ПРЕДИСЛОВІЕ.
Иванъ Франко, самый талантливый среди современныхъ малорусскихъ писателей и выдающійся общественный дѣятель Галиціи,
родился въ 1 8 5 6 году. Отецъ его былъ зажиточный крестьянинъ,
кромѣ земледѣлія занимавшійся еще и кузнечествомъ. К а к ъ прекрасный хозяинъ и кузнецъ, какъ человѣкъ съ открытой, поэтической душой, гостепріимный и радушный, Я ц ь ( Я к о в ъ ) , — т а к ъ
звали отца будущаго писателя,—пользовался большимъ уваженіѳмъ не только среди своихъ односельчанъ, но и далеко во всей
округѣ.
Яць Франко сталъ заботиться объ образованіи сына съ самыхъ раннихъ лѣтъ. Т а к ъ какъ в ъ Нагуевичахъ (село, гдѣ родился И в . Франко) школа не пользовалась особенно хорошей реііутаціей и, кроыѣ того, помѣщалась очень далеко отъ дома Я ц я ,
то Я ц ь отдаетъ своего сына в ъ школу, находившуюся в ъ сосѣднемъ селѣ и поиѣщаетъ его у его дяди по матери, бѣднаго крестьянина, „одного изъ симпатичнѣйшихъ людей", какъ отозвался
о немъ впослѣдствіи его племянникъ в ъ одномъ изъ своихъ писемъ, сдѣлавшихся достояніемъ печати.
Ивапу Франку было тогда всего шесть лѣтъ. В ъ се.іьской
іпколѣ, соотвѣтствующѳй нашему нача-чьному училищу, онъ научился читать и писать по-малорусски, по-польски и по-нѣмецки *),
• ) До 1868 года въ Галиціи, какъ и въ другихъ областяхъ, подвластныхъ австрійской коронѣ, школьное прѳподаваніѳ было построено на
началахъ германизаціи мѣстваго насѳленія; съ 1868 г. нѣмѳцкій языкъ
въ галицкихъ школахъ уступаетъ свое значеніе польскому и малорусскому языкамъ.
II
прошелъ по ариѳметикѣ четыре дѣйствія, Эі ТЯКіЖѲ обучался церковному пѣнію.
Спустя два года, отецъ отвезъ своего Ивана в ъ ближайпіій
городъ, Дрогобычъ, и помѣстилъ в ъ такъ называемую нѣмѳцкую
или нормальную школу, основанную Базиліанами *), которую,
можно приравнять к ъ нашимъ городскимъ двухклассныиъ училищамъ. В ъ школѣ Базиліанъ И в . Франко пробылъ четыре года,
переходя изъ класса в ъ классъ в ъ числѣ порвыхъ учениковъ.
Н о такіе блестящіе успѣхи дались ему не сразу. Обладая
выдающимися способностями, мальчикъ не имѣлъ ни внѣшняго
лоска, ни внѣшней представительности, и это сильно мѣшало ему
въ первые годы его школьной жизни. Вотъ в ъ какихъ словахъ
описываетъ И в . Франко первый годъ своего ученія в ъ нормальной школѣ: „По-крестьянски одѣтый, боязливый и застѣнчивыіі,
часто неумытый мальчикъ, я , въ теченіи всего перваго года,
былъ посмѣшищемъ класса и много претерпѣвалъ отъ нѣкоторыхъ безчеловѣчныхъ учителей. К ъ концу года, однако, к ъ великому изумленію всего класса, а также и к ъ моему собственному — я сдѣлался первымъ ученикомъ. Н а экзаменѣ, который
сводился по существу к ъ формальной процедурѣ, присутствовалъ
и мой отецъ; я не видѣлъ его, я только слышалъ, какъ онъ
громко заплакалъ, когда меня вызвали первымъ для полученія
награды".
То-же повторилось съ И в . Франкомъ и въ гимназіи, куда онъ
поступилъ вслѣдъ за окончаніемъ нормальной школы. „Весь первый годъ въ гимназіи",—пигаетъ онъ въ своихъ воспоминаніяхъ
объ этомъ в р е м е н и , — „ я просидѣлъ на „ослиной" скаиейкѣ въ
самомъ углу класса и пальцами ковырялъ дыры в ъ стѣнѣ,—и
вдругъ сталъ вторымъ ученикомъ в ъ классѣ, и такъ прошелъ
всю гимназію вторымъ, третьимъ, а иногда и первымъ ученикомъ".
В ъ 1 8 7 5 году И в . Франко окончилъ гпмназію и поступилъ
во Львовскій университетъ.
Ив. Франко былъ еще въ нормальной школѣ. когда его
отецъ, умеръ и мать, имѣя на рукахъ четверо дѣтей и разстроенное хозяйство, должна была выйти замужъ вторично. П р и по*) Уніатскій монашескій ордѳнъ.
ILL
мощи отчима Ив. Франко продолжалъ свое образованіѳ; помощь
не пріостановилась и тогда, когда умерла мать, отчимъ женился
вторично, и когда такимъ образомъ у семьи Франко, вмѣсто родныхъ отца и матери, оказались—отчимъ и мачиха. В ъ своемъ
автобіографическомъ очеркѣ Ив. Франко характеризуетъ отчима
въ горячихъ, прочувствованныхъ словахъ. Скудныя средства,
однако, не позволяли отчиму И в . Франко баловать своего пасынка, и будущій писатель, пріобрѣвшій въ настоящее время европейское имя, пріѣзжая домой на время лѣтнихъ каникулъ,
пасъ домашній скотъ и помогіялъ роднымъ въ уборкѣ сѣна и
хлѣба. Только окончаніе гимназіи дало ему возможность первый
разъ в ъ жизни поѣхать не домой, гдѣ его ждали полевыя работы, а совершить небольшую поѣздку по Галиціи, каждый уголокъ которой впослѣдствіи онъ изъѣздилъ и исходилъ своими
собственными ногами.
Недолгая дошкольная жизнь И в . Франко въ родной семьѣ
была для него единственной свѣтлой картиной, оставшейся въ
воспоминаніи отъ дѣтства; въ своихъ разсказахъ эту пору жизни
онъ описываетъ въ трогательныхъ и идеалистическихъ краскахъ
(см. разсказъ „Миронъ").
Ужасы жизни встрѣтили малорусскаго писателя внѣ семьи въ
самомъ нѣжномъ возрастѣ. Шестилѣтній мальчикъ позналъ въ
школѣ и пріобщилъ к ъ своему дѣтскому опыту достовѣрные, имъ
самимъ провѣренные факты; онъ узналъ, что люди бываютъ
жестоки, неснраведливы и безчеяовѣчны, что на свѣтѣ привольно
живется только богатымъ и сильнымъ. И дѣйствительно, картины
быта дореформенной галицкой школы (см. разсказы: „Урокъчистояисанія", „ К а р а н д а ш ъ " , „Грыць въ школѣ") способны внуінить
отвращѳніѳ самому неприхотливому въ педагогическомъ отношеніи
человѣку. В ъ этой школѣ не исключеніемъ, а правиломъ было
насиліе и издѣвательство надъ личностью дѣтей; педагогическіе
пріемы по принципу замѣнялись линейками и розгами; отношеніе
к ъ предметамъ пренодаванія со стороны учителей было чисто
формальное, а награды и наказанія распредѣлялись, обыкновенно,
между учениками не по успѣхамъ и х ъ , а по богатству и по
обпі,ественному положенію ихъ родителей. И шестилѣгнео иребываніе Ив. Франка въ такого рода школѣ было первымъ тяже-
IV
лымъ житейскимъ испытаніеиъ, выпавшимъ ему надолго, изъ котораго онъ вышелъ съ честью и которое заложило въ его дѣтской душѣ первыя прочныя основы для его будущихъ общественныхъ симпатій и антипатій.
Другимъ житейскимъ искусОдіъ для Ив. Франко были тюрьмы,
которыя въ Австріи до сихъ поръ еще являются почти неизбѣжнымъ аксессуаромъ біографіи каждаго общественнаго дѣятеля, имѣющаго несчастье принадлежать к ъ второстепенной, негосударственной народности, въ особенности славянской. Съ тюремнымъ заключеніемъ Ив. Франко впервые познакомился въ 1 8 7 7 году, будучи
студентомъ университета, когда его арестовали ішѣстѣ со всей
молодой редакціей галицкаго „ Д р у г а " . „Безтолковыйпроцессъ",^—
вспоминаетъ много лѣтъ спустя Ив. Франко объ этомъ эпизодѣ,—
„какъ снѣгъ на голову свалившійся на меня, и , — х о т я у меня не
было на совѣсти и тѣни того преступленія, въ которомъ меня
обвиняли,—окончившійся моимъ осужденіемъ,—былъ для меня
страшнымъ и тяжелымъ испытаніемъ.
Девять мѣсяцевъ, проведенныхъ мною въ тюрьмѣ, были для
меня мукой: меня третировали, к а к ъ подлиннаго преступника; посадили вмѣстѣ съ ворами и бродягами, причемъ въ камерѣ,
кромѣ меня, было еще 1 4 — 1 8 человѣкъ арѳстантовъ; переводили изъ камеры въ камеру при безпрестанныхъ обыскахъ и прид и р к а х ъ . . . " Нѣтъ надобности продолжать дальпг'е выписки изъ
воспоминаній Ив. Франко; достаточно указать на то, что въ разсказахъ: „ Н а днѣ", „ К ъ свѣту" и др., авторъ ни однимъ
штрихомъ не погрѣшилъ противъ дѣйствительности, которая была
еще ужаснѣе ея изображенія. К ъ этому можно прибавить еіде,
что зловонная яма, описанная Ив. Франко въ разсказѣ „ Н а
днѣ", служила ему мѣстомъ заключенія во время второго его
знакомства съ австрійскими властями въ 1 8 8 0 году; что въ одной изъ тюремъ онъ каждое утро просыпался съ головой, покрытой снѣгомъ, падавиіимъ черезъ окно; что во время одного слѣдованія иѣшкомъ по этапу у него на пальцахъ ногъ выпали
всѣ ногти.
В ъ третій и послѣдній разъ Ив. Франко былъ арестованъ въ
1 8 8 9 году, когда онъ просидѣлъ въ тюрьмѣ, правда, при лучшихъ уже условіяхъ, въ теченіи десяти недѣ.іь. П о поводу этого
десятинедѣльнаго тюремнаго заключенія И в . Франко кратко, но
выразительно замѣчаетъ: „ З а что я просидѣлъ в ъ тюрьмѣ, я и
до сихъ поръ не знаю" *).
Тревожная жизнь, полная матсріальныхъ и нравственныхъ лишеній, лихорадочная литературная работа и ненасытная жажда
чтенія по всѣмъ отраслямъ науки не позволили И в . Франко закончить университетское образованіе обычнымъ подученіемъ ученой
степени. Докторомъ филологическихъ наукъ сталъ онъ значительно позже, уже в ъ 9 0 - х ъ годахъ, когда эта ученая степень
понадобилась ему д л я того, чтобы имѣть право поставить свою
кандидатуру въ качествѣ профессора по кафедрѣ малорусскаго
языка и словесности во Львовскомъ университетѣ. Кафедру эту,
однако, ему не удалось занять по причинамъ, не имѣющимъ ничего общаго съ наукой.
В ъ настоящее время Ив.. Франко состоитъ однимъ изъ редакторовъ ежемѣсячнаго журнала; „Літературно-науковий Вістник"
н дѣятельнымъ сотрудиикомъ ежедневной газеты: „ Д і л о " . ,
Писать И в . Франко началъ чрезвычайно рано. Е щ е будучи
») Эти частыя злоключенія не могутъ удивлять того, кто хоть сколько-нибудь знакомь съ совремѳвнымъ положеніемъ дѣлъ въ Галиціи и
распредѣленіемъ ея политичѳскихъ партій. Вся администрація этой
страны, начиная отъ простого полицейскаго жандарма и кончая намѣстникомъ края, находится въ рукахъ могущественной шляхетоко-клерикальной польской партіи, которая систематически, не останавливаясь
передъ явнымъ нарушеніемъ закона, стремится подавить всякую оппозицію, направленную противъ ея гйоао^ства. Подозрительная и жестокая
въ своемъ господствѣ эта партія напрягаетъ всю свою силу въ борьбѣ
с ъ живыми теченіями въ галицкомъ обществѣ, стараясь задавить и уничтожить ихъ въ самомъ зародышѣ. Такое аоложеніе въ Галиціи создалось еще въ 1868 году, когда страна эта, наравнѣ съ другими коронными землями Австріи, получила самоуправленіе, и благополучно продолжается и по сей день. Такое могущество реакціонной партіи, поддерживаемой центральнымъ вѣнскимъ правительствомъ, самымъ пѳчальнымъ образомъ отражается на интересахъ какъ польскаго, такъ и, особенно, малорусскаго населенія Галиціи. Только въ самое послѣднее время
во внутреннихъ отношеніяхъ этой с т м н ы можно прослѣдить нѣкоторые
признаки, указывающіе на лучшее будущее, и, быть можетъ, недалеко
то цремя, когда шляхетско-клерикальная партія принуждена б у д е і ъ уступить свое верховенство .людямъ, принимающимъ близко къ сердцу интересы общаго блага. Порувдй этому служить культурный подъемъ всего
галицкаго общества и замѣтный ростъ обществѳннаго самосознанія въ
массахъ городского и сельскаго населенія Галиціи. Желающимъ ближе
познакомиться съ внутренней жизнью Галиціи можно рекомендовать прекрасную книжку Л. Василевскаго; „Современная Галиція".
УІ
мальчикомъ, в ъ младшихъ клаесахъ гимназіи, онъ со всѣмъ пыіомъ любознательнаго неофита набросился на чтеніе европѳйскихъ
классиковъ, какіѳ только нашлись в ъ гимназической библіотекѣ,
и, каЛъ это всегда бываетъ съ даровитыми натурами, подъ вліяніемъ чтенія геніальныхъ писателей, у него проявилась потребность к ъ самостоятельному творчеству. Мальчикъ сталъ писать
стихами и прозой, набрасывать оригинальныя произведенія, переводить.
Литературная работа всецѣло охватила талантливаго юноіну.
В ъ 1 8 7 4 году ему удается напечатать кое-что изъ своихъ стихотвореній; фактъ этотъ подѣйствовалъ, конечно, самымъ ободряющимъ образомъ на начинающаго писателя, и его портфель наполняется самыми разнообразными произведеніями. Уѣзжая в ъ
Дьвовъ д л я поступленія в ъ Львовскій университетъ, онъ вѳзъ съ
собою много толстыхъ тетрадей, въ которыхъ заключались любовные стихи, драмы, стихотворные разсказы и слѣдующіѳ переводы: „Антигона" и „Электра" Софокла, значительная часть
книги Іова, нѣсколько главъ и з ъ пророка Исаіи, нѣсколько пѣсенъ Нибелунговъ, двѣ пѣсни Одиссеи, два первыхъ акта „Уріеля
Акосты" Гуцкова, вся Краледворская рукопись и т. д.
Эта чрезвычайная плодовитость и живое разнообразіе литературнаго дарованія, такъ ярко проявившіяся у начинающаго писателя,
остаются для И в . Франко характерными во всю его дальнѣйніую
жизнь. В ъ настоящее время, находясь в ъ разцвѣтѣ лсизненныхъ
силъ и огромнаго литературнаго таланта, малорусскій писатель
имѣетъ за собою в ъ прошломъ такое множество литературныхъ
нроизведеній и такое богатое разнообразіѳ литературнаго труда,
какое напрасно было-бы искать у кого-либо другого изъ крупныхъ писателей * ) . В ъ длинномъ спискѣ его произведеній наряду
*) Эти слова не преувеличеніѳ. В ь 1899 году, въ день двадцатипятилѣтняго юбилея литературной деятельности Ив. Франка, почитатели его
таланта, среди другихъ подарковъ, поднесли ему книжку, въ которой
находится около 250 страницъ. Книжка эта представляетъ изъ себя не
больше не меньше, какъ указатель произведеній, принадлежащихъ перу
юбиляра, причѳмъ весь текстъ книжки состоить только изъ заглавій
произведеній и изъ имени того изданія, въ которомъ произведеніе было
напечатано. При этомъ оказалось, что указатель этотъ пе представляетъ
еще полнаго списка всего, написаннаго Ив. Франко з а 25 лѣтъ, и
МН0ГІЯ изъ его работъ были пропущены составителями.
VII
со стихами, разсказами, повѣстями, романами и драмами, находимъ множество критическихъ и публицистическихъ статей, а
также и серьезныхъ научныхъ работъ по соціологіи, политической
экономіи, а в'ь послѣднее в р е м я — п о исторіи славянскихъ нарѣчій и по славянской филологіи.
Кромѣ оригинальныхъ произведеній, всегда отмѣченныхъ печатью крупнаго таланта. И в . Франко издалъ множество превосходныхъ переводовъ съ различныхъ языковъ; среди этихъ пѳреводовъ необходимо отмѣтить: „Германію" Гейне; „Фаустъ"
Геше; „ К а и н а " Байрона; „Русскія женщины" Некрасова; „Мертвыя Д у ш и " Гоголя и нѣкоторыя произведенія Щедрина, Достоевскаго, Золя, Флобера и цѣлаго множества иныхъ писателей.
К а к ъ литераторъ и журналистъ. И в . Франко по-истинѣ не
знаетъ устали. Прекрасно владѣя языками, онъ не довольствуется
исключительно областью малорусской печати и время отъ времени
переноситъ свою дѣятельность въ область иностранной литературы.
Польскія и з д а н і я — „ K u r j e r L w o w s W , „ Р г а г а " , „ P r a w d a " и
„ G l o s " ; р у с с к і я — „ К і е в с к а я Старина" и „Сѣверный К у р ь е р ъ " ;
чешское—„Slovanski Prehled"; нѣмецкія—„Arbeiter Zeitung",
, N e u e Ггеіѳ P r e s s e " и „ D i e Z e i t " ; болгарскія и другія изданія
печатали на своихъ страпицахъ статьи, замѣтки и корреспонденціи малорусскаго писателя, написанныя прекраснымъ языкомъ,
всегда полныя живого интереса, всегда ііоднимающія вопросы самой жгучей современности.
Эта кипучая литературная дѣятельность не мѣшаетъ Ии.
Франко удѣлять свое время и разносторонней общественной дѣятельности. Громкая литературная извѣстность не заслоняетъ его широкой популярности, какъ одного изъ непрестанныхъ бойцовъ за
народное благо, какъ одного изъ вожаковъ демократической napTin, завоевавшей въ послѣдніе годы первенствующее значеніе среди
населенія малорусской части Галиціи.
Впрочемъ, общественная и литературная дѣятельность Ив.
Франке совершенно неотделимы другъ отъ друга. Каждое изъ
его беллетристическихъ произведеній, не говоря уже о журнальныхъ и публицистическихъ статьяхъ, является въ то-же время
и однимъ изъ актовъ обществепной дѣятельности автора. Всѣ ого
разсказы, повѣсти и романы служатъ тѣмъ-же дѣлямъ, будятъ у
ѵш
читателей тѣ-же идеи, какими руководствуется Ив. Франко, какъ
представитель демократической партіи, какъ общественный дѣятель своего народа. И достигается это не подчиненіемъ хр,ож(зственной стороны произведенія предвзятымъ тенденцілмъ автора,
не ложнымъ освѣщеніемъ фактовъ, не искаженіемъ жизненныхъ
нропорцій и отношеній, а счастливымъ выборомъ сюжета и правдивымъ раскрытіемъ дѣйствительности. Всѣхъ униженныхъ и опкорбленныхъ берегь авторъ нодъ свою защиту, всякое горе рождаетъ
откликъ въ его отзывчивой душѣ; трудъ и свобода — свѣтлый
лозунгъ его нроизведеяій, трудящійся человѣкъ—печальный герой его повѣстей.
Мы передали здѣеь только краткія свѣдѣнія о жизни и
дѣятельности И в . Франко. Полная біографія и тщательная оцѣнка
всего литературнаго и общественнаго значенія этого замѣчательнаго человѣка была-бы теперь не по-времѳяи. Будущій историкъ
малорусской литературы и малорусской общественности посвятитъ
ему много почетныхъ страницъ, продиктованныхъ чувствомъ глубокаго уваженія.
М. Славинскій.
ЛЕСИХИНЫ ДОМОЧАДЦЫ.
••'"•-
V ,
:Jcj№AFt)MbR ЫНММ^НЭНІ
-J
•
. . .1 -• ' J
J..
a
,
• -
'
r,
i'
Дееихины домочадцы.
I.
Чудесное лѣтнее утро. Холодный, легкій вѣтеръ чуть-чуть
колышетъ широкое ржаное поле. Рожь—словно золото. Колосья
согнулись подъ тяжестью зерна и жемчужныхъ капель росы, свисавшихъ съ каждаго стебелька. Высокіѳ, ровные стебельки, желтые и плотные, столтъ межъ зеленыхъ листьѳвъ плюща, полетицы, осета и стелящагося по зезілѣ бурьяна. Коіі-гдѣ среди
этого золотого шумящаго и пахучаго моря виднѣется синіё,
чарующій глазокъ василька, цвѣтокъ куколя, дѣвичье пылаюпі,ее лицо полевого мака.
Взошло солнце. Затрещали сверчки на всякіе лады, зажужжали больніія полеішя мухи, надъ колосистымъ моремъ затрепетали пестрые мотыльки. Природа ожила. Вѣтеръ подулъ сильнѣе,—
пахнулъ тепломъ со стороны лѣса, стряхивая серебряную росу съ
травъ и цвѣтовъ.
В ъ се.іѣ поднялся шумъ, закипѣла жизнь. Выгонъ запѳстрѣлъ
скотомъ, который гнали на пастбище. З а скотомъ піли заспанные,
неумытые пастухи. Нѣкоторые изъ нихъ, уснѣвшіе уже позавтракать, ііееело пѣли, гикали и щелкали кнутами, подгоняя скотину.
Задымились избы. Хозяйки стараются истопить порині.іне,
чтобъ скорѣй спарить обѣдъ,—младнііе члены семьи снаряжаются
въ поле.
Только у старой Лесихи не дымится труба. Х о т я въ птой
избѣ три хозяйки—старуха, дочь Горпына и молодая невѣстка
А н н а , — н о онѣ никогда не готовятъ по утрамъ—всегда съ вечера.
Вечеромъ спекутъ да сварятъ, что нуашо, а весь божій день ни
о чемъ заботы нѣтъ. Усердныя хозяйки, хоть куда!
Хозяйство у старой Лесихи не плохое. Изба, правда, старая,
но еще крѣпкая; другія постройки новыя, просторныя, опрятныя;
скотинка—просто любо, жирная, упитанная. Пасѣка по смерти
покойнаго Леся также не пошла прахомъ. Лесиха взяла к ъ себѣ
въ доиъ нищаго старика Зарубу, обши.іа, обчистила е г о , — п
старикъ лѣтом7> съ той поры ста.іъ и пасѣку досматривать и
о послѣдней ігелочи въ хозяйствѣ заботиться.
Леспха была женщина очень домовитая и усердная; упряма
она была и настойчива. Бывало, какъ упрется въ чемъ-лнбо,
такъ, хоть на четверинкахъ ползай, поставитъ на своемъ. Х о т ь
волосы у Лесихи улсе сѣдѣли, но лицо ея было здоровое и румяное, какъ свекла. Льстить и подмазываться она не умѣла.
Говорила отрывисто и какъ-то гнѣвно. Ш у т к и ,
какого-нибудь добраго, искренпяго слова отъ Лесихи никто не слыхалъ.
Калсдаго, кто-бъ онъ ни былъ, она умѣла донять своимъ острымъ языкомъ. Правда, говорятъ, не отъ добра она стала такою.
Покойный Лесь, разсказываютъ, сильно мучилъ ее въ молодые
годы, прикрѣплялъ за косу деревяшкой к ъ скамьѣ и билъ... Съ
горя Лесиха тогда не разъ напивалась, и эта привычка осталась у нея до сихъ поръ, хотя запой никогда не доводилъ
ее до того, чтобы она стала транжирить и растрачивать тяжкимъ трудомъ пріобрѣтенное добро. Она пила всегда одна.
Н и у нея въ домѣ, ни въ селѣ никто отъ нея никогда и не
понюхалъ шкалика водки. Старая Леспха была очень скупа и
непреклонна.
Сынъ Лесихи Игпатъ долго не могъ лсениться. Н и одна дѣвуіпка въ селѣ пѳ хотѣла идти за пего. Неизвѣстно, потому-ли,
что онъ бы.іъ злой и забіяка, потому-ли, что былъ очень некрасивъ. Волосы красные, г.іазки маленькіе, хитрые, какъ у татарина, самъ большой, голова съ большой горшокъ, а губы в з д у т ы , —
какъ подушки. Ну, да не въ этомъ дѣло—пусть его Матері.
Божія судіітъ!—дѣло въ томъ, что пи одна дѣвушка не хотѣла
за него идти. Кромѣ того,—кто его знаетъ, какъ и почему—
въ деревнѣ болтали, что у Игната руки не совсѣмъ чисты—что
—
5
—
будто к ъ нимъ не разъ и кое-что чужое прилипало. Н е знаю,
какъ гдѣ, а въ иапіемъ селѣ нѣтъ большаго позора, какъ прослыть воромъ. А это именно и случилось съ И г н а т о м ъ — и оттогото онъ долго не могъ жениться. Никто не хотѣлъ идти за
него.
Но, наконецъ, нашлась хаки одна, Анна, дочь Тымиша. Пошла
она за Игната, да на свое горе. Бѣдная сирота, безъ отца, безъ
матери, только и принесла приданаго въ лесихину избу, что
свои черныя брови, карія очи, двое рукъ работяш,ихъ, ;t,u
тернѣливое, послушное, покорное сердце. Охъ, и набралась-же она
горя съ Игнатомъ! Н е прошло еще и года, какъ пропала ея красота, погасъ блескъ ея очей, склонилась красивая головка. Разумѣется, попреки, ссоры да драка! Кого онѣ не придавятъ к ъ
зеллѣ, у кого не поубавятъ веселости?
Вотъ вамъ и всѣ лесихины домочадцы. Вирочемъ, жилъ у
Лесихи еще мальчишка-работникъ, Васыль, который пасъ скотъ.
Его называли Галаелъ *) за то, что едва пригонялъ онъ
скотъ въ лѣсъ, какъ начиналъ горланить, не переставая.
В ъ одно мгновенье и плясовую зачаститъ и грустную затянетъ,
и свадебную, и изъ псалтыря на церковные гласы... Грамоты онъ
не з н а л ъ , — все перенялъ по с л у х у , — н о хоть-бы вамъ одну
пѣспю зналъ' до конца. Мотивы и слова сплетались в ъ его головѣ в ъ какомъ-то дикомъ безпорядкѣ, метались, словно к.юкъ
сѣна в ъ буйный вѣтеръ. Пѣоііи не увлекали его, а оглушали
только. Онъ забывалъ тогда весь міръ и самого себя; скотъ броДилъ, гдѣ noua.io. Когда-же пѣлъ кто другой, онъ слушать не
любилъ. Страпный онъ былъ какой-то. Отчего онъ ста-чъ т а кимъ-1-Богъ его знаетъ. Можетъ, отъ нужды д а о т ъ побоевъ....Охъ,
и натерпѣлся-же онъ всякаго горя съ тѣхъ поръ, какъ отъ холеры умерли его родители. Они, говорятъ, были зажиточны и
очень баловали своего Васыльчика. Смерть взяла и х ъ внезапно
въ теченіе одного дня—Васыльчикъ переше.чъ в ъ чужія руки,
л чужія руки, извѣстно, не гладятъ. Били его за то, что онъ
былъ избалованъ, упрямъ, лѣнивъ. Выгнали изъ него эту дурь,
забили его молодую голову, затоптали послѣднюю искорку дѣт*) Гадай—Гоіілаиъ.
—
6
—
ской свободы и живости. Имущество растаяло въ чужихъ рукахъ, к а к ъ снѣгъ въ водѣ, а Васыля отдали въ службу к ъ
старой Лесихѣ. Охъ, не рай онъ и тутъ нашѳлъ!
П.
Лесиха—сказано, хозяйка,—первая идетъ съ дочерью и
невѣсткою жать,
— А ну, пуститъ-ли нашъ Галай и сегодня скотъ на поле или
вспо-мнитъ вчерашніе синяки?—заговорила, какъ-будто грозя комуто, Лесиха, идя впереди и сверкая новымъ серпомъ подъ мышкой.
— Б а , а почему-же не пуститъі К а к ъ начнетъ распѣвать,
такъ обо всемъ въ мірѣ забудетъ, не только о скотинѣ,—отвѣтила Горпына. Н а ея красивомъ, молодомъ лицѣ, свѣтившемся
здоровымъ румянцемъ, играло восходящее солнце. Е й жилось
лучше всѣхъ въ домѣ. Мать любила ее, хоть, сказать правду,
не разъ и Горпынѣ горько приходилось отъ матери и брата.
— Д а , забили бѣднаго мальчика, какъ сквернаго котенка,
а теперь доканчиваютъ!—несмѣло шепнула про себя Анна. В ъ
сердцѣ бѣдной сироты легко пробужда.тось сожа.:ѣніе к ъ такому-же
круглому несчастному сиротѣ.
— Ага, за своего заступается! — сердито отрѣзала ей Л е сиха. Она услыхала тихія слова невѣстки.—Сирота, а харя
какъ ворота!—кричала она д а д ь п і е . — Н е бойся, моя кошечка, и
тебя-бы съ нимъ на одинъ сукъ! Сойдутся вмѣстѣ и сейчасъ
плачутся другъ вадъ другомъ!.. Эхъ, не дала-бы вамъ Матерь
Б о ж ь я ни минуты счастья за то, что вы добро мое напрасно
изводите, мой хлѣбъ даромъ жрете, а сами все лодырничаете.
Лесиха замолкла. Она запыхалась. Никто больпіе не отзывался.
Пришли. Анна выбрала мѣсто на межѣ, куда сложила завтракъ. Н и в а Лесихи заключала въ себѣ шесть полосъ ширины.
Втроемъ онѣ могли свободно сжать ее за день.
.Іесиха и тутъ командуетъ.
— Ты, негодная,—быстро обратилась она к ъ невѣсткѣ,—
становись в о п . тутъ! (Она указала самую широкую полосу). Ты
(ііъ д о ч е р и ) — с ю д а , — а я на крайнюю полосу.—
Стали.
— Б о г ъ в ъ помощь!—сказала Л е с и х а — и первая сжала горсточку епѣлой колосистой ржи, первая сдѣлала изъ нея связку,
связала снопъ и отставила его въ сторону. Это пѳрвачекъ,—онъ
предназначается на урожай.
— А ну-ка, къ дѣ-іу!—сказала она вновь, И три женскихъ
головы, краснѣя, склонились к ъ землѣ. В ъ рукахъ заблестѣли
серпы, захрустѣлп твердые стебли ржи; срѣзанные блестящимъ
острымъ желѣзомъ—горсть за горстью падаютъ они на землю. К р а с и вымъ, плавішмъ жестомъ переносятъ жницы сжатую горсточку надъ
головой и кладутъ на землю. Время отъ времени кто-нибудь выпрямится, отдѣлитъ горсточку ржи, стряхнетъ полевой бурьянъ, раздѣлптъ на-двое, скрутитъ связку и положитъ ее на свѣжее, пахучее поле.
Сверчки, жуки и козявки бѣгутъ отъ серповъ. Временами и испуганная сѣрая мышь покажется изъ своей норы, пробѣжитъ подъ
ногами жницы и вновь проскользнетъ в ъ ямку.
Утромъ, въ холодъ, съ росою пріятно жать. Всего только и
слышно: хрупъ-хрупъ, х р у п ъ - х р у п ъ . . . да шелестъ складываемой
въ снопы ржи.
Н о мало-по-малу свѣжій полевой воздухъ, полное одиночество
и тишина поля, однообразіе работы, вызываютъ лгеланіе встряхнуться. Разговоръ не легко тутъ завяжется — с т а р а я Леспха все
его к а к ъ - т о непріятно оборветъ. Остается только одно—пѣсни...
И мало-по-малу изъ общей тишины и однообразнаго хрустѣнія
стеблей выдѣляется чудный, серебристый, но негромкій, робкій голосокъ. Это голосъ Горпыны. Старуха жпетъ, не обращая на это
вниманія. Горпына дѣлается смѣлѣе, голосъ крѣпнотъ, изъ сердца,
помимо ея волн, льется грустная, чудная пѣсня:
Туди лози хилилися, куда йіл похило,
Туди очі дивплися, куди серцю мило. *)
I
— Эй, ты, д у р а ! — к р и к н у л а Лесиха к ъ невѣсткѣ,—отстаешь,
уже] У ж ъ у тебя руки свело, что-лиі
Анна, и вообпі,е слабая, не въ силахъ была на самой широкой полосѣ птти въ р я д ъ съ другими. Она отстала было уже
снопа на полтора.
•) Туда ЛПЗІ.І клонились, куда ихъ клопнло,
Туда гллдѣли очи, куда сердцу мило.
—
8
—
— Ч т о - это вы, мама, сегодня, к а к ъ оса, к о мнѣ п р и стали?—отвѣтііла она съ неожиданною смѣлостью, не подымая,
однако, г о л о в ы . — Р а з в ѣ вы не видите, что не могу жать скорѣе,—
полоса слишкомъ широка! Ваша полоса у ж е — т а к ъ легко вамъ
ворчать!
Это разозлило Лесиху.
— Посмотритѳ-ка на нее! К а к ъ смѣла! Тоже рыло свое з а дираетъ предо мною! Эй, голубушка моя! Скорѣй бы в е ч е р ъ , —
придетъ И г н а т ъ съ сѣнокоса,—не будешь ты т а к ъ растабарывать!
Анна еще что-то хотѣла отвѣтить, но Горпына шепнула ей:
— Оставь ее в ъ покоѣ, сестрица! Мамѣ всегда ворчать
н у ж н о . — Б у д е м ъ жать вмѣстѣ!
Анна замолчала. Горпына помогала ей жать, взявъ почти половину ея полосы на свою долю. Это была искренняя душа —
не в ъ мать она в ы ш л а . . . — н о , зная крутой нравъ Лесихи, п о д дѣлывалась иногда подъ ея тонъ. Снова стало тихо; лишь стебли
хрустятъ, да время отъ времени серпъ звякнетъ о камень.
Спустя нѣкоторое время, Горпына затянула другую пѣсню.
Анну взяла грусть и тоска, захотѣлось и ей излить свое горе.
Она несмѣло, но ровно и переливчато затянула:
Зайшло соніиько за віконінько,
Як промінное коло;
Вийди миленька, вийди сердѳнько,
Промов до меве слово!
Радабим вийти, радабим вийти,
До тебе говоритп,—•
Та лежить нелюб по правій руці,
Бою ся го сбуднти! *)
Лесиха слушала пѣсню, стиснувъ зубы. Нѣсколько разъ она
исподлобья сурово взглянула на невѣстку. Анна этого не видѣ.іа.
*) Ііашло солнце за окопцемъ
Лучистымъ кругоыъ;
Выйди, милая; выГідп сердѳпыіо,
Скажи хогь слово!
Рада бъ я выйти, рада 6ъ я выйти
Поговорить съ тобою,—
Да лежнтъ не любъ но правую руку
Разбудить боюся!
—
9
—
продолжала жать и пѣла. И з ъ е я затріаненныхъ глазъ крупная
слеза скатилась и упала на с е р п ъ — в и д н о , не только уста, но и
сердце ея пѣло ту же пѣсню.
— В о т ъ что у нея в ъ головѣ! Э х ъ , ты, хозяйка моя з а шлепанная! Е а к і я пѣсенки распѣваетъ! сердито перебила ее Лесиха.
— Оставьте вы, мама, Анну в ъ покоѣ!—съ сердцемъ отвѣтила Горпына. Ч т о на васъ за говорливость напала т а к а я . Н и
говорить, ни плакать, нп смѣяться не даете, ' д а еще и пѣть з а прещаете! К а к о й чертъ дальше выдержитъ у васъ?
— Н о , но, растрещалась, сорока куцехвостая!—вскрикнула
мать — изволь-ка жать д а молчать! Н е бойся, знаю я , гдѣ у
тебя раки зимуіотъ! Помолчи, не то и тебѣ достанется.
Опять однообразно и мрачно потянулась работа. Старуха ежеминутно, словно приказчикъ, покрикивала то на невѣстку, то на
дочку. Солнце уже поднялось высоко. Р о ж ь ложилась на землю—
и широко покрывала по.юсы. В о т ъ у ж ъ наши т р и жницы пополдничали и, не отдохнувъ, взялись опять за дѣло. Солнце жгло,
съ лицъ катился потъ. Сверчки трещали громко и выразительно,
казалось, ч т о голоса и х ъ раздаются гдѣ-то глубоко, глубоко подъ
землею... Кромѣ сверчковъ, все затихло, все скрылось в ъ тѣни
отъ лгаркихъ солнечныхъ лучей. Только человѣкъ, царь творенія,
мучается тогда, когда природа отдыхаетъ.
III.
— Лесиха, Л е с и х а ! — р а з д а л с я го.іосъ какого-то косаря съ
опушки лѣса.
Лесиха встала, приложила руку ко лбу и устремила глаза вдаль.
— Н е видите развѣ, т р п вашихъ коровы в ъ овсѣі — продолжа-іъ кричать голосъ.
И з ъ лѣсу долетало визгливое пѣніе Васыля:
Ой тамъ иа горбочку
Спдів дідко в черепочку,
Л Mit его не пізналп... *)
*) Ге», тамъ па холмочкѣ
Сидѣлъ чортъ въ череііочкѣ,
А мы его НС узиалн.
—
10
—
Гей (это «гей» тянулось безконечно долго), мать, моя мать
Ііусти мене погулять...
Го-о-о-а-усподи, воззвахъ тебѣ, услыши мя!..
А х ъ , чортово отродье! У ж ъ опять напрокази.іъ! Ч т о б ъ
тебѣ печенки выкричать! Васыль-гей! Василь-гей! Ч о р т ъ тебѣ в ъ
печенки! Остолопъ проклятый — на! Н е видишь, что коровы въ
овесъ ушли, а? А , повылазили-бъ тебѣ твои слѣпыя очи!
— Господи помпло-о-ой! — раздавалось эхо изъ лѣсу. Это
„лой" тянулось опять очень долго и затерялось, наконецъ, в ъ
далекомъ, темномъ .іѣсу.
— Галай, на, Галай! — закричалъ опять косарь со стороны
лѣса.—Выгонишь ты коровъ съ поля? Вздуло-бъ тебя, к а к ъ Б а чинскую гору, га!
— Ой туду, ду, ду, ду, ду, ду; за волами я иду, —" к р и чалъ во все горло Г а л а й изъ лѣсу.
Косарь, видимо, потерялъ терпѣніе, схватплъ косу на плечи и
самъ побѣжалъ выгонять коровъ изъ овса, Выгналъ и х ъ в ъ лѣсъ
и исчезъ за ними в ъ темной зелени. Вскорѣ послышался к р и к ъ
и плачъ Васыля.
— Т а к ъ , т а к ъ , т а к ъ , — п р и г о в а р и в а л а .Іесиха, снова наклонившись к ъ жнивью. — П у с т ь съ него тамъ три шкуры сдер у т ъ , — с л о в а не скажу! Пусть за скотомъ смотритъ, а не г о р ланитъ!
Вечерѣло. Солнце роскошно закатилось за синія горы. Мгла
надвинулась на луга и заклубилась все растущими сѣдыми туманами. И з ъ мглы, словно ребенокъ изъ-подъ теплой перины, отозва.тись дергачи. Перепела запотьполотькали изъ овса. Вѣтеръ
повѣялъ съ болотъ тепломъ и разнесъ запахъ съ сырого водяногобурьяна и татарской травы. К а к ъ - т о хороиіо и легко становилось
на сердцѣ.
Н а ш и жницы дожали полосы, встали, выпрямили спины и
передохнули.
— Хорошій завтра денекъ будетъ, — промолвила Лесиха
к а к ъ - т о ласковѣе обыкновеннаго.—Слава Богу, что мы тутъ сегодня закончили. З а в т р а нужно будетъ ячмень на Б а з а р и щ ѣ начать.
— Х о р о ш а я сегодня ночь будетъ! — прошептала Горпына,
слегка вспыхнувъ, и вздохнула.
—
11
—
Анна улыбнулась ей въ отвѣтъ, но какъ-то печально —
словно сквозь слезы. Она одна знала тайну дѣвичьяго сердца
Горныны, о ея любви къ красивому чернобровому парню Дяитрію
Грому.
— Н у , чего стоите! Анна! Вурьянъ собрать, коровамъ передъ
удоемъ. Ты, дѣвка, бѣги, телятъ налой! Н у , живѣе!..
Анна тотчасъ-же молча бросилась к ъ работѣ, радостнѣе обыкновеннаго. Чарующая сила скрывается въ одномъ-одинешенькомъ
ласковомъ словѣ! Горнына бѣгомъ, напѣвая, понеслась домой, а
старая Лесиха, ноложивъ сернъ на голову, остріемъ к ъ платку,
и, приспособивъ себѣ на плечо снопъ — первакъ, степенно двинулась за нею. Послѣднѳй домой пришла Анна, неся на плѳчахъ
большую дерюгу свѣжаго, пахучаго, пестраго бурьяна. Коровы
уже дожидались ея, и, увидѣвъ свой обычный ужинъ, отъ радости замычали и столпились всѣ около сѣнныхъ дверей, ожидая, пока придетъ очередь каждой идти к ъ сѣнямъ поѣсть
вкусной травы и отдать въ чистый подойникъ свой дневной запасъ молока.
Уліе почти смерклось. У Десихи затоплена печь, огонь пылаетъ яркимъ, краснымъ свѣтомъ. Анна съ Горпыною хозяйничаютъ, варятъ, что нулшо на завтра. Дѣдъ Заруба, сидя на
лежанкѣ, громко читаетъ молитвы, а Васыль, наслушавшись брани
Лесихи и получивъ пинка два въ спину, полѣзъ на печь и заснулъ, не дожидаясь улгина.
П о д ъ окнами послышались тяжелые крестьянскіе шаги и лязгъ
косы, а, немного погодя, въ избу воінелъ Игнатъ, броснлъ со.іоменную шляпу на скамью и сѣлъ у края стола.
— Эй ты, Галай! Быки привязаны?
— Привязаны, привязаны, — отвѣтила Анна, моя чаніки и
занявшись приготовленіемъ къ улшну.
— А твои серпы, хозяйка, гдѣ лежатъі
— Гдѣ жеі В ъ сѣняхъ па дверной пеі)екл'адннѣ! Гдѣ-жъ,
имъ б ы т ь і .
— Какже! Если-бъ немного не досмотрѣлъ, просадилъ бы
себѣ ногу на вѣки вѣчные! П о д ъ самымъ порогомъ!
— То, вѣрно, коты!..
— Ой, голубупіка! Только не береги мнѣ моего добра, какъ
—
12
—
зеницу ока! Своего нѣтъ у тебя, чтобъ расшвыривать! Вѣдь.
не принесла ты мнѣ приданаго!
Анна замолкла. Е е очень больно задѣло это слово. Зачѣмъ
же ты взялъ меня? — Т ы вѣдь видѣлъ, что я бѣдна. Р а з ныя мысли тѣснплись в ъ ея головѣ, но не хватало смѣлости бросить и х ъ , в ъ свою очередь, в ъ лицо И г н а т у .
— Н у , спать,—командуетъ Лесиха. — Т ы ненужный огонь
в ъ печи погаси, ж а р ъ сгреби в ъ уголокъ, слышишь?
Горшки
въ п е ч ь — п у с т ь крупа на завтра допрѣетъ! Горпына, воды еще
нѣтъ! П о й д и за водой, д а поскорѣе!
Анна стала убирать, а Горпына выбѣжала в ъ сѣни, то.іько
стукнула ведрами д а коромысломъ, скрипнула дверью, а со скотнаго двора послышалась веселая пѣсенка:
Кобим була така красна, як та зоря ясна.
Світилабим миленькому, ніколи не згасла! *)
— О, что у нея в ъ головѣ дЪ-чается! сердито отозвался
Игнатъ, раздѣваясь. Мама, не посылайте ее никогда вечеромъ
за водой!
— А почему?
— Д а развѣ не знаете? Т о т ъ долгоносый Громыкъ, онъ
что-то у ж ъ очень к ъ ней...
— Ч т о ? — к р и к н у л а Лесиха. — Этотъ сопливый смѣетъ подбираться к ъ моей дочери? Д а я ему волосы общипаю на его
капустной головѣ! Я пойду к ъ его м а т е р и , — п у с т ь его держитъ
у себя, если хочетъ, чтобы съ нимъ бѣды не случилось.
И г н а т ъ уже легъ в ъ постель. Лесиха еще долго сопѣла да
ходила по комнатѣ.
— Э х ъ , пусть только попадется мнѣ в ъ руки! Б у д е т ъ онъ
меня знать! Поросенокъ эдакій! К а к ъ схвачу е г о — р а з д е р у !
— Н у , что съ вами,
мама! — начала Анна. Кончая
уборку, она до сихъ поръ не вмѣшивалась в ъ эту бесѣду. Ч т о
вамъ въ голову пришло? охота вамъ слушать, что И г н а т ъ плететъі
Д а пусть скажетъ, впдѣлъ ли онъ когда-нибудь собственными
глазами, чтобъ Громыкъ приставалъ к ъ Горпынѣ?
*) Если бъ я б ш а такъ же прекрасна, какъ ясная звѣзда,
Я свѣтнла бы милому и никогда не погасла бь.
—
13
—
— о , какой тутъ еще адвокатъ нашелся! съ крикомъ отвѣтплъ съ постели И г н а т ъ . — С п а т ь ступай, дармоѣдка!
Лесиха раздѣлась и легла на печкѣ, гдѣ Анна уже постлала
для нея мягкую перину и двѣ подушечки. Н а печи громко храпѣлъ дѣдъ Заруба, да время отъ времени напѣвалъ сквозь сонъ
Васыль.
— Дѣдушка, повернитесь-ка на другой бокъ! Н е храпите
т а к ъ , печь р а з в а л и т с я ! — к р и к н у л а Десиха, толкая дѣда въ бокъ.
— Б о г ъ заплатитъ ручечкамъ работяш,имъ и ножечкамъ прііходящимъ и головамъ выслушивающимъ, — началъ Заруба сквозь
сонъ свою обыкновенную молитву, но сейчасъ же обернулся на
другой бокъ и затихъ. Спустя минуту, заснула и Десиха.
В ъ хатѣ стало тихо. Блѣдный мѣсяцъ несмѣло смот'ритъ
сквозь маленькія, тусклыя оконішя стекла. Анна еще не легла.
Она оперлась головой объ окно, локтями о подоконпикъ и долго
стояла, тяжело задумавшись. О чемъ она думала? Б о г ъ знаетъ,
Можетъ, передъ ея взорами проходили ея годы, молодые, невеселые, сиротскіе, Можетъ быть, вспоминалась ея сердцу первая,
взаимная, но несчастная любовь, потому что на глазахъ набѣжали слезы, а пзъ устъ чуть слышно полилась грустная
нѣсня:
Шуміли верби в іюііовій дѳбри,
'Гай лозовое прутя;
Люблю тя, дівча, люблю серденько,
Про людей не возьму тя.
Не так про людей, ие так про людей,
Отець мати не велить...
Мене за тобовъ, менѳ за тобов
Само сердеиько болпть! *)
— Ж и н к а ! . . Лѣнтяйка ты этакая! Ч т о ты, собра.іась мышеіі
ловить, что-лиі Чего спать не идешь'}—отозвался И г н а т ъ .
Анна очнулась, отерла слезы и стала на молитву.
Молшіась она долго, горячо, простыми сердечными словами.
*) Въ поповоГі 1Ю1ІІ.Ѣ шумѣліі вербы н вѣтвн лозы. Люблю тебя, девушка, люблю, мое сердце, но люди мѣіпаютъ миѣ жениться па тебѣ. Не
такъ люди, пе такъ люди,—отецъ съ матерью пе позволяютъ. У меня по
тебѣ, у лепя по тебѣ сердце болптъ.
—
14
—
А за окнами, на вишнѣ, соловей громко выводилъ свои пѣсни,
все начиная, точно на смѣхъ: патыкомъ, патыкомъ, патыкомъ и
вдругъ: цюррр... А на выгонѣ Горпына прощалась съ своимъ
милымъ.
— Горпына, голубка, обожди еще минуточку! Мы еще и не
наговорились!
— Нѣтъ, Мытрику, нельзя, мать будетъ бранить. Т ы вѣдь
знаешь, к а к а я она! Доброй ночи! А завтра...
Н е докончила, схватила ведра съ водою и побѣжала домой.
— Завтра, шепталъ за нею Дмитрій. Долго смотрѣлъ онъ
съ выгона на Лесихину хату, а потомъ задумался.
—• А не напрасно-ли люблю я eel Выдастъ-ли ее за меня
старая Лесиха? подумалъ онъ. Сердце его сжалось, когда онъ
вспомнилъ о своей бѣдности.
— Н у ж н о работать, зарабатывать, что есть силы, а выйдетъ-ли
что и з ъ 9Т0Г0І Такое-то наше счастье!
Онъ тяжело вздохнулъ, вытащилъ изъ-за пазухи свирѣль,
заигралъ, да т а к ъ нѣжно, тихо и печально, словно-бы в ъ той
пѣенѣ тонула вся его надежда на тихое счастье.
— Д о л я моя горькая! прошепталъ Дмитрій и повернулъ
к ъ себѣ, к ъ бѣдной, обсаженной вербами хатенкѣ, гдѣ лшла его
старая мать. И з ъ густыхъ .зеленыхъ вербъ раздалась пѣсня парня:
Ой ще кури не піли,
Кажуть люде: деоь білий!
Ой вийдп, вийди, хороша дівчиао,
Поговори 30 мною! *)
Лолипъ, іюиь 1876 г.
*) Еще пѣтухи не иѣли,
А люди говорятъ: уже день бѣлын!
Ой, выйди, выйди, красавііца-лѣвуіііка,
Поговорить со мною.
ДВА ПРІЯТЕЛЯ.
г
Л.'.,
.
л
- Л'.'.
;'
....
:
•^ г
г! ' . r r ^ , ' Д
---.y^S
w f ^ . t
^
Два
пріятеля.
I.
и что вы, куы'ь, говорите о дружбѣ! друзья, друзья! А я
съ вами, о что хотите, готовъ биться о закладъ и говорю, что
иа свѣтѣ нѣтъ ни настоящей дружбы, ни настоящихъ пріятелей!
Называйте меня, какъ хотите, говорите, что вздумается,—я свое
буду! Д а и что такое пріятель'? Развѣ найдете такого нріятеля,
который-бы вамъ въ нуждѣ помогъ или, вообще, какъ-нибудь поддержалъ. Это одни слова! и больше ничего. А если хотите, то
я вамъ сейчасъ и примѣръ приведу, чтобы вы знали, какъ мало
теперь можно положиться на нріятеля!
Вы, вѣдь, знаете, въ какой я былъ друлсбѣ съ Ѳомою П о д горбачнымъ. Д а и какъ намъ было не подружиться! Насъ, видите, двое только и было иастолпі,ихъ парней на цѣлое село.
Парии, словно дубы, крѣпкіе. Имуществомъ родителей Вогъ по
обидѣлъ, а насъ трудолюбіемъ. 1І])инарядимся, бывало, въ воскресенье, какъ Б о г ъ велѣлъ,—не стыдно и въ люди показаться.
А дѣвки! Сколько онѣ, бывало, набѣгаются за нами, только
одииъ Андрей святой знаетъ, Извѣстио, парни добрые и не какихъ-иибудь плохихъ отцовъ дѣти.
Любо было видѣть, какъ мы съ Ѳомой дружили. Бывало, въ
лѣсъ-ли по дрова, въ камышъ-ли утокъ стрѣлять, таицовать-ли,
другое-ли что, оба, да оба. И не было между нами пи ссоры, ни
—
18
—
несогласія. Скажетъ, бывало, Ѳома: — Семенъ, выйди завтра на
мой сѣнокосъ покосить—твоя трава ужъ скошена!—Отчего-жъ не
ВЫЙТИІ—выйду! говорю. Скажу, бывало, Ѳомѣ:—дружище, у васъ
нѣтъ работы, возыите нашъ неводъ, да исправьте—поѣдемъ послѣ
воскресенія на Днѣстръ по р ы б у . — А , хорошо!—говоритъ Ѳома—
и сейчасъ беретъ для починки неводъ.
Н а ш е село, к а к ъ вы знаете, расположено надъ самымъ Днѣстромъ, да еще на ровномъ мѣстѣ. А мы оба были большіе охотники рыбачить. Пойдемъ, бывало, съ сачками-ли, съ неводомъ,
или, въ половодье, съ крошнями—наловимъ такой красоты, ч т о —
ухъ! И для себя хватаетъ и на продажу.
Ну, ничего. Дружили мы съ Ѳомою, какъ родные братья. Н е
разъ и удивлялись люди. К а к ъ они, говорятъ, могутъ спѣться?
Они, вѣдь, словно огонь и вода! Я , видите, отъ роду спокойный,
а Ѳома вспыхиваетъ, какъ искра. Д а что ужъ говорить! Стали
пріятелями, такъ нечего назадъ ог.мдываться. Спѣлись, да еще
какъ! Если-бы наше общество каждый разъ проявляло такое
согласіе при выборѣ новаго войта, то, вѣрно, никогда-бы не было
у насъ такой неурядицы, какая теперь бываетъ!..
Эхъ, годы, годы молодые! Хороши-бы вы были, золотые-бъ
вы были для всякаго парня, если-бъ на васъ не эта страшная
вѣдьма —рекрутскій наборъ. Теперь-то это еще пустяки. Забрѣютъ
тебя — такъ все-же съ человѣкомъ по-человѣчески обращаются:
не надругаются, какъ надъ скотиной. П р а в д а , и теперь еще приходится не одному получить свое, пока онъ выучится, этой
командѣ! да что это въ сравненіи съ прежнимъі Старики и говорятъ: до тѣхъ поръ собака плавать не научится, пока въ ушп
воды не нальется; нѣтъ науки безъ м у к и , — н о теперь рекрутскій
наборъ уже не такъ страшенъ, какъ бывало. Призываешься разъ,
другой, третій, — не забрѣютъ, и ты вольная іггица — хоть женись, хоть дальше гуляй. Н о въ мое время, о, тогда не то было!
Сохрани насъ. Боже, отъ подобнаго! Тогда, бывало, мандаторъ заиисываетъ ипредставляетъ к ъ набору, кого самъ памѣтилъ, не
справляясь: призывался-ли тотъ уже три, шесть или—сколько-бы
то ни было разъ. Такъ, бывало, не одинъ бѣднякъ и десять и
пятнадцать лѣтъ живетъ въ вѣчной тревогѣ. Вотъ, думаетъ себѣ,
пагрянутъ жандармы, закуютъ въ цѣпи, да гайда подъ мѣру!
—
19
—
К а к ъ видите, не такъ было, к а к ъ теперь. Н е отправлялись парни
въ округъ, не являлись ЕЪ набору, какъ теперь,—они удирали
и прятались, кто куда могъ, а мандаторы съ жандармами преслѣдовали ихъ по всѣмъ закоулкамъ. Скверно было жить на
свѣтѣі
Вотъ, приблизительно, въ мясоѣдъ, слышимъ и мы: записали
насъ къ рекрутскому набору. Бозіе! замерло у меня сердце, когда
я услыхалъ это. А мой Ѳома даже весі; одервѣнѣлъ, сердечный.
— Н е будемъ, говорить, Семенъ, дожидаться бѣды, удеремъ!
— Удеремъ!—говорю я — и п о б ѣ ж а . і ъ домой собираться. Отецъ,
мать, и всѣ домашніе, услышавъ, что творится, такъ и потемнѣ.іи
отъ печали.
— Сыночку, сыночку! — причитала мать—одинъ ты у меня,
какъ одна душа у Бога, да и того хотятъ у меня отнять!
— Тише, старуха,—сказалъ отецъ сквозь слезы — не держи
его, пусть идетъ; авоСь его Б о г ъ милосердный убережетъ отъ
лихой бѣды. Собирайся, голубчикъ, прощайся съ матерью, съ cez
страми, пойдемъ, я провожу тебя за село.
Собрался, простился. Когда я вышелъ, мать такъ и обомлѣла.
— Семенъ, Семенъ, вернись!—кричала она.
Я вернулся.
— Хоть нагляжусь на тебя, сыночекъ мой, родной мой! можетъ, въ послѣдиій разъ тебя вижу.
- Успокойтесь, мама, Б о г ъ милостивъ! — дрожаш,имъ голосомъ отвѣтилъ я , цѣлуя ел колѣни, а у самого сердце сжалось.
Мы пошли съ отцомъ низомъ, черезъ сіштный дворъ къ Днѣстру.
Тамъ уже ждалъ меня Ѳома. Отецъ благословилъ насъ, разсказалъ, гдѣ и въ какомъ направленіи есть мѣста, удобныя для
того, чтобц спрятаться; мы простились и пошли.
Ой, патерпѣлись-же мы до весны, - Б о ж е единый, ты одинъ
только про это знаешь! Вотъ слышимъ, по селамъ то тамъ, то
здѣсь бушуютъ жандармы, того, другого изловили. Н а с ъ еще какъ-то
Господь сохранялъ. Мы все держались приднѣстровскихъ болотъ,
да камышей.
Но вотъ, въ одномъ селѣ говорятъ намъ: бѣгите въ поле!
—
20
—
Жандармы съ двухъ сторонъ пришли, обыскиваютъ к а м ы ш и , —
словятъ васъ, какъ рыбу въ неводѣ! Горе — горькое, что тутъ
дѣлать? Укрыться въ селѣ — и думать нечего. Бѣлсать въ поле
навѣрняка пропадать: поле открытое, лѣеу и слѣда нѣтъ,—непремѣнно поймаютъ, развѣ только у насъ были-бъ заячьи ноги, или
если-бъ мы въ мышиныя поры спрятались.—Ѳома, придется тутъ
ужъ пропадать!—говорю я, опуская руки.
Мы не спали уже ночи три, измучились, измокли и еле дышимъ. Нѣтъ силы и шагу сдѣлать, не то чтобы черезъ поле
побѣжать.
— Знаешь что,—говоритъ быстро Ѳ о м а . — И д и за мною.
— Куда?
— Н е спрашивай, иди, если не хочешь пропадать. Я зналъ
горячую натуру Ѳомы, какъ-то пересилилъ себя и иду. Дорогою
думаю про себя:
— И это пріятель, это вѣрный товарищъ'^ Ведетъ меня
куда-то, Богъ вѣсть куда, а словечка теплаго не скажетъ, не
утѣшитъ.
Гой, гой, въ несчастный я часъ родился!
Правда, не разъ для меня и до этой поры Ѳома переносилъ
всякія бѣды, не разъ спасалъ меня, не думая о своей онасности,
но и я лее не оставлялъ его никогда ни въ какой нуждѣ, слушался его, какъ отца.
Т а к ъ и теперь.
Т а к ъ размышляя, иду я съ Ѳомою, волочу ноги гдѣ-то иодлѣ
села. Иду и гляліу, куда онъ поведетъ.
— Говъ!—сказдлъ Ѳома, подходя къ самой крайней хатѣ,—
тутъ нужно отдохнуть.
— Тутъ отдохнуть? — вскрикнулъ я , вглядѣвшись. Ѳома,
что съ тобой? Д а , вѣдь, это самая крайняя хата, на такомъ
открытомъ мѣстѣ, безъ всякой заш,иты! Тутъ насъ такъ найдутъ
и изловятъ, какъ воробья въ силкѣ!
— Мы долліны тутъ отдохнуть! — сказалъ опять Ѳома холодно и т в е р д о , — Л не могу дальше идти!
— Но, бойся Бога, человѣче!—кричу я , — с а м ъ въ пропасть
лѣзеиіь! что съ тобой сталось? Потерялъ ты разсудокъ, что-ли?
Л не стану тутъ отдыхать, хоть что хочешь дѣлай!
—
21
—
— Н е будешь? Г а , к а к ъ хочешь. Я тутъ отдыхаю.
— Пойдемъ хоть къ той скирдѣ да тамъ зароемся въ сѣно.
Н е дури, братъ, не лѣзь самъ въ бѣду!
— Я и шагу отсюда не сдѣ.ііаю! — сказалъ снова упрямо
Ѳома и погаелъ въ хату.
— Боже мой милосердый, неужто это мой нріятель, мой
вѣрный товарищъ! Добровольно толкаетъ меня и себя въ бойню!
И не отстунитъ отъ своего, хоть сгинь! Упрется какъ козелъ рогами! Матерь Пречистая! сохрани меня отъ всего злого и отъ
такого пріятеля!
— Н о что жъ теперь дѣлать^—думаю я да-чьше. Придется
одному пропадать! Эхъ,—чѣмъ пропадать мнѣ одному гдѣ-нибудь,
а Ѳомѣ т у т ъ , — т а к ъ пусть же сгинемъ вмѣстѣ!
И я пошелъ въ избу за Ѳомой.
— Что, одумался, поумнѣлъ?—спрашиваетъ онъ съ насмѣшкою. Боясе, онъ смѣется еще надъ моимъ страхомъ, а у меня
кровь въ жилахъ застыла!
Х а т а , въ которую мы зашли, была наполовину разваленная
старая кдѣть^ жилище старика-нипщго. Только лѣтомъ онъ
тутъ порою ночевалъ; зимою жилъ въ селѣ, а лѣтомъ обыкновенно по цѣлымъ педѣлямъ шатался по селамъ за милостыней.
И теперь мы его но застали. Х а т а была заперта па засовъ, но
Ѳома отодвинулъ его кускомъ какой-то палки. Ничего, кромѣ
нѣсколькихъ мѣіиковъ, палки да шапки, сшитой изъ тысячи
лоскутковъ, да еще кой-какихъ другихъ тряпокъ, въ ней не
было.
Н о мпѣ было непонятно, чему Ѳома такъ радуется и бѣгаетъ
по хатѣ.
— Эй, Семенъ, — говоритъ онъ, — ты, виліу, дверь занертЛ
Н е запирай ее! Д а пріотвори ее немного, тутъ душно!
Боже мой милый, этотъ человѣкъ, видно, совсѣмъ потерялъ
разумъ, что-ли!
— Отопри дверь и нріотвори, слыпшшь? — крикнулъ опъ
па меня.
Что было дѣлатьі Приінлось слушаться полоумнаго.
— Раздѣвайся, да лолшсь спать. Нужно соснуть, потому
что ночью и на волосокъ глазомъ моргнуть не придется.
—
22
—
Я стою, вытаращивъ на него глаза, сазіъ не зная, что со
мной творится.
— Слышишь или нѣтъ, остолопъ проклятый! Раздѣвайся да
ложись спать! Когда наступитъ время итти, такъ я тебя разбужу.
Все во мнѣ клокотало и кииѣло, к а к ъ въ котлѣ. Н а глаза
набѣжали слезы.
— Ѳома! — говорю я сквозь слезы, — что съ тобою? П о терялъ ты Бога въ сердцѣ? Или забылъ ты, что у насъ есть
родители, что могутъ каждую минуту жандармы нагрянуть? Ч т о
ты дѣлаешь? Вспомни Бога, не губи насъ обоихъ! Д а , вѣдь, были же мы когда-то товарищами, я любилъ тебя искренно, к а к ъ
родного брата! Что я тебѣ сдѣлалъ? За что ты хочешь мнѣ мой
вѣкъ укоротить?
И что вы думаете,—смягчился Ѳома этою рѣчью? К а к ъ бы
не таііъ! Отвернулся отъ меня, словно звѣрь, потеръ рукой ^лобъ
или .тицо, да въ смѣхъ.
— Х а , ха, ха! Вотъ такъ молодецъ!—хохоталъ о н ъ . —
Заслышалъ бѣду, какъ тотъ с.іѣпой колбасу въ борщѣ, да сейчасъ: погибаю, говоритъ, нѣтъ меня.
Вотъ это, видите, преданный пріятель? И довѣрься же
такому человѣку! Подождите, что онъ мнѣ еще дальше иодстрои лъ!...
— Семенъ,—говоритъ черезъ минуту Ѳома уже какъ-то
мягче,—Семенъ, братецъ, неужели ты думаешь, что я не отдалъ
бы своей жизни за тебя? Развѣ забылъ ты, что мы оба въ одинаковомъ положеніи? Н е думай, однако, что я съ ума -'сошелъ
что-ли, или хочу погубить и себя и тебя. Дѣлай только, какъ
я тебѣ говорю, такъ увидишь, что я еще не такъ глупъ, к а к ъ
тебѣ кажется.
Эти слова меня немного успокоили и, наконецъ, что-жъ было
дѣлать? Раздѣлся я, постлалъ свитку на полъ и легъ, а гдѣ ужъ
тамъ было уснуть! Дрожу всѣмъ тѣломъ, какъ рыба въ сѣти. Кому
въ такой тревогѣ шелъ-бы сонъ въ голову?
Ѳома не ложился и шарилъ чего-то въ хатѣ. Что онъ задумалъ, Господь его знаетъ. Я не догадаюсь, ни за что!
— Семенъ,—говоритъ онъ, видя, что я не могу заснуть,—
на, выпей!
—
23
—
И поднесъ мнѣ порядочную чарку водки. Водка съ нимъ была,
а чарку онъ нашѳлъ гдѣ-то в ъ углу.
Я выішлъ. Напнтокъ былъ крѣпкій, по тѣлу разлилась теп.іота,
усталость взя.іа свое и, в ъ минуту, я заснулъ, какъ мертвый.
Н е знаю, долго я спалъ или нѣтъ, но вотъ Ѳома ужъ будитъ
меня.
— Семенъ, Семенъ, вставай, жандармы!
Послѣднее слово, точно громъ, раздалось надъ моимъ ухомъ и
въ одну минуту отрезвило меня.
— Гдѣ, гдѣ, — спрашиваю я , вскочивъ на ноги.
— Н е спрашивай, дѣлай, что говорю тебѣ.
— Ч т о дѣлать?
— Зажмурь глаза и не открывай ихъ, чтобы ни было, пока не
скажу. Помни!
— Хорошо, хорошо!
— А теперь возьми вотъ это в ъ руку!
Я взялъ. Т о была веревка или поводъ, не знаю.
— Держись хорошо!
— Держусь.
— И д и теперь за мною!
Мы пошли.
Дорогою слышу к р и к ъ какой-то, плачъ, причитанье, скотъ р е ветъ, собаки лак^'ъ, подъ ногами грязь, мы, повидимому, идемъ
селомъ.
— Ѳома, побойся Бога, куда ты меня ведешьі
— Н и слова, дурень! Жандармы приближаются! — піепнулъ
онъ мнѣ своимъ твердымъ голосомъ. Я замеръ со страху.
— Вотъ здѣсь намъ достанется—думаю я . — П р о п а л а коза,
пропала и береза!
Идемъ дальше, а подо мною колѣна лишь диль, диль, диль!
Наконецъ, слышу:
— А skad wy, dziady? *)—спрашиваетъ рѣзкій голосъ.
— То, вѣрно, жапдармъ,—продолжаю я д у м а т ь . — Н у , Господи помилуй грѣшнуіо душу! Сейчасъ и к ъ намъ заговоритъ. Уди-
*.) А откуда вы, дѣды, попрошайки?
—
24
—
вительно только, отчего онъ прежде разговариваетъ съ какими-то
стариками.
Смѣшной старческій голосъ отвѣчаетъ тутъ возлѣ меня:
— Съ бѣлаго свѣта, ііаночку ласкавый! Мы божьи старцы,
братья близнецы. В ъ рѣкѣ купались, въ водѣ ныряли; я его окунулъ, а онъ въ водѣ глаза потерялъ. Хотѣлъ найти, да не могъ,
такъ дозіой иошелъ.
— Х а , ха, ха!—заснѣялось нѣсколько голосовъ.
Боже милостивый, тутъ и х ъ , должно быть, немало. И отчего
они не хватаютъ, не вяасутъ насъ? даже не говорятъ намъ ни
слова.
— Gdzie mieszkacie, w l o c z e g i ? — с н р а ш и в а е т ъ опять рѣзкій
голосъ, но слышно было, что сквозь смѣхъ.
— К р а й воды, паночку, край воды! Н а ш а хата изъ лебеды,—
задвижка изъ репейника, а крыша изъ лопуха!
Снова смѣхъ кругомъ, но жандармы все насъ не трогаютъ.
Я весь дролсу и держусь за веревочку, не смѣя уже и в ъ самомъ
дѣлѣ со страху взглянуть на свѣтъ. Думаю себѣ: чему быть,
тому не миновать, посмотрю, к а к ъ это кончится.
— J a k i s bestja dowcipny!
— сказа.іъ, досыта насмѣявшись,
рѣзкій голосъ, обращаясь к ъ другимъ. — Л і е chodzmy j u z !
zdaje mi sic, ze w t e j stercie za wcia u d a n a m sie zlowic j a kiego ptaszka!
i
Л елыша.іъ, какъ жандармы, хохоча, пошли, и отъ удивленія не зналъ, что со мной.
— И д и , слѣпой братище!—кричалъ дряхлый старческій голосъ все еще предо мною.—Иди туда, гдѣ вѣтеръ свиш,етъ. П о
вѣтру ляжемъ, вѣтромъ накроемся, вѣтеръ подъ голову возьмемъ
и тепленько заснемъ.
— Zlodziej ze swojemi przymowkami!
—послышалось мігЬ
издали. Ѳома дернулъ меня за шнурокъ. Я иошелъ за нимъ, все
*) Гдѣ вы ліивете, бродяги?
**) Оотроумпыіі бестія!
***) Однако, ііоГідемъ! Миѣ кажется, что тамг, за селомъ памъ удастся
изловить какую-нибудь птичку.
****) Ботъ воръ съ поговорками!
—
25
—
еще не зная хорошенько, сонъ-ли или дѣйствительность то, что
со мной творится.
Мы шли еще довольно долго.
— Н у , раскрой глаза, слѣпой котъ! — сказалъ мнѣ весело
Ѳ о м а . — Я прозрѣлъ. В ъ нолѣ вокругъ насъ уже распространился
густой мракъ. Далеко еще виднѣлось село, узнаваемое по клубазіъ
дыма, носящимся то тутъ, то тамъ надъ низкими соломенными
крышами.
— Н у что, съѣли насъ жандармы?—спрашиваетъ меня Ѳома,
смѣясь.
Я не отвѣтилъ ни слова, не будучи еще въ состояніи пріитп
въ себя.
— Товарищъ милый, видишь, что я не толкнулъ тебя въ
пропасть! — сказалъ опъ тихо! Я теперь впервые взглянулъ
на пего.
Ч т о это опять? Воз.іѣ меня стоялъ какой-то нищій съ длинной
бородой.
— Во имя Отца и Сына, что съ тобой, Ѳома?
— То-же, что съ тобой,—отвѣтилъ онъ.
— То, что со мной? Ты почему это думаешь?
— Посмотри въ воду на свою красоту! — отвѣтилъ онъ старческимъ голосомъ.
Недалеко была широкая лужа, я посмотрѣлъ—на меня взглянуло какое-то привидѣніе! Если-бъ я не зналъ, что это, дѣйствителыіо, я самъ, то не узналъ-бы себя, ни за чтоі Нищій и
только, хоть умри, не узнаешь Семена. Обвѣшанъ мѣшками, съ длинной палкой въ рукѣ, съ пестрой шапкою на головѣ... Ѳома такой-же! Оттого-то онъ такъ настрого велѣлъ мнѣ идти спать
въ хату нищаго!
Т а к ъ мы, видите, ушли на этотъ разъ отъ бѣды; но вы думаете, что на этомъ кончилось? Жандармы искали, усердно и с к а л и —
дальше,—мы ніліі и кидались въ разныя стороны, к а к ъ тѣ вороны на вѣтрѣ, колесили, да колесили за Дпѣстромъ. Н о вотъ
слыіиимъ, что бѣда ужъ немного стихла, нѣтъ уліъ жандармовъ
въ оісрестности.
— Ну, слава тебѣ, Господи! — думается памъ — на этотъ
разъ мы спаслись. Теперь нужно придумать, какъ-бы домой
—
26
—
вернуться. Совѣтуй, Ѳома! Проводи, Ѳома! Ѳома взялся проводить.
Мы возвращались окольными путями, не спѣпіа, осторожно,
чтобы гдѣ-нибудь нечаянно не попасться въ руки жандармамъ.
Богъ помогъ, мы были ужъ недалеко отъ своего села, только в ъ
полумилѣ отъ него, не дальше. Кто-бы подумалъ, что тутъ мы
найдемъ то, чего мы, можетъ быть, въ теченіе полугода не могли
найти въ чужихъ селахъ? А таки нашли свою бѣду—на мосту,
какъ говорятъ. И это все пзъ-за моего пріятеля, изъ-за Ѳомы.
Сидѣли мы два дня въ камышѣ. Было слышно, что еще в ъ
нашемъ селѣ жандармы. Н а другой день вечеромъ Ѳома говоритъ:
— Знаешь что, Семенъ? У меня нога болитъ,—можетъ, ты
пошелъ-бы куда-нибудь въ село, — узналъ-бы, что слышно, да
принесъ-бы чего-нибудь поѣсть?
Я пошелъ. Едва я вышѳ.іъ изъ камыша, смотрю — жандармы
ходятъ по по-чю. Я , увидавъ ихъ, помертвѣлъ съ испугу. Господи,
а что если они меня увидятъ! Эхъ, задралъ я полы, да шмыгъ
въ камышъ! Н о было поздно, — замѣтили меня, собачьи дѣти,
пусти.іись за мной въ догонку. Вспоминаю еще, что ихъ было
четверо.
К а к ъ и куда я бѣжалъ, не помню. Номню только, что мокрый,
ободранный, окровавленный я упалъ возлѣ Ѳомы. Ѳома сразу понялъ, въ чемъ дѣло.
— Вставай,—крикну-чъ онъ мнѣ,—скачи подъ мостъ!
Недалеко былъ мостъ черезъ рѣку. П о д ъ нимъ было знакомое
намъ мѣстечко, гдѣ удобно было укрыться. Я собра.іъ послѣднія
силы и всталъ,
— А ты-жъ куда дѣнешься?—спрашиваю Ѳому.
— Бѣги, я ужъ придумаю.
Я побѣжалъ, оставивъ его въ камышѣ. И до сихъ поръ не
знаю, какую хитрость хотѣлъ пустить въ ходъ Ѳома, чтобъ и
на этотъ разъ уйти отъ погони. Черезъ минуту, дролга псѣмъ
тѣломъ, сцдѣлъ я уже безопасно укрытый подъ мостомъ. Сижу я,
сижу, понемногу и страхъ іірошелъ, всматриваюсь, вслушиваюсь,
что станется съ Ѳомой. Ничего не слыніу, линіь рѣка інумитъ со
стороны моста.
Долго сидѣлъ я, съелсивіііись, не двигаясь, подъ мостомъ,
—
27
—
между двумя бревнами. Н о вотъ слышу какой-то шумъ. В г л я дываюсь—Господи милосердный!—моего пріятѳля, моего Ѳому в е дутъ жандармы. Н а рукахъ и ногахъ звенятъ цѣпи, жандармы
съ сверкающими карабинами окружили его. У меня в ъ г л а з а х ъ
нотемнѣло, сердце, точно льдомъ, обдало. Вглядываюсь л у ч ш е —
Ѳома по самую шею мокрый, замазанный, да к ъ этому еш,е на
немъ полно гнилыхъ листьевъ и зеленой водяной травы. Вѣрно,
бѣдняга, хотѣлъ укрыться во рву, да напрасно — нашли его,
изловили!
— Слава тебѣ Господи, что хоть я ц ѣ л ъ , — п р и ш л о мнѣ в ъ
голову—согнулся втрое и сижу тихо, едва духъ перевожу.
Н у , кто-бы думалъ, что Ѳома даже теперь захочетъ напакостить мнѣ! Г а й , гай, Б о ж е единый! П р і я т е л ь , пріятель! Слушайте только, на какую хитрость пустился мой пріятель безцѣнный, чтобъ и меня погубить, да выдать в ъ руки жандармамъ...
Я прислушиваюсь—издали слышны шаги. Жандармы идутъ на
тотъ мостъ, гдѣ я сижу. Говъ! слышу еще что-то. Е т о - т о поетъ,
что-ли! Прислушиваюсь еще больше — голосъ Ѳомы. И д е т ъ онъ
да какъ-будто напѣваетъ протяжно:
Ой Семене, мій друже Семене!
Та скажи ти батькові від мене,
Що не буде вже Хома
У веділевьку дома! *)
і
— Хорошо, хорошо! — тронутый жалобной пѣсней Ѳомы
крикнулъ я изъ-подъ моста.
Господи, к а к ъ я в ъ эту минуту испугал:ся собственнаго г о лоса! Умирать буду, а т а минута не выйдетъ у меня и з ъ памяти.
В ъ ушахъ у меня зашумѣло, зарябило в ъ глазахъ, кровь х л ы нула к ъ головѣ,—самъ не знаю, что со мной сталось.
Я опомнился на мосту. Д в а жандарма держали меня за руки,
одинъ заковывалъ и х ъ в ъ кандалы. Я двинулъ ногой, на ней
забренчала т а к а я - ж е цѣпь.
*) О, другъ мой Семенъ!
Скажи ты отъ меня отцу,
Что не будетъ ужъ Ѳома
Въ воскресенье дома!
—
28
—
И вы мнѣ говорите о дружбѣ! Развѣ ііо-пріятельски иоступилъ со мною Ѳома? Я взглянулъ на него. Онъ стоялъ мрачный,
мокрый, дрожащіи. О а ъ бросилъ взглядъ на м е н я , — в ъ его глазахъ дрожали слезы... Ч т о мнѣ отъ этихъ слезъ? Они ни мнѣ,
ни ему не помогутъ!
Н а другой день намъ уже обстриг.^и кудри. Мы были солдатами.
Охъ, дружба, дружба! Н е сладко ты мнѣ далась! Н е забуду
я тебя до смерти! Изъ-за тебя пропали мои лѣта молодыя!
Лолпнъ, іюнь 1876 г.
КАМЕНЩИКЪ.
'Л
J л Ш н Ш А Ж К
.1
«і '"У
. . .
т
К а м е н щ й к ъ .
А х ъ , этотъ стукъ, этотъ шумъ, эти крики Нса улицѣ, какъ
разъ противъ моего окна, гонятъ всякую мысль изъ головы, не
даютъ мнѣ ни минуты покоя, отрываютъ отъ работы!.. И некуда
мнѣ дѣться, некуда спрятаться отъ этого неугомоннаго шума. Съ
утра до вечера онъ не прекращается, а когда я, измученный
дневныиъ зноемъ, лягу спать, то ясно слышу его даже во снѣ.
Ужъ цѣлыхъ два мѣсяцаі И подумайте такъ то.іько! Съ тѣхъ
поръ, к а к ъ противъ моихъ оконъ начали строить это несчастное
каменное зданіе, я не написалъ ни одной строчки, а стукъ и
шумъ не переставали звучать въ моихъ ушахъ.
•
Н е въ соетояніи что-нибудь самъ дѣлать, сижу день деньской у окна и гляжу на работу • другихъ. Отъ движенія, бѣготни, работы нѣсколькихъ десятковъ людей, суетящихся въ
этомъ тѣсномъ мѣстѣ, словно муравьи въ кучѣ, нервное раздраженіе проходитъ. Я успокаиваюсь, глядя, какъ мало-по-малу подъ
руками этой массы рабочаго люда растетъ громадное зданіе, какъ
подымаются вверхъ его стѣны, какъ шипитъ и курится известь,
которую гасятъ въ большихъ досчатыхъ ящикахъ, а оттуда спускаютъ въ ямы; к а к ъ каменщики обтесываютъ кирпичи, приспособляя ихъ к ъ надлежащему мѣсту, какъ женщины и дѣвупіки носятъ цементъ въ бадьяхъ, черезъ ушки которыхъ пропущены палки;
какъ помощники, согнувпіись въ дугу, на деревянныхъ носилкахъ,
ярмомъ наложепныхъ на плечи вокругъ шеи; таш,атъ кирпичъ вверхъ
но лѣсамъ. Ежедневная тяжелая работа этихъ людей проносится
ііредомпою, словно туча, и, слыша ихъ крики, шутки и разговоры, я
забываюсь, будто тону въ какомъ-то безбрежномъ, непроницаемомъ
тумапѣ, и быстро, неуловимо плыветъ часъ зачасомъ, день за днемъ.
Лип!ь надсмотрщики со своимъ крикомъ, со своей руганью,
угрозами, бранью, да произволомъ надъ рабочими, отвлекаютъ
• —
32
—
меня отъ этого тумана, наііомішаіотъ о живой, скверной дѣйствительноети. Надсмотрщиковъ всего двое, а, между тѣмъ, всюду и х ъ
видно и слышно. Гдѣ кто изъ нихъ цройдетъ, тамъ всѣ рабочіе
нагибаются и умолкаіотъ. Ничѣыъ имъ не угодишь, ничто имъ
не нравится, на все у нихъ готова брань, готово сердитое, ругательное слово. А если какой-нибудь рабочій посмѣетъ отозваться, защищаться или вступиться за товарища^ — сейчасъ
лицо пана надсмотрщика наливается кровью, изъ уетъ брызжетъ
пѣна, и достается же тогда отъ него виновнику!.. И то еще хорошо, если ему позволять остаться, если не прогонятъ въ ту-же
минуту съ работы!... Но, вѣдь, они здѣсь полные хозяева, ихъ
власть надъ рабочими безгранична,' а прогнавши одного, они
сейчасъ-же-достанутъ четырехъ, которые еще и сами будутъ напрашиваться на мѣсто прогнаннаго. О, нынѣшнее лѣто для надсмотрщиковъ урожайное! Выбирай любого ц урывай изъ платы,
сколько хочешь,—ничего не скажутъ рабочіе. А если кто-нибудь изъ нихъ вздумаетъ пожаловаться архитектору—долой, пусть
гибнетъ ^ъ голоду, если не хотѣлъ быть покорнымъ!
Однажды, когда я, по обыкновенію, сидя у окна, посматривалъ на работу, поднялся вдругъ крикъ на самой передней стѣнѣ.
Причины криііа я не видѣлъ—слышалъ только, какъ падсмотрнщкъ
набросился на одного рабочаго, высокаго, мрачнаго, среднихъ
лѣтъ каменщика, и началъ ругать его послѣдпими словами. А
тотъ ничего: наклонился и продолжалъ работу. Н о это упорное,
угрюмое молчаніе еще болѣе разсердило надсмотрщика.
— Ты, ворюга, голякъ, арестаптъ, сейчасъ-же вонъ съ работы!—съ пѣною у рта кричалъ мастеръ, все ближе подступая
къ рабочему.
Я видѣлъ, какъ мрачное, склонившееся надъ кирпичомъ лицо
каменщика все болѣе краснѣло, словно наполнялось жаромъ. Онъ
стиснулъ зубы и молчалъ.
— Что? мнѣ сто разъ тебѣ говорить, висѣлі.никъ, бослкъ,
разбойникъ, а'?!. Маршъ отсюда!.. Сейчасъ-же убирайся, а то прикажу сбросить!..
Работникъ, очевидно, боролся самъ съ собою; лицо его даже
посинѣло. Наконецъ, не разгибаясь, онъ поднялъ голову' и медленно, съ невыразимымъ презрѣніемъ въ каждомъ звукѣ процѣлилъ:
—
;53
—
— Мужпкъ—зіужпкомъ! Н е дай, Боже, изъ мужика пана!..
П р и этихъ с.іовахъ надсмотріцикъ осто.чбеиѣлъ. Очевидно, слова
каиепщпка поразили его въ самое больное мѣсто: .онъ былъ пзъ крестьят, и теперь, ставъ „паномъ надсмотрпщкомъ", очень стіідился своего пропсхожденія. Однако, минуту спустя, онъ оправился и крикнулъ:
— Вотъ какъ?!. такъ ты со мною разговариваешь?!. Подождиже, я тебѣ покажу!.. Я тебя научу!.. Вонъ!..
Работникъ ие трогался съ мѣста и продолжалъ работать.
— Убирайся, разбойник7>!.. Ступай к ъ ста чертямъ, а то велю
позвать полицейскаго^..
Работникъ упрямо стучалъ молоткомъ о кирпичъ. Тогда надсмотріцпкъ подскочилъ къ нему, вырвалъ изъ рукъ молотокъ и швырнулъ на
улицу. Разозленный каменщикъ заскрежеталъ зубами и выпрямился.
— Х а м ъ , — к р и к н у л ъ онъ,—какого чорта ты пристаешь?..
Чего тебѣ отъ меня нужно?..
— А!., такъ ты угрожать?!—рявкнулъ надсмотрщикъ,—караулъ!.. караулъ!.. Разбойникъ!..
Н а этотъ крикъ прибѣжалъ другой надсмотрщикъ, и оба
соединенными силами бросились на каменп],ика. Тоті> не защищался. Кулаки посыпались шг его плечи; сопровождаемый пинками, пѣмой отъ гпѣва и отчаянія, онъ соше.іъ съ лѣсовъ и
взялъ на нлечи свой мѣшокъ съ инструментами.
Остальные рабочіе, видѣвнііе эту сцену, работали молча,
склонивіпись падъ кирпичомъ и стпснувъ зубы. Никто лзъ нихъ
не сказалъ ни слова.
— Мулшкъ всегда останется мужикомъ! крикнулъ каменнцпіъ уже на улицѣ. Н а его лицѣ еще разъ показалась натянутая
пасмѣшка, но въ то-же время въ глазахъ заблестѣ-іи па солицѣ слезы.
— Пошелъ вонъ, пока голова цѣла, разбойникъ поганый!—
іфикнулъ надсмотрнщкъ со стѣны и погрозилъ уходящему кулакомъ.
Н а другой дспь я всталъ рано и выгляпу-тъ въ окно. Н а
улицѣ было етце тихо. Рабочіе только что сходились „на ({іабрику".
Л очень удивился, увидавъ между ними прогнаннаго вчеі)а каменщика. Заинтересованный, я пачалъ смотрѣть, что изъ этого
выйдетъ, когда придетъ надсмотрщикъ. Рабочіе мало бесѣдовали
ме;к.ду собою, а к ъ прогнанному и совсѣмъ никто не подходилъ;
онъ стоялъ' сбоку, около забора.
3
—
34
—
Н о вотъ и надсмотрщикъ подошелъ, ныхтя чего-то, словно
мѣхъ кузнечный. Онъ быстро окинулъ взглядоііъ і)абочпхъ; сердитый взоръ его остановился на прогнанномъ вчера каменщикѣ.
— А ты, мерзавецъ, снова здѣсь"?.. Чего ты здѣсь?.. Кто
тобя з в а л ъ і .
— П а н ъ надсмотрщикъ,—отзывается рабочііі,. приближаясь
на два шага (среди общей тишины слышно, какъ дрожитъ его
насило сдерживаемый голосъ),
ш н ъ надсмотрщикъ, простите
меня!.. Что я вамъ сдѣлалъі. З а что вы лишаете меня х л ѣ б а і .
Вы, вѣдь, знаете, что я теперь нигдѣ не найду работы, а дома...
Вонъ, арестантская рожа! — рявкнулъ надсмотрщикъ, которому сегодня не по-нутру была покорность, какъ вчера упорное, мрачное молчапіе.
Каменщикъ свѣсилъ голову, взялъ подъ мышку мѣшокъ съ
инструментами и пошѳлъ.
Цѣлую недѣліо потомъ видѣлъ я по утрамъ эту сцену на
улицѣ. Прогнанный каменщикъ, очевидно, нигдѣ не могъ найти
работы и каждое утро приходилъ просить надсмотрщика, чтобы
тотъ его п р и н я л ъ . — Н о надсмотрщикъ былъ твердъ, какъ камень.
Н и к а к і я нрі^сьбы, никакія мольбы не трогали его, н чѣмъ больше
каменщикъ гнулся и пресмыкался передъ ннмъ, чѣмъ глубже
впадали его потускнѣвнііе глаза, тѣмъ больніе ломался надъ ннмъ
надсмотрнщкъ, тѣмъ все болѣе пепріятііыми и презрительнымн
словами бранилъ онъ бѣднаго рабочаго.
А этотъ несчастный послѣ каждаго отказа стискнвалъ зубы
бралъ молча подъ мышку свой мѣпгокъ и, не оглядываясь, уходи.іъ торопливо, словно боялся страікнаго искушенія, такъ и
толкавшаго его на скверное дѣло.
Было это вечеромъ въ субботу. Неожиданный дождь захватилъ меня посреди улицы, н я принужденъ былъ спрятаться въ
ближайшій шинокъ. Въ інипкѣ не было никого; грязная, сырая
]іомнат была слабо освѣщена одною лампою, которая печально
раскачивалась на потолкѣ, а за ирплавкомъ дремала старая,
толстая еврейка. Осмотрѣлся я по сторонамъ, — вотъ диво! —
за однимъ столомъ вижу знакомаго камеипцига бокъ-о-бокъ со
своимъ врагомъ—надсмотрщикомъ. Передъ каждымъ изъ нихъ
стоитъ стаііанъ нива, до половины надпитый.
—
35
—
— Н у , дай вамъ Богъ, K j m ! — е к а з а л ъ каменщикъ, ударяя
своимъ стаканомъ о стаканъ надсмот2)щика.
— Д а й Б о г ъ и вамъ!—отвѣтилъ тотъ тономъ немного болѣе
мягкимъ, нежели на улнцѣ во время работы.
Меня заинтересовало зто странное товарищество. Я велѣлъ
подать себѣ бутылку пива и сѣлъ далеко, в ъ другомъ концѣ
комнаты, в ъ углу.
— Д а что, кумъ,—говорилъ Еаменщикъ развязно, но видимо черезъ силу,—нехорошо, что ты такъ на меня взъѣлся,
право, нехорошо!.. З а это, кумъ, Госнодь гнѣвается.
Говоря это, онъ застучалъ стаканомъ о столъ и нотребовалъ
еще два стакана пива.
— Т ы , вѣдь, знаешь, кумъ, какая у меня в ъ домѣ нужда!..
И говорить не стоитъ!.. Жена больна, работать не можетъ, а
тутъ я , по твоей милости, уже цѣлую недѣлю ни вотъ столечки
не заработалъ!.. Д а еще если-бы я одинъ былъ, то какъ-нибудь
терпѣлъ-бы. А то, видишь, больная жена да и бѣдные птенчики уже едва ползаютъ, хлѣба просятъ!.. Сердце разрывается,
кумъ,—право!.. Отецъ, вѣдь, я имъ!..
Надсмотрщпкъ слушалъ эти слова, понуривъ го-юву и качая
ею, словно дремалъ. А когда еврейка принесла пива, онъ первый
взялъ стаканъ, стукнулъ о стаканъ каменщика и еказалъ:
— З а здоровье твоей жены!..
— Д а й , Боже, чтобы и ты не болѣлъ!—промолви.іъ к а менщикъ и отпилъ немного изъ своего стакана. Видно было по
его лицу, какъ неохотно его уста . касались напитка. А х ъ , можетъ, на него пошли послѣдніе гроши изъ одолженнаго четырьмя
днями раньше гульдена*), который долженъ былъ прокормить всю
его несчастную семью до лучшихъ дней, ибо д р у г о й — Б о г ъ
вѣсть—удастся-лп одолжить!.. А теперь онъ за послѣдній грошъ
рѣшился угостить своего врага, чтобы хоть этимъ его задобрить.
— И что-лсе ты, кумъ милый, думаешь?.. Ч т о я тебѣ т а кого сдѣлалъі Ч т о въ сердцахъ еказалъ тебѣ грубое слово?.. А
сколько ты мнѣ наговорилъ? Право, кумъ, не хорошо такъ обижать бѣднаго человѣка.
' ) Гульдепъ — около 80 коп.
—
36
—
Кузіъ, выяивъ пиво, снова склонилъ голову и качалъ ею,
словно дремалъ.
— Д а полно,—^заговорилъ несмѣло каііенщпкъ,—будь ласковъ,
въ понедѣльникъ... того... Самъ видишь,—некуда бѣдному человѣку дѣться! Н а улицѣ съ женою п дѣтьми пропадать остается!
— А что?.. Прикажешь подать еще стаканъ пива?—прерва-чъ
его слова надсмотрш,ИЕЪ.
— А , конечно, конечно!.. Эй!., еще кружку пива!..
Еврейка принесла пива; надсмотрщикъ выпилъ его и обтеръ губы.
— Н у , такъ какъ-же будетъ?—спроси.іъ тревожно каменщикъ, стараясь взять надсмотрщика за руку и глядя ему въ лицо.
— А?., какъ будетъ?—отвѣтилъ тотъ холодно, вставая и
собираясь уходить.—Благодарствую тебѣ за пиво, а на работу
въ понедѣ.іьникъ нечего тебѣ п р и х о д и т ь , — я уже другого прпля.іъ. И вообще (эти слова онъ сказалъ уже около самыхъ дверей шинка), такихъ разбойниковъ, такихъ впсѣльниковъ, какъ
ты, зінѣ не нужно!..
И въ одинъ прыжокъ надсмотрщикъ выбѣжалъ на улицу и
захлопнулъ за собою дверь шинка.
К а к ъ громъ поразили эти слова несчастнаго каменщика.
Долгое время стоя.іъ онъ неподвижно, не зная, навѣрно, что
и думать. Потомъ очнулся. К а к а я - т о дикая мысль блеснула в ъ
его головѣ. Одною рукою онъ рванулъ столъ, за которымъ сидѣлъ, оторвавъ отъ него одну ножку, а потомъ отломанною
ножкою замахнулся по стойкѣ. Б р я з г ъ , звонъ, шумъ, крикъ еврейки, гомонъ набѣжавшихъ людей, крикъ полицейскаго—все
слилось въ дикую, оглушительную гармонію. М и н у т а — и несчастный каменщикъ очутился среди кричащей и визжащей толпы евреевъ, которые съ болышімъ піумомъ отдали чсбѣсившагося разбойника" въ руки полицейскаго. Грозный стражъ общественной
тишины схватилъ его за плечп и толкнулъ впередъ. Рядомъ съ
полицейскимъ поволоклась пе])епуганная до полусмерти шинкарка,,
оставивъ, вмѣсто себя, въ шинкѣ какую-то другую еврейку, а
вмѣстѣ съ ними, голося п шумя, цѣлая толпа евреевъ и всякой
уличной голытьбы повалила к ъ іюлицііг.
—
1878.
• МИРОНЪ,
f
•;
•• , •
• • "Л"', ~
•
f If,- .
•
fiSH-y
s- •
''•if"-
-.it:-;
: ' >> •',•• -I . '
-.'•Я
''^і
. с Г Н О Ч Ы М
si;;;, ^
Ш
••
т . .
•
'
• Л
•у*».
•.ifi
^
А
,
If'
,
•
'V
; ; 'J
І і і і ^ - v
. '
•. -.••ff
Миоонъ.
I.
Малый Миронъ — удивительный ребенокъ. Отецъ не нарадуется на него и говоритъ, что онъ замѣчательно умное дитя;
но отецъ, пзвѣстное дѣло, пристрастный судья. К ъ тому же
отецъ Мирона — мужчина уже иъ лѣтахъ — еле дождался
ребенка, и, значитъ, каковъ бы ни былъ этотъ ребенокъ, онъ
у отца будетъ и слаішымъ, и умнымъ, и красивымъ. Сосѣди
тихо шептались между собою, что Миронъ „какой-то не такой,
какъ всѣ дѣти: идетъ—руками размахиваетъ, говоритъ о чемъ-то
самъ съ собою, возьмогь прутикъ, хлепі,етъ по воздуху или сбиваетъ головки у репейника и ласточкиной травы. Среди другихъ
дѣтей онъ робокъ и неповоротливъ, а если иногда и заговоритъ
о чемъ нибудь, то такое скажетъ, что старшіе, услыіпавъ—только
плечами пожимаютъ.
— Васылю!—говоритъ малый Миронъ малому В а с ы л ю — т ы
до сколькихъ считать умѣешь?
— Л?., а до сколькихъ нужно?.. П я т ь , семь, ііарканадцат!..
— Парканадцать!.. ха, ха, ха!.. А сколько это парканадцать?..
-г- Ну, а сколько же? Я не знаю!..
— Д а это нисколько. Вотъ садись лучше, посчитаемъ!
—
40
—
Васыль садится, а Миронъ начинаетъ считать, ударяя каждый
ра:^ъ палкой о земь: одпнъ, два, три, четыре...
Васыль слушалъ, слугаалъ, а потомъ вста.іъ и убѣжалъ.
Миронъ и не залѣтилъ: сидитъ, стучитъ іі считаетъ дальше и
дальше. Подошелъ старый Рябяна, кашляя, крехтя, о х а я , —
Миронъ не с л ы ш п т ъ , ^ в с е свое. Старикъ останавливается около
него, слушаетъ, слушаетъ... Миронъ досчиталъ уже до четырехсотъ.
— А, ты, безпутный, э!—сказалъ старикъ ио обыкновенію
немного въ носъ,—что дѣлаешьі
Малый Миронъ вздрогнулъ и новернулъ испуганные глазенки къ старому Рябннѣ.
— Вѣдь ты зем.іиду свяі^ую бьешь, эі Ты не знаешь, что
земля наша мама? Д а й сюда эту палку!...
Миронъ даетъ, не понимая даже, чего хочетъ отъ него старикъ. Рябина швырнулъ палку въ крапиву. Миронъ чуть не заплакалъ,—не столько о палкѣ, сколько о то.мъ, что старикъ помѣшалъ ему считать.
— И д и домой да „Отче нашъ" читай, э-э-э, чѣмъ такія
глупости дѣлать! — сказалъ старикъ съ суровымъ видомъ н поплелся далѣе, Миронъ долго смотрѣлъ вслѣдъ за нпмъ, все еще
не понимая, за что это старикъ разсердился и чего онъ отъ пего
хотѣлъ.
II.
Малый Миронъ больше всего любптъ одинъ бѣгать по зе
ленымъ, цвѣтистымъ лугамъ, посреди широколистаго лопуха и
прекраспаго полевого ромена; любитъ упиваться сладкимъ запахомъ росистой конюшины, да разукраіниваться прилипчивыми шариками лопуха, которыми убирает'ь себя съ погъ до головы. А
еще рѣчка, черезъ которую приходится переходить пзъ огорода на
пастбииі,с, небольніая, спокойная, съ глубокими, отвѣспыми берегами, съ глинистымъ дномъ, съ журчащими бродами, дно которыхъ покрыто мелкими камепіками, обросшими мягкими зе.іепыми
водорослями, длинными, словно зеленыя інелковыя ленты, — эта
—
41
—
рѣчка доставляетъ ему громадное наслажденіе и непреодолимо тяпетъ его къ себѣ. Цѣлыми часами любитъ онъ сидѣть тамъ,
запрятавшись въ высокій зеленый коситныкъ или въ густые широколапые листья мать-мачехи. Сидитъ и всматривается въ плещущую
воду, въ дрожащую подъ напоромъ волны траву, въ рыбокъ,
которыя время отъ времени выплываютъ изъ глубины, и — т о шныряютъ по дну, ища водяныхъ червячковъ, то снова выставляютъ
•свои тупыя, усатыя мордочки изъ воды, потянутъ воздухъ и
удираютъ скорѣе въ свои гнѣзда, словно вкусили не вѣсть какого лакомства. А въ тоже время, солнце печетъ съ безоблачнаго
темно-синяго неба. Н о широкія листья защищаютъ Мирона оіт.
«го жгучихъ лучей, которые только согрѣваютъ ему плечи и
'1'ѣло. Хорошо Мирону. Рѣзво бѣгаютъ его нѳбольшіе сѣрые глазенки, дѣтскій лобикъ морщится—мысль начинаетъ работать.
— Вотъ солнышко,—почему оно такое маленькое, а татуня
что онъ даже исхудалъ, поблѣднѣлъ іі ходнлъ все время какъ тѣнь. Наконецъ,
смиловался Б о г ъ и иослалъ мѣсяцъ іюль; смиловался н отеі^ъ и
с і ш а л ъ ему однажды утромъ.
— Грыцю!
— Га?—сказа-иъ Грыць.
— Съ этого дня ты больше не пойдешь в ъ школу.
— Б а ! — сказалъ Грыць.
— Снимп сапоги, шляпу и кушакъ, нужно спрятать,—будешь
ходить в ъ пихъ по воскресепьямъ—подпояшься веревочкой, возьми
лупку
и иди гусей пасти.
— Ба!—радостно сказа.тъ Грыць.
V.
Гуси, извѣстно,— глупы,—они и на этотъ разъ не знали-объ
ожидавшей и х ъ радостной иеремѣнѣ. Б ъ теченіе всего года школь-,
пой науки Грыця и х ъ пасъ ма.іенькіи сосѣдскій мальчикъ .Іучка,
который обыкновенно только то и дѣлалъ па пастбищѣ, что копалъ ямки, лѣии.іъ изъ грязи „паски" и обсыпался пылью. О
гусяхъ онъ совсѣмъ не заботился и они бродили безъ призора.
Н е разъ имъ случалось зайти в ъ засѣянное поле — и не мало тогда
имъ приходилось вытерпѣть отъ пострадавінаго мужика проклятій
и даже побоевъ. Кромѣ того, несчастье своимъ зловѣп;имъ к р ы ломъ в ъ этомъ году нѣсколько разъ коснулось гусинаго стада.
П я т ь молодыхъ гусаковъ и десять гусынь хозяйка продала
въ городъ; тяжело было остаіоні,имся рамучаться съ ними. Старую пепелі.наго цвѣта гусыню убилъ хворостиною сосѣдъ па мѣстѣ
преступленія и, съ варварской безсердечностью, привязавъ бездыханный трупъ за .чапу к ъ той-же хворостинѣ, волочи.іъ его т а кимъ образомъ черезъ все пастбище, а потомъ бросилъ хозяину
ві. птичникъ. А одного молодого гусака, красу и надежду стада,
заклевалъ ястребъ, когда онъ однажды отсталъ отъ своей родни.
Однако, несмотря па всѣ эти тяжелыя и неіюзнаградимыя траты,
стадо этого года было болыне пронілогодііяго.
*) молью пііъѣдеііиая бараіп.я шапка.
—
56
—.
Благодаря бѣлому гусаку и сѣрой гусынѣ, да еще двумъ или
тремъ молодымъ дочерямъ ея, стадо этого года достигло свыше
сорока штукъ.
Когда Грыць появился между ними съ ирутомъ, символомъ
своей власти, сразу всѣ глаза обратились кь нему, — слыгаенъ
былъ только шипъ удивленья. Н о ни бѣлый гусакъ, ни сѣрая
гусыня не забыли еще своего прежняго добраго пастыря и скоро
припомнили его. Съ шумными криками радости и взмахами крыльевъ
они бросились къ нему.
— Дэ-дэ-дэ-дэ?—гоготала сѣрая гусыня.
— А въ школѣ былъ—гордо отвѣтилъ Грыць.
— О!., о!., о!..—удивлялся бѣлый гусакъ.
Н е вѣришь, дуракъ?—крикнулъ на него Грыць и хлестнулъ прутомъ.
— А се-се-се?.. А се-се-се1 — шппѣли, собираясь около
него, гуси,
— Что? чему я научился? — формулирова-гь ихъ вопросъ
Грыць.
— Се-се-се-се?—продолжали гуси.
— А баба галамага!—отвѣтилъ Грыць.
Снова шипъ удивленія, словно ни одна изъ этихъ сорока гусиныхъ головъ не могла понять такой г.тубокой мудрости. Грыць
стоялъ гордый, недосягаемый. Наконецъ, бѣлый гусакъ наше.іъ
что сказать.
— А баба галамага! А баба галамага! — вскрикнулъ онъ
своимъ звонкимъ металлическимъ голосомъ, выпрямившись, поднявъ высоко голову и замахавъ крыльями. А потомъ, обернувшись
к ъ Грыцю, добавилъ, словно хотѣлъ его еще болѣе пристыдить:
— А кши, кши!
Грыць былъ убитъ и пристыженъ. Гусакъ въ одну минуту
пѳренялъ и повторилъ мудрость, которая ему стоила цѣлаго года
ученья!
— Почему они его въ пгколу не отдали?—подумалъ Грыць
и погналъ гусей въ поле.
КАРАНДАШЪ.
ч
г
' Ш
fJWiO
r-
"іл.г;.
Л":..
i;- •
1:
I.
ЛаШі.-:
• >.
CS?"-. : .
'Г.:.
. it.iteibi
• • ,
.
^.
• • ".if/,
• о^.и.г,, .,-.
.'./A^ll^It!-,
'Щ'
•
sMi'/v i.v. -1..
..Jr. T j f ^ V '^tV;" '
TW
Карандашъ.
Прошу никоимъ образомъ не думать, что я сказку разсказываю пли что заглавіѳ этой повѣстіі какая-нибудь метафора.
Нѣтъ, дѣло, дѣйствЕтельно, пдетъ о карандашѣ и даже не о
цѣломъ, а о кусочкѣ, длиною, приблизительно, дюйма въ три.
Впрочемъ, если кто скажетъ, что три съ половиною, такъ я тоже
не пойду съ нимъ к ъ войту судиться. Но знаю хорошо, что четырехъ
дюймовъ не было. Я могъ бы это, какъ говорятъ юристы, „показать подъ присягой", или, как'ь говорятъ наши ясенычане, „забожиться и ;заклясться на ч«щ> свѣтъ стоитъ". Трехъ съ половиною дюймовъ длиною, не больше, былъ герой этой повѣсти.
Х о т я ужъ много лѣтъ прошло съ тѣхъ поръ, какъ мы съ нимъ
видались, т. е. съ тѣхъ поръ, какъ я его видѣлъ, ибо развѣ
могъ онъ своимъ заостреннымъ носиком.ъ меня видѣть? Д а къ
тому же онъ цѣлыхъ полтора дня лежалъ въ моемъ школьномъ
мѣшкѣ, подъ книжками, въ кромѣіпной темнотѣ!—Такъ вотъ, говорю я, нроитло ужъ много лѣтъ:—чтобы не солгать, этому будетъ
не меньше пятнадцати (достаточно, чтобы, забыть какого - угодно
вѣрнаго д р у г а ) — а я не забылъ о немъ, о трехъ сЪ' половиною
дюймовомъ кускѣ карандаша, вдѣ.чанномъ въ темно-красное дерево, піестигранномъ, лакированномъ, съ серебряной выбитой надт
писью „Mitte]" на тупомъ. коицѣ; съ другого конца онъ былъ заостренъ не особенно остро, не особенно т у п о — к а к ъ разъ настолько, сколько нужно для сельскаго школьника.
— со —
В ъ такомъ видѣ лежалъ онъ однажды въ зпмнее утро въ
снѣгу, на дворѣ ясеницкоп школы, какъ разъ возлѣ тропинки,
которую утро-мъ протоптали школьники. Это было чудное, ясное
утро. Морозъ щипалъ какъ бѣшеный, въ воздухѣ летали зіелкіе
снѣжные хлопья, совершенно прозрачные, замѣтные только по брилліантовому блеску, когда въ йихъ преломля.іся солнечный .іучъ.
Карандашъ не застрялъ въ мерзломъ искристомъ снѣгу, а лежа.іъ
на поверхности. Его желтый лакъ блестѣлъ на солнцѣ, а серебряныя буквы „ M i t t e l " виднѣлись изда.іи. Вѣроятно, какой-нибудь
школьнивъ, спѣша" въ шко.іу, потерялъ его. Онъ т а к ъ и лежалъ,
вытянувъ свой черный, заостренный носикъ к ъ стѣнамъ школы,
словно силился указать ка:кдому прохожему, что тамъ его настоящее іМѣсто; словно просіиъ своимъ серебрянымъ взоромъ, чтобы
его вынули изъ этой хотя и прекрасной, но слишкомъ холодной
постели, и отнесли туда, въ школу, откуда да.іеко по селу разносились голоса мальчиковъ, ожидающихъ господина учителя. Скажите же теперь по совѣсти сами, что бы вы сдѣлали, если бы
вамъ случилось увидѣть такой Mittel и, вдобавокъ, въ подобномъ
не совсѣмъ для его „чина" соотвѣтствуюиі,емъ положеніиі Думаю,
что девяносто процентовъ т^іъ васъ, не подозрѣвая въ немъ героя
не только повѣсти, но даже газетной замѣтки или ничтожнаго объявленія, подняли бы его и просто спрятали въ карманъ. Остальные десять процентовъ, навѣрно, даже не нагнулись, бы къ нему.
Я , признаться, иринадлежалъ к ъ этимъ девяносто, т. е., не
подозрѣвая ничего дурного въ карандашѣ, наклонился к ъ нему и,
не имѣя кармана, вложилъ- его въ школьный мѣшокъ, въ которомъ
лежали мои книжки. Н о что здѣсь было совсѣмъ необыкновенно,
.такъ это то, что я очень обрадовался своей находкѣ. Я былъ бѣдный крестьянскій мальчикъ и никогда еще на своемъ вѣку не
имѣлъ карандаша; я всегда долженъ былъ писать этимъ проклятымъ гусинымъ перомъ, которое такъ страшно капало, брызгало и
прыскало подъ натискомъ моей руки. А теперь вдругъ—нангелъ карандашъ! Д а епі:е какой красивый! Правда, я видѣлъ его то.?ько
мелькомъ, когда еще онъ лежалъ въ снѣгу, ибо потомъ, схвативъ
его рукою, я быстро швырнулъ его въ мѣшокъ, словно боясь, чтобы солнце, которое такъ ясно свѣтило, не выкрало его изъ моей руки.
Во время всей э'Ьй онераціи было любопытно еще то, что унѣ
—
61
—.
и въ голову не пришло, чтобы его могъ потерять какой-нибудь
ш к о л ь ш ш ъ — с л ы ш и т е — в ъ голову не пришло. Гдѣ тамъ! Какой
здѣсь у насъ школьникъ теряетъ карандаши! Вѣроятно, какой-нибудь баринъ пріѣхалъ къ учителю и какимъ-нибудь удивительнымъ
образомъ потерялъ этотъ карандашъ. А, можетъ, его потерялъ
еврей-барышникъ, которому учитель въ нрошломъ году нродалъ
корову, можетъ быть, этотъ карандашъ лежалъ здѣсь съ прошлаго
года и никто его, бѣднаго, не видалъ. А, можетъ, онъ ночью
уналъ съ неба вмѣстѣ со снѣгомъ. Говорила же бабуня, что лягушки не разъ падали съ неба,—почему-же и карандаши не могутъ падать? Т а к ъ размышлялъ я, идя черезъ дворъ въ школу.
% 0 - ж ъ , развѣ шестилѣтнему мальчику нельзя такъ размышлять?
А впрочемъ—нѣтъ! Мнѣ очень понравился этотъ карандашъ. Я
держалъ руку въ мѣшкѣ,' карандашъ былъ въ моей р у к ѣ , — я
ворочалъ его гранями во всѣ стороны, старался узнать его толш;ину, возстановить передъ глазами его видъ,—однимъ словомъ,
моя фантазія, словно мотылекъ вокругъ цвѣтка, безостановочно
вертѣлась и носилась вокругъ карандаша. Она насильно гнала
всякую мысль о томъ, что карандашъ могъ принадлежать другому
школьнику и что, значитъ, мнѣ придется во;^вратпть его собственнику.
В ъ классѣ бы;іо уже полно школьшіковъ. Нѣкоторые сидѣли
на скамьяхъ и зубрили заданный урокъ, время отъ времени боязливо
оглядываясь н а ' д в е р и , — н е идетъ-лп учитель. Другіе-, посмѣлѣе,
расхазаівали по классу, толкались между скамьями, рисовали мѣломъ на доскѣ разпыхъ чудпиі,ъ, и быстро стирали пхъ потомъ
мокрой тряпкой, слуліившей вмѣсто губки. О карандашѣ никто
не спрашивалъ. Это меня очень обрадовало, и я быстрехонько,
словно крадучись, шмыгнулъ на вторую скамью и сѣлъ на свое
обычное мѣсто. Вынимая нужную для слѣдующаго урока книжку,
я услышалъ нторохъ, произведенный карандапіемъ, и весь задрож я л ъ — н е зиаю, отъ радости или отъ чувства какой-то безсознательной тревоги.
Вотъ и учитель прише.іъ, начался урокъ. Ничего! Вотъ
урокъ кончился, учитель вышелъ, крикъ и шумъ поднялся по
прежнему,—о карандапіѣ никто ни с.юва. Я сижу, оглядываюсь
кругомъ пдрожу, словно воръ надъ краденымъ добромъ, боясь.
—
62
—.
ЧТО вотъ-вотъ придетъ кто-нибудь и потребуетъ отъ меня карандашъ.
Но никто его не требуетъ. Школьники расхаживаютъ, учатъ,
шалятъ н толкутся по прежнему. Подходптъ ко мнѣ мой пріятель Степанъ .Тесковъ.
— О, ты, видно, сегодня ариѳметики не знаешь! говорптъ
онъ,—достанется-же тебѣ по шкурѣ! А если учитель прикажетъ'
мнѣ бить, такъ смотри!
Что за насмѣшникъ этотъ Степанъ! Онъ знаетъ, что ариометика—моя слабая сторона, и всегда любитъ подразнить меня.
Н о я хорошо знаю, что онъ шутитъ; вирочемъ, теперь я не боюсь
учителя, потому что выучилъ ариѳметику (писать числа до 1 0 0 ) .
О, еще и какъ выучилъ! А кто вчера цѣлый день писалъ пальцемъ на оконныхъ стеклахъ, покрытыхъ густою росой.
— Н у , ну, не очень ты безиокойся о моей ариеметикѣ,
отвѣтилъ я Степану.—Смотри только, чтобы самому не досталось
по шкурѣ!
Удивительное дѣло, ей-Богу, удивительное! Л хотѣлъ тоже
отвѣтить Степану шуткой, съ улыбкой, ласково, — а отвѣтилъ
какъ-то зло, сердито, такииъ мрачнымъ голосомъ, что да;ке самому
стало скверно! Я иочувствовалъ, какъ все лицо мое налилось
кровью. Степанъ съ минуту стоялъ предо мною и, не говоря ничего, смотрѣлъ на меня удивленнымъ взглядомъ, а потомъ отошелъ, видимо, опечаленный тѣмъ, что обидѣлъ меня своей шуткой.
Онъ такъ меня любилъ, зтотъ мягкій, тихій, услужливый и добрый
мальчугаиъ! Зачѣмъ я такъ сердито отвѣтилъ ему? Зачѣмъ оііечалилъ его? Онъ, вѣдь, шутилъ со мною, и у меня не бы.то н и - .
какого основанія сердиться па него!
Т а к і я мысли вертѣлись у меня въ головѣ, когда Степанъ
ушелъ и молча сѣлъ на свою скамью. Это былъ пеболыной, русый
мальчикъ, восьми .тЬтъ. Отецъ его, бѣдный крестьянинъ, былъ
сосѣдомъ моего дяди, у котораго я жилъ, поэтому и мы, мальчики, дружили между собой. Отецъ Степана, говорятъ, раньше
былъ богатъ, но болыной пожаръ и всякія другія несчастья раззорили его. Онъ былъ высокій, сильный мужчина, съ мрачнымъ,
всегда оиупі,еннымъ къ землѣ лицомъ и грубымъ, рѣзкимъ го.тосомъ. Я какъ-то невольно боялся его и считалъ жестокимъ че-
—
63
—.
ловѣкомъ. Зато маленькій Отепанъ былъ весь въ мать, тихую,
кроткую женщину, съ краспвымъ еще, добродушнымъ лицомъ и
яснызш сѣроватыіш глазами. Поэтому-то, часто стоя за заборомъ
на пастбищѣ, подстерегалъ я, когда старый Лесковъ уйдетъ изъ
хаты, чтобы хоть на минуту забѣжать к ъ Степану, поиграть съ
нимъ. Правда, мы, какъ дѣти, не разъ и ссорились, но никогда
эта ссора не продолжалась долго. Я , всегда готовый к ъ ссорѣ,
а то и к ъ дракѣ, обыкновенно былъ первый готовъ и к ъ перемирію—
а Степанъ, всегда ровный, улыбался такъ мило, словно хотѣлъ сказать:
— А, видишь, я давно зналъ, что ты безъ меня не выдержишь!
Н о теперь, почему я теперь разсердился на Степана? Д а нѣтъ,
л чувствовалъ хорошо, что совсѣмъ даже не разсердился на него!
Наоборотъ, его жалобный, печальный взглядъ причинялъ мнѣ
какую-то боль, точно свер.іплъ мою дѣтскую грудь. Самъ не знаю,
отчего мнѣ стало вдругъ стыдно и я забылъ о карандашѣ. Лишь
тогда, когда впечатлѣнія ослабѣли и прошли, когда я опять увидѣлъ нередъ собою мѣшокъ, въ которомъ мои нервы словно издали
чувствовали прикосновепіе карандаша, моя фантазія снова возвратилась к ъ этому предмету—и черезъ минуту я забылъ о Степанѣ п его печальномъ взглядѣ.
Снова вошелъ учитель, начался урокъ и незамѣтно проніелъ,
о карапданіѣ никто ни слова.
Третьимъ урокомъ была ариометика. Эта высокая и страшная
наука велась слѣдующпмъ образомъ: учитель вызывалъ ученика
к ъ доскѣ, прпказывалъ ему писать па ней цифры мѣломъ, а всѣ
«стальные мальчики должны были эти-же циіііры писать въ своихъ
т е т р а д я х ъ . Учитель расхаживалъ возлѣ скамеекъ, заглядывая то
т у т ъ , то тамъ въ тетради, наблюдая—всѣ-ли пппіутъ и такъ-ли,
к а к ъ слѣдуетъ.
Псредъ урокомъ ариометики услышалъ я па послѣдней скамьѣ,
на которой спдѣлъ Степапъ, какой-то ніумъ, какіе-то треволгные
•отрывочные вопросы и отвѣты, но за oбп^пиъ шумомъ не могъ
разобрать, въ чемъ дѣло. Все-таки у меня въ груди что-то екнуло,
сдѣлалось какъ-то неснокоііпо. Я подумалъ: не буду теперь вынимать карандаша, буду писать, какъ всегда, перомъ, хоть оно
и опротивѣло мнѣ.
—
6-4
—
Вотъ и учитель вошелъ. Отдышавшись немного за столомъ,
онъ всталъ и вызвалъ меня к ъ доскѣ. Я вышелъ испуганный,
дрожащій, потому что вообще писаніе цифръ или буквъ было для
меня не легкимъ дѣломъ: всякіе знаки изъ-нодъ моихъ рукъ выходили кривыми, крючковатыми, разползшимися, такъ что, обыкновенно, ноходили на старый заборъ, въ которомъ каждый колъ
торчитъ въ другую сторону, а поперечный хворостины никакъ не
могутъ встрѣтиться съ кольями. Н о что было дѣлать: учитель
вызвалъ—нужно итти. Я сталъ возлѣ доски и взялъ въ правую
руку тряпку, а въ лѣвую мѣлъ.
— Тридцать пять! крикнулъ учптель и посмотрѣлъ на меня.—
А х ъ , ты, болванъ, а ты какъ мѣлъ держпшьі Лѣвой будешь п и сать, а?
Я перемѣстилъ въ своихъ рукахъ несчастныя орудія премудрости, потомъ, насколько могъ, поднялъ правую вверхъ п едва
досталъ до половины доски. Задача, написать на д о с к і число 3 5 ,
была очень трудная, ибо приходилось писать гамыя „мудреныя"
цифры. Вчера, упражняясь въ иисаніи цпфръ пальцемъ па стеклахъ, я долго думадъ, какъ-бы написать эту проклятую тройку,
чтобы она вышла кругленькой и съ зубчикомъ. Спросить не у
кого было—вотъ я и рѣшилъ писать ее, начиная съ середины,
отъ зубчика, потянуть отсюда раньше всего верхнюю, а потомъ
нижнюю закорючку. Т а к ъ я научился писать дома, такъ принялся
и теперь марать на доскѣ. А тутъ, какъ на- грѣхъ, рука дрожптъ, сила, которой и такъ бы.ю не много, гдѣ-то словно застыла, и какъ я ни мучаюсь, прижимая мѣлъ къ доскѣ, проклятые штрихи все выходятъ такіе тощіе и тонкіе, что и х ъ
едва видно. Съ грѣхомъ пополамъ я намалева.іъ тройку.
— А что, у ж е ? — к р п ч и т ъ учптель и оборачивается ко мнѣ.
— Еще... еще нѣтъ,—отвѣчаю я, и, обливаясь холоднымъ
потомъ, берусь писать 5 , разумѣется, опять по собственному методу, начиная съ середины.
— Что, что, что? вскрикііулъ учптель и подбѣжалъ поближе
ко мнѣ,—какъ ты пишешь, какъ?
Я молчалъ. Дроліапі;ая рука дотягивала штрихъ на доскѣ.
Пятерка походила скорѣе на
нежели на круглообразпое, съ
гребешкомъ 5 .
—
65
—.
— А х ъ ты, поросячье отродье! (обычный титулъ, какплъ
учитель именовалъ учениковъ),—ты не знаешь, какъ пишется пять?
И , не ожидая отвѣта на свои вопросъ, учитель одною рукой
схватилъ со столика широкую л и н е й к у , ' а другою мою руку, изъ
которой вылетѣлъ мѣлъ,—и громкое „ляскъ!" раздалось по классу.
Ладонь моя налилась кровью и стала какъ-будто толще, яо к о ж ѣ —
словно мурашки забѣгали. Сызмала твердо переносящій боль, я
не заплакалъ, а только поморщился.
— Т а к ъ ты не знаешь, какъ пять писать? Н е впдалъ, какъ
я ппсалъ'? А посмотри-ка, какъ пишется п я т ь — в и д и ш ь — и панъ
учитель схватилъ мѣлъ п съ размаху наппсалъ громадную пятерку раньше на доскѣ, а потомъ (можетъ и не такую правильную
и ясную) на моемъ лицѣ.
— П и ш и дальше,—крикнулъ онъ—сорокъ восемь!
Я взялъ мѣлъ и началъ писать. Учитель смотрѣ.га еще съ
минуту. Четверка удовлетвори.іа его и онз опять заходилъ между
скамьями.
— Почему - не пишете? прикрикну.іъ онъ злобно на мальчиковъ, которые на половину съ улыбкой, на половину съ испугомъ
смотрѣли на то, что дѣла.іось у доски. Отъ крика учителя всѣ
головы склонились книзу; такъ отъ вѣтра клонятся тяжелые колосья созрѣвшеіі ржи.
— А ты, „староста", к а к ъ три написалъ? спрашиваетъ учитель одного.
Вмѣсто отвѣта, вмѣсто объясненія, ляскъ линейкой по рукѣ,
— А это что сверху надъ пятеркой? спрашиваетъ онъ другого.
— Капнуло съ пера.
Снова ляскъ линейкой по рукѣ.
— А ты, сватъ, чего не пишешь? обращается онъ к ъ
третьему.
— Л . . . я... господинъ учитель... — слышенъ сквозь слезы
голосъ Степана Лескова.
— Что? кричитъ учите.іь.
— Л гдѣ-то карандашъ потерялъ.
В ъ эту минуту, неизвѣстпо почему, изъ моей руки выпа.іъ мѣлъ.
Говорю еш,о разъ: пеизвѣстно почему, ибо я былъ увѣренъ, что
карандашъ, спокойно ложащій теперь въ моемъ мѣшкѣ, не при5
—
66
—.
надлежалъ Степану. Никошіъ образояъ! И все-же при его словахъ я такъ испугался, рука моя тдкъ задроліала, что мѣлъ,
словно слизень, выскользнулъ изъ моихъ рукъ. Счастье мое, что
заданная цифра была уже наппсана, теперь я не с}'мѣлъ-бы ее
написать.
— Т а к ъ — крикну.іъ учите.іь,—потерялъ! Постой-ка ты, я
тебя научу!
Чему собственно хотѣлъ учитель научить Степана, Господь
вѣдаетъ. Мы, школьники, знали лишь, что учитель два дня тому
назадъ поссорился съ отцомъ Степана и, видимо, искалъ лишь
случая, чтобъ за отца отомстить сыну; а, кромѣ того, мы видѣли,
что сегодня учитель немного пьянъ и что, значитъ, безъ боя не'
обойдется.
— Маршъ на середину! крикпулъ онъ на Степана.
Бѣдный мальчикъ, видно, зналъ, что ого ожидаетъ, и не очень
быстро шевелился; учитель схвати.іъ его за длинные, бѣлокурые
волосы и выво.іокъ на середину комнаты.
— Стой здѣсь! А ты—сказа.чъ онъ оборачиваясь ко мнѣ—
написалъ ужеі
— Наиисалъ.
— Садись. А ты иди къ доскѣ!
Съ этими с.іовами учитель толкнулъ Степана. Я об.іегченно
вздохнулъ, во-первыхъ, потому, что самъ сидѣ.іъ на безопасном!,
мѣстѣ, а во-вторыхъ, оттого, что думалъ, что разъ учитель иослалъ Степана к ъ доскѣ, то авось ему 34і карандашъ ужъ не дос т а н е т с я — я зналъ, что Степанъ писать умѣетъ. Однако, я чегото боялся, слыша, какъ сердито диктовалъ учитель Степану числа
и какъ онъ зли-чся, видя, что Стенанъ пишетъ хорошо. Мнѣ бы.то
тяже.іо,—что-то шепта.ю внутри, что если Степану достанется за
карандашъ, то и я въ этомъ буду виновенъ. Какимъ образомъ въ
моей головѣ сплетались такія удивительныя мысли, не знаю, но
вѣрно только то, что я дрожалъ, какъ листъ.
Степапъ все пишетъ да пишетъ цифры, исписалъ уже всю
доску; время отъ времени учитель смотритъ на него, чтобы поймать
на чемъ-нибудь, но не тутъ-то было.
— Довольно!—кричитъ онъ, » теперь ложись!
— Д а за что же, госиодпнъ учитель,—отзывается Степанъ.
—
67
—.
— Что?., за ЧТОІ. Т ы еще спрашиваешь!. Сеіічасъ ложись!..
Что-то сдавіі.то мнѣ гор.ю, когда я услыша-чъ эти слова.
Учптель ищетъ розгу на ііоо.!іѣднеп скамьѣ, а бѣдный Степанъ,
утроЛъ, я чувствовалъ себя разбптымъ, измученнымъ, а тетка вдобавокъ наговорила обо мнѣ, что я всю ночь
метался п визлсалъ, не давая ей спать.
Утромъ, раньше, чѣмъ я отправился въ школу, приходитъ
д я д я пзъ села и, сброспвъ толстыя суконпыя рукавицы, начинаетъ разсказывать деревенскія новости.
— А за что это вчера учитель Степана Лескова б и л ъ і —
спрашиваетъ у меня д я д я . Этотъ вопросъ т а к ъ испугалъ меня,
словно-бы меня кто кипяткомъ обдалъ.
— Д а . . . да... да... говорить... что по... по... по...
— Ч т о ты, говорить ие умѣешь, ч т о - л и і — к р и к н у л а сбоку
т е т к а . — Н у , т а к ъ что тамъ случилось со Степаномъі—спросила
она дядю.
— Д а вчера учитель его т а к ъ избплъ за какой-то карандаш!., что тотъ еле жіівымъ домо,й дотащился.
— З а какоіі карандашъі
. — Д а вотъ, купилъ езіу отецъ в ъ понедѣльпіікъ карапдашъ,
а оиъ его вчера потерялъ. Учитель пьяный, и ну мальчика бить,
будто онъ въ этомъ виноватъ. Понимаете, насилу бѣдный маль^
ч и к ъ домой приплелся. А тутъ еще старый медвѣдь взбѣсился,
да тоже давай ребенка бить! З а волосы, иодъ ноги да пинками!..
Господи! старуха въ плачъ, подняла крпкъ, мгиьчишка въ обморокъ, едва водой отходили, теперь, говорятъ, лежитъ, двигаться
не можетъ! К а к ъ можно такъ ребенка наказывать!..
Д я д я еще ие кончилъ, к а к ъ л громко расплакался п прервалъ его рѣчь.
^ •,
— Ч т о съ тобой?—епросилъ удивленный дйди.
;— Сііятилъ ты, что-ли"?—крикнула тетка. ,
• — Л . . . я... я . . . — п р о л е п е т а л ъ я п л а ч а , ' н Ь ^ ' в с х ^ ш ы в а н ь я
иѳ дали миѣ окончить рѣчь.
Н у что, что, скажи!—промолвилъ д я д я ласков'о.
— Л . . . иашелъ... Стрпановъ карапдашъ! ^
\
Наіііелъ?.. Гдѣ?.. Когда'?..
^
I•
«»
•I,
— Вчера, передъ урокомъ на снѣгу, — сказалъ я уже
сзіѣлѣе.
— Н у , а почезіу-жъ ты не отдалъ Степану?
• — Я не зналъ, что это его, а онъ не снрашпвалъ.
— А послѣ, нослѣ урока?
— Я . . . я боялся.
— Боялся? Д а какого-жъ чорта ты боялся?—спросила тетка,
но я ничего не отвѣтилъ на этотъ вопросъ.
— Н у , а гдѣ же этотъ карандашъ?
— В ъ мѣшкѣ.
Д я д я заглянулъ въ мѣшокъ и- вынулъ несчастныЁ карандашъ.
Я не сзіѣлъ взглянуть на него.
— Н у глядите, .тоди д о б р ы е , — з а такую ерунду т а к ъ избить
мальчика! П р о п а д и вы оба пропадомъ!
Д я д я снлюнулъ и вышелъ, взявъ карандашъ съ собою. Меня
тетка вытолкала въ школу. Я по дорогѣ епі,е всхлипывалъ, и
слезы текли по лицу, помино моей воли; н о н а душѣ стало много легче.
В ъ этотъ день и во всю слѣдующую недѣлю Степанъ не приходилъ въ ш к о л у , — о н ъ лежалъ больной.
Неожиданно на слѣдующей недѣлѣ почему-то заболѣлъ и
учитель; д я д я догадывался, что, вѣрно, его старый Десковъ хорошенько „ п р о у ч и л ъ " . Было-ли это т а к ъ или нѣтъ, я не знаю
навѣрное,—довольно того, что Степана я послѣ этого не видалъ
цѣлыхъ двѣ недѣли. А х ъ , к а к ъ боялся я тогда съ нимъ встрѣтиться! К а к ъ часто я видалъ въ тревожныхъ снахъ его доброе,
тихое .мцо, еще синее отъ нобоевъ, болѣзненное и исхудавшее,—
какимъ тяжелымъ укоромъ глядѣли на меня его сѣрые, добродушные глаза! Н о когда я увидалъ его, когда услышалъ его
голосъ, то всѣ муки, все безпокойство прошодшихъ дней словно
ожили вдругъ ръ моей д у ш ѣ , — н о только на одну минуту. Степанъ былъ теперь уже здоровъ и веселъ; ио-прежнему, заговорилъ
ко мнѣ добродушно, словно ничего и не было межъ нами; о
к а р а н д а і і й нц слова. Н е зналъ онъ, что-ли, о томъ, что его
карандашъ былъ. у меня и что я былъ причиной его пытки? Н е
знаю, по никогда потомъ между нами не было ])азговора о карандашѣ.
Львовъ. 18'!'9.J
•
л
(
і
УРОКЪ ЧИСТОПИСАНІЯ.
'I.
Vv. Д
г.
vft^V"
, tv
' .RIHAOIfflOTOMF ( Г Н О Т / .
!
•J
Ч' ^Д»
•
-
•
.
in
••-•.го- ' v • V'
•. .
- Iff
• " '
-
•
••
Урокъ чистописанія.
В ъ обширнолъ второзіъ классѣ дрогобычской нормальной школы
отцовъ Базиліанъ тпхо, хоть макъ сѣй. Приближается урокъ чистописанія, страшный для всѣхъ не столько саіиимъ нредиетомъ,
сколько, главнымъ образозіъ, особою учителя. В ъ школѣ отцовъ
Базпліанъ, по всѣмъ продметамъ преподавали сами о т ц ы , —
только для чистописанія они пригласили свѣтскаго человѣка
Валька, какого-то бывшаго управляющаго имѣніеиъ или что-то
въ этомъ родѣ. Вальку еще и до сихъ поръ кажется, что онъ
управляющій,—и если съ нагайкою теперь ходить не приходится,
то онъ не брезгаетъ хоть тросточкой и никогда не пренебрегаетъ
дѣлать пзъ нея соотвѣтствуіощаго употребленія. Ясное дѣло, что
дѣти, хотя бы только на часъ отданння во власть такого учителя, дрожатъ заранѣе, и чпстоиисаніе является для иихъ самой
больніой мукой. Одинъ только маленькій Миронъ сидитъ на скамьѣ
спокойный, даже веселый. Онъ удивляется, отчего это сразу стало
такъ тихо въ классѣ, когда одпнъ смѣльчакъ, посланный въ корридоръ для развѣдокъ, вбѣгаетъ въ классъ и кричитъ: „Валько
нришолъ". В ъ это самое мгновенье и стало тихо въ классѣ.
Маленькііі Мироиъ не знаетъ епі,е Валька. Оігь только что окончилъ сс.іьскуіо школу, отецъ записалъ его во второіі нормальный
классъ отцовъ Вазиліанъ и сегодня у него первый день ученья.
И хотя въ селѣ онъ считался очень слабымъ въ йисаніи, не
умѣлъ ни пера падлежащимъ образомъ въ руки взять, ни вывести гладко да ровно ни одного іптриха, такъ онъ, вѣдь, ребенокъ,—
не ему заранѣе иечалиті.ся о томъ, чего онъ ені,е' не знаетъ. Онъ
—
76
—.
удивился, отчего это сразу стало такъ тихо, но о причинѣ не
рѣшился разспрашпвать никого изъ своихъ сосѣдеи—онъ съ ними
до сихъ поръ былъ очень мало знакомь. Д а , внрочелъ, его это
и не очень трогало. Среди этой для другихъ страшной и тревожной тишины онъ тѣлъ удобнѣе отдался самому любимому з а н я т і ю —
думамъ о своей родной сторонѣ. Нельзя сказать, чтобы онъ тужилъ по ней: онъ зналъ, что каждый понедѣльникъ увидитъ и
отца и мать. Онъ только представлялъ себѣ, какъ хорошо будетъ,
когда онъ, когда-нибудь, лѣтомъ, иріѣдетъ домой, опять сможетъ
свободно бѣгать по лугамъ, сидѣть надъ рѣчкою или бродить
по ней за рыбой; это были мысли прежде всего веселыя, ясныя,
блестящія, а не грустныя и.іи жалобныя. Маленькій Миронъ съ
восхпщеніемъ виталъ въ этой красотѣ природы, которая среди
сѣрыхъ, холодныхъ стѣнъ Базиліанской школы, расцвѣта.іа въ
его воображеніи, и не думалъ о грозѣ, надвигавшейся надъ классоиъ.
—• Б а , а ты чего не приготовишь себѣ тетради для письма?—
тихо- спросилъ сосѣдъ Мирона, толкая его въ бокъ,
— Что?—отвѣтилъ Миронъ, непріятно разбуженный отъ своего
зо.тотого сна.
— Тетрадь приготовь для письма!—повторилъ товарипі,ъ и
показа-чъ Мирону, какъ по предпнсанііо Ва.іька, нужно положить
тетрадь, черни.ѣницу и перо.
— Идетъ уже, идетъ!—пронесся, словно при приближіеніи
грознаго царя, шопотъ въ классѣ, когда въ корридорѣ раздались
шаги учителя чистописанія. Скоро затѣмъ отворилась дверь класса—
и Валько вошелъ. Миронъ взглянулъ на него. Учитель своимъ
видомъ совсѣмъ не напоминалъ царя. Это былъ средняго роста
человѣкъ съ коротко остриженными волосами на круглой бараньей
головѣ, съ рыжими короткими усами и рыжей испанской бородкой.
Его широкое лицо и широкія, сильно развитыя скулы вмѣстѣ съ
большими въ сторону торчащими ушами, придавали ему выраженіе
тупого упрямства и хищничества. Небольшіе лягушечьи глаза
глубоко сидѣли въ орбдтахъ и смотрѣли оттуда какъ-то злобно
и непріязненно.
— Н у - к а ! — к р и к н у . і ъ онъ грозно, затворнвъ за собою дверь
класса и помахивая гибкой тростниковой палочкою. И, какъ отъ
вѣтра въ лѣтній облачный день дружно склоняются колосья ржи.
—
77
—.
такъ отъ этого крпка склонились головы восьмидесяти пяти учениковъ надъ сине-п красно-разлинованныші тетрадями. У калсдаго
ученика въ рукѣ дрожало перо. Одинъ только малеііькій Мпронъ,
незнавшііі еще характера Валька, сидѣлъ, обернувшись лицомъ къ
классу, и всматривался въ новаго учите.ія.
— А ты что? — злобно крикнулъ на него Валько и прямо направилъ своп шаги к ъ нему.
Маленькій Миронъ такъ и оторопѣлъ отъ внезаппаго испуга. Онъ какимъ-то безсознательнымъ движеніемъ обернулся п придалъсвоему тѣлу
такое-же положеніе, въ какомъ уже съ минуту трепетали его товарищи.
Валько взялъ въ руки мѣлъ, подошелъ к ъ доскѣ, размахнулся
и началъ писать. Сначала онъ шісалъ только буквы, маленькія
и большія, г-тасння и согласныя, бѳзъ всякаго, впрочемъ, смысла.
Н о потомъ понемногу дошелъ и до словъ и, наконецъ, до цѣлыхъ
изрѳченііі, какъ, напримѣръ: „ Б о г ъ сотвори.іъ міръ", „Человѣкъ
п.мѣетъ двѣ р у к и " , „Земля мать н а ш а " . Исчерпіівъ такимъ образомъ всю свою мудрость, достаточно показавъ свое знаніѳ чистоппсанія въ мпогочислепныхъ выкрутасахъ и долгихъ, какъ свѣтъ,
да ровныхъ какъ колбасы, хвостикахъ, Валько положилъ мѣлъ,
отошелъ, еш,е разъ съ любовью взгляпулъ на исписанную доску
и, обернувшись къ трепещущему классу, грозно крикнулъ:
— Писать!
В ъ эту минуту счастливо закончилась его научная дѣятельность—теперь начиналась уже дѣятельпость управляіощаго. Чтобъ
показать это наглядно, онъ сильно щелкнулъ пальцами, чтобъ
стряхнуть съ нихъ ученую мѣловую пыль, взялъ въ руки свою
тросточку — и, какъ орелъ, слѣдящій съ горы за добычею,
озираясь на классъ, соінелъ съ каоедры и началъ свой обходъ.
Первый, на котораго натолкнула его злая судьба, былъ какойто маленькій, слабенькій, очені.' запуганный ученикъ. Весь въ поту,
склонивніпсь надъ тетрадью, онъ нііп])ягалъ всѣ сплы, чтобы удержать перо въ дрождщихъ пальцахъ, и ежеминутно взглядывалъ
на доску, стараясь выводить на бумагѣ такіе-же крючки и колбасы,
какіе вывела на доскѣ ловісая рука yпpaвляюи^aгo. Но на грѣхъ
рука его дрожала, крючки да колбасы выходили ломаные, неровные,—
непослушное перо ежеминутпо вертѣлось въ пальцахъ, скрипѣло, брызгало, С.Л0ВН0 сердилось на что-то и хотѣло возмояшо скорѣе освободиться.
—
78
—.
Валько сталъ надъ низіъ, словно палачъ надъ душою, и,
злобно усмѣхаясь, не говоря ни слова, началъ присматриваться
к ъ его работѣ. Бѣднын мальчикъ почуялъ бѣду и, въ конецъ,
утратилъ всякую власть надъ своей рукой в непослушнымъ перозіъ.
— Т а к ъ ты вотъ какъ нишешь??—медленно нроцѣдилъ Валько,
но тѣмъ быстрѣе свпснула въ воздухѣ его трость и змѣей обвила плечи бѣднаго мальчика.
— Ой-ой-ой!—закричалъ онъ, но тотчасъ же смолкъ, встрѣтивъ грозный змѣиный взглядъ учителя.
— Ты не можешь лучше писать?—сирашивалъ Валько.
— Умѣю, умѣю!..—.чепеталъ мальчикъ, самъ не зная, что
лепечетъ.
Учитель—уиравдяюиі,ій, можетъ, и въ сазіомъ дѣ.іѣ вѣрилъ, что
мальчикъ умѣетъ писать лучше и что только ему на зло—и.іи, быть
можетъ, изъ большой любви к ъ его тросточкѣ старается писать скверно.
— Ну, такъ смотри же! — и Валько поше.тъ дальше, убѣдившись, какіе спасительные плоды принесла его сердитая наука.
Впрочемъ, его эти плоды и не занимали—онъ теперь бы.іъ только
управляюиі,имъ и ничѣмъ больше. Глаза его уже обратились въ
другую сторону и въ другомъ углу класса избирали новую жертву.
Тамъ спдѣ.іъ еврей, который, по старинной привычкѣ своего племени писать въ обратномъ направленіп, силился выводить выкрутасы Валька отъ правой руки к ъ лѣвой, отъ конца строчки
къ началу. Одну строчку онъ ужъ такимъ образомъ написалъ и
точно такъ же нача.іъ другую отъ словъ: „Сотъ . Б о г ъ a s k
Сыръ". Написанная уже строчка выглядѣла какъ слѣдуетъ, но
новая, неготовая еп],о, начатая съ конца, бросилась въ глаза Вальку.
— А ты какъ пишешь, Мойше? — закричалъ онъ, подскочивъ къ еврею.
Валько всѣхъ евреевъ въ классѣ звалъ „Мойше" — е с л и
только они не были сыновьями богатыхъ городскихъ „тузовъ", къ
которымъ онъ ииталъ большое почтеніе. Еврей, по имени Йонасъ
Туртельтаубъ, услышавъ этотъ окрикъ и увидавъ наскакивающаго
врага, скорчился, съежился и пересталъ писать.
— Х а , ха, ха!—заливался Валько, присматриваясь к ъ письму
еврея.
— Господинъ учитель...—началъ еврей и запнулся.
—
79
—.
Поди сюда!
И не ожидая, пока Йонка сойдетъ со скамьи, взялъ его за
ухо и потащилъ на средину.
П р и видѣ бѣднаго Йонки, съежившагося, дрожащаго п плачущаго отъ страха, весь классъ громко расхохотался, хоть к а ж дый и самъ дрожалъ да ежился.
Н о такова ужъ сила десиотическаго гнета, что стоитъ тирану
усмѣхнуться—какъ всѣ, находящіеся иодъ его вліяніемъ, будутъ хохотать, несмотря на то, что смѣются сами надъ своей же бѣдой.
— Пойди к ъ доскѣ! Н у - к а , нигаи!
Валько собственной рукой стеръ часть своего письма и втиснулъ
•еврею мѣлъ в ъ р у к у . Еврей началъ писать, по своему обыкновенію, въ
обратную сторону. Снова классъ расхохотался, усмѣхнулся и Валько;
но тотчасъ же лицо его нахмурилось, онъ обернулся къ послѣдней
скамьѣ, гдѣ сидѣли самые большіе и сильные парни, и крикнулъ:
— Н у - к а , дайте ему!
Еврей задрожалъ всѣмъ тѣломъ и' пролепеталъ что-то, но к ъ
нему быстро подскочили два товарища — сѣкуторы и повели
на каѳедру.—Тихо стало въ классѣ. Вмѣсто смѣха на всѣхъ лицахъ выступила блѣдность — только болѣзненный визгъ Йонки
разносился среди глухихъ стѣнъ Базиліанскаго монастыря.
— Будетъ съ него!—сказалъ Валько, и Йонка, всхлипывая,
иошелъ на свое мѣсто.
Исполнивши это высоко-педагогическое дѣло, Валько снова
началъ свой обходъ по классу, и снова раздались удары его тросточки по плечамъ и рукамъ бѣдныхъ мальчиковъ.
— Какое впечатлѣніе произвела вся эта наука на Мирона,
передать трудно. Онъ безпрестанно дрожалъ, какъ въ лихорадкѣ;
у него въ упіахъ шумѣло и рябило въ глазахъ, словно въ
бурю. Ему чудилось, что и его не минетъ эта буря; к а ж дый ударъ страшпаго учителя казался ему нредназначеннымъ для
него. Написанныя слова и строчки скакали предъ его глазами,
надувались, спутывались—и выглядывали еще хуже, чѣмъ были
на самомъ дѣлѣ. Онъ и самъ не замѣтилъ, когда пересталъ писать,—сѣрый туманъ стоялъ предъ его глазами.
— Ты вотъ какъ пишешь?—крикнулъ Валько надъ его головою.
—
80
—
Миронъ встрепенулся, схватилъ иеро, ткнулъ его въ чернила
и поволокъ по бумагѣ, словно быка за рога.
— Развѣ ты не знаешь, какъ перо держать?
— Я не знаю!—прошепталъ Миронъ.
— Ч т о ^ — р я в к н у л ъ Валько! — Я тебѣ не показывалъ уже
десять разъ, а?
Миронъ устремилъ удивленные глаза на разсвпрѣнѣвшее лицо
Валька. Н о , вмѣсто отвѣта, Валько стиснутымъ кулаком^ ударилъ мальчика въ лицо. Словно подкошенный, повалился маленькій
Миронъ на скамью, а со скамьи на п о л ъ , .
Кровь обливала его лицо.
— Подымите его! — крикнулъ Валько. Съ задней скамьи
прискочили двое,—тѣ же самые, что за минуту пороли Йонку,
и подняли потерявшаго сознаніе Мирона. Его голова не держалась на плечахъ и склонялась внизъ, словно у мертваго.
— Бѣгите за водой! — продолжалъ командовать Валько и
ені;ѳ разъ взглянулъ на Мирона.
— Это что за мальчикъ?—спросилъ онъ.
— Миронъ,—отвѣтилъ „цензоръ", самый старшій и сильный
въ классѣ, котораго отцы Базиліане поставили наставникомъ
надъ товарищами.
— К т о такой?—спрашива.іъ опять Валько.
— Сынъ одного мужика изъ Н . . .
— Мужицкій сынъ! Тьфу, какого бѣса этимъ мужикамъ .іѣзть
сюда!—ироворча-іъ Валько. У него от.чегло отъ сердца. Онъ сталъ,
было, побаиваться своего поступка, но мужицкій сынъ—значитъ,
можно его бить и обижать, к а к ъ хочешь, за мужицкаго сына никто не заступится!
Валько не ошибся въ своемъ расчетѣ. Никто не вступился за
мужицкаго сына. Безчеловѣчный поступокъ учителя-управляющаго
сошелъ ему съ рукъ, какъ и многіѳ его безчеловѣчные поступки.
Только въ сердцѣ мулсицкаго сына не нроіпелъ онъ даромъ, а
'оста.іся нервымъ сѣменемъ возмуиі;ѳпія, презрѣнія и вѣчной вражды противъ всякаго насилія и гнета.
1879.
' Н А ДН^
л-,:
•Ѵ
f
•
f
-
іі • ^ л
Н а
д н
ь.
І.
Однажды, въ полдень хорошаго, весенняго воскреснаго дня
двое полицейскихъ, сидѣвшихъ въ „сторожкѣ" дорогобычской общины, были крайне удивлены, когда въ сторожку привели какого-то
господина, молодого еще человѣка, средняго pocTaj въ запыленномъ, но довольно порядочномъ костюмѣ.
— А атотъ откуда?—спросилъ капралъ и иамѣрилъ молодого
человѣка съ ногъ до головы осоловѣлыми отъ пьянства глазами.
— Староство прислало,—опъ пойдетъ „на цюпасъ"
отвѣтилъ полицейскій, который препровождалъ господина.
— М-м-м, — замычалъ капралъ и устремилъ глаза въ стоящую передъ нимъ тарелку съ остатками мяса и салата; немного
погодя, онъ поднялъ ихъ, чтобы полюбоваться поілною кружкой
пива, ожидающей своей очереди.
Полицейскій тѣмъ временемъ досталъ изъ-за пазухи бумагу и
подалъ ее капралу. Это былъ приговоръ староства. Капралъ взялъ
бумагу въ руки, разверпулъ, посмотр,ѣлъ сюда-туда и началъ по
складамъ разбирать имя приведеннаго „цюпасйика". Но, вѣроятно,
не въ состояніи будучи быстро справиться съ этой работой, онъ
спросилъ его самого:
— А ,какъ васъ зовутъ?
*) По этапу.
—
84
—.
— Андрей Темера.
— А откуда?
— И з ъ Тернополя.
. — Изъ Тернополя? Гм! А чего это васъ сюда занесло изъ
Тернополя? А?
Темера какъ будто не слышалъ вопроса,—онъ стоялъ и оглядывался по сторожкѣ. Свою шапку и пальто онъ положилъ на
стулъ.
— Зачѣмъ вы сюда пріѣхали? — сердито спросилъ капралъ
въ другой разъ.
Темера спокойнымъ и твердымъ голосомъ отвѣтилъ:
— Васъ это не касается.
— Отвѣчайте на мой вопросъ.
— Н е ваше дѣло меня допрашивать.
Капралъ побагровѣлъ отъ злости, но прикусилъ губы,
— О, очень умны вы, господинъ, нечего сказать. А чѣмъ вы
занимаетесь?
— Это ужъ мое дѣло, — отвѣтилъ Темера и началъ ходить
по сторожкѣ, посматривая сквозь окна на гимназпческій садъ, залитый зеленью разнообразныхъ деревьевъ. П о извилистымъ тропинкамъ сада расхаживали въ праздничныхъ нарядахъ люди всякихъ возрастовъ и половъ, всѣ веселые, свободные... Оттуда доносился звонкій дѣтскій смѣхъ и серебристые голоса женщинъ, и
какой-то пріятный шопотъ выдѣлялся изъ чаш,и густой листвы,
среди шума и шелеста живой буйной растительности. Облачко
грусти и печали пробѣжало по красивому, молодому лицу Андрея,
какая-то тревожная мысль сдавила ему'сердце, губы судорожно
сжались, а" глаза такъ и впились въ это зеленое море, роскопіно
дышащее въ яркихъ солнечныхъ лучахъ.
— Д а , господинъ, очень вы, я вижу, умны, а такъ еще молоды,—говорилъ і а п р а л ъ , подавляя въ себѣ злость и опорожнивъ
полкружки пива. Нехорошо раньше времени умничать, не долго
такіе люди и на свѣтѣ живутъ! Н у , а теперь ваша милость моліетъ отправиться въ нашу „ з а л у " . Мы здѣсь для такихъ умпиковъ имѣемъ особенную роскопіную залу, ха, ха, ха!
Темера быстро обернулся. Н а его лицѣ отразилось Гіезпокойство.
— А господинъ инспекторъ скоро придетъ?—спросилъ онъ.
—
85
—.
— О, скоро,—насзіѣшлнво отвѣтилъ капралъ.
— Т а к ъ , можетъ быть, я до тѣхъ поръ могу здѣсь подождать?—скайалъ Темера, не обращая вниманія на тонъ, какимъ
капралъ сказалъ „скоро".
— Это все равно, здѣсь или тамъ, — отвѣтилъ к а п р а л ъ , —
только тамъ безопаснѣе, да и тамъ ваше, господинъ, надлежащее
мѣсто. Н у , будьте добры,—потрудитесь.
— Я бы все-таки попросилъ васъ оставить меня здѣсь, если
можно,—просилъ Темера.
Нельзя, господинъ, нельзя,—слащавымъ тономъ отвѣтилъ
капралъ, радуясь, что можетъ отплатить непокорному.
— Господинъ капралъ,—вмѣшался полицейскій, сидѣвшій до
сихъ поръ молча воз.іѣ сто.іа, — да тамъ тѣсно, восемь душъ!..
Можно-бы этого господина тутъ оставить, пока вахмистръ придетъ.
— Г а , ЧТОІ — гаркнулъ капралъ,—восемь душъі А мнѣ что
за дѣло? Если восемь, то в.іѣзетъ и девятая. И , наконецъ, какъ
хочешь, пусть остается здѣсь, но только на твоей отвѣтственности!
" Н а моейі А я здѣеь при челъі К а к ъ же я могу брать
арестанта на свою отвѣтственность.
— Н у , если не можешь, то и не суй своего носа, куда
тебя не просятъ,—отрѣзалъ капралъ, снялъ со стѣны ключъ и
пошелъ впередъ. Темера взялъ свою шляпу и пальто и пошелъ
за нимъ.
Сѣни были небольшія и вели, съ одной стороны, на длинное,
вымощенное теребовельскими
плитами крыльцо, а съ д р у г о й —
въ коррндоръ. Сверху лился ясный со.тнечный свѣтъ, который
достигалъ порога корридора. В ъ корридорѣ не было никого. Ч и стыя, покрашенпыя стѣны, каменный полъ, чисто выбѣлепный
потолокъ,—все придавало этому тѣсному и не особенно длинному,
свѣтлому корридору довольно привѣтливый видъ. И д я мимо этихъ
стѣнъ, разрисованныхъ зелеными цвѣтами и орнаментами, никому,
вѣроятно, и въ го.юву не приходило, чтобы за ними могло скрываться нѣчто скверное, нѣчто совершенно противоположное, нѣчто
совсѣмъ несовмѣстимое съ какими-бы то ни бы.ю нредставленіями
о человѣческомъ жилипі,ѣ. Поэтому-то и нашъ Темера шелъ за
*) Отт. гоіюда Терѳбовль.
—
86
—.
капраломъ спокойный, немного задумчивый, но думалъ онъ не о
своей теперешней судьбѣ, а о далеішхъ, лучшихъ, давно прошедшихъ минутахъ.
Возлѣ порога капралъ остановился и постучалъ небольшой
желѣзной колодкой, которая болталась на небольшихъ буковыхъ,
чисто вымытыхъ и совсѣмъ почти неокованныхъ дверяхъ. Долгое
время онъ колотилъ ею и, наконецъ, воткнулъ ключъ въ отверстіе. Ключъ завизжалъ какъ-то смѣшно и весело, брякнула колодка, двери отворились, — капралъ отступилъ и, взявъ Темеру
за плечо, толкнулъ его впередъ, сказавъ съ пьяной насмѣшкой:
— Н у , милости просимъ, милости просимъ!
П.
Темера остановился въ дверяхъ ошеломленный. Густой мракъ
охватилъ его и на минуту совершенно ослѣпилъ. У него мелькнула мысль, что передъ нимъ вдругъ открылся подземный
ходъ въ какую-то секретную подземную яму, о какнхъ онъ читалъ въ старыхъ повѣстяхъ. Внутри этой темной пещеры онъ
сначала никого и ничего не мохъ увидать. Точно невидимая, могучая рука схватила его за грудь и остановила на порогѣ, не
пуская внутрь. Н о видимая рука капрала, будучи, очевидно,
сильнѣе невидимой, втолкнула его внутрь, а затѣмъ закрыла за
нимъ двери темной западни.
Онъ стоялъ возлѣ дверей и озирался ^кругомъ, прислушиваясь—не услышитъ-ли человѣческііго голоса, но ничего не слышалъ. Лишь спустя нѣкоторое время глаза его настолько привыкли къ сумраку, что онъ могъ подробно разсмотрѣть свое новое
помѣпі,еніе. Это была конура не болѣе іпести шаговъ въ длину
и четырехъ въ ширину, съ однимъ только маленькимъ рѣшетчатымъ оішомъ. Окно это было прорублено высоко вверху,
почти цодъ самымъ потолкомъ, и выходило на крыльцо такимъ
образомъ, что изъ него видны были только сѣрыя отъ старости доски навѣса, повисшаго надъ крыльцомъ. Солнце сюда
никогда не заглядывало. Стѣны этой конуры были покрыты
грязью, пеподдаюнцсйся никакому онисанііо, а внизу были
—
87
—.
усѣяны каплями сырости. Асфальтовый полъ былъ весь мокръ
отъ разлитой воды, плевковъ и нанесенной Б о г ъ вѣсть съ к а кого времени грязи. Двери изнутри не были т а к ъ желты и невинны, к а к ъ снаружи—наоборотъ, онѣ были черны отъ влажности
и перекованы крестъ-на-крестъ толстыми желѣзными прутьями;
даже маленькая квадратная дырка, вырѣзанная въ нихъ д л я
вентиляціи, была задѣлана деревянного доской и перехвачена
скобкой. Посреди камеры стояла узкая желѣзная кровать съ
сѣнникомъ, влажнымъ и грязнымъ, к а к ъ и все здѣсь, набитымъ
давно не перемѣнявшейся сгнившей соломой. В ъ углу, у стѣны
стояла т а к а я - ж е кровать. Н и простыни, ни дерюжки какой-нибудь,
ни обычной арестантской соломенной подушки—ничего не было.
Воздухъ въ этой конурѣ былъ густой и затхлый, т а к ъ - к а к ъ ни
окно, ни двери не могли впустить столько свѣжаго воздуха,
сколько его было нужно. А въ углу, близъ дверей, стояла обычная арестантская посудина, „ к а т е р ы н а "
к о е - к а к ъ прикрытая какой-то
не плотно пристающей крышкой, изъ-подъ которой распространялся смертельный смрадъ, наполпявшій камеру и окружавшій всѣ
предметы в ъ этой адской норѣ какой-то атмосферой презрѣнія и
проклятія. А вблизи этой посудины стояла другая, — большой,
расширяюпі,ійся кверху, ничѣмъ не прикрытый кувшинъ съ в о д о й —
для питья!
Долго озирался Темера, сильно напрягая свои непривыкшіе
к ъ темнотѣ глаза, пока, наконецъ, разглядѣлъ всѣ эти предметы,
которые, казалось, издѣвались падъ нимъ своей неопрятностью,
своей нечеловѣческой мерзостью. Сердце его сжалось, словно в ъ
к л е щ а х ъ ; отвратительный вонючій воздухъ захватилъ дыханіе, и
онъ такъ закашлялся, что у него слезы выступили на глазахъ.
В ъ камерѣ никто не отозвался, хотя и слышно было тяжелое
дыханіе нѣсколькихъ к а к ъ будто чѣмъ-то придавленныхъ грудей.
Темера началъ разсматривать своихъ товарищей по неволѣ.
Н а сѣнникѣ у стѣпы лежалъ, растянувшись и посасывая глиняную трубку, старикъ лѣтъ пятидесяти, съ черной, кругло-остриженной бородой, съ полнымъ, обрюзглымъ лицомъ и деревяшкой
*) „ТГарагаа".
—
88
—.
на правой, ногѣ. Это былъ, впрочемъ, плечистый мужчина,—кремень-человѣкъ.
Рваная рубаха его была грязна, словно ее нѣсколько мѣсяцевъ не стирали. Онъ лѳжалъ, опустивъ голову на локоть, накрывъ ноги грязнымъ полотнянымъ халатомъ. Его небольшіе сѣрые
глаза спокойно, немного даже насмѣпіливо глядѣлн на новаго
арестанта-барина.
В ъ ногахъ у старика, свернувшись, с.товно собачка, лежа.іъ
небольшой черноволосый мальчикъ въ черныхъ штанахъ и грязной
рубашкѣ изъ тонкаго полотна, которая такъ немилосердно бнлгС
изодрана, что повсюду изъ-подъ тряпокъ виднѣлось буро-бронзовое тѣло. Лица его Андрей разглядѣть не могъ, такъ какъ
мальчикъ крѣпко спа.іъ и не проснулся даже отъ стука дверей.
Н а другой кровати лежалъ человѣкъ среднихъ лѣтъ, крѣпкій,
приземистый, съ обритой бородой и подстриженными усами. Лохмотья на немъ были еще довольно порядочныя и не особенно
грязныя, — видно было, что онъ недавно попалъ въ это мѣсто
„смрада и печали". Лишь мрачное лицо какъ-то осунулось и приняло зем.іистый оттѣнокъ, глаза глубоко запали; а крѣпкія мохнатыя руки то-и-дѣло, мимо его воли, стискивали же.іѣзные
прутья кровати, какъ-будто исполняя свою обычную ежедневную
работу. Онъ лежалъ лицомъ вверхъ и съ какимъ-то гнѣвно-равнодушнымъ выраженіемъ глядѣлъ прямо въ потолокъ. Онъ ни раЗу
даже не взглянулъ на новаго гостя, пока тотъ самъ не заговорилъ съ нимъ.
Рядомъ съ этимъ, или скорѣе у него въ ногахъ, лежалъ на
изношенной суконной свиткѣ, замѣнявшей ему подушку, молодой
крестьянскій мальчикъ. Его небольшое смуглое лицо сіяло здоровьемъ и той чудесной, нѣжной красотой очертаній, которая часто
встрѣчается у нашихъ крестьянъ, живущихъ въ непосредственномъ сонрикосновеніи съ природой, матерью всякой красоты.
Длинные, мягкіе волосы густой во.іной спадали ему на плечи.
Сиереди они были подстрижены въ кружокъ. Большіе, б.іестлщіе,
черные глаза, осматривая новаго товарища, свѣтились дѣтской
привѣтливостью и любопытствомъ. Только мускулистыя, толстыя,
сильно развитыя руки и ноги свидѣтельствовали о томъ, что этотъ
славный мальчуганъ воспитывался не въ роскоши, а росъ въ трудной
—
89
—.
И ДОЛГОЙ борьбѣ за свое существованіе. Андрей, очень впечатлительный ко всякой красотѣ, долго не могъ оторвать глазъ отъ
этого прекраснаго лица, которое казалось еще красивѣе оттого,
что свѣтилось природнымъ умомъ, любознательностью и не тронутымъ
искреннимъ чувствомъ.
Остальные обитатели этой „залы" принуждены были ютиться
на полу. Глаза Андрея быстро пробѣжали по этимъ несчастнымъ,
разбросанныиъ на мокромъ, грязномъ, скользкомъ отъ не успѣвающихъ засохнуть плевковъ асфальтѣ. Тамъ, подъ стѣною, возлѣ
самыхъ дверей лежалъ старый еврей съ чрезвычайно худыиъ и
изможденныгь лицомъ, сухими, какъ грабли, руками и сѣдой бородой. Его коротко остриженная голова лежала на мокрой плитѣ,
а жилы на длинной, тонкой шеѣ в,здулись, какъ веревки. Онъ
крѣпко спалъ съ раскрытымъ беззубымъ ртомъ, изъ котораго стекала слюна на бороду. Рядомъ съ нимъ сидѣ.іъ какой-то пьяный
ободранный мужикъ, въ безполомъ тулупѣ, въ сапогахъ, повязанныхъ веревочками, въ облупленной бараньей шапкѣ и полотняныхъ штанахъ безъ одной штанины; вмѣсто ремня на немъ была
веревка изъ лыка. Сидя на полу, онъ тихо всхлипыва-іъ, словно
только что пересталъ п-чакать.
Съ другой стороны кровати, возлѣ стѣны, противъ дверей,
лежалъ еще молодой, лѣтъ двадцати восьми или тридцати человѣкъ, блондинъ, съ свѣтлыиъ пушкомъ, голубыми глазами и
короткими русыми волосами на головѣ. Борода его, очевидно,
давно не видала ни гребешка, ни ножницъ и торчала всклокоченная, словно разоренное гнѣздо дрозда. Н а этомъ человѣкѣ
было намотаііо и навѣшано столько всякихъ тряпокъ, что, лежа
на полу, онъ казался грудой онучей, отъ которой разііоси.іся тяжелый запахъ по всей этой переполненной людьми и давно непровѣтриваемой конурѣ.
Андрей Темера, тревожно, съ болью въ сердцѣ, водилъ долго
глазами по этимъ тѣламъ, по этимъ л и ц а м ъ , — и самъ не зналъ,
что сказать, что думать. Сколько жгучаго горя, неожиданпаго и
таинственнаго, ліевели.іось передъ его глазами въ этой темной,
гадкой клѣткѣ!.. А, вѣдь, это все людп, братья его, которые
такъ-же, какъ и онъ, способны чувствовать и красоту и мерзость жизни! А тѣ, которые ихъ заперли сюда, которые держатъ
—
90
—.
ихъ въ этой отвратительной ямѣ — вѣдь, и они также люди,
отцы, вѣдь, и они способны чувствовать эту красоту и эту
мерзость! Почему-же здѣсь вдругъ видна такая странная пропасть между людьми и людьми? Что это такое? Андрей, словно
передъ грознымъ ударомъ, склонилъ голову и опустилъ руки.
Ему въ эту минуту стало такъ тяжело, такимъ страишымъ
холодомъ сжалось сердце, точно кто-нибудь, бросилъ его въ глубокій колодезь—и онъ упа^чъ на дно разбитый, оглушенный.—
Д а , въ самомъ дѣлѣ, на дно, — думалось ему,—на дно общественности, а вотъ эти—вокругъ меня,—что они, какъ не поддонки общества; что они, какъ не проклятыя паріи, отмѣченныя
страшнымъ позорнымъ клеймомъ—нищеты?..
III.
— А вы откуда, господинъ? — первымъ спросилъ Андрея
старикъ.
— И з ъ Тернополя.
— Что-же съ вами случилось, что васъ сюда запрятали?
— А что случилось! Я окончилъ во Львовѣ гимназію и ѣхалъ
въ деревню к ъ одному товариш,у, заниматься вмѣстѣ. Но, конечно,
не знаетъ человѣкъ за собою ничего дурного, такъ и не ждетъ
никакой бѣды. Н е взялъ я съ собою никакихъ документовъ, даже
паспорта, ничего не взялъ. А тутъ, когда мы въѣзжали, насъ
среди дороги встрѣтили жандармы, начали меня спраншвать: откуда и кто такой; увидали, что у меня нѣтъ документовъ и потащили въ староство. В ъ староствѣ допросили какъ и что, приказали отвести сюда,—говорятъ, что меня хотятъ по этапу доставить на родину. Вотъ въ чемъ я виновенъ.
— Н-ну такъ! — сказалъ старикъ. — И моя вина, видите-ли,
также подобная вашей. Л изъ Волоищ — тутъ есть такое соло,
можетъ быть, слышали, — недалеко отсюда. Служилъ въ арміи...
оторвало ногу въ Италіи, ну, а такъ какъ я оказался къ службѣ
не годнымъ, то меня и отпустили. ІІришелъ я на дсревяшкѣ домой, пѣтъ ничего... хоть милостыню проси или пропадаіі съ голоду, все равно. А тутъ, пидите-лп, человѣкъ я еш,е здоровый,
—
91
—.
иопрошайничать, а работать въ полѣ безъ ноги нельзя.
Пошелъ я въ Бориславъ. Тамъ работа легкая, при машинѣ.
Работалъ я тамъ лѣтъ этакъ съ десять... заработывалъ на пропитаніе. Но, сказать правду, бывало и не доѣшь, а отложишь малую
толику про черный день... Ну, копѣечка за копѣечкой и собралось немного да и изъ одежды кое-что было припасено... Понятно, — живой человѣкъ всегда впередъ загадываетъ... К а к ъ
вдругъ наслалъ Господь Богъ бо.іѣзнь... свалило меня сразу, какъ будто-бы кто косою подрѣзалъ. Пролежалъ я шесть мѣсяцевъ у
еврея въ какой-то коморкѣ... счастье, еще, что это случилось не
зимою. Выздоровѣлъ я уже тогда, какъ снѣгъ выпалъ. Что тутъ
дѣлать?.. Деньги за это время вышли, одежду пришлось заложить... человѣку по болѣзни полежать-бы еп],е, а еврей выгоняетъ,
потому что платить нечѣмъ... на работу становиться—силъ нѣтъ...
Долюшка моя несчастная! Что тутъ дѣлаіг? А потомъ, куда
ни вертись, а ничего другого не подѣлаешь,—забылъ я с т ы д ъ ; —
сшилъ мѣшокъ и пошелъ Христовымъ именемъ побираться. Н у ,
благодареніе Господу, кое-какъ я этутяже.іую зиму прожилъ:
потомъ весною хотѣлъ опять стать на работу, когда вдругъ меня
встрѣчаютъ жандармы, вотъ тутъ за Майданомъ.—А ты откуда,
с т а р и к ъ і — А , — г о в о р ю , — и з ъ В о . і и щ и . — Н е знаешь ты, что теперь
запрещено нищимъ ходить по чужимъ селамъ? Каждое село должно
своихъ нищихъ содержать, а шляться н е л ь з я . — Д а я — г о в о р ю —
не нищій; я только вотъ нѣсколько разъ выходилъ просить
хлѣба, потому что былъ боленъ, зЯ ни
слова, оніе разъ замахнулся хлѣбомъ па Гювдура.
— Д а побойтесь Бога, разнимите ихъ! — кричалъ остолбенѣвніій отъ испуга Андііей, отво}»ачивая глаза отъ атого странінаго
—
126
—.
зрѣлища. Онъ былъ крайне впечатлителенъ ко всякой боли, и
особенно к ъ ч у ж о й — и ему казалось, что каждый ударъ нопадаѳтъ въ него.
— К а к ъ же... Е щ е чего не доставало! — отвѣтидъ старикъ,
продолжая спокойно ѣсть,—не нужно! Имъ полезно немного кости
размять... легче головѣ станетъ. А если они еще, вдобавокъ, немного своей поганой крови изъ себя выпустятъ, то ужъ и куда
какъ пмъ легко сдѣлается. Оставьте ихъ въ покоѣ, они какъ
собаки: погрызутся, а потоиъ и начнутъ лизать другъ друга.
А если-бы кто взялся ихъ разнимать, то я пари держу, что они
оба набросились-бы на того.
Л тѣмъ временемъ борцы, съ пѣной у рта, окровавленные,
стояли на готовѣ и ждали, кто кого первый ударитъ. Н о это
была тол|.ко одна минута, а потомъ оба, какъ по командѣ, бросились другъ на друга. Бовдуръ ударилъ еврейчика кулакомъ но
рукѣ-;-изъ нея вына.іъ хлѣбъ, но зато еврейчикъ лѣвою рукой
ударилъ Бовдуі»а по лицу. Потомъ они оба сцѣпились, и ужъ»не
видно было, кто кого бьетъ, толкаетъ, деретъ, калѣчитъ, пока
они, наконецъ, не попадали на полъ и, не выпуская другъ друга
изъ рукъ, вмѣстѣ, какъ два звѣря, заревѣли: Караулъ! Караулъ!
Спасите!
Н а крикъ въ камеру влетѣлъ солдатъ съ плеткой въ ])укѣ
и, увидя на землѣ окровавленныхъ борцовъ, которые к])ичали и
все еще яе переставали драться, перенернулъ плетку „старпіимъ
концомъ", т. е. взялъ ремеіп. въ руку, и дереіілнной ручкой сталъ
безъ разбору лупить обоихъ, куда попало.
Затрепі,ала ручка по костямъ, запрыгала по набрякшему, напухніеиу тѣлу, какъ по иодупікѣ, — а борцы все віцо не выпускали другъ друга, все епі,е не иерестаішли визжать какъ свиньи,
КОТОрЫМЪ НеЛОВКІЙ рѢзНИКЪ плохо вонзиЛЪ въ грудь свой НОЖ!..
Солдатъ разсвирѣпѣлъ, и, не говоря ни слова, началъ угощать
обоихъ ударами сапогъ иодъ ребра. 'Голько этимъ способомъ ему
удалось разнять ихъ. Они отпустили другъ друга и і)азбрелигь
U0 своимъ угламъ, но солдагь не перестапалъ ихъ бить.
— А, оборванцы! А, воры! А, разбойники!—шимѣлъ задыхаясь с о л д а т ъ . — Б ы еще ді»аться будете! Подождите, гадюки, я
влсъ научу!
—
127
—
•
— Я его не трогалъ!—заплакалъ еврейчикъ.—Онъ хотѣлъ
у меня хлѣбъ отнять! Развѣ я у него в ъ займы бралъ?
— А , ты. поросенокъ нечпБі,енный!—ревѣлъ солдатъ, и снова
какъ градъ посыпались удары на спину Бовдура. Бовдуръ молчалъ, согнувшись въ дугу, пока, наконецъ, солдатъ не усталъ и
пересталъ колотить.
— Г а , подожди, я научу тебя у другихъ хлѣбъ отнимать!
Мало тебѣ своего, обжора проклятый?—кричалъ солдатъ, идя к ъ
дверямъ.
— Мало! —глухо и мрачно отв'Ьти-чъ Бовдуръ.
— Ч т о , ты еще ротъ разѣваешь'?—вс^іипѣлъ солдатъ, издали
замахиваясь п л е т к о й . — Н е будешь молчать,' ты, навозъ вонючійі
Ботъ подожди, если тебѣ этого мало, такъ и того не увидиніь!
Попостись немного! Н е будешь такъ скоръ на драку! Нарочно буду
просить госиоднна вахмистра, чтобъ завтра тебѣ ничего не дали!
Будешь ты у меня свистѣть, подожди! А вы здѣсь помните—обратился солдатъ к ъ остальнымъ арестантамъ—не давайте ему ніікто
и понюхать чего-нибудь! Пусть, собака, знаетъ, какъ драться! А
какъ только что затѣетъ, сейчасъ меня позовите, я ему поііажу.
По выходѣ солдата изъ камеры въ ней воцарилось тяжелое, мрачное молчаніе. Словно что-то сдавило всѣмъ горло,—
хлѣбъ никому въ ротъ не іігелъ. Всѣ чувствовііпи, что то, что
сверніилось иередъ ихъ глазами, у ж ъ черезчуръ гадко и безчеловѣчпо.
Только Стебельскііі, сидя на полу, на томъ самомъ мѣстѣ,
гдѣ онъ по обыкновенін) сналъ, спокойно ѣлъ свой хлѣбъ, закусывая маленькими кусочісами колбасы, а когда въ камерѣ наступила глухая тиніина, онъ, обращаясь к ъ Андрею и обводя ру-
кою KjtyroMi. по каморѣ, сі;азалъ:— Homo homini lupus! *).
Андрей, блѣдный, какъ смерть, всталъ и обернулся к ъ 1>овДУРУ, который, скрючившись, лежалъ въ углу дрожаний, окровавленный, синій; »та ка])тина опять линіила его силъ,—Андрей
не могь и слова вымолиитц; онъ стоялъ и смотрѣлъ съ вы)іаженіемъ глубокаго страданія на лицѣ.
— А что, нужно тебѣ зто былоі—сказалъ Бовдуру старикъ
Ианько, снова принимаясь за ѣду.
*) ЧеловХкь челові-.ку волкь.
•
—
128
—
Бовдуръ молчалъ.
— Бовдуръ,—промолвилъ, наконѳцъ, Андрей, —если ты т а к ъ
голоденъ, то надо было сказать мнѣ, я и такъ не съѣмъ своего
хлѣба. Зачѣмъ было драться, я тебѣ дамъ хлѣба, сколько хочешь...
И онъ взялъ свой хлѣбъ, отрѣзалъ отъ него небольшой кусокъ для себя, а остальное подалъ Бовдуру.
— Н е нужно мнѣ твоего хлѣба! Ж р и самъ! Подавись имъ!—
зарычалъ Бовдуръ, не'поднимая глазъ, и швырнулъ поданный
хлѣбъ подъ кровать. Андрей остолбенѣлъ отъ страха и удивленія и, не говоря ни слова, отступилъ назадъ. А Мытро полѣзъ
подъ кровать, поднялъ хлѣбъ, обтеръ, поцѣловалъ и положилъ
передъ Андреемъ.
— А тебѣ, болванъ, чего еще нужноі—сказалъ сердито
П а н ь к о . — Т ы чего святымъ хлѣбомъ бросаешься? Колики-бы тебѣ
въ бокъ, ты чортъ какой-то!
— Пусть васъ всѣхъ черти возьиутъ,—проворчалъ Бовдуръ,—всѣхъ, и меня съ вами! Мнѣ все равно!..
Сказавъ это, онъ ударилъ кулакомъ объ полъ такъ, что
гулъ пошелъ, а потомъ свернулся въ клубокъ и легъ на свое
мѣсто.
X.
Долго ходилъ Андрей по камерѣ, пока, успокоился. А
когда его духовныя силы возвратились къ нему, онъ старался
улетѣть въ мысляхъ далеко-далеко изъ этой проклятой юдоли
плача и отрицанія всего человѣческаго. Онъ переносился мыслями въ другія, лучшія мѣста, гдѣ молодыя, чистыя сердца
высоко поднимали знамя человѣчности, гдѣ вырабатывались могучіо, вооруженные ряды, которые когда - нибудь — скоро!—
должны были стать на борьбу за человѣческую личность, зіі
ся святыя права, за ея вѣчныя, естественныя стремлеиія. Онъ
переносился и туда, гдѣ билось единственное привязанное к ъ
нему жеііское сердце, которое въ эту минуту, быті. можетъ, обливалось кровью, горюя о его несчастьѣ. И онъ мысленно угЬшал'ь
свою Ганю, ободрялъ гвоихъ товарииі,ей, ііризывалъ ихъ смѣло
—
129
—.
держать поднятое знамя, не опускать его ни на минуту, ибо
личность человѣческая страдаетъ, принижена, придавлена, забита
повсюду, кругомъ!..
O H T J думалъ о своихъ стремленіяхъ, о своей любви, о своемъ
несчастьѣ. И Бовдуръ съ его болью и злостью совершенно исчезъ
изъ его головы.
Эхъ, голова молодая, горячая, самолюбивая! В ъ святомъ
своемъ рвеніи ты и не видишь, к а к ъ самолюбивы всѣ твои мысли,
всѣ твои стремленія! Вотъ и дѣло твое, хотя оно и ведетъ к ъ
всеобщему братству и всечеловѣческому счастью—развѣ не потому
оно тебѣ т а к ъ мило, т а к ъ дорого в ъ эту печальную минуту, что
оно твое дѣло, что въ пемъ сходятся всѣ твои мысли, желанія,
убѣждепіи и цѣли, что работать и даже страдать за него доставляетъ тебѣ удовольствіеі Вѣдь, женщина, которую ты любишь, хоть и не связывая ее ничѣмъ, хоть и отрекаясь отъ
обладанія ею, хоть и желая ей счастья съ другимъ,—вѣдь »та
женш,ипа развѣ не тѣмъ тебѣ т а к ъ мила, что съ ней провѳлъ
ты счастлиііѣйшія минуты твоей жизни, что поцѣлуи ея и до
сих'ь поръ горятъ на твоемъ лицѣ, что прикосновеніе ея нѣжной
руки и до сихъ поръ отзывается в ъ твоихъ нервахъі Эхъ, голова молодая, самолюбивая! Бросилъ-бы ты на время заниматься
собой, потѣінать себя! 1Іосмотрѣлъ-бы ты пристально вокругь
себя, внимательно, братсішмъ, любящимъ взоромъ! Можетъ быть,
ты увидалъ-бы около себя болѣе несчастпыхъ, чѣмъ ты! ЛІожетъ
быть, ты увидалъ-бы такихъ, к ъ которыми, ни откуда но проходит'Ь лучъ радости даже такой, какая есть у тебя! Может'ь
быть, ты увидалъ-бы такихъ, которые на »то дно обіщіственнаго
гнета съ собою не пі)инесли ничего, ничего: ни мысли ясной,
ни счастливыхъ ВОСПОМИНІІНІЙ, НИ блегтяпі,ихъ, хоті. и обманчивых!. падеждъ!.. Может'ь быть, одно твое искреннее и прпнѣтливоі' слово укі)асііло-бы и х ъ долю, прекі)атило-бы в ъ и х ъ сѳ))дцѣ
борьбу, которая страшнѣе всего того, что ты себѣ можешь предгтіиіить, |іазбило-бы вокі)угъ их'і. сердщі толстый ледяной пластъ,
образованный безконечным'Ь безнрестанным'ь горемъ!., Т а к ъ уж'і.
дѣйстііуегь больніое rojie, что человѣческія сердца замыкаются,
какъ сворачиваются цвѣты о г ь вече))няі4) холода. И съ замкнутыми сердцами, с ь стиснутыми устами проходятъ рядомъ несчаст9
—
130
—.
ные, которые ЧсЧсто нѣсколькиміі словами, однимъ пожатіемъ теилой,—брсчтской рукп могли-бы избавиться отъ половины * своего
горя, ііроходятъ р я д о м ъ — и молчатъ... Эхъ, люди, люди! Не
убійцы, воры и преступники, не господа и рабы, не палачи и
осужденные, не судьи и подсудимые, а бѣдпые, црибигые, одурѣвшіе люди!..
Тѣмъ временемъ Бовдуръ лежалъ въ своомъ гниломъ углу, съ
больнымъ, гніющимъ тѣломъ, еъ разбитою дулюи, бе.чъ проблеска
надежды, утѣіпенія, радости, — и въ головѣ его мелькали его
мысли, проносились неясными картинами его воспоминанія.
Нужда сызмала, съ дѣтства... Презрѣніе, колотушкп, побои...
Иасмѣшки дѣтей, которыя сторонились отъ пего, не принимали
ііъ свои игры... Незаконнорожденный! Подкидышъ! Бовдуръ!.. Т я желый трудъ у недобрыхъ, чужихъ людей... Слякоть, морозы, усталость,—все ято досаждаетъ толысо хозяина, а работника пѣтъ!..
Работпикъ желѣзный, работпикъ пыдержитъ... долженъ... плату
за ато получаетъ!.. Хилый, болѣзненный, забитый, плохо оплаченный, плохо одѣтый... Иезъ товарища, безъ друга... Нѣтъ, былъ'
товарипі,ъ, былъ другь, въ І>ориславѣ при і»аботѣ под])ужилпсь. Искрениій пріятель, вѣрный другь, душа—человѣкъ. Х а , ха, ха!..
А позавидовалъ, позакидоналъ единственной радости,—отбилъ дѣвушку, отнялъ, женился!.. І]слп-бы не все шло протпвъ несчастнаго, то, можетъ... можетъ несчастный и неечастнымъ-бы не былъ!
Вотъ въ такихъ-то отрывочныхъ нартинахъ, переплетенныхъ
вполголоса пронзнѳеенііыми словами, проносились пе])одъ Бондуромъ
его молодые годы. Ничего «ъ нихъ не было отраднаго, ничего
такого, на чпмъ можно-бы было отдохнуть дуніой, чему-бы можно
было порадоваться. Но мысль летитъ дальше, пороворачиваетъ
проніедпіее, картину за картиной, какъ чолопѣкъ переворачиваетъ
въ книгѣ страницы, между которыми онъ вложилъ деньги и въ
которыхъ онъ старается ихъ поскорѣе отыскать.
Что погнало Бовдура въ Бо|)иславъ'} Объ :»том'ь онъ и вспоминать не хочетъ. /)то такая мысль, отъ которой холодомъ несетъ. Но скоро, скоро, кажется, оп'і. принужден'!, будетъ и . т )
обстоятельно припомнить. Он'ь бѣжплъ и, убіігая, еще разъ взглянул ь
съ горки на нылаюния... но не вечорнимъ блоскомъ... избы и
проклялъ ихъ. И никому, ни пеі)ед'ь ісѣмъ онъ не признался, изь
—
131
—.
какого села ояъ бѣжалъ, хотя это происходило пять лѣтъ назадъ.
Кто знаетъ, быть можѳтъ, онъ и самъ уже забылъ даже названіе села!..
В ъ Ііориславѣ онъ немного ожнлъ. Работа хоть и скверная
была, да все-таки платили сначала хорошо—и поѣсть можно было
что-нибудь, не такъ, какъ прежде. К а к ъ голодный волкъ, бросался онъ на ѣду, и ѣлъ, ѣлъ безъ памяти,—проѣдалъ все,
что зарабатывалъ, ходилъ чуть не голымъ, и ѣлъ, чтобы хоть
разъ почувствовать себя сытымъ. П и т ь сначала не пилъ, ужъ потомъ началъ, і?огда ея у него не стало. Тогда онъ запилъ, здорово запилъ!..
В ъ Бориславѣ, при работѣ, Бовдуръ и подружился, въ первый
разъ въ своей жизни, съ человѣкомъ такимъ-же одинокимъ, какъ
и опъ самъ. Искрепній былъ человѣкъ, и Бовдуръ четыре года
прожилъ съ пимъ, какъ съ роднымъ братомъ. Они работали вмѣетѣ,
жили вмѣстѣ и почти никогда пе разставались. В ъ нуждѣ помогали другь другу, не спрашивая: а когда отдашь? хотя, правду
говоря, Бовдуръ больніѳ бралъ, нежели давалъ. Онъ и теперь, хоть
и считаетъ Семена изиѣнникомъ и фальшпвымъ, все-таки съ удовольствіемъ вспоминаетъ время этой дружбы. Хоронюе было время,
да чортъ его унесъ. А жа.іь, что не продолжалось дольше!
Только изъ-за дѣвушки друзья разстались. Оба полюбили одну
бѣдную, измученную работницу, круглую сироту, какъ и сами, выросшую въ ні)озрѣиіи, привыкиіую къ молчаливому послушанію, къ
безграничной покорности, къ отреченію отъ собственной воли, от-ь
собственной мысли. Чудо сотворилось тогда съ Бовдуромъ. Его
1)ѣзкал, эгоистичная, дикаіг натура стала епі,е болѣе рѣзкой и
дикой при этой тихой, спокойной, послушной и доброй женіцинѣ.
Онъ любилъ се, но его любовь оні,е сильнѣе угнетала ее, чѣмъ
прежняя жизнь. Сколько ругателі.ствъ, сколько побоевъ вЫторпѣла
она o n , пего! Сколько слезъ пролила! Но никогда Г>овдуръ не
слышалъ огь нея протестуюпщго слова. И это его бѣсило. Онъ
мучнлъ ео, чтобы разбудить въ ней силу протеста, а между тѣмъ,
оя силой была — податлива», молчаливая и послушная любовь.
Она, тихій ягненокъ, лн)била этого звѣі)я! И эта любовь давала
ей силу сносить всѣ его, съ виду безумные, по вытекаюіціе изъ
.его натуры капризы, отплачивать ласками за побои, и1'.жностііЮ
—
132
—.
за брань и проклятія... И какъ только онъ не называлъ ее! И
сукою, и жабой, она не протестовала. Но, наконецъ, онъ почувствовалъ отвращеніе к ъ этой безграничной покорности п податливости, и хотя не переставалъ ее любить, но, однажды, въ приступѣ гнѣва поколотиль ее и прогналъ отъ себя. Она упіла —
к ъ другу, съ которымъ вскорѣ и повѣнчалась—теперь уже и ребенокъ есть...
— И она, сука, счастлива съ нпмъ!—ворчалъ Б о в д у р ъ . —
Оба они — размазня! Чортъ ихъ дери! не хочу ]і вспоминать
о нихъ!
Сколько разъ онъ дав кричать ііовдуръ и
такъ стукнулъ кулакомъ по забитому окошечку, что оно полетѣло к ъ противоположной стѣпѣ.
— А х ъ ты, мерзавецъ этакій!—злился солдатъ; и поставивъ
фонарь па полъ, со злобой сталъ онъ отпирать колодку, такъ
какъ Бовдуръ все не переставалъ стучать. Н о какъ только солдатъ немного пріотворилъ двери и наклонился, чтобы поискать
фонарь, Бовдуръ растворилъ и х ъ совсѣмъ и стиснутымъ кулакомъ, что есть силы, ударилъ солдата межъ глазами: тотъ переііувырнулся, упалъ безъ памяти на полъ, а фонарь изъ его рукъ
выпалъ, ])азбился іг погасъ.
— Я тебѣ, собака, говорилъ—отвори! А ты не торопишься!
Ну, вотъ тебѣ!—приговаривалъ Бовдуръ, держа дверь настежь.
— Караулъ! Спасите! Газбой! Караулъ!—заревѣлъ солдатъ.
Прибѣжали полицейскіе съ фонарями.
— А х ъ ты, проклятый Бовдуръ, что ты тутъ дѣлаешь? —
вскричали они, бросаясь к ъ ному.
— Мачку свѣчу
этому свинтусу!—отвѣтилъ Бовдуръ спокойно.—Пусть возится немного скорѣѳ!
Полицейскіе, точно звѣри, бросились на Бовдура, но тотъ
однпмъ прыжкомъ спрятался отъ нихъ въ каме])у. Толпа съ фонарями за нимъ. Но какъ только давно невиданный свѣтъ упалъ
я^елтымъ пятномъ на середину каме])ы, полицейскіе остано*) На ворош'комъ жаргоііѣ—оплеуху даю.
—
144
—.
точно вкопанные, и невольно вскрикнули. Посреди камеры,
истекая кровью, лежалъ трупъ Андрея, а возлѣ него, наклонившись, стоялъ на колѣняхъ Бовдуръ и мочилъ свои руки въ его
крови.
— Господи, что тутъ такое?—вырвалось у всѣхъ изъ груди.
— Это я, это я сдѣлалъ,—говорилъ сквозь зубы Б о в д у р ъ . —
Н е вѣрите? Б о т ъ ножъ, смотрите, его собственный!...
— И за что ты, разбойникъ, убилъ его?—спросилъ Панько.
Н о Бовдуръ не отвѣчалъ на этотъ вопросъ, точно не слышалъ
или не понималъ его. Онъ стоялъ надъ трупомъ и всиатрива.іся
въ его блѣдное и послѣ смерти прекрасное еще лицо. И удивительная перемѣна дѣлалась съ Бовдуромъ. Его собственпыя черты,
казалось, смягчались, усиокоивались... И з ъ . глазъ исчезъ блескъ
свѣтяиі,ейся гнили... Мрачныя, сердигыя складки на лицѣ выравнивались... Казалось, будто человѣческій духъ сызнова вступаетъ
въ это тѣло, которое до сихъ поръ было обителью какого-то
бѣса, какой-то дикой, звѣриной души. И вдругъ слезы градомъ
покатились изъ глазъ Бовдура... Онъ припалъ лицомъ къ кровавому лицу Андрея и тяжело-зарыдалъ.
— Братецъ мой! Что я съ тобою сдѣлалъ! З а что я тебя
жизни лишилъі Святая, ясная душенька, прости меня, звѣря!
Что я сдѣлалъ, что я сдѣлалъ! Господи, что я сдѣлалъ!..
Съ минуту еще стояли арестанты и полицейскіе, словно заколдованные, надъ этой потрясающей картиной и слушали причитанія Бовдура. Н о тотчасъ немного спохватились.
— Собирайся!—обратились они к ъ нему.—Тебѣ ужъ тутъ
не мѣсто. Пора перейти на новую квартиру. Теперь не время
плакать!
Бовдуръ поднялъ глаза и сердито, болѣзнеино взглянулъ
на нихъ.
— Проклятье на васъ, палачи!—сказалъ онъ.—Смотрите!—
и онъ приложилъ руку къ зіяющей ])анѣ Андрея, дѣля ее ладонью понерекъ па двѣ половины,—смотрите, вотъ ото моя половина, а котъ это ваніа! Это моя, а это ваиіа! Н е бойтесь,
здѣсь я заплачу за обѣ, но тамъ есть епі,е Г>огъ, сн])аведливыи,
онъ сумѣетъ распознать, какая моя половина, какая ванга!..
Брякнули желѣзные кандалы и Бовдуръ, пе сопротивляясі.,
ВИЛИСЬ,
—
145
—
далъ себя заковать въ нихъ. А тѣмъ временомъ арестанты к р е стились и произносили надъ трупомъ молитвы, только Мытро
плакалъ в ъ уголку. Стебельскій сидѣлъ на своемъ обычномъ мѣстѣ, модчалъ-молчалъ, а потомъ, точно не своимъ голосомъ,
произнесъ:
— Quidnam domine? Diem s u p r e m u m obiisti? *)
H e слыша на этотъ вонросъ отвѣта, онъ обернулся к ъ В о в дуру и, показывая на него рукою, сказалъ:
— P e r e a t homo, crescat h u m a n i t a s ! **)
Н о не будучи въ состояніи прослѣдить на лицахъ окружающихъ ни похвалы, ни упрека своей мудрости, онъ повернулся
лицомъ к ъ стѣнѣ и легъ спать.
Коломыя, 17—20 юня 1870.
*) Что госііодиііъ':' Умѳръ?
•*) Пусть ііогіібнетъ человѣкъ, но пусть растетъ чемвѣчество.
10
г . :.
Н а другой день утромъ Ю д к а долго совѣщался со своей
Малкой, бѣталъ куда-то к ъ сосѣдямъ, а потомъ, около полудня
позвалъ Слымака къ себѣ въ спальню, заваленную перинами и
почти совершенно темную.
— Знаешь что, Слымакъ, есть для тебя работа.
— Какая?
— Легкая работа, столярная. У тебя есть какіе - нибудь
инструменты?
— Д а , кое-что есть: пара струговъ, буравчикъ и тоноръ.
— Н у , хорошо. Б у р а в ч и к ъ моасешь продать, буравчика пе
нужно. Н у ж е н ъ только гтругъ, топоръ и пила.
•) Малка, дай ему грязную дерюжку подъ голопу.
—
167
—.
— А что же это за работа только со стругомъ, топоромъ
и пилкой]
— Легкая работа, Слымаку. Будешь отругать ручки к ъ рааішмъ вещамъ, колышки, такъ вообще всякую мелочь. Даже верстака столярпаго не нужно, молшо на бочарномъ; будешь себѣ
сидѣть да все свою работу дѣлать.
— А ночемг"? Сколько заплатите?
— Заплатите, Олымакуі З а что тутъ платить? Слушай, что
я тебѣ скажу! У тебя нѣтъ квартиры, правда?
— Нѣтъ.
— Н у , -я тебѣ дамъ квартиру, вотъ здѣсь, на дворѣ. Тихо
тебѣ будетъ, спокойно, только сиди себѣ и работай. Слышишь?
А ѣсть тоже будетъ что, и стружки твои; конечно, стружки!
толстыя ш,епки—мнѣ. Ну, а какія-нибудь тряпки есть у тебя, а?
— Д а , кое-что есть.
— Ну, это хорошо. Когда нужно будетъ, такъ и это найдется. Дерюжку дамъ на постель, ну, двѣ пачки табаку въ недѣлю и каждую субботу по шкалику водки. Согласенъ, Слымакъ?
— Д а что дѣлать, пусть и такъ будетъ,—сказалъ мрачно
Слымакъ и опустилъ голову съ такимъ печальнымъ выраженіемъ,
точно ему на шею падѣлп тяжелое ярмо, изъ котораго ужъ никакая сила не въ состояпіи его освободить.
Ш.
Снова минуло десять лѣтъ. Пріѣздъ цесаря лѣтомъ 1 8 8 0 года
собралъ въ Борислапъ .тысячи народа со всеіі лежащей у горъ
окрестности. Пошелъ и л. Утромъ погода была прекрасная, весело разговаривая, шелъ я съ кучкой зшікомыхъ кі>сстьянъ, любуясь чудными окрестностями и густыми овсяными копнами, которыя, точно звѣзды на небѣ, видніілись кругомъ па поляхъ.
Однако, недалеко отъ Борислава иасъ захватилъ дождь, густой,
пропизивающій, такъ что, когда мы доніли до Борпслава, мы
всѣ промокли до послѣдпей нитки, а особенно дрожалъ отъ холода я, такъ какъ собрался въ до])огу въ одной только блузѣ
изъ сѣраго полотна. Понятно поятому, что при такихъ скверныхъ
—
168
—.
условіяхъ совсѣмъ не до того было, чтобы заглядываться на
вѣнки, на тріумфальныя .ворота съ надписями, на тысячи флаговъ и тысячи празднично-разодѣтыхъ евреевъ, которые, несмотря
на непогоду, густыми толпами сновали по улицѣ, гордо улыбаясь
и ропща на Бога, который испортилъ имъ „ихъ праздникъ",
стоившій такъ дорого. Я и мои товарищи не долго шатались по
грязнымъ улицамъ; холодъ и дождь принудили насъ скорѣе поискать сухого пристанища. Мы вошли въ первый шинокъ, сейчасъ же за тріумфальными воротами. Это былъ шинокъ Юдки
Маультроммеля.
Некрасивая, какъ ночь, сморщенная еврейка стояла за при г
лавкомъ, хотя сегодня по случаю праздника никого кромѣ насъ
не было въ шинкѣ. П о шинку расхаживалъ подошедшій еврей съ
славнымъ (5рюшкомъ, въ атласномъ кафтанѣ, опоясанномъ праздничнымъ шелковымъ поясомъ, съ „штрамелѳ" на головѣ. Н а его гладкомъ, лоснящемся, хотя и желтомъ лицѣ виднѣлось спокойствіе и
удовлетвореніе. Это былъ Юдка.
Я обогрѣлся немного и вышелъ во дворъ. К ъ нему со всѣхъ
сторонъ прилегали глухія стѣны сосѣднихъ домовъ и сараевъ,
нсначканныхъ желтой глиной. Дворъ былъ похожъ- на большую
клѣтку, грязную, запущенную, гнилую и вонючую до нельзя. П о срединѣ стояла бо-тьшая куча мусору и всякихъ нечистотъ. Н а право, въ углу возлѣ шинка, и находился узенькій проходъ на
улицу, черезъ который потокомъ текла вода на низкій, точно яма,
дворъ. Н а другомъ концѣ выходъ ей былъ отчасти загражденъ.
Таиъ, прижатый къ глухой стѣнѣ какого-то длинаго строенія,
стоялъ не то сарай, не то будка съ прогнившей крышей и черными, некрашенными, во многихъ мѣстахъ дырявыми стѣнами.
Между шинкомъ и будкой находился только узенькій проходъ для
воды, но набѣгаюпі,ій потокъ не могъ вмѣститься въ немъ 'и залилъ почти всю половину двора широкимъ озеромъ грязной, бурой воды. Особенно возлѣ будки, какъ самаго низкаго мѣста во
вгемъ дворѣ, накопилось больше чѣмъ гдѣ-либо воды, и большой
потокъ ея пробирался, сквозь щелки въ потрескавшихся две])яхъ
и подъ прогнившимъ порогомъ, внутрь. Едипствениое узенькое
окошко, съ выбитыми съ давнихъ поръ стеклами, было заклеено
ііожелтѣвпіей отъ солнца и дождя бумагой. В ъ будвѣ бы.то тихо,
—
169
—.
к а к ъ въ гробу. Дождь то шелъ, то опять переставалъ. Съ улицы
въ эту клѣтку долеталъ глухой крикъ .и шумъ; но рѣшительно
ничто на этомъ отвратительномъ дворѣ не показывало, что сегодня въ Бориславѣ праздникъ, что все это жилище принарядилось сегодня по-праздничному, чтобы привѣтствовать достойнѣйшаго гостя. Старая, гнилая и мерзкая будничность царила здѣоь
•спокойно и ненарушимо.
Съ минуту стоялъ я нодъ навѣсомъ, осматриваясь кругомъ,
когда вдругъ я замѣтилъ, что съ правой стороны, черезъ узкій
нерелазъ продвинулась небольшая, лѣтъ восьми дѣвочка и робко,
вопросительно посмотрѣла на меня.
. — Чего тебѣ, дѣвочка?—спросилъ я.
— Я приБіла къ дѣдушкѣ.
— К ъ какому дѣдушкѣ?
— А вотъ здѣсь,—она показала на развалившуюся б у д к у —
тутъ дѣдушка Слымакъ. Онъ мнѣ не дѣдушка. Я его называю
такъ только. Я приш.іа узнать, что съ нимъ. Н е знаете, онъ
здѣсьі
— Н е знаю, дѣвочка. А онъ выходитъ куда-нибудь?
— Нѣтъ, не выходитъ. Н о дѣдушка говорилъ позавчера,
когда я у него была, что Юдка его хочетъ удалить.
— Удалить? За что жеі
— Д а , видите, дѣдушка уже старъ, но можетъ работать.
— А что же онъ тутъ дѣлаетъ?
— Д а вотъ: ручки, колышки. Сколько помню, онъ все это
дѣлаетъ; мамупя говорила, что уже лѣтъ десять.
— А ты вчера не была у него?
— Д а не была, потому что моя мамуня тоже была больна,—
т а к ъ я должна была сидѣть іюзлѣ нея. Только сегодня ей стало
немного легче, такъ я отпросил.ась къ дѣдунікѣ. И мамуня говорила, чтобы я пошла, можетъ, дѣдунікѣ нулсно что-нибудь принести или что, потому что у дѣдушки болятъ ноги и онъ но можетъ
выйти. А если не нужно ничего, то чтобы сейчасъ вернулась,
— Ну, хороню, такъ иди, посмотри.
Дѣвочка пусти.іась идти, но остановилась, увидѣвъ нередъ
дверьми громадную лужу.
— Ой-ой-ой, каііъ тутъ перейти? Смотрите, сколько воды—
как'ь і)ѣка!
—
170
—.
— Постой, я тебя перенесу,—сказалъ я, и, взявъ дѣвочку
па руки, вступилъ въ луяіу. Бредя чуть не по колѣии въ водѣ,
я дошелъ до дверей и отворилъ ихъ. Страшная картииа представилась пашимъ глазамъ. Будка вся стояла въ водѣ. Кругомъ черпыя, голый стѣны, сквозь которыя тамъ и сям7> просвѣчивалъ сѣрый дневной свѣтъ. Бозлѣ дверей стоялъ старый бочарный верстакъ, на немъ стругъ, пила, топоръ и куча недостроганныхъ
кусковъ досокъ. А въ углу, также почти совсѣмъ въ водѣ,
высокая -куча перегнившихъ въ навозѣ стружекъ,
а на
этой кучѣ, зарытый до половины въ этоиъ навозѣ, еле покрытый старыми черными тряпками, лежа-іъ человѣкъ, синій, тощій
какъ щепка, съ выраженіемъ страшной боли и какой-то грустя
на сморідеппомъ лицѣ. Это былъ Слымакъ, или, вѣрнѣе сказать,
только трупъ Слымака!.. Холодомъ повѣяло на меня. Десять лѣгь
въ такомъ аду! И здѣсь жилъ человѣкъ! — вертѣлись отрывочныя мысли въ моей головѣ. А дѣвочка тѣмъ временемъ бросилась будить старика, но увидѣвъ, -что дѣдушка холодный и какой-то страшный, громко вскрикнула и бросилась на дворъ. В ы шелъ и я за ней. Н о крикъ дѣвочкп никого не привлекъ к ъ
трупу.
В ъ ту же минуту, тѣсно сбитыя толпы народа подняли на
улицѣ оглушаюпі,ій крикъ:
— Виватъ! Д а здравствуетъ нашъ отецъ! Д а здравствуетъ!
Это означало, что достойнѣйшій гость находился на улицахъ
Борислава.
Небо прояснилось, очистилось отъ бурыхъ тучъ и бросило
ихъ въ уголъ, словно жалкія нищенскіл лохмотья, чтобы вмѣсто
нихъ показать свое голубое, праздничное платье.
Виватъ! виватъ!—гудѣло по всему Бориславу, гудѣло и:п.
тысячи устъ, а старикъ Слымакъ въ это время безгласно, печально, лежалъ въ своей гнилой берлогѣ, въ этой отвратительной
скорлупѣ, въ которую его забросила человѣческая жадность и
изъ которой его освободила только послѣдняя доброжелательница—смерть.
Львонъ, R'l. ппііарѣ 1881 г.
ХОРОШІЙ .ЗАРАБОТОКЪ
• - ^-ц'Г ' • чі- •
" ^ і- .
„• •
, -5,,.
•.
• 1 'і . h
.
.у-'
I t •
.1
'
•
•
'- .«('Г^ '
••
•y.r
•ІІ;
(
.' X
- >t
•'•"Mr'-
-У '
•к^ - -
Я)in •
• Я-'.
ІУІ
I
Х0Р0Ш1Й ЗАРАБОТОКЪ.
I я бѣденъ. Земли у меня нѣтъ ни ломтика,—всего имущества
у меня хата, да и та ветхая. А тутъ жена, дѣтокъ двое,—дай
имъ Б о г ъ здоровья; нужно чѣмъ-нибудь жить, нужно какъ-нибудь на свѣтѣ держаться. Д в а мальчика у меня—одинъ—четырнадцати, а другой — двѣнадцати лѣтъ — пастухами у добрыхъ
людей, и за это они получаютъ пищу и кой-какую одежонку. А
жена п р я д е т ъ — т о ж е кое-что заработаетъ. Н у , а у меня, старика,
какой заработокъ? Схожу въ срубленный лѣсъ, нарѣжу березовыхъ
нрутьевъ и сдѣлаю мѳтелокъ, а въ понедѣльникъ возьмемъ съ
женою по связкѣ на плечи да на базаръ въ Дрогобычъ. Небольшой
отъ этого и заработокъ,—по три, четыре крейцера за метлу,—
да еще нужно помѣщику за прутья заплатить, ну, такъ не много
и останется. Н о что подѣлаѳшь,—нужно зарабатывать, нужно
какъ-нибудь перебиваться.
Д а и что за жизнь у насъ! Картошка да борщъ, иногда
какая-нибудь крупа, да хлѣбъ, какой случится: ржаной, такъ
1»жаной, а если ячменный или овсяный, то и за это Бога благодаримъ. Лѣтомъ еще полъ-бѣды. Можно кое-что заработать;
то на пасѣкѣ поработаешь, то въ саду постережешь, возлѣ сѣна
или споповъ поработаешь, а нѣтъ, такъ съ сачкомъ пойдешь на
рѣчку, рыбу какую-нибудь поймаешь, или на разсвѣтѣ грибковъ
разныхъ изъ лѣса нанесешь,—ну, а зимою всего этого нѣтъ. Что
—
174
—.
за лѣто заработаешь, тѣмъ и перебиваемся, а иногда просто пухнемъ съ голоду.
Ну, видите, а еще нашелся добрый человѣкъ, который позавидовалъ и нашимъ достаткаиъ! Дескать, много у тебя добра,
старикъ, растолстѣешь черезчуръ, разгуляешься! Т а к ъ вотъ
на тебѣ! И такое устроилъ, что Господи, твоя воля!
Слушайте, какъ это было.
Иду я однажды по городу съ палкой на плечахъ, на
которой висятъ связанныя вмѣстѣ метлы, иду и оглядываюсь
кругомъ, не позоветъ-ли кто и спросить: „Эй, а почемъ метлы?" —
А народу много кругомъ,—понятно, день торговый. Оглядываюсь,
вижу, идетъ сзади меня какой-то господинъ, горбатый, съ головой какъ у совы, а глаза у него сѣрые, и недобрые, какъ у
лягушки. Идетъ и все на меня посматриваетъ. Я остановился,
думаю, можетъ, чего-нибудь хочетъ, а онъ ничего,—тоже сталъ
и смотритъ въ другую сторону, точно ему дѣла нѣтъ до меня.
Иду я дальше, онъ снова за мною. Мнѣ сдѣлалось какъ-то нехорошо.—А, отвяжись ты, бѣда, отъ меня! ~ думаю себѣ,—что
это такое?—'Когда тутъ еврейка сбоку кричитъ:
— Эй, почемъ метлы?
— П о пяти,—говорю.
— Нѣтъ, какъ по пяти? На-те вамъ три.
— Давай четыре!
— Нѣтъ, три.
— Нѣтъ, четыре.
Сторговались мы за три съ половиною крейцера. Я свою в я ванку съ плечъ, развязываю спокойно, даю еврейкѣ метлу, —
какъ вдругъ и горбатый господинъ ко мпѣ.
— Почемъ метелки продаете?—спрашиваетъ меня.
— П о пяти крейцеровъ, господинъ,—говорю,—купите, метелки хорошія.
Опъ взялъ одну, попробовалъ...
— Такъ, такъ,—говоритъ,—нечего сказать, хорошія. А вы
откуда?
Изъ Монастырця.
. — Такъ, такъ, изъ Монастырця. А вы часто метелки
продаете?
—
175
—.
— Нѣтъ, не часто. Р а з ъ въ недѣлю, по ионѳдѣльникамъ.
— Ага, ага, каждый понедѣльпикъ! А много такъ, въ одинъ
лонедѣльникъ продаѳтеі
— К а к ъ случится, иногда я и жена распродаемъ все, что
зшнесемъ, а иногда и нѣтъ.
— Гм., такъ вы и съ женою! Оба, значитъ,' по такой
связкѣ выносите?
— Д а , такъ. Иногда по такому, иногда и но большему.
— Ага, ага! А много за недѣлю можете метѳлокъ сдѣлать?
— Д а столько, сколько потребуется. Лѣтомъ продается
меньше, такъ меньше и дѣлаемъ. А осенью и зимой больше этого
товара идетъ.
— Такъ, такъ, разумѣется! Потому, видите-ли, я поставні,икъ въ цесарскіе магазины, то мнѣ нужно было бы такихъ
метелокъ много, такъ штукъ сто. Могли-бы вы на той недѣлѣ
сѵЬлать мнѣ сто метелонъ]
Я подумалъ немного и говорю: — Почему нѣтъ, сдѣлаю.
А куда вамъ принести?
— Вотъ сюда,—говоритъ господинъ, и показалъ на одинъ
д о м ъ . — П о помните, принесите. Я вамъ сейчасъ и заплачу. А
почемъ, говорите, одна?
— Д а улгъ если вы столько берете сразу, то я спущу
дешевле, и по четыре.
— Нѣтъ, ігЬтъ, пѣтъ, не нужно, не спускайте! Я заплачу
и по пяти!
— JI,afl Богъ вамъ здоровья!
— Н у , ну, будьте здоровы! Только помните, отъ сегодняшнлго дня чѳі)езъ недѣлю приходите!
Съ этими словами госнодинч. шмнгнулъ куда-то, а я остался.—
Вотъ такъ, думаю,—какой добрый господинъ, даже не торгуется,
іі на такую сумму заказываетъ метелокъ! Д а , вѣдь, это будетъ
цѣлыхъ пять гульденовъ. Господи! А я, прости Господи, уже
началъ было худое о немъ думать, когда онъ вотъ такъ шагъ
за ніагомъ ходилъ за мною. 11у, дай ему, Господи, долгой жизни!
Х о т ь разъ хорошо заработаю!
])ЫСтро бросился я за своею старухой. Распродали мы свой
товаръ, купили соли, снпчекъ, чего тамъ еще' было нужно и
—
176
—.
Говорю я старухѣ, что вотъ такъ и такъ—заработокъ хорошій
попался, будетъ чѣмъ и подати заплатить, да еще и для нея
на зиму подмога будетъ. Она тоже обрадовалась.
— Нужно будетъ—говоритъ—взяться обоимъ, а то ты одинъ
за недѣлю не сдѣлаешь всей работы. Т а к ъ я ужъ свое все отложу!
Хорошо. Т а к ъ разговаривая, шли мы чуть не бѣгомъ домой,
чтобы, видите, времени не потерять.
В ъ тотъ же день мы набросились на работу, какъ на горячій
борщъ. Прутьевъ нанесли цѣлую скирду,—фабрика въ хатѣ! Я
вѣтки обламываю, старуха листья обрываетъ, такъ что кожа съ
ладони слѣзаетъ, потрмъ я толстые концы ножикомъ отрѣзаю,
складываю, вяжу, кипитъ работа. Пришло воскресенье—цѣлая
сотня метелъ готова и въ связки по двадцати пяти штукъ связана. Т а к ъ уже и прилажено, что каждый изъ насъ беретъ по
двѣ такихъ связки: веревка черезъ плечо, одна вязанка на груди,
а другая на плечахъ виситъ. В ъ понедѣльникъ беремъ мы по
доброй палкѣ въ руки, связки на себя—мііршъ въ городъ! Ж а р а
такая, что Боже упаси! П о т ъ такъ ручьемъ и льется, въ горлѣ
пересохло, ну, да что подѣлаешь! Зарабатывать, такъ зарабатывать.
Приходимъ въ городъ, всѣ евреи на насъ глаза вытаращили.
Что это,—не видали еще, чтобы кто когда-нибудь такія большія
вязанки несъ.
— Слушайте, эй,—насмѣхались они,—гдѣ вы лоніадей продали, что сами повозку прутьевъ тащите?
— Эй, э й , — к р и ч а т ъ другіе,—а у кого это вы березовый
лѣсокъ купили"? Или вы на продажу лѣсокъ березы съ бабою въ.
городъ принесли? Сколько хотите за лѣсокъ березы?
А мы ничего. Еле дышимъ, а идемъ, глаза на лобъ выскакиваютъ. Кое-какъ добрались до того дома, гдѣ господинъ велѣлъ
ожидать. Приіпли мы к ъ крыльцу и бухъ вязанками на землю,
и сами какъ мертвые попадали на нихъ—задыхаемся такъ, что
даже языки вытянули. Нѣтъ, нѣтъ, какъ вдругъ окно с к р и и ъ , —
нашъ господинъ выглядываетъ.
— А г а , — г о в о р и т ъ , — э т о вы?
— Д а , это я съ метлами.
— Xopouto, я сейчасъ къ вамъ выйду.
ДОМОЙ.
—
177
—
Заііеръ окно. Мы жделъ. Наконецъ, онъ вышелъ.
— Н у что-жъ вы, принесли метелки?
— Такъ, сто, какъ вы велѣли.
— Ага, ага, это хорошо. Но, знаете ч т о , — я ихъ теперь но
возьму, пусть онѣ у васъ побудутъ нѣкоторое время, а то можете ихъ и продать... А когда мнѣ понадобятся, я вамъ передамъ. А теперь вотъ вамъ эта записка, покажите ее войту, онъ
ужъ вамъ скажетъ, что вы должны сдѣлать.
— Б а , какъ же это?—говорю я . — В ѣ д ь , вы заказали, а теперь не берете?
— Нѣтъ, не беру,—говоритъ онъ ласково,—потому что
мнѣ теперь не нужно. Н о вы но бойтесь, я о васъ не забуду. Вотъ
вамъ эта записка, возьмите!
— Н а что мнѣ ваша записка? Что я съ нею сдѣлаю?
— Возьмите, возьмите,—говоритъ о н ъ . — А впрочеяъ, если
не хотите, то какъ угодно. А теперь идите себѣ съ Богомъ!
Я уже, правду говоря, хотѣлъ распустить свой языкъ, когда
онъ вдругъ повернулся и шасть назадъ въ домъ. Мы остались,
точно насъ водою окатили. А потомъ, что дѣлать, забрали метлы
и поиіли на базаръ, чтобы хоть что-нибудь распродать.
Недѣлю спустя зоветъ меня в о й т ъ , — Ч т о за бѣда?—Думаю
себѣ. Прихожу, а войтъ смѣется и говоритъ.
— Ну, дѣдупіка Панько (меня всѣ зовутъ дѣдушкой, хотя
я не такъ еще п старъ), у меня для тебя хорошая вѣсточка!
— К а к а я вѣсточка?—говорю я удивляясь.
— А вотъ какая, смотри!—и вынулъ бумагу, ту самую,
которую мнѣ тотъ господинъ тогда давалъ, развернулъ ее и
стал'ь читать что-то такое, изъ чего я ничего не нонялъ, кромѣ
своего собствепнаго имени.
— Д а что тутъ такое сказано?—спрангиваю.
— Сказано, дѣдуніка, что ты большой богачъ, по сто метелокъ еженедѣльно нродаепіь, деньги лопатой загребаешь, и
веліию поставить тебѣ вотъ эту пьявку.
— Какую пьявку?—спрашиваю я, не вѣря своимъ ушамъ.
— Вогі. йтотъ ліісточеісь, голубчикъ".
— Листочекъ? Д а какой лнсточекъ? Д л я кого?
— Эй, дѣдушка! Не притворяйся глухимъ, слышишь, вѣдь!
12
—
178
—.
Конечно не для меня, а для тебя! Долженъ нлатить промысловаго налога пять гульденоцъ ежегодно.
— П я т ь гульденовъ ежегодно? Господи! Д а за что?
— З а метлы! Слышишь, господинъ иодатной инснекторъ заиисалъ тебя и говоритъ, что ты по сто метелъ въ недѣлю продаешь.
Я остолбенѣлъ, какъ тотъ Сииеонъ Столпнпкъ, который, говорятъ, пятьдесятъ лѣтъ на одномъ мѣстѣ какъ столнъ стоя.іъ.
— Господинъ войтъ, говорю я немного погодя, — я не
буду платить.
— Обязанъ!
— Нѣтъ, не буду!... Что вы мнѣ сдѣлаете? Что голый за
пазуху спрячетъі Вѣдь вы знаете, что на метлахъ я и за цѣлый
годъ еле-е.че пять гульденовъ заработаю.
— Что мнѣ за дѣлоі Господинъ податной инспекторъ долженъ это лучше знать! — говоритъ войтъ. — Мое дѣло получить
подать, а не хочешь платить, то я экзекутора пришлю.
— Овва, посылайте, хоть сейчасъ! У меня экзекуторъ издохнетъ раньше, чѣмъ что-нибудь найдетъ.
— Н у такъ продадимъ хату и огородъ, а васъ на всѣ
четыре стороны. Цесарское не должно пропасть!
Я застоналъ, словно меня ножемъ ударили.
— А, видишь,—^говоритъ войтъ. — Ну, что, будешь платить?
— Буду,—говорю, а самъ все свое думаю.
Прошло три года. Я не плати.чъ ни крейцера. Еогда приходила экзекуція, то мы съ бабою прятались въ лозѣ, словно
отъ татаръ, а хату запирали. Экзекуторы придутъ, постучатъ,
выругаются и отправятся дальше. Д в а раза хотѣли насильно
забраться въ хату, но оба раза добрые люди отпросили. Н о на
четвертый годъ сорвалось. Н и просьбы, ни п.чачъ не помогли.
Недоимокъ на миѣ накопилось что-то гульденовъ двадцать. П р и казали изъ города сейчасъ же заплатить деньги, а если нѣтъ,
то хату пустить съ публичнаго торгу. Я уже не убѣгалъ никуда, вижу, что ничто не поможетъ. Ну, да что? Назначили
ііукціопъ, оцѣпили все мое добро ровно въ двадцать гульденовъ.
Наступаетъ этотъ день, барабанятъ, зоиутъ покупателей... „ К т о
—
179
—.
дастъ больше"1 — Эхъ, когда никто и столько не даѳтъ. Десять....
двѣнадцать... еле-еле вытащили на пятнадцать, и за это и продали. А я въ хохотъ, и говорю войту:
— А видите, я васъ провелъ! Развѣ я вамъ не говорилъ,
что голаго не ограбишь!
А войтъ ко мнѣ: — Пусть тебя, дѣдушка, чортъ возьметъ!..
Н а какія штуки пустился!
Нашу хату купилъ еврей Іона на хлѣвъ для телятъ, а .мы
съ бабою, какъ видите, теперь нанимаемъ квартиру. Снова по старому живемъ, пока Богъ вѣку дастъ. Она прядетъ, мальчики
чужую скотину пасутъ, а я метлы дѣ.таю, и кое-какъ живемъ и
безъ налога.
-
.•:
.
' •.••Ч'ягй.я'н еиЛ
-.«•гч/и
Ж"
у, ••/'.
I •
t
• тг'!
.fsrmt-tfp
"
'
'
•
МУЖИЦКАЯ РАСПРАВА.
m
л
\ А ГІІ ^ - Т ^ А f^ f t * »
.. ^
h m
«с.
й ф ^
ш
Г
A
Ш:
Ш
шт
Lvvvr]
ѣа
Мужицкая расправа.
I.
Э, что вы, молодые яндрусы *), толкуете!... П о городу тротуарами ходятъ да лапти треплютъ
— в е л и к а штука! А поймаіотъ ха,трак.и
то толсе что? Приведутъ в ъ участокъ, у д а рятъ тамъ или не ударятъ, и коноцъ. Вотъ бы вамъ... Д а
куда вамъ! Отъ одного разсказа по сиинѣ мурашки забѣгаютт).
Развѣ вы знаете, что такое муліицкая расправа'? Вотъ бы этакому бѣлоручкѣ въ мужицкія руки попасться! Узналъ бы, почемъ
перецъ.
Я о себѣ не говорю. Были такіе, что еш,е и похуже моего
видали. Н о и я кое-что видѣлъ. Н у , да что, такая ужъ, видно,
человѣку липія вышла. Или отъ судьбы, или отъ злыхъ л ю д е й - кто его знаетъ? У ж ъ такова моя жизнь. Вотъ уже двадцатый
годъ в ъ тюрьмѣ сижу, а вы какъ думаете, что это пальцемъ
кивнуть? А выпустятъ, я опять долженъ буду по прежнему—по
чужимъ амбарамъ інарить. Долженъ буду, такъ какъ что же мнѣ
дѣлать, чѣмъ жить? Ремесла я никакого не зна'ю, земли нѣтъ,
на работу меня никто но ирипимаетъ, только одно и остается,
что бухацкая
компанія. А это тоже быстрый конь — день
На воровскомъ жаргон'!*)—порт..
**) Кошельки изъ кармановъ тащатъ.
**•) Полицейскіе.
**••) Воровская.
—
184
—.
иоѣдешь, а потолъ упадешь, и опять сюда. Да'^ еще если сюда,
то ничего. Приходилось не разъ и солоно п горько, а особенно,
когда мужикамъ въ руки попадешься. Тогда ужъ проси не проси,
л.іачь не плачь,—ничто не поиожетъ.
Вотъ какъ-то разъ я въ однозіъ селѣ—въ какомъ и гдѣ,
ваиъ знать незачѣмъ—обработалъ одного богатаго мужика. Р а боты было достаточно. Амбаръ былъ полонъ всякаго добра. Мы
этого не ждали, пришли съ голыми руками. Одинъ изъ насъ, родомъ изъ того-же села, показывалъ намъ дорогу. Трое насъ
было въ этомъ дѣлѣ: забрали мы, что могли, что было .чегче
вынести, подѣлились да давай Богъ ноги! Вдругъ, бросились мужики, напали на слѣдъ—ужъ какъ и куда, это вамъ также не
интересно з н а т ь — д а за мной! В ъ трехъ миляхъ отъ села поймали.
Наступала осень. Съ по.іей еш;е свозили овесъ, начинали
копать картофель. Народу въ поляхъ было не много. Погода
хорошая, солнышко припекаетъ. Связали мігЬ руки назадъ, трое
гонятъ меня по большой дорогѣ.
Нагоняемъ солевозовъ съ кладью.
— Д а й Боже!
— Д а й Боже!
— А куда это вы пріятеля ведетеі — показываютъ они на
меня.
— Хорошій человѣкъ,—говорятъ мои хозяева—амбарный.
— А, такъ! Ну, не мѣшало бы ему дать на память, — говоритъ одинъ изъ солевозовъ.
— 9то, конечно, безъ этого не будетъ.
— А, можетъ, позволите нам» и отъ себя кое-что прибавить.
— К а к ъ ваша милость хочстъ,—отиѣчаютъ мои, смѣясь.
Одинъ изъ нихъ, который шелъ у самаго послѣднлго воза,
говоритъ ко мнѣ:
— А ну-ка, миленькій, остановись!
Л остановился. Онъ подкачалъ мнѣ штаны немного повыше
колѣнъ и подвязалъ ихъ веревочками.
— Ну, теперь трогай!—сказалъ онъ и пустилъ меня впереди
себя мимо повозки. Едва я сдѣлалъ пару шаговъ, какъ вдругь
точно змѣя впилась въ обѣ ноги. Солевозъ, что ость мочи хлостпулъ меня кпутомъ по ногамъ, такъ что л подскочилъ отъ боли.
—
185
—.
— Скачи, голубчикъ! — крикнулъ солевозъ, н засмѣялся, а
всѣ за нимъ. Проволочный кнутъ, вдобавокъ eD^e съ узлами, рѣзалъ мое тѣло, какъ острый ножъ!... А узлы словно пьявки впивались въ мясо... Я скорѣе къ другому возу, — д р у г о й солевозъ
такъ-же. Я мимо третьяго — этотъ тоже. Шесть ихъ было, и
пока я минулъ всѣ возы, мои ноги были ііорѣзаны точно ножами,
а кровь заливала слѣды. Эхъ, запомнилъ я этихъ со-чевозовь,
узналъ я потомъ, въ какомъ селѣ такіе .ювкачи родились, и
ужъ наііомнилъ я имъ о себѣ!... А мои хозяева въ хохотъ и
похваливаютъ солевозчиковъ, что они такъ удачно придумали.
— О, мы съ такими господами умѣемъ обходиться!—хвастался
о д и п ъ . — В и д и т е , худого ему ничего не будетъ, а помнить будетъ.
Х а , хн, ха, ха!...
II.
Еще за долго до вечера пришли мы въ село. Ведутъ меня
к ъ войту. Приходимъ,—нѣтъ дома, въ поле поѣхалъ. Только
жена войта чего-то въ сѣняхъ вертится. Посмотрѣла на меня—
и ни слова.
— А не знаете, кума,—говорятъ мои проводники—гдѣ бы
его тутъ пом-Ьстить]
— Откуда мнѣ знать? Г д ѣ і . . Помѣщайте гдѣ хотите, лишь
бы но здѣеь. Н а что мнѣ эти хлопоты?
А я стою и взглядомъ прошу, чтобы сжалилась... Я зналъ,
что, если она не оставитъ меня, то придется ночевать мнѣ у
того, у кого янобывплъ въ гостяхъ. Ну, а тамъ-то ужъ, навѣрно, добра мнѣ не будетъ.
Тѣмъ временомъ пошла вѣсть по селу: привели вора! Сейчасъ всѣ, кто только бы.іъ дома, бѣгутъ. Влѣзли на плетень,
смотрятъ, одни ругаются, другіе грозятъ, третьи такъ стоятъ.
Т у т ъ вдругъ и мой хозяинъ, тотъ, у котораго пропажа случилась, протискивается, приходитъ. Высокій, крѣикій, лицо красное,
какъ у палача. Приблизился, посмотрѣлъ на меня...
— А, это ты? Ну, будем'Ь знакомы.
.
—
18Ь
—
/1 молчу.
— Кумъ, — говорить онъ к ъ одному изъ тѣхъ, что меня
привели, — ведите его ко мнѣ, у меня ему наиболѣе безопасно
будетъ. Я ужъ его постерегу.
— Вѣрно, ведите его туда, тамъ безопаснѣе,—сказала жена
войта, стоя у д в е р е й . — А какъ только мужъ нридетъ, такъ ужт>
я ему скажу, онъ навѣдаотся.
Повели меня. А мой хрзяинъ идетъ впереди и словно скрипитъ отъ злости. Потомъ повернулъ къ забору и выломалъ
колъ.
• — Сюда его!—крикнулъ онъ, поворачивая к ъ своему двору,
и пуская меня впередъ. А когда я проходилъ мимо него, онъ
замахнулся на меня. Т а к ъ бы, вѣрно, на мѣстѣ и уложилъ,
если бъ его не удержали.
— Н ѣ т ъ , кумъ—сказалъ о д и н ъ , — т а к ъ нельзя! Убьете, такъ
еще подъ судъ попадете.
— К а к ъ , я1—крикнулъ онъ. — За такого разбойника] Д а
такого не грѣхъ и убить.
— Нѣтъ, кумъ, такъ нельзя. Поучить молено, чтобы въ
другой разъ не былъ слишкомъ падокъ до чулсого, а убить—нѣтъ.
Онъ на вашей отвѣтственности.
— Ужъ я его поучу такъ, что будетъ до вѣчнаго суда
помнить!—крикнулъ хозяинъ и, приблививліись ко мнѣ, ударилъ
кулакомъ въ переносицу. Я какъ снопъ повалился на землю, въ
глазахъ потемнѣло, я потерялъ еознаяіе...
m.
Очнулся я. Солнце на закатѣ. Я. сижу на завалинкѣ, рубашка
на мнѣ мокрая: видно, что меня водою отлишіли. Лицо распухло,
но боли не чувствую никакой, псе тѣло словно закоченѣ.то. В ъ
хатѣшумъ. Нѣсколько человѣкъ сидятъ подъ навѣсомъ, пѣсколько
на перелазѣ. Разговариваютъ и на меня поглядываютъ.
— Начальпикъ! Начальпикъ!—послніігался піумъ.
Одинъ бросился открывать калитку.
—
187
—.
Пришѳлъ войтъ, маленькій, толстенькій, добродушный съ
виду человѣкъ. Походка мелкая. В ъ рукахъ толстая, какъ
цѣпъ, черешневая палка. Подходитъ ко мнѣ.
— А что, миленькій, поймали? А что видишь! Нужно тебѣ
было это? А теперь обш,еству бѣда, нужно тебя сторожить, пока
не придетъ случай отправить въ судъ. Теперь пора рабочая, сыночекъ, нѣтъ времени.
— Господинъ войтъ,—осмѣлился я, — позвольте это время
у васъ перебыть.
— О, о, о, - воскликнулъ войтъ,—нельзя, миленькій, нельзя
у меня! Здѣсь кумъ Матвѣй не сдѣлаетъ тебѣ худого, не бойся,
побережетъ тебя. Побудь .здѣсь, сыночекъ, денекъ — другой до
воскресенья, а тамъ ужъ кумъ Матвѣй съ понятымъ отвезетъ
тебл въ городъ.
Это было въ четвергъ, значитъ, два дня еще.—подумалъ я.
Ну, что дѣлать, нуліно терпѣть.
— Ну, а теперь, сыпочекъ, встань, если я съ тобой говорю,—говоритъ войтъ.
Я всталъ.
- Иди сюда.
Л вышелъ на середину.
— Ложись, голубчикъ!
Я уставился па него.
— Н ^ что-жъ, миленькій, не слышишь, что говорю? Ложись! Я начальникъ oбп^ecтвн, ручаюсь за тебя, но имѣю право
дать тебѣ пять палокъ, пе болѣе.
Я пе слыпіалъ о такомъ правѣ, но что было дѣ.іать...
— Кумъ понятой, а ну-ко, возьмите вотъ і)ту черешенку да
дайте ему то, что ему по иі)аву слѣдуетъ!—сказалъ войтъ, и, отсчитавши пять, собрался у х о д и т ь . — А вы, к^мъ Матвѣй, стерегите
его и смотрите, чтобы съ пимъ ничего не случилось. Общество
должно ого доставить къ суду живымъ... Помните, чтобы живъ
остался! — сказалъ онъ усмѣхаясь и напирая особенно па слово
„ ж и в ъ " . — Я завтра утромті нявѣдаюсь. Оставайтесь здоровы!
—
188
IV.
Пока понятой заковыв, замѣтивъ, что мои Савка прямо
горитъ отъ нетерпѣнія и любопытства. Оглянулся нааадъ, а мой
Савка бѣжитъ вдоль забора вслѣдъ за мною. Вѣжитъ и бѣжитъ.
А до моей хаты уже недалеко; заѣха.іъ я, отворилъ илетень на
выгонъ, потомъ отворилъ ригу, заѣхалъ на токъ, вынрягъ лошадей, а возъ оставляю на току. Взглянулъ, а мой Савка трясется
подъ плетнемъ и глазами с.іѣдитъ за тѣмъ, что я буду дѣлать.
А я ничего, словно и не вижу его. Поставилъ лошадей, зада.іъ
корму, да и въ хату.
Поужиналъ я, легъ спать, и ни о чемъ не думаю. Н а другой день цроснулся я до свѣта да къ станку. И мальчика взялъ
съ собою. Сейчасъ мы круть-верть, что к ъ чему приходится,
примѣриваемъ, пробуемъ... Слава тебѣ, Господи, все у насъ какъ
по маслу идетъ! Въ полчаса и сложили и попробовали—рѣжетъ
такъ, что ну! Я словно на свѣтъ народился, зна-читъ не даромъ
деньги отдалъ! А мальчикъ такъ даже въ ладоши хлопаетъ,
налюбоваться не молсетъ машиною. В ъ минуту мы цѣлую кучу
соломы для пробы нарѣзали, возъ выкатили, и въ хату. Б л а годать!
Только что мы сѣли обѣдать, какъ вдругъ собака залаяла.
Посмотрѣлъ въ окно—го-го-го!... И войтъ, и понятой, и писа])ь,
и человѣкъ пять крестьянъ съ палками. В ъ хату не идутъ, а
стали около одного угла моей хаты, роютъ, іцупаіотъ, ипі,утъ... Что
за причина'?—думаю себѣ. Чего имъ нулсноі Хочу выйти изъ х а т ы —
какъ вдругъ изъ-за дверей слышу голосъ десятника: нельзя!
Сидите въ хатѣ!.. Что за б ѣ д а і . Сижу я . Обошли кругомъ
хату, обііачкаліісі. по колѣни, потом'ь нопілп въ сарай, вок])уі'ъ
клѣти, кругомъ риги. А я ума не приложу: что за несчастье'}
Спятили люди или, можетъ, гііабежъ какой? Накоиецъ, они входятъ въ хату.
— Десятники!—говоііиѵъ войтъ, ни привѣтствуя, ни здороваясь—станьте около него! Убѣжитъ,—вы будете в'ь отвѣтѣ!
)1 сталъ, вытараіцилъ глаза, а тутъ десятники, какъ апостолы, около меня.
—
205
—.
*
Господинъ ВОЙТЪ, i'OBOpro я , — что это значитъ?
— Гм, гм,—покряхтѣлъ ВОЙТЪ, усаживаясь на скамьѣ іі
колотя палочкою по зеялѣ. У ж ъ это мое дѣло. В ы должны молчать и отвѣчать.
— Молчать и отвѣчать?—удивлялся я . — К а к ъ же я отвѣчу,
если буду молчать?
— Гм, гм!—покряхтѣлъ снова в о и т ъ . — А скажите раньше
всего, какъ васъ зовутъ?
— Я ? Развѣ вы не знаете? Развѣ я изъ другой деревни
или что?
— Отвѣчайте!.. К т о тутъ старшій въ сѳлѣ: я или вы?
В ъ своей хатѣ я старніе всѣхъ! — вскриішулъ я разозлившись.
Это что за разбой! Я ни передъ кѣмъ ни в ъ чемъ не виновенъ,
а тутъ вдругъ на меня нападаіотъ! Господинъ войтъ, я па васъ
жалобу подамъ!..
< ^
— Хе-хе-хе!—смѣялся войтъ, а поглядите-ка, какъ держитъ себя!.. Н и . передъ кѣмъ ни въ чемъ певиновенъ! Н у , ну,
давай Боже! сейчасъ посмотримъ. А скажи-ка мнѣ, невинный
человѣкъ, куда ты дѣвалъ убитаго еврея, котораго ты вчера
ночью везъ?
— У меня словно повязка съ глазъ уігала. К а к ъ засмѣюсь
я, какъ зальюсь смѣхомъ! Будь я проклятъ, если я когдл-пибудь
со дня своего рожденія такч. хохоталъ! Елѳ-ело, говорю ваиъ,
не качался отъ смѣха.
Войтъ сталъ, словно теленокъ, унершійся въ новыя ворота.
Но сейчасъ же опять озлился.
— Кум'і., я тебѣ добромъ говоіж), не смѣііся; признайся во
і!семъ, тогда я позабочусь, чтобы тебя внсокій суд'ь по повѣсилъ,
чтобы оставилъ тсбѣ жизнь. Не отпирайся, если не' хочешь дрыгать ногами па ВИСІІЛИЦѢ.
)1 еще пуні,е захохоталъ, даліе руками за животъ ухватился.
Это вывело войта изъ терпѣніп.
— Вяжите его!—ісрикпулъ она. десятникамъ.
— Однако, господинъ войтъ!—сказа.и. я , придя немного въ
себя,—постойте, я вам'Ь во всемъ п])изнаюсь, и даже милости
ваніой па судѣ просить не буду. Чѣмъ быть повѣнійиным'ь_ за
одну ногу, такъ лучніе за обѣ!
—
206
—.
— Признаешься?
— Ну,—разумѣется!
— Ну, гдѣ же этотъ убитый е в р е й і . Еще не закопалъ его
подъ уголъі
Нѣтъ,' нѣтъ!
— Н у , такъ гдѣ же онъ?
— Лежитъ въ ригѣ.
— Иди, покажи намъ!
Взялъ я ключъ, идемъ. Смотрю, а около риги стража. Ну,
слава тебѣ, Господи!—и Савка тутъ!—Тѣмъ лучше. А народу
собралось полный хлѣвъ. Значитъ, все село уже обошла вѣсть,
что „деревянный философъ" еврея убилъ и подъ уголъ дома закопать хотѣлъ. Я иду посреди всей этой толпы и усмѣхаюсь,
а кругомъ крестьяне: шу, шу, шу!.. „смотрите, молъ, вѣшать
его будутъ, а ему все нипочемъ! Сказано, „деревянный философъ! **
Подошелъ я къ дверямъ, а десятники все вокругъ меня!
Отворилъ...
— Н у , прошу, панъ войтъ, вотъ убитый еврей!
— Войтъ посмотрѣлъ и вытараиі,илъ глаза.
— А-а-аа! Это что]
— То самое, что вчера ночью везъ.
Станокъ для рѣзки сѣчки!
К а к ъ захохочетъ весь столпившійся въ сараѣ народъ, такъ,
вѣрно, на небѣ слышенъ былъ этотъ хохотъ. И десятники, и
понятые—всѣ хохотали; даже войтъ улыбнулся и сталъ извиняться за эту оказію и за то, что повѣрилъ глупому Савкѣ.
Смѣхъ на все село. А станокъ я въ тотъ же день попробова.іъ,—
пять кулей соломы нарѣзалъ! Вотъ такъ-то я и станокъ пріобрѣлъ и надо всею деревней пасмѣялсл!
23 Сентября 1881
г.
\
I
ПЫГАНЫ.
Ц Ы г А Н Ы.
I.
Убогое горное село Ластовкіі расположилось у «ерховьсиъ
Стрыя, иъ томъ мѣстѣ, гдѣ онъ послѣ своей большой іі;ілучиіш
ііодъ Турну поворачиваетъ к ъ Спиеводску, извиваясь между горі.
п лѣсовъ. В ъ этомъ неболыііомъ заброіііеііномъ селѣ среди лѣсов'ь и дебрей иі»ячутся разбросанныя, убогія хатки бойковъ ' '••).
Ни;к(! села, за отрѣзкомъ черпаго лѣса, достигаіоіцаго самаго бе1>ега і)ѣіси, надъ Стрыѳмъ торчитъ высокая сиала. Отвѣсиой стѣной громоздится она надъ самымъ иоворотомъ рѣки, а вершиной,
зеленой оті» іМху и паііоротииковъ, высится надъ окрестными горами. Лѣтомъ Стрый іілеш,ется объ ея основаніе, но осенью онъ
грозно роветъ и иѣніггся, заливая узкую тропинку, вьюні,уюся
нод'і> скалою вдоль его берега. А кругомъ расположились го})ы,
покрытыя чериымъ сосиовимъ лѣсомъ; только кой-гдѣ верхушки
пхъ свѣтятся безлѣсными полянами, которыя ііаасутся сѣрозелеными
пятнами па темномъ (Іюнѣ. Пусто и жутко въ осеиній депь у скалы—
только волны Стрыя ревутъ и разбппа,ются обі. острые камни.
Пусто и жутко было также в ъ дуінѣ стражника, который
В'ь осенній слякотный день, в ъ плапі,ѣ и ніляпѣ, съ пѣтуіпьимъ
перомъ, с'ь ружьомъ за плечами, післ'ь тропппкон) надъ рѣкой п
внимательно озирался кругомъ. Ипгдѣ ни живой дупіи, ни голосу
лн)дского, и еслп-бъ не утоптанная тропинка надч. рѣкой, то можно
было бы подумать, что здѣсь, въ :)той дикой лѣспой котловинѣ,
не ступала еніо человѣческмя нога отъ сотворенія міра.
") Кііі)ііатскіѳ горцы-мплороссы.
U
—
210
—.
— Tb(Jiy ты, собачья служба!—ворчалъ стралшнкъ, обтирая
платкомъ усы, съ которыхъ капала дождевая в о д а . — Л а з ь да лазь,
к а к ъ проклятый, но этилъ чертовскимъ вертепамъ, и все попусту.
Эти мерзавцы бойки боятся стражника, какъ чорта; всякій, какъ
только гдѣ встрѣтитъ, обходитъ его на тысячу шаговъ. Т а к ъ и
кажется, что каждый изъ нихъ только-что что-нибудь укра.уь
или убилъ кого-нибудь. А если ужъ кого ноймаеніь, то скорѣе
что-нибудь узнаешь отъ этой скалы, нежели отъ него. Чортъ
бы побралъ этотъ скверный, глупый народъ. Т а к ъ ворча, приближался стражникъ къ скалѣ и поминутно ноглядывалъ на Стрый.
который сердито разбивалъ свои волны о камни, какъ-будто и
самъ злился на этихъ дикихъ, тупыхъ бойковъ.
^ — О, сколько воды!—продолжалъ ворчать с т р а ж н и к ъ . — К а к ъ
бы только она не залила тропинки да мостковъ не снесла, не добраться тогда мнѣ сегодня до этихъ чортовыхъ Ластовокъ, хотя
до нихъ уліъ рукой подать. В ъ этихъ горахъ мнѣ совсѣмъ нѣтъ
счастья, хоть сядь да плачь! Вотъ ужъ четвертый разъ обхожу
эти вертепы и ни разу ені,е миѣ не посчастливилось поймать
вора или разбойника. А между тѣмъ стоитъ только взглянуть,
чтобы убѣдпться, что воровъ и разбойниковъ здѣсь должно быть
изрядное количество и,' что хуже всего, да,же какого-нибудь песчастнаго бродягу или стари ка-нпіцаго не приіплось мнѣ до сихъ
поръ арестовать. Какъ-будто сговорились не попадаться мнѣ на
глаза. А другой пойдѳтъ, такъ каждый разъ этихъ бродягъ,
нищихъ да цыганъ пригонитъ цѣлуіо ораву, полную тюрьму набьетъ. А я хоть бы тебѣ одного привелъ! Чортъ бы побралъ такое счастье—и только!..
11 ст])ажпикъ сердито смотрѣлъ внередъ. Опъ стоялі. ужъ
передъ самой скалой. Тропинка поднималась тутъ немного т .
гору п какъ-бы інла по камс[іной заііпленігѣ, то приближаясь
къ отвѣсной каменной стѣиѣ, то опять опуокаігсь чуть-чуть не
к'і. самоіі водѣ. Еіцо издали стражникъ уиидѣлъ, что сейчась-же
на первомъ таком'ь спускѣ тропинка была залита мутной, пенистой водой,
— Иотъ тѳбѣ рпзъ!—крикнулъ опъ ііаздражіінно,—оняті,
помѣха! Придется обойти иокііуіъ этого иропятстиія, полчаса
і;арабкаться но к-устамъ и разсѣлинаіп., а за это время л могі.
—
211
—.
бы уже быть въ Дастовкахъ. А пусть тебя громы небесные
побыотъ съ такими порядками!
И (^кользя въ своихъ тяжелыхъ сапогахъ по мокрому мху,
стражншіъ повернулъ направо, межъ пнями, подъ гору, чтобъ
обойти скалу. Нечаянно какъ-то онъ бросплъ взглядъ в ъ стор о н у — и остановился. Ч т о за чортъ! Ему показалось, что изъ
скалы легонькими клубами выползалъ дымъ, который, словно
испугавшись чего-то, быстро расплывался и исчезалъ въ воздухѣ. Сразу стражникъ своимъ глазамъ не повѣрилъ. Н о
когда онъ остановился и вг.іядѣлся внимательнѣе, то увидѣлъ,
что дѣйствительно, изъ-за острыхъ зубовъ скалы, какъ-будто
изъ самой средины ея толщи, выходилъ дымъ. Можетъ-ли это
быть? Стражникъ былъ не трусъ, а все-таки у него^ дрожь по
тѣлу пробѣжала, ибо онъ иикоим'1, образомъ не могъ постигнуть,
что бы это могло быть. Наконедъ, онъ бросплъ размышлять.
— Вѣрпо, гдѣ-то дровосѣки огонь разводятъ. А, моліетъ
быть, ворыІ Ч т о бы тутъ дровосѣкп дѣлали? Пойду, взгляну.
И онъ сі> трудомъ началъ взби|>аться по скользкимъ скаламъ
туда, гдѣ, словно великанъ, то])чала высокая каменная стѣна.
(Сначала онъ ничего не мотъ разглядѣть. Наступали уже сумерки;
тѣнь отъ скалы густымъ туманомъ поь-рывяла именно то мѣсто,
откуда выходилъ дымъ. Напрасно стралгпикъ напрягалъ взо])і.
и слухъ—пи увидать, ни услыпіаті. нельзя было ничего, кроиѣ
бѣніепаго рокота прпбываіоні,ей нодъ скалою рѣки да осепняго
протялспаго стона лѣса.
— Эй, кто тамъ? Откликайтесь!—крикнулъ стражникъ, но
только голосъ его мрачно нрозмучалъ среди скалъ, да иротивоположпая гора повторила конецъ его оклика: „айтесь". Тогда
стражникъ началъ карабкаться епі,с дальше. Н а небольшой плоіцадкѣ меж'ь камней вндпы были поломанные сухіе сучья, ьмікіято епіе свѣжііі кости и даже куски ііолусгіінвиіихъ трмпокъ. ІГу,
конечно, йто слѣдъ человѣка! — подумал'ь стражникъ. Присмотрѣіішись ближе, ои'ь увпдѣлъ едва замѣтпуіо тропинку, которая
змѣлкой выползала изъ камнеіі, тянулась потомъ ионерекі. плопі,адки и терялась въ тѣни, подъ ОТІІѢСНОЮ стѣиот.кпкъ і ш з ъ в ъ т о м ъ
M'LICT'Ii, откуда выходилъ дымъ. U только, приблизпиніись ніага
на два, стражникъ увидалъ выдо.тблеинуіо въ скалѣ .небольніуіо
^
212
—
дыру, заткнутую оогорѣлымъ сосновымъ бревномъ. Богъ кѣсть
отчего, сердце стражника вдругъ какъ-то неспокойно забилось в ъ
груди. Схвативъ обѣими руками карабинъ, какъ-будто готовясь
к ъ нападенію, онъ сталъ осторожно приближаться. Тишь внутри
темной ямы еще сильнѣе тревожила его и въ дупіѣ онъ началъ сердиться на себя за то, что за минуту крикнулъ было
такъ громко и выдалъ свое приближеніе. Кто знаетъ, можетъ
быть, врагъ, предупрежденный его криколъ, уже наблюдаетъ за
нимъ изъ какой-нибудь скрытой засады? Но вернуться было, можетъ быть, еще опаснѣе, и онъ пошелъ дальше. Наконецъ, онъ
остановился предъ самой пещерою, осмотрѣлъ саблю и патронтаніъ,
а потомъ сразу толкнулъ штыкомъ бревно и очистилъ входъ в ъ
пещеру. Дымъ клубами бросился ему въ лицо, но за дымомъ ничего не было видно. Чтобъ заглянуть внутрь пещеры, онъ должеяъ былъ нагнуться. Только когда дымъ немного разсѣялся,
стражникъ увидѣлъ внутренность высѣченной въ скалѣ пені,еры.
(•ѣрыя каменныя стѣны сходились въ горѣ как;ь бы сводомъ. Влага
такъ и висѣла на нихъ зеленоватыми каплями. Ікіизу, въ каменномъ полу, посреди пепі,ерн была выдолблена небольніая яма,
въ которой тлѣлъ огонь, прикрытый иолусгнивніимъ, сильно дымившимся бревномъ. Бокругъ огня сидѣло нѣсколько человѣкъ,
дѣтей и взрослыхъ, ед'на нрикрытыхъ грязными .тохмотьями. Л и ц ъ
ихъ стражникъ не могъ еіце 1)азгляд11ть, онъ видізлъ только,
какъ нѣсколько паръ черныхъ, испуганныхъ глазъ съ тревогоіо
уставились въ пего.
— Кто выі крикнулъ оиъ грозно.
— Цыганы, господинъ! — отозвался грубый, но смирныіі
голосъ.
— А что вы тутъ дѣлаотр'?
- — Г)ѣдствуемъ, господинъ!
Стражникъ еле-еле протиснулся внутрь поні,еры и началъ
оглядывать жилиніе и людей. В'ь одпомъ углу на малеиькомъ нозочкѣ лежали кузиечныя принадлежности: мѣх'ь, ікікоиальня и
молоты; въ другомъ — кучка сухихъ сучьепъ для тонливп. Н а
сучьяхъ развѣніано было ь'икое-то грязное бѣлье. 11ос](еди пепіеры. недалеко отъ огня, находилась постель всей семьи— куль
па половину сгнившей соломы, разложенной па камнѣ, да куча
^
213
—
сухого мху U листьевъ. Только на одномъ коицѣ этой постели,
на самозіъ почетномъ мѣстѣ, лежала невыдѣланная конская шкура, которою ночь») прикрывался старый ромъ *).
— А сколько васъ здѣсь? снова грозно спросилъ стражникъ,
оборачиваясь к ъ огню.
—• Пятеро, господпнъ, пятеро, — отвѣтнлъ цыганъ п всталъ,
весь дрожа отъ холода. Остальные цыганы также повставали.
Кролѣ старика, были тутъ еще цыганка, парень п двое лаленькихъ, совсѣмъ голыхъ цыганятъ. Бсѣ онп посішѣли отъ холода
п казались распухшпмн—должно быть, съ голоду.
— Чѣлъ же вы тутъ живете, бродяги"?—продолжалъ стражникъ.
— Ми.тостью Боліьей, господпнъ, милостью Божьей. Вотъ кобыла у шісъ издохла недавно, такъ еще до сегодняшняго дня
Оыло мясо.
— А давно вы тутъ?
— Д в ѣ иедѣли, госнодинъ.
• Стражника почему-то зЛили эти слинікомъ покорные отвѣты
стараго цыгана. В ъ его плаксивомъ голосѣ, въ этомъ ежеминутно
повторяемомъ „госиодинъ"—страиіникъ видѣлъ скрытую насмѣніку
над'1, своей власті.ю.
— А много крадете по оеламъ?—снраіпивалъ онъ дальиіе.
— Иѣтъ. госнодинъ, мы не крадемъ иичего. Ромъ Пайкуіпъ
не крадетъ. Ромъ П а й к у т ъ , пока въ состояиіп,' живѳгъ трудомъ своихъ рукъ. По теперь, когда кобыла пала, мы не можемъ двииуться дальше. Мы должны пробыть здѣсь, пока немного не і»асногодится.
— Пока новаго коня не укі)адетв!—передра;!нивалъ стражн и к ъ . — Му-ь'а, с.обнраіітось, маі)шъ со мною.
— 1к'ула, госнодинъ'?—снросилъ старый іщганъ дрожаиі,имъ
голосомъ.
— Не си|)аінивай. Собирайся съ своимъ поганымъ отродьемъ—нойдемъ въ село.^ А там'і. уягъ увидимъ, что съ нами
дѣлать.
' . •
(ітарыіі цыган'і, стоплъ остолбенѣлый, въ то время ь-акь ста' ) Цигаіів иазываютъ себя ромами.
—
214
рая цыганка, словно камень съ неба, бросилась стражнику въ
ноги и заревѣла, какъ будто ее кто рѣзать хотѣлъ.
— Ой, господинъ! Голубчикъ нашъ! Что тебѣ сдѣлалъ старый Пайкушъ, что тебѣ сдѣлали бѣдные розіы, что хочешь
насъ въ такой холодъ выгнать на улицу? Погляди только—моя
мелюзга совсѣмъ голешенька, да и мы самн не выдерліимъ такой
стулаі. Сжалься, госдодпнъ, сжалься, не гони насъ никуда. Пусть
бѣдные ромы поживутъ еще на свѣтѣ Божьемъ!
— Будепіь ты молчать, чучело! кришіулъ на нее стражникъ
и оттолкнулъ старую цыганку.—Сейчасъ мнѣ собирайтесь!
Но тутъ вся семья, маленькіе и болыніе, съ визгомъ и илачемъ бросились стражнику въ ноги и начали просить и умолять
его, чтобъ онъ оставилъ ихъ въ каменной хатѣ. Тѣмъ временемъ стражникъ и самъ раздумывалъ, что ему дѣлать. Село далеко,
дорога неровная, безлюдная, приближается ночь, т я ж м о ему
будетъ одному препроводить въ село всю эту ораву.
Онъ быстро передумалъ.
— Н у , — с к а з а л ъ онъ^—чего ревете, глупые цыгаііы? Н е
бойтесь, авось не сьѣмъ васъ живьемъ. Пусть будетъ по вашему—оставайтесь тутъ! Но слушай, старый, пока я вернусь, не
смѣй мнѣ отсюда трогать'ся!
Старый цыганъ стоялъ, какъ столбъ. Удивленными, испуганными глазами глядѣлъ онъ на стражника, почуявъ въ его словахъ какую-то «новую бѣду.
— Ну, чего-жъ ты такъ уставился на меня, чего хлопаешь
глазами, какъ баранъ"? — крикнулъ стражникъ. ^—Слышишь или
нѣтъ, что я твбѣ говорю? Не смѣй трогаться отсюда, иока я па
обі>атномъ пути не ііі)иду сюда, а то бѣда теб'Ь!
Старый цыганъ все еіце стоялъ, словно окамепѣлый. Только
цыганка, низко кданяясь, сказала стражнику:—хорошо, господинъ,
хороіпо!—стражникъ еще разъ оглядѣлъ пещеру, снлюнулъ съ
отврапі,епіемъ—и выігіелъ.
— ІЦюдяги проклятые!--ворчалъ„ду;ь, съ ті)удомъ сходя со
скалы. — Ііотъ куда ихъ занесло! Одпак.
Иы не отъ пана-ли адноката?—сііраіниваетъ.
— -ia-i
— Д а , да!
— Н у , ну, идите, найду для васъ мѣсто, ночуйте на здоровье!.. "А, можетъ, еще чего-нибудь нужао.
— Д а дайте по шкалику водки, лучше будетъ спаться.
Выпили мы, легли къ добрый часъ іі сейчасъ же заснули.
какъ убитые. Долго-лп мы такъ спали — одинъ Богъ вѣдаетъ.
Просыпаюсь — день бѣлый. Схватыван)сь, къ окну, г.мжу насолнце — ужъ далеко за полдень. Оглядываюсь — всѣ наши
спятъ, какъ мертвые. Господи Боже, что это такоеі Сонъ-лп
зто или наяву? Ігрикну.іъ я, что есть мочи—нѣтъ, это не сонъ!
Спохватились и они, тоже къ окну. Что т а к о е ! . Бо.іідеііь у ж е і .
Неужели мы такъ долго спали'? Ой, горе наше горькое! Мечемся
мы, словно ппскари посоленные, кости ноютъ, словно изломанныя!.. Зовемъ еврея: сколько вамъ за ночлегъ слѣдуетъ? — Н е много, всего ніесть гульденовъ.—Как-ъ? чтоі Какимъ образомъ?—
А онъ, злодѣй, видя, что намъ некогда, что мы мечемся и почти
губы грыземъ отъ нетеі)пѣнія, сталъ себѣ въ дверяхъ и только
усмѣхается, поглаживая б о р о д у . — Т а к ъ у меия всѣ гости платятъ.
Нѣкоторые изъ наніихъ стали торговаться съ нимъ, но куда
тамъ!—слова не даетъ сказать. ІІІвиі)нули мы ому денегъ, сколько
онъ хотѣлъ, и скорѣй къ адвокату. Прибѣгаемъ — нѣтъ дома,
утромъ ждалъ-ждалъ насъ, а нотомъ одпнъ уѣхалъ, велѣлъ, чтобы
мы какъ можно ско!)ѣе спѣшили за иимъ. А документы нанш?
— Документы оставилъ, вотъ вамъ вапіи документы!—Вотъ
такъ штука! ГІоѣхалъ, а документовъ не взялъ. Господи милосердный, что съ нами тогда дѣлалось — всііомнить страшно!" Ч т о
если, думаемъ себѣ, тамъ ужъ безъ насъ дѣло разсудили и
обіцество проиграло, что намъ скажутъ люди?.. Какая бѣда ожидаетъ насъ впереди?.. Мы словно заранѣе віідѣлп то, что насъ
ожидало, да и не трудно ужъ было тогда видііть!
Покатили мы домой да но прямо въ село, а па пастбииі,е.
Нѣтъ никого. Б ъ лѣсъ. Нѣтъ никого. А тутъ уж'ь вечер'ь наступаетъ. Мы къ пом'1ицичьему двору,—во дпо)»ѣ пѣсніі, смѣхъ, угопі,еніо, музыка—поміицикъ комиссію угопі,астъ. Гллдимъ мы и а д в о к а т ъ
нннгь тамъ, красный, веселый, разговорчивый. Сь'олько въ ту минуту на него проклятій посыпалось,—вѣрно, онъ въ своей жизни
столько рюмокъ вина не вынилъ! Мы пі)ямо одеі»овепѣли. не го-
—
235
—.
воримъ ничего, не разспрашипаедіъ—и зачѣмъ? Сами знаемъ, что
настала бѣда.
Стали мы, какъ ини на крылечкѣ, стоимъ, ждемъ, а сами
не знаемъ, кого и зачѣмъ. Госдода какъ-то увидали насъ, подняли хохотъ въ комнатѣ, но къ намъ не выходитъ никто. Слуги
проходятъ мимо насъ и хакже смѣіотся, шутятъ, толкаютъ насъ,
но къ намъ ни слова. Собаки приходятъ, обнюхиваютъ насъ,
одна-другая зарычитъ, а другіе и такъ, тихонько отойдутъ. А
мы ничего, стоимъ, какъ мертвые. Ужъ смерклось, въ комнатаѵь зажгли огонь, мужчины и дамы стали пѣсни пѣть, на
дворѣ дождь сталъ накрапывать, а мы все стоимъ на крылечкѣ
съ глазами, устремленными въ свѣтлыя стекла, съ дрожью въ
тѣлѣ и отчаяніемъ въ груди.
Вотъ, наконецъ, ужъ поздно ночью, отворились двери и стали
одинъ за другимъ выходить господа къ своимъ бричкамъ. Раньше
всѣхъ выіпли господа изъ комиссіи. Проходя мимо насъ, самый
толстый изъ пихъ остановился, посиотрѣлъ на насъ грозно и
говорптъ:
— Вы кто такіе?
— Здѣншіе мы.
— Чего вамъ нужно!
— Что съ нашимъ процессомъ сталось?
— Съ вашимъ процессомъ'? Т а к ъ вы только теперь приводите объ этомъ спраіпивать? Пьяницы іиерзкіе! Пастбища вамъ
нужно?.. Лѣса?.. А сумы не хотите? Идите же домой и не
смѣііте объ атомъ и думать! Прошли времена, когда васъ отъ
добра во всѣ стороны распирало!..
Вся комиссія захохотала, сѣла на брички и отпі)ав]ілась.
Иослѣ комиссіи выінелъ напгь адвокатъ, крадучись, какъ воръ,
смупі,енный, точно пьяный.
— Га, вы тутъ, вы тутъ?—лепеталъ онъ.—ЗКдалъ васъ,
ей Вогу ждалъ, чего иы не пришли?
— А много вамъ напгъ помѣпиікъ заплатилъ, чтобы кы насъ
зіід(*ржали въ городѣ, пока тутъ комиссія рѣінитъ такъ, какъ
онъ хотіьть?
— Что?!. KaK'i.l. га! клянусь честью!., лепетали, онъ, садясь
ііа бричку, и покатилъ, что есть духу со дііора.
—
236
— I,
. — Чтобъ ты себѣ голову сломилъ!—пожелали мы ему вслѣдъ.
Н о напрасно: не сломалъ головы, собака!
Наконецъ, и помѣщикъ нашъ появился, точно выросъ, передъ
нами. Стоитъ, покачиваясь у открытыхъ дверей.
— Э-э-9,—говоритъ онъ съ пьянымъ хохотомъ,—господа громада, обыватели, граждане, уполномоченные! А что слышно?..
К а к ъ процессецъ идетъ?. Хорошо, хорошо!.. Н у подождите-ка,
буду я васъ уму-разуму учить!.. Будете плясать, такъ, какъ я
того захочу!.. Я вамъ покажу себя,—будете вы меня помнить!..
И сдержа.іъ с.тово! Т а к ъ всѣхъ скрутилъ, что и дохнуть
нельзя! Правда, обш,ество не сразу поддалось. Подали мы аппеляцію, но анпеляцію отклонили. Тогда мы рѣшили силою защитить свое право, но еще больше напортили себѣ. Женщины,
дѣти, старики—всѣ вмѣстѣ хлынули изъ села, чтобы не дать
помѣщику занять пастбища. Онъ вызва-іъ войска. Мы попадали
передъ войскомъ на ко.іѣии, крича: „Разстрѣляйте
насъ,
а мы отъ этой земли не отступимся, она наша!" Н о войско не
стрѣляло и не рубило, а только, раздѣлившись на двѣ р о т ы , —
маршъ черезъ хлѣба, и заборы въ село. Пришлось намъ вернуться. Д в а мѣсяца стояли солдаты въ селѣ, все что было лучшаго изъ скота—повырѣзали и съѣли, раззорили насъ, а когда
выѣхали, то помѣщикъ могъ быть спокойнымъ: общество бы.іо
рц^бито и раззорено до-чиста и само должно было отдаться ему
въ руки.
Вотъ такова-то наша доля. Будегъ ли когда-нибудь лучше,
придется ли намъ хоть при смерти вздохнуть свободно. Господь
вѣдаетъ. А поиѣщикъ чѣмъ дальше, тѣмъ сильнѣе оиутынаетъ
насъ своими сѣтями. Завелъ пять трактировъ въ сѳлѣ, школы
нѣтъ, священника выбралъ такого, который держптъ его сторону, а намъ не съ кѣмъ посовѣтоваться, работаемъ какъ волы, и
даже и для дѣтей своихъ не ожидаоыъ лучшей доли...
Май
1883
г.
ДОВБАНЮКЪ
г,
1, ••-V! •:.'
.f
.г."..
• !' --
.
-v..
*
(
• f^
л '
•
-л-
: ^да:. . с г л о г
t
'
•.• и
U-,
tSi''
ж..
1 'ѣзьбою раиочкахъ. Онѣ изображали ея подругъ по ніколѣ
и по службѣ въ почтамтѣ. Глаза Цели довольно долго покоилнсі.
на этихъ (|іотографіяхъ, хотя чертъ лица на нихъ нельзя было
разглядѣть: въ комнаткѣ стоялъ полумракъ, т а к ъ каісъ единственное окно, выхоливпіее на улицу, было закрыто деревянной нггорой.
— Который может'], быть часъ?—ніепнула Ц е л я и, протянувъ
руку, взяла съ кругли го, тутъ же въ головахъ у ноя стоявшаго,
М Iliwnaiiie мс.ікііхъ ііочгамтскнхі. служащих'!, жетцііііъ.
—
264
— I,
столика зіаленькіѳ золотые карманные часы. Хоть она по опыту
знала, что просыпается все въ одну и ту же пору, но сама всетакп себѣ не довѣряла.
— Половина седьмого!—произнесла она.—^^А мнѣ казалось,
что я сегодня проспала. Правда, сегодня утромъ у меня нѣть
занятій, но незачѣмъ давать себѣ поблажку. Просплю сегодня,
такъ просплю и завтра и опоздаю на службу!
Размышляя такпмъ образомъ, подняла она голову п сѣла на
постели. Она была въ одной рубанікѣ, обшитой сверху кружевомъ;
перехваченная на плечахъ, рубаніка закрывала ея грудь и плечи,
оставляя обнаженными красивыя, словно изъ слоновой кости
выточенныя руки и ніею. Н а дворѣ стояло теплое майское утро.
Мягкпмъ розовымъ просвѣтомъ проходили лучи солнца сквозь спущенную пггору въ комнату молодой дѣвушки, наполняя ее тенломъ и запахомъ весны, который смѣшива.іся съ запахомъ находяпі,агося въ (})лаконѣ на туалетѣ одеколона и резеды, цвѣтущеп
въ большомъ горшкѣ на окнѣ. Пѣкоторое время Целя cпдj|f^a
какъ будто въ забытьи. Пріятно ей дыпіать отиігь теплымъ воздухо.мъ, насыщеннымъ ароматами, пріятно погружаться въ полусумракъ, сглаживаюні,ій всѣ очертанія и цвѣта, отдыхать въ этоіі
тншинѣ, изрѣдка прерываемой грохотомъ колесъ или звукомъ
далекой военной музыки, играюпіей маріиъ гдѣ-то' въ отдаленной
у.іицѣ.
H o забытье продолжа.іось не долго. Целя освободилась от'ь него,
тряхнула своей головкой съ коротко остриженными, мягкими, какъ
шелкъ, пепельнымп волосами, надѣла чулки и туфелі.ки собственной работы и быстро соскочила съ постели. Она чувствовала
себя здоровоіі, свѣжей, молодой. Гинъ подирѣиил'і> ее; все, что
было досаднаго или неиріятнаго вчера, позавчера и во всомь
прошломъ, теперь для нея і.акъ будто не существовало. Полусонная еще мысль ея отдыхает'!, со свернутыми крылышками и
не вылѳтаетъ за норогч. отой комнаты, не заглядынаетъ в'ь будуJUoe. ^іто будущее! Что прошедшее! ІСаігь-нибудь псе обоіідіяся!
Въ эту минуту она чувствовала только то удовольствіо, какое Д і і е т і.
памъ ирявилі.ное движеніе гобстмениоіі іірови, теплота собственнаго
тѣ.іа, мягкое нрикосповеніе собственной кожи, оні,упіеиіо здоровья,
силы п свѣжести собственныхъ мускуловъ. Она заг.іяиула въ зеркало,
—
265
— I,
>
шутливо моргнули своему пзображенію и сердечно яасмѣялась,
показывая изъ-за нѣжныхъ розоішхъ губъ два ряда бѣлыхъ,
ровныхъ п мелкихъ зубовъ.
Минуту спустя, она ужъ была одѣта въ легкую коленкоровую
юбчонку и бѣлую кофточку. Зато умыванье заняло у нея больше часу.
Вода еще со вчерашняго вечера стояла г о т о в а я — и Д е л я съ истиннымъ наслажденіемъ погружала въ нее свои руки, мыла мягкою губкою
лицо, інеіо и руки, словно воробей отряхивая круяныя капли, нависавніія у нея на длинныхъ рѣсницахъ или катившіяся съ шеи на
грудь. Это была пріятнѣйшая часть ея утренняго туалета, упрощеннаго насколько возможно въ виду предстоящихъ служебныхъ
обязанностей; удовольствіе это было тѣмъ большее, что Целя
могла вполнѣ испытать его только черезъ день, когда у нея были ,
занятія послѣ полудня. В ъ часы утренней службы нужно было
торопиться.
Умывшись и вытершись політонцемъ, Целя перѳдъ зеркаломъ
расчесала свои волосы, ііаздѣливъ ихъ надъ лбомъ на двѣ равныя части, а затѣмъ въ пѣсколько минутъ спокойно, систематично и безъ всякой посторонней помопі,и закончила свой туалетъ.
Лостояігь съ минуту, выіі]>яминшись посреди комнаты, она пщроко
])азвела ]іукамп, потомъ сложила ихъ надъ головою и, опуская
лпнзъ, слегка хрустнула пальцами. Потомъ она подошла къ окну
It, слегка иотяпувъ за шпурокъ, подняла пггору. Золотой волной
хлынулъ солнечпыіі сиѣтъ въ комнату, заливая ее осліиіляющимъ
блескомъ. Зак])ывъ глаза лѣвой ладонью, Целя упивалась ктииъ
блоскомъ, атимъ тенломъ, атпмъ физііческпмъ наслажденіемъ и
жизнью, весною и молодостью, улыбаюіцаясл и румяная поклонилась она востоку и н))онзпесла своим'і. звучнымъ голосомъ:
— А!" Ііакъ хорошо! Здравствуй солнце! іідраііствуіі весна!
Зді>авствуіі небо голубое!
— Ахъ, Осипова, — сказала Целя, не отвѣчая на этотъ
вопросъ,—не пора-ли уже завтракать'?
— А что это вы себѣ, барышня, думаете? воскликнула
добродушно Осипова.—Вѣдь, вы сегодня не идете на службу —
и вмѣстѣ съ господами завтракаете. А господа еиі,е слятъ. Развѣ
только черезъ часъ завтракъ будетъ. Я еиіе огня не развела,
даже кофе не молола.
— А, правда!—сказала Целя, и голосъ ея задрожа.іъ легкимъ разочарованіемъ.—Нужно ждать.
Н а столикѣ лежала до половины прочитанная книжка, недѣлю
тому назадъ взятая въ библіотекѣ. Ц е л я была не изъ усердныхъ
читательницъ, но въ такія минуты, какъ эта, когда нужно было
ждать часа полтора, пойти никуда нельзя и разговаривать не
съ кѣмъ, книжка была единственнымъ развлеченіемъ.
Вотъ
она и усѣлась у окна, съ той стороны, куда свѣтъ не пада.іъ,
и начала читать въ то время, когда Осипова убирала постель и
комнату. Но, вѣроятно, книжка не очень ее занимала, потому что,
не дочитавъ и первой страницы, Целя отложила ее въ сторону,
полила свои цвѣты, стерла пыль со столика, съ пары креселъ,
съ болыпого стола, затѣмъ съ зеркала, съ фотогра(1)ій и съ
окна. Вертясь по своей ісомнатѣ, она попробовала было тихо затянуть какую-то пѣсенку, но пѣсия быстро оборвалась, а на
лобъ дѣвушки набѣжало облачко.
— А если мнѣ совсѣмъ не доставляетъ удовольствія завтракать съ хо.зяевами!—сказа^та она вдругъ, гордо подымая голову,
словно отвѣчая на поклоиъ.—Если я но хочу слушать глупой
болтовни стараго Темницкііго, ни служить предметомъ огиестрѣльныхъ взглядоиъ молодого. ]іѣдь я не обязана имъ подчиняться!
Я вѣдь плачу имъ за столъ и квартиру! Н е изъ милости же
они меня держать!
Вся фигурка ся дрожала отъ волненія при одномі. воспоминаніи о товарищахъ общихъ завтраковъ. Молодой лобъ наморищлся, глаза потеряли свой ласковый со.іпечный блескъ, а вокругъ
губъ обрисовалась складка боли и горечи, котоі)ую за минуту
иредъ тѣмъ никто бы тамъ не увидалъ.
Целя была сирота, безъ отца, безъ матери. (Старый дѣдъ
иомѣстилъ ее въ інколѣ, а позже чеііезъ какихі.-то знакомыхъ
—
267
— I,
досталъ ей мѣсто на почтѣ (безъ ііротекціи даже такого мизернаго мѣста достать нельзя), гдѣ, сдавъ требуемый экзаменъ,
Ц е л я принята была въ качествѣ одной изъ служащихъ. Больше
гтаричекъ ничего для нея не могъ сдѣлать, да и за то, что
едѣлалъ, Ц е л я благословляетъ его память. Жалованья, занимающихся въ э к с п и д и т о р с к о й , — 3 5 гульденовъ въ мѣсяцъ—хватаетъ
на скромное содержаніе; уроки музыки на фортепіано и французскаго язы»а, которые она въ свободное время даетъ двумъ дочерямъ хозяина дома, доставляютъ ей средства на одежду и другія
удовольствія жизни. В ъ перспективѣ передъ нею рисуется черезъ
какой-нибудь десятокъ съ лишнимъ лѣтъ службы самостоятельное
почтовое отдѣленіе гдѣ-нибудь въ провинціи, маленъкій домикъ
съ маленькимъ огородцемъ въ маленькомъ городкѣ, цвѣты передъ
окнами, старая служанка въ кухнѣ и тихая уединенная комнатка.
Целина, правда, рѣдко забѣгаетъ мыслью въ такое да.іекое йудупіее, но всегда, когда ей это случается, пачинаетъ почему-то в з д ы х а т ь — м о ж е т ъ быть, отъ тоски по такой идиллической картинѣ, можѳтъ быть, отъ полусознаннаго чувства,^ что
помимо этой идилличности эта картина скрываетъ въ себѣ какуюто пустоту, какой-то темный омутъ.
П о смерти дѣда Ц е л я перешла на житье к ъ Темнпцкому.
Темницкій былъ пріятелемъ покойиаго дѣда н у сме-ртпаго одра
его^ обѣщалъ ему заботиться о бѣдной одинокой спротѣ. Темницкій былъ певысокаго ранга чиновникомъ па пенсіи, .тЬтъ ніестидеслти-пяти, имѣлъ жену, лѣтъ на пять старіпе себя, глухую,
ка,къ пень, да одного сына, изучившаго въ Бѣнѣ медицину и
практикоиавніаго при тамоніней клиипкѣ. Темницкій былъ что
называется „веселый старичокъ": лысый, съ больпіими усами
и мохнатыми бровями, онъ имѣлъ румяныя п^eки, мяіяістыя губы,
всегда готовыя улыбаться, малеіп.кіе, жиромъ заплнвіміѳ глаза и
здоровые зубы и при своей жонѣ выглядѣлъ ѳя сыномъ, моложе
(*я лѣтъ на 2 0 , но крайней мѣрѣ. Ж и л ъ онъ на свою пенсію
скромно и акісуратно, нигдѣ не служилъ и нпчѣмъ не занимался.
Ііесь день онъ сидѣлъ въ своем'ь ь-абинетѣ, курнлъ трубку и
читала, газету, а вечеромъ отправлялся въ клуб'і>, откуда возвранщлсл eи^e до десяти часовъ, чтобъ не платить „шперы" *).
*) ;І,йорііііку аа отііігі)аііьс.
—
268
— I,
Б ъ клубѣ, т. е. въ обществѣ своихъ ровесниковъ, онъ славился
какъ хохотунъ и шутніікъ, который,, несмотря на свой сѳдьмоіі
десятокъ, д о ' с и х ъ иоръ не потерялъ охоты къ ириключеніямъ
или, какъ онъ сам.ъ говорилъ, къ „маленькиыъ волнѳнілмъ'".
А когда онъ сидѣлъ дома за завтракомъ или обѣдомъ и все
свободное отъ жеванія время наполнялъ своимъ разговоромъ,
ласкающимъ, ионотоннымъ и усыиляющимъ, онъ напоминалъ жирнаго кота, который, пріяхно мурлыкая, глазъ не с»одитъ съ
лакомаго куска, но не хочетъ раньше времени трудиться хватать
его, ибо хорошо знаетъ, что когда иодойдетъ нодходящій моментъ.
то лакомый кусокъ самъ упадетъ въ его бархатныя лапки.
Ужъ полгода жила Целя у Темницкихъ, ежедневно слуіная
монотонную воркотню Темницкаго и поглядывая на его двусмысленныя улыбки. Сначала ее забавляла его болтовня, но потолъ
оиротивѣли его монотонность и ограниченный кругозоръ его мыслей.
Она иробовала съ нимъ спорить, но это оказалось невозможныиъ;
всѣ ея слова онъ принима.гь съ добродуншымъ смѣхомъ, какъ
каиризы малаго, избалованнаго ребенка. П о въ виду того, что
Темницкій никогда не выходилъ изъ гранидъ добродупіной ніутки
и не иозволялъ себѣ ничего, что оскорбляло-бы ириличіе, Деля
чувствовала себя при немъ спокойной. Ее обер(^галъ также трауръ, который она носила по смерти дѣда и который отчасти
нак,іадывал'і. путы и на Темницісаго. Ко вот'Ь нѣсколько недѣль
назадъ прибылъ изъ Вѣны молодоіі врачъ Темпицкій и сразу виесъ
съ собой въ »то тихое гнѣздо ісакой-то острый, удушливый занахъ.
который съ первой минуты охватилъ Целиі какой-то тревогою, начіиъ сжимать ея грудь ісакимъ-то неясиымч. предчувстімемъ тревоги
и опасности.
Докторъ Темницкііі ѵылъ высокій, плечистый, крѣпко (^юліенный мулічина, съ правильными чертами лица, съ неиокориоіі темной расти тел ьностьн;. Движенія ого были мѣрныя и солидпыя,
голосъ баритоноііыіі, немного хриплый, взглядъ холодный и какъбудто иронизіііианицій насквозь. Из'ь каждаго его лнпженія, из'і.
каждаго слова его видно было, что з т о п . человѣісъ очень высокаго мнѣнія о своемъ достоииствѣ, что онъ умѣетъ владѣть собой,
но вмѣстѣ съ тѣмъ умѣетъ и любитъ властвовать надъ друічіми
и привыкъ ирсодолѣііать нсякія трудности, которыя стоятъ на
—
269
— I,
пути его замысловъ. В р а г ъ всякой сантиментальности, онъ смотрѣлъ на свѣтъ холоднымъ глазомъ анатома п издавна прпвыкъ разсматривать всѣхъ и все только съ точки зрѣпія своего излюблениаго „ я " . Врагъ игривости и шутокъ, онъ только одно выраженіе произносилъ съ истиннымъ оттѣнкозіъ юмора—это было
еврейское выраженіе: „ w u s t o j g t mir clus?" (на что это мнѣ пригодится'?). Уто былъ его девизъ, неотстуиная мѣрка, которую онъ
п р и л а г а л ъ Л ъ каждой новой веиіи, чтобъ оцѣнить ея достоинство.
Однимъ словомъ это бы-ті. человѣкъ насквозь „положительный''
и реальный. Х о т я ему было, навѣрное, не больніе тридцати лѣтъ,
но при всемъ томъ казал;ось, что у него никогда но было „ніумной" молодости, что онъ никогда не отдавался никякимъ иллюзіямъ, не зналъ, что такое увлеченіе п энтузіазмъ, что вся его
жизнь была ровной, простой линіей, безъ уклоненій, скачковъ и
переворотовъ, бѳзъ чрезмѣрныхъ напряженій, но и безъ слабости
и отчаянія. К а к ъ въ хорошей маінинѣ, т а к ъ и у него, казалось,
все было разсчитано, взвѣпіено и заранѣе приведено къ устойчивому ])авновѣсію.
Первая его встрѣча съ Целиною была очень холодна и шаблонна. Старый Темницкій представилъ ей своего сына, тотъ поклонился. Целя отвѣтила, докторъ пробормоталъ: „о>1еяь иріятно"
и тотчасъ отвернулся, кончая свой прерванный разсказъ о какомъ-то к л и н н ч к к о м ъ случаѣ. Н о черезъ короткое время, когда
оиъ увидалъ, что Целя его пристально оглядываегь, сказалъ
тѣмъ-же споконнымъ и серьезными, тономъ:
— if долженъ вамъ, отеці., показаті. фотографію моей певѣсты.
Отедъ даже ротт, разннул'Ь и глаза ііытарапі,илъ, ибо пи о
какой иевѣстѣ своего сына онъ до сихъ nojt'b ничего не слыміалъ. Н о сынъ, искоса посматривая на 11,елн), продолжалъ съ
невозмутимымъ сиокойствісмъ:
— J1^04b главнаго зав1ідуи)Пі,аго вѣнскимъ госипталомъ, единственная дочь и наслѣдница громаднаго зданія на Г])абонѣ. Обрученіе было еиі,о на масленной. Я но писалъ вамъ объ .ггомъ, потому что хотѣлъ сдѣлать вамъ сюрнризъ.
11есмот])Я па кто объяспеніо, отец'ь по по})еставалъ смотрѣть
па сипа съ удивлопіемъ и недовѣріомъ. Глухая 'Гемиицкая, не
—
270
— I,
слышавшая разговора, видѣла только, что „татко" забылъ о
супѣ и, дотронувшись рукою къ его локтю, сказала гробовымъ
голосомъ:
— „ Т а т к о " , суііъ выетынетъ!
Тѣмъ временеиъ докторъ, сидѣвшій за столомъ противъ Ц е лины, обратился къ ней съ нѣсколькими совсѣмъ незначущиии
вопросами, на которые дѣвушка коротко отвѣтила, не подымая
почти глазъ отъ тарелки. А когда обѣдъ кончился і«| Ц е л я поспѣшно ушла на службу, Темницкій, до сихъ поръ еле усидѣвшій отъ нетернѣнія, обратился къ сыну:
— Бойся Бога, Милька! Что это за невѣста, о которой
ты вспоминалъ'?
— Невѣстаі — спокойно отвѣчалъ докторъ. — Никакой невѣсты у меня нѣтъ.
— Ну, такъ я и дума.іъ. Н о что-жъ это ты за исторіи
выдумываешь'?
— Это для н е я , — о н ъ мотнулъ головой въ направленіи комнаты Целины. — Вижу, что всматривается въ меня, словно въ
радугу. Н у , а я люблю каждый вопросъ сразу ставить ясно,
pea.ibHO. Пусть этотъ ребенокъ на мой счетъ не строитъ никакихъ иллюзій.
— Га, га, га! — засмѣялсл Темницкій. — Однако, хитеръ же
ты, докторъ! Надо правду сказать,—хиторъ. При первой іістрѣчѣ
съ дѣвушкой сейчасъ п предупреждаетъ ее: подальше отъ меня!
Я женихъ.
— Этакъ лучиіе,—сказалъ серьезно д о к т о р ъ . — Пусть заранѣе зпаетъ, чего отъ меня можно ждать и чего нельзя.
Однако, повидимому, и самъ доктпі)ъ не очень хорошо зналъ,
чего можно и чего нельзя отъ него ждать.
Черезъ нѣсколько дней онъ сидѣлъ протииъ Целины, мало
обранмія на нее вниманія, обмѣнивалсь съ ною едва нѣсколькимп
незначительными фразами. Позже онъ сдѣлался імце молчаливѣе,
о своей иевѣстѣ не вспоминалъ, но вмѣсто итого, когда только
Целя ни рѣшалась поднять глаза, она все встрѣчала ого холодный взоръ, устремленный въ нее. Прошло ені;е иѣсколько, д н е й —
и въ черныхъ неболынихъ глазахъ доктора Целя замѣтпла какіято искорки, котоі)ЫЛ св»'|)кали каііъ фосфоръ впотьмахъ, и і)аз-
—
-271
—
горались С'ь каждызіъ днемъ все сильнѣе. Было что-то непонятное
и зловѣні,ее въ этихъ искоркахъ, что-то такое, что лишало Целю
аппетита п охлаждало въ ней всякін порывъ радости. Когда
порой докторъ заговарнвалъ съ нею, она испытывала легкую
дрожь во всемъ тѣлѣ, хотя до сихъ поръ между ними не произошло ничего такого, что давало-бы хоть тѣнь оправданія ея
боязни.
. .
Между тѣмъ старикъ Темницкій говорилъ теперь еще больше,
чѣмъ прежде, и рѣчь свою обраща.гь почти исключительно къ Целинѣ.
Язвп.іъ эмансипаціюп эмансипантовъ, хотя Ц е л я никогда не хотѣла
изобразить изъ себя эмансипатку, откапывалъ старинные анекдоты про старыхъ дѣвъ, шутилъ надъ женщинами - чиновниками,
женщинами-почтиейстеі)ами и т. д. Наконецъ, Ц е л я мало-по-малу
начала догадываться, что все это разглагольствойаніе не простое
хлопанье языкомъ, но къ чему-то клонится, имѣетъ какую-то
скрытую цѣль, — какую, до этого она добраться не могла. Она
чувствовала только, что по выслушапіи часовой болтовни Темницкаго ее охватываетъ какое-то утомленіе, какое-то оті$рапі;еніе къ
міру и жизни, нежеланіе работать и думать. Неудивительно поэтому. что все это вмѣстѣ въ короткое время сдѣлало для нея
невыносимыми обні,іе завт])аки, обѣды и прогулки съ Темницкими.
— Нѣтъ, не пойду больше! — говоі)ила она, топая ногоіі ві.
своей комнатѣ, но всегда въ рѣшительпый моментъ ее покидала
сила воли и она ніла.
Она была совсѣмъ одинока. Темницкій былъ единственнымъ
друі'оиъ ея покойнаго дѣда, КОТОІІЫЙ И остаішлъ его еіі опекуномъ. Неудивительно, что ея дѣтская душа до посл;ѣдней возможности держалась за эту нослѣднюю нитку, кото])ая такъ или
иначе связывала ел настояш,ео съ прошлымъ. Отпустить эту нитку
зііачило безново])отн() отдаться волнамъ жизни безъ проводника,
безъ точки опоры. Х о т я молодая ені,о 18-лѣтн)ія дѣвушка, Ц е л я
все-таки зиала уже изъ собственцаго нечальнаго опыта и но изъ
одного нримѣра, что пускаться на эти волны не шутка.
— Но все-жъ таки они добрые люди, — успокаивало ее ея
золотое соі)Дце. — Иусті. иѣ}піо, что у пихъ есть свои недостатки,
но не мое дѣло осуждаті. ихъ. Со мной они вѣжлнвы и добры,
такъ в'ь ч(>мі> j[ могу упрекнуть ихъі нѣтъ, иѣті), глупа я съ
—
272
— I,
моилъ недовольствомъ. еъ моей глупой тревогой! Безразсудная
я, неблагодарная, вотъ что!И настроивъ такъ своп собственные нервы, она опять шла
въ обпі,ѳство Телницкихъ, чтобъ снова вынести пзъ него ту же
тревогу, тотъ же упадокъ духа и расстройства нервовъ, что и
раньше, только въ еще больпіей степени.
III.
'.-), что талъ, — сказала Д е л я , потряхивая головкой и переходя отъ окна къ зеркалу, — дура я: порчу себѣ чудесное ут])о
такими мыслями!
Она взглянула на часы — половина восьмого. Епі,е, по і£])аііней л'1ѵрѣ, часъ до завтрака. Деля взяла іаіижку, попробовала
продолжать чтеніе, — но изъ этого ничего не выніло. Солнце заглядывало въ книжку, блескъ его ослѣилялъ ея глаза. Вынужденное ежедневное семичасовое сидѣиіе за столик,омъ въ почтамтѣ
было для молодого, жаждупі;аго движенія и свѣжаго воздуха,
организма Дели и для ея живого темперамента тяжелой повинностью. Л теперь епіе сидѣть въ комнатѣ, какъ м ы т ь въ норѣ!
Нѣтъ, это просто грѣшно. Она бросила книжку и отправилась
путеіпествовать но своей комнатѣ, отыскивая глазами, что бы
можно было перенести, поставить на другое мѣсто или п])ивести
въ порядокъ. Н о ничего такого не находилось.
В ъ ато время дверь ея комнаты снова отворилась: воніла Осинова съ грасипова не двигалась съ ыѣста и кача.іа головой. Бѣдная женщина не знала, что собственно думать про свою барыіиню: былоли для нея полученное письмо пріятно или непріятно и въ чемъ
собственно говоря здѣсь дѣло?
— Ну, однако, она ппсьмо взяла, не возвратила мнѣ! Значитъ, я еще ничего дурного не сдѣлала, — проворчала бѣдная
старушка и уш;іа въ кухню.
А Целя стояла молча, одпой рукой опираясь о раму
окна, а другой держа нисьмо. Рука съ письмомъ дрожала. Н а конецъ, Ц е л я подняла руку и энергично кинула письмо на нолъ.
— Чего этотъ дуракъ отъ меня хочетъ! — крикнула она
возиунщясь. — Присталъ, какъ піявка, ходитъ за мной, какъ
тѣнь, да еще компрометируетъ меня своими дурацкими письмами.
Вотъ несчастье!
Грудь ея очень волновалась, глаза блестѣли отъ подлинна го
гнѣва. Но минуту спустя Ц е л я успокоилась, остыла отъ первой
досады, подняла письмо и разрѣзала конверт'ь ножницами. Вынувъ изъ него письмо, исписанное отъ начала до конца мелкими,
некрасивыми, судорожно искривленными иъ разння стороны буквами, и взглянувъ на атп буквы, на первое слово обрапіепія,
бросившееся ей въ текстѣ въ глаза, Л,ели разразилась г])омкимъ
серебристымъ смѣхомъ.
— Что за ду])акъ! — с к а з а л а ' о н а весело.—Даже сердиться
на него нельзя се]іьезно, развѣ только смѣлті.с.я. 1[у-ка, прочту
я ото письмо вмѣсто газеты. Должно быть, забяииое, какъ и п])ежнія.
И , поудобнѣс усѣіішись въ креслѣ, Целя рпзвернула ниеьмо
на столикѣ и начала читать, время отъ иремеип пp(^pывaя чтепіе своими яамѣчаіііями, какъ будто разгопа|)иііаи и поддразнивая
его автора. „Третій разъ уже осмѣлинанхч. я пигаті. вамъ,
хоть на два перпыхъ ппсі.ма но получилъ никакого отвѣта".
—
2 7 5—I,
— Не получишь и на это! Н е надѣйся! — упрямо мотйувъ
головой, сказала Ц е л я .
„Только послѣ тяжелой борьбы съ собою я рѣшился еще
рааъ доставить вамъ непріятность. Важность дѣла, ради котораго
я такъ поступаю, оправдаетъ мою надоѣдливость".
^— Важность дѣла? Что тамъ за важное дѣло такое? Х а ,
ха, ха! Очевидно, то самое, что въ первыхъ письмахъ: „ В ы ,
ангелъ, вы покорили мое сердце, безъ васъ я жить не могу"! и такъ
далѣе безъ конца. Н о мнѣ до этого нѣтъ ровно никакого дѣла.
Я безъ васъ жить могу. Я васъ и слышать не хочу. Вы до.іжны
бы догадаться объ этомъ уже по одному моему взгляду, по каждой
моей мпнѣ. Д а , впрочемъ, какъ тутъ желать, чтобы этотъ господинъ догадался о чемъ-нибудь! — докончила она съ презрительной улыбкой.
„Серьезно обдумавъ свое ііоложеніе и собравъ о васъ кой-какія
нужныя свѣдѣнія''...
— Вотъ каковъ!—вскрикнула Ц е л я , — о н ъ обо инѣ свѣдѣиія
собираетъ! Онъ шпіопитъ мое ирошлое! Негодяй!
„ Я убѣдился, что внѣшній видъ не обмаиулъ меня, что,
иолюбивъ васъ съ перваго взгляда, я не потратилъ своего чувства на человѣка педостойнаго этого чувства. Я вполнѣ увѣронъ, что если-бъ вы согласились быть моей, мы могли-бъ устроить
свою совмѣстную жизнь гармонично и счастливо, поскольку счастье зависѣло-бъ отъ насъ самихъ. Ыоихъ хоть и скромныхъ
сродствъ хватило-бы намъ, какъ запасъ про черный день, а тѣмъ
врсиенемъ мы зарабатыва.іи бы на хлѣбъ честнымъ трудомъ".
— Каковъ! К а к ъ н])идумалъ! Н е такъ глуиъ, какъ к а ж е т с я ! —
інениула Ц е л я — и облачко задумчивости легло на ея челѣ.
Она изъ ііредыдуні,ихъ иисемъ ужъ знала этого оригинальиаго иротендонта на ея руку, знала, что ого средства, о которых'ь онъ уноминалъ, это полученный «ъ наслѣдство отъ отца
хутоі)окъ съ ИО моргами *) земли, находившейся гдѣ-то недалеко отъ Лыюва и отданной въ аренду. Знала, что самъ ухаживатель занимается лсурналистикой и, нужно признать, что это
именно и было одной изъ главныхъ нричинъ ся антииатіи къ
•) 3 моі)га -2
две.
—
276
—
I,
Она т а к ъ много наслышалась скверныхъ исторій о львовсішхъ
журналистахъ, объ ііхъ цинизмѣ, ночномъ пьянствѣ, буйствѣ и т. д.,
что ее бралъ ужасъ при мысли сдѣлаться женою такого чудовища. К ъ тому же этотъ ііретендентъ былъ совсѣмъ не пзъ к р а сивыхъ. Сама молодая, здоровая и красивая, Ц е л я и всюду любила
красоту и грацію. Между тѣмъ, онъ, хотя былъ еще молодъ,
ходилъ сгорбившись и словно разбитый, обладалъ широісимъ лицомъ, выдающимися скулами, имѣлъ какой-то испуганный п нерѣшительный видъ, блуждающее выраженіе глазъ, расплющенный
носъ и рыжіе волосы. Если къ этому добавить его одежду,
обыкновенно поношенную и к а к ъ будто не на него шитую — то
вотъ вамъ портретъ автора тѣхъ любовныхъ писемъ, той „ с у д ь б ы " ,
которая представлялась Целинѣ.
— Это кандидатъ на Кульпаркивъ! *)—мелькнуло въ головѣ
у Ц е л и , когда она впервые увидала его на почтѣ въ то время,
когда онъ сдавалъ письмо. Устремленные яа нее съ выраженіемъ
любопытства и удивленія сѣрые глаза чудовища возбуждали в ъ
ней какую-то тревогу и въ то же время смѣхъ. Съ этихъ поръ
онъ сталъ чаще приходить на почту, впиваться глазами въ к а ж д о е
ея движѳніе и сторожить на улицѣ. когда она шла на почту или
возвращалась домой. Н о никогда онъ не осмѣливался заговорить
съ нею. Онъ шелъ издали, и если не могъ избѣгнуть встрѣчп
съ нею лицомъ к ъ лицу, то кланялся украдкою и убѣгалъ во
весь духъ, словно съ чѣмъ-пибудь краденнымъ. Но піюшествіи
нѣсколькихъ мѣслцевъ т а к и х ъ нѣмыхъ ухажпваній онъ наппсалъ
ей первое письмо, несмѣлое, нацарапанное, очевидно, д])ожащей
рукой, неудачное по стилю, одііимъ словомъ смѣтпоо—пресмѣпіное.
І1,еля очень смѣялась надъ нимъ и, хотя не знала пмонп своего
нѣмого поклонника, все-таки сразу догадаласі., что онъ и авторъ
писі.ма, поднисаннаго „Семіопъ С т о к о л о с а " , — о д н а и та же особа.
И въ голову не пришло ей отвѣтить на зто письмо. Че])ез'ь мѣсяцъ она получила второе письмо, длинное, страстное и епіе
болѣе смѣшное въ своемъ го]»ячемъ выраженіи чувства. Третье
письмо пеожиданпыиъ обра'.юм'ь было коротісое и спокойное, так'ь
что Ц е л я , ждавіная въ немъ опять долгихі. воздыканііі и мпого-
HCMJ.
") Часть города, въ которой находіітсл домь умалншепиыхъ.
—
277
— I,
численныхъ заклинаній и днфирамбовъ своей красотѣ, была немного разочарована и задумалась. Однако задумчивость ея продолжалась недолго.
— Глупая ты, Цельна!—воскликнула она сама къ себѣ.—
Все это вздоръ, комедія! Если онъ имѣетъ честныя намѣренія,
то отчего не поступаетъ, какъ честные люди? Отчего не нридетъ,
не представится, не... Н о что тамъ, будемъ читать дальше!
^,Вы, навѣрное, спросите, отчего, чтобъ высказать вамъ
все это, я выбираю пе совсѣмъ удобный путь, приличествующій
скорѣе трусу, чѣмъ мужчинѣі"
— Игаь, каковъ! — воскликнула Це.ія съ улыбкой, — какъ
отгадалъ! — И хватаетъ у него рѣшительности назвать вещь ея
именеиъ, даже когда она касается его самого. Гм, рѣшительный
челонѣкъ!—добавила она черезъ минуту,—но только на бумагѣ!
Ну, ну, что-то онъ дальше пишетъ?
„ Я , дѣйствительно, трусъ, не въ отношеніи необезпеченности
и превратности ж и з н и - ^ с ъ ними я боролся съ дѣтстші и довольно
удачно,—но въ отношеніи тѣхъ людей, которыхъ люблю. Боюсь
принести имъ малѣйшую неприЛность и въ силу этого не разъ
приношу ее помимо желанія, а это для меня еще мучительвѣе
л больнѣе, чѣмъ для нихъ самихъ. Чувствую, что мнѣ не достаетъ твердой почвы въ обращеніи съ людьми, какую даегь
обп(естиениое воспитаніе и увѣреиность въ себѣ. Чувствую, что
сама особа моя возбуждаетъ смѣхъ и жалость—и это сразу отнимаетъ у меня всякую смѣлость. Л тоскую по людямъ, по дружбѣ,
любви, счастьѣ—и чувствую, что не могу достигнуть ихъ такъ,
какъ достигаютъ тысячи другихъ. Т а к ъ что же, не хочешь ли
украсть ихъ изъ-за углаЧ — напѣрное, спросите вы.
— Рехнулся, что ли! — воскликнула Целя съ какимъ-то
испугомъ.—Точка въ точку отгадалъ мою мысль!
„Нѣтъ, дорогая (ага, „дорогая!" Уже снова начипаетъ! —
иіеппула Це.ія), я хочу только схватить одну ниточку, которая
ведетъ къ мотку, а потомъ всю жизнь, всѣ свои силы посвятить
на достижеиіе того, что другимъ болѣе счастливая судьба даритъ
безъ труда. Теперь вы знаете меня только со стороны неказистой моей наружности. Поэтому я ни о чемъ больше не прошу,
какъ лииіь объ одномъ: позвольте мпѣ дать вамъ возможность
—
278
— I,
познакомиться со мною ближе. Я не хотѣлъ бы безъ вашего желанія дѣлать какіе-либо шаги въ этомъ направленіп, чтобъ не
подвергнуть васъ насмѣшкамъ, колкостямъ и непріятностямъ со
стороны людей, у которыхъ вы живете. Я , впрочемъ, знаю этихъ
людей, хоть и не близко, и могу вамъ только одно сказать:
берегитесь одинаково какъ отца, такъ и сына!"
— Ого, вотъ уже и жало гадюки!—шеинула Целя, прикусывая блѣдиѣющія губы.
„ Т а к ъ чего ж ъ я хочу? спросите вы. Одного только: позвольте
мнѣ стать ближе къ вамъ, дать вамъ возможность ближе узнать
меня! Дайте мнѣ знакъ, что не питаете ко мнѣ антипатіи, что
близость моя не будетъ вамъ непріятна! Напишите..."
— Д у р а к ъ ! — к р и к н у л а Ц е л я , топая ногою и не дочитывая
письма.—Вретъ онъ! Н е любитъ онъ меня, если можетъ писать
такія глупости. Позволь ему приблизиться ко мнѣ! Развѣ я ему
запрещаю? Н о тутъ именно и есть хитрость, подлый подвохъ. Н а творитъ какихъ-нибудь глупостей, скомпрометпрустъ меня, а потомъ
скажетъ: сами вы позволили! Нѣтъ, нѣтъ, не хочу и слышать
о немъ! Дамъ ему знать, чтоб'в онъ мнѣ больше па глаза не
показывался. „Что не питаете ко мнѣ антипатіи, что моя близость не будетъ вамъ непріятна!" Н у , откуда мпѣ это знатьі
Тьфу! Это какая-то безісровная слизь, какая-то рѣпа, а не мужчина! Н у , и хороша бъ я была, если бъ отдала'ему руку! Онъ
замучилъ бы меня своими нѣжностями и подозрѣніями! Бсѣ жилы
изъ меня бы вымоталъ! Нѣтъ, лучше остаться тѣмъ, что я теперь, нежели связать свою судьбу съ такимъ никуда негоднымъ
человѣкомъ!
И Целя бросила письмо несчастнаго поклонника на столъ,
пронілась нѣсколько разъ по комнатѣ, чтобъ успокоиться, а затѣмъ изорвала письмо вмѣстѣ
съ коп«е]»томъ на мелкіе
кусочки и понесла къ окну, чтобъ выбросить вонъ. Н о
когда она высунулась изъ окна, то увидала, что на углу улицы,
противъ окна, стоялъ авторъ письма, глазами впиппіись въ окно.
Поя](леціе Цели, очевидно, испугало его, — онъ мотнулся кпкъ
опіпаренный и хотѣлъ бѣжать, но не могъ оторвать глазъ отъ
окна. Эта картинка показалась Целѣ такой коміічпоіі, что она
расхохоталась во все горло. Л затѣмъ силі.иым-ь размахомъ руки
—
279
— I,
она выбросила мелкіе кусочки изорваянаго письма. Словно снѣговыя пушинки, посылались они внизъ, крутясь и разлетаясь въ
разныя стороны. Нѣсколько изъ нихъ, покрутившись и погулявъ
на волнахъ легонькаго вѣтра, упало па шляпу Семіона Стоколосы,
который съ испуганнымъ видомъ, блѣдный и какъ будто прикованный къ каменному тротуару, все еще стоялъ на углу улицы.
IV.
Прошу завтракать! — сказала старая Осиповна, цріотворивъ дверь комнаты. Целя вздрогнула отъ ея голоса, но тотчасъ же
успокоилась, тряхнула головой и, оглянувшись въ зеркало да
иоправивъ красную бархатную ленточку, которою перевязала свои
короткіе волосы, пошла въ столовую.
pr „»S Темпицкіе сидѣли уже за столомъ,—и сидѣли собственно муж^ ' ' " ч и н ы , а ста])уха Темницкая налипала кофе, то-и-дѣло шеве.іл
поблекшими губами, точно вела какіе-то нескончаемые, слышные
только ея глухимъ ушамъ разговоры съ какпми-то невидимыми
сосѣдями.
Впрочемъ, за столомъ старушка отзывалась очень рѣдко и
сцдѣла, внеривъ во что-нибудь глаза, словно бы не вндѣла ничего дальше кругомъ. Целя очень жалѣла ее, старалась услуживать
ей за столомъ, знаками говорить съ нею. Н о сначала старушка
почувствовала себя какъ-то сконфуженной этими непривычными
для нея нроявленіями вниманія и сочувствіл. Издавна привыкла
они к ъ тому, что самые близкіе ее совершенно игнорировании и
считали чуть ли не какимъ-то неодушевленііымъ предметомъ; поитому и не удивительно, что сначала она даже съ нодозрѣніемъ
смотрѣла на Л,елю, думая, что молодая дѣвушка хочетъ пріобрѣсти ея ласку для какихъ-то своихъ цѣлей. Н о убѣдивиіись,.
что Целина совсѣмъ далека отъ какихъ-либо своекорыстныхъ
замысловъ, старунпса мало-ио-малу п])ивыкла къ оказываемому ей
вниманію и принимала его ісакъ-то апатично, ничѣмъ не выдавая,
что оно ей доставляетъ удовольствіе. Но и апатія '.>та ни кан.іи
не измѣнила теплаго и сердечиаго отноіненія Целины, не ослабила
ея сочувствія к ъ несчастной старой женпі,инѣ, еш,е п)іи жизни
выродившейся нъ старую тряпку.
—
28.0
—
— А , вотъ и она, наша маниііулянтка!—весело воскликнулъ
старый Темницкій.—Здравствуйте. К а к ъ же вамъ спалось? Ч т о
хорошенькаго снилось?
Тѣмъ временемъ докторъ молча всталъ съ кресла, приблизился
к ъ ней и пробормоталъ: ,
— Здравствуйте!
Ц е л я обыкновенно подавала ему руку, которую тотъ ж а л ъ
по-товарищески. Н о сегодня докторъ, здороваясь, быстро поднесъ
ея руку к ъ губамъ и поцѣловалъ^ Ц е л я почувствовала горячее
и]>икосвовеніе его губъ и дернула pyity, к а к ъ ошпаренная, при
чемъ густой румянецъ залилъ ея лицо по самыя уніи. А докторъ,
к а к ъ ни въ чемъ не бывало, спокойно обернулся п сѣлъ на
своемъ мѣстѣ.
Ц е л я была взволнована до глубины души и не сѣла, а нача.іа возиться около старухи Темницкои, к а к ъ бы помогая ей
наливать кофе, а на саиомъ дѣлѣ стараясь успокоиться.
— Что ж ъ уто наіна эмансппантка т а к ъ не милостива, что
даже не отвѣчаетъ на привѣтъ старика? — шутливымъ тономъ
сказалъ Т е м п и ц к і й . — А правда, правда, старый долженъ знать,
что молодыя барышни и к ъ тому епі;е изъ новаго, ученаго, самостоятельнаго поколѣнія имѣютъ свои особыя п])авила, свой особый
образъ жизни и всегда охотнѣе отвѣчаютъ молодыиъ, нежели
старикамъ.
— Н о , п а п о ч к а ! — Ц е л я перенесла ато интимное обращеніе
на старика Темницкаго съ своего покоіінаго дѣдуніки, — как а я - ж ъ л эмансипантка!
— Н у , ну, ну, будто бы мы старые ужъ т а к ъ глупы и
ничего не понимаемъ! Ііороткіо волосы, снненькіе чулочки, служба въ капцеллріи, самостоятельная жизнь... степі. ніирокая, спѣтъ
открытый... alleiiistehende j u n g o D a m e *), и т. д. и т. д.
— А когда это вы, папочка, нидѣли у меня синіс чулочки?—
отііѣтила Ц е л я , стараясь обратить все іп. ніутку, хотя изъ тонл
всего разговора на нее вѣяло- какою-то дунінои) и непріятною
атмосферою.
— Х а , ха, ха! —сиѣялся Темницкій въ то время, к а к ъ
') Самостоятелыши молодпл женщина.
—
281
— I,
докторъ, склонившись надъ своей чашкой, медленно, систематически ііилъ к о ф е . — Х а , ха, ха! Я виолнѣ увѣренъ, что Ц е л я
и сейчасъ въ синихъ чулкахъ! Что, не угадалъі Н у - к а , докажите намъ, что это неправда!
— Ай, ай, ай, какъ вы, наночка, сегодня остроумны! съ
ироніей сказала Целя, кивая головой и берясь за завтракъ.
Между тѣмъ Темницкій ужъ окончилъ свой кофе и, вытеревъ
губы да опершись локтемъ о столъ, не сводилъ глазъ съ Цели,
стараясь уловить каждое ея движеніе, каждый взглядъ.
— Го, го, го!—неутомимо ііродолжалъ стариісъ: —савантки,
обсервантки, манипулянтки и эмансипантки, новое поколѣніе, равноправное съ мужчинами, жизнь ші собственный счетъ, завоеваиіе будущаго! какже, какже, кто не зналъ бы васъ ближе,
тотъ вмѣсто сііятыхъ купилъ бы. Н о пасъ, старыхъ воробьевъ,
на этомъ не словите. Ужъ если мы что знаемъ, такъ знаемъ.
Знаемъ, что женщина—все женщина. Н е одинъ дуракъ думаетъ:
а, это новый типъ, это женщина самостоятельная, устроительница своей судьбы, живетъ собствепнымъ трудомъ! А онъ и не
знаетъ, что этой устроительницѣ СО^ІСѢМЪ чего-то иного хочется.
Все мода и только. Была мода на кринолины, потомъ па пуфы,
потомъ на шляпки съ птичками, потомъ на тюрнюры,—настала
мода и па эмапсипацію, па равпоправіе, устроеніе будущаго собственными силами. А все это—совершенно одно и то же: и кринолины, п nyijiu, п тюрнюры, и эмансппація. Все имѣетъ только
одну n'lub—добыть сердце мужчины, поохотиться на мужей, ловить усатую половину человѣчества.
— Но, однако,' папочка, вы не станете отрицать,—загово])ила медленно Целя, у которой этотъ разговоръ отыма.іъ всякій
аппетитъ,—но Томницкій не далъ ой окончить.
— Стану, дптя мое, все стану отрицать, нбо знаю, что на
свѣтѣ говорится. Выслушайте слова старика. Старикъ не гово])И'і'Ъ на вѣтер'1..
— Однако, папа,—отозвался докторъ, которому также надоѣл'і. йтотъ разгово])ъ—что это вы за тему выбрали рш'овора!
Ь'акп, будто бы папа когда-нибудь говорилъ на другія темы!
— Тема, сынъ мой, такая хороніая, к а к ъ и всякая другая.
Ты іиідишь, какія теперь времена пошли"? Времена выставокъ,
—
282
— I,
объявленій и рекламы. У кого есть какой-нибудь товаръ, чтонибудь особенное, какая-нибудь дѣнная вещь, сейчасъ ее выносптъ на локазъ, въ газетахъ объявляетъ, на уліщахъ афишируетъ, на всѣ четыре стороны свѣта трубитъ и барабанитъ. Что,
развѣ неправда?
Докторъ и Д е л я слушали это иредисловіе молча, не зная къ
чему оно ведетъ
— А видите, старикъ не врегь!—сказалъ, усмѣхаясь, „пап о ч к а " . — Т о - т о и есть, что не иѣшаетъ иногда послушать старика.
Н у , теперь представьте себѣ такую барышню, которую судьба
обидѣла средствами. Есть здоровье, есть такое-сякое личико,
бровки, глазки, есть вкусъ къ жизни и удовольствіямъ, рада бы,
бѣдняга, и среди людей показаться, а тутъ условія па привязи
держатъ, дома бѣднота да тѣснота, къ порядочному обиі,еству
двери заперты... Что дѣлать? То, что есть цѣннаго и красиваго—личико, глазки, бровки, волосики, ручки—Темницкій перечислялъ все это съ какимъ-то особеннымъ ударенісмъ, моргая то
въ сторону Цели, то въ сторону доктора и жмуря глаза, словно
котъ на солнцѣ,—все это можно показать публикѣ развѣ только
разъ въ недѣлю, въ церкви. Этого мало! И вотъ такое бѣдноѳ
созданіе идетъ въ практикантки, телеграфистки, телефонистки—
однимъ словомъ, куда-нибудь па общественную службу, гдѣ могла бы
сидѣть на виду у всѣхъ, словно на выставкѣ за стекломъ. К т о
хочетъ, можетъ прійти и осмотрѣть, можетъдажѳ попросить ее встать
и пройтись. „Простите, нѣтъ-ли для меня письма poste restante"?" —
„ П о какому адресу?" — „А 3 4 " . И наша эмансипаитка встаегь
и идетъ къ полкѣ съ письмами. А тутъ А - ^ п е р ш і я буква азбук и , — и мѣсто ея находится на самой нысшей іюлкѣ. Вотъ бѣдное созданів беретъ кресло, приставляетъ и со всей чиновничьей
солидностью, а вмѣстѣ съ тѣмъ и со всей дѣвичьей граціей взлѣзаетъ на кресло, становится на пальчики и ііш,еті>, иіцетъ, ипі,етъ на
верхней полкѣ такъ долго, пока любопытный гості, ue оглядѣлъ
въ совершенствѣ и ножекъ, и таліи, и ручекъ, и шейки и всего,
что егАіинтересуетъ. „Нѣтъ, извините, пичего нѣтъ!" — „Спасибо,
простите!" А черезъ минуту другой такъ же спрашиваетъ, потомъ третій, четвертый и т. д. Не жизнь это развѣ? Кі> счастью
есть еиі,е государство, которое платитъ за подобную комѳдію. А
—
283
— I,
Я вполнѣ убѣжденъ, что если бы открыли вдвое больше мѣстъ въ
этакомъ родѣ и если бъ не только тамъ не нлатилп, но бра-'ш
еще съ нпхъ, то и въ такомъ случаѣ отъ кандцдатокъ не было
бы отбою.
— Чудесно вы насъ разрисовали, .нечего сказать!—воскликнула Целя.
— А развѣ я не правду говорю?
— Разумѣется, неправду!—съ нервнымъ удареніемъ отвѣтила
Целя.
— Что?—вскрикнулъ Темницкій,—вы смѣете говорить, что
неправдуі
— Конечно, неправду! Вѣдь, вы на аоемъ собствеиномъ
примѣрѣ могли бы убѣдиться, что это не такъ. Вѣдь, признаете же вы, что я совсѣмъ не интересуюсь тѣмъ, чтобъ показать себя, но чтобы честно заработать кусокъ хлѣба.
— Н у , ну, я, вѣдь, не про васъ говорилъ! — отвѣтилъ
старикъ, шутливо жмуря г л а з а . — В ы , вѣдь, во всемъ нсключеніе,
во нсемъ не похожи на другихъ. Х о - о - о т я — э т о „о" онъ тянулъ
какимъ-то пѣвучимъ голосомъ, склонивъ при этомъ голову влѣво,
какъ поющая канарейка,—если-бъ пришлось святую правду сказать, то я сказалъ бы, что и у васъ не безъ задоринки.
— Безъ ісакой задоринкиі—рѣзко спросила Целя,
— Нечего мнѣ вамъ растолковывать. Что знаю, то
знаю.
— Если вы бросаете на меня подозрѣніе, то обязаны объясниться, потому что иначе я должна такое отношеніе назвать...
назвать...
Дыхапіе захватило въ груди Цели. Что-то жгло глаза,
словно сдавлеппыя слезы, которыя съ силою стремились брызнуть.
Н о она сдержалась и сохранила спокойный видъ, главішмъ образомъ, потому, что чувствовала устремленпые на себя пропизываюпио глаза доктора.
— Нроіпу не называть никакъ,—сказалъ, добродушно усиѣхаясь, Тепііицкій.—Меня вы словами въ туникъ не іч^Н'авито.
Прежде скажите намъ, что это за госнодинъ торчалъ тутъ
сегодня па улицѣ предъ нашими окнами и что за кусочки бумаги вы бросили ему на голову?
—
284
— I,
Онъ скааалъ это такъ увѣренно и спокойно, что можно было
думать, что онъ знаетъ далеко больше, нежели высказываетъ и
беретъ то-іько для примѣра первый попавшійся ему подходящій фактъ.
Ц е л я поблѣднѣла при этихъ словахъ.
— Такой вопросъ—вскрикнула она, вставая изъ-за стола,
свидѣтельствуетъ о низкомъ образѣ мыслей.
— Однако, папа, какъ вы можете до такой степени забываться!—
поспѣшно сказалъ докторъ, видя, что Ц е л я бросилась к ъ дверямъ.
Н е оглядываясь. Ц е л я быстро вышла, и въ своей комнатѣ
упала лицомъ на подушку. Е й хотѣлось плакать. Намекъ Темницкаго былъ слишкомъ глупъ и неоснователенъ, чтобъ въ самомъ дѣлѣ обидѣхься. Больно ей было только отъ этихъ циничныхъ уколовъ, направленныхъ противъ, вообш,е, женщинъ,
ищущихъ собственнаго заработка, но въ то же время понемногу
утѣшало ее то, что докторъ въ этомъ вопросѣ стплъ какъ-будто
на оя сторону. Она сама не знала; отчего это, хотя' и очень ,
слабое выраженіе сочувствія, принесло ей облегченіе. Успокоившись
немного, она встала и пошла на урокъ.
— Однако, папа,—сказалъ по уходѣ Цели докторъ, закуривая папиросу,—я въ самомъ дѣлѣ не понимаю, что и думать...
— О чемъ?
— Д о сихъ поръ я считалъ васъ человѣкомъ, который никогда не забывалъ объ общепринятыхъ формахъ приличія.
— Ну, ну, ну, сынъ начинаетъ читать мораль о т ц у ! —
вскрикну-гъ старикъ, живо бросаясь въ кресло.—Брось эту роль,
потому что она тебѣ очень не къ лицу!
— Нѣтъ, папа,—сказалъ съ пепоколебимымъ спокойствіеиъ
докторъ,—-я въ самомъ дѣлѣ не узнаю васъ. Вы перестаете
владѣть собою. Начинаете впдѣть то, чего нѣтъ. Мнѣ и не
снилось морализировать, но думается, что простая деликатность
требуетъ, чтобы вы обрапіались съ ною прилично.
— А если у меня есть своя цѣль такъ именно обращаться
съ неюі
—-Ѵ^воя цѣльі—медленно повторилъ докторъ. ІІакаяІ
—• Это ужъ мое дѣло. }1, вѣдь, но сііраиіиваю тебя, к а к а я
у тебя цѣль услуживать ей во время обѣда, поддакивать ея
словамъ, не снодя съ нея глазъ и цѣлуя ея руки.
—
285
— I,
— Кагіяя... у меня... цѣль'? Ч т о это ВЯІМЪ СНИТСЯ? К а к у ю - ж ъ
я могу имѣть цѣль?
— Это меня не касается. Имѣи, какую хочешь, но позволь
и мнѣ изіѣть свою. Вцрочемъ, кто знаетъ — щ у р я глаза и к а чаясь в ъ креслѣ, добавилъ насмѣшливо с т ^ и к ъ — н е соидутся-ли
въ концѣ концовъ наши дорожки? К т о знаетъ, не будетъ ли
то, что ты называешь отсутствіе"мъ вѣжливости, наилучшимъ
твоимъ союзникомъі
Д о к т о р ъ съ удивленіемъ устремилъ взоръ в ъ отца. О н ъ
начиналъ узнавать его съ такой стороны, которой до сихъ поръ
и не подозрѣва.іъ,—со стороны больше животной, н е ж е л и . ч е ловѣческой. Игривая улыбка, свѣтившаяся на гу^ахъ этого
человѣка. в ъ его глазахъ ириняла вдругъ какой-то гадкій,
циничный оттѣнокъ, хотя подобная улыбка на устахъ другихъ
людей совсѣиъ его не оскорбляла. Н о это былъ его отецъ! Весь
утотъ коротенькій разговоръ произвелъ на него очень непріятное впечатлѣніе, хоть онъ и самъ не умѣлъ себѣ к а к ъ слѣдуетъ объяснить, что именно в ъ немъ было такого непріятнаго.
Онъ хотѣлъ поэтому перевести разговоръ на другую тему.
— Однако, признайтесь, папа, что выдумка съ человѣкомъ,
торчаіцимъ подъ окнами и бросаемым» в ъ него бумажками, была
не очень удачна.
— Выдумка? Ч т о это ты говоришь! Это, вѣдь, чистехонькая
правда! Я самъ это видѣлъ и не съ сегодняшняго д н я вижу
этого вздыхаюіцаго Адониса. Х а , х а , х а ! Если-бъ ты увидалъ,
что это за АдонисъІ' Совершенный орангутангъ. А наша эмапсипантка, видно, совсѣмъ таки к ъ нему благосклонна.
— Н у , что вы гово])ито!—воскликнулъ докторъ съ удивленіемъ.
— Говорю, что знан). Л присматриваю за нимъ и за нею.
Иереписывііются, видаются па улицѣ, а, можетъ, и еще гдѣ-іінбудь. Нав'Ьрияка не знаю, но подозрѣиаю, имѣю вѣ])ныѳ указапія и сл'Г.ды... Однимъ словомъ, увѣ])яю тебя, что не всякая
женщина, что ходитъ въ длинномъ нлатьѣ—весталка.
— Это ста])ая пѣсня,—сказал'ь л о к т о ] ) Ъ . пе-ресиливъ свое
волпеніе. Н о все-таки я не предполагалъ...
— Д о к т о р ' 1 . — I I не п р е д п о л а г а л ъ ! — к р и к н у л ъ ТРМПІІЦКІЙ. — •
—
286
— I,
Х а , ха, ха! Вѣдь, предположеніе —это первый шагъ к ъ правдѣі
Или какъ тамъ ваша наука говоритъ, а1
Вмѣсто отвѣта докторъ подалъ отцу свою широкую ладонь.
Оба эти честные человѣчкп совершенно поняли другъ друга.
Солнце жгло немилосердно. Н а юго-западной сторонѣ небосклона черная, какъ уголь, туча висѣла такъ низко, что казалось, будто лѣвое ея крыло, словно громадная оборванная хоругвь, нацѣплено было на золочепномъ остріи верхушки башни
ратуши. В ъ воздухѣ пахло сыростью. П о улицамъ ползли бочки
съ водою, поливая пыль, да гремѣли фаэтоны. Обращенныя к ъ
солнцу окна зданіи закрыты были шторами. Н а балконахъ въ
деревянныхъ кадкахъ недвижно стояли олеандры. П о тротуарамъ
сновали иемногочислепные прохожіе; только въ нѳбольшомъ скверѣ
въ тѣнп деревъ, вок])угъ плeп^yщaгo фонтана, забавлялась куча
дѣтой подъ присмотромъ нянекъ.
Было три четверти второго. Це.ія въ лѣтнемъ, бронзоваго
цвѣта пальто и въ бѣлой соломенной шляпѣ съ ши])окими полями и красно - желтой кокардой спѣшила па почту. Несмотря
на жару, она по привнчкѣ ш.іа быстро. В ъ ея движсніяхъ
замѣтно было какое то нервное раздраженіе. Лицо оя было опущено, тубы стиснуты, и лобъ то и дѣло морщился отъ какихъ
то мрачныхъ, неотстунныхъ думъ.
Дѣйствнтольно, послѣ той сцены, какая произошла между нею
и Темницкими за завтраком!., она возымѣла твердое намѣреніѳ
не показываться больше вч. ихъ столовой. К а к ъ бы угадывая ея
рѣшеніе, докторъ Темницісій встрѣтилъ ее, когда она возвраиіалась съ порнаго нтажа, съ урока, воніелъ съ ною въ ея комнату (что-жъ, вѣдь, «того она по могла ему запретить!) и наЧіаъ просить у нея прош,внія за отцовскую грубость. Нужно
простить старику его болтовню. Старость не радость — человѣкъ
съ годами помимо воли черствѣетъ п нпдитъ все нъ болѣо тсмномъ свѣтѣ, если особенно зто новая вещь, къ которой он'ь не
прииыкъ и важности которой не понимаетъ. Волей неволей Ц е л я
—
287
— I,
долліна была согласиться съ ннмъ, должна была увѣрить его, что
не сердится, за что взамѣнъ оііъ увѣрялъ, что отецъ въ ея при«утствіи такъ не позволитъ себѣ больше ничего подоинаго.
Затѣмъ докторъ началъ разйіірашивать ее про ея жизнь,
службу, надежды на будущее, проявляя спокойный, но простой и
искренній интересъ. Т а к ъ они разговаривали съ полчаса, о н ъ —
сидя въ креслѣ у большого стола, она — нодлѣ окна. Двери,
выходяідія изъ комнаты въ кухню, были открыты, такъ что
видно было снующую около печи Осипову.
Ц е л я , которой встрѣча съ докторомъ сначала была неиріятна,
скоро почувствовала себя цобѣжденной и успокоенной ровнымъ
тономъ разговора, свободными и стройными движепіязиі, искренностью, далекою отъ воякой аффектаціи, и тѣмъ дружескпмъ
добродуііііемъ, съ какимъ онъ оправдывалъ передъ нею не тактичный
поступокъ отца или съ какимъ улыбался, слушая ея мечты о ея
будущей жизни, когда она будетъ старой ночтмейсториіей |гдѣ-то
въ уединенномъ домикѣ въ глухомъ нровинціальномъ городкѣ.
Теперь она могла къ нему приглядѣться лучше. Онъ вовсе
не былъ такимъ суровымъ и страшнымъ, какимТ) показался ей
въ пе]івую минуту. Ііъ глазахъ его но сверкали тѣ зловѣщія
искорки, которыя н]»иводили ее въ такое замѣшательство и мучили до сихъ норъ. Онъ былъ очень ровенъ, простъ, натуралепъ,
а чувство собственной силы и увѣренность въ себѣ придавали ему
въ ея глазах'1. какую то необыкновенную привлекательность. П о мимо ея ноли напрашивалась у нея мысль:
— Иотъ если бы можно было пройти жизікчіныіі путь, они[іаясі. на сильную ])уку такого чсловѣка!
Однако желаніе DTO было далеко отъ окраски какимъ либо
чувствомъ, которое могло бы смутить спокойное теченіе ихъ разговора. Нто былъ выводъ чисто логическій, теоретическііі, не
задѣваиіпііі ея сердца и не волиовавніій крови. Она знала, что
;п'о веш,ь иев(»;іможная, и не рисовала себѣ никакихъ иллюзій.
Тѣмъ не менѣе обѣдъ, къ которому она вопреки своему прежнему іИииеиііо, вышла въ обніую столовую, снова раздражилъ ее
II разстроил'ь нервы В'ь высокой степени. Правда, старикъ Темиііцкііі на итотъ |іа;)Ъ молчали., а говорилъ только докторъ.
зумѣется также, что іпізговоръ пмѣлъ соіісѣмъ иной характе])Ъ,
—
288
— I,
неяѵвли предыдущіе, но собственно потому, что онъ п задѣлъ ее
совсѣмъ съ другой, неожиданно!! стороны — н тѣмъ снльнѣйіііее
произвелъ на нее внечатлѣніе.
Н и съ того, ИИ съ сего, докторъ завелъ рѣчь о своей невѣстѣ. Онъ показалъ Целѣ два ея письма, писанныхъ по-нѣмецки, прочелъ даже изъ нихъ кое-каісіе отрывки текста, спрашивалъ совѣта: женщины де женщинъ всегда лучше понпмаютъ,
чѣмъ мужчины, и эти письма, на его взглядъ, указываютъ на
полное несходство ихъ характеровъ, на недостатокъ у его певѣсты любви къ нему и даже простой нѣжности, на поверхностный образъ мыслей, эгоизмъ и другіе подобные недостатки. Бѣдной Целѣ крайне непріятенъ былъ этотъ разгоноръ, такъ какъ
текста писемъ, писанныхъ въ означенной части на вѣнскомъ
патуа, она не совсѣмъ понимала, а тѣ отрывки, которые она поняла, показались ей очень банальными и ничего' незначуищми.
Она присматривалась только к ъ почерку, но и онъ былъ неоп])едѣленный—не то женскій, не то мужской. Ясное дѣло, что она
яикаісого суждеиія объ этихъ письмахъ и ихъ авторѣ высказать
не могла. Докторъ, впрочемъ, не очень и пастаивалъ на этомъ.
Видно было, что письма »ти были для него только поводомъ
высказать предъ Целиною свои взгляды на любовь и семейную
жизнь. Гармонія характеровъ, темпераментовъ, симпатій — вотъ
что главное. Средства—неважны, средства въ его головѣ и jtyкахъ. Онъ хочетъ разо])вать тѣ цѣпи, в'ь которыя и такъ его
помимо его желанія впутали. П о секрету оігь признался Л,ел'Ь, что
его невѣста моложе его только двумя годами, и для дѣинцы ото
возрастъ очень солидный. Впрочемъ, ого поражаетъ у его невѣсты
отсутствіо всякой мысли о жизни, (!я задачахъ и обязанностях!..
Женщина, которая ни о чем'ь не думаетъ, кромѣ наііядовъ и
развлеченій, которая не въ со(;тояніи стоять на собстнениыхъ ногахъ, жить нъ случаіі необходимости собствснні,імъ т р у д о м ъ , —
такая жсннипіа в'ь паіни времена и въ семейной ;ісизііи не исполнитъ своего назначенія. Ибо какое же воспитаніе сумѣетт. она
дать своимъ дѣтямъЧ Ііакимъ образомъ сможетъ она поддержать
мужа въ моментъ сомнѣній и отчаянья? А средства даже самыя
болыпія никого не снасутъ ни отъ сомнѣнііі, тровогъ и отчаянья,,
ни даже отъ нужды мптеріальной.
—
289
—
Рѣчь доктора текла гладко, плавно, словно журчащііі потокъ,
и каждое слово съ удивительной силой попадало въ сердце бѣдной дѣвушкп. Что въ нпхъ такое было, что волновало и тревожило
ее, но влѣстѣ съ тѣмъ охватывало какой-то радостной дрожью?
Бѣдь, ничего тутъ не сказано по ея адресу, а особа, давшая
поводъ этимъ изліяніямъ, была ей совсѣмъ чузсда и незнакома!..
Правда, докторъ высказывалъ ясно и обстоятельно много т а кихъ мыслей, до которыхъ и сама она дошла путемъ опыта и
собственной умственной работы, но почему жъ эти мысли, высказанныя ei'o устами, были въ ея глазахъ такъ новы, заманчивы и
цѣнны, вылетали предъ ея умственнымъ взоромъ. словно яркія
огненныя ракеты'? Нѣсколько разъ докторъ какъ бы случайно
коснулся — правда, очень деликатно — такихъ вещей, которыя
частенько бывали предметомъ ея затаенныхъ грезъ и тихихъ,
почти несозиаваемыхъ желаній,—и всякіи разъ Целя чувствовала какъ бы прикосновеніе паутины, чувствовала, какъ какая-то
электрическая искра пробѣгала по всему ея тѣлу.
Н е удивительно поэтому, что все время обѣда, подъ внечатлѣніемъ докторскихъ разговоровъ и признаній, Целя сидѣла,
ісакъ очарованная, то іфаснѣя, то блѣднѣя, и только иногда съ
очевиднымъ усиліемъ, изъ вѣжливости произносила какое-нибудь
слово. Она ѣла мало; за то, ссылаясь на жару, выпила нѣсколько
стакановъ воды. П р и разговорѣ докто])Ъ не глядѣлъ на нее, к а к ъ
будто зная, что выраженіе его глазъ иііоизводитъ па нее подавляюіцее впечатлѣпіе. По именно то, что онъ не глядѣлъ па нео>
придавало его словам'і. больше силы и законченности. Несмотря
на неподвижное сиокойствіе it внѣіинюіо сухую теоретичность докто{)Ской рѣчн. Целя нѣсколысо і)азъ разражалась при ого словахъ смѣхомъ, а разъ піш какой-то совсѣмі. обиі,ей фразѣ почувствовала, что глаза ея затуманиваются слезами—и она отвернулась ii'i. сторону.
— Ті.фу, DTO і;акоіі-то дьяволч. въ человѣческомъ образѣ!—
вc^^ встрепенувшись ніепнула Целя, когда 'выбѣжлла па улицу
II почувствовала себя, паконецъ, свободною отъ увлекпющаго дѣйс.твіи і)того разговора. Она иі.іа бысті)о, направляясь к ъ почтѣ,
хотя ичііла в'Ь своемъ і)аспоряженіи четверті. часа. Газбуженныя
волны чувства, желаііій и поображенія, к,!іокотавшія у нѳя внутри,
17
—
290
— I,
требовали живого физическаго двилгенія для возвращенія равновѣсія. Н о эти разбуженііыя волны на этотъ раяъ не причиняли
ей никакой ненріятнрсти—наоборотъ, ей казалось, что она брод и т ь среди нвпрозрачныхъ волнъ теплой п розоватой мглы, въ
которой нужно было дышать глубоко, полной грудью, что перейдя
ее, она вдругъ увидптъ какіе-то новые, широкіе п чудно-прекрасные горизонты, о какихъ теперь не ияѣетъ еще никакого представлен! я.
Она силилась дорогой упорядочить своя мысли, остановить
нхъ на чемъ-нибудь одномъ, опредѣленномъ п близкомъ, но вмѣсто
этого она удивительнымъ образомъ была занята все время невѣстой доктора Темницкаго. И совершилось это какъ-то совершенно
невольно, словно бы эта невѣста сама выплывала изъ этой розовой мглы. Ц е л я такъ и увидѣла ее духовными очами — старую,
некрасивую нѣмку съ волосами цвѣта отрубей и голубыми выцвѣтшими глазами, сухую и нестерпимо гордую своимъ состояпіемъ.
Видѣла, какъ она своими костлявыми руками обнимаетъ шею доктора, как'ь впивается въ его уста своими широкими, безкроиными
губами, даже слышала ея полный излипгнихъ нѣжностсй и притомъ
немилосердно пискливый голосъ „Меіп ІлеЬеге!" И Целѣ сдѣлалось чего-то очень жаль. Н е спеціальпо доктора ей было ж а л к о —
что онъ для неяі Но жаль ей было той суммы живыхъ силъ.
ума, покоя и счастья, что должны были пропасть изъ-за этого
учиться не будутъ. Сама, вижу, Мошчиха подгово])Пла ихъ к ъ
этому, потому что моня эта вѣдьма ненавидѣла, хоть не знаю,
за что. И, какъ только дѣти подняли крикъ, она тогчасъ прибѣжала и вытолкала меня пз'ь комнаты, говоря, что ученье не для
меня, что они бѣдны и не имѣютъ возможности де])жать для
меня бельфера. Заплакалъ я, но что-жъ дѣлать? Лойду, быиало,
въ село, играю съ ісрестьяисі;ііми дѣтьмн или присматриваюсь,
какъ старшіе мастерятъ у возовъ, саней или другихъ ігринадлежностей хозяйства.
335
—
Часто мы гурьбою бѣгали к ъ кузнецу, кузница котораго стояла
у села, и тамъ цѣлыми часами приглядывались к ъ работѣ. А
такъ какъ я былъ самый сильный изъ всѣхъ мальчиковъ, то нѳ
разъ кузнецъ иозволялъ мнѣ или мѣхомъ дуть, или молотомъ
ударить, или точило крутить. К а к ъ я тогда бывалъ счастливъ!
К а к ъ горячо я желалъ знать хоть какое-нибудь ремесло, ^ если
ужъ ученіе было не для меня!
Весною я вновь возвращался на лугъ, къ гусямъ и телятамъ, которыхъ Мошко скуиалъ въ окрестныхъ селахъ и, иодержавъ ихъ у себя немного, возилъ во Львовъ на продажу.
Пастбище смерековское было обдіирное, кое-гдѣ поросшее корчами—
негдѣ было бѣгать; поэтому, сяду, бывало, гдѣ нибудь на пригоркѣ, наточу ножикъ и начинаю стругать, долбить, вырѣзывая
изъ дерева разныя вещи, — сначала маленькія лѣстнички, плуги
да бороны, потомъ—клѣтки, вѣтряпыя мельнички. Черезъ годъ
я ужъ былъ такимъ мастеромъ, что всѣ мальчики отстали
отъ меня. Н а ч а л ъ я -то и имя мое узналъ!)
— Добрый день,—говорю я — и почему-то задрожала.
Онъ пошелъ рядомъ со мною, хотя я въ обѣихъ рукахъ
несла ведра. Н а улицѣ было еще пусто. Онъ молчалъ съ минуту
и въ утреннемъ полусвѣтѣ присматривался ко мнѣ.
— Бѣдное д и т я , — с к а з а л ъ онъ, наконецъ, — З н а ч и т ъ , д я д я
не замѣнилъ- вамъ отца.
— Мой дядя добрый человѣкъ,—сказала я, не подымая на
него глазъ.
— Знаю, знаю, — сказалъ онъ съ легкой усмѣшкой въ голосѣ.
Опять молчаніе. Мы были уже недалеко отъ колодца, у котораго стояли д в ѣ — т р и служанки.
— В ы ходите когда-нибудь на почту?—спроснлъ онъ вдругъ,
какъ будто очнувшись отъ какой то задумчивости.
— Д я д я посылаетъ за газетою.
— Тамъ на ваше имя есть письмо poste restaiite. Вы
умѣете читать?
— Ну, какъ не умѣть?
— И не забудете] poste restante, только имя, безъ фамиліи.
Прочтите его! Подумайте надъ тѣмъ, что я пишу вамъ. У меня
нѣтъ случая поговорить съ вами,—поэтому я рѣшился написать.
Прощайте!
И не дожидаясь моего отвѣта, онъ быстро ушелъ.
У меня словно камень залегъ въ груди, вмѣсто сердца, —
Письмо ко мнѣ! Отъ него! Что ему отъ меня нужно? Авось ничего худого?-Что? Выглядитъ человѣкомъ серьезныиъ, взвѣшивающимъ свои поступки. А зла я никакого ему не сдѣлала, —
такъ за что ему платить мнѣ зломъ?
Трудно мнѣ было скрыть свое волненіо отъ барышень. Все
утро л была сама не своя, вое дожидаясь десяти часоігь, когда
меня обыкновенно посылали на почту за газетой для дяди. Н а крывъ голову платкомъ, я пошла на почту и протисну.іась к ъ
деревянной рѣпгеткѣ, изъ-за которой экспедито])ка выдавала письма
poste restante.
ДОИ,
—
363
— I,
— Простите, нѣтъ ли письма „РомуальдѣГ — сказала я
такимъ невѣрнымъ и дрожащимъ голосомъ, что нѣсколько барышень, стоявшихъ передъ рѣшеткой, взглянуло на меня насмѣгаливыми, к а к ъ мнѣ казалось, взглядами.
Эшіедиторка начала перебирать письма въ шкафу.
— А откуда должно быть письмо? — спросила она.
— Мѣстное,—едва прошептала я, закрывая лицо платкомъ.
В ъ эту минуту въ моихъ рукахъ очутилось небольшое продолговатое письмо. Я сжа-та его и вся задроаіала, словно взяла бы
въ руку горячіе угли. Выйдя изъ почтамта, я стала у окна,
въ корридорѣ почтоваго .эдапія, чтобъ прочесть письмо. Я знала,
что дома не будетъ возможности прочесть его украдкой. Дрожа,пі,ей рукой я разорвала конвертъ и выну.та листокъ бѣлой писчей
бумаги. Письмо было написано красиво, четко, по буквы нѣсколько
минутъ какъ бы скакали, к а к ъ бы пылали у меня предъ глазами. Наконецъ, я немного успокоилась и проч-ча вотъ что:
„ Н а - д п я х ъ я выѣзжаю въ Перемышль и не буду больше въ
домѣ вашего дяди. П е хочу даже бывать тамъ—отчего, сейчасъ
поймете. Я увидалъ ваше несчастное положеніе и съ вашимъ дядей говорилъ о васъ. Если бы я сказалъ, что люблю васъ, то
вы имѣлп бы право не повѣрить мнѣ, потому что какъ-же можно
полюбить кого-нибудь, не зная его ближе? Поэтому я не буду
говорить вамъ о любви, а только скажу вотъ что. )[ бѣдный
офпцеръ; изъ простой семьи. Жизнь бурлацкая мнѣ опротивѣда,
хочется испытать тепло семейнаго гпѣзда. Собственной семьи у меня
нѣтъ, жениться безъ реверса нельзя, такой дѣвуніки, которая
внесла бы за меня реверсъ и при этомъ нравилась бы мнѣ,я,
вѣрно, но найду, а продаваться за реверсъ въ мужья такой,
которую я не могу любить, я также не хочу. А между тѣмъ
моего мѣсячнаго жалованья хоть съ- грѣхомъ пополам'ь хватило бы па содержаніе семі.и. Что мігЬ дѣлать? Правые пути
мнѣ заказаны, самъ заііонъ толкаетъ меня на неправый. Я знаю
васъ какъ честную дѣвушісу и не долженъ бы пользоваться ваіпимъ несчастнымъ положеніемъ. Н о я знаю, что пололіеніе это
безвыходно, и потому думаю, что лучіпе вамъ будетъ сдѣлаться
моей хотя незаконной женой, чѣмъ вѣчною служанкою своихъ
двоюродныхъ сестеръ. Будемъ жіггь вмѣстѣ, будемъ довольство-
—
364
— I,
ваться тѣлъ, что имѣемъ, а когда я дослужусь до высшаго чина,
то брошу службу и тогда мы поженимся. Н е буду скрывать отъ
васъ, что это не легкое и не скорое дѣло. Но можетъ случиться
война, я могу въ ней отличиться—и тогда дѣло пойдетъ лучше.
Рѣшайте, какъ знаете. Скажу вамъ только о себѣ кой-что. Л
человѣкъ простой, тпхій, выросъ въ бѣдностп, привыкъ къ скромной жизни и труду, и, если правда то, что я слышалъ про
васъ, то мнѣ кажется, что полюблю васъ. Если рѣшитесь уйти
со мною, то будьте въ субботу вечеромъ со всѣми своими вещами
на вокзалѣ. Я возьму для васъ билетъ. Н а всякШ случай въ
субботу вечеромъ буду ждать на вокзалѣ. Ес.іи не будете—ваша
воля, я не посчитаю это за обиду. А если придете — до свиданія".
К а к ъ видите, я хорошо выучила на память это письмо. Оно
и до сихъ поръ у меня—единственное воспоминаніе о моемъ
счастьѣ. Ч и т а я его, я чувствовала, что лицо мое то заливалось
румянцемъ, то опять блѣднѣло. Меня бросило въ дрожь послѣ
нрочтенія — я не знала, что съ собой дѣлать, куда спрятать бумагу, куда идти и что думать. Мнѣ вспомнилось, к а к ъ когда-то
мать цѣловала и балова.іа меня п выискивала для меня самыхъ
лучшихъ и богатыхъ жениховъ, а потомъ когда я начала подростать, все оберегала меня отъ военныхъ. Мнѣ вспомнились
слышанные мною разсказы двоюродпыхъ сестеръ объ офицерахъ,
объ ихъ безнравственной жизни, о дѣвушкахъ, которыхъ они бсрутъ па содержаніе, а черезъ нѣкоторое время прогоняютъ и отдаютъ на п о з о р ъ — и мнѣ стало страшно письма, которое я спрятала па груди подъ корсеткою. Т а к ъ мнѣ и казалось, что тамъ
зашевели.іась холодная змѣя. Н о затѣмъ я вспомнила о своемъ
рабскомъ, безвыходномъ ноложеніи, о томъ что и сами сестрицы
мои не долго бы думали, если-бъ первый попавшійся офицеръ
предложилъ имъ то, что мнѣ, —дальше предъ глазами встало
'красивое улыбающееся лицо моего о^ішцера, его мягкій голосъ,
привѣтливыя движенія и особенно его ясные глаза, глубокіе да
искренніе,—и я ужъ тогда почувствовала, что не устою противъ
этого нерваго въ моей жизни пскушенія, что пойду туда, куда
меня зоветъ надежда хотя бы па недолгое п дорого стоющее
счастье.
—
365
— I,
Д о субботы было еще три дня, но въ эти три дня я иочти
совсѣмъ не думала надъ своимъ будущимъ. Я прожила эти три
дня въ какой-то безпрерывной горячкѣ, въ какомъ-то забытьѣ,
въ страхѣ и надезсдѣ вмѣстѣ. А въ субботу вечеромъ, когда мои
сестры пошли съ отцомъ гулять, я одѣласв въ лучшее свое платье
и, собравъ свои вещи въ небольшой узелокъ, пошла на вокзалъ желѣзной дороги, не оглядываясь, не говоря никому ни слова,
и только уже изъ Перемышля написала дядѣ письмо, поблагодарила за хлѣбъ-соль и сказала, что я уѣхала на новую службу.
У.
Я не буду томить васъ длиннымъ разсказомъ. Офицеръ мой
былъ очень добрый человѣкъ. З а тѣ полтора года, что мы
жили вмѣстѣ, я не слышала отъ него худого слова. Послѣ тяжелой школы, которую я прошла у дяди, онъ былъ для меня
словно солнечный свѣтъ; и онъ приласкалъ меня, освободилъ
отъ тяжелой работы, далъ вздохнуть свободнѣе, говорилъ со мной,
какъ съ равною, любилъ меня, какъ сестру. Черезъ нѣсколько недѣль я ожила, пришла въ себя. Пойду, бывало, въ городъ, - люди
оглядываются на меня, я иногда слышу, что молодые люди т е п чутъ: „какая хорошенькая барышня!" 0(І)ицеръ сшилъ мнѣ нѣсколько
платьевъ, и, видно, любилъ меня, потому что выискивалъ тысячи
случаевъ доставить мнѣ удовольствіе: приносилъ подарки, книжки,
цвѣты.
Одно только сложилось не такъ, какъ я думала; мы не жили
вмѣстѣ. Ему подѣламъ службы приказано было жить въ казармѣ,—.
ну, а я не могла тамъ быть виѣстѣ съ нииъ. Опъ отыскалъ мнѣ
хорошенькую, меблированную комнатку; столовалась я у сосѣдки,
жены какого-то ремесленника, а онъ приходилъ ко мпѣ въ свободные отъ службы часы, обыкновенно къ ночи.
Мы пили чай вмѣстѣ и разговаривали до полупочи.Онъ разска:іыпалъ мнѣ про свою жизнь, про свою службу и ея трудности, про
то, что па свѣтѣ дѣлается. Я сидѣла, не сводя съ пего глазъ, и,
казалось, слушала-бъ его всю ночь, Цѣлый день сидишь одна, чи-
—
366
--
таешь, шьешь, въ окно глядишь, рада живому человѣческозіу голосу. А онъ такъ хорошо умѣлъ раасказывать!...
— Ромця, ну разскажи же ты что-йибудь о себѣ, — говоритъ
онъ бывало.
Я чувствовала, что люблю его, во мнѣ зародилось желаніе удержать при себѣ его любовь — я и не заставляла себя никогда просить. Мнѣ хотѣлось доказать еиу, что. я не глупа.
Съ горячимъ желаніечъ заинтересовать его, я разсказывала ему
мельчайшія подробности своей жизни, и иногда онъ слушаетъ, слушаетъ да и начнетъ меня цѣловать, прижметъ к ъ себѣ и говоритъ:
„Бѣдная дѣтка! То-ли изъ тебя бы вышло, если бъ твоя судьба
улыбнулась тебѣ!"
Когда со временемъ исчерпалось все, что я знала о своей жизни,
я разсказывала ему то, что читала и передумала за день. И это
его также занимало.
— Тяжело тебѣ, моя голубка, — говоритъ онъ, бывало, — да
что ужъ дѣлать. Такіе ужъ мы несчастные съ тобою. Ты думаешь, легко мпѣ моя служба достается? Потериимъ, Ромця, еще
нѣсколько лѣтъ—авось какъ-нибудь иначе устроится.
— Милый мой,—говорю я ему на это,—развѣ я тебѣ жалуюсь? Мнѣ не тяжело. Я всегда найду себѣ работу — чего мнѣ
томиться! А какъ подумаю, изъ какого ада ты меня вырвалъ
и какъ я теперь счастлива, то мнѣ иногда приходитъ въ голову: Господи, не слишкомъ ли это много для меня счастья? Знаешь,
я сызмала привыкла бояться счастья и все думаю, что за всякое
счастье придется расплачиваться, какъ за какую-нибудь тяжкую
вину. П о крайней мѣрѣ, до сихъ поръ всегда такъ со мною бывало.
К ъ осени ему пришлось идти на маневры — и намъ на нѣсколько недѣль нужно было разстаться. Заплатилъ онъ за меня все
и прощаясь гоиорилъ только—одно: „не забудь меня, Ромця! )Г
люблю тебя!" Онъ вѣрилъ мнѣ, что я ему не измѣню, хотя и не
зналъ епі,е, что у меня былъ іілодъ его любви. Я еще нѣсколько дней
тому назадъ открыла это,— но не хотѣла ему говорить,—-и только
теперь я внолнѣ почувствовала, какъ сильно люблю его. П р и его
словахъ я расплакалась и повисла на его піеѣ, цѣловала его губы и
гла.за, не будучи въ состояніи ничего сказать, кромѣ:
— Милый мой!... Дорогой?... Золотой!...
—
367
— I,
Скучно было послѣ его отъѣзда. Д у х о т а въ городѣ, иыль.
бывало, за городъ к ъ Сяну, сяду на берегу гдѣ-пибудь въ
уголкѣ, гдѣ нпкто бы меня не видѣлъ, да цѣлыми часами
на воду.
Ой сяду я на шпилечокъ—
Та рине вода, риие,
Ой і не дайте мене за нелюба
Та нехай винъ згине! *).
Пойду,
такомъ
смотрю
'>
*
Эти слова и мелодія т а к ъ и вьются у меня въ головѣ,
когда у моихъ ногъ играетъ и скользитъ волна за волною, безъ конца и отдыха. И думаешь, бывало: что т а к о е — в о д а ?
Почему она должна все бѣжать? Откуда ея тамъ въ горахъ
набирается столько*? Иногда меня т а к ъ что-то и манило к и нуться въ ея таинственную, хрустальную глубину. Подо .мною
медленно нлавали крупные, красноперые клены, вились серебряные
укліи, лѣниво дремали въ глубинѣ толстые сазаны, да на самомъ
бережку грѣлась прожорливая пі,ука, растянувшись недвижно, к а к ъ
полѣио, и я думала, что тамъ въ водѣ и жизнь и порядки
должны быть далеко лучше и покоіінѣе, чѣмъ у насъ. А иногда
засмотрюсь, бывало, на волну—^и кажется мнѣ, что и вся жизнь
наша, со всѣмъ ея горемъ, со всѣми радостями и надеждами —
ничто иное, к а к ъ волна. Одна прозрачная, другая мутная;
одна шумитъ и к.юкочетъ, другая тихо, едва слышно, скользитъ но поверхности и проиадаетъ безслѣдно. Газвѣ не такова же и жизнь nania? И хотѣлось мнѣ иногда броситься
въ эти хрустальныя волны, пырнуть въ нихъ и растаять. И
не съ горя, потому что у меня тогда горя не было. Уѣзжая,
онъ оставилъ мігЬ коіЬкакіл деньги, занлатилъ за квартиру и
столъ, а какіе у меня, кромѣ этого, расходы? И о бyдyп^eмъ
я не думала. Л чувствовала за собой опору — его, и видѣла
только одну дѣль иредъ собою—удержать при себѣ его любовь,
усладиті. его жизиь. А если временами мнѣ хотѣлось нырнуть въ
*) Сяду я на іфигоркѣ—
Струится вода, струится...
Ой, не отдавайте мспя ;іа иеміілаго,
Пусть онъ пропадетъ!
—
368
— I,
ЭТИ чиетыя волны, то только благодаря какому-то неясному чувству ^
что таиъ, въ водѣ, лнѣ было бы очень спокойно и хорошо, что
я вѣчно илыла бы куда-то безъ собственной воли и мысли, качалась бы на волнахъ и не нужно было бы ни думать, ни з а ботиться ни о чеиъ.
Но вотъ минулъ мѣсяцъ—закончились маневры, онъ возврат и л с я утомленный, запыленный, ободранный, по здоровый и веселый. Мнѣ припілось хорошенько пор.аботать, чтобъ привести
въ порядокъ его бѣлье и платье, но эта работа была для меня
настояпі,пмъ наслажденіемъ. Онъ получилъ на нѣсколько дней
отпускъ для отдыха, и все время просиживалъ у меня. Мы безпрерывно болтали, разсказывали про свою жизнь въ разлукѣ.
Онъ разсказывалъ, что видѣлъ цесаря, что цесарь даже похвалилъ его за искусное исполненіе какого-то маневра. Мы оба радовались, потому что цесарская похвала и для движенія по службѣ
много значитъ. Нѣсколько разъ мы оба ходили гулять, обыкновенно к ъ Сяну, на мое любимое мѣсто въ лозахъ. Онъ сдѣлалъ
себѣ удочку и ловилъ рыбу, но обыкновенно не могъ ничего изловить. Н о все-таки эти дни были, можетъ быть, самыми счастливыми въ моей жизни. Сидимъ, бывало, рядомъ, глядимъ на иоплавокъ и не говоримъ ничего, только чувствуемъ взаимную близость и знаемъ, что калгдый изъ насъ готовъ за другого жизнь
отдать.
Н у , ну, не смѣйтесь! Бывают-^, такія минуты въ жизни
каждаго человѣка. Н е только въ книжкахъ намъ ирнходится о
нихъ читать.
VI.
— Слуніаіі, Ромця, мігЬ очень хочетс/Г пить!
— И мнѣ тояіе,—сказала я .
Мы возвраіцались съ прогулки на Сянъ. Опъ уже ііѣсколько
недѣль назадъ вернулся на службу, по лишь толі.ко у него былъ
свободный вечеігь, онъ приходи.іъ ко мнѣ; я ждала его уже
одѣтая и мы отправліглись па Сянъ.
— - Знаешь что, зайдемъ сюда въ рестоі)аиъ выпиті. пива.
Миѣ какъ-то не по себѣ стало при :)тихъ словахъ.
—
369
—
— А , можетъ, лучше бы пойти домой и вѳлѣть принести
пива?—сказала я.
— Э, что это за пиво будетъ! Тутъ лучше! Пойдемъ! Боишься
раввѣ?
Я ничего не отвѣтила, хотя въ самомъ дѣлѣ, Б о г ъ вѣсть
отчего, боялась. Мы сѣли у стола. Онъ заказалъ пива. Черезъ
минуту подошелъ к ъ намъ офицеръ, его знакомый, сказадъ ему
HtCKO-ibKo словъ, поклонился и ушелъ. Е щ е мы не допил* пива^
какъ пришелъ другой офицеръ, присѣлъ возлѣ насъ, поговорилъ
съ нимъ и какъ-то странно уставилъ глаза на меня, при чемъ
я замѣтила, что мой Олесь смѣшался. Офицеръ всталъ, поклонился и ушелъ. И мы также пошли. Олесь былъ какой-то кислый^
словно самъ не свой.
— Милый мой,—говорю я ему,—тебѣ непріятно было, что.
тотъ офицеръ такъ упорно присматривался ко мнѣ?
— Дуракъ!—пробормоталъ Олесь сквозь зубы.
— Нѣтъ, дорогой, не говори этого,—сказала я . — С а м и мы
виноваты, что пошли въ ресторанъ, гдѣ всякій можетъ меня
разглядывать.
— Если бъ ты была моя законная жена, то никто бы не.
посмѣлъ. А такъ... Н о все-же этотъ дуракъ долженъ имѣть
настолько деликатности!...
Я чувствовала, что въ груди его кипѣло и бурлило, что
гнѣвъ сжималъ ему горло, и только теперь я поняла, какъ сильно
онъ полюбилъ меня.
— Милый мой,—говорю я ему, когда мы пришли домой.—Успокойся! Забудь объ этомъ! Я скажу тебѣ кой-что повеселѣе!
— Что такое?—мрачно сказалъ онъ.
Холодомъ обдали меня эти слова и тотъ тонъ и тотъ взглядъ,
какимъ онъ измѣ])илъ меня, и я рада была бы взять назадъ свое
слово и оставить признаніе до лучшей минуты, но нельзя было.
Я обняла его за шею, наклонила к ъ себѣ его голову и шепнула
ему на ухо тѣ слова, которыя меня не разъ наполняли какой-то
несшізанной радостью и утѣшеиіемъ.
Его они совсѣмъ но обрадовали. Какое-то равнодутіе и тревога, что-то даже вродѣ отнращенія блеснуло въ его глазахъ.
Мнѣ сдѣлалось страшно больно отъ этого взгляда. Н о и нехо21
—
370
— I,
рошее выраженіѳ его лица и моя боль продолжались только
игновеніе.
Ояъ прояснѣлъ, обнялъ меня, началъ цѣловать и разсирашивать, какъ, что, когда. Мнѣ было пріятно подѣлиться съ нимъ
тайною, о которой я до сихъ поръ никому не говорила ни слова.
И какъ онъ былъ милъ, когда черезъ нѣкоторое время началъ
говорить о разныхъ предметахъ, нужныхъ для ожидаемаго гостя, и
это такъ серьезно, словно-бы этотъ гость должѳнъ былъ уже завтра
нрибыть. И какъ сердечно мы оба смѣялись, когда я ему сказала, что то и то я уже въ свободныя минуты приготовила, тѣ
и другія свѣдѣнія нріобрѣла — значитъ, ему не о чемъ безнокоиться.
Чудесно провели мы тотъ вечеръ. Выпили бутылку вина за
здоровье будущаго ребенка, піутили, даже пѣли. Н о я почувствовала, что съ того времени съ нимъ произошла какая-то поре•ѣна. Онъ часто бывалъ мраченъ, словно его что-то грызло. Не
разъ среди разговора прерывалъ онъ на полусловѣ, какъ-будто
ему становилось дурно или онъ собиралъ разбѣжавшіяся мысли.
А о своей жизни въ казармѣ, о своихъ отноіненіяхъ къ другимъ
офицераиъ никогда ни слова. Дааге просилъ меня, чтобы я его
никогда объ этомъ не спрашивала. И з ъ этого я поняла, что онъ
долженъ былъ имѣть какія-то непріятности, и мучилась мыслью,
что, можетъ быть, все это изъ-за меня.
И такъ между нами постепенно выростала темная мгла недомолвокъ. Каждаго изъ насъ что-то грызло, о чем'ь боялся или не хотѣлъ
иодѣлиться съ другимъ. Одно только насъ связывало — мысль о
будущемъ ребенкѣ. Мы .говорили о немъ, какъ о чемъ-то, что
уже существуетъ, бѣгаетъ, говоритъ и смѣется, любовались ииъ,
безпоь-оились, чтобъ онъ какъ-нибудь не ушибся, не упалъ, но
простудился, рѣшали, что нужно будетъ перемѣнить квартиру,
принять служанку, разсчитыиали, сколько это будетъ стоить. И
изъ всего этого я видѣла, что онъ меня любитъ, и еіцо болыне
чувствовала благодарность и любовь къ нему.
Наступила з и м а — и онъ опять началъ бывать у меня рѣже'.
Ему мѣніала служба. Иногда быіт,ю, что онъ и педѣлн)
не могъ явиться. Я познакомиласі, съ нѣсколькимн сосѣдками—
женами ])емеслепииковъ и рабочихъ, потому что къ „госпо-
—
371
—
I,
ж а м ъ " чиновницамъ и учительницамъ я боялась подходить, чувствуя, что онѣ яогли-бы меня оттолкнуть. А среди этихъ темныхъ и бѣдныхъ женщинъ я нашла искренность и утѣшеніе. Я
постаралась даже чѳрезъ нихъ достать работу, чтобъ заработать
что-нибудь на содержаніе свое и своего ребенка. Я умѣла шить
и брала шитье на домъ. Потомъ черезъ служанку, которая служила у учителя, миѣ попался хорошій заработокъ—переписывать
на-чисто какую-то книжку, которую учитель написалъ. Я пишу
красиво и быстро и, засѣвъ усердно за работу, я за два
мѣсяца заработала около пятидесяти гульденовъ. Олесю я ничего
не говорила о своемъ заработкѣ—я боялась, чтобъ онъ не разсердился. Однако, черезъ нѣкоторое время онъ узналъ, вѣроятно,
отъ того же учителя, учинилъ мнѣ допросъ и, узнавъ все, ничего
не сказалъ,—только поцѣловалъ въ глаза и потомъ, какъ-то печально задумавшись, прошепталъ; „бѣдное д и т я " .
В ъ концѣ іюня я родила. Ребенокъ былъ прекрасенъ, какъ
ангелъ, но мнѣ было невесело, глядя на него. Только теперь я
начала думать надъ своимъ будущимъ и будуні,имъ своей дѣвочки.
Что съ нею будетъ? То же что со мной? И я, до сихъ поръ
благодарившая Бога за свое счастье, вдругъ почувствовала непередаваемую тревогу. Боже мой! И что я въ самомъ дѣлѣ такое?
Содержанка и больніе ничего. Искренно или неискренно Олесь говоритъ о своемъ будущемъ повышеніи, о своемъ намѣреніи повѣнчаться со мной, а все-таки теперь дѣло отъ этого не мѣняется.
Теперь я поняла сострадательные взгляды, тайные вздохи да покачиванія головой моихъ сосѣдокъ, бѣдныхъ работницъ, поняла
тѣ отрывистыя слова, когда заходила рѣчь объ Олесѣ, тѣ шептанія, когда приходила какая-нибудь новая сосѣдка, тѣ тысячи
мелочей, которыя хотя и не были разсчитаны на то, чтобъ меня
уколоть (эти женщины очень хорошо понимали мое ноложоніе,
потому что многіе изъ нихъ и сами прошли черезъ него въ молодости), но все-таки причиняли мнѣ бо.іь и смуиціли меня.
Олесю я ничего не говорила о своих'], мукахъ, да и зачѣмъ?
Если онъ меня любит'ь, — думалось мнѣ, — то, вѣроятно, и самъ
таклсе мучится, а если нѣтъ, то не стоитъ. А он'і., дѣйствительно.
мучился. Маленькую нашу цѣлопалъ и ласкалъ, не какъ отецъ,
а какъ мать, и временами я видѣла, что когда онъ смотрѣлъ на
—
372
— I,
нее спящую, то у него на глазахъ слезы навертывались. И что мнѣ
•ему было говорить? Оставалось только ждать и быть терпѣливой.
VIL
Снустя три мѣсяца, наша дѣвочка умерла.
Олесь началъ бывать у меня рѣже. Лѣтніе лагери, потомъ
маневры, затѣмъ опять какія-то занятія — цѣлыми недѣлями, а
'ПОТОМЪ онъ и дольше не бывалъ у меня. Н а ш и встрѣчи были
холодныя и короткія. Казалось, что со смертью ребенка улетѣло
.наше счастье и то тепло, которое насъ раныие охватывало обоихъ,
когда мы бывали вмѣстѣ. Послѣ маневровъ онъ заболѣлъ и пролежалъ больше мѣсяца. Онъ написалъ мнѣ, чтобъ я сидѣла дома
и не приходила къ нему. Что я вытернѣла за это время!...
Только на третьей недѣлѣ я узнала, что у него была изъ-за
меня дуэль. Тѣ офицеры, которые тогда въ ресторанѣ подходили къ намъ, встрѣтившись съ нимъ во время маневровъ (они
были львовскіе), начали его разспрашивать о сидѣвшей съ нимъ
дамѣ, и отчего онъ ее имъ не представилъ, и при этомъ сказали
обо мнѣ что-то такое, что Олесь вызвалъ ихъ обоихъ на дуэль.
Н а д р л и одного онъ ранилъ, а другой его ранилъ, и довольно
опасно. Это я узнала отъ одного солдата изъ его роты, котораго
просто остановила изъ окна.
Я не могла дольше выдержать и пошла к ъ нему. Съ большимъ трудомъ добилась я того, что меня допустили къ нему.
Онъ лежа.іъ на постели, какъ мѣлъ, блѣдпый, нохудѣпніій. Пуля
попала ему въ грудь и только чудомъ не уложила его на мѣстѣ.
Р ы д а я , припала я к ъ нему, цѣловала ого ноги и руки. И
онъ расплакался.
— Ну, чего ты! чего ты!—повторялъ онъ. '
— Тутъ тебѣ нельзя быть. Иди домой, я тебіі напишу.
Долго я не хотѣла уходить; только, когда пришелъ докторъ
и сказалъ мнѣ, что онъ будетъ здоронъ, но что теперь ему нужно
енокойствіе, я упіла.
Онъ не писалъ мнѣ, но черѳзъ нѣсколько недѣль самъ пришелъ. Съ какимъ нетерпѣніемъ, съ какой тревогою ждала я его!
—
373
— I,
Какими чудными красками я рисовала себѣ первую встрѣчу съ
нимъ послѣ этой страшной пытки, какъ крѣпко клялась, что все,
всю спою жизнь, стараніе и всѣ помыслы отдамъ за него! А
когда онъ пришелъ, посмотрѣлъ на меня и молча сѣлъ въ кресло,
я .сразу почувствовала, что межъ нами все кончено, что намъ
нужно разстаться, что то, что будетъ дальше, будетъ рано или
поздно только прош,аньемъ.
Прош,анье вышло короткое. Онъ сказалъ мнѣ тотчасъ, что
его повышеніе отсрочено теперь на долгое время, что его въ наказаніе перевели въ Араду надзирать за военными тюрьмами и
что онъ въ недѣлю долженъ собраться въ дорогу.
Я выслушала его слова, какъ истуканъ. Онъ началъ утѣшать
меня, говорилъ, что никогда обо мнѣ не забудетъ, что будетъ
писать мнѣ,—но я знала, что ему и самому нужно утѣшеніе. Я
только плакала. Мы разстались добрыми друзьями. Уѣзжая, онъ
далъ мнѣ немного денегъ на жизнь и два письма къ своимъ знакомыиъ и совѣтовалъ поискать себѣ работы.
Я продала, кой-что изъ своего гардероба и въ началѣ не
особенно нуждалась — въ крайнемъ случаѣ, я могла переждать
двѣ недѣли, пока напілось бы что-нибудь порядочное. Н о мѣсто
нашлось т о т ч а с ъ — у того гамаго учителя, которому я переписывала книжку. Учитель былъ хорошій человѣкъ, но жена его
начала ревноваті> меня къ м у ж у — и черезъ два мѣсяца, среди
зимы, я принуждена была бросить службу.
Я кинулась къ другимъ знакомымъ Олеся, къ которымъ у
меня были письма, но нажила столько непріятностей и стыда, что
плюнула на все. Всѣ они знали мою исторію, всѣ оглядывали
меня, какъ звѣря, посылали меня одинъ к ъ другому, чтобъ всѣ
видѣли ту „мерзавку, которая извела и разорила такого хорошего
И способпаго человѣка". Эти слова сказалъ мнѣ, наконецъ, одинъ
старый ротмистръ, къ которому меня также послали просить
мѣста.
Послѣ этого я уже не ходила больше, а поѣхала въ Львовъ.
Тутъ я остановилась въ одной изъ еврейскихъ гостинницъ и снова
начала искать какой-нибудь ]»аботы. Н о мѣста но было, денегъ
не стало, нѣсколько дней л бѣгала, какъ очумѣлая, цѣлый день
послѣ этого сидѣла въ отупѣніи ііъ своей комнатѣ, пока ко мнѣ
—
374
— I,
не подошѳлъ кельнеръ и не сказалъ миѣ нѣсколько словъ. Я
вся вспыхнула отъ нихъ, вскочила, к а к ъ отъ раскаленныхъ
углей, но кельнеръ не уходилъ, я не убѣжала, не могла никуда убѣжать отъ своей судьбы...
Я не р а з ъ видала, к а к ъ оторванная отъ дерева вѣтка плыветъ по водѣ, пока не попадетъ въ омутъ. И тутъ она еще сначала
плыветъ спокойно, описываетъ далекіе круги; но чѣмъ дальше,
тѣмъ круги уже, движеніе ея быстрѣе, пока теченіе не завертитъ
ею и не броситъ в ъ пѣнящійся водоворотъ, гдѣ она и пропадаетъ. Р а з в ѣ виновна вѣтка, развѣ виновна вода, что т а к ъ
случилось?..,
Львовъ,
9 марта до 20 апрѣля 1890 г.
••л
f
ОГЛАВЛЕНІЕ.
t
Стр.
Предисловіе
•
Лесихины домочадцы
Два пріятеля
Ч"К.аменіцйкъ
Миронъ
Грыць въ школѣ
Карандашъ
Урокъ чистописаиія
/ На днѣ
^^ Самъ BHH0j3fl.rb
Слымакъ
Хорошій заработокъ
Мужицкая расправа
Исторія моей соломорѣзки
Цыганы
•+Лѣсаз^т,сійшца
ДовВанюкъ
Домашній промыселъ
Манипулянтка
tKb_c8^Tj^
Среди добрыхъ людей
Последние комментарии
5 часов 7 минут назад
6 часов 1 минута назад
6 часов 4 минут назад
16 часов 56 минут назад
16 часов 58 минут назад
1 день 5 часов назад