Происхождение семьи, частной собственности и государства [Фридрих Энгельс] (pdf) читать онлайн

-  Происхождение семьи, частной собственности и государства  [издание 1937] 8.85 Мб, 250с. скачать: (pdf) - (pdf+fbd)  читать: (полностью) - (постранично) - Фридрих Энгельс

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ф.

ЭНГЕЛЬС

ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЕМЬИ,
ЧАСТНОЙ
СОБСТВЕННОСТИ
И ГО С У Д А РС ТВА

ПАРТ ИЗ ДАТ Ц К

В К П( б )

.

1937

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Ф. ЭНГЕЛЬС

П РОИ СХ О Ж ДЕНИ Е СЕМЬИ
ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ
И ГОСУДАРСТВА
В связи с исследованиями Л . Г* Моргана

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
В настоящей издании книга Ф. Энгельса «Происхо­
ждение семьи, частной собственности и государства»
с предисловиями к 1 и 4-му изданиям печатается в
новом переводе, в том виде, как она напечатана
в Сочинениях Маркса и Энгельса, т. XVI, ч. 1 и 2.
Партиздат Ц К ВКП (б)

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ 1884 г.
Настоящей работой я в известной мере выполняю
завещание. Сам Карл Маркс собирался изложить
результаты исследований Моргана в связи с выво­
дами своего — в известных пределах, я могу ска­
зать, нашего — материалистического изучения исто­
рии и только таким образом выяснить все их зна­
чение. Ведь Морган в Америке по-своему вновь
открыл материалистическое понимание истории, от­
крытое Марксом за сорок лет перед этим, и на его
основании пришел в своих сопоставлениях варвар­
ства и цивилизации в главных пунктах к тем же
результатам, что и Маркс. И подобно тому как при­
сяжные экономисты Германии годами с таким же
усердием списывали «Капитал», с каким упорно за­
малчивали его, точно так же и представители «до­
исторической» науки в Англии поступали с моргановским «Ancient Society»1. Моя работа может
лишь в слабой степени заменить то, что не суждено
1 Ancient Society or Researches in the Lines of Human
Progress from Savagery through Barbarism ta Civilisation
[«Первобытное общество, или исследование о путях развития
человечества от дикости черёз варварство к цивилизации»].
By Lewis £L Morgan. London, Maeinillan and Со.. 1877. $нига
напечатана в Америке, и в Лондоне достать ее Чрезвычайно
трудно. Автор умер несколько лет тому назад [в 1881 г.—Ред .].

7

было выполнить моему покойному яругу. Но в моем
распоряжении имеются его подробные выписки до
Моргана с критическими замечаниями, которые я
в соответствующих местах воспроизвожу здесь.
Согласно материалистическому пониманию, опре­
деляющим моментом в истории служит в конечном
счете производство и воспроизводство непосредствен­
ной жизни. Но оно, в свою очередь, бывает двоякого
рода. С одной стороны — производство средств су­
ществования, предметов питания, одежды, жилища и
необходимых для этого орудий; с другой — произ­
водство самого человека, продолжение рода. Обще­
ственные учреждения людей, живущих в определен­
ную историческую эпоху и в определенной стране,
обусловливаются обоими видами производства: сту­
пенью развития, с одной стороны, труда, с другой —
семьи. Чем меньше пока еще развит труд, чем более
ограничено количество его продуктов, а следова­
тельно, и богатство общества, тем сильнее прояв­
ляется доминирующее влияние на общественный
строй уз родства. Между тем, в рамках этого рас­
членения общества, покоящегося на узах родства,
все больше и больше развивается производитель­
ность труда, а вместе с нею — частная собственность
и обмен, различия в богатстве, возможность поль­
зоваться чужой рабочей силой и тем самым основа
классовых противоречий: новые социальные эле­
менты сменяющихся поколений стараются приспо­
собить старый общественный строй к новым усло­
виям, пока, наконец, несовместимость их обоих не
приводит к полному перевороту. Столкновение новообразовавшихся общественных классов взрывает
старое общество, покоящееся на родовых союзах;
его место заступает новое общество, организован­
ное в государство, подразделениями которого слу­
жат уже не родовые, а территориальные объедине­
ния, — общество, в котором семейные отношения

3

полностью подчинены отношениям собственности и
в котором отныне свободно развертываются классо­
вые противоречия и классовая борьба, составляю­
щие содержание всей предыдущей писанной истории.
Большая заслуга Моргана в том, что он открыл
и восстановил в главных чертах эту доисториче­
скую основу нашей писанной истории и в родовых
объединениях северо-американских индейцев нашел
ключ к важнейшим загадкам древнейшей истории —
греческой, римской и германской, к загадкам, кото­
рые до сих пор оставались неразрешимыми. Его со­
чинение — труд не одного дня. Около сорока лет
работал он над своим материалом, пока не овладел
им вполне. Но зато и книга его — одно из немногих
выдающихся произведений нашего времени, начи­
нающих новую эпоху в науке.
В нижеследующем изложении читатель в общем
легко отличит, чтб принадлежит Моргану и что до­
бавил я. В исторических отделах о Греции и Риме
я не ограничился доводами Моргана и прибавил то,
что находилось в моем распоряжении. Отделы о
кельтах и германцах в основном принадлежат мне;
Морган располагал тут данными почти только из
вторых рук, а о германцах — кроме Тацита — лишь
плохими либеральными фальсификациями г. Фримана. Освещение экономических вопросов, которое
было достаточно для целей, поставленных Морганом,
но для моих целей совершенно недостаточно, все
переработано мною. Наконец, само собой разу­
меется, я отвечаю за все те выводы, которые сделаны
без прямых ссылок на Моргана.
Ф. Э<

ПРЕДИСЛОВИЕ К ЧЕТВЕРТОМУ ИЗДАНИЮ*
Е ИСТОРИИ ПЕРВОБЫТНОЙ СЕМЬИ

(Бахофен, Мак-Леннан, Морган)
Предыдущие издания этой книги, выходившие
большими тиражами, целиком разошлись почти пол­
года тому назад, и издатель давно уже просил меня
подготовить новое издание. Более неотложные рабо­
ты до сих пор мешали мне это сделать. Со времени
появления первого издания прошло семь лет,
и за эти годы изучение первобытных форм семьи до­
стигло больших успехов. Поэтому необходимо было
сделать здесь тщательные исправления и дополне­
ния, тем более
что предположенное печатание
настоящего текста по стереотипу лишит меня на не­
которое время возможности вносить новые изме­
нения.
Итак, я внимательно пересмотрел весь текст и
сделал ряд добавлений, в которых, надеюсь, в до­
статочной мере учтено современное состояние нау­
ки. Кроме того, я даю ниже в этом предисловии крат­
кий обзор развития истории семьи от Бахофена1
1 В «Neue Zeit» конец этой фразы сформулирован иначе:
«. ..тем более, что новое издание должно выйти в таком тираже,
который теперь становится обычным в немецкой социалисти­
ческой литературе, но который в других областях немецкого
книгоиздательства является большой редкостью». — Ред.

10

до Моргана; я делаю это главным образом потому,
что шовинистически настроенная английская школа
первобытной истории попрежнему делает все воз­
можное, чтобы замолчать переворот во взглядах на
первобытную ^историю, произведенный открытиями
Моргана, нисколько не стесняясь, однако, присваи­
вать себе полученные Морганом результаты. Да и в
других странах ^гое-где слишком усердно следуют
этому английскому примеру.
Моя работа была переведена на разные языки.
Прежде всего на итальянский: «L’origine della
famiglia, della propriété privata e dello stato, ver-'
sione riveduta dall’autore, di Pasquale Martignetti»,
Benevento, 1885. Затем на румынский: «Origina Familei, proprietatei private si a statu lui, traducere
de loan Nadejde», в ясском журнале «Contemporanul» с сентября 1885 г. по май 1886 г. Далее на дат­
ский: «Familjeiis, privatejendommens og Statens
Oprindelse, Dansk, af Forfatteren gennemgaaet
Udgave, besôrget af Gerson Trier», Kjôbenhavn,
1888. Печатается французский перевод Анри Раве,
сделанный с настоящего немецкого издания.
* » »
. До начала шестидесятых годов говорить об исто­
рии семьи не приходится. Историческая наука в этой
области целиком еще была под влиянием пятикнижия
Моисея. Патриархальную форму семьи, изображен­
ную там подробнее, чем где бы то ни было, не только
считали безоговорочно самой древней формой, но и
отождествляли — за вычетом многоженства — с со­
временной буржуазной семьей, так что с этой точки
зрения семья, собственно говоря, вообще не пере­
живала никакого исторического развития; самое
большее, допускалось, что в первобытные времена
мог существовать период неупорядоченных половых
отношений. Правда, кроме единобрачия было изве­
11

стно еще восточное многоженство и индиМко-тибетское многомужество; но эти три формьг нельзя
было расположить в исторической последователь­
ности, и они фигурировали рядом друг c/другом без
всякой взаимной связи. Что у отдельных народов
древнего мира, как и у некоторых еще существую­
щих дикарей, происхождение определяется не по
отцу, а по матери, так что женская дгашия одна толь­
ко и принимается .во внимание; ч т о у многих соврем
менных народов воспрещаются браки внутри опре­
деленных более или менее крупных групп, тогда еще
ближе не исследованных, и что этот обычай встре­
чается во всех частях света, — эти факты были, пра­
вда, известны, и такого рода примеров накаплива­
лось все больше, но как к ним подойти, никто не
знал, и даже еще в «Researches into the Early History
of Mankind» etc. [«Исследования первобытной исто­
рии человечества» и т. д.] Э. Б. Тайлора (1865) они
упоминаются просто как «странные обычаи», наряду
с действующим у некоторых дикарей запрещением
прикасаться к горящим дровам железным орудием и
тому подобной религиозной чепухой.
Изучение истории семьи начинается с 1861 г.,
когда вышло в свет «Материнское право» Бахофена.
Автор выставляет там следующие положения: 1) люди
сначала жили в беспорядочном половом общении,
, которое он обозначает неудачным словом «гете*
ризм»; 2) такие отношения исключают всякую воз*
можность достоверно установить отца, и поэтому
происхождение можно было определять лишь по
женской линии, по материнскому праву, — так это
вначале и бывало у всех народов древности; 3) вследч
ствие этого женщины, как матери, как единственные
достоверно известные родители молодого поколения,
пользовались высокою степенью уважения и почета,
доходившей, по мнению Бахофена, до полного гос*
нодства женщин (гинекократия); 4) переход к едино*
12

брачик^ при котором женщина принадлежала ис­
ключительно одному мужчине, заключал в себе на­
рушение Хдревнейшего религиозного завета (т. е.
фактически нарушение исконного права остальных
мужчин на эту женщину), нарушение, которое тре*
бовало искушения или же должно было быть воз­
мещено тем, что женщина в течение некоторого вре­
мени отдавалась. другим.
Доказательств^ этих положений Бахофен находит
в многочисленных^ с исключительным усердием соб­
ранных цитатах и& древнеклассической литературы.
Развитие от «гетеризма» к моногамии и от материн­
ского права к отцовскому происходит, по его мне-»
нию, — в частцости у греков, — вследствие даль­
нейшего развития религиозных идей, вследствие
внедрения новых божеств, представителей новых воз­
зрений, в традиционную группу богов, представляв­
ших старые взгляды, так что последние все более и
более оттесняются на задний план первыми. Таким
образом, по Бахофену, не развитие действительных
условий жизни людей, а религиозное отражение этих
условий жизни в головах тех же людей вызывало
"исторические изменения во взаимном общественном
положении мужчины и женщины. Согласно этому
Бахофен толкует «Орестейю» Эсхила как драмати­
ческое изображение борьбы между гибнущим мате­
ринским правом и возникающим в героическую эпо­
ху и одерживающим победу отцовским правом. Ради
своего любовника Эгиста, Клитемнестра убила сво­
его супруга Агамемнона, вернувшегося с троянской
войны; но Орест, 'сын ее и Агамемнона, мстит за
убийство отца, убивая свою мать. За это его пресле­
дуют эриннии, демонические охранительницы мате*
ринского права, по которому убийство матери —*
тягчайшее, ничем не искупимое преступление. Но
Аполлон, который через своего оракула побудил
Ореста совершить это дело, и Афина, которую при*
13

/

зывают в качестве судьи, — оба божества, предста­
вляющие здесь новый отцовско-правовой строй, —
защищают Ореста; Афина выслушивает обе сторо­
ны. Весь предмет спора сжато формулируется в пре­
ниях, происходящих между Орестом и/эринниями.
Орест ссылается на то, что Клитемнестра совершила
двойное злодеяние, убив своего супруга и вместе с
тем его отца. Почему же Эриннии преследуют его,
а не ее, гораздо более виновную?/Ответ поразите­
лен:
*
/
«С мужем, ею убитым, она в кровном родстве не
была».
Убийство человека, не состоящего в кровном род­
стве, даже когда он — муж убившей его женщины,
может быть искуплено, оно эринний нисколько не
касается; их дело — преследовать убийства лишь
среди родственников по крови, и тут, по материн­
скому праву, тягчайшим и ничем не искупимым яв­
ляется убийство матери. Но вот защитником Ореста
выступает Аполлон; Афина ставит вопрос на голосо­
вание членов ареопага—афинских присяжных; го­
лоса делятся поровну — за оправдание и за осужде­
ние; тогда Афина, как председательница, подает свой
голос за Ореста и объявляет его оправданным. От­
цовское право одержало победу над материнским,
«боги младшего поколения», как называют их сами
эриннии, побеждают эринний, и в конце концов пос­
ледние тоже соглашаются занять новый пост на
службе новому порядку вещей.
Это новое, но совершенно правильное толкование
«Орестейи» представляет собою одно из прекрасней­
ших и лучших мест во всей книге Бахофена, но оно
в то же время доказывает, что он сам во всяком слу­
чае не меньше верит в эринний, Аполлона и Афину,
чем в свое время верил Эсхил; а именно — он ве­
рит, что они в греческую героическую эпоху совер­
шили Цудо: ниспровергли материнское право, заме­

14

нив его qthobckhm. Ясно, что подобное представле­
ние, по которому религия оказывается решающим
рычагов ми^ойой истории, сводится в конечном счете
к чийтейшейу мистиц'йзму. Поэтому проштудировать
тблстый том Вахофена* — раббта трудная и далеко не
всегда благодарная. Но вее это не умаляет его за­
служи Как исследователя, проложившего новый путь;
он первый отбросил фразу о неведомом первобыт­
ном состоянии с беспорядочными половыМи отноше­
ниями, доказав вместо этого, что,в древне-классиче­
ской литературе есть множество следов того, что у
греков и у азиатских народов действительно суще­
ствовало до единобрачия такое положение, когда,
вовсе не нарушая обычая, не только мужчина всту­
пал в половое общение с несколькими женщинами,
но и женщина — с несколькими мужчинами; что
при своем исчезновении обычай этот оставил после
себя тот след, что женщины должны были покупать
свое право на единобрачие ценою временной отдачи
себя другим мужчинам; что поэтому происхождение
могло прежде определяться только по женской ли­
нии, от матери к матери; что это исключительное зна­
чение женской линии долго сохранялось еще и в
период единобрачия при установленном или во вся­
ком случае признанном отцовстве; и чтб это перво­
начальное положение матерей, как единственных
достоверных родителей своих детей, обеспечивало
им, а вмеоте с тем и женщинам вообще, такое высо­
кое общественное положение, какого они потом уже
никогда не занимали. Бахофен, правда, не сформули­
ровал этих положений с такой ясностью, — этому
помешало его мистическое мировоззрение. Но он их
доказал, и это в 1861 г. означало настоящую рево­
люцию.
Толстый том Бахофена был написан по-немецки,
т. е. на языке нации, которая в то время менее всего
интересовалась первобытной историей современной
15

семьи. Поэтому книга осталась незамеченной. Бли­
жайший преемник Бахофена на том
поприще,
выступивший в 1865 г., ничего не слыхал о нем.
Этим преемником был Дж. Ф. Мац-Леннан, пря­
мой антипод своего предшественника. Вместо ге­
ниального мистика тут перед нами сухой юрист;
вместо буйной поэтической фантазии — рассудоч­
ные комбинации выступающего в суде адвоката.
Мак-Леннан находит у многих диких, варварских и
даже цивилизованных народов древнего и нового
времени такую форму заключения брака, при кото­
рой жених, один или со своими друзьями, должен
будто бы насильственно похитить невесту у ее
родных. Этот обычай является, повидимому, пере­
житком более раннего обычая, когда мужчины одно­
го племени действительно насильно похищали себе
жен на стороне, у других племен. Как же возник
этот «брак посредством умыкания»? Пока мужчины
могли находить достаточно жен в своем собствен­
ном племени, для такого брака не было никакогр по­
вода. Но очень часто мы находим, что у неразвитых
народов существуют известные группы (к 1865 г.
их еще часто отождествляли с самими племенами),
внутри которых брак запрещен, так что мужчины
вынуждены брать себе жен, а женщины мужей —
вне этой группы; между тем у других существует
обычай, требующий, чтобы мужчины известной груп­
пы брали себе жен только внутри своей собствен­
ной группы. Мак-Леннан называет первые группы
экзогамными, вторые — эндогамными и устанавли­
вает без дальнейших околичностей резкую противо­
положность между экзогамными и эндогамными «пле­
менами». И хотя его же собственное исследование
экзогамии наталкивает его прямо носом на тот факт,
что эта противоположность во многих случаях, если
не большей частью или даже всегда, существует
лишь в его воображении, он все же кладет ёе в осно­

16

ву своей теории* Экзогамные племена могут, соглас­
но этому, брать себе шщ я-од^ко из других племен,
а это при непрерывной войне между племенами,
обычной в период дикости, можно сделать лишь пу­
тем похищения.
Мак-Лецнан спрашивает далее: откуда этот обы­
чай экзогамии? Представления о кровном родстве и
кровосмесительстве не имеют сюда никакого отно­
шения: это — явления, которые развиваются лишь
значительно позже* Другое дело — широко распро­
страненный среди дикарей обычай убивать детей
женского пола тотчас же после рождения. Это
создает в каждом отдельном племени избыток
мужчин, а как прямое следствие неизбежно полу­
чается, что несколько мужчин сообща обладают одной
женой: многомужество. Отсюда, в свою очередь,
следует, что знали мать ребенка, но не знали его
отца, и поэтому счет родства велся лишь по женской
линии и вовсе не велся по мужской: «материнское
право». А вторым следствием недостатка женщин
внутри племени, — недостатка, смягчаемого, но не
устраняемого многомужеством, — именно и был си­
стематический насильственный увод женщин чужих
племен. «Так как экзогамия и многомужество выте­
кают из одной и той же причины, — из численного
неравенства обоих полов, — то мы должны считать,
что все экзогамные расы практиковали сначала много­
мужество... И поэтому мы должны считать бесспор­
ным, что среди экзогамных рас первой системой род­
ства была та, которая знает кровные узы лишь с
материнской стороны» (Mac-Lennan. «Studies in
Ancient History». 1886. Prim itive Marriage, p. 124.
[Мак-Леннан. «Очерки древней истории». 1886. Пер­
вобытный брак, стр. 124.])/
Заслуга Мак-Леннана состоит в том, что он ука­
зал на повсеместное распространение и большое зна­
чение того факта, который он называет экзогамией.

17

Он вовсе не открыл факт существования экэогааршх
групп, да и не понимал его. Не говоря уяш более ран­
них отдельных замечаниях многих наблюдателей, —
они-та и были источниками для МактЛеннана,—
Латам («Descriptive Ethnology» [«Описательная этно­
логия»}, 1859) точно и верно описал этот порядок у
индийских магаров и указал, что он повсеместно
распространен и встречается во всех частях свет^, —
это место цитирует сам Мак-Леннан. Дй и наш Мор­
ган еще в 1847 году в своих письмах об ирокезах
(в «American review») и в 1851 г. в «The League of
the Iroquois» обнаружил у этого племени и верно
описал тот же'порядок, между тем как адвокатский
ум Мак-Леннана, как мы видим, внес сюда гораздо
больше путаницы, чем мистическая фантазия Бахофена в область материнского права. Дадьнейщая
заслуга Мак-Леннана состоит в том, что он признал
порядок происхождения по материнскому праву пер­
воначальным, хотя в этом отношении, как он сам
позднее признал, Бахофен опередил его. Но и тут
у него неясности; он постоянно говорит о «родстве
только по женской линии» (Kinship through females
only), постоянно применяя это выражение, правиль­
ное для более ранней ступени, также и к поздней­
шим ступеням развития, когда происхождецие и пра­
во наследования, правда., считаются еще исключи­
тельно по женской линии, но родство признается и
определяется и с мужской стороны. Это — ограни­
ченность юриста, который, создав себе твердую пра­
вовую формулу, продолжает применять ее в неизмен­
ном виде и к таким условиям, в которых она уже успе­
ла стать неприменимою.
Однако при всей своей правдоподобности теория
Мак-Леннана представлялась самому ее автору,
повйдимому, не очень-то обоснованной. Во всяком
случае он сам обращает внимание на «тот порази­
тельный факт, что форма (мнимого) похищения жен
18

наиболее отчетливо и определенно выражена как
раз у тех народов, у которых господствует мужское
родство (т. е. происхождение по мужской линии) »
(стр. 140). И далее: «Удивительно, что детоубийство,
насколько нам известно, никогда не практикуется
систематически там, где экзогамия и старейшая фор­
ма родства существуют рядом» (стр. 146). Оба эти
факта прямо противоречат его способу объяснения,
и он может противопоставить им лишь новые, еще
более запутанные гипотезы.
Тем не менее, его теория встретила в Англии боль­
шое одобрение и сочувствие; Мак-Леннана все счи­
тали здесь основоположником истории семьи и выс­
шим авторитетом в этой области. Его противополо­
жение экзогамных и эндогамных «племен», несмотря
на то, что был установлен ряд исключений и видо­
изменений, оставалось все же общепризнанной осно­
вой господствовавших воззрений и превратилось в
шоры, лишившие возможности свободно рассматри­
вать исследуемую область, а тем самым и сделать ка­
кой-нибудь решительный шаг вперед. В противовес
переоценке Мак-Леннана, вошедшей в обычай в
Англии, а по английскому примеру и в других стра­
нах, следует подчеркнуть, что своим противопоста­
влением экзогамных и эндогамных «племен», осно­
ванным на чистом недоразумении, он причинил боль­
ше вреда, чем принес пользы своими открытиями.
Между тем вскоре начало всплывать все больше и
больше фактов, не умещавшихся в стройные рамки
его теории. Мак-Леннан знал лишь три формы бра­
ка: многоженство, многомужество и единобрачие.
Но уж раз на этот пункт было направлено внимание,
стало появляться все больше доказательств, что у
неразвитых народов существовали такие формы бра­
ка, когда несколько мужчин обладали сообща не­
сколькими женщинами; и Леббок («The Origin of
Civilization» [«Происхождение цивилизации»], 1870)

19

признал этот групповой брак (communal mar­
riage) историческим фактом.
Вслед затем, в 1871 г., выступил Морган с новыми
во многих отношениях решающим материалом. Он
убедился, что действующая у ирокезов своеобраз­
ная система родства встречается у всех туземцев
Соединенных Штатов и, следовательно, распростра­
нена на целом континенте, хотя она прямо противо­
речит степеням родства, фактически вытекающим
из принятой там системы брака. Он убедил американ­
ское союзное правительство собрать, на основе им
самим составленного вопросника и таблиц, сведения
о системах родства у других народов и из ответов
увидел: 1) что американско-индейская система род­
ства действует также у многочисленных племен в
Азии, а в несколько видоизмененной форме —
в Африке и в Австралии; 2) что система эта находит
свое полное объяснение в форме группового брака,
находящегося как раз в стадии отмирания на Гаваях и на других австралийских островах; и 3) что
наряду с этой формой брака на тех же островах дей­
ствует* однако, и такая система родства, которая мо­
жет быть объяснена только еще более примитивной,
ныне вымершей формой группового брака. Собран­
ные сведения вместе со своими выводами из них он
опубликовал в своей работе «Systems of Consanguin
nity and Affinity» [«Системы кровного родства и
свойства»], 1871, и тем самым перенес спор в несрав­
ненно более широкую область. Исходя из систем род­
ства и восстанавливая соответствующие им формы
семьи, он открыл новый путь исследования и воз
можность дальше заглянуть в предисторию челове*
чества. Восторжествуй этот метод, и изящные псгстроения Мак-Леннана разлетелись бы в прах.
Мак-Леннан встал на защиту своей теории в новом
издании «Primitive Marriages («Studies in Ancient
History», 1875). Сам комбинируя историю семьи чрез­

20

вычайно искусственно, исключительно при помощи
гипотез, он требует от Леббока и Моргана не только
доказательств для каждого их утверждения, но к
тому же таких неопровержимых доказательств, ка­
кие обязательны в шотландском суде. И это делает
человек, который из тесной связи между дядей по
матери и сыном сестры у германцев (Tacitus, Ger­
mania, с. 20), из рассказа Цезаря о том, что у брит­
тов по десять или двенадцать мужчин имеют общих
жен, и из всех других рассказов древних писателей
об общности жен у варваров, не колеблясь, делает
вывод, что у всех этих народов господствовало мно­
гомужество! Можно подумать, что слушаешь про­
курора, который сам позволяет себе полную свобо­
ду при обработке материала для обвинения, но зато
от защитника требует формальнейших юридически
обоснованных доказательств каждого слова.
Групповой брак — чистейшая выдумка, утвер­
ждает он, оказываясь тем самым далеко позади Бахофена. Моргановы системы родства — по его мне­
нию — простые правила общественной вежливости,
что доказывается тем фактом, что и к чужим, к бе­
лым, индейцы обращаются со словом «брат» или «отец».
Это все равно, как если бы кто-нибудь вздумал утвер­
ждать, что обозначения отец, мать, брат, сестра —
просто ничего не значащие формы обращения, по­
тому что католических духовных лиц и настоятель­
ниц также называют отцами и матерями, а монахи и
монахини и даже масоны и члены английских цехо­
вых союзов на торжественных заседаниях обра­
щаются друг к другу со словами «брат» и «сестра».
Словом, защита Мак-Леннана была очень слаба.
Но оставался еще один пункт, в котором он был
неуязвим. Противоположность между экзогамными
и эндогамными «племенами», на которой покоилась
вся его система, не только не была поколеблена, но
пользовалась даже всеобщим признанием, как крае­

21

угольный камень всей истории семьи. Допускали,
что попытка Мак-Леннана объяснить эту противо­
положность недостаточна и противоречит фактам,
перечисленным им самим. Но самая эта противопо­
ложность — существование двух взаимно-исключающих видов самостоятельных и независимых племен,
из которых одни брали себе жен внутри собственно­
го племени, тогда как другим это было абсолютно
воспрещено, считалось неоспоримой истиной. Срав­
ни, например, Giraud-Teulon. «Origines de la fami­
lle» [Жиро-Тэлон. «Происхождение семьи»] (1874)
и даже «Lubbock. «Origin of Civilization» [Леббок.
«Происхождение цивилизации»] (4-е издание, 1882).
Этому вопросу посвящено главное сочинение Мор­
гана: «Ancient Society» [«Древнее общество»] (1877),—
сочинение, которое положено в основу предлагае­
мой работы. То, что в 1871 г. Морган лишь смутно
предчувствовал, тут развито с полной отчетливостью.
Эндогамия и экзогамия вовсе не составляют противо­
положности; существование экзогамных «племен»
до сих пор нигде не доказано. Но в ту эпоху, когда
господствовал еще групповой брак, — а он, по всей
вероятности, в свое время господствовал повсемест­
но, — племя расчленялось на ряд родственных по
материнской линии групп, родов, внутри которых
господствовало строгое запрещение браков, так что
мужчины одного рода могли, правда, брать себе
жен внутри племени и, как правило, так и делали,
но не могли брать себе жен внутри своего рода. Та­
ким образом, если род был строго экзогамным, то
племя, охватывающее совокупность родов, было в
такой же мере эндогамным. Этим был окончательно
ниспровергнут последний остаток искусственных
построений Мак-Леннана.
Но Морган этим не удовольствовался. Род амери­
канских индейцев послужил ему, далее, к тому,
чтобы сделать второй решительный шаг вперед в
22

исследуемой им области. В этом роде, организован­
ном по материнскому праву, он открыл первичную
форму, из которой развился позднейший род, орга­
низованный по отцовскому праву,—тот род, который
мы находим у античных культурных народов.
Греческий и римский роды, бывшие до того загад­
кой для всех историков, были объяснены из индей­
ского рода, и тем самым была найдена новая основа
для всей первобытной истории.
Это открытие первичного материнско-правового
рода, как стадии, предшествовавшей отцовско-пра­
вовому роду культурных народов, имеет для перво­
бытной истории такое же значение, как теория раз­
вития Дарвина для биологии и как теория прибавоч­
ной стоимости Маркса для политической экономии.
*Оно дало Моргану возможность впервые сделать
набросок истории семьи, в котором, поскольку позво­
лял известный до сих пор материал, были в общих
чертах предварительно установлены по крайней
мере классические ступени развития. Всякому ясно,
что тем самым открывается новая эпоха в разработ­
ке первобытной истории. Материнско-правовой род
стал той точкой опоры, вокруг которой вращается
вся эта наука; со времени его открытия стало изве­
стно, в каком направлении и что изучать и как нужно
группировать полученные результаты. А в соответ­
ствии с этим теперь в этой области достигают куда
более быстрых успехов, чем до появления книги
Моргана.
Открытия Моргана признаны, или, вернее, при­
своены, теперь всеми исследователями первобытной
истории также и в Англии. Но почти ни у кого из
них мы не найдем открытого признания, что именно
Моргану мы обязаны этой революцией во взглядах.
В Англии его книгу до возможности замалчивают,
а от него самого отделываются лишь снисходительной
похвалой за его прежние работы; к отдельным част­
23

ностям его изложения яро придираются, а о его Дей­
ствительно великих открытиях упорно молчат. Пер­
вое издание Ancient Society разошлось; в Америке
для подобных вещей нет надлежащего сбыта; в Ан­
глии эту книгу, повидимому, систематически затира­
ли, и единственное издание этого создавшего эпоху
труда, еще имеющееся в книжной торговле, — немец­
кий перевод.
В чем причина этой холодности, в которой трудно
не видеть заговора молчания, особенно если иметь
в виду многочисленные цитаты, приводимые просто
из вежливости, и другие доказательства солидарно­
сти, которыми пестрят писания наших признанных
исследователей первобытной истории? Уж не в том
ли, что Морган — американец, и для английских
исследователей первобытной истории очень неприят­
но, что при всем их усердии в собирании материала,
заслуживающем всяческого признания, они по части
общих точек зрения, необходимых для сводки и
группировки этого материала, словом, по части идей,
вынуждены опираться на двух гениальных иностран­
цев, на Бахофена и Моргана? С немцем можно было
бы еще примириться, но с американцем! По отноше­
нию к американцу каждый англичанин становится
патриотом, чему в Соединенных Штатах я видел за­
бавные примеры. А вдобавок к этому Мак-Леннан
был, так сказать, официально признанным основа­
телем и вождем английской школы первобытной
истории; о его искусственных исторических построе­
ниях, ведущих от детоубийства через многомуже­
ство и черев брак посредством умыкания к мате­
ринско-правовой семье, об этих построениях уже
стало в области первобытной истории хорошим тоном
говорить не иначе, как с величайшим почтением;
малейшее сомнение в существовании абсолютно
исключающих друг друга экзогамных и эндогам­
ных «племен» считалось дерзкой ересью; таким обра­

24

зом, Морган, рассеявший все эти священные догмы,
как дым, совершил в некотором роде святотатство.
К тому же он рассеял их такими доводами, которые
достаточно было высказать, чтобы они тотчас стали
очевидными для всех; так что почитатели МакЛеннана, беспомощно шатавшиеся до сих пор между
экзогамией и эндогамией, должны были в сущности
ударить себя по лбу и воскликнуть: как же мы могли
быть так глупы, что сами этого давно не заметили!
И если бы даже этих преступлений было недоста­
точно, чтобы официальная школа холодно отверну­
лась от Моргана, то он переполнил чашу тем,
что не только подверг цивилизацию, общество товар­
ного производства, основную форму нашего совре­
менного общества, критике, заставляющей вспом­
нить о Фурье, но и говорил о будущем преобразова­
нии этого общества такими словами, которые мог бы
сказать Карл Маркс. Морган вполне заслужил по­
этому, чтобы Мак-Леннан с возмущением бросил ему
упрек в том, что «исторический метод ему совершен­
но антипатичен», и чтобы женевский профессор гос­
подин Жиро-Тэлон повторил этот упрек и в 1884 г.
Ведь этот самый господин Жиро-Тэлон еще в 1874 г.
(«Origines de la famille») беспомощно бродил в лаби­
ринте мак-леннановой экзогамии, откуда его вывел
только Морган.
Дальнейших успехов, которыми обязана Моргану
первобытная история, я не могу здесь касаться;
все необходимое на этот счет отмечено в моей работе.
Четырнадцать лет, истекших со времени появления
главного труда Моргана, очень обогатили наш мате­
риал по истории первобытных человеческих обществ;
к антропологам, путешественникам и профессиоцальным исследователям первобытной истории при­
соединились представители сравнительной юрис­
пруденции, которые внесли отчасти новый материал,
отчасти новые точки зрения. Некоторые отдельные
2 Происхождение семьи.

25

гипотезы Моргана были при этом поколеблены или
даже опровергнуты. Но вновь собранный материал
нигде не привел к вытеснению его главных основных
взглядов другими. Порядок, внесенный им в перво­
бытную историю, в основных чертах сохраняет силу
до сих пор. Можно даже сказать, что Морган завое­
вывает себе все более общее признание в такой же
мере, в какой стараются утаить, что именно он сде­
лал этот великий шаг вперед1.
Ф. Энгельс*
Лондон, 16 июня 1891 г.

1 На обратном пути из Нью-Йорка, в сентябре 4888 г.,
я встретился с бывшим депутатом конгресса от Рочестерского
избирательного округа, знавшим Льюиса Моргана. К сожа­
лению, он мог рассказать о нем не много. Морган жил в Роче­
стере в качестве частного лица, занятого лишь своей научной
работой. Брат его, полковник, служил в Вашингтоне в "воен­
ном министерстве; при помощи этого брата ему удалось за­
интересовать правительство своими исследованиями и издать
несколько своих работ на государственные средства; мой собе­
седник во время своего пребывания депутатом конгресса тож^,
по его словам, неоднократно хлопотал об этом.

26

П РО И С Х О Ж Д Е Н И Е СЕМЬИ,
ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ
И ГОСУДАРСТВА

8‘

I. ДОИСТОРИЧЕСКИЕ СТУПЕНИ
КУЛЬТУРЫ
Морган был первый, кто со знанием дела попытал­
ся внести в предисторию человечества определен­
ную систему, и до тех пор, пока значительно разрос­
шийся материал не заставит внести изменения, пред­
ложенная им группировка, несомненно, останется
в силе.
Из трех главных эпох — дикости, варварства,
цивилизации — его, само собою разумеется, зани­
мают только две первые и переход к третьей. Ка­
ждую из этих двух эпох он подразделяет на низшую,
среднюю и высшую ступень сообразно с успехами в
производстве средств существования, потому что,
говорит он, «искусство в этом производстве имеет
решающее значение для степени человеческого пре­
восходства и господства над природой; из всех жи­
вых существ только человеку удалось добиться поч­
ти неограниченного господства над производством
продовольствия. Все великие эпохи человеческого
прогресса более или менее непосредственно совпа­
дают с эпохами расширения источников существова­
ния». — Наряду с этим идет развитие семьи, но
оно не дает таких ярких признаков для разделения
периодов.
29

4. Д И К О С Т Ь

1. Низшая ступень. Детство человеческого рода.
Люди находились еще в местах своего первоначаль­
ного пребывания, в тропических или субтропцче^
ских лесах. Они жили, частью по крайней мере, на
деревьях; только этим и можно объяснить их суще­
ствование среди крупных хищных зверей. Пищей
служили им плоды, орехи, коренья; развитие члено­
раздельной речи — главное достижение этого пе­
риода. Из всех народов, ставших известными в исто­
рический период, уже ни один не находился в этом
первобытном состоянии. И хотя это состояние дли­
лось, вероятно, много тысячелетий, однако доказать
его на основании прямых свидетельств мы не можем;
но, признав происхождение человека из царства жи­
вотных, мы должны допустить такое переходное со*»
стояние.
2. Средняя ступень. Начинается с употребления
в пищу рыбы (куда мы относим также раков, раку­
шек и других водяных животных) и с применения
огня. То и другое взаимно связано, так как рыбная
пшца делается вполне пригодной к употреблению
лишь при помощи огня. Но с этой новой пищей лю­
ди стали независимыми от климата и местности;
следуя по течению рек и по морским берегам, они
могли даже в диком состоянии расселиться на больп
шей части земной поверхности. Грубо выделанные,
неотшлифованные каменные орудия раннего камен­
ного века, так называемые палеолитические, цели­
ком или большею частью относящиеся к этому
периоду, распространены по всем материкам и яв­
ляются доказательством этих передвижений. Засе-,
ление новых зон и неустанное инстинктивное стрема
ление к поискам, в связи с обладанием огнем,
добывавшимся трением, доставило новые средства пи­
тания: таковы крахмалистые корни и клубни, исПе-

3.0

ченные в горячей воле или пекарных ямах (земля­
ных печах); дйчь, которая, с изобретением первого
оружия, дубины и копья, становилась случайной
добавочной пищей. Исключительно охотничьих на­
родов, как они описываются в книгах, т. е. таких,
которые живут только охотою, никогда не суще­
ствовало; для этого добыча от охоты слишком не­
надежна. Вследствие длительной необеспеченности
источников питания на этой ступени, повидимому, возникло людоедство, которое затем сохра*
няется надолго. Австралийцы и многие Полине*
зийцы и теперь еще стоят на этой средней ступени
дикости.
3.
Высшая ступень. Начинается с изобретения
лука и стрел, благодаря которым дичь стала по­
стоянной пищей, а охота — одной из нормальных
отраслей труда. Лук, тетива и стрелы составляют
уже очень сложный инструмент, изобретение коточ
рого предполагает долго накапливаемый опыт п изощ-.
ренные умственные силы, следовательно, и одновре*
менное знакомство со многими другими изобрете­
ниями. Сравнивая друг с другом народы, которые
знают уже лук и стрелы, но еще не знают гончарного
искусства (с него Морган начинает переход к вар-,
варству), мы действительно встречаем уже некоторые
зачатки расселения деревнями, известную степень
овладения производством средств существования:
деревянные сосуды и утварь, ручное ткачество (без
ткацкого станка) из мочала, плетеные корзины из
лыка или камыша, шлифованные (неолитические)
каменные орудия. Огонь и каменный топор дают уже
по большей части возможность делать лодки из
цельного дерева, а местами — бревна и доски для по­
стройки жилища. Все эти достижения мы встречаем,
например, у северо-западных индейцев Америки,
которые хотя и знают лук и стрелы, но не знают еще
гончарного дела. Для эпохи дикости лук и стрелы
31

были таким же решающим оружием, каким железный
меч был для варварства и огнестрельное оружие для
цивилизации*
2. ВАРВАРСТВО

1. Низшая ступень. Начинается с введения гон­
чарного искусства. Во многих случаях можно дока­
зать, что оно произошло из обмазывания плетеных
-или деревянных сосудов глиною с целью сделать
их огнеупорными. И так, вероятно, было везде. При
этом скоро нашли, что формованная глина служит
этой цели и без внутреннего сосуда.
До сих пор мы могли считать, что этот ход разви­
тия был всеобщим, что именно так шло развитие у
всех народов определенного периода, независимо
от их местопребывания. Но с наступлением вар­
варства мы достигли такой ступени, когда приобре­
тает значение различие в природных условиях обоих
великих материков. Отличительной чертой периода
варварства является приручение и разведение жи­
вотных и возделывание растений. Но восточный
материк, так называемый Старый свет, обладал
почти всеми поддающимися приручению животными
и всеми пригодными для разведения видами зла­
ков, кроме одного; западный же материк, Аме­
рика, из всех поддающихся приручению млеко­
питающих — только ламой, да и то лишь в одной
части юга, а из всех культурных злаков только од­
ним, но зато наилучшим: кукурузой. Вследствие
этого различия в природных Условиях население ка­
ждого полушария идет с этих пор своим особым пу­
тем, и пограничные столбы, обозначающие отдель­
ные ступени развития, становятся равными для ка­
ждого из обоих случаев.
2. Средняя ступень. На востоке она начинается
с приручения домашних животных, на западе —

32

с разведения съедобных растений при помощи оро­
шения и с употребления для построек адобов (вы­
сушенного на солнце кирпича-сырца) и камня.
Мы начинаем с запада, так как здесь, до завоева­
ния европейцами, дальше этой ступени нигде не
пошли.
У индейцев, находившихся на низшей ступени вар­
варства (к ним принадлежали все жившие к востоку
от Миссисипи), к тому времени, когда они были от­
крыты, существовала уже некоторая огородная куль­
тура кукурузы и, может быть, тыкв, дынь и других
огородных растений, составлявших весьма суще­
ственную часть их питания; они жили в деревянных
домах, в обнесенных тыном деревнях. Северо-запад­
ные племена, особенно обитавшие в бассейне Ко­
лумбии, стояли еще на высшей ступени дикости и не
знали ни гончарного искусства, ни культуры каких
бы то ни былорастений. Напротив, индейцы так
называемых пуэбло 1 в Новой Мексике, мексикан­
цы, обитатели Центральной Америки и перуанцы
стояли ко времени завоевания на средней ступени
варварства: они жили в похожих на крепости до­
мах из кирпича-сырца (адобов) или камня, разводили
в искусственно орошаемых огородах кукурузу и
различные другие, в зависимости от местоположе­
ния и климата, питательные растения, служившие
им главными источниками питания, и даже приру­
чили некоторых животных: мексиканцы — индюка
и других птиц, перуанцы — ламу. К тому же они
были знакомы с обработкой металлов, за исключе­
нием железа, и поэтому все еще не могли обходиться
1 Пуэбло — по-испански деревенская община. Индейцыпуэбло живут в штатах Колорадо, Юта, Нов. Мексика и Ари­
зона (САСШ) в С. Мексике. Их поселения представляют
«города скал», напоминающие соты. Индейцы-пуэбло были
земледельцами огороднического типа со сложной общинной
системой орошения. — Ред.



без оружия и орудий из камня. Испанское завое­
вание оборвало всякое дальнейшее самостоятельное
развитие.
На востоке средняя ступень варварства началась с
приручения животных, дающих молоко и мясо,
между тем как культура растений, повидимому,
еще очень долго в течение этого периода оставалась
здесь неизвестной. Приручение и разведение скота
и образование крупных стад дали, повидимому, арийцам и семитам возможность выделиться из прочей
массы варваров. У европейских и азиатских арий­
цев 1 названия животных еще общие, названия же
культурных растений — почти всегда разные.
Образование стад привело к пастушеской жизни в
пригодных для этого местах: у семитов — на покры­
тых травой равнинах Евфрата и Тигра, у арийцев —
на равнинах Индии, Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи, Дона
и Днепра. Впервые приручение животных было
достигнуто, повидимому, на границах таких паст­
бищ. Позднейшим поколениям кажется поэтому,
что пастушеские народы происходили из местностей,
которые не только не могли быть колыбелью чело­
вечества, но, напротив, были почти необитаемы для
их диких предков и даже для людей, стоявших на
низшей ступени варварства. Наоборот, после того
как эти варвары средней ступени привыкали к па­
стушеской жизни, им никогда не могло притти в го­
лову с заливных лугов речных долин добровольно
вернуться в лесные районы, в которых обитали их
предки. И даже когда семиты и арийцы были оттес1 Арийцы — термин, применявшийся в середине прошло­
го века для обозначения того культурно-языкового единства,
которому в современной науке присвоен условный термин
индо-европейского. Важнейшие ветви йндо-европейцев: индо*
иранцы (индусы, персы и др.), греки, древние римляне и
нынешние романские народы, германские народы, славяне,
летто-Литовцы и др. — Род.

34

йены дальше, на север и запад, они не могли напра­
виться в западно-азиатские и европейские лесистые
места раньше, чем разведение злаков не дало им
возможности прокармливать свой скот, особенно
зимою, на этой менее благоприятной почве. Более
чем вероятно, что разведение злаков было вызвано
здесь, прежде всего, потребностью в корме для скота
и только впоследствии получило значение для пита­
ния людей.
Обильному мясному и молочному питанию арий­
цев и семитов и особенно благоприятному влиянию
его на развитие детей следует, быть может, припи­
сать выдающееся развитие обеих этих рас* Дей­
ствительно, у индейцев пуэбло Новой Мексики,
вынужденных кормиться почти исключительно расти­
тельной пищею, мозг меньше, чем у индейцев, стоя­
щих на низшей ступени варварства, но больше пи­
тающихся мясом и рыбою. Во всяком случае, на
этой ступени людоедство постепенно исчезает и со­
храняется лишь как религиозный акт или, что здесь
почти то же, как колдовство.
3.
Высшая ступень. Начинается с плавки железной
руды и переходит в цивилизацию через изобретение
буквенного письма и применение его для запи­
сей. Эта ступень, самостоятельно пройденная,
как уже сказано, лцшь на восточном полушарии,
более богата успехами производства, чем все пре­
дыдущие ступени, вместе взятые. К ней принадле­
жат греки героической эпохи, италийские племена
незадолго до основания Рима, германцы времен Та­
цита, норманны времен викингов Ч1
1 Греки в IX столетии, племена Италии в VIII—VII сто­
летии до нашей эры, германцы — в I, норманны — в IX сто­
летии нашей эры. Викинги (варяги, норманны) — воины и мо*
реходы иэ скандинавских стран, совершавшие в средние века
набеги на другие страны (Англию, Францию, Южную Ита­
лию, Росс п о) .— Редш

85

Прежде всего мы впервые встречаем здесь соху с
железным лемехом, движимую силой животных;
благодаря ей стала возможной обработка земли в
крупном размере, обработка полей, а вместе с тем
и практически не ограниченное для тогдашних усло­
вий увеличение жизненных припасов; затем — кор­
чевка леса и расчистка его под пашню и луг, что
опять-таки в широких размерах невозможно было
производить без железного топора и железной лопа­
ты. Вместе с тем пошло быстрое размножение насе­
ления, и оно становилось густым на небольших про­
странствах. До обработки полей только исключи­
тельные условия могли собрать полмиллиона людей
под единым центральным руководством; этого, ве­
роятно, никогда и не случалось.
Полный расцвет высшей ступени варварства вы­
ступает перед нами в поэзии Гомера, особенно в
«Илиаде» Ч Усовершенствованные железные ору­
дия, кузнечный мех, ручная мельница, гончарный
круг, приготовление масла и вина, развитая обработ­
ка металлов, переходящая в художественное реме­
сло, повозка и боевая колесница, постройка судов из
бревен и досок, зачатки архитектуры как искусства,
города с зубчатыми стенами и башнями, гомеровский
эпос и вся мифология — вот главное наследство,
которое греки перенесли из варварства в цивилиза­
цию. Сравнивая с этим данное Цезарем и даже Та­
цитом описание германцев, стоявших в начале той
самой ступени культуры, из которой готовились пе­
рейти в высшую гомеровские греки, мы видим, какое
богатое развитие производства обнимает высшая сту­
пень варварства.1
1 Илиада — древнегреческая эпическая поэма, возник­
шая в IX столетии до нашей эры. В этой эпической поэме опи­
сывается осада греками города Трои (в Малой Азии), рисуется
военный и общественный быт древних греков так называемой
героической эпохи. — Ред.

Набросанная здесь мною, по Моргану, картина
развития человечества через дикость и варварство
к зачаткам цивилизации уже достаточно богата но­
выми и, что еще важнее, неоспоримыми чертами,
так как они взяты непосредственно из производства.
И все же эта картина покажется бледною и жалкою
по сравнению с тою, которая развернется перед нами
в конце нашего странствования; лишь тогда будет
возможно вполне осветить переход от варварства к
цивилизации и разительную противоположность
между ними обоими. Пока же мы можем обоб­
щить моргановскую классификацию таким образом:
дикость — период преимущественно присвоения го­
товых продуктов природы; искусственные произве­
дения человека служат главным образом вспомога­
тельными орудиями такого присвоения. Варвар­
ство — период введения скотоводства и земледелия,
период, когда обучаются способам, как с помощью
человеческой деятельности увеличить производство
продуктов природы. Цивилизация — период, когда
обучаются дальнейшей обработке продуктов при­
роды, период промышленности в собственном смысле
этого слова и искусства.

И. СЕМЬЯ
Морган, проведший большую часть своей жизни
среди ирокезов, которые и теперь еще живут в штате
Нью-Йорк, и усыновленный в одном из их племен
(в племени сенека), обнаружил, что действующая у
них система родства противоречила, их фактическим
семейным отношениям. У них господствовал тот
легко расторгаемый обеими сторонами брак, кото*
рый Морган обозначает как «парную семью». Потом*
ство такой супружеской пары было поэтому всем
известно и общепризнано: не могло быть сомнения
относительно того, к кому следует применять наиме­
нования отец, мать, сын, дочь, брат, сестра. Но фактическое употребление этих выражений этому про­
тиворечит. Ирокез называет своими сыновьями и
дочерьми не только своих собственных детей, но и
детей своих братьев, а они называют его отцом.
Детей же своих сестер он называет своими племян­
никами и племянницами, а они его — дядей. На­
оборот, ирокезка называет детей своих сестер, на­
ряду со своими собственными детьми, своими сы­
новьями и дочерьми, а те называют ее матерью.
Детей же своих братьев она называет своими племян­
никами и племянницами, а сама называется их тет­
кой. Точно так же дети братьев, как и дети сестер,
называют друг друга братьями и сестрами. Напро­
тив, дети женщины и дети ее брата называют друг

38

друга двоюродными братьями и сестрами. И это —
не пустые слова, а выражения действительно гос­
подствующих взглядов на близость и дальность, на
одинаковость и неодинаковость кровного родства;
эти взгляды служат основой вполне разработанной
системы родства, которая в состоянии выразит^
несколько сот различных родственных отношений
отдельного индивидуума. Более того: эта система
полностью имеет силу не только у всех американ­
ских индейцев (до сих пор не обнаружено ни одного
исключения), но действует также почти без измене­
ния у древнейших обитателей Индии, дравидских
племен Декана и племен гаура в Индостане. Обо­
значения родства у тамилов Южной Индии и у сенека-ирокезов штата Нью-Йорк одинаковы еще и те­
перь более чем для двухсот различных родственных
отношений. И у этих индийских племен, как и у
всех американских индейцев, родственные отноше­
ния, вытекающие из существующей формы семьи,
также находятся в противоречии с системой род­
ства.
Как же это объяснить? При той решающей роли,
какую играет родство в общественном строе у всех
диких и варварских народов, нельзя одними фраза­
ми устранить эту так широко распространенную
систему. Система, общепризнанная в Америке, су­
ществующая также в Азии у народов совершенно
другой расы, встречающаяся часто в более или менее
видоизмененных формах повсюду в Африке и Австра­
лии, — такая система требует исторического объ­
яснения; от нее нельзя отделаться словами, как это
пытался сделать, например, Мак-Леннан. Обозначе­
ния: отец, сын и дочь, брат, сестра — отнюдь не
почетные названия только, а влекут за собою впол­
не определенные, весьма серьезные взаимные обя­
зательства, совокупность которых составляет суще­
ственную часть общественного >,—
говорит один английский художник.
Так выглядели люди и человеческое общество
до того, как произошло разделение на различные
классы. И если мы сравним их положение с поло­
жением громадного большинства современных циви­
лизованных людей, то разница между нынешним
пролетарием или крестьянином и дрёвним: свобод­
ным членом рода окажется огромной.
Это одна сторона дела. Но не забудем, что эта
организация была обречена на гибель. Дальше
племени она не пошла; союз племен означает уже
начало ее разрушения, как мы это увидим и как это
уже сказалось в попытках ирокезов порабощать
другие племена. Все, что было вне племени, было,
вне закона. При отсутствии определенного мирного
договора царила война между племенами, и эта
война велась с жестокостью, которая отличает че­
ловека от остальных животных и которая только
впоследствии несколько смягчилась, поскольку этого
потребовали интересы. Родовой строй, находившийся
в полном расцвете, как мы наблюдали его в Америке,
предполагал крайне неразвитое производство, сле­
довательно, крайне редкое население на обширном
пространстве, следовательно, почти полное подчи­
нение человека чуждой, противостоящей ему, не­
понятной внешней природе, что и находит свое от­
ражение в наивных религиозных представлениях,
128

Племя оставалось границей человека как по отно­
шению к чужаку из другого племени, так и по от­
ношению к самому себе: племя, род и их учреждения
были священны и неприкосновенны, были той дан­
ной от природы высшей властью, которой отдель­
ная личность оставалась безусловно подчиненной
в своих чувствах, мыслях и поступках. Как ни
импонируют нам люди этой эпохи, они, тем не менее,
совсем не отличаются друг от друга, не оторвались
еще, по выражению Маркса, от пуповины перво­
бытного общества. Власть этого первобытного об­
щества должна была быть сломлена — и была слом­
лена. Но она была сломлена под такими влияниями,
которые с самого начала оказываются регрессом,
упадком, грехопадением с простой моральной вы­
соты старого родового строя. Самые низменные ин­
тересы — пошлая жадность, грубая страсть к на­
слаждениям, грязная алчность, эгоистический гра­
беж общего достояния — являются восприемниками
нового, цивилизованного, классового общества; самые
гнусные средства — воровство, насилие, обман, из­
мена — подкапывают старый бесклассовый родовой
строй и приводят его к падению. А само новое об­
щество за все время своего существования в течение
целых двух с половиной тысяч лет всегда было только
развитием небольшого меньшинства за счет эксплоатируемого и угнетенного громадного большинства,
и теперешнее общество остается таким же в еще
большей степени, чем когда бы то ни было прежде.

IV. ГРЕЧЕСКИЙ РОД
Греки, подобно пелазгам и другим соплеменным
народам, уже в доисторическое время были органи­
зованы сообразно той же органической последова­
тельности, что и американцы: род, фратрия, пле­
мя, союз племен. Фратрии могло не быть, как у дорян, союз племен мог возникнуть не везде, но во
всех случаях основной ячейкой был род. К моменту
своего появления на исторической арене греки стоя­
ли на пороге цивилизации; между ними и американ­
скими племенами, о которых была речь выше, ле­
жат почти целых два больших периода развития,
на которые греки героической эпохи опередили
ирокезов. Род греков поэтому уже отнюдь не архаи­
ческий род ирокезов, печать группового брака начи­
нает заметно стираться. Материнское право уступи­
ло место отцовскому; с помощью этого последнего
возникающее частное богатство пробивает первую
брешь в родовом строе. Вторая брешь была есте­
ственным следствием первой: так как после введения
отцовского права имущество богатой наследницы
переходило бы при ее замужестве к ее мужу, следо­
вательно, в другой род, то сломали основу всего ро­
довою права и не только допустили, но и сделали
для такого случая обязательным, чтобы девушка вы­
ходила замуж внутри своего рода в интересах сохра­
нения sa последним ее имущества.
130

Согласно греческой история Грота, афинский род,
в частности, покоился на следующих основаниях:
1. Общие религиозные празднества и исключи­
тельное право совершать священные обряды в чеОть
определенного бога, предполагаемого родоначаль­
ника рода, который в качестве такового обозначался
особым прозвищем.
2. Общее место погребения (ср. «Эвбулид» Демос­
фена).
3. Право взаимного наследования.
4. Взаимная обязанность оказывать друг другу в
случае насилия помощь, защиту и поддержку.
5. Взаимное право и обязанность в известных слу­
чаях вступать в брак внутри рода, особенно когда
дело касалось девушек-сирот или наследниц.
6. Владение, по крайней мере в некоторых слу­
чаях, общим имуществом с собственным архонтом
(старшиной) и казначеем.
Затем несколько родов объединялись во фратрию,
но менее тесными узами; однако и здесь мы видим
подобного же рода взаимные права и обязанности,
в особенности совместное отправление определенных
религиозных церемоний и право преследования в
случае убийства члена фратрии. Все фратрии одно­
го племени имели, в свою очередь, общие, регуляр­
но повторявшиеся священные празднества под пред­
седательством избранного из среды благородных
(эвпатридов) филобазилевса (племенного старшины).
Так говорит Грот. Маркс замечает по этому по­
воду: «Сквозь греческий род явственно прогляды­
вает дикарь (например, ирокез)». Его можно будет
разглядеть еще лучше, если мы продолжим наше
исследование.
В самом деле, греческому роду свойственны еще
следующие черты:
7*. Происхождение считается по отцовскому праву.
8. Запрещение браков внутри рода, кроме бра-*
131

ков с наследницами. Это исключение и его формули­
ровка в качестве закона подтверждают, что старое
правило было еще в силе. Это вытекает также из
общеобязательного правила, что женщина, выходя
замуж, отказывалась от участия в религиозных об­
рядах своего рода и переходила к обрядам мужа,
во фратрию которого она и зачислялась. Согласно
атому и известному месту у Дикеарха, брак вне сво­
его рода был правилом, а Беккер в «Харикле» пря­
мо считает, что никто не мог вступать в брак внутри
своего рода.
9. Право усыновления родом; оно осуществлялось
посредством усыновления семьей, но с соблюдением
публичных формальностей, и только в виде исклю­
чения.
10. Право избирать и смещать старшин. Мы знаем,
что каждый род имел своего архонта. Что эта долж­
ность переходила по наследству в определенных
семьях, об этом не говорится нигде. До конца вар­
варства всегда надо предполагать отсутствие стро­
гой наследственности, совершенно несовместихмоа
с порядком, при котором богатые и бедные внутри
рода пользовались полным равноправием.
Не только Грот, но и Нибур, Моммзен и все дру­
гие историки классической древности не справи­
лись с вопросом о роде. Как нд верно обрисовали
они многие его признаки, они всегда видели в нем
группу семей и в силу этого не могли понять природу
и происхождение рода. При родовом строе семья
никогда не была и не могла быть организацион­
ной единицей, потому что муж и жена неизбеж­
но принадлежали к двум различным родам. Род цели­
ком входил во фратрию, фратрия — в племя; семья
входила наполовину в род мужа и наполовину в род
женыи Государство в своем публичном праве также
не признает семьи, и она до сих пор существует
только в гражданском праве. И, несмотря на все это,

132

\

наша историческая наука исходит до сих пор из
^ёлепого предположения, ставшего неоспоримым,
оЬобенно в XVIII веке, что моногамная индивидуаль­
ная семья, которая едва ли древнее периода цивили­
зации,была тем ядром, вокруг которого постепенно
кристаллизовалось общество и государство.
«Г-ну Гроту следует далее заметить, — приба*
вляет Маркс, — что, хотя греки и выводят свои роды
из мифологии, эти роды древнее, чем созданная
ими самими мифология о ее богами и полубогами»*
Морган любит ссылаться на Грота, так как он
авторитетный и все же вполне заслуживающий до­
верия свидетель. Грот рассказывает далее, что ка­
ждый афинский род носил имя, перешедшее к нему
от его предполагаемого родоначальника, что до Со­
лона ho всех случаях, а после Солона при отсут­
ствии завещания сородичи (gennêtes) умершего
наследовали его имущество и что в случае убийства
преследование преступника перед судом было пра­
вом и обязанностью в первую очередь ближайших
родных, затем остальных сородичей и, наконец,
членов фратрии убитого: «Все, что мы знаем о древ­
нейших афинских законах, основано на подразделе­
нии на роды и фратрии».
Происхождение родов от общих предков доставило
«ученым филистерам» (Маркс) головоломную рабо­
ту. Считая, разумеется, этих предков чистым мифом,
они просто никак не могут объяснить себе происхо­
ждение рода из семей, существующих друг подле
друга, первоначально даже не родственных между
собою, а между тем им приходится справиться
с этим, чтобы только объяснить существование рода.
Из заколдованного круга своего пустословия они
не могут уйти дальше положения: родослойная,
конечно, — миф, но род существует в действитель­
ности, и, в конце концов, у Грота получается сле­
дующее (в скобках — вставки Маркса): «Об этой

133

родословной мы слышим лишь изредка, потому ч т /
о ней публично упоминают только в известный/
особенно торжественных случаях. Но и менее зна­
чительные роды имели общие религиозные обряды
(странное дело, г. Грот!), и общего сверхчеловече­
ского родоначальника, и общую родословную со*
вершенно так же, как и роды, пользующиеся боль*
шей известностью (как все это странно, г. Грот,
у менее значительных родов!); основной план и
идейная основа (милостивый государь, не идейная,
а карнальная, попросту — плотская!) были одина­
ковы у всех родов».
j
Ответ Моргана на этот вопрос Марке резюмирует
в следующих словах: «Система кровного родства,
соответствующая роду в его первобытной форме,—
а у греков, как и у других смертных, была кШущ-то
такая форма, — обеспечивала знание родственных
отношений всех членов родов друг к другу. Они с
детских лет на практике усваивали эти чрезвычай­
но важные для них сведения. С возникновением мо­
ногамной семьи это забылось. Родовое имя создало
родословную, наряду с которой представлялась
лишенной значения родословная отдельной семьи.
Это родовое имя теперь свидетельствовало о факте
общего происхождения его носителей; но родослов­
ная рода уходила так далеко в глубь времен, что
его члены не могли уже точно устанавливать сте­
пень своего действительного родства, за исключе­
нием немногочисленных случаев, когда имелись
более поздние общие предки. Самое имя было дока­
зательством общего происхождения, и доказатель­
ством бесспорным, не считая случаев усыновления.
Напротив, фактическое отрицание всякого родства
между членами рода, как это делают Грот и Нибур,
превращающие род в продукт чистого вымысла и.
поэтического творчества, достойно только «идеаль­
ных», т. е. чисто кабинетных ученых. Вследствие
184

того, что связь поколений, особенно с возникнове­
нием мрцогамии, уходит в глубь времен и минувшая
действительность находит свое отражение в фанта­
стических творениях мифологии* благонамеренные
филистеры приходили и приходят к выводу, что фан­
тастическая родословная создавала действительные
роды».
Фратрия, как и у американцев, была первона­
чальным родом, объединяющим несколько выделив­
шихся из него дочерних родов, и часто еще все их
выводила от общего родоначальника. Так, по Гроту,
«все современники, члены фратрии Гекатея, призна­
вали одного и того же бога своим родоначальником
в шестнадцатом колене»; все роды этой фратрии бы­
ли поэтому буквально братскими родами. Фратрия
встречается еще у Гомера в качестве военной еди­
ницы в знаменитом месте, где Нестор советует Ага­
мемнону: «Построй людей по племенам и фратриям
так, чтобы фратрия помогала фратрии, племя пле­
мени». Фратрия, кроме того, имела право и была
обязана преследовать за убийство члена фратрии;
следовательно, в более раннюю эпоху на ней лежала
также обязанность кровной мести. У нее, далее,
были общие святыни и празднества, и развитие
всей греческой мифологии из принесенного ею с собой
древне-арийского культа природы в основном обя­
зано родам и фратриям, и внутри их это развитие
продолжалось. Далее, фратрия имела старшину
(фратриарха) и, согласно де-Куланжу, общие собра­
ния, принимала обязательные решения, обладала
судебной и административной властью. Даже позд­
нейшее государство, игнорировавшее род, оставило
за фратрией некоторые общественные функции адми­
нистративного характера.
Несколько родственных фратрий образуют племя.
В Аттике было четыре племени; в каждом племени —
по три фратрии и в каждой фратрии — по тридцати

135

родов. Такое точное определение груди предпола­
гает сознательное и планомерное вмешательство
в естественно создавшийся порядок вещей. Как,
когда и почему это произошло, — об этом умалчи­
вает греческая история, о которой и у самих греков
не сохранилось воспоминаний, шедших в глубь
времен далее героической эпохи.
Различия в диалектах у греков, тесно располо­
жившихся на сравнительно небольшой территории,
развились гораздо меньше, чем в обширных амери­
канских лесах; однако и здесь мы видим, что в одно
большое целое соединились лишь племена с одинако­
вым основным наречием, и даже в маленькой Атти­
ке встречаем особый диалект, который впослед­
ствии приобрел господство в качестве общего языка
для всей греческой прозы.
В поэмах Гомера мы находим греческие племена
в большинстве случаев уже объединенными в не­
большие народности, внутри которых, однако, еще
вполне сохраняют свою самостоятельность роды,
фратрии и племена. Они жили уже в городах, укреп­
ленных стенами; численность населения возрастала
вместе с ростом стад, расширением земледелия и по­
явлением ремесла; вместе с тем росли имуществен­
ные различия, а с ними и аристократический эле­
мент внутри древней первобытной демократии. От­
дельные народцы вели беспрерывные войны из-за
лучших земельных участков и военной добычи;
рабство военнопленных было уже признанным учре­
ждением.
Общественный строй этих племен и народцев был
следующий:
1.
Постоянным органом власти был совет, buîê,
первоначально, по видимому, состоявший из стар­
шин родов, позднее же, когда число их слишком
возросло, — из особых избранников, которые и
послужили основой для образования и укрепления
136

аристократического элемента; так именно и Диони­
сий изображает нам совет героической эпохи со­
стоящим ив знатных (kratistoi). В важных вопросах
совет принимает окончательные решения; так, на?
пример, у Эсхила фиванский совет принимает по­
становление, которое при данных обстоятельствах
имеет решающее значение, постановление устроить
Этеоклу почетные похороны, а труп Полиника вы­
бросить на съедение собакам. Впоследствии, когда
было создано государство, этот совет превратился в
сенат.
2. Народное собрание (agora). У ирокезок мы ви­
дели, что народ, мужчины и женщины, окружают
собрание совета и, в установленном порядке участвуя
в обсуждении, влияют таким образом на его решения,
У гомеровских греков этот «Umstand» [стоящие во­
круг люди], употребляя древне-германское судебное
выражение, развился уже в настоящее народное со­
брание, как это имело место также у древних гер­
манцев. Оно созывалось советом для решения важных
вопросов; каждый мужчина мог брать слово. Ре­
шение принималось поднятием рук (у Эсхила в
«Молящих защиты») или криком. Собранию при­
надлежала в последней инстанции верховная власть,
ибо, как говорит Шёман («Греческие древности»),
«когда идет речь о деле, для выполнения которого
требуется участие народа, Гомер не указывает нам
никакого способа, которым можно было бы прину­
дить к этому народ против его воли». Ведь в это вре­
мя, когда каждый взрослый мужчина в племени был
воином, не существовало еще отделенной от народа
общественной власти, которая могла бы быть ему
противопоставлена. Первобытная демократия нахо­
дилась еще в полном расцвете, и из этого мы должны
исходить при суждении о власти и роли как совета,
так и базилевса.
3. Военачальник (Basileus), Маркс эамечает по
137

этому поводу: «Европейские ученые, в большинстве
. Своем прирожденные придворные лакеи, превра­
щают базидевса в монарха в современном смысле
слова. Против этого протестует республиканец-янки
Морган. Он говорит с иронией, но вполне справед­
ливо о елейном г. Гладстоне и его «Juventus Mundi»
[«Юности Мира»]: «Г-н Гладстон изображает нам
греческих предводителей героической эпохи в виде
королей и князей, добавляя в придачу, что они были
также джентльменами; но он сам должен признать,
что обычай или право первородства мы находим у
них как будто достаточно, но не слишком отчетливо
выраженным». Надо полагать, что право первород­
ства с такими оговорками самому г. Гладстону пока­
жется достаточно, хотя и не слишком отчетливо,
лишенным всякого значения.
Мы видели уже, как обстояло дело с наследствен­
ностью должностей старшин у ирокезов и других
индейцев. Все должности были выборными в боль­
шинстве случаев внутри рода и постольку были на­
следственными в пределах рода. При замещении осво­
бодившихся должностей стали мало-помалу отда­
вать предпочтение ближайшему сородичу — брату
или сыну сестры, если не было причин обойти его.
Поэтому, если у греков при господстве отцовского
права должность базилевса обычно переходила к
сыну или к одному из сыновей, то это лишь доказы­
вает, что сыновья могли рассчитывать на наследо­
вание в силу народного избрания, но отнюдь не
служит доказательством законного наследования по­
мимо такого избрания. В данном случае мы нахо­
дим у ирокезов и греков первый зародыш особых
знатных семей внутри рода, а у греков к тому же еще
и первый зародыш будущего наследственного пред­
водительства, или монархии. Поэтому следует пред­
положить, что у греков базилевс или избирался
народом, или же должен был утверждаться его при­

188

знанными органами — советом или агорой, какото практиковалось по отношению к римскому«царю» (тех).
В «Илиаде» «владыка мужей» Агамемнон выступает
не как верховный царь греков, а как верховный
вождь союзного войска перед осажденным городом..
На это его положение указывает в известном месте
Одиссей, когда среди греков возникли раздоры:
Нехорошо многовластие, один должен быть вождем
и т. д. (дальше еще излюбленный, позднее добавлен­
ный стих с упоминанием о скипетре). «Одиссей не
читает здесь лекции о форме правления, а требует»
повиновения верховному вождю на войне. У греков,
которые под Троей представляли из себя только вой-ско, на собрании (agora) царят довольно демократ
тические порядки: Ахиллес, говоря о подарках,
т. е. о дележе добычи, эту задачу всегда возлагает не
на Агамемнона или какого-нибудь другого базилевса,.
но на «сынов ахеян», т. е. на народ. Эпитеты: «Зев­
сом рожденный», «Зевсом вскормленный», ничего не
доказывают, так как каждый род ведет свое проис­
хождение от одного из богов, а род главы племени
уже от «более благородного» бога, в данном случае—
от Зевса. Даже лично несвободные, как, например,
свинопас Эвмей, являются «божественными» (dioi
ш theioi), и это в «Одиссее», следовательно, значи­
тельно позднее, чем время «Илиады». В той же «Одис­
сее» название «герой» дается еще герольду Милию,
так же как и слепому певцу Демодоку. Одним сло­
вом, выражение basileia, которое греческие писатели
употребляют для обозначения гомеровского так назы­
ваемого царства (потому что его главный отличи-*
тельный признак — военное предводительство), на­
ряду с советом и народным собранием, означает
только военную демократию» (Маркс).
У базилевса, помимо военных, были ещи жрече*ские и судейские полномочия; последние не были

139

точно определены, первые были присвоены ему как
верховному представителю племени или союза пле­
мен. О полномочиях по гражданскому управлению
никогда нет и речи, но, повидимому, базилевс по
должности состоял членом совета. Таким образом,
этимологически совершенно правильно переводить
слово «базилевс» немецким словом «Kônig» (kuning),
так как слово «Kônig» происходит от Kuni, Künne и
означает «старшина рода». Но современному зна­
чению слова «король» древнегреческое «базилевс»
совершенно не соответствует. Фукидид определенно
называет древнюю basileia — patrikê, т. е. происхо­
дящей от родов, и говорит, что она обладала точно
установленными, следовательно, ограниченными пол­
номочиями. И Аристотель говорит, что basileia ге­
роической эпохи была предводительством над сво­
бодными, а базилевс был военачальником, судьей и
верховным жрецом; правительственной властью в
позднейшем смысле он поэтому не обладал 1.
Мы видим, таким образом, в греческом обществен­
ном строе героической рпохи еще в полной силе древ­
нюю родовую организацию, но, вместе с тем, и
начало ее разрушения: отцовское право с наследова­
нием имущества детьми, что благоприятствует накоп­
лению богатств в семье и усиливает семью в проти1 Как греческого базилевса, так и ацтекского военачаль­
ника подменяли современным владетельным князем. Морган
впервые подвергает исторической критике первоначально
основанные на недоразумении и преувеличенные, а затем,и
прямо лживые сообщения испанцев й доказывает, что мекси­
канцы стояли на средней ступени варварства, но несколько
опередили в своем развитии новомексиканских индейцев
пуэбло, и что их общественный строй, насколько можно за­
ключить по искаженным сообщениям, соответствовал следую­
щему: союз трех племен, подчинивший себе и обязавший
данью несколько других племен и управлявшийся союзным
советом и союзным военным вождем, которого испанцы пре­
вратили в «императора».

140

вовее роду; влияние имущественных различий на
общественный строй путем образования первых на­
чатков наследственного дворянства и монархии;
рабство, сперва одних только военнопленных, но
уже подготовляющее возможность порабощения соб­
ственных соплеменников и даже сородичей; совер­
шающееся уже вырождение былой войны между пле­
менами в систематический разбой на суше и на море
в целях захвата скота, рабов и сокровищ, превраще­
ние ее в регулярный промысел; одним словом, вос­
хваление и почитание богатства как высшего блага
и злоупотребление древними родовыми учреждения­
ми для оправдания насильственного грабежа бо­
гатств. Недоставало только одного: учреждения,
которое обеспечивало бы вновь приобретенные бо­
гатства отдельных лиц не только от коммунистиче­
ских традиций родового строя, которое не только
сделало бы прежде столь мало ценившуюся частную
собственность священной и это освящение объявило
бы высшей целью всякого человеческого общества,
но и приложило бы печать всеобщего общественного
призвания к развивающимся одна за другой новым
формам приобретения собственности, следовательно,
и к непрерывно ускоряющемуся накоплению бо­
гатства; нехватало учреждения, лкоторое увекове­
чивало бы не только начинающееся разделение об­
щества,, на классы, но и право имущего класса на
эксплоатацию неимущих и господство первого над
последними.
И такое учреждение появилось. Было изобретено
государство.

V. ВОЗНИКНОВЕНИЕ
АФИНСКОГО ГОСУДАРСТВА
В древних Афинах мы лучше всего можем просле­
дить, по крайней мере для начальной стадии, как
развилось государство, частью преобразуя органы
родового строя, частью вытесняя их и внедряя
;на их место новые органы и, наконец, полностью за­
меняя их настоящими органами государственной
власти. При этом место подлинного «вооруженного
народа», *создающего себе защиту в своих родах,
фратриях и племенах, заняла вооруженная «обще­
ственная власть», подчиненная этим государствен­
ным органам, а следовательно, применимая и про­
тив народа. Смена форм в основном изображена Мор­
ганом, экономическое содержание, порождающее эту
смену форм, приходится мне большей частью доба­
влять.
В героическую эпоху четыре племени афинян за­
нимали еще отдельные области Атгики; даже сот
ставлявшие их двенадцать фратрий, повидимому,
жили отдельно в двенадцати городах Кекропса.
Общественный строй был тот же, что и в героиче­
скую эпоху: народное собрание, народный совет,
базилево.. Насколько помнит писанная история,
земля была уже поделена и перешла в частную соб­
ственность, как это и свойственно товарному произ­

142

водству, сравнительно уже развитому к концу выошей ступени варварства, и соответствующей ему торГовле товарами. Наряду о хлебом производилось
также вино и растительное масло; морская торговля
по Эгейскому морю все более уходила из рук фи­
никиян и попадала большею частью в руки атти­
ческих греков. Благодаря купле и продаже земель­
ных участков, благодаря дальнейшему развитию
разделения труда между земледелием и ремеслом,
торговлей и судоходством члены родов, фратрий и
племен должны были весьма cKOffo перемешаться;
в округе фратрии и племени селились жители, ко­
торые, будучи соотечественниками, все же не при­
надлежали к этим группировкам, следовательно, были
чужаками в своем собственном месте жительства.
Ведь каждая фратрия и каждое племя в спокойные
времена сами управляли своими делами, не обра­
щаясь в Афины, к народному совету пли базилевсу. Но те, кто жил на территории фратрии или пле­
мени, не принадлежа к ним, не могли, разумеется,
принимать участия в этом управлении.
Это так нарушило нормальное функционирование
органов родового строя, что уже в героическую эпоху
потребовалось принять меры для устранения этого.
Была введена приписываемая Тезею конституция*
Перемена состояла прежде всего в том, что в Афинах
было учреждено центральное управление, т. е. часть
дел, до того находившихся в самостоятельном веде­
нии племен, была объявлена имеющей общее зна­
чение и передана в ведение заседающего в Афинах
общего совета. Благодаря этому нововведению афи­
няне продвинулись в своем развитии дальше, чем
какой-либо из туземных народов Америки: вместо
простого союза живущих рядом племен произошло
их слияние в единый народ. В связи с этим воз­
никло общее афинское народное право, стоявшее
выше правовых обычаев отдельных племен и родов;
143

афинский гражданин получил также, как таковой,
определенные права и новую правовую защиту и на
той территории, где он был пришельцем из чужого
племени. Но этим был сделай первый шаг к уничто­
жению родового строя, ибо это было первым шагом
к тому, что позднее допускались граждане, являв­
шиеся чужестранцами во всей Аттике, целиком нахо­
дившиеся и остававшиеся вне афинского родового
строя. Второе, приписываемое Тезею, нововведение
состояло в разделении всего народа, независимо от
рода, фратрии или племени, на три класса: эвпатридов, или благородных, геоморов, или земледель­
цев, и демиургов, илй ремесленников, и в предоста­
влении благородным исключительного права на за­
мещение должностей. Впрочем, это подразделение,
если не считать связанного с ним замещения должно­
стей благородными, оставалось без последствий,
так как оно, кроме этого, не установило никаких
правовых различий между классами. Но оно имеет
важное значение, так как обнаруживает перед нами
новые, незаметно развивающиеся общественные эле­
менты. Оно показывает, что вошедшее в обычай за­
мещение родовых должностей членами определен­
ных семей превратилось уже в мало оспариваемое
право этих семей на общественные должности, что
эти семьи, и без того могущественные благодаря сво­
ему богатству, начали складываться вне своих родов
в особый привилегировайный класс и что эти их
притязания были освящены государством, которое
еще только зарождалось. Оно, далее, показывает,
что разделение труда между крестьянами и ремес­
ленниками упрочилось настолько, что умалило обще­
ственное значение прежнего деления на роды и пле­
мена. Оно, наконец, провозглашает непримиримое
противоречие между родовым обществом и государ­
ством; первая попытка образования государства со­
стоит в разрыве родовых связей путем разделения

144

членов каждого рода на привилегированных и про­
стых граждан, а последних, в свою очередь, на два
класса соответственно их промыслу, и таким обра­
зом противопоставляет их один другому.
Дальнейшая политическая история Афин вплоть
до Солона далеко не достаточно известна. Долж­
ность базилевса утратила свое значение; во главе
государства стали избранные из среды благородных
архонты. Власть благородных все более и более уси­
ливалась, пока, приблизительно в 600 г. до нашего
летосчисления, она не сделалась невыносимой. Глав­
ным средством для подавления народной свободы
служили при этом деньги и ростовщичество. Главное
местопребывание благородных было в Афинах и
их окрестностях, где морская торговля, а вместе с
ней морской разбой, все еще при случае практикуе­
мый, обогащали их и сосредоточивали в их руках
денежные богатства. Отсюда развивающееся де­
нежное хозяйство проникало, точно разъедающая
кислота, в основанный на натуральном хозяйстве
исконный образ жизни сельских общин. Родовой
строй абсолютно несовместим с денежным хозяй­
ством; разорение мелких крестьян Аттики совпало
с ослаблением охранявших их старых родовых уз.
Долговая расписка и заклад земли (ипотеку афи­
няне уже изобрели) не считались ни с родом, ни с
фратрией. А старый родовой строй не знал ни денег,
ни задатков, ни денежных долгов. Поэтому все пыш­
нее расцветавшее денежное господство благородных
выработало также новое обычное право, для того что­
бы обеспечить кредитора против должника, для того
чтобы освятить эксплоатацию мелких крестьян вла­
дельцами денег. На полях Аттики всюду торчали
столбы с надписями на них, в которых сообщалось,
что данный участок заложен тому-то и тому-то за
такую-то сумму дензг. Поля, свободные от таких
надписей, были уще большей частью проданы вслед­
7

П роисхож дение сем ьи .

145

ствие неуплаты в срок закладной суммы или процен­
тов и перешли в собственность благородного ростов­
щика; крестьянин мог быть доволен, если ему дозво­
ляли оставаться на участке в качестве арендатора и
жить на шестую часть продукта своего труда, упла­
чивая остальные пять шестых новому хозяину в виде
арендной платы. Более того. Если сумма, выручен­
ная при продаже участка, не покрывала долга или
если заем не был обеспечен залогом, то должник вы­
нужден был продавать своих детей за границу в раб­
ство, чтобы расплатиться с кредитором. Продажа
детей отцом — таков был первый плод отцовского
права и моногамии! А если и в таком случае крово­
пийца не был вполне удовлетворен, он мог продать
в рабство и самого должника. Такова была светлая
заря цивилизации у афинского народа.
Прежде, когда условия жизни народаеще соответ­
ствовали родовому строю, такой переворот был не­
возможен; а теперь он совершился, и никто не знал,
как он произошел. Вернемся на минуту к нашим иро­
кезам. Там было немыслимо положение, навязан­
ное теперь афинянам, так сказать, без их участия и
несомненно против их воли. Там остающийся из года
в год неизменным способ добывания средств к
жизни никогда не мог породить таких словно извне
навязанных конфликтов, такого антагонизма между
богатыми и бедными, между эксплоататорами и
эксплоатируемыми. Ирокезы были еще весьма дале­
ки от власти над природой, но в известных, доступ­
ных для них границах они были господами своего
производства. Если не считать неурожаев на их не­
больших огородах, истощения рыбных запасов в их
озерах и реках и исчезновения дичи в их лесах,
они знали заранее, на что могут рассчитывать при
своем способе добывания средств к жизни. Они зна­
ли, что получат средства к существованию — когда
в скудном объеме, когда в изобилии; но непредви­

146

денные общественные перевороты были тогда не­
возможны, невозможны были разрывы родовых свя­
зей, разделение сородичей и соплеменников на про­
тивоположные,, борющиеся друг с другом классы.
Производство вращалось в самых узких рамках,
но продукт находился целиком во власти произво­
дителей. Это было громадным преимуществом вар­
варского производства, преимуществом, которое с
появлением цивилизации было утрачено. Задачей
ближайших поколений будет обратное завоевание
его, но уже на основе ныне приобретенного могучего
господства человека над природой и на основе став­
шего теперь возможным свободного товарищества
(îreien Association).
Иначе обстояло дело у греков. Появившаяся част­
ная собственность на стада и роскошную утварь вела
к обмену между отдельными лицами, к превращению
продуктов в товары. И в этом — зародыш всего по­
следующего переворота. Лишь только производи­
тели перестали сами непосредственно потр< блять
свой продукт, а начали отчуждать его путем обмена,
они утратили свою власть над ним. Они уже не зна­
ли, что станется с продуктом. Возникла возмож­
ность воспользоваться продуктом против произво­
дителя, для его эксплоатации и угнетения. Поэтому
ни одно общество не может сохранить надолго
власть над своим собственным производством и конт­
роль над социальными последствиями своего про­
цесса производства, если оно не уничтожит обмена
между отдельными лицами.
Как быстро после возникновения обмена между
отдельными людьми и вместе с превращением про­
дуктов в товары начинает проявляться власть про­
дукта над его производителем — это афинянам при­
шлось испытать на собственном опыте. Вместе с то­
варным производством появилась обработка вем..и
отдельными лицами sa собственный счет, а вскоре
7*

147

затем и земельная собственность отдельных лиц.
Потом появились деньга, всеобщий товар, на кото­
рый обменивались все другие товары. Но, изобре­
тая деньги, люди не подозревали, что они вместе
с тем создают новую общественную силу, единую,
имеющую всеобщее значение, силу, перед которой
должно будет склониться все общество. И эта новая
сила, внезапно возникшая без ведома и против воли
своих собственных творцов, дала почувствовать
свое господство афинянам со всей грубостью своей
молодости.
Что было делать? Древний родовой строй не толь­
ко оказался бессильным против победного шествия
денег, он был также абсолютно неспособен найти в
своих пределах хотя бы место для таких вещей,
как деньги, кредиторы и должники, принудительное
взыскание долгов. Но новая общественная сила су­
ществовала, и благочестивые пожелания, стремле­
ния вернуть доброе старое время были не в состоя- '
нии сжить со света ни денег, ни ростовщичества.
Сверх того, в родовом строе был пробит ряд других
второстепенных брешей. От поколения к поколению
все больше перемешивались между собою члены раз­
личных родов и фратрий по всей территории Атти­
ки и особенно в самом городе Афинах, хотя и теперь
еще афинянин мог, правда, продавать нечленам
своего рода земельные участки, но не свое жилище.
С дальнейшим развитием промышленности и тор­
говых сношений все полнее развивалось разделение
труда между различными отраслями производства;
земледелием, ремеслом, а в ремесле — между бес­
численными разновидностями его, торговлей, судо­
ходством и т. д.; население разделялось теперь по
своим занятиям на довольно устойчивые и опреде­
ленные группы, и каждая из них имела ряд новых
общих интересов, интересов, которым не было места
внутри рода или фратрии и для обслуживания ко?

148

торых требовались, следовательно, новые должно­
сти. Количество рабов значительно возросло, и в ту
пору, вероятно, уже на много превышало число сво­
бодных афинян; родовой строй первоначально сов­
сем не знал работва и не знал поэтому, как держать
в узде эту массу несвободных. И, наконец, торговля
привлекала в Афины множество чужестранцев, ко­
торые селились здесь ради легкой наживы; они,
в силу старых порядков, также были бесправными
и беззащитными и, несмотря на традиционную тер­
пимость, оставались чуждым элементом в народе.
Одним словом, родовой строй приходил к концу.
Общество с каждым днем все более вырастало из
его рамок; даже худшие отрицательные явления,
которые ^возникали у всех на глазах, он не мог еш
ослабить, ни устранить. А тем временем незаметно
развилось государство. Новые группы, созданные
разделением труда сперва между городом и деревней,
а затем между различными городскими отраслями
труда, породили новые органы для ограждения
своих интересов; были учреждены всякого рода долж­
ности. И кроме того, молодому государству потребо­
валась прежде всего собственная сила, которая у ве­
дущих морскую торговлю афинян могла быть глав­
ным образом только морской силой для ведения
отдельных небольших войн и для охраны торговых
судов. Были учреждены, неизвестно за сколько вре­
мени до Солона, навкрарии, небольшие террито­
риальные округа, по двенадцати в каждом племени;
каждая навкрария должна была поставить, воору­
жить и укомплектовать экипажем одно военное суд­
но и, кроме того, выставляла еще двух всадников.
Это учреждение разлагало родовой строй двояким
образом. Во-первых, оно создавало общественную
власть, уже не совпадавшую со всем вооруженным
народом; во-вторых, оно впервые разделяло народ
для общественных целей не по родственным груп­

149

пам, а по территориальному сожительству. Какое
это имело значение, будет видно из последующего.
Так как родовой строй не мог оказывать эксплоатируемому народу никакой помощи, то оставалось
только возникающее государство. И оно действи­
тельно оказало помощь, введя конституцию Солона
и в то же время снова усилившись за счет старого
строя. Солон, — нас здесь не интересует способ,
каким была проведена его реформа, относящаяся
к 594 г. до нашего летосчисления, — открыл ряд
так называемых политических революций, и при­
том о вторжением в отношения собственности. Все
происходившие до сих пор революции были револю­
циями для защиты одного вида собственности про­
тив другого вида собственности. Они не могут защи­
щать один вид собственности не посягая на другой.
В Великую французскую революцию была принесе­
на в жертву феодальная собственность, чтобы спасти
буржуазную; в революции, произведенной Солоном,
должна была пострадать собственность кредиторов
в интересах собственности должников. Долги были
попросту объявлены недействительными. Подробно­
сти нам точно неизвестны, но Солон похваляется в
своих стихах, что убрал залоговые столбы с обре­
мененных долгами земельных участков и вёрнул
обратно проданных за долги и бежавших за границу.
Это можно было сделать только посредством открыто­
го нарушения прав собственности. И действительно,
все так называемые политические революции, от
первой до последней, были совершены ради защиты
собственности одного рода и проводились путем кон­
фискации, называемой также кражей, собственности
другого рода. Таким образом, совершенно неоспори­
мым является то, что в течение двух с половиной
тысяч лет частная собственность могла сохраняться
только благодаря нарушениям права собственности.
Но теперь необходимо было помешать Повторению
150

такого порабощения свободных афинян. Это дости­
галось, прежде всего, общими мерами, как, напри­
мер, запрещением таких долговых обязательств, по
которым закладывалась самая личность должника.
Затем были установлены максимальные размеры зе­
мельной собственности, которою могло владеть от­
дельное лицо, чтобы положить хоть некоторые пре­
делы ненасытной жадности благородных к кресть­
янской земле. Но потом последовали изменения и в
государственном строе; для нас важнейшими пред­
ставляются следующие:
Совет был сведен к четыремстам членам, по сто от
каждого племени; здесь, таким образом, основой
еще оставалось племя. Но это был единствённый
пункт старого порядка, воспринятый новым государ­
ством. Что касается остального, то Солон разделил
граждан на четыре класса по размерам землевладе­
ния и его доходности; 500, 300 и 150 медимнов зерна
(1 медимн равен приблизительно 41 литру) были ми­
нимальными размерами дохода для первых трех
классов; имевшие меньшие участки или совсем не
владевшие земельной собственностью попадали в
четвертый класс. Все должности могли замещаться
лишь
представителями высших трех классов, а
высшие должности — только представителями пер­
вого класса; четвертый класс имел лишь право вы­
ступать и голосовать в народном собрании, но здесь
выбирались все должностные лица, здесь они дол­
жны были давать отчет в своей деятельности, здесь
вырабатывались все законы, и здесь четвертый класс
составлял большинство. Аристократические приви­
легии были частью возобновлены в форме привиле­
гий богатства, но народ сохранял за собой решающую
власть. Далее, четыре класса послужили основой
для новой организации войска. Первые два класса
поставляли кавалерию, третий должен был слу­
жить в качестве тяжело вооруженной пехоты, чет­

151

вертый — в качестве легко вооруженной, подвиж­
ной пехоты или во флоте и притом получал, вероятно,
за свою службу также жалованье.
Здесь, таким образом, введен в конституцию со­
всем новый элемент — частная собственность. Пра­
ва и обязанности граждан государства стали уста­
навливаться соразмерно величине их земельной соб­
ственности, и поскольку стали приобретать влияние
имущественные классы, постольку стали вытеснять­
ся старые кровно-родственные группы; родовой строй
потерпел новое поражение.
Однако отмеривание политических прав соответ­
ственно имуществу вовсе не было одним из таких
установлений, без которых не может существовать
государство. Хотя эта мера и играла большую роль
в конституционной истории государств, все же очень
многие государства, и как раз наиболее развитые,
обходились без нее. Да и в Афинах она сыграла толь­
ко преходящую роль; со времени Аристида доступ
ко всем должностям был открыт каждому гражда­
нину.
В течение ближайших восьмидесяти лет развитие
афинского общества постепенно приняло направле­
ние, по которому оно развивалось далее на протяже­
нии следующих столетий. Процветавшим в до-солоновскую гпоху ростовщическим операциям с зем­
лей был положен предел, равно как и безмерной
концентрации землевладения. Торговля и ремесло вме­
сте с художественным ремеслом, развивавшиеся на
рабском труде во все более крупных размерах, сде­
лались господствующими промыслами. Люди стали
более просвещенными. Вместо того чтобы по-старому
жестоким образом эксплоатировать собственных со­
граждан, стали теперь эксплоатировать преимуще­
ственно рабов и покупателей не-афинян. Движимое
имущество, богатство, состоявшее в деньгах, рабах
и кораблях, все более возрастало, но теперь оно уже

152

не служило только средством для приобретения зе­
мельной собственности, как это было в первоначаль­
ные малокультурные времена, — оно стало само­
целью. Это, с одной стороны, создало в лице нового
класса богатых промышленников и купцов победо­
носную конкуренцию старой власти благородных,
а с другой стороны, отняло последнюю почву у остат­
ков старого родового строя. Роды, фратрии и пле­
мена, члены которых были рассеяны теперь по всей
Аттике и перемешаны между собой, стали совсем не­
пригодными для роли политических единиц; значи­
тельное число афинских граждан не принадлежало
ни к какому роду; это были переселенцы, которые
хотя и получили права гражданства, но не были при­
няты ни в один из старых родовых союзов; наряду
с этим еще имелась непрерывно возраставшая масса
пользовавшихся лишь покровительством чужезем­
ных переселенцев.
Между тем борьба партий продолжалась; благород­
ные пытались вернуть себе прежние привилегии и на
короткое время одержали верх, пока революция
Клисфена (509 г. до нашего летосчисления) не
низвергла их окончательно, а с ними вместе и по­
следние остатки родового строя.
В своей новой конституции Клисфен игнорировал
четыре древних племени, основанных на родах и
фратриях. Их место заняла совершенно новая орга­
низация на основе уже испытанного в навкрариях
разделения граждан только по месту их жительства.
Решающее значение имела уже не принадлежность
к родовым союзам, а исключительно место постоян­
ного жительства; не народ подвергался делению,
а территория; жители в политическом отношении
превращались в простую принадлежность террито­
рии.
Вся Аттика была разделена на сто самоуправ­
ляющихся общинных территориальных округов
153

(Gemeindebezirke)— демов. Живущие в каждом деме
граждане (демоты) избирали своего старшину (демарха) и казначея, а также тридцать судей, которым
были подсудны мелкие тяжбы. Демы получили так­
же собственный храм и бога-покровителя или героя,
для которого они выбирали священнослужителей.
Высшая власть в деме принадлежала собранию
демотов. Как справедливо замечает Морган, это —
прообраз самоуправляющейся американской город­
ской общины. Нарождающееся государство начало
в Афинах о той же самой единицы, к которой прихо­
дит современное государство в результате своего выс­
шего развития.
Десять таких единиц, демов, составляли племя,
которое, однако, в отличие от старого родового пле­
мени стало называться теперь племенем местным
(Ortsstamn)). Оно было не только самоуправляю­
щейся политической, но также и военной организа­
цией; оно выбирало филарха, или племенного стар­
шину, который командовал конницей, таксиарха,
командовавшего пехотой, и стратега, стоявшего во
главе всех вооруженных сил, набранных на террито­
рии племени. Оно, далее, снаряжало пять военных
судов с экипажем и начальником ц получало в ка­
честве своего покровителя какого-нибудь аттиче­
ского героя, по имени которого и называлось. На­
конец, оно выбирало пятьдесят представителей в
афинский совет.
Завершалось все это афинским государством, кото­
рое управлялось советом, состоявшим из пятисот
избранных представителей десяти племен, а в по­
следней инстанции — народным собранием, куда имел
доступ и где пользовался правом голоса каждый афин­
ский гражданин; наряду с этим архонты и другие
должностные лица ведали различными отраслями
управления и судебными делами. Главы исполни­
тельной власти в Афинах не было. ^

154

G ввейением этого нового строя и с допущением
очень большого числа неполноправных жителей,—
частью вселившихся чужеземцев, частью вольно­
отпущенных рабов, — органы родовой организации
были вытеснены из общественной жизни: они выро­
дились в союзы частного характера и в религиоз­
ные товарищества. Но моральное влияние, унасле­
дованные взгляды и способ мышления старой родо­
вой эпохи еще долго жили в традициях и только
постепенно отмирали. Это сказалось на одном из
позднейших государственных учреждений.
Мы видели, что главной отличительной чертой
государства является общественная власть, отде­
ленная от массы народа. Афины располахали в ту
пору лишь народным войском и флотом, который
выставлял непосредственно народ; войско и флот
были защитой от внешних врагов и держали в пови­
новении рабов, которые уже тогда составляли зна­
чительное большинство населения. По отношению
к гражданам общественная власть первоначально
существовала только в качестве полиции, которая
так же стара, как государство, почему наивные фран­
цузы XVI1J столетия и говорили не о народах циви­
лизованных, а о nations policées [о народах с поли­
цией]. Афиняне учредили одновременно со своим
государством также и полицию, настоящую жандар­
мерию из конных и пеших лучников — ландъегерей, как их называют в Южной Германии и в Швей­
царии. Но эта жандармерия формировалась из рабов.
Эта полицейская служба представлялась свобод­
ному афинянину столь унизительной, что он пред­
почитал дать себя арестовать вооруженному рабу,
чем самому заниматься таким позорным делом.
В этом сказывался еще образ мыслей старого родо­
вого быта. Государство не могло существовать без
полиции* но оно было молодо и не пользовалось еще
таким моральным авторитетом, чтобы внушить ува­

155

жение к ремеслу, которое бывшим членам родового
общества неминуемо должно было казаться гнусным.
В какой степени сложившееся в главных своих чер­
тах государство оказалось приспособленным к но­
вому общественному положению афинян, свиде­
тельствует быстрый расцвет богатства, торговли
и промышленности. Классовый антагонизм, на кото­
ром покоились теперь общественные и политические
учреждения, был уже не антагонизм между аристо­
кратией и простым народом, а между рабами и сво­
бодными, между неполноправными жителями и гра­
жданами. Во время наивысшего расцвета Афин общее
количество свободных граждан, считая женщин и
детей, состояло приблизительно из 90 000 душ наря­
ду с 365 000 рабов обоего пола и 45 000 неполноправ­
ных жителей — иностранцев и вольноотпущенных.
На каждого взрослого гражданина мужского пола
приходилось, таким образом, по меньшей мере 18
рабов и свыше 2 неполноправных. Большое число ра­
бов объясняется тем, что многие из них, под надзо­
ром надсмотрщиков, работали вместе в больших
мануфактурах, в обширных помещениях. Но с разви­
тием торговли и промышленности происходило на­
копление и концентрация богатств в немногих ру­
ках, обнищание массы свободных граждан, которым
только оставалось или, занявшись ремеслом, всту­
пить в конкуренцию с рабским трудом, что счита­
лось постыдным, позорным занятием и не сулило к
тому же большого успеха, или же превратиться в
нищих. Они шли — при данных условиях неизбеж­
но — по последнему пути, а так как они составляли
массу, то тем самым привели к гибели и все Афин­
ское государство. Не демократия погубила Афины,
как это утверждают европейские школьные учителя,
виляющие хвостом перед монархами, а рабство, ко­
торое сделало труд свободного гражданина презрен­
ным.

156

Возникновение государства у афинян вообще яв­
ляется в высшей степени типичным примером обра­
зования государства, потому что оно, с одной сто­
роны, происходит в чистом виде, без всякого вме­
шательства внешнего или внутреннего насилия, —
захват власти Пизистратом 1 не оставил никаких
Следов своего короткого существования, — с дру­
гой стороны, потому, что в данном случае очень
развитая форма государства, демократическая рес­
публика, возникает непосредственно из родового
общества, и, наконец, потому, что мы в достаточ­
ной степени знаем все существенные подробности
образования этого государства.

1 В 540 г. до нашей эры Пизистрат, захватив власть
в Афинах, стал так называемым тираном, т. е. самодержцем
этою города. Он царствовал 12 лет. После его смерти сы­
новья ею были изгнаны иэ Афин. — Ред .

157

VI. РОД И ГОСУДАРСТВО В РИМЕ
Ив сказания об основании Рима видно, что пер­
выми поселенцами был ряд объединившихся в одно
племя латинских родов (согласно сказанию — сто),
к которым вскоре присоединилось одно сабельское
племя, также будто бы насчитывавшее сто родив,
а затем и третье племя, состоявшее из различных эле­
ментов, также имевшее, по преданию, сто родов.
Весь рассказ с первого взгляда свидетельствует
о том, что здесь ничего не было естественно сложив­
шегося, кроме рода, да и последний в некоторых слу­
чаях был лишь ветвью первоначального рода, про­
должавшего суще твовать на старой родине. На
племенах лежит печать искусственного образования,
однако большей частью из родственных элементов и
по образцу древнего, естественно выросшего, а не
искусственно созданного племени; при этом не исклю­
чена возможность, что основным ядром каждого из
трех племен могло служить подлинное старое пле­
мя. Промежуточное звено, фратрия, состояло из де­
сяти родов и называлось курией; их было, таким
образом, тридцать.
Общепризнано, что римский род был таким же
учреждением, как и род греческий; и если греческий
род представляет дальнейшее развитие той обществен­
ной единицы, первобытную форму которой мы видим
158

у американских краснокожих, то ото целиком отно­
сится и к римскому роду. Мы можем поэтому быть
здесь краткими.
Римский род, по крайней мере в древнейшую пору
существования города, имел следующее устройство:
1. Взаимное право наследования членов рода;
имущество оставалось внутри рода. Так как в рим­
ском роде, как и в греческом, господствовало уже
отцовское право, то потомство по женской линии
исключалось из наследования. По закону Двенадца­
ти таблиц, древнейшему известному нам писанному
памятнику римского права, наследовали в первую
очередь дети как прямые наследники, за их отсут­
ствием — агнаты (родственники по мужской ли­
нии), а за их отсутствием — сородичи. Во всех слу­
чаях имущество оставалось внутри рода. Мы видим
здесь постепенное проникновение в родовой обычай
новых, порожденных ростом богатства и монога­
мией правовых норм: первоначально равное право на
наследование всех сородичей сначала — и, как ука­
зывалось выше, очень рано—ограничивается на прак­
тике агнатами и, наконец, детьми и их потомотвом
в мужской линии; в Двенадцати таблицах это, само
собою разумеется, появляется в обратном порядке.
2. Обладание общим местом погребения. Патри­
цианский род Клавдиев при переселении из Регилла
в Рим получил участок земли и кроме того в городе
общее место погребения. Еще при Августе приве­
зенная в Рим голова погибшего в Тевтобургском
лесу Вара была погребена в gentiiitius tumulus
[родовом кургане] — род (Квинктилиев), следова­
тельно, имел еще особый могильный курган.
3. Общие религиозные празднества. Эти sacra
g en tilitiа общеизвестны.
4. Обязательство не вступать в брак внутри рода.
Это, повидимому, никогда не претворялось в Риме
в писанный закон, но оставалось обычаем. Из огром­

159

ной массы римских супружеских пар, имена которых
сохранились для нас, ни одна не имеет одинакового
родового имени для мужа и жены. Наследственное
право также подтверждает это правило. Женщина
с выходом замуж утрачивает свои агнатические пра­
ва, выходит из своего рода; ни она, ни ее дети не мо­
гут наследовать ее отцу или братьям последнего,
так как в противном случае утрачена была бы на­
следственная часть отцовского рода. Это имеет смысл
только при предположении, что женщина не может
выйти замуж за сородича.
5. Общее землевладение. Последнее в первобыт­
ную эпоху всегда существовало с тех пор, как на­
чали производить раздел земли, принадлежащей
племени. Среди латинских племен мы находим землю
частью во владении племени, частью рода, частью
отдельных хозяйств, которыми тогда вряд ли явля­
лись отдельные семьи. Ромулу приписывается пер­
вый раздел земли между отдельными лицами, при­
близительно по гектару (два югера) на каждого.
Однако мы еще позднее застаем владение землей со­
средоточенным в руках рода, не говоря уже о госу­
дарственной земле, вокруг чего и вращается вся вну­
тренняя история республики.
6. Обязанность сородичей оказывать друг другу
защиту и помощь. Писанная история показывает
нам одни лишь обломки этого; римское государство
с самого начала выступило на сцену такой преобла­
дающей силой, что право защиты от оскорблений и
несправедливостей перешло к нему. Когда Аппий
Клавдий был арестован, весь его род облекся в
траур, даже те, кто были его личными врагами.
Во время второй Пунической войны 1 роды объеди*
1 Пуническими назывались войны Рима с торговым горо­
дом Карфагеном (Северная Африка). Были три такие войны;
вторая происходила в 111 веке (в 218—201 гг.) до нашей
эры. — РеО.

160

ншгись для выкупа своих пленных сородичей; сенат
запретил им это.
7. Право носить родовое имя. Оно сохранилось
вплоть до времен империи; вольноотпущенникам
дозволялось принимать родовое имя своих бывших*
господ, однако без приобретения родовых прав.
8. Право принимать в род чужаков. Это соверша­
лось путем усыновления одною из семей (как у индей­
цев), что вело за собою прием в род.
9. О праве избирать и смещать старшину нигде не
упоминается. Но так как в первый период существо­
вания Рима все должности замещались по выбору
или по назначению, начиная с выборного царя*
и так как жрецы курий также выбирались куриями,
то мы можем предположить для старшин (princi­
pes) родов то же самое, хотя избрание из одной и той
же семьи в роде могло уже стать правилом.
Таковы были права римского рода. За исключе­
нием уже завершившегося перехода к отцовскому
праву, они точно воспроизводят права и обязанно­
сти ирокезского рода; и здесь «явно проглядывает
ирокез».
Покажем на одном только примере, какая пута­
ница понятий о рймском родовом строе господствует
еще в настоящее вррмя даже среди наших самых изве­
стных историков. В работе Моммзена о римских соб­
ственных именах республиканской и августовской
эпох («Rômische For3chungen» [«Римские исследова­
ния»], Берлин, 1864, т. I) говорится следующее:
«Помимо всех сородичей мужского пола, исключая,
конечно, рабов, но включая усыновленных родом и
находящихся под его покровительством, родовое
имя распространяется также на женщин... Племя
(Stamm, как Моммзен переводит здесь слово gens)
представляет группу... которая происходит от обще­
го — действительного, или предполагаемого, или
даже выдуманного — предка, объединена общими
161

празднествами, кладбищем и наследованием и к ко­
торой могут и должны причислять себя все лично
свободные индивидуумы, а следовательно, также и
женщины. Затруднение представляет только опре­
деление родового имени замужних женщин. Этого
затруднения, конечно, не было, пока женщина могла
выходить замуж не иначе, как за члена своего рода;
как известно, долгое время женщине труднее было
выйти замуж за пределами своего рода, чем внутри
его, что подтверждается правом gentis enuptio
[вступления в брак вне рода], которое еще в VI сто­
летии давалось в награду в качестве личной приви­
легии... Но там, где имели место такие браки вне
рода, женщина в древнейшую эпоху, повидимому,
должна была переходить в племя мужа. Нет ника­
кого сомнения в том, что женщина через древний ре­
лигиозный брак вступает в правовую и сакраль­
ную общину мужа и выходит из своей. Кто не знает,
что замужняя женщина утрачивает активное и пас­
сивное право на наследование в своем роде, но вхо­
дит в наследственный союз со своим мужем, детьми и
его сородичами? И если она как бы усыновляется
мужем и вступает в его семью, то как же может она
оставаться чуждой его роду?» (стр. 9—И).
Моммзен, таким образом, утверждает, что рим­
ские женщины, принадлежавшие к какому-нибудь
роду, могли первоначально вступать в брак только
внутри своего рода, что римский род, следователь­
но, был эндогамный, а не экзогамный. Этот взгляд,
противоречащий всему, что известно об этом у дру­
гих народов, опирается главным образом, если не
исключительно, на одно единственное, вызывавшее
много споров место у Ливия (книга XXXIX, гл. 19),
согласно которому сенат в 568 г. с основания горо­
да, т. е. в 186 г. до нашего летосчисления, постано­
вил, uti Feceniae Hispaliae datio, deminutio, gentis
enuptio, tutoris optio item esset quasi ei vir testa162

mento dedisset; utique ei ingenuo nubere liceret, neu
quid ei qui earn duxisaet, ob id fraudi ignomiuiaeve
esset — чтобы Фецения Гиспалла имела полное пра­
во располагать своим имуществом, уменьшать его,
выйти замуж вне рода и избрать себе опекуна, как
если бы ее [умерший] муж передал ей это право по
завещанию; чтобы она могла выйти замуж за полно­
правного гражданина и чтобы того, кто возьмет ее
в жены, не считали совершившим плохой или по­
стыдный поступок.
Нет сомнения, что здесь Фецении, вольноотпущен­
ной, предоставляется право выйти замуж вне рода.
Столь же несомненно отсюда следует, что муж имел
право по завещанию передать своей жене право вый­
ти после его смерти замуж вне рода. Но вне какого
рода ?
Если женщина обязана была выходить замуж вну­
три своего рода, как предполагает Моммзен, то она
и после замужества оставалась в этом роде. Но, вопервых, именно это утверждение об эндогамии рода
и требуется доказать. А во-вторых, если женщина
должна была вступить в брак внутри своего рода,
то, естественно, также и мужчина, так как иначе он
ве нашел бы себе жены. Но тогда оказывается, что
муж мог передать своей жене по завещанию право,
которым он сам и для самого себя не располагал;
это с юридической точки зрения бессмыслица. Момм­
зен также чувствует это и потому делает следующее
предположение: «для брака вне рода требовалось
юридически, вероятно, не только согласие имеющего
власть, но и всех сородичей» (стр. 10, примечание).
Это; во-первых, очень смелое предположение, а
во-вторых, оно противоречит ясному тексту при­
веденного места; сенат дает ей это право вместо
мужа, он определенно дает ей не больше и не мень*
ше того, что мог бы дать ей ее муж, но уж дает он
ей право абсолютное, никакими другими ограничен
163

ниями не связанное, так что если она восполь­
зуется этим правом, то и ее новый муж не должен
страдать от этого; сенат даже поручает нынешним и
будущим консулам и преторам позаботиться о том,
чтобы для нее от этого не произошло никаких не-»
приятностей. Таким образом, предположение Момм­
зена представляется совершенно необоснованным.
Или же женщина выходила замуж за мужчину из
другого рода, но сама оставалась в своем прежнем
роде. Тогда, согласно вышеприведенному месту,
ее муж имел бы право позволить жене вступить
в брак вне ее собственного рода. Это значит, что он
имел бы право распоряжаться в делах, касавшихся
рода, к которому он вовсе не принадлежал. Это такая
нелепость, о которой и говорить не стоит.
Остается только предположить, что женщина в
первом браке вышла за мужчину из другого рода и
через этот брак перешла безоговорочно в род мужа,
как это Моммзен фактически и допускает для по­
добных случаев. Все взаимоотношения сразу стано­
вятся ясными. Женщина, порвавшая своим замуже­
ством связи со своим старым родом и принятая в но­
вый родовой союз мужа, занимает там совершенно
особое положение. Хотя она и член рода, но не свя­
зана с ним кровным родством; самый характер ее
принятия заранее исключает ее из общего запрета
вступать в брак внутри рода, в который она вошла
именно путем замужества; она, далее, принята
в брачный союз рода, наследует в случае смерти мужа
его имущество, т. е. имущество члена рода. Что мо­
жет быть естественнее правила, чтобы в целях со­
хранения имущества в роде она была обязана вый­
ти замуж за сородича своего первого мужа и ни за
кого другого? И если должно быть сделано исклю­
чение, то кто может быть достаточно компетентным
для того, чтобы уполномочить ее на это, как не ее
первый муж, который передал ей это имущество?
164

В тот момент, когда он передает ей часть имущества и
одновременно разрешает передать эту часть имуще­
ства путем брака или в силу брака в чужой род,
это имущество еще принадлежит ему; он, следо­
вательно, распоряжается буквально только своей соб­
ственностью* Что касается самой жены и ее отноше­
ния к роду мужа, то в этот род ввел ее именно муж
актом своей свободной воли — браком; поэтому рав­
ным образом представляется естественным, что имен­
но он имел право уполномочить ее выйти из этого
рода посредством второго брака. Одним словом, дело
оказывается простым и само собою понятным, как
только мы отбросим удивительное представление
об эндогамности римского рода и вместе с Морганом
признаем его первоначально экзогамным.
Остается еще последнее предположение, которое
также нашло своих сторонников и, пожалуй, наи­
более многочисленных: цитата будто говорит лишь
о том, «что вольноотпущенные служанки (libertae) не могли без специального разрешения е gente
enubere (вступать в брак вне рода) или совершить
какой-либо другой акт, который, будучи связан о
capitis deminutio minima [утратой семейных прав},
повлек бы за собой выход liberta из родового союза»
(Lange, «Rômische Altertümer» [«Римские древно­
сти»], Berlin, 1856,1, стр. 495, где по поводу цитируе­
мого нами мес^а из Ливия делается ссылка на Гушке). Если это предположение правильно, то цитата
уже решительно ничего не доказывает относительно
положения полноправных римлянок, и тогда еще
меньше оснований говорить об обязанности послед­
них вступать в брак только внутри рода.
Выражение enuptio gentis встречается только в
этом единственном месте у Ливия и нигде больше во
всей римской литературе; глагол enubere (вступить
в брак на стороне) встречается только три раза тоже
у Ливия, и притом без отношения к роду. Фантазия,
165

будто римлянки могли вступать в брак только вну­
три рода, обязана своим возникновением одному ато­
му месту. Но она абсолютно не выдерживает криТ1 к и. В самом деле, или это место относится к осо­
бым ограничениям для вольноотпущенниц, и тогда
оно ничего не доказывает для полноправных (ingehuae); или же оно действительно и для полноправ­
ных, и тогда оно скорее доказывает, что женщина,
по общему правилу, выходила замуж вне своего рода,
но с замужеством переходила в род мужа, — следо­
вательно, против Моммзена и за Моргана.
Еще почти триста лет спустя после основания
Рима 1 родовые узы были настолько прочны, что
один патрицианский род, именно род Фабиев, мог с
разрешения сената собственными силами предпри­
нять военный поход против соседнего города Вейи.
306 Фабиев будто бы выступили в поход и все были
убиты в засаде; единственный оставшийся в живых
мальчик продолжил род.
Десять родов, как сказано, составляли фратрию,
которая здесь называлась курией и получила более
важные общественные функции, чем греческая фрат­
рия. Каждая курия имела собственные религиоз­
ные церемонии, святыни и жрецов; последние в своей
совокупности составляли одну из римских жрече­
ских коллегий. Десять курий составляли племя,
которое, вероятно, имело первоначально, подобно
остальным латинским племенам, своего выборного
старшину — военачальника и верховного жреца.
Все три племени, взятые вместе, составляли римский
народ, populus romanus.
К римскому народу, таким образом, мог принадле­
жать только тот, кто был членом рода, а через свой
род — членом курии и племени. Первоначальный
общественный строй этого народа был следующий.
1 Т. е. в V столетии до нашей эры. — Ред.
166

Общественными делами ведал сначала сенат, кото­
рый, как это впервые верно подметил Нибур, соста­
влялся из старшин трехсот родов; именно поэтому
они, в качестве родовых старшин, назывались отца­
ми, patres, а их совокупность — сенатом (совет
старейших, от слова senex — старый). Вошедшее
в обычай избрание старшин всегда из одной и той же
семьи рода создало и здесь первую племенную знать;
эти семьи назывались патрициями и претендовали
на исключительное право вступления в сенат и на
право замещать все другие должности. Тот факт,
что народ со временем примирился с этими притяза­
ниями, которые превратились в действующее пра­
во, нашел свое выражение в сказании о том, что Ромул пожаловал первым сенаторам и их потомству
патрициат с его привилегиями. Сенат, как и афин­
ская bulê, имел решающий голос во многих вопро­
сах п предварительно обсуждал наиболее важные
дёла, в особенности новые законы. Последние при­
нимались народным собранием, которое называлось
cojnitia curiata (собрание курий). Народ собирался,
группируясь по куриям и в каждой курии, вероятно,
по родам; при решении вопросов каждая из тридца­
ти курий имела по одному голосу. Собрание курий
принимало или отвергало все законы, избирало всех
высших должностных лиц, в том числе так называе­
мого царя (гех), объявляло войну (но мир заключал
сенат) и в качестве высшей судебной инстанции вы­
носило окончательное решение по апелляции сто­
рон во всех случаях, когда дело шло о смертном при­
говоре римскому гражданину. Наконец, рядом с се­
натом и народным собранием стоял гех, который
точно соответствовал греческому базилевсу и отнюдь
не был почти самодержавным царем, каким его изо­
бражает Моммзен 1. Он тоже был военачальником,
1 Латинское гех — то же, что не льтско-ирландское righ
(племенной старшина) и готское reiks; что последнее слово,

16Т

верховным жрецом и председателем в некоторых су­
дах. Правами в области гражданского управления
или властью над жизнью, свободой и собственностью
граждан он отнюдь не обладал, поскольку они не
вытекали из дисциплинарной власти военачальника
Или власти председателя суда по приведению приго­
вора в исполнение. Должность царя (гех) не была
наследственной; напротив, он сперва избирался,
вероятно, по предложению предшественника, собра­
нием курий, а затем во втором собрании торжествен­
но вводился в должность. Что он мог также быть сме­
щен, доказывает судьба Тарквиния Гордого К
Так же, как и у греков в героическую эпоху, у рим­
лян во время так называемых царей была военная
демократия, основанная на родах, фратриях и пле­
менах и из них развившаяся. Курии и племена
были, правда, отчасти искусственными образова­
ниями, но они были созданы по настоящим, есте­
ственно выросшим образцам общества, из которого
они возникли и которое еще окружало их со всех сто­
рон. Правда, естественно развившаяся патрициан­
ская знать уже приобрела твердую почву под нога­
ми, цари старались расширить мало-по-малу свои
полномочия, но все это ничуть не меняет основного
характера общественного строя, а в нем вся суть
дела.
как первоначально и наше Fürst (то же самое, что по-англий­
ски — first, по-датски — fôrste, первый), означало, равным
образом, розового или племенного старшину, явствует из
того, что готы уже в IV веке имели особое слово для короля
последующего времени, военачальника всего народа: Ш оdans. Артаксеркс и Ирод в переводе библии Ульфилы никогда
не называются reiks, а только thiudans, государство импера­
тора Тиберия — не reiki, a thiudinassus. В имени готского
тиуданса или, как мы не точно переводим, короля Тиударейка, Теодориха, т. е. Дитриха, оба эти обозначения сли­
лись воедино.
* По преданию—последний римский царь, изгнан в &10 г.
до нашей эры.— Ред,

168

Между тем, население города Рима и римской обла­
сти, расширившейся благодаря завоеванию, возра­
стало; этот рост происходил отчасти за счет новых
поселенцев, отчасти — за счет населения покорен*
ных, по преимуществу латинских, округов. Все эти
новые граждане (вопроса о клиентах мы здесь не
касаемся) стояли вне старых родов, курий и племен
и, следовательно, не составляли части рори1из
romanus, собственно римского народа. Они были лич­
но свободные люди, могли владеть земельной соб­
ственностью, должны были платить налоги и отбы­
вать военную службу. Но они не могли занимать
никаких должностей и не могли участвовать ни в
собрании курий, ни в дележе завоеванных государ­
ственных земель. Они составляли лишенный всех
общественных прав плебс. Благодаря своей все воз­
раставшей численности, своей военной выучке и во­
оружению ори сделались грозной силой, противо­
стоящей старому populus, теперь прочно огражден­
ному от всякого прироста извне. В добавок к этому
земля была, повидимому, Почти равномерно распре­
делена между populus и плебсом, тогда как торговое
и промышленное богатство, впрочем еще не сильно
развившееся, преимущественно было в руках плебса.
Из-за густого мрака, окутывающего всю легендар­
ную древнейшую историю Рима и еще значительно
усиленного рационалистически-прагматическими по­
пытками толкования и сообщениями позливших ю ;идически образованных писателей, произведения к торых служат нам источниками, — из-за aiuvo мрака
невозможно сказать что-нибудь определенное ни о
времени, ни о ходе, ни о причинах революции,
которая положила конец древнему родовому строю.
Несомненно только одно, что причина ее коренилась
в борьбе между плебсом и populus.
Новая конституция, приписываемая царю Сервию
Туллию и опиравшаяся на греческие образцы, осо8

П роисхож дение с е м ь я .

169

бенно на Солона, создала новое народное собрание,
в котором участвовали или из которого исключа­
лись без различия populus и плебеи, в зависимости
от того, несли ли они воинскую повинность или нет.
Псе военнообязанное мужское население было раз­
делено по своему имуществу на шесть классов.
Минимальный размер имущества для каждого из
пяти классов составлял: 1—100 000 ассов, II—
75 000, III—50 000, IV—25 000, V—11 000, что, по
Дюро де-ла-Маллю, составит приблизительно 14 000,
10 500, 7 000, 3 600 и 1 570 марок. Шестой класс,
пролетарии, состоял из малоимущих, свободных от
рлужбы и налогов. В новом народном собрании цен­
турий (comitia centuriata) граждане выстраивались
по-военному,центуриями по 100 человек в каждой,
причем каждая центурия имела 1 голос. Но первый
класс выставлял 80 центурий, второй—22, третий—
20, четвертый—22, пятый—30, шестой, для прили­
чия, — также 1 центурию. Кроме того, всадники,
набиравшиеся из наиболее богатых граждан, выста­
вляли 18 центурий; всего 193 центурии; большин­
ство голосов—97. Но всадники и первый класс вме­
сте имели 98 голосов, т. е. большинство; при их еди­
нодушии остальных даже не спрашивали, решение
считалось принятым.
К этому новому собранию центурий перешли теперь
все политические права прежнего собрания курий
(кроме некоторых номинальных прав); курии и со­
ставлявшие их роды были тем самым низведены,
как и в Афинах, к роли простых частных и религиоз­
ных объединений и еще долгое время прозябали в ка-.
честве таковых, тогда как собрание курий вскоре
совсем прекратило свое существование. Для того
чтобы и три старых родовых племени устранить
ив государства, были по месту жительства созданы
четыре племени, каждое из них жило в отдельном'
квартале города и имело ряд политических прав.

170

Так был разрушен и в Риме, еще до отмены так
называемой царской власти, древний общественный
строй, покоившийся на личных кровных узах, а вме­
сто него создано было новое, действительное госу­
дарственное устройство, в основу которого были по­
ложены территориальное деление и имущественные
различия. Общественная власть сосредоточилась
здесь в руках граждан, обязанных отбывать воен­
ную службу, и была направлена не только против
рабов, но и против так называемых пролетариев,
не допущенных к военной службе и лишенных воору­
жения.
В рамках этого нового строя, который лишь полу­
чил свое дальнейшее развитие, когда был изгнан
последний царь Тарквиний Гордый, узурпировав­
ший подлинную царскую власть, и царь был заменен
двумя военачальниками (консулами) с одинаковой
властью (как у ирокезов), — в рамках этого строя
развивается вся история римской республики со
всей ее борьбой между патрициями и плебеями за
доступ к должностям и за участие в пользовании го­
сударственными землями, с растворением в конце
концов патрицианской знати в новом классе круп­
ных землевладельцев и денежных магнатов, которые
постепенно поглотили все землевладение разорен­
ных военной службой крестьян, обрабатывали в зникгаие таким образом громадные поместья при по­
мощи рабов, обезлюдили Италию и тем самым про­
ложили дорогу не только императорской власти,
но и ее преемникам — германским варварам.

VIL РОД У КЕЛЬТОВ И ГЕРМАНЦЕВ
Место не позволяет нам подробно рассмотреть
родовые учреждения, существующие еще поныне у
самых различных диких и варварских народов в
более или менее чистой форме, или их следы в древ­
ней истории азиатских культурных народов. Те
или другие встречаются повсюду. Достаточно не­
скольких примеров. Еще до того как узнали, чтб
такое род, Мак-Леннан, который больше всех при­
ложил усилий к тому, чтобы не понять его, доказал
его существование и в общем правильно описал его
у калмыков, черкесов, самоедов и у трех индийских
народов — варали, магаров и муннипури. Недавно
М. Ковалевский обнаружил и огйюал его у шпавов, хевсуров, сванетов и других кавказских пле­
мен. Здесь мы ограничимся некоторыми краткими
замечаниями о существовании рода у кельтов и гер­
манцев.
Древнейшие из сохранившихся кельтских зако­
нов показывают нам род еще полным жизни; в Ирлан­
дии он живет, по крайней мере инстинктивно, в на­
родном сознании еще в настоящее время, после
того как англичане насильственно разрушили его;
в Шотландии он был в полном расцвете еще в сере­
дине прошлого столетия и здесь был также уничто­
жен только оружием, законодательством и судами
англичан.
172

Древне-уэльские законы, записанные за много
столетий до английского завоевания, самое позднее
в XI столетии, показывают еще совместную обра­
ботку земли целыми селами,^ хотя и в виде только
редкого остатка общераспространенного ранее обы­
чая; у каждой семьи было пять акров для само­
стоятельной обработки; наряду с этим один участок
обрабатывали сообща, и урожай подлежал дележу.
По аналогии с Ирландией и Шотландией, не под­
лежит сомнению, что эти сельские общины пред­
ставляют роды или подразделения родов, если
даже новая проверка уэльских законов, для кото­
рой у меня нет времени (мои выдержки относятся
к 1869 г.), прямо не подтвердит этого. Но уэль­
ские источники, а с ними и ирландские дрямо до­
казывают, что у кельтов в XI столетии парный
брак отнюдь не был еще вытеснен моногамией.
В Уэльсе лишь по истечении семи лет брак нельзя
было расторгнуть, или, вернее, предупредить q его
расторжении. Если недоставало только трех ночей
до семи лет, то супруги могли разойтись. Тогда
производился раздел имущества: жена делила, муж
выбирал свою часть. Мебель делилась по опреде­
ленным, очень курьезным правилам. Если брак
расторгался мужем, то он должен был вернуть жене
ее приданое и некоторые другие предметы; если
женою, то она получала меньше. Из детей муж
получал двух, жена — одного ребенка, именно —
среднего. Если жена после развода вступала в
новый брак, а первый муж снова брал ее к себе,
то она должна была следовать за ним, если бы
даже и ступила уже одной ногой на новое супру­
жеское ложе. Но если они прожили вместе семь
лет, то они становились мужем и женой даже и
в том случае, когда брак не был раньше оформлен.
Целомудрие девушек до брака отнюдь не соблюда­
лось строго и не требовалось; относящиеся сюда пра­
173

вила—весьма фривольного свойства и совсем не соот­
ветствуют буржуазной морали. Если женщина нару­
шала супружескую верность, муж мог избить ее (один
из трех случаев, когда это ему дозволялось, в дру­
гих случаях он подлежал взысканию), но уже затем
он не имел права требовать другого удовлетворения:
«за один и тот же проступок полагается либо иску­
пление, либо месть, но не то и другое вместе>>. При­
чины, в силу которых жена могла требовать развода,
ничего не теряя из своих прав при разделе, были
весьма широкого свойства: достаточно было дурного
вапаха у мужа изо рта. Выплачиваемые главе пле­
мени или королю выкупные деньги за право первой
ночи (gobr merch, откуда средневековое название
marcheta, по-французски — marquette) играют зна­
чительную роль в этом сборнике законов. Женщины
пользовались правом голоса в народных собраниях.
Добавим к этому, что в Ирландии доказано суще­
ствование подобных же отношений; что там также
широко распространены браки на время и что жене
при разводе обеспечиваются точно установленные,
большие преимущества, даже вознаграждение за ее
работу по домашнему хозяйству; что там встре­
чается «первая жена» наряду с другими женами и не
делается никакого различия при дележе наследства
между брачными и внебрачными детьми. Таким обра­
зом, перед нами картина парного брака, по сравне­
нию с которым существующая в Северной Америке
форма брака кажется строгой, что, впрочем, в
XI столетии не удивительно у народа, который еще
в эпоху Цезаря жил в групповом браке 1.
Существование ирландского рода (sept, племя,
называлось clainne, clan) удостоверено, и он описан
не только в древних сборниках законов, но и англий­
скими юристами XVII. столетия, которые были при­
1 Т. е. непосредственно перед началом нашей эры» — 2уед,

174

,

сланы в Ирландии* для превращения земель кланов
в коронные владения английского короля. Земля
вплоть до этого времени была общей собственностью
клана или рода, если только не была уже превращена
вождями в свое частное владение. Когда умирал
какой-нибудь член рода и, следовательно, одно из
хозяйств прекращалось, старшина (capot cognatiouis, как называли его английские юристы) пред­
принимал передел всей земли между остальными хо­
зяйствами. Последний производился, вероятно, в
общем по правилам, принятым в Германии. Еще в на­
стоящее время кое-где встречаются сельские поля
в так называемых рандэйлях (rundale), сорок или
пятьдесят лет тому назад таких полей было очень
много. Крестьяне, одиночные арендаторы земли,
ранее принадлежавшей всему роду, затем захвачен­
ной английскими завоевателями, платят каждый
аренду за свой участок, но соединяют все пахотные
и луговые полосы своих участков, делят их в зави­
симости от положения и качества на коны, «Gewanne», как они называются на Мозеле, и дают ка­
ждому его долю в каждом кону; болота и выгоны
находятся в общем пользовании. Еще пятьдесят
лет тому назад время от времени, иногда ежегодно,
производились переделы. Межевой план такого се­
ла — рандэйля — выглядит совершенно так же, как
карта какой-нибудь немецкой земельной общины
(Gehôferschaft) на Мозеле или в Гохвальде. Род про­
должает жить также и в «factions». Ирландские кре­
стьяне часто делятся на партии, 'которые основы­
ваются на различиях, по видимости, совершенно бес­
смысленных или нелепых и для англичан совершенно
непонятных; эти партии как будто не преследуют
никакой другой цели, кроме излюбленных торже­
ственных потасовок, устраиваемых ими друг другу.
Это — искусственное возрождение, позднейшая за­
мена уничтоженных родов, своеобразно свидетель176

ствушщая о живучести унаследованного родового
инстинкта. Впрочем, в некоторых местностях соро­
дичи еще живут вместе на своей старой территории;
так, еще в 30-х годах значительное большинство жи­
телей графства Монэгэн состояло всего из четырех
фамилий, т. е. вело свое происхождение от четырех
родов или кланов 1.
В Шотландии гибель родового строя совпадает
с подавлением восстания 1745 г. Остается еще невы­
ясненным, какое именно звено этого строя предста­
вляет шотландский клан, но что он составляет такое
звено, не подлежит сомнению. В романах Вальтера
Скотта перед нами, как живой, встает этот клан гор­
ной Шотландии. Этот клан, — говорит Морган, —
«превосходный образец рода по своей организации
и по своему духу, разительный пример власти родо­
вой жизни над членами рода... В их распрях и в
1 К четвертому изданию 1891 г . За несколько дней; про­
веденных в Ирландии, я снова живо осознал, как глубоко еще
сельское население живет там представлениями родовой эпо­
хи. Помещик, у которого крестьянин арендует эемлю, для
последнего все еще нечто вроде вождя клана, на котором ле­
жит 8аведывание землей в интересах всех; крестьянин упла­
чивает ему дань в форме арендной илаты, но в случае нужды
должен получить от него иомошь. Там считают также, что
всякий состоятельный человек обязан помогать своим менее
состоятельным соседям, когда они оказываются в нужде.
Такая помощь — не милостыня, она по праву полагается
менее состоятельному сородичу от богатого члена или от
вождя клана Понятны жалобы экономистов и юристов на
невозможность вдолбить ирландскому крестьянину понятие
о современной буржуазной собственности; понятие о собствен­
ности, у которой одни только права и никаких обязанностей,
просто не умещается в голове ирландца. Но понятно также, как
ирландцы, внезапно попадающие со столь наивными предста­
влениями родового строя в большие английские или американ­
ские города, в среду с совершенно иными нравственными к
правовыми понятиями, — как легко такие ирландцы оказы­
ваются совершенно сбитыми с толку в вопросах морали и пра­
ва, теряют всякую почву под но!ами и часто массами стано­
вятся жертвами полной деморализации.
у

176

их кровной мести, в разделе территории по кланам,
в их общинном землепользовании, в верности чле­
нов клана вождю и друг другу мы встречаем всюду
вновь проявляющиеся черты родового общества...
Происхождение считалось по отцовскому праву, так
что дети мужчин оставались в клане, тогда как дети
женщин переходили в кланы своих отцов». Но что
в Шотландии раньше господствовало материнское
право, доказывает тот факт, что, по словам Беды,
в королёвской фамилии пиктов наследование шло
по женской л и н и и . Даже пережиток семьи «пуналуа» сохранился как у уэльсцев, так и у шотландцев
вплоть до средних веков в виде права первой ночи,
которым мог воспользоваться, если оно не было вы­
куплено, по отношению к каждой невесте вождь кла­
на или король как последний представитель прежних
общих мужей.
*

*

*

Не подлежит сомнению, что германцы вплоть до
переселения народов 1 были организованы в роды.
Они, повиДимому, заняли область между Дунаем,
Рейном, Вислой и северными морями только за не­
сколько столетий до нашей эры; кимвры й тевтоны
были еще только кочевниками, а свевы прочно осели
только во времена Цезаря. О последних Цезарь опре­
деленно говорит, что они расселились родами и род­
ственными группами (gentibus cogna tioni busqué),
a в устах римлянина из рода Юлиев (gens Julia) это
слово gentibus имеет вполне определенное и бесспор­
ное значение. Это относилось ко всем германцам;
даже в завоеванных римских провинциях она еще
селились, повидимому, родами. В «Аламанской Пра­
вде» подтверждается, что на завоеванной земле к
1 Крупные передвижения народов, происходившие
второй половины IV до VI ото летая нашей эры. — Fed.

от
177

югу от Дуная народ расселился родами (genealogiae); genealogia употреблено здесь совершенно в гом
же смысле, как позднейшая марка или сельская
община. Недавно Ковалевский высказал взгляд, что
эти genealogiae представляли собою крупные боль­
шие семьи (Hausgenossenschaften), между которыми
была разделена вемля и из которых лишь впослед­
ствии развилась сельская община. То же самое отно­
сится тогда и к fara, каковым выражением у бургундов и лангобардов, — следовательно, у готского
и герминонокого или верхне-германского племе­
ни, — обозначается почти, если и не совсем, то же
самое, что и словом genealogia в «Аламанской
Правде». Действительно ли перед нами род или боль­
шая семья — подлежит еще дальнейшему исследо­
ванию.
Памятники языка не дают нам положительного
ответа на вопрос относительно того, существовало
ли у всех германцев общее выражение для обозна­
чения рода — и какое именно. Этимологически гре­
ческому genos, латинскому gens соответствует готское
kuni, средне-верхне-германское künne, и употреб­
ляется это слово в том же самом смысле. На вре­
мена материнского права указывает то, что название
женщины происходит от того же корня: греческое
gyne, славянское zêna [жена], готское qvino, древне­
скандинавское копа, кипа. — У лангобардов и бургундов мы встречаем, как уже сказано, слово fara,
которое Гримм выводит от гипотетического корня
fisan — рождать. Я предпочел бы исходить из более
очевидного происхождения от faran — ездить, коче­
вать, возвращаться, как обозначения определенной
части кочевого обоза, почти что, само собой разу­
меется, состоящей только из родственников, — обо­
значения, которое за время многовековых скитаний
сперва на восток, затем на запад постепенно было
перенесено на самый род. Далее, готское sibja,
178

англо-саксонское sib, древне-верхне-германское sippi а, sippa — род (Sippe). В древне-скандинавском
языке \ встречается лишь множественное число
si fjar -^родственники; в единственном числе —
только как имя богини Sif. И, наконец, в песне
о Гильдебранде попадается еще другое выражение,
именно в Vom месте, где Гильдебранд спрашивает
Гадубранда: ^«Кто твой отец среди мужчин в на­
роде... или какого ты рода?» (eddo huêiîhhes cnuosles du sfo). Если только вообще существовало общее
германское обозначение для рода, то оно, очевидно,
звучало по-готски kuni; за ото говорит не только то­
жество с соответствующим выражением родственных
языков, но и то обстоятельство, что от него происхо­
дит слово kuning — король, которое первоначально
обозначает родового или племенного старшину.
Sibja (родственник, родня) не приходится, повидимому, принимать в расчет; по крайней мере, sifjar
означает на древне-скандинавском языке не только
кровных родственников, но и свойственников, т. е.
включает членов по меньшей мере двух родов: самое
слово sif, таким образом, не могло служить обозна­
чением рода.
Как у мексиканцев и греков, так и у германцев
эскадрон конницы и клиновидная колонна пехоты
выстраивались в боевой порядок по родовым груп­
пам; если Тацит говорит: по семьям и родственным
группам, то это неопределенное выражение объяс­
няется тем, что в его время род в Риме давно перестал
быть живым объединением.
Решающее значение имеет одно место у Тацита,
где говорится, что брат матери смотрит на своего пле­
мянника как на сына; некоторые даже считают кров­
ные узы, связывающие дядю с материнской стороны
и племянника, более священными и тесными, чем
связь между отцом и сыном, так что, когда требуют
заложников, сын сестры признается большей гарак179

тией, чем собственный сын человека, которого хотйт
связать поручительством. Здесь мы имеем жйвой
пережиток рода, организованного на матерш/ском
праве, следовательно, первоначального, и Стритом
как нечто специально отличающее германцев
Если член такого рода давал собственного сына в за­
лог какого-либо обязательства и сын становился
жертвой нарушенного отцом договора, то это было
делом только самого отца. Но если жертвой оказы­
вался сын сестры, то этим нарушалось священней­
шее родовое право; ближайший кровный родствен­
ник мальчика или юноши, предпочтительно перед
другими обязанный охранять его, оказывался ви­
новником его смерти; этот родственник или не дол­
жен был делать его заложником, или обязан был вы­
полнить договор. Если бы мы не обнаружили ни­
каких других следов родового строя у германцев,
то было бы достаточно одного этого места.
Еще более решающее значение имеет одно место из
древнескандинавской пёсни «Vôluspâ» о сумерках
богов и гибели мира как источник на 800 лет более1
1 Особенно тесная по своей природе связь между дядей
с материнской стороны и племянником, ведущая свое проис­
хождение от эпохи материнского права и встречающаяся у
многих народов, известна грекам только в мифологии герои­
ческого периода. Согласно Диодору (IV, 34), Мелеагр уби­
вает сыновей Тестия, братьев своей матери Альтеи. Последняя
видит в этом поступке столь непростительное преступле­
ние, что проклинает убийцу, своего собственного сына, и при­
зывает на него смерть. «Боги, как рассказывают, вняли ее
желаниям и положили конец жизни Мелеагра» По словам
того же Диодора (IV, 44), аргонавты под предводительством
Геракла высаживаются во Фракии и находят там, что Финей,
подстрекаемый своей новой женой, истязает своих двух сы­
новей, рожденных от первой прогнанной жены, Бореады
Клеопатры. Но среди аргонавтов оказываются также Бо­
реады, братья Клеопатры, т. е. братья матери истязуемых.
Они тотчас же вступаются за своих племянников, освобо­
ждают их и убивают стражу.

180

поздний. В этом «Видении пророчицы», в которое,
йак доказано теперь Бангом л Бугге, вплетены так­
же и Цементы христианства, при описании эпохи
всеобщею вырождения и нравственного упадка,
предшествующей катастрофе, говорится следующее:
Broedhr \nunu herjask
ok ât bônum verdask,
munu si/щ т даг
sifjum spilla.
«Братья бЦ ут между собой враждовать и станут
убивать друг друга, дети сестер порвут союз род­
ства».
Systrungar —значит сын сестры матери, и то обстоя­
тельство, что они не будут признавать взаимного
кровного родства, представляется поэтому еще боль­
шим преступлением, чем братоубийство. Это усу­
губление выражено в слове systrungar, которое под­
черкивает родство с материнской стороны; если бы
вместо этого стояло syskina-bôrn — дети братьев и
сестер — или syskina-synir — сыновья братьев и се­
стер, то вторая строка означала бы по отношению
к первой не усиление, а ослабление. Таким образом,
даже во время викингов, когда возникла «Vôluspâ»,
в Скандинавии еще не исчезло воспоминание о ма­
теринском праве.
Впрочем, во время Тацита, до крайней мере у
ближе известных ему германцев, материнское право
уступило уже место отцовскому праву; дети насле­
довали отцу; при отсутствии детей наследовали
братья и дяди с отцовской и материнской стороны.
Допущение к участию в наследстве брата матери свя­
зано с сохранением только что упомянутого обычая
и также доказывает, как ново еще было тогда отцов­
ское право у германцев. Следы материнского права
обнаруживаются также вплоть до позднейшего средне­
вековья. Еще в ту пору, повидимому, не очень по­
лагались на происхождение от отца, в особенности
у крепостных; так, когда феодал требовал обратно
от какого-нибудь города сбежавшего крепостного,
181

то крепостное состояние ответчика, например в
Аугсбурге, Базеле и Кайзерслаутерне, должнь/были
под клятвой подтвердить шесть ближайших кровных
родственников, и притом исключительно с -материн­
ской стороны (Maurer, «Stadteverfassung^ [«Город­
ской строй»], I, стр. 381).
/
Еще один пережиток отмирающего г^теринского
права можно видеть в том уважении/германцев к
женскому полу, которое для римля|/ было совсем
непонятно. Девушки из благородной семьи призна­
вались самыми надежными заложниками при дого­
ворах с германцами; мысль о том, что их жены и
дочери могут попасть в заточение и рабство, для них
ужасна и больше всего другого возбуждает их муже­
ство в бою; нечто священное и пророческое видят
они в женщине; они считаются с ее советом даже в
важнейших делах; так, Веледа, бруктерская жри­
ца 1 на Липце, была душой всего восстания батавов, во время которого Цивилис во главе германцев
и белгов поколебал римское владычество в Галлии.
Внутри дома господство жены, повидимому, бесспор­
но; правда, на ней, на стариках и детях лежат все
домашние работы, муж охотится, пьет или бездель­
ничает. Так говорит Тацит; но так как он не говорит,
кто обрабатывает поле, и определенно заявляет, что
рабы только вносили подати, но были свободны от
барщины, то, очевидно, масса взрослых мужчин все
же должна была выполнять ту небольшую работу,
какую требовало земледелие.
Формою брака был, как уже сказано выше, посте­
пенно приближающийся к моногамии парный брак.
Строгой моногамией это еще не было, так как допу­
скалось многоженство знатных. Целомудрие деву­
шек в общем соблюдалось строго (в противополож­
1 Бруктеры — германское племя,
реки Липпе. — Ред,

182

жившее

на

берегах

ность кельтам), и равным образом Тацит с особой
теплотой отзывается о ненарушммости брачного
союза у германцев. Только прелюбодеяние жены,
он приводит как основание для развода. Но его рас­
сказ оставляет здесь много пробелов, и, кроме того,
он слишком явно служит зеркалом добродетели для
развратных римлян. Несомненно одно: если герман­
цы и были в своих лесах этими удивительными ры­
царями добродетели, то достаточно было только ма­
лейшего соприкосновения с внешним миром, чтобы
низвести их на уровень остальных европейских сред­
них людей; последний след строгости нравов исчез
среди римокого мира еще значительно быстрее, чем
германский язык. Достаточно почитать Григория
Турского. Само собою разумеется, что в германских
девственных лезах не могла, как в Риме, господ­
ствовать изощренная утонченность в чувственных
наслаждениях, и, таким образом, за германцами и в
этом отношении остается достаточное преимущество
перед римским миром, е ли даже мы не будем при­
писывать им того воздержания в плотских делах,
которое нигде и никогда не было общим правилом
для целого народа.
Из родового строя вытекало обязательство насле­
довать, так же как и дружбу, и враждебные отноше­
ния отца или родственников; равным ^образом насле­
довалась вира, т. е. выкупной штраф, вместо кров­
ной мести за убийство или изувечение. Эта вира,
признававшаяся еще в прошлом поколении специ­
фически германским учреждением, теперь устано­
влена у сотен народов как общая форма смягчения
кровной мести, вытекающей из родового строя,
Ьиру, как и обязательное гостеприимство, мы встре­
чаем также, между прочим, и у американских индей­
цев; описание гостеприимства у Тацита («Герма­
ния», глава 21) почти до мелочей совпадает с расска­
зом Моргана о гостеприимстве его индейцев.
183

Горячий и бёсконечпыЙ спор о том, окончательно
ли поделили, уже германцы времен Тацита свои поля
или не? и как. понимать относящиеся сюда места, —
принадлежит теперь прошлому. Едва ли стоит даже
упоминать о нем, после того как почти у всех наро­
дов доказана совместная обработка земли родом,
а впоследствии коммунистическими семейными об­
щинами, существование которых Цезарь устанавли­
вает еще у свевов; после того как доказано сменяю­
щее эту совместную обработку распределение земли
между отдельными семьями с периодическими пере­
делами ее, после того как установлено, что этот пе­
риодический передел земли местами сохранился
в самой Германии до наших дней. Если германцы
за 150 лет, отделяющие рассказ Цезаря от Тацита,
перешли от совместной обработки земли, которую
Цезарь определенно приписывает свевам (разделен­
ной или частной пашни у них совсем нет, говорит
он), к обработке отдельными хозяйствами с ежегод­
ным переделом земли, то это действительно доволь­
но значительный прогресс; переход от совместной
обработки земли к полной частной собственности на
вемлю за такой короткий промежуток времени и без
всякого воздействия извне представляется просто
невозможным. Я просто читаю поэтому у Тацита
только то, что он на самом деле говорит; они меняют
(или снова переделяют) обработанную землю ка­
ждый год, и при этом остается достаточно свободной
общинной земли. Это та ступень земледелия и земле­
владения, какая вполне соответствует тогдашнему
родовому строю германцев.
Предыдущий абзац я оставляю без изменений,
таким, каким он был в прежних изданиях 1. За это
время вопрос принял другой оборот. После того как
1 Далее три абзаца вставлены Энгельсом в 4-м издании,
вышедшем в 1891 г. — Ред.

184

Ковалевский (см. выше, стр. 40) доказал широкое,
если не повсеместное, распространение патриархаль­
ной большой семьи как промежуточной ступени
между коммунистической семьей, основанной на ма­
теринском праве, и современной изолированной
семьей, вопрос уже стоит не так, как ставили его
Маурер и Вайц, — общая или частная собственность
на землю; теперь вопрос стоит о форт, общей собст­
венности на землю. Нет никакого сомнения, что во
время Цезаря у свевов существовала не только
общая собственность, но и совместная обработка
земли за общий счет. Еще долго можно будет спорить
о том, были ли хозяйственной единицей род, или
большая семья, или промежуточная между ними
коммунистическая родственная группа, или же, в
зависимости от почвенных условий, существовали
все три группы. Но вот Ковалевский утверждает,
что описанное Тацитом положение предполагает
существование не марки или сельской общины,
а большой семьи; только из этой последней много
позднее, в результате роста населения, развилась
сельская община.
Согласно этому взгляду, поселения германцев на
землях, занятых ими во времена римлян, как и на
отнятых ими впоследствии у римлян, состояли не из
сел, а из больших семейных общин, включавших
в свой состав несколько поколений, занимавших под
обработку соответствующую полосу земли и поль­
зовавшихся окружающими пустошами, вместе с со­
седями, как общей маркой. Место у Тацита о пере­
мене обработанной земли следует тогда действительно
понимать в агрономическом смысле: община ка­
ждый год запахивала другой участок, а пашню про­
шлого года оставляла под паром или совсем давала
ей зарасти. При редком населении всегда остава­
лось достаточно свободных пустошей, так что вся­
кие споры из-за земли были излишни* Только спустя
165

целые столетия, когда число членов общин так воз­
росло, что при тогдашних условиях производства
становилось уже невозможным ведение общего хозяй­
ства, они распалирь; находившиеся до того в общем
владении поля и луга стали подвергаться разделу
известным уже образом между возникшими теперь
отдельными домохозяйствами, сначала на время,
позднее — раз навсегда, тогда как леса, выгоны
и воды оставались общими.
Для России такой ход развития представляется
исторически вполне доказанным. Что же касается
Германии и, во вторую очередь, остальных герман­
ских стран, то нельзя отрицать, что это предполо­
жение во многих отношениях лучше объясняет источ­
ники и легче разрешает трудности, чем господство­
вавшая раньше точка зрения, которая существование
сельской общины отодвигала еще ко времени Та­
цита. Большая семья в общем гораздо лучше объяс­
няет, чем сельская община, древнейшие документы,
как, например, Codex Laureshamensis [поземельную
книгу города Лорх]. С другой стороны, это объясне­
ние, в свою очередь, открывает новые трудности и но­
вые вопросы, которые еще требуют своего разрешения.
Здесь могут привести к окончательному решению
только новые исследования; я, однако, не могу отри­
цать, что большая семья, как промежуточная сту­
пень, весьма вероятна также для Германии, Сканди­
навии и Англии.
Тогда как у Цезаря германцы частью только еще
осели на землю, частью отыскивали места постоян­
ного поселения, во времена Тацита они имеют уже
позади себя целое столетие оседлой жизни; в соответ­
ствии с этим имеется несомненный прогресс в про­
изводстве средств существования. Они живут в бре­
венчатых домах, одежда их еще очень примитивная,
это одежда жителей лесов: грубый шерстяной плащ,
звериная шкура; у женщин и знатных людей —
186

полотняная нижняя одежда. Пищу их составляют
молоко, мясо, дикие плоды и, как добавляет Пли­
ний, овсяная каша (еще и поныне кельтские нацио­
нальное блюдо в Ирландии и Шотландии). Их богат­
ство заключается в скоте, нО плохой породы: быки
и коровы — низкорослые, невзрачные, без рогов;
лошади — маленькие пони и плохие скакуны. День­
ги употреблялись редко и мало, притом только рим­
ские. Золота и серебра они не обрабатывали и не
пенили, железо было редко и, по крайней мере у
племен по Рейну и Дунаю, повидимому, преимуще­
ственно ввозилось, а не добывалось самостоятельно.
Рунические письмена (подражание греческим или
латинским буквам) были известны лишь как тайное
письмо и служили только для религиозного колдов­
ства. Еще не вышли из обычая человеческие жертвы.
Одним словом, здесь перед нами народ, только
что поднявшийся со средней ступени варварства на
высшую. Но в то время как у граничивших непо­
средственно с римлянами племен развитие самостоя­
тельного металлического и текстильного производ­
ства встретило препятствие в большой легкости
ввоза продуктов римской промышленности, такая
промышленность, вне всякого сомнения, развилась
на северо-востоке, на побережьи Балтийского моря.
Найденные в Шлезвигских болотах предметы воору­
жения — длинный железный меч, кольчуга, сере­
бряный шлем и т. п. — вместе с римскими монетами
конца II столетия, а также распространившиеся бла­
годаря переселению народов германские металличе­
ские изделия являются продуктами довольно разви­
того и совершенно своеобразного искусства даже
в тех случаях, когда они подражают первоначально
римским образцам. Переселение в цивилизованную
Римскую империю положило конец этой самостоя­
тельной промышленности всюду, кроме Англии.
Как единообразно возникла и дальше развилась эта

187

промышленность, показывают, например, бронзо­
вые зацястья; запястья, найденные в Бургундии,
в Румынии, йа берегах Азовского моря, могли выйти
из той же мастерской, что английские и шведские,
и они столь же несомненно — германского происхо­
ждения.
Высшей ступени варварства соответствует и обще­
ственный строй. Повсеместно существовал, по Та­
циту, совет старшин (principes), который решал бо­
лее мелкие дела, а более важные подготовлял для
решения их в народном собрании; последнее на низ­
шей ступени варварства, по крайней мере там, где
мы его знаем, у американцев, существует только
для рода, но не для племени или союза племен.
Старшины (principes) еще резко отличаются от воена­
чальников (duces), совсем как у ирокезов. Первые
живут уже отчасти за счет почетных приношений
скотом, хлебом и пр. от членов племени; их выби­
рают, как в Америке, большей частью из одной и
той же еемьи; переход к отцовскому праду, как в
Греции и Риме, благоприятствует постепенному
превращению выборного начала в наследственное
право и тем самым возникновению знатной семьи в
каждом роде. Эта древняя, так называемая племен­
ная знать в большинстве своем погибла при переселе­
нии народов или же вскоре после него. Военачаль­
ники избирались независимо от .происхождения,
исключительно по соображениям пригодности. Они
обладали небольшой властью и должны были влиять
своим примером; собственно дисциплинарную власть
в войске Тацит определенно приписывает жрецам.
Действительная власть сосредоточивалась в руках
народного собрания. Король или племенной стар­
шина председательствует; народ выносит свое реше­
ние: отрицательное — ропотом, утвердительное —
возгласами одобрения, бряцанием оружия. Народное
собрание служит вместе с тем и судом; сюда прино­
188

сят и здесь же разрешают жалобы, здесь выносятся
смертные приговоры, причем смерть полагается
только за трусость, измену и противоестествен­
ный разврат. В родах и других подразделениях суд
правят также все члены под председательством стар­
шины, который, как и во всех германских первона­
чальных судах, мог быть только руководителем
процесса и ставить вопросы; приговор у германцев
всегда и повсюду выносился всем коллективом.
Со времени Цезаря образовались союзы племен;
у некоторых из них были уже короли; верховный
военачальник, как у греков и римлян, уже домогал­
ся тиранической власти и иногда достигал ее. Такие
счастливые узурпаторы, однако, отнюдь не были
неограниченными властителями; но они уже начина­
ли разбивать оковы родового строя. Между тем как
раньше вольноотпущенные рабы занимали подчи­
ненное положение, так как не могли принадлежать
ни к какому роду, у новых королей такие любимцы
часто достигали высоких постов, богатства и почета.
То же самое происходило после завоевания Римской
империи с военачальниками, которые становились
королями больших стран. У франков 1 рабы и воль­
ноотпущенники короля играли большую роль спер­
ва при дворе, а затем в государстве; большая часть
нового дворянства ведет свое происхождение
от них.
Одно учреждение содействовало возникновению
королевской власти — дружины. Уже у американ­
ских краснокожих мы видели, как наряду с родо­
вым строем создаются частные объединения для
ведения войны за свой страх и риск. Эти частные
объединения стали у германцев уже постоянными
союзами. Военный вождь, приобревший славу, со­
бирал вокруг себя толпу жаждавших добычи молО1 Франки — германское племя. — Ред.

189

дых людей, обязанных ему личной верностью, как
и он им. Вождь содержал их и награждал, устанавли­
вал известную иерархию между ними; для незначи­
тельных походов служили отряд телохранителей
и всегда готовое к бою войско, для более крупных
существовал готовый кадр офицеров. Как ни слабы
должны были быть эти дружины и как ни слабы они
действительно оказываются, например позже у Одоакра в Италии, все же в них был уже зародыш упад­
ка старинной народной свободы, и такую именно
роль они сыграли во время переселения народов
и после него. Потому что, во-первых, они содей­
ствовали появлению королевской власти. Во-вто­
рых, как уже замечает Тацит, их организацию мож­
но было сохранить только путем постоянных войн
и разбойных набегов. Грабеж стал целью. Если
вождю дружины нечего было делать в ближайших
окрестностях, он направлялся со своим отрядом к
другим народам, у которых происходила война и
можно было рассчитывать на добычу; вспомогатель­
ные войска, составленные из германских племен,
которые большими массами сражались под рим­
ским знаменем даже против германцев, состояли
отчасти из таких дружин. Система военного наемни­
чества, позор и проклятие германцев, была уже
здесь налицо в своей первой форме. После завоева­
ния Римской империи эти дружинники королей
образовали, наряду с несвободными и римскими при­
дворными, вторую из главных составных частей позд­
нейшего дворянства.
Таким образом, в общем, у объединившихся в на­
роды германских племен существует такое же обще­
ственное устройство, как и у греков героической эпохи
и у римлян эпохи так называемых царей: народ­
ное собрание, совет родовых старшин, военачаль­
ник, стремящийся уже к подлинной королевской
власти. Это был наиболее развитой общественный
190

строй, какой вообще мог развиться при родовом
устройстве; это был образцовый общественный строй
высшей ступени варварства. Стоило обществу вый­
ти из рамок, внутри которых этот строй удовлетво­
рял своему назначению, наступал конец родовому
устройству; оно разрушалось, его место заступало
государство.

V III. ОБРАЗОВАНИЕ ГОСУДАРСТВА
ГЕРМАНЦЕВ
Германцы, па свидетельству Тацита, были очень
многочисленным народом. Приблизительное пред­
ставление о численности отдельных германских на­
родов мы получаем у Цезаря; он определяет число
появившихся на левом берегу Рейна узипетов и тенктеров в 180 000 душ, включая женщин и детей. Сле­
довательно, около 100 000 на каждый народ lf
что уже значительно больше, чем, например, число
всех ирокезов в период их расцвета, когда они, не
превышая 20 000 душ, были грозою всей страны,
от Великих озер до Огайо и Потомака. Если мы попы­
таемся наметить на карте, как, согласно дошедшим
до нас рассказам, были расположены более извест­
ные народы, поселившиеся вблизи Рейна, то каждый*
такой народ в отдельности займет в среднем прибли­
зительно площадь прусского административного
1 Принятая здесь цифра подтверждается одним местом у
Диодора о галльских кельтах: «В Галлии живет много народ­
ностей неодинаковой численности. У крупнейших из них
численность населения достигает приблизительно 200 000
душ, у самых малых—50 000» (Diodorus Siculus, V, 25).
В ореднём, следовательно,— 125 000; галльские отдельные
народы, ввиду более высокой ступени их развития, безуслов­
но следует считать более крупными, чем германские.

192

округа, т. е. около 10 000 кв. километров, или 182 кв,
географические мили. Но Великая Германия (Ger­
mania Magna) римлян, вплоть до Вислы, охватывает
в круглых цифрах 500 000 кв. километров. При сред­
ней численности отдельных народов в 100 000 душ
общая численность населения всей Великой Гер­
мании должна была доходить до пяти миллионов
душ; для варварской группы народов — цифра зна­
чительная, для наших условий — 10 душ на квад­
ратный километр, или 550 на квадратную географи­
ческую милю, — крайне малая. Но этим отнюдь не
исчерпывается число живших в то время-германцев.
Мы знаем, что вдоль Карпат до самых устьев Дуная
жили германские народы готского племени — бастарны, певкины и другие, столь многочисленные,
что Плиний считал их за пятое основное племя гер­
манцев, и что эти народности, о которых нам изве­
стно, что за 180 лет t до нашего летосчисления они
состояли на службе у македонского царя Персея,
еще в первые годы царствования Августа прорва­
лись до окрестностей Адрианополя. Если мы опре­
делим их численность только в один миллион, то
вероятное число германцев к началу нашего летосчи­
сления составит, по меньшей мере, шесть миллио­
нов.
После того как они поселились в Германии, насе­
ление должно было увеличиваться со все возрастаю­
щей быстротой; одни вышеупомянутые промышлен­
ные успехи доказывают это. Находки в Шлезвиг­
ских болотах, судя по обнаруженным в них римским
монетам, относятся к III столетию. Таким образом,
к этому времени на побережьи Балтийского моря уже
существовала развитая металлическая и текстиль­
ная промышленность, велись оживленные торговые
сношения с Римской империей и среди богатых была
известная роскошь — все это признаки более густо­
го населения. Около этого же времени начинается
я Происхождение семьи.

193

оСшее наступление германцев по всей линии Рейна,
римского пограничного вала и Дуная, от Северного
до Черного моря — прямое доказательство все боль­
шего роста населения, стремящегося к расширению
за своими пределами. Триста лет длилась борьба;
ъ это время все основное племя готских народов
(исключая скандинавских готов и бургундов) дви­
нулось на юго-восток и образовало левое крыло ра­
стянувшейся линии наступления, в центре которой
верхпе-германцы (герминоны) прорвались на верх­
ний Дунай, а на правом крыле искевоны, теперь на­
зываемые франками, — на Рейн; на долю ингевонов
выпало завоевание Британии. В конце V столетия
путь в Римскую империю, обессиленную, обескров­
ленную и беспомощную, для вторжения германцев
был открыт.
Выше мы стояли у колыбели античной греческой и
римской цивилизации. Здесь мы стоим у ее могилы.
По всем странам бассейна Средиземного моря в те­
чение столетий проходил нивелирующий наструг
римского владычества. Там, где не оказывал сопро­
тивления греческий язык, все национальные языки
должны были уступить место испорченному латин­
скому; исчезли все национальные различия, уже не
существовало больше галлов, иберов, лигуров, нориков — все они превратились в римлян. Римское
управление и римское право повсеместно разрушили
древние родовые союзы, а вместе с ними и последние
остатки местной и национальной самодеятельности.
Новоиспеченное римское гражданство ничего не
предлагало взамен; оно не выражало никакой нацио­
нальности, а было лишь выражением отсутствия
национальности. Элементы новых наций были по­
всюду налицо; латинские диалекты различных про­
винций все больше и больше отличались друг от
друга; естественные границы, сделавшие когда-то
Италию, Галлию, Испанию,Африку самостоятель19 4

ньши областями, еще существовали и также давали
себя чувствовать. Но нигде не было налицо силы,
способной создать из этих элементов новые нации;
нигде еще не было и следа способности к развитию,
силы сопротивления, не говоря уже о творческих
способностях. Для громадной массы людей на огром­
ной территории единственной объединяющей связью
служило Римское государство, которое со временем
сделалось ее злейшим врагом и угнетателем. Про­
винции уничтожили Рим; Рим сам превратился в про­
винциальный город, подобный другим, — привиле­
гированный, но уже переставший господствовать*,
переставший быть центром мировой империи, утра­
тивший свое значение резиденции императоров и их
наместников, которые жили теперь в Константино­
поле, Трире, Милане. Римское государство превра­
тилось в гигантскую сложную машину исключитель­
но для высасывания соков из подданных. Налоги,
государственные повинности и разного рода оброки
погружали массу населения во все более глубокую
нищету; этот гнет усиливали и делали невыносимым
вымогательства наместников, сборщиков налогов,
солдат. Вот к чему привело римское государство
с его мировым господством: свое право на существо­
вание оно основывало на поддержании порядка вну­
три и на защите от варваров извне, но его порядок
был хуже злейшего беспорядка, а варваров, от ко­
торых оно бралось защищать граждан, последние
ожидали как спасителей.
Состояние общества было не менее отчаянным.
Уже начиная с последних времен республики рим­
ское владычество основывалось на беспощадной
эксплоатации завоеванных провинций; империя не
только не устранила этой эксплоатации, а, напро­
тив, превратила ее в систему. Чем более империя
приходила в упадок, тем выше становились налоги и
повинности, тем бесстыднее грабили и вымогали
3%

195

чиновники. Торговля и промышленность никогда
не были делом господствовавших над народами рим­
лян; только в сфере ростовщичества они превзошли
все, что было до и после них. Существовавшая рань­
ше и еще сохранявшаяся торговля погибла из-за
вымогательства чиновников; уцелевшие остатки ее
приходятся на восточную, греческую часть империи,
которая лежит вне сферы нашего рассмотрения.
Всеобщее обеднение, сокращение торговых сноше­
ний, упадок ремесла', искусства, уменьшение насе­
ления, упадок городов, возврат земледелия к более
низкому уровню — таков был конечный результат
римского мирового господства.
Земледелие во всем древнем мире было решающей
отраслью производства, теперь оно снова, более чем
когда-либо, приобрело прежнее значение. В Италии
громадные комплексы имений (латифундии), с конца
республики охватывавшие почти всю территорию,
использовались двояким образом: или для пастбищ,
где население было заменено овцами и быками, над­
зор за которыми требовал лишь небольшого числа
рабов, или в качестве вилл, где при помощи массы
рабов велось садоводство в больших размерах —
отчасти как роскошь для владельца, отчасти для
сбыта на городских рынках. Крупные пастбища со­
хранились и были даже расширены; поместьявиллы и их садоводство пришли в упадок вместе
с обеднением их владельцев и запустением городов.
Основанное на рабском труде хозяйство латифун­
дий перестало приносить доход; но в ту эпоху оно
было единственно возможной формой крупного земле­
делия. Мелкое хозяйство снова сделалось единствен- 3
но выгодной формой земледелия. Одна вилла за дру­
гой подвергались разбивке на мелкие парцеллы,
которые передавались наследственным арендато­
рам, уплачивающим определенную сумму, или доль­
щикам — partiarii, которые были скорее управи­
196

телями, чем арендаторами, получая за свой труд
одну шестую, а то и всего лишь девятую часть годо­
вого продукта. Преобладала же сдача этих мелких
парцелл колонам, которые уплачивали ежегодно
определенную сумму, были прикреплены к земле и
могли быть проданы вместе со своей парцеллой;
они, правда, не были рабами, но и не считались сво­
бодными, не могли вступать в брак со свободными,
и их браки между собою не считались законными,
а рассматривались, так же как и браки рабов, как
простое сожительство (contubernium). Они были пред­
шественниками средневековых крепостных.
Античное рабство пережило себя. Ни в крупном
сельском хозяйстве, ни в городских мануфактурах
оно уже не приносило дохода, оправдывающего за­
траченный труд, — рынок для его продуктов исчез.
А в мелком земледелии и мелком ремесле, к кото­
рым свелось громадное производство времен расцве­
та империи, не было места для большого числа ра­
бов. Только для рабов, занятых в домашнем хозяй­
стве богачей, и для таких рабов, которые служили
богачам предметами роскоши, оставалось еще место
в обществе. Но отмирающее рабство все еще было в
силах заставить признавать всякий производитель­
ный труд делом рабов, недостойным свободных рим­
лян, а таковыми теперь были все. В результате,
с одной стороны — возрастающее число освобожден­
ных рабов, излишних и ставших обузою, а с другой
стороны — увеличение числа колонов и обнищавших
свободных (напоминавших poor whites [белых бед­
няков] бывших рабовладельческих штатов Амери­
ки). Христианство совершенно неповинно в посте­
пенном отмирании античного рабства. Оно в течение
целых столетий уживалось в Римской империи с
рабством и впоследствии никогда не препятствовало
работорговле христиан ни у германцев ца севере,
ни у венецианцев на Средиземном море, ни поздней­
197

шей торговле неграми 1. Рабство перестало окупать
себя и потому отмерло. Но умирающее рабство оста­
вило свое ядовитое жало в презрении свободных к
производительному труду. То был безвыходный ту­
пик, в который попал римский мир: рабсгво сделалось
экономически невозможным, труд свободных мо­
рально презирался. Первое уже не могло, второй
еще не мог сделаться основной формой обществен­
ного производства. Вывести из этого положения мо­
гла только коренная революция.
В провинциях положение было не лучше. Больше
всего сведений мы имеем относительно Галлии. На­
ряду с колонами здесь были еще свободные мелкие
крестьяне. Чтобы обеспечить себя от насилий чинов­
ников, судей и ростовщиков, они часто прибегали к
ващите, патронату какого-нибудь влиятельного ли­
ца; так поступали не только отдельные крестьяне,
но и целые общины, так что императоры в IV сто­
летии неоднократно издавали указы о запрещении
этого. Но находили ли защиту искавшие ее? Патрон
ставил им условие, чтобы они передавали ему право
собственности на их участки, а он взамен этого обес­
печивал им пожизненное пользование последними.
Эту уловку усвоила святая церковь и усердно поль­
зовалась ею в IX и X столетиях в целях расшире­
ния царства божьего и увеличения своих собствен­
ных земельных владений. Тогда, правда, около
475 г., епископ Сальвиан Марсельский еще возму­
щенно громит такой грабеж и рассказывает, что гнет
римских чиновников и крупных землевладельцев
сделался столь невыносимым, что многие «римляне»
бегут в местности, уже занятые варварами, а посе­
1 По словам епископа Лиутпранда Кремонского, в X веке
в Вердене, следовательно, в Священной германской империи,
главной отраслью промышленности была фабрикация евну­
хов, которые с большой прибылью вывозились в Испанию
для мавританских гаремов.

198

лившиеся там римские граждане ничего так не
боятся* как очутиться снова под римским владыче­
ством. О том, что родители из-аа бедности тогда чаото
продавали своих детей в рабство, свидетельствует
изданный против этого закон.
Германские варвары в награду ва то, что освобо­
дили римлян от их собственного государства, отня­
ли у них две трети всей земли и поделили ее между
собой. Раздел произошел согласно порядкам родо­
вого строя; ввиду сравнительно небольшой числен­
ности завоевателей обширные вемли оставались не­
разделенными во владении частью всего народа,
частью отдельных цлемен и родов. В пределах ка­
ждого рода пахотная земля и луга были по жребию
поделены поровну между отдельными хозяйствами;
происходили ли в дальнейшем переделы, нам не­
известно, во всяком случае они скоро вышли из
употребления в римских провинциях, и отдельные
участки превратились в отчуждаемую частную соб­
ственность — аллод. Лес и выгоны оставались
неразделенными в общем пользовании; это пользова­
ние ими, а также способ обработки разделенной паш­
ни регулировались древним обычаем и постановле­
ниями всей общины. Чем дольше жил род в своем
селе и чем больше постепенно сливались германцы
и римляне, тем больше родственный характер связи
отступал на задний план перед территориальным;
род исчезал в марке 1, в которой, впрочем, еще до­
статочно часто заметны следы ее происхождения из
родственных отношений членов общины. Так неза­
метно, по крайней мере в странах, где удержалась
1 Марка — земельная община, основанная на террито­
риальном принципе; жившие на известной территории кре­
стьяне, независимо от родства, образовывали общину, кото­
рая и называлась маркой. См. Энгельс, Марка. Приложение
к «Развитию социализма от утопии к науке>>,стр. 66—80,
ИМЭЛ, 1932 г. — Ред.

199

марка, — на севере Франции, в Англии, Германии,
Скандинавии, — родовой строй переходил в терри­
ториальный и был поэтому в состоянии приспособить­
ся к государству. Но он все же сохранил свой перво­
бытный демократический характер, отличающий весь
родовой строй, так что даже при его дальнейшем на­
вязанном ему вырождении еще уцелели его остатки,
служившие оружием в руках угнетенных и дожив­
шие до новейшего времени.
Если, таким образом, в роде скоро исчезло созна­
ние кровной связи, то это было следствием того,
что в племени и во всем народе его органы тоже выро­
дились в результате завоевания. Мы знаем,что гос­
подство над покоренными несовместимо с родовым
строем. Здесь мы видим это в крупном масштабе.
Германские народы, ставшие господами римских
провинций, должны были организовать это свое
завоевание. Но не представлялось возможным ни
впитать массы римлян в родовые организации, ни
господствовать над ними посредством последних.
Во главе римских местных органов управления,
большею частью продолжавших вначале суще­
ствовать, надо было поставить вместо Римского го­
сударства какую-то новую власть, и такой властью
могло быть лишь другое государство. Органы родо­
вого строя должны были поэтому превратиться в го­
сударственные органы, и притом, под давлением
обстоятельств, весьма быстро. Но ближайшим пред­
ставителем народа-завоевателя был военный вождь.
Защита завоеванной области внутри и во-вне тре­
бовала усиления его власти. Наступил момент для
превращения вдасти военного вождя в королевскую
власть, и это превращение совершилось.
Остановимся на Фркнкском государстве. Здесь
победоносному народу салических франков доста­
лись не только обширные римские государственные
владения, но также и все обширные земельные уча­
200

стки, еще не разделенные между более крупными и
более мелкими областными и сельскими общинами,
именно все более крупные лесные массивы. Первым
делом франкского короля, превратившегося из про­
стого верховного военачальника в настоящего мо­
нарха, было превратить это народное достояние в ко­
ролевское имущество, украсть его у народа и раз­
дать его в виде подарков или в виде пожалований
своей дружине. Эта дружина, первоначально со­
стоявшая из его личных боевых дружинников и
остальных низших начальников войска, скоро по­
полнилась не только римлянами, т, е. романизи­
рованными галлами, которые вскоре стали для него
необходимы своим уменьем писать, своим образова­
нием, своим знанием романского разговорного и ла­
тинского литературного языка, а также и местного
права; дружина пополнилась также рабами, крепо­
стными и вольноотпущенниками, которые составляли
его придворный штат и из среды которых он выбирал
своих любимцев. Сначала всем им большей частью
дарились участки народной земли, позднее отда­
вались в пользование в форме бенефициев, сперва в
большинстве случаев на все время жизни короля,
и таким образом за счет народа создавалась основа
нового дворянства.
Мало того. Ввиду обширных размеров государ­
ства нельзя было управлять, пользуясь средствами
старого родового строя; совет старшин, если он давно
не исчез, не мог бы собираться, и был вскоре заме­
нен постоянными приближенными короля; старое
народное собрание продолжало для вида суще­
ствовать, но также становилось все более и более
собранием лишь низших военных начальников и
вновь нарождающейся знати. Свободные, владевшие
землей крестьяне, составлявшие массу франкского
народа, были истощены и разорены вечными междо­
усобными и завоевательными войнами, последними
201

особенно при Карле Великом, точно так же как
раньше были разорены римские крестьяне в послед­
ние времена республики. Эти крестьяне, которые
первоначально составляли все войско, а после завое­
вания франкской земли — его основное ядро, так
обеднели к началу IX столетия, что едва только один
из пяти крестьян в состоянии был выступить в по­
ход. Место созываемого непосредственно королем
ополчения свободных, крестьян заняло войско, со­
ставленное из служилых людей вновь народившейся
знати, в том числе и из крепостных крестьян, потом­
ков тех, кто прежде не знал другого господина, кроме
короля, а еще раньше вообще не знал никакого гос­
подина, даже и короля. При преемниках Карла Вели­
кого разорение франкского крестьянского сословия
было довершено внутренними войнами, слабостью
королевской власти и соответственными захватами
знатных, к которым прибавились еще назначенные
Карлом графы областей, стремившиеся сделать свои
должности наследственными, наконец, набегами нор­
маннов Через пятьдесят лег после смерти Карла Ве­
ликого франкское королевство столь же беспомощно
лежало у ног норманнов, как за четыре столетия до
того Римская империя лежала у ног самих франков.
И не только внешнее бессилие, но и внутренний
общественный порядок или, скорее, беспорядок был
почти такой же. Свободные франкские крестьяне очу­
тились в том же положении, что и их предшествен­
ники, римские колоны. Разоренные войнами и
грабежами, они должны были прибегать к покрови­
тельству народившейся знати или церкви, так как
королевская власть была слишком слаба, чтобы защи­
тить их; но это покровительство им приходилось по­
купать за дорогую цену. Как прежде галльские кре­
стьяне, они должны были передавать покровителю
право собственности на свой земельный участок,
получая последний от него обратно в аренду на раз­
202

личных и меняющихся условиях, но всегда только
взамен выполнения повинностей и уплаты оброков;
раз попав в такого рода зависимость, они мало-по­
малу теряли и сЫ^ю личную свободу; через несколько
поколений они уже в большинстве своем превраща­
лись в крепостных.4 Как быстро исчезало свободное
крестьянское сословие, показывает составленная
Ирминоном опись земельных владений аббатства
Сен-Жермен де-Прэ, находившегося тогда близ Па­
рижа, а теперь — в самом Париже. В обширном вла­
дении этого аббатства, разбросанном на значитель­
ном пространстве, находились тогда, еще при жизни
Карла Великого, 2 788 дворов, заселенных почти
исключительно франками с германскими именами.
В это число входило 2 080 колонов, 35 литов, 220 ра­
бов и только 8 свободных поселенцев! Получивший
распространение обычай, согласно которому покро­
витель заставлял крестьянина передавать свой зе­
мельный участок ем}г в собственность, а затем давал
этот участок крестьянину лишь в пожизненное поль­
зование, был объявлен Сальвианом безбожным дея­
нием, тем не менее теперь эта практика в отношении
крестьян была у церкви в большом ходу. Все более
и более распространялись теперь барщинные повин­
ности, прообразом которых были, с одной стороны,
римские «ангарии», принудительные работы для го­
сударства, с другой стороны — повинности членов
германской марки по сооружению мостов, дорог и
для других общих целей. Таким образом, масса насе­
ления спустя четыреста лет, повидимому, верну­
лась к своему исходному пункту.
Но это лишь доказывало, что, во-первых, обще­
ственное расслоение и распределенпе собственности
в Римской империи периода упадка вполне соответ­
ствовали тогдашнему уровню производства в земле­
делии и промышленности, следовательно, были неиз­
бежны; что, во-вторых, этот уровень производства

203

в течение последующих четырехсот лет ^>/щественно
не понизился и не повысился, а потому с такой же
необходимостью вновь вызвал такое же распределе­
ние собственности и те же самые классы населения.
Город утратил в последние столетия существования
Римской империи свое прежнее господство над де­
ревней и не вернул его себе в первые столетия вла­
дычества германцев. Это предполагает низкую сту­
пень развития как земледелия, так и промышлен­
ности. Такое общее положение с необходимостью
порождает крупных землевладельцев, обладающих
властью, и зависимых мелких крестьян. Как трудно
было навязать такому обществу, с одной стороны,
хозяйство римских латифундий с рабами, с другой
стороны — новейшее крупное хозяйство с барщин­
ным трудом, доказывают громадные, но почти бес­
следно прошедшие эксперименты Карла Великого
с знаменитыми императорскими виллами. Эти опыты
продолжали монастыри, и только у них они были пло­
дотворны; но монастыри были ненормальными обще­
ственными организмами, в основе их лежало без­
брачие; они могли давать исключительные резуль­
таты, но должны были именно поэтому сами оста­
ваться исключениями.
И все же за эти четыреста лет был сделан шаг впе­
ред. Если и в конце периода мы встречаем почти те
же главные классы, что и в начале, то люди, соста­
влявшие эти классы, стали другими. Исчезло антич­
ное рабство, исчезли обнищавшие свободные, пре­
зиравшие труд как рабское занятие. Между рим­
ским колоном и новым крепостным стоял свободный
франкский крестьянин. «Бесполезные воспоминания
и тщетная борьба» гибнущего римского мира уже
умерли и были погребены. Общественные классы
IX столетия сформировались не в обстановке упадка
гибнущей цивилизации, а в родовых муках новой
цивилизации. Новое поколение — как господа, так

204

и слуги -\^в сравнении со своими римскими предшественникамц было поколением мужей. Отношения
между могущественными землевладельцами и зави­
симыми. от них крестьянами, эти отношения, кото­
рые в Риме вели\к безысходной гибели античного ми­
ра, становились теперь исходным моментом нового
развития. И затем, какими бесплодными ни представ­
ляются эти четыреста лет, они оставили один
крупный результат: современные национальности,
новую группировку и расчленение западно-европейскогр человечества для гудущ ей истории. Герман­
цы действительно вновь ожйвили Европу, и поэтому
разрушение государств, происходившее в германский
период, закончилось
не йорманно-сарацинским
завоеванием, а дальнейшим развитием бенефициев
и отношений, покровительства (коммендации) в
феодализм и столь громадным ростом населения,
что менее чем через двести лет были безболезненно
перенесены сильные кровопускания крестовых по­
ходов.
Н ов чем состояло то таинственнЬе волшебное сред­
ство, при помощи которого германцы вдохнули но­
вую жизненную силу умиравшей Европе? Была ли
это особая, прирожденная германскому племени
чудодейственная сила, как воображает наша шови­
нистическая историография? Отнюдь нет. Герман­
цы, особенно тогда, были высоко одаренным арийским
племенем, полным жизненных сил для своего даль­
нейшего развития. Но омолодили Европу не их спе­
цифические национальные особенности, а просто их
варварство, их родовой строй.
Их личная одаренность, храбрость, их свободо­
любие и демократический инстинкт, видевший во
всех общественных делах свое собственное дело, —
одним словом, все качества, утраченные римлянами,
при наличии которых только и можно было образо­
вать из тины римского мира новые государства и вы­
205

растить новые национальности, — чем СшГло все это,
как не характерными чертами варвара/высшей сту­
пени, как не плодами его родового с ш я ?
Если германцы преобразовали античную форму
моногамии, смягчили господство Мужчины в семье,
дали женщине более высокое Положение, чем это
когда-либо знал классически^* м и р ,— что сделало
их способными на это, как' не их варварство, их
родовые обычаи, их еще лживые пережитки из эпохи
материнского права?
/
Если они, по меньшей йере в трех важнейших стра­
нах, в Германии, Северной Франции и Англии, су­
мели сберечь в феодальном государстве осколок на­
стоящего родового строя в форме сельских общин
(марка) и тем самым дали угнетенному классу, кре­
стьянам, даже в период жесточайшего средневеко­
вого крепостного права, территориальную сплочен­
ность и средство к сопротивлению, каких в готовом
виде не нашли ни древние рабы, ни современные
пролетарии,— то/чему следует приписать это, как
не их варварству, их исключительно варварскому
способу селиться родами?
И, наконец, если они могли развить и сделать гос­
подствующей уже существовавшую у них на родине
более мягкую форму зависимости, в которую и в
Римской империи все более и более переходило
рабство, — форму, которая, как впервые отметил
Фурье, дает порабощенным средство к постепенному
освобождению как классу (fournit aux cultivateurs
des moyens d’affranchissement collectif et progressif), —
форму, стоящую благодаря этому высоко над раб­
ством, при котором возможен лишь немедленный
отпуск отдельных лиц на волю без переходного со­
стояния (уничтожения рабства победоносным вос­
станием древний мир не знает), тогда как крепостные
средних веков в действительности постепенно про­
вели свое освобождение как класс, — то чему мы

206

этим обязаны, если не их варварству, в силу кото­
рого они не довели у себя рабства до его высшего
развития, ни до античного трудового рабства, ни до
восточного домашнего рабства?
Все, что германцы привили жизненного и плодо­
творного римскому миру, было варварством. Дей­
ствительно,- только варвары способны омолодить
мир, страдающий от того, что старая цивилизация
умирает. И высшая ступень варварства, на которую
поднялись германцы перед переселением народов,
была как раз наиболее благоприятной для этого
процесса. Этим объясняется все.

IX, ВАРВАРСТВО И ЦИВИЛИЗАЦИЯ
Мы проследили разложение родового строя на
трех крупных примерах греков, римлян и герман­
цев. Исследуем в заключение общие экономические
условия, которые подрывали родовую организацию
общества уже на высшей ступени варварства, а с
появлением цивилизации совершенно устранили ее.
Здесь «Капитал» Маркса будет столь же необходим,
как и книга Моргана.
Возникнув на средней ступени дикости и продол­
жая развиваться на высшей ее ступени, род, на­
сколько позволяют судить об этом наши источники,
достигает своего расцвета на низшей ступени вар­
варства. С этой ступени развития мы и начнем.
Мы находим здесь, где примером должны служить
нам американские краснокожие, вполне развивший­
ся родовой строй. Племя разделилось на несколько
родов, чаще всего на два; эти первоначальные роды
распадаются каждый, по мере роста населения, на
несколько дочерних родов, по отношению к которым
первоначальный род является фратрией; самое пле­
мя раскалывается на несколько племен, в каждом
кз них мы большей частью вновь встречаем преж­
ние роды; союз объединяет, по крайней мере в от­
дельных случаях, родственные племена. Эта простая
организация вполне соответствует общественным
208

условиям, из которых она возникла. Она* представ­
ляет не что иное, как естественную группировку,
создающуюся этими условиями; она в состоянии ула­
живать все конфликты, которые могут возникнуть
внутри организованного, таким образом общества.
Конфликты с внешним миром устраняет война; она
может кончиться уничтожением племени, но не пора­
бощением его. Величие родового строя, но вместе
с тем и его ограниченность проявляются в том, что
здесь нет места для господства и угнетения. Внутри
родового строя не существует еще никакого разли­
чия между правами и обязанностями; для индейца
не существует вопроса, является ли участие в обще­
ственных делах, кровная месть или ее выкуп пра­
вом или обязанностью; такой вопрос показался бы
ему столь же нелепым, как и вопрос, чтб такое еда,
сон, охЬта — право или обязанность? Точно так же
невозможно расслоение племени и рода на различ­
ные классы. И это приводит нас к рассмотрению эко­
номического базиса этого строя.
Население в высшей степени редко; оно гуще толь­
ко в месте жительства племени, вокруг которого
лежит широким поясом прежде всего область охо­
ты, затем нейтральный защитный лес, отделяющий
его от других племен. Разделение труда — чисто есте­
ственного происхождения; оно существует только
между полами. Мужчина воюет, ходит на охоту
и рыбную ловлю, добывает пищу и изготовляет
необходимые для этого орудия. Женщина работает по
дому и занята приготовлением пищи и одежды —
варит, ткет, шьет. Каждый из них — хозяин в своей
области: мужчина — в лесу, женщина — в доме®
Каждый является собственником изготовленных и
употребляемых им орудий: мужчина — собствен­
ник оружия, охотничьих и рыболовных принадлеж­
ностей, женщина — домашней утвари. Домашнее
хозяйство ведется на коммунистических началах
209

для нескольких, часто для многих семей г. То, чтб
делается и используется сообща, составляет общую
собственность: дом, огород, лодка. Здесь, таким обра­
зом, и притом только вдесь, на самом деле существует
придуманная юристами и экономистами цивилизо­
ванного общества «собственность, добытая своим
трудом», — последнее ложное правовое основание,
на которое еще опирается современная капиталисти­
ческая собственность.
Но люди не везде остановились на этой ступени
развития. В Азии они нашли животных, которых
можно было приручать и разводить в прирученном
состоянии. За самкой дикого буйвола нужно было
охотиться, прирученная же— она ежегодно приносила
теленка и, кроме того, давала молоко. У некоторых
наиболее передовых племен — арийцев, семитов, мо­
жет быть, уже и у туранцев — главной отраслью
труда сделалось сначала приручение и только после
этого разведение скота и уход за ним. Пастушеские
племена выделились иэ остальной массы варваров:
первое крупное общественное разделение труда. Па­
стушеские племена производили не только больше,
чем остальные варвары, но и производимые ими срод­
ства существования были другие. Они имели, срав­
нительно с теми, не только молоко, молочные про­
дукты и мясо в гораздо больших количествах, но
также шкуры, шерсть, козий пух и все возрастав­
шее с увеличением массы сырья количество пряжи и
тканей. Это впервые сделало возможным регуляр­
ный обмен. На ранних ступенях развития мог про­
исходить лишь случайный обмен; особое искусство
в изготовлении оружия и орудий может вести к вре-1
1 В особенности на северо-западном побережье Америки —
см. у Банкрофта У [племени! хайда на острове королевы
Шарлотты встречаются под одной крышей хозяйства, охва*
тыкающие до 700 человек. У нутка под одной крышей жили
целые племена.

210

менному разделению труда. Так, например, во мно­
гих местах были найдены несомненные остатки ма­
стерских дЛя изготовления каменных орудий позд­
нейшего периода каменного века; мастера, разви­
вавшие здесь свое искусство, работали, вероятно, за
счет всего общества, как это еще делают постоян­
ные ремесленники родовых общин в Индии. На этой
ступени развития обмен мог возникнуть только
внутри племени и притом как исключительное явле­
ние. Здесь, напротив, после выделения пастуше­
ских племен мы находим готовыми все условия для
обмена между членами различных племен, для его
развития и упрочения как постоянного учреждения.
Первоначально обмен производился между племена­
ми при посредстве родовых старшин; когда же стада
стали переходить в обособленную собственность, все
больше стал преобладать и, наконец, сделался един­
ственной формой обмена — обмен между отдельными
лицами. Но главный предмет, которым обменивались
пастушеские племена со своими соседями, был скот;
скот сделался товаром, посредством которого оцени­
вались все товары и который повсюду охотно при­
нимался в обмен, — одним словом, скот стал выпол­
нять функцию денег и уже на этой ступени играл
роль Денег. С такой необходимостью и быстротой
развивалась уже при самом возникновении товаро­
обмена потребность в особом товаре — деньгах.
Огородничество, вероятно не знакомое азиатским
варварам низшей ступени, появилось у них не позд­
нее средней ступени, как предтеча обработки полей.
В климатических условиях Туранского плоскогорья
невозможна пастушеская жизнь без запасов корма
на долгую и суровую зиму; луговодство и разведение
зерновых хлебов было здесь, таким образом, необ­
ходимым условием. То же самое относится к степям
Черного моря. Но если сначала зерно добывалось
для скота, то скоро оно стало пищей и Для человека.

211

Обработанная земля Оставалась еще собственностью
племени и передавалась в пользование сначала роду,
позднее большим семьям, наконец отдельным ли­
цам; они могли иметь на нее известные права владе­
ния, но не больше.
Из достижений в области промышленной деятель­
ности на этой ступени особенно важное значение
имеют два: первое — ткацкий станок, второе —
плавка металлических руд и обработка металлов.
Медь и олово и выплавляемая из них бронза имели
наибольшее значение: бронза давала пригодные ору­
дия и оружие, но не могла вытеснить каменные ору­
дия; это могло сделать только железо, а добывать
железо еще не научились. Начали употреблять для
украшения и в качестве драгоценностей золото ц
серебро, которые, повидимому, уже имели большую
ценность, чем медь и бронза.
Увеличение производства во ,всех отраслях —
в скотоводстве, земледелии, домашнем ремесле —
сделало рабочую силу человека способной произво­
дить большее количество продуктов, чем это было
необходимо для поддержания ее. Вместе с тем оно
увеличивало ежедневное количество труда, выпа­
давшее на долю каждого члена рода, домашней об­
щины или отдельной семьи. Стоило привлекать
новые рабочие силы. Война доставляла их: военно­
пленных стали обращать в рабов. Первое крупное
общественное разделение труда вместе с увеличе­
нием производительности труда, а следовательно,
и богатства, и с расширением поля производитель­
ной деятельности, при всех данных исторических
условиях, с необходимостью влек то за собою раб­
ство. Из первого крупного общественного разделе­
ния труда возникло и первое крупное разделение
общества на два класса — господ и рабов, эксплоататоров и эксцлоатируемых.
Как и когда перешли стада из общего владения

племени или рода в собственность глав отдельных
семей, об этом мы ничего до сих пор не знаем. Но в
основном переход этот должен был произойти на
этой ступени. А с появлением етад и прочих новых
богатств в семье произошла революция. Промысел
всегда был делом мужчины, средства для промысла
изготовлялись им и были его собственностью. Стада
были новыми промысловыми средствами, их перво­
начальное приручение и дальнейший уход за ними —
делом мужчины. Поэтому скот принадлежал ему*
ему же принадлежали и полученные в обмен на скот
товары и рабы. Весь избыток, который теперь давал
промысел, доставался мужчине; женщина участвова­
ла в потреблении его, но не имела доли в собствен­
ности. «Дикий» воин и охотник довольствовался в
доме вторым местом после женщины, «более крот­
кий» пастух, гордясь своим богатством, выдвинулся
на первое место, а женщину оттеснил на второе.
И она не могла жаловаться. Разделение труда в
семье служило основанием для распределения соб­
ственности между мужчиной и женщиной; оно оста­
лось неизменным, и тем не менее оно совершенно
перевернуло существовавшие до того домашние отно­
шения исключительно потому, что разделение труда
вне семьи стало другим. Та самая причина, которая
обеспечивала женщине ее прежнее господство в до­
ме — ограничение ее труда работой по дому, — эта
самая причина теперь утверждала господство муж­
чины в доме: домашняя работа женщины утратила
теперь свое значение по сравнению с промысловым
трудом мужчины; его труд был всем, ее работа —
незначительным придатком. Уже здесь обнаружи­
вается, что освобождение женщины, ее уравнение
с мужчиной невозможны и остаются таковыми, пока
женщина отстранена от общественного производи­
тельного труда и ограничивается домашним частным
трудом. Освобождение женщины становится возмож­

213

ным только тогда, когда она может в крупном, обще­
ственном масштабе участвовать в производстве, а ра­
бота по дому занимает ее лишь в незначительной
степени. А это сделалось возможным только при со­
временной крупной промышленности, которая не
только допускает в больших размерах женский
труд, но и прямо требует его и частный домашний
труд все более и более стремится превратить в обще­
ственную промышленность.
С утверждением фактического господства мужчины
в доме пали последние преграды к его единовластию.
Это единовластие было подтверждено и увековечено
падением материнского права, введением отцовского
права, постепенным переходом от парного брака к
моногамии. Но это создало трещину в древнем родо­
вом строе: отдельная семья сделалась силой, и при­
том грозной силой, противостоящей роду.
Следующий шаг ведет нас к высшей ступени вар­
варства, на которой все культурные народы пережи­
ли свой героический период: период железного
меча, но также и железного плуга и топора. Железо
стало служить человеку, последнее и важнейшее из
всех видов сырья, сыгравших революционную роль
в истории, последнее вплоть до появления картофе­
ля. Железо создало обработку земли на крупных
площадях, обеспечило расчистку под пашню широ­
ких лесных пространств; оно дало ремесленнику
орудия такой твердости и остроты, которым не мог
противостоять ни один камень, ни один из извест­
ных тогда металлов. Все это не сразу; первое
железо было часто мягче бронзы. Каменное ору­
жие поэтому исчезало лишь медленно; не только
в песне о Гильдебранде \ но и в сражении при1
1 Песня о Гильдебранде — старинная германская народ­
ная песня, рисующая борьбу германских племен между со­
бою. — Ред.

214

Гастингсе1 в 1066 г. еще пользуются каменными то­
порами. Но прогресс продолжался теперь неудер­
жимо, с меньшими перерывами и быстрее. Город,
окружающий своими каменными стенами, башнями и
зубцами каменные или кирпичные дома, сделался
средоточием племени или союза племен, — огромный
прогресс в строительном искусстве, но вместе с тем и
признак увеличившейся опасности и потребности в
ващите. Богатство быстро возрастало, но как богатство
отдельных лиц; в ткачестве, в обработке металлов и
других ремеслах, все более и более обособлявшихся
друг от друга, развивалось все в возраставшей сте­
пени разнообразие и совершенство производства;
земледелие стало теперь давать наряду с хлебом,
стручковыми растениями и овощами также масло и
вино, изготовлению которых научились. Столь разно­
образная деятельность не могла уже выполняться
одним и тем же лицом; произошло второе крупное
разделение труда: ремесло отделилось от земледе­
лия. Непрекращающийся рост производства, а вме­
сте с ним и производительности труда повышал цен­
ность человеческой рабочей силы; рабство, только
возникавшее и случайное на предыдущей ступени
развития, становится теперь существенной составной
частью общественной системы; рабы перестают быть
простыми помощниками; десятками их гонят теперь
работать на поля и в мастерские. С разделением про­
изводства на две крупные основные отрасли, земле­
делие и ремесло, возникает производство непосред­
ственно для обмена, товарное производство, а вме­
сте с ним и торговля не только внутри племени и на
его границах, но уже и заморская. Все это еще в
весьма мало развитом виде; благородные металлы1
1 Гастинге — город в Англии, где произошло сражение
между норманнами, завоевавшими Англию, и коренным насе­
лением — англо-саксами, — Ред.
215

начинают играть роль преобладающего и всеобщего
товара — денег, но металл еще не чеканят, а обменивают Просто по весу.
Наряду с разделением на свободных и рабов по­
является различие между богатыми и бедными —
с новым разделением труда новое разделение обще­
ства на классы. Имущественные различия между
отдельными главами семей разрушают старую ком­
мунистическую общину большой семьи везде, где
она еще сохранилась; вместе с ней исчезает и совмест­
ная обработка земли за счет этой общины. Пахотная
земля предоставляется в пользование отдельным
семьям — сперва на время, потом раз навсегда, пере­
ход к полной частной собственности совершается
постепенно и параллельно с переходом парного бра­
ка в моногамию. Отдельная семья становится хозяй­
ственной единицей общества.
Возрастающая плотность населения вынуждает к
более тесному сплочению как внутри, так и по отно­
шению к внешнему миру. Союз родственных племен
становится повсюду необходимостью; а вскоре ста­
новится необходимым даже и слияние их и тем са­
мым слияние отдельных племенных территорий
в одну общую территорию всего народа. Военачаль­
ник народа — rex, basileus, thiudans — становится
необходимым, постоянным должностным лицом. По­
является народное собрание там, где его еще не суще­
ствовало. Военачальник, совет, народное собрание
образуют органы развивающейся из родового строя
военной демократии. Военной потому, что война
и организация для войны становятся теперь нор­
мальными функциями народной жизни. Богатства
соседей возбуждают жадность у народов, которым
приобретение богатства представляется уже одною
из важнейших жизненных целей. Они варвары:
грабеж им кажется более легким и даже более почет­
ным, чем упорный труд. Война, которую раньше

вели только для того, чтобы отомстить за нападения,
или для того, чтобы расширить территорию, став­
шую недостаточной, ведется теперь только 4ради
грабежа, становится постоянным промыслом. Неда­
ром высятся грозные стены вокруг новых укрегшепных городов: в их рвах зияет могила родового строя,
а их башни упираются уже в цивилизацию. То же
самое происходит и внутри общества. Грабитель­
ские войны усиливают власть верховного военачаль­
ника, равно как и второстепенных вождей; обычное
избрание их преемников из одних и тех и § семейств
мало-помалу, в особенности со времени устано­
вления отцовского права, переходит в наследствен­
ную власть, которую сперва терпят, затем требуют
и, наконец, узурпируют; закладываются основы на­
следственной монархии и наследственного дворянства.
Так органы родового строя постепенно отрываются от
своих корней в народе, в роде, в фратрии, в племени,
а весь родовой строй превращается в свою противо­
положность: из организации племен для свободного
регулирования своих собственных дел оно превра­
щается в организацию для грабежа и угнетения сосе­
дей, и соответственно этому его органы из орудий
народной воли превращаются в самостоятельные
органы господства и угнетения, направленные про­
тив собственного народа. Но этого никогда не могло
бы случиться, если бы алчное стремление к богат­
ству не раскололо членов рода на богатых и бедных,
если бы «имущественные различия внутри одного
и того же рода не превратили общность интересов
в антагонизм между членами рода» (Маркс) и если
бы распространившееся рабство не повело уже
к тому, что добывание средств к существованию
собственным трудом стало признаваться делом,
достойным лишь раба, более унизительным, чем
грабеж.
10 Происхождение семьи.

217

* * ❖

Мы подошли теперь к порогу цивилизации. Она
начинается новым шагом вперед в разделении труда.
На низшей ступени люди производили только непо­
средственно для собственного потребления; происхо­
дившие отдельные акты обмена были редки, касались
только случайно остававшихся излишков. На сред­
ней ступени варварства мы уже находим у пасту­
шеских народов скотоводческое хозяйство, которое
при известной величине стад регулярно доставляет
некоторый излишек над собственным потреблением;
одновременно мы застаем разделение труда между
пастушескими народами и отсталыми племенами
без стад, две рядом стоящие различные ступени про­
изводства и вместе с тем условия для регулярного
обмена. На высшей ступени варварства происходит
дальнейшее разделение труда между земледелием
и ремеслом, а вместе с тем — производство все воз­
растающей части продуктов труда непосредственно
для обмена, превращение обмена между отдельными
производителями в жизненную необходимость для
общества. Цивилизация упрочивает и усиливает все
эти возникшие до нее виды разделения труда, осо­
бенно путем обострения противоположности между
городом и деревней (причем экономически господ­
ствовать может город над деревней, как это было
в древности, или же деревня над городом, как это было
в средние века); она присоединяет к этому третье,
свойственное ей, весьма важное разделение труда:
создает класс, который занимается уже не производ­
ством, а только обменом продуктов,создает купцов.
Все бывшие до сих пор тенденции к образованию
классов связаны были, еще исключительно с произ­
водством; они разделяли занятых в производстве
людей на руководителей и исполнителей или же на
производителей более крупных и менее значитель­
ных. Здесь впервые появляется класс, который,
218

не принимая никакого участия в производстве, за­
хватывает в общем и целом руководство производ­
ством и экономически подчиняет себе производите­
лей; становится неустранимым посредником между
каждыми двумя производителями и эксплоатирует
обоих. Под тем предлогом, что производители изба­
вляются от труда и риска, связанных с обменом,
ч^о расширяется сбыт их продуктов вплоть до самых
отдаленных рынков и тем самым создается якобы са­
мый полезный класс населения, возникает класс
паразитов, класс настоящих общественных захре­
бетников, который в вознаграждение за свои в дей­
ствительности весьма незначительные услуги сни­
мает сливки как с отечественного, так и с иностран­
ного производства, быстро приобретает громадные
богатства и соответствующее им общественное влия­
ние и именно поэтому захватывает в период цивили­
зации все более почетное положение и все более под­
чиняет себе производство, пока, наконёц, сам не
производит свой собственный продукт — периоди­
ческие торговые кризисы.
Впрочем, на рассматриваемой нами ступени раз­
вития молодое купечество еще не предчувствует тех
великих дел, какие ему предстоят. Но оно форми­
руется и делается необходимым, и этого достаточно.
Вместе с ним появляются металлические деньги:, че­
канная монета, а с металлическими деньгами — новое
средство господства непроизводящего класса над
производителями и их производством. Был изобре­
тен товар товаров, который в скрытом виде содер­
жит в себе все другие товары, волшебное средство,
могущее по желанию превращаться в любую заман­
чивую и желанную вещь. Кто обладал им, тот вла­
ствовал над миром производства. А кто прежде всего
обладал им? Купец. Культ денег был у него в надеж­
ных руках. Он взял на себя заботу разъяснить, что
все товары, а с ними и все товаропроизводители долю*

219

яшы о благоговением повергнуться в прах перед
деньгами. Он доказал на практике^ что все другие
формы богатства являются только видимостью
Перед этим воплощением богатства как такового.
Никогда впоследствии власть денег не выступала
в такой первобытной грубости и жестокости, как
в этот период их юности. Вслед за покупкой това­
ров на деньги появилась денежная ссуда, а вместе
с ней — процент и ростовщичество. И ни одно законо­
дательство позднейшего времени не бросает должни­
ка столь безжалостно и безнадежно к ногам кредитора-ростовщика, как законодательства древних
Афин и Рима. А они возникли самопроизвольно,
как обычное лраво, исключительно под давлением
экономических условий.
Наряду с богатством, заключающимся в товарах
и рабах, наряду с денежным богатством теперь по­
является также богатство земельное. Право отдель­
ных лиц на владение земельными участками, предо­
ставленными им первоначально родом или племенем,
упрочилось теперь настолько, что эти участки стали
принадлежать им на правах наследственной собствен­
ности. К чему они за последнее время более всего
стремились — так это именно к освобождению пар­
целлы от прав на нее со стороны родовой общины,
прав, которые стали для них оковами. Оковы эти
исчезли но вскоре после того исчезла также и их
новая земельная собственность. Полная, свободная
собственность на землю означала не только возмож­
ность беспрепятственно и неограниченно владеть ею,
она означала также возможность отчуждать ее. Пока
земля была собственностью рода, этой возможности
не существовало. Но когда новый землевладелец
окончательно сбросил с себя оковы верховной соб­
ственности рода и племени, он порвал также узы,
до сих пор неразрывно связывавшие его с землей.
Что это означало, уяснили ему деньги, изобретен220

нме одновременно о частной собственностью на
землю. Земля могла теперь стать товаром, который
продают и закладывают. Едва была установлена
собственность на землю, как была утке Придумана
ипотека (Афины). Как по пятам моногамии следуют
гетеризм и проституция, так по пятам земельной соб­
ственности отныне неотступно идет ипотека. Вы жела­
ли полной, свободной, отчуждаемой земельной соб­
ственности, — так получайте же ее, вот она: «tu
l ’as voulu, Georges Dandinl» [ты этого хотел, Жорж
Да идея!]
Так вместе с расширением торговли, вместе
с деньгами и денежным ростовщичеством, земельной
собственностью и ипотекой быстро происходила
концентрация и централизация богатств в руках не­
многочисленного класса, а наряду с этим росло обни­
щание масс0и возрастала масса бедняков. Новая иму­
щественная аристократия окончательно оттесняла на
задний план старую племенную знать (в Афинах,
в Риме, у германцев), если она с самого начала не
совпадала с последней. И рядом с этим разделением
свободных на классы по состоянию имело место,
особенно в Греции, громадное увеличение числа ра­
бов 1, принудительный труд которых служил осно­
ванием, на котором возвышалась надстройка всего
общества.
Посмотрим же теперь, что стало при этом обще­
ственном перевороте с родовым строем. Он оказался
бессильным перед новыми элементами, выросшими
без содействия с его стороны. Его предпосылкой
было совместное проживание членов одного рода или
племени на одной и той же территории, заселенной
исключительно ими. Это давно уже прекратилось.
1 Число рабов в Афинах см. выше, стр. 156. В Коринфе
в эпоху расцвета города оно доходило до 460 000, в О пте —
до 470 000, в обоих случаях в десять раз превышая числен*
ность свободного населения.

22 ]

Повсюду были перемешаны роды и племена, повсюду
среди свободных граждан жили рабы, клиенты
(Schutzverwandte), чужестранцы. Оседлость, приобре­
тенная только к концу средней ступени варварства,
то и дело нарушалась подвижностью и переменой
местожительства, что было вызвано торговой дея­
тельностью, переменой занятий, отчуждением зе­
мельной собственности. Члены родовых организа­
ций не могли уже сходиться для решения своих
общих дел; кое-как обслуживались еще только
маловажные дела, как, например, религиозные празд­
нества. Наряду с потребностями и интересами, для
обслуживания которых были призваны и приспособ­
лены родовые организации, возникли в результате
переворота в условиях производительной деятель­
ности и вызванных им изменений в общественной
структуре новые потребности и интересы, не только
чуждые древнему родовому строю, но и во всех
отношениях противоположные ему. Интересы реме­
сленных групп, возникших благодаря разделению
труда, особые потребности города в противополож­
ность деревне требовали новых органов; но каждая
цз этих групп состояла из людей различных родов,
фратрий и племен, включала даже чужестранцев;
Бти органы должны были поэтому возникать вне ро­
довой организации, рядом с нею, а вместе с тем и про­
тив нее. И в каждой родовой организации сказыва­
лось, в свою очередь, это столкновение интересов,
достигавшее своей наибольшей остроты в объедине­
нии богатых и бедных, ростовщиков и доцжников,
в одном и том же роде и в одном и том же племени.
К этому присоединилась масса нового населения,
которое было чуждо родовым группам и могло стать
силой в стране, как это было в Риме, к тому же оно
было слишком многочисленно, чтобы его можно было
постепенно включить в кровнородственные роды и
племена. Этой массе родовые группы противостояли
222

как замкнутые* привилегированные корпорации; пер­
вобытная естественная демократия превратилась
в ненавистную аристократию Наконец, родовой гтр;»й
вырос из общества, не знавшего никакие внутренних
противоположностей, и был приспособлен только
к такому обществу. У него не ^ыло никаких друшх
способов принуждения, кроме общественного мне­
ния. Здесь же возникло общество, которое в силу
всех своих экономических условий жизни должно
было расколоться на свободных и рабов, эксллоатирующих богачей и эксплоатируемых бедняков, —
общество, которое не только не могло примирить эти
противоположности, но должно было все больше
обострять их. Такое общество могло существовать
только в непрекращающейся открытой борьбе между
этими классами или же под господством третьей си­
лы, которая, якобы стоя над взаимно борющимися
м ассами, подавляет ах открытые столкновешш
и, самое большее, допускает классовую борьбу только
в экономической ^области, в так называемой закон­
ной форме. Родовой строй отжил свой век. Он был
разрушен разделением труда и его последствием —
разделением общества на классы. Он был заменен
государст вом .
*

*

*

Выше мы рассмотрели в отдельности три главные
формы, в которых государство поднимается на раз­
валинах родового строя. Афины представляют самую
чистую, наиболее классическую форму: здесь госу­
дарство возникает непосредственно и преимуще­
ственно из классовых противоречий, развивающих­
ся внутри самого родовою общества. В Риме родовое
общество превращается в замкнутую аристократию
среди многочисленного, вне его стоящего, бес­
правного, но несущего обязанности плебса; победа
плебса разрушает старый родовой строй и на его
223

развалинах учреждает государство, в котором скоро
совершенно исчезают и родовая аристократия и плебс.
Наконец, у германских победителей Римской импе­
рии государство возникает как непосредственный
результат завоевания обширных чужих территорий,
для господства над которыми родовой строй не дает
никаких средств. Но так к а к 'с этим завоеванием не
связаны ни серьезная борьба с прежним населением,
ни более прогрессивное разделение труда; так как
уровень экономического развития покоренных наро­
дов и завоевателей почти одинаков, а потому эконо­
мическая основа общества остается прежней, то ро­
довой строй может дальше существовать в течение
целых столетий в измененной, территориальной фор­
ме общинного устройства марки и даже на некото­
рое время обновляться в ослабленной форме в позд­
нейших дворянских и патрицианских родах, даже в
родах крестьянских, как, например, в Дитмаршене1.
Итак, государство никоим образом не представ­
ляет из себя силы, извне навязанной обществу.
Государство не есть также «действительность нрав­
ственной идеи», «образ и действительность разума»,
как утверждает Гегель. Государство есть продукт
общества на известной ступени развития; государ­
ство есть признание, что это общество запуталось
в неразрешимом противоречии с самим собой, раско­
лолось на непримиримые противоположности, изба­
виться от которых оно бессильно. А чтобы эти про­
тивоположности, классы с противоречивыми эконо­
мическими интересами, не пожрали друг друга
в общество в бесплодной борьбе, для этого стала иеоб-.
ходимой сила, етоящая, повидймому, над обществом,
1 Первым историком, который имел хотя бы приблизи­
тельное представление о сущности рода, был Нибур, и этим,—
но гаки-с и своими почерпнутыми прямо оттуда ошибками,—
он обдеан своему знакомству с дитмаршеискими родовыми
общинами.

224

сила, которая бы умеряла столкновение, держала его
в границах «порядка». И эта сила, происшедшая из
общества, но ставящая себя над ним, все более
и более отчуждающая себя от него, есть государство.
По сравнению со старой родовой организацией
государство, во-первых, отличается разделением под­
данных государства по территориальным деле­
ниям. Старые родовые союзы, возникшие и дер­
жавшиеся в силу кровной связи, сделались, как мы
видели, недостаточными большею частью потому,
что их предпосылка, связь членов рода с определен­
ной территорией, давно исчезла. Территория оста­
лась, но люди сделались подвижными. Поэтому
исходным пунктом было принято территориальное
деление, и гражданам предоставили осуществлять
свои права и обязанности там, где они поселялись,
не считаясь с их принадлежностью к тому или дру­
гому роду или племени. Такая организация граждан
по месту жительства общепринята во всех государ­
ствах. Она поэтому нам кажется естественной; но
мы видели, какая потребовалась упорная и длитель­
ная борьба, пока она могла утвердиться в Афинах
и Риме на место старой организации по родам.
Вторая отличительная черта — учреждение обще­
ственной власти, которая уже не совпадает непо­
средственно с населением, организующим само себя
как вооруженная сила. Эта особая общественная
власть необходима потому, что самодействующая
вооруженная организация населения сделалась не­
возможной со времени раскола общества на классы.
Рабы также входят в состав населения: 90 000 афин­
ских граждан по отношению к 365 000 рабов обра­
зуют только привилегированный класс. Народное
войско афинской демократии было аристократиче­
ской вооруженной силой против рабов и держало их
в повиновении; но для того чтобы держать в повино­
вении также и граждан, оказалась необходимой, как
225

рассказано выше, жандармерия. Эта общественная
власть существует в каждом государстве; она состоит
не только из вооруженных людей, но и из веществен­
ных придатков, тюрем и принудительных учрежде­
ний всякого рода, которые были неизвестны родо­
вому обществу. Эта власть может быть весьма не­
значительной, почти незаметной в обществах с еще
не развитыми классовыми противоречиями и в отда­
ленных областях, как это наблюдается иногда коегде в Соединенных Штатах Америки. Но она усили­
вается по мере того как обостряются классовые про­
тиворечия внутри государства и по мере того как
соприкасающиеся между собою государства стано­
вятся больше и населеннее. Взгляните хотя бы на
нашу современную Европу, в которой классовая
борьба и .конкуренция завоеваний взвинтили обще­
ственную власть до такой высоты, что она грозит
поглотить все общество и даже государство.
Для содержания этой общественной власти необ­
ходимы взносы граждан — налоги. Последние были
совершенно неизвестны родовому обществу. Но мы
теперь их знаем очень хорошо.*С развитием цивили­
зации даже и налогов недостаточно; государство
выдает векселя на будущее, делает долги, государ­
ственные долги. И о них старушка-Европа может
порассказать не мало.
Обладая общественной властью и правом взыска­
ния налогов, чиновники становятся, как органы обще­
ства, над обществом. Свободного, добровольного
уважения, с которым относились к органам родового
строя, им уже недостаточно, даже если бы они могли
8то уважение завоевать; носители обособившейся
от общества власти, они должны добывать уваже­
ние к себе путем исключительных законов, в силу
которых они становятся особо священны и непри­
косновенны. Самый жалкий полицейский служитель
цивилизованного государства имеет больше «авюри226

тета», чём все органы родового общества вместе взя­
тые; но самый могущественный князь и величайший
государственный деятель или полководец эпохи
цивилизации могли бы позавидовать тому не из-под
палки приобретенному и бесспорному уважению,
с которым относятся к самому скромному родовому
старшине. Последний стоит внутри общества, тогда
как они вынуждены представлять собой нечто вне
его и над ним.
Так как государство возникло из потребности дер­
жать в узде противоположность классов, так как оно
в то же время возникло в самых столкновениях этих
классов, то оно, по общему правилу, является госу­
дарством самого могущественного, экономически гос­
подствующего класса, который при помощи госу­
дарства становится также политически господ­
ствующим классом и приобретает таким образом
новые средства для подавления и эксплоатации
угнетенного класса. Так, античное государство было
преимущественно государством рабовладельцев для
подавления и обуздания рабов, феодальное госу­
дарство — органом дворянства для подчинения и
обуздания крепостных крестьян, а современное пред­
ставительное государство есть орудие эксплоатации
наемного труда капиталом. В виде исключения
встречаются, однако, периоды, когда борющиеся
классы достигают такого равновесия сил, что госу­
дарственная власть на время получает известную
самостоятельность по отношению к обоим классам
как кажущаяся посредница между ними. Такова
абсолютная монархия XVII и XVIII веков, которая
уравновешивает друг против друга дворянство
и буржуазию; таков бонапартизм первой и особенна
второй французской империи, который натравливал
пролетариат против буржуазии и буржуазию про­
тив пролетариата. Новейшее достижение в~ этой
области, при котором властитель и подвластные
227

выглядят одинаково комично, представляет собою
новая Германская империя бисмарковской нации:
здесь капиталисты и рабочие уравновешены друг
с другом и подвергаются одинаковому шантажу
в интересах оскудевшего прусского юнкерства.
Кроме т.ого, в большинстве исторических госу­
дарств предоставляемые гражданам права соразме­
ряются с их имущественным положением, и этим
прямо заявляется, что государство — это органи­
зация имущего класса для защиты его от неиму­
щего класса. Так было уже в Афинах и Риме с их
делением на классы по имуществу. Так было и
в средневековом феодальном государстве, где полити­
ческое положение определялось размерами земле­
владения. Это находит выражение в избиратель­
ном цензе современных представительных государств.
Однако это политическое признание различий в иму­
щественном положении отнюдь не существенно.
Напротив, оно характеризует низкую ступень госу­
дарственного развития. Высшая форма государства,
демократическая республика, которая в наших совре­
менных общественных условиях становится все более
и более неизбежной необходимостью и представляет
собою форму государства, в которой только и может
быть доведена до конца последняя решительная
борьба между пролетариатом и буржуазией, — эта
демократическая республика официально уже ничего
не знает об имущественных различиях. В ней богат­
ство пользуется своей властью косвенно, но зато тем
вернее: с одной стороны — посредством прямого
подкупа чиновников (классический образец — Аме­
рика), о другой стороны — в форме союза между
правительством и биржей, который осуществляется
тем легче, чем больше возрастают государственные
долги и чем больше акционерные общества сосре­
доточивают в своих руках не только транспорт,
но и самое производство и делают своим ередото228

чием ту же биржу. Ярким примером этого, кроме
Америки, служит новейшая Французская республи­
ка. Даже добропорядочная Швейцария внесла свою
лепту на этом поприще. Но что для такого братского
союза правительства и биржи совсем не требуется
демократической республики, доказывает, кроме
Англии, новая Германская империя, где нельзя ска­
зать, кого выше вознесло всеобщее избирательное
право: Бисмарка или Блейхредера. Наконец, иму­
щий класс господствует непосредственно при помощи
всеобщего избирательного права. До тех пор пока
угнетенный класс, — в данном случае, следова­
тельно, пролетариат, — еще не созрел для своего
самоосвобождения, он будет в большинстве своем
признавать существующий общественный порядок
единственно возможным и политически будет итти
в хвосте класса капиталистов, составлять его край­
нее левое крыло. Но, по мере того как он созревает
для своего освобождения, он конституируется в соб­
ственную партию, избирает своих собственных пред­
ставителей, а не представителей капиталистов. Все­
общее избирательное право — показатель зрелости
рабочего класса. Дать большее оно не может и ни­
когда не даст в теперешнем государстве; но и этого
достаточно. В тот день, когда термометр всеобщего
избирательного права будет показывать точку кипе­
ния у рабочих, для них, как и /для капиталистов,
ситуация будет ясна.
Итал, государство существует не извечно. Были
общества, которые обходились без него, которые
понятия не имели о государстве и государственной
власти. На определенной ступени экономического
развития, которая необходимо связала была с раско­
лом общества на классы, государство стало в силу
этого раскола необходимостью. Мы приближаемся
теперь быстрыми шагами к такой ступени развития
производства, на которой существование этих клас­
229

сов не только перестало быть необходимостью,
но становится прямой помехой производству. Классы
исчезнут так же неизбежно, как неизбежно они
в прошлом возникли. С исчезновением классов
исчезнет неизбежно и* государство. Общество, кото­
рое по-новому организует производство на основе
свободной и равной ассоциации производителей,
отправит всю государственную машину туда, где ей
будет тогда настоящее место: в музей древностей,
рядом с прялкой и с бронзовым топором.
*

* *

Итак, согласно сказанному, цивилизация пред­
ставляет ту ступень общественного развития, на кото­
рой разделение труда, вытекающий из него обмен
между отдельными лицами и объединяющее оба эти
процесса товарное производство достигают полного
расцвета и производят переворот во всем прежнем
обществе.
Производство на всех предшествовавших ступенях
общественного развития было по существу обществен­
ным, равным образом и потребление шло при пря­
мом распределении продуктов внутри больших или
меньших коммунистических общин. Эта общность
производства осуществлялась в весьма узких рам­
ках, но она влекла за собою господство производите­
лей над своим производственным процессом и выра­
батываемым продуктом. Они знают, что делается
о продуктом: они потребляют его, он не выходит из их
рук; и пока производство ведется на этой основе,
оно не может перерасти производителей, не может
породить призрачные, чуждые им силы, как это обы­
кновенно и неизбежно бывает в эпоху цивилизации.
Но в этот производственный процесс медленно про­
никает разделение труда. Оно подрывает общное/л#
производства и присвоения, оно делает преобладаю!
230

щим правилом индивидуальное присвоение и вместе
с тем порождает обмен между отдельными лицами —
как это происходит, мы исследовали выше. Посте­
пенно товарное производство становится господ­
ствующей формой.
При товарном производстве, при производстве
уже не для собственного потребления, а для обмена,
товары по необходимости переходят из рук в руки.
Производитель при обмене отдает свой товар; он уже
не знает, что с ним станет. Когда же в роли посред­
ника между производителями появляются деньги,
а вместе с деньгами купец, процесс обмена стано­
вится еще запутаннее, конечная судьба продуктов
еще неопределеннее. Купцов много, и ни один из
них не знает, что делает другой. Товары теперь уже
не только переходят из рук в руки, они передви­
гаются с одного рынка на другой; производители
утратили власть над всем производством условий
своей собственной жизни, но эта власть не перешла
и к купцам. Продукты и производство попадают
во власть случайности. *
Но случайность — это только один полюс взаимо­
отношения, другой его полюс называется необходи­
мостью. В природе, где также как будто господ­
ствует случайность, мы давно уже установили в ка­
ждой отдельной области внутреннюю необходимость
и закономерность, пробивающуюся сквозь эту слу­
чайность. Но что имеет силу для природы, имеет
также силу и для общества. Чем больше какаянибудь общественная деятельность, целый ряд обще­
ственных процессов ускользает из-под сознатель­
ного контроля людей, выходит из-под их власти,
чем более эта деятельность кажется предоставлен­
ной чистой случайности, тем с большей силой и необ­
ходимостью пробиваются сквозь эту случайность
свойственные ей внутренние законы. Такие законы
господствуют и над случайностями товарного прэ231

ивводства и товарообмена: отдельному производителю
и участнику обмена они противостоят как чуждые,
вначале даже неведомые силы, природа которых под­
лежит еще тщательному изучению и исследованию.
Эти экономические законы товарного производства
видоизменяются на различных ступенях развития
этой формы производства, но в общем и целом весь
Период цивилизации протекает под знаком их гос­
подства. И еще в настоящее время продукт господ­
ствует над производителями; и поныне общественное
производство в целом регулируется не согласно
сообща обдуманному плану, а слепыми законами,
которые проявляются со стихийной силой, в конеч­
ном счете — в бурях периодических торговых кри­
зисов.
Мы видели, что на сравнительно ранней ступени
развития производства рабочая сила человека стано­
вится способной давать значительно больше продук­
тов, чем это необходимо для существования произво­
дителя, и что эта ступень развития в главном совпа­
дает с той, на которой появляется разделение труда
и обмен между отдельными лицами. И не много потре­
бовалось теперь времени для того, чтобы открыть
великую «истину», что человек также может быть
товаром, что человеческую силу можно обменивать
и потреблять, если превратить человека в раба. Едва
люди начали менять, как уже они сами стали пред­
метами обмена. Действительный залог превратился
в страдательный, — хотели того люди или нет.
С появлением рабства, достигшего при цивилиза­
ции наивысшего развития, произошло первое круп­
ное разделение общества на эксплоатирующяй и
эксплоатирус мый классы. Это разделение продол­
жало существовать в течение всего периода цивили­
зации. Рабство-г-первая форм л эксплоатации, при­
сущая античному миру; за ним следуют: крепостное
право в средние века, наемный труд в новое время.
232

Таковы три великие формы порабощения, характер­
ные для трех великих эпох цивилизации; открытое,
а с недавних пор замаскированное рабство всегда ее
сопровождает.
Ступень товарного производства, с которой начи­
нается цивилизация, экономически характери­
зуется: 1) введением металлических денег, а вместе
с тем и денежного капитала, процента и ростовщи­
чества; 2) появлением купцов как посреднического
класса между производителями; 8) возникновением
частной собственности на землю и ипотеки и 4) при­
менением рабского труда как господствующей формы
производства. Цивилизации соответствует и вместе
с нею окончательно утверждает свое господство
новая форма семьи — моногамия, господство муж­
чины над женщиной, и индивидуальная семья как
хозяйственная единица общества. Общей связью
цивилизованного общества служит государство, кото­
рое во все типичные периоды является государством
исключительно господствующего класса и остается
во всех случаях главным образом машиной для
удержания в подчинении угнетенного, эксплоатируемого класса. Для цивилизации характерно еще
следующее: с одной стороны, закрепление противо­
положности города и деревни как основы всего
общественного разделения труда; с другой стороны,
введение завещаний, \ с помощью которых собствен­
ник может распоряжаться своей собственностью
и после своей смерти. Этот институт, прямо противо­
речивший древнему родовому строю, в Афинах был
неизвестен вплоть до Солона; в Риме он уже рано
был введен, но мы не знаем точно, когда именно 1;
у германцев ввели его попы, для того чтобы честный
1 «Система приобретенных* прав» Лаесаля во второй части
посвящена главным образом положению, что римское заве­
щание столь же старо, как и самый Рим, что для римской
истории никогда «не существовало времени без завещаний»,

238

германец мог беспрепятственно завещать церкви свое
наследство.
При этом общественном строе цивилизация совер­
шила такие дела, до каких ни в малейшей степени
не доросло древнее родовое общество.. Но она совер­
шила их, приведя в движение самые низменные
стремления и страсти людей и развив их в ущерб
всем их остальным задаткам. Грубая алчность была
движущей силой цивилизации с ее первого до сегод- няшнего дня; богатство, еще раз богатство и три­
жды богатство, богатство не общества, а вот этого
отдельного жалкого индивидуума, было ее един­
ственной, определяющей целью. Если при этом
выходило так, что при ней все более развивалась
наука и повторялись неоднократно периоды выс­
шего расцвета искусства, то только потому, что без
этого не были бы возможны все достижения нашего
времени в области накопления богатств.
Так как основой цивилизации служит эксплоатация одного класса другим, то все ее развитие совер­
шается в постоянном противоречии. Всякий про­
гресс в производстве означает одновременно регресс
в положении угнетенного класса, т. е. огромного
большинства. Всякое благо для одних необходимо
является злом для других, всякое новое освобожде­
ние одного класса — новым угнетением для дру­
гого. Наиболее ярким примером этого служит введечто завещание возникло скорее в до-римский период из куль­
та умерших. Лассаль в качестве правоверного старогегельянца выводит римские правовые нормы не из общественных
отношений римлян, а из «спекулятивного понятия» воли и
приходит при этом к указанному, совершенно не историче­
скому утверждению. Это не удивительно в книге, которая
на основании того же спекулятивного понятия приходит к
выводу, что в римском наследотве передача имущества была
только второстепенным делом. Лассаль не только верит а
иллюзии римских юристов, в особенности более раннего вре­
мени, он еще превосходит их в своих иллюзиях.
234

ние машин, последствия которого теперь обще­
известны. И если у варваров, как мы видели, едва
можно было отличить права от обязанностей, то циви­
лизация даже круглому дураку разъяснит различие
и противоположность между ними, предоставляя
одному классу почти все права и взваливая на дру­
гой почти все обязанности.
Но так не должно быть. Что хорошо для господ­
ствующего класса, должно быть добром и для всего
общества, с которым господствующий класс себя
отожествляет. Поэтому, чем дальше идет вперед
цивилизация, тем больше она вынуждена бывает по­
крывать плащом любви неизбежно порождаемые
ею отрицательные явления, прикрашивать их или
лживо отрицать, — одним словом, вводить в прак­
тику условное лицемерие, которое не было известно
ни прежним формам общества, ни даже первым сту­
пеням цивилизации и которое приводит, наконец,
к утверждению: эксплоатация угнетенного класса
производится эксплоатирующим классом един­
ственно и исключительно в интересах самого эксплоатируемого класса; и если последний этого не пони­
мает и даже начинает возмущаться, то это самая по­
стыдная неблагодарность по отношению к благоде­
телям, эксплоататорам 1.
В заключение — суждение Моргана о цивилиза­
1 Я сначала собирался привести рядом с моргановской
критикой цивилизации и моей собственной блестящую кри­
тику цивилизации, которая встречается в различных местах
в сочинениях Шарля Фурье. К сожалению, у меня нет вре­
мени заняться этим. Замечу только, что уже у Фурье моно­
гамия и земельная собственность служат главными отличи­
тельными признаками цивилизации и что он называет их
войною богатых против бедных. Точно так же мы уже нахо­
дим у него глубокое понимание того, что во всех несовершен­
ных, терзаемых антагонизмами обществах отдельные семьи
(les familles incohérentes) служат хозяйственными едини­
цами.
235

ции: «G началом цивилизации рост богатства при­
нял такие громадные размеры, его формы столь разно­
образны, его применение столь обширно, а управле­
ние им так умело велось в интересах собственников,
что это богатство сделалось силой, которою народ
не мог уже овладеть. Разум чыовеческий стоит бес­
сильный в смятении перед своим собственным тво­
рением. Но все же придет время, когда окрепший
человеческий разум сумеет овладеть богатством,
когда он установит как отношение государства
к собственности, которую оно охраняет, так и гра­
ницы прав собственников. Интересы общества абсо­
лютно важнее интересов отдельных лиц, и между
ними должно быть установлено справедливое и гар­
моническое отношение. Голая погоня за богатством
не должна быть конечным призванием человечества,
если вообще прогресс и на будущее время остается
законом, каким он был в прошлом. Протекшее с на­
чала цивилизации время представляет собою только
ничтожную долю протекшей жизни человечества,
только ничтожную долю времени, которое ему еще
предстоит прожить. Распад общества угрожает нам
как завершение исторического периода, единствен­
ной конечной целью которого является богатство,
потому что такой период содержит в себе элементы
Своего собственного уничтожения. Демократия в
управлении, братство внутри общества, равенство
прав, всеобщее образование украсят следующую,
высшую ступень общества, для наступления кото­
рой непрерывно работают опыт, разум и наука. Оно
будет возрождением, — но в высшей форме — сво­
боды, равенства и братства древних родов» (Морган,
«Ancient Society», стр. 552).

ПРИЛОЖ ЕНИЕ

ВНОВЬ ОТКРЫТЫЙ СЛУЧАЙ
ГРУППОВОГО БРАКА
В последнее время у некоторых рационалистиче­
ских этнографов вошло в моду отрицать существова­
ние группового брака. В связи с этим представляет
интерес нижеследующий отчет, который я перевожу
из «Русских Ведомостей» (Москва, 14 октября 1892 г.
старого стиля). В нем не только вполне определен­
но устанавливается наличие группового брака, т. е.
права взаимных половых сношений между рядом
мужчин и рядом женщин, но и приводится такая его
форма, которая тесно примыкает к браку-пуналуа
у гавайцев, т. е. к наиболее развитой и классической
фазе группового брака. В то время как типичная
семья-пуналуа состоит из ряда братьев (единоутроб­
ных или более отдаленных по родству), которые нахо­
дятся в брачном сожительстве с рядом единоутроб­
ных или более отдаленных по родству сестер, —
в данном случае, на острове Сахалине, мы видим,
что мужчина находится в брачном сожительстве со
всеми женами своих братьев и со всеми сестрами
своей жены, что означает, если рассматривать это
явление с женской стороны, что его жена в праве всту­
пать в половые сношения с братьями ее мужа и с
мужьями ее сестер Отличие от типичной формы
брака-пуналуа состоит,
следонательно, только
237

в том, что братья мужа и мужья сестер — это не обя­
зательно одни и те же лица.
Следует еще заметить, что и в этом случае подтвер­
ждается то, что я писал в «Происхождении семьи»,
4-е изд., стр. 28—29 х, а именно, что групповой брак
выглядит вовсе не так, как рисует его себе фантазия
нашего филистера, привыкшая к домам терпимости;
что лица, живущие в групповом браке, вовсе не ве­
дут открыто той развратной жизни, которую оп
практикует втайне, а, напротив, что эта форма брака,
судя, по крайней мере, по встречающимся еще
теперь примерам, на практике отличается от не­
устойчивого парного брака или также от многожен-^
ства только тем, что ряд таких случаев половых
сношений, которые при других условиях подвер­
гаются строгому наказанию, здесь дозволены обы­
чаем. То обстоятельство, что фактическое использо­
вание этих прав постепенно вымирает, только дока­
зывает, что в стадии вымирания находится сама эта
форма брака, что подтверждается также и редкостью
случаев ее существования.
Вообще же все это описание интересно еще тем,
что оно лишний раз показывает, как сходны, даже
тождественны в своих основных чертах обществен­
ные учреждения первобытных народов, находя­
щихся на почти одинаковой ступени развития. То,
что рассказано об этих монголоидах с Сахалина,
в большей своей части вполне применимо к драви­
дийским племенам Индии, к жителям тихоокеан­
ских островов эпохи их открытия, к американским
краснокожим. Отчет гласит 12:
«В заседании антропологического отдела Общества
Любителей естествознания в Москве 10 октября (ста­
рого стиля; 22 октября нового стиля)... Н, А. Янчук
1 См. выше, стр. 58. — Рвд.
2 Отчет воспроизведен по «Русским Ведомостям». — Pedi v

238

доложил интересное сообщение г. Штернберга
о сахалинских гиляках, племени, мало исследо­
ванном и находящемся на степени кульгуры дика­
рей. Гиляки не знают земледелия и гончарного
Искусства, снискивают пропитание главным образом
охотой и рыбной ловлей, разогревают воду в дере­
вянном корыте, опуская в него раскаленные камни,
и т. п. Особенно любопытны их семейно-родовые
учреждения: Гиляк зовет отцом не только своего род­
ного отца, но и всех братьев последнего, а жен этих
братьев, как и сестер своей матери, зовет всех мате­
рями, детей же всех перечисленных родственников—
своими братьями и сестрами. Такая же терминоло­
гия существует, как известно, и у ирокезов и других
индейских племен Северной Америки, равно как и у
некоторых племен в Индии, но у них она давно уже
не соответствует действительности, тогда как у гилякрв она служит для обозначения до сих пор существуюи{вго порядка. И теперь каждый гиляк имеет
супружеские права (по крайней мере их осуществле­
ние не считается грехом) на жен своих братьев и
на сестер своей жены. Эти остатки родового брака
напоминают знаменитую семью-пуналуа, существо­
вавшую еще в первой половине нашего столетия на
Сандвичевых островах. Эта форма семейно-родствен­
ных отношений лежит в основании общественной
организации гиляков, в основании их родового
устройства.
«Род гиляка составляется из всех братьев его отца
(всех степеней), из их отцов и матерей, из детей
братьев гиляка и из собственных детей гиляка.
Понятно, что таким образом составляющийся род
может насчитывать в своей среде огромное количе­
ство членов. Жизнь рода протекает на следующих
началах. Брак внутри рода безусловно воспрещен.
Жена умершего гиляка переходит по решению рода
одному из братьев [любой отепени) покойного. Род;
239

содержит всех неспособных к труду своих членов*
«У нас нет нищих, — говорил ре ' еронту один ги­
ляк, — если кто беден, то^о кормит халь» (род).
Члены рода связаны общими жертвоприношениями
и празднествами, общим кладбищем и пр.
«Халь гарантирует жизнь и безопасность каждого
иЗ своих членов от покушения на него лиц другого
халя. Средством служит родовая месть. Под влия­
нием русских действие этого института За последнее *
время значительно ослабилось. Из действия родовой
мести совершенно исключаются женщины. Род в не­
которых случаях, впрочем весьма редких, усыно­
вляет лиц чужого рода. По общему правилу, имуще­
ство не должно выходить из рода умершего. У гиля­
ков в этом отношении действует буквально известное
правило XII таблиц: «Si suos heredes non ha bet,
gentiles famüiam habento» — если не имеет своих
наследников, должны наследовать сородичи. Ни
одно чрезвычайное событие в жизни гиляка не обхо­
дится без участия рода. Старший в роде сравнитель­
но еще недавно, одно-два поколения тому назад,
был общественным главой, старостой рода. Но в на­
стоящее время роль старейших в роде .сводится
почти только к руководительству религиозными
обрядами. Роды бывают часто рассеяны в очень отда­
ленных друг от друга пунктах, но, разделившись,
сородичи продолжают помнить друг друга, ездят
друг к другу в гости, оказывают друг другу помощь
и покровительство и пр. Впрочем, без особеннрй
нужды гиляк не покинет своих сородичей, гробниц
своего рода. Родовой быт налагает резкий отпечаток
на весь духовный склад гиляка, на его характер,
нравы и учреждения. Привычка все обсуждать
сообща, необходимость постоянно вступаться в инте­
ресы своих сородичей, круговая порука в делах ме­
сти, необходимость и обыкновение жить в больших
юртах вместе с десятками себе подобных, так ска­
240

зать, постоянно на народе, выраСотали в гиляке
чрезвычайно общительны™, разговорчивый харак­
тер. Гиляк чрезвычайно гостеприимен, он любит*
принимать гостей, любит и сам к ним ездить. Благо­
родный обычай гостеприимства особенно резко про­
являет себя в дни невзгоды. В черный год, когда
у гиляка нехватает пищи ни для себя, ни для собак,
он не протягивает руки за благодеянием: он уверен­
но отправляется в гости и кормится там иногда до­
вольно долгое время.
«Среди сахалинских гиляков почти совсем не встре­
чается преступлений корыстного характера. Свои
драгоценности гиляк хранит в амбаре, который
никогда не запирается. Гиляк настолько чувствите­
лен к позору, что, уличенный в совершении
чего-либо постыдного, он уходит в тайгу и налагает
на себя руки (вешается). Убийства у гиляков до­
вольно редки и совершаются чаще всего в раздраже­
нии; во всяком случае, они никогда не имеют коры­
стной цели. В своих гражданских отношениях гиляк
проявляет правдивость, верность слову и добросо­
вестность.
«Несмотря на долгое подчинение окитаившимся
манчжурам, несмотря на губительное влияние проходимческого населения Амурского края, гиляки
в нравственном отношении сохранили много добро­
детелей, свойственных первобытному времени. Но
участь их строя жизни решена бесповоротно. Еще
одно-два поколения, и гиляки материка совершенно
обрусеют, и вместе с выгодами культуры они усвоят
и все ее пороки. Сахалинские гиляки, как более или
менее удаленные от центров русской оседлости,
имеют шансы сохраниться в чистоте немного долее.
Но и на них русское население уже начинает оказы­
вать свое влияние. Со всех селений ездят за покуп­
ками и ходят на заработки в Николаевск, а всякий
гиляк, возвращающийся с заработков в родное селе­
16 Происхождение семьи.

241

ние, приносит с собой такую же атмосферу, какую
в русские деревни приносит рабочий из города.
Кроме того, заработки в городах с их переменным
счастьем все больше и больше уничтожают топерво­
бытное равенство, которое составляет преобладаю­
щую черту несложной экономической жизни таких
народов, как гиляки.
«В статье г. Штернберга собраны также данные
о религиозных воззрениях гиляков, об их обрядах,
юридических обычаях и пр. Статья будет напечатана
в «Этнографическом Обозрению>.
Напечатана в «Die neue Zeît».
J g . X I , 1892, Bd . / . Я . 12 .
Подпись: Фр. Энгельс.
(К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч
т. X V I , ч. / / , стр. 331—324).

ОГЛАВЛЕНИЕ
Gmp.

От издательства..............................................................................

S

Предисловие Энгельса к первому изданию 1884 г.............
Предисловие Энгельса к четвертому изданию «К истории
первобытной семьи» (Бахофен, Мак-Леннан,
Морган) ............................. - ..............................................

7

10

Происхождение семьи, частной собственности и госу­
дарства
I.

Доисторические ступени культуры

......................

29

1. Дикость .................

ВО

2. Варварство.....................................................................

32

II. Семья .................
III. Ирокезский род..................

38

.

110

IV. Греческий род...........- ........................................................

130

V. Возникновение афинского государства...................
VI. Род и государство в Риме ......................................

142
158

VII. Род у кельтов и германцев —................................
VIII. Образованиегосударства германцев ....................

172

..................................

192
208

Вновь открытый случай группового брака.......................

237'

IX.

Варварство

и цивилизация

Приложение

Наблюдение sa изданием редактора Д Р о з а н о в а
Полиграфическое оформление — Г. Н и е м а н н и к
Отв. корректор Е . Н и к о л а е в а


Сдано в производство 25 марта. Под­
писано к печати 13 мая. Тираж
150 тыс. экз. Формат 82X 3Ю7з2* 15*/*
печ. листом. П артиздат № 158. Уполн.
Главлита № Б-8288, Зак. № 1269. Бу­
мага Камского бумкомбината.
Фабрика книги «Красный пролетарий»
Партиздата ЦК ВКП(б). Москва, Красно­
пролетарская, 16.
Цена 1 р . 15 к. Ледериновый переплет
1 р . 25 к. Булыжный переплет 50 коп.

П росим при обн аруж ен и и j
ф ек т а в дан ной кн и ге п ри слать
ее для обм ена с п ри лож ен и ем
э т о го т а л о н а —М о с к с а , К р а с н о - I
п р о л е т а р с к а я , 1 6, ф - к а к н и г и
« К Р А С Н Ы Й П РО ЛЕТА РИ Й »
Л п Л \ т п п л лаш мп0

I

Сканирование
- Беспалов
Dj Vu-кодирование - Беспалов