Ташке
Всё полетело в тартарары в сочельник.
Ещё с утра Даниэль в приподнятом настроении ездил по южным районам, предвкушая конец рабочего дня. Он оставался невозмутимым, несмотря на питерские пробки, городскую предпраздничную суету и грязь, в которую обращался слетающий с небес белый пух. Снег явно ожидал для себя лучшей участи, чем стать коричневым месивом под ногами.
Даниэль то и дело гладил взглядом портфель, в котором лежал ноутбук с — только что! — законченным романом. Ещё недавно он не верил в то, что детские воспоминания об Исландии, бесхитростные рассказы о семье и природе будут кому-то интересны, но первые несколько страниц рукописи вызвали в издательстве настоящий ажиотаж.
Даниэль начал писать всего пару лет назад. Сначала из-под его пера выходили короткие зарисовки об исландском быте и нравах, но потом Алинка сказала: напиши о родине так, чтобы её узнали и полюбили во всём мире! Даниэль, наполовину викинг, наполовину русский, родился и вырос в Исландии, но позже решил переехать на родину матери — в Петербург. Так и жил с тех пор, на две страны. Летал к бабке по отцу, чтобы расспросить её не только о собственном детстве, но и о том, как росла она сама, Бьоргхильдюр, глыба на холодном океанском берегу. Какие легенды окружали её с рождения, какие первые слова она произнесла, как венчалась с мужем, как готовила slotur и пекла хлеб на вулкане, как вязала из толстых шерстяных нитей разноцветные свитера, напевая протяжные песни. Как пугала декабрьскими вечерами мелких, толпившихся у камина, рассказами о Jolakotturinn, кровожадном чудище с древних гор. По легенде кот спускался в деревни и пожирал младенцев в домах, где не успели запасти достаточно шерсти на обновки к Рождеству … Мелкие прижимались к бабушкиным — огромным, как каменные столбы — ногам, а она трепала льняные вихры мощными ручищами и успокаивала: им-то нечего бояться. Вон, сколько шерсти заготовлено, сколько новых носков и варежек, сколько узорных лопапейс бабушка связала: всем хватит по обновке. И на подарки хватит, и в доме копчено пахнет hangikjot, и Рождество уже на пороге, сурово добавляла бабушка, и не бывать в нашем доме адскому коту с ревизорскими замашками.
Эх, бабушка… Даниэль успел провести с ней полгода, пока она болела. Записывал каждое слово. Бабушка даже смерть встретила с непоколебимой решимостью, сжимая руку Даниэля с неженской силищей до последнего мгновения. Бабушка была сама — остров, скала. И Даниэль привёз обратно, на вторую родину, почти законченный роман и стопку бабушкиных дневников — тетрадей, исписанных крупными круглыми буквами. Он собирался завершить рассказ о стране скал, ветров и гейзеров.
Даниэль не расставался с портфелем, таскал его повсюду, в обеденный перерыв открывал ноутбук и приникал к тексту как изголодавшийся по родниковой воде путник. Издатель ждал его для подписания договора, а в сочельник всё полетело в тартарары.
Сначала заглох служебный автомобиль.
Даниэль чертыхнулся: оставался последний договор, и не где-нибудь, а в Сиверской, — 70 километров по снежной каше. Недолго думая, прыгнул в метро, оттуда — в маршрутку и спустя полтора часа уже закончил дела. Зашёл в крошечное кафе, заказал кофе и понял, что портфеля при нём нет.
Как, где, в какой момент он его оставил?!
Не в служебной машине: Даниэль помнил, как, заходя в метро, перекладывал портфель из руки в руку, пока шарил по карманам в поисках проездного. Метро, точно! Официантка с изумлением смотрела на высокого мужчину с аккуратной рыжей бородой, который детским жестом уронил голову на руки и зарыдал. Других посетителей в кафе не было, официантка тихонько поставила кофе на стол и отошла.
Даниэль всхлипывал, потом вскакивал и беспорядочно размахивал руками, потом снова падал на стул, всем видом выражая совершенное отчаяние.
Метро. В алчной пятничной толпе, в кишках подземки, остался его первый и последний роман, его память, труд его жизни, рассказы бабки, и что страшнее всего, дневники, которые, конечно, уже не вернуть и не воспроизвести.
— Hann for i jolakottinn, — прозвучал у Даниэля в ушах бабкин голос, — вот ты и надел на себя йольского кота, навлёк проблемы.
Под столом раздался пронзительный писк.
Даниэль опешил и наклонился. На него смотрел абсолютно круглыми глазами, в которых, как и в глазах самого Даниэля, читалось отчаяние, чёрный котёнок. Каждая шерстинка стояла дыбом и словно искрилась электричеством, котёнок напоминал меховой ком. Ком издавал столь громкие и жалобные звуки, что Даниэль на миг забыл о собственном горе и протянул к котёнку руку.
— Осторожно, — официантка подошла ближе и присела на корточки, — видите, лапку подволакивает. Сегодня приполз, трясся и орал от боли: какая-то сволочь пнула ногой, ну, или случайно отдавили.
И правда, одна лапка у котёнка беспомощно болталась, пока он доковылял до Даниэля и ткнулся холодным носом тому в широкую ладонь.
Вот же чёрт, подумал Даниэль, вот тебе и рождественский вечер с женой — а Алинка уже ждёт, наверное, и кексы распаковывает, и в доме дурманяще пахнет мясом, топлёным воском, хвоей и ромом. Даниэль тоскливо посмотрел в окно. На фоне синеющего неба крупными хлопьями падал снег.
— Где тут ближайшая ветеринарка? — хрипло спросил официантку.
Следующие три часа пролетели как в дурном сне, который Даниэль не мог вообразить, когда с утра строил планы на вечер. Сначала он отнёс котёнка в клинику. Пришлось отсидеть очередь в компании овчарки и пекинеса, которые беспрестанно лаяли то друг на друга, то на Даниэля и чёрный меховой комочек у того на руках. Котёнок тарахтел как трактор и порой заглушал тявканье и лай. Иногда сломанная лапка напоминала о себе, и котёнок кричал. Тогда даже обе собаки вздрагивали и с почти человеческим сочувствием замолкали.
Рентгеновский снимок показал, что лапка сломана в двух местах, и перелом нехорош. Нееехорооош, сказал врач, растягивая слова, дальше нужен хирург-ортопед, но это уже в городе, здесь мы не поможем. Будете оперировать?
Даниэль растерялся и кивнул.
Они ехали в набитой маршрутке, и котёнок, которому в клинике сделали обезболивающий укол, уже не плакал, а только прижимался к груди Даниэля и тихо мурчал.
Им назначили на 21:00 — раньше никак. Даниэль предупредил Алинку, что сильно задержится. Алинка с сочувствием откликнулась на рассказ про сломанную лапу. Кекс и мясо подождут, сказала она, сегодня сочельник, и каждый кот должен быть спасён. Про портфель пока решил не говорить; его нутро вскидывалось всякий раз при мысли о потере, словно холодный гейзер боли и безнадёжности рвался наружу. Но тёплый меховой ком на груди действовал как анестетик, и тело на время успокаивалось.
Когда он подошёл к клинике, снегопад закончился. Свежая белая пелена прикрыла городскую грязь, на дорожке не было следов.
Даниэль глубоко вдохнул и посмотрел на небо. Облака растянуло, холодно мигали звёзды. Бабушка, горько сказал про себя Даниэль, бабушка, прости, я не справился, и за мной пришёл твой кот.
Колокольчик на двери звякнул.
Даниэль осторожно достал задремавшего котёнка, положил его на скамью и стал раздеваться. Из приоткрывшейся двери кабинета выглянула молодая женщина, сама похожая на котёнка: нависшая над бровями чёлка всклокочена, чёрные короткие кудри торчали во все стороны, круглые глаза уставились на Даниэля и вдруг расширились ещё больше:
— Вы?!! Это вы? — Не успел Даниэль произнести хоть слово, она метнулась назад в кабинет, хлопнув дверью, и уже через мгновение снова стояла в коридоре, держа в руках портфель. Даниэль покачнулся. Его портфель! Рыжий, кожаный, слегка потёртый, но точно его, вот же наклейка с вулканом возле кармана.
— В метро, — тараторила женщина, а Даниэль только открывал и закрывал рот, словно звуки застряли глубоко внутри и не могут подняться на поверхность, — я видела, как вы вышли, не успела вас догнать, схватила портфель, но двери захлопнулись, и я не знала, что дальше, я хотела догнать, потом хотела разыскать — честное слово! — после работы думала подать объявление. Простите, я заглянула, но там нет документов, только компьютер и тетрадки, — она перевела дух и с любопытством уставилась на рыжего бородатого мужчину, — это какой язык?
— Исландский, — Даниэль наконец протолкнул через горло ком слипшихся звуков. Это дневники моей бабушки.
— Ого! — восхитилась кудрявая, — вот это да!
— Вот это да, — повторил Даниэль.
Пронзительное мяуканье заставило их обоих вздрогнуть и обернуться. К ним ковылял чёрный котёнок, подволакивая лапку.
— Ну что, — деловито сказала врач, — приступим? Имя у клиента есть?
Даниэль посмотрел на котёнка.
— Я думаю, это девочка, — сказал он. Бьоргхильдюр. — Он засмеялся. — Можно просто Хильда.
Последние комментарии
19 часов 25 минут назад
19 часов 42 минут назад
19 часов 54 минут назад
20 часов 19 секунд назад
22 часов 31 минут назад
22 часов 35 минут назад