— В прошлом году, днем, накануне Рождества, — начал свой рассказ товарищ прокурора после усиленных просьб всего общества поделиться с ним ужасным случаем из его жизни, о чем он невзначай упомянул во время рождественского ужина, — я застал дома бумагу от прокурора с предложением немедленно отправиться для расследования одного исключительного дела, приведшего меня в крайнее недоумение и, вместе с тем, чуть ли не в бешенство.
Помилуйте, тут скоро надо было отправляться на рождественский ужин в приятное общество, но вместо этой идиллии приходилось в собачью погоду, с ветром и морозом, тащиться далеко на окраину города, в цитадель, часть бывшей крепости, в которой приютилась военная гауптвахта, военные склады, еще что-то военное и управление всех этих учреждений с небольшой казармой для караула…
Дело, приведшее меня в негодование, заключалось в похищении трупа казненного накануне преступника. Его, раба Божьего, повесили во дворе цитадели, как в самом удобном во всем городе для этой цели месте. За что, собственно, этого несчастного приговорили к смерти, я, право, не знаю, но в нашем тихом болоте случилась впервые такая оказия и, как на грех, сопровождалась она вышеназванным удивительным происшествием.
Кто-то украл труп! Похоронен он был за стеной цитадели, и, как полагается, без могильного холма: сравняли землю, и крышка — без сентиментальностей. А наутро, глядь — трупа как не бывало!
Нам, конечно, он не был нужен, но куда он девался, кому и для какой цели он понадобился? Зря ведь не похищают трупы, да еще казненных. Тут, значит, какая-то особенная причина, и оставлять это дело так — нельзя было.
Тревога поднялась необыкновенная. Согнали на это дело кого только можно было: меня, следователя, полицмейстера, комендантского офицера, участкового пристава и, наконец, молодого человека, сыщика, нюхавшего воздух и интересовавшегося всеми мелочами.
Случай был необыкновенно загадочный: мы тщательно осмотрели двор, овраги за цитаделью, обнюхали всю местность и, конечно, разрытую могилу. Поиски происходили в темной, в самой мрачной обстановке, среди злых порывов вьюги и тоскливого воя ветра. Путь освещали солдаты с фонарями, и тени от людей и стен причудливо смешивались, росли и качались пред нами, прыгали по всем сторонам, надвигались, словно сама нечистая сила вместе с непогодой пристала к нам и не хотела отставать. Настроение получалось самое скверное, самое возмутительное. Кроме испорченного вечера, одного из самых обаятельных вечеров в году, тут еще создавалась будоражившая нервы, гнетущая тоска от всех этих рысканий в чертовских условиях за трупом повешенного. Воображение разыгрывалось, оно готово было видеть покойника выраставшим из снега, неистово кружившимся с протяжным свистом и жалобным стоном и затем уносимым метелью, невольно пугали и дергали нервы светлые полосы от фонарей, танцевавшие зигзагами на стенах цитадели, и угрюмые, темные овраги…
— А что, если он здесь шатается, и мы на него напоремся?… — вдруг сфантазировал, вероятно, ради отвлечения своих мыслей, полицмейстер, вообще любивший некстати шутить.
У меня по телу прошла дрожь, и я понял, что и остальные почувствовали зачатки суеверного страха, так как все дружно ускорили шаги. Против нервов ведь ничего не выдумаешь, и, хотя мы не обменивались мыслями, но в настроении были схожи. Мы почти бежали к цитадели в чаянии света и тепла. Голодными мы были, как псы, и большая, грязная и слабоосвещенная канцелярия, несмотря на свой мрачный колорит, показалась нам приветливой и гостеприимной.
— Как хотите, господа, а надо чего-нибудь поесть и… выпить, иначе невозможно! — тоскливо выразил общую мысль комендантский офицер. — Пойду на кухню, не может быть, чтобы там чего-либо не нашлось!
Сопутствуемый общими симпатиями и пожеланиями, он убежал и скоро возвратился весь сияющий, в полном восторге.
— Все идет великолепно, — воскликнул он, — сейчас будет прекрасный ужин и бутылка водки, которая, к счастью, оказалась у фельдфебеля. Только придется, господа, поско-ромиться, постного ни-ни, последний борщ съел караул за ужином, говядины же припасено на завтра сколько угодно. Здешний повар обещал нам соорудить нечто особенное.
— Вот еще, — вскричал полицмейстер, — до постов ли теперь, если в такую ночь за трупами гоняемся!… Тут нечего разбирать — давай скоромное!
Он встретил, конечно, общее сочувствие и поддержку, потому что от известия, принесенного с кухни, голод наш значительно увеличился. Но, вместе с тем,
Последние комментарии
27 минут 37 секунд назад
28 минут 41 секунд назад
31 минут 34 секунд назад
16 часов 59 минут назад
17 часов 53 минут назад
17 часов 56 минут назад