца. А уж потом решать, как быть дальше. В любом случае, пощечина вряд ли могла стать причиной самоубийства. А значит… это лишь верхушка истории.

Снова глубокий вдох и медленный выдох. Я понимала, что после этого разговора ничего не останется прежним. Но Ричард мой муж, и я должна понимать, с каким человеком связала свою жизнь.

— Я узнал, что она изменяла мне с одним тернадцем. Они были любовниками. — Ричард вздохнул. — Ходили слухи, но я долгое время не верил, а потом однажды застукал их. — Он замолчал.

У меня было много вопросов, но чутье подсказывало, что сейчас лучше молчать и дать ему возможность выговориться самому. Нас, женщин, с детства учат тому, что мир принадлежит мужчинам — а, значит, и мы, как часть этого мира тоже являемся их собственностью. И если эта «собственность» ведет себя не так, как от нее ожидается, «хозяин» волен наказывать ее на свое усмотрение. Измена же стоит в первой строчке списка грехов. Неверная жена — позор для мужа и своей семьи, и заслуживает самой суровой кары. Ее можно выгнать, выпороть, сослать в монастырь или даже убить.

Неясно лишь то, почему этот грех с легкостью прощается мужчинам. Если же говорить о высшем свете, то отсутствие любовницы считается едва ли не позором. Покойный супруг Эбигейл жил на две семьи: в Челси у него имелась конкубина, наличие которой он даже не скрывал от законной жены, и тетушка принимала это, как должное.

Да и о чем говорить, если даже старый король Ортанар личным примером демонстрировал мужскую свободу во всей неприглядной красе. Когда на эшафоте сложила голову его супруга Агнесса, я была слишком мала, чтобы помнить это, но зато хорошо помнила его следующую жену, разделившую участь предшественницы. Юную королеву казнили за измену, в то время, как ее венценосный супруг испортил каждую третью придворную даму и не стеснялся тащить в постель фрейлин собственной жены.

Я посмотрела на Ричарда, пытаясь понять, был ли он из тех, кто разделял то же мнение.

— Тернадцу я сломал нос и пару ребер, а Арабелле, — он с трудом выговорил ее имя, — отвесил пощечину, запер в комнате, а через несколько дней отправил в монастырь за сто верст от Фитфилд-Холла. — Он вздохнул. — Я сказал ей, что ее насильно постригут в монахини и оставят в обители до конца дней, хотя не собирался воплощать это в жизнь. Я был очень зол и хотел наказать ее. Думал оставить ее там на год, а после оформить развод и отправить на все четыре стороны, да хоть к тому же тернадцу, чтоб ему провалиться. — Взгляд Ричарда устремился сквозь меня, словно перед ним явились тени давно минувших событий. — Но спустя четыре месяца рассудок Арабеллы не выдержал. Она наложила на себя руки. Повесилась в своей келье.

В спальне воцарилась тишина. Не могу сказать, что была рада слышать это, но у меня отлегло от сердца. Ричард говорил правду, я видела это в его глазах. Я осуждала его, представляя, что чувствовала Арабелла, оказавшись заточенной в монастыре, но все же… Охваченные гневом, мы порой делаем то, о чем впоследствии горько жалеем. Ричарду следовало быть мягче с ней — не стоило поднимать руку и, тем более, угрожать постригом. Вина не оставит его до конца дней — это расплата, которую он заслужил, его крест. Но вряд ли он мог предположить, что жена покончит с собой, иначе не заточил бы ее в монастыре.

Я не искала оправдания, не пыталась снять с него ответственность — мне это было не нужно. Но я знала то, что смогу принять эту часть его прошлого.

— Ты любил ее?

— Я был очарован ей. Мы познакомились, когда ей едва исполнилось семнадцать. Арабелла была сиротой, и воспитанием занималась дальняя родственница. Обстановка в их доме строгостью не отличалась, и на момент нашей встречи Арабелла уже лишилась невинности с каким-то мальчишкой-слугой, но меня это не смущало. Я потерял от нее голову, и уже через месяц мы обручились.

Ричард смотрел в пустоту, погруженный в собственные воспоминания, и было ясно, он испытывал к покойной жене сильные чувства. К удивлению, я почувствовала укол ревности.

— Страсть к ней захватила меня с головой, я не видел ничего вокруг, не придавал значения тому, что она флиртовала с другими мужчинами, мне даже нравилось, когда они смотрели на нее с вожделением, я чувствовал себя победителем, это льстило мне. Арабелле нравились дорогие подарки, и она обижалась, если не получала желаемого. Мы стали часто ссориться, но потом родилась Анна, и все вроде бы наладилось. Но я уже не испытывал к ней прежних чувств, это был пожар, который вспыхивает от одной искры, но быстро догорает. — Ричард приподнялся и, морщась от боли, сел. — Я отдалился от нее, хотя и не изменял, но ей было нужно восхищение и обожание. Закономерно, что она стала искать его на стороне.

Я не знала, что сказать. При дворе было много женщин, подобных Арабелле, я не считала их дурными, но и походить на них не хотела. Конечно, мне также нравилось мужское внимание, и я любила красивые вещи, но долгие годы экономии после смерти отца научили меня обходиться без материальных благ. Эбигейл не скрывала, что больше любит родного сына, но я стабильно получала от нее подарки: отрезы тканей на платья, жемчуг, духи или изящные туфельки. Завидовала ли я тем, кому повезло больше? Однозначно, да. Презирала ли? Нет. Поэтому, и Арабеллу судить не спешила.

— Но если ты разлюбил ее, то почему просто не развелся?

Религия, конечно, резко осуждала такого рода дела, но расторжение брака все равно не было проблемой, если инициатива исходила от мужчины. Измена сама по себе не могла считаться поводом для развода, но, получив солидную взятку, сановники находили лазейку.

— Я был зол и чувствовал себя униженным, — признался Ричард. — Мне хотелось проучить ее. Собирался оставить ее там на год, а то и меньше. Но Арабелле сказал, что ее постригут в монахини. — Он закрыл глаза. — Если бы я только знал, что все обернется вот так…

Ричард опустил голову, не решаясь посмотреть в мою сторону. А я не могла разобраться в собственных чувствах. Можно понять, почему он отправил ее в монастырь, но это все равно было жестоко, хотя и совершенно обычно для нашего времени. Многие мужчины избавлялись таким образом от надоевших жен под предолгом заботы о «спасении их душ и искупления грехов», что в действительности являлось законным способом отправить неугодную супругу с глаз долой.

— Ну, вот. — Ричард наконец посмотрел на меня. — Теперь ты все знаешь.

— Не мне тебя судить. Но я благодарна за то, что ты рассказал все без утайки. А сейчас постарайся поспать. Тебе нужно отдохнуть. Повязку сменю завтра утром. Спокойной ночи.

Я встала с кровати и направилась к двери, спиной чувствуя его пристальный взгляд.

— Лиз, — окликнул он, когда мои пальцы уже поворачивали ручку. Я обернулась. — Анна ничего этого не знает.

Оно и неудивительно. Незачем ребенку знать такие вещи.

— Хорошо. Я поняла тебя.

* * *

Через пару недель Ричард уже почти оправился. Все это время я, как и полагается супруге, выхаживала его: меняла и стирала бинты, обрабатывала рану и смешивала мази.

Мы с Ричардом мало разговаривали за это время. Первые дни его мучила лихорадка, а потом на меня обрушились и другие дела. Близился Новый Год, и в Фитфилд-Холле ждали гостей, в частности Эбигейл с сыном, которые уже были на пути сюда. Маргарет тоже умудрилась схватить простуду, так что вся подготовка легла на мои плечи. Золовка, конечно, рвалась помогать, отказывалась ложиться в постель — так, что один раз мне пришлось даже повысить на нее голос, чтобы заставить отдохнуть. Не хватало только, чтобы она заработала осложнения.

Воскресным утром заглянул старый доктор. Осмотрев рану, он удовлетворенно кивнул и в этот же день снял швы.

— У вас очень умелые руки, миледи, — похвалил он с улыбкой. — Продолжайте накладывать мазь и повязки, пока не заживет окончательно.

Доктора ждали и другие дела, поэтому задерживаться на бокал вина, который я ему предложила, он не стал и, извинившись, ушел. Мы с Ричардом остались одни. Впервые за последние две недели.

— Спасибо тебе, — он накрыл мою руку своей.

— Тебе не за что меня благодарить. Это мой долг.

Я знала, как это звучит. Мне не хотелось причинять ему боль, но и притворяться я не собиралась. Все эти дни я пыталась определиться с тем, что чувствую и принять открывшуюся мне правду. Ричард не терпел обмана, я поняла это еще до нашей свадьбы, но теперь знала, какой может быть расплата за ложь. Разумеется, я не собиралась изменять ему или еще как-то предавать, но сам факт осознания того, на что он способен в гневе, пугал.

— Тебе не нужно бояться меня, Лиз. Я не хочу, чтобы ты видела во мне Синюю Бороду.

В принципе нашим мужчинам было свойственно избавляться от жен самыми разными способами — а чему удивляться, если даже короли блестяще демонстрировал это на собственном примере?

— А каким ты хочешь быть в моих глазах?

— Я хочу сделать тебя счастливой. Настолько, насколько это в моих силах.

Была ли я счастлива в Фитфилд-Холле? Это настолько размытое и относительное понятие, что трудно сказать. Человеку всегда свойственно желать большего, это как аппетит, который приходит во время еды — когда появляются одни блага, мы тотчас начинаем желать других, потом еще и еще…

В дни благополучия и спокойствия жизнь часто кажется однообразной, хочется разбавить ее, наполнить красивыми и ненужными вещами, но стоит беде постучаться в дверь, как все они разом теряют значимость. И лишь в такие моменты мы в полной мере осознаем, что счастье — это уютный дом, стены которого защищают и придают сил; близкие, чья любовь способна возвратить к жизни, и здоровье, без которого нет ничего.

— Мне тоже хочется сделать тебя счастливым, — я говорила искренне, — и, знаешь, я ценю твою откровенность. Это и правда очень много для меня значит. Но, прошу, дай мне время, чтобы принять твое прошлое, и определиться с тем, что чувствую я. Мне это нужно.

Наши взгляды встретились, и я увидела облегчение в его глазах.

— Если тебе важно это услышать, я не считаю тебя плохим человеком, Ричард. И Ройс не прав. Ты не убивал свою жену. Но ты поступил жестоко, отправив ее в монастырь, пусть она и наложила на себя руки по собственному выбору.

— Выбору, к которому я ее подтолкнул, — грустно заключил Ричард.

— Да, — жестко ответила я. — Не буду тебя в этом разубеждать. В том, что случилось, есть твоя вина, но все мы совершаем ошибки.

— Она умоляла меня не делать этого, — взгляд Ричарда устремился в пустоту, — рыдала, падала на колени… А я просто вышел и комнаты и захлопнул дверь. — Он снова посмотрел на меня. — И, знаешь, Лиз, в тот момент мне было ее ничуть не жаль.

Что я могла ответить ему? Гнев затуманивает разум, и, поддавшись ему, мы подчас совершаем непоправимое. Но в одном я была уверена точно: если бы Ричард знал, чем все обернется, он бы просто вернул Арабеллу в дом ее брата.

— Что теперь будет с Ройсом? Его казнят?

— Вряд ли. Скорее всего, отправят в тюрьму на несколько месяцев, а после вышлют из графства. Я не желаю ему зла, — вздохнул Ричард. — А вот он имеет полное право меня ненавидеть. Как и ты.

— Не говори так. — Я придвинулась ближе и сжала его ладонь. — Мы муж и жена. Я ношу твою фамилию и живу в твоем доме. А прошлое пусть останется в прошлом. Нужно учиться на его ошибках, но не позволять им отравлять настоящее.

Не знаю, кто первым подался навстречу, но через несколько секунд наши губы соприкоснулись. В этом поцелуе не было страсти, но в тот миг я и не желала ее. Мне лишь хотелось, чтобы Ричард понял — я не жалею, что оказалась здесь. И я на его стороне.

— Теперь ты — мое настоящее. — Он улыбнулся и провел ладонью по моей щеке. — И клянусь тебе, я никогда не причиню тебе боль и не заставлю страдать.

И я верила ему.

ГЛАВА 15

Через неделю, ровно за два дня до Нового Года, наконец, добрались Эбигейл с Андри. Наши отношения никогда не были близкими, а потому и радости от встречи я не испытывала. Впрочем, и неприязни тоже. И, тем не менее, было приятно видеть, что Эбигейл впечатлена как Фитфилд-Холлом в целом, так и моей нынешней жизнью в частности. И, конечно, она не упустила возможность, словно невзначай напомнить, кто поспособствовал всему этому.

Вечером, за ужином, после нескольких бокалов вина, тетушка принялась рассказывать о том, что все это время происходило в столице. Семья казненной Молли подверглась опале, Хелиота лишили титула баронета и вдобавок ко всему наложили штраф. Их мать, как нетрудно догадаться, после этого слегла, и семейный доктор уже и не чаял, что несчастная женщина выкарабкается, но через некоторое время она пошла на поправку.

— К нам тоже приходили с обыском, — вздохнула Эбигейл. — Ворвались посреди ночи, искали запрещенные книги, письма, перевернули весь дом и напугали слуг. — Тетя покачала головой. — Ох, и наломала же дров эта безмозглая Молли.

Сколь бы сильно я не любила подругу, была вынуждена признать, что Эбигейл права. Своими неосторожными действиями Молли загубила не только собственную жизнь, но и поставила под удар чужие. Однако, ее стойкость не могла не восхищать.

До пришествия к власти королевы Беренгарии, мы, как и многие, исповедовали старую веру. Но когда ветер неожиданно переменился, мы «перекрасились» в добросовестных нововерцев, и я не видела в этом ничего ужасного, возможно, потому, что не была особо религиозна. Конечно, для многих такая смена выглядела трусостью, но, честно признаюсь, жизнь была мне дороже. Кроме того, я искренне не понимала причин столь ярой вражды: одни и те же боги, и… непримиримые разногласия в том, как именно нужно их почитать. Стоят ли они всей пролитой крови?

— Теперь нам бояться нечего, — успокоила я, когда после ужина втроем пили чай в библиотеке, — Ричард и его семья добрые верующие. Это всем известно.

— Надеюсь, вы исправно посещаете службы? — Эбигейл прищурилась и строго посмотрела на меня.

— Не каждый день, но трижды в неделю точно.

Тетушка удовлетворенно выдохнула.

— Это хорошо. — Она немного помолчала, задумчиво разглядывая содержимое чашки, и вдруг спросила. — А спите вы вместе?

— Отношения мужа и жены касаются только их двоих, — холодно ответила я, ничуть не удивившись. И все же кое-что оставалось для меня неясным.

Эбигейл всегда была любопытна сверх меры, но вряд ли бы поехала в такую даль, чтобы узнать подробности моей интимной жизни или просто погостить пару недель.

— Не сочтите за грубость, тетя, но зачем вы приехали? — я поставила на стол недопитую чашку и доверительно наклонилась вперед, показывая, что готова слушать и что отвертеться ей не удастся. Хватит с меня недомолвок и скелетов в шкафах.

Я ждала, что в ответ она театрально обидится и уже подготовила достойный ответ, но Эбигейл повела себя неожиданно.

— Мы погрязли в долгах, Элизабет, — призналась она, нервно покусывая губу. — Брак с Хелиотом мог бы решить эту проблему, но… как видишь, этому не дано свершиться. Наш дом конфискуют, если к февралю мы не заплатим двести золотых.

Признаться, я ждала чего-то подобного. Страсть Андри к роскошной жизни и расходы не по средствам привели к закономерному итогу. Об этом говорил и внешний вид Эбигейл — она, как и всегда была одета утонченно, а ее платье отлично скроено, но я знала, что этому наряду пошел седьмой год, и кое-где на нем уже читался отпечаток времени. Тетушка умела заботиться о вещах, но у всего есть свой срок. К тому же на ней не было украшений, с которыми она никогда прежде не расставалась — обручального кольца и серег, подаренных покойным мужем. Нетрудно догадаться, что все это было отдано в уплату многочисленных долгов.

— Полагаю, вы уже заметили, что Фитфилд-Холл тоже переживает не лучшие времена, — я огляделась вокруг.

Будет жаль, если столичный особняк уйдет с молотка, но такими деньгами мы не располагали. Годовой доход Ричарда составлял около пятисот с половиной золотых, а, учитывая многочисленные расходы и неясное будущее, на счету была каждая монета.

— О, Лиз, — Эбигейл взяла меня за руки и повинно опустила голову, — я знаю, мы пустили по ветру все твое наследство и…

— Да пустили, — как ни странно, это уже не вызывало у меня злости. Только сожаление. — Но дело не в этом. Я не могу дать вам двести золотых, по той причине, что у нас их нет, но вы можете остаться здесь. Ричард не выгонит за дверь родню своей жены.

Эбигейл обняла меня. Конечно, она знала, что именно так все и будет, поэтому и приехала.

— О, девочка моя! Мы перед тобой в неоплатном долгу.

Ну, кто бы сомневался, подумала я. Жить с ними под одной крышей было не лучшей перспективой, но совесть не позволила бы мне оставить их на произвол судьбы да еще в столь неспокойное время.

— Но у меня будет два условия, — я кое-как выкрутилась из ее цепких объятий, — никаких нравоучений. И никаких азартных игр, — последнее относилось, разумеется, не к ней, а к Андри.

* * *

— Само собой я не стану их выгонять, — Ричард сложил вдвое исписанный лист и убрал в конверт. — Будь добра, передай мне сургуч.

По субботам он как обычно начинал день с писем — подолгу сидел в кабинете, перебирая бумаги и отвечая на послания. В это время я старалась его не беспокоить, но ввиду сложившихся обстоятельств решила, что чем раньше мы обсудим этот вопрос, тем лучше.

— Но ты сама-то хочешь видеть их каждый день? — он запечатал конверт и с усмешкой посмотрел на меня.

Я лишь развела руками.

— Нет, но что делать? Денег они не найдут, а если пойдут по миру, я себя не прощу.

Какой бы вредной ни была Эбигейл, она заботилась обо мне, хоть и делала это неуклюже, а кузен… Умом юноша не блистал, но справедливости ради ни разу меня не обидел, если не считать того, что спустил все мои деньги.

Стоя вполоборота, Ричард поднял бровь.

— Смею предположить, твоя тетушка именно на это и рассчитывала. Ладно, — он положил письмо в верхний ящик стола и запер его на ключ. — Мы что-нибудь с этим придумаем.

Я не совсем поняла, что он имел в виду. Придумаем что? Дать им две сотни золотых, которых у нас нет? Для этого придется кого-нибудь ограбить, а учитывая, что такими средствами располагал лишь местный епископ, ситуация выходила еще более пикантной. Уж не задумал ли мой благоверный сделаться местным разбойником? Я усмехнулась, представив лагерь в лесу неподалеку, и Ричарда скачущего по деревьям с луком наперевес. Ему бы подошло.

— Ты чего? — спросил он, заметив, как внимательно я разглядывая себя в зеркале.

— Да вот… Думаю, выйдет ли из меня боевая подруга разбойника, коль скоро ты решил раздобыть две сотни золотых.

— Не переживай ни о чем, — Ричард встал из-за стола, обошел его и положил руки мне на плечи. В отражении я увидела его улыбку. — Обещаю, все утрясется. Подумай лучше о Новом Годе — он подвел меня к окну, — смотри, Фирс уже и елку доставил.

Внизу во дворе, привратник и двое слуг тащили на санях здоровенную, усыпанную снегом ель.

— Ты со своей компаньонкой уже, кажется, начала мастерить украшения?

Всю последнюю неделю мы с Мегги провели, разбирая старые вещи, найденные чердаке, в поисках того, из чего можно сделать рождественские украшения. Фирс нарубил веток омелы и насобирал шишек, а Анна отдала свои лучшие ленты. Втроем мы целыми днями корпели над работой, и уже наполнили четыре коробки. В этом году в Фитфилд-Холле ждали гостей, и мне хотелось проявить себя хорошей хозяйкой, но в тот момент мне казалось, что Ричард намеревается уйти от разговора. Как обычно.

— Эй, — я развернула его к себе, вынуждая посмотреть в глаза. — Мы ведь с тобой договорились: больше никаких тайн.

Он привлек меня к себе и поцеловал.

— А я думал, что тебя это возбуждает — разгадывать чужие секреты, — Ричард тихонько усмехнулся и снова приник к моим губам.

Всю последнюю неделю мы провели в разных спальнях — Ричард восстанавливался после нападения, днем его частенько одолевала лихорадка, и с утра до вечера я сидела у его постели, а ближе к ночи, когда он засыпал, мне не хотелось беспокоить его и без того чуткий сон.

Его губы нежно скользили по моей шее, а руки напротив властно сжимали ребра, и этот контраст пробуждал в теле целую палитру ощущений.

— Я скучал по тебе, — тихо сказал он, накрывая ладонью мою грудь, стянутую тугим корсетом.

Эта простая фраза прозвучала так сладко и порочно, что на мгновение я испугалась захвативших меня чувств.

— Нам надоспускаться вниз. Стол уже накрыт. — Я попыталась выкрутиться из его рук, но не тут-то было.

Ричард легко подхватил меня на ноги и, прежде, чем я опомнилась, посадил на стол. Справа раздался стук — кажется, чернильница упала на пол и разбилась — эта мысль проскользнула на краю сознания и тотчас исчезла, когда Ричард навис надо мной, снова впиваясь в губы поцелуем и одновременно задирая подол платья.

— Дверь не заперта, — слабо прошептала я. — А если кто-нибудь… — от мысли, что в любую секунду нас могут застать врасплох, внизу живота разлилась сладкая истома.

— Тебя заводит эта мысль? — ухмыльнулся Ричард.

Здравый смысл и правила приличия разлетелись в щепки, уступая место чистому вожделению и необузданному желанию.

Все случилось быстро, но в тот день я впервые в жизни познала удовольствие от близости с мужчиной: грубые ласки, непристойные комплименты, которыми щедро одаривают уличных девок, и сама пикантность ситуации, пробудили чувства, о существовании которых я не подозревала. Меня охватило вожделение, настолько сильное, что, пожалуй, это было именно то, что наш пастор называл похотью. Мы были мужем и женой, но предавались греху, и осознание этого греха было тем самым запретным плодом, который я вкусила, не испытывая ни капли стыда.

ГЛАВА 16

Вниз мы спустились как ни в чем не бывало. Ричард чинно придерживал меня под руку, как и полагается мужу, но я чувствовала жар, исходящий от его тела. Мои колени до сих пор подрагивали, голова кружилась.

— Лиз, ты в порядке? — Эбигейл казалась встревоженной. — У тебя щеки горят.

— Всего лишь немного душно, — ответила я, садясь за стол. — В комнатах очень жарко натоплено.

Тетушка с пониманием кивнула и принялась обмахиваться салфеткой.

— И не говори, дорогая. Я сама задыхаюсь, — она картинно вздохнула и отпила вина.

Ричард поймал мой взгляд и чуть заметно улыбнулся. Мы сидели напротив друг друга, слуги подали обед, и Маргарет рассказывала гостям о нашей жизни. Ее голос долетал до меня сквозь пелену еще не потухшего удовольствия и, глядя на Ричарда, видя его тяжелое дыхание и немного потерянный взгляд, я понимала, что он чувствует то же самое.

— Так что насчет вина, Лиз? — голос Маргарет вернул меня к реальности. — Закажем в деревне или откроем наши запасы?

— Откроем наши, — ответила я, тряхнув головой. — У нас, как я помню, еще достаточно бочек, а гостей ожидается не так много.

— Ты не учла Дональда, дорогая, — заметила она с улыбкой. — Тернадский плут, пьет как сам дьявол.

Эбигейл, обожавшая давать советы и заниматься организацией, тотчас подключилась к обсуждению, и я не стала им мешать.

* * *

Вопреки опасениям Маргарет, запасов вина хватило сполна, как и всего прочего — приглашенные гости остались довольны, а я получила возможность считать этот праздник, к которому так долго готовилась, и в который вложила столько сил, своим личным достижением. Хотя, не могла не признать, что львиная доля успеха была заслугой Маргарет и Эбигейл, так же рьяно включившейся в его организацию.

— Очевидно, я ошибалась на твой счет, — призналась тетушка. — Это было несправедливо с моей стороны, но я всегда считала тебя неприспособленной к жизни. А сейчас, — она огляделась вокруг. — Сейчас, я вижу, что ты можешь позаботиться не только о себе, но и других. — Эбигейл вздохнула. — В том числе и о нас с Андри. Не могу даже передать, насколько благодарна тебе, за то, что ты дала нам возможность остаться.

Этот разговор случился через три дня после праздника. За это время я почти смирилась с тем, что они останутся здесь если не навсегда, то надолго, но к моему удивлению, тетушка тоже сильно изменилась. Она больше не пыталась командовать, не смотрела свысока и не обращалась с вежливой снисходительностью.

Я понимала, что ее поведение продиктовано обстоятельствами — теперь они с кузеном жили под моей крышей, но что-то подсказывало, дело не только в этом. Оглядываясь назад, я понимала, что и сама была далеко не подарком и, наверное, только сейчас в полной мере осознала, какая ответственность лежала на плечах Эбигейл все эти годы.

— Твой муж не очень-то разговорчив, — заметила она. — Хотя, видно, что он хороший человек.

— Он типичный северянин, — улыбнулась я. — Но мы с ним неплохо ладим.

Это было правдой. После того случая в кабинете мы, как бы смешно это ни звучало, перешли на новый уровень наших отношений. Я уже не робела перед ним, не зажималась в моменты близости, а Ричард… Он открылся с новой стороны, я поняла, что за непроницаемой маской суровости скрывалась горячая и страстная натура. Страстная не только в пределах супружеской спальни, но и во всем остальном. Это восхищало и одновременно вселяло тревогу — импульсивные люди склонны к внезапным порывам, последствия которых не всегда можно предугадать.

В тот вечер мы с Маргарет и Эбигейл сидели за вышиванием — я не любила это дело, да и получалось у меня посредственно, но золовка видела в этом некое единство — мы садились в гостиной, пили вино, слушали потрескивание дров в камине и обсуждали последние новости. А пяльцы и нитки требовались, чтобы чем-то занять руки.

Из холла донесся звук открываемых дверей, и через несколько секунд в гостиную зашел Ричард в компании уже знакомого мне Уильяма Колтона.

— Мистер Колтон, — после нашей встречи в Хоттон-Мэноре он снова покинул Нальгорд и отбыл на восток, в Эрбишир, — рада снова видеть вас.

— Добрый вечер, леди Стенсбери, — Уильям снял запорошенную снегом шляпу и поклонился. — Добрый вечер, дамы.

— Уилл только сегодня вернулся, — пояснил Ричард, — я пригласил его погостить у нас несколько дней.

Несмотря на то, что о Колтоне мне было ничего толком неизвестно, он производил впечатление порядочного человека, и я искренне обрадовалась его приезду.

Маргарет распорядилась накрыть стол, несмотря на то, что время ужина давно миновало. Уильям проделал долгий путь, и наверняка был голоден, как волк. Мы разместились в столовой.

— Мистер Колтон, позвольте представить вам мою тетушку Эбигейл, и ее сына Андри. Именно Эбигейл я обязана счастьем быть женой Ричарда.

Супруг поймал мой взгляд и улыбнулся. Вне всякого сомнения ему было приятно слышать это.

— Счастлив знакомству, миледи, — Уильям обошел стол и поцеловал тонкое, ухоженное запястье Эбигейл и пожал пухлую веснушчатую руку кузена. — Леди Стенсбери, — он обратился ко мне, — прошу, зовите меня просто Уильям.

Тетушка, услышав это, удивленно вскинула бровь — в ее понимании это выглядело не слишком прилично, но Ричард, судя по его лицу, ничуть не ревновал. Да и сам Колтон не был похож на человека, который стал бы заигрывать с женой друга или вообще с чьей-либо женой.

— Хорошо, Уильям, — ответила я, и спрятала усмешку, наблюдая, как вытягивается лицо Эбигейл.

— Уилл прибыл с хорошими новостями, — Ричард поднял бокал вина. — И вам, Эбигейл, будет особенно приятно это услышать.

— Мне? — тетушка удивленно вскинула бровь. — Но причем здесь я?

— У вас, кажется, были проблемы с домом? — уточнил Уильям, — простите, если вмешиваюсь не в свое дело.

— Да чего уж там… — отмахнулась она. — Раньше я, может, и оскорбилась бы, но какой смысл скрывать то, что мы сами загнали себя в долги?

— Не мы, а я, — впервые за весь день Андри подал голос. — Проигрался в карты, как последний идиот, тратил деньги в кабаках, да заказывал наряды… Вернуть бы теперь все, да что толку. Дурак я. Как есть дурак.

Спорить с этим заявлением было трудно, но тот факт, что братец в кои-то веки признал свою неправоту, вызывал уважение.

— Пустое, кузен, — я погладила его по руке. — Теперь вы здесь, и без крыши над головой не останетесь. Так, что это за хорошие новости?

Уильям и Ричард переглянулись.

— Ваш аранский дом останется при вас.

В столовой повисла тишина. Эбигейл, ошарашенная его словами, сидела ни жива, ни мертва, а Андри так и застыл с ложкой супа, не донеся ее до рта. Из нас четверых только Маргарет, казалось, была ничуть не удивлена.

— Не думайте, что я гоню вас, — продолжил Ричард, — но, согласитесь, всегда лучше иметь свой угол. Так считайте, что ваша проблема решена.

— Как тебе это удалось?

Сразу после позднего ужина, Ричард поднялся наверх и уже собирался лечь спать, но я решила во что бы то ни стало, выяснить у него правду.

— Уилл помог.

Он повернулся на бок, но мне было недостаточно столь короткого объяснения.

— И с какой это стати он так просто отдал две сотни золотых? Откуда у него деньги? Ладно, насчет последнего можешь не говорить, я все равно не знаю, чем он занимается, но с какой стати ему помогать незнакомым людям?

Поняв, что так просто я от него не отстану, Ричард повернулся ко мне.

— Это не его деньги. Но, не беспокойся, — улыбнулся он, увидев мое выражение лица, — крови на них нет. И добыты они честным путем.

Его слова немного успокоили. Я знала, что Ричард не станет мне врать, но в целом, ситуацию это не меняло.

— Ты же понимаешь, что это очень большая сумма, и вернуть ее Эбигейл сможет нескоро. Я хочу знать, откуда они, и кто их дал Колтону.

— Один наш друг в Эрбишире.

Отличное объяснение! А главное — сразу вносит ясность.

— Ты так много про него говоришь. Почему бы тебе не познакомить меня с ним. Как я понимаю, это тот самый друг, что прислал мне свадебное платье?

— Да, — кивнул Ричард. — И когда-нибудь я вас обязательно познакомлю.

— Он исповедует старую веру?

— С чего ты взяла? — Ричард вскинул бровь.

Я пожала плечами.

— Просто догадка. Слишком неохотно ты о нем говоришь.

За последний месяц я несколько раз пыталась выведать о Ричарда хоть что-то о таинственном «добром друге», и каждый раз виконт ловко уходил от темы. Но сейчас сдаваться я не собиралась.

— Ну, так что?

Ричард откинулся на спинку кресла.

— Какое это имеет значение?

— Значит, да, — вздохнула я. — Не подумай, что отношусь к ним предвзято, но, сам видишь, что творится по всей стране… — Я накрыла его руку своей. — Ричард, скажи честно: ты один из них?

Я была готова к любому ответу. В конце концов, лучше знать правду, какой бы тяжелой она ни была — в таком случае ты будешь готов ко всему.

Он немного помолчал и, наконец заговорил:

— Я уверен, что небольшие религиозные разногласия — не причина для кровопролития, — Ричард вздохнул. — Новая вера, старая вера… Какой смысл воевать, если, мы верим в одних и тех же богов?

Так я и думала. Ричард исправно посещал храм и ходил на исповедь, но, когда мы сидели на службах, я не могла не замечать выражения его лица. В нем не было неприязни, скорее… неприятие. Мне еще в самом начале показалось, что делает он это «для галочки», но спрашивать я не стала. Теперь же догадки нашли подтверждение.

— Надеюсь, тебе хватит благоразумия не говорить это за пределами нашей спальни, — вздохнула я, в глубине души соглашаясь с его словами. — Не мне учить тебя жизни, Ричард, но прошу, будь осторожен. Тебе есть, что терять. — Я прижалась к нему. — Нам есть, что терять.

— Не бойся Лиз, — я обняла его покрепче, почувствовав прикосновение губ к макушке, — ничего плохого с нами здесь не случится. Это я тебе обещаю.

ГЛАВА 17

Я на удивление спокойно приняла тот факт, что Ричард ведет дела со сторонниками прежней веры и, возможно, помогает им скрываться от правосудия. Главное, что он не тащил их в наш дом, как делала покойная Молли. Успокаивало и то, что Нальгорд находился далеко от столицы, и Инквизиторы появлялись здесь нечасто.

Эбигейл рассказывала о происходящем в Аране — в последнее время королева Беренгария редко появлялась на людях, и в народе гуляли шепотки о ее нездоровье. Ее супруг, отбыл в родную страну и, если верить досужим сплетням, не собирался возвращаться к жене.

Значило ли это, что градус напряжения спадает и можно расслабиться? Едва ли. Некоторые надеялись на скорую смерть Беренгарии, но, я не хотела такого исхода. Это лишь еще больше накалит обстановку. Детей у Беренгарии не было, и, если страна останется без монарха, супруг королевы займет трон раньше, чем тот успеет остыть.

Когда я поделилась своими опасениями с Ричардом, он успокоил меня, хотя и признавал, что следует держать ухо востро.

— То есть, ты даже не пытаешься отрицать, что связан с еретиками? — удивилась я.

— А в этом есть смысл? — он отпил вина и посмотрел на меня. — Да, у меня есть друзья, которые придерживаются старых традиций, и я помогаю им по мере сил.

Мы сидели за обеденным столом, и кроме нас, в зале никого не было.

— Я могу что-нибудь сделать для тебя?

Отправляясь на Север, я думала, что стану супругой доброго сторонника новой веры и буду в безопасности, но вместо этого оказалась женой еретика. Но, признаться, мне нравилось отсутствие у него фанатичности. Взгляды Ричарда на богов и веру были во многом схожи с моими, я чувствовала в нем опору, но и сама хотела быть полезной. — Нет, — ответил он жестко. — Тогда и ты окажешься под ударом, а я этого не допущу. — Ричард обошел стол и сел рядом со мной. — И больше никогда не проси меня об этом.

— Поздно. Я втянулась в это, когда стала твоей женой.

Я не жалела, что все так сложилось. За четыре месяца нашего брака Фитфилд-Холл стал моим домом — мне очень нравилась Маргарет, и я совершенно искренне привязалась к маленькой Анне. Что же касалось Ричарда, то мне было сложно описать свои чувства к нему — в последнее время мы отлично понимали друг друга, он был нежен со мной, правда, ровно настолько, насколько позволял его характер и, пожалуй, я могла бы сказать, что довольна своей нынешней жизнью.

— Да, в этом плане я не оправдал твоих надежд, — признал Ричард.

— Не говори так. — Мне не хотелось, чтобы он думал, будто я сожалею о своем решении. — Когда-то и мы с Эбигейл были сторонниками прежней веры.

— Ими были почти все, — сказал Ричард с усмешкой. — Покойный король крайне скверно провел реформу, но свои плоды она дала. Не думай, будто я плохо отношусь к новым традициям. Вовсе нет. Но зачем враждовать, если и те и другие верят в одних и тех же богов?

За такие слова на кострах погибло немало добрых людей.

— Многие думают, что так и будет, если трон перейдет сестре Беренгарии. — Об этом говорила и тетушка. Всегда шепотом и только тогда, когда мы были наедине.

Я ничего не знала о младшей дочери короля, но в любом случае было бы опрометчиво надеяться, на чудо. Кто знает, что она за человек, или не станет ли хуже, если страна перейдет в ее руки?

— А что ты об этом думаешь? — спросил Ричард и внимательно посмотрел на меня.

— Ничего не думаю. Для этого надо разбираться в политике, а я не сведуща в этом вопросе. Мне хочется лишь безопасности. Для всех нас. Поэтому я прошу тебя, Ричард, будь осторожен.

Он обошел стол и присел рядом со мной.

— Ты действительно переживаешь за меня, Лиз?

После предательства жены он, очевидно, настолько привык не доверять людям, что не верил, будто кто-то может искренне беспокоиться о нем. Но это было так — Ричард стал мне дорог, и я не хотела, чтобы он попал в беду.

— Да, — я ласково коснулась его колючей щеки. — Поэтому, умоляю тебя, не делай глупостей.

Он накрыл мою руку своей и улыбнулся:

— Моя жена считает меня глупым. Даже не знаю, злиться на тебя или нет.

— Это бессмысленно, — я пожала плечами. — Ты же сам хотел, чтобы я говорила тебе только правду. Но я не считаю тебя глупым. А вот, вспыльчивым — да.

* * *

Подошел к концу февраль. Зима выдалась холоднее прежней, но закончилась раньше обычного — уже в начале месяца снег растаял окончательно, что нетипично для севера страны, где он лежал до конца месяца.

В первых числах марта зарядили дожди — дороги превратились в грязное месиво, экипажи проваливались в ямы, напрочь увязая в глубоких лужах, и по этой причине мы не покидали Фитфилд-Холл без особой нужды. Правда, один раз, все же отправились навестить Хоттонов: Магдален подарила Вильгельму долгожданного сына, но разрешение от бремени едва не стоило ей жизни, и лишь усилиями местного врача моей новой подруге удалось выкарабкаться.

Как только пришло известие о том, что Магдален окрепла, я уговорила Ричарда отпустить меня в Хоттон-Мэнор. Маргарет и Анна, скучающие в четырех стенах, тоже вызвались ехать. Мы решили отказаться от экипажа и отправились верхом.

До замка добрались без приключений, проведали Магдален и Вильгельма, познакомились с их новорожденным сыном, и в целом хорошо провели время. Неприятность постигла нас на обратном пути — когда до Фитфилд-Холла оставалось меньше полутора миль, лошадь, на которой ехала Маргарет, оступилась и угодила передним копытом в глубокую яму. Золовка не удержалась в седле, рухнула наземь и сломала руку.

— Ничего, ничего, леди Маргарет, — успокоил ее наш лекарь, после того как соорудил деревянную колодку. — Жить будете.

Перелом был открытый, и, во избежание заражения, конструкцию надлежало снимать дважды в день и обрабатывать шов специальной мазью, а после накладывать чистую повязку.

Маргарет лежала на кровати в своей комнате и скалилась от боли. В тот момент я не могла не восхититься ею — бедная женщина испытывала настоящие муки, но держалась и даже сохранила свое обычное чувство юмора.

— Насколько все плохо? — спросил Ричард, когда мы втроем оставили ее отдыхать на попечении моей верной Брайди.

Он явно нервничал, хоть и не показывал этого, но я знала, как сильно Ричарда был привязан к старшей кузине.

— Могло быть и хуже, господин. Переломы дело, конечно, опасное, но в данном случае я уверен, мы сможем избежать трагических последствий. От вас же требуется обеспечить ей покой и надлежащий уход.

На практике это оказалось трудно. Маргарет, с ее неумной жаждой деятельности, уже через две недели, когда боли утихли, стремилась вернуться к делам, и один раз мы даже поссорились по этому поводу.

— До чего же ты несносна! — в сердцах крикнула я, застав ее на конюшне.

Маргарет вычесывала гриву своей любимицы, гнедой кобылы.

Она души не чаяла в этой лошади и лично следила за ней, не доверяя конюху, который, между прочим, прекрасно справлялся с обязанностями.

— Ну, уж это не твое дело, Элизабет, — так же разгневанно бросила она. — Будь твоя воля, ты бы и вовсе заперла меня в комнате.

— Чувствую, именно это мне и придется сделать. Хочешь заработать гангрену и остаться без руки?

— Ступай-ка лучше в дом и займись вышиванием, дорогая, — посоветовала она и собралась вернуться к своему занятию, но, развернувшись, ударилась больной рукой о стену денника и взвыла от боли. — Вот, дьявол!

Набожный конюх, услышав ругательство из уст хозяйки, торопливо зашептал молитву.

— Проклятье, Маргарет! — я подскочила к ней. — Оставь это. — Я забрала у нее лошадиный гребень. Идем в дом.

Золовка не стала противиться и, морщась от боли, взялась здоровой рукой за мою руку. Мы поковыляли к дому. Кое-как поднялись по лестнице, после чего я уложила Маргарет в кровать.

Пришло время очередной перевязки. Бережно сняв колодку, я размотала повязку, и с облегчением обнаружила, что рана на месте снятых вчера швов не разошлась. И все же следовало пригласить лекаря для осмотра. Брайди вызвалась ехать к нему, благо жил он всего в паре миль от Фитфилд-Холла.

— Можешь взять мою лошадь, — разрешила Маргарет.

Мы со служанкой удивленно уставились на нее. Золовка всегда отличалась щедростью, но свою любимицу не доверяла никому.

— Быстрее нее кобылы нет, — добавила она. — Хотя, я не вижу в этом никакой необходимости.

— Ради всего святого, прекрати, — я протянула ей кубок подогретого вина. — Ты уже и так наломала дров своим упрямством.

Возможно, не следовало говорить с ней в таком тоне, ведь Маргарет была старше меня и долгое время являлась негласной хозяйкой дома, но я искренне полюбила эту женщину и беспокоилась о ее здоровье.

Брайди ушла. Обыскав ящики, я обнаружила, что бинтов осталось ровно на одну перевязку, а, значит, нужно где-то раздобыть еще. Ричард был в отъезде и, судя по всему, дела его опять были связаны с «отступниками», так что решение этой проблемы легло на мои плечи. За две недели я вынесла с чердака целую гору старого тряпья, служанки прокипятили его и разрезали на широкие ленты.

— Отдыхай. Я скоро вернусь.

Лезть на чердак было бессмысленно — от половины хлама, я избавилась еще до Нового Года, а то, что осталось уже пустили в дело.

— В подвале полно старых вещей, — подсказала Анна.

— Ты была там?

Падчерица покачала головой:

— Отец не разрешает. Говорит, что там все прогнило, и можно сломать ноги.

Мне он сказал то же самое. До сего момента, покуда не было нужды, я и сама не рвалась в подвал, тем более, что положение хозяйки дома требовало моего участия во всех делах, и на глупые приключения не оставалось времени.

— Что ж, значит, буду осторожной.

Сразу после свадьбы Ричард выдал мне связку ключей от всех закоулков Фитфилд-Холла, кроме одного, но я догадывалась, где он может храниться.

Я не имела привычки копаться в чужих вещах, даже если это были вещи моего мужа, но Ричард уже третий день, как был в отъезде, и вернуться должен был лишь к вечеру. Рассудив, что то, о чем он не узнает, ему не повредит, я поднялась в кабинет и почти сразу обнаружила ключ на столе, среди бумаг. То, что он лежал на видном месте, говорило о том, что Ричард не допускал мысли, что жена станет шарить в его бумагах. Я быстро отогнала муки совести. Будь муж здесь, я бы, конечно, сама попросила у него ключ. И, дабы окончательно успокоить себя, пообещала, что вечером все ему расскажу.

— Можно мне с тобой? — попросилась Анна, когда я спустилась вниз.

— Не думаю, что это хорошая идея.

Учитывая неумную энергию падчерицы, риск получить еще одну раненую героиню в довесок к Маргарет, возрастал как минимум вдвое.

— Я ни разу там не была, — Анна принялась дергать подол моего платья. — Пожалуйста, Лиз, ну пожалуйста! Обещаю, что всегда буду вовремя ложиться спать, а за ужином съем полную тарелку.

— Даже гусиной печени с капустой? — уточнила я, зная ее нелюбовь к этому блюду.

— Да, да! Даже печени! — заверила она, подпрыгивая от нетерпения. — Только возьми с собой.

— Ну, хорошо, — вздохнула я, сдаваясь маленькой искательнице приключений. — Только от меня ни на шаг, иначе поставлю на горох.

— Пффф…. — фыркнула Анна, — ты постоянно этим грозишься, но никогда не выполняешь, — засмеялась она.

Что верно, то верно. Всякий раз, после очередной ее проделки, я собиралась как следует наказать проказницу, но жалость брала верх, вспоминая, как Эбигейл заставляла меня на рассыпанном по полу горохе и читать «Отец нас Всемогущий», покуда язык не онемеет и колени не сотрутся в кровь.

Впрочем, на сей раз Анна послушно держалась за моей спиной. Боялась. В подвале действительно было жутковато — когда я открыла тяжеленную дверь, снизу потянуло плесенью и еще чем-то сладковатым, отдаленно напоминающим запах храмовых свечей, но затхлость все равно брала верх.

— Подай лампу.

Освещая путь, я начала осторожно спускаться. Сверху капала вода, и на ступенях тут и там образовались лужи, отчего камень стал скользким.

— Держи меня за руку.

Анна даже не стала возражать. Она взволнованно дышала, но совершенно очевидно была вдохновлена нашим маленьким приключением.

Наконец, мы спустились до самого низа и оказались в большом помещении. Точные его размеры определить было трудно, но, судя по разносящемуся эху шагов, они были внушительными. Дрожащий свет масляной лампы выхватывал из темноты покрытые плесенью стены и несколько ящиков вдоль них. Осмотревшись, я заметила четыре закрепленных металлическими прутами факела.

— Думаю, не помешает добавить света.

Ричард уже показывал мне подвал, но наша экскурсия получилась короткой, и ничего особенного в тот раз я не увидела.

Мы зажгли факелы. С прошлого раза здесь ничего не поменялось, только теперь внимание мое было приковано к ящикам и сундукам, где могло найтись что-нибудь подходящее для бинтов.

— Если уж вызвалась со мной, помогай искать, — сказала я, открывая тот, что был ближе ко мне.

Внутри оказалась старая посуда и сломанные безделушки. Отметив про себя, что малахитовая статуэтка неплохо смотрелась бы на каминной полке в кабинете, я положила ее обратно и продолжила поиски. Сейчас меня бы куда больше обрадовала старая рубаха или изъеденное молью платье.

Во втором сундуке обнаружилась гора макулатуры — полуистлевшие приходно-расходные книги, письма и уже не имевшие никакой ценности документы. Да уж, может, не стоило так радикально избавляться от старой одежды на чердаке?

— Анна? — покончив с третьим сундуком, я обнаружила, что девчонка исчезла. Ох, и устрою же я этой ей! — Анна!

Судя по тонкой полоске света тянущейся из коридора, маленькая разбойница все-таки решила исследовать подвал в одиночку. Может, горох и в самом деле не плохая идея?

— Анна! — Я захлопнула крышку сундука и, сняв со стены факел, пошла на свет. — А ну быстро сюда, негодница!

Свернув за очередной угол, я обнаружила падчерицу.

— Вот ты где! Ну, подожди у меня.

Она стояла, держа на весу масляную лампу, и смотрела куда-то вперед.

— Элизабет… — Анна нервно сглотнула и вытянула дрожащую руку. — Что это там?

Я посмотрела, куда она указывала. Коридор упирался в тяжелую дубовую дверь, из-под которой лился свет. Никаких жилых помещений в подвале не было и быть не могло, а комнаты прислуги находились на первом этаже. К тому же, когда мы спускались, дверь была заперта снаружи.

Несколько секунд я лихорадочно размышляла, как поступить: тихонько убраться и позвать Фирса (что было бы самым разумным) или?..

— Ступай наверх, — шепотом велела я.

— Но…

— Живо!

Анна испуганно посмотрела на меня, затем снова на дверь, но подчинилась и убежала. Оставшись в одиночестве, я направилась к двери, уже догадываясь, что увижу за ней. Эти подозрения возникли у меня давно, но не находили подтверждения. До сего дня.

Прежде, чем я коснулась ручки, дверь открылась, и в темный коридор хлынул свет.

— Вы миссис Элизабет Стенсбери? — на пороге стоял средних лет мужчина в одежде священнослужителя, а за его спиной я увидела еще четырех, двум из которых было едва ли больше двадцати.

— Именно, святой отец. А вы, надо думать, еретики в бегах?

ГЛАВА 18

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. В лице мужчины не читалось угрозы или неприязни, напротив — взгляд карих глаз с тонкой сеточкой морщин, излучал доброжелательную заинтересованность. Выглядел незнакомец лет на сорок пять-пятьдесят. Темные волосы уже кое-где расчертила седина, да и лицо выдавало прожитые годы.

— Меня зовут Ноэль Бретон, — представился он. — Можно просто отец Бретон. — В дрожащем пламени факела я видела его мягкую улыбку.

— Вы священник?

У меня не осталось сомнений насчет того, что я услышу в ответ. Догадки о том, чем занимается Ричард, были и раньше, однако, я не ожидала увидеть в нашем доме беглых еретиков. Впрочем, сама я их таковыми не считала. И, тем не менее — Ричард, ну какого черта? Инквизиторы отправляли на костер и за меньшее: иной раз для смертного приговора было достаточно наличия в доме запрещенной литературы, что уж говорить о запрещенных личностях?

— Я всего лишь покорный слуга создателей, — кротко ответил мужчина. — Прошу прощения, что напугал вас, леди Стенсбери.

— Вы меня не испугали. — Не хватало только, чтобы Бретон и его спутники сочли меня трусихой. В конце концов, это был мой дом и моя территория. — Но не скрою, что это было неожиданно.

Впрочем, неожиданно, еще мягко сказано. Интересно, сколько они уже здесь, и как скоро Ричард собирался поставить меня в известность. Да и собирался ли вообще? В голову как-то сам собою напрашивался вопрос — а что еще я не знаю? Так, Элизабет, спокойно.

Я сделала глубокий вдох, чувствуя нарастающее желание огреть Ричарда чем-нибудь тяжелым по возвращении домой. Отец Бретон же, очевидно, записал выражение моего лица на свой счет.

— И еще раз прошу нас извинить, — он отошел в сторонку, приглашая меня внутрь комнаты. Вы имеете полное право злиться на меня, леди Стенсбери.

— Вы здесь не при чем, — ответила я, проходя внутрь помещения. — А вот, моего благоверного ждет серьезный разговор, когда он изволит вернуться.

Надо сказать, комната была обставлена весьма недурно. Ничего лишнего я не обнаружила, но все необходимое для жизни имелось: четыре узких кровати, заправленные свежим бельем, конторка с кипой бумаг, два комода и обеденный стол с четырьмя стульями. Освещали комнату развешенные по стенам факелы в железных креплениях. Вполне уютно, хотя и весьма прохладно. По каменному полу гулял холодок, а из воздуховода в правом углу тянуло зимним морозцем.

— Не могу с вами не согласиться, миледи, — кивнул отец Бретон. — То же самое я не раз говорил и вашему благородному супругу.

Ох, и получит же у меня этот «благородный супруг», мелькнуло в голове.

— А как долго вы уже здесь?

— Шесть месяцев и четыре дня, миледи, — с поразительной точностью ответил Бретон. — Мы обязаны жизнью вашему супругу, — добавил он. — Позволите мне представить вам моих верных помощников?

Его вопрос явно не подразумевал ответа, к тому же, коль скоро я здесь, невежливо будет отказываться от знакомства. Я кивнула.

— Генри Флетчер, миледи, — совсем юный на вид мальчик лет четырнадцати вышел вперед и поклонился. — К вашим услугам, госпожа.

Он, как и Бретон, был одет в церковное платье, но, в отличие от Ноэля, одежды выдавала в нем послушника. Наряд был ему великоват, тощая шея торчала из выреза, что визуально делало его еще моложе.

— Джоэл Смит, — представился второй, выглядевший немногим старше. Он в точности повторил действия Флетчера. — К вашим услугам.

В услугах тех, за чьими головами наверняка идет охота, я не нуждалась, но вежливо кивнула, как требовал этикет. Что заставило этих юных ребят, почти детей, ввязаться в опасную игру? Попади они в руки инквизиторов, суд не будет к ним милосерден даже с учетом возраста.

Двое других оказались взрослыми мужчинами, и также являлись монахами, сопровождающими отца Бретона. Все пятеро прибыли из соседнего графства: отец Бретон проповедовал в тамошних деревнях, что, разумеется, быстро привлекло внимание Инквизиции и заставило пастора обратиться в бега. Изначально с ними было еще двое, но их схватили и отправили на казнь.

— Эти грязные псы заживо сварили их в кипятке! — крикнул Флетчер покачал головой.

— Юноша! — строго одернул Бретон. — Устам будущего монаха не пристало произносить подобные слова. К тому же, — добавил он, — боги учат молиться о своих врагах.

Флетчер стушевался и тотчас попросил у наставника прощения, я же с трудом подавили желание ударить кулаком по стене. Если Инквизиции станет известно о том, кого мы укрываем под крышей собственного дома, шансы поплавать в горячей водице взлетят до небес.

Сказать, что я оказалась в замешательстве — не сказать ничего. Оставлять их в подвале теперь не было нужды, кроме того Генри Флетчер выглядел болезненно — он то и дело глухо кашлял, а дальнейшее пребывание в холоде и сырости вскоре попросту убило бы его.

— Ступайте за мной, господа. Вам больше нет необходимости прятаться здесь.

Маргарет, которая, разумеется, была в курсе всего, даже не пыталась отвертеться и сказала, что с самого начала настаивала на том, чтобы Ричард все мне рассказал.

— Он скоро вернется, вот тогда и поговорим, — ответила я.

На деле же мне было страшновато, хотя по сути бояться должен был Ричард, ведь это он, а не я скрывала опасную тайну. Но, зная, как сильно он не любил вмешательство в свои дела, я все равно волновалась. Страх, однако, быстро сменился злостью: он столько раз твердил мне, что не потерпит обмана и тайн, а сам… Ну, держись, виконт Стенсбери.

Вскоре вернулась Брайди и вместе с другими служанками помогла гостям разместиться в комнатах на третьем этаже. Генри выделили самую теплую. Приглашать доктора было опасно, но моя компаньонка кое-что смыслила в медицине и неплохо справлялась с лихорадкой.

Хитровато улыбаясь, велела мальчишке снять рубашку и не без довольства наблюдала за тем, как бедняга краснеет, путаясь дрожащими пальцами в пуговицах и шнурках. Стоило ему улечься на кровать, а Брайди приступить к осмотру, а, именно — приложить ухо к его груди, дабы прослушать дыхание — несчастный Флетчер разве что приступ не заработал.

— Легкие здоровы, — заключила Брайди. — Так что поправитесь. — Она усмехнулась и потрепала парня по растрепанным волосам. — Не бойся, красавчик, жить будешь.

Все это время я стояла у окна и, чего уж греха таить, не без веселья наблюдала за происходящим.

— Брайди! — одернула я, и едва сдержала смех, наблюдая, как бедный парень краснее и бледнеет одновременно. — Он монах, так что прояви хоть каплю богобоязненности.

— Я еще не принес обеты, — тихо сказал Генри, но тотчас опомнился. — Ой, простите, миледи.

Только этого не хватало. Когда мы еще жили при дворе, Брайди частенько флиртовала с пажами, умудряясь при этом сохранять репутацию добропорядочной девушки, что, в общем-то не меняло сути. Моя верная компаньонка могла запросто соблазнить беднягу Генри, если он ей приглянется, а это, кажется, уже случилось.

— Только попробуй что-нибудь учудить, — пригрозила я, оттащив ее за угол. — И так проблем по горло.

Служанка в ответ захлопала глазами, напустив при этом самый, что ни на есть невинный вид.

Время до вечера тянулось издевательски медленно. Ричард обещал быть затемно, и остаток дня я готовилась к разговору, подбирала нужные слова и мысленно проигрывала возможные реакции мужа. За пять месяцев нашего брака у меня сложилось вполне четкое представление о том, что он за человек, как воспринимает те, или иные события — что злит его, что радует или же повергает в ступор. Ричард был вспыльчив и временами просто невыносим, но вместе в нем присутствовал здравый смысл. И я надеялась, что в данной ситуации разум возьмет верх над чувствами.

Мне же предстояло взять под контроль свои. Эмоции жаром клокотали в груди, стоило представить, что все это время я пребывала в неведении. Шесть месяцев. А женаты мы с Ричардом пять. То есть, эти ребята были здесь еще до моего появления. Ну, ладно, первое время он мне не доверял, что вполне оправдано, но потом… Не хотел волновать? Даже если и так, это не оправдание. Я имею право знать.

Однако, скандал ничего бы не решил, к тому же я совершенно не умею их устраивать. Кроме того, орущего и брызжущего слюной человека редко воспринимают всерьез. Хочешь взять ситуацию под контроль — в первую очередь держи под контролем себя.

ГЛАВА 19

…Ричард вернулся, когда уже подали ужин. Мы собрались в столовой, в том числе и старые-новые гости — я нарочно отдала распоряжение накрыть стол и на них, хотя Маргарет предлагала накормить беглецов в их комнатах. Ну, уж нет. Пусть Ричард видит, что я не боюсь и твердо уверена в своих решениях. Тем более, что правда на моей стороне.

И все же, когда в холле раздались знакомые шаги, а за ними не менее знакомый голос, в груди у меня что-то жалобно екнуло. Медленный вдох. Небольшой глоток вина, дабы смочить пересохшее горло. Успокойся, Элизабет, не тебе, право слово, переживать в этой ситуации.

Шаги тем временем приближались, и через несколько секунд Ричард вошел в столовую. От него пахло морозом и зимним дождем, а в растрепанных волосах еще блестели капли растаявшего снега.

Он мотнул головой, отряхиваясь от воды, посмотрел на меня и улыбнулся.

— Привет, Лиз.

Ричард хотел сказать что-то еще, но что именно, мне так и не довелось узнать, ибо миг спустя его взгляд упал на сидящих за столом мужчин. Уголки губ поползли вниз, а брови сошлись на переносице. Трудно было понять, какая из эмоций оказалась сильнее: негодование или шок. Ну, все, сейчас начнется.

— Добрый вечер, муж мой. — Я улыбнулась и жестом пригласила его за стол. — Вы как раз вовремя, виконт. Ужин только что подали.

Несколько бесконечно долгих секунд он стоял в дверях, буравя нас взглядом, и мне стоило больших усилий не отвести глаз. Не дождется. Кое-кому не помешает, наконец, узнать, каково это, когда от тебя требуют объяснений. И, надо заметить, совершенно справедливо.

— Какого дьявола здесь происходит? — Ричард швырнул плащ подоспевшему мальчишке-слуге и медленно прошел в комнату.

По очереди переводя хмурый взгляд с меня на гостей, он, как крадущийся волк, подошел к столу и сел напротив меня.

— Будь добр не богохульствовать в моем присутствии, Ричард, — скромно попросил отец Бретон.

Я усмехнулась. В моем присутствии муженек бывало позволял себе еще и не такие выражения. А еще ему нравилось, когда я ругалась в моменты близости, словно уличная девка. Эта совершенно неуместная мысль вызвала улыбку, которую мне с трудом удалось сдержать. Право слово, не место и не время.

— Кто-нибудь ответит на мой вопрос? — Ричард постукивал пальцами по крышке стола. Взгляд его оставался таким же мрачным и настороженным. Исподлобья. — Элизабет? — впервые за долгое время он назвал меня по полному имени.

Наши глаза встретились. Удивительно, но страх отступил, и я, к удивлению своему, ощутила воодушевление. А еще контроль. Попался ты, Ричард Стенсбери. Хочешь — не хочешь, а придется все объяснить.

— Я предложила нашим гостям отужинать с нами. Согласись, не слишком-то вежливо держать их в подвале.

— Мы искали тряпки для бинтов, а нашли отца Бретона и его друзей, — сообщила Анна. — Папа, почему ты их там запер?

В столовой повисла тишина. Я смотрела на Ричарда и пыталась понять, что происходит у него внутри. Вне всякого сомнения он был зол и растерян, но вряд ли по-настоящему гневался. Мне уже доводилось видеть его в моменты ярости, и это был не тот случай.

— Потому что они исповедуют старую веру. — Ричард щелкнул пальцами, веля служанке налить себе вина. — А ее сторонники сейчас вне закона, Анна. Если кто-то узнает, что они здесь, меня, скорее всего, казнят, имущество конфискуют в пользу Ордена, и остаток своей жизни ты проведешь в нищете.

Я уже даже не удивлялась такой прямолинейности. В этом был весь он. Впрочем, и Анна, несмотря на юный возраст, многое знала о жизни и не нуждалась в розовых шорах, однако, это, пожалуй, все равно чересчур.

— Если они живут в нашем доме, то какая разница, где? — Анна пожала плечами. — Их все равно найдут, если придут с обыском.

Падчерица была не по годам рассудительна — может, я действительно ошибаюсь на ее счет?

— Думаю, стоит отложить эти вопросы до завтра, — я подманила служанку и велела долить нам еще вина и подать десерт. — А сейчас давайте просто насладимся ужином и приятной компанией. И, конечно, — склонив голову, я внимательно посмотрела на Ричарда, — полагаю, что вполне справедливо требовать прояснения некоторых моментов. Вы согласны, супруг мой?

Взгляд Ричарда неожиданно потеплел. А еще в нем читалась вина. Он тяжело вздохнул и, протянув руку через стол, накрыл мою ладонь. Пальцы у него были все еще холодны после улицы.

— Прости меня, Лиз. Я расскажу тебе все, — затем он перевел взгляд на дочь. — И тебе, Анна.

В тот вечер, за столом, я узнала и историю этих людей. Отец Бретон был священником еще при короле Ортанаре, а затем его сыне Уиллеме.

— Я ничего не имею против новых традиций, — сказал отец он, — но я вырос и был воспитан в старой вере, это мои убеждения, и я останусь им верен.

— Так почему же вам просто не уехать в Тернад? — удивилась я. Мне это казалось самым разумным вариантом.

Из того, что я знала, в Тернаде их не только не трогали, но и всячески привечали.

— Я здесь родился, милая леди, — Бретон мягко улыбнулся. — И мне больно видеть, страдания моего народа. К тому же, я знал королеву Беренгарию с тех пор, когда она еще была принцессой. Она не жестокая женщина, просто попала под дурное влияние супруга и… — он скривился, — Ордена Инквизиции, так же учрежденного ее мужем.

Фактически он говорил сейчас словами Ричарда.

— А еще я верю в то, что не все потеряно, — продолжил отец Бретон

— Уж не имеете ли вы в виду принцессу Инилею, младшую сестру королевы?

— Да, да, леди Стенсбери, — подтвердил Бретон. — Именно ее.

— Да что вы все заладили с этой Инилеей! — не выдержала я. — Что вам о ней известно? И откуда вам знать, что при ней будет лучше, чем при нынешней королеве?

В столовой повисла тишина. Я видела, с каким благоговейным трепетом говорил о ней Бретон, и, возможно, он был лично с ней знаком, но сути это не меняло.

— Никто не говорит о свержении власти, упаси боги, — он покачал головой. — Я сам каждый день молюсь о здоровье Ее Величества, но вы же не станете отрицать, что ситуация накалилась до предела?

— Она накалится еще больше, если королева умрет. Страну наводнили соотечественники короля, а он только и ждет повода, чтобы развязать конфликт, и смерть Беренгарии даст ему это право.

Прежде я крайне редко говорила на подобные темы, и тем более не спорила о них с мужчинами. Эбигейл выпорола бы меня за такую дерзость. Но, удивительное дело, сейчас никто и не думал гневаться. Даже Ричард с его властными принципами, смотрел на меня с интересом и уважением. И это невероятно вдохновляло.

— Вы очень разумная женщина, леди Стенсбери, — Бретон поднял бокал. — Это опасное качество, но я уверен, вы можете скрывать его, когда сие необходимо.

— Могу, уж будьте уверены, — усмехнулась я. — И потому до сих пор жива.

Ужин кончился поздно вечером. Постояльцы разошлись по своим комнатам, и дом погрузился в тишину.

— Я взяла ключ из твоего кабинета.

— Я знаю, — Ричард снял дублет и небрежно швырнул его на софу. — Нетрудно было догадаться.

— Ты сердишься на меня? — Мне не хотелось, чтобы между нами оставалась хоть малейшая недосказанность.

— Нет. — Он лег в постель и натянул на себя одеяло. — Но я бы предпочел, чтобы их присутствие оставалось для тебя в секрете. — Ричард затушил свечу.

Я скинула халат, положила его рядом с дублетом и тоже забралась в кровать. Спальня тонула в темноте, лишь из окна проникал призрачный лунный свет. В детстве Эбигейл обожала рассказывать мне на ночь страшные сказки, в которых злобные существа утаскивали непослушных детей. Не думаю, что делала она это из чистого садизма, скорее уж, в профилактических целях, но с тех пор темнота пробуждала во мне глубинныестрахи.

Конечно, сейчас я уже не боялась иллюзорных чудовищ, но, к своему стыду, инстинктивно укрывала одеялом пятки и никогда не свешивала руки с края постели. Ричард посмеивался над этим, но было видно, что ему доставляет немалое удовольствие прижимать меня к себе, или обнимать со спины, а я в такие моменты чувствовала себя в безопасности.

— Я не сержусь на тебя, — повторил он, повернувшись ко мне.

— Что еще ты от меня скрываешь?

Я давно заметила, что под покровом темноты, в супружеской постели он наиболее откровенен.

— Ты уверена, что хочешь это знать?

— Не была бы уверена, не спрашивала.

— Никого в нашем доме я больше не прячу, можешь не беспокоиться на этот счет, — усмехнулся он.

Его рука легла на мою талию, и я невольно улыбнулась.

— А этот твой друг в Эрбишире? Ты обещал нас познакомить. Не думай, что я забыла.

Около недели назад снова заезжал Уильям Колтон и говорил, что собирается на восток, когда просохнут дороги. В моем присутствии он не уточнял, куда именно едет, но мне не составило труда догадаться. Ричард намеревался отправиться с ним.

— Ты хочешь, чтобы я взял тебя с собой?

— А ты возьмешь? — удивилась я, чувствуя нарастающее волнение. Он бы не стал спрашивать просто так.

На несколько секунд воцарилась тишина. Даже в мутном свете луны я видела напряженную работу мысли на его лице. Ричард явно сомневался и наверняка уже жалел, что вот так спросил, не подумав.

— Пожалуй, это будет можно устроить. — Он вздохнул. — Ладно, уж, раз мы договорились, что у нас не будет друг от друга секретов.

— Иди ко мне, я тебя поцелую.

Дело было не в том, что я так сильно жаждала познакомиться с очередным еретиком, нет — согласие Ричарда значило доверие с его стороны, вот, что действительно имело для меня значение.

ГЛАВА 20

После нашего разговора все мысли, так или иначе, возвращались к предстоящей поездке. Не сказать, что я горела желанием познакомиться с влиятельным покровителем беглых священников, но это означало смену обстановки. Фитфилд-Холл, успел стать родным, но в последнее время в его стенах меня все чаще одолевала скука. Кроме того, я всегда мечтала увидеть и другие места.

Отчасти причиной тому стали рассказы отца, которыми он щедро потчевал меня в детстве: по долгу королевской службы отец в свое время изъездил почти всю страну с севера на юг и успел побывать даже за границей.

Я слушала его с упоением, но вместе с тем понимала, что самой мне вряд ли представится шанс увидеть мир. Уже тогда Эбигейл, напрямую советовала мне выбросить из головы «романтическую чушь» и сосредоточиться на том, чего общество ждет от добропорядочной леди.

До свадьбы с Ричардом я ни разу не покидала Аран, что и неудивительно. Большинство женщин, независимо от высоты положения, всю жизнь проводят на одном месте — так устроен мир, и этим миром правят мужчины. Они пересекают океаны и открывают новые континенты, возводят города и управляют ими, в то время как удел женщины — быть тенью, или в лучшем случае дополнением своего мужа.

Конечно, я слышала рассказы о женщинах, которые осмелились бросить вызов сильному полу, но все они либо плохо заканчивали, либо выставлялись в крайне негативном свете. А чаще и то, и другое.

«Всяк сверчок знай свой шесток» часто говорила мне Эбигейл, имея в виду, что главное украшение женщины — смирение и покорность.

Однако, с Ричардом этого не требовалось. Ему интересовало мое мнение, он прислушивался ко мне, но, разумеется, всегда оставлял за собой последнее слово. Что ж, я не собиралась перетаскивать на себя одеяло, к тому же Ричард был человеком дальновидным. Впрочем, как показали недавние события, и он временами, поддавался благородным, но опасным порывам.

На следующий день после того, как я обнаружила «логово» беглецов, он спросил меня, что я обо всем этом думаю.

— Даже если я скажу, тебе отправить их восвояси, ты же все равно этого не сделаешь, — пожала я плечами.

Я сидела на кровати в нашей спальне, а он стоял у окна, вглядываясь в мутную пелену за стеклом. Руки его были крепко сложены на груди, плечи напряжены. Даже не видя лица, я знала, каким было его выражение: брови сведены, черные глаза угрюмо смотрят вдаль.

— Если сочтешь нужным, я отошлю их, — он развернулся ко мне.

Так и есть: серьезный, задумчивый, напряженный. В тот миг я неожиданно поймала себя на том, что привязалась к нему сильнее, чем думала. В нем не было и грамма столичного лоска, обхождения, да и манеры, чего греха таить, оставляли желать лучшего, но он был настоящим. Искренним. Не идеальным, порой невероятно раздражающим своим упрямством, но он видел во мне нечто большее, чем дополнение к дому и титулу. Видел во мне человека.

— Не будем мы никого никуда отсылать, — я подошла к нему и положила руки на плечи, с наслаждением чувствуя, как расслабляются под пальцами напряженные мышцы. Ричард прикрыл глаза. — Они здесь, под нашей защитой, и кем мы будем, если прогоним их? — продолжила я. — Но впредь, Ричард, советуйся со мной, прежде, чем сделать нечто подобное. В конце концов, я имею право знать все, что происходит под крышей этого дома.

Он открыл глаза и неуклюже притянул меня к себе.

— И ты будешь знать все, Лиз, — его пальцы запутались в моих волосах. — Даю слово.

Уткнувшись носом ему в ключицу, я улыбнулась. Будешь знать все. Ключевое слово здесь «будешь». О, да, я не сомневалась, что у него еще оставались от меня секреты, но всему свое время. По крайней мере, я была уверена в том, что могу не опасаться предательства с его стороны, как знала и то, что сама никогда не предам его.

* * *

— Ты не пойдешь со мной?

Было воскресенье и по традиции в этот день мы посещали службу. Теперь, когда я знала о том, кем на самом деле являлся Ричард, мне было понятно его нежелание слушать проповеди, но, учитывая обстоятельства, привлекать к себе внимание крайне нежелательно. А если мы не появимся в Храме, пронырливый священник обязательно поинтересуется, в чем дело.

Прежний настоятель нравился мне куда больше — он тоже был сторонником новых традиций, но в отличие от преемника не отличался фанатизмом и нетерпимостью.

— Я должен ответить на письма.

Он сидел за столом, в окружении двух кип бумаг, среди которых были как конверты с гербовыми печатями, так и малограмотные записки от крестьян-арендаторов. И все это предстояло разобрать.

В последнее время Ричард дни напролет проводил у себя в кабинете. За прошедшие две недели дороги размыло, почту не доставляли, и сейчас, когда сообщение возобновилось, Фитфилд-Холл завалили бумагами.

— Так и скажи, что ищешь повод не идти на проповедь, — усмехнулась я.

В небольшой комнате жарко пылал растопленный камин, и при мысли о том, что придется покинуть теплое гнездышко и выйти в стылое утро, я заранее поежилась.

— В следующее воскресенье пойду с тобой, — он встал, обошел стол и поцеловал меня. — Передай от меня привет нашему преподобному, — Ричард улыбнулся и легонько щелкнул меня по носу.

В храм я отправилась вместе с Брайди и Анной. Последняя, как и я, не жаловала нового пастора, но ради будущей репутации падчерицы приходилось брать ее с собой. Анна, несмотря на буйный нрав, отличалась не свойственной возрасту хитростью и послушно делала все, что от нее требуется. Всякий раз после исповеди отец Федерик подходил ко мне и хвалил ее, пересказывая все то, что рассказывала ему Анна. Очевидно такое понятие как «тайна исповеди» не имело для него большого значения.

Так было и на сей раз. Анна честно выдала пастору еженедельный «список грехов», который мы вместе составляли каждую субботу: отказалась ложиться спать вовремя, не пожелала отцу доброго утра и забыла помолиться перед обедом в четверг. Ну и мелочи вроде «зевнула во время чтения «Книги Создателей», «взяла кусочек шоколада, не спросив разрешения» и так далее.

Выслушав исповедь Анны, пастор попросил меня задержаться, и я смутно догадывалась зачем. Его предложение отозвалось тяжестью в груди, но отказываться было нельзя.

Ласково, почти отечески он взял меня под руку и усадил на скамью в конце нефа, у самого алтаря, с которого недавно читал проповедь.

— А что насчет Вас, леди Стенсбери? Желаете ли вы исповедаться? — поинтересовался он с наигранным смирением, но буравя меня внимательным взглядом.

Мне стоило серьезных усилий не отвести глаз. Понятное дело, что мои мысли волновали отца Федерика куда больше, нежели прегрешения Анны. С таким, как он, следовало держать ухо востро — новый пастор хорошо разбирался в человеческой натуре и умел выводить собеседника на разговор. Но и я долгое время жила при дворе, и уж что-что, а следить за языком научилась в совершенстве. И все же расслабляться было нельзя.

— Я беспокоюсь, что до сих пор не понесла. Вдруг я так и не смогу подарить виконту сына и наследника. Не является ли это наказанием за то, что я воспитывалась в еретических традициях?

Пастор посмотрел на меня и довольно улыбнулся.

— Конечно, ты не несешь ответственности за то, что тебя растили отступники, но ты долгое время придерживалась ложного учения. А это, несомненно, грех.

Я смиренно кивнула.

— Я благодарю создателей за то, что они послали нам добрую королеву Беренгарию и ее мужа, вернувших страну в лоно истинной веры.

Временами становилось не по себе от того, как изящно я научилась лгать, изображать на лице «правильные эмоции», глядя собеседнику в глаза. Любая религия считала вранье грехом, тем более, если оно адресовано служителю богов. Забавно, не слишком веря в существование высших сил, я иногда страшилась их наказания. Это было что-то, сидящее глубоко внутри, что-то первобытное.

Отец Федерик сощурился. Он совершенно явно изучал меня, прощупывал. Под его взглядом у меня по рукам бежали мурашки, но я открыто смотрела ему в глаза.

— Молись, дитя, — вздохнул он с фальшивым прискорбием. — За себя и своего супруга.

— Мой муж истинный верующий, и я благодарна богам, за то, что они послали мне виконта, — выдала я заученную фразу.

И даже не соврала. Ричард и, правда, был моим счастьем.

С расписных стен сурово глядели святые, и если бы в тот момент меня поразила молния или, как минимум рухнувший, с потолка камень, я бы, пожалуй, не удивилась.

— Конечно, конечно, — отец Федерик торопливо закивал, — но ты ведь знаешь, дитя, что его брат был обвинен в ереси?

Я понимала, к чему он клонит. Нового пастора можно было упрекнуть в чем угодно, но только не в глупости. Ни для кого, не секрет, что после той истории семья Ричарда находилась под особым вниманием, но прежний настоятель глядел на это сквозь пальцы.

— Мы не можем нести ответственность за всех родственников. Даже за самых близких.

— Разумеется, — отец Федерик придвинулся ближе и коснулся моей руки. — Я говорю это лишь потому, что думаю о спасении души виконта. Если он вдруг ступит на неверный путь, если чьи-то злые сердца склонят его к неправедному делу, наш с вами священный долг, леди Стенсбери, помочь ему. Вы согласны со мной?

Пролетевший по нефу порыв зимнего ветра, обнял ноги ледяным дуновением. Ладони у меня уже давно окоченели, и я безуспешно пыталась согреть их в карманах накидки. Мне дико хотелось достать их, сложить в замóк, чтобы хоть немного согреть дыханием, но я сидела неподвижно.

— Конечно, святой отец, — кротко ответила я. — Но смею вас успокоить, что виконт даже более прилежный верующий, чем я. Мне есть чему у него поучиться.

— Счастлив это слышать, леди Стенсбери. И все же, вы должны знать, что всегда можете обратиться ко мне, если окажетесь в трудной ситуации.

Иными словами он предлагал мне сдать Ричарда в руки Инквизиции, о чем фактически говорил прямым текстом. Мне стоило немалых усилий, улыбнуться и сохранить почтительное выражение на лице.

— Спасибо вам, святой отец.

Он снисходительно улыбнулся в ответ, а затем протянул мне руку. Грудную клетку сдавили невидимые тиски, когда, по устоявшейся традиции, я коснулась губами жилистой сероватой ладони. Кожа у него была сухая и жесткая, как старая бумага.

ГЛАВА 21

К нашему возвращению Ричарда дома не оказалось. Он предупреждал, что отлучится в деревню, поэтому я отдала кухарке распоряжение подать обед на час позже, а заодно приготовить дополнительную порцию горячего напитка — день выдался дождливым и ветреным, а, значит, Ричард вернется замерзшим.

Конкретных планов у меня не было. У Маргарет опять разыгралась мигрень, и она ушла к себе, а новые знакомые удалились на молитвы, да и мне не хотелось досаждать им лишним вниманием.

Вместо этого я решила навести порядок в бумагах Ричарда. Теперь, когда мне было известно о его деятельности, мы вместе разбирали корреспонденцию. Делать это следовало тщательно, особенно если речь шла о письмах, содержащих информацию о беглецах. Обычно после прочтения Ричард сразу сжигал их — от греха подальше, но иногда, замотавшись, забывал среди прочих бумаг.

А еще он не умел сортировать документы. В результате нередко случалась путаница. Записки крестьян лежали вперемешку со счетами и письмами Эбигейл, приглашения оказывались в одной стопке с закладными. В такие моменты Ричард, бывало, громко ругался, когда не мог отыскать нужную бумагу, а найдя, клялся, что вот теперь непременно наведет здесь порядок. Но, увы, делать это, как правило, приходилось мне.

Итак, захватив с кухни кувшин травяного чая и ломоть сыра, я заперлась в кабинете.

На столе как всегда царил образцовый беспорядок: приходно-расходные записи валялись вперемешку с письмами, поздравлениями и малограмотными записками жителей деревни, которые иногда обращались ко мне или Ричарду за разрешением споров.

Монотонный разбор бумаг успокаивал, что было особенно необходимо после разговора с отцом Федериком. Сейчас он, конечно, ничего не мог нам предъявить, но мир не без «добрых людей», да и недоброжелатели у Ричарда имелись.

Размышляя, я раскладывала бумаги по стопкам, и за этим занятием спадало и напряжение. Горячий чай согревал изнутри, тихо трещали дрова в камине… Так, что это тут у нас?

Среди прочих я обнаружила конверт без подписи, но мое внимание привлек торчащий из него лист бумаги. А именно почерк. Тонкий, изящный, выверенный до каждой черточки, он определенно принадлежал женской руке. Нахмурившись, я вытащила письмо из конверта и немного нервно отхлебнула чая.

«Мой дорогой Ричард,

вчера я получила твое письмо, гонец принес его поздно ночью. Я уже собиралась спать, когда горничная постучалась в комнату. Твои послания согревают мою душу, я перечитываю их по много раз, но была бы куда счастливей, если б имела возможность увидеть тебя лично. Учитывая нынешние события и изменения в твоей жизни, это затруднительно, но ты всегда умел находить лазейки и использовать возможности. Согласись, в этом мы с тобой очень похожи. А потому я надеюсь, что в скором времени ты приедешь навестить меня, к тому же у меня есть для тебя хорошие новости. И, конечно, не забывай, что это послание не должно попасть в чужие руки, ведь ты говорил, что твоя жена очень любопытна.

С наилучшими пожеланиями и до скорой встречи».

Не знаю, сколько прошло времени, прежде, чем я опомнилась. Не было никаких сомнений в том, что автор письма — женщина. Но ни на конверте, ни в письме не было указано имени, ровно, как и обратного адреса, что говорило о повышенной секретности послания.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя. Я еще дважды перечитала письмо — и пусть в нем не было ни слова о любви, первое, что упорно приходило на ум — у Ричарда есть другая женщина. Любовница. Конечно, это могла быть и старая подруга и дальняя родственница, но почему в таком случае он ни разу не упомянул ее? Но с другой стороны, крайне неразумно оставлять письмо от любовницы на видном месте, ведь Ричард знал, что я часто бываю в его кабинете и помогаю разбирать бумаги. Он сам просил меня об этом. Выходит, оставил случайно. Ну, это вряд ли. А, может, он хотел, чтобы я нашла его? Но зачем? Бред какой-то.

У меня закружилась голова. С самого начала Ричард, несмотря на все свои недостатки, показался мне человеком чести, и до этого момента я не сомневалась, что так оно и было на самом деле. Он не из тех, кто заводит любовниц.

Я вернула письмо на место и подошла к окну. Лицо пылало, а под корсетом тяжело билось сердце. Сколько женщин наивно убеждают себя, что их мужья никогда не пойдут «налево»! Порой легче смотреть на мир через розовые шоры, не желая замечать очевидного, которое буквально кричит «да оглядись же ты вокруг, дура!»

Неужели, и я из числа тех недалеких клуш, готовых найти любое, даже самое бредовое объяснение, только бы не признать, что муж им неверен?

Однако, следовало успокоиться. Никаких доказательств у меня нет. Да, письмо подозрительное, но даже если у Ричарда есть другая, что я могу с этим сделать? Каждый второй муж изменяет с жене, так уж устроен мир, и не мне его менять. Но, черт возьми, как не хотелось этого признавать! До сего момента я была абсолютно уверена, что мне выпал счастливый жребий и, наверное, успела полюбить Ричарда, хоть старалась и не задумываться об этом.

Из кабинета я вышла, как в тумане. Подбежала служанка, щебеча что-то насчет ужина, но я лишь отмахнулась от нее.

— Делай, как считаешь нужным, но чтобы к возвращению виконта стол был накрыт, — собственный голос долетел как сквозь толщу воды.

Перед глазами все еще стоял лист бумаги — прочный, добротный с каллиграфически выведенными строчками. Витиеватый, кокетливый почерк. Воображение рисовало изящную женщину — лицо ее было размытым, лишенным конкретных черт, но, казалось, я чувствую эмоции, с которыми она выводила эти слова. «Твои послания греют мне душу… Не должно попасть в чужие руки… Я знаю, твоя жена очень любопытна». Тело снова обдало жаром. «Нет, так не пойдет, нужно взять себя в руки», стучало в висках, но гулкий стук сердца и незнакомая прежде тяжесть в груди не давали успокоиться.

Остаток дня прошел смутно. Ричард вернулся где-то через час, голодный и уставший. Как ни в чем не бывало поцеловал меня, только сейчас поцелуй его отдавал горечью. Но я ничего не сказала ему. Не потому что боялась, или хотела убедить себя в его честности, нет — я должна была убедиться сама, и только потом решать, что делать. Меня раздирали противоречивые чувства, эмоции клокотали внутри, а в таком состоянии недолго и бед наворотить. Я понимала, что нужно охладить голову, как любила говаривать Эбигейл.

Будучи проницательным, Ричард конечно заметил, что со мной что-то не так, но я отмахнулась от его вопросов и сослалась на мигрень.

— Раньше ты ей не страдала. — Он внимательно посмотрел на меня, но я выдержала его взгляд.

Интересно, где он был так долго? Ездил к ней? Я мысленно отвесила себе подзатыльник. Успокойся, Лиз. Успокойся сейчас же, а то недолго и умом тронуться. Воспользовавшись тем, что он принялся перемешивать угли в камине, я глубоко вдохнула, позволила душному воздуху задержаться в легких, а затем медленно выдохнула. Хватка в груди немного ослабла, но не отпустила до конца.

— Не переживай обо мне. Отлежусь, и все пройдет.

Было тяжело находиться с ним в одной комнате. Еще несколько часов назад я пребывала в отличном настроении, занималась домашними делами и обдумывала детали предстоящей поездки. Может, и правда, было бы лучше, если бы это проклятое письмо так и осталось для меня тайной? Хотя, что теперь об этом жалеть…

Я поднялась в спальню и закрыла дверь. Сперва хотела запереть на засов, но передумала. Было тревожно и больно, но даже заплакать не получалось. С самого начал мне казалось, что подобная участь обойдет меня стороной — просто удивительная наивность!

И в то же время я понимала, что, если не хочу извести себя окончательно, то рано или поздно, придется обсудить это с Ричардом. Но только не сегодня, когда эмоции бьют через край.

Если женщина, что написала письмо, и впрямь его любовница, то чего ему не хватает в отношениях со мной? Впрочем, это, пожалуй, глупый вопрос. Мужчинам всегда чего-то не достает. А, может, у них была связь еще до нашей свадьбы. Но в таком случае, почему бы ему на ней не жениться? Возможно, она сама замужем или простая шлюха из борделя. От вороха мыслей голова шла кругом.

Спать я в тот день ушла рано. Сразу после ужина вернулась в комнату, отправила восвояси Брайди, быстро переоделась и погасила свечи. Залезла в постель и натянула одеяло до самого подбородка. Служанки жарко натопили камин, а под матрас положили раскаленные камни, как делали всегда в холодную пору, но если в обычные дни это приходилось очень кстати, то сейчас от их жара делалось душно. Какое-то время я ворочалась с боку на бок, но потом встала, на цыпочках пробежала по ледяному полу и приоткрыла окно. Простыть не боялась — гудящая голова требовала свежего воздуха.

В тот момент, когда уже сон уже почти сморил меня, скрипнула дверь, и негромко шаркнули сапоги по полу. Я притворилась спящей и, лежа на боку, слышала, как он раздевается — сначала расстегнул дублет, бросил его на софу, а следом пришла очередь рубашки и брюк.

Ричард лег рядом и какое-то время лежал тихо, но спать не собирался — это было понятно по его дыханию. Он медленно повернулся на бок, и я почувствовала как на плечо ласково опустилась рука. Ричард придвинулся ближе, поглаживая меня и одновременно задирая подол сорочки.

— Я знаю, что ты не спишь, Лиз, — хрипло прошептал он мне на ухо.

Прежде, это всегда заводило меня, мне нравилось, когда он прижимался ко мне сзади, нравилось чувствовать, как его возбуждение, но сейчас было тошно.

— Не сегодня, Ричард, — я отодвинулась, давая понять, что никакой близости он не получит. — Я устала и у меня болит голова.

Это была самая глупая и распространенная отговорка, какую только можно придумать, но меня это не волновало. Сейчас одна только мысль о супружеском долге вызывала отвращение.

— Я тебя чем-то обидел? — он взял меня за плечо и развернул к себе.

Мне стоило огромных усилий держать себя в руках. Я знала, что если скажу сейчас хоть слово, то меня попросту прорвет и ничего хорошего из этого не выйдет. Лучше отложить разговор до завтра, когда эмоции улягутся, а растрепанные мысли соберутся в слова.

— Все в порядке. Просто хочу спать.

Даже в темноте я видела цепкий взгляд его карих глаз. Ричард не поверил моим словам, это было совершенно ясно, но расспрашивать не стал.

— Ладно, — он пожал плечами и повернулся ко мне спиной. — Спокойной ночи, Элизабет. — Полное имя, произнесенное сухим, каким-то даже официальным тоном, резануло по сердцу.

— Спокойной ночи. — Я тоже отвернулась в другую сторону.

Через несколько минут дыхание Ричарда стало тише и реже, и я поняла, что он уснул. «В лепешку разобьюсь, но узнаю, кто ты такая», мысленно обещала я незнакомой женщине. В груди ворочалась тихая ярость.

ГЛАВА 22

Следующим утром поговорить не получилось. К Ричарду пришла одна из жительниц деревни, которую накануне поколотил пьянчуга-муж, а затем выставил с детьми за порог. Местный констебль предпочел политику невмешательства, а так как идти женщине было некуда, она от отчаяния решила обратиться за помощью к земвладельцу, на чьей территории стоял их дом. То есть, к моему мужу.

В итоге Ричард все же заставил констебля арестовать домашнего тирана, но разбирательства заняли почти весь день, и в Фитфилд-Холл он вернулся злой и уставший. В таком состоянии наш разговор не принес бы ничего хорошего, и выяснение личности таинственной «подруги» снова пришлось отложить.

К этому времени однако, мои собственные эмоции немного улеглись, и я решила для начала попытаться узнать больше, а уж потом расспрашивать Ричарда. А еще понаблюдать за ним. В глубине души я надеялась, что он сам расскажет мне об этом письме, раз уж мы обещали не иметь друг от друга секретов, но Ричард молчал. Я не видела никаких странностей в его поведении, он приходил домой в обычное время, от него не пахло женскими духами, а на одежде я не нашла ни одного подозрительного волоса, когда сгорая от стыда, внимательно разглядывала его дублет и рубашки, прежде, чем отдать их прачке.

Ричард вел себя совершенно обычно, его отношение ко мне было таким же нежным и трепетным — все это немного успокаивало ревность, но не отгоняло ее полностью. Впрочем, через несколько дней после той злополучной находки, мне все больше казалось, что любовная связь здесь не причем. Но тогда что это? И почему в таком случае Ричард и словом не обмолвился? Я понимала — разумнее всего будет поговорить с ним по душам — спокойно, без истерик и обвинений, но каждый раз, когда я набиралась духу, что-то останавливало меня.

* * *

Настал день отъезда. Путь предстоял неблизкий, потому и выехать решили затемно. Эрбишир находился далеко, дорога туда занимала около недели, а, учитывая размытые после череды ливней тракты, к этому можно было смело прибавить еще три-четыре дня.

Накануне вечером я еще раз лично проверила все и удостоверилась, что запасов еды, одежды и лекарств достаточно для такого пути. Лишнего брать не хотелось, но даже то самое необходимое кое-как уместилось в пять сундуков, не считая корзин с хлебом, сухофруктами, орехами и вяленым мясом. При гостиных дворах, где нам предстояло останавливаться на ночь, имелись таверны, но качество блюд и напитков в них оставляло желать лучшего, а отравление в наши планы не входило. Ричард, однако, успокоил меня, сказав, что еду можно готовить самостоятельно, главное — взять все необходимое.

Помимо еды львиную долю места занимала одежда, особенно мои платья — не потому, что их было много, но потому, что в один сундук помещалось максимум два. Собственно, двумя я бы вполне обошлась: домашнего и обеденного мне хватило бы за глаза, но, Ричард, ничего толком не объяснив, посоветовал захватить два-три парадных, тех, что получше и подороже.

Вечером перед отъездом мы закончили ужин раньше обычного и удалились в спальню. В путь предстояло выдвинуться до рассвета, и я понимала, что нужно лечь пораньше, но, как это часто бывало перед долгой дорогой, сон не шел. Ричард, судя по тому, как суетливо проверял вещи по списку, испытывал то же. Нагретая к ночи постель терпеливо ждала своего часа, но никто из нас еще даже не разделся.

— Так, зачем, говоришь, нарядные платья? — Я сделала глоток фруктового отвара, и с наслаждением почувствовала, как в груди разливается тепло. — Мы что, будем танцевать на подпольных балах?

Воображение тотчас нарисовало подземелье с развешенными по стенам факелами и толпу людей в темных плащах с капюшонами, мрачно блестящими в отблесках пламени. Ричард же засмеялся, когда я поделилась с ним своей фантазией.

— Думаешь, я везу тебя в логово оккультистов?

— Честно говоря, уже и не знаю, чего ожидать, — в том же духе ответила я. — Ты ведь у меня мужчина загадочный.

За всеми приготовлениями мысли о таинственном письме отошли на второй план, хотя я не могла сказать, что они не беспокоили меня вовсе.

— В самом деле? — Он повернул голову из-за плеча и, подняв бровь, взглянул на меня. Затем подошел к каминной полке, где стоял кувшин и налил себе отвара. — И какие такие тайны ты думаешь, я скрываю?

Ричард выглядел совершенно расслабленным, ничто в его поведении и жестах не выдавало нервозности.

— Не бери в голову, — я скинула теплый халат, бросила его на кушетку и забралась в постель.

Затевать серьезный разговор перед ранним подъемом, когда спать оставалось часов пять-шесть, показалось мне не лучшей идеей.

— Это просто шутка.

Ричард в ответ лишь пожал плечами.

— Я допью в кабинете, — сказал он, — раз уж ты собираешься спать.

Перед тем, как выйти из спальни, он подошел к кровати, присел на край и поцеловал меня.

— Спокойной ночи.

* * *

Утром служанки разбудили нас еще до рассвета. Торопливые сборы в полумраке остывшей за ночь спальни напомнили мне мой отъезд из Арана. Как и в этот раз меня одолевало волнение, смешанное с любопытством и предвкушением чего-то нового. По животу бегали мурашки, а движения, как и мысли, были немного рассеянными. Я хорошо понимала, куда мы едем, какие риски на себя берем, но страха почему-то не испытывала. Скорее уж, чувствовала себя путешественником на пороге опасного, но захватывающего приключения. И это ожидание бурлило в крови.

— Волнуешься? — спросил Ричард за завтраком.

Маргарет еще только одевалась, чтобы проводить нас, и за столом мы сидели вдвоем. Сквозь полукруглые окна в столовую глядели маслянистые сумерки, по створчатым стеклам барабанил дождь. Я понимала, что нужно поесть, но аппетита не было, однако, Ричард все же уговорил меня проглотить несколько кусочков, запеченной в меду тыквы.

— Не бойся, на тех дорогах, которыми мы поедем, сейчас безопасно, — успокоил он. — Это королевский тракт, и разбойники туда не суются. — Ричард усмехнулся и похлопал себя по поясу, где был закреплен. — А даже если и сунутся, им же хуже. — Он заговорщицки подмигнул, — в конце концов, ты у нас тоже стрелок не промах.

— Я не о бандитах думаю, а о том, что мы едем в логово еретиков. Хотя, даже это не меня не пугает. — Я улыбнулась. — Наверное, совсем с ума сошла.

Ричард посмотрел на меня и тоже улыбнулся:

— Сперва я хотел оставить тебя здесь, — признался он. — Но в таком случае ты бы меня не простила. А что еще более вероятно, — его рука ласково толкнула меня в плечо, — спряталась бы в одном из сундуков.

Не знаю, как насчет сундука, но если бы он и впрямь решил ехать в одиночестве, ничего бы у него из этого не вышло.

— Вам досталась крайне любопытная жена, виконт Стенсбери.

Я смотрела на него и видела все того же Ричарда, которого, кажется, успела полюбить. Ничто не изменилось в его поведении и отношении ко мне, а когда у мужчины появляется другая, именно это и происходит, пусть даже на первый взгляд и незаметно.

— Да уж, — согласился он и травяного чая. — Настолько любопытная, что штудирует мою почту не хуже королевских перехватчиков. — Ричард, вскинув брови, глядел на меня и сомнений не осталось. Он имел в виду то самое письмо.

Я подавилась воздухом, и несколько секунд просто не знала, что ответить. Сердце гулко застучало по ребрам — так, что, наверное, даже Ричард услышал его биение сквозь дождь и потрескивание дров в камине. Не так я представляла себе момент нашего разговора, но, увы, как это часто бывает, обстоятельства внесли свои коррективы.

— И была крайне удивлена, что мой муж не сказал мне ни слова, — в том же духе ответила я. — Если, конечно, ему нечего от меня скрывать.

В столовой повисла тишина. Внешне я оставалась спокойной, но внутри натянулась как струна. Вне зависимости от того, каким будет ответ, мне не хотелось ударить в грязь лицом.

— Ты уже, верно, и сама поняла, что это письмо от женщины, — Ричард поднялся из-за стола. Он был совершенно спокоен и, казалось, вся ситуация его забавляла. — Но уверяю тебя, Лиз, поводов для ревности нет. И все же пусть ее имя останется пока в секрете.

Любая нормальная жена в таком случае устроила бы благоверному знатную взбучку, но я, очевидно, была ненормальной. Впрочем, наши с Ричардом отношения, как выяснилось, вообще далеки от обычных, так что…

— Ну, ты и прохвост, Стенсбери, — вырвалось у меня со свистом.

Узел в груди, что не давал покоя всю неделю, наконец развязался. По ощущениям это напоминало то, когда вечером я снимала корсет, и легкие снова могли дышать в полную силу.

— Не больший, чем ты, дорогая, — спокойно ответил он. — А теперь заканчивай завтрак и одевайся. Нам пора выезжать.

Впору было обидеться на него, но я, к удивлению своему, оставалась спокойной. Хотя было, конечно, досадно, что Ричард опять счел за лучшее оставить меня в неведении. Интересно, как бы он отреагировал, если бы мы поменялись местами?

Изначально я планировала взять с собой Брайди, но Ричард запретил, объяснив это тем, что лишние глаза и уши нам ни к чему. Меня это даже задело, ибо за компаньонку я ручалась как за себя. К тому же в дороге без помощницы будет тяжело — взять хотя бы то, что мне придется самостоятельно шнуровать корсет, не говоря уже о том, что за годы, проведенные вместе, я видела в Брайди, не столько служанку, сколько подругу. Однако, спорить с Ричардом не стала. Как ни крути, он лучше меня знал масштабы происходящего — я же пока могла лишь строить догадки.

— Я не сомневаюсь в честности Брайди, — заверил Ричард, — иначе бы давно выставил ее за порог. Но там, куда мы едем, лучше обойтись без свидетелей.

Поездка в логово отступников изначально подразумевала опасность, но, мы, судя по всему, направлялись не просто в очередное убежище. Ричард хотел познакомить меня с кем-то очень влиятельным — это вдохновляло и тревожило одновременно. Могла ли я, простая девушка, вообразить, что буду участвовать в подпольных интригах? Что мой дом станет укрытием для священников в бегах и мне придется вести двойную игру? Конечно, нет.

Но вот что странно — раньше, окажись я в подобной ситуации, то непременно испугалась бы, но сейчас не испытывала страха. Мною овладел азарт, я чувствовала, что делаю что-то важное и полезное, хотя не и не была противницей новых традиций. Напротив — хотела, чтобы в стране не притесняли людей за их веру. Какая разница, как именно ты почитаешь богов, если при этом остаешься хорошим человеком?

В Аране у меня осталось много друзей-староверцев, а наш старый пастор, тот, что был до отца Федерика, с открытой душой принимал всех, независимо от взглядов и убеждений, являясь при этом нововерцем до кончиков ногтей.

— Вот бы примирить их всех, — вздохнула я, когда мы уселись в карету, и кучер хлестнул лошадей, приказывая тронуться.

— Ты удивишься, но так думают многие из нас, — Ричард накрыл мою руку своей. Говоря «нас», он имел в виду сторонников прежней веры. — И некоторые приверженцы новых традиций тоже. — Он посмотрел в окно и вздохнул. — Эта страна не узнает мира, пока ее раздирают религиозные войны.

Я понимала, о чем он говорит, но не верила, что это осуществимо. Прежде история не знала монарха, допустившего в государстве свободу вероисповедания. И вряд ли когда-нибудь узнает.

Но в нынешнем положении было куда важнее другое — мне нравилось что я могла без опаски делиться размышлениями с Ричардом. Немногие мужья позволяют женам открыто выражать собственное мнение. По уверению большинства женщина должна быть мила и покладиста, держаться за спиной супруга и по возможности не отсвечивать вовсе. Мне это казалось вопиющей несправедливостью. И, кто, интересно, решил что мы, женщины, хуже? Какая несусветная глупость делить людей на «плохой» и «хороший» пол — все в первую очередь зависит от личных качеств человека. И в этом плане мне очень повезло с Ричардом: он видел во мне не красивое дополнение или говорящий предмет интерьера, но, в первую очередь, личность. Личность со своими стремлениями и убеждениями. И за одно только это я была готова поддерживать его, даже если весь мир ополчится против.

ГЛАВА 23

Путь в Эрбишир занял больше двух недель. Это оказалось дольше, чем мы планировали, но меньше, чем могло бы быть, учитывая отвратительное состояние дорог по всей стране. За всю свою жизнь я не так уж много путешествовала, но однажды в детстве, Эбигейл отвезла нас с Андри к своей дальней родственнице на юге страны. Тогда еще на троне сидел король Ортанар, про которого, можно было сказать много нелестного, но тракты при нем были на порядок лучше.

— Вместо того, чтобы наводнять страну инквизиторами, лучше бы мужу королевы позаботиться о дорогах, — пробормотала я, когда экипаж тряхнуло на очередной колдобине.

Откровенно говоря, я считала это меньшей из бед, принесенных Беренгарией и ее мужем. В памяти снова явилось лицо несчастной Молли — замученной и позорно сожженной на потеху толпе.

— Что с тобой? — спросил Ричард, увидев выражение моего лица.

— Ничего, — я откинулась на спинку сиденья и задернула штору. Серый дождь и утонувшие в грязи пустоши с редкими деревьями, тянущими к небу костлявые ветви, наводили тоску. — Но как же я все-таки их ненавижу.

Ричарду не понадобились объяснения. Вздохнув, он приобнял меня за плечи притянул к себе.

— Сама королева, может, и не такое чудовище, — он задумчиво почесал подбородок, — но она попала под дурное влияние.

Я с удивлением подняла голову.

— Тебя послушать, так ты с ней знаком.

— К сожалению, или к счастью, Лиз, но нет, — Ричард тихонько усмехнулся и поцеловал меня в макушку. — Такая честь мне не выпала.

— Зато выпала честь подружиться с еретиками, — пошутила я. — А мне: сделаться женой одного из них. — Я заерзала в попытках устроиться поудобнее. — Скорее бы уж нам добраться до Эрбишира.

За время пути мой зад (не постесняюсь этого слова) должно быть, превратился в синяк, несмотря на то, что сиденье устелили подушками. И это не считая таких мелочей, как пролитый чай, рассыпанные по полу бусины, когда в недобрый час мне приспичило заняться рукоделием и прочее.

Я никогда не любила постоялые дворы, но в эту поездку жесткие кровати и насквозь продуваемые комнаты гостиниц казались королевскими покоями. А еще была во всех этих неудобствах какая-то своя, особенная прелесть. Видимо, дух путешествий все же жил во мне, как бы ни старалась Эбигейл его вытравить.

* * *

Утром пятнадцатого дня мы, наконец, пересекли границу Эрбишира, но в месте назначения оказались лишь к вечеру. Я видела, как нарастало волнение Ричарда, и могла лишь гадать, что было тому причиной. Переживает, как отнесутся ко мне его друзья? Или намечается очередная заварушка? А, может, все вместе? Последний вариант казался наиболее вероятным — я понимала, что познакомить меня с влиятельными союзниками — далеко не единственная, и даже не первая цель нашей поездки. Но главное: Ричарда явно что-то беспокоило. Последние несколько часов он молчал, хмуро глядел в окно, но взгляд его был обращен далеко за пределы того, что окружало нас. Он смотрел, но не видел.

— Видимо, затевается нечто действительно серьезное.

Ричард наконец отвернулся от окна и посмотрел на меня. В сгущающихся красках вечера его глаза казались почти черными.

— Я не хотел втягивать тебя в это, — он откинулся на спинку. Пальцы его в это время перебирали четки, но к молитве это не имело отношения. Он доставал их всегда, когда требовалось упорядочить мысли. — Но отступать уже поздно.

Вскоре я задремала. Устроилась на скамье, положив голову Ричарду на колени, и с наслаждением вытянула ноги. Мне даже начал сниться сон, когда экипаж остановился. Резкий толчок выдернул меня из чуткой дремы и, открыв глаза, я обнаружила, что уже стемнело.

— Приехали, Лиз, — лицо Ричарда глядело на меня сверху. Он улыбался краешками губ, а глаза его в темноте блестели, как два антрацита.

За пару часов мышцы затекли, и поднялась я с трудом. Волосы растрепались, но к счастью в дорожной сумочке лежал гребень. С его помощью я наспех собрала боковые пряди и закрепила их на затылке. Не бог весть что, конечно, но иных вариантов не было.

Ричард выпрыгнул наружу. Послышался тихий всплеск, а следом такое же тихое ругательство.

— Здесь лужа прямо под ступеньками.

Из экипажа я шагнула прямиком к нему в руки, а оказавшись на твердой земле, увидела глухой забор и кованые ворота. Ветер дул нещадно, из чего стало понятно, что находимся мы посреди пустоши. В темноте я разглядела лишь черное поле, да острые верхушки деревьев, царапающие горизонт.

— Идем, — Ричард взял меня под руку, — смотри под ноги, тут полно ухабин, — предупредил он.

До ворот вдоль забора мы прошли не больше тридцати футов, но в темноте я все равно умудрилась наступить в пару глубоких луж. В левом сапоге противно хлюпала вода, а к подолу платья налипла грязь.

Наконец, мы дошли до ворот. За ними возвышалось здание, но определить его размеры не получалось — я видела лишь, что оно достаточно большое, больше Фитфилд-Холла, но до замка все же не дотягивало. От центральной части уходили в стороны два крыла, над многочисленными трубами клубился дымок, но почти во всех резных окнах было темно. Свет горел лишь в двух: большом стрельчатом на первом этаже и маленьком полукруглом на третьем. На мгновение показалось, что в нем за шторой мелькнул человеческий силуэт.

За открытыми воротами дежурили пятеро мужчин с факелами. Нас явно давно ждали. В дрожащем свете огня поблескивали закрепленные на поясах клинки. Когда мы подошли совсем близко, один из дозорных направился в нашу сторону.

— Приветствую тебя, Стенсбери, — он пожал Ричарду руку. — Мы ждали вас днем. Миледи, — он повернулся в мою сторону и учтиво поклонился. — Леди Элизабет, не так ли?

— Совершенно верно, сэр, — ответила я, протягивая ему руку для поцелуя. — Мое имя вам известно. Могу я узнать ваше?

Выглядел незнакомец лет на двадцать пять — тридцать. Уверенные жесты и дорогая одежда указывали на то, что он явно не был простым слугой.

— Роберт, — представился он с хитроватой, придворной улыбкой. За время обитания во дворце я повидала их немало.

Он казался очень воспитанным и обходительным, к тому же был весьма недурен собой, но я хорошо знала такой тип мужчин — при дворе их пруд пруди. Улыбаются, говорят комплименты и ловко кружат головы юным девам. Слава богу, что в свое время Эбигейл научила меня, как взаимодействовать с ними.

— Благодарю, что встретили, сэр Роберт. Это ваш дом? — во всяком случае, вел он себя как хозяин.

Ричард и новый знакомый посмотрели друг на друга и рассмеялись.

— Ну, что вы, миледи. Я всего лишь скромный гость, которому доверили честь встретить вас. Ну, пойдемте же.

Нас провели за ворота и далее по широкой длинной аллее, ведущей непосредственно к дому. Подойдя ближе, я поняла, что прогадала с размерами — это был вполне себе добротный замок.

По обеим сторонам дороги раскинулся ухоженный сад: даже сейчас, когда ничего еще не цвело и не зеленело, было видно, что о нем ревностно заботятся.

— Добро пожаловать в Хэррон-Хаус, — сказал Роберт, когда мы подошли к высокому крыльцу.

Из пустого холла нас провели в гостиную, где уже ждал накрытый стол и несколько слуг. В помещении царил мягкий сумрак — верхние свечи в канделябрах не горели, и единственным источником света был тлеющий камин высотой больше человеческого роста.

Несмотря на размеры и искусную архитектуру, замок удивлял скромностью, я бы даже сказала бедностью внутреннего убранства. Портьеры выцвели, облупившуюся мебель покрывали царапины, анемногочисленные гобелены на стенах поблекли. Когда-то здесь царили благополучие и роскошь: стол и стулья были выполнены из красного дерева, обивку дивана украшали золотые нити, а вытесанные из камня виноградные лозы по бокам камина могли сойти за произведение искусства.

Все было сделано добротно, но не устояло под натиском времени: из окон тянуло сквозняком, деревянные панели не стенах местами отсутствовали, открывая взгляду серый камень. И все же, судя по многочисленным коврам, безделушкам и самодельным украшениям, здесь отчаянно пытались создать уют.

Мы сели за стол. Ужин был скромный: жареное мясо, тушеная репа, мед и орехи. На потемневшем серебряном подносе источал аромат горячий хлеб. За день я почти не ела, и на запах нехитрой еды желудок отозвался ноющей пустотой. Однако, набрасываться на ужин в отсутствии хозяев было невежливо.

Ричард, сложив руки на груди, наблюдал за игрой огня в камине, сидящий напротив меня Роберт, лениво потягивал напиток из кубка, и время от времени бросал в мою сторону игривые взгляды. Справедливости ради, пошлости в них не было — скорее, он делал это по привычке флиртовать с любой оказавшейся поблизости женщиной.

— Будешь заигрывать с моей женой, сломаю нос, — спокойно предупредил Ричард и даже не взглянул в его сторону.

Роберт отхлебнул большой глоток и беспечно засмеялся.

— Ладно-ладно, — он вскинул руки в примирительном жесте, а затем хлопнул себя по ногам. — В драке ты, однозначно, победишь, — Роберт снова подмигнул мне, — хоть мне и сложно держать себя в руках, когда рядом такая женщина.

— Как и сложно придумать что-то оригинальное, — беззлобно улыбнулась я. — Предпочитаю необычные комплименты.

Ричард посмотрел сперва на него, затем на меня и усмехнулся. В комнате снова воцарилась тишина.

— А где же хозяин? — спросила я через несколько минут. — Он не поужинает с нами?

Может быть, мы и не бог весть какие именитые гости, но подобное поведение казалось откровенным невежеством. И вообще, согласно этикету, хозяевам надлежит лично встречать гостей по прибытии. На этой мысли я вспомнила свой приезд в Фитфилд-Холл. Ричард где-то пропадал, и моим размещением занималась Маргарет. Интересно, у них у всех так принято?

— Хозяйка сейчас спустится, — Роберт подкинул карманный нож и поймал его на лету.

— Хозяйка? — я удивленно посмотрела на Ричарда. — Уж не та ли самая, что шлет тебе письма?

Прежде, чем он успел мне ответить, в арке мелькнул черный силуэт, а миг спустя на свет вышла молодая женщина. На вид она казалась немногим старше меня, но, может быть, это лишь приглушенный свет сглаживал черты. Дама была невысокого роста и хрупкого сложения, что подчеркивало элегантное, но явно не новое платье из светло-зеленого муслина. При дворе этот наряд сочли бы весьма откровенным — приспущенные рукава оголяли острые белые плечи, а вырез порядочно обнажал грудь, стянутую тугим корсетом.

Доходящие до пояса рыжие волосы обрамляли не слишком красивое, но запоминающееся лицо. Кожа у нее была белая, как алебастр, брови и ресницы почти бесцветные, но глаза… Пронзительно-зеленые, блестящие, как влажные камушки, они пробежались по комнате острым взглядом и остановились на мне. Тонкие губы изогнулись в полуулыбке.

— Добрый вечер, — дама перевела взгляд на Ричарда, который встал из-за стола и поцеловал ее тонкое запястье. Странно, но я даже не испытала ревности. — А вы, должно быть, новоиспеченная леди Стенсбери? — женщина вновь обратилась в мою сторону. На сей раз более внимательно, цепко. Она без сомнения меня оценивала.

— Да. Я Элизабет Стенсбери. Ричард много говорил о вас, но ни разу не называл вашего имени.

Я в свою очередь так же оценивала ее. Неприязни она не вызвала, но, однозначно была себе на уме. Осанку дама держала безупречно, походка и жесты источали мягкую кокетливость, но глаза смотрели жестко, хоть и без враждебности.

— Это не удивительно. Но вот вы здесь, и я рада нашей встрече, леди Стенсбери. Мы с вами уже встречались однажды, очень давно, но, вижу, вы меня не узнали. — Она улыбнулась, на сей раз тепло.

Ее слова сбили меня с толку. Я смотрела в ее лицо, но не узнавала, она даже не казалась мне знакомой. Если только когда-нибудь в детстве… Но даже тогда у меня почти не было подруг, а тех, что имелись я помнила по именам.

Дама тем временем продолжала улыбаться. Было видно, что ситуация ее забавляет.

— Так и думала, что вы меня не вспомните, — сказала она. — И я бы тоже не вспомнила, если бы Ричард не сказал мне вашу девичью фамилию.

Меня уже просто распирало от любопытства. Кто она? Молодая женщина, некогда мне знакомая, и, судя по всему, не последняя личность среди сторонников прежней веры. Однако, сколько бы ни вглядывалась я в ее лицо, не находила в нем даже смутно знакомых черт.

— Ваша покойная матушка была придворной дамой моей матери. — Дала она подсказку. — Как и ваша тетушка в свое время.

Я замерла с кубком в руке. Мерно потрескивали догорающие поленья, бил по стеклам дождь, а в голове у меня словно пороховая бочка взорвалась. Догадка была столь безумной и, кажется, столь маловероятной, что я не решалась произнести ее в слух.

— То есть, выходит, что вы…

— Все верно, — дама покровительственно улыбнулась. — Принцесса Инилея.

ГЛАВА 24

Принцесса Инилея. Что я знала о ней? Не больше того, о чем шептались, а иной раз и говорили в открытую при дворе. Опальная принцесса, отродье «ведьмы Агнессы», а с недавних пор еще и мятежница. И хотя ее причастность к недавнему заговору с целью свержения королевы не была доказана, Инилею на несколько месяцев заточили в темнице. Зачинщиков мятежа, включая предводителя, друга Инилеи, подвергли нечеловеческим пыткам, но никто из них так и не назвал имя принцессы.

При дворе ходили шепотки, что это вызвало лютую ярость супруга королевы, которому не терпелось увидеть Инилею на эшафоте, но прямых улик для этого так и не нашлось.

Многие до сих пор сомневались в том, а был ли заговор как таковой, или же некто очень хотел рассорить сестер.

В итоге суд все же признал ее виновной, но Тайный Совет опасался, что казнь вызовет новый бунт, и опальную принцессу отправили в ссылку, но о месте ее заточения было известно лишь очень узкому кругу людей. Это то, о чем знала я, знали все.

Сказать по правде, до недавнего времени я не задумывалась о личности этой женщины, мне с головой хватало и собственных проблем. Я знала, что имелись те, кто втайне восхищался ей, лелея надежду, что придет день, и она взойдет на трон, потеснив алчную до власти и крови сестру.

И уж, конечно, я не могла предположить, что Ричард лично знаком с Инилеей. Более того — один из верных ее союзников. Это открытие рухнуло на голову со всей тяжестью, оглушило и выбило из колеи. Теперь выходило, что мы не просто водим дружбу с еретиками — хотя уже за одно это нас можно было отправить на костер — но состоим в отношениях с главным врагом королевы. И вот тогда мне стало по-настоящему страшно.

Про Инилею говорили разное. Одни считали ее мятежницей, незаконнорожденной и не имеющей прав на престол; другие, напротив, видели в ней спасение, лелея надежду, что придет день, когда младшая дочь короля взойдет на трон и поведет страну в светлое будущее. Инилею любили ненавидели.

Сама я не придерживалась какой-либо точки зрения, и уж точно не разделяла повстанческих настроений. Революции, как показывает история, редко приводят к хорошему, к тому же я ничего не знала об Инилее. Однако, теперь, когда судьба свела нас лично, мое мнение об этой женщине было двояким.

Я не увидела в ней ненависти по отношению к Беренгарии — Инилея говорила о ней с уважением, но явно была обижена. Оно и понятно. Родная сестра обвинила ее в государственной измене и отправила на другой конец страны, не дав шанса объясниться.

— Я очень и очень зла на нее, — призналась Инилея. — Она не слушает никого, кроме своего мужа. Разве это не предательство?

Однако, когда следующим утром, за завтраком Роберт отпустил в адрес королевы сальную шутку, принцесса одарила его таким взглядом, что даже у меня по спине пробежал холодок.

— Не забывайтесь, милорд, — она говорила тихо, но голос звенел, как сталь, — вы говорите о Ее Величестве и моей сестре.

Роберт притих и опустил глаза в тарелку. Он тотчас сник, от задора не осталось и следа.

— Простите, Ваша Милость.

Остаток трапезы мы провели в тишине, нарушаемой лишь постукиванием столовых приборов по тарелкам. Резкость, с которой Инилея поставила на место своего фаворита, пришлась мне по душе. Беренгария оставалась королевой, и то, что Инилея чтила ее статус и родственные узы, вызывало уважение.

***

Капли дождя неторопливо ползли по узорчатым стеклам, скапливались на карнизе, затекали в щели, и в итоге оказывались в комнате. Ведро, стоящее под окном, наполнилось до краев, и я крикнула служанку. С прошлого вечера это было уже третье.

Инилея выделила нам одну из лучших спален, но даже она продувалась насквозь из-за щелей в каменной кладке, окна протекали, а в старых трубах по ночам зловеще выл ветер. Некогда роскошный Хэррон-Хаус буквально вопил о том, как нуждается в ремонте.

— Вот, держи. Это тебе, — я протянула служанке серебряную монету.

На вид горничной было не больше тринадцати: худая, как тростинка, с бледной кожей, сквозь которую проглядывала сеточка вен, она, ковыляя, таскала огромные ведра, но всегда улыбалась.

— Благодарю, миледи, — девочка спрятала монету в карман замызганного фартука.

Проводив взглядом ее покачивающуюся под тяжестью ведра фигурку, я вернулась к чтению. Последние несколько дней шли дожди, и на улицу я выходила редко.

Мы гостили здесь уже больше недели. Ричард с самого начала успокоил меня, что это лишь дружеский визит и никаких заговоров не планируется. У меня не было оснований не верить ему, тем более, что сама Инилея вполне ясно дала понять о своем отношении к старшей сестре. За все время нашего здесь пребывания она почти не говорила о Беренгарии — разве что пару раз поделилась историями их общего детства — времени, когда две юные принцессы еще не были соперницами.

В основном же мы коротали дни за игрой в карты, прогулками, когда позволяла погода и долгими разговорами. Последние, кстати, мне нравились больше всего. В Инилее я нашла приятную собеседницу: с одинаковой легкостью мы обсуждали книги, мужчин, религию и делились воспоминаниями из детства.

И, тем не менее, даже по вечерам, уютно расположившись в глубоких креслах и согреваясь чаем, мы обе соблюдали осторожность. Инилея присматривалась ко мне, а я присматривалась к ней. Она, безусловно, обладала магнетизмом, умела располагать к себе, но верить ей до конца я не спешила. Опальная принцесса в свою очередь точно так же прощупывала меня, пусть и делала это в дружеской форме.

— Леди Стенсбери. — В дверь постучали.

— Входите.

Я убрала книгу и, спрыгнув с кровати, оправила подол синего платья, пошитого специально для этой поездки. В это же время дверь со скрипом открылась. На пороге стояла Джейн, старшая из компаньонок принцессы.

— Ее Милость желают Вам доброго утра ждут на чай через полчаса, — сообщила она.

— Хорошо.

Оставшись одна, я подошла к зеркалу. «Ее Милость ждут вас через полчаса». Это не было ни приглашением, ни предложением. Инилея просто поставила меня перед фактом. Вежливо, дружески, но не подразумевая отказа.

Нет смысла осуждать ее, думала я, пока распускала собранные в ракушку волосы, чтобы после вычесать их гребнем. Возможно, обстоятельства и впрямь сложатся в ее пользу, и вскоре Инилея сядет на трон. Если, конечно, слухи о тяжелой болезни королевы правдивы.

Закрепив боковую прядь жемчужной шпилькой, я остановилась. Многие с нетерпением ждали смерти Беренгарии, о чем шепотом говорили на тайных собраниях. Но хотела ли этого я? В детстве Андри как-то спросил у Эбигейл, почему король никогда не присутствует на похоронах даже, если это кто-то из его близких родственников.

— Потому что, увидев его на церемонии, поданные могут подумать и о смерти короля, — ответила тетка. — А это считается государственной изменой.

Я не собиралась занимать чью-либо сторону и тем более ввязываться в политические игры, но если Инилея получит корону, от моего отношения к ней зависит не только мое будущее, но и Ричарда с Анной. Я вздохнула. Что ж, по крайней мере, принцесса не нуждается в дешевой лести и пока ничего от нас не требует. Пока. Я закрепила вторую прядь и слабо улыбнулась собственному отражению. Ничего еще не случилось, Лиз, а неприятности следует переживать по мере их поступления.

Инилея ждала меня в малой гостиной. Это была небольшая комната в боковом крыле, отделенная от остальных длинным коридором. Эркерное окно выходило в облетевший сад. На резном столике стоял чайный сервис из потрясающей красоты фарфора. Выписанные золотом вензеля сплетались в причудливый узор, наползали друг на друга и издалека напоминали цветы.

— Он принадлежал моей матушке, — улыбнулась Инилея, увидев, как я разглядывая чашку. — Восхитительная работа, не так ли?

Солнечный свет играл на ее золотистом платье, расшитым по корсажу шелком и жемчугом. По забавному стечению обстоятельств мы с ней в этот день выбрали одну и ту же прическу.

— Вам повезло, что удалось сохранить его.

Насколько мне известно, после смерти жены король Ортанар приложил немало усилий, чтобы уничтожить любое напоминание о впавшей немилость супруге. Говорят, он даже приказал сжечь все ее портреты.

— Вы удивитесь, узнав, как он достался мне. Его отдала мне сестра, — взгляд Инилеи затуманился воспоминаниями. — В те дни, когда мы еще были близки.

— Быть может, не все еще потеряно.

Из того, что рассказал мне Ричард и того, что знала я сама, в такой исход верилось слабо, но я решила следовать правилам хорошего тона.

— Нам не дано предвидеть будущее, — Инилея посмотрела на меня своими пронзительно-зелеными глазами, — но в наших силах повлиять на него. Возможно, я стану примирюсь с сестрой или стану королевой, а, может, как моя мать, сложу голову на эшафоте. — Она произнесла это столь буднично, будто речь шла о погоде за окном. — И все же, — Инилея грациозно долила нам обоим чая, — я более рассчитываю на первый вариант. — Она улыбнулась краешками губ. — Ричард говорил мне, вы жили при дворе?

— Да, и довольно долгое время. Но с приходом вашей сестры оставаться там стало опасно.

Инилея отпила чая, затем понимающе кивнула. Мы обе замолчали. За окном по-прежнему барабанил дождь, в камине потрескивали дрова. Мне стоило немалых усилий отвести от нее изучающий взгляд — вряд ли принцессе бы это понравилось. И все же, думала я, размешивая сахар и наблюдая, как растворяются крупинки, она вряд ли позвала меня, чтобы поговорить о прошлом или рассказать о себе.

— Что вы думаете о Ее Величестве, леди Стенсбери?

Ее вопрос меня не удивил. Я ожидала чего-то подобного.

— А что вы хотите услышать?

Сахар растворился, но пить уже не хотелось.

— Правду, — Инилея пожала плечами. Она глядела пристально, но без враждебности, хотя и с некоторым напряжением.

В горле пересохло, и я все же сделала глоток. Врать не имело смысла.

— Я в первую очередь думаю не о монархах, а о собственной безопасности и безопасности своих близких. Гонения на иноверцев принесли стране немало горя, но мятеж обратится еще большими бедами.

Возможно, Инилея рассчитывала на какой-то другой ответ, быть может, ожидала услышать в свой адрес лесть, но сказанное мной, определенно, пришлось ей по душе.

— Ричард не солгал на ваш счет, — она подперла кулачком острый подбородок и задумчиво склонила голову. — Впрочем, он всегда хорошо разбирался в людях. И в женщинах, в частности.

— Полагаю, я могу счесть это комплиментом, Ваша Милость?

Слова принцессы не вызвали ревности. От нее исходил странный магнетизм, она флиртовала, но без вульгарности, хотя, без сомнения, наслаждалась обращенными на нее взглядами. Роберт, как я уже поняла, входил в число ее фаворитов, было видно, что ему Инилея благоволит больше остальных. Впрочем, даже его она не подпускала ближе, чем считала разумным. Надо сказать, весьма дальновидно и по-королевски.

— Вы кажетесь мне интересной и разумной женщиной.

Я улыбнулась.

— Как и вы мне.

Инилея посерьезнела.

— Поддержите ли вы меня, если Создателям будет угодно будет сделать меня королевой?

И этот вопрос тоже не стал сюрпризом. Разумеется, она должна была прощупать почву и, честно говоря, на ее месте, я бы поступила так же.

— Я почти ничего о вас не знаю, но знаю, что мой муж хорошо разбирается в людях, и не стал бы оказывать поддержку дурному человеку. А, значит, и у меня нет причин быть против.

Мне показалось неразумным давать обещания или изображать ту, кем я не являлась. Инилея за версту чуяла ложь и мигом бы меня раскусила.

— Сейчас вы говорите как большинство покорных женщин, — она улыбнулась, — но, Ричард говорил мне, что вас за пояс не заткнешь.

— Ну, так я человек, а не перчатка или полотенце, чтобы затыкать меня за пояс, — пошутила я.

Инилея рассмеялась.

— Тоже верно, — она снова сделалась серьезной. — Если я попрошу вас кое о чем, вы согласитесь?

ГЛАВА 25

Мысленно я поставила еще одну галочку в списке догадок. Вот мы и добрались до кульминации. Момент истины.

— Зависит от того, что именно вы попросите.

С самого начала мне было ясно, что в Хэррон-Хаус нас пригласили не просто так.

— Мне нужен доверенный человек при дворе моей сестры.

— Вы хотите сказать «шпион»? — я почему-то совсем не удивилась, когда она это сказала.

— Предпочитаю слово «наблюдатель», — Инилея, прищурившись, смотрела на меня. — Беренгария думает, я пытаюсь сместить ее и захватить власть, но я бы никогда не навредила родной сестре. Кроме того, — принцесса доверительно наклонилась вперед. — У меня есть основания полагать, что ее жизнь находится в опасности. До вас, конечно, дошли слухи о ее болезни.

Я кивнула.

— Как и то, что врачи не могут определить причину ее недуга.

— Или они выполняют чей-то приказ.

— Подразумеваете супруга Ее Величества?

Инилея подернула острыми плечами.

— Что толку от моих подозрений, если они ничем не подкреплены, а письма, что я отправлю сестре, проходят жесточайшую цензуру. Но, я думаю, муж моей сестры не просто так вернулся на родину. Если Беренгария умрет, он будет вне подозрений, и заодно получит повод занять трон.

Религиозный фанатик на престоле. Даже сейчас, пока королева еще жива, по всей стране каждый день сжигают «еретиков». Что будет, если он получит абсолютную власть?

— Это очень опасная затея.

Инилея согласно кивнула.

— Я ни к чему вас не принуждаю, и уж точно не стану отправлять в Аран против воли.

Ее стремление обзавестись при дворе «глазами и ушами» вполне объяснимо, но я вряд ли могла оказаться полезной. И главное — у меня не было ни малейшего желания рисковать жизнью ради чужих интересов.

— Даже если я соглашусь, это совершенно невозможно. Как я вернусь в столицу, не вызвав подозрений?

Инилея прищурилась. Она видела меня насквозь, а именно то, что ее предложение разожгло во мне азарт.

— То есть, в принципе, вы согласны? — уточнила она. — Среди моих людей есть те, кто могут это устроить. Им можно доверять.

— Если им можно доверять, то почему вы не отправите ко двору их? — не то, чтобы я ждала от нее подвоха, но вопрос казался вполне логичным.

— Потому что только женщина может стать фрейлиной моей сестры и Ее Величества королевы, — Инилея теперь смотрела на меня еще пристальнее.

Я разве что не присвистнула. Иными словами она хотела отправить меня в самое пекло. В случае разоблачения мне была только одна дорога — на плаху.

«Но если эта женщина, что сидит сейчас передо мной, станет королевой, нам обеспечено безбедное будущее», прошептал внутренний голос. Я мысленно велела ему заткнуться.

— Мне надо подумать, — наши глаза встретились, и стоило немалых усилий выдержать ее взгляд.

— Разумеется, — она понимающе кивнула. — И повторюсь: ваш ответ, каким бы он ни был, не повлияет на мое отношение к вам. И все же я бы хотела, чтобы именно вы стали моим осведомителем.

— Почему именно я? Не доверяете своим компаньонкам?

— Они хорошие девушки, но выросли в сельской местности и не знают тонкостей придворной жизни. Их раскусят в два счета.

* * *

— Исключено. — Ричард допил кубок и жестом остановил служанку, собиравшуюся налить ему еще. — Моя жена никуда не поедет. Простите, леди Инилея, но я этого не допущу.

Она повернулась в его сторону, посмотрела задумчиво, но и не думала гневаться. Напротив, происходящее явно казалось ей занимательным.

— При всем моем расположении к тебе, Ричард, но я предлагаю это твоей жене, а не тебе. Выбор за ней.

— Леди Инилея…

— Тссс… — она приложила палец к губам. — Дай нам поговорить, Ричард. Я уверена, сэр Роберт с удовольствием составит тебе компанию в игре в карты.

Проще говоря, эта хрупкая женщина, формально еще не имевшая никаких прав, выставила за дверь двух мужчин. Сколько же ей было, когда ее мать отправили на эшафот? Три года? Четыре? С тех пор никто не рассчитывал, что девочка, признанная незаконнорожденной, спустя годы станет претенденткой на трон. Ее не воспитывали, как королеву, и все же она научилась виртуозно управлять окружающими.

— Так, значит, вы согласны, леди Элизабет, — уточнила она, когда мы остались вдвоем.

Я понимала, что независимо от того, каким будет мой ответ, обратной дороги не будет. Настал момент истины, и пришло время выбирать, на чьей я стороне? Отказаться, оставить все, как есть, надеясь на милость нынешней королевы?

Но, если слухи о здоровье Беренгарии правдивы, возможно, ей осталось недолго. Тогда Инилея станет королевой, но после моего отказа уже вряд ли приблизит ко двору. Но с другой стороны Беренгария, поддавшись уговорам фанатичных советников, может отправить сестру на казнь, а следом за ней и нас с Ричардом. Я понимала, что мои размышления прагматичны и, быть может, даже корыстны, но и сидящая передо мной Инилея тоже думала в первую очередь о собственной выгоде.

— Да. Согласна.

Я сделала ставку, и теперь оставалось уповать на то, что она окажется выигрышной.

— Хорошо, — Инилея улыбнулась, явно довольная моим ответом.

* * *

— Ты должна была обсудить это со мной.

Поленья в камине догорели, но даже в темноте я видела гневное выражение его лица. Ричард злился и, надо сказать, небезосновательно. Я понимала его чувства. Он сидел на краю постели и пристально наблюдал за каждым моим движением.

— Должна была. — Я сняла халат и положила его на обитую бархатом софу в изножье кровати. — Но твое негодование не изменило бы мой ответ. А помешать мне ты бы не смог.

Я обошла кровать и легла с другого края.

— Ты знаешь, какое наказание бывает за шпионаж?

— Знаю. Как знаю и то, что делают с теми, кто укрывает в своем доме еретиков. — Я повернулась к нему. — Мы оба отступники, Ричард. Может быть, судьба не случайно свела нас вместе?

— Ты веришь в судьбу? — Он придвинулся ближе, положил руку мне на бедро, и это прикосновение отозвалось в теле сладкой тяжестью.

— Отчасти. Я верю в то, что некоторые вещи происходят не просто так. Эбигейл могла найти мне другого мужа, тем более что претенденты были. Или ты мог найти невесту поближе к дому. Но вот мы здесь, в Хэррон-Хаусе. Еретик и шпионка. — Я тихонько засмеялась. — Хороша парочка, да?

За напускным весельем скрывался страх. Я понимала, что ввязалась в очень опасную игру, которая, вполне вероятно, приведет меня на эшафот, но, как бы странно это ни звучало, верила, что не все потеряно. Может, и правда, сестры еще помирятся. К тому же, если слухи правдивы, и королеву хотят убить, надо хотя бы попытаться остановить это.

— Не думай, что мне не страшно, Ричард. Я знаю, что ждет нарушителей закона.

Впервые за долгое время я вспомнила о бедной Молли. О том, как она, извиваясь, выла от боли, пока дыба рвала ее мышцы и суставы, а потом корчилась в огне. В ночь перед казнью шел дождь, наверняка хворост промок и горел из рук вон плохо. Несчастная, несчастная Молли!

— Иди ко мне.

Ричард не пытался отговорить меня, не сетовал на то, какая плохая жена ему досталась — нет. Он просто был рядом и делал все, чтобы поддержать меня. Уже за одно это я была готова идти за ним хоть в саму преисподнюю.

В ту ночь мы занимались любовью пока не остались совсем без сил. Так мы чувствовали, что все еще живы и есть друг и друга. Когда все висит на волоске, когда ходишь с завязанными глазами по краю пропасти, только близость и спасает. Физическая, душевная — важно чувствовать, что ты не один в темноте, что есть рядом рука, рука того, кто подхватит, удержит, а быть может, и рухнет вместе с тобой в бездну. Но не отпустит.

— Я поеду с тобой, — выдохнул Ричард, когда обессиленный упал рядом.

Его спина взмокла от пота, он тяжело дышал, но, черт возьми, как же он был хорош! Глаза уже привыкли к темноте, и мне казалось, что я могу смотреть на него вечность.

— Ну, конечно, со мной. — Я покрепче обняла его, наслаждаясь прикосновением липкого обнаженного тела к коже.

От частого дыхания его грудь и живот вздымались, я слышала, как бьется его сердце.

— Она тебе нравится?

Ричард, конечно, понял, кого я имела в виду, когда сказала «она».

— Я очень ценю ее. Как человека. Инилея помогала моей семье, тогда, когда все от нас отвернулись. Даже когда это вышло боком ей самой, она не отступилась. Ты ревнуешь? — в его глазах блеснули лукавые огоньки.

— Нет, — честно сказала я. — Ей нравится флиртовать с мужчинами, в том числе и с тобой. А этот Роберт? Кто он? Можно ли ему верить?

— Думаю, да. Некоторые считают его скользким типом и, пожалуй, недалеки от истины, но он никогда не сделает чего-то, что навредило бы Инилее.

— Так, значит, мы едем в Аран? — Ричард лежал на спине, а я вполне уютно устроилась у него на груди.

— Раз моя жена так сказала, — он сунул руки под голову, — значит, едем.

ГЛАВА 26

Дело, в которое мы ввязались, требовало обдумывания мельчайших деталей, ибо даже незначительный промах мог обернуться катастрофой для всех. Инилея понимала это лучше, чем кто-либо — в случае неудачи на плаху лягут не только наши головы, но, вполне вероятно, и ее собственная.

— Я уже имела честь побывать в стенах королевской темницы, — сказала она, когда мы прогуливались по замковому парку. — Она, безусловно, впечатляет, но это не самое лучшее место.

— Что ж, верю на слово, Ваша Милость, и обещаю не стремиться туда попасть, — пошутила я.

Инилея оценила шутку, но уже в следующий миг опять стала серьезной.

— Я не желаю зла Ее Величеству, как многие думают, — повторила она вчерашние слова, — и отправляю вас в Аран не с целью навредить ей. — Принцесса коснулась моей руки. — Я хочу помочь ей. И своей стране. А для этого мне нужны сведения. Любые. Что происходит во дворце, о чем говорят, каковы настроения в народе… Понимаете, о чем я?

— Да, Ваша Милость. Я не стала бы делать ничего, что противоречит моей совести.

Мы вышли из кустарникового лабиринта, являвшего сейчас переплетение укрытых остатками снега голых ветвей, и оказались у небольшого пруда с фонтаном. Летом здесь, наверное, было очень красиво, но сейчас это место выглядело тоскливо. В низко повисшем сером небе кружили вороны, и их крики почему-то вызывали тревогу.

— Вы мне нравитесь, — призналась Инилея. — Берегите себя, Лиз. Я не хочу, чтобы вы попали в беду.

— Я постараюсь, Ваша Милость.

Погода не располагала к длительным прогулкам, и за полчаса в продуваемом лабиринте, мы успели замерзнуть. Во всяком случае, пальцы на моих ногах уже онемели, а уши болели от ветра.

— А я ведь совсем забыла поблагодарить вас за свадебный подарок, — к своему стыду я вспомнила о нем только сейчас. — Это же вы прислали то платье?

— Когда-то оно принадлежало моей матушке. — Инилея мягко улыбнулась. — Она надевала его лишь раз, когда вместе с моим отцом встречала тернадского посла.

Получается, я вышла замуж в платье королевы. Которую, к слову вскоре обезглавили. Не знаю, можно ли считать это хорошей приметой, но у меня было, чем отблагодарить Инилею.

— Тогда позвольте и мне сделать вам небольшой подарок. Я дам вам его, когда вернемся в замок.

Это была нитка жемчуга с подвеской, доставшая моей матери от королевы Агнессы. Она отдала ее своей фрейлине в день своего ареста. «На счастье», сказала тогда королева-консорт. Во всяком случае, именно так гласила наша семейная легенда — это было то, что мне всегда говорила Эбигейл.

Но когда я показала украшение Инилее, она наотрез отказалась его брать.

— Пусть она останется у вас, Лиз. Если моя мать отдала ее вашей матери, значит, она хотела, чтобы подвеска принадлежала вашей семье. К тому же удача вам понадобится, — Инилея посмотрела мне в глаза. — Но не рассчитывайте только на фортуну. Она очень ветреная дама.

* * *

Всеми необходимыми приготовлениями занялся Роберт. Очевидно, он и впрямь обладал связями при дворе, что было удивительно, учитывая его недавнее пребывание под арестом. Видимо, сэр Роберт происходил из той породы людей, которые выходят сухими из океана — он умел подстраиваться под обстоятельства, умел нравиться людям и находить верное решение в трудной ситуации.

Но жизнь при дворе научила меня не доверять внешнему лоску, хоть Роберт и не выглядел, как предатель. Он был скорее… игроком. Играл исключительно в свою пользу — как, впрочем, и все мы.

— Все получилось даже лучше, чем мы могли рассчитывать, — сообщил он через две недели после начала подготовки. — Вы будете одной из фрейлин Беренгарии.

Я заметила, что он ни разу не назвал ее «королевой» или «Ее Величеством» — только «Беренгария» и «она». Его самоуверенность и гордость от приближенности к Инилее порядком раздражала, и не только меня одну, но Ричард сказал, что здесь ничего не поделаешь — Инилея благоволила своему другу и многое ему прощала.

— «Ее Величества», — уточнила я. — Беренгария все еще королева. Если мы хотим сохранить головы, то не нужно забывать об этом.

Роберт беззлобно улыбнулся. Он полулежал на софе, расслабленно вертел в руках кубок и смотрел на меня с неподдельным любопытством.

— Вы считаете меня плохим человеком? — спросил он.

— Нет, — честно ответила я. — Самоуверенным.

— Разве это не одно и то же? — он взял со столика графин и налил себе еще. — Будете? — Роберт наполнил второй кубок и протянул мне.

— Благодарю, — я взяла кубок из его рук и отпила. — Иногда да, иногда нет. Все дело в умеренности, сэр Роберт. Порой самоуверенность берет города, а порой…

— Можете, не продолжать, — улыбнулся он. — Я, знаю, вы, наверное, думаете, что я бравирую своей дружбой с леди Инилеей, но это не так. Она очень дорога мне, и ради нее я готов рискнуть всем. И уж, конечно, я не так глуп, чтобы на что-то надеяться. — В его глазах появилась неизвестная мне прежде грусть, но в следующий миг он вновь стал самим собой. — Клянусь, Лиз, не будь вы замужем, я бы уже сделал вам предложение.

— Но она замужем, Роберт.

Мы одновременно повернулись. В дверях стоял Ричард и, судя по всему, уже довольно долго наблюдал за нами.

— Увы, и ах, я проиграл грубому северянину, — юноша рассмеялся и поднял бокал. — Твое здоровье, Стенсбери.

* * *

Чем меньше оставалось времени до отъезда в Аран, тем больше я терзалась сомнениями относительно правильности выбранного решения. От меня требовалось не только войти в число придворных дам Беренгарии, но и завоевать ее расположение. А для этого нужно знать, что она за человек.

— К ней нелегко найти подход, но со временем я уверена, вы справитесь, — сказала Инилея. — Моя сестра и Ее Величество ценит скромность и аскетизм, а еще она очень хорошо разбирается в людях. Если она спросит о Вашем прошлом, не скрывайте того, что исповедовали старую веру. И помните, — Инилея выразительно посмотрела на меня. — Вы не шпионка. Вы — наблюдатель.

Для меня по-прежнему оставалось неясным, что она думала о сестре. Инилея была чрезвычайно живой, и любые эмоции — будь то гнев, благосклонность, интерес или безразличие, отражались в глазах, но когда речь о заходила о Беренгарии, то по ее лицу ничего нельзя было прочесть. Несмотря на кажущуюся открытость, Инилея умела виртуозно скрывать свои чувства. Полезный навык для будущей королевы. Но королевы ли?

В течение следующих десяти дней, пока ждали ответа из столицы, я слушала и запоминала наставления леди Сомерсет, одной из фрейлин Инилеи, знакомой и с Беренгарией тоже.

— Двор уже не тот, что раньше, и некоторые вещи могут вас шокировать, — предупредила она. — Будьте готовы к этому.

До меня доходили слухи о том, что во дворце теперь стало довольно мрачно. Супруг королевы, принц Годефри привез с собой несколько тысяч соотечественников, и они наводнили Аран, что вызывало ярое недовольство жителей, даже тех, кто изначально поддерживал Беренгарию. Медленно, но верно она теряла свой авторитет.

— Вы, наверное, знаете, что муж королевы отбыл на родину, в Рулеон, — сказала леди Сомерсет. — Кое-кто говорит, что он вряд ли вернется обратно.

— Он ждет, — сказал Ричард, войдя в комнату. — Потому и оставил в Аране своих цепных псов. — Под этим словом он имел в виду рулеонцев.

Занятые приготовлениями, мы редко оставались наедине — в основном по ночам, но вместо близости падали в кровать и засыпали. Я, как правило, ложилась раньше, а Ричард иной раз мог явиться и под утро — они с Робертом решали какие-то свои организационные вопросы.

* * *

… В тот день после совместной трапезы с Инилеей и леди Сомерсет я, устав сидеть в четырех стенах, решила прогуляться в одиночестве. Погода наладилась, и в последние несколько дней размокшая от дождя земля подсохла, ветер стих, а после полудня и вовсе выглянуло солнце. Не хотелось упускать погожий денек, к тому же на воздухе мне было легче успокоиться и привести мысли в порядок.

Прихватив с кухни флягу с травяным взваром, я вышла на улицу и направилась прямиком в лабиринт.

У пруда, на скамейке сидел Ричард и, услышав мои шаги, обернулся.

— Я знал, что ты придешь, — сказал он с улыбкой. — Мне тоже нравится это место.

Я села рядом и протянула ему флягу. Он приобнял меня и, только ощутив на пояснице его руку, я поняла, как сильно мне этого не хватало. А еще с ним было спокойно. И дело не в физической силе, хоть я и своими глазами видела, что Ричард может дать отпор — но от него так же исходила уверенность, которая передавалась и мне. С ним я тоже чувствовала себя сильной.

— Мой отец был сторонником новой веры, — Ричард задумчиво разглядывал клинок с резной рукоятью из бронзы и слоновой кости, — убежденным, непримиримым. Он не признавал реформы короля Ортанара, лишился части имущества, отправился в тюрьму и умер там от чахотки. Старший брат был не менее упрямым, но нововерцем, и, как отец, отказался менять веру, когда трон перешел Беренгарии. Его обвинили в ереси и казнили. У них с отцом были разные убеждения, но одинаковый конец. — Ричард посмотрел на меня. — Вот почему я верю в Инилею. Она может дать то, чего у этой страны никогда не было. Свободу. И для этого ей даже не обязательно становиться королевой. Если они с Беренгарией помирятся… Они ведь когда-то были очень дружны, и сестра к ней прислушивалась.

— Тогда мы попробуем помочь им. — Я взяла его руку и крепко сжала. — И заодно постараемся остаться в живых. — Я усмехнулась. — Может быть, нам даже повезет.

— Люблю твое чувство юмора, — Ричард усмехнулся в ответ. — Но я бы предпочел не вмешивать тебя в это.

— Ты это уже говорил. И не раз. И даже не два. — Я улыбнулась, хотя наше положение к этому не располагало.

Но в одном Ричард был прав — всегда имеет смысл бороться за лучшую долю.

Мы еще посидели некоторое время у пруда, грелись чаем и близостью друг друга — одни только боги ведал, что ждало нас впереди, но тем ценнее было это время, что они еще оставил нам.

В холле нас встретила взволнованная горничная и сообщила, что «Ее Милость и сэр Роберт» немедленно ожидают нас в гостиной. Мы с Ричардом переглянулись и, не раздеваясь, поспешили в комнату.

— Пришел ответ из Арана. — Роберт стоял у камина и держал в руке распечатанное письмо. — Только что. — Он подошел ко мне и отдал послание. — Поздравляю, леди Элизабет, — Роберт игриво улыбнулся в своей обычной манере, — с сегодняшнего дня вы одна из дам Ее Величества королевы Беренгарии.

ГЛАВА 27

Мы прибыли в Аран уже через три недели. Первые несколько дней в дороге я почти не волновалась, еще не до конца осознавая, во что ввязалась. Но с приближением к месту назначения, все сильнее чувствовала, что на взводе.

Было странно вновь очутиться здесь. С момента моего отъезда прошло меньше года, но все вокруг казалось непривычным — слишком много людей, толкотня, грязь… А еще отвратительный запах. Живя в столице, я привыкла к нему и не замечала, а теперь он буквально впивался в ноздри.

От городских ворот до замка добирались больше часа — узкие улицы превратились в грязное месиво, а пешие, всадники и экипажи двигались единым потоком. Среди горожан сразу бросались в глаза рулеонцы — одеты они были на свой манер и значительно дороже, а их лица выражали откровенное презрение к происходящему вокруг. Подданные принца Годефри чувствовали себя здесь полноправными хозяевами.

— Вот почему нельзя допустить, чтобы трон достался рулеонцам, — мрачно сказал Ричард, наблюдая, как двое солдат с перьями на шлемах, смеясь, зажали в угол юную девушку. — Если они придут к власти, то поимеют нас всех.

Возразить ему было нечего.

У дворцовых ворот нас остановила стража. Слава богам, они были нашими соотечественниками. Обыскали экипаж, проверили бумаги и только затем пропустили. У одного из многочисленных черных ходов ждал доверенный Инилеи.

— Добро пожаловать в королевский дворец, — коротко поприветствовал он. — Сейчас уже поздно, и с Ее Величеством вы встретитесь завтра, а пока я провожу вас в ваши комнаты.

* * *

В первую ночь мне выделили небольшую спальню, но я знала, что впоследствии мне придется делить комнату с другими фрейлинами.

Минут через десять — пятнадцать вошла служанка и принесла ужин. Последний раз я ела часов шесть-семь назад, но от волнения не чувствовала голода, все мои мысли крутились вокруг завтрашней аудиенции с Беренгарией. Если бы этого можно было избежать, я бы сделала все, но, увы, каждая новоприбывшая дама неукоснительно представала перед королевой.

Будь здесь Ричард, мне было бы легче, но ему отвели комнату этажом выше. Собравшись, я кое-как заставила себя поужинать, хотя бы потому, что силы мне завтра понадобятся. Выпила три бокала, но даже это не принесло расслабления. Сон не шел. Почти всю ночь я ворочалась с боку на бок, и лишь когда в окне, на горизонте обозначилась рыжая полоса рассвета, провалилась в чуткую дрему.

— Леди Стенсбери, — кто-то легонько потряс меня за плечо.

Я открыла глаза и увидела вчерашнюю служанку. Спальню заливал солнечный свет, но время, судя по всему, было еще раннее.

— Я принесла вам завтрак. — Передо мной снова опустился поднос. — Покушайте пока, а я скоро вернусь и помогу вам одеться.

Один только вид еды вызывал у меня тошноту, и дело было не в качестве продуктов. Внутренности скручивались в узел, стоило только подумать о том, что совсем скоро я буду стоять лицом к лицу с королевой. И, тем не менее, я заставила себя съесть немного запеченной в меду тыквы и выпить воды. Последняя показалась райским нектаром — от волнения в горле пересохло.

Служанка помогла мне одеться. На вид ей было не больше пятнадцати, и выглядела она запуганной.

— Как тебя зовут?

— Амалия, миледи — ответила она, затягивая дрожащими пальцами шнуровку корсажа на спине моего платья.

Девушка показалась мне хорошим человеком и, желая подбодрить ее, я дала ей четыре медных монеты. На эти деньги можно было купить отрез льняной ткани или уцененных кружев.

— Спасибо, миледи, — поблагодарила Амалия.

Закончив со шнуровкой, она собралась уходить, но в последний момент замерла у двери, вернулась ко мне и сказала шепотом:

— Будьте осторожнее с другими фрейлинами. Они все рулеонки.

— Спасибо, — кивнула я, отметив про себя, что эта девочка может оказаться полезной.

Само собой верить ей я не спешила, ведь ее тоже запросто могли подослать, но что-то подсказывало — она «своя».

Как только Амалия ушла, ко мне в комнату снова зашли, на этот раз без стука.

— Леди Стенсбери. — На пороге стояла средних лет женщина. Говорила она с явным акцентом. — Прошу за мной.

Я хорошо помнила эти коридоры. Когда-то здесь кипела жизнь, но теперь выглядели они уныло. Встречающиеся нам на пути люди шли молча, глядели остро и подозрительно и, казалось, даже сам воздух вокруг был пропитан напряжением. Что еще особенно бросилось в глаза — одежда придворных дам. О, какое разнообразие цветов я видела прежде, когда жила здесь! Нарядные девушки и женщины как райские птички щеголяли в ярких туалетах, блистали дорогими украшениями и изящными головными уборами. Сейчас же казалось, что при дворе объявлен траур — черные, коричневые или в лучшем случае темно-фиолетовые и бордовые платья с воротниками под самое горло и ужасные черные чепцы портили даже самых красивых женщин.

Но я хорошо помнила наставления Инилеи.

«Моя сестра придерживается аскетизма и скромности во всем. Забудьте о ярких нарядах и украшениях, и вы понравитесь ей».

Ради этого мне специально пошили несколько платьев темных цветов и выписали два рулеонских чепца — черный и синий.

«Но все же не слишком усердствуйте — Ее Величество хорошо разбирается в людях и мигом учует подвох».

Даже в скромном темно-синем платье я была разительно непохожа на окружающих дам — они в открытую глазели на меня и разве что пальцем не показывали.

«На вас будут смотреть, шептаться в спину, а может статься, и дерзить в открытую. Воспринимайте это как должное, не давайте себя в обиду, но и врагов старайтесь не заводить».

Не обращая внимания на косые взгляды и шепотки за спиной, я шла по коридору за своей провожатой и с виду казалась гордой и спокойной, но внутри дрожала, как осиновый лист.

Наконец, мы остановились у тяжелых дубовых дверей. Двое рулеонцев, стоящих на карауле, молча, расступились.

Раньше вэтих покоях принимал визитеров король Ортанар — я плохо помнила его, но мне уже доводилось бывать здесь.

— Девушки, поприветствуйте вашу новую подругу, — моя провожатая отошла в сторону. При слове «подруга» на ее лице появилась насмешливая гримаса.

Точно такое же выражение было у шести из семи присутствующих в комнате женщин разного возраста. Уже в первую минуту мне стало ясно, что легкой жизни тут ждать не стоит. Я в прямом смысле этого слова оказалась в змеиной норе. Но показать им растерянность — все равно что добровольно отдать себя на растерзание.

— Доброе утро, дамы, — я ослепительно улыбнулась и кивнула головой. Кланяться не стала. Мы находились в одном положении, и демонстрировать перед ними раболепие я не собиралась. — Для меня большая честь оказаться в вашей компании.

Стоит ли говорить, что мне никто не ответил. Одна из дам, по виду моя ровесница, хмыкнула и, не сводя с меня глаз, что-то прошептала своей соседке. Та понимающе закивала.

— Я сообщу Ее Величеству о том, что вы прибыли.

Провожатая дама, очевидно бывшая особо приближенной к королеве, прошла через зал и скрылась в дверях в противоположном конце.

Стоять в центре под обстрелом семи пар глаз было глупо, и я подошла к окну. Не стоит пытаться заводить с ними дружбу, это будет выглядеть подозрительно, но и в открытую конфронтацию лучше не вступать. Мое дело понравится не им, а королеве, и тем, кто близок к ней. Например, женщине, что привела меня сюда.

— Ты вы супруга виконта Стенсбери? — спросили за моей спиной.

Я обернулась.

— Совершенно верно. А с кем имею честь разговаривать?

— Изабелла Дуссантес, — черноволосая девушка с отметинами от оспы на красивом лице, гордо расправила плечи. — Не знала, что королева снова приблизила вашего мужа ко двору.

— Ее Величеству не обязательно делиться планами с фрейлинами. Так что не удивительно, что вы не знали об этом, — я улыбнулась.

Новая знакомая вспыхнула, но ничего не сказала. Я понимала, что, кажется, только что обзавелась неприятельницей, но и позволить оскорблять себя была не намерена.

В этот момент открылись двери и уже знакомая мне женщина, пригласила меня в покои Беренгарии.

— Ее Величество ждет вас, леди Стенсбери.

Это прозвучит странно, но в момент, когда я переступила порог, страх ушел. Тяжелые двери за моей спиной закрылись.

Помещение было небольшим и дорого обставленным — данная комната предназначалась для неофициальных приемов. Из-за плотно задернутых окон здесь царил полумрак — источниками света были камин и свечи в канделябрах. Это казалось странным, учитывая, что день выдался солнечным и впору бы открыть окна, впустить внутрь солнце и свежий воздух, но королева, очевидно, придерживалась иного мнения.

Она сидела в глубоком кресле, облаченная в черное с бордовыми вставками платье — худая, прямая, бледная.

— Ваше Величество, — я преклонила колено и опустила взгляд, — сердечно благодарю за то, что согласились меня принять.

Она молчала. С минуту я стояла на одном колене, стиснув зубы от напряжения в мыщцах.

— Поднимитесь, леди Стенсбери, — сказала она, наконец, — и подойдите ближе, я хочу видеть вас.

Я подошла и получила возможность рассмотреть ее лицо. В нем, к моему удивлению, не было злости — я видела перед собой уставшую, одинокую и нездоровую женщину. В молодости она, вероятно, была красива, остатки привлекательности еще читались на ее лице.

— В послании вы говорили, что хотите вернуться ко двору, — сказала Беренгария. — Хотя покинули его по доброй воле. Что же произошло?

Письмо сочинял Роберт, он же и проинструктировал меня о том, что следует ответить на этот вопрос.

— Как вам известно, финансовое положение нашей семьи довольно шатко. Я хотела спокойной жизни, но с моей стороны было ошибкой оставить двор. И я благодарна вам, Ваше Величество за то, что вы согласились дать мне шанс.

— Кхм… — закашлялась она, — я думала, вы начнете говорить о долге и патриотизме. Хорошо, что не стали врать. — Наши взгляды встретились. Беренгария смотрела серьезно, но без враждебности. — Я, конечно, знаю о том, кто ваш муж, и о том, что еретичка Молли Хоуп была вашей подругой, это все мне хорошо известно. Что, кстати, вы думаете о ее казни?

— Мне тяжело судить, — сказала я, помня наставления Инилеи, — Молли была дорога мне, и я очень сожалею о том, что с ней случилось.

— Порой нам приходиться делать выбор между долгом и привязанностью, — ответила королева. — Это нелегко, но только так мы можем противостоять искушению.

— Мне еще только предстоит научиться этому, Ваше Величество.

Все шло не так, как я ожидала. Я думала, что увижу перед собой чудовище, религиозную фанатичку, но Беренгария произвела на меня странное впечатление. Она не вызвала отвращения, как впрочем, и симпатии. Мне было жаль ее. Королева выглядела иссушенной и уставшей. Ее нездоровье увидел бы и слепой. Интересно, когда она в последний раз была на свежем воздухе? И почему не прикажет хотя бы открыть окна? Полумрак, пыль и затхлый воздух превращали эту комнату в склеп, а ее обитателей в похороненных заживо. Мне стало душно.

— Я даю вам разрешение вернуться ко двору и стать одной из моих фрейлин, — сказала Беренгария. — Вы будете получать соответствующее жалованье, как и ваш супруг.

— Благодарю, Ваше Величество, — я снова опустилась на колено и поцеловала протянутую мне руку. Она была холодной и шершавой.

— Вы можете занять место в кресле, — разрешила королева и обратилась уже к фрейлине. — Оставьте нас, Катерина.

Ага, значит, приближенную даму зовут Катерина, подметила я. Надо запомнить.

Мы остались вдвоем и около минуты сидели в полной тишине. Сказать, что я чувствовала себя неуютно — не сказать ничего. Королева задумчиво смотрела в едва приоткрытое окно и будто бы не замечала меня. Возможно, она ждала, что я заговорю первой — но о чем?

— Каковы настроения на севере? — спросила она, наконец, по-прежнему не глядя в мою сторону.

— В Нальгорде все спокойно, Ваше Величество, — ответила я. — Тернадцы ведут себя тихо, и за время моего пребывания в Фитфилд-Холле не было ни одного конфликта.

Беренгария подперла ладонью острый подбородок и повернулась ко мне. Ее глубоко посаженные, внимательные глаза, впились в меня. Худая, сухопарая, с выбившимися из-под чепца темно-рыжими волосами она напоминала старую синицу, хотя в действительности ей было не так много лет.

— Я спрашиваю не о тернадцах, — королева наклонилась вперед. — Думаю, вы понимаете, леди Стенсбери.

Она была не из тех, перед кем можно притвориться дурой, и это сойдет тебе с рук. Как и ее сестра, Беренгария очень остро чувствовала любую фальшь.

— Север страны всегда был предан новой вере и Вам. В Аране я терзалась сомнениями, ибо, как вы знаете, воспитывалась в старых традициях, но муж объяснил мне суть истинной веры.

— В Аране много еретиков, — согласилась Беренгария — Особенно сейчас, когда вовсю гуляют слухи о моей болезни.

— Вам следует беречь себя, Ваше Величество. Возможно, я не та, кто имеет право давать советы, но если позволите, вам все же следует чаще бывать на воздухе.

— Я прощаю вам вашу дерзость, леди Стенсбери, — отмахнулась королева. — За моим здоровьем следят лучшие рулеонские врачи. Что ж, — она закашлялась и расправила плечи, — с сегодняшнего дня вы считаетесь одной из моих дам. Я распоряжусь выделить вам и вашему супругу отдельные покои. Негоже мужу и жене спать в разных опочивальнях, — на этих словах в ее лице скользнула едва заметная грустинка. — А теперь ступайте и познакомьтесь с другими фрейлинами.

Из приемной я вышла в смешанных чувствах. Сложно сказать, как отнеслась ко мне королева, но пока я, без сомнений вызывала у нее подозрения, что совершенно естественно, однако враждебности с ее стороны не было. Сейчас все находилось в моих руках. Радовало одно — мне дали возможность быть рядом с Ричардом, а две головы всегда лучше, чем одна.

Итак, игра началась.

ГЛАВА 28

В действительности все оказалось не так плохо, как я поначалу предполагала. Фрейлины Беренгарии невзлюбили меня с первого дня, относились холодно и с подозрением, но открытой враждебности с их стороны я не увидела. Первое время было тяжело игнорировать едкие замечания, но каждый раз, когда желание сорваться становилось особенно острым, я напоминала себе, для чего нахожусь здесь. Вера в «большое дело», сколь бы пафосно это ни звучало, отрезвляла в моменты гнева.

Кроме того, уже через пару недель я откровенно жалела своих недоброжелательниц — все им было не меньше двадцати восьми, и ни одна не состояла в браке. Учитывая нетерпимость королевы к внебрачным связям, у бедняжек не оставалось ни одного шанса познать мужские ласки, а без них, женщина, как известно, хиреет, и у нее портится характер.

— Именно это я и представляю каждый раз, когда мне хочется нагрубить им.

Мы лежали в кровати, и Ричард вырисовывал указательным пальцем узоры на моей обнаженной спине. Время подбиралось к полуночи, а просыпалась королева рано, и чтобы к ее пробуждению быть в подобающем виде, нам, фрейлинам приходилось вставать еще раньше. Но меня не клонило в сон. К тому же надо было дописать письмо и завтра утром отдать его доверенному.

— А, знаешь, она все-таки не такая, как я представляла.

Ричард забрал у меня письмо и положил на тумбочку, чтобы чернила высохли.

— Ты сама понимаешь, что дело не в ней, а в ее окружении. Скоро рулеонцев в этом дворце станет больше, чем местных. За эту неделю я кое с кем переговорил, — Ричард свесился с кровати и взял стоящий на полу кубок, — Годефри на полном серьезе планирует вторжение в страну.

Не то, чтобы сказанное меня удивило, но я не думала, что при дворе об этом говорят практически в открытую.

— Говорить о смерти королевы считается преступлением, но поверенным Годефри нечего бояться.

— Будь осторожен, Ричард, — я коснулась губами его плеча. — Не доверься не тем людям.

— Не переживай за меня, — он взял письмо, положил в конверт и поставил сургучную печать. — Я умею выживать, Лиз.

— Выживать на Севере, и выживать при дворе — разные вещи, — вздохнула я.

О, нет, я не считала его глупым. Но Ричард, с его прямолинейностью был идеальной мишенью. Какому-нибудь рулеонцу достаточно зажать в углу испуганную служанку, чтобы спровоцировать конфликт. Кто-то может и пройдет мимо, но не Ричард. Или сказать гадость о его казненном брате, назвать меня шлюхой… Да что угодно. Он взрывался как пороховая бочка, и в этом заключалась его главная и, возможно, единственная слабость.

— Не поддавайся на провокации. А если кто-то уж очень достанет, скажи мне, и я отравлю его синильной кислотой, — пошутила я.

У меня действительно имелся пузырек с этим веществом, но использовать его против кого-то я бы никогда не решилась. А хранила потому, что когда обитаешь при дворе, без некоторых специфических вещей не обойтись. Это как носить с собой мушкет, но не вынимать его из чехла. Ты просто знаешь, что он всегда под рукой, и это вселяет уверенность. Так же было и с ядом.

* * *

Где бы я ни находилась, что бы ни делала — за мной наблюдали. Наблюдали исподтишка и в открытую, почти ежедневно провоцировали и, можно не сомневаться, докладывали королеве о каждом моем шаге. Я с ужасом думала о том, что было бы, не будь здесь Ричарда. В змеиной норе, которую теперь представлял из себя дворец (хотя, он, в сущности, был ей всегда) только он и удерживал меня от безумия. Одна я бы точно не справилась.

Фрейлины здорово досаждали, но куда опаснее были королевские советники, в частности епископ Костер, известный своей фанатичной привязанностью новой вере.

Одним воскресным утром, когда мы вместе с королевой по традиции посещали утреннюю службу, в конце проповеди, ко мне подошел мальчик-слуга.

— Его Превосходительство хотят вас видеть, леди Стенсбери, — шепотом сказал он. — Если, конечно, вас это не затруднит.

Можно подумать, у меня был шанс отказаться! Стараясь ничем не выдать страха, я велела мальчишке передать, что с удовольствием навещу епископа, когда ему будет угодно. И, кажется, именно такого ответа ждал слуга.

— Сегодня после дневной трапезы.

Я знала, что Ричарда не будет до вечера, а, значит, помощи мне ждать неоткуда, как не с кем и посоветоваться — что говорить? Как себя вести? До сего дня я ни разу не говорила с епископом, не считая дежурных приветствий, когда мы сталкивались в храме или дворцовых коридорах. Но несколько раз я ловила на себе его взгляд — цепкий, холодный. В такие моменты казалось, что меня окатили ледяной водой. А теперь мне предстояло остаться с ним наедине.

За обедом мне кусок в горло не лез. И все же я давилась, буквально запихивая в себя тушеного ягненка с яблоками в меду. Аппетит у меня всегда был хороший, и сегодня его отсутствие вызвало бы подозрение у фрейлин, что, конечно, не входило в мои планы.

— Вы сегодня бледны, леди Стенсбери, — с фальшивой заботой улыбнулась Изабелла Дуссантес, та самая, что особенно невзлюбила меня. — Как ваше здоровье?

— Благодарю, дорогая, все хорошо. Увы, мне нечем тебя порадовать.

За столом пронесся тихий шепоток, а Изабелла нахохлилась, как недовольная синица. И поделом ей. Как ни старалась я сдерживать себя и не обращать на нее внимания, получалось не всегда.

После обеда королева всегда уединялась в своих покоях на два-три часа, а мы получали возможность отдохнуть, вот только сегодня такой роскоши мне ждать не приходилось. Едва только я вошла в нашу с Ричардом спальню, как в дверь постучались.

— Открой, — велела я служанке.

Так и есть. Ко мне снова явился мальчик-посыльный.

— Его Превосходительство ждут вас, — сообщил он. — Идемте за мной, миледи, я провожу.

Покои епископа находились в восточном крыле и, без сомнения, это были одни из лучших покоев во дворце. Прежде, в этих комнатах жила главная фаворитка короля Ортанара — тогда здесь было светло и свежо. Но теперь громадные окна закрывали плотные портьеры из темно-красного бархата и почти не пропускали дневной свет. За стенами солнце еще и не думало садиться, но из-за проклятых штор, казалось, что на дворе поздний вечер.

Мягкий ковер заглушал шаги, но в звенящей тишине я все равно слышала, как скрипит под моими ногами истертый ворс.

— Ваше Превосходительство. — Я поклонилась.

— Проходи, дитя мое.

Он сидел за широким столом, и дрожащее пламя свечи освещало его длинный нос, острый подбородок и лоб. Глубоко посаженные глаза слабо поблескивали. Епископ сейчас меньше всего походил на божьего человека — скорее, на демона. Старого и умудренного опытом.

— Мне сказали, вы хотели меня видеть.

— Так и есть, — он кивнул и указал на кресло. — Присаживайся, дитя. Негоже стоять, ты, наверное, устала.

Его вопрос не подразумевал ответа, и я молча опустилась на предложенное место. С минуту мы глядели друг на друга, и мне стоило немалых усилий выдержать пристальный взгляд.

— Хорошо ли тебе при дворе?

— Да, ваше Превосходительство. Вполне. Я очень благодарна Ее Величеству за то, что она позволила мне вернуться.

— Да, да, — епископ понимающе кивнул, — наша королева, да хранят ее боги, — он с деланной покорностью опустил глаза, — очень добра. Иногда даже к тем, кто этого не заслуживает. — Последнюю фразу епископ произнес после короткой паузы.

— Что вы имеете в виду? — я сцепила руки на коленях, чтобы скрыть дрожь.

— Мне больно говорить это, — епископ покачал головой, — но меня очень беспокоит младшая сестра Ее Величества. Леди Инилея.

Почему он заговорил о ней в моем присутствии? Вряд ли епископ Костер знал что-то наверняка, иначе я уже была бы не здесь, а в королевской темнице но…

— Вы хотите знать, не слышала ли я что-то о прин… леди Инилее?

— А вы слышали? — он наклонился вперед, и теперь мне было хорошо видно, его морщинистое лицо. Худое и серое, как старая бумага.

— Увы, ваше Превосходительство, гораздо чаще я слышу о себе и своем муже, — я горько усмехнулась. — Сказать по правде, думала, что и вы позвали меня сюда по этой причине.

Лучшая защита — это нападение. Судя по лицу епископа, он не ожидал, услышать этого и даже немного растерялся, но быстро взял себя в руки.

— Здесь все знают о том, кто вы и, кто ваш муж, леди Стенсбери, — сказал он многозначительно. — И то, что вы дружили с еретичкой.

— А еще сама исповедовала старую веру. Зачем вы позвали меня, епископ? — я посмотрела ему в глаза. — Допросить? Арестовать? Не нужно ходить кругами, я не такая, как другие фрейлины королевы. Со мной можно говорить прямо. Так скажите, чего вы хотите?

— От вас ничего, — он пожал плечами, хотя и выглядел удивленным. — Всего лишь посмотреть, что вы из себя представляете. Моя работа наблюдать и защищать.

— Что ж, полагаю, вы уже сделали обо мне вывод. Если я представляю опасность, извольте арестовать меня. А нет — разрешите идти. Меня ждут обязанности фрейлины, а Ее Величество не любит, когда дамы опаздывают.

Из покоев епископа я вышла на негнущихся ногах. Его острый взгляд, буравящий мою спину, буквально ощущался физически. Коридоры дворца заливало солнце, и я чувствовала себя вампиром, вылезшим из пыльного склепа — глаза щипало от яркого света, но в тот момент это было меньшей из моих проблем.

Можно считать, что разговор с Костером прошел лучше, чем мог бы, но теперь он считал меня опасной вдвойне. О, да… он, определенно, был не глуп. А еще имел большое влияние на королеву.

Дворец, конечно, всегда был той еще змеиной норой, но теперь эти змеи оголодали, как никогда. Они жаждали мяса, теплой и свежей плоти, в которую можно вонзить зубы, отравить ядом, а когда жертва ослабеет и размякнет — сожрать. Я была добычей, маленькой белой мышкой, которую бросили в аквариум с аспидами.

Чего мне хотелось тогда более всего? Оказаться за много миль от Арана, в мрачноватом, но уже ставшем родным Фитфилд-Холле. Греться у камина, укрывшись меховым пледом, засыпать и просыпаться в крепких объятиях Ричарда, зная, что пока он рядом, ничего дурного не случится. Жизнь на севере казалась мне скучной, а теперь я готова была отдать все, чтобы вернуться в Нальгорд. «Если хочешь туда вернуться и вообще выбраться отсюда живой, соберись и прекрати себя жалеть».

* * *

— Ты правильно сделала, что повела себя с ним именно так.

О разговоре с епископом я рассказала Ричарду только на следующее утро. Он вернулся ближе к полуночи, уставший и напряженный. Лег в постель и буквально через пару минут уснул.

— Думаешь?

— Пусть теперь он будет наблюдать за тобой вдвойне, но если бы испугалась, ему было бы легче тебя сломать. — Ричард задумчиво почесал подбородок. — Значит, этот старый лис крепко за нас взялся. — Он внимательно посмотрел на меня. — Прости, что втянул тебя во все это.

— Не нужно извиняться. — Я прильнула к нему и уткнулась носом в грудь. — Это мой выбор, я сама так хотела. И счастлива, что вышла за тебя замуж.

Он легонько приподнял мою голову за подбородок, посмотрел в глаза и улыбнулся.

— Правда?

— Нет, я пошутила. Ты отвратительный муж.

Он рассмеялся и прижал меня к себе. Так странно. Мы были женаты меньше года, но уже столько пережили, и оттого казалось, что прошел целый век. Могла ли я подумать, что отправляясь в Нальгорд, иду навстречу таким авантюрам? Моя жизнь была расписана и предсказуема до зубовного скрежета, все в ней было ясно и понятно, а теперь пошло наперекосяк. Но, будь у меня выбор, и знай я, что меня ждет, поступила бы точно так же.

— Мы сделаем то, что должны. Ничего не бойся, Лиз. С тобой все будет хорошо, — пообещал Ричард. — Даю слово.

— С нами, — серьезно уточнила я, разворачивая его лицо к себе. — С нами, Ричард. Со мной и с тобой.

Стоит ли говорить, что о нашем разговоре с епископом королева узнала в тот же день? Тогда она ничего не сказала, просто приняла это к сведению, но на следующей неделе ее доверенная, та самая пожилая фрейлина, сообщила, что Беренгария желает меня видеть.

Сказано это было в присутствии других дам — после обеда мы, как обычно, сидели в гостиной за рукоделием. Я и раньше не очень-то жаловала это занятие, а теперь, когда сидеть с пяльцами приходилось ежедневно, тихо ненавидела.

— Ее Величество ждет вас в своих покоях.

Другие фрейлины, как по команде, замерли, перестав орудовать нитками и иголками. Никто и слова не сказал, но все взгляды обратились в мою сторону. Я была готова поклясться, что компаньонка Беренгарии сделала это специально.

Под обстрелом шести пар глаз я встала и последовала за Катериной, даже не взглянув в их сторону. Спрашивать, о чем именно хочет поговорить королева, не имело смысла, да я и так знала ответ.

— Ваш наряд слишком откровенен, — сухо заметила Катерина, когда мы остановились у дверей.

— В самом деле? — Я опустила глаза к декольте. Широкое, чуть открывающее плечи, но все не очень глубокое и оставляющее простор воображению. — Не заметила. Я слышала, в юности, Ее Величество любила такой фасон.

Фрейлина поджала губы, но ничего не ответила и открыла двери, впуская меня в покои королевы.

Вопреки моему ожиданию, окна ее приемной сегодня были открыты, и просторную комнату заливал солнечный свет. Правда, он же и выставлял напоказ ее увядающую красоту — нездоровую бледность потерявшей упругость кожи, потухший взгляд и проседь в некогда медно-рыжих волосах.

Она была облачена в темно-красное платье, расшитое по корсажу черным бархатом. Глухой вырез закрывал горло почти до подбородка, но все равно не скрывал складок и пигментных пятен на шее. Ей было всего сорок два, на три года меньше, чем Эбигейл, но по сравнению с королевой, тетушка все равно выглядела моложе.

— Ваше Величество. — Я поклонилась.

— Добрый день, Элизабет. Проходите, — она грациозным жестом указала на глубокое кресло рядом с ее. — Я слышала, вы беседовали с епископом Костером.

Мне понравилось, что она не стала ходить вокруг да около в отличие от уже упомянутого епископа. Всегда легче общаться с человеком, если он говорит прямо.

— Какое впечатление он на вас произвел?

— Его Превосходительство человек дела, — расплывчато ответила я. — Хотя, признаюсь, мне было немного не по себе.

Возможно, не следовало говорить это, но королева производила впечатление человека прозорливого и хорошо разбиралась в людях. Она в два счета раскусила бы мою фальшь, начни я лукавить.

— У отца Костера нелегкая работа, — согласилась Беренгария. — Это накладывает отпечаток. Но я позвала вас не затем, чтобы поговорить о нем. Я хочу поговорить о вас. — И, не дожидаясь ответа, продолжила, — Вижу, вы не слишком поладили с другими дамами.

— Они видят во мне чужачку, — улыбнулась я. — Что и понятно. Впрочем, двор не то место, где следует заводить друзей.

Королева сощурилась. Было невозможно понять, устроил ее такой ответ или нет, но слово не воробей. Я смело посмотрела ей в глаза.

— Что верно, то верно, — впервые за все время я увидела улыбку на ее лице. — Вы производите впечатление умной и расчетливой женщины. Это хорошее качество. А еще мне нравится, что вы всегда говорите прямо.

— Иногда мне приходится лгать, — честно призналась я, чувствуя облегчение. — Но вы, Ваше Величество, не тот человек, с которым пройдет этот трюк.

Беренгария рассмеялась. Впрочем, это слово, пожалуй, не слишком подходило. Это был, скорее, тихий смешок, но в этот момент ее лицо показалось мне по-настоящему живым.

— Раз уж мы договорились быть честными, скажите откровенно, что вы обо мне думаете?

А вот здесь нужно соблюдать предельную осторожность. Не могла я же признаться, что жалела ее и считала несчастным человеком.

— Теперь мне ясно одно, Ваше Величество. Доверять надо не сплетням, а глазам.

— И что же говорят вам ваши глаза? — она внимательно посмотрела на меня.

— До меня доходили слухи о вашей жесткости и вероломстве, но, встретив вас лично, я убедилась в обратном. Что же до остального… Увы, я не сведуща в государственных делах, и не мне судить о политике. Меня учили не править, а быть хорошей женой и матерью.

— Это верно, — кивнула она. — Удел женщины следовать за своим мужем. Даже если мы считаем их неправыми. — В этих словах скользнуло что-то очень личное, и на секунду я увидела боль в ее глазах.

— Ваше Величество, я…

— Сейчас лучше помолчать, Элизабет, — королева приложила палец к губам.

— Я поняла Вас, Ваше Величество. — Мне и впрямь не стоило расслабляться и терять бдительность.

Она поманила кого-то из темного угла комнаты, и на свет вышла девочка-служанка с подносом, на котором стояли графин и два бокала.

— Рулеонское — пояснила королева. — Угощайтесь, Лиз.

Никто кроме Ричарда не называл меня так. Элизабет, леди Элизабет, миссис Стенсбери… Но не Лиз. Так обращаются к близким людям или хорошим приятелям — но значит ли это, что Беренгария доверяет мне?

— Отныне я бы хотела видеть вас в числе моих приближенных дам. Считайте, что с этого дня вы находитесь под моим покровительством.

Из приемной королевы я вышла в смятении. Чувствовала себя хуже некуда, на душе было липко и гадко. «Кровавая Беренгария», которую все это время рисовало мое воображение, оказалась обычной женщиной, нуждающейся в друзьях. Муж, которого она любила, бросил ее и страну, уехал в Рулеон, ожидая ее смерти. По слухам, Годефри уже и к Инилее посылал своих людей, предлагая брак, хотя супруга его еще ходила по земле.

Но почему Беренгария приблизила меня к себе? Я меньше всего подходила на роль доверенной фрейлины — не было ли это попыткой уличить меня? И что теперь писать Инилее? Откуда мне знать, что человек, который передает эти письма, не предаст нас?

— Ниоткуда, — мрачно сказал Ричард, когда я пересказала ему наш разговор и поделилась своими опасениями. — Но выбора нет. Роберт никогда не навредит Инилее, и он умеет подбирать нужных людей. — Ричард посмотрел на меня. — Но это не значит, что гонца нельзя перекупить. Цена есть у каждого.

— Даже у нас, — грустно ответила я.

По сути все было так. Мы тоже продались, хоть и не за деньги, но за идею, в которую верили.

— Ты узнал что-нибудь сегодня?

— Конюх, который прислуживает Инилее, шпион графа Фернского. А тот дружен с епископом Костером. Я уже отправил депешу в Эрбишир. Роберт с ним разберется.

Я напрягла память, пытаясь вспомнить, как выглядит этот самый слуга.

— Но он же совсем ребенок!

— Да, ему всего тринадцать, — подтвердил Ричард. — И он тоже хочет денег. А граф Фернский богатый человек.

— И что с ним сделает Роберт? — тихо спросила я, хотя и так все понимала.

— Не знаю. Но я дал слово защищать тебя, Инилею и наших друзей, а потому делаю то, что должен.

Вот она — цена светлого будущего, которое, может, и не настанет. Сколько еще крови и поломанных жизней будет на нашей совести, прежде, чем мы дойдем до финала? Но самое главное — это никогда не закончится. Кто бы ни сидел на троне, в чьих бы руках ни находилась власть, грязные игры будут продолжаться. Нет правых и неправых — лишь извечная человеческая борьба. Самый древний закон природы. Или ты, или тебя.

ГЛАВА 29

После разговора с Беренгарией мое положение несколько улучшилось. Близость к королеве приносила свои плоды. Теперь я сопровождала ее на всех прогулках, во время молитвы в храме стояла по правую руку, и сидела рядом за трапезой. Неприятие со стороны других фрейлин возросло, как минимум, вдвое, но я не обращала на это внимания. Их неловкие попытки задеть меня за живое, с треском проваливались. Особенно старалась Изабелла. Она не упускала случая назвать меня деревенщиной (что было странно, ведь я родилась и выросла в Аране), а Ричарда дикарем.

— Каково это, быть женой еретика, леди Стенсбери? — громко спросила она, когда после обеда мы занимались рукоделием.

— Лучше, чем старой девой, дорогая, — ответила я, не отрываясь от вышивания.

Если бы взгляды могли убивать, мое бездыханное тело уже валялось бы на полу. Странно, но сейчас эти колкости не вызывали гнева, а порядком забавляли. И все же, я напомнила себе об осторожности — не терять бдительности и не задирать нос слишком высоко. Коварная спесь погубила немало достойных людей.

— Ты думаешь, если Ее Величество благоволит тебе, то ты в безопасности?

Изабелла вскочила и в два шага пересекла комнату. Она стояла надо мной, полыхая от гнева.

— Если тебе есть, в чем меня обвинить, ступай к епископу или Ее Величеству, — я отложила вышивание и посмотрела ей в глаза.

Зрительный поединок продолжался несколько секунд, но мне они показались неестественно долгими.

— Рано или поздно ты допляшешься, мерзавка, — прошипела Изабелла. — Ее Величество прозреет и увидит, что ты на самом деле из себя представляешь.

Остальные фрейлины замерли в любопытном ожидании. Пять пар глаз уставились на нас.

— Это все, что ты хотела сказать?

Она посмотрела на меня так, будто хотела ударить, и в какой-то момент я действительно поверила, что Изабелла сделает это, но она лишь зло сверкнула глазами и вернулась на свое место.

Итак, я, кажется, нажила себе еще одну врагиню. Сколько же человек хотят видеть меня, корчащейся в огне? Епископ, граф Фернский, Изабелла… И, возможно, королева. Не так уж много, если не брать в расчет еще сорок-пятьдесят имен. Можно сказать, дела идут хорошо.

* * *

Уже упомянутый граф Фернский тоже не стал тянуть с личным знакомством и подошел ко мне на второй день пребывания во дворце. Тогда мы перекинулись парой дежурных фраз и разошлись. После этого он несколько раз заговаривал со мной на ужинах и воскресной службе, а один раз подловил в коридоре. Я шла в свои покои после стычки с Изабеллой, и мысли мои были заняты обдумыванием ситуации.

— Добрый день, леди Стенсбери.

Я остановилась. Передо мной стоял граф Фернский, он же Артур Ховард. Одетый с иголочки, с подстриженной на рулеонский манер бородой и предельно галантный. А еще опасный как сам дьявол.

— Здравствуйте, милорд.

Я не испытывала ни малейшего желания заводить с ним разговор. Хитрый лис еще при старом короле показал феерическое умение идти по головам, унаследовав сей талант от отца.

— Вы спешите?

— Должность фрейлины накладывает определенные обязательства, милорд, — улыбнулась я.

— Да, да, — он понимающе кивнул. — Чем ближе к короне, тем больше забот. Но, согласитесь, то, что мы получаем от этого положения, сглаживает мелкие неудобства.

Было неясно, выполнял ли он поручение Беренгарии, или играл за самого себя, но существенного значения это не имело — от графа следовало держаться подальше.

— Не могу не согласиться, милорд.

Ховарду недавно исполнилось двадцать шесть, но уже сейчас он подавал большие надежды, и задался целью превзойти по влиянию покойного отца.

— Наконец-то выдался погожий денек, — граф посмотрел в окно. — Составите мне компанию на прогулке? — Он заговорщицки улыбнулся. — Уверяю, вашей репутации это не повредит.

С позиции здравого смысла лучше было отказаться, но не стоило забывать, зачем я здесь. Граф Фернский состоял в королевском совете и многое знал. Разговорить его сложно, но попытаться стоит. В любом случае, потенциальных врагов следует держать еще ближе, чем друзей.

— С удовольствием, милорд, — я протянула ему руку. — Я и сама думала о том же.

Королевский сад был отдельным миром. Он не пустовал никогда, а большинство людей, с виду мирно гуляющих по аллеям, являлись чьими-то шпионами. Рыжеволосая красавица Джейн Уоррингтон, занятая вышиванием — наперсница епископа; загорелый юноша, одетый на восточный манер — работал на лорда-канцлера, а шумная стайка молодых девиц были доносчицами Изабеллы. Наверняка, и у Ховарда имелись здесь свои глаза и уши.

Он увел меня с главной дороги на тенистую аллею. Голоса и шум остались позади, и нас окружили шелест листьев и щебетание птиц. Не знай я графа так хорошо, подумала бы, что он хочет меня соблазнить, но Артур, несмотря на молодость и здоровье, не разменивался подобными авантюрами.

— Я слышал, Ее Величество приблизила вас к себе. Как ее здоровье? Я очень переживаю за королеву, она много сделала для нашей семьи.

Ну, конечно, он переживает. Если Беренгария умрет, Ховарды окажутся в подвешенном состоянии. Инилея писала, что не доверяет их семье, что и понятно.

— Ее состояние удовлетворительное.

Я лгала, и Артур это знал. Королеву все чаще мучили лихорадка и боли в животе. Придворный врач предполагал, что это может означать беременность, поскольку у нее уже два месяца не было кровей.

— Бросьте, миледи, — отмахнулся граф. — Мы оба знаем, что ее скоро не станет.

— Говорить о смерти королевы — государственная измена, — напомнила я.

Ховард остановился и сжал мою руку.

— Изменой будет бросить страну на произвол судьбы, — сказал он жестко. — Вы ведь тоже думаете о собственном будущем.

— И потому осторожна в своих словах, милорд. Королева жива, и власть в стране принадлежит ей. Как и наши жизни.

Артур ослабил хватку.

— Вы умная женщина, поэтому я и позвал вас сюда. Со мной можете говорить откровенно.

— Что вы хотите от меня услышать?

— Правду.

— Но вы еще не задали вопрос.

Граф улыбнулся.

— Кто вы, леди Стенсбери?

— А вы?

— Я тот, кто может спасти страну.

Самоуверенности Артуру было не занимать. Вот только непонятно, на чьей он стороне. Граф часто подвязался с рулеонцами, и одновременно проводил время с послами из восточных краев, дружил с епископом и часто бывал в покоях королевы.

— Смелое заявление. Да помогут вам боги в этом благородном деле.

— Если бы я хотел причинить вам вред, то уже сделал бы это. Но я вижу в вас союзницу. Вы близки к королеве и располагаете информацией. А еще я знаю, что ваша семья нуждается в деньгах. Во всяком случае, раньше нуждалась. — Он окинул меня взглядом. — В последнее время у вас появилось много новых нарядов.

— Так, вы хотите знать, на кого я работаю?

— Нет, — улыбнулся он. — Мне это не интересно. Я хочу, чтобы вы работали на меня.

Конечно, граф знал, что у меня есть покровитель, но это и не было секретом. У всех, кто находился при дворе, они имелись. В том числе и у самого Ховарда. Около двух недель назад Ричарду стало известно, что Артур шпионит для принца Годефри, но выдавать его было не в моих интересах.

— И какого же рода услуги я должна буду оказывать?

— Ничего такого, миледи, — поспешил успокоить он. — Просто наблюдать, смотреть и делиться этим со мной. Со своей стороны я гарантирую вам безопасность и достойное вознаграждение.

— Должна вас разочаровать, мне это не интересно, милорд. Боюсь, вы зря потратили время.

— Ну, что вы, — граф взял меня под руку, — разве может общество столь прекрасной женщины быть тратой времени? Запомните, Лиз, — он остановился и посмотрел мне в глаза, — я ваш друг.

— Возьму это на заметку, милорд.

ГЛАВА 30

Я написала о нашем разговоре Инилее. Наверное, нужно было упомянуть и здоровье королевы, но вдруг, совершенно некстати, я испытала угрызения совести. Беренгарию окружали шпионы и доносчики: граф Фернский, епископ, я и еще боги знают сколько людей.

В последние несколько дней ее состояние ухудшилось. Она не выходила на улицу и почти все время проводила в постели. Я видела, насколько сильна ее боль, хоть королева и не показывала этого.

— Этот дурень врач утверждает, что я беременна, — скрежетала она зубами, пока я утирала пот с ее лба. — Вздор. А все-таки, как жаль, что у меня нет наследника.

— У вас есть сестра, Ваше Величество, — робко напомнила я.

Другие фрейлины находились за дверью, и кроме нас в спальне были только три молоденьких служанки.

— Еретичка! — рявкнула королева. — Я пыталась вразумить ее и вернуть в лоно истинной веры, но эта девчонка… ооох… — Беренгария снова скривилась от боли.

В покоях стояла духота и неприятный запах, но этот безмозглый врач запретил открывать окна и шторы. Можно подумать, вонь и тусклое мерцание свечей пойдут кому-то на пользу.

— Тише, тише, Ваше Величество, — я протянула ей стакан воды. — Простите меня за эти слова, я просто хотела сказать что-то, что успокоило бы вас.

— Иногда лучше молчать.

— Еще раз прошу меня простить.

Я действительно не злилась на нее и не могла даже представить каково это — терпеть столь сильную боль. Боль душевную и физическую.

…Временами казалось, что ее нездоровье передается окружающим. Не в плане заразности, нет — но оно, словно… затягивало в свой черный омут тех, кто находился рядом.

Выходя из ее покоев, я чувствовала себя иссушенной, опустошенной, и несколько раз мучилась головными болями и ломотой в суставах. Но больше всех доставалось Катерине, старшей фрейлине, что была особенно близка к Беренгарии и проводила с ней почти все время.

Но главное — я больше не видела в королеве чудовища. Хотелось облегчить ее состояние, но разве можно помочь тому, кто отвергает любую поддержку?

* * *

Своими размышлениями я поделилась с Ричардом. Он разделял мою позицию, но напомнил о том, что в первую очередь мы должны думать о собственном будущем.

— У меня есть Анна и ты. Есть Маргарет. Королева скоро умрет, ты знаешь это не хуже меня, Лиз. Что будет тогда? Думаешь, я желаю Беренгарии зла?

— Нет. Я так не думаю, потому что знаю тебя. Но это очень тяжело. Понимаешь, я… Я так запуталась, Ричард! Все оказалось не так, как я ожидала. Я думала, что королева чудовище и ненавидела ее, а теперь… Где правда?

За несколько месяцев, проведенных при дворе, я чувствовала себя постаревшей на тысячу лет. Постоянное ожидание, подглядывание, подслушивание, все эти тайные переписки… Казалось, во мне не осталось ничего от себя прежней. Дворцовые интриги убивали в людях все лучшее, выжигали душу, оставляя только самые низменные чувства — алчность, честолюбие и жажду наживы. Но хуже всего — я понимала, что тоже становлюсь такой же.

— Я так боюсь, что мы потеряем друг друга.

— Не потеряем, — Ричард прижал меня к себе. — Все будет хорошо.

— Как ты можешь обещать это? — я подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Потому, что я твой муж и дал клятву тебя защищать. А еще я люблю тебя, — добавил он тихо.

* * *

— Сегодня можете отдохнуть, леди, — сказала королева, когда мы вышли из Храма после воскресной службы. — Мне нужно помолиться в одиночестве.

На лицах девушек отразилось облегчение. В обычные дни после проповедей Беренгария возвращалась к себе в покои, где продолжала молиться еще час-полтора. Нам, как приближенным дамам, полагалось делать это вместе с ней. Мы собирались в кружок, вставали на колени и, склонив головы, читали священные тексты.

Благо, Ее Величество разрешала нам класть под ноги подушки, иначе суставам пришлось бы несладко. По завершению этого ритуала у меня болела шея и сводило руки. Оставалось загадкой, как все это выдерживала сама королева, учитывая ее состояние. А предложить ей отказаться или хотя бы сократить время бдения, ясно дело, никто не решался.

— Ваше Величество, — я поклонилась и с трудом сдержала вздох облегчения.

Полтора часа свободы! Невиданная роскошь для воскресного вечера! Жаль только, что Ричард еще не освободился — я бы с удовольствием провела с ним немного лишнего времени.

Куда же отправиться? Сидеть в душном и темном дворце не хотелось — я и так проводила в нем бóльшую часть времени. Посмотрела на небо. Солнце клонилось к закату, весенний воздух был прохладен и чист; пахло свежестью и молодой листвой.

Решение пришло сразу. Улыбнувшись собственным мыслям, я направилась в Королевский Сад. Отыскать тихий закуток было задачкой не из простых, но я знала одно местечко.

Когда аллеи и скверы с фонтанами остались позади, тропинка вывела меня к лабиринту из живых кустов. В детстве, когда мы с Эбигейл и Андри еще жили при дворе, я обожала бывать здесь. Особенно мне нравилось играть в прятки с молодой гувернанткой — я убегала, она искала. А иногда мы воображали себя искателями приключений — сворачивали с одной дорожки на другую, оставляли «метки» в виде цветных лент, привязанных к кустам, или разбрасывали хлебные крошки.

Лабиринт был таким большим и запутанным, что до центра мы доходили всего несколько раз, а от начала до конца так и не прошли. В детстве он казался мне живым: ходы словно менялись, играли с нами, и там, где еще минуту назад дорожка упиралась в тупик, неожиданно возникал проход.

Сейчас, когда я повзрослела, лабиринт перестал быть сказочным, но остался таким же запутанным. «Вот возьму и пройду тебя до конца», подумала с улыбкой и, подобрав юбки, ступила на тропинку. Маленький вызов самой себе. И, конечно, волшебному лабиринту.

Некоторое время спустя я поняла, что переоценила собственные силы. Центр нашла без труда: посидела у пруда с кувшинками, накормила птиц семечками, но, продолжив путь, сбилась с дороги.

Тропинки петляли, упирались в зеленые стены или выводили обратно к центру. В очередной раз оказавшись возле пруда, я села на скамейку. Ладно, отложим покорение до лучших времен.

Солнце почти опустилось за горизонт, зажглись на небе первые звезды. Начинало темнеть. Молодец, Элизабет. Не хватало только опоздать к ужину. Вряд ли Беренгария отправит меня за это на костер, но выговора не избежать. А подрывать доверие королевы не хотелось.

Вздохнув, приняла решение вернуться, однако, через несколько минут осознала, что и обратную дорогу найти не могу. Выругавшись сквозь зубы, когда уперлась в очередной тупик, повернула обратно. Рано или поздно, меня, конечно, найдут, но не кричать же во весь голос «Ау!» То-то будет потеха для окружающих. Так что этот вариант оставила на крайний случай.

Миновав очередной поворот, остановилась. За стеной из живых кустов слышались голоса. Хвала богам! Надеюсь, в отличие от меня, они знают, где выход. Я уже собралась окликнуть их и попросить подождать, когда поняла, что один из голосов принадлежал Изабелле Дуссантес. Не лучшая компания для вечерней прогулки.

Кстати, что она тут делает? Прислушалась. Вторым собеседником оказался мужчина. Ну и ну! Чопорная дамочка завела кавалера? В груди закопошилось любопытство. На цыпочках я подошла к стене и осторожно раздвинула листья. Совсем чуть-чуть, чтобы иметь возможность разглядеть парочку.

Мужчина стоял ко мне спиной. Узкие плечи, худощавый торс. Чуть отросшие темные волосы, вьющиеся на концах. Артур Ховард! Да точно он. Я затаила дыхание.

— Я рассчитываю на вас, миледи.

В сгустившихся сумерках было сложноразглядеть ее лицо, но Изабелла выглядела сосредоточенной. И взволнованной.

— Я ценю это, милорд.

Артур сунул руку во внутренний карман дублета и достал свиток, перевязанной бечевкой с печатью.

— Спрячьте это и понадежнее.

Изабелла нахмурилась.

— Что в нем?

Ховард огляделся.

— Будущее.

— Но я не… — Изабелла вытянула руку, но взять свиток не спешила. Нервно сглотнула.

— За мной наблюдают. Хранить его у себя слишком опасно. А вы всего лишь фрейлина, к вам не проявляют интереса.

Изабелла занервничала.

— Я ценю ваше доверие, и, конечно, разделяю взгляды, но если его найдут…

— Так сделайте так, чтобы не нашли, — жестко прервал он. — Принц Годефри не забывает друзей. С ними он почти так же щедр, как суров с врагами.

— Понимаю, — голос Изабеллы дрогнул.

— Вот и отлично. — Я не могла видеть его лица, но была готова поклясться, что граф Фернский улыбнулся. — К тому же… — сладко продолжил он, — вам стоит опасаться немного другого. Если не те люди узнают, что вы…

— Я вас поняла. — Изабелла забрала свиток из его руки. — Не волнуйтесь, милорд. Никто не увидит этот документ. До поры до времени. Уж я-то постараюсь.

— Разумеется, постараетесь, — усмехнулся он. — Мы с вами в одной упряжке, леди Дуссантес.

* * *

Во дворец я вернулась уже затемно. В зале, предназначенном для отдыха фрейлин, меня поджидала Катерина. Старшая дама королевы стояла у окна и, как только я вошла, повернулась и быстрым шагом двинулась навстречу.

— Леди Элизабет. — Ее губы были сжаты в тонкую нитку, глаза прищурены. — Вы пропустили ужин. Чем изволите объяснить сию оплошность?

— Боюсь, мне нечего сказать в свое оправдание, миледи, — я виновато опустила голову. — Засиделась в Королевском Саду. Готова понести наказание.

Катерина сердито цокнула.

— Это решать не мне, леди Элизабет. Но в моей власти сделать вам выговор. Вы — придворная дама королевы, и не просто фрейлина. Одна из приближенных. Для женщины вашего положения такое поведение недопустимо.

Остальные девушки злорадно смотрели на меня и тихонько хихикали. Все, кроме Изабеллы. Не поднимая головы, она демонстративно занималась вышиванием.

— Совершенно согласна, леди Катерина. Скажите Ее Величеству, что я приношу свои глубочайшие извинения.

— Я передам королеве ваши слова, — фыркнула она.

— Если это возможно, я бы хотела извиниться лично.

Пальцы Изабеллы, орудующие иголкой, остановились. Но она по-прежнему не смотрела в мою сторону.

— Ее Величество уже отправилась на покой. Советую вам поступить так же.

* * *

— Надеюсь, ты не собираешься прямо сейчас бежать к королеве? — Ричард строго посмотрел на меня.

— Разумеется, нет. — Его слова в некоторой мере даже обидели. — Ни улик, ни доказательств. Я даже не знаю, что это был за документ. А Ховард выкрутится, только дай шанс. Тем более, он близок к Беренгарии. — Я немного помолчала. — Как думаешь, что там?

Ричард хмыкнул.

— Известно что. Заговор. Вот только, в чем он заключается, нам неизвестно.

— Думаешь, они хотят убить королеву? — я вздрогнула, когда произнесла это вслух.

Подслушивать было некому, но я уже нигде не чувствовала себя в безопасности. Даже в супружеской спальне.

— Возможно. Но без конкретных фактов у нас связаны руки.

Я задумчиво посмотрела на него.

— Ты будто и не удивлен.

Ричард поднял бровь.

— А ты да?

— Честно? Не знаю, — пожала плечами. — О том, что здесь на каждом шагу заговорщики, известно даже прачкам и конюхам, но убийство королевы…

Ричард сжал мою руку. Крепко. Властно.

— Даже не смей соваться в это дело, Лиз. — Он развернул мое лицо к себе. — Поняла?

— Перестань, Ричард. Думаешь, я хочу прогуляться до эшафота?

Он немного расслабился.

— Конечно, нет. Ты умная женщина, — ласково погладил меня по щеке. — А еще, — Ричард улыбнулся краешками губ, — я знаю, что у тебя обостренное чувство справедливости.

— Как и у тебя, — улыбнулась в ответ. — Так что же нам делать?

— Напишем Инилее. О чем бы ни говорилось в том документе, здесь налицо государственная измена. Пусть теперь Роберт этим занимается.

ГЛАВА 31

Я все же немного слукавила. Увиденное в лабиринте потрясло меня до глубины души: одно дело догадываться, что кто-то плетет заговор у тебя под носом, и совсем другое, убедиться в этом лично.

Королеве грозила смертельная опасность. И, возможно, не только ей. Если Годефри задумал переворот, он вряд ли пощадит Инилею. От самой принцессы я знала, что супруг королевы уже посылал к ней своих людей, недвусмысленно намекая на брак. Это при живой-то супруге!

Само собой, Инилея ему отказала, пусть и мягко, очень по-светски. Но форма значения не имела. Годефри понял — союзу не бывать. А значит — Инилея теперь препятствие. Помеха, которую надо устранить.

Но что же он задумал? Неужто и впрямь вознамерился убить королеву? Или собрал фальшивые доказательства против принцессы, надеясь, что второго предательства Беренгария не простит?

Строить догадки не имело смысла. Ровно, как и идти к королеве, не имея прямых доказательств. Ответ напрашивался сам собой — надо увидеть документ. А для этого — попасть в комнату Изабеллы.

Просить помощи было не у кого. Единственный человек, в котором я не сомневалась — Ричард, но, узнай он у моих намерениях запер бы в комнате или, чего хуже, вернул обратно в Нальгорд. Придется действовать самой. На страх и риск.

Какая-то часть меня противилась, убеждала в бессмысленности такой авантюры: что мне, в конце концов, за дело до королевы? Мы не родственницы и не подруги. Более того — по ее милости на костре сожгли бедняжку Молли. Ну, ладно, приказ отдавала не сама Беренгария, а ее люди, но сути это не меняло.

И все же… За несколько месяцев во дворце мой мир перевернулся с ног на голову. Королева не была ни чудовищем, ни даже злодейкой. И, как бы странно это ни звучало, я верила, что у них с Инилеей еще оставался шанс на примирение.

А главное — если заговор существует, и принц Годефри получит власть, то превратит страну в пепелище. И тогда нигде уже не будет безопасно, даже в Нальгорде.

* * *

Я знала, где находилась комната Изабеллы, как знала и то, что она всегда запирала ее на ключ. Но даже не это было главное проблемой. Открыть примитивный замок шпилькой не составляло труда, а вот улучить момент и войти незамеченной — другое дело.

И, тем не менее, случай представился. Спустя три дня после произошедшего в лабиринте, Изабелла, по поручению королевы отлучилась в город. Сославшись на головную боль, я отпросилась у Катерины за лекарством от мигрени. Пусть и нехотя, но старшая дама согласилась, уточнив, что на все про все дает мне полчаса.

Воровато оглядываясь, я стояла у двери. Руки подрагивали. Коридор был пуст, но здесь даже у стен имелись глаза и уши. Если поймают с поличным — выговором точно не отделаюсь.

Вдох-выдох. Если решила — надо идти до конца.

Замок поддался легко. Чувствуя себя преступницей, осторожно толкнула дверь и вошла в комнату.

Осмотр шкафов, ящиков и комодов ничего не дал. Закончив с легкодоступными местами, заглянула под кровать, приподняла матрас, ощупала пол и стены на предмет тайников, но все оказалось тщетно. И вдруг под ногой скрипнула половица.

Я опустилась на корточки и осторожно пошевелила доску. Та поддалась. Под ней обнаружилось небольшое углубление, а в нем большая деревянная шкатулка. Ладони вспотели, сердце ускорило ритм.

До ушей долетели чьи-то голоса. Я вздрогнула и едва не выронили шкатулку, прежде, чем поняла, что доносятся они с улицы.

…Замочек не поддавался. Даже шпилька не помогла. Весила шкатулка совсем немного, а внутри что-то глухо постукивало.

В коридоре послышались шаги. Проклятье! Быстро положила шкатулку в углубление, вернула доску на место и выскользнула за дверь.

Как выяснилось через минуту — сделала это очень вовремя. Вернулась Изабелла. За несколько секунд до ее появления я успела юркнуть в нишу за рыцарскими доспехами. Девушка прошла мимо меня, но возле двери остановилась.

«Вот же адова бездна!», запоздало опомнилась я. Забыла запереть дверь. Изабелла нахмурилась, огляделась. Я стола, вжавшись в стену, и боялась пошевелиться. Выдохнула лишь когда она зашла в комнату, и щелкнул ключ в замке.

К себе в покои вернулась взвинченной и разочарованной. Вылазка не удалась. И, хотя я была уверена, что в шкатулке хранились доказательства заговора, мои домыслы ничего не значили. И все же, следовало поставить в известность Роберта и Инилею.

* * *

Беренгария, определенно благоволила мне, но я по-прежнему не знала, как трактовать ее расположение. Королева изъявила желание, чтобы я находилась рядом с ней прогулках, трапезе и богослужениях. Иногда, в часы отдыха, она отсылала других фрейлин, и мы оставались наедине и много говорили: Ее Величество оказалась умной и приятной собеседницей, к моему удивлению, даже не лишенной чувства юмора, пусть и весьма специфического.

— Я знаю, что вы и ваш муж держитесь старых традиций, — сказала она однажды.

— Тогда почему мы все еще живы?

Я говорила спокойно, но пальцы предательски теребили подол платья. Беренгария заметила это и улыбнулась краешками иссушенных губ.

— Если сжигать всех иноверцев, страна останется без дров.

Я могла бы поспорить с этим заявлением — епископ Костер не пожалел бы и последнее дерево, если бы королева дала ему отмашку творить все, что вздумается. «Иногда лучше помолчать, Лиз», вспомнились мне слова Беренгарии.

— Конечно, это меня печалит, — продолжала она. — Тем более, что таких, как вы, при дворе гораздо больше, чем можно подумать.

Но говорили мы не только о религии. Иногда, когда ей ненадолго становилось получше, королева пускалась в воспоминания и рассказывала о своем детстве: о том, как мать играла с ней в прятки в лабиринте, а отец заваливал дорогими подарками.

— А, знаете, Лиз, в детстве мы с Инилеей были очень дружны. Хотя она росла просто невозможным ребенком: вечно шалила, убегала от нянек и нарушала все правила. Когда отец отправил на казнь нашу мать, Инилее было всего четыре. Тогда она, конечно, не понимала, что случилось, кроме того, что мамы больше нет. — Королева покачала головой. — Целыми днями ходила по комнатам и повторяла: «Мама, мама, мама! Хочу к маме!» В такие моменты мне очень хотелось ударить ее. — Беренгария вздохнула. — Хотя, злилась-то я, конечно, не на сестру. Но меня дико бесило то, что ей, в силу возраста прощались истерики, а я, как старшая должна была держать все внутри.

— Сколько вам было тогда?

— Десять.

Я покачала головой.

— Вы были таким же ребенком.

Она грустно вздохнула.

— А еще старшей дочерью и наследницей. — По ее лицу пробежала злость. — Я всю жизнь ненавидела отца. — И добавила тихо и хрипло. — До сих пор ненавижу.

Не потому ли она с маниакальной тщательностью выжигала все то, что создал король Ортанар? Веру, реформы, традиции?

— Отец никогда не одобрил бы мой брак с принцем Годефри. Он считал рулеонцев врагами.

«И, между прочим, небезосновательно», подумала я. Эх, если бы только у меня были доказательства! С каждым днем я проникалась к королеве все большей симпатией.

— Вы бы хотели примириться с сестрой?

Беренгария покачала головой.

— Вряд ли это возможно, Лиз.

Другие фрейлины, видя то, как королева приблизила меня к себе, исходили бессильной злобой. Хотя, почему бессильной? Мне ли не знать, что большие дела часто делаются руками маленьких людей. Изабелла перестала изводить меня злобными придирками и теперь, напротив, приветливо улыбалась, не забывая интересоваться, как прошел мой день. Вполне вероятно, что Костер или кто-то еще наказал ей следить, и хитрая рулеонка наблюдала за мной, как хищник. Даже ее улыбка напоминала оскал.

С каждым днем я чувствовала, что мои силы подходят к концу, и взять их было неоткуда. По ночам мне часто снился Фитфилд-Холл и, бывало, что просыпаясь, я лежала с закрытыми глазами, цепляясь за иллюзорный мир, потому что знала — открою их, и все исчезнет.

* * *

— Я хочу домой. Хочу обратно в Нальгорд.

Было раннее утро — редкий момент, когда нам с Ричардом удавалось остаться наедине. Солнце пробивалось сквозь мутные стекла, в воздухе кружились пылинки. Я наблюдала за тем, как ветерок колышет портьеры и думала о нашей спальне в Фитфилд-Холле. Все здесь казалось чужим и враждебным, я засыпала и просыпалась с внутренним напряжением и ожиданием неминуемой катастрофы.

— Я тоже, — признался Ричард.

Он лежал на спине, закинув руки за голову. Сонный, взъерошенный и до замирания сердца родной. Я придвинулась ближе, положила голову ему на грудь и улыбнулась, почувствовав, как крепкая рука опустилась на мою спину.

Нужно сказать ему. Я долго набиралась решимости, подбирала слова и не знала, как он отреагирует. Если честно, мне самой еще не до конца верилось. Сердце заколотилось сильнее, ладони вспотели. Давай же, Лиз. Просто соберись и скажи это.

— Я вчера была у доктора Клиффорда, — собственный голос показался мне каким-то чужим.

Ричард нахмурился и серьезно посмотрел на меня.

— Ты не говорила, что плохо себя чувствуешь. В чем дело? — он приподнялся.

Я набрала полную грудь воздуха и выпалила на одном дыхании:

— У нас будет ребенок.

Сердце билось с такой силой, что казалось, еще чуть-чуть и сломает ребра. Я глядела на Ричарда, пытаясь уловить реакцию на его лице.

Он немного помолчал.

— Ты уверена?

— Доктор Клиффорд сказал, это так, — затаив дыхание, я не отводила от него глаз. — Ты… ты не рад?

Ричард продолжал смотреть на меня и, к своему облегчению, я заметила, что взгляд его потеплел.

— Это прекрасная новость, Лиз, — он улыбнулся, хоть все еще и выглядел растерянным.

Если честно, мне и самой не до конца верилось. Я беременна. Внутри меня маленькая жизнь. Ребенок. Мой и Ричарда. От этого делалось и страшно и радостно.

— Тебе нужно вернуться в Фитфилд-Холл, — его взгляд посерьезнел. — Здесь и без того опасно, а в твоем положении…

— Знаю, знаю, — торопливо перебила я и прильнула к нему, — я собираюсь написать Инилее и все объяснить.

— Она поймет, — уверенно сказал Ричард. — Но я останусь здесь. Кто-то должен держать руку на пульсе.

Я знала, что он это скажет. Мы все еще выполняли свою работу. Именно сейчас, когда обстановка при дворе накалилась до предела, королеве и ее сестре были нужны доверенные люди.

— Я не хочу оставлять тебя здесь одного. И ты нужен мне рядом.

Разве могла я спокойно жить, зная, что Ричард будет здесь, в окружении жаждущих его крови хищников? Но я знала и то, что не смогу его переубедить.

— Теперь ты в ответе не только за меня, — я положила руку на еще плоский живот. — За нас двоих.

— И потому должен остаться. Ты и сама это понимаешь.

Он опустился и поцеловал мой живот.

— Кэтрин. Мы назовем ее Кэтрин.

— Раз уж мне ее рожать, то и мне выбирать имя, — рассмеялась я. — А если это сын?

Мне хотелось назвать его Фрэнсис, в честь отца. Думаю, папе было бы приятно.

— Фрэнсис Стенсбери, — Ричард перекатился на спину и мечтательно посмотрел в потолок. — Мне нравится, как это звучит. — Виконт Фрэнсис Стенсбери из Фитфилд-Холла.

Я нырнула к нему в объятия. Только бы все получилось. Мне хотелось лишь вернуться домой, и жить спокойной жизнью — неслыханная роскошь в нынешних обстоятельствах. Но я была уверена, что Инилея все поймет.

* * *

Тремя днями позже я, как обычно, спешила в покои королевы. В последнее время Беренгария изъявила желание видеть меня за завтраком.

Все мои мысли были заняты обдумыванием предлога. Требовалась убедительная причина, чтобы покинуть двор, не вызвав подозрений. Я не сомневалась, что Инилея разрешит мне вернуться в Нальгорд и уже отправила Маргарет письмо.

— Леди Стенсбери.

Меня остановил мальчишка-слуга.

— Епископ Костер желает вас видеть.

— Хорошо, — я постаралась, чтобы моя улыбка вышла приветливой.

Его Преосвященство приглашал меня «на чашечку чая» как минимум раз в неделю. И вечно в самый неподходящий момент. Впрочем, я догадывалась, что неподходящими моменты были лишь для меня, а епископу нравилось вносить сумятицу в мои планы и подрывать душевные силы.

Итак, значит, сегодня на трапезе я не появлюсь. Королева не любила, когда фрейлины опаздывают, а еще больше — когда они не приходят совсем. Конечно, потом можно будет все объяснить, но осадок все равно останется.

Мысленно желая епископу подавиться своим «добрым чаем», я шла за слугой.

— Покои Его Преосвященства в другой стороне.

Парень обернулся.

— Сегодня епископ принимает в другом зале, — сказал он.

Мы свернули в восточную галерею, спустились вниз и оказались у тяжелых дубовых дверей. По обе стороны дежурили гвардейцы. Мальчишка постучал и, не дожидаясь ответа, пропустил меня внутрь.

— Входите, миледи.

Он закрыл за мной двери.

Еще с самого начала, когда мы пошли другим путем, меня не оставляло липкое и крайне неприятное чувство, но я приказала себе успокоиться. В моем нынешнем состоянии волнения крайне нежелательны.

Но теперь, оказавшись в душном и полутемном помещении (интересно, есть здесь вообще окна, или нет?), я напряглась. Ничего угрожающего пока не случилось, но интуиция редко обманывала меня.

— Ваше Преосвященство.

Он сидел за массивным столом, и свет двух свечей в резных подсвечниках по обе стороны выхватывал только темно-фиолетовую мантию, отороченную черным горностаем и желтоватую кожу. Глубоко сидящие глаза тонули в темноте, и были похожи на черные дыры.

— Подойди, дитя мое. — Он ласково поманил меня рукой.

На ватных ногах я подошла к нему. Обычно во время наших встреч он всегда ставил для меня кресло напротив, но сегодня его не было.

— Чем я обязана чести видеть Вас?

Сухие потрескавшиеся губы изогнулись в подобии улыбки.

— Я надеялся услышать это от вас, леди Стенсбери.

То, что это не просто беседа, было уже совершенно ясно. Значит, очередной донос. Очередной — потому что за последние два месяца их было три. Интересно, кто на сей раз? Опять Изабелла?

— Полагаю, некто снова обвинил меня в ереси или государственной измене. А, может, и том, и другом.

Епископ не спешил отвечать. Я не видела его глаз, но знала, что он изучает меня. Прощупывает, как опытный рыбак прощупывает багром дно озера.

— Это письмо позавчера попало в мои руки.

Грациозным жестом он вынул из темноты конверт и толкнул мне через стол. Я с ужасом узнала в нем свое послание Инилее.

— Я был очень огорчен, когда получил его.

Ага, огорчен, как же. Небось, радовался, как ребенок новогоднему подарку. Я чувствовала, как пол уходит из-под ног. Нужно было сохранять лицо, не показывать страха, но меня резко качнуло, и, чтобы не упасть, я схватилась за край стола.

Епископ снова улыбнулся. На сей раз, как хищник.

— Полагаю, вы знаете, что за этим последует.

Он поднялся, обошел стол и встал рядом. Я чувствовала запах его дыхания — кисловатый, отдающий испорченными продуктами. К горлу подступила тошнота.

— Позвольте мне увидеть королеву.

Шанс, что мне удастся убедить ее, минимален, но это последняя возможность.

— Королева уже в курсе и не желает вас видеть.

Епископ сделал короткий жест рукой, и из темноты явились двое гвардейцев. Я инстинктивно отступила на шаг, но сзади на плечи опустились сильные руки.

— Ну, право же, это бесполезно, миледи. Вы ведь умная женщина. — Епископ подошел вплотную. — Умеренно умная.

Из его рта пахло так, что я закашлялась. Еще секунда — и меня вывернет наизнанку. Живот скрутило. В темном помещении было душно, просто невыносимо душно. Мне хотелось выскочить на улицу, и жадно глотать весенний воздух, пока не закружится голова и не заболит горло.

— Вы арестованы по обвинению в государственной измене. — Он обратился к гвардейцам. — Позаботьтесь о том, чтобы леди Стенсбери доставили в темницу немедленно.

Меня взяли под руки и повели к выходу.

— Ах, да, — словно бы невзначай напомнил епископ, — ваш муж тоже арестован. Мы знаем, что он тайно укрывал еретиков в Фитфилд-Холле.

ГЛАВА 32

Я с трудом понимала, что происходит. Точнее, осознавала. Все было как в тумане: гвардейцы, обступившие меня с двух сторон, безучастное лицо епископа и его равнодушное «вы арестованы, миледи».

Из логова Костера я вышла в сопровождении стражи. Не знаю, специально ли, но меня провели по длинному пути, и всякий, кто встречался нам, становился свидетелем моего сокрушительного падения. Люди глазели, шептались, показывали пальцем, а некоторые злорадно усмехались. В числе последних была и Изабелла, я увидела ее как только мы вышли из покоев епископа — наверняка она подслушивала у дверей. Но рулеонка волновала меня в последнюю очередь: в голове стучало лишь «темница, темница, темница». Я думала о том, где сейчас Ричард — арестовали его, или еще нет? Позволят ли нам видеться в заключении? И главное — что теперь делать?

У меня дрожали руки, я была готова поддаться панике, но каким-то чудом умудрялась держать лицо. Наивно полагать, что мой страх может кого-то разжалобить, скорее, наоборот, именно этого они и ждут.

Без всякой надежды на успех я еще раз попросила разрешения увидеться с королевой, на что, конечно, получила отказ.

— Я должна поговорить с ней!

Неважно, что улик и доказательств у меня не было. Неважно, что Беренгария наверняка в ярости от новости, что мы с Ричардом работаем на Инилею. Плевать. Надо попытаться.

— Невозможно, миледи, — отрезал гвардеец.

— У меня важная информация.

— Вы можете передать ее нам, — бесстрастно отчеканил второй.

— Это дело государственной важности! Прошу вас, — я с надеждой посмотрела ему в глаза. И не увидела ничего. — Всего минуту.

— Приказ есть приказ, леди Стенсбери.

Второй подтолкнул меня в спину, вынуждая идти вперед.

— Вы разрешите мне взять кое-что из вещей?

У всех заключенных было такое право. Даже Молли в день ареста разрешили собрать небольшую котомку.

— Об этом вы поговорите с епископом, миледи, — отрезал гвардеец. — Сейчас нам велено доставить вас в место заключения.

Когда «путь позора» был пройден, меня посадили в экипаж с крошечными окнами, захлопнули дверь, и кучер тронулся. Гвардейцы сидели напротив, и в полумраке я видела их лица — равнодушные, ничего не выражающие. Они будто глядели сквозь меня.

Экипаж трясло на городских ухабах, по ту сторону кипела жизнь, но когда я сделала попытку отодвинуть шторку, меня грубо пресекли.

Арестованных по подозрению в измене, доставляли в крепость через «Ворота Предателей»: мы вышли из экипажа и пересели в лодку. К тому времени уже стемнело, и в сумерках королевская темница выглядела еще более неприступной и зловещей.

Под днищем лодки тихо плескалась черная вода, скрипели доски, а где-то наверху кричали в темноте вороны. Я подняла голову и вдруг ощутила себя невероятно крошечной перед этой древней твердыней, столь гостеприимно распахнувшей передо мной объятия.

Мы приблизились к огромным воротам из железа и дерева. Лодка сбавила ход. Створки медленно разошлись, и я увидела причал — впереди, у самой воды стояли трое человек в черных одеяниях, а по обеим сторонам от них гвардейцы с зажженными факелами.

— Сушить весла!

Лодка теперь двигалась совсем медленно, а мое сердце, напротив, колотилось, как бешеное. Ворота со скрипом сомкнулись. Вот и все. Путь назад отрезан. «Нет ничего проще, чем попасть в королевскую темницу, и ничего сложнее, чем выйти оттуда». Кажется, так говорила Эбигейл. А, может, Маргарет. В тот момент я мало что соображала.

Тем временем мы причалили. Удивительно, но мне даже протянули руку, помогая выбраться из лодки.

— Спасибо, — я нашла силы улыбнуться молодому гвардейцу.

Парень не ответил, смутившись под взглядом одного из одетых в черное мужчин.

— Меня зовут Джон Дэрриш, миледи, — представился один из них. — Я старший комендант.

В его лице не было жестокости или злорадства, он смотрел доброжелательно и, как мне показалось, с искренним сочувствием. Впрочем, первое впечатление не всегда верно.

— Элизабет Стенсбери.

— Я знаю ваше имя, миледи, — Дэрриш мягко улыбнулся.

Двое других, впрочем, оказались менее дружелюбны.

— Епископ ждет вас, — коротко сказал он. — Ни к чему тянуть время.

Я сжала подол платья. Понимала, что нужно держаться, но чувствовала, что силы на исходе — еще чуть-чуть, и я упаду на камни и забьюсь в истерике. Губы предательски дрожали. Хорошо, что уже стемнело.

Мы вошли в крепость, и в ноздри тотчас ударило омерзительное зловоние: смесь гнили, сырости и человеческих испражнений. Желудок скрутился в узел, а к горлу подступила тошнота.

Узкие коридоры переходили один в другой, а лестницы уводили все глубже под землю. На стенах коптили факелы, выхватывая из темноты неровные очертания влажных стен. С потолка капала вода, а под ногами хлюпала грязь. Вдруг, совершенно некстати я подумала о том, что новое платье из изумрудного муслина теперь безнадежно испорчено, не говоря уже о туфлях.

Впрочем, когда свернули в очередной коридор, стало не до того. По левую руку, вдоль стены, из земли торчали деревянные колья с нанизанными на них отрубленными головами. Некоторые, судя по почерневшей коже и сгнившим глазам, были здесь уже давно. Интересно, моя собственная тоже пополнит эту жуткую коллекцию? Инквизитор перехватил мой взгляд и криво ухмыльнулся.

Миновав коридор, мы, к моему удивлению, стали подниматься наверх, но уже другим путем. Видимо, прогулка по подземелью была нужна, чтобы произвести впечатление. Что ж, следовало признать — цель достигнута. От страха и отвращения я едва стояла на ногах.

* * *

Комната, куда меня привели, являла собой небольшое помещение круглой формы — вероятно, оно находилось в одной из башен. Из крохотных окошек-бойниц доносились звуки свободного Арана, ставшего теперь невообразимо далеким. Мебели не было — только низенький стул в самом центре, и, очевидно, предназначался он для меня.

— Прошу, леди Стенсбери. — Епископ повернулся в мою сторону и любезно указал на колченогий стул. — Присаживайтесь.

…Втроем они обступили меня, как акулы окружают пойманную добычу. Не помню, кто рассказывал мне об этих грозных морских хищниках.

— Знаете ли вы, в чем вас обвиняют? — один из инквизиторов наклонился к моему лицу.

Глаза у него были маленькие, злые и совершенно бесцветные.

— Да. Но, смею заверить, что я непричастна ни к чему из этого, милорд.

— Неужели? — спросил второй, тот, что стоял у меня за спиной.

Я вздрогнула и обернулась.

— Вы приехали ко двору по поручению леди Инилеи, — это сказал уже епископ. — Вы шпионка.

Я вжала голову в плечи и не знала, на кого из них смотреть. Они двигались по кругу и подступали все ближе.

— Ваш муж укрывал еретиков в Фитфилд-Холле.

— О чем же вы хотите услышать в первую очередь? — я сама удивилась тому, как дерзко произнесла это. — О еретиках или леди Инилее? Да, я вела переписку с ней. Знаю, что вы перехватили мои письма. Где в них хоть слово о заговоре?

— Вы были еретичкой, — сказал инквизитор.

— Вот именно, что «была». Теперь, как вам известно, я исправно посещаю службы в Храме.

— Ложь! — воскликнул второй. — Ложь и коварство! Душа у вас черная.

Он стоял так близко, и глядел с такой злобой, что казалось еще миг, и он ударит меня. Я приготовилась к боли.

— Не думайте, что я жажду увидеть вас на костре, — епископ Костер оттеснил инквизитора. — Мне известно, что вы ждете ребенка. Признайтесь во всем и облегчите душу.

— Мне не в чем признаваться. Я не желаю зла Ее Величеству.

— Так докажите это. Так вы поможете себе и своему мужу.

У меня задрожали губы, когда он заговорил о нем. Бедный Ричард. Где он сейчас? Что с ним? Воображение рисовало ужасные картины пыток, и Костер, конечно, прочитал эти мысли в моих глазах.

— Что я должна сделать?

Считать, что такого человека, как Костер, можно обвести вокруг пальца, было бы верхом наивности. Придется идти на сделку. Другой вопрос — какую цену с меня потребуют?

— Я допускаю, что вы могли оступиться, свернуть на кривую дорожку, поддавшись чужом влиянию, — епископ наклонился ко мне и доверительно посмотрел в лицо. — О чем просила вас леди Инилея? Она замышляет переворот?

Теперь стало ясно, зачем меня привезли сюда. Епископу была нужна ни я, ни Ричард и даже не староверцы, которых мы укрывали. Костер хотел выловить рыбку покрупнее. Что я могла ответить? Что опасаться стоит не опальной принцессы, а супруга королевы? Что Изабелла прячет у себя преступный договор, который получила от графа Фернского? А граф Фернский, в свою очередь работает на принца Годефри.

Ценные сведения, вот только… Никаких доказательств у меня не было. Я не знала, что было в той бумаге; не знала, где именно держит ее Изабелла и, тем более, не могла предъявить ничего против Годефри. Но главное — не знала, на чьей стороне епископ. Если доверюсь не тому человеку — от нас с Ричардом избавятся еще до суда.

— Это не так. Во всяком случае, я такими сведениями не располагаю.

— Тогда какими сведениями вы располагаете, леди Стенсбери?

Епископ выглядел больным и уставшим, периодически кашлял и тяжело дышал, но я не чувствовала к нему сострадания.

— Лишь теми, что вы прочли в украденных письмах, — я специально сделала упор на этом слове. — Это была личная переписка, в ней вся правда. Или вы хотите, чтобы я солгала?

— Вы лжете сейчас!

Второй инквизитор подскочил ко мне и больно схватил за плечо. Я вскрикнула.

— Держите себя в руках, Грин, — предостерег Джон Дэрриш. — Перед вами леди.

— Она еретичка, — не унимался церковник.

— Довольно! — пресек Костер.

Он обратился к гвардейцам.

— Отведите леди Стенсбери в камеру.

* * *

Место заключения оказалось лучше, чем я думала, хотя слово «лучше» вряд ли подходило к ситуации. В камере была грубо сколоченная кровать с сенным матрасом и старым постельным бельем, колченогий стол, керосиновая лампа и… о, чудо! Камин. Забавно, но даже в стенах темницы социальное положение играло роль.

— Вечером вам доставят кадушку с горячей водой, — шепотом пообещал Дэрриш. — Только между нами, — он приложил палец к губам, — это запрещено.

— Спасибо, — я слабо улыбнулась ему. — Я не забуду вашу доброту, сэр.

Комендант воровато огляделся и, убедившись, что нас не подслушивают, продолжил.

— Они не казнят вас, леди Стенсбери. Ничего не бойтесь.

— Но мой муж…

Я знала, что беременных не отправляют на эшафот, во всяком случае, до родов. Здоровье королевы стремительно ухудшалось и есть надежда… Боги, простите меня за эти мысли.

— Прошу, позвольте мне увидеть его.

— Не сейчас. Возможно, завтра. А теперь, извините, я должен идти. — С этими словами он вышел и запер дверь.

Оставшись одна, я, наконец, дала волю чувствам и, осев на холодный пол, разрыдалась.

* * *

Комендант сдержал слово, и на следующий день привел меня в камеру к Ричарду. Его клетушка была раза в три меньше моей, а вместо кровати в углу лежал мокрый сенник и дырявое одеяло. Но не это привело меня в ужас: Ричард выглядел ужасно. Нос разбит, под глазом чернел огромный синяк и вдобавок его колотило в лихорадке. В камере дуло из всех щелей, а с потолка капала пахнущая тиной вода.

— Иди ко мне.

Я обняла его и закутала в накидку, что вечером принес мне комендант. Она была достаточно теплой и подбитой мехом.

— Все хорошо, — стуча зубами, ответил он. — Оставь себе, тебе нужнее.

До чего же невообразимый упрямец!

— В моей камере есть камин, не замерзну.

Я уложила его на сенник и устроилась рядом, пытаясь согреть своим телом. Надо бы попросить Дэрриша раздобыть еще одеял и лекарств.

— Ничего не бойся, Лиз, — прошептал он, обнимая меня. — Скоро ты выйдешь отсюда.

Его трясло, а на лбу выступили капли пота. Я знала, какой коварной может быть лихорадка. В десять лет от нее умерла моя кузина, дочка Эбигейл.

— Мы оба выйдем отсюда. — Я нежно коснулась губами его губ. — У них нет прямых доказательств, а королева…

— Я сказал, что это моя идея, — Ричард отвел взгляд.

— Ты… что?

Я не поверила своим ушам. Какого дьявола? Зачем, зачем он так поступил?!

— Я сказал, что вынудил тебя помогать мне. Заставлял укрывать еретиков, избивал и угрожал расправой. Все это есть в протоколе за подписью епископа.

Не считая синяков, на его теле не было следов пыток, значит… Он пошел на это, желая оградить меня и Маргарет с Анной.

— Ты хоть понимаешь, что теперь будет? — мой голос задрожал.

— Это было мое решение. Я твой муж, а ты моя жена и обязана подчиняться. Теперь Анна и Маргарет на твоем попечении. Королева не станет отбирать у нас дом и имущество, ты вернешься в Нальгорд и…

Мне захотелось ударить его.

— Вот, значит, как, да? Ты бросаешь нас?

— Замолчи, Лиз, — резко ответил он.

Ричард сбросил накидку, выпутался из моих рук и сел. Передо мной снова был тот угрюмый и непримиримый северянин, которого я встретила в Фитфилд-Холле. Жесткий, властный.

— Нет. — Я вцепилась ему в плечо. — Не замолчу. Ты не имел права так поступать. Говорил, что любишь меня, а теперь сам все разрушил. Я выкручивалась, как могла, я солгала, глядя в глаза епископу, взяла грех на душу, и знаешь, зачем? Ради нас. Тебя, меня. И нашего ребенка. Ребенка, у которого должен быть отец. Я спасала нас, Ричард и у меня бы все получилось.

Он молчал, пораженно глядя на меня. Честно говоря, я сама от себя этого не ожидала, но злость и отчаяние хлестали через край.

— И ты спасла, — Ричард коснулся моего лица. — Мне жаль, что все так вышло. Я хотел бы прожить с тобой всю жизнь.

Я понимала, почему он так поступил, но не могла и не хотела смириться. Теперь я знала, что такое любить мужчину и была счастлива. А сейчас все это просто вырывали из моих рук.

— Они сказали, когда будет суд?

— Через два дня.

Вот так. Вот и все. Два дня. Совсем недавно впереди была целая жизнь, а теперь, все, что у нас осталось — сорок восемь часов. Глупо надеяться, что судьи будут к нему благосклонны, своими показаниями Ричард подписал смертный приговор.

В тот миг я одинаково ненавидела и Беренгарию и Инилею, но был ли смысл швыряться проклятиями? Мы сами ступили на этот путь и сами сделали выбор.

ГЛАВА 33

На суд меня, конечно, не пустили. Я все еще была заключенной, хотя Дерриш и намекнул, что епископ составил указ о моем освобождении.

— Очень скоро вы покинете эти стены, леди Стенсбери, — улыбнулся комендант.

Его слова принесли облегчение, но лишь отчасти. Я мерила шагами камеру и пыталась успокоиться, но тщетно. Да и как, если в ту самую минуту Ричард стоял перед лицом беспощадного правосудия, готового обрушиться на него со всей мощью? Ну, зачем, зачем он оговорил себя?

Дерриш разрешил нам только одно свидание — больше нельзя. И я не сердилась, комендант и так рисковал, согласившись пустить меня к Ричарду. Я смогла лишь передать ему записку, в которой еще раз умоляла не губить себя, но знала, Ричард все равно сделает по-своему. Он был уверен, что поступает правильно — спасает меня и Анну, и отчасти я понимала его, но не могла и не хотела смириться. Только глупец мог поверить в то, что судьи будут к нему милосердны. Королева не щадила предателей.

Время в день слушания тянулось бесконечно. Ночь я провела без сна, хотя честно пыталась, не ради себя, но ради ребенка, которого носила под сердцем. Если Ричарда казнят, мне придется любить его за двоих. Да, я готовила себя к самому страшному. Знала, что справлюсь, переживу, но от отчаяния и бессилия хотелось лезть на стену. Я сидела на узкой постели, поджав ноги, и занималась самым неблагодарным и болезненным делом — рассуждала на тему «а что если бы?» Если бы Ричард не связался с отступниками, если бы мы не покидали Фитфилд-Холл и не согласились шпионить для Инилеи. Если бы… Самые жестокие и бесполезные мысли.

Я уже не хотела ни власти, ни денег — только спасения для нашей семьи. Да, вероятно очень скоро Беренгария умрет и трон перейдет Инилее, если Годефри не успеет устранить ее, но что мне от этого, если к тому времени я все потеряю?

Лязг ключей в двери заставил меня встрепенуться. В камеру зашел Дерриш.

— Миледи. — Он поклонился, но не взглянул мне в глаза. — Присядьте.

Я и не думала подчиниться. Вскочила с кровати и дрожащим голосом спросила:

— В чем дело?

Боже, какой глупый вопрос. Конечно, я знала, с какой вестью он пришел.

— Слушание по делу вашего мужа только что завершилось. — Он снова замолчал.

Казалось, что стук моего сердца эхом отдавался вокруг. Ноги ослабли, и я инстинктивно схватилась за изголовье колченогой постели.

— Говорите, как есть, мистер Дерриш, — я не узнала собственный голос.

— Виконта признали виновным и вынесли смертный приговор. Присяжные требовали сожжения, но Его Преосвященство смягчил наказание до обезглавливания.

Я села на кровать. Звуки и краски притупились, а в ушах зазвенело.

— Ее Величество уже поставили свою подпись?

— Нет, — Дерриш покачал головой, и я почувствовала, что страх немного отступил.

Без подписи королевы документ не имел юридической силы, а, значит, время еще оставалось.

— Но она подписала приказ о вашем освобождении, леди Стенсбери, — комендант слабо улыбнулся. — Вам больше нет надобности оставаться в этой камере.

— И шагу не сделаю, пока вы не дадите мне увидеть мужа.

— Леди Стенсбери, это…

— Прошу вас, Джон, — я подошла к нему и взяла за руки. — Вы так много для меня сделали, так много рисковали, и, клянусь, я никогда не забуду вашей доброты. Но, позвольте мне увидеть его.

Комендант немного помолчал.

— Хорошо, — сказал он наконец.

* * *

— У вас десять минут, не больше, — предупредил Дерриш, открывая дверь.

— Спасибо, Джон, — я улыбнулась ему и проскользнула в камеру.

Ричард сидел на полу, под окном и, увидев меня, встрепенулся.

— Мне сказали, с тебя сняли обвинения, — он заключил меня в объятия. — Вот видишь, — он чуть отстранился и обхватил мое лицо, — я же говорил, все будет хорошо.

— С тобой тоже. — Я прижалась к нему всем телом. — Ничего не бойся, родной. Я вытащу тебя отсюда.

Ричард все еще был здесь, со мной. Его сильные руки обнимали меня, я чувствовала тепло его дыхания и биение сердца. От мысли, что это может быть наша последняя встреча, делалось дурно.

— Ты должна вернуться в Нальгорд, Лиз, — сказал он серьезно. — Здесь оставаться опасно. К тому же ты нужна Анне и Маргарет. Теперь они на твоем попечении.

— Не говори так, — голос задрожал, а к глазам подступили слезы. — Ричард, прошу тебя, не говори так. Я не оставлю тебя.

Мне хотелось сгрести его в охапку и убежать отсюда. Так далеко, насколько это возможно. Туда, где нет ни Беренгарии, ни Инилеи. Убежать на край света.

— Пришло время быть сильной, Лиз, — Ричард посмотрел мне в глаза. — Кто, если не ты? — Он с нежностью провел запястьем по моему лицу. — Я так сильно тебя люблю. Если бы ты знала…

— Я знаю. И я тоже люблю тебя. Когда я стала твоей женой, то дала клятву быть рядом и в горе, и в радости. Помнишь?

Конечно, он был прав. Тысячу раз прав. Я должна позаботиться о Маргарет и маленькой Анне, и сделаю это, если нужно. Но кто позаботится обо мне? Теперь я уже не могла представить свою жизнь без него.

— Разумеется, помню. — Ричард слабо улыбнулся. — Но я еще жив, и, если повезет, выйду отсюда. Но ты, — он сжал мою руку, — ты должна обещать мне, что справишься. Неважно, какие испытания тебе выпадут. Обещай мне, Лиз.

Лязгнул замок, и в дверь заглянул Дерриш.

— Пора, леди, — мягко, но настойчиво сказал он.

Ричард в последний раз коснулся моего лица.

— Иди, — он прижал меня к себе и легонько поцеловал. — Все будет хорошо.

Я до последнего не отпускала его руку и отпустила только тогда, когда расстояние между нами стало непреодолимым.

— Я люблю тебя.

Дверь закрылась.

* * *

Из тюрьмы я вернулась в дом Эбигейл. Она и Андри советовали мне как можно скорее вернуться в Нальгорд, настаивая, что в Аране оставаться опасно.

— Сейчас нужно быть тише воды, ниже травы, — настаивала тетка. — А там, глядишь, и все уладится.

Она, конечно, хотела, как лучше, но я не теряла надежды добиться для Ричарда если не помилования, то хотя бы отсрочки казни или замены ее тюремным сроком. Доверенный Дерриша регулярно приносил новости, и единственное, что успокаивало меня — королева до сих пор не подписала вынесенный епископом приговор. Значило ли это, что она смягчилась? Я не могла сказать. Несколько раз пыталась добиться аудиенции, и, само собой, получила отказ. Вопреки советам и здравому смыслу явилась во дворец, и меня даже принял секретарь, но к Беренгарии не допустил.

— Ее Величество не желает вас видеть, миледи, — сказал он.

— У меня есть важные сведения для королевы.

Несмотря на отсутствие доказательств, я все же решила рассказать ей о том, что видела и слышала в лабиринте. Это был последний шанс спасти Ричарда.

— Вы можете изложить ее в письменном виде и оставить мне. Я передам ваше послание Ее Величеству.

— Сведения строго конфиденциальны, милорд. И напрямую касаются королевы.

— В таком случае ничем не могу помочь, миледи, — секретарь развел руками. — Но вы можете оставить еще одно прошение об аудиенции. А еще, — он протянул бумагу, — мне велено передать вам сей указ. — Секретарь презрительно хмыкнул. — Все имущество и деньги виконта останутся при вас.

Это, безусловно, было хорошей новостью — помимо судьбы Ричарда я переживала и за будущее семьи, ибо, согласно закону, у изменников конфисковали все.

— Вы так же можете оставить титул виконтессы, — добавил он. — Но, разумеется, о возвращении ко двору не может идти и речи.

Ха! Можно мне это было нужно. Я не вернулась бы сюда и под страхом смерти.

— Что-то еще, миледи?

— Прошу вас, передайте Ее Величеству, что я молю о прощении для моего мужа и готова служить ей как угодно в уплату этого долга.

Секретарь как-то неопределенно двинул губами.

— Я передам вашу просьбу королеве, — сказал он кисленько. — А сейчас, будьте так добры, покиньте кабинет.

* * *

В коридоре поджидали фрейлины. Я была готова поклясться, что Изабелла нарочно привела их сюда.

— Каждому по заслугам, леди Стенсбери, — она даже не пыталась скрывать, какое удовольствие получала отпроисходящего. — Ведь говорила же я вам «не задирайте нос».

Я схватила ее за плечо и толкнула в стену. Ударившись спиной, Изабелла охнула.

— Я тебе его сейчас сломаю, если не заткнешься.

Угрожать фрейлине королевы увечьями, едва освободившись из тюрьмы, было крайне неразумно, но ярость взяла верх. Я действительно была готова ударить ее и сделала бы это, если бы другие девушки, не оттащили меня.

— Дикарка! Еретичка! — вопила Изабелла.

Она делала это показательно громко, чтобы привлечь внимание, и добилась своего — на нас глазели все вокруг. Поборов желание плюнуть мерзавке в лицо, я развернулась и пошла прочь. Хотелось быстрее сбежать от позора, но я шла, гордо подняв голову. Пусть видят, что не сломали меня.

Впереди был небольшой закуток, и я нырнула туда, скрываясь в спасительной темноте. Привалилась к стене и обессилено сползла на пол.

— Леди Стенсбери.

Я вздрогнула и подняла голову. Рядом стоял Роберт.

— Вставайте, — он протянул мне руку.

— Сэр Роберт, — я наспех поправила прическу и отряхнула подол. — Как вы здесь оказались?

— Меня послала Инилея, — он улыбнулся. — Она знает, что случилось с вами и никогда не бросает друзей в беде. — Идемте же. Я отведу вас в тихое место, незачем нам светиться у всех на виду.

Роберт привел меня в небольшую комнату, судя по всему, кабинет, и усадил на диван.

— Насколько мне известно, королева еще не подписала приговор вашему мужу.

Я покачала головой.

— Это хорошая новость. Но меня беспокоит Костер. Он чрезвычайно настойчив, и давно точит зуб на семью виконта. Состояние Беренгарии ухудшается, а у ее постели днями напролет вьются советники. Вам нужно попасть к ней на аудиенцию и сделать это тогда, когда она будет одна.

— Это мне и без вас известно, — хмуро ответила я. — Вот только меня к ней и на пушечный выстрел не пускают.

Роберт немного помолчал.

— Я могу вам помочь.

Роберт был скользким типом, и я не строила иллюзий на его счет, но выбора не осталось. Сейчас он был единственным, кто мог помочь, и если есть хоть один шанс, что так я могу помочь Ричарду — упускать его нельзя.

— Я проведу вас в покои Беренгарии через черный ход. Сейчас с ней только врач и две фрейлины, — шепотом сказал он. — Следуйте за мной, леди Стенсбери.

Мы шли незнакомыми узкими коридорами, где почти не было людей. Оставалось лишь гадать, откуда Роберт все это известно. Прав был Ричард, когда говорил, что такие, как он, способны пролезть в любую щель.

— Пришли. — Роберт остановился у неприметной двери. — Отсюда вы попадете в комнату прислуги, а из нее в королевские покои. И не бойтесь, вас не схватят. Я знаком с гвардейцами, что стоят у главного входа, — он улыбнулся. — Они работают на меня.

Он оказался даже еще опаснее, чем я поначалу предполагала. Как все-таки хорошо, что мы играем на одной стороне.

— Зачем вы делаете это, сэр Роберт? — я потянулась к ручке.

— Зачем помогаю вам? — уточнил он. — Вы и ваш муж еще можете принести пользу Инилее. От мертвых толку немного. — Он не стал лукавить.

— И все равно спасибо.

Роберт заговорщицки подмигнул.

— Сочтемся как-нибудь. А сейчас ступайте, не теряйте время, у вас и так его мало.

В комнате прислуги никого не было — возможно, тоже не без участия Роберта. Стараясь идти как можно тише, я подошла к двери в противоположной стене. По ту сторону едва различались негромкие голоса: два женских и один мужской. Я узнала его — он принадлежал королевскому лекарю.

Было страшно, но раз уж я забралась так далеко, отступать глупо. Осторожно толкнула дверь. В покоях царили полумрак и отвратительный запах.

— Леди Стенсбери? — лекарь удивленно вскинул голову. — Что вы здесь делаете?

Фрейлины испуганно уставились на меня, а с кровати послышался хриплый кашель.

— Ваше Величество, — не обращая на них внимания, я подошла к постели. — Это леди Стенсбери.

Беренгария выглядела совсем уж нехорошо. Лицо осунулось еще больше, так что глаза казались запавшими внутрь черепа. Тонкие губы были искусаны до крови, а изо рта исходило зловоние.

— Ради всего святого, простите меня за эту дерзость, — я упала перед ней на колени. — Вы знаете, зачем я здесь.

— Леди Стенсбери, вам сюда нельзя! — одна из фрейлин очнулась и попыталась оттащить меня. — Уходите сейчас же!

Но я лишь оттолкнула ее.

— Вы были так добры ко мне, вы подарили мне свободу, а сейчас я прошу вас сохранить жизнь моему мужу. — Я схватила ее горячую иссушенную руку. — Умоляю, проявите милосердие!

Королева находилась в сознании, взгляд ее был ясен, но она молчала. Только смотрела на меня с болью, раздражением и… да, я видела уважение в ее глазах. Что ж, возможно, это хороший знак.

— Я готова служить вам, как угодно, сделаю все, что вы скажете, Ваше Величество.

За парадными дверями раздался шум. Судя по всему, сюда ломились стражники, но кто-то сдерживал их. Времени оставалось все меньше.

— Его казнь ничего не изменит, вы и сами это знаете. Но вы ведь не мстительный человек, я уже поняла это. Сначала я думала, что увижу перед собой чудовище, фанатичку, и, ненавидела вас, когда сожгли мою подругу. Но я ошибалась. Вы не монстр.

Беренгария закашлялась.

— Я не желаю вам зла, и ваша сестра тоже не желает.

С неожиданной силой она отдернула мою руку. Морщась от боли, приподнялась и посмотрела в глаза.

— Уходите, леди Стенсбери, пока я не отправила вас обратно в темницу.

Медлить и дальше было нельзя. Мои слова либо спасут Ричарда, либо погубят нас обоих.

— В вашем окружении предатель, Ваше Величество. И находится он гораздо ближе, чем вы думаете.

* * *

— Ты сделала все, что могла, и даже больше, — сказал Андри.

Эбигейл была в гостях у священника, когда я вернулась. Дома меня встретил кузен, и впервые на моей памяти мы говорили по душам.

— Не уверена.

Беренгария выслушала мой рассказ, и ни один мускул не дрогнул на ее лице. Тогда я была готова ко всему, даже к тому, что меня снова запрут в камере, но королева лишь велела мне убираться. Да-да, именно так и сказала. А через несколько секунд в покои ворвалась стража. Меня скрутили, застегнули на запястьях наручники и в таком виде протащили по коридорам. Но, когда мы достигли ворот, оковы сняли.

Теперь оставалось только ждать. Вот только… чего?

— Так всегда кажется, — он пожал плечами. — Особенно, когда случается что-то плохое. Знаешь, Лиз, — Андри сел рядом и посмотрел на меня. — Я восхищаюсь тобой. Всегда восхищался, откровенно говоря. Только признавать хотел. Ну и завидовал еще. Мне казалось, что тебе всего досталось больше. А еще эти деньги… — он почесал лоб. — Ты прости, что я их промотал.

Я уже давно не злилась на него. Он и Эбигейл были единственными моими родственниками, и как бы мы не ругались, они оставались моей семьей. Да, не умели любить так, как «нужно», но все же пытались, хоть и по-своему.

— Прощаю, — я накрыла его руку своей.

* * *

…Каждый день я просыпалась в мучительном ожидании. Меня по-прежнему не допускали к Ричарду, а от Дерриша не было никаких вестей. Молчал и Роберт. От служанки, что была со мной при дворе, я узнала, что он по-прежнему оставался в во дворце.

Эбигейл уже не пыталась уговорить меня ехать в Нальгорд, только вздыхала. Каждый день мы ходили в Храм. Тетка всегда была религиозной, я же делала это больше из надобности, но теперь впервые в жизни молилась от сердца. Верила ли я, что кто-то там, наверху, слышит меня? Не знаю. Хотела верить.

Я очень рано осознала то, что каждый человек является кузнецом своей судьбы, и привыкла рассчитывать лишь на собственные силы, но когда их оказалось недостаточно, была готова поверить даже в такую эфемерную помощь.

Что-то удерживало королеву от подписания приговора, и это вселяло надежду. Но рядом с ней были Костер и его советники, жаждущие очистить страну от «неверных», а, учитывая состояние Беренгарии, склонить ее было не так уж сложно.

* * *

— Элизабет!

Андри яростно молотил в дверь моей комнаты, но спросонья я не сразу узнала его голос. Не дождавшись ответа, он пинком распахнул дверь, и влетел в спальню, едва не уронив туалетный столик.

— Что случилось?

Остатки сна как рукой сняло. Я вскочила с постели и набросила халат. Время было раннее, и комнату заполнял предрассветный сумрак. Томас стоял возле меня, держа в трясущихся руках подсвечник с зажженной свечой, и тяжело дышал.

— Пришел этот… — он, напрягся, вспоминая, — Роберт. Он ждет внизу. Говорит, что-то срочное.

— Идем. — Я побежала к двери.

С бешено колотящимся сердцем спустилась по лестнице, подвернув ногу, но не почувствовала боли.

— Сэр Роберт.

Он повернулся. С его плаща и шляпы стекала вода, а лицо выражало крайнее волнение.

— Есть новости.

Впервые на моей памяти Роберт пренебрег светскими условностями, и я не знала — считать это плохим знаком, или хорошим.

— Говорите же. — Я вцепилась в перила так, что заболели пальцы.

Роберт немного помолчал. Это продолжалось пару-тройку секунд, но мне показалось, что минула вечность.

— Граф Фернский и еще несколько человек арестованы по приказу королевы.

ЭПИЛОГ

Эбигейл говорила, что это было божьим проведением, Андри называл удачей, а Роберт настаивал на закономерности. Пожалуй, каждый из них был прав, но я не задумывалась над этим — Ричард остался жив, и это главное.

Мы снова были вместе. Я могла обнять его, ощутить тепло сильных рук на своей талии, услышать стук его сердца.

Его освободили через неделю. Он вернулся домой ранним утром. Тихо поднялся на второй этаж, зашел в мою спальню и присел на край постели. Дотронулся кончиками пальцев до моего плеча. В первые секунды, ощутив знакомое прикосновение, я подумала, что это продолжение моего сна и не хотела открывать глаза.

— Ричард?..

— Еще рано. Отдыхай.

Я открыла глаза и подскочила. Он здесь. Рядом. Живой. Остатки сна как рукой сняло. Всхлипнув, я бросилась ему на шею. Плакала, смеялась, бормотала что-то несвязное и невразмутильное. Успокоившись, чуть отстранилась и взяла его лицо в свои руки.

— Это правда ты?.. Ты здесь?

— Я здесь. — Улыбнулся он и заключил меня в объятия.

Приказ об освобождении подписала Беренгария. Все это мы узнали от Роберта. Он же сказал нам, что вместе с графом Фернским арестовали Изабеллу, двух служанок, пятерых гвардейцев и мальчишку, который прислуживал епископу. Все они шпионили для Годефри. Изабелла же, по приказу рулеонского принца методично подтравливала королеву, добавляя яд в еду и напитки. Небольшими дозами, чтобы ухудшение здоровья выглядело естественным.

— И все это время лекарь не замечал признаков отравления? — удивилась я.

Такая «слепота» по меньшей мере казалась странной.

— Он тоже под следствием, — кивнул Роберт. — С ним разбираются.

— А что было в том документе, который Изабелла получила от Артура? — спросил Ричард.

Роберт довольно улыбнулся.

— О…. А вот это самое интересное. Договор. Между принцем и графом Фернским. После смерти королевы Артур должен был обеспечить Годефри восшествие на престол. Догадываетесь, каким именно образом?

Мы с Ричардом мрачно переглянулись.

— Устранить Инилею, — сказала я.

— Именно, — Роберт кивнул. — После того, как она отвергла предложение Годефри о браке, он планировал обвинить ее в смерти королевы. Нашли бы кого-то, кто, согласно легенде, шпионил для Инилеи, и повесили на него отравление королевы.

— И этим «кем-то» оказалась бы я.

Роберт подмигнул.

— Истинно так, леди Стенсбери. После прибытия ко двору вы быстро оказались в числе ее приближенных. Такое обстоятельство уже само по себе подозрительно. А после смерти королевы они бы узнали о вашей дружбе с Инилеей. Все сложилось бы один к одному. Воображаете, какая казнь ждала бы вас за убийство монарха?

Мне не хотелось пугать себя страшными домыслами. Тем более, что за последние несколько недель я насмотрелась столько ужасов, что хватит на целую жизнь.

— Вам с Ричардом надо вернуться ко двору, — Эбигейл доверительно наклонилась ко мне. — Ее Величество наверняка по достоинству отблагодарит вас за то, что спасли ей жизнь. Кстати, — она обратилась к Роберту. — Как ее состояние?

— Все еще неважно. Яд сильно пошатнул ее здоровье, но доктора уверены, что она выкарабкается.

Я знала, что он не желал королеве смерти, но надеялся, что трон все же перейдет Инилее. По большому счету, можно сказать, его надежды оправдались. Брак Беренгарии и Годефри теперь расторгнут, детей у королевы нет и вряд ли будут, а, значит, в свой час корона опустится на голову Инилеи.

— Я хочу увидеть ее. Беренгарию. В конце концов, именно по ее милости мы дожили до этого момента.

Судьи приговорили Ричарда к смерти, и ей ничего не стоило отправить его на эшафот росчерком пера, но она не сделала этого. Королева не была чудовищем — лишь заложницей обстоятельств и просто несчастной женщиной.

— Разумеется, — кивнул он. — Как только это станет возможным. Беренгария все еще очень слаба.

— Ну и мерзавец же этот Годефри! — воскликнула Эбигейл. И добавила с чувством. — Никогда не любила рулеонцев. От них только и жди, что ножа в спину.

— Теперь вам ничего не грозит, — успокоил Роберт. — И, конечно, для вас найдется достойное место при дворе Ее Величества.

Мы с Ричардом посмотрели друг на друга.

— Королева не забывает своих друзей, — добавил Роберт.

* * *

Как бы ни хотелось мне поскорее вернуться в Нальгорд, пришлось задержаться в Аране до возвращения Инилеи. На этом настояла сама королева.

— Вы спасли мне жизнь, леди Стенсбери, — сказала она. — И благодаря вам я, возможно, смогу найти общий язык с сестрой. Но я все еще не в форме и мне нужна ваша поддержка. И помощь в подготовке торжественной встречи моей наследницы.

…Церемония прошла с размахом, и когда принцесса появилась перед народом, восседая на белой лошади, ее приветствовали, точно богиню. Вездесущий Роберт заботился о ее репутации, когда она еще звалась «леди Инилеей».

Дворец и столица праздновали освобождение страны от гнета рулеонцев, а мы теперь оказались в числе особо приближенных. За ужином сидели по правую руку от королевы, и те, кто еще недавно не упускали возможности унизить меня, откровенно заискивали. Я соврала бы себе, если б сказала, что мне это не льстило, но выставлять напоказ вновь обретенное положение не собиралась.

В течение следующих трех недель королевский дворец изменился до неузнаваемости. С него будто пыльную тряпку сорвали — исчезли мрачность и напряжение, даже света и воздуха, казалось, стало больше. Страх и подозрительность на лицах сменились уверенностью; в коридорах зазвучал смех, но, конечно, оставались и те, кто жаждал возвращение страны в железные перчатки Инквизиции.

— Я собираюсь пересмотреть некоторые законы, — сказала Беренгария. — В частности те, что касаются религиозных доктрин. Возможно, стоит позволить людям выбирать, каких традиций они желают придерживаться: старых или новых. Моя сестра предложила упразднить Орден Инквизиции, но это уж слишком, — фыркнула королева.

Было странно надеяться, что ситуация в стране изменится в одночасье — в конце концов, сестры по-прежнему сильно расходились во взглядах, но… Лед тронулся. Теперь, когда Беренгария не находилась под влиянием своего муженька, а ее разум не был затуманен ядом и болью, у страны появился шанс.

* * *

Несколько дней спустя служанка принесла записку от Инилеи. Принцесса приглашала меня на разговор.

— Оставьте нас, — она сделала жест фрейлинам.

Девушки поклонились и вышли за дверь. Мы остались с глазу на глаз.

— Я ведь так толком и не поблагодарила вас, Лиз, — сказала она. — Примите же сейчас мою благодарность.

— Принимаю с удовольствием, — я улыбнулась. — Но должна признаться, что отчасти мои мотивы были эгоистичными.

В ответ на мои слова Инилея пожала плечами:

— Не вижу ничего постыдного. Напротив, — она чуть склонила голову на бок и выразительно посмотрела на меня, — ценю вашу откровенность. Было бы странно, если бы вы рассуждали иначе. У вас есть семья.

Принцесса замолчала и теперь внимательно изучала меня. Я знала, о чем она думает, и что сейчас скажет.

— Я предлагаю вам остаться в Аране. В моем окружении не так много тех, кому я могу доверять, и на чью верность могу рассчитывать. И, конечно, вы будете вознаграждены по заслугам.

Она не пыталась купить меня, но и отпускать не хотела. Год назад я бы многое дала за возможность остаться при дворе, но сейчас прелести дворцовой жизни уже не казались столь привлекательны. Ричард придерживался того же мнения. Парой дней ранее мы обсудили этот вопрос и единогласно пришли к решению.

Да, мы спасли королеву от смерти, а страну от гражданской войны и помогли примириться двум сестрам, но едва не потеряли друг друга. И самих себя. Нет уж, хватит с нас придворных интриг.

— Это большая честь, Ваше Высочество. — Инилея поймала мой взгляд и улыбнулась. Она все поняла. — Но… нет. Однако, если понадоблюсь, я всегда к Вашим услугам.

Она улыбнулась.

— Это ваше право, леди Стенсбери.

* * *

Через месяц мы уже были дома. Признаюсь, в определенный момент я потеряла надежду вернуться сюда, и когда это случилось, почувствовала, что нахожусь там, где должна. События последних месяцев многое перевернули во мне — вещи, которые прежде казались важными, отошли на второй план. Роскошь дворцов не заменит тепло домашнего очага, а останься мы в Аране, о покое можно забыть.

Королева и ее сестра хотели сделать нас своими агентами, но незаменимых нет, а «свято место пусто не бывает», как любила выражаться Эбигейл. Найдутся и другие. Тетушку это решение огорчило, она уверяла, что близость к короне вознесла бы нас к самым вершинам, и была права. Но чем выше взлетаешь, тем больнее падать — это я знала не понаслышке.

Но я не жалела о том, что пришлось пережить: так я поняла, чего хочу на самом деле, и что для меня есть самое важное. У меня был Ричард, Маргарет, и маленькая Анна, а через несколько месяцев на свет появился Фрэнсис — мы назвали его в честь моего отца. Думаю, он был бы счастлив.

Конечно, положение обязывало нас время от времени навещать двор: вскоре после окончательного выздоровления, королева пожаловала Ричарду титул графа и тысячу акров земли. А еще через некоторое время поняла, что на севере мы принесем больше пользы, чем в столице. Нальгорд граничил с вечно мятежным Тернадом, но Ричард нашел общий язык с местными кланами.

* * *

Уже в первые месяцы после воссоединения сестер люди заговорили о начале «Золотого Века», несмотря на то, что после нескольких лет дворцовых переворотов страна была разорена и истощена. Принц Годефри, к тому времени ставший королем, грозил вторжением, но напасть пока не решался.

Да, угроза сохранялась, но есть ли смысл страшиться будущего? Зачем бояться того, что еще не случилось и, возможно, никогда не случится? Страх мешает человеку жить настоящим, поддавшись ему так легко пропустить самое важное.

Я не знала и не могла знать, что ждет нас, наших потомков, и тех, кто придет после них. Но кое-что было известно наверняка.

Я — счастливая женщина.

Я — леди Элизабет Стенсбери из Фитфилд-Холла.

И это моя история.

Оглавление

Жена для виконта-отступника

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ЭПИЛОГ