Ошибки социальной справедливости [Томас Соуэлл] (fb2) читать онлайн

@importknig

 

 

Перевод этой книги подготовлен сообществом "Книжный импорт".

 

Каждые несколько дней в нём выходят любительские переводы новых зарубежных книг в жанре non-fiction, которые скорее всего никогда не будут официально изданы в России.

 

Все переводы распространяются бесплатно и в ознакомительных целях среди подписчиков сообщества.

 

Подпишитесь на нас в Telegram: https://t.me/importknig

 

Томас Соуэлл «Ошибки социальной справедливости»

 

Оглавление

ГЛАВА 1. ЗАБЛУЖДЕНИЯ О «РАВНЫХ ШАНСАХ»

ГЛАВА 2. РАСОВЫЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ

ГЛАВА 3. ЗАБЛУЖДЕНИЯ О ШАХМАТНЫХ ФИГУРАХ

ГЛАВА 4. ЗАБЛУЖДЕНИЯ В ЗНАНИЯХ

ГЛАВА 5. СЛОВА, ПОСТУПКИ И ОПАСНОСТИ

 

ГЛАВА 1. ЗАБЛУЖДЕНИЯ О «РАВНЫХ ШАНСАХ»

Когда-то в XVIII веке Жан-Жак Руссо выразил суть концепции социальной справедливости, написав о "равенстве, которое природа установила между людьми, и неравенстве, которое они установили между собой". В том мире, который представлял себе Руссо, все классы, расы и другие подразделения человеческого рода имели бы равные шансы во всех начинаниях - при прочих равных условиях. Но чем больше других факторов, влияющих на результат, тем меньше шансов, что все эти факторы будут равны.

В реальном мире редко бывает что-то похожее на равные результаты, которые можно было бы ожидать, если бы все факторы, влияющие на результаты, были одинаковыми для всех. Даже в обществе с равными возможностями - в смысле оценки каждого человека по одинаковым стандартам - люди из разных слоев общества не обязательно хотят заниматься одними и теми же вещами, а тем более вкладывать свое время и силы в развитие одних и тех же навыков и талантов.

Например, в американском спорте чернокожие очень сильно перепредставлены в профессиональном баскетболе, белые - в профессиональном теннисе, а латиноамериканцы - в Высшей лиге бейсбола. В профессиональном хоккее, где в США больше команд, чем в Канаде, канадских игроков больше, чем американских, несмотря на то что население США в восемь раз больше населения Канады. В НХЛ также больше хоккеистов из Швеции, расположенной почти за 4000 миль, чем хоккеистов из Калифорнии, хотя население Калифорнии почти в четыре раза больше населения Швеции.

Разные климатические условия - одна из многих других неравноценных вещей. Более холодный климат, когда водные артерии замерзают на несколько месяцев подряд, дает больше возможностей для того, чтобы больше людей развивали навыки катания на коньках, необходимые для хоккея. Такой климат гораздо чаще встречается в Канаде и Швеции , чем в США в целом или в Калифорнии в частности.

Климатические различия - одно из множества других различий, которые могут способствовать развитию одних способностей у конкретных народов и препятствовать развитию других.

В основе концепции социальной справедливости лежит предположение о том, что, поскольку экономическое и иное неравенство между людьми значительно превышает любые различия в их врожденных способностях, это неравенство является свидетельством или доказательством последствий таких человеческих пороков, как эксплуатация и дискриминация.

Эти пороки на самом деле входят в число тех факторов, которые не позволяют различным группам людей - будь то классы, расы или нации - иметь равные или даже сопоставимые результаты в экономической и других сферах. Но человеческие пороки не имеют монополии на то, чтобы быть причиной экономического и иного неравенства.

Особенно трудно доказать, что неравенство в результатах может автоматически предполагаться вызванным дискриминацией со стороны доминирующего большинства в отношении подчиненных меньшинств, когда на самом деле многие подчиненные меньшинства экономически превосходили доминирующее большинство во многих странах мира и во многие периоды истории.

Например, исследование Османской империи показало, что ни один из 40 частных банкиров, зарегистрированных в Стамбуле в 1912 году, не был турком, хотя правили империей турки. Ни один из 34 биржевых маклеров в Стамбуле не был турком. Из капитальных активов 284 промышленных фирм в Османской империи, в которых работало пять и более человек, 50 процентов принадлежали грекам и еще 20 процентов - армянам.

Османская империя отнюдь не была уникальной. Среди расовых или этнических меньшинств, владеющих или управляющих более чем половиной всей промышленности в отдельных странах, - китайцы в Малайзии, немцы в Бразилии, ливанцы в Западной Африке, евреи в Польше, итальянцы в Аргентине, индийцы в Восточной Африке, шотландцы в Великобритании, ибо в Нигерии, и марварцы в Индии.

В отличие от этого, мы можем прочитать массу литературы о социальной справедливости, не встретив ни одного примера пропорционального представительства различных групп в открытых для конкуренции видах деятельности - ни в одной стране в современном мире, ни в любое время на протяжении тысячелетий истории.

Среди множества факторов, которые могут помешать равным потенциальным возможностям человека создать одинаково развитые способности, есть факторы, над которыми человек имеет очень мало контроля - например, география - и другие факторы, над которыми человек вообще не имеет контроля, например, прошлое. Существует бесчисленное множество факторов, которые могут создать неравные шансы, и некоторые из них стоит рассмотреть подробнее.

Начнем с самого обыденного примера очевидного неравенства возможностей: большинство ведущих марок пива в США были созданы людьми с немецкими корнями. Китайское пиво Tsingtao также было создано людьми немецкого происхождения. Немцы также занимают видное место среди производителей пива в Аргентине, Бразилии и Австралии. В Европе Германия уже давно является ведущим производителем пива.

Так получилось, что немцы производили пиво еще во времена Римской империи. Когда определенный народ занимается каким-то делом более тысячи лет, стоит ли удивляться, что он, как правило, более успешен в этом деле, чем другие, не имевшие такой истории?

Здесь мы говорим не о врожденном потенциале достижений вообще, а о развитых способностях к выполнению совершенно конкретных действий. Каким бы ни было стечение обстоятельств, побудившее немцев начать варить пиво в древности, навыки, выработанные ими за многие века после этого, являются фактом сегодняшней жизни. То же самое можно сказать и о других группах, которые в прошлом развивали особые навыки в других конкретных сферах деятельности. Прошлое - одна из многих вещей, над которыми не властен ни один человек, ни один институт, ни одно общество. Прошлое безвозвратно. И, как сказал один известный историк: "Не мы живем в прошлом, а прошлое в нас".

Немцы отнюдь не уникальны в том, что у них есть определенные вещи, которые они делают лучше, чем многие другие народы. И наоборот, есть вещи, которые другие народы делают лучше, чем немцы. Например, часто можно услышать, как люди говорят о "французской кухне" или "итальянской кухне". Но редко - если вообще когда-либо - говорят о "немецкой кухне" или "английской кухне". А ведь все эти народы проживают в странах, сгруппированных в Европе. Рим и Берлин находятся примерно на таком же расстоянии друг от друга , как Нью-Йорк и Чикаго, а Лондон и Париж ближе друг к другу, чем Лос-Анджелес и Сан-Франциско.

Дело в том, что при кажущейся схожести обстоятельств могут существовать совершенно разные истории, культуры и результаты в конкретных начинаниях. Отдельные группы, обладающие особыми навыками в определенных видах деятельности, были обычным фактом жизни на протяжении веков и в странах всего мира. Даже если две группы живут в идентичном материальном окружении сегодня, насколько вероятно, что они испытывали одинаковое влияние окружающей среды на протяжении всех десятков тысячелетий существования человечества?

Шотландцы давно известны во всем мире качеством производимого ими виски, как и французы - своими винами. Но шотландцы не могут сравниться с французами в производстве вина, потому что виноград, который растет во Франции, не растет в более холодном климате Шотландии. Нет никаких причин ожидать, что шотландцы сравняются с французами в производстве вина, а немцы - в производстве пива.

Ни раса, ни расизм, ни любая другая форма дискриминации не нужны для объяснения такого взаимного неравенства. Те, кто автоматически ссылается на дискриминационные предубеждения в качестве объяснения неравных результатов, также не смогли привести ни одной страны в мире, в которой было бы пропорциональное демографическое представительство, которое они сделали критерием.

 

ВЗАИМНЫЕ НЕРАВЕНСТВА

Если равенство групп в одних и тех же сферах деятельности отнюдь не является обычным явлением, то неравенство между группами в разных сферах деятельности встречается довольно часто. Равенство между различными группами людей - предполагаемое теми, кто рассматривает неравенство в результатах как свидетельство или доказательство дискриминационной предвзятости, - вполне может быть верным в отношении врожденных способностей. Но людей не нанимают и не платят за их врожденный потенциал. Их нанимают, оплачивают, принимают в колледжи или на другие желаемые должности на основе их развитых способностей, соответствующих конкретной деятельности. В этих терминах взаимное неравенство может предполагать равные потенциальные возможности, не давая оснований ожидать равных результатов.

Даже у групп, отстающих по многим видам достижений, как правило, есть определенные виды деятельности, в которых они не просто удерживают свои позиции, а превосходят их. Например, группы, не имеющие достаточного образования, могут отставать во многих других сферах деятельности, для которых оно необходимо, и тем не менее такие группы, в целом отстающие, часто преуспевают в некоторых других сферах, где ключевыми факторами являются личный талант и преданность делу. Спорт и развлечения уже давно стали одними из таких сфер деятельности, где высоких достижений добились такие американские группы, вышедшие из бедности, как ирландцы, чернокожие и белые южане.

Хотя равенство групп - как по доходам, так и по возможностям - трудно найти, также трудно найти какую-либо этническую или другую большую социальную группу, которая не имела бы сферы деятельности, в которой она была бы выше среднего.

Взаимное неравенство встречается повсеместно - даже когда равенства нет. Как мы уже видели, в разных видах американского спорта преобладают разные этнические группы. Одним из следствий этого является то, что степень неравенства представительства групп в американском спорте в целом не так велика, как в каждом отдельном виде спорта. Аналогичный принцип по тем же причинам действует и в других сферах деятельности из-за взаимного неравенства.

Например, если посмотреть на богатых исторических личностей в торговле и промышленности, то можно обнаружить, что евреи гораздо шире представлены среди исторических лидеров в розничной торговле, финансах, производстве и продаже одежды, чем в сталелитейной промышленности, автомобилестроении или угледобыче. В профессиональной сфере группы, которые имеют схожее представительство в целом, могут иметь совершенно разное представительство в отдельных профессиях, таких как инженерное дело, медицина или юриспруденция. Американские профессионалы азиатского происхождения не обязательно сконцентрированы в тех же профессиях, что и американские профессионалы ирландского происхождения.

Вследствие взаимного неравенства, чем более узко определена сфера деятельности, тем меньше вероятность того, что различные группы будут представлены сопоставимо. Тем не менее борцы за социальную справедливость часто обвиняют неравномерное представительство групп в отдельной компании в дискриминации работодателей.

Когда разные народы развиваются по-разному в совершенно разных условиях, они могут развивать разные таланты, что создает взаимное неравенство достижений в самых разных сферах деятельности, не обязательно создавая равенство или даже сопоставимость в любой из этих сфер. Такое взаимное неравенство не подкрепляет теорию генетического детерминизма или дискриминационных предубеждений в качестве автоматического объяснения неравенства.

Многие предположения и фразы в литературе о социальной справедливости повторяются бесконечно, без какой-либо эмпирической проверки. Например, когда женщины статистически "недопредставлены" в Силиконовой долине, некоторые люди автоматически предполагают, что это связано с дискриминацией по половому признаку со стороны работодателей Силиконовой долины. Так получилось, что работа, выполняемая в Кремниевой долине, основана на применении инженерных навыков, включая разработку компьютерного программного обеспечения, а американские женщины получают менее 30 процентов степеней в области инженерии, как на уровне колледжа, так и на уровне аспирантуры.

Когда американские мужчины получают менее 20 процентов степеней бакалавра в области образования и только 22 и 32 процента степеней магистра и доктора наук, соответственно, по тем же предметам, стоит ли удивляться тому, что мужчины недостаточно представлены среди школьных учителей, а женщины - среди инженеров?

Сравнивать статистическое представительство женщин и мужчин в любой из этих профессий - все равно что сравнивать яблоки с апельсинами, настолько различны их образовательные специализации. Решения о специализации образования обычно принимались индивидуально, за несколько лет до того, как женщины или мужчины обращались к работодателю, чтобы начать профессиональную карьеру.

Более общий вопрос возникает, когда доходы женщин в целом сравниваются с доходами мужчин в целом. При этом не учитываются многие специфические различия в образе жизни женщин и мужчин. Одно из самых основных таких различий заключается в том, что женщины работают полный рабочий день и круглый год значительно реже, чем мужчины. Данные Бюро переписи населения США показывают, что в 2019 году мужчин, работающих полный рабочий день круглый год, было на 15 миллионов больше, чем женщин, работающих полный рабочий день круглый год. В структуре работы женщин больше частичной занятости, а в некоторые годы многие женщины вообще не работают, часто из-за того, что остаются дома по уходу за маленькими детьми.

Когда учитываются эти и другие различия в характере работы, разница в доходах между мужчинами и женщинами резко сокращается, а в некоторых случаях и вовсе исчезает. Еще в 1971 году одинокие женщины в возрасте от тридцати лет, которые постоянно работали после окончания школы, зарабатывали немного больше, чем мужчины того же возраста.

Когда существуют статистические различия в представленности различных этнических групп, различные модели внутри самих этих групп также часто игнорируются. Типичным примером приравнивания различий в демографическом представительстве к дискриминации со стороны работодателя является заголовок в одной из газет Сан-Франциско:

Почему чернокожие и латиноамериканцы

все еще держатся в стороне от технологической индустрии?

Разве азиатов "не пускают" в профессиональный баскетбол или калифорнийцев "не пускают" в Национальную хоккейную лигу? Является ли равное демографическое представительство настолько распространенным или настолько автоматическим в других сферах деятельности, что его отсутствие в данной сфере может быть вызвано только тем, что кто-то не пускает конкретных людей?

Как и в случае с половыми различиями в демографическом представительстве в инженерном деле, этнические различия в образовательном цензе для инженерной карьеры являются вопиющими. Американцы азиатского происхождения имеют больше дипломов о высшем инженерном образовании, чем чернокожие или латиноамериканцы, каждый из которых превосходит американцев азиатского происхождения по численности населения США. На уровне докторской степени инженерные степени американцев азиатского происхождения превышают число инженерных степеней чернокожих и латиноамериканцев вместе взятых.

Такое этническое неравенство в получении инженерных степеней отнюдь не характерно для Соединенных Штатов. В Малайзии в 1960-х годах представители китайского меньшинства получили 408 дипломов инженеров, в то время как представители малайского большинства - всего 4.

Сравнивая различные этнические группы в той или иной сфере деятельности, мы снова сравниваем яблоки с апельсинами в плане специализированного образования или другой специальной подготовки. В этих обстоятельствах равные возможности - в смысле применения одинаковых стандартов ко всем - не приводят к равным результатам, даже если никто не "не допускается". Китайцы в Малайзии никак не могут "не пустить" малайских студентов в университеты, управляемые малайцами и подчиняющиеся правительству Малайзии, также управляемому малайцами.

Стандарт "несоразмерного воздействия", используемый судами для определения дискриминации работодателей, косвенно предполагает то, что никто не может найти - равное демографическое представительство различных групп. Любое количество научных международных исследований выявило серьезные диспропорции, характерные для стран всего мира. Одно из этих исследований заключает: "Ни в одном обществе все регионы и все части населения не развивались одинаково".

Тем не менее некоторые судьи Верховного суда США приняли статистику "неравномерного воздействия" в качестве доказательства дискриминации работодателей, хотя в самом Верховном суде статистические различия были более экстремальными, чем те, которые используются для обвинения работодателей в дискриминации. В течение восьми лет подряд - с 2010 по 2017 год - все судьи Верховного суда были либо католиками, либо евреями, в стране, где протестантов больше, чем католиков и евреев, вместе взятых. Однако одна из самых очевидных причин сомневаться в каких-либо негативных намерениях или заговоре заключается в том, что эти судьи были назначены президентами обеих политических партий, и все эти президенты были протестантами.

Все это не отрицает того, что предвзятость работодателей является фактором, который может быть и был ответственен за некоторые различия в результатах трудоустройства. Но человеческие предубеждения не являются монополистом среди множества факторов, препятствующих "равным шансам".

 

ИСТОКИ НЕРАВЕНСТВА

Вопрос о том, обладают ли различные социальные группы равными или неравными способностями в различных сферах деятельности, сильно отличается от вопроса о том, создают ли расовые или половые различия врожденный умственный потенциал, определяемый генами. Допущение генетического детерминизма, господствовавшее среди американских интеллектуалов эпохи прогрессизма в начале XX века, в данном контексте не имеет никакого значения, хотя оно будет рассмотрено в главе 2, а также более подробно рассмотрено в других разделах.

Если мы предположим, что каждая социальная группа или даже каждый человек обладает равным умственным потенциалом в момент зачатия, этого все равно будет недостаточно, чтобы гарантировать даже равный "врожденный интеллект" при рождении, не говоря уже о равном развитии способностей после взросления в неравных условиях и/или культурной ориентации на разные цели в разных областях.

 

Неравенство между людьми

Неравные условия начинаются еще в утробе матери. Исследования показали, что различия в питании беременных женщин отразились впоследствии на разнице в IQ их детей, когда эти дети были достаточно взрослыми для тестирования. Потребление матерями различных веществ может оказывать положительное или отрицательное влияние на IQ и общее самочувствие ребенка.

Даже там, где мы могли бы с полным основанием ожидать наибольшего равенства развитых способностей - среди детей, родившихся у одних и тех же родителей и воспитывавшихся в одном и том же доме, - исследования, проведенные еще в XIX веке и охватывающие страны по обе стороны Атлантики, показали, что дети, родившиеся первыми в семье, имеют в целом более высокий средний IQ, более высокий процент окончания колледжа, и более высокий процент высоких достижений в самых разных областях деятельности.

Например, в Соединенных Штатах исследование показало, что более половины финалистов Национальной стипендии "Мерит" были первенцами даже в пятидетных семьях, а также в двухдетных, трехдетных и четырехдетных семьях. Другими словами, в пятидетных семьях первенцы становились финалистами чаще, чем остальные четыре брата и сестра вместе взятые. Другие показатели успешности образования или карьеры также показали, что первенцы и единственные дети чаще других оказываются в числе лучших в различных начинаниях, как в США, так и в других странах.

Первенец, или единственный ребенок, может пользоваться безраздельным вниманием обоих родителей на протяжении важнейшего периода раннего развития ребенка. Это то, чего не могут иметь последующие братья и сестры. И наоборот, дети, воспитывающиеся только одним родителем, по данным ряда исследований, имеют более высокую частоту возникновения многих социальных проблем - опять же, как в США, так и по другую сторону Атлантики. Исследования мальчиков, воспитывающихся без отца, показали, что они очень сильно перепредставлены среди людей с различными патологиями - от прогулов до убийств.

Как говорится в одном из исследований, эти патологии коррелировали с безотцовщиной сильнее, чем с любым другим фактором, "превосходя даже расу и бедность". Уровень лишения свободы среди безотцовщинников был выше среднего, независимо от того, были ли они черными или белыми, хотя среди черных он был выше. Не все различия между расами объясняются расой - либо в смысле генетики, либо в смысле расовой дискриминации.

Очевидно, что для этих мальчиков не было "равных шансов", независимо от того, справедливо или несправедливо обращались с ними люди, с которыми они сталкивались в различных учреждениях - от школ до полицейских управлений. Девочки также подвергались негативному влиянию, что выражалось в более высоких показателях подростковой беременности, когда их воспитывал один родитель. Очень похожие патологии были обнаружены в Англии, где этническая структура населения, относящегося к андерклассу, сильно отличается от американской. В Англии низший класс - преимущественно белый, но он демонстрирует многие социальные модели, очень похожие на социальные модели чернокожих с низкими доходами в Соединенных Штатах, даже несмотря на то, что у английского низшего класса нет "наследия рабства", которое можно было бы использовать в качестве автоматического объяснения.

Когда американские дети растут в разных социальных классах, с разными методами воспитания, шансы этих детей вырасти с одинаковыми способностями во взрослой жизни могут быть серьезно снижены. Исследования показали, что дети, воспитываемые родителями-профессионалами, слышат в три раза больше слов в час, чем дети, воспитывающиеся в семьях, находящихся на социальном обеспечении. Более того, эти слова гораздо чаще бывают позитивными и ободряющими, если родители - профессионалы, и чаще негативными и обескураживающими, если семья находится на социальном обеспечении.

Неужели кто-то всерьез верит, что дети, которые проводят свои первые годы жизни в таких разных семьях, будут такими же, как и другие, в школе, на работе или в других местах?

При проверке предположений фактами необходимо проводить четкое различие между равными потенциальными возможностями в начале жизни и одинаково развитыми способностями в дальнейшем. Некоторые сторонники социальной справедливости могут неявно предполагать, что различные группы населения обладают одинаково развитыми способностями, поэтому разные результаты кажутся недоуменными. Но когда речь идет о реальных возможностях, человек не равен даже самому себе - ни физически, ни умственно - на разных этапах своей жизни, а уж тем более не равен всем остальным людям на разных этапах их жизни.

Неравенство между группами

Кажущееся непобедимым заблуждение, лежащее в основе концепции социальной справедливости, заключается в том, что большие категории людей - классы, расы, нации - были бы, как правило, равны или, по крайней мере, сопоставимы в своих результатах в различных сферах деятельности, если бы не некая дискриминационная предвзятость, которая привела к большим различиям, которые мы видим вокруг нас.

И все же разные группы с разным медианным возрастом, различающимся на десяток-другой лет, вряд ли будут равны в делах, требующих либо физической энергичности молодости, либо опыта, который приходит с возрастом. Когда средний возраст американцев японского происхождения составляет 52 года, а американцев мексиканского происхождения - 28 лет, их разная представленность в разных профессиях и на разных уровнях дохода не вызывает удивления. Если бы эти две группы были идентичны во всех остальных отношениях, одних только возрастных различий было бы достаточно, чтобы они различались по доходам, поскольку американцы среднего возраста имеют более высокий медианный доход, чем американцы двадцатилетнего возраста.

В нациях - как и в классах, расах или этнических группах - одних только возрастных различий достаточно, чтобы сделать равные экономические или иные результаты очень маловероятными. Есть целые нации, средний возраст населения которых превышает 40 лет (Германия, Италия, Япония), и другие нации, средний возраст которых меньше 20 лет (Нигерия, Афганистан, Ангола). Почему кто-то должен ожидать, что нация, где половина населения - младенцы, маленькие дети и подростки, будет иметь такой же опыт работы и образование - такой же человеческий капитал - как нация, где половина населения - 40 лет и старше?

Разные страны также находятся в разных географических, климатических и других условиях, с разными преимуществами и недостатками. Даже если бы их население обладало одинаковым потенциалом, вряд ли можно было бы ожидать, что оно будет обладать одинаково развитыми способностями после того, как в течение столетий оно столкнулось с задачей выживания и эволюции в совершенно разных условиях по всему миру.

Целые континенты сильно отличаются друг от друга. Хотя Африка более чем в два раза больше Европы, европейская береговая линия на тысячи километров длиннее африканской. Это может показаться почти невозможным. Но европейское побережье имеет бесчисленное множество изгибов и поворотов, создающих гавани, где корабли могут безопасно причалить, укрывшись от бурных вод открытого моря. Эти гавани - даже большее преимущество, чем длинная береговая линия как таковая.

Европейская береговая линия также увеличивается за счет многочисленных островов и полуостровов, которые составляют более трети общей площади континента. В отличие от этого, африканское побережье гладкое, с гораздо меньшим количеством гаваней и островов и полуостровов, которые составляют всего 2 процента от площади Африки.

Стоит ли удивляться, что европейцы долгое время пользовались преимуществами гораздо большей морской торговли, чем африканцы? Адам Смит отметил это географическое различие еще в XVIII веке, и отверг утверждения о расовой неполноценности африканцев. Другие ученые также описывали многочисленные и серьезные географические недостатки Африки к югу от Сахары. Выдающийся французский историк Фернан Бродель заключил: "Для понимания Черной Африки география важнее истории".

Гавани - это лишь один из видов судоходных водных путей, имеющих большое значение для экономического и социального развития человека. Это связано с огромной разницей в стоимости водного и наземного транспорта. Например, в древнем мире стоимость перевозки груза по Средиземному морю - более 2000 миль - была меньше, чем стоимость перевозки того же груза всего на 75 миль вглубь страны. Это означает, что люди, живущие на побережье, имели гораздо больший спектр экономических и социальных взаимодействий с другими людьми и местами на побережье, чем люди , живущие в глубине страны, с другими людьми, живущими в глубине страны, или со своими прибрежными соотечественниками.

В одном из географических трактатов отмечалось, что в древности средиземноморские внутренние районы Европы "задерживались в отсталой цивилизации по сравнению со средиземноморским побережьем". Это не было свойственно и средиземноморскому региону. В разных частях света было принято, что "на побережье страны первой развивается не местная цивилизация, а космополитическая культура, которая затем распространяется вглубь страны с морского побережья" Бывали и особые исключения, но это была общая закономерность.

Эта закономерность отражает огромную разницу между стоимостью водного и наземного транспорта, что, в свою очередь, во многом влияет на экономические перспективы. Большинство крупных городов мира расположены на судоходных водных путях, поскольку транспортировка огромного количества продовольствия, необходимого для пропитания людей в этих городах, была бы чрезвычайно дорогой, если бы все продукты приходилось перевозить исключительно по суше - особенно до появления современных железных дорог и грузовиков в течение последних двух столетий. Даже сегодня места, где есть доступ к судоходным рекам, имеют большие экономические преимущества, особенно если эти судоходные реки соединяются с прибрежными районами.

Климат - еще один аспект природы, который может влиять на экономическое и социальное развитие человека. Плодородные почвы чаще встречаются в умеренных зонах, чем в тропиках. Это, безусловно, влияет на продуктивность сельского хозяйства. Но на этом его последствия не заканчиваются. Урбанизация зависит от продовольствия, поставляемого из-за пределов городских общин, причем основным источником обычно является сельское хозяйство. На протяжении веков непропорционально большая доля достижений в науке, технике и других сферах деятельности приходилась на городские сообщества.

Эмпирическое исследование, проведенное Гарвардским центром международного развития, показало, что места в умеренном поясе с плодородной почвой и расположенные в пределах 100 километров от моря составляют 8 процентов от всей заселенной территории мира. Но в таких местах проживает 23 % населения мира и производится 53 % мирового валового внутреннего продукта. Это отражается в общемировой разнице в доходах на человека между такими местами и остальным миром.

Это лишь одно из многих различий между географическими регионами мира. Когда европейцы прибыли в Западное полушарие, у коренных народов не было ни лошадей, ни волов, ни верблюдов, ни слонов, ни каких-либо других тяжелых тягловых животных или ночных зверей для перевозки людей и грузов, как это делали животные в большей части Восточного полушария. Ламы существовали в империи инков в части Южной Америки, где их использовали в качестве тягловых животных. Но даже в той части Южной Америки, где ламы существовали, они не были достаточно крупными, чтобы сравниться с животными, используемыми в другой половине мира.

Нехватка тягловых и грузовых животных в Западном полушарии имела и более широкие экономические последствия. Делая наземные перевозки еще более дорогостоящими, чем обычно, нехватка животных ограничивала расстояния, на которые было экономически целесообразно перевозить грузы. Это, в свою очередь, ограничивало и размеры судов для водных перевозок. Каноэ были распространены в Западном полушарии. Но суда такого размера, как европейские или еще более крупные китайские корабли в средние века, были экономически нецелесообразны без животных для перевозки огромных грузов, которые требовались для заполнения таких кораблей.

До прихода европейцев в Западном полушарии также не было колесных транспортных средств. Колесо иногда считается эпохальным изобретением для экономического развития. Но колесные транспортные средства без животных, которые их тянули, не обладали таким потенциалом. Майя изобрели колесо, но оно использовалось на детских игрушках. Если бы майя общались с инками и их ламами, возможно, колесные транспортные средства, запряженные животными, стали бы экономическим активом в Западном полушарии. Но географические ограничения на размер культурной вселенной в Западном полушарии в то время не позволили создать такую разработку.

Когда англичане столкнулись с ирокезами в Северной Америке, это были народы, опирающиеся на совершенно разные по размеру культурные вселенные. Хотя ирокезы представляли собой конфедерацию племен, живших на большой территории, животные, обитавшие на обширной евразийской земле и отсутствовавшие в Западном полушарии, дали британцам доступ к изобретениям, открытиям и знаниям из гораздо более обширных регионов мира. Англичане могли ориентироваться в океане с помощью компаса, изобретенного в Китае, управлять кораблем с помощью рулей, изобретенных в Китае, производить расчеты с помощью математических понятий из Египта, использовать систему счисления, изобретенную в Индии, и писать на бумаге, изобретенной в Китае, используя буквы, созданные римлянами.

Ирокезы не имели сопоставимого доступа к культурным достижениям инков или майя. Они также не имели такого широкого доступа к многочисленным болезням, которые распространялись по обширным евразийским землям - протяженностью более 10 000 километров, - вызывая опустошительные эпидемии в прошлые века, но оставляя выжившее население Европы с биологической устойчивостью ко многим болезням, микробы которых они забирали с собой в Западное полушарие. Там эти болезни опустошили многие коренные народы, у которых не было биологической устойчивости к этим заболеваниям. Смертность среди коренных народов, иногда превышающая 50 и более процентов, способствовала завоеванию европейцами Северной и Южной Америки.

Ни в отношении географических факторов, ни в отношении других аспектов природы мы не можем автоматически предполагать равные или случайные результаты среди людей. Существует слишком много факторов, чтобы ожидать, что все они будут равны или останутся равными на протяжении тысяч лет экономического и социального развития человечества.

Природа - как пример таких вещей, как различия в географии, климате, болезнях и животных - не была эгалитарной, несмотря на утверждение Руссо о том, что природа порождает равенство. По словам выдающегося историка экономики Дэвида С. Ландеса, "природа, как и жизнь, несправедлива" и "мир никогда не был равным игровым полем" .

Многочисленные географические факторы, меняющиеся от места к месту, не означают географического детерминизма. Эти и другие факторы взаимодействуют с человеческими знаниями и человеческими ошибками, как они развивались в разные эпохи. Голод случался в тех местах, где были очень плодородные земли, которые производили излишки продовольствия на экспорт, как до голода, так и после него. Предложение природных ресурсов не является фиксированным, поскольку то, что является природным ресурсом, зависит от того, что люди умеют использовать, а это меняется с изменением знаний человека от одной эпохи к другой.

Западная и Северная Европа долгое время располагали большим количеством природных ресурсов, используемых в промышленной революции, - железной рудой и углем, например, - чем Восточная и Южная Европа. Но все это не имело значения в течение многих тысяч лет, прежде чем знания людей развились до такой степени, что они были способны создать промышленную революцию. То, какая часть Европы оказалась в более выгодном или невыгодном положении, зависело от конкретных эпох и имевшихся в них человеческих знаний.

В отношениях между полами природа была не более справедлива, чем в отношении других социальных групп, обществ или наций. Человеческие двойные стандарты сексуального поведения для женщин и мужчин были бледным отражением более фундаментальных двойных стандартов природы. Каким бы безрассудным, эгоистичным, глупым или безответственным ни был мужчина, он никогда не забеременеет. Простой и понятный факт, что женщины рожают детей, означает, что они не имеют равных шансов во многих других аспектах жизни, даже когда некоторые человеческие общества предлагают равные возможности для людей с одинаково развитыми способностями.

Кажущееся непобедимым заблуждение, что только человеческая предвзятость может объяснить различные экономические и социальные результаты у разных народов, многократно опровергается неопровержимыми фактами в обществах по всему миру. Какими бы ни были условия жизни людей в начале существования вида, уже прошли десятки тысячелетий, прежде чем кто-то придумал фразу "социальная справедливость".

На протяжении этих почти невообразимо огромных промежутков времени разные народы развивались по-разному в самых разных условиях по всему миру, развивая различные таланты, которые создавали взаимное неравенство достижений в различных сферах деятельности, не обязательно создавая равенство или даже сопоставимость в любой из этих сфер.

 

Окружающая среда и человеческий капитал

Окружающая среда не может быть определена просто как текущее материальное окружение. Человеческий капитал также не может быть определен как просто образование или навыки. Такие качества, как честность, являются не только моральными добродетелями для отдельных людей, но и человеческим капиталом для сообществ, их культур и экономик.

Если географическая среда предлагает лишь ограниченные и изолированные участки малоплодородной земли, способные прокормить лишь небольшие общины, живущие на грани выживания, то люди в этой среде мало что выиграют от обмана и все потеряют, если не будут держаться вместе и быть честными друг с другом ради взаимного доверия и сотрудничества, необходимых для их выживания в условиях, когда выживание отнюдь не гарантировано.

Люди, веками живущие в маленьких, бедных и изолированных сообществах, где нет ни полиции, ни пожарных, знают, что любое чрезвычайное происшествие может превратиться в катастрофу, если они не будут держаться вместе и не придут друг другу на помощь. Такие обстоятельства - очевидные для тех, кто в них живет, - могут способствовать честности и сотрудничеству больше, чем любые проповеди и законы. Другие люди, находящиеся в совершенно иных, более благоприятных обстоятельствах, могут развить в себе такое же чувство честности и сотрудничества, а могут и не развить.

Короче говоря, честность - один из многих факторов, которые нельзя считать одинаково присутствующими во всех местах или среди всех народов. Эмпирические данные также не свидетельствуют о равенстве в этом факторе, как и во многих других. Среди простых тестов, используемых для оценки честности у разных народов и в разных местах, были проекты, в которых в общественных местах в разных городах мира намеренно оставляли кошельки, содержащие как деньги, так и личные документы.

Когда в 2013 году в рамках одного из таких проектов в разных городах в общественных местах была оставлена дюжина кошельков, количество возвращенных кошельков с деньгами в них варьировалось от одиннадцати из двенадцати в Хельсинки (Финляндия) до одного из двенадцати в Лиссабоне (Португалия). Более того, один кошелек, который был возвращен в Лиссабоне, вернула пара, приехавшая из Нидерландов; ни один португалец не вернул ни одного кошелька. В ходе более раннего исследования было установлено, что в Норвегии возвращено 100 процентов кошельков, в США - 67 процентов, в Китае - 30 процентов, а в Мексике - 21 процент.

Другой проверкой честности стало пятилетнее исследование того, кто из дипломатов ООН оплачивает свои штрафы за парковку в Нью-Йорке, где дипломатический иммунитет защищает их от судебного преследования. У Египта, где работают 24 дипломата ООН, за этот пятилетний период были тысячи неоплаченных штрафов за парковку. В то же время Канада, где работает столько же дипломатов ООН, сколько и в Египте, за тот же пятилетний период вообще не имела неоплаченных штрафов за парковку. Не было штрафов и у Великобритании с 31 дипломатом ООН и Японии с 47 дипломатами ООН.

В XIX веке Джон Стюарт Милль отмечал, что уровень честности или нечестности в обществе является одним из основных факторов развития его экономики. Используя в качестве примера высокий уровень коррупции в России, Милль пришел к выводу, что она должна быть "огромным препятствием на пути к экономическому совершенствованию". С тех пор - будь то при царях, коммунистах или в посткоммунистической России - коррупция была повсеместной. Одно время соотечественники называли некоторых людей "честными как немец" - молчаливое признание того, что такие качества не так уж часто встречаются среди русских.

Напротив, промышленной революции в Англии способствовали инвестиции из иностранных государств, инвесторы которых могли положиться на репутацию британского законодательства как честного и беспристрастного.

Нет больше причин ожидать, что все люди, группы или нации будут одинаково честными, чем ожидать, что они будут обладать одинаковыми навыками, одинаковым богатством или одинаковым IQ.

Даже в странах с широко распространенной коррупцией, где то, что называют "радиусом доверия", редко выходит за пределы нуклеарной семьи, могут существовать отдельные группы, обладающие достаточным доверием между собой, чтобы вести бизнес на основе устных договоренностей, не прибегая к ненадежным правовым системам. Марвари в Индии и различные подгруппы заморских китайцев в Юго-Восточной Азии даже смогли вестимеждународную торговлю с членами своих групп в других странах на основе устных договоренностей.

Это может быть огромным конкурентным экономическим преимуществом в странах с ненадежными правовыми и политическими институтами, когда коренные соперники вынуждены быть гораздо более осторожными в экономических сделках. Но даже в стране с более надежными институтами есть свои преимущества в том, чтобы, как это делают евреи-хасиды в Нью-Йорке, передавать друг другу партии драгоценностей для продажи и делить прибыль на основе устных договоренностей.

Каким бы ни был уровень честности в данном обществе, нет причин ожидать, что существующее неравенство в этих вопросах останется неизменным навсегда, когда за столетия изменилось множество других вещей. Но в любой момент времени честность является одним из многих факторов, которые меняются, что делает равные шансы для всех очень маловероятными.

 

Эпизодические факторы

Помимо постоянных различий между народами, существуют также непредсказуемые эпизодические события - войны, голод, эпидемии, - которые могут нарушить путь развития отдельных народов. Исход военных конфликтов может быть делом случая, который не поддается исчислению, но способен определить судьбу целых обществ или наций на последующие поколения или столетия.

Если бы в битве при Ватерлоо победил Наполеон, а не его противник герцог Веллингтон, история народов и государств на всем европейском континенте могла бы сложиться совсем иначе. Сам Веллингтон сказал впоследствии, что исход этого сражения был "самым близким к тому, что вы когда-либо видели в своей жизни". Все могло пойти по-другому. Если бы предыдущие битвы против вторгшихся исламских войск при Туре в 732 году или при осаде Вены в 1529 году пошли по другому пути, Европа в культурном плане была бы сегодня совсем другой.

Как оказалось, Европа была далеко не однородной в культурном, экономическом и других отношениях цивилизацией, народы которой обладали одинаковым количеством и видом человеческого капитала по всему континенту. Вместо этого языки Западной Европы обрели письменность на столетия раньше, чем языки Восточной Европы. Это имело серьезные последствия для образования народов этих двух регионов, у которых было мало шансов быть равными в делах, требующих знаний и навыков, которые преподаются по учебникам в школах и колледжах.

Это не просто неравенство, оставшееся в прошлом, поскольку эволюция к настоящему началась с очень разного прошлого в разных местах и в разное время. Восточная Европа на протяжении веков была беднее и менее индустриально развита, чем Западная, а уровень убийств в Восточной Европе на протяжении веков был кратен уровню убийств в Западной Европе.

Разрыв между Востоком и Западом не был единственным источником национального неравенства в Европе. В начале XX века, "когда только 3 процента населения Великобритании было неграмотным, в Италии этот показатель составлял 48 процентов, в Испании - 56 процентов, в Португалии - 78 процентов". В 1900 году аналогичные различия наблюдались и в империи Габсбургов, где уровень неграмотности варьировался от 3 процентов в Богемии до 73 процентов в Далмации. Масштабные научные исследования выявили большие различия как в технологическом развитии, так и в количестве ведущих деятелей искусства и науки в разных частях Европы.

Такая же история была и в Африке, где в 1957 году только 11 процентов детей, посещавших среднюю школу в Нигерии, были из северной части страны, где проживало большинство населения. У того, кто родился на севере Нигерии, были далеко не такие шансы, как у того, кто родился на юге Нигерии, - этот факт отразился в разном экономическом успехе племен из этих разных регионов страны.

Как в Европе, так и в Нигерии разные обстоятельства привели разные группы населения к разным уровням грамотности и разной посещаемости школ. В Европе - в прошлые века, когда люди были гораздо беднее, - некоторые группы населения, занятые в сельском хозяйстве, не испытывали особой нужды в грамотности, но часто нуждались в труде детей, чтобы прокормить семью. В таких условиях образование детей часто приносилось в жертву, что лишало их хотя бы косвенных знаний о мире в целом.

В других частях света на развитие бесчисленных народов также влияло бесчисленное множество факторов. Было бы невероятным совпадением, если бы все эти факторы одинаково влияли на все эти народы на протяжении многих тысяч лет в прошлом. Также маловероятно, что на протяжении многих тысячелетий одни и те же народы добивались наивысших успехов на огромных пространствах времени. За те несколько тысячелетий, что длится история, народы, стоявшие в авангарде человеческих достижений, кардинально изменились.

В течение многих веков Китай был намного более технологически развит, чем любая европейская страна, - он получил чугун за тысячу лет до европейцев. Китайцы также имели механическую печать на бумаге, в то время как европейцы все еще писали от руки на более дорогих материалах. Обучение большинства европейцев с помощью дорогостоящих индивидуальных рукописей, а не книг массового производства, было экономически нецелесообразным. Только после того, как европейцы сами освоили механическую печать, они смогли обучать более чем небольшую часть своего населения. И только после того, как на всех языках разных европейских народов появились письменные версии, равное образование и развитие равного человеческого капитала стали возможны даже теоретически.

Различия в человеческом капитале - включая честность и языки, а также профессиональные навыки и промышленные и коммерческие таланты - были обычным явлением как между нациями, так и внутри наций. Невозможно, чтобы люди, оказавшиеся на коротком конце этих косвенных различий, имели "равные шансы" на развитие своих способностей даже в обществе с равными возможностями, в смысле открытой конкуренции для всех и равных стандартов, применяемых ко всем.

Мы можем согласиться с тем, что "равные шансы для всех" были бы желательны. Но это ни в коем случае не гарантирует, что у нас есть знания или сила, необходимые для того, чтобы сделать эту цель достижимой, не жертвуя при этом другими желаемыми целями, от свободы до выживания.

Хотим ли мы, чтобы состав студентов, которых будут обучать передовым медицинским исследованиям, представлял демографическую структуру населения в целом, или же мы хотим, чтобы студенты, независимо от их происхождения, демонстрировали мастерство владения медицинской наукой, что дает им наибольшую вероятность найти лекарства от рака, болезни Альцгеймера и других разрушительных заболеваний? У начинаний есть цели. Неужели потакание идеологическим видениям важнее, чем борьба с раком и болезнью Альцгеймера?

Хотите ли вы, чтобы пилоты авиакомпаний отбирались по демографической принадлежности к различным группам населения, или вы предпочли бы летать на самолетах, пилоты которых отбирались по их мастерству владения всеми сложными вещами, повышающими ваши шансы на безопасное прибытие в пункт назначения? Как только мы признаем множество факторов, которые могут создать различные развитые способности, "равные шансы для всех" становится очень отличным по своим последствиям от "равных возможностей". А последствия имеют - или должны иметь - большее значение, чем какая-то привлекательная или модная теория.

Если говорить более фундаментально, хотим ли мы общества, в котором одни дети рождаются на свет как наследники заранее заготовленных обид на других детей, родившихся в тот же день, - и это портит им обоим жизнь, - или мы хотим хотя бы оставить им возможность решить все в своей жизни лучше, чем мы в своей?

 

ГЛАВА 2. РАСОВЫЕ ЗАБЛУЖДЕНИЯ

Национальные и этнические вопросы часто вызывали яростные утверждения в разные времена и в разных уголках мира. Эти утверждения варьировались от генетического детерминизма Америки начала XX века, провозглашавшего, что "раса - это все" в качестве объяснения групповых различий в экономических и социальных результатах, до противоположного мнения конца того же века о том, что расизм является основным объяснением таких групповых различий.

То, что разные люди имеют разные убеждения, не является чем-то необычным в истории человечества. Необычным - и опасным - является (1) степень, в которой такие убеждения преобладают, не подвергаясь проверке ни фактами, ни логикой, и (2) степень, в которой люди, представляющие эмпирические доказательства, противоречащие преобладающим убеждениям, встречают осуждение ad hominem и попытки подавить их доказательства, используя различные средства - от цензуры до насилия, особенно в академических кампусах.

Это не просто опасность для отдельных людей или конкретных точек зрения. Это угрозы основному функционированию свободного общества, состоящего из ошибочных человеческих существ, чьи различные убеждения должны подвергаться некоторой проверке. В противном случае свободное общество может либо уничтожить свободу, либо уничтожить само себя в результате внутреннего конфликта. И то и другое происходило слишком часто, в слишком многих местах, на протяжении веков.

 

УТВЕРЖДЕНИЯ ПРОТИВ ДОКАЗАТЕЛЬСТВ

Основной вопрос заключается не в том, может ли дискриминация работодателей - или дискриминация в обществе в целом - быть причиной различных экономических и социальных результатов среди расовых или этнических групп. Она может быть, она была, и нет никаких причин исключать ее из числа возможных в наше время. Но также нет причин исключать и многие другие факторы, которые также приводили к неравенству результатов среди всевозможных групп во всем мире и на протяжении всей истории человечества.

Поскольку чаще всего в Соединенных Штатах обсуждаются различия между чернокожими и белыми американцами, это самое подходящее место для начала. Вопрос заключается в том, являются ли различия между черными и белыми американцами необычными или необычно большими по сравнению с различиями между другими группами населения в США или в других странах. Вопрос также заключается в том, существуют ли какие-либо другие видимые причины этих различий, кроме расы - то есть генетики или расизма.

Медианный доход чернокожей американской семьи на протяжении многих поколений был ниже медианного дохода белой американской семьи. Что касается величины разницы, то официальные правительственные данные, начиная с 1947 года, показывают, что ни в один из этих годов разница не достигала 2:1. Как эта конкретная разница соотносится с неравенством среди других групп населения в США или среди групп населения в других странах?

В Соединенных Штатах медианный доход на душу населения таких азиатских этнических групп, как китайцы, японцы, индийцы и корейцы, более чем в два раза превышает медианный доход на душу населения американцев мексиканского происхождения. У этих азиатских групп медианный доход на душу населения также выше, чем медианный доход на душу населения белых американцев. У индейцев Азии медианный доход на душу населения почти в три раза выше, чем у американцев мексиканского происхождения, а медианный доход на душу населения более чем на 15 000 долларов в год выше медианного дохода на душу населения белых американцев. Среди мужчин, работающих полный рабочий день круглый год, мужчины из числа индейцев Азии зарабатывали более чем на 39 000 долларов в год больше, чем белые мужчины, работающие полный рабочий день круглый год.

Неужели это и есть то самое "превосходство белой расы", о котором нас так часто предупреждают в некоторых кругах? Даже среди небелых групп населения с низким уровнем дохода наблюдается значительное совпадение с доходами белых американцев. Например, данные переписи населения 2020 года показывают, что более 9 миллионов чернокожих американцев имеют доходы выше медианных доходов белых американцев. Также существуют тысячи семей чернокожих миллионеров, и даже несколько чернокожих миллиардеров, включая Тайгера Вудса и Опру Уинфри.

Как бы ни отличалась эта ситуация от образа чернокожих в политической риторике, средствах массовой информации и научных кругах - образа, который часто кажется более похожим на тот, что существовал столетие назад, - нынешняя ситуация не является поводом для самоуспокоения. Напротив, это повод для молодого поколения чернокожих учиться, чтобы использовать возможности, которые явно доступны, и продвигать себя еще больше, чем это делали предыдущие поколения чернокожих.

Тем не менее, экономические различия между разными группами вызывают особую озабоченность при обсуждении различных уровней бедности. Например, уровень бедности среди чернокожих американских семей в целом долгое время был выше, чем уровень бедности среди белых американских семей в целом. Но за более чем четверть века, начиная с 1994 года, ни в одном году годовой уровень бедности среди чернокожих семей, состоящих в браке, не превышал 10 процентов. И ни в один год за более чем полвека с 1959 года уровень бедности среди американцев в целом не был ниже 10 процентов.

Если бедность черных семей вызвана "системным расизмом", делают ли расисты исключение для чернокожих, состоящих в браке? Знают ли расисты или заботятся о том, женаты ли чернокожие?

В отличие от этого, уровень бедности в неполных семьях гораздо выше, чем в семьях, состоящих в браке, независимо от того, являются ли они черными или белыми. Уровень бедности белых неполных семей, возглавляемых женщинами, более чем в два раза превышает уровень бедности черных семей, состоящих в браке, в каждом году с 1994 по 2020 год - последний год, за который имеются данные. Если "белые супремасисты" настолько сильны, как такое могло произойти?

Семьи с одним родителем, возглавляемые мужчиной, встречаются реже, чем семьи с одним родителем, возглавляемые женщиной, как среди чернокожих, так и среди белых. Уровень бедности в белых неполных семьях, возглавляемых мужчинами, ниже, чем в белых неполных семьях, возглавляемых женщинами. Тем не менее, уровень бедности в белых неполных семьях, возглавляемых мужчинами, был выше, чем в черных семьях, состоящих в браке, в каждом году с 2003 по 2020 год.

Статистические различия между расами не являются автоматической причиной расовой принадлежности - ни в том смысле, что они обусловлены генетикой, ни в том, что они являются результатом расовой дискриминации. Различия в доле неполных семей среди различных расовых групп - это другие различия, которые влияют на разницу в доходах. Также как и различия в среднем возрасте, и в образовании - среди прочих факторов.

Так же как неравенство в доходах отнюдь не является уникальным для американских расовых или этнических групп, так и неравенство внутри таких групп не обязательно меньше, чем неравенство между этими группами.

Например, в Нью-Йорке в 2017-2018 учебном году в районах с низким уровнем доходов были десятки мест, где в одних и тех же зданиях располагались государственные чартерные школы и традиционные государственные школы, обслуживающие одну и ту же местную общину. Когда чернокожие и испаноязычные ученики обоих типов школ сдавали один и тот же государственный тест по математике, ученики чартерных школ достигали официального уровня "proficient" по математике более чем в 6 раз чаще, чем дети тех же этнических групп в традиционных государственных школах, расположенных в тех же зданиях. Это огромные различия внутри одних и тех же групп, так что ни раса, ни расизм не могут объяснить эти огромные различия. Не могут и культурно предвзятые тесты.

Аналогичным образом, исследование чернокожей общины Чикаго, проведенное в 1930-х годах, показало, что уровень преступности в этой общине варьировался от более чем 40 процентов в некоторых черных кварталах до менее чем 2 процентов в других черных кварталах. Опять же, это были различия в рамках одной расовой группы в одном и том же городе в одно и то же время.

Внутри белого населения также долгое время существовало внутреннее неравенство, столь же значительное, как и неравенство между черными и белыми. Например, в 1851 году, когда белое население Юга было примерно вдвое меньше, чем белое население других регионов, только 8 процентов патентов, выданных в США, получили жители южных штатов. Южные белые также долгое время отставали от других белых в различных трудовых навыках. Например, хотя в 1860 году на Юге насчитывалось 40 процентов всех молочных коров, они производили всего 20 процентов масла и 1 процент сыра. Отставание южан в молочной промышленности сохранилось и в двадцатом веке.

Помимо таких количественных различий, как более высокий уровень неграмотности среди белых на Юге в эпоху антисемитизма, чем среди их белых современников на Севере, многие наблюдатели отмечали заметно более низкий уровень трудолюбия среди белых на Юге. Среди этих наблюдателей были Алексис де Токвиль в своей классической книге "Демократия в Америке" и Фредерик Лоу Олмстед в своем широко читаемом отчете о путешествиях по антбеллумскому Югу "Хлопковое королевство". Среди самих белых южан аналогичные наблюдения высказывали генерал Роберт Э. Ли, писатель Юга эпохи антибеллизма Хинтон Хелпер и историки Юга двадцатого века У.Б. Филлипс и Руперт Б. Вэнс.

Даже сегодня, в XXI веке, в аппалачских районах Кентукки есть округа - округ Клэй и округ Оусли - более чем на 90 % состоящие из белых, где медианный доход домохозяйства не только меньше половины медианного дохода домохозяйства белых американцев в целом по стране, но и на тысячи долларов меньше медианного дохода домохозяйства чернокожих американцев в целом по стране. Согласно исследованию Бюро переписи населения, в 2014 году округ Оусли был самым низкодоходным округом в любом американском штате, а его население на 99 процентов состояло из белых.

Это не просто отдельные случайности в конкретном году. В пяти различных исследованиях, проводившихся на протяжении более чем полувека, в период с 1969 по 2020 год, в этих же самых графствах наблюдалась одна и та же картина доходов.

В 2014 году в журнале New York Times был опубликован рейтинг американских округов по экономическим показателям, и шесть из десяти нижних округов находились в восточном Кентукки. Хотя в статье не упоминалась расовая принадлежность жителей этих округов, данные переписи населения показывают, что в каждом из этих шести округов население более чем на 90 % состояло из белых.

И здесь это не просто случайность какого-то конкретного года. Данные по этим же шести округам, полученные за те же годы с 1969 по 2020 год, показывают очень похожую картину: медианные доходы домохозяйств постоянно намного ниже медианных доходов белых по всей стране, а также медианные доходы домохозяйств постоянно ниже медианных доходов чернокожих по всей стране.

В некотором смысле такие закономерности уходят корнями еще дальше. Более ста лет назад в одном из научных трудов по географии указывалось, как люди одной расы, живущие в разных географических условиях, могут иметь радикально разные экономические и социальные результаты - в качестве примера приводились общины Кентукки. В трактате говорилось о "холмистой стране Камберлендского плато" с ее "однокомнатными хижинами" и "отсталым населением, произошедшим от той же чистой английской расы, что и жители Блюграсса". Эта модель не была характерна и для Соединенных Штатов.

По мнению автора, выдающегося географа Эллен Черчилль Семпл, такое "влияние среды" проявляется "во всех частях света, в каждой расе и в каждом возрасте". Ее собственные объемные исследования, а также исследования других ученых, проведенные с тех пор, показывают, что люди, живущие в горах и предгорьях - "деревенщины" в американской терминологии - обычно отстают как в экономическом, так и в социальном развитии. Высокий уровень отсева из средней школы и низкий уровень выпускников колледжей среди американских деревенщин - очевидные примеры пренебрежения социальным развитием.

То, что мы узнаем о постоянной и тяжелой бедности в общинах деревенщин, может быть полезно для выяснения факторов, связанных с бедностью и отставанием в развитии других народов, в том числе расовых меньшинств. Если каким-то чудом нам удастся свести расизм к нулю, нельзя с уверенностью сказать, насколько это повлияет на ситуацию. Жители американских деревенских округов с низким уровнем дохода уже сталкиваются с нулевым уровнем расизма, потому что эти люди практически все белые. Тем не менее их доходы ниже, чем у чернокожих.

И наоборот, в мире, где никто не верит в искоренение расизма, уровень бедности среди чернокожих супружеских пар неизменно ниже, чем в среднем по стране, а среди белых неполных семей, возглавляемых женщинами, - ниже в два раза. Другими словами, некоторые модели поведения, похоже, окупаются в большей степени, чем отсутствие расизма.

Некоторый акцент на расизме может быть даже контрпродуктивным. Президент Барак Обама рассказал о своем опыте общения с чернокожим молодым человеком, который хотел стать пилотом. Сначала этот молодой человек думал вступить в ВВС США, чтобы пройти обучение на пилота. Но потом, по его словам, он понял, что ВВС "никогда не позволят чернокожему управлять самолетом". Это было сказано спустя десятилетия после того, как во время Второй мировой войны в США была целая эскадрилья чернокожих летчиков-истребителей, а в более поздние годы два чернокожих пилота стали генералами ВВС США. Тот, кто внушил это молодому человеку, причинил ему больше вреда, чем мог бы причинить расист, не дав ему даже попытаться стать пилотом.

Существует множество причин, по которым разные люди оказываются в бедности, и эти причины не ограничиваются только теми, которые сейчас в моде , например, дискриминация по расовому или половому признаку. Все это автоматически не говорит нам о том, насколько сильно дискриминация или любой другой фактор влияет на экономическое или иное продвижение той или иной группы, которое может быть разным в разное время и в разных условиях. Но факты истории, по крайней мере, могут уберечь нас от поспешных автоматических выводов, основанных на риторике и повторении таких крылатых слов, как "наследие рабства", "превосходство белой расы" и "обвинение жертвы".

Алексис де Токвиль создал печальный прецедент в начале XIX века, когда приписал различия между белыми южанами и белыми северянами существованию рабства на Юге . Эту точку зрения поддержали Фредерик Лоу Олмстед и Хинтон Хелпер. Однако в действительности точно такие же различия существовали между предками белых южан и предками белых северян, когда они жили в разных частях Британии, и ни один из них никогда не видел раба. То же самое необоснованное предположение будет вновь использовано в двадцатом веке и в наше время, чтобы попытаться объяснить поведенческие различия между черными и белыми "наследием рабства".

Более частое рождение детей у незамужних женщин среди чернокожих американцев, помимо всего прочего, объясняется "наследием рабства". Однако на протяжении более чем ста лет после окончания рабства большинство чернокожих детей рождалось у женщин, состоящих в браке, и дети росли в семьях с двумя родителями. Дэниел Патрик Мойнихан в 1960-х годах был встревожен тем, что в 1963 году 23,6 процента чернокожих детей родились у матерей-одиночек - и это по сравнению с 16,8 процента в 1940 году.

Хотя эти показатели для чернокожих американцев были гораздо выше, чем для белых, уровень рождаемости незамужних женщин среди белых также неожиданно и резко вырос в 1960-х годах, после того как в течение десятилетий он составлял лишь малую часть того, что стало после 1960 года. Ни для чернокожих, ни для белых эта закономерность не свидетельствует о "наследии рабства", поскольку этот подъем рождаемости незамужних женщин начался для обеих рас с огромным расширением государства всеобщего благосостояния в 1960-х годах. Эта новая тенденция сохраняется уже более полувека. В 2008 году рождаемость незамужних женщин среди белых американцев достигла почти 30 процентов. Это превысило уровень 1963 года среди чернокожих американцев, который встревожил Дэниела Патрика Мойнихана.

Доля рождений у незамужних чернокожих матерей в конце двадцатого века (68,7 процента) все еще значительно превышала долю среди незамужних белых матерей в целом. Однако среди белых матерей с образованием менее 12 лет доля внебрачных рождений в первые годы XXI века была не намного ниже - чуть более 60 процентов.

Как и в случае с другими различиями, различия между расами не обязательно являются расовыми различиями, либо обусловленными генами, либо вызванными расовой дискриминацией. Некоторые модели поведения приводят к схожим результатам в группах, различающихся по расовому признаку, так что эти различия в результатах могут отражать различия в поведении - по любым причинам - не подразумевая ни генетического детерминизма, ни дискриминации со стороны общества. В XXI веке в мире существует ряд европейских стран, где по меньшей мере 40 процентов рождений приходится на незамужних женщин - и в этих странах нет "наследия рабства". Но у них есть развитые государства всеобщего благосостояния.

Судья Оливер Уэнделл Холмс более века назад сказал, что слова-уловки могут "отложить дальнейший анализ на пятьдесят лет". Слишком много слов-уловок уже отложили анализ на более долгий срок - и продолжают это делать.

ГЕНЕТИЧЕСКИЙ ДЕТЕРМИНИЗМ

В первые десятилетия двадцатого века, когда прогрессивизм стал главной новой силой среди американских интеллектуалов и в политике, одним из центральных постулатов прогрессивизма был генетический детерминизм - убеждение, что менее успешные расы генетически неполноценны.

Позже, в последние десятилетия двадцатого века, прогрессисты, имевшие схожие взгляды на такие вопросы, как роль правительства, защита окружающей среды и философия права, заняли противоположную позицию по расовым вопросам. Менее успешные расы теперь считались автоматически жертвами расизма, так как раньше они автоматически считались неполноценными. Выводы были разными, но способы использования доказательств и игнорирования противоположных мнений и доказательств были очень похожи.

Обе группы прогрессистов выражали полную уверенность в своих выводах - по этому и другим вопросам - и отвергали критиков, считая их в лучшем случае неосведомленными, а в худшем - запутавшимися или нечестными.

Хотя прогрессивизм был американским движением, по другую сторону Атлантики подобные взгляды и установки существовали под другими названиями. И там преобладающие взгляды на расовую принадлежность в начале двадцатого века были противоположны тем, какими они стали в конце этого века и в наше время.

Ранний прогрессивизм

Генетический детерминизм зародился не благодаря прогрессистам. В прежние времена многие люди считали, что рождаются с врожденным превосходством над другими людьми, не нуждаясь ни в реальности, ни в притворстве научных доказательств.

Некоторые считали себя выше других как класс или раса, или из-за королевской крови, или еще из-за чего-нибудь. В Великобритании сэр Фрэнсис Гальтон (1822-1911) написал книгу под названием "Наследственная гениальность", основанную на том, что многие выдающиеся достижения были сосредоточены в определенных семьях. Этот вывод мог бы иметь больший вес в качестве доказательства, если бы другие семьи имели сопоставимые возможности, но такое требование вряд ли могло быть выполнено тогда, и неясно, насколько часто оно может быть выполнено сейчас.

Важнейшее эмпирическое доказательство появилось, когда во время Первой мировой войны солдаты армии США проходили тесты на умственные способности. Результаты психических тестов, полученные на выборке из более чем 100 000 таких тестов, показали, что чернокожие солдаты в целом набрали по этим тестам меньше баллов, чем белые. Это рассматривалось как неопровержимое доказательство того, что генетический детерминизм является доказанным фактом. Но внутренняя разбивка данных по психическим тестам показала, что чернокожие солдаты из Огайо, Иллинойса, Нью-Йорка и Пенсильвании набрали больше баллов по психическим тестам армии, чем белые солдаты из Джорджии, Арканзаса, Кентукки и Миссисипи.

Если бы причина разницы в общем количестве тестовых баллов между расами была генетической, то гены людей не меняются, когда они пересекают государственную границу. Но в некоторых штатах школы лучше, чем в других.

Даже в меру информированный человек той эпохи вряд ли мог не знать, что между расами на Юге не все было равно, поскольку политики Юга той эпохи громогласно заявляли о своем стремлении сохранить неравенство. Это не ограничивалось нежеланием тратить одинаковые средства на школы для черных и белых. Еще в конце Гражданской войны, когда тысячи белых добровольцев с Севера отправились на Юг, чтобы учить детей только что освобожденных рабов, эти учителя - в основном молодые женщины - не только подвергались остракизму со стороны белых южан, но даже преследовались и подвергались угрозам.

Это была эпоха, когда многие белые южане не хотели, чтобы чернокожие получали образование, и образовательная политика правительств южных штатов отражала это. Когда богатые белые филантропы, такие как Джон Д. Рокфеллер, Эндрю Карнеги и Джулиус Розенвальд, направили деньги на создание школ для чернокожих детей на Юге, штат Джорджия принял закон, облагающий налогом пожертвования на школы людей другой расы, чем раса учащихся в этих школах.

Самая главная проблема с выводами, сделанными генетическими детерминистами той эпохи, и противоположными выводами, сделанными прогрессистами более поздней эпохи, заключалась в том, как они использовали эмпирические данные. Прогрессисты каждой эпохи начинали с предвзятого мнения и заканчивали изучение доказательств, когда находили данные, которые, казалось, соответствовали их предвзятому мнению. Такой процедуры может быть достаточно, чтобы обеспечить тезисы. Но если цель - найти истину, поиск должен продолжаться, чтобы увидеть, есть ли другие данные, которые противоречат первоначальному убеждению.

Люди, придерживающиеся противоположных взглядов, часто стремятся предоставить противоположные доказательства, поэтому трудность заключается не в том, чтобы найти такие доказательства. Трудность заключается в том, будут ли эти доказательства изучены. Например, были ли другие группы белых - кроме солдат из некоторых штатов во время Первой мировой войны, - которые в двадцатом веке показали такие же низкие результаты в тестах на умственные способности, как и чернокожие, или ниже, чем чернокожие? Оказалось, что такие группы были. К ним можно отнести белых, живущих в некоторых американских горных и предгорных общинах.

Были также белые люди, живущие на Гебридских островах в Шотландии, и белые люди, живущие в лодочных общинах на каналах в Великобритании, с показателями IQ, аналогичными показателям чернокожих американцев. Общим для всех этих белых была изоляция, будь то географическая или социальная изоляция. Такая социальная изоляция от общества в целом уже давно распространена и среди чернокожих американцев.

Хотя чернокожие, служившие в американской армии во время Первой мировой войны, показали несколько более низкие результаты, чем различные представители недавно прибывших европейских иммигрантских групп, другие чернокожие, жившие в северных общинах, часто показывали одинаковые или незначительно более высокие результаты в тестах на умственные способности, чем те же иммигрантские группы. К таким иммигрантам относились дети американцев итальянского происхождения в исследовании IQ, проведенном в 1923 году. Аналогичные результаты были обнаружены в исследовании IQ словаков, греков, испанцев и португальцев в США в 1926 году. В ту эпоху большинство европейских иммигрантов селились за пределами Юга, и у чернокожих, живших за пределами Юга, средний IQ был выше, чем у чернокожих, живших на Юге.

Белые, живущие в изолированных горных и предгорных общинах, представляют собой особенно поразительную группу с точки зрения бедности и изолированности как от внешнего мира, так и от аналогичных общин в тех же горах и предгорьях. Мы видели, как разительно снизились доходы таких людей в округах Аппалачей в XXI веке. Еще в 1929 году были изучены показатели IQ детей в районах гор Блу-Ридж, которые можно сравнить с IQ чернокожих, составлявшим в среднем 85 по стране. Средние показатели IQ белых детей в районах Голубого хребта варьировались от 83,9 до 61,2, в зависимости от того, какой именно тест IQ использовался.

Средний IQ белых детей в горных школах Восточного Теннесси в 1930 году составлял 82,4. Как и у чернокожих детей с аналогичным IQ, у этих белых горных детей IQ в раннем возрасте был выше - 94,68 в возрасте шести лет, но снизился до 73,50 в возрасте шестнадцати лет. Десятилетие спустя, в 1940 году, после многочисленных улучшений как в местной среде, так и в школах, дети в тех же общинах - и, очевидно, из многих тех же семей - имели средний IQ 92,22. Теперь их средний IQ в возрасте шести лет составлял 102,56, а в шестнадцать лет он снизился до 80,00.

Очевидно, что эти более низкие, чем средние, показатели IQ не были обусловлены расовой принадлежностью, но до 1940 года они были, по крайней мере, настолько же ниже среднего по стране показателя IQ , равного 100, как и IQ чернокожих детей. Эти результаты согласуются с тем, что географ Эллен Черчилль Семпл еще в 1911 году сказала, что человеческий прогресс "замедляет свой темп" в предгорьях и "останавливается" в горах. Другие исследования жизни в изолированных горных и предгорных сообществах по всему миру показывают схожие картины бедности и отставания человеческого развития.

В последующие годы появились дополнительные доказательства, несовместимые с генетическим детерминизмом. Исследование 1976 года показало, что у чернокожих сирот, воспитывавшихся в белых семьях, средний уровень IQ был значительно выше, чем у других чернокожих детей, и немного выше среднего по стране. Так получилось, что один из первых выдающихся чернокожих ученых - Джордж Вашингтон Карвер в начале XX века - был сиротой, воспитывавшимся в белой семье.

Генетический детерминизм в начале XX века отнюдь не сводился к вопросу о черных и белых американцах. Вера в то, что чернокожие генетически неполноценны, была уже настолько общепринятой, что большая часть литературы по генетическому детерминизму той эпохи была посвящена утверждению о том, что выходцы из Восточной и Южной Европы генетически неполноценны по сравнению с выходцами из Западной и Северной Европы. В ту эпоху это был серьезный вопрос, поскольку крупномасштабная эмиграция из Европы изменила свое происхождение с преимущественно Западной и Северной Европы в прежние времена на преимущественно Восточную и Южную Европу, начиная с последних двух десятилетий XIX века.

Среди новой массовой волны иммигрантов были восточноевропейские евреи. Один из ведущих специалистов по тестированию умственных способностей той эпохи Карл Бригхем - создатель Схоластического теста способностей (SAT) - заявил, что результаты армейских тестов умственных способностей "опровергают распространенное мнение, что еврей обладает высоким интеллектом". Другой специалист по тестированию умственных способностей, Х.Х. Годдард, который тестировал детей восточноевропейских и южноевропейских иммигрантов в центре приема иммигрантов на острове Эллис, заявил: "Эти люди не могут работать с абстракциями".

Известный экономист той эпохи Фрэнсис А. Уолкер назвал иммигрантов из Восточной и Южной Европы "избитыми людьми из избитых рас" - "грязным и застойным резервуаром населения Европы", происходящим из мест, где "ни одно дыхание интеллектуальной жизни не шевелилось на протяжении веков".

Профессор Эдвард А. Росс, член Американской экономической ассоциации и президент Американской социологической ассоциации, ввел термин "расовое самоубийство", чтобы описать перспективу демографической замены со временем западноевропейцев и североевропейцев, составляющих большинство населения Америки, на восточноевропейцев и южноевропейцев, поскольку обе эти последние группы имеют более высокий уровень рождаемости. Он называл этих новых иммигрантов "быкоподобными людьми" и потомками отсталых народов, сам внешний вид которых "говорит о неполноценности типа".

Профессор Росс сетует на "непредвиденный результат" широкого доступа к медицинским достижениям - а именно на "улучшение перспектив выживания невежественных, глупых, беспечных и очень бедных людей".

Росс был автором более двух десятков книг, имевших большие продажи. В предисловии к одной из его книг было помещено хвалебное письмо Теодора Рузвельта. Среди научных коллег профессора Росса был Роско Паунд, который впоследствии стал деканом Гарвардской школы права. Профессор Паунд признавался профессору Россу, что тот наставил его "на путь, по которому движется мир". Это чувство миссии и предположение о том, что история на нашей стороне, отличало влиятельные труды Роско Паунда на протяжении всей его долгой карьеры, поскольку он пропагандировал судебный активизм, чтобы освободить правительство от конституционных ограничений, оставляя судьям более широкую роль в продвижении прогрессивной социальной политики.

Люди, возглавившие крестовый поход за генетический детерминизм в начале двадцатого века, не были малообразованными представителями низших слоев общества. Среди них были одни из самых интеллектуально выдающихся людей той эпохи по обе стороны Атлантики.

Среди них были основатели таких научных организаций, как Американская экономическая ассоциация и Американская социологическая ассоциация, президент Стэнфордского университета и президент Массачусетского технологического института, а также известные профессора ведущих университетов США. В Англии Джон Мейнард Кейнс был одним из основателей общества евгеники в Кембриджском университете. Большинство этих интеллектуалов были левыми политиками в обеих странах. Но были и консерваторы, в том числе Уинстон Черчилль и Невилл Чемберлен.

В колледжах и университетах США были сотни курсов по евгенике, точно так же, как сегодня на кампусах колледжей и университетов по всей стране существуют аналогичные идеологические курсы, пропагандирующие совершенно разные идеологии в отношении расы, но с очень похожей миссией и очень похожей нетерпимостью к тем, кто не разделяет их идеологию или их миссию.

Термин "евгеника" был придуман сэром Фрэнсисом Гальтоном для описания программы по сокращению или предотвращению выживания людей, считающихся генетически неполноценными. Он сказал, что "существуют настроения, по большей части совершенно необоснованные, против постепенного вымирания неполноценной расы". Профессор Ричард Т. Эли, один из основателей Американской экономической ассоциации, сказал о людях, которых он считал генетически неполноценными: "Мы должны предоставить наиболее безнадежным классам, оставшимся позади нашего социального прогресса, опеку с максимально возможным развитием, с разделением полов и заключением, чтобы предотвратить размножение".

Другие выдающиеся ученые современности высказывали очень похожие мнения. Профессор Ирвинг Фишер из Йельского университета, ведущий американский экономист-монетарист своего времени, выступал за предотвращение "размножения худших" путем "изоляции в общественных учреждениях и в некоторых случаях хирургической операции". Профессор Генри Роджерс Сигер из Колумбийского университета также говорил, что "мы должны смело пресекать линии наследственности, которые были доказаны как нежелательные", даже если для этого потребуется "изоляция или стерилизация".

Выдающийся профессор экономики Гарвардского университета Фрэнк Тауссиг сказал о множестве людей, которых он считал неполноценными, что если их нельзя "хлороформировать раз и навсегда", то "по крайней мере их можно изолировать, закрыть в приютах и убежищах и не давать им возможности распространять свой род".

Непринужденная легкость, с которой ведущие ученые того времени выступали за пожизненное заключение людей, не совершивших никаких преступлений, и лишение их нормальной жизни, является болезненно-отрезвляющим напоминанием о том, что может произойти, когда идея или видение становятся головокружительной догмой, подавляющей все остальные соображения. Широко читаемая книга той эпохи, "Уход великой расы" Мэдисона Гранта, заявляла, что "раса лежит в основе всех проявлений современного общества", и осуждала "сентиментальную веру в святость человеческой жизни", когда она используется "для предотвращения как уничтожения дефективных младенцев, так и стерилизации таких взрослых, которые сами по себе не представляют ценности для общества" .

Эта книга была переведена на другие языки, в том числе на немецкий, и Гитлер назвал ее своей "Библией".

Прогрессисты начала двадцатого века отнюдь не были нацистами. Они гордились тем, что выступали за широкий спектр мер по улучшению социального положения, очень похожих на те, за которые выступали другие прогрессисты в более поздние годы двадцатого века и в наше время.

Выдающийся экономист Ричард Т. Эли, например, отвергал экономику свободного рынка, потому что считал государственную власть чем-то, что следует применять "для улучшения условий, в которых живут или работают люди". Он не считал государственную власть угрозой свободе, а говорил, что "регулирование властью государства производственных и других социальных отношений, существующих между людьми, является условием свободы". Он выступал за "общественную собственность" на коммунальные услуги, автомобильные и железные дороги, заявлял, что "профсоюзы должны законодательно поощряться в их усилиях по сокращению рабочего дня и повышению заработной платы" и что "налоги на наследство и доходы должны быть в целом расширены". Евгеника была для него еще одной социальной льготой, которую он хотел получить от правительства.

Профессор Эли был человеком явно левыхвзглядов, его называли "отцом институциональной экономики" - направления экономики, давно отмеченного своей оппозицией к экономике свободного рынка. Один из учеников Эли - Джон Р. Коммонс - стал ведущим институциональным экономистом в Висконсинском университете. Профессор Коммонс отвергал свободную рыночную конкуренцию, потому что "конкуренция не уважает высшие расы", так что "раса с самыми низкими потребностями вытесняет другие".

Среди других учеников Эли был легендарный прогрессивный президент США Вудро Вильсон. Президент Вильсон тоже считал некоторые расы неполноценными. Он одобрил аннексию Пуэрто-Рико, осуществленную до него президентом Уильямом Маккинли, сказав о присоединившихся: "Они - дети, а мы - мужчины в этих глубоких вопросах управления и справедливости". Администрация Вильсона провела сегрегацию чернокожих сотрудников федеральных учреждений в Вашингтоне, и показала фильм "Рождение нации", прославляющий Ку-клукс-клан, в Белом доме для приглашенных гостей.

Как и другие прогрессисты его времени и более поздних эпох, Вудро Вильсон не видел опасности для свободы в расширении государственной власти - будь то путем создания новых федеральных агентств, таких как Федеральная торговая комиссия и Федеральная резервная система во время его собственной администрации, или путем назначения федеральных судей, которые будут "толковать" Конституцию, чтобы ослабить то, что президент Вильсон считал чрезмерным ограничением полномочий правительства.

В своей книге "Новая свобода" Вудро Вильсон произвольно определил государственные пособия как новую форму свободы, тем самым словесно отбросив опасения по поводу того, что расширение полномочий правительства представляет собой угрозу свободе людей. Такое переосмысление свободы сохранилось среди различных более поздних сторонников расширения полномочий государства всеобщего благосостояния и в XXI веке.

Среди других видных ученых начала прогрессивной эпохи, которые, наряду с пропагандой евгеники, занимали явно левые политические позиции, был уже упоминавшийся профессор Эдвард А. Росс, считавшийся одним из основателей профессии социолога в США. Профессор Росс называл "нас, либералов", людьми, которые выступают "за общественные интересы против мощных эгоистичных частных интересов", и осуждал тех, кто не соглашался с его взглядами, как недостойных "содержанок" - выразителей особых интересов, "наемный корпус", в отличие от "нас, поборников социального благосостояния".

По крайней мере, в своем собственном сознании эти прогрессисты начала XX века выступали за социальную справедливость - и Роско Паунд использовал именно эту фразу. Не стоит сомневаться в искренности Росса, как он сомневался в искренности других. Люди могут быть очень искренними, когда предполагают собственное превосходство.

Мэдисон Грант, чью книгу Гитлер назвал своей "Библией", также был ярым прогрессистом начала XX века. Хотя он не был академическим ученым, но и не был невежественной деревенщиной. Он происходил из богатой нью-йоркской семьи, получил образование в Йельском университете и на юридическом факультете Колумбийского университета. Он был активистом прогрессивных движений, таких как охрана природы, сохранение исчезающих видов, муниципальная реформа и создание национальных парков. Он был принят в эксклюзивный социальный клуб, основанный Теодором Рузвельтом, и в 1920-е годы обменивался дружескими письмами с Франклином Д. Рузвельтом, обращаясь к нему в этих письмах "Мой дорогой Фрэнк", а Рузвельт отвечал ему взаимностью, обращаясь к нему "Мой дорогой Мэдисон".

Одним словом, у прогрессистов начала XX века было больше общего с прогрессистами более поздней эпохи, дошедшими до наших дней. Хотя эти разные поколения прогрессистов пришли к противоположным выводам о причинах расовых различий в экономических и социальных результатах, они разделяли очень схожие взгляды на роль правительства в целом и судей в частности. У них также была схожая практика работы с эмпирическими данными. И те, и другие оставались практически невосприимчивы к доказательствам или выводам, противоречащим их собственным убеждениям.

Решая одну из центральных проблем Америки начала XX века - массовый рост иммиграции из Восточной и Южной Европы, начавшийся в 1880-х годах, - прогрессисты не ограничились утверждением, что нынешнее поколение иммигрантов менее продуктивно или менее развито, чем предыдущие поколения из Западной и Северной Европы. Прогрессисты утверждали, что восточноевропейцы и южноевропейцы изначально, генетически - а значит, навсегда - неполноценны, как в прошлом, так и в будущем.

По иронии судьбы, западная цивилизация, которую разделяли все эти европейцы, зародилась тысячелетиями ранее в Южной Европе - в частности, в Древней Греции, расположенной в восточном Средиземноморье. Те самые слова, которые пишут генетические детерминисты, были написаны буквами, созданными в Южной Европе римлянами. В те древние времена именно южные европейцы были более развитыми. В древние времена Римской империи Цицерон предостерегал своих соотечественников-римлян от покупки британских рабов, потому что их так трудно обучать. Трудно представить, как могло быть иначе, когда кто-то из неграмотного племени в Древней Британии попал в рабство к такой сложной и утонченной цивилизации, как Древний Рим.

Что касается утверждения о том, что дети иммигрантов из Южной и Восточной Европы, протестированные на Эллис-Айленде, "не могут работать с абстракциями", то вряд ли можно воспринимать как доказательство генетической неспособности выходцев из этих регионов работать с абстракциями. Древние греки не просто изучали математику. Они были одними из создателей математики - Евклид в геометрии и Пифагор в тригонометрии.

Не стоит также верить в некое биологическое превосходство древних греков в юго-восточной Европе. В серии географических трудов по истории социально-экономического развития Европы профессора Н.Дж.Г. Паундса предлагается совершенно иное объяснение того, почему самые ранние события западной цивилизации начались именно там, где они начались:

Большинство значительных достижений в материальной культуре человека, таких как земледелие и выплавка металлов, были сделаны на Ближнем Востоке и попали в Европу через Балканский полуостров. Отсюда они распространились на северо-запад в Центральную Европу, а затем в Западную.

Мировое лидерство в различных фундаментальных достижениях человечества неоднократно переходило из рук в руки на протяжении тысячелетий истории. То, что в начале XX века Западная и Северная Европа были более развиты в некоторых отношениях, чем Восточная и Южная Европа, не является для генетических детерминистов мандатом на вечное закрепление этого отношения к прошлому и будущему.

Среди людей разных рас в разных странах мира те группы, которые показывают низкие результаты в тестах на умственные способности, обычно показывают самые низкие результаты по абстрактным вопросам. Это не кажется удивительным, поскольку абстракции не играют большой роли в жизни всех людей - особенно среди людей с низким доходом и из рабочего класса, которые преобладали среди иммигрантов из Южной и Восточной Европы, проходивших тестирование на Эллис-Айленде.

Совсем иначе обстояли дела у древнегреческой элиты, чьи достижения включали не только математику, но и философию, литературу и архитектуру. Древние греки создали великолепные здания на Акрополе, которые спустя тысячи лет послужили образцами для культовых сооружений во многих других странах. В качестве примера можно привести здание Капитолия в Соединенных Штатах и здание Верховного суда, расположенное через дорогу от Капитолия. Тот, кто видел Мемориал Линкольна в Вашингтоне и Парфенон, построенный в древних Афинах, не может не заметить сходства. Древние греки также создавали изысканные статуи и бюсты людей, которыми и сегодня восхищаются в музеях разных стран.

Напротив, примитивные конструкции и грубые попытки изобразить человеческие образы, сделанные теми древними британцами, которые были современниками древних греков, не вызывают такого восхищения или подражания. Имена древнегреческих мыслителей, таких как Сократ, Платон, Аристотель, Евклид и Пифагор, звучат и сегодня. Но нет ни одного британца из тех самых древних времен, чье имя можно было бы найти на страницах истории.

Тем не менее, в XVIII и XIX веках нашей эры британцы возглавили промышленную революцию в мире. Более того, научные достижения британцев за столетия, предшествовавшие промышленной революции, включая научные достижения сэра Исаака Ньютона, который также был одним из создателей системы исчисления, превосходят все, что было создано греческими современниками Британии XIX века. Британская империя XIX века включала в себя четвертую часть суши Земли и четвертую часть всех людей на планете. Один итальянский автор двадцатого века поставил вопрос: "Как вообще периферийный остров поднялся от примитивного убожества до мирового господства?"

Эти неоспоримые факты истории свидетельствуют против генетического детерминизма, когда народы в разных частях Европы были явно более развитыми в разные века. Такие радикальные изменения на протяжении тысячелетий свидетельствуют о взаимном неравенстве в огромных масштабах, причем в совершенно разные исторические эпохи.

Некоторые люди с неосуждающей философией сегодня могут отказаться говорить о том, что возможности греков или бриттов были выше. Но это лишь словесное уклонение от очевидной реальности: в разные эпохи каждый из них превосходил другого. Подобные изменения относительных возможностей от одной эпохи к другой ставят под вопрос, были ли эти различия генетическими.

Честное признание реальности огромных различий в специфических способностях разных народов, в разное время и в разных местах, не является капитуляцией перед генетическим детерминизмом. Сравнения между различными группами европейцев также не являются единственным доказательством против генетического объяснения. Тысячу лет назад китайцы были более развиты, чем европейцы, во многих сферах деятельности. Но спустя несколько столетий их позиции изменились - и нет никаких доказательств того, что генетический состав китайцев или европейцев изменился.

Более того, столь же значительные различия наблюдались и внутри разных сегментов одной расы. Например, в 1994 году миллионы китайцев, живущих за границей, произвели столько же богатства, сколько миллиард жителей Китая. Здесь раса была одна, но производство богатства на душу населения радикально отличалось. Аналогичную картину можно обнаружить и в Соединенных Штатах, когда в нескольких самых бедных округах страны проживает преимущественно белое население, а медианные доходы домохозяйств ниже медианных доходов чернокожих американцев. Никто не приходил в эти округа и не эксплуатировал этих людей. Они просто не производили столько.

Генетические детерминисты эпохи раннего прогрессизма взяли на вооружение удивительно узкую выборку доступных им доказательств. История Древней Греции и Рима уже была хорошо известна как истоки западной цивилизации и места, намного опередившие остальную Европу в древние времена. Какими бы ни были относительные позиции различных регионов Европы в эпоху Прогресса, рассматривать их положение в то время как генетически обусловленное означало, что эти позиции были постоянными как в будущем, так и в прошлом. Однако легкодоступные свидетельства о прошлом говорили об обратном.

Даже чисто современные данные, использовавшиеся в начале прогрессивной эпохи, отнюдь не были однозначными. Для ответа на вопросы одного из разделов армейских тестов на сообразительность требовалось знать такие сведения, как цвет сапфиров, местонахождение Корнельского университета, профессию Альфреда Нойеса и город, в котором был произведен автомобиль Pierce Arrow. Почему от чернокожих американцев или недавних иммигрантов в США ожидалось наличие такой информации - загадка. Почему такая информация может считаться показателем врожденного интеллекта - еще большая загадка.

Не все вопросы в армейских тестах на умственные способности были такими сомнительными, как эти. Но для человека, который не вполне справлялся с ответами на более обоснованные вопросы, ставить тюремное заключение или свободу в зависимость от наличия у него такой разноречивой информации представляется гротескным.

В 1923 году пионер психических тестов Карл Бригхем утверждал, что армейские психические тесты обеспечивают "инвентаризацию" "умственных способностей", имеющую "научную основу". Это был не первый и не последний случай, когда слово "научный" было использовано без соблюдения процедур и точности науки. Однако Бригам был одним из немногих, кто впоследствии отказался от своих слов. В 1930 году он запоздало указал на то, что многие из иммигрантов, которых тестировала армия, воспитывались в семьях, где говорили не на английском языке. Он откровенно заявил, что его прежние выводы были, по его собственным словам, "безосновательны".

Сколько из сегодняшних абсолютно убежденных людей с противоположными убеждениями смогут впоследствии пойти по стопам Карла Бригама, может сказать только будущее.

С годами накапливалось все больше доказательств, подрывающих выводы генетических детерминистов прогрессивной эпохи. Например, евреи, получившие низкие баллы по результатам тестов на умственные способности в армии 1917 года, стали показывать результаты выше среднего по стране по различным тестам на IQ и вступительным экзаменам в колледжи, по мере того, как они становились все более англоговорящей группой. Эти и другие данные, такие как IQ чернокожих сирот, выросших в белых семьях, подрывали центральную предпосылку генетического детерминизма - его обоснование для призыва к радикальным мерам по предотвращению размножения некоторых рас, исходя из предположения, что более высокая рождаемость у таких рас приведет к снижению IQ нации со временем.

Решающий удар по этому аргументу нанесли более поздние исследования профессора Джеймса Р. Флинна, американского экспатрианта в Новой Зеландии. Его исследование показало, что в более чем десятке стран мира средние показатели по тестам IQ значительно выросли - на стандартное отклонение или более - за поколение или два.

Эта тенденция наблюдалась в течение многих лет, прежде чем профессор Флинн в своем исследовании обратил на нее внимание. Причина, по которой она не была очевидна для других до него, заключалась в том, что результаты IQ-тестов неоднократно изменялись, чтобы поддерживать среднее количество правильно отвеченных вопросов на условном уровне 100. Поскольку с годами все больше людей правильно отвечали на вопросы IQ-тестов, IQ, равный 100, теперь означал правильные ответы на большее количество вопросов, чем раньше. Поскольку профессор Флинн вернулся к исходным необработанным баллам по правильно отвеченным вопросам IQ-теста, эти растущие показатели по IQ-тестам стали очевидны.

Хотя средний показатель IQ чернокожих, например, оставался более или менее постоянным на уровне 85 лет, это постоянство скрывало тот факт, что чернокожие, как и другие, правильно отвечали на вопросы IQ-тестов чаще, чем в прошлом. Количество вопросов, на которые чернокожие правильно ответили в тестах IQ в 2002 году, дало бы им средний IQ 104 по нормам, использовавшимся в 1947-1948 годах. Это несколько выше, чем средние показатели американцев в целом в более ранний период.

Короче говоря, показатели чернокожих по тестам IQ со временем значительно выросли, как и показатели других людей в США и других странах, хотя перенормировка тестов IQ скрывала эти изменения. Более поздние данные, опубликованные Чарльзом Мюрреем в 2021 году, показали, что средний IQ чернокожих теперь составляет 91, по сравнению с обычными 85 в прежние времена. Это означало, что чернокожие улучшили свои показатели в тестах на IQ не просто наравне с другими людьми, а несколько больше.

Разрушительный эффект исследования профессора Флинна заключался в том, что оно уничтожило главное обоснование выводов генетических детерминистов начала XX века, провозгласивших настоятельную необходимость предотвращения размножения людей с низким IQ, исходя из того, что такие люди генетически неспособны достичь среднего интеллектуального уровня, существовавшего на тот момент. Поэтому, исходя из этого предположения, интеллект нации в целом со временем будет снижаться. Но даже если предположить, что результаты IQ-тестов являются идеальным показателем интеллекта, фактические данные свидетельствуют о том, что в более поздние годы люди во многих странах правильно отвечали на большее количество вопросов IQ-тестов, а не на меньшее.

В генетическом детерминизме прогрессивизма начала двадцатого века было заложено и нечто другое - а именно, что существует генетически обусловленный потолок интеллекта некоторых групп, что делает необходимым предотвращение их размножения. Еще в 1944 году Гуннар Мюрдаль в своей новаторской книге "Американская дилемма" сообщал, что вера в низкий потолок интеллекта чернокожих была распространена среди белых американцев того времени.

Тем не менее, спустя всего одно поколение даже ведущий ученый, исследующий влияние генов на IQ, - профессор Артур Р. Дженсен из Калифорнийского университета в Беркли - отверг вывод о потолке IQ и спросил, "почему кто-то должен удивляться, обнаружив, что есть негритянские дети с IQ 115 или выше, или что они должны быть сосредоточены в богатом интегрированном районе в Лос-Анджелесе?"

Негласное предположение о низком потолке IQ, выдвинутое генетическими детерминистами ранней прогрессивной эпохи, теперь отпало, а ожидаемое падение результатов IQ-тестов теперь опровергается повсеместным ростом результатов IQ-тестов в последующих поколениях, как показало исследование профессора Флинна, та эпоха - глава в истории человечества, ныне милосердно закрытая, хотя и не раньше, чем она послужила основанием для геноцида. Ее непреходящее значение для нашей эпохи заключается в том, что она является болезненно актуальным предупреждением против нетерпимых идеологических вылазок, даже если эти вылазки возглавляются ведущими учеными и интеллектуалами и распространяются широким кругом институтов.

Поздний прогрессивизм

В последние десятилетия двадцатого века и в двадцать первом веке прогрессисты последнего времени заменили расовую дискриминацию на гены в качестве автоматического объяснения групповых различий в экономических и социальных результатах. Психические тесты - некогда превозносимые как воплощение "науки", якобы доказывающие генетический детерминизм, - теперь автоматически отвергались как необъективные, когда тесты SAT и ACT для поступления в колледж давали результаты, противоречащие новой программе социальной справедливости - навязанному демографическому представительству различных социальных групп в различных учреждениях и сферах деятельности.

В новую прогрессивную эпоху статистических различий между черными и белыми в любой сфере деятельности обычно достаточно для того, чтобы сделать вывод о том, что причиной была расовая дискриминация. Часто в этих же целях приводятся статистические данные по американцам азиатского происхождения. Но эти данные по американцам азиатского происхождения почти всегда замалчиваются не только средствами массовой информации, но даже учеными из элитных университетов. Такие данные часто представляют собой серьезную проблему для выводов, сделанных современными прогрессистами.

На рынке труда, например, часто говорят, что чернокожие "нанимаются последними и увольняются первыми", когда в экономике наступает спад. Черные сотрудники действительно могут быть уволены во время экономического спада, причем раньше или в большей степени, чем белые. Но данные также показывают, что белых сотрудников часто увольняют раньше, чем азиатов. Можно ли это объяснить расовой дискриминацией белых со стороны работодателей, которые, как правило, сами были белыми? Должны ли мы принимать статистические данные в качестве доказательств, когда они соответствуют существующим предубеждениям, и не принимать их, когда они противоречат этим же предубеждениям?

Или нас избавят от подобных проблем те, кто просто опускает факты, противоречащие их видению или программе?

Одним из основных факторов жилищного бума и краха, приведших к экономическому кризису в США в начале XXI века, стало широко распространенное мнение о том, что банки и другие кредитные учреждения жестоко дискриминируют чернокожих, обращающихся за ипотечными кредитами. Различные статистические данные, полученные из разных источников, свидетельствовали о том, что, хотя большинство чернокожих и белых претендентов на обычные ипотечные кредиты получают одобрение, чернокожие претенденты получают отказ чаще, чем белые претенденты на те же самые кредиты. При этом почти повсеместно не приводились статистические данные о том, что белым отказывали в выдаче тех же кредитов чаще, чем американцам азиатского происхождения.

Не было большой загадкой и то, почему это так. Средний кредитный рейтинг белых был выше, чем средний кредитный рейтинг чернокожих, а средний кредитный рейтинг американцев азиатского происхождения был выше, чем средний кредитный рейтинг белых. Это также не было единственным экономически значимым различием.

Тем не менее в средствах массовой информации, в научных кругах и в политике раздавались возмущенные требования к правительству "сделать что-нибудь" в отношении расовой дискриминации со стороны банков и других ипотечных кредиторов. В ответ правительство предприняло множество мер. В итоге оно заставило ипотечных кредиторов снизить стандарты кредитования. Это сделало ипотечные кредиты настолько рискованными, что многие, включая автора этой книги, предупреждали, что рынок жилья может "рухнуть как карточный домик". Когда это произошло, рухнула вся экономика. Среди пострадавших оказались чернокожие с низкими доходами.

В отношении моделей одобрения ипотечных кредитов можно задать тот же вопрос, что и в отношении найма и увольнения на рынке труда. Дискриминировали ли преимущественно белые ипотечные кредиторы белых заявителей? Если это кажется маловероятным, то также маловероятно, что банки , принадлежащие чернокожим, дискриминировали чернокожих соискателей ипотечных кредитов. Тем не менее чернокожие соискатели ипотечных кредитов получали отказ в банках, принадлежащих чернокожим, с еще большей частотой.

Такая же история произошла и с дисциплиной в государственных школах. Статистика показывает, что чернокожие мальчики подвергаются дисциплинарным взысканиям за плохое поведение чаще, чем белые. Из-за господствующего предубеждения, что поведение разных групп само по себе не может быть разным, это автоматически стало еще одним примером расовой дискриминации - и буквально федеральной проблемой. Совместное заявление Министерства образования и Министерства юстиции США предупредило руководство государственных школ о том, что они хотят положить конец тому, что они охарактеризовали как расовую дискриминацию.

Статистические данные, полученные в ходе эпохального исследования американского образования - No Excuses: Closing the Racial Gap in Learning" Эбигейл Тернстром и Стефана Тернстрома, показали, что чернокожие ученики подвергались дисциплинарным взысканиям в два с половиной раза чаще, чем белые, а азиатские - в два раза чаще. Были ли преимущественно белые учителя предубеждены против белых учеников? Дисциплинарные взыскания чернокожих учеников также не были связаны с тем, были ли учителя черными или белыми.

Хотя мы можем проанализировать всю эту статистику по расовому признаку, это не обязательно означает, что работодатели, кредиторы или учителя принимали свои решения по расовому признаку. Если чернокожие, белые и азиаты по-разному распределяли рабочие места или по-разному распределяли их на разных уровнях в одних и тех же профессиях, то решения о том, какие виды рабочих мест - или какие рабочие качества - могут быть невостребованными во время экономического спада, могли привести к наблюдаемым расовым различиям.

Банковские служащие, решающие, чьи заявки на ипотеку принять или отклонить, вряд ли видели самих заявителей. Скорее всего, с ними беседовали сотрудники банка более низкого уровня. Затем эти сотрудники передадут сведения о доходах и другие данные - включая индивидуальные кредитные рейтинги - вышестоящим чиновникам, которые либо одобрят, либо не одобрят заявки. В государственных школах учителя, очевидно, видели учеников, о плохом поведении которых они сообщали, но тот факт, что чернокожие и белые учителя делали одинаковые сообщения, говорит о том, что раса в данном случае также не была ключевым фактором.

Возможно, моментом в американской истории, когда по расовым вопросам был достигнут самый широкий консенсус, стало историческое выступление Мартина Лютера Кинга в Мемориале Линкольна в 1963 году. Именно тогда он сказал, что мечтает о мире, где о людях "будут судить не по цвету их кожи, а по содержанию их характера" Его послание заключалось в равных возможностях для людей, независимо от расы. Но эта программа и широкий консенсус, который она имела, начали разрушаться в последующие годы. Цель изменилась: от равных возможностей для отдельных людей, независимо от расы, к равным результатам для групп, независимо от того, определялись ли эти группы по расе, полу или иным признакам.

Теперь доминирующей стала повестка дня социальной справедливости, которая включала в себя выравнивание результатов в настоящем и возмещение ущерба за прошлое. Эта новая повестка опиралась на историю или на мифы, выдаваемые за историю, а также на утверждения, выдаваемые за факты - последние по духу напоминали уверенность и безразличие к доказательствам в эпоху генетического детерминизма.

 

ГЛАВА 3. ЗАБЛУЖДЕНИЯ О ШАХМАТНЫХ ФИГУРАХ

В значительной части литературы по социальной справедливости, включая классическую "Теорию справедливости" профессора Джона Роулза, рекомендуются различные меры политики, исходя из их желательности с моральной точки зрения, но часто при этом практически не уделяется внимания практическому вопросу о том, могут ли эти меры на самом деле быть реализованы и привести к желаемым конечным результатам. Например, в ряде мест Ролз упоминает о том, что "общество" должно "устроить" - но не указывает ни инструментов, ни возможностей этих устроений.

Трудно представить, какой институт мог бы взять на себя такую гигантскую задачу, кроме правительства. Это, в свою очередь, ставит вопрос об опасности передачи большей власти в руки политиков, которые управляют правительством. Нельзя допустить, чтобы невинно звучащее слово "аранжировка" заслонило эти опасности. Декораторы занимаются обустройством. Правительства принуждают. Это не тонкое различие.

Правительство должно принуждать к некоторым вещам, начиная от правил дорожного движения и заканчивая законами против убийств. Но это не значит, что при расширении государственного принуждения на все, что кажется желательным, не следует учитывать опасность. Это означало бы уничтожение свободы каждого человека ради крестового похода, который пришелся по вкусу влиятельной части населения.

Подход Роулза отнюдь не является уникальным для Роулза или даже для современности. Еще в XVIII веке существовали люди с подобными идеями. Адам Смит выступал против таких людей и против самого предположения какого-то доктринерского теоретика - "человека системы", как он выразился, - который "кажется, воображает, что он может упорядочить различных членов большого общества с такой же легкостью, с какой рука расставляет различные фигуры на шахматной доске".

Превознесение желательности и пренебрежение целесообразностью, которое критиковал Адам Смит, сегодня по-прежнему является одним из основных ингредиентов фундаментальных заблуждений концепции социальной справедливости. Ее последствия распространяются на широкий круг вопросов, начиная от перераспределения богатства и заканчивая интерпретацией статистики доходов.

Конфискация и перераспределение богатства - как в умеренных, так и во всеобъемлющих масштабах - лежит в основе программы социальной справедливости. В то время как сторонники социальной справедливости подчеркивают желательность такой политики, ее осуществимости уделяется гораздо меньше внимания, а последствиям попыток и неудач часто практически не уделяется внимания.

Нет сомнений в том, что правительства или даже местные мародеры могут в определенной степени перераспределять богатство. Но более важный вопрос заключается в том, будут ли реальные последствия попыток проведения более всеобъемлющей и продолжительной политики конфискации и перераспределения успешными или контрпродуктивными. Если на время оставить в стороне моральные вопросы, то в конечном итоге это вопросы фактические, на которые мы должны искать ответы в сфере эмпирических данных, а не в теориях и риторике.

 

ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЕ БОГАТСТВА

Какими бы политически привлекательными ни казались конфискация и перераспределение богатств "богатых", степень их практической реализации зависит от того, насколько "богатые" воспринимаются как инертные фигуры на шахматной доске. В той мере, в какой "богатые" могут предвидеть и реагировать на политику перераспределения, реальные последствия могут сильно отличаться от задуманных.

В абсолютной монархии или тоталитарной диктатуре массовая конфискация богатства может быть внезапно и без предупреждения наложена на "миллионеров и миллиардеров", которых так часто упоминают в качестве объектов конфискации. Но в стране с демократически избранным правительством конфискационное налогообложение или другие формы конфискации должны быть сначала публично предложены, а затем со временем получить достаточную политическую поддержку среди избирателей, прежде чем они будут фактически введены законом. Если "миллионеры и миллиардеры" не забывают обо всем этом, то мало шансов, что они не узнают о предстоящей конфискации и перераспределении до того, как это произойдет. Мы также не можем предположить, что они будут просто пассивно ждать, пока их стригут, как овец.

Среди наиболее очевидных вариантов, доступных "богатым" - когда их предупреждают о масштабной конфискации их богатств, - можно назвать (1) инвестирование своих богатств в ценные бумаги, не облагаемые налогом, (2) отправку своих богатств за пределы юрисдикции, облагаемой налогом, или (3) личное перемещение за пределы юрисдикции, облагаемой налогом.

В Соединенных Штатах налоговая юрисдикция может быть городской, штатной или федеральной. Различные способы укрытия богатства от налогообложения могут иметь определенные издержки для "богатых", и, если их богатство воплощено в недвижимых активах, таких как сталелитейные заводы или сети магазинов, они мало что могут сделать, чтобы избежать конфискации этих конкретных форм богатства. Но что касается ликвидных активов в современной глобализованной экономике по всему миру, то огромные суммы денег могут быть переведены из страны в страну электронным способом, одним щелчком компьютерной мыши.

Это означает, что реальные последствия повышения налоговых ставок для "богатых" в той или иной юрисдикции - вопрос фактический. Результат не обязательно предсказуем, а потенциальные последствия могут сделать запланированную конфискацию осуществимой, а могут и не сделать. Повышение налоговой ставки на X процентов не гарантирует, что налоговые поступления также вырастут на X процентов - или вообще вырастут. Когда мы переходим от теорий и риторики к историческим фактам, мы можем подвергнуть испытанию как явные, так и скрытые предположения концепции социальной справедливости.

История

В восемнадцатом веке введение Великобританией нового налога на американские колонии сыграло важную роль в начале цепи событий, которые в конечном итоге привели к тому, что колонии объявили о своей независимости и стали Соединенными Штатами Америки. Эдмунд Берк в то время отмечал в британском парламенте: "Ваша схема не приносит никаких доходов; она не приносит ничего, кроме недовольства, беспорядков, неповиновения..."

Американцы были не просто инертными фигурами на великой шахматной доске Британской империи. Американская независимость лишила Британию не только доходов от новых налогов, которые они ввели, но и лишила британцев доходов от других налогов, которые они уже собирали с американских колоний. Это был далеко не единственный случай, когда повышение официальной ставки налогообложения привело к сокращению фактически собранных налоговых поступлений.

Налоговые ставки в сравнении с налоговыми поступлениями

Спустя столетия подобные изъятия из налоговых юрисдикций произошли и в Соединенных Штатах. Например, штат Мэриленд рассчитывал собрать более 100 миллионов долларов дополнительных налоговых поступлений, увеличив ставку налога на людей с доходом в миллион долларов в год и более. Но к моменту вступления в силу новой налоговой ставки в 2008 году число таких людей, проживающих в Мэриленде, сократилось с почти 8 000 до менее чем 6 000. Налоговые поступления, которые, как ожидалось, должны были вырасти более чем на 100 миллионов долларов, вместо этого сократились более чем на 200 миллионов долларов.

Аналогичным образом, когда в 2009 году в Орегоне повысили ставку подоходного налога для людей, зарабатывающих 250 000 долларов в год и более, доходы от подоходного налога не выросли, а упали. Американцы все еще не были инертными шахматными фигурами.

Однако все это не свойственно американцам. Подобное происходило и в других странах, когда они повышали - или даже угрожали повысить - налоговые ставки на высокие доходы в расчете на то, что это автоматически приведет к увеличению налоговых поступлений, что может произойти, а может и не произойти. Например, когда подобные планы были выдвинуты в Великобритании, газета Wall Street Journal сообщила:

Управляющие хедж-фондами и другие профессионалы в сфере финансовых услуг покидают Великобританию в связи с планами повысить максимальные ставки налога на доходы физических лиц до 51%.... По оценкам юристов, за последний год в Швейцарию переехали хедж-фонды, управляющие почти 15 миллиардами долларов, и, возможно, их станет еще больше.

И наоборот, снижение налоговых ставок не приводит к автоматическому сокращению налоговых поступлений. Люди не являются инертными шахматными фигурами ни в том, ни в другом случае. Как более высокие налоговые ставки могут отталкивать людей, предприятия и инвестиции, так и более низкие налоговые ставки могут их привлекать. В Исландии при постепенном снижении ставки корпоративного налога с 45 до 18 процентов в период с 1991 по 2001 год налоговые поступления выросли в три раза.

В Соединенных Штатах ценные бумаги, не облагаемые налогом, представляют собой очевидный способ для людей с высоким уровнем дохода избежать уплаты высоких налоговых ставок. В период правления Вудро Вильсона ставка федерального подоходного налога резко возросла, однако число людей, сообщивших о налогооблагаемых доходах в размере 300 000 долларов и более, сократилось с более тысячи в 1916 году до менее трехсот в 1921 году. Ставка федерального подоходного налога на самые высокие доходы в 1920 году составляла 73 процента. К 1928 году ставка подоходного налога на самые высокие доходы была снижена до 25 процентов. За эти два года общая сумма собранного подоходного налога увеличилась, а доля всех подоходных налогов, собранных с людей, зарабатывающих миллион долларов и более в год, также возросла: с менее чем 5 процентов в 1920 году до 15,9 процента в 1928 году.

Выступая за снижение налоговых ставок в 1920-х годах, министр финансов Эндрю Меллон указывал на то, что богатые люди вкладывали огромные суммы денег в ценные бумаги, не облагаемые налогом. Эти ценные бумаги приносили меньшую прибыль, чем другие ценные бумаги, подлежащие налогообложению. Инвестиции в освобожденные от налогов ценные бумаги, несмотря на их более низкую доходность, имели смысл, когда верхняя ставка налога составляла 73 процента. Но при верхней ставке налога в 25 процентов многим людям с высоким уровнем дохода имело смысл переложить свои инвестиции в другие ценные бумаги, которые приносили более высокую доходность, даже если эта доходность подлежала налогообложению.

Люди с высоким уровнем дохода, не будучи инертными шахматными фигурами, поняли это. Поэтому федеральное правительство собирает с них больше налогов при более низкой налоговой ставке, ведь 25 процентов от чего-то - это больше, чем 73 процента от ничего.

И министр финансов Эндрю Меллон, и президент Калвин Кулидж заранее говорили, что снижение налоговой ставки увеличит налоговые поступления, как это было, и принесет больше налоговых поступлений от людей с высокими доходами. Министр Меллон также жаловался, что освобожденные от налогов ценные бумаги создали ситуацию, которая "отвратительна" в демократическом обществе, а именно, что, по сути, существует "класс в обществе, который не может быть достигнут для целей налогообложения". Не сумев заставить Конгресс принять меры для прекращения освобожденных от налогов ценных бумаг, Меллон, по крайней мере, смог заставить людей с высоким доходом платить большую долю подоходного налога другими способами.

Тем не менее, аргументы Меллона в пользу снижения максимальной налоговой ставки были осуждены как "снижение налогов для богатых", как с тех пор осуждались подобные планы по аналогичным причинам.

Некоторым - включая выдающихся профессоров элитных университетов - неявное предположение о том, что налоговые поступления автоматически движутся в том же направлении, что и налоговые ставки, кажется невосприимчивым к фактическим доказательствам. Но такие доказательства можно легко найти в Интернете в официальных документах Службы внутренних доходов. Тем не менее заблуждение о шахматных фигурах остается практически неоспоримым, поэтому сторонники социальной справедливости могут продолжать выступать за повышение налоговых ставок для богатых, исходя из целесообразности этого с их точки зрения, не обращая внимания на вопросы о целесообразности этого механизма для сбора доходов.

В политике весьма дорогостоящие предложения о том, чтобы правительство предоставляло различные блага "бесплатно" для всех, могут быть очень привлекательными для некоторых избирателей, когда утверждается, что дополнительные расходы правительства будут оплачены за счет увеличения налоговых поступлений от "миллионеров и миллиардеров", независимо от того, соответствует ли это действительности. Такой исход может показаться желательным для некоторых избирателей с точки зрения социальной справедливости, но желательность не исключает вопросов осуществимости.

В политике цель - не истина, а голоса избирателей. Если большинство избирателей поверит в сказанное, то эта риторика будет успешной, если говорить о политиках. Но с точки зрения общественности, утверждение о том, что стоимость правительственных подачек будет оплачена за счет налогов, собранных с "миллионеров и миллиардеров", требует эмпирической проверки, поскольку "миллионеры и миллиардеры" не всегда склонны к сотрудничеству.

Люди, воображающие, что "бесплатные" льготы, которые они получают от правительства, будут оплачены другими, могут обнаружить, что в результате инфляции им самим придется платить за эти льготы.

Инфляционный "налог"

Как налоговые ставки на бумаге не обязательно собираются, так и вещи, которые не являются налогами, могут иметь тот же эффект, что и налоги. Инфляция - одна из таких вещей.

Когда налоговые поступления, предназначенные для оплаты "бесплатных" льгот, предоставляемых различным группам населения, не покрывают расходов на эти льготы, правительство может получить дополнительные деньги, необходимые для покрытия дефицита, выпустив и продав дополнительные государственные облигации. В той мере, в какой эти облигации покупаются на рынке, их стоимость с добавлением процентов перекладывается на плечи налогоплательщиков в будущем. Но если на рынке будет куплено недостаточно облигаций для покрытия оставшегося дефицита, их может купить Федеральная резервная система - федеральное правительственное агентство, имеющее законное право создавать деньги. Тогда, когда эти дополнительные деньги поступают в обращение, результатом становится инфляция.

Чистый результат инфляционного роста цен заключается в том, что деньги каждого человека - независимо от его дохода - теряют часть своей стоимости. Это то же самое, как если бы на всех, от самых бедных до самых богатых, был наложен налог, и все платили бы за свои деньги такой же налог, какой платят "миллионеры и миллиардеры". Но налог на деньги - это не налог на материальные активы, такие как фабрики или недвижимость, которые растут в рыночной стоимости во время инфляции. В результате "налог" на инфляцию может забирать больший процент активов беднейших слоев населения, чьи деньги, скорее всего, составляют больший процент их общих активов, поскольку они с меньшей вероятностью владеют заводами, недвижимостью и другими материальными активами, рыночная стоимость которых растет во время инфляции.

Короче говоря, инфляционный "налог", скорее всего, будет регрессивным налогом, который платится при покупке продуктов, бензина и других потребительских товаров по более высоким ценам. Иллюзия получения "бесплатных" благ от правительства может сохраняться до тех пор, пока получатели не увидят связи между более высокими ценами, которые они в итоге платят за то, что покупают, после того как правительство предоставляет им "бесплатные" вещи.

Самыми большими бенефициарами в этой ситуации, скорее всего, станут политики, которые смогут привлечьизбирателей, предлагая им "бесплатные" льготы - "как право, а не как привилегию", - за которые избиратели в итоге расплачиваются окольными путями, через инфляционный рост цен на вещи, которые они покупают.

Политики заметают следы, называя ключевой механизм - создание денег Федеральной резервной системой для покупки государственных облигаций - непонятной инсайдерской фразой "количественное смягчение", вместо того чтобы сказать на простом английском языке, что правительство выпускает больше собственных денег, чтобы заплатить за то, что оно раздает "бесплатно". Иногда используется технический термин - "QE2" - для обозначения второго раунда создания денег. Это звучит гораздо более впечатляюще, чем просто "производство большего количества денег для политиков, чтобы они их тратили".

 

ШАХМАТНЫЕ ФИГУРЫ И КОНТРОЛЬ НАД ЦЕНАМИ

Как поведение людей меняется, когда правительство меняет налоговые ставки, так и их поведение меняется, когда правительство меняет условия других сделок. Это один из самых основных принципов экономики. Он был известен экономистам на протяжении столетий, причем еще до того, как появилась такая профессия, как экономист. Но то, что было известно некоторым, не было известно всем, поэтому правительства устанавливали цены на различные товары и услуги на законодательном уровне на протяжении тысяч лет - еще во времена Римской империи, а до этого - в Древнем Вавилоне.

Реакция на контроль цен

Люди, на которых распространяются законы об установлении цен, редко остаются пассивными, словно инертные шахматные фигуры. Сколько правительств понимали это, прежде чем принять такие законы, неизвестно. Зато известно, что президент Соединенных Штатов Ричард Никсон, который полностью осознавал негативные экономические последствия контроля над ценами, все равно ввел этот контроль. Его ответ на критику этого решения со стороны экономиста Милтона Фридмана гласил: "Мне плевать на то, что говорит Милтон Фридман. Он не баллотируется на переизбрание". Президент Никсон действительно был переизбран, причем большим большинством голосов, чем то, которое впервые привело его в Белый дом.

Что касается экономических последствий контроля над ценами, то они были такими же, какими они были в других местах и в другие времена, веками. При ценах, установленных правительством ниже уровня, определяемого спросом и предложением, объем спроса потребителей увеличивался - из-за искусственно заниженных цен - а объем производства производителей уменьшался, также из-за тех же искусственно заниженных цен. Ни потребители, ни производители не были инертными шахматными фигурами. В итоге возник повсеместный дефицит продовольствия, бензина и многих других товаров. Но эти последствия стали очевидны только после выборов.

Все это не было характерно для Соединенных Штатов. Когда в 2007 году правительство африканской страны Зимбабве приняло решение о резком снижении цен, чтобы справиться с бешеной инфляцией, New York Times сообщила, что жители Зимбабве "встретили снижение цен эйфорическим - и недолговечным - шопингом". Но, как и в Соединенных Штатах, увеличение спроса потребителей сопровождалось уменьшением объема поставок производителей:

Хлеб, сахар и кукурузная мука - основные продукты питания каждого зимбабвийца - исчезли... Мяса практически нет, даже для представителей среднего класса, у которых есть деньги, чтобы покупать его на черном рынке... Пациенты больниц умирают из-за отсутствия элементарных медицинских принадлежностей.

Люди в Африке не были инертными шахматными фигурами, так же как и люди в Европе или Америке.

Многочисленные исследования различных форм контроля над ценами в разных странах мира выявили очень похожие закономерности. Это заставило некоторых людей задаться вопросом: "Почему политики не учатся на своих ошибках?" Политики действительно учатся. Они учатся тому, что является политически эффективным, и то, что они делают, не является политической ошибкой, несмотря на то, насколько губительной может оказаться такая политика для страны. Что может быть ошибкой с политической точки зрения, так это предположение, что определенные идеалы - включая социальную справедливость - могут быть чем-то, что общество может просто "организовать" с помощью правительства, без учета особых моделей стимулов и ограничений, присущих институту правительства.

Законы о минимальной заработной плате

Не все законы о контроле цен заставляют цены снижаться. Некоторые законы о контроле цен заставляют цены расти. В этих последних случаях производители производят больше из-за более высоких цен, но потребители покупают меньше. И опять же, люди ни в том, ни в другом случае не являются инертными шахматными фигурами. В то время как законы о контроле над ценами, принуждающие их снижать, имеют тенденцию создавать дефицит, законы о контроле над ценами, принуждающие их повышать, имеют тенденцию создавать нераспродаваемые излишки.

Примером первого являются законы о контроле арендной платы, которые привели к нехватке жилья в городах по всему миру. Примером второго являются программы поддержки цен на сельскохозяйственную продукцию в США, которые приводят к тому, что фермеры выращивают больше урожая, чем потребители будут покупать, по искусственно завышенным ценам. Непродаваемые излишки привели к появлению дорогостоящих государственных программ по покупке и хранению этих излишков, а также по поиску способов их утилизации и ограничения будущего производства. Эти расходы исчисляются многими миллиардами долларов из денег налогоплательщиков.

Особой формой контроля над ценами, заставляющей их повышать, являются законы о минимальной заработной плате, часто поддерживаемые людьми, придерживающимися взглядов социальной справедливости.

Законы о минимальной заработной плате относятся к числу многих государственных мер, которые, по общему мнению, приносят пользу бедным, поскольку не позволяют им самостоятельно принимать решения, которые, по мнению лиц, принимающих суррогатные решения, не столь хороши, как те, которые эти лица могут навязать с помощью государственной власти.

Традиционная базовая экономика, однако, гласит, что люди склонны покупать меньше по более высокой цене. Если это так, то работодатели - не будучи инертными шахматными фигурами - склонны нанимать меньше рабочей силы по более высокой цене, установленной законами о минимальной заработной плате, чем они нанимали бы по более низкой цене, исходя из спроса и предложения. В этом случае непродаваемый излишек называется безработицей.

Хотя минимальные ставки заработной платы обычно устанавливаются законом на уровне ниже, чем зарабатывает средний работник, эти законы, тем не менее, обычно устанавливают ставки заработной платы выше, чем те, которые неквалифицированный начинающий работник мог бы заработать в силу спроса и предложения на рынке со свободной конкуренцией. Поэтому влияние закона о минимальной заработной плате, как правило, сильнее сказывается на молодых начинающих работниках, особенно подростках, чей уровень безработицы особенно актуален в качестве проверки экономических принципов, предполагающих, что законы о минимальной заработной плате приводят к повышению уровня безработицы.

При наличии всей доступной официальной статистики могло бы показаться, что разногласия по этому вопросу давно бы разрешились. Однако на протяжении многих лет проявлялась огромная изобретательность в попытках обойти очевидное в том, что касается влияния законов о минимальной заработной плате. Вместо того чтобы подробно разбирать эти аргументы, которые уже были приведены в других источниках, достаточно привести несколько простых фактов.

В 1948 году уровень безработицы в США среди чернокожих 16-летних и 17-летних юношей составлял 9,4 %. Для их белых сверстников уровень безработицы составлял 10,2 %. Для черных 18-летних и черных 19-летних юношей уровень безработицы составлял 10,5 %, а для их белых сверстников - 9,4 %. Одним словом, в 1948 году не было значительных расовых различий в уровне безработицы среди юношей-подростков.

Хотя уровень безработицы около 10 процентов для молодых, неопытных работников выше, чем обычный уровень безработицы среди работников в целом, для подростков он был ниже, чем обычно. Что еще более важно для изучения влияния законов о минимальной заработной плате на уровень безработицы, эти показатели безработицы среди подростков-мужчин были лишь малой частью того уровня безработицы среди подростков-мужчин обеих рас, который будет наблюдаться начиная с 1970-х годов и далее, вплоть до начала XXI века.

Не было ли в 1948 году закона о минимальной заработной плате? Не было ли расизма? На самом деле, было и то, и другое. Но федеральному закону о минимальной заработной плате - Закону о справедливых трудовых стандартах 1938 года - в 1948 году было уже десять лет, а за прошедшие годы инфляция была настолько высока, что минимальная заработная плата, установленная в 1938 году, была намного ниже той, которую платили даже неквалифицированному начинающему подростку (такому, как я в 1948 году) в обесценившихся долларах 1948 года. Для всех практических целей не существовало эффективного закона о минимальной заработной плате. Как сказал в 1946 году профессор Джордж Дж. Стиглер, ведущий экономист той эпохи: "Положения о минимальной заработной плате, содержащиеся в Законе о справедливых трудовых стандартах от 1938 года, были отменены инфляцией".

Однако в 1950 году началась серия повышений минимального размера оплаты труда, чтобы не отставать от инфляции. 1950-е годы стали последним десятилетием в XX веке, когда годовой уровень безработицы среди чернокожих 16- и 17-летних юношей ни в один год не был ниже 10 %. В последующие десятилетия того же века ежегодный уровень безработицы среди чернокожих подростков никогда не опускался ниже 20 процентов. В некоторые из этих лет он превышал 40 процентов. Более того, теперь уровень безработицы среди чернокожих подростков обычно был значительно выше, чем среди белых подростков. В некоторые годы разница превышала два к одному.

Каждый, кто пережил те ранние годы, знает, что расизма тогда было больше, чем сегодня. Уже в 1950 году государственные школы в Вашингтоне были четко разделены по расовому признаку, а в Главном бухгалтерском управлении и некоторых других федеральных агентствах также работали сотрудники, разделенные по расовому признаку, хотя и не официально. Почему же в 1948 году не было существенной разницы в уровне безработицы между черными и белыми юношами-подростками? Короткий ответ, состоящий из одного слова, - это экономика.

Лауреат Нобелевской премии экономист Милтон Фридман осудил законы о минимальной заработной плате как "один из самых, если не самый, античерных законов в законодательных актах". Один из его учеников, Гэри С. Беккер, получил Нобелевскую премию по экономике за свою эпохальную работу, включавшую глубокий анализ экономики дискриминации. Основной аргумент можно легко понять, не прибегая к техническому словарю экономистов.

Расизм - это отношение в головах людей, которое может ничего не стоить расистам. Но дискриминация - это открытое действие в реальном мире, которое может стоить дискриминируемому как мало, так и много, в зависимости от экономических обстоятельств. На свободном конкурентном рынке, где цены определяются спросом и предложением, дискриминация может иметь серьезные издержки для дискриминируемого.

Законы о минимальной заработной плате снижают издержки дискриминации для дискриминирующего. Ставка заработной платы, установленная правительством на более высоком уровне, чем тот, который был бы установлен спросом и предложением на конкурентном рынке, вызывает реакцию как работников, так и работодателей, как и у других продавцов и покупателей, которые не являются инертными шахматными фигурами.

Более высокие ставки заработной платы привлекают больше соискателей. Однако более высокая стоимость труда, как правило, снижает количество нанимаемой работодателями рабочей силы. В результате возникает хронический избыток соискателей на низкооплачиваемые рабочие места, на которые распространяется действие законов о минимальной заработной плате. В этих условиях работодатели, отказывающие квалифицированным кандидатам из числа меньшинств, часто могут с легкостью заменить их другими квалифицированными людьми из числа хронически избыточного числа претендентов на работу . Дискриминация в таких обстоятельствах может ничего не стоить работодателю.

Когда нет закона о минимальной заработной плате или нет действующего закона о минимальной заработной плате, как в 1948 году, вряд ли существует хронический избыток претендентов на работу. В таких условиях работодателям, отказывающим квалифицированным кандидатам из числа меньшинств, придется либо платить больше, чтобы привлечь других квалифицированных кандидатов на их место, либо привлекать имеющихся сотрудников к сверхурочной работе по более высоким ставкам оплаты за сверхурочную работу, что в любом случае обойдется работодателю недешево.

В этих условиях неудивительно, что в 1948 году не было существенной разницы в уровне безработицы между черными и белыми подростками, хотя тогда расизм был сильнее, чем в последующие годы. Неудивительно и то, что после ряда повышений минимальной заработной платы, которые проводились в течение нескольких лет, чтобы компенсировать инфляцию и сделать закон о минимальной заработной плате снова эффективным, существенный расовый разрыв в уровне безработицы среди подростков-мужчин стал обычным явлением. Уровень безработицы среди подростков-мужчин обеих рас был гораздо выше, чем в 1948 году, когда уровень заработной платы во многом определялся спросом и предложением.

В целом, стоимость дискриминации для дискриминирующего может значительно отличаться в зависимости от вида экономической деятельности - она выше для предприятий на конкурентных рынках, где рискуют собственными деньгами работодателя, чем для некоммерческих организаций, регулируемых коммунальных служб и государственных учреждений. История показывает, что эти три вида учреждений долгое время были одними из самых дискриминационных видов работодателей.

Государственным дискриминаторам дискриминация ничего не стоит, потому что расходы оплачиваются налогоплательщиками. Аналогично обстоит дело с дискриминацией в некоммерческих учреждениях, где работодатели также тратят чужие деньги. Ситуация в регулируемых государством коммунальных службах несколько сложнее, но в итоге затраты на дискриминацию в этих службах могут быть переложены на их потребителей, у которых нет другого выбора, кроме как платить, имея дело с регулируемой государством монополией.

В каждом из этих трех типов учреждений долгое время проводилась особенно дискриминационная политика в отношении работников из числа меньшинств, сравнению с политикой в учреждениях, работающих на конкурентных рынках, где риску подвергаются собственные деньги работодателей. Например, до Второй мировой войны чернокожих профессоров практически не было в белых некоммерческих колледжах и университетах. Однако в ту же эпоху сотни чернокожих химиков работали на прибыльных предприятиях в конкурентных отраслях. 35 Подобная картина характерна не только для Соединенных Штатов или чернокожих.

Модель наибольшей дискриминации там, где она обходится дискриминаторам дешевле, и наименьшей дискриминации там, где она обходится дискриминаторам дороже, встречается во многих странах. Например, в Польше между двумя мировыми войнами евреи составляли 9,8 % населения в 1931 году, и чуть больше половины всех частных врачей в Польше были евреями. Но в государственные больницы Польши врачей-евреев нанимали редко. Другие люди, тратящие свои собственные деньги и заботящиеся о своем здоровье, очевидно, действовали иначе, иначе столь многие врачи-евреи не смогли бы зарабатывать на жизнь.

Даже в самые худшие дни действия расово-дискриминационных законов в Южной Африке, когда официально провозглашалась политика превосходства белой расы, существовали целые профессии, по закону предназначенные исключительно для белых. Но, тем не менее, существовали конкурентоспособные отрасли, где большинство работников этих профессий были фактически чернокожими. Правительство оштрафовало сотни компаний только в строительной отрасли за то, что они имели больше чернокожих сотрудников, чем им разрешалось иметь по законам апартеида, и работали в профессиях, где им было запрещено нанимать чернокожих.

О том, как сильно расовая дискриминация в Южной Африке в ту эпоху зависела от вида промышленности и степени государственного контроля, рассказал в книге "Война Южной Африки против капитализма" чернокожий американский экономист Уолтер Э. Уильямс, который проводил свои исследования в Южной Африке в эпоху апартеида.

Ни сторонники социальной справедливости, ни кто-либо другой не могут спокойно исходить из того, что предпочитаемые ими законы и политика автоматически приведут к ожидаемым результатам, не принимая во внимание реакцию людей, которым эти законы и политика будут навязаны. И история, и экономика показывают, что люди - это не просто инертные шахматные фигуры, выполняющие чей-то грандиозный замысел.

 

ШАХМАТНЫЕ ФИГУРЫ И СТАТИСТИКА ДОХОДОВ

В спорах, разворачивающихся вокруг вопросов социальной справедливости, одни из самых серьезных искажений реальности основаны на статистике, показывающей тенденции распределения доходов во времени. Статистика может быть абсолютно точной, но искажения происходят из-за того, что людей обсуждают так, как будто они подобны инертным шахматным фигурам и остаются неизменными в одних и тех же диапазонах доходов с течением времени.

Тенденции с течением времени

Например, газета New York Times заявила, что "разрыв между богатыми и бедными в Америке увеличился". Эта тема уже давно муссируется в таких СМИ, как Washington Post, во многих телевизионных программах, а также среди политиков и ученых.

Как выразился обозреватель Washington Post: "Богатые получили гораздо больший прирост доходов, чем бедные". Другой обозреватель Washington Post описал "богатых" как "людей, которые получили почти весь прирост доходов за последние годы". Президент Барак Обама сказал: "10 процентов верхнего эшелона больше не получают одну треть наших доходов, теперь они получают половину". Профессор Джозеф Е. Стиглиц из Колумбийского университета заявил, что "верхний 1 процент американцев теперь ежегодно получает почти четверть национального дохода". По мнению профессора Стиглица, "распределение богатства в обществе" стало "однобоким". В отличие от этого, остальные "99 процентов американцев", как говорят, находятся вместе "в одной застойной лодке".

Если бы это были одни и те же люди с одинаковыми доходами на протяжении многих лет, сделанные выводы были бы обоснованными. Но это не одни и те же люди в одних и тех же категориях на протяжении многих лет. Согласно данным Министерства финансов США, полученным от Службы внутренних доходов: "Более 50 процентов налогоплательщиков из нижнего квинтиля перешли в более высокий квинтиль в течение десяти лет". Другие эмпирические исследования показывают аналогичную картину. Одно исследование показало, что более половины всех взрослых американцев в какой-то момент своей жизни оказываются в верхних 10 процентах получателей дохода, обычно в более зрелом возрасте. Будь то высокий или низкий уровень дохода, большинство американцев не остаются неподвижными в одном и том же диапазоне доходов, словно инертные шахматные фигуры.

Другие эмпирические исследования, в которых отслеживались доходы конкретных людей в течение нескольких лет, также показали картину, прямо противоположную той, что наблюдается в широко цитируемых исследованиях, в которых неявно предполагается, что одни и те же люди остаются в одних и тех же диапазонах доходов на протяжении многих лет. Но встроенное предположение о стагнации не является стагнацией, когда происходит смена большинства людей в этих скобках от одного десятилетия к другому.

В одном из первых исследований, проведенных в Мичиганском университете, с 1975 по 1991 год отслеживались конкретные люди - работающие американцы. Выяснилось, что доходы людей, которые в 1975 году изначально находились в нижних 20 процентах, с годами росли - не только более высокими темпами, чем доходы людей в более высоких группах, но и в несколько раз больше. К 1991 году 29 процентов тех, кто в 1975 году находился в нижнем квинтиле, поднялись до верхнего квинтиля, и только 5 процентов тех, кто изначально находился в нижнем квинтиле, остались там, где они были в 1975 году. Остальные распределились по другим квинтилям.

Это не выдуманные истории Горацио Алджера о редких людях, поднимающихся из лохмотьев к богатству. Это обыденная реальность, в которой люди обычно имеют более высокий доход в тридцать лет, чем в двадцать, и продолжают увеличивать зарплату по мере приобретения опыта, навыков и зрелости.

В то же время у людей, изначально входивших в верхний квинтиль в 1975 году, реальный доход к 1991 году вырос меньше всего - меньше всего как в процентном, так и в абсолютном выражении. Сумма, на которую вырос средний доход людей, изначально входивших в верхний квинтиль в 1975 году, была меньше половины дохода любого из других квинтилей. Схема этих результатов - радикально отличающаяся от выводов исследований, в которых неявно предполагается, что одни и те же люди находятся в одних и тех же доходных группах на протяжении многих лет - была повторена в более позднем исследовании Министерства финансов США, которое уже цитировалось. Это более позднее исследование, основанное на данных Службы внутренних доходов , отслеживало конкретных людей - тех, кто подавал декларации о доходах в течение десяти лет, с 1996 по 2005 год.

У тех людей, чьи доходы изначально находились в нижнем квинтиле этой группы, за это десятилетие доходы выросли на 91 процент. То есть их доходы почти удвоились за десятилетие, что вряд ли можно назвать "стагнацией", несмотря на утверждения профессора Стиглица об обратном. У тех людей, чьи доходы изначально входили в часто обсуждаемый "верхний 1 процент", доходы за то же десятилетие упали на 26 процентов. И снова мы видим обратное тому, о чем неоднократно, громко и гневно говорили сторонники распределения доходов в политике, в СМИ и в научных кругах.

Еще более позднее статистическое исследование, проведенное в Канаде и охватывающее период с 1990 по 2009 год, показало очень похожую картину. За эти два десятилетия 87 % людей, изначально находившихся в нижнем квинтиле, перешли в более высокий квинтиль. Доходы тех, кто изначально находился в нижнем квинтиле, росли более высокими темпами и в большем абсолютном размере, чем доходы тех, кто изначально находился в верхнем квинтиле.

Может показаться, что эти три исследования, столь схожие по своим результатам, не могут быть правдой, если другие, более широко цитируемые исследования - из Бюро переписи населения США и других источников - также верны. Но эти два набора исследований измеряют совершенно разные вещи.

Исследование Мичиганского университета, исследование Министерства финансов и канадское исследование - все они проводились на протяжении нескольких лет на одних и тех же людях. Более широко цитируемые исследования Бюро переписи населения США и других источников, использующих подход, аналогичный подходу Бюро переписи населения, кардинально отличаются, по крайней мере, в двух отношениях.

Например, опубликованные данные переписи населения 2020 года или Бюро трудовой статистики представляют собой данные о статистических категориях, содержащих по несколько человек, таких как семьи, домохозяйства или "потребительские единицы". Но как в разных семьях содержится разное количество людей, так и в других статистических категориях. Когда эти категории получателей дохода делятся на квинтили доходов, эти квинтили могут содержать равное количество таких категорий, но не равное количество людей - и даже не приблизительно равное количество людей.

Различное количество людей

По данным Бюро статистики труда, в 2019 году в нижнем квинтиле получателей дохода находилось 42 187 200 человек. В том же году, согласно статистике B.L.S., в верхнем квинтиле проживало 84 915 200 человек - чуть более чем в два раза больше, чем в нижнем. Сравнение доходов, получаемых людьми в верхнем и нижнем квинтиле, таким образом, имеет встроенное преувеличение различий в доходах между людьми, поскольку вдвое больше людей имели бы вдвое больше доходов, даже если бы каждый человек в обеих категориях имел одинаковый доход.

Если неполные семьи чаще встречаются среди людей с низкими доходами, чем среди людей с высокими доходами, неудивительно, что в нижнем квинтиле меньше людей, чем в верхнем квинтиле. Мало того, что люди с меньшей вероятностью получают меньший доход, это особенно актуально, когда речь идет о том, сколько денег они зарабатывают - в отличие от денег, получаемых из таких источников, как социальное пособие или компенсация по безработице. Данные Бюро трудовой статистики показывают, что в верхнем квинтиле в 5 раз больше людей, получающих доход, чем в нижнем.

Насколько удивительно или несправедливо, когда в 5 раз больше людей, получающих доход, получают большую общую сумму дохода?

Люди, делающие тревожные выводы на основе данных переписи населения и других подобных данных, рассуждают так, как будто они обсуждают, что происходит с определенной группой людей, в то время как на самом деле они обсуждают судьбу "верхнего квинтиля", "верхних десяти процентов", "верхнего 1 процента" или какой-либо другой статистической категории. Это категории, содержащие разное количество людей в разных квинтилях, а также постоянно меняющееся сочетание людей в каждом из этих квинтилей от одного десятилетия к другому.

Каковы последствия всего этого?

Если бы, например, произошло полное перераспределение доходов, так что каждый получатель дохода, зафиксированный в переписи 2020 года, теперь получал точно такой же доход, как и другие получатели в последующем году, это означало бы нулевое неравенство в индивидуальных доходах. Но если бы новые данные о доходах были организованы и отображались в тех же отдельных категориях, что и раньше, сравнивая те же наборы людей, которые ранее входили в различные квинтили в переписи 2020 года, данные показали бы, что люди, ранее входившие в верхний квинтиль, теперь будут иметь чуть более чем в два раза больший доход, чем люди, ранее входившие в нижний квинтиль.

Другими словами, нулевое неравенство в доходах теперь будет выглядеть статистически как неравенство в доходах, большее, чем сегодняшнее неравенство в доходах между женщинами и мужчинами или между черными и белыми американцами!

"Стагнирующий" рост доходов

Существует также долгая история алармистских заявлений о якобы "стагнирующем" росте доходов американцев в целом. Например, средний реальный доход - то есть денежный доход с поправкой на инфляцию - американских домохозяйств вырос всего на 6 % за более чем четверть века, с 1969 по 1996 год. Но средний реальный доход на человека в США за тот же период вырос на 51 %. Как обе эти статистики могут быть верны? Потому что в те годы среднее количество людей на одно домохозяйство сокращалось. Бюро переписи населения еще в 1966 году заявило, что среднее число людей на одно домохозяйство сокращается.

У алармистов есть выбор, какой статистикой пользоваться. Автор New York Times сказал: "Доходы большинства американских домохозяйств не смогли опередить инфляцию с 1973 года". Автор Washington Post сказал: "Доходы большинства американских домохозяйств оставались упрямо неизменными на протяжении последних трех десятилетий". Сотрудник одного из вашингтонских аналитических центров в газете Christian Science Monitor сказал: "Экономика растет без повышения среднего уровня жизни".

Иногда такие выводы могут быть следствием статистической наивности. Но иногда несоответствие моделей, в которых приводятся данные, может свидетельствовать о предвзятости. Например, многолетний обозреватель New York Times Том Викер использовал статистику доходов на душу населения, когда изображал успех экономической политики администрации Линдона Джонсона, но использовал статистику доходов семей, когда изображал провал политики Рональда Рейгана и Джорджа Буша-старшего.

Нет никаких внутренних причин, по которым распределение доходов отдельных людей не может быть представлено и проанализировано, особенно когда доходы на самом деле обычно выплачиваются отдельным людям, а не семьям, домохозяйствам или "потребительским единицам". Однако алармисты, выступающие за распределение доходов, редко, если вообще когда-либо, приводят статистику доходов, сравнивающую одних и тех же людей во времени. Как мы уже видели, такая статистика показывает радикально иные результаты, чем выводы алармистов распределения доходов.

Динамика изменения доходных групп

Текучесть кадров особенно высока в группах с самыми высокими доходами. То, что профессор Пол Кругман из Городского университета Нью-Йорка назвал "очарованным кругом 1 процента", должно иметь несколько мимолетное очарование, потому что большинство людей, попавших в этот круг в 1996 году, уже не было в 2005-м. Ни люди с высоким доходом, ни люди с низким доходом не похожи на инертные шахматные фигуры.

Среди "топ-400" получателей самых высоких доходов текучесть кадров еще более экстремальна, чем среди "топ-1%". Данные Службы внутренних доходов по подоходному налогу показывают, что в период с 1992 по 2014 год в так называемом "топ-400" получателей дохода находились 4584 человека. Из них 3 262 человека попадали в эту группу всего один год в течение этих 23 лет - то есть в течение одного поколения.

Когда доходы, полученные тысячами людей за несколько лет, представляются статистически так, как будто это доходы, полученные сотнями людей, это десятикратное преувеличение разницы в доходах. Если, как иногда утверждают, "богатые" "подтасовали систему", кажется странным, что они подтасовали ее так, что 71 процент из них не повторили свой один год в этой группе с высоким доходом за 23 года, охваченных данными Службы внутренних доходов.

Богатые и бедные

Во многих дискуссиях о разнице в доходах люди, входящие в верхний квинтиль получателей дохода, называются "богатыми", а входящие в нижний квинтиль - "бедными". Но, согласно данным переписи населения 2020 года, верхний квинтиль начинается с дохода домохозяйства в 141 111 долларов. Это очень хороший доход для отдельного человека, и, возможно, несколько менее впечатляющий для пары, зарабатывающей чуть менее 75 000 долларов в год каждый - особенно если эти люди поднялись до такого уровня дохода с более скромных доходов, в течение многих лет. Но ни в том, ни в другом случае такие люди не считаются "богатыми" и не могут позволить себе образ жизни по-настоящему богатых людей с собственными особняками, яхтами или частными самолетами.

К "бедным" часто приклеивают столь же ошибочные ярлыки, как и к "богатым". В исследовании Мичиганского университета 95 процентов людей, изначально попавших в нижний квинтиль, вышли из него в течение нескольких лет, в результате чего в эти годы осталось всего 5 процентов. Поскольку 5 процентов из 20 процентов, изначально попавших в нижний квинтиль, составляли всего 1 процент населения, попавшего в выборку, только этот 1 процент, находившийся в нижнем квинтиле на протяжении всего исследования, имел право называться "бедным" в течение всех этих лет. Вопреки утверждению профессора Стиглица о том, что доходы 99 процентов "стагнируют", именно доходы этого 1 процента малообеспеченного населения стагнируют.

Насколько бедны "бедные"? По сравнению с чем? Каждый из нас понимает бедность по-своему, возможно, вспоминая времена и места, где бедность означала голод, тесное жилье, потрепанную одежду и другие подобные страдания. Но статистика бедности определяется государственными статистиками, которые собирают и публикуют официальные данные. В этих данных официальная "бедность" означает то, что говорят эти статистики. Не больше и не меньше.

К 2001 году три четверти официально "бедных" американцев имели кондиционеры, которые были только у трети всех американцев поколением раньше, в 1971 году. Девяносто семь процентов людей, официально живущих в бедности, в 2001 году имели цветное телевидение, которое в 1971 году было менее чем у половины американцев. Семьдесят три процента имели микроволновую печь, которой в 1971 году владел менее одного процента американцев, а 98 процентов "бедняков" в 2001 году имели либо видеомагнитофон, либо DVD-плеер, которых в 1971 году не было ни у кого.

Что касается жизни в тесных помещениях, то средний американец, живущий в официально определенной бедности, имеет больше места на человека, чем средний европеец - не средний европеец в бедности, а средний европеец, и точка.

Все это не означает, что у американцев, живущих в бедности, нет проблем. Сегодня у них есть более серьезные и даже неотложные проблемы жертвами преступлений и насилия, чем в прошлом, когда их материальный уровень жизни был не так высок. Но это серьезная проблема, которая сама по себе заслуживает долгожданного внимания, в большей степени, чем проблема якобы "стагнирующего" дохода.

Термины "богатый" и "бедный" вводят в заблуждение в другом, более фундаментальном смысле. Эти термины относятся к запасам богатства людей, а не к потокам их доходов. Подоходный налог не облагает богатство. Даже обложение налогом 100 % дохода миллиардера не помешает ему оставаться миллиардером, хотя может помешать другим стать миллиардерами. Похвала некоторым миллиардерам, которые публично рекомендуют повысить подоходный налог, может быть несколько чрезмерной.

Последствия для "социальной справедливости"

Попытки словесно перевести людей, находящихся в настоящее время в разных доходных группах, в разные социальные классы игнорируют текучесть кадров - особенно в группах с высоким доходом, где многие люди являются переходными, с однолетним скачком дохода. Предположительно, мы заботимся о благополучии людей из плоти и крови, а не о различиях между статистическими категориями, содержащими очень разное количество людей и постоянно меняющиеся смеси людей.

Какое значение имеет тот факт, что доля доходов, получаемых людьми из верхней квинтили, постоянно растет? Для сторонников перераспределения доходов это означало, что определенная группа людей получает - или "забирает" - все большую долю совокупного дохода общества. Но хотя такой вывод мог бы быть правильным, если бы люди, попавшие в различные группы по уровню дохода, постоянно проживали в этих группах, это не так, если они были переходными.

Поскольку более половины взрослых американцев в какой-то момент своей жизни достигают верхнего квинтиля (и даже верхнего дециля) доходов домохозяйств, увеличение вознаграждения, ожидающего тех, кто достигает этого уровня, с годами означает, что за подъем на вершину теперь приходится платить больше. Такой исход согласуется с тем, что возраст максимального заработка со временем увеличился с 35-44-летних до людей 45-54 лет. Это, в свою очередь, согласуется с тем, что развитие технологий сделало знания более ценными, относительно физической жизнеспособности молодежи. Поскольку все стареют, такой результат не приводит к автоматическому сосредоточению высоких доходов в определенных социальных классах.

Статистика может быть чрезвычайно ценной для проверки наших убеждений на основе эмпирических данных. Но для этого необходимо внимательно относиться к конкретным данным и словам, которые сопровождают эти данные. Как сказал экономист Алан Рейнольдс, старший научный сотрудник Института Катона:

Измерение роста доходов или неравенства доходов немного похоже на олимпийское фигурное катание - полно опасных прыжков и поворотов и не так просто, как кажется. Тем не менее рост и неравенство доходов - это темы, которые, похоже, вдохновляют многих людей на формирование очень сильных мнений на основе очень слабой статистики.

 

ГЛАВА 4. ЗАБЛУЖДЕНИЯ В ЗНАНИЯХ

Многих социальных вопросах самым важным является то, кто принимает решение. И сторонники социальной справедливости, и их критики могут согласиться с тем, что многие важные социальные решения лучше всего принимать тем, кто обладает наиболее значимыми знаниями. Но у них радикально разные предположения о том, кто на самом деле обладает наибольшими знаниями.

Отчасти это объясняется тем, что у них радикально разные представления о том, что определяется как знание. Подобные разногласия по поводу того, что такое знание, уходят корнями в глубь веков.

 

ПРОТИВОРЕЧИВЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ЗНАНИИ

Взгляды интеллектуалов на знания были сатирически описаны в стихотворении о британском ученом XIX века Бенджамине Джоуэтте, магистре Баллиол-колледжа Оксфордского университета:

Меня зовут Бенджамин Джоуэтт.

Если это знание, то я его знаю.

Я - хозяин этого колледжа.

То, чего я не знаю, не является знанием.

Многие люди не считают всю информацию заслуживающей того, чтобы называться знанием, или не считают обладателей некоторых видов информации столь же знающими, как и обладателей некоторых других видов информации. Плотник может знать, как построить забор, а физик может знать, что E=MC2. Но даже если ни один из них не знает того, что знает другой, многие люди сочтут физика более знающим, потому ли, что его знания потребовали большего изучения или интеллекта, способного овладеть более сложной информацией.

Знания, однако, не существуют в простой иерархии, где на вершине находятся специальные знания, преподаваемые в школах и колледжах, а внизу - более обыденные. Некоторые знания - в любой категории - имеют большее значение, чем другие знания, и это зависит от конкретных обстоятельств и типов решений, которые необходимо принять, а не от сложности или элегантности самих знаний.

Следственные знания

В качестве примера последовательных знаний - знаний, влияющих на принятие решений, имеющих значимые последствия в жизни людей, - можно привести офицеров, управлявших "Титаником", которые, несомненно, обладали множеством сложных знаний о тонкостях кораблевождения и навигации в морях. Но наиболее значимыми знаниями в конкретную ночь были обыденные знания о расположении конкретных айсбергов, поскольку именно столкновение с айсбергом повредило и потопило "Титаник".

Хотя и обыденную информацию, и особые виды информации некоторые называют знанием, они не сопоставимы, а совершенно различны. Более того, предположительно высшее знание не включает в себя автоматически более мирское. Каждое из них может иметь значение в определенных обстоятельствах. Это означает, что распределение знаний в данном обществе может быть очень разным, в зависимости от того, о каком виде знаний идет речь.

Еще один пример роли обыденных, но значимых знаний: когда люди мигрируют из одной страны в другую, они редко мигрируют случайным образом из всех частей страны, которую покидают, или селятся случайным образом во всех частях страны, в которую едут. Различные виды обыденных знаний - информация такого рода, которую не преподают в школах или колледжах, - могут играть важную роль в принятии решений о миграции миллионами людей.

Две провинции Испании середины XIX века, в которых проживало всего 6 процентов испанского населения, обеспечили 67 процентов испанских иммигрантов в Аргентину. Более того, когда эти иммигранты прибыли в Аргентину, они жили, сгруппировавшись в определенных кварталах Буэнос-Айреса. Точно так же в последней четверти XIX века почти 90 процентов итальянских иммигрантов в Австралию прибыли из Италии, где проживало всего 10 процентов населения этой страны. Однако иммиграция в Австралию оставалась значительной на протяжении многих лет из тех же изолированных мест в Италии, откуда прибыло большинство этих эмигрантов. К 1939 году в Австралии проживало больше людей из некоторых итальянских деревень, чем осталось в тех же деревнях в Италии.

Иммигранты, как правило, стремятся попасть в какое-то конкретное место в стране назначения, где уже поселились люди из их родной страны - люди, которых они знают лично и которым доверяют. Такие люди могут предоставить новоприбывшим очень конкретную информацию о тех местах, где жили предыдущие иммигранты. Это очень ценные знания о таких базовых вещах, как место работы, доступное жилье и множество других обыденных, но важных вещей в новой стране с незнакомыми людьми и неизвестным образом жизни в новом для иммигрантов обществе.

Там, где подобные знания были доступны людям в определенных местах Испании или Италии, люди из этих мест имели высокий уровень иммиграции, в то время как из многих других мест в этих же странах, где отсутствовали подобные личные связи, эмигрировало очень мало людей. Вопреки неявным предположениям некоторых социальных теоретиков о случайном поведении, люди не эмигрировали случайным образом из Испании в Аргентину в целом или из Италии в Австралию в целом.

Примерно такая же история произошла с немцами, иммигрировавшими в Соединенные Штаты. В одном из исследований было обнаружено, что некоторые деревни "практически пересажены из Германии в сельскую местность штата Миссури". Аналогичная картина наблюдалась и среди немецких иммигрантов в городских районах Америки. Франкфорт, штат Кентукки, был основан выходцами из Франкфурта, Германия, а Гранд-Айленд, штат Небраска, был основан шлезвиг-гольштейнцами. 6 Из всех людей, эмигрировавших из Китая в США за более чем полвека до Первой мировой войны, 60 процентов были выходцами из Тойшаня, одного из 98 уездов одной провинции на юге Китая.

Подобные модели были правилом, а не исключением, среди других иммигрантов в другие страны, включая ливанцев,поселившихся в Колумбии, и еврейских иммигрантов из Восточной Европы, поселившихся в определенных районах нью-йоркских трущоб Нижнего Ист-Сайда.

Эти модели очень конкретных связей с очень конкретными местами, основанные на очень конкретных обыденных, но значимых знаниях о конкретных людях в этих местах, распространялись на социальную жизнь иммигрантов после их прибытия и поселения. Большинство браков, которые заключались в ирландских кварталах Нью-Йорка XIX века, были браками между выходцами из одного и того же графства Ирландии. Примерно такая же история была и в австралийском городе Гриффит. В период с 1920 по 1933 год 90 процентов итальянских мужчин, эмигрировавших из Венеции и заключивших брак в Австралии, женились на итальянских женщинах, также эмигрировавших из Венеции. Люди сортируют себя, основываясь на очень специфической информации.

Такие закономерности наблюдались настолько широко, что их назвали "цепной миграцией" - по цепочке личных связей. Это - последовательное знание, которое ценится за его практическое применение, а не за интеллектуальную сложность или элегантность. Это очень специфическое знание, касающееся очень специфических людей и мест. Такие знания вряд ли будут известны суррогатным лицам, принимающим решения, таким как экономические центральные планировщики или эксперты по политике, которые могут обладать гораздо большим количеством знаний, преподаваемых в школах и колледжах. Но как бы ни относились к высшему знанию, оно не обязательно охватывает - и тем более не заменяет - то, что считается низшим знанием.

То, сколько знаний существует в данном обществе и как они распределяются, в решающей степени зависит от того, как знание понимается и определяется. Когда такой сторонник социальной справедливости, как профессор Джон Роулз из Гарварда, говорил о том, как "общество" должно "организовать" определенные результаты, он явно имел в виду коллективные решения такого рода, которые принимает правительство, используя знания, доступные суррогатным лицам, принимающим решения, а не те знания, которые знают и используют отдельные люди в целом, принимая решения о своей собственной жизни. Как гласит старая поговорка: "Дурак может надеть пальто лучше, чем мудрец сделает это за него".

Какими бы желательными ни были цели, к которым стремятся сторонники социальной справедливости, возможность достижения этих целей с помощью суррогатных лиц, принимающих решения, зависит от распределения соответствующих и вытекающих из этого знаний.

Она также зависит от характера, целей и надежности политического процесса, в рамках которого действуют правительства. История многих пылких крестовых походов двадцатого века за идеалистическими целями - это болезненное свидетельство того, как часто наделение правительств большими полномочиями во имя достижения этих целей приводило к тоталитарным диктатурам. Горькая тема "предательства революции" восходит, по крайней мере, к Французской революции XVIII века.

На противоположном полюсе от позиции, приписываемой Бенджамину Джоуэтту, находится концепция знания лауреата Нобелевской премии XX века экономиста Ф. А. Хайека, которая охватывает и информацию плотника, и информацию физика, и выходит далеко за пределы обеих. Это ставит его в прямую оппозицию различным системам принятия суррогатных решений в XX веке, включая концепцию социальной справедливости.

По мнению Хайека, последовательное знание включает в себя не только артикулированную, но и неартикулированную информацию, воплощенную в поведенческих реакциях на известные реалии. В качестве примера можно привести такие простые и последовательные вещи, как надевание теплой одежды на детей перед тем, как вывести их на улицу в холодную погоду, или перемещение автомобиля на обочину дороги, когда вы слышите сирену машины экстренной помощи, желающей проехать. Как сказал Хайек:

Не все знания в этом смысле являются частью нашего интеллекта, равно как и не весь наш интеллект является частью наших знаний. Наши привычки и навыки, наши эмоциональные установки, наши инструменты и наши институты - все они в этом смысле являются адаптацией к прошлому опыту, выросшей путем избирательного исключения менее подходящего поведения. Они являются такой же необходимой основой успешных действий, как и наше сознательное знание.

Это масштабное определение знания радикально меняет представление о его распределении. Последующее знание, по мысли Хайека, гораздо шире распространено среди населения в целом - часто в виде отдельных невыразительных фрагментов, которые должны быть скоординированы в ходе индивидуальных взаимодействий людей друг с другом для достижения взаимных выгод, как, например, в экономических рыночных сделках.

Другой экономист, Леонард Рид, отмечал, что ни один человек не обладает всеми знаниями, необходимыми для производства всех компонентов простого и недорогого грифельного карандаша. Рыночные сделки сводят вместе - из разных уголков мира - графит, используемый для письма, резину для ластика, дерево, в которое они вставляются, и металлическую ленту, удерживающую ластик.

Ни один человек, скорее всего, не знает, как производить все эти совершенно разные вещи, часто происходящие из совершенно разных мест и использующие совершенно разные технологии. Недорогие карандаши производятся через цепочки информации и сотрудничества, в рыночных сделках, основанных на сжатом, но последовательном знании, передаваемом в виде цен, которые, в свою очередь, основаны на конкуренции между множеством производителей каждого компонента. Производитель собирает все эти компоненты карандаша воедино по цене, которую готовы заплатить потребители.

Последствия всего этого для концепции социальной справедливости зависят не только от желательности целей этой концепции, но и от целесообразности использования определенных видов институтов, с помощью которых эти цели могут быть достигнуты. Недостаточно сказать, как говорил профессор Ролз, что "общество" должно "устроиться" так, чтобы добиться определенных результатов - каким-то образом. Выбор институциональных механизмов имеет значение не только с точки зрения экономической эффективности, но и в еще большей степени ради сохранения свободы миллионов людей принимать собственные решения о своей жизни так, как они считают нужным, а не для того, чтобы суррогатные лица, принимающие решения, предвосхищали их решения во имя благородно звучащих слов, таких как "социальная справедливость".

Удобной расплывчатости обращения к "обществу" как к лицу, принимающему решения для "упорядочивания" результатов - как в концепции социальной справедливости Роулза - предшествовали столь же расплывчатые ссылки философа прогрессивной эпохи Джона Дьюи на "социальный контроль", призванный заменить "хаотические" и узко "индивидуалистические" решения в рыночной экономике. До этого, еще в XVIII веке, существовала расплывчатая "общая воля" Руссо для принятия решений во имя "общего блага".

Очень разные концепции процессов принятия решений отражают очень разные представления о распределении знаний о последствиях. Вполне понятно, что люди с очень разными представлениями о знании и его распределении приходят к очень разным выводам о том, какие виды институтов приводят к лучшим или худшим результатам для людей.

Противоположные взгляды

Хотя Ф.А. Хайек был знаковым человеком в развитии понимания решающей роли распределения знаний в определении того, какие виды политики и институтов могут привести к тем или иным результатам, до него были другие люди, чей анализ имел аналогичные последствия, а после него - в частности, Милтон Фридман - кто применил анализ Хайека в своих собственных работах.

Противоположное представление о знании и его распределении также имеет очень долгую историю, и за ним стоят противоположные выводы - а именно, что значимые знания сосредоточены у интеллектуально более развитых людей. Вопрос о том, что представляет собой знание, рассматривался в двухтомном трактате Уильяма Годвина 1793 года под названием "Исследование политической справедливости".

Концепция знания Годвина во многом напоминала ту, что распространена в современных трудах о социальной справедливости. Действительно, слово "политический" в названии его книги использовалось в общепринятом в то время смысле, относясь к политии или правительственной структуре общества. В аналогичном смысле это слово использовалось в то время в выражении "политическая экономия", означающем то, что мы сегодня называем "экономикой" - экономический анализ общества или государства, в отличие от экономического анализа решений в доме, бизнесе или другом индивидуальном учреждении в обществе или государстве.

Для Годвина четко сформулированный разум был источником знания и понимания. Таким образом, "справедливые взгляды на общество" в умах "либерально образованных и размышляющих членов" общества позволят им быть "для народа проводниками и наставниками". Здесь предположение о превосходстве знаний и понимания не привело к тому, что интеллектуальная элита стала играть роль суррогатных лиц, принимающих решения, как часть правительства, а стала влиять на общественность, которая, в свою очередь, должна была влиять на правительство.

Аналогичная роль интеллектуальной элиты появилась позднее в работах Джона Стюарта Милля в XIX веке. Хотя Милль считал, что население в целом обладает большими знаниями, чем правительство, он также видел, что население нуждается в руководстве элиты интеллектуалов. Как он сказал в книге "О свободе", демократия может подняться над посредственностью только там, где "суверенное множество позволило себе руководствоваться (что в лучшие времена они всегда делали) советами и влиянием более высоко одаренного и обученного одного или немногих".

Милль изображал эту интеллектуальную элиту - "лучших и мудрейших", "мыслящие умы","наиболее культивированные интеллекты в стране", "тех, кто опередил общество в мыслях и чувствах" - как "соль земли; без них человеческая жизнь превратилась бы в застойный бассейн"." Он призвал университеты "посылать в общество череду умов, не являющихся порождением своей эпохи, но способных быть ее улучшителями и восстановителями".

По иронии судьбы, это предположение о незаменимости интеллектуалов для человеческого прогресса утверждалось в то время и в том месте - в Британии XIX века, - где при жизни самого Милля происходила промышленная революция, которая изменит весь уклад жизни во многих странах мира. Более того, эту промышленную революцию возглавляли люди с практическим опытом работы в промышленности, а не с интеллектуальным или научным образованием. Даже среди американцев такие революционные промышленные гиганты, как Томас Эдисон и Генри Форд, имели очень мало формального образования, а первый самолет, оторвавшийся от земли с человеком на борту, был изобретен двумя веломеханиками - братьями Райт, - которые так и не закончили среднюю школу.

Тем не менее, видение Джона Стюарта Милля о незаменимой роли интеллектуалов в человеческом прогрессе разделяли многие интеллектуалы на протяжении веков. Среди них были интеллектуалы, возглавлявшие крестовые походы за экономическое равенство, основанные, как это ни парадоксально, на предположениях о собственном превосходстве. В XVIII веке Руссо говорил, что считает "наилучшим и наиболее естественным положением для мудрейших управлять множеством". Вариации на эту тему были характерны для таких движений против экономического неравенства, как марксизм, фабианский социализм, прогрессивизм и активизм социальной справедливости.

Руссо, несмотря на то что он подчеркивал, что общество руководствуется "общей волей", оставлял интерпретацию этой воли на усмотрение элиты. Он сравнивал народные массы с "глупым, пузатым инвалидом". Другие левые XVIII века, такие как Уильям Годвин и маркиз де Кондорсе, выражали подобное презрение к массам. В XIX веке Карл Маркс сказал: "Рабочий класс либо революционен, либо он ничто". Другими словами, миллионы сограждан имели значение только в том случае, если они воплощали марксистское видение.

Пионер фабианского социализма Джордж Бернард Шоу относил рабочий класс к числу "отвратительных" людей, которые "не имеют права на жизнь". Он добавлял: "Я бы впал в отчаяние, если бы не знал, что все они когда-нибудь умрут и что на земле нет никакой необходимости заменять их такими же людьми, как они сами".

В наше время выдающийся ученый-юрист профессор Оксфордского университета Рональд Дворкин заявил, что "более равное общество - лучшее общество, даже если его граждане предпочитают неравенство". Французская феминистка Симона де Бовуар также говорила: "Ни одна женщина не должна иметь права сидеть дома и воспитывать своих детей. Общество должно быть совершенно другим. У женщин не должно быть такого выбора, именно потому, что если такой выбор будет, то слишком много женщин его сделают". В том же духе высказывался активист движения за права потребителей Ральф Нейдер: "Потребитель должен быть иногда защищен от своей собственной неосмотрительности и тщеславия".

Мы уже видели, как подобные взгляды приводили генетических детерминистов в начале XX века к тому, что они вскользь высказывались в пользу заключения в тюрьму людей, не совершивших никаких преступлений, и лишения их нормальной жизни на основании необоснованных убеждений, которые тогда были в моде в интеллектуальных кругах.

Учитывая концепцию знаний, распространенную среди многих элитных интеллектуалов, и распределение этих знаний, подразумеваемое этой концепцией, вряд ли удивительно, что они приходят к таким выводам. В самом деле, если исходить из противоположного предположения - что собственные великие достижения и компетентность ограничены узкой группой, выбивающейся из обширного спектра человеческих проблем, - это может стать серьезным препятствием для продвижения социальных крестовых походов, которые предвосхищают решения других людей, которые якобы должны быть бенефициарами таких крестовых походов, как стремление к социальной справедливости.

Ф.А. Хайек считал предположения интеллектуалов-крестоносцев "Роковым заблуждением" - так называется его книга на эту тему. Несмотря на то, что Хайек был знаковым человеком, выступавшим против предполагаемого превосходства интеллектуалов в качестве проводников или суррогатных лиц, принимающих решения за других людей, он был не одинок в своем неприятии идеи предполагаемой концентрации значимых знаний в интеллектуальной элите.

Профессор Милтон Фридман, еще один экономист, получивший Нобелевскую премию, отмечал, что такая честь может привести к предположениям о всемогуществе как общественности, так и самого лауреата:

Всемирный авторитет Нобелевской премии объясняется тем, что объявление о присуждении премии превращает ее лауреата в мгновенного эксперта для всех и каждого... Нет нужды говорить, что такое внимание льстит, но и развращает.

Другой нобелевский лауреат, профессор Джордж Стиглер (George J. Stigler), также заметил: "Полное собрание публичных заявлений, подписанных лауреатами, чья работа не дала им даже профессионального знакомства с проблемой, затронутой в заявлении, было бы очень большим и несколько удручающим". Он говорил о "нобелевских лауреатах, которые почти ежемесячно, а иногда и без всякого другого повода, выступают с суровыми ультиматами перед публикой".

Подобные предположения о всемогуществе присущи отнюдь не только нобелевским лауреатам. Профессор Фридман обнаружил, что подобные убеждения распространены среди видных деятелей и учреждений, продвигающих социальные крестовые походы, которые сейчас в моде:

Я разговаривал и спорил с представителями научных кругов, средств массовой информации, финансового сообщества, фондов, да мало ли с кем. Я был потрясен тем, что обнаружил. Это была невероятная степень интеллектуальной однородности, принятие стандартного набора взглядов с шаблонными ответами на каждое возражение, самодовольное удовлетворение от принадлежности к ин-группе.

Необычно, когда то, что критики говорят о некоторых людях, так похоже на то, что эти люди говорят о себе - в данном случае о том, как интеллектуальная элита чувствует свое превосходство над другими людьми. Эта закономерность восходит, по крайней мере, к XVIII веку и согласуется с тем, что Джон Мейнард Кейнс говорил в XX веке об интеллектуальном круге, к которому он принадлежал:

Мы полностью отказались от личной обязанности подчиняться общим правилам. Мы заявляли о своем праве судить каждый отдельный случай по существу, а также о мудрости, опыте и самообладании, чтобы делать это успешно... Перед Небом мы заявляли, что сами являемся судьей в своем деле.

Хотя в более поздние годы Кейнс признал некоторые проблемы такого подхода, он, тем не менее, сказал: "Однако, насколько я понимаю, уже слишком поздно что-то менять". Биограф Кейнса, коллега-экономист, который был его современником, отметил еще один аспект характера Кейнса, который уже давно был характерен для некоторых других представителей интеллектуальной элиты:

Он говорил на самые разные темы, по некоторым из которых он был глубоким экспертом, а по другим, возможно, почерпнул свои взгляды из нескольких страниц книги, в которую случайно заглянул. В обоих случаях от него исходила одинаковая атмосфера авторитета.

Различия в предположениях о распределении последующих знаний - это не просто случайный социальный курьез. Люди, стремящиеся к схожим целям, могут прийти к радикально разным выводам о способах достижения этих целей, если они имеют радикально разные убеждения о природе и распределении необходимых знаний. В некоторых случаях сами цели могут казаться возможными или невозможными в зависимости от того, какое распределение знаний потребуется для достижения этих целей.

 

ФАКТЫ И МИФЫ

Политика, основанная на концепции социальной справедливости, как правило, предполагает не только концентрацию значимых знаний в интеллектуальных элитах, но и концентрацию причин социально-экономического неравенства в таких людях, как руководители бизнеса, образовательных и других учреждений. Соответственно, программа социальной справедливости стремится сосредоточить свое внимание на исправлении институциональных и общественных дефектов путем наделения правительства полномочиями суррогатных лиц, принимающих решения, чтобы спасти жертв различных форм плохого обращения, забрав многие решения из рук других людей. Это включает в себя изъятие некоторых решений из рук самих предполагаемых жертв и передачу этих решений элитным суррогатам, чьи якобы более глубокие знания могут лучше защитить их интересы.

Эти упреки в принятии чужих решений ради собственного блага варьируются от решений о трудоустройстве и личных финансах до решений о жилье и ценностях, которые следует прививать своим детям.

Пропаганда таких исключений была характерна для эпохи прогрессизма в Америке начала XX века и продолжается до сих пор.

Вопросы трудоустройства

Одним из выдающихся первых прогрессистов, призывавших элиту к отмене чужих решений, был Уолтер Э. Вейл, окончивший колледж в 19 лет, получивший степень доктора философии и сделавший карьеру академика и журналиста. Он явно принадлежал к интеллектуальной элите и посвятил свои таланты борьбе за "социализированную демократию", в которой работники были бы защищены от "великих межгосударственных корпораций", среди прочих опасностей и ограничений. Например:

Закон, запрещающий женщине работать ночью на текстильных фабриках, скорее увеличивает, чем ограничивает ее свободу, просто потому, что он отнимает у работодателя его прежнее право заставлять ее экономическим давлением работать ночью, когда она предпочитает работать днем.

Очевидно, что Уолтер Э. Вейл считал, что работодатель отнимает у этой женщины свободу, а такие люди, как он, хотят ее вернуть - хотя именно работодатель предложил ей выбор, а такие суррогаты, как Вейл, хотели отнять ее выбор. Для интеллектуальной элиты, которая видит, что значимые для общества знания сосредоточены в таких людях, как они сами, это может иметь смысл. Но люди, которые видят, что знания о последствиях широко распространены среди населения в целом, могут прийти к противоположному выводу - уже упоминавшемуся - что "дурак может надеть пальто лучше, чем мудрец сделает это за него". Или она.

Законы о минимальной заработной плате - еще один пример того, как интеллектуальная элита и сторонники социальной справедливости выступают в роли суррогатных лиц, принимающих решения, предвосхищая решения как работодателей, так и работников. Как отмечалось в главе 3, уровень безработицы среди чернокожих 16- и 17-летних юношей составлял менее 10 % в 1948 году, когда инфляция сделала закон о минимальной заработной плате неэффективным. Но после того как серия повышений минимальной заработной платы, начиная с 1950 года, восстановила эффективность этого закона, уровень безработицы среди чернокожих юношей этой возрастной группы вырос и никогда не опускался ниже 20 процентов в течение более чем трех десятилетий подряд, с 1958 по 1994 год.

В некоторые из этих лет уровень безработицы среди них превышал 40 %. Более того, в эти годы практически одинаковый уровень безработицы среди черных и белых подростков, существовавший на момент вступления в силу закона о минимальной заработной плате в 1948 году, теперь имел расовый разрыв. Уровень безработицы среди чернокожих подростков теперь часто в два раза превышал уровень безработицы среди белых подростков. В 2009 году - по иронии судьбы, в первый год правления Обамы - годовой уровень безработицы среди чернокожих подростков в целом составил 52 процента.

Другими словами, половина всех чернокожих подростков, ищущих работу, не могли ее найти, потому что суррогатные лица, принимающие решения, запрещали им устраиваться на работу с зарплатой, которую работодатели готовы были платить, но которая не нравилась третьим лицам. Упреждение выбора оставляло чернокожим подросткам выбор: работать без зарплаты в легальных профессиях или зарабатывать деньги на нелегальной деятельности, например на продаже наркотиков - занятие, сопряженное с опасностью как со стороны закона, так и со стороны конкурирующих банд. Но даже если бы безработные чернокожие подростки просто слонялись без дела по улицам, ни одно сообщество любой расы не стало бы лучше от того, что многие подростки слоняются без дела.

Ни один из этих фактов не произвел ни малейшего впечатления на многих людей, выступающих за повышение минимальной заработной платы. Это еще один пример ситуаций, когда "друзья" и "защитники" менее удачливых забывают о вреде, который они наносят. Обозреватель New York Times Николас Кристоф, например, изобразил людей, выступающих против законов о минимальной заработной плате, как людей, "враждебно относящихся" к "повышению минимальной заработной платы в соответствии с инфляцией" из-за их "подлой злобы" или "в лучшем случае отсутствия сочувствия к тем, кто испытывает трудности".

Нет необходимости приписывать Николасу Кристофу злые намерения. Морализаторство без фактов - обычная модель поведения сторонников социальной справедливости. Но основная проблема - институциональная, когда законы позволяют сторонним суррогатам принимать решения за других людей и не платить за свою неправоту, независимо от того, насколько высока цена, которую платят другие, которым они якобы помогают.

Тот, кто всерьез интересуется фактами о влиянии законов о минимальной заработной плате на занятость, может найти их в бесчисленных примерах из разных стран мира и в разные периоды истории. В большинстве современных индустриальных стран действуют законы о минимальной заработной плате, но в некоторых их нет, поэтому их уровень безработицы можно сравнить с уровнем безработицы в других странах.

В 2003 году журнал The Economist сообщил, что уровень безработицы в Швейцарии "приблизился к пятилетнему максимуму - 3,9 % в феврале". В Швейцарии нет закона о минимальной заработной плате. В городе-государстве Сингапур также не было закона о минимальной заработной плате, а уровень безработицы в 2013 году составил 2,1 %. В 1991 году, когда Гонконг еще был британской колонией, в нем тоже не было закона о минимальной заработной плате, а уровень безработицы составлял менее 2 %. Последней американской администрацией, не принявшей национального закона о минимальной заработной плате, была администрация Кулиджа в 1920-х годах. В последние четыре года правления президента Кулиджа годовой уровень безработицы колебался от 4,2 % до 1,8 %.

В то время как некоторые сторонники социальной справедливости могут считать законы о минимальной заработной плате способом помочь людям с низкими доходами, многие группы с особыми интересами в разных странах мира - возможно, более опытные и информированные о своих собственных экономических интересах - намеренно выступают за принятие законов о минимальной заработной плате с явной целью вытеснения некоторых людей с низкими доходами с рынка труда. В свое время в число групп, нацеленных на исключение, входили японские рабочие-иммигранты в Канаде и африканские рабочие в Южной Африке в период апартеида, и другие.

Кредиты до зарплаты

Подобные предположения привели к тому, что многие местные организации, занимающиеся вопросами социальной справедливости, пытаются запретить так называемые "кредиты до зарплаты" в районах с низким уровнем дохода. Обычно это краткосрочные займы небольших сумм денег, взимающие около 15 долларов за сто долларов, взятых в долг на несколько недель. Люди с низким уровнем дохода, столкнувшиеся с неожиданной финансовой проблемой, часто обращаются к таким займам, потому что банки вряд ли дадут им кредит, а деньги, которые им нужны для решения какой-то чрезвычайной ситуации, должны быть выплачены до того, как придет их следующий чек - будь то чек с работы, или чек из социального обеспечения, или из другого источника.

Возможно, сломалась старая машина, и ее нужно срочно отремонтировать, если это единственный способ добраться до работы из дома. Или член семьи внезапно заболел, и ему срочно нужны дорогие лекарства. В любом случае заемщикам нужны деньги, которых у них нет, и нужны они им прямо сейчас. Заплатить 15 долларов, чтобы занять 100 долларов до конца месяца, может быть одним из немногих вариантов. Но математически это может вылиться в годовую процентную ставку в несколько сотен процентов, а сторонники социальной справедливости считают это "эксплуатацией". Соответственно, кредиты до зарплаты осуждаются с редакционных страниц газеты New York Times и на многих других площадках, где выступают за социальную справедливость.

По той же логике, что и в случае с процентными ставками по кредитам "до зарплаты" в несколько сотен процентов годовых, снимая номер в отеле за 100 долларов за ночь, вы платите 36 500 долларов в год, что кажется непомерно высокой платой за аренду комнаты. Но, конечно, большинство людей вряд ли будут снимать номер в отеле на год по такой цене. Кроме того, не гарантирует руководству отеля, что каждый номер в отеле будет сдаваться каждую ночь, хотя сотрудники отеля должны получать зарплату каждый день, независимо от того, сколько номеров сдано или не сдано.

Тем не менее, основываясь на рассуждениях о годовых процентных ставках, некоторые штаты ввели ограничения на процентные ставки, которых зачастую было достаточно, чтобы закрыть большинство предприятий, предоставляющих кредиты "до зарплаты". Среди других недостатков в рассуждениях крестоносцев социальной справедливости - то, что 15 долларов - это не все проценты, как их определяют экономисты. Эта сумма также покрывает стоимость оформления кредита и неизбежные риски потерь при любом виде кредитования, а также покрывает такие обычные расходы, как зарплата сотрудников, аренда и т. д., которые есть у других предприятий.

Такие расходы составляют больший процент от всех затрат, когда заимствуется небольшая сумма денег. Оформление кредита на сумму 10 000 долларов не обходится банку в сто раз дороже, чем оформление кредита на сумму 100 долларов.

Короче говоря, реальная процентная ставка - за вычетом прочих издержек - вряд ли будет хоть сколько-нибудь похожа на тревожные цифры процентных ставок, которые бездумно разбрасываются, чтобы оправдать упреждение решений малообеспеченных людей, столкнувшихся с чрезвычайной финансовой ситуацией. Но, тем не менее, интеллектуальная элита и борцы за социальную справедливость могут уйти с чувством собственного достоинства, лишив бедных людей одного из немногих вариантов действий в чрезвычайных финансовых ситуациях.

Для того, кто непосредственно вовлечен в процесс, это может стоить гораздо больше, чем 15 долларов за то, чтобы не потерять день зарплаты или избавить больного члена семьи от ненужных страданий. Но крестоносным интеллектуальным элитам может и не прийти в голову, что обычные люди могут обладать гораздо более значимыми знаниями о своих собственных обстоятельствах, чем далекие суррогаты.

Что касается "эксплуатации", то не всегда легко понять, что конкретно имеют в виду некоторые люди, когда используют это слово, кроме выражения своего неодобрения. Но если мы понимаем под "эксплуатацией" в данном контексте то, что люди, владеющие бизнесом по выдаче кредитов до зарплаты, получают более высокую норму прибыли на свои инвестиции в бизнес, чем необходимо для компенсации их участия в этом конкретном бизнесе, то полное закрытие многих предприятий по выдаче кредитов до зарплаты после принятия закона, снижающего их "процентные" сборы, говорит об обратном. Зачем кому-то полностью отказываться от бизнеса, который по-прежнему приносит ему такую же прибыль на вложенные средства, как и другие виды бизнеса?

В тех конкретных случаях, когда законодательно установленные ограничения на так называемые "проценты" вынуждают компании, предоставляющие кредиты "до зарплаты", прекратить свою деятельность, реформаторы социальной справедливости могут уходить с чувством удовлетворения от того, что покончили с "эксплуатацией" бедных, хотя на самом деле они просто лишили бедных одного из немногих вариантов действий в чрезвычайной ситуации, не позволив компаниям, предоставляющим такой вариант, получать доход, обычный для других видов бизнеса.

Жилищные решения

Даже такие базовые индивидуальные решения, как где жить - в каком жилье и в каком районе - были отменены суррогатными лицами, принимающими решения.

Более века социальные реформаторы использовали власть правительства, чтобы заставить людей с низким уровнем дохода покинуть дома, в которых они решили жить, и переехать в места, которые реформаторы считают лучшими. Эта политика носила разные названия, такие как "расчистка трущоб", "обновление городов" или другие, которые были политически модными в разные времена.

Некоторые из жилищ, в которых жили самые бедные люди, особенно в начале двадцатого века, были поистине ужасны. Опрос, проведенный в 1908 году, показал, что примерно в половине семей, проживавших в нью-йоркском Нижнем Ист-Сайде, в одной комнате спали три или четыре человека, а почти в 25 процентах этих семей - пять и более человек. Индивидуальные ванны в домах были большой редкостью в то время. Крытый кран или туалет, который могли использовать многие жильцы, был недавним усовершенствованием, и они отнюдь не были универсальными. На задних дворах по-прежнему стояли тысячи туалетов под открытым небом, что в зимнее время могло представлять определенную проблему.

Лица, принимающие решения, не просто советовали жильцам уехать, но и не предоставляли места, куда они могли бы переехать. Вместо этого государственные чиновники приказывали снести трущобы и с помощью полиции выселяли жильцов, которые не хотели уезжать. В те времена и позже лица, принимающие решения, просто полагали, что их собственные знания и понимание превосходят знания и понимание людей с низким уровнем дохода, которых они вытеснили из трущоб. Позже, после того как взамен было построено более качественное жилье, суррогаты могли чувствовать себя оправданными.

Даже если жилье, в которое сразу же переехали выселенные жильцы, и новое жилье, построенное взамен трущоб, были лучше, у жильцов трущоб уже был первый вариант до того, как их выселили, и их выбор, если он был, заключался в том, чтобы остаться на месте, чтобы сэкономить столь необходимые деньги, а не платить более высокую арендную плату. Зачастую более качественное жилье, которое строилось взамен, также было более дорогим.

Среди самых бедных европейских иммигрантов того времени были восточноевропейские евреи. Их мужчины часто работали разносчиками на улицах, а женщины и дети подолгу трудились дома за низкую сдельную оплату, выполняя заказы на производство одежды в трущобных квартирах, где они жили. Они часто пытались накопить достаточно денег, чтобы со временем открыть какой-нибудь небольшой магазин или бакалейную лавку в надежде, что таким образом смогут заработать на жизнь получше или хотя бы не будут работать разносчиками на улицах в любую погоду.

У многих еврейских иммигрантов были родственники в Восточной Европе, где они подвергались нападениям антисемитских толп. Сэкономленные деньги также использовались для оплаты проезда тех членов семьи, которые отчаянно нуждались в побеге. В эти годы большинству еврейских иммигрантов из Восточной Европы, прибывших в Америку, проезд оплачивали члены их семей, уже жившие в Америке, хотя многие евреи в то время все еще были бедны и жили в трущобах.

Другие группы иммигрантов, жившие в трущобах Америки XIX и начала XX веков, сталкивались с такими же неотложными ситуациями. Итальянские иммигранты, в подавляющем большинстве мужчины, часто имели семьи в бедных южных регионах Италии, которым они отправляли деньги, заработанные в Соединенных Штатах. Эти иммигранты часто спали по несколько человек в комнате, чтобы сэкономить деньги. Наблюдатели, заметившие, что они казались физически меньше других мужчин - чего нельзя сказать об итальянских мужчинах в Америке более поздних поколений, - возможно, не знали, что эти мужчины экономили даже на еде, чтобы накопить деньги, на которые они могли либо вернуться в Италию через несколько лет, чтобы воссоединиться со своими семьями, либо послать деньги своим семьям, чтобы те приехали к ним в Америку.

В предыдущем поколении ирландские иммигранты жили в самых страшных трущобах Америки - обычно семьями, но также и с другими членами семьи, все еще остававшимися в Ирландии, где в 1840-х годах из-за неурожая разразился опустошительный голод. Как и еврейские иммигранты из Восточной Европы в более поздние годы, ирландцы, жившие в Америке, посылали деньги своим родственникам в Ирландию, чтобы те могли иммигрировать в Америку, предварительно оплатив свой проезд.

Эти и другие насущные причины необходимости экономить деньги были частью косвенных знаний, которые остро ощущали члены семей, живущих в трущобах, но о которых не так часто узнавали лица, принимающие решения, уверенные в своем якобы высшем знании и понимании. Ранний писатель прогрессивной эпохи Уолтер Э. Вейл говорил, что "закон о доходных домах увеличивает свободу обитателей доходных домов". Сопротивление обитателей трущоб, которых пришлось выселять с помощью полиции, говорит о том, что они видели вещи по-другому.

Дети

Еще более глубокое проникновение в жизнь других людей - это ущемление роли родителей в воспитании собственных детей.

Решение о том, когда и как родители хотят, чтобы их детей информировали и консультировали по вопросам секса, было просто упреждено суррогатами, которые ввели "половое воспитание" в государственных школах в 1960-х годах. Как и многие другие социальные крестовые походы интеллектуальной элиты, программа "сексуального образования" была представлена в политическом плане как срочный ответ на существующий "кризис". В данном случае в число проблем, требующих решения, входили нежелательная беременность среди девочек-подростков и венерические заболевания среди обоих полов.

Например, представитель организации "Планируемое родительство" выступил перед подкомитетом Конгресса с заявлением о необходимости таких программ, "чтобы помочь нашей молодежи уменьшить количество внебрачных рождений и ранних браков, вызванных беременностью". Подобные взгляды, как на венерические заболевания, так и на нежелательную беременность, находили отклик во многих элитных интеллектуальных кругах, а сомневающихся или критиков изображали невежественными или еще хуже.

Каковы же были реальные факты на момент возникновения этого "кризиса", якобы срочно требующего "решения" путем отмены роли родителей? Венерические заболевания снижались на протяжении многих лет. Уровень инфицирования гонореей снижался каждый год с 1950 по 1958 год, а уровень инфицирования сифилисом к 1960 году составил менее половины от того, что было в 1950 году. Уровень беременности среди девушек-подростков снижался более десяти лет.

Что касается фактов о том, что произошло после широкого внедрения "сексуального образования" в государственные школы, то с 1956 по 1975 год уровень заболеваемости подростков гонореей вырос в три раза. Уровень заболеваемости сифилисом продолжал снижаться, но темпы его снижения с 1961 года были уже не такими резкими, как в предыдущие годы.

В 1970-е годы уровень беременности среди женщин в возрасте от 15 до 19 лет вырос с примерно 68 на тысячу в 1970 году до примерно 96 на тысячу к 1980 году. Данные по уровню рождаемости на тысячу женщин в этой же возрастной группе отличаются численно - из-за абортов и выкидышей, - но картина по годам была схожей.

Начиная с 1960-х годов, когда в государственные школы массово вводилось сексуальное просвещение, рождаемость среди незамужних женщин в возрасте от 15 до 19 лет составляла 12,6 на тысячу в 1950 году, 15,3 в 1960 году, 22,4 в 1970 году и 27,6 в 1980 году. В конце века, в 1999 году, он составлял 40,4 на тысячу человек. В процентном отношении к числу всех рождений у женщин той же возрастной группы - как замужних, так и незамужних - рождение у незамужних женщин этой возрастной группы составляло 13,4 процента от всех рождений у женщин этого возраста в 1950 году, 14,8 в 1960 году, 29,5 в 1970 году и 47,6 в 1980 году. По состоянию на 2000 год более трех четвертей всех рождений у женщин этой возрастной группы - 78,7 процента - приходилось на незамужних женщин.

Причину найти несложно: К 1976 году процент незамужних девочек-подростков, занимавшихся сексом, в каждом возрасте от 15 до 19 лет был выше, чем пятью годами ранее. Также нетрудно понять, почему, когда специфика того, что называлось "половым воспитанием", включала такие вещи, как:

В популярной программе сексуального обучения для младших школьников 13 и 14 лет демонстрируются кадры из фильмов, на которых четыре обнаженные пары, две гомосексуальные и две гетеросексуальные, совершают различные откровенные сексуальные действия, а учителя предупреждают, что секс-педагоги не должны показывать эти материалы родителям или друзьям: "Многие материалы этой программы, показанные людям вне контекста самой программы, могут вызвать непонимание и трудности".

Когда некоторые родители в Коннектикуте узнали о специфике таких программ "сексуального воспитания" и выразили протест, их осудили как "фундаменталистов" и "правых экстремистов". Так получилось, что их религия известна, даже если их политические взгляды не известны. Они были зажиточными епископалами. Но здесь, как и во многих других вопросах, связанных с социальными крестовыми походами интеллектуальных элит, на аргументы против их позиции слишком часто отвечают обличениями ad hominem, а не контраргументами с фактами. Среди комментариев "экспертов" было и такое: "Секс и сексуальность стали слишком сложными и техническими, чтобы оставлять их на усмотрение обычного родителя, который либо не информирован, либо слишком застенчив, чтобы делиться полезной сексуальной информацией со своим ребенком".

По широкому спектру вопросов люди, считающие себя обладателями превосходных знаний о последствиях, которых нет у других людей, не видят проблемы в том, чтобы предвосхищать чужие решения. Последствия, противоположные предсказанным, также не обязательно являются карательными. Многие сторонники "сексуального образования" в государственных школах использовали эти ужасные последствия как свидетельство еще более острой необходимости в дополнительном "сексуальном образовании".

Однако, как и в случае с ранними генетическими детерминистами прогрессивной эпохи, нашелся один видный сторонник "полового воспитания" в государственных школах, который честно признал факты. Это был Сарджент Шрайвер, бывший глава Управления по экономическим возможностям, которое возглавило раннюю кампанию за "половое воспитание" в государственных школах. В 1978 году он заявил, выступая перед комитетом Конгресса:

Точно так же, как венерические заболевания подскочили на 350 % за последние 15 лет, когда у нас было больше клиник, больше таблеток и больше сексуального образования, чем когда-либо в истории, выросла подростковая беременность.

Как и в случае с отказом Карла Бригама от своих выводов о генетическом детерминизме в предыдущем поколении, трудно найти других, готовых быть столь же откровенными.

 

МОДЕЛИ И ПОСЛЕДСТВИЯ

В политике - будь то электоральная или идеологическая политика - слово "кризис" часто означает любую ситуацию, которую кто-то хочет изменить. Отнюдь не означая автоматически некое тяжелое состояние, угрожающее обществу, оно часто означает просто золотую возможность для суррогатов использовать деньги налогоплательщиков и власть правительства для продвижения интересов суррогатов, будь то интересы политические, идеологические или финансовые.

Интеллектуальные элиты, борющиеся за свои идеологические цели, на протяжении веков рассматривали детей как особуюмишень для своих посланий. Еще в XVIII веке Уильям Годвин говорил, что дети - чужие дети - "это своего рода сырой материал, отданный в наши руки". Их умы "подобны листу белой бумаги". Это видение обучения чужих детей как золотой возможности для интеллектуалов формировать общество, контролируя то, что будет записано в этих молодых и предположительно пустых умах, осталось ключевой особенностью социальных крестовых походов по переделке мира в соответствии с предубеждениями интеллектуальных элит, которые считают себя ключевыми обладателями значимых знаний.

Подобное представление об образовательной роли интеллектуальной элиты, ведущей крестовый поход, было центральной чертой эпохи прогрессизма как в начале двадцатого века, так и в конце двадцатого столетия, продолжаясь и в наше время. Прежде чем Вудро Вильсон стал президентом Соединенных Штатов, он был президентом Принстонского университета. Свою роль педагога он видел в том, чтобы "сделать молодых джентльменов подрастающего поколения как можно более непохожими на их отцов". Не было сказано ни слова о том, кто дал ему такой мандат, ни даже о том, стали бы родители терпеть и тем более оплачивать такую узурпацию своей роли, если бы знали об этом.

Другой крупный деятель ранней прогрессивной эпохи, профессор Колумбийского университета Джон Дьюи, также рассматривал школу как место, где можно помочь "устранить очевидные социальные пороки" посредством школьного "развития детей и молодежи, а также будущего общества, членами которого они станут". Школы "готовят государство завтрашнего дня", по мнению Дьюи, и могут сыграть важную роль в "преодолении нынешних недостатков нашей системы". Короче говоря, "дело школы - устранить, насколько это возможно, недостойные черты существующей среды" и "выкорчевать" нежелательный "валежник из прошлого". Джон Дьюи давно признан как человек, оказавший большое и продолжительное влияние на роль американских государственных школ. В своих многочисленных работах об образовании Дьюи редко останавливался на таких мирских проблемах, как то, как заставить учеников лучше понимать математику, науку или язык. Он явно стремился к более широкой роли педагогов как пропагандистов прогрессивного видения общества - и делал это за спиной родителей.

Когда Дьюи создавал лабораторную школу при Чикагском университете, ее цели были идеологическими - они отражали страстные чувства самого Дьюи по поводу политических проблем того времени и особенно ощущение необходимости изменения экономических и других институтов американского общества.

Как ни странно, многие представители интеллектуальной элиты - и тогда, и сейчас - считают себя сторонниками более демократического общества, когда они предвосхищают решения других людей. Их концепция демократии, похоже, заключается в уравнивании результатов интеллектуальной элитой. В результате менее удачливые получают преимущества за счет тех, кого эти суррогаты считают менее достойными. Это очень отличается от демократии как политической системы, основанной на свободном выборе членов общества, участвующих в голосовании, которые определяют, какими законами и политикой они хотят руководствоваться, и каких людей они хотят поставить во главе правительства, чтобы те управляли этими законами и политикой.

Ни один выдающийся американец не заявлял так открыто о своем неприятии демократии как политического контроля со стороны голосующей общественности, как президент Вудро Вильсон. Он отвергал "народный суверенитет" как основу для правительства, поскольку видел в нем препятствие, мешающее тому, что он называл "исполнительной компетентностью". Очевидно, что он считал, что значимые знания сосредоточены у элитных "экспертов". Он считал "многих, народ" "эгоистичными, невежественными, робкими, упрямыми или глупыми". Он сожалел о том, что называл "нашей ошибкой , ошибкой попытки сделать слишком много путем голосования". Он выступал за то, чтобы правительством занимались суррогатные лица, принимающие решения, вооруженные высшим знанием и пониманием - "исполнительной компетентностью" - и не подверженные влиянию голосующей общественности.

Ответом Вудро Вильсона на возражения о том, что это лишит людей свободы жить так, как они считают нужным, стало новое определение слова "свобода". Он использовал фразу "новая свобода", когда баллотировался на пост президента в 1912 году, и опубликовал книгу с таким названием. Изобразив предоставляемые правительством льготы - выдаваемые суррогатными лицами, принимающими решения, - как дополнительную свободу для получателей, президент Вильсон как бы словесным обманом снял вопрос о потере людьми свободы.

Вопрос о том, сочтут ли предполагаемые бенефициары этой политики достойным обменом личной свободы на государственные блага, был снят с повестки дня благодаря такому переосмыслению слова "свобода". Книга Вудро Вильсона была озаглавлена "Призыв к эмансипации щедрой энергии народа" и посвящалась "от всего сердца" людям, которые пойдут на "бескорыстную государственную службу". Риторически, по крайней мере, люди эмансипировались, а не теряли свободу.

Подобные темы будут повторяться снова и снова, на протяжении многих лет, другими людьми и в XXI веке. Например, во время масштабного расширения американского государства всеобщего благосостояния администрацией Линдона Джонсона в 1960-х годах один из членов кабинета министров этой администрации использовал новое определение свободы как увеличение количества вещей, которые может предоставить правительство, а не как личную автономию в собственных решениях и поведении:

Только когда он может содержать себя и свою семью, выбирать работу и зарабатывать на жизнь, человек и его семья обретают настоящую свободу. В противном случае он - слуга выживания, не имеющий средств для того, чтобы делать то, что он хочет.

Несколько лет спустя в книге двух профессоров Йельского университета "Политика, экономика и благосостояние" свобода также определяется в терминах полученных вещей, а не сохраненной автономии. Как они выразились, "мы попытаемся распутать некоторые сложности в теории и практике свободы". В их понимании свобода - это "отсутствие препятствий для реализации желаний". "Сложности" этого уилсоновского определения свободы, конечно, понятны, поскольку уклонение от очевидного может стать очень сложным. Когда Спартак возглавил восстание рабов во времена Римской империи, он делал это не для того, чтобы получить пособие от государства всеобщего благосостояния.

Более сложное или "комплексное" переопределение свободы продолжилось и в XXI веке. Автор книги под названием "Великий побег: здоровье, богатство и истоки неравенства" (The Great Escape: Health, Wealth, and the Origins of Inequality) сказал: "В этой книге, когда я говорю о свободе, я имею в виду свободу жить хорошо и делать то, что делает жизнь достойной. Отсутствие свободы - это нищета, лишения и плохое здоровье, которые долгое время были уделом большей части человечества и до сих пор остаются уделом возмутительно большой части мира".

Еще во времена прогрессивного движения в начале двадцатого века Джон Дьюи сомневался в том, что большинство людей вообще заботятся о свободе в том смысле, который это слово имело на протяжении столетий до того, как Вудро Вильсон дал ему новое определение. Дьюи сказал:

Кажется ли свобода сама по себе и те вещи, которые она приносит с собой, такими же важными, как безопасность средств к существованию; как еда, кров, одежда или даже как приятное времяпрепровождение?

Дьюи спрашивал: "Как соотносятся по интенсивности стремление к свободе и желание чувствовать себя равным с другими, особенно с теми, кого раньше называли вышестоящими?" Он сказал: Глядя на мир, мы видим, что якобы свободные институты во многих странах не столько свергнуты, сколько оставлены с готовностью, очевидно, с энтузиазмом

Хотя Дьюи был профессором философии и прекрасно понимал, что теории "должны рассматриваться как гипотезы", которые должны подвергаться "проверке", чтобы их нельзя было принять за "незыблемые догмы", никакие подобные проверки или доказательства не сопровождали его собственных огульных заявлений о таких вещах, как "очевидные социальные пороки" в современном американском обществе. Такие тесты не применялись и к другим огульным заявлениям профессора Дьюи о "нашем дефектном индустриальном режиме", его утверждению, что "промышленные предприниматели пожинают не то, что посеяли", или что школы должны компенсировать "грубость, промахи и предрассудки старших", которые дети видят дома.

Это непринужденное презрение к обычным людям и их свободе было присуще отнюдь не только Джону Дьюи или педагогам. В юриспруденции интеллектуальная элита также пренебрегала правами и ценностями других людей. Одним из ведущих юридических авторитетов эпохи прогрессизма был Роско Паунд, который в течение 20 лет - с 1916 по 1936 год - был деканом Гарвардской школы права, выпустившей многих ведущих ученых-юристов, выступавших за расширительную роль судей в "толковании" Конституции с целью ослабления ее ограничений на власть правительства, во имя того, что Роско Паунд называл "социальной справедливостью", еще в 1907 году.

Паунд неоднократно использовал слова "наука" и "научный" в своих рассуждениях, которые не имели ни процедур, ни точности науки. Должна была существовать "наука политики" и "наука права". Аналогичным образом Паунд неоднократно призывал к "социальной инженерии", как будто другие человеческие существа должны быть подобны инертным компонентам социальной машины, которую элиты должны сконструировать в общество с "социальной справедливостью".

С Паундом, как и с Вудро Вильсоном, то, чего хотела широкая общественность, отходило на второй план. Паунд сетовал на то, что "мы все еще твердим о святости собственности перед законом", и с одобрением отмечал "прогресс права в сторону от старого индивидуализма", который "не ограничивается правами собственности".

Так, в 1907 и 1908 годах Роско Паунд сформулировал принципы судебного активизма - выходящие за рамки толкования закона и определяющие социальную политику, - которые остаются главными и спустя более ста лет, и в наши дни. Одним из обоснований такой расширенной роли судей стало утверждение о том, что Конституцию слишком сложно изменить, поэтому судьи должны вносить в нее поправки путем "толкования", чтобы адаптировать ее к меняющимся временам.

Как и многое другое, что бесконечно повторяют представители элиты, придерживающиеся концепции социальной справедливости, это обоснование опровергается легкодоступными фактами. Конституция США была изменена 4 раза за 8 лет - с 1913 по 1920 год - во время расцвета прогрессистов, которые утверждали, что изменить Конституцию практически невозможно. Когда народ хотел изменить Конституцию, она была изменена. Когда элита хотела внести поправки, а народ - нет, это не было "проблемой", которую нужно было "решать". Это была демократия, даже если она разочаровывала элиты, убежденные в том, что их высшая мудрость и добродетель должны быть навязаны другим.

Дин Паунд просто отверг как "догму" закрепленное в Конституции разделение властей, поскольку разделение властей "ограничило бы суды толкованием и применением" закона. Собственная концепция Паунда о роли судей была гораздо более широкой.

Еще в 1908 году Паунд говорил о желательности "живой конституции путем судебного толкования". Он призывал к "пробуждению юридической активности", к "социологическому юристу" и заявлял, что закон "должен оцениваться по результатам, которых он достигает". То, что он называл "механической" юриспруденцией, осуждалось за "неспособность отвечать на жизненные потребности сегодняшней жизни". Когда право "превращается в свод правил", это «то состояние, против которого социологи сейчас протестуют, и протестуют справедливо» сказал он. Почему социальную политику должны разрабатывать судьи и социологи, а не люди, избранные в качестве законодателей или руководителей, не объясняется.

Будь то в юриспруденции или в других областях, одной из отличительных черт стремления элитных интеллектуалов предвосхищать решения других людей - будь то в государственной политике или в личной жизни - является опора на необоснованные заявления, основанные на консенсусе элиты, рассматриваемые так, будто это эквивалентно документально подтвержденным фактам. Одним из показательных признаков этого является то, как часто на аргументы людей с другими взглядами отвечают не контраргументами, а утверждениями ad hominem. Эта модель сохраняется уже более века, причем не только в дискуссиях по вопросам социальной справедливости, но и по другим вопросам - и не только в Соединенных Штатах, но и среди интеллектуальной элиты стран по другую сторону Атлантики.

С самого начала эпохи прогрессизма в Соединенных Штатах одной из особенностей представлений прогрессистов о передовой социальной мысли было то, что автоматическое наказание преступников должно быть заменено или, по крайней мере, дополнено лечением преступника, как будто преступление - это болезнь, причем болезнь, "первопричины" которой можно отследить как в обществе, так и у преступника. Подобные идеи можно проследить по крайней мере до таких писателей XVIII века, как Уильям Годвин в Англии и маркиз де Кондорсе во Франции. Но эти идеи часто преподносились прогрессистами XX века как новые откровения современной "социальной науки" и широко отмечались среди интеллектуальной элиты.

В этой атмосфере Верховный суд США в ряде дел начала 1960-х годов начал "интерпретировать" Конституцию как предоставляющую преступникам новые "права", которые ранее, очевидно, не были замечены. Среди этих дел были "Мэпп против Огайо" (1961), "Эскобедо против Иллинойса" (1964) и "Миранда против Аризоны" (1966). Большинство членов Верховного суда, возглавляемое председателем Эрлом Уорреном, не было остановлено горькими несогласными мнениями других судей, которые возражали как против создаваемых опасностей, так и против отсутствия правовой основы для этих решений.

На конференции судей и правоведов в 1965 году, когда бывший комиссар полиции пожаловался на тенденцию последних решений Верховного суда по уголовному праву, судья Уильям Дж. Бреннан и председатель Верховного суда Эрл Уоррен сидели с "каменным лицом" во время его выступления, согласно отчету New York Times. Но после того как профессор права с презрением и насмешкой ответил на слова комиссара, Уоррен и Бреннан "часто разражались хохотом".

Простой полицейский, противостоящий искушенным олимпийцам от закона, мог показаться элитарной публике на этом собрании смешным. Но некоторые статистические данные о преступности могут представить несколько иную точку зрения. До того как Верховный суд переделал уголовное законодательство, начиная с начала 1960-х годов, уровень убийств в Соединенных Штатах снижался три десятилетия подряд - и в 1960 году этот уровень в соотношении с численностью населения составлял чуть меньше половины от того, что было в 1934 году. Но почти сразу после того, как Верховный суд создал радикально новые "права" для преступников, уровень убийств изменился на противоположный. С 1963 по 1973 год он удвоился.

Никому это не показалось смешным, и уж тем более матерям, вдовам и сиротам жертв убийств. Хотя это была общенациональная тенденция, она особенно сильно проявлялась в черных общинах - местах, которым якобы помогали сторонники социальной справедливости, часто также выступавшие за отказ от правоохранительных органов и наказаний, стремясь вместо этого лечить "коренные причины" преступлений.

Как до, так и после внезапного всплеска убийств в 1960-х годах уровень убийств среди чернокожих постоянно превышал уровень убийств среди белых. В некоторые годы число жертв убийств среди чернокожих было больше, чем среди белых - в абсолютных цифрах - несмотря на то, что численность черного населения составляла лишь малую часть численности белого населения. Это означало, что внезапный всплеск убийств особенно тяжело отразился на черных общинах.

Судьи Верховного суда с пожизненным сроком полномочий - классический пример элиты, которая институционально не платит цену за свою неправоту - независимо от того, насколько она неправомерна, и независимо от того, насколько высока цена, которую платят другие. Председатель Верховного суда Эрл Уоррен не платил даже за признание ошибки. В своих мемуарах он отверг критиков решений Верховного суда по уголовному праву. Он обвинил преступность "в нашем беспокойном обществе" в "коренных причинах" преступности, приведя такие примеры, как "бедность", "безработица" и "деградация жизни в трущобах". Но он не привел никаких фактических доказательств того, что в 1960-е годы ситуация с любой из этих вещей вдруг стала хуже, чем в три предшествующих десятилетия, когда уровень убийств снижался.

 

ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

То, как мы видим распределение знаний о последствиях, имеет решающее значение для принятия решений о том, какие виды политики и институтов имеют смысл. У каждого из нас есть свой остров знаний в море невежества. Некоторые острова больше других, но ни один остров не может быть таким же большим, как море. По мнению Хайека, огромный объем знаний, рассеянных среди населения всего общества, делает различия в объеме таких знаний между одними людьми и другими "сравнительно незначительными".

Этот вывод не дает интеллектуальной элите никаких оснований для того, чтобы в массовом порядке принимать решения за других людей, будь то решения о том, как им жить, или решения о том, по каким законам хочет жить голосующая общественность и каких людей она хочет видеть ответственными за исполнение этих законов. Интеллектуальная элита, добившаяся выдающихся успехов в своей области, может не задумываться о том, насколько невежественными они могут быть в широком спектре других проблем.

Однако еще опаснее, чем невежество, - ошибочная уверенность, которая может поразить людей с любым уровнем образования и любым уровнем IQ. Хотя мы можем не видеть своих собственных заблуждений, спасительной благодатью в этой ситуации является то, что мы часто можем видеть заблуждения других людей гораздо более отчетливо - а они могут видеть наши. В мире неизбежно ошибающихся людей, с неизбежно различными точками зрения и различными фрагментами знаний, наша способность исправлять друг друга может быть очень важна для предотвращения совершения смертельно опасных ошибок как отдельных людей, так и всего общества.

Смертельная опасность нашего времени - растущая нетерпимость и подавление мнений и фактов, отличающихся от господствующих идеологий, которые доминируют в институтах, начиная от академического мира и заканчивая корпоративным миром, средствами массовой информации и государственными учреждениями.

Многие интеллектуалы с высокими достижениями, похоже, полагают, что эти достижения придают обоснованность их представлениям о широком круге вопросов, выходящих далеко за рамки их достижений. Но выйти за пределы своей компетенции - все равно что сорваться с обрыва.

Высокий IQ и низкая информированность могут быть очень опасным сочетанием, позволяющим предвосхищать решения других людей, особенно если это предвосхищение происходит в условиях, когда суррогатным лицам, принимающим решения, не приходится платить за то, что они ошибаются.

Глупые люди могут создавать проблемы, но для создания настоящей катастрофы часто требуются гениальные люди. Они уже делали это достаточно много раз - и разными способами, - чтобы мы передумали, прежде чем присоединиться к их последнему нашествию, возглавляемому самодовольной элитой, глухой к аргументам и невосприимчивой к доказательствам.

 

ГЛАВА 5. СЛОВА, ПОСТУПКИ И ОПАСНОСТИ

...Мы должны осознавать опасности, которые таятся в наших самых щедрых желаниях.

Лайонел Триллинг

 

Люди, которые могут разделять многие из тех же основных проблем, что и сторонники социальной справедливости, не обязательно разделяют одно и то же видение или программу действий, потому что они не делают одинаковых предположений о вариантах, причинно-следственных связях и последствиях. Исконный экономист свободного рынка Милтон Фридман, например, сказал:

Повсюду в мире существует вопиющее неравенство в доходах и богатстве. Они оскорбляют большинство из нас. Мало кого не трогает контраст между роскошью, которой наслаждаются одни, и ужасающей нищетой, от которой страдают другие.

Аналогично, Ф.А. Хайек - еще один известный экономист свободного рынка - сказал:

Разумеется, следует признать, что способ распределения благ и бремени в рамках рыночного механизма во многих случаях можно было бы считать весьма несправедливым, если бы он был результатом преднамеренного распределения в пользу конкретных людей.

Очевидно, что Хайек также считал жизнь в целом несправедливой, даже при наличии свободных рынков, за которые он выступал. Но это не то же самое, что сказать, что он считал общество несправедливым. Для Хайека общество было "упорядоченной структурой", но не единицей, принимающей решения, или институтом, предпринимающим действия. Именно этим занимаются правительства. Но ни общество, ни правительство не понимают и не контролируют все многочисленные и весьма разнообразные обстоятельства - включая большой элемент удачи - которые могут повлиять на судьбу отдельных людей, классов, рас или наций.

Даже в одной и той же семье, как мы видели, имеет значение, были ли вы первенцем или последним ребенком. Когда первенец в пятидетных семьях составлял 52 процента детей из таких семей, ставших финалистами Национальной стипендии за заслуги, в то время как пятый ребенок в этих семьях становился финалистом лишь в 6 процентах случаев,, то есть разница была больше, чем большинство различий между полами или расами.

В условиях растущей экономики также имеет значение, в каком поколении семьи вы родились. Шутливый заголовок в журнале The Economist - "Выбирайте родителей с умом" - высветил еще одну важную истину о неравенстве, проиллюстрированную этим невозможным советом. Обстоятельства, не зависящие от нас, являются основными факторами экономического и другого неравенства. Пытаться понять причинно-следственные связи - не обязательно то же самое, что искать виноватого.

Совокупность окружающих нас обстоятельств Хайек называл «космосом» или вселенной. В этом контексте то, что другие называют "социальной справедливостью", уместнее было бы назвать «космической справедливостью» поскольку именно это требуется для достижения результатов, к которым стремятся многие поборники социальной справедливости.

Это не просто вопрос о разных названиях. Это более фундаментальный вопрос о том, что мы можем и чего не можем делать - и какой ценой и с каким риском. Когда существуют «различия в человеческих судьбах, за которые, очевидно, не отвечает ни одно человеческое агентство», как выразился Хайек, мы не можем требовать справедливости от космоса. Ни один человек, ни в одиночку, ни коллективно, не может контролировать космос - то есть всю вселенную обстоятельств, окружающих нас и влияющих на шансы каждого в жизни. Большой элемент удачи во всех наших жизнях означает, что ни общество, ни правительство не имеют ни каузального контроля, ни моральной ответственности за все, что произошло в жизни каждого человека.

Некоторые из нас могут вспомнить какого-то конкретного человека, чье появление в нашей жизни в один определенный момент изменило ее траекторию. Таких людей может быть несколько, на разных этапах нашей жизни они меняли наши перспективы разными способами, к лучшему или худшему. Ни мы, ни лица, принимающие суррогатные решения, не контролируем такие вещи. Те, кто воображает, что может это сделать - что они либо "self-made man", либо суррогатные спасители других людей или планеты, - действуют на опасной территории, усеянной человеческими трагедиями и национальными катастрофами.

Если бы мир вокруг нас предоставлял равные шансы всем людям во всех начинаниях - как отдельным личностям, так и классам, расам или нациям, - это вполне можно было бы считать миром, намного превосходящим тот, который мы видим вокруг себя сегодня. Как бы ни называлась эта идея - социальной или космической справедливостью, - она может показаться идеальной многим людям, которые мало с чем согласны. Но наши идеалы ничего не говорят нам о наших возможностях и их пределах - или об опасностях, связанных с попытками выйти за эти пределы.

В качестве примера можно привести идеал применения уголовных законов, начиная с первых американских прогрессистов и далее, с учетом индивидуальных особенностей преступника, а не обобщенных данных о преступлении. Прежде чем рассматривать вопрос о том, желательно ли это, сначала нужно ответить на вопрос, способны ли люди вообще на такое. Откуда у чиновников возьмутся столь обширные, сокровенные и точные знания о незнакомце, а тем более сверхчеловеческая мудрость, чтобы применить их в неисчислимых сложностях жизни?

Возможно, у убийцы было несчастливое детство, но разве это оправдывает рискнуть жизнями других людей, выпустив его на свободу после некоего процесса, получившего название "реабилитация"? Достаточно ли важны благозвучные понятия и модные словечки, чтобы рисковать жизнями невинных мужчин, женщин и детей?

Ключевой вывод Ф.А. Хайека заключался в том, что все последовательные знания, необходимые для функционирования большого общества, в своей совокупности не существуют ни в одном конкретном человеке, классе или институте. Поэтому функционирование и выживание большого общества требует координации действий бесчисленного количества людей с бесчисленными фрагментами последовательного знания. Это ставит Хайека в оппозицию к различным системам централизованного управления, будь то централизованно планируемая экономика, системы всеобъемлющего суррогатного принятия решений в интересах социальной справедливости или презумпции моральной ответственности "общества" за все хорошие или плохие судьбы его жителей, когда никто не обладает необходимыми знаниями для такой ответственности.

Тот факт, что мы не можем сделать все, не означает, что мы не должны делать ничего. Но это означает, что мы должны быть очень уверены в том, что у нас есть достоверные факты, чтобы не ухудшить ситуацию, пытаясь сделать ее лучше. В мире постоянно меняющихся фактов и нестабильных по своей природе людей это означает, что все, что мы говорим или делаем, должно быть открыто для критики. Догматическая уверенность и нетерпимость к инакомыслию часто приводили к крупным катастрофам, и нигде так, как в двадцатом веке. Продолжение и эскалация подобной практики в XXI веке отнюдь не вселяет надежду.

Еще в XVIII веке Эдмунд Берк проводил фундаментальное различие между своими идеалами и политикой, которую он отстаивал. "Сохраняя свои принципы непоколебимыми, - говорил он, - я оставляю свою деятельность для рациональных начинаний". Другими словами, наличие высоких идеалов не означает доведения идеализма до крайности и попытки навязать эти идеалы любой ценой, не обращая внимания на все опасности.

Преследовать высокие идеалы любой ценой уже пробовали, особенно в созданных в двадцатом веке тоталитарных диктатурах, часто основанных на эгалитарных целях с высочайшими моральными принципами. Но полномочия, предоставленные по самым лучшим причинам, могут быть использованы в самых худших целях - и после определенного момента предоставленные полномочия нельзя вернуть назад. Милтон Фридман отчетливо понимал это:

Общество, которое ставит равенство - в смысле равенства результатов - выше свободы, в итоге не получит ни равенства, ни свободы. Применение силы для достижения равенства уничтожит свободу, а сила, введенная в благих целях, окажется в руках людей, которые используют ее для продвижения своих собственных интересов.

Ф.А. Хайек, переживший эпоху становления тоталитарных диктатур в Европе XX века и ставший свидетелем того, как это происходило, пришел, по сути, к тем же выводам. Но он не считал сторонников социальной справедливости злыми людьми, замышляющими создание тоталитарных диктатур. Хайек говорил, что среди ведущих сторонников социальной справедливости были люди, бескорыстие которых "не вызывало сомнений".

Хайек утверждал, что мир, который идеализируют сторонники социальной справедливости, - мир, в котором все имеют равные шансы на успех во всех начинаниях, - не только недостижим, но и что его горячее, но тщетное стремление может привести к противоположному тому, к чему стремятся его сторонники. Дело не в том, что сторонники социальной справедливости создадут диктатуры, а в том, что их страстные нападки на существующие демократии могут ослабить эти демократии до такой степени, что другие смогут захватить диктаторские полномочия.

Сами сторонники социальной справедливости, очевидно, не разделяют выводов своих критиков, таких как Фридман и Хайек. Но различия в их выводах не обязательно являются различиями в фундаментальных моральных ценностях. Их различия, как правило, лежат на уровне принципиально разных представлений об обстоятельствах и предположений о причинно-следственных связях, которые могут привести к совершенно разным выводам. Они представляют себе разные миры, оперируют разными принципами и описывают эти миры словами, которые имеют разное значение в рамках разных представлений.

Когда видения и словари расходятся столь фундаментально, изучение фактов дает хотя бы надежду на прояснение ситуации.

 

ВИДЕНИЯ И СЛОВАРИ

В каком-то смысле слова - это просто контейнеры, в которых значения передаются от одних людей к другим. Но, как и другие контейнеры, слова иногда могут загрязнять свое содержимое. Например, такое слово, как "заслуга", имеет самые разные значения. В результате это слово загрязнило многие дискуссии о социальной политике, независимо от того, использовалось ли оно сторонниками или критиками концепции социальной справедливости.

Заслуги

Противники групповых предпочтений, таких как позитивные действия при приеме на работу или в колледж, часто говорят, что каждый человек должен оцениваться по его собственным заслугам. В большинстве случаев под "заслугами" в этом контексте подразумеваются индивидуальные способности, имеющие отношение к конкретной деятельности. Заслуги в этом смысле - это просто фактический вопрос, и достоверность ответа на него зависит от предсказуемости критериев, используемых для сравнения способностей разных претендентов.

Однако другие, в том числе сторонники социальной справедливости, видят в понятии заслуг не только фактическую, но и моральную проблему. Еще в XVIII веке сторонник социальной справедливости Уильям Годвин был обеспокоен не только неравными результатами, но и особенно "незаслуженным преимуществом". Пионер фабианского социализма XX века Джордж Бернард Шоу также говорил, что "огромные состояния делаются без малейших заслуг"." Он отмечал, что не только бедные, но и многие образованные люди "видят, как успешные бизнесмены, уступающие им самим в знаниях, таланте, характере и общественном духе, получают гораздо большие доходы".

В данном случае заслуга - это уже не просто фактический вопрос о том, кто обладает определенными способностями, необходимыми для достижения успеха в том или ином деле. Теперь также возникает моральный вопрос о том, как эти способности были приобретены - были ли они результатом особых личных усилий или просто неким "незаслуженным преимуществом", возможно, в результате рождения в необычайно более благоприятных обстоятельствах, чем обстоятельства большинства других людей.

Заслуги в этом смысле, с моральным измерением, поднимают очень разные вопросы, на которые могут быть получены очень разные ответы. Заслуживают ли люди, родившиеся в определенных немецких семьях или в определенных немецких общинах, унаследовать преимущества знаний, опыта и представлений, полученных за более чем тысячу лет, в течение которых немцы варили пиво? Очевидно, что нет! Это - нечестная выгода. Но не менее очевидно и то, что обладание этими ценными знаниями является фактом сегодняшней жизни, нравится нам это или нет. Подобная ситуация не свойственна ни немцам, ни пиву.

Так случилось, что первый чернокожий американец, ставший генералом ВВС США, - генерал Бенджамин О. Дэвис-младший - был сыном первого чернокожего американца, ставшего генералом армии США, генерала Бенджамина О. Дэвиса-старшего. Имели ли другие чернокожие американцы - или белые американцы, если уж на то пошло, - такое же преимущество, вырастая в семье военного, автоматически узнавая с детства о многих аспектах карьеры старшего офицера?

Эта ситуация также не была уникальной. Одним из самых известных американских генералов во Второй мировой войне - и одним из самых известных в военной истории США - был генерал Дуглас Макартур. Его отец был молодым командиром во время Гражданской войны, где его действия на поле боя принесли ему Почетную медаль Конгресса. Свою долгую военную карьеру он закончил в звании генерала.

Все это не свойственно военным. В Национальной футбольной лиге квотербек Арчи Мэннинг сделал долгую и выдающуюся карьеру, в ходе которой он забросил более сотни тачдаунов. Его сыновья - Пейтон Мэннинг и Илай Мэннинг - также сделали долгую и выдающуюся карьеру в качестве квотербеков НФЛ, в том числе выиграли Супербоулы. Были ли равные шансы у других квотербеков, у которых отец не был квотербеком НФЛ до них? Маловероятно. Но предпочли бы футбольные фанаты наблюдать за другими квотербеками, которые были не так хороши, но были выбраны для того, чтобы уравнять социальную справедливость?

Преимущества, которыми обладают некоторые люди в том или ином деле, - это не просто недостатки для всех остальных. Эти преимущества также выгодны всем людям, которые платят за товар или услугу, предоставляемую этим предприятием. Это не ситуация с нулевой суммой. Взаимная выгода - единственный способ продолжения деятельности в условиях конкурентного рынка, когда огромное количество людей свободно решает, за что они готовы платить. Проигравшие - это гораздо меньшее число людей, которые хотели поставлять тот же товар или услугу. Но проигравшие не могли сравниться с тем, что предлагали успешные производители, независимо от того, был ли успех победителей обусловлен навыками, приобретенными ценой больших жертв, или навыками, которые достались им в результате того, что они просто оказались в нужном месте в нужное время.

Когда компьютерная продукция распространилась по всему миру, от этого выиграли как ее производители, так и потребители. Это было плохой новостью для производителей конкурирующих продуктов, таких как печатные машинки или логарифмические линейки, которые когда-то были стандартным оборудованием, используемым инженерами для математических расчетов. Небольшие компьютеризированные устройства могли делать эти расчеты быстрее, проще и с гораздо большим спектром применения. Но в условиях свободной рыночной экономики прогресс, основанный на новых достижениях, неизбежно означает плохие новости для тех, чьи товары или услуги больше не являются лучшими. Демографическая "инклюзия" требует наличия неких суррогатных лиц, принимающих решения и имеющих право отменять пожелания потребителей.

Аналогичная ситуация существует и в армии. Страна, сражающаяся за свою жизнь на поле боя, не может позволить себе роскошь выбирать генералов по принципу демографического представительства - "похож на Америку" - а не по военным навыкам, независимо от того, как эти навыки были приобретены. Нет, если страна хочет победить и выжить. Особенно если страна хочет одерживать военные победы без больших потерь солдатских жизней, чем это необходимо. В этом случае она не может поставить генералов во главе этих солдат, если это не лучшие из имеющихся генералов.

В литературе по социальной справедливости незаслуженные преимущества обычно рассматриваются так, как будто они вычитаются из благосостояния остального населения. Но не существует фиксированного или предопределенного количества благосостояния, будь то измеренное в финансовых терминах или в терминах зрителей, наслаждающихся спортом, или солдат, выживших в битве. Когда президент Барак Обама сказал: «10 процентов верхнего эшелона больше не забирают треть наших доходов, теперь они забирают половину» это явно было бы вычетом из доходов других людей, если бы существовала фиксированная или предопределенная сумма общего дохода.

Это не случайная тонкость. Очень важно, увеличивают ли люди с высокими доходами доходы остального населения или уменьшают их. Инсинуации - слабая основа для принятия решений по серьезному вопросу. Слишком важно, чтобы этот вопрос решался - или затушевывался - искусными словами. Если говорить простым языком: Вырос или снизился доход среднего американца из-за товаров, созданных и проданных каким-то мультимиллиардером?

Опять же, не существует фиксированной или предопределенной общей суммы дохода или богатства, которую нужно разделить. Если некоторые люди создают больше богатства, чем получают в качестве дохода, то они не делают других людей беднее. Но если они создают продукты или услуги, которые стоят меньше, чем получаемый ими доход, то, несомненно, они делают других людей беднее. Но хотя любой человек может назначить любую цену за то, что он продает, он вряд ли найдет людей, которые заплатят больше, чем стоит его товар или услуга для него самого.

Аргументация, будто высокие доходы одних людей вычитаются из некоего фиксированного или предопределенного общего дохода, оставляя меньше для других, может быть умной. Но ум - это не мудрость, а искусные инсинуации не заменят фактических доказательств, если ваша цель - знание фактов. Но если ваша цель - политическая или идеологическая, то нет никаких сомнений в том, что одним из самых политически успешных посланий двадцатого века было то, что богатые разбогатели, отнимая у бедных.

Марксистское послание об "эксплуатации" помогло коммунистам прийти к власти в странах по всему миру в двадцатом веке, причем в невиданных в истории темпах и масштабах. Очевидно, что для этого послания существует политический рынок, и коммунисты - лишь одна из идеологических групп, успешно использовавших его в своих целях, несмотря на то, как катастрофично это обернулось для миллионов других людей, живущих под коммунистическими диктатурами.

Сама возможность того, что уровень жизни бедных американцев, например, растет благодаря прогрессу, создаваемому людьми, которые богатеют, - как предположил Герман Кан - была бы неприемлема для сторонников социальной справедливости. Но отнюдь не очевидно, что эмпирическая проверка этой гипотезы оправдает сторонников социальной справедливости. Еще менее вероятно, что сторонники социальной справедливости подвергнут эту гипотезу эмпирической проверке.

Для людей, стремящихся к фактам, а не к политическим или идеологическим целям, существует множество фактических тестов, которые можно применить для того, чтобы понять, является ли богатство богатых следствием бедности бедных. Одним из способов может быть проверка того, в каких странах много миллиардеров - абсолютных или относительно численности населения - уровень жизни остального населения выше или ниже. В США, например, миллиардеров больше, чем на всем континенте Африка плюс Ближний Восток. Но даже американцы, живущие в условиях, официально определяемых как бедность, обычно имеют более высокий уровень жизни, чем большинство жителей Африки и Ближнего Востока.

Другие проверки фактов могут включать изучение истории процветающих этнических меньшинств, которые часто изображались как "эксплуататоры" в разные времена и в разных местах на протяжении многих лет. Такие меньшинства во многих случаях на протяжении многих лет либо изгонялись правительствами, либо изгонялись из определенных городов или стран насилием толпы, либо и то, и другое. Это неоднократно происходило с евреями на протяжении веков в различных частях Европы. Заморские китайцы пережили подобный опыт в различных странах Юго-Восточной Азии. Так же как индийцы и пакистанцы, изгнанные из Уганды в Восточной Африке. Так же как ростовщики четтиар в Бирме, после того как законы этой страны, конфисковавшие большую часть их собственности в 1948 году, изгнали многих из них из Бирмы.

Экономика Уганды рухнула в 1970-х годах после того, как правительство изгнало азиатских бизнесменов, которые якобы ухудшали экономическое положение африканцев. Процентные ставки в Бирме выросли, а не упали, после того как ушли четтиары. Примерно такая же история произошла на Филиппинах, где в XVII веке были уничтожены 23 000 заморских китайцев, после чего возник дефицит товаров, произведенных китайцами.

В прошлые века евреи в Европе нередко изгонялись из разных городов и стран - их осуждали как "эксплуататоров" и "кровопийц", изгоняли по указу правительства или по насилию толпы, или и так, и эдак. Примечательно то, как часто в последующие годы евреев приглашали вернуться в места, из которых они были изгнаны.

По-видимому, некоторые из тех, кто их изгнал, обнаружили, что после исчезновения евреев страна стала экономически хуже.

Хотя Екатерина Великая запретила евреям иммигрировать в Россию, впоследствии, пытаясь привлечь столь необходимые иностранные кадры из Западной Европы, в том числе "некоторых купеческих людей", она написала одному из своих чиновников, что людям нужных профессий следует выдавать паспорта в Россию, "не упоминая об их национальности и не допытываясь об их исповедании". К официальному русскому тексту этого послания она добавила постскриптум на немецком языке: "Если вы меня не поймете, я не буду виновата" и "держите все это в тайне".

После этого послания евреев начали привлекать в качестве иммигрантов в Россию - несмотря на то, что, как отметил один историк, "на протяжении всей сделки любая ссылка наеврейство тщательно избегалась". Короче говоря, даже деспотичные правители могут пытаться уклониться от своей собственной политики, когда отменять ее нелепо, а следовать ей контрпродуктивно.

Эти исторические события - далеко не единственные фактические тесты, которые можно использовать для определения того, делают ли более процветающие люди менее процветающими других людей. Они также не обязательно являются лучшими фактическими тестами. Но гораздо важнее то, что преобладающее социальное видение не обязано проводить никаких фактических тестов, когда риторика и повторение могут быть достаточными для достижения своих целей, особенно когда альтернативные мнения могут быть проигнорированы и/или подавлены. Именно это подавление является ключевым фактором - и оно уже является значительным и растущим фактором в академических, политических и других институтах в наше время.

Сегодня даже в самых престижных учебных заведениях всех уровней можно пройти буквально путь от детского сада до доктора философии, не прочитав ни одной статьи, а тем более книги, сторонника свободной рыночной экономики или противника законов о контроле над оружием. Согласились бы вы с ними или не согласились, если бы прочитали то, что они сказали, - это не вопрос. Гораздо более важный вопрос заключается в том, почему образование так часто превращается в индоктринацию - и в чьих интересах.

Дело даже не в том, истинно или ложно то, что внушается. Даже если предположить, что все, что сегодня внушают студентам, - правда, сегодняшние вопросы отнюдь не обязательно совпадают с теми, что могут возникнуть в течение полувека или более жизни, которая предстоит большинству студентов после завершения образования. Какая им тогда польза от правильных ответов на вчерашние вопросы?

Для того чтобы разобраться в новых спорных вопросах, им понадобится образование, которое даст им интеллектуальные навыки, знания и опыт, позволяющие противостоять противоположным взглядам и анализировать их, подвергать их тщательному и систематическому анализу. Это именно то, чего они не получают, когда им внушают то, что сегодня в моде.

Такое "образование" готовит целые поколения к тому, чтобы стать легкой добычей для ловких демагогов, которые придут с риторикой, способной манипулировать эмоциями людей. Как сказал Джон Стюарт Милль давным-давно:

Тот, кто знает только свою собственную сторону дела, мало что понимает... Недостаточно также услышать аргументы противников от своих собственных учителей, изложенные так, как они их излагают, и сопровождаемые тем, что они предлагают в качестве опровержений. Это не тот путь, который поможет ему понять аргументы или привести их в реальный контакт с его собственным разумом. Он должен иметь возможность услышать их от людей, которые действительно верят них; которые защищают их всерьез и делают для них все возможное. Он должен знать их в самой правдоподобной и убедительной форме...

То, что описал Милль, - это именно то, чего не получает большинство студентов сегодня, даже в самых престижных учебных заведениях. Скорее всего, они получают готовые выводы, надежно защищенные от вторжения других идей или фактов, не согласующихся с преобладающими представлениями.

В преобладающих повествованиях нашего времени чужая удача - это ваша неудача, и это "проблема", которую нужно "решить". Но если кто-то, пусть и незаслуженно, приобрел знания и проницательность, которые можно использовать для разработки продукта, позволяющего миллиардам людей по всему миру пользоваться компьютерами - не зная ничего о специфике компьютерной науки, - это продукт, который может с годами добавить триллионы долларов богатства к существующему мировому предложению богатства. Если производитель этого продукта станет мультимиллиардером, продав его этим миллиардам людей, это не сделает этих людей беднее.

Люди вроде британского социалиста Джорджа Бернарда Шоу могут сетовать на то, что производитель этого продукта не обладает ни академической квалификацией, ни личными достоинствами, которые Шоу приписывает себе и таким же, как он. Но это не то, за что платят покупатели компьютеризированного продукта своими собственными деньгами. Также не очевидно, почему стенаниям третьей стороны должно быть позволено влиять на сделки, которые не приносят третьей стороне никакого вреда. Не внушает оптимизма и общий послужной список упреков третьих лиц.

Все это не означает, что бизнес никогда не делал ничего плохого. Святость не является нормой в бизнесе, так же как и в политике, в СМИ или в академических кампусах. Именно поэтому у нас есть законы. Но это не повод создавать все более многочисленные и масштабные законы, чтобы передать все больше власти в руки людей, которые не платят никакой цены за то, что они не правы, независимо от того, насколько высокую цену платят другие люди, подчиняющиеся их власти.

Такие скользкие слова, как "заслуга", имеющие многозначное и противоречивое значение, могут затруднить четкое понимание сути проблем и тем более путей их решения.

Расизм

"Расизм - возможно, самое сильное слово в словаре социальной справедливости. Нет никаких сомнений в том, что расизм причинил огромное количество ненужных страданий невинным людям, сопровождаясь такими неописуемыми ужасами, как Холокост.

Расизм можно сравнить с какой-нибудь смертельной пандемической болезнью. Если это так, то, возможно, стоит задуматься о последствиях различных способов реагирования на пандемии. Мы, конечно, не можем просто игнорировать болезнь и надеяться на лучшее. Но мы не можем впадать и в противоположную крайность, жертвуя всеми другими проблемами - в том числе другими смертельными заболеваниями - в надежде снизить смертность от пандемии. Например, во время пандемии Ковид-19 смертность от других болезней возросла, потому что многие люди боялись посещать медицинские учреждения, где они могли заразиться Ковидом от других пациентов.

Даже самые страшные пандемии могут утихнуть или прекратиться. В какой-то момент постоянная озабоченность пандемическим заболеванием может привести к еще большим опасностям и смертям от других болезней, а также к другим жизненным стрессам, вызванным продолжающимися ограничениями, которые, возможно, и имели смысл, когда пандемия была в силе, но после нее оказались контрпродуктивными в чистом виде.

Все зависит от того, каковы конкретные факты в конкретное время и в конкретном месте. Это не всегда легко узнать. Особенно трудно это понять, когда особые интересы извлекли политическую или финансовую выгоду из пандемических ограничений, и поэтому у них есть все стимулы поддерживать убеждение, что эти ограничения по-прежнему крайне необходимы.

Аналогичным образом, особенно сложно узнать о текущей распространенности и последствиях расизма, когда расисты публично не называют себя. Более того, люди, у которых есть стимулы максимизировать страх перед расизмом, включают политиков, стремящихся завоевать голоса избирателей, заявляя о своей защите от расистов, или лидеров этнических протестных движений, которые могут использовать страх перед расистами, чтобы привлечь больше последователей, больше пожертвований и больше власти.

Ни один здравомыслящий человек не верит, что в американском обществе, да и в любом другом, нет расизма. Здесь стоит вспомнить слова Эдмунда Берка, сказанные еще в XVIII веке: "Сохраняя свои принципы непоколебимыми, я оставляю свою деятельность для рациональных начинаний". Наши принципы могут полностью отвергать расизм. Но ни у расового меньшинства, ни у кого-либо другого нет неограниченного времени, неограниченной энергии или неограниченных ресурсов, чтобы вкладывать их в поиск всех возможных следов расизма - или вкладывать в еще менее перспективную деятельность по моральному просвещению расистов.

Даже если каким-то чудом нам удастся добиться нулевого уровня расизма, мы уже знаем из истории американских деревенщин - которые физически неотличимы от других белых людей и поэтому не сталкиваются с расизмом - что даже этого недостаточно для предотвращения бедности. Тем временем в черных семьях, состоящих в браке, которые не избавлены от расизма, уровень бедности ежегодно исчисляется однозначными цифрами на протяжении более четверти века. Мы также знаем, что сегодня расисты не могут помешать чернокожим молодым людям стать пилотами ВВС или даже генералами ВВС, а также миллионерами, миллиардерами или президентами США.

Точно так же, как мы должны понимать, когда сила пандемии, по крайней мере, спадает, чтобы мы могли использовать больше нашего ограниченного времени, энергии и ресурсов против других опасностей, нам также необходимо уделять больше внимания другим опасностям, помимо расизма. Особенно это касается молодого поколения, которому необходимо решать проблемы и опасности, реально стоящие перед ним, а не зацикливаться на проблемах и опасностях предыдущих поколений. Если расисты не могут помешать сегодняшним молодым людям из числа меньшинств стать пилотами, то профсоюзы учителей могут - отказывая им в достойном образовании в школах, главными приоритетами которых являются железная гарантия занятости учителей и миллиарды долларов профсоюзных взносов для учительских профсоюзов.

Ни в коем случае нельзя быть уверенным, что враги американских меньшинств способны причинить им столько же вреда, сколько их предполагаемые "друзья" и "благодетели". Мы уже видели, какой вред нанесли законы о минимальной заработной плате, лишив чернокожих подростков возможности устроиться на работу, которую работодатели готовы предложить, с оплатой, на которую подростки готовы согласиться, потому что незаинтересованные третьи лица решили считать, что они понимают ситуацию лучше, чем все непосредственно вовлеченные в нее люди.

Еще одна "льгота" для меньшинств, которую предлагают сторонники социальной справедливости, - это "позитивные действия". Этот вопрос часто обсуждается с точки зрения вреда, причиненного людям, которые могли бы получить определенную работу, поступление в колледж или другие льготы, если бы они предоставлялись на основе квалификации, а не демографического представительства. Но необходимо понимать и вред, наносимый предполагаемым бенефициарам, который может быть еще хуже.

Эта возможность особенно нуждается в изучении, поскольку она полностью противоречит господствующей программе социальной справедливости и ее нарративу об источниках прогресса чернокожих американцев. Согласно этой концепции, выход чернокожих из бедности был обусловлен законами о гражданских правах и политикой социального обеспечения 1960-х годов, включая позитивные действия. Эмпирическая проверка этого нарратива давно назрела.

Позитивные действия

В преобладающем повествовании о социально-экономическом прогрессе чернокожих американцев приводятся статистические данные, свидетельствующие о снижении доли чернокожего населения, живущего в бедности после 1960-х годов, и росте доли чернокожего населения, занятого в профессиональных профессиях, а также о росте доходов. Но, как и в случае со многими другими заявлениями о статистических тенденциях во времени, произвольный выбор года, выбранного в качестве начала статистической оценки, может стать решающим фактором в определении обоснованности выводов.

Если представить статистические данные о ежегодном уровне бедности среди чернокожих американцев, начиная с 1940 года - то есть за 20 лет до принятия законов о гражданских правах и расширения политики государства социального обеспечения в 1960-х годах, - то выводы будут совсем другими.

Эти данные показывают, что уровень бедности среди чернокожих снизился с 87 % в 1940 году до 47 % в течение следующих двух десятилетий - то есть до принятия основных законов о гражданских правах и политики социального обеспечения в 1960-х годах. Эта тенденция продолжилась после 1960-х годов, но не возникла тогда и не ускорилась. Уровень бедности среди чернокожих снизился еще на 17 пунктов, до 30 % в 1970 году - этот показатель лишь немного ниже, чем в два предыдущих десятилетия, но уж точно не выше. В 1970-е годы уровень бедности среди чернокожих снова снизился - с 30 процентов в 1970 году до 29 процентов в 1980-м. Это снижение уровня бедности на один процент было явно гораздо меньше, чем в три предыдущих десятилетия.

Как позитивные действия вписываются в эту историю? Впервые словосочетание "позитивные действия" было использовано в президентском указе в 1961 году президентом Джоном Ф. Кеннеди. В этом указе говорилось, что федеральные подрядчики должны "принимать позитивные меры для обеспечения приема на работу кандидатов и обращения с сотрудниками во время работы без учета их расы, вероисповедания, цвета кожи или национального происхождения". Другими словами, в тот момент позитивные действия означали равные возможности для отдельных лиц, а не равные результаты для групп. Последующие указы президентов Линдона Б. Джонсона и Ричарда Никсона к 1970-м годам сделали количественные результаты групп критерием позитивных действий.

Поскольку принцип позитивных действий теперь трансформировался из принципа равных индивидуальных возможностей в принцип равных групповых результатов, многие считали его более выгодным для чернокожих и других малообеспеченных расовых или этнических групп, к которым применялся этот принцип. Действительно, многие считали аксиомой, что это будет способствовать их прогрессу во многих областях. Однако снижение уровня бедности среди чернокожих на один процент в 1970-х годах, после того как "позитивные действия" стали означать групповые преференции или квоты, полностью противоречит сложившемуся мнению.

На протяжении многих лет, пока шли споры о позитивных действиях как о групповых предпочтениях, преобладающее мнение защищало позитивные действия как основной вклад в прогресс чернокожих. Однако, как и в случае со многими другими спорными вопросами, консенсус элитного мнения был широко принят, практически не опираясь на огромное количество эмпирических доказательств обратного. Автор бестселлеров Шелби Стил, в чьих язвительных книгах исследуются обоснования и стимулы, стоящие за поддержкой провалившейся социальной политики, привел в пример встречу с человеком, который был правительственным чиновником, участвовавшим в политике 1960-х годов:

"Послушайте, - раздраженно сказал он, - только - и я имею в виду только - правительство может справиться с такой бедностью, с такой укоренившейся, глубокой бедностью. И Мне все равно, что вы говорите. Если бы эта страна была порядочной, она бы позволила правительству попробовать еще раз".

Попытка профессора Стила сосредоточиться на фактах, касающихся реальных последствий различных правительственных программ 1960-х годов, вызвала бурную реакцию:

"Черт возьми, мы спасли эту страну!" - почти кричал он. "Эта страна вот-вот должна была взорваться. Повсюду были беспорядки. Сейчас, оглядываясь назад, вы можете критиковать, но мы должны были сохранить страну, мой друг".

С точки зрения фактов, этот бывший чиновник 1960-х годов совершенно неправильно определил последовательность действий. И в этом он не был уникален. Массовые беспорядки в гетто по всей стране начались при администрации Линдона Джонсона, причем в невиданных доселе масштабах. Беспорядки утихли после того, как эта администрация закончила свою деятельность, а ее программы "войны с бедностью" были отклонены следующей администрацией. Еще позже, в течение восьми лет правления администрации Рейгана, которая отвергла весь этот подход, таких массовых волн беспорядков не было.

Конечно, у политиков есть все стимулы изображать прогресс чернокожих как нечто, что политики могут поставить себе в заслугу. Как и у сторонников социальной справедливости, которые поддерживали эту политику. Но такое представление позволяет некоторым критикам жаловаться на то, что чернокожие сами должны были выбраться из нищеты, как это сделали другие группы населения. Однако холодные факты свидетельствуют о том, что чернокожие в основном так и поступали на протяжении десятилетий, когда у чернокожих еще не было даже равных возможностей, не говоря уже о групповых предпочтениях.

Это были десятилетия, когда ни федеральное правительство, ни СМИ, ни интеллектуальная элита не уделяли чернокожим ничего похожего на то внимание, которое они стали уделять начиная с 1960-х годов. Что касается внимания к чернокожим со стороны правительств южных штатов в 1940-х и 1950-х годах, то оно было в основном негативным, в соответствии с расово дискриминационными законами и политикой того времени.

Среди способов, с помощью которых многие чернокожие вырвались из нищеты в 1940-х и 1950-х годах, была миграция с Юга, что позволило получить лучшие экономические возможности для взрослых и лучшее образование для их детей. Акт о гражданских правах 1964 года стал запоздалым важным фактором, положившим конец отказу в основных конституционных правах чернокожих на Юге. Но нет смысла пытаться сделать это также главным источником выхода чернокожих из нищеты. Темпы роста числа чернокожих в профессиях более чем удвоились с 1954 по 1964 год - то есть до принятия исторического Закона о гражданских правах 1964 года. Левые политические силы также не могут вести себя так, будто Акт о гражданских правах 1964 года - это исключительно их рук дело. Протокол заседания Конгресса показывает, что за этот закон проголосовало больше республиканцев, чем демократов.

Короче говоря, в те десятилетия, когда подъем чернокожих американцев из бедности был наиболее значительным, причины этого подъема были похожи на причины подъема других групп населения с низкими доходами в США и в других странах мира. То есть это был в первую очередь результат индивидуальных решений миллионов простых людей, принятых по их собственной инициативе, и он мало чем был обязан харизматическим лидерам групп, правительственным программам, интеллектуальной элите или огласке в СМИ. Сомнительно, что большинство американцев той эпохи вообще знали имена лидеров самых известных организаций по защите гражданских прав той эпохи.

Позитивные действия в США, как и аналогичная политика групповых предпочтений в других странах, редко приносили пользу людям, живущим в бедности. Обычный подросток из малообеспеченной общины меньшинств в США, получивший, как правило, очень плохое образование в таких районах, вряд ли сможет воспользоваться льготами при поступлении в медицинские школы, когда для него было бы большой проблемой просто окончить обычный колледж. В гораздо более бедной стране, такой как Индия, это может стать еще более серьезной проблемой для сельского подростка из одной из "каст", ранее известных как "неприкасаемые".

Как в Соединенных Штатах, так и в других странах с политикой групповых предпочтений, льготы, созданные для более бедных групп населения, часто доставались более благополучным членам этих бедных групп - а иногда и людям, более благополучным, чем средний член общества в целом.

Главная предпосылка позитивных действий заключается в том, что проблема заключается в "недопредставленности" групп, а решение - в их пропорциональном представительстве. Это могло бы иметь смысл, если бы все слои общества обладали равными возможностями во всех начинаниях. Но ни сторонники социальной справедливости, ни кто-либо другой, похоже, не в состоянии привести пример такого общества ни сегодня, ни за тысячи лет истории. Даже очень успешные группы редко были очень успешными во всех начинаниях. Американцы азиатского происхождения и американцы еврейского происхождения редко встречаются среди ведущих звезд спорта, а американцы немецкого происхождения - среди харизматичных политиков.

По крайней мере, стоит рассмотреть такие базовые факты, как степень пользы или вреда позитивных действий для тех, кому они были призваны помочь - в мире, где конкретные развитые способности редко бывают равными, даже если неравенство носит взаимный характер. Одним из примеров является широко распространенная практика приема представителей малообеспеченных меньшинств в колледжи и университеты по менее строгим требованиям, чем те, которым должны соответствовать другие студенты.

Подобные позитивные действия при приеме в колледжи широко оправдываются тем, что немногие ученики, обучающиеся в государственных школах в районах проживания малообеспеченных меньшинств, имеют такие результаты тестов, которые позволили бы им поступить в колледжи и университеты высшего уровня. Поэтому групповые предпочтения при поступлении считаются решением проблемы.

Несмотря на неявное предположение о том, что студенты получат лучшее образование в учебном заведении с более высоким рейтингом, есть серьезные причины сомневаться в этом. Профессора склонны преподавать в том темпе и на том уровне сложности, которые соответствуют конкретным типам студентов, которых они обучают. Студент, который вполне может быть принят во многие хорошие колледжи или университеты, тем не менее, может быть подавлен темпом и сложностью предметов, преподаваемых в элитном учебном заведении, где большинство студентов набирают десять или даже один процент лучших по стране баллов по математике и вербальной части Схоластического теста способностей (SAT).

Принятие в такое учебное заведение студента, набравшего 80 процентов баллов, потому что он принадлежит к меньшинству, - это не милость. Это может превратить человека, полностью готового к успеху, в разочарованного неудачника. Умный студент, набравший 80 процентов по математике, может обнаружить, что темп математических курсов слишком, чтобы успевать за ним, в то время как краткие объяснения профессора сложных принципов могут быть легко понятны другим студентам в классе, набравшим 99 процентов. Возможно, половину этого материала они уже выучили в средней школе. Примерно такая же история может произойти с объемом и сложностью чтения, которое задают студентам в элитном учебном заведении.

Все это не новость для людей, знакомых с ведущими элитными учебными заведениями. Но многие молодые люди из числа малообеспеченных меньшинств могут быть первыми членами своей семьи, поступившими в колледж. Когда такого человека поздравляют с поступлением в какой-нибудь известный колледж или университет, он может не видеть, какие большие риски таит в себе эта ситуация. Учитывая низкие академические стандарты в большинстве государственных школ в районах проживания малообеспеченных меньшинств, этот якобы удачливый ученик может с легкостью получать высшие оценки в средней школе, и его может ждать неприятный шок при столкновении с совершенно иной ситуацией в колледже.

Вопрос заключается не в том, насколько студент соответствует требованиям колледжа, а в том, насколько его квалификация совпадает или не совпадает с квалификацией других студентов конкретного колледжа или университета, предоставляющего допуск. Эмпирические данные свидетельствуют о том, что это может быть решающим фактором.

В системе Калифорнийского университета в рамках политики позитивных действий при приеме на учебу чернокожие и латиноамериканские студенты, поступившие в университетский городок Беркли, занимающий первое место, имели баллы SAT лишь немного выше среднего по стране. Но у белых студентов, принятых в Калифорнийский университет в Беркли, баллы по SAT были выше более чем на 200 пунктов, а у американских студентов азиатского происхождения - несколько выше, чем у белых.

В таких условиях большинство чернокожих студентов не смогли закончить школу, и, по мере того как в 1980-х годах число принятых чернокожих студентов увеличивалось, число выпускников фактически уменьшалось.

Калифорнийские избиратели проголосовали за отмену позитивных действий при приеме в систему Калифорнийского университета. Несмотря на мрачные прогнозы о резком сокращении числа студентов из числа меньшинств в системе Калифорнийского университета, на самом деле общее число студентов из числа меньшинств, принятых в систему в целом, изменилось очень незначительно. Зато произошло радикальное перераспределение студентов из числа меньшинств между различными кампусами по всему штату.

Резко сократилось число студентов, поступающих в два самых рейтинговых кампуса - Калифорнийский университет в Беркли и Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Студенты из числа меньшинств теперь поступали именно в те кампусы Калифорнийского университета, где остальные студенты имели академическую подготовку, более схожую с их собственной, если судить по результатам вступительных тестов. В этих новых условиях число чернокожих и испаноязычных студентов, оканчивающих Калифорнийский университет в целом, выросло более чем на тысячу человек за четыре года. Также на 63 процента увеличилось число выпускников, окончивших университет за четыре года со средним баллом 3,5 или выше.

Студенты из числа меньшинств, которые не смогли закончить школу в рамках политики позитивных действий при приеме, далеко не единственные, кто пострадал от приема в учебные заведения, ориентированные на студентов с более высоким уровнем образования до поступления в колледж. Многие студенты из числа меньшинств, которые поступают в колледж, рассчитывая специализироваться в таких сложных областях, как наука, технологии, инженерия или математика - так называемых STEM-областях, - вынуждены отказаться от этих сложных предметов и сосредоточиться на более легких областях. После того как в системе Калифорнийского университета были запрещены позитивные действия при приеме в вузы, число студентов из числа меньшинств не только увеличилось, но и выросло на 51 %.

С точки зрения возможности выживания и академического процветания студентов из числа меньшинств решающее значение имеет не абсолютный уровень их образования до поступления в колледж, измеряемый результатами вступительных тестов, а разница между результатами их тестов и результатами тестов других студентов в конкретных учебных заведениях, которые они посещают. Студенты из числа меньшинств, набравшие по вступительным тестам гораздо больше среднего балла среди американских студентов в целом, тем не менее могут стать неудачниками, будучи принятыми в учебные заведения, где другие студенты набирают еще больше баллов, чем американские студенты в целом.

Данные Массачусетского технологического института иллюстрируют эту ситуацию. Данные Массачусетского технологического института показали, что чернокожие студенты имели средний балл по математике SAT на уровне 90-го процентиля. Но, хотя на сайте эти студенты входили в десятку лучших американских студентов по математике, они были в десятке лучших студентов Массачусетского технологического института, чьи баллы по математике находились на уровне 99-го процентиля. В результате 24 процента этих чернокожих студентов, обладающих высокими профессиональными качествами, не смогли окончить MIT, а те, кто окончил, оказались в нижней половине своего класса. В большинстве американских учебных заведений эти чернокожие студенты были бы одними из лучших студентов в кампусе.

Кто-то может сказать, что даже те студенты, которые в MIT оказались в нижней половине своего класса, получили преимущество от обучения в одной из ведущих инженерных школ мира. Но это неявное предположение, что студенты автоматически получают лучшее образование в учебном заведении с более высоким рейтингом. Однако мы не можем отбросить возможность того, что эти студенты могут учиться хуже там, где темп и сложность обучения ориентированы на студентов с чрезвычайно сильной подготовкой до колледжа.

Чтобы проверить эту возможность, мы можем обратиться к некоторым областям, таким как медицина и юриспруденция, где после завершения формального образования студенты проходят независимые тесты на предмет того, насколько хорошо они усвоили знания. Выпускники как медицинских, так и юридических вузов не могут получить лицензию на свою профессию, не пройдя эти независимые тесты.

Исследование пяти государственных медицинских школ показало, что разница между чернокожими и белыми в сдаче экзамена на получение лицензии на медицинскую деятельность в США коррелирует с разницей между чернокожими и белыми в результатах вступительного экзамена в медицинский колледж перед поступлением в медицинскую школу.

Другими словами, чернокожие, обучавшиеся в медицинских школах, где разница между черными и белыми студентами была незначительной - в баллах по тесту, по которому их принимали в медицинскую школу, - имели меньшую разницу между расами в показателях сдачи экзамена на получение медицинской лицензии спустя годы после окончания медицинской школы. Успех или неудача чернокожих в сдаче этих тестов после окончания школы больше коррелировали с тем, обучались ли они с другими студентами, чьи баллы по вступительным тестам были схожи с их, а не с тем, была ли медицинская школа высокорейтинговой или низкорейтинговой. По всей видимости, они лучше учились там, где их не подгоняли в результате политики позитивных действий при поступлении.

Аналогичные результаты были получены при сравнении выпускников юридических школ, которые сдавали независимый экзамен на получение лицензии адвоката. Студенты юридического факультета Университета Джорджа Мейсона в целом имели более высокие баллы по вступительным экзаменам на юридический факультет, чем студенты юридического факультета Университета Говарда, преимущественно чернокожего учебного заведения. Однако у чернокожих студентов обоих учебных заведений баллы по вступительным экзаменам в юридические вузы были примерно одинаковыми. В итоге чернокожие студенты поступили на юридический факультет Университета Джорджа Мейсона с более низкими баллами вступительных тестов, чем остальные студенты юридического факультета. Но, по-видимому, в Университете Говарда дело обстояло иначе.

Данные о проценте чернокожих студентов, поступивших в каждую юридическую школу, которые окончили ее и сдали экзамен на адвоката с первой попытки, показали, что так поступили 30 % чернокожих студентов юридической школы Университета Джорджа Мейсона по сравнению с 57 % чернокожих студентов юридической школы Университета Говарда. И снова студенты, которых не подбирали, не добились такого же успеха, как те, кого не подбирали. Как и в других примерах, студенты, которые не были подобраны друг к другу, казалось, учились лучше, когда преподавали в классах, где другие студенты имели образовательную подготовку, схожую с их собственной.

Эти несколько примеров не следует считать окончательными. Но они предоставляют данные, которые многие другие учебные заведения отказываются обнародовать. Когда профессор Калифорнийского университета Ричард Х. Сандер попытался получить данные об экзаменах в колледже адвокатов Калифорнии, чтобы проверить, привела ли политика позитивных действий к появлению большего или меньшего числа чернокожих юристов, ему пригрозили судебным иском, если Калифорнийская ассоциация адвокатов обнародует эти данные. Данные не были обнародованы. Это также не является чем-то необычным. Академические учреждения по всей стране, провозглашающие преимущества "разнообразия" в рамках позитивных действий, отказываются обнародовать данные, которые могли бы подвергнуть эти утверждения проверке.

Исследование, в котором политика позитивных действий по приему в вузы была признана успешной, - "Форма реки" Уильяма Боуэна и Дерека Бока - получило широкую огласку в СМИ, однако его авторы отказались предоставить критикам исходные данные, на основании которых они сделали выводы, сильно отличающиеся от выводов других исследований, основанных на данных, предоставленных другими авторами. Более того, другие академические ученые нашли много поводов для сомнений в выводах, сделанных бывшими президентами университетов Боуэном и Боком.

В тех случаях, когда вредная информация о реальных последствиях политики позитивных действий при приеме в вузы становится достоянием гласности и вызывает скандал, реакция редко сводится к рассмотрению проблемы, а вместо этого человека, раскрывшего скандальные факты, объявляют "расистом". Именно такой была реакция, когда профессор Бернард Дэвис из Гарвардской медицинской школы заявил в New England Journal of Medicine, что чернокожие студенты этой и других медицинских школ получали дипломы "на благотворительной основе". Он назвал "жестоким" принимать студентов, которые вряд ли смогут соответствовать стандартам медицинской школы, и еще более жестоким "отказываться от этих стандартов и позволять доверчивым пациентам расплачиваться за нашу безответственность".

Хотя профессора Дэвиса осудили как "расиста", чернокожий экономист Уолтер Э. Уильямс узнал о подобных вещах в других местах, а несколькими годами ранее было получено частное сообщение от сотрудника Гарвардской медицинской школы о том, что такие вещи предлагаются.

Аналогичным образом, когда студент Джорджтаунского университета обнародовал данные о том, что средний балл, с которым чернокожие студенты были приняты в эту юридическую школу, был ниже, чем тестовый балл, с которым был принят любой белый студент, реакцией было осуждение его как "расиста", вместо того чтобы сосредоточиться на серьезной проблеме, поднятой этим откровением. Медианный балл, кстати, был на уровне 70-го процентиля, так что это были не "неквалифицированные" студенты, а студенты, которые, вероятно, имели бы больше шансов на успех в некоторых других юридических школах, и когда позже столкнулись бы с необходимостью сдавать экзамен на адвоката, чтобы стать адвокатами.

Неуспеваемость в элитном учебном заведении не приносит студенту ничего хорошего. Но упорство, с которым учебные заведения яростно сопротивляются всему, что может заставить их отказаться от контрпродуктивной практики приема, говорит о том, что эта практика, возможно, приносит кому-то пользу. Даже после того, как калифорнийские избиратели проголосовали за отмену аффирмативных действий в системе Калифорнийского университета, это привело к тому, что продолжает предпринимать попытки обойти этот запрет. Почему? Что хорошего в том, что на кампусе присутствует заметное количество студентов из числа меньшинств, если большинство из них не заканчивают университет?

Подсказкой может послужить то, что многие колледжи уже давно делают со своими спортивными командами по баскетболу и футболу, которые могут приносить миллионы долларов в классифицируемых как "любительские" видах спорта. Доходы некоторых успешных футбольных тренеров колледжей превышают доходы президентов их колледжей или университетов. Но спортсменам в их командах не платят ничего за то, что они годами развлекают других, рискуя телесными повреждениями - и, возможно, еще большим и долгосрочным риском для их характера, поскольку они годами притворяются, что получают образование, в то время как многие делают это только для того, чтобы сохранить право на участие в соревнованиях. Крайне малый процент спортсменов колледжей, играющих в баскетбол и футбол, продолжают карьеру в профессиональном спорте.

Непропорционально большое число звезд баскетбола и футбола в колледжах - чернокожие - и учебные заведения без колебаний используют их в этих целях. Поэтому нам не нужно задаваться вопросом, способны ли эти учебные заведения с моральной точки зрения привлекать молодых людей из числа меньшинств в кампус, чтобы служить собственным интересам. Не стоит сомневаться и в вербальных талантах академиков к рационализации, пытающихся убедить других или самих себя.

Фактический вопрос заключается лишь в том, отвечает ли институциональным интересам наличие в кампусе заметного демографического представительства студентов из числа меньшинств, независимо от того, получат ли эти студенты образование и закончат ли они школу или нет. Сотни миллионов долларов федеральных денег, которые ежегодно поступают в учебное заведение, могут оказаться под угрозой, если этнические меньшинства серьезно "недопредставлены" среди студентов, поскольку в этом случае возникает перспектива приравнивания недопредставленности к расовой дискриминации. И этот вопрос может стать юридической угрозой для огромных сумм государственных денег.

Это не единственное внешнее давление на учебные заведения с целью заставить их продолжать политику аффирмативного приема, которая наносит ущерб тем самым группам, которым якобы отдается предпочтение. Юридической школе Университета Джорджа Мейсона пригрозили потерей аккредитации, если она не продолжит прием студентов из числа меньшинств, у которых квалификация не такая высокая, как у других студентов, хотя данные показывали, что это не в интересах самих студентов из числа меньшинств. Царящее в обществе заблуждение, что статистическое неравенство в представительстве групп означает расовую дискриминацию, имеет серьезные последствия. Студенты из числа меньшинств в кампусе похожи на живые щиты, используемые для защиты институциональных интересов, а потери среди живых щитов могут быть очень высокими.

Многие социальные политики помогают одним группам, нанося вред другим. Аффирмативные меры в академической среде наносят вред как студентам, которые не были приняты, несмотря на их квалификацию, так и многим из тех студентов, которые были приняты в учебные заведения, где они с большей вероятностью потерпят неудачу, даже если у них была полная квалификация для успешной учебы в других учебных заведениях.

Экономическая корысть - далеко не единственный фактор, заставляющий некоторых людей и учреждения упорно придерживаться явно контрпродуктивной политики позитивных действий при приеме в вузы. От идеологических крестовых походов не так легко отказываются люди, которые не платят никакой цены за то, что они ошибаются, и которые могут заплатить большую цену - личную и социальную - за то, что сломают строй под огнем и потеряют как заветное видение, так и заветное место среди других элит. Как и в случае с генетическими детерминистами и сторонниками "полового воспитания", нашлось очень мало людей, готовых признать факты, противоречащие господствующей версии.

Даже если есть хорошие новости о людях, которым якобы помогают лица, принимающие суррогатные решения, они редко привлекают внимание, когда хорошие результаты были достигнуты независимо от лиц, принимающих суррогатные решения. Например, тот факт, что большая часть подъема чернокожих из бедности произошла в десятилетия, предшествовавшие масштабным государственным социальным программам 1960-х годов, до появления харизматических "лидеров" и широкого внимания СМИ, редко упоминается в преобладающем повествовании о социальной справедливости.

Не было уделено внимания и тому факту, что уровень убийств среди небелых мужчин в 1940-х годах (в те годы они были в подавляющем большинстве чернокожими) снизился на 18 % за это десятилетие, а затем последовало дальнейшее снижение на 22 % в 1950-х. И вдруг в 1960-х годах ситуация изменилась на противоположную: когда уголовное законодательство было ослаблено, на фоне таких громких слов, как "первопричины" и "реабилитация". Возможно, самым драматичным - и наиболее значимым - контрастом между прогрессом чернокожих до 1960-х годов и негативными тенденциями в эпоху после 1960-х стало то, что доля чернокожих детей, рожденных незамужними женщинами, увеличилась в четыре раза - с чуть менее 17 процентов в 1940 году до чуть более 68 процентов в конце века.

Интеллектуальная элита, политики, активисты и "лидеры", которые ставили себе в заслугу прогресс чернокожих, якобы начавшийся в 1960-х годах, не несли никакой ответственности за болезненные регрессии, которые, очевидно, действительно начались в 1960-х годах.

Подобные модели не свойственны ни чернокожим, ни Соединенным Штатам. Политика групповых предпочтений в других странах мало чем помогла людям, живущим в бедности, точно так же, как позитивные действия мало помогли чернокожим американцам, живущим в бедности. Например, в Индии, Малайзии и Шри-Ланке преференциальные льготы, как правило, доставались в основном более удачливым людям из групп с низким уровнем дохода в этих странах, как и в Соединенных Штатах.

ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ

Где, по сути, ошибается концепция социальной справедливости? Конечно, не в том, что мы надеялись на лучший мир, чем тот, который мы видим вокруг нас сегодня, где так много людей страдают без необходимости, в мире с достаточными ресурсами, чтобы добиться лучших результатов. Но болезненная реальность такова, что ни один человек не обладает ни обширными знаниями, ни подавляющей властью, необходимыми для того, чтобы идеал социальной справедливости стал реальностью. В некоторых удачливых обществах сложилось достаточно благоприятных факторов, чтобы создать базовое процветание и общую порядочность среди свободных людей. Но многим борцам за социальную справедливость этого недостаточно.

Интеллектуальная элита может воображать, что обладает всеми необходимыми знаниями для создания мира социальной справедливости, к которому она стремится, несмотря на многочисленные доказательства обратного. Но даже если бы они каким-то образом смогли справиться с проблемой знаний, все равно остается проблема наличия достаточной власти, чтобы сделать все, что нужно сделать. Это не только проблема интеллектуальной элиты. Это еще большая проблема - и опасность - для людей, которые могут дать им эту власть.

История тоталитарных диктатур, возникших в двадцатом веке и ставших причиной гибели миллионов людей в мирное время, должна стать настоятельным предупреждением о недопустимости передачи слишком большой власти в руки любого человека. То, что некоторые из этих разрушительных режимов были установлены с помощью многих искренних и честных людей, стремящихся к высоким идеалам и лучшей жизни для менее удачливых, должно быть особенно актуальным предупреждением для людей, стремящихся к социальной справедливости, не обращая внимания наопасности.

Трудно представить себе власть, осуществляемую людьми над другими людьми, которой бы не злоупотребляли. И все же мы должны иметь законы и правительства, потому что анархия еще хуже. Но мы не можем просто продолжать отдавать все больше и больше наших свобод политикам, бюрократам и судьям - а именно из них в основном и состоят избранные правительства - в обмен на правдоподобно звучащую риторику, которую мы не удосуживаемся подвергнуть проверке фактами.

Среди множества фактов, которые необходимо проверить, - реальный послужной список крестоносных интеллектуальных элит, стремящихся влиять на государственную политику и формировать национальные институты по целому ряду вопросов, начиная от социальной справедливости и заканчивая внешней политикой и военными конфликтами.

Что касается вопросов социальной справедливости в целом и положения бедных в частности, то интеллектуальные элиты, разработавшие широкий спектр политик, претендующих на помощь бедным, демонстрируют крайнее нежелание подвергать реальные последствия этих политик какой-либо эмпирической проверке. Зачастую они враждебно относятся к тем, кто подвергает эту политику эмпирической проверке. Там, где у сторонников социальной справедливости были полномочия, они часто блокировали доступ к данным, которые искали ученые, желающие провести эмпирическую проверку последствий такой политики, как позитивные действия при приеме в вузы.

Возможно, самым удивительным является то, что многие сторонники социальной справедливости практически не проявляют интереса к примечательным примерам прогресса бедных - когда этот прогресс не был основан на политике, продвигаемой во имя социальной справедливости. Поразительный прогресс, достигнутый чернокожими американцами за десятилетия до 1960-х годов, был широко проигнорирован. Также как и очевидный вред, понесенный чернокожими американцами после проведения политики социальной справедливости в 1960-х годах. В частности, резко сократилось число убийств, а доля чернокожих детей, рожденных незамужними женщинами, увеличилась в четыре раза. Политика правительства сделала отцов негативным фактором для матерей, претендующих на пособие по социальному обеспечению.

Поборники социальной справедливости, осуждающие элитные нью-йоркские государственные средние школы, для поступления в которые требуется сдавать вступительные экзамены, не обращают внимания на то, что в прошлом, до того как начальные и средние школы в черных общинах были разрушены в результате политики, которую поддерживают поборники социальной справедливости, доля чернокожих учеников в таких школах была гораздо выше. Еще в 1938 году доля чернокожих студентов, окончивших элитную школу Stuyvesant High School, была почти такой же, как доля чернокожих в населении Нью-Йорка.

Уже в 1971 году чернокожих студентов в Стайвесант было больше, чем азиатов. В 1979 году чернокожие составляли 12,9 % студентов Стайвесант, но к 1995 году их число сократилось до 4,8 %. К 2012 году чернокожие составляли всего 1,2 % студентов Стайвесант. За 33 года доля чернокожих студентов в средней школе Стайвесант сократилась до менее чем одной десятой от того, что было раньше. Ни один из обычных подозреваемых - генетика или расизм - не может объяснить эти изменения в те годы. Также нет никаких свидетельств того, что поборники социальной справедливости задумались о том, какую роль в этом сыграли их идеи.

В международном масштабе и в вопросах, не связанных с образованием, те, кто придерживается концепции социальной справедливости, часто не проявляют серьезного интереса к прогрессу менее удачливых, когда он происходит способами, не связанными с программой социальной справедливости. Классический пример - темпы социально-экономического прогресса чернокожих американцев до 1960-х годов. Но точно так же отсутствует интерес к тому, как нищие еврейские иммигранты из Восточной Европы, жившие в трущобах, добились процветания, или как то же самое сделали нищие японские иммигранты в Канаде. В обоих случаях вопрос об их нынешнем процветании решается риторически, путем называния их достижений "привилегиями".

Существует множество примеров того, как во второй половине двадцатого века народы и страны по всему миру вырвались из нищеты. К ним относятся Гонконг, Сингапур, и Южная Корея. В последней четверти двадцатого века в таких огромных государствах, как Индияи Китай, из нищеты выбрались миллионы бедных людей. Общим знаменателем во всех этих странах было то, что их выход из бедности начался после того, как было сокращено государственное микроуправление экономикой. Это особенно иронично в случае с Китаем, где правительство было коммунистическим.

Поскольку сторонники социальной справедливости якобы озабочены судьбой бедных, может показаться странным, что они уделяют удивительно мало внимания местам, где бедные выходят из бедности с огромной скоростью и в огромных масштабах. Это, по крайней мере, заставляет задуматься о том, являются ли приоритетами сторонников социальной справедливости сами бедные или их собственное видение мира и их собственная роль в этом видении.

Что же делать тем из нас, кто не является последователем концепции социальной справедливости и ее программы? Как минимум, мы можем переключить свое внимание с риторики на реалии жизни. Как говорил великий судья Верховного суда Оливер Уэнделл Холмс, "думайте не словами, а делами". Сегодня особенно важно получать факты, а не крылатые слова. К ним относятся не только текущие факты, но и огромное количество фактов о том, что другие делали в прошлом - как успехи, так и неудачи. Как сказал выдающийся британский историк Пол Джонсон:

Изучение истории - мощное противоядие от современного высокомерия. Смиряет, когда обнаруживаешь, что многие из наших легкомысленных предположений, которые кажутся нам новыми и правдоподобными, уже были проверены, и не раз, а много раз и в бесчисленных обличьях; и выяснилось, что они, ценой огромных человеческих потерь, полностью ложны.