Я никогда не слышала, где она живет.
Мы встречались в кофейнях и кондитерских, изредка по будням — в скверах нашего маленького городка.
В кафешках она всегда садилась у окна и внимательно туда смотрела. Даже поздними вечерами, когда в окно можно было разглядеть лишь тусклое отражение столиков и посетителей, она не изменяла своим привычкам.
Иногда она записывала что-то на тонких салфетках или в маленькую тетрадь пружинного переплета.
Я понятия не имела, чем она занимается.
Она всегда пила кофе. И, если заказывала что-то к нему, это были изысканные и очень странные десерты: в шоколад она просила добавить больше перца, а для творожного мусса не жалеть имбиря.
Сидя в ожидании заказа, она одну за другой выщелкивала из обтянутого кожей подсигарника короткие крепкие сигареты.
Наблюдая за ней впервые, я подумала, что так много курить может только человек, находящийся в мучительном ожидании кого-то очень важного…
После я поняла, что она ждет всю жизнь.
Я никогда не видела рядом с ней кого-либо, кроме случайных незнакомцев.
Казалось, ей интересен весь мир — каждый прохожий без единого исключения, и — никто конкретно.
Однажды в самом центре города я увидела рекламный плакат: «Девушка, пившая кофе в кафе «КофеФея» в субботу 17 ноября в 10 утра! Жду тебя там же каждый вечер после 19:00»
Я помнила ту субботу.
Тем утром мы обе были там: она с арабским кофе, я — с травяным чаем.
А еще там завтракала компания молодых парней, явно только вернувшихся из далекого путешествия: все в длинных меховых пальто и с объемными, но очень аккуратными чемоданами.
Встретив её в десерт-кафе после того случая, я не удержалась и спросила разрешения подсесть. Она спокойно кивнула и передвинула пепельницу, освобождая место для моей чашки.
Представляться, или даже здороваться, казалось мне настолько лишней условностью, что я сразу спросила про «КофеФею» — видела ли она стенд? Ходила ли на встречу?
Она лишь рассмеялась в ответ.
Потом поморщилась, неуютно повела плечами, и этим ответила на все вопросы.
А потом предложила угоститься сливочным эклером.
Видимо, за полгода случайных встреч не только я успела изучить её вкусы…
Мы продолжали встречаться и иногда даже здоровались, но больше не садились вместе.
Я так и не узнала её имя.
Круглый год она ходила в джинсах и длинных пайтах с капюшоном поверх просторной клетчатой рубашки. Она никогда не пользовалась косметикой, а длинные темные волосы собирала в кособокий пучок на макушке — с такой восхитительной небрежностью, что, спустя год после нашей первой встречи, я стала замечать такие прически у подиумных моделей — только там каждый «петух» и каждую неаккуратно торчащую прядку укладывали полдюжины стилистов и парикмахеров.
Хотя едва ли я обратила бы на это внимание, если бы не тот, наш единственный, но ставший самым увлекательным в моей жизни, поздний разговор.
Я впервые сидела к ней так близко.
Она была вся тонкая, почти прозрачная. С худыми запястьями и узкими ладонями. Ногти — нервно обкусаны. Она не носила ни часов, ни браслетов, ни колец. Тонкие локти терялись в рукавах рубашки, которая была ей явно велика.
Она постоянно вздрагивала и непрерывно отстукивала пяткой неизвестную мелодию, которая звучала только в её голове.
Я не помнила, чтобы хоть раз видела её улыбку — только однажды она заливисто хохотала на мой вопрос о свидании в кофейне.
Даже во время разговора её вечно прищуренные глаза пытались что-то разглядеть в темном окне.
Мне не было интересно ни её имя, ни возраст. Только — что она всё время записывает в свою пухлую тетрадку.
На вопрос она задумалась.
— Я, знаешь кто?.. Я — вроде как проститутка, только идейная.
Я смутилась.
Она, заметив это, не засмеялась — улыбка мелькнула только в её глазах, хотя губы остались неподвижны.
— Я продаю свои идеи.
Из маленького обтрепанного рюкзачка она достала свою тетрадь.
Между страниц выглядывали измочаленные края захватанных салфеток.
Она откинула обложку.
В тетради были не записи, как я всегда считала, а крохотные кривые рисунки. Чем-то это напоминало наскальную живопись, чем-то — детские ребусы.
— Я никогда не умела работать, — не то пожаловалась, не то похвасталась она. — Зато я умею придумывать. И оказалось, что кто-то мои мысли охотно купит — нужно только придумать, кто, и предложить.
Я только удивленно моргала, настолько безумной мне казалась идея продавать свои мысли…
Она снова полезла в рюкзачок и вывалила на столик целую кучу стиков сахара из разных заведений.
— Смотри. — Она взяла один, покрутила в пальцах. — Помнишь, раньше были квадратные пакетики? Его берешь, нужно растрясти, а, если сахар промок, то размять. Потом оторвать уголок… Высыпать в чай. А, чтобы высыпать весь сахар, приходилось его разными сторонами вертеть…
Она сделала паузу, разглядывая белый стик.
Последние комментарии
23 минут 18 секунд назад
41 минут 18 секунд назад
47 минут 18 секунд назад
1 час 2 минут назад
2 часов 35 минут назад
2 часов 37 минут назад