Встреча выпускников [Адам Петровский] (fb2) читать онлайн

Адам Петровский Встреча выпускников

Город, в котором прошла половина моей жизни, сейчас лежал в руинах. Пыли в воздухе было больше, чем кислорода и даже азота. Ни одной живой души я не увидел, пока шел в некогда любимую школу на встречу выпускников. Переступая с ноги на ногу через грязь и лужи, я закурил. Сигаретный дым прекрасно вписывался в пейзаж, добавляя еще больше серости в бесцветную гамму. Разбросанные в округе кирпичи вкупе с поваленными деревьями и шастающими бродячими псами уничтожали те счастливые осколки воспоминаний двадцатилетней давности, что так скрупулезно лелеялись в ранее неприкасаемом прошлом.

Тропка, ведущая в школу, еще сохранилась, и на ней виднелись новые следы. Видимо, кто-то уже пришел. Я различил три разные подошвы, причем одна была заметно меньше остальных. По всей видимости, женская.

— Мой класс, а по совместительству лучшие друзья. Надеюсь, вы не предали наши идеалы и сохранили в себе то, что мы обсуждали двадцать лет назад. — пришла мне незатейливая мысль, добавляя угли в печь воспоминаний.

Входов в школу было несколько. Один изначальный, а другие в виде громадных дыр в стенах, которые не пощадило время. Я решил следовать традициям, а потому выбрал первый вариант. Следы внутри указывали на то, что все собрались в столовой. Туда же пошел я неспешной походкой. Одна сигарета кончилась, и в ход пошла следующая. Только из-за них у меня не болела голова.

Три человека стояли и разговаривали. Все верно. Я рефлекторно потянулся к револьверу. Резко вышел из-за угла и наставил его на компанию.

— Кто вы? — произнес я.

— Саша? Воронов? Ты, что ли?

Я молчал.

— Это я, Родион. Этот солидный парень — Кирюха. А это — Вася, — последней была девушка. На секунду я задумался, но быстро вспомнил, что среди нас действительно была одна девушка с такой кличкой. Ее звали Василиса Воронцова.

— Вася, Кирюха, Родион. Привет. Рад вас видеть. — убрал я револьвер в кобуру.

— Так это все-таки ты? Давно не виделись, Саша. А ты изменился. — сказал Кирилл.

Ростом он всегда был чуть ниже меня. Но вот телосложением вышел покрупнее. Пара десятков лишних килограмм налицо. Его волосы были короткие и седые в придачу. В остальном он не изменился: круглое гладкое, как у младенца, лицо, впалые голубые глаза и широкая улыбка. Одет он был прилично. Официальный черно-белый костюм, сшитый ему впору, выглядел серьезно, но немного комично, учитывая то место, где мы собрались.

— Тебе бы похудеть, — указал ему я.

— Да ладно тебе. Мы встретились спустя столько лет, а тебя волнует только это?

— Ну-ну. Впрочем, где остальные?

Слово взял Родион, который также, как и Кирюха, был одет в костюм, но менее официальный, бордовый с розовой рубашкой под ним. За внешним блеском он прятал еще больше килограмм лишнего веса. Его пузо трудно было скрыть, но он пытался изо всех сил. Родион Ульянов полностью облысел. Но сохранил свои добрые черты. Его карие глаза были все также ярки, хоть и скрывались теперь за круглыми прозрачными очками. В его улыбке больше радости, чем во всех нас вместе взятых. Он всегда ценил нашу школьную дружбу как никто другой.

— Остальные не добрались. Видимо, труден был их путь.

— Кто как кончил? — спросил я.

— Большинство сторчались. Кто-то погиб в результате несчастного случая, кто-то покончил жизнь самоубийством. Ну и так далее.

— Ясно, сдались. Мы ведь давали обещание. Ну да фиг с ними. Я рад, что вы живы.

— Но что стало с тобой, Саша? — впервые высказалась Вася, чей голос за двадцать лет вообще не изменился. — Твои глаза потеряли цвет. Я вижу в них только пустоту. Ты сильно исхудал. Одет, прости, как бомж. За собой вообще не следишь. И свои черные волосы отрастил. Это каре? Т-тебе идет…

— А ты совсем не изменилась. — я бросил взгляд на ее фигуру, которая была все еще хороша. — Прическа та же, что была у тебя в школе и та же, что у меня сейчас. Вот так совпадение. Тебе тоже идет.

Ростом она была ниже нас всех. В меру худая еще со школы, что придавало ей больше молодости, чем отбирали года. Ее аккуратные острые линии ключицы подчеркивали форму лица, большие карие глаза и толстые брови. В отличие от парней она отлично сохранилась. И кожа ее была свежее, и тон голоса ярче, и глаза, в которых виделась наивная детская радость.

Она верно подчеркнула, в моих глазах такого нет.

— Давайте присядем.

Мы подошли к единственному сохранившемуся столу, на котором валялись обломки, окутанные огромным слоем пыли. Взяли ближайшие уцелевшие стулья и сели. Только Вася достала из сумочки салфетку и протерла свой перед тем, как сесть.

— Помните выпускной? Наше обещание?

— Конечно, — сказали в унисон они.

Тогда мы веселились. Учеба закончилась. Пришла пора вступать во взрослую жизнь. На официальной части нам вручили аттестаты. До сих пор помню тот яркий актовый зал, укутанный ковровыми дорожками и вишневыми тканями. Около сотни человек помещались в нем. Каждый был официально одет, словно на балу в аристократическом дворце. Матери радуются за своих детей, не в силах остановить слезы. Отцы с глубоким молчанием смотрят прямо в глаза, как бы проговаривая: «молодец». Учителя посвящают нам свои заранее заготовленные речи, желают нам благого будущего. Знали бы они, как все обернется.

После этого наступил банкет. Кто-то пил шампанское и вина, но большинство одноклассников стояли в сторонке от алкоголя. Когда же часы известили о наступлении следующего дня, наш класс дружно покинул ресторан и вернулся обратно в школу. Пошли мы в заброшенный спортивный зал, что отдельным корпусом располагался на обширной территории школы. Туда кроме нас никто не заходил, а потому это место было назначено залом наших заседаний.

Когда мы приехали, светало. Светловолосый, но робкий Женя открыл замок. Все уселись на пол в своих новехоньких костюмах, я же встал у трибуны, которую мы когда-то соорудили на скорую руку из досок при помощи парочки гвоздей. В тот день трибуна выстояла последнюю речь, а после с грохотом развалилась. Хоть тогдашняя моя речь была важнейшей, была переломным пунктом всего повествования, но сейчас я мог вспомнить лишь отдельные ее куски. Но как сейчас помню, холодный утренний ветер шатал скрипящую дверь. Девятнадцать завороженных лиц смотрели на меня в последний раз перед тем, как разойтись по жизни. Свет еле освещал наше сборище через прорехи в крыше, прямо как сейчас.

— Вы знаете, зачем мы здесь. Мы готовились к этому уже несколько лет. Запомните, самое главное — не это помещение, не наши пререкания с учителями, не своевольные, но довольно глупые поступки. Нет. Самое главное таится в ваших сердцах. Что это? — говорил я тогда.

— Свобода! — переходя на крик, отвечали одноклассники.

— Верно. Свобода. То, ради чего мы родились. Те из вас, кто хочет всю оставшуюся жизнь плясать под чужую дудку, поднимитесь и покиньте зал сейчас. Это ваш последний шанс. Другого такого не будет.

Но никто не поднялся.

— Что ж, раз уж вы так в себе уверены, то скажу свое последнее напутствие. Все люди желают счастья. Эта мысль проедает им головы сильнее всякого невроза. Но мало кто задумывается, что счастье и свобода — это синонимы. Если хочешь быть свободным, будь счастливым, и наоборот. Поэтому хочу пожелать вам в дальнейшей жизни слушать свое сердце, достигать своих целей, идти туда, куда глядят глаза и куда ведет вас ветер. Будьте свободны и будьте счастливы! — проскандировал я напоследок.

Зал заполнили аплодисменты и одобрительные возгласы.

— Но это еще не все. Если мы сейчас вот так разойдемся, то никогда больше не увидимся! Нам, впрочем, и не надо. Наше совместное путешествие заканчивается здесь. Дальше каждый идет своей дорогой. Но! Давайте не забывать друг друга. Если мы оставим немного места в нашей памяти для каждого из присутствующих, то мы будем вместе навсегда. Также. Через двадцать лет. В этой школе. В этот час. Встретимся и поговорим, как сейчас. Подведем итоги, послушаем, куда каждого завела жизнь. И посмотрим, кто действительно чего-то стоит, а кто сдастся и пойдет на поводу у чужих желаний.

Со мной все согласились. В них тогда пылал жар от окончания школы, поэтому они легко соглашались. Куда показательнее то, что к настоящему моменту из двадцати человек выжило только четыре.

— Прискорбная картина, не находите? Я думал, что все мы дойдем до сегодняшнего дня и обсудим свои успехи. — сказал я. — Ну, ладно. Будем работать с тем, что есть. Кто поделится своей историей? Был ли он верен свободе? Стал ли он счастливым?

Остальные еще были погружены в воспоминания либо не желали брать на себя инициативу.

— Что ж, тогда я начну. Уехал я в скромный город на юге страны, там поступил в университет. Специальность уже не помню, ей богу. В первый же день, сидя в местном парке и потягивая сигарету…

— Но когда ты начал курить? — спросила Вася.

— Тогда и начал. Это — единственная привычка, которая меня не доканывает.

— Объясни-ка.

— Погоди. Так вот, тогда в парке я повстречал девушку. Влюбился в нее сразу же. Она затмила мне разум. Я начал всерьез размышлять о том, чтобы завести семью и жить размеренной жизнью. Я чуть было не предал свои же идеалы, представляете. Мы встречались с ней полгода. Она оказалась очень легкомысленной и вечно озлобленной. Стервой, одним словом. Из-за нее у меня болела голова. Я вам раньше не рассказывал, но это началось еще с детства. Если кто-то говорит о несвободе или ограничивает мою свободу, голова начинает разрываться.

— И поэтому ты был верен своим принципам? — влез Родион.

— Именно. Поэтому я и сделал все то, что привело меня к настоящему моменту. Исключительно из-за того, что в детстве обнаружился этот дар. Я назвал его «комплекс свободы». Но вернемся к истории. Мне не хотелось мириться с бесконечными головными болями, которые разрывали личность изнутри, но я продолжал страдать. Перестал ясно мыслить, забил на учебу, даже ходил с трудом. Зачастую я просто лежал на кровати в общаге и курил одну сигарету за одной. В конце декабря, прямо накануне Нового года она сказала, что мы расстаемся, что я парень без перспектив, ведомый своей наивной детской мечтой. Тогда я запил. Из-за алкоголя я стал амебой в человечьем обличии, голова моя болела еще сильнее. Разрывалась. Я не слышал самого себя. Ничего не чувствовал. Но тянулся за новой рюмкой. Однажды сосед по комнате сказал, что меня отчислили. В коматозе эта новость прошла мимо ушей. Ненависть, презрение были тогда моими близкими друзьями. Они же помогли мне выбраться из выгребной ямы. Я начал просыхать. Вместе с алкоголем из моей крови ушла наивность, но вернулась идея свободы. Правда, понял я это слишком поздно. Меня забрали в армию.

— Ты отслужил? — спросил Кирюха.

— Послушай, а потом вопросы задавай. Меня отправили в местную часть, но я не хотел никому подчиняться. И сбежал. Ветер подул в соседнюю страну, поэтому туда был проложен мой путь. Наступил важнейший поворотный пункт. Меня завербовали. В той стране назревали конфликты. Им требовались бойцы. Меня шантажировали, что если я не пойду к ним, то вернусь обратно на родину, и понесу там уголовную ответственность. Делать было нечего. Я согласился. Тренировки были адские, к тому же сразу в пылу битвы. Спустя пару вылазок на меня обратили внимание. Прославился я своей меткостью из снайперских винтовок. И вскоре стал наемным убийцей. После первого выполненного задания командиры удивились тому равнодушию, с каким я сделал свою работу. Ведь для меня жизни незнакомых людей равноценны жизням насекомых. Я ценил только свою жизнь и свою свободу. К слову, мои руководители дали мне кличку «больная голова», ибо знали о моей особенности и всегда после работы давали таблетку болеутоляющего.

— Так это ты?! — схватилась за голову Вася.

— Ты в курсе, что известен во всем мире? — добавил Родион.

— Конечно, — ответил, а затем закурил. — Я стал лучшим в своем деле. И это дало мне возможность отказаться от работы на государство. Я уехал. Куда дует ветер, и куда глядят глаза. Стал частником. Выбора у меня особо не было, так как ничего другого я не умел. Когда стал сам себе начальником, голова болеть перестала. Именно тогда я начал жить свободно. Но оставалось одно незавершенное дело на родине. Месть. Моим первым заказом как частного убийцы стала та девушка. После этого я не возвращался на родину до настоящего момента. Побывав во многих странах, хочу сказать вам, что везде одно и тоже. Серые пейзажи, разруха, тоска с редкими вкраплениями чего-то стоящего.

Солнце поднималось, и его редкие лучи точно падали мне на глаза. Я подвинул стул чуть левее, закинул ногу на ногу.

— Заказы поступали регулярно, поэтому мне приходилось быть осторожным и не задерживаться на одном месте дольше двух недель. Платили исправно, поэтому я себе ни в чем не отказывал. Скупал недвижимость направо и налево, проигрывал целые состояния в карты, тратился на самых элитных шлюх, совершал и другие преступления, коль было желание. Если что-то и можно вынести из моей жизни, так это то, что мир разочаровал меня, но из-за этого я больше укрепился в своих принципах. В таком прогнившем мире только моя свобода чего-то стоит. И я вцепился в нее. Сколько бы раз на меня ни организовывали покушения, никто не справился. Ибо они несвободны, они не ценят того, что ценю я. Хотя, признаюсь, многие были близки, — сделал я паузу, перевел дыхание, попытался еще что-либо вспомнить, но не вышло. — В общем и целом такова моя жизнь. Я практически ни о чем не жалею. Хоть моя история не самая радужная, зато наполненная свободой. У кого-то есть вопросы? Может у кого-то из вас получилось лучше?

Тишина. Шок. Непонимание в их глазах.

— Раз уж вопросов нет, то ты следующий, Родион.

— Х-хорошо, Саша. Хотелось бы сразу отметить, что вы для меня всегда были самыми дорогими людьми. Вы были и остаетесь моими лучшими и единственными друзьями. После окончания школы я наводил справки, чтобы знать, как вы поживаете. И я смог организовать эту встречу выпускников, как и обещал двадцать лет назад. Был один нюанс: про Сашу я ничего не мог найти через год после выпуска, но теперь все стало на свои места. — Родион сделал паузу, вдохнул побольше воздуха, взял более низкую тональность и продолжил: — После школы я поступил на юридический факультет в столице. Там мне открыли глаза на понятие свободы. Я погрузился в изучение литературы. Начал с античных философов и заканчиваю сейчас постмодернистскими авторами. Еще в университете наметил свою цель: сделать людей более свободными. Лично у меня была свобода, в политическом плане, а многие были ее лишены, равно как и базовых политических прав. Мне казалось это несправедливым, и я решил действовать. Для начала я как можно глубже изучил этот вопрос, написал множество научных работ и защитил диплом. После университета я пошел в политику. Сначала вступил в демократическую партию, увидел, насколько сильно прогнила современная демократия, но не остановился на полпути. Сквозь презрение и ненависть я работал, поднимался по карьерной лестнице, набирал электорат, а затем создал партию «Свобода» под председательством Родиона Ульянова, — улыбнулся он своим достижениям. — Сейчас мы имеем абсолютное большинство мест в парламенте, и продолжаем продвигать свои идеи в массы.

— Ого, так это ты? — удивился Кирилл.

— Да. Но это все ‒ лишь часть картины. Вместе с тем, чем больше я углублялся в политическую жизнь, тем больше понимал, что люди — пустышки, неспособные на решительные действия. Палец о палец не ударят ради счастливого будущего. Это противоречие между желаемым и действительным продолжает меня отравлять. Каждый вечер, каждую ночь я отдаляюсь от мира, сажусь читать очередную статью или книгу, параллельно поедая пирожные или конфеты и запивая литрами кофе. Потом долго не могу уснуть, думая о всяком, а после пары часов сна иду работать. Такова моя жизнь в разрезе последних лет. Ничего нового не происходит.

— Но как тебе удается быть лидером такой большой партии? Помню, в школе ты не любил выступать на публике и вообще боялся сцены. — спросила Вася.

— Это никуда не ушло.

— П-понятно.

— И пока никто не продолжил, стоит добавить, что я очень рад нашей встрече. Я скучал по вам, друзья.

— Василиса, следующая, — сказал я.

— Как скажешь, — начала она. — Твой авторитет, Саша, я никогда под сомнение не ставила. Ты дал нам толчок для развития, а дальше мы должны были идти сами. Я и пошла по своему пути, отбросила лишнее, что стесняло мой разум, и смогла найти ответ. Для меня свобода — это возможность самому себя ограничивать ради достижения желаемых целей.

Подул сильный ветер, развевая короткие волосы Василисы, которые она спешно начала поправлять. Притом остальных этот ветер не коснулся, включая меня. Я удивился странным потокам вольной стихии, напрягся и схватился за кобуру. Вася же тем временем села как прилежная отличница на первой парте.

— Учеба на филфаке, спортивный зал, холодный душ, минимализм, подработка, медитация, правильное питание… Всего сейчас и не перечислить. Я выработала целый комплекс взаимосвязанных полезных привычек, которые помогают мне жить, достигать целей и, как следствие, чувствовать себя свободно. Когда я закончила ВУЗ, то вышла замуж, родила прекрасную дочку, и продолжаю жить в свое удовольствие. В спокойствии и без лишних интриг. Знаете, в ваших историях практически нету других людей. Для меня они — это источник силы, чтобы двигаться вперед. Моя семья, вы, а также бывшие однокурсники и просто знакомые. Не могу представить, как можно выжить в одиночестве…

— Закончила? — спросил я.

— А что?

— Ты ушла не в ту сторону. Не задерживай.

— Ты стал каким-то нелюдимым.

— Сейчас не об этом. Следующий.

— Видимо, я последний, — сказал Кирилл Рубинштейн. — Спасибо за такую честь, Александр Воронов.

Он уселся поудобнее, запрокинул одну ногу на другую, проверил время на своих наручных часах.

— Не томи, — добавил я.

— Ладно. Начнем. Мы с тобой, Саша, очень похожи, но ты это поймешь чуть позже. В школе ты всегда перетаскивал одеяло внимания на себя, ничего не оставляя мне. Когда же мы расстались, я смог раскрыться по полной.

Я закурил и, крутя сигарету в руке по часовой стрелке, указывал ему, чтобы он продолжал, хотя он и не останавливался.

— Свобода. Я тоже ее желал. И, наверное, единственный, кто целенаправленно думал, как ее достичь. Я уехал в другой город, поступил на экономический. Параллельно с этим я развивался как личность, как тот, кто желает больше, чем остальные. Я достиг больших успехов, Саша. Мое желание постепенно обретало черты закона мироздания. Не счесть, сколько раз я творил своевольные бесчинства еще в университете… Но меж тем я подрабатывал. Мне нужен был капитал на свое первое дело. Оно, к слову, выдалось успешным. Я открыл сеть станций технического обслуживания. Первую, вторую, десятую станцию, а затем разросся до пределов области и вскоре всей страны. Так я разбогател. Но мне нужны были не деньги, а свобода. Недвижимость, самолеты, машины, золото, бриллианты, люди, любые услуги — всего этого было недостаточно.

Повисла недружественная тишина. Вася была шокирована тем, как изменился Кирилл, некогда душа компании и очень добрый человек. Родион удивился его резкости и надменности. Я посчитал его рассказ самым адекватным, но после его следующих слов я пожалел о том, что сделал преждевременный вывод.

— Вы даже не представляете, что у всего в этом мире есть своя цена. Ну так что, Саш, сыграем в игру: кто из нас более свободен? Кто испытал все? Кто никогда и никому не подчинялся?

— Боже мой, Кирюша, кем ты стал? — спросила удивленная и расстроенная Вася.

— Вот именно! — добавил свою ноту протеста Родион.

— Кем, спрашиваете? Свободным человеком. Но я еще не докончил. В какой-то момент меня перестали радовать пусть и необычные, но уже приевшиеся для меня вещи. Тебе ведь знакомо это чувство, Саша? Я пресытился ими. И нашел свою панацею. Самые разные сорта и виды. Вот это ‒ настоящий кайф, настоящая свобода. Можно парить в небе, можно создать свою вселенную, обернуть время вспять. Стоит только сделать один маленький вдох…

— Кончай, Кирилл!

— А что? Удивлен? Не хочешь терпеть поражение? Признай же, что я стал более свободным, чем ты, что твои идеи оказались хуже моих. Ну же!

Ком пристал к горлу, из-за чего я закашлял, чем привлек внимание других. Сделал длительную затяжку, и все замолчали, слушая, как в абсолютной тишине медленно тлеют бумага и табак.

— Мы с тобой и правда чем-то похожи. Но не более. Знаете, у меня из-за ваших историй чертовски разболелась голова. — я сделал паузу, втянул побольше дыма и с твердостью продолжил. — Сегодня я выполню свой последний заказ. — и потянулся к кольту.

Навел дуло на очень взбесившего меня Кирилла.

— Стой! — закричал он.

Каждый вскочил со стула и искал глазами какое-то укрытие. Быстрее всех его нашел Кирилл, спрятавшийся за большой тушкой Родиона.

— Не убивай. Постой! Ты же Саша, наш Саша Воронов.

— Отойди от него. Думаешь, что мне так уж нужен револьвер, чтобы тебя прикончить? — сейчас я был на задании, и эмоции мне были чужды.

— Н-но… Нет!

От наших резких движений обветшалое и разваливающееся здание опешило. В стороне от меня со второго этажа начал падать кусок фундамента размером с кулак. Не сводя глаз с Кирилла, я навел револьвер на падающую цель и поразил ее одним точным выстрелом.

Кирилл упал на колени. Он понял, что убегать бессмысленно.

— Саша, пощади! Я был дураком, признаю. Забирай все, что хочешь. Мои деньги, имущество. Да что там, компания твоя! Сможешь себе позволить даже то, чего ранее представить не мог. Только отпусти живым! Я жить хочу, понимаешь?

— Нет. Ты предал наши идеи свободы. Как и все вы. Головные боли чуть живьем не съели меня изнутри во время ваших рассказов. Стыдно должно быть. Вы остались рабами. Ценности, которые вы превозносите, на самом деле чужды вам и внутренне противоречивы.

Кирилл окончательно потерял веру в спасение, свалился на пол и судорожно молил меня остановиться. В этот момент голос подала отошедшая от шока Вася.

— Почему ты считаешь свою свободу правильной, а наши ошибочными? Не много ли тебе чести, Саша Воронов? Конечно, ты нас взрастил, научил, к чему надо стремиться, но, видимо, сам не достиг того, чего хотел. Посмотри на свою жизнь!

— М? — навел я дуло на нее, она заткнулась, но временно.

— Сплошные несчастья, боль и потери — вот кто ты. Тебя хочет убить весь цивилизованный мир! Ты угроза для многих людей. Но ты не виноват в этом. Тебя таким сделали обстоятельства, которым ты лишь подчинился. Сам подумай! Если бы тебя не исключили из университета, то и в армию не забрали бы, и тебе бы не пришлось бежать.

— Я бы в любом случае сбежал.

— Он бы все равно сбежал! — переигрывала она мою речь. — Тебе самому не смешно это говорить? Все, что с тобой случилось, было не по твоей вине. И не тебе сейчас учить нас свободе! Ты в плену своих мыслей, которые привели тебя к такому образу жизни. Посмотри на свои глаза, в конце-то концов! Они безжизненные, измотанные. Думаешь, таков взгляд свободного человека? Очень сомневаюсь. Ты в плену своей болезни или, как ты выражаешься, «комплекса свободы». Ты хоть на минуту допускал, что твоя больная голова может ошибиться?

— Я не понимаю. Ты не боишься умереть?

— Да в гробу я видела такую жизнь, если наш наставник перестал быть человеком.

— Ты готова бросить свою семью, мужа и дочку?

Фраза врезалась ей в самое сердце, Вася не могла произнести и слова. Она металась, ее глаза кружили по безжизненному пространству в поисках решения, пока она, наконец, его не нашла.

— Знаешь, Саш, в школе ты мне нравился. Очень. Правда. Хотела тебе признаться на выпускном, но тогда мы ни разу не смогли побыть наедине даже жалкие несколько минут. Потом мне было плохо. Я страдала. Практически весь первый курс я места себе не находила. Хотела покончить с жизнью, но, уже стоя на эшафоте, вновь вспомнила тебя, твои последние слова. И знаешь, вернула себе стремление жить, а все ради идеи свободы, которую подарил нам ты!

— Ты мне тоже нравилась. Тоже не успел сказать. Но прости, что не разделил с тобой ношу страданий по потерянной возможности. У меня были проблемы посерьезней. Вот только я не понимаю, к чему ты все это говоришь? Ты все еще меня любишь? Готова бросить все и жить с убийцей?

— Нет.

— И ни доли сомнения. Так зачем же это, Вася?

— Да послушай себя! Ты хочешь убить нас, твоих дорогих друзей…

— Самых дорогих, — перебил я ее.

— Просто из-за того, что мы жили так, как посчитали нужным. Из-за того, что жили не так, как представлял ты в своей больной голове.

— У тебя все? — устал я от ее трепа.

— Все.

— Здорово.

Вася устало подняла глаза на обваливающийся потолок. От него исходила энергетика, очень похожая на мою. Такая же серая и одновременно пустая, как размытое фото низкого качества.

— Давно эта школа разрушена?

— Разрушена? О чем ты, Саш? — взял слово Родион.

— Ну как же…

— Что ты видишь вокруг?

— Руины.

— Так вот оно что. А я вижу нормальную школу. Такую, какой она была, когда мы еще были юнцами.

Моя рука затряслась. Впервые с тех пор, как я взял в руки оружие двадцать лет назад. Точь-в-точь.

— Получается, что…

— Да, — отвечал с открытой душой и яркой улыбкой Родион, которого в детстве считали слабаком.

— Знаешь, ты — удивительный человек. Намного лучше меня. Но это ничего не меняет. — сказал я.

Три выстрела. Каждый точно в голову. Последних людей, которым я доверял и которых любил, не стало. Но они выполнили свою последнюю миссию: открыли мне глаза.

Проверил патроны, остался последний. Я закрутил барабан, решив сыграть в русскую рулетку. И выиграл.

На следующий день в провинциальной школе города N. нашли четыре трупа. Занятия в тот день были отменены.