Давид Строитель (Книги 1 и 2) [Константин Семенович Гамсахурдиа] (pdf) читать онлайн

ИЗДАТЕЛЬСТВО ССП ГРУЗИИ

«ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВОСИЗАРЯ ВОСТОКА^)

Редакционная коллегия:
И. В. Абашидзе, В. Д. Жгенти, М. И. Златкин,
В. Г. Мачавариани

КНИГА

ПЕРВАЯ

Д ругу и спутнице жизни
Миранде Гамсахурдиа посвящается

РЫЦАРЬ С ДВУМЯ МЕЧАМИ
В то лето царь Грузии Георгий И стоял со своей ратью
пол стенами нежинской твердыни, а владетель Кахетии Ахсартан I, запертый в крепости, бился жестоко с осаждающи­
ми его войсками.
По ночам выходили с факелами из крепости ахсартановы
люди и, вооруженные мечами, нападали на царский лагерь.
Под конец кахетинские азнауры отрезали пути, по кото­
рым подвозилось продовольствие войскам грузинского царя.
Голодающим воинам остались в пищу лишь собственные их
‘КОНИ.

Под вечер богородицына дня в Гегутский замок ирискажал гонец.
На другой же день Георгий Чкондидели разослал призыв­
ные грамоты в Мегрельскую, Абхазскую, Джавахетскую и
Таоскую области. Был отправлен скороход и к эриставу
жлдекарскому Липариту IV, сыну Ивана Багуаш-Орбелиани.
Войска должны были собраться в условленный день.
Царевичу Давиду сообщили в Цагвлиставский замок:
пусть держит царевич наготове карталинскую рать, чтобы
5

присоединиться к идущим в Вежнни полкам Грузинской дер
жавы.
^
От эристава Липарита пришел ответ: на помощь царско
му войску выйдет его спасалар с пешей дружиной, а сам
эристав со своими азнаурами будет ждать проходящие полки
у себя в Клдекарн.
Георгию Чкондидели — первому визирю грузинского ца­
ря — показалось странным решение эристава. Несмотря на
желтуху, которою страдал первый визирь, он принял руко
водство полками западных и восточных грузин и повел в по­
ход объединенное войско. Не отдыхая нигде, пересекли пар
ские полки Сурамский хребет.
В поздний час, после полуночи, стражи с пылающими фа
келами ввели первого визиря в большую палату Цагвлистав‫־‬ского замка.
Монах-постельничий Анфимоз спал с псалтырью в руке
Хранитель царского шатра Махара сидел в кресле, держа на
шуйце кречета с залепленными воском глазами, и кричал г.
ухо хищной птице:
— А‫־‬а‫־‬а‫־‬а‫־‬а...
Визирь улыбнулся и сказал Шергилу Липартиани, спасалару полков мегрельских и абхазских:
— Думается мне, что и всемирный потоп не смог бы ото
рвать этого чудака Махару от его соколов.
— Тсс... — зашипел Махара на первого визиря и, нахыу
рясь, махнул ему рукой, что должно было означать: «Не ме
ша й!»
Махара не двинулся с места, ибо во дворце грузински?•
царей он один имел право сидеть, когда входили царь, царит
или визири.
Мандатуров он бил по головам, епископов вышучивал,
любая дверь открывалась перед ним, любые уши рады были
его слушать, любые уста были готовы улыбаться его словам.
Шергил Липартиани удивленно рассматривал сидящего
в кресле хранителя царского шатра. Никогда не бывал он до
сих пор во дворце абхазских царей и не видал старого Махары.
Обритый наголо череп старика был покрыт следами
сабельных ран: не было видно шрама только‫ ׳‬на темени,
прикрытом чубом, как у сельджуков, половцев и печенегов
Правое ухо Махары было отсечено, на безволосых щека:
проступали пятна, как на коре тополя весенней порой. Бьм.
Г)

он одет в старый, времен Баграта Куропалата, желтый скараманг, затканный золотом; длинные разрезные рукава были
откинуты за спину и заложены за пояс. На шее висели кре­
сты и пятерица золотых и серебряных нагрудных образков.
— Где изволит быть иарица? — спросил Чкокдидели.
— Молится, — сухо ответил Махара.
-- Не почивает ли царевич?
— Царевича одевают в доспехи.
Волновалась мать царевича, венценосная царица Елена;
назавтра царевич готовился выступить в поход, а супруги его
Русудан не было в замке.
Молодая царица в сопровождении большой свиты отпра­
вилась с игуменьей Марфой в Кинцвисскую женскую обитель.
Ен1.е прошлой ночью должна была она возвратиться, а вест­
ника все еще не было.
На рассвете затрубили рога. Зазвучали медные кимвалы,
заржали лошади. Собачий лай примешался к разноголосо1му
шуму лагеря.
Георгий Чкондидели втихомолку наблюдал за царевичем;
не волнуется ли перед походом? Но лицо царевича было спо­
койно и поступки его не выдавали волнения.
Царевич отказался от золоченого панциря Баграта Курог!алата и надел простые серые, багратовы же, оплечья, бахтерец, наручи и поножи.
Оружничий подал ему меч, который не раз вздымали
.п.ротив сельджуков отец царевича Георгий II и дед его Баг­
рат IV.
Благослов1!в царевп'!а. Чкондидели препоясал его дедов­
ским мечом.
Без устали суетился, хлопотал Махара, говорил;
--‫ ־‬Довелось дожить — дитя, что носил я на плечах, слправляется на войну!
Совал талисманы за пазуху юному рыцарю, шептал мо­
литвы и заговоры. Сам же надел панцирь и привесил к поясу, по обыкновению, два меча: один Григория Бакуриашк
великого доместика Запада, другой - подарок императора
византийского Романа Диогена.
Царица Елена уговаривала Махару, удерживала, осте­
регала от простуды: «Время ли старику ходить в походы?» Но
был непреклонен Махара, отвечал: «Мое место — в шатре ца­
ревича».

Бритую голову Махары прикрыл шишак.
Царица обняла Давида, довела его до порога большой
палаты, трижды повернула слева направо и, проу!ивая слезы,
благословила в поход.
К полкам Георгия Чкондидели присоединилось в Цагвлистави немногочисленное карталинское войско: три тысячи
маргветских всадников и при них пять катапульт да три та­
рана с изогнутыми наподобие турьего рога стальными хобо­
тами, прозванные в войсках «баранами».
Впереди, возле мулов, нагруженных шатрами царевича и
Чкондидели, ехал Махара в желтом скараманге, опоясанный
двумя мечами.
В годы сельджукского засилья в выжженных селах, —
на рассвете, когда начинают шевелиться косые тени, — не
было слышно петушиного крика.
На тропах, застланных утренним туманом, показывался
порой одинокий всадник и, завидев ош^еренные копья полков,
пускал вскачь своего коня.
Люди разоренной страны, заслышав на тайном своем пу­
ти к пещерным убежищам конский топот, падали наземь и
ползком добирались до леса.
С боевых башен, на скрещениях больших дорог, окликали
едущих дозорные и, узнав царское знамя, били в медные ким­
валы, звонили в колокола.
Из пещер, высеченных в отвесных скалах, глядели бег­
лые поселяне; пронесся слух: «Едет царь», из скал выходили
мужчины, женщины с детьми на руках, махали издалека бе­
лыми головными платками.
Поднялось солнце, наполнились шумом леса, легкой ры­
сью побежали олени, затреи:.али сухие ветки, в зарослях за!юзились испуганные кабаны.
Беспокоился первый визирь: не было видно Гуарама, влалетеля Бечисцихе. Когда подъезжали к Мохиси, он собрался
уже отправить к Гуараму гонца, как вдруг на пригорке пока­
залась увенчанная шлемом голова седобородого эристава.
Когда джавахетцы приблизились к царскому знамени,
эристав Гуарам легко соскочил с коня, бросил поводья оруже­
носцу, обнажив голову, приложился к кресту, сделанному из
животворящего древа, и подошел к руке первого визиря. Он
собрался было поцеловать руку и царевичу, но Давид, опере­
див старого эристава, обнял его сам ц расцеловал.

Умиленным взором глядел владетель Бечисцихе на моло­
дого царевича, любуясь его каштановыми кудрями, пробив:;!имися из-под шлема на юношески чистые щеки.
Багратов панцирь сверкал в лучах утреннего солнца,
еще мужественнее, еще стройнее казался в нем не по летам
рослый царевич.
После приветственных поцелуев и расспросов о родне,
эристав Гуарам вскочил без помощи оруженосца в седло и.
г)богнав свиту джавахетских азнауров, повел своего коня
слева от мерина, на котором ехал первый визирь.
Чкондидели осведомился о таоской дружине.
— Нианиа Бакурнани с таоскими азнаурами пойдут
ахалкалакской дорогой и встретят царские полки в Клдекари, — ответил эристав.
Услышав имя Ниании, друга детских лет, обрадовался
царевич. Хотел расспросить поподробнее о друге, да на мосту,
когда переправлялись через поток, заупрямился арабский же­
ребец царевича — Турок.
Всадник осаживал коня, а конь настораживал уши, ко­
сился на лошадей крестоносителя и царского знаменосца, го­
рячился: кто посмел обогнать его?
Наконец укротил царевич непокорного коня и повел его
рядом с конем Чкондидели, по правую руку от него.
— Отчего не поехал Нианиа вместе с вами через 1‘асискари? — почтительно спросил царевич эристава.
— Мне приказано было заехать в Цагвлистави. а
Ниании — в Клдекарский замок.
При упоминании о Клдекари нахмурился Давид.
Прислушался к беседе и понял: лишь до Тедзмийского
ущелья должен был эристав Гуарам сопровождать Чкондилели, а дальше путь его к Вежини лежал вдоль северной гра­
ницы владений тбилисского амира.
Одно только не было понятно Давиду: зачем стремился
в Клдекари первый визирь? Если был ему неудобен путь через
Тианети, то ведь быстрее было бы провести войска в Кахетию
через Мухатгверди.
Хотел царевич спросить своего воспитателя о причине та­
кого решения, но не осмелился: он знал: одному лишь царю
Георгию доверял свои тайные намерения первый визирь, вы­
ступая в поход. И царевич предпочел промол^тть, дожидаясь,
чтобы Чкондидели сам рассеял его сомнения.
И еще хотелось царевичу откровенно сказать Чкондидели
о своем нежелании заезжать в Клдекари, — пусть первый ви­
9

зирь отпустит его вместе с эриставом Гуарамом в Вежпкп
Но и тут сдержался Давид.
Гуарам сказал:
— Липар 11т и его азнауры, должно быть, уже двинулг’с;•
к вежинскому лагерю, на помощь царю Георгию.
Странным показалось это известие первому визирю, но
все же не отменил он своего решения, ибо не раз был
испытан им в войнах Липарит. Да и не могло случиться ни
какой беды, если пойти с войском через Триалетское эрпс
тавство.
«А кто же встретит гостей в Клдекари? — подумал Д а­
вид.— Вероятно, главный мандатур Тиркаш».
И еще говорил эристав Гуарам, владетель Бечисцихе:
— Малик-шах, султан иранский, вторгся в Армени}(т
Тревожно в эриставстве Триалетском, Липарит укрыл своих
людей за стенами замков. Супруга Липарита Ката и дочь ег(,‫־‬
Дедисимеди заперлись в Клдекарском замке.
Было не по душе царевичу это известие.
Опять заупрямился жеребец царевича, пошел боком, и‫׳‬:ребирая ногами, и опять овладел конем седок, пришпор!1л
его, догоняя ускакавших вперед всадников.
«Все обернулось не так, как чаяло сердце», — подумал
царевич печально.
Исполнилось желание кутаисского, бедийского, урбнисского архиепископов и эриставов Мегрелии, Абхазии, Сванетг;
и Внутренней Картли. Нс вняли даже совету Георгия Чкондидели. Не спросись Давида, царь Георгий привел наследнику
жену на пять лет его старше — некрасивую, меченную оспоГ
Русудан.
Так оборвалась юношеская любовь царевича. Как }!чС
ему теперь взглянуть в глаза Дедисимеди, бывшей своеГг
невесте?
Просить у Чкондидели разрешения не ехать с ним в
Клдекари? Но тогда придется объяснить ему и причину.
Заволновались кони, и оборвалось течение мыслей ца­
ревича.
В Уплисцихе, завидев царевича и первого визиря, удари­
ли в било.
Зазвонили и в пещерной церкви Квахврели. Загудел г:
большие колокола, гулкое эхо разнеслось по иыжженным, по
кинутым деревням.
Оглушительный гам встревожил лаже смирного мера
на, на котором сидел Чкондидели.^
10

Взглянув на Махару, беседовавшего с Давидом, нервы!!‫־‬
визирь улыбнулся. Опоясанный двумя мечами, трясся Махара на громадной кобыле. Панцирь и шлем омолодили сора г‫״‬
ника Баграта Куропалата.
Усилился звон бряцающих кимвалов. На башенных вен­
цах и крышах Уплисцихе развевались стяги. Приветствова. ^
царское знамя собравшийся под крепостными стенами народ
Воины — защитники крепости, держа в руках деревянные кре ­
сты, возглашали восторженно:
— Многие лета нашему царевичу!
Чкондидели указал сложенной плетью на крепость Унлисцихе и молвил, обращаясь к царевичу:
— Целый год осаждал эту крепость дед твой, благосло­
венный Баграт Куропалат; лишь после столь долгой осады
покорил он твердыню и взял в плен Липарита III и сына етюИванэ.
•
— Меняются времена, — заметил эристав Гуарам.—
Когда-то были Орбелиани заклятыми врагами Багратионов,
а ныне сын Иванэ, Липарит IV, — в числе сторонников [1аря.
— Так уж оно ведется, эристав, — вставил свое слово
Махара. — Мир наш подобен петушиному хвосту в ветреную
погоду: куда ветер, туда и хвост.
Рассмеялись Давид и Гуарам, Чкондидели едва сдержал
улыбку.
— В день сошествия святого духа посетил БечисцихскиГ!
замок главный мандатур Липарита Тиркаш. Говорил он, чтс/
собирается эристав триалетский с большой'братью в Вежид!!!..
на помощь царю.
— На помощь какому из царей; Георгию или Ахсартс!‫־‬
ну? — спросил Махара.
Эристав Гуарам ничего не ответил ему и продолжал:
— «Господин мой Липарит и я, прах под стопами царя
царей Георгия, мы готовы положить головы за него», — так
говорил Тиркаш. Когда же вино одолело главного мандату
ра, — добавил Гуарам, — то еще сказал Тиркаш: «Одна лишь
крепость Уплисцихе остается занозою в сердце триалетского
эристава; но все же мы верны клятве, что принесли в Экранта».
— Немалая же заноза застряла в глотке у Липарита,—
сказал Махара.
— Разве в Экранта отец мой обещал Липариту У!1лисцихе? — спросил Давид.
Помолчал Чкондидели, — лишь топот лошадиных копыт‫־‬
11

раздавался на дороге, — а затем опустил и поднял густые рес­
ницы, окинул взглядом сначала эристава Гуарама, затем ца­
ревича и сказал:
— Царь Георгий в Экранта пожаловал Липариту Самшвилде и Клдекари, а Ахсартану, царю кахетинскому,
Рустави.
Махара вмешался опять:
— Поящий змею молоком удваивает яд ее жала.
Давид улыбнулся, подумал: «Любопытно, кого разумеет
Махара, — кахетинского царя или триалетского эристава?»
— Ключи от обеих крепостей были в наших руках, —
сказал Георгий Чкондидели, — мы могли вздернуть на дыбу
и Ивана и Липарита, но царь Георгий незадолго перед тем
получил титул кесароса, греческий император просил нас по­
кончить дело миром, Малик-шах стоял у наших ворот, — мы
сочли за благо отдать просимое.
— Видел я однажды славную казнь на дыбе, — сказал
Махара. — Когда царь Баграт схватил живьем Липарита III
и Иванэ, правитель замка Орбелиани Анамор укрепился в
Клдекари и не хотел отдавать ключей от крепости. Тогда
вздернули на дыбу отца вместе с сыном, и мгновенно сдалась
царю твердыня.
— Анамор был порождением ехидны, а главный мандатур Тиркаш... — Тут Чкондидели прервал свою речь.
Воздев руки к небу и голося, толпою бежали вниз по горе
люди, высыпавшие из пещер, вырубленных в скалах; обо­
рванные, с растрепанными волосами, окружили они всадни­
ков, бросились под копыта коней.
Чкондидели остановил лошадь. Это были покинувшие
свои селения крестьяне; за мужчинами бежали женщины, не­
ся детей на руках.
Длиннобородый белокурый человек шел впереди толпы;
он был одет в черное платье и опоясан черным мечом; боль­
шой деревянный крест висел у него на шее. На правой щеке
темнело родимое пятно, величиною с деньгу.
Оказалось, что в прошлую субботу напали на Мухатгвердский замок войска амира тбилисского. Вломиться в крепость
они не смогли и пошли вдоль берегов Куры, вверх по тече­
нию, хватая беглецов в тайных убежищах, уводя из пещер
женщин вместе с их плачущими детьми.
'
Народ просил помощи у первого визиря.
Плакали женщины, просили укрыть хотя бы детей от
>беды.
Г2

Жаловались: и в тайниках не спасешься от басурман!
Чкондидели обнадежил крестьян, обещал обо всем доло­
жить царю Георгию.
— Приведем к покорности Кахети, а там повернемся
лицом *и к тбилисскому амиру, — говорил первый визирь.—
Вот возмужал ваш царевич, молитесь за него, дети мои!
Человек с родимым пятном подошел к Давиду, хотел
приложиться к стальной поножи, но вздыбился, скакнул в
сторону жеребец царевича.
Давид соскочил с коня, ободрил приветливым словом
потерявших надежду. Люди воспряли духом. Человек с роди­
мым пятном, осмелев, поцеловал руку царевича.
Чкондидели подробно расспросил беглецов. Узнал, что
защитники Мухатгверди вышли из крепости, погнались за
сельджуками, взяли в плен шестьдесят басурманов и семь
азнауров-грузин.
Не по сердцу пришлось это известие Чкондидели. Тотчас
был отряжен гонец в Мухатгверди с приказом: всех семерых
отправить в крепость Уплисцихе.
— Из какого ты рода, отец? — спросил Давид человека
с родимым пятном.
— Хоргай, государь.
Странно было царевичу: впервые назвали его государем.
В Триалетском эриставстве войска Грузинской державы
были встречены колокольным трезвоном. На церковных пло
щадях встречали царевича хлебом-солью, звенели увешанные
колокольчиками знамена, деревенские священники вели за
собою толпы народа.
— Да продлится жизнь царевича! — возглашали стар )?
млад.
Пятьсот рыцарей, одетых в доспехи, ожидали Давида
около Клдекарского замка — азнауры из верхнего и нижнего
ущелий, владеющие и не владеющие замками.
Но тщетно Чкондидели искал взглядом среди закован­
ных в броню рыцарей Липарита и сына его Рати. Теперь еще
сомнительнее показалось ему известие об отбытии дружины
эристава к Вежини.
И все же не пожалел он, что держал с полками путь
через Триалети.
Столь напряжены были в ту пору отношения между
царем Георгием и Липаритом Орбелиани, что без войска,
13

даже со свитой, опасно было бы отправиться в Триалетское
эриставство.
А теперь выпал случай увидеть самому, как взглянет
:;ристав на расправу грузинского царя над Ахсартаном Ка­
хетинским.
Приблизившись к царевичу и его свите, спешились триалетские азнауры и пали ниц, воздавая почесть Давиду.
Ниакиа Бакуриани также сошел с коня; радостно обнял
царевич друга детских лет. По очереди подходили таоские
азнауры, целовали колени Давиду и Чкондидели и пешими
присоединялись к их свите.
По левую руку Чкондидели шел дворецкий Липарита, по
правую руку — главный мандатур. Тиркаш вел под уздцы
свою лошадь и говорил визирю почтительно:
— Занедужил великий эристав Липарит, болят у него
почки, потому не мог он отправиться к Вежини и даже вы­
ехать навстречу вам, ваша светлость. Мне, праху ног ваших,
приказал он сопровождать гостей до Клдекарского замка.
Чкондидели молчал, нахмурясь, и, часто моргая черными
ресницами, глядел грозно в сторону крепости Клдекари.
Вспомнил, как разбилось о стены этой твердыни грече­
ское войско в былые дни, когда император Константин VIII
послал на нее паракимана Николая с большою ратью.
Визирь пришпорил лошадь, чтобы лопнул от бега «дете­
ныш ехидны» Тиркаш.
— Войска тбилисского амира напали на крепость Мухатгверди, а потом пытались подступить и к таманской тверды­
не, — рассказывал запыхавшийся Тиркаш. — Великого эристава застала эта весть на одре болезни, но я, прах под сто­
пами вашей светлости, /отчас отправил ратных людей на по­
мощь. Наше войско обратило сельджуков вспять, ваша свет­
лость.
Давид и Нианиа намеренно отстали от первого визиря.
Липаритовы азнауры, спешившись, следовали за Чкондидели
на почтительном расстоянии.
Встреча с Нианией заставила царевича позабыть об
усталости.
— Что нового ты выведал в Клдекари? — вполголоса
спросил друга Давид.
/
— Не думаю, чтобы Липарит собирался идти к Вежи­
ни,— отвечал Бакуриани, — а если и соберется, то не для по­
мощи царю. Вчера беседовал я в манглисской церкви наеди­
не с Зосимом, управителем замка Орбелиани. Доверенные лю14

ли Бархиарока, сына Малик-шаха, то и дело ездят в Клдекари; какие-то темные сети плетет эристав. А четыре недели то­
му назад прибыл за полночь к Липариту наследник кахетинско-эретского трона Квирике. Встречали его Липарит и
Тиркаш, а на рассвете Квирике уехал обратно, но Зосиму не
удалось выведать, о чем у них шла беседа. «Знаю только,—
сказал Зосим, — что вскоре прибудут к нам войска Маликшаха; проговорилась однажды Ката, супруга Липарита:
пусть, мол, готовятся все к великим событиям». Эристав укры­
вает в Клдекарском замке свое семейство. Монах Козман и
сын Липарита — Рати куда-то исчезли. Отправились к царю
Ахсартану, — так полагает правитель замка Зосим.
Погруженный в думу, безмолвный сидел царевич на ко­
не и, нахмурив брови, глядел на переломленные бурей сосно­
вые стволы, что свисали по склонам ущелья.
Потом подъехал совсем близко к Бакуриани и спросил
почти шепотом:
— А не знаешь ли ты, где теперь Дедисимеди?
— Здесь, — ответил Нианиа, — в Триалетском эриставстве. Лишь эти двое верны нам всей душой: Дедисимеди и
Зосим. Азнауры, что приветствовали тебя, простершись ниц,
клянутся денно и нощно солнцем Липарита. Триалетцы уже
не скрывают своих темных намерений: подстеречь царя Геор­
гия и всадить ему в спину клинок. Даже Кату подговорил
Тиркаш: покончим, мол, с царевичем; каково-то будет царю
Георгию, когда полоумный Махара останется единственным
наследником престола?
— Вспоминает ли меня Дедисимеди?— тихо спросил
царевич.
— Ты знаешь, что всегда относилась ко мне с доверием
дочь эристава, а теперь она старается даже не упоминать
о тебе. Вчера, возвращаясь от вечерни, она сказала мне: «Ни­
кто не посмеет в моем присутствии хулить царевича».
Послышались звуки била из Клдекарского замка.
Навстречу гостям вышли из крепости жена эристава Ка­
та, Дедисимеди, архиепископ манглисский Кирион, главный
казнохранитель и мандатуры триалетского эристава.
Царевич взглядом искал Липарита, но не было видно
владетеля Триалети.
Насупился царевиД, но предпочел промолчать.
Супруга эристава ввела царевича, Чкондидели, архи­
епископа бедийского, Нианию Бакуриани, Шергила Липартиани и свитских азнауров в большую палату.
15

Перед камином, на ложе, устланном шкурами гепардов,
лежал богатырь с медно-красной от хны бородою, обвязан­
ный вокруг поясницы зеленой кирманской шалью.
Когда гости вошли, он приподнялся на ложе, оперся лок­
тем на подушки и холодно приложился к руке Чкондидели.
а царевича обнял и расцеловал.
— Как быстро идет время, милостивый боже! Вот и ца­
ревича довелось мне увидеть идущим на войну.
— Царевич поступает по примеру славных своих пред
ков,— сказал Чкондидели.—Тринадцатилетним отроком иску­
сился в воинском деле царь Георгий, а новелиссимус всего Во­
стока Баграт Куропалат в четырнадцать лет был в походе.
Первый визирь даже не взглянул в лицо Липариту и при
коснулся губами ко лбу его дочери.
В златокованые кресла усадили царевича, первого визи
ря, архиепископов бедийского и манглисского.
Нианиа Бакуриани, начальник таоского войска, и Шер
ГИЛ Липартиани, предводитель рати мегрельской и абхазской,
расположились на подушках. Свита осталась стоять.
Долго все молчали, затем Георгий Чкондидели поднял­
ся, чтобы приготовиться к вечерней молитве. Дедисимеди по­
дала ему золотой умывальный таз, сама же взяла в руки се­
ребряный кувшин.
Тут вбежал в палату возбужденный Махара и обратился
к царевичу:
— Сорвался с привязи твой жеребец, царевич! Конюхи
бегают за ним с арканами.
— Успокойся, Махара, коня не замедлят поймать; ты
скажи лучше, как твое здоровье? — спросил Липарит.
— Лучше, чем твое, эристав; хотя почки болят и у меня,
но в поход я все же отправился, как видишь.
Липарит заметно омрачился: прошелся-таки насчет его
больных почек, шут!
Чтобы смягчить впечатление, спросил:
— Зачем тебе два меча, Махара?
— Одним бы отсек я голову тебе, а другим — царю ка­
хетинскому Ахсартану.
— Слишком многого захотел, Махара. Доброму воину
хватит и одного меча.
/
— Верному мало и двух, а изменнику не следует остав­
лять и одного!
Липарит принужденно рассмеялся, потом подозвал дво­
рецкого, приказал ему увести старика и угостить.
16

Чкондидели вслед за Дедисимеди ушел на молитву. Ца*
ревич и Нианиа почувствовали неловкость, воцарившуюся
после грубых шуток Махары. Царевич бросил украдкою
взгляд на лежавшего перед огнем красавца; выкрашенная
хною огненная борода скрывала его истинный возраст. Бело
ликому высоколобому эриставу к лицу был далматик двое^
тканого сукна, расшитый по вороту золотом.
Изумленно оглядывал княжескую палату Шергил Ли^
нартиани. Так же, как во дворцах мусульманских властели­
нов, вдоль всех четырех стен палаты шли двумя рядами, од‫־‬
на над другою, полки. Они были уставлены посудой, пленяюндей око своею прелестью,—персидским фарфором цветл
лазури, византийскими золочеными тарелками и блюдами, жу
равлиногорлыми лекифами, золотыми и серебряными чекан
ными кувшинами, грузинскими и фарсийскими виночерпаль
ными ковшами... А пониже висели шлемы, золотые и сереб‫״‬
ряные кольчуги, чеканные щиты, мечи и серебряные луки. По
углам стояли медные полузвери-полуптицы — грифоны — и
тяжелые золотые канделябры. ’
Богаче гостиной палаты Гегутского дворца показалась
эта гридница Шергилу Липартиани.
Нианиа был привычным гостем в замке Орбелиани; знал
он, что любит похваляться предками Липарит.
Не из Византии ли этот золоченый панцирь, эрис‫״‬
тав? •— спросил он намеренно, чтобы рассеять неловкое мол-•
чание.
— Дед мой получил его в дар от императора Исаака
Комнека. Когда Липарит Великий овладел Двином после по­
беды над сельджуками, кесарь немедля возвел его в сан
ароэдра и прислал ему золотого соловья, голос которого вы
скоро услышите.
Липартиани и абхазские азнауры приняли за шутку ело
за эристава: никогда не приходилось им слышать золотого
соловья.
Взгляд Ниании обратился теперь к мечу с золотым
эфесом.
— Меч этот подарен кесарем светлопа.мятному отцу
моему Ивану в ту пору, когда был он правителем Гачиана и
Лршамуника в Армении.
Шергил Липартиани подошел к стене; там висел сереб­
ряный лук длиною в пять локтей, с укрепленной на тетиве;
огромной стрелой.
— Это — тот самый лук, который султан Тогрул‫־‬бек по•
3 к. Гамсахурдиа, т. III.

17

дарил деду моему Липариту III, когда отпускал его на сво­
боду из плена. Десять тысяч драхканов предлагал султану
император за освобождение Липарита. «Я не торговец раба­
ми,— ответил султан. — Да и можно ли продать столь доб­
лестного рыцаря?» И, расцеловав деда моего, подарил ему
вот этот лук.
В разговоре Липарит помогал себе жестами.
На большом пальце его руки заметил Шергил Липартиани перстень червонного золота с львиной головой, какие
носили некогда Багуаш-Орбелиани, предводительствуя цар­
скими войсками.
Ниании Бакуриани было прекрасно известно, что сереб»
ряный лук не был подарком Тогрул-бека. Он сделал знак ца­
ревичу: «Замечай!» — и смолк.
Липарит приказал подавать кушанья. Заботу о яствах
взял на себя главный мандатур Тиркаш. Перед царевичем
поставили золотой поднос.
Кирион Манглисский благословил трапезу, монахи спе­
ли вечерний псалом.
Подали джейраньи шашлыки, зажаренных целиком фа­
занов, турачей, вареного лосося и снетки.
Почетных гостей всегда потчевали этими яствами, по­
давая их на золотых и серебряных подносах и блюдах, пода­
ренных византийским кесарем, иранским султаном Малик-ша­
хом или властителем сельджуков Тогрул-беком.
И царевичу вспомнилась «казна великая, украшение цар­
ского стола — серебряные и златые чаши, и чары багратионовы, и ковши добрые», что похитили сельджуки из Квелисцихе.
Много раз бывал Нианиа Бакуриани на пирах и выходах
во дворцах византийских кесарей, но посуда, какую он увидел
на столе Орбелиани, могла поспорить даже с тою, что была
30 дворце кесаря.
Большие, в человеческий рост, канделябры зажгли по уг­
лам палаты, двое слуг со светильниками стояли над голо­
вою ^!кондидели, трое — за спиною царевича.
Супруга эристава Ката передала Чкондидели блюдо с
овечьей арисой.'Немного откушал первый визирь; безмолвно
сидел он за трапезой, похожий при свете свечей и светильни­
ков на святого угодника, истощенного долгим постом.
Не прикоснулся к яствам и Липарит.
Лулуфровым шербетом поила его Ката.
Постарели мы, господин мой первый визирь, минова­
18

ли, как видно, наши времена.., И для тебя приготовила сна­
добье моя дочь. От матери моей — блаженна ее память! —
научилась врачеванию Дедисимеди. Уходит вместе с дочерью
кормилицы своей Лелой в поля на целые дни искать целеб­
ные цветы и травы. А занедужит кто-нибудь в замке — под
рукою надежный врач.
Девушка встала, почувствовала на себе взоры гостей.
Слегка заалели ее нежные щеки. Протянула визирю приго­
товленное в маленьком горшочке питье и сказала:
-— Это — сок атрафиля, господин мой первый визирь.
Когда закончился ужин и начался нечестный пир, посре­
ди палаты стал чашнагир, и чашники разносили вино в ков­
шах, Нианиа Бакуриани не сводил с чашнагира глаз: все ли
вина пробует слуга эристава?
Подле сурового Чкондидели сидела Дедисимеди, тихая,
словно горлинка. Иногда опускала она реснипы, а когда под­
нимала взгляд, казались удивленными ее смарагдовые глаза.
Укрывшись за стоявшим на столе византийским лекифом, на котором вычеканена была Диана, охотящаяся за
оленем, царевич украдкою наблюдал за Дедисимеди.
Удивительно, что даже и следа обиды не было на лице
девушки. На всех взирала она с одинаковой учтивой добро­
желательностью.
Какими странными путями направилась жизнь, и как
стремителен был ее бег! Когда-то простодушно верили они
оба, что никакая земная сила не властна их разлучить, но
‫׳‬лрншел черед — и встала между ними печаль вечернего часа.
Фиалковое шелковое сакко, украшенное жемчужными
пуговицами, было надето на дочери эристава, золотой кушак
опоясывал ее, золотые запястья блестели на руках.
Царевичу вспомнились дни, проведенные вместе с
Нианней и Дедисимеди в замке Сакориа, — давняя, счаст­
ливая весна, цветение персиковых деревьев в замковом дво­
ре. А ныне между ними, словно крепостная стена, воздвиглась
глухая, неодолимая преграда.
Вот так близко от него сидит дочь эристава, и на щеках
ее оттенок персиковых цветов, но как. она стала далека!
Лишь в минуты.беседы с Дедисимеди сбегали морщины
с чела Чкондидели.
Когда возглашали здравицу дочери эристава, поднялся
первый визирь с наполненной чашей в руке и с непривычным
для него красноречием воздал хвалу ее христианским добро­
детелям: смирению, кротости и любви к ближнему. Не забыл
19

он восхвалить и ее красоту, и назвал дочь эристава «люб^?
мым чадом своим».
— В наше время лучше иметь уродливую дочь, господин
мой первый визирь, — сказал Липарит. — К иранскому шахл
прибыл однажды в гости армянский царь. Был у шаха за
стольный шут, по имени Чортман, неразлучный с шахом в
бою и на пирах. Во время пира занемог владетель Армении,
стало худо ему за столом. Между тем все больше вина пол
ливал венценосцу бритоголовый шут. Чтобы отвязаться от
шута, обещал ему в шутку царь Сеннахернм в супруги дочь
свою, прекрасную Шушаник. Чортман подскочил к царю ь’
завязал ему узел на поясе. Прошло несколько лет. Повели
тель Ирана сделал шута военачальником. Во главе адарба•
ганского войска Чортман ворвался в Армению и напомнил
царю об узле. Конечно, отказал нечестивцу повелитель Арме
НИИ. Больше тысячи селений было сожжено в Армении. К зам
кам и монастырям приставляли лестницы и по ним взбира
лись на стены. Пятьдесят крепостей разрушили басурманы и
столько же храмов.
Рассказ эристава опечалил гостей.
Тогда приказал Липарит завести золотого соловья. Ме
ханический свист золотой птички напомнил царевичу дни,
когда гостил он в Липаритис‫־‬убани вместе с царем Георгием,
Соловьиный свист пробуждал его по утрам; начало дня было
радостно для него, потому что песнь соловья предшествово
ла встрече с Дедисимеди.
Эристав ЛипapIf1' поднял большой заздравный кубок за
царя Георгия. Воздал хвалу «прославленному кесаросу, щед
рейшему из всех царей абхазских и гостеприимнейшему и !
всех людей».
— Спасаларами Багратионов были Багуаш-Орбелиани,—
сказал эристав. — Всегда верные престолу, они предводитель
ствовали царскими войсками, несущими белое знамя на крас‫׳‬
ном древке. За это царь Георгий и пожаловал роду Орбели‫־‬
ани Самшвилде, Клдекари и Лоцобани.
Тут вспомнилось Чкондидели, как отец Липарита Иван
коварством выманил у царских вельмож крепость Гаки и про­
дал ее амиру Гянджинскому Фадлону.
Глядя в глаза первому визирю, обещал Липарит назавтра
же отправить обоз с продовольствием для вежинских войск.
— А если не будут болеть у меня почки, выеду и сам за
тобою вместе с азнаурами и конной дружиной.
Опять завели золотого соловья, и Липарит перешел к ви‫״‬
20

чантийским новостям. Прибыл из Константинополя Козман,
монах, рассказывал: большие события происходят во владе­
ниях кесарей. Бесчисленные орды печенегов ворвались в
?!ределы Византии и дошли до Велиатовы. Навстречу им выагратионов.
В конце плодового сада был небольшой участок, часто
засаженный смоковницами, — его называли фиговым садом.
Посреди смоковниц находился огромный каменный погреб.
Возле погреба стояла небольшая часовня, наполовину раз­
рушенная землетрясением. В нишах часовни теплились вос­
ковые свечи. Махара снял несколько свечей и поднял плиту,
что лежала в углу часовни.
Под плитой открылся узкий подземный ход, пол и стены
которого были выложены булыжником.
Махара шел согнувшись, чтобы не задеть потолка. В од­
ной руке он держал свечи, другою рвал сети, раскинутые па­
уками. По замшелым стенам скользили бесшумные ящерицы.
Долго шел он под землей и пришел к перекрестку, где
проход разделялся на три ветви: одна вела ко дворцу Багра­
тионов, другая — наружу, за стены крепости, третья — к
дворцу Леона. По этому-то проходу и пошел Махара. Плита,
подобная той, которую старик откинул в часовне, прикрывав
ла выход из подземелья. Осторожно упершись чубатой голо­
вой, Махара приподнял ее и оказался в главной палате двор­
ца Леона.
Во всех четырех углах палаты стояли подсвечники с за­
жженными свечами, факельщиков нигде не было видно.
На том самом месте, где кончался подземный ход, стоял
большой иранский шкаф из каменного дерева на подставках,
имеющих форму слоновых ног. Этот огромный шкаф почти
перегораживал палату пополам. Барельефы с крылатыми
львами и дикими буйволами украшали его стенки. За этим
шкафом и спрятался Махара.
В др\том конце палаты сидели друг против друга на по­
душках мужчина и женщина.
Махара услышал голос императрицы Мариам.
— Надеюсь, эристав Липарит, ты привезешь Дедисиме‘
ли на торжество коронации?
Услышав имя Дедисимеди, навострил уши Махара.
хМужчина немного помолчал.
— Боюсь, не вызвал бы ее приезд ненужных пересудов,
августа. Кроме того, я не знаю, что скажет на это царица
Елена.
Еще помолчал короткое время Липарит, потом сказал:
— Не лучше ли было бы, государыня, приехать тебе са­
мой к нам в Триалети? Ката и Дедисимеди ждут тебя с не­
106

терпением в Липаритис-убани. Кроме того, мы недавно по­
строили две новые церкви — ужели не захочешь их осмотреть?
На присланные тобою пожертвования украсил их архиепи­
скоп манглиссий.
— В день венчания Давида на царство вся Грузия
съедется в Кутаиси, как же ты можешь не привезти свое се­
мейство? Его отсутствие как раз дало бы повод к ненужным
пересудам. И не тревожься о царице Елене; мне кажется, я
здесь у себя дома, не правда ли? А после того, как Давид
будет помазан на царство, я поеду с тобою в Клдекари.
Императрица Мариам поднялась с места. Махаре пока­
залось, что она направляется в его сторону; он прижался к
шкафу, затаив дыхание.
Мариам подошла близко к Липариту, эристав приподш л е я с места. Императрица просила его не вставать, поло‫״‬
жила руку ему на плечо и сказала вполголоса:
— Кое-как удалось мне добиться согласия царя Георгия,
Царевич разведется с Русудан. Много твердила я царю, пере•
'числила примеры византийских императоров и императриц.
Да и в самом деле ничего необычного в этом нет... Трижды
.вступала в брак императрица византийская Зоя. Константин
Мономах дважды разводился со своими супругами.
— А абхазский католикос?
— Евстратий согласен, но боится козлоногого Антония.
Один лишь Антоний упрямится и требует, чтобы наложили
епитимью на царевича. Не знает Антоний, что лишь при тре­
тьем браке налагал епитимью на молодых императоров кон‫’־‬
етантинопольский патриарх.
— Антоний Кутаисский? — вскричал Липарит. — Но
^зедь он сам убеждал меня, что это Чкондидели с католикосом
^:‘встратием не допустили царевича обручиться с Дедисимеди,
д что он будто бы с самого начала стоял за то, чтобы сделать
ее царицей.
— Двуличен архиепископ Антоний. Напротив, Чкондидо
ли стоял за то, чтобы царь породнился с тобой, эристав Ли­
парит.
Липарит все же встал и сказал:
— Все это было в прошлом. Ныне дочь моя созрела,
боюсь, как бы не навлечь позора на мой дом, государыня.
Он опустил голову.
‫ —־‬Антоний?! Каков!
Мариам ответила ему громко:
107

— с архиепископом кутаисским справлюсь я сама. Пусть
образумится козлоногий, а не то — как бы не пришлось
наложить на него самого епитимью!
ХОРЕШАН
С нетерпением ожидали в Липаритис-убани приезда импе‫*־‬
ратрицы Мариам, но прибыло послание от нее и от Чкондиде^
ли: Ката, Дедисимеди и Рати приглашались на торжество по­
мазания царевича.
Заупрямилась К^та — как везти в Кутаиси Дедисимеди,
пока царица Русудан живет во дворце? Не выставлять же
дочь на позорище!
Иначе думал сын Липарита Рати. Хотя и держал он по*
сдчгянную связь с двором ширванского повелителя и с тбилиг ‫׳‬
ским амиром, все же был он правоверным христианином.
Принятие ислама царем кахетинским Ахсартаиом возму­
тило Рати до глубины души. Триалетское эриставство вреза­
лось мысом в море мусульманских земель. Обратят в Маго­
метову веру царство Кахетинское, а потом настанет очередь
Триалетского эриставства...
Часто Рати спорил с отцом, но сейчас и ему показалась
своевременной попытка сблизиться с Багратионами.
Приглашение на коронацию объяснял Рати следующим
образом: всесильная императрица Мариам настоит на своем,
царевич разведется с Русудан, и, быть может, за коронацией
последует свадьба.
В Липаритис-убани прибыл монах Козман. Он подтвер•
дил эти догадки и еще добавил:
— Упрямо стоит на своем кутаисский архиепископ, но
это — дело времени. Сребролюбив Антоний, он уже намекал
мне, что сорок тысяч золотых драхм получил константино­
польский патриарх за согласие на вторичный развод кесаря
Константина Мономаха. Если будет необходимо, императри-‫׳‬
ца Мариам заплатит эту сумму.
И еще одно радостное известие привез монах Козман:
царь и Совет старейшин возложили на эристава Липарита
обязанности спасалг!ра—^^ведь исстари были спасаларами
Багратионов эриставы из дома Багуаш-Орбелиани.
Упорство архиепископа кутаисского не страшило Рати.
108

Если и золото не смягчит сердца Антония, можно, взяв с со­
бой триалетскнх азнауров, выманить его на охоту в Аджаметский лес, и нечаянно сорвавшейся с тетивы стреле будет
приписана его смерть.
Дедисимеди расстроило неожиданное известие и в осо
бенности упорства матери. Настой’шво уверял ее монах Коз
м.ан: для тебя привезла императрица Мариам алмазное оже
релье, дар доместика Андроника. Очень хотелось дочери,
пристава присутствовать при восшествии царевича Давида
‫•׳‬рузинский престол.
Частые обмороки изнуряли ее, и наконец слегла она в
лостель.
Так всегда бывает с кроткими и тихими: долго носят они
безропотно горе в душе, а когда увидят, что кончилось испы­
тание, сразу изменяет им сила терпения, и тогда накопленная
сердцем горечь у иных выступает холодным потом, а у неж­
нейших разрешается слезами.
Призвала Ката домашнего врача Карсанидзе. Тщетно
поили деву целебными шербетами. Наконец позвали корми­
лицу Дедисимеди, Хорешан...
Была Хорешан веш.ей сновидицей и ворожеей, несмотря
на слепоту, отменно владела лютней и сладостно пела ир­
мосы.
Расцеловала Хорешан воспитанницу, пощупала ей жилу
яа запястье, провела ночь у ее постели, а наутро заставила
рассказать виденный сон.
— В желтое платье была я одета во сне, — отвечала Де­
дисимеди, — и видела желтый сад, и цветы и плоды были
желтые в том саду. Желтый садовник ходил по саду, а глаза
V ного были цвета алычи.
«Сон к печали», — подумала няня. Провела еще одну
ночь около Дедисимеди, напомнила ей детство, поиграла на
лютне, спела ирмосы и усыпила больную. Утром снова спро­
сила про сон.
На этот раз на Дедисимеди было надето белое платье, а
крепостные стены окрасились в черный цвет. Царские войска
пришли в Клдекарскую крепость, кизилово-красные штанларты несли они на копьях. Четверо рыцарей, закованных в
‫־‬латы цвета киновари, подошли к Дедисимеди; они бросили
1ит у ее ног, а потом подняли ее на этом щите.
— А куда унесли тебя рыцари? — спросила Хорешан.
Дедисимеди замолчала, даже от кормилицы утаила со*
109

кровеипое: ‫׳‘׳‬то Дейвид был одет в скараманг нз червленой
/ парчи и в руке держал щит — сплошь из золота.
Вошла разгневанная Ката. Спросила Хорешан о причи­
не болезни.
— Болезнь от печал«, — ответила кормилица.
Велела Хорешан принести пригоршню персикового цве­
та, ягоду унаби и сухое виноградное зерно. С десятью драх­
мами ал илы и двадцатью зернами сунджи вскипятила она
все это в одной мере воды и дала выпить больной.
Все же не стало лучше Дедисимеди. Тогда Хорешан пря­
мо сказала супруге эристава:
— Обещай, что поедет она в Кутаиси, и немедленно
пройдет ее недуг, потому что глубоко затронута душа де­
вушки.
Ката, оставшись наедине с Хорешан, стала ее упрекать:
— Зачем сказала такое в присутствии Дедисимеди?
А скажи мне, госпожа, почему ты не хочешш взять де‫״‬
вушку на торжества в Кутаиси?
Опустилась в кресло опечаленная мать и сжала руками
виски.
— Не знаю, как мне и быть, Хорешан. Рати, конечно^
прав; императрица Мариам — доброжелательница нашего
дома, но ведь ты знаешь, какие длинные языки у сплетников!
Опять пойдет шепот по всему дворцу: «Вот, мол, приехал.?
прегфасноокая невеста царевича!»
— Не говори так, госпожа. Вся Грузия будет вКутаиси
в этот день, может ли отсутствовать хоть одна из дочерей
или жен эриставских на таком торжестве? Пожалей девочку,
молю тебя я, ее слепая кормилица.
Ката смягчилась, призвала главного конюшего, прика­
зала держать лошадей наготове.
В САДУ ПАНА
Нианиа Бакуриани собирался в Таоскари—он был
спешно вызван двоюродными братьями по делам своих вла­
дений. День коронования Давида был трижды назначен и
трижды откладывался.
Тяжко было Ниании оставаться во двогше. Стремился он
уехать, чтобы положить предел безнадежной страсти своей
к императрице Мариам.
НО

Догадалась мудрая сердцем женщина о печали влюблен­
ного юноши. Подсунула смятенному рыцарю куропалатису
Мелиту.
Началось это так: отправились в женскую обитель Сохасгерн императрица Мариам, куропалатиса Мелита, царевич,
Нианиа и Епифаний Непьющий со свитою рыцарей и мона•
хов.
На обратном пути Мариам намеренно отстала от ос­
тальных всадников. А потом внезапно пустила лошадь галолом и ускакала от Ниании и Мелиты.
Не выдержал женолюбивый Нианиа; оставшись наедине
с прекрасной Мелитой в лесу, впился в чувственные губы
вдовы куропалата.
Во дворце за ними наблюдала тысяча любопытных глаз.
Некоторое время сказывалась больной Мелита, потом поже­
лала совершить прогулку на лошадях к Сатаплии. Сатаплия-‫־׳״‬
^ «Медовник» — дремучий дубовый лес у подножья горы
Хомли. В расщелинах хомлийских скал гнездится несчетное
множество белых пчел. Константинопольские монахи-пасеч•^
ники часто упоминали об этих пчелах, утверждая, что мед их
обладает свойством удлинять человеческую жизнь.
Мелита взяла с собой Нианию, своего постельничего мо­
наха и трех диаконов. Тотчас по прибытии в Сатаплию Ме­
литу и !Тиаиню угостили душистыми сотами, и влюбленные,
отпустив спутников, наслаждались диким медом на берегу
ручья.
Оба они быстро опьянели, потому что волосы Мелиты бы­
ли золотисты, как мед, а тело у нее было белое, как снег, что
еще с прошлой зимы остался кое-где на горе Хомли.
По всему дворцу разнесли диаконы слух о блудодействе
фечанки.
Домоправитель доложил об этом Антонию.
Всегда был на страже архиепископ Антоний, ревнитель
христианского благонравия. Он довел эту историю до сведе­
ния царя. Царь Георгий рассказал об этом сестре. Императри­
ца Маркам строго осудила Мелиту и приказала ей немедлен­
но вернуться в Константинополь.
Взмолилась вдова куропалата, чтобы императрица не
отсылала ее из Кутаиси до коронования царевича. Мариам
согласилась временно оставить гостью, тем более что после
коронации должны были отправиться в Византию Епифаний
Непьющий и хиосский епископ Севастий.
111

Как только начался Ствлиса—^месяц виноградного сбо­
р а — множество гостей прибыло в Кутаисский дворец; еще не
был назначен день торжества, но уже приезжали с дарами
азнауры, богатые купцы, духовенство. Боялись: вдруг взбре‫״‬
дет на ум царю Георгию неожиданно назначить день корона­
ции, и тогда не удастся вовремя поспеть в Кутаиси.
Не менее чем десяти стадиям равнялась длина Кутаиси
екого дворца вместе с каменными пристройками к башнями.
Дворецкие и домоправители сбились с ног, размещая
зриставоБ, епископов и азнауров с их многочисленной свитой
и лошадьми. Приехавшие на арбах простолюдины раскикулр
шатры в рощах на берегу Риони.
Византийский кесарь Алексей Комнеи прислал послов:
четырех куропалатов, трех магистров и семерых турмахов.
Они привезли в дар царевичу золотое копье с византийским
штандартом, пятьсот склянок мускуса, сто локтей парчи, три
псалтыри в золотых переплетах, двадцать тысяч драхм, де­
сять венгерских коней, сбруи и седла, украшенные золотом, для
трех лошадей. Все это прислал кесарь в дар защитнику хрис­
тианства, будущему воителю против Гога и Магога.
Прибыли послы и от ширванского владетеля, привезли
Давиду арабских лошадей и семь золотых панцирей.
Прибыли доверенные люди осетинского царя, приехали
анисцы, книжники и купцы, поднесли в дар три сотни кара­
бахских коней, сто овец с руном разного цвета, серебряное
копье и щит, покрытый золотом.
Был достаточно обширен дворец кутаисского архиеписко­
па, но и здесь тоже было тесно от гостей. Последними прибы­
ли дманйсский, цинцкаройский, урбнисский и ниноцминдский
архипастыри.
По всему царству славился сад Антония Кутаисского.
Огромные клены и дзелквы были обвиты лозами толще буй­
волиной ноги. Вдоль ограды сада стояли смоковницы, отяг­
ченные плодами, яблоневые и персиковые участки были раз­
межеваны гранатовыми деревьями.
Под громадными дубами был устроен погреб; .ьесятка
два квеври — кувшинов, наполненных старыми винам! , было
зарыто в этом погребе. Но не все кувшины уместились в пог­
ребе, часть их была закрыта в саду, в беседках, оплетенных
ползучими растениями. Словно великаны, лежали вокруг бе­
седок порожние кувшины-амфоры, широко распялив рты б
ожидании нового урожая.
112

Запаздывали коронационные празднества, нетерпение ов^
ладело грузинскими и греческими епископами, приготовив­
шимися к пиршествам и веселью.
Перед тем как приступить к трапезе, гости архиепископа
сидели обычно на бревнах дзелквы перед погребом.
В огромных давильных чанах монахи с подвернутыми до
колена штанами, охмелевшие от бродящего сусла, весело да­
вили виноград. Другие, взобравшись на клены, обирали вино­
градные лозы, спускали гроздья в корзинах.
Византийские гости изумленно глядели, как, засучив ру
кава, монахи спускались в исполинские кувшины по лестни­
цам и скребли щетками из черешневой коры глиняные стенки.
Пчелы вились вокруг давильни и отягченных гроздьями кле­
нов. В ушах стояло немолчное пчелиное жужжание.
В золотых чашах принесли монахи виноградный сок, да­
вали его пробовать гостям.
Завязалась беседа. Начал ее хиосский епископ, который
рассказал о том, что нынешней весной в Кесарее родился двуголовый теленок.
Епифаний Непьющий продолжил беседу рассказом о по­
клонении собакам—суеверии, распространенном в те времена
среди константинопольского населения. Пафлагонийский епи­
скоп поведал слушателям о том, что в Антиохии объявился
ученый пес Пифон, которого обучил человеческой речи один
турок-исмаилит.
— Аты веришь, владыко, — заметрът хиосский епископ.—
что Пифон и в самом деле пес? Эта собака, без сомнения, ис­
чадье ада.
Дманисский и цинцкаройский епископы, прекрасно гово­
рившие по-гречески, оба подтвердили, что пес, конечно, —сам
сатана.
Выпитое мачари — бродящее сусло — пробудило у гостей
аппетит.
— Хвалят безмерно колхидские устрицы, владыко, — об­
ратился к Антонию хиосский епископ Севастий, у которого
шея была тонкая и длинная, как у аиста.
— О-о-о, и впрямь отменные устрицы в Колхиде, — отве­
тил гостю хозяин (кстати сказать, сам ненавидевший ус^
триц), — сегодня привез их для вас, владыко, высокопрео­
священный Досифей, епископ цхумский.
Епископ Севастий почувствовал во рту слюну, когда заго­
ворили об устрицах. Необычайно возбужденный, он едва нс
8 К.

Г а м с а . х у р д н а , т.

III.

113

воскликнул: «Так велите же принести их сюда!», но не посмел
обратиться с такой просьбой к хозяину и только пробормотал:
— Колхидские устрицы хороши с хиосским вином,
владыко.
— Вина предложу вам, ваше преосвященство, багдадско­
го, капистонийского и оджалешского. Поверьте, владыко, кол­
хидские вина ничем не хуже хиосских и лесбосских.
Епифаний Непьющий, не раз пробовавший колхидские
вина, сказал:
— К колхидскому вину хороши — рионская осетрина и
икра.
Цинцкаройский епископ заспорил с ним:
— Летом лучше всего лопатка молоденького теленка,
сваренная с чесноком, кориандром и базиликом, с подливкой
КЗ ткемали.
— Что до меня, то я болен полнокровием, — вставил свое
слово мровийский епископ. — Кажется, и вы тоже, владыко? — обратился он к ниноцминдскому епископу.
— Да, и я тоже, — подтвердил епископ ниноцминдский.
— Тогда я вам советую мясо верблюжонка с фенхелем и
бобами.
— А что вы скажете против джейраньего шашлыка, —
спросил епископ кумурдойский, — с уксусом и барбарисовым
соком?
Тут разохотился и сам Антоний:
— Всего лучше оленье мясо, но не только что пойманного
оленя, а такого, что держали целое лето в загоне. Нынешней
весной поймали мои охотники оленя, все лето поил я его
обильно дождевой водой, мясо у него должно быть сладкое,
нежное и легкое. Сегодня подадут его вам — убедитесь сами.
Взволновало гостей обещание Антония.
— Я всему предпочитаю лососину, — сказал цинцкарой­
ский епископ, — приготовленную по-кутаисски, с гранатовым
соком.
— Что вы, владыко, — ответил толстый урбнисский епи­
скоп, облысевшую голову которого украшала бородавка вели­
чиною с миндалину, — разве сравнится что-нибудь на свете с
мясом фазана, турача и куропатки?
— А я так полагаю, — вмешался епископ дманисский, —
выше всего на свете форель из Арагви или из Алгети.
Взволновались греческие гости.
— Ну, куда же речной рыбе до морской или до понтийских устриц? — сказал епископ пафлагонийский Тимофей.
114

— Взяла бы нелегкая ваши устрицы — как морские, так
и сухопутные, — по-грузински пробормотал цилканский епи­
скоп и при том так испуганно сощурил глаза, как будто ска­
зал что-то совсем нечестивое.
Исполнилось желание греков: колхидские устрицы были
поданы в самом начале обеда.
Как только окончили молитву, накинулись греки на ус­
триц.
Осторожно открывал их Епифаний Непьющий, потому
что читал где-то у Плиния, будто в раковинах колхидских ус­
триц попадаются жемчужины.
Втайне был огорчен Епифаний Непьющий: Антоний за­
ставил его председательствовать за столом, и не хватало ему
времени для еды. Не раз Епифаний сопровождал императрицу
Мариам при поездках ее в Грузию, и потому было достаточно
знакомо ему искусство ведения пира.
Когда в семнадцатый раз обошла стол золотая чаша,
Епифаний свалился, словно подкошенный; подскочили по­
стельничие монахи, увели его под руки.
Теперь обязанности тамады принял на себя сам архиепи­
скоп Антоний. Он велел принести еще больший кубок, тоже
из золота. Серна, убегающая от охотника, вооруженного л у ­
ком, была вычеканена на этом кубке.
Один вид этого сосуда заставил епископа мровийского по­
кинуть пиршество в сопровождении игуменов Тутайского и
Сохастерийского монастырей и двух монахов. Только трижды
успела обойти пирующих чаша с серной — и еще семерых
пьяных епископов унесли монахи во дворец Антония.
В изумлении взирала на Антония Кутаисского вдова куропалата Мелита.
Краснощекий, растрепанный, стоял он во главе стола с
золотым кубком в руке. На лесного бога Пана походил он —
курносый, хмельной, с подернутым багрянцем кончиком носа.
Возбужденный, затянул он застольную здравицу «Мравал
жамиер». Только свирели Пана не хватало развеселившемуся
тамаде.
Еле поднимали тяжелые веки тонковыйные греческие епи­
скопы. Среди упитанных, цветущих грузинских архипастырей
выглядели они, как те фараоновы тощие коровы, которые по‫״‬
жрали жирных коров, а сами не стали жирнее.
В самый разгар виноградного сбора, когда виноград за­
сыпают в давильные чаны, начинались в древней Грецш?
празднества в честь Бахуса, бога опьянения. Выжимками чер115

кого винограда греки обмазывали себе лицо, после чего начи­
налась вакханалия. Отдаленные отголоски этого обычая еще
оставались в те времена и в Колхиде. Во время сбора виногра­
да обитатели Кутаисской крепости, из простолюдинов, ходи­
ли, обмазавшись вылчимками, по дворам, опьянялись перед
погребами поднесенным вином.
Махаре несказанно хотелось попасть хотя бы невидим­
кой Р сад к Антонию Кутаисскому.
Царевича и Нианию встретил он на лестнице дворца ца­
ря Леона.
— Сходи-ка в сад к архиепископу Антонию, погляди,
как веселятся преосвященные, — сказал с улыбкой Давид и
подмигнул старику.
— Знаешь ли что, Махара, — сказал Нианиа, — вымажь
себе лицо выжимками и осмотри хорошенько сад.
Пришелся по нраву Махаре совет Ниании. Его безборо­
дое лицо было словно нарочно создано для такого .маскарада.
Переоделся Махара простолюдином, вымазался вино­
градными выжимками и, когда порядком стемнело, перелез
через ограду в сад к кутаисскому архиепископу.
Стол, накрытый под сенью тутового дерева, нашел он уже
опустевшим; опьяневшие монахи, не присаживаясь, доедали
остатки пиршественных яств. Не было видно нигде ни гостей,
ни хозяина.
Словно ищейка, бегал по саду Махара. Трое епископов,
ухватившись за пустые квеври и напевая, проливали мочу.
Месяц уже стоял над крепостью.
В конце сада, в беседке из лоз, мелькнула человеческая
фигура в белом женском платье; за ней, переваливаясь, брело
огромное привидение. Махара притаился за стволом клена.
Привидение догнало фигуру в белом, заключило в рас­
простертые объятия женщину, и оба, опьяненные страстью,
прильнули к ограде.
Махара выступил вперед и узнал вдову куропалата; тот­
час же выскользнула женщина из объятий любовника.
— Кто здесь? — закричал Антоний.
— Это я, Махара. Понадобился мне «Апостольский канон>\ для того искал я тебя, владыко.
— О, исчадие ад а!— пробормотал Антоний.
Следующий день был понедельник, Антоний издавна счи­
тал его днем неудачи. Рано утром явился к нему Махара,
вздрогнул архиерей, вспомнив приключение прошлой ночи.
116

Гость не дал хозяину даже одеться; не дожидаясь при­
глашения постельничего монаха, сам вошел в гостиную па•лату.
Растрепанный, с раскрытой грудью, заросшею щетиной,
встретил Махару архиепископ.
— Прости мне, владыко, вчерашнее вторжение, но в са­
мом деле мне очень нужен «Апостольский канон».
Сначала вспылил кутаисский архиепископ, потом устре­
мил в изумлении взор на Махару. «Вчерашнее вторжение» он
принял сначала за обычную шутку Махары, но теперь понял,
i^To далеко не шутил безбородый.
Не говоря ни слова, вынес «Апостольский канон» и так
же безмолвно положил книгу на стол.
— Слаб я стал глазами,— сказал Махара. — Прошу те­
бя, владыко, прочти мне главу двадцать девятую.
Долго листал Антоний «Апостольский канон».
— Должно быть, не часто приходится тебе читать эту
книгу, владыко? — спросил Махара. Правая бровь у него
подрагивала.
Наконец нашел искомое Антоний и прочел:
«Аще кто, епископ или пресвитер или диакон, деньгами
сие достоинство получит,— да будет извержен».
— А теперь прошу тебя, владыко, прочти мне главу со­
рок вторую, — попросил гость.
«Епископ или пресвитер или диакон, блудодеянию или
игре и пьянству преданный, да будет извержен».
— Воистину, воистину! — сказал Махара и встал.
Антоний хранил молчание. Махара сказал твердо:
— Теперь выбор предоставляется тебе, святой отец.
Хочешь — дай свое соизволение царевичу на немедленный
развод с царицею Русудан, не хочешь — потребую я, чтобы
наложили на тебя епитимью.
— Я всегда держал сторону царевича в этом деле, так
же, как и в других, — пробормотал Антоний, опустив голову.
Махара простился с хозяином.
На другое утро архиепископ кутаисский попросил при­
ема у императрицы Мариам, предстал перед нею со скло­
ненной головой и сообщил:
— Католикос абхазский и я, прах царствования твоего,—
оба мы даем согласие на развод царевича с госпожою Русулан.
117

«ПРЕПОЯШЬ СЕБЯ МЕЧОМ!»
В пятницу утром прибыло в замок семейство Липарита
сопровождении семисот копьеносцев.
Императрица Мариам пригласила Кату, Дедисимеди к
Рати во дворец царя Леона. В тот же вечер дала она большой
ужин. Семь эриставов со своими домочадцами присутствова­
ли на пиршестве.
По левую руку от императрицы Мариам сидели Дедис‫״‬
имеди, куропалатиса Мелита, Тинатэ, дочь цхумского эристава, — высокогрудая, с густыми, тяжелыми волнистыми воло­
сами; дочери бечисцихского владетеля—Ина, Дуда и Хваша—
прекраснейшие из дев Самцхийского края; Лума — супруга
Шергила Липартиани, жемчужина мегрельских жен.
И все же на одну Дедисимеди смотрели стар и млад;
единогласно объявили придворные дамы: в тот вечер дочь
эристава затмила всех — даже Мариам.
— Руками, только руками! — говорила Мзисавар, дочь
Шервашисдзе, старая дева, что бывала на своем веку и в
константинопольских дворцах.
И впрямь, чуть грубоваты были руки у императрицы
Мариам.
После долгого путешествия обветрено было лицо Дедис-•
имеди, но ланиты ее цвели, как персиковый цвет, и на лице
ее играл персиковый оттенок, какой придавали обычно иран­
ские мастера стройным фарфоровым вазам. Белы, словно^
лопотский мрамор, были руки ее с тыльной стороны, а ладо­
ни — чуть розоваты; длинные пальцы слегка выгибались
кверху у основания ногтей.
В субботу вечером приблизился к дверям дво^)ца абхаз­
ских царей архиепископ бедийский. За одетым в виссон
преосвященным выступали — Кирион Манглисский, Стефаноз
Цилканский и Досифей Цалкинский; большая свита духо­
венства сопровождала их с пением псалмов. В руках они дер­
жали зажженные большие свечи; кадя благовонным алоэ, во-‫־‬
шли они в царскую палату.
Архиепископ бедийский положил на дискос царские
венец, скипетр, порфиру и виссон, накрыл их покрывалом к
унес в храм царя Баграта.
Были положены в алтаре знаки царского достоинства.
«Ночь бдения» провели около них архипастыри.
118

На другое утро облачились в пышные ризы абхазский
:католикос Евстратий, кутаисский, мровийский, бедийский,
манглисский и цалкинский архиепископы и семь епископов. В
алтаре разгорелся спор между Евстратием и Антонием.
— Архиепископ кутаисский — соборователь царей, по­
этому и должен возложить венец на голову царевича, — гово­
рил Антоний.
Чкондидели вмешался в дело, и было решено: по обычаю,
как положено, венчает Давида на царство абхазский като­
ликос.
Царевич был чуть бледен в то утро; волновался, все
время молчал, не расставался с Нианией Бакуриани, Бешкелом Джакели и Шергилом Липартиани.
В царскую палату вошел крестоноситель, за ним шли
вельможи и воины. Склонившись до земли перед царевичем;
воздал ему почесть крестоноситель и сказал:
— Благослови нас, святой и самодержавный государь, да
будут мнози годы и часы твои.
То же повторили воины.
Вновь склонился крестоноситель, обратился к вельмо,жам и воинам:
— Радуйтесь, сильные и непобедимые! Пришел час
свершить положенное.
Царевич встал, поднялись вельможи и рыцарская свита.
Впереди несли «колокол царский», за ним — знамя и
копье. Позади следовали крестоносители и архидиакон.
За крестоносителем выступал главный мандатур, он дер­
жал в руке золотой мандатурский посох; вслед за ним шли
царь и войска. По правую руку от Давида шли военачальни­
ки. По левую руку — ведающие мирскими делами.
Липарит Орбелиани, препоясанный мечом, нес на вытя­
нутых руках обнаженный державный меч.
За клдекарским эриставом следовал главный конюший,
также препоясанный мечом.
Чкондидели шел слева от царя; правитель царского дво­
ра, начальник царских телохранителей и главный оружничи!!
несли царский щит, царский пояс и ножны царского меча.
Они шли непосредственно за царем.
У притвора храма Баграта встретил шедшего со скло­
ненной головой царевича католикос Евстратий и приветство­
вал его, восклицая громко:
— Благословен приход твой и утверждение твое над цар­
119

ством твоим! Да повергнутся под стопами твоими враги и про•‫׳‬
тивники твои.
Присутствовавшие возгласили:
— Аминь!
Молча воздал царевич почесть католикосу и направился
к дверям храма. Десницу его держал католикос Евстратий.
шуйцу — бедийский архиепископ.
Введя в храм, архипастыри усадили Давида на цар­
ском месте.
Крестоноситель подошел к Липариту Орбелиани, взял у
него царский меч, внес в алтарь и прислонил к животворяще­
му древу. Знамя же и копье держали перед вратами алтаря‫׳‬
два рыцаря в латах.
Архиепископ бедийский взял с дискоса царский виссон,
подступил к сидящему царевичу и накрыл ему колени.
Чкондидели с эриставом Липаритом подошли к царевичу,
взяли его за руки выше локтей, подняли и подвели к католи­
косу.
— Благослови, владыко! — произнес Давид.
Евстратий осенил его крестом и сказал:
— Благословенно царствие твое во веки веков!
Протодиакон возгласил с амвона:
— Препояшь себя по бедру мечом твоим, сильный кра; ‫־‬
сотою твоею и добротою твоею, и гряди, и преуспевай, и цар­
ствуй истины ради, и кротости, и правоты.
И когда дошел до места, где говорится: «Предста царица
одесную тебя, в ризы позлащенны одеянна», — тщетно искали
Русудан любопытные.
Под конец обряда уже все — старый и малый, рыцари и
женщины — бросали украдкой взгляды в сторону Дедисимеди.
Стояла, прижав руки к груди, дочь эристава Липарита,
тихая и кроткая, словно горлинка.
Когда из алтаря вышел Давид, одетый в золоченый
панцирь, и Липарит Орбелиани препоясал его державным
мс'юм, что был вздымаем не раз со славою в войнах против
сельджуков,—Дедисимеди отыскала взглядом глаза бледного,
взволнованного Давида, и слезы подступили к ее прекрасным
очам.
Процессия вышла из храма Баграта. Правую руку царе­
вича держал католикос, левую — Георгий Чкондидели.
120

Б царской палате царя Давида встретили парь царей
Георгий и царица Елена, расцеловали первенца своего.
Католикос Евстратий и Георгий Чкондидели возвели ца­
ря Давида на трон, усадили и сошли обратно. Крестоноситель
стал одесную царя, в руке он держал животворящее дерево
креста.
После этого началось воздаяние почестей.
По одному подходили к Давиду императрица Мариам,
абхазский католикос, Чкондидели, эристав Липарит, Григорий
Бакуриани, эристав Гуарам, главный мандатур, главный
казнохранитель и старейшины. Подходили эриставы и их до­
мочадцы; склонившись перед царем, воздавали ему почесть.
Когда подошла Дедисимеди и поцеловала ему руку, царь'
почувствовал желание расцеловать руки дочери Липарита —
белые, словно лопотский мрамор.
АЛМАЗНОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ
Уже кончался месяц Ствлиса.
Католикосом Евстратием и архиепископом кутаисским
было решено в день святого Георгия объявить миру о разводе
царя Давида с царицей Русудан.
Окончились торжества, устроенные в Кутаисском дворце
(юсле помазания. Разъехались по домам дальние гости и
[!ослы: кахетинские, карталинские, тао-кларджетские эриста1:ы, архиереи и азнауры. Лишь несколько родовитых азнауров
е семьями не собирались уезл^ать из Кутаиси, потому что по
дворцу разнесся слух, будто за венчанием на царство не се­
годня-завтра последует свадьба.
Русудан молила царицу Елену и кое-как добилась ее со­
гласия привезти из Осети царевича Де.метре. Отрядили ско­
рохода, вызвали кормилицу вместе с дитятей.
Внимание всего дворца было сосредоточено на Дедис­
имеди. После коронации ни разу не покидала она женской по­
ловины Леонова дворца, ни разу не появлялась во дворце
абхазских царей — не показывалась ни царю Георгию, ни ца­
рице Елене. Не расставалась с Лелой, своей молочной
сестрой.
Тщетно пыталась императрица Мариам развеселить свою
прекрасную гостью, раза два даже намеренно устроила про­
Г21

‫׳‬

гулку на лошадях к Сатаплии, долго просила Дедисимеди:‫־‬
поехать, — но все было напрасно...
Без устали сплетничали во дворце. «Привел себе царь
Давид в наложницы дочь эристава Липарита», — говорили*
одни.
Другие утверждали: «Царь развелся с царицей Русудан,
предается разврату с Дедисимеди».
«Во всем подражает Баграту Куропалату царь Давид,
дед его также все время водил любовь с женгцинами из дома
Орбелиани»,— шипели придворные дамы Кутаисского дворца.
Великие и малые, все следили за Дедисимеди.
Однажды столь многочисленная толпа окружила Дедис­
имеди, выходившую после обедни из х)рама с матерью и импе‫״‬
ратрицей Мариам, что смутилась выросшая в одиночестве де­
вушка.
Жен 1цины из простонародья, приехавшие из дальних де­
ревень, без стеснения подбегали к дочери эристава, хватали:*
руками концы ее одежды, целовали ей рукава, восторженно
ласкали тяжелые косы.
Архидиакон с трудом отнял испуганную девушку у толпы.
Стоило ей выйти прогуляться одной по двору замка, как:
тотчас бросались за нею толпой девочки-простолюдинки, ки­
дали цветы под ноги будущей царице.
Как всякое создание совершенной красоты, не сознавала
собственной прелести Дедисимеди; зрачки ее испуганно рас­
ширялись, изумление выражали ее большие глаза, и без того
всегда слегка удивленные.
Недотрогою стала Дедисимеди, постоянно стремилась
уединиться. В сумерках, закутавшись в Лелину шаль, уходи­
ла она к вечерне в храм царя Баграта. Отстаивала службу,
прижавшись в темном уголке на женской стороне, и лишь>
когда расходилась паства, покидала собор, раздавала со­
бравшимся на паперти нищим драхмы, приговаривая шепо­
том: «Молитесь за долголетие царя Давида!».
Было еще далеко до дня святого Георгия, истощалось
терпение у дворцовых сплетников.
Сторонники Русудан проклинали католикоса Евстратия:
почему разрешил он молодому царю привести наложницу во
дворец?
Желавшие видеть Дедисимеди царицей бранили Антонид
Кутаисского: если бы не «козлоногий» епископ, давно укра­
шал бы дочь эристава Липарита царский венец.
122

Гордиев узел развязался сам собой.
Согласие католикоса Евстратия и Антония Кутаисског•
.оказалось в конце концов вовсе ненужным.
В субботу вечером устроила императрица Мариам не­
большое пиршество для эристава Липарита и его семьи. Ни
дарь Георгий, ни царица Елена не были приглашены в тот
день к Мариам.
Утром приметил Махара: спозаранку пришла Мариам к
царю Георгию, долго сидели наедине брат с сестрою, под ко­
нец они пригласили к себе царицу Елену и Георгия Чкондидели. Через несколько минут из палаты вышла царица Елена.
Щеки ее были красны от волнения; встретив в проходе Махару, она отвела от него заплаканные глаза.
Махара чувствовал ясно: что-то странное происходило во
дворце. Совещались, шептались, сплетничали, волновались
все — большой и малый, ио никто не хотел поделиться с ним
тайной.
После коронации ни разу не покидала своих покоев РуСудан. Ранним утром входили к ней монахини во главе с
игуменьею Сохастерийского женского монастыря Тутой,
пели царице ирмосы.
После полудня началось столование во дворце Леона.
Молодежь составляла большинство приглашенных на пир к
императрице Мариам.
Прекраснейшие из жен и дев Грузинского царства окру­
жали императрицу Мариам. По правую руку от нее сидела
Дедисимеди, по левую — супруга Липарита, Ката. Напротив
Н)тих трех дам помещались Давид, Нианиа и Бешкен Джакели.
Между золотыми столами стоял серебряный. Чашник в
вишневой шапке рубил топориком лед, укладывал его на фа­
янсовое, покрытое глазурью блюдо и ложкой с серебряною
рукояткой подсыпал в кубки гостям.
С приездом Ихмператрицы Мариам изменился порядок
п[фшества: беседовали гости за едой, а не кушали молча, по
грузинскому обычаю.
Куропалатиса Мелита без умолку болтала. То рассказы­
вала она Давиду и Ннании о кесаревом ипподроме, то вспо­
минала масленичный карнавал, то описывала проделки цыган,
пришедших в Константинополь из Багдада.
Нианиа Бакуриани потихоньку подливал вина куропала:исе, у которой уже раскраснелись щеки.
Молчаливо сидели грузинки: всех скромнее держалась
123

Дедисимеди. Предлагала ей кушанья императрица Мариам,,
упрашивала гостью отведать хотя бы немного.
— Такова уж моя дочь, августа, — говорит Ката импе­
ратрице, — и радость и горе лишают ее аппетита.
— Что же, радость или печаль причиняет ей моя бли­
зость? — спросила Мариам, глядя на Дедисимеди. — Ка­
жется, печаль, не правда ли, прелесть моя?
— Не говорите так, августа, — ответила Дедисимеди.,
взяла себе на тарелку фазанье крылышко, потом поднесла
сто ко рту, откусила самую малость, и когда хозяйка отвела
от нее взор, положила снова мясо на тарелку и больше не
прикасалась к нему во весь вечер.
— Гречанки пьют вино и в присутствии мужчин. Расска­
зывали о царице Зое, что она перепивала хиосских молод­
цов, — сказала императрица Мариам, и пирующие взглянули
на куропалатису Мелиту.
— Я не люблю женщин, объедающихся на пирах, —
вполголоса сказал Давид Ниании.
Когда стольники принесли подносы с персиками, ореха­
ми и виноградом, Мариам умоляющим голосом обратилась к.
своим гостям:
— Отведайте хоть плодов, дорогие гости, а то будут го­
ворить, что я скупая хозяйка.
Выбрала Мариам самый красивый персик, золотившийся
маленькими пятнышками с одного боку, полюбовалась пре­
красным плодом и с тою радостью, с какой впервые протя­
гивают ребенку созревший плод, предложила его Дедисимеди.
Время от времени бросала она взгляд на Давида и Д е­
дисимеди, сидевших за столом друг против друга.
Когда болтливая Мелита снова привлекла к себе внима­
ние гостей, заметила Мариам: большие сапфировые глаза
устремил царь Давид на Дедисимеди, взглянув на нее как
раз в ту минуту, когда дочь эристава повернулась к Хваше,.
своей подруге. Взор его остановился на прекрасной шее де­
вушки, там, где свились колечками маленькие белокурые ло­
коны, словно юные побеги только что зацветшей виноград­
ной лозы.
Ни одна драгоценность не украшала дочери Липаритг:.
тогда как у всех остальных дочерей эриставов, как и у М‫״^׳‬
литы, грудь, шея и голова были отягчены множеством свер­
кающих камней — рубинами, сапфирами и алмазами.
Быстрым взором окинула обоих императрица Мариам и
кодумала: «Словно брат с сестрой, похожи друг на друга Д а­
124

вид II Дедисимеди. Это Гимерос, чудодейственный бог, при­
дает влюбленным такое сходство!»
Начальник слуг приказал зажечь в палате светильники.
Мариам подозвала его и шепнула что-то на ухо.
Через некоторое время подошел к императрице домопра­
витель ее Цитшилук и положил у локтя своей госпожи что-то,
завернутое в платок китайского шелка.
Мариам развернула шелк и достала ожерелье из алма­
зов, величиною каждый с соловьиное яйцо. Жешдины не могли
оторвать свои взоры от ожерелья.
—- Эти алмазы купил в Индии у магараджи Хачатур,
полководец Романа Диогена,—сказала Мариам и, надев оже­
релье на Дедисимеди, добавила: — Отныне пусть украшают
они твою прекрасную шею.
Взяла девушку за подбородок, заставила ее поднять ли­
цо и, когда увидела сверканье тридцати трех алмазов на шее
и на груди Дедисимеди, оглядела ее еще раз и поцеловала в
щеку.
Сидевшие за отдельным столом старики пробовали толь­
ко что поданное молодое вино, они были так увлечены за­
стольной беседой, что никто, кроме эристава Липарита, не
заметил, как императрица Мариам надела ожерелье на шею
Дедисимеди. Клдекарский эристав не удивился: еще раньше
говорил ему монах Козман, что в дар Дедисимеди привезла
императрица Мариам ожерелье, подаренное ей доместиком
Андроником.
Заметил он также, как вспыхнули щеки у Дедисимеди.
Григорий Бакуриани пригубил мачари и сказал:
— В Велиатове стоял я со своим войском, когда пече­
неги вторглись в Болгарию. Было время виноградного сбора,
сладкое сусло текло реками из давильных чанов. Я приказал
угнать скот из деревень, вывезти оттуда пшеницу, а сусло
оставить. Голодные орды набросились на мачари, и вскоре
тысячи печенегов пали жертвой бродящего вина.
— А какого они племени, эти печенеги, господин мой
Григорий? — спросил Чкондидели. — Немало слышал я раз­
ного о них: иные говорят, что они — половцы, греки же на­
зывают их скифами.
— Действительно, господин мой Георгий, греки назы­
вают их скифами. Я же думаю, что они сельджуки — народ
туркоманского племени. Похожи они на вихрь. Внезапно на­
летают из степей и столь же внезапно исчезают. Наказать их
трудно, ибо нет у них ни дома, ни крова. Лазутчиком служит
125

темная ночь; уоежище их
крутые
им ветер, крепостью
скалы, шатер и степь.
Стольники подали гостям орехи. Григорий Бакурианп
взял у стольника щипцы, расколол скорлупу и стал жевать
сердцевину желтыми стариковскими зубами.
— А сколько их может быть, этих половцев и печенегов,
господин Григорий? — спросил эристав Гуарам.
— Бесчисленное множество; так говорят, по крайней ме­
ре, люди ученые, путешествовавшие по их землям, господин
Гуарам. Много земель разорили они, но ни в одной не смогли
утвердиться. «Полипланетами» называют их греки, потому
что вечно скитаются они по степям со всеми своими чадами
и домочадцами.
— А какой веры, господин Григорий, эти кочевники? —
спросил Чкондидели.
— Язычники они, поклоняются звездам.
— А что они едят? — спросила Тута, дородная супруга
цху.мского эристава.
— Хлеба они не знают вовсе. Варят просо и рис в кон­
ском молоке, едят мясо собак и кошек. Мясо кладут они под
седло, покрывают потником, потом садятся на коня и пускают
его вскачь. Когда мясо достаточно побито, рвут его зубами и
ногтями. А лошади у них отменные.
Царь Давид безмолвно внимал рассказу Григория Бакуриани, когда же речь зашла о лошадях, повернулся к нему и
внимательно прислушался к беседе.
— Есть ли царр! или князья у этих неверных?—захотел
узнать цхумский эристав.
— Никогда не было у них царей. Несколько ханов пра­
вят их улусами. Феофилакт, епископ болгарский, уверял меня,
будто необычайным зрением обладают половцы — на рас­
стояние целого дня пути достает их глаз. Кроме того, они бас­
нословные стрелки из лука и великолепные наездники,—при­
бавил Григорий Бакуриани и опять черными волосатыми ру­
ками ухватил щипцы для орехов, достал белую сердцевину и
стал ее жевать.
Гости увлеклись беседой. Эриставу Гуараму и Георгию
Чкондидели хотелось расспросить еще о половцах и печене­
гах, но вошел дворецкий и сообщил пирующи.м, что зазвонили
к вечерне.
Как холько Давид встал из-за стола, за которым сидел
среди женщин, он отозвал Чкондидели в угол палаты и ска­
зал ему:
126

— Как ты думаешь, не послать ли нам доверенных лю­
дей в половецкую землю, чтобы закупить там лошадей? Д ай
Заемное войско наше порядком уже поредело. Если удастся
взять на жалованье воинов-половцев, пригодятся они нам про­
тив сельджуков, не правда ли?
— Я сам хотел доложить тебе то же самое, государь,—
сказал Чкондидели.
Императрица Мариам подошла к ним и обратилась к
Давиду:
— Ты непременно должен идти с нами к вечерне.
Давид, Нианиа и Георгий Чкондидели собирались отпра­
виться в Гегути. Сообщал главный смотритель табунов: при­
вели Дошадей из дзурдзукской земли. Давно уже ждал при­
бытия этих лошадей Давид, и ему не терпелось их увидеть.
— Поезжай послезавтра, — попросила Мариам.
И Давид, склонившись перед теткой, сказал Чкондидели:
— Что ж, господин Георгий, коли так, поедем в Гегути
послезавтра.
ТЫ ЕСИ ЛОЗА ИСТИННАЯ
Введите меня в дом вина,
и восставьте надо мною любовь.

Вечерняя служба кончилась поздно. Когда императрица
Мариам ввела в дворцовый сад своих гостей, силуэты деревь­
ев вырисовывались в лучах заходящего солнца.
Куропалатиса Мелита подошла к Мариам и сказала ей:
— Пойдем в сад кутаисского архиепископа, августа, от­
туда приятно глядеть на Риони лунною ночью.
Мариам подняла брови.
— Зачем же ходить по чужим садам, мало ли места в
своем?
Пропустила вперед мужчин и женщин, сама же догнала
Давида и Дедисимеди, взяла их за локти и сказала:
— Много счастливых минут провела я здесь в девичеС1 ве. Такой же точно сад разбила я в своих владениях, в
окрестностях Христополя.
И, взглянув на гнувшееся под тяжестью плодов миндаль­
ное дерево, добавила:
127

— Только миндаль не принялся в моем саду. Гранатовые/
и фиговые деревья сначала сохли, пока не занялся ими садов/
ник из Никеи. Он так хорошо окутал деревья, что в конЫ*
концов зацвели и смоковницы. Весьма нежное дерево смоков­
ница. Не всюду растет она в Византии.
/
Нианиа и Хваша отстали от гостей. Нианиа тряс груше­
вое дерево, ловил рукой падающие плоды и предлагал их/до­
чери эристава Гуарама.
— Дедисимеди скучает, и виноват в этом ты, Давйд,—
сказала с улыбкой Мариам. Потом взглянула на гранатовые
деревья, выстроившиеся вдоль стены замка.—Ничего лучшего
ие увидит человеческий глаз на земле. Люблю их цветение, но
и осенью они хороши!
‘
Все трое оглянулись. Словно россыпи рубинов, мерцали
гранаты под запоздалыми лучами солнца, проникшими
сквозь густую листву.
Перепугались дрозды, взлетев, укрылись в плюще на
стене крепостной ограды, подняли там неумолчный гомон.
— А теперь мне нужно торопиться, дорогие мои, — ска­
зала Мариам. — Ката, вероятно, уже соскучилась без меня.
Прогуляйся с Дедисимеди по саду, Давид, скоро взойдет
месяц. Мы будем ждать вас в тутовой беседке.
Сказала это Мариам и догнала Нианию и Хвашу.
Давид и Дедисимеди медленно пошли по безмолвной
аллее.
У девушки почти остановилось дыхание, когда она поня­
ла, что осталась наедине с Давидом. Посмотрела вдогонку
Хваше, платье которой мелькало, удаляясь, в листве алычи.
Подступило ребячливое желание позвать Хвашу, крикнуть:
«Подожди меня!», но изменил голос, слова застряли
в горле. Вместо этого Дедисимеди протянула руку к свесив­
шейся над дорожкой ветке алычи, сорвала листок и стала
мять его пальцами.
Опустив глаза, шла Дедисимеди рядом с Давидом, и ка­
залось ей странным все это, — словно не был он ее желанны.м, с которым не раз бегала она взапуски в липаритисубанском плодовом саду.
Когда кончилась алычевая аллея, показались на дорож­
ке идущие под сливами куропалатиса Мелита и Джоджики,
сын цхумского эристава. Потом и они исчезли среди листвы.
Звонкий смех Мелиты доносился откуда-то издалека.
Еще темнее стало в саду. На западе, между взметенными
128

ветвями кипарисов и тополей, плавился золотом склон небо­
свода.
\ У Давида от волнения пересохло во рту. Все прихо‫־‬
лшшие ему на память слова казались бессмысленными и не­
нужными. Молча следовал он за девушкой и чувствовал: с
каждым мгновением все короче становился путь, оставшийся
ло .)^еонова дворца.
Бнал он прекрасно: под стерегущим взором родных и домочад|[цев не легко будет ему улучить случай еще раз остаться
наедЦне с Дедисимеди. Квта следила за дочерью, не сводила
с нее\глаз, твердила одно: ни за что не позволит она уедиитьсях молодым до самого обручения.
Бь\л благодарен Давид своей божественно-прекрасной
тетке за то, что она оставила его с Дедисимеди в саду, а
сама отЬравилась занимать ее мать.
«Разве мы уже не обручились алмазным ожерельем?
Быть может, хоть теперь успокоится Ката», — подумал Д а­
вид, набрался смелости и сказал девушке:
— Сколько же еще времени мы будем молчать, словно
[юссорнвшись? Не довольно ли сердиться?
— Я никогда не сердилась на тебя, государь, — таков
пыл ответ.
Государь? Не по душе было Давиду это обращение.
Они шли по незатененным дорожкам. Месяц уже поднял­
ся высоко. Давид посмотрел на побледневшее лицо своей
спутницы. Была ли эта бледность от волнения или просто от
!унного света?
Когда подошли они к смоковницам, снова донесся до них
серебристый смех Мелиты. Дедисимеди догадалась: еще не
вошли во дворец молодые люди; в тутовой беседке ждут они
ее с Давидом. Волнение овладело ею: как вдвоем, без треть­
его спутника, выйти к гостям?
Разгневанное лицо матери встало перед глазами Дедиспмеди. Девушка ускорила шаг, заторопилась туда, откуда до­
носился смех Мелиты. Давид взял свою спутницу за руку выiue локтя и повел направо, по дорожке, что вела к смоковни­
цам. Темнели очертания лоз, обвивавшихся вокруг деревьев;
словно черные драконы, обхватывали они в полутьме их вер­
хушки. Высеченными из камня казались налитые соком вино­
градные гроздья.
По ту сторону крепостной ограды тускло сверкал сталь­
ной виток Риони.
Время от времени слышалась перекличка стражей на
9 К: Гпмсахурдна, т. III

129

башнях. Наконец безмолвие воцарилось в саду, лишь возилск:
еж в сухой листве. Облачко затемнило луну.
В темноте оробела Дедисимеди. Приблизившись к cвoe^4v
спутнику, пошла рядом с ним, и когда, споткнувшись в потем­
ках, коснулась нечаянно его сильного плеча, было приятно ей
почувствовать его близость.
Вот уже опять под густою тенью шли они по тропинкам
фигового сада. Пробивавшийся сквозь листву лунный Свет
вспыхивал время от времени искрой в алмазном ожерелье
Дедисимеди.
— Раньше мы не гуляли с тобой вот так, молча, не прав­
да ли? — спросил Давид.
— Раньше все было иначе... — почти прошептала Дедис­
имеди и сорвала тутовый листок.
— А теперь разве нам нечего сказать друг другу?
— Мне — нечего, кроме того, что я уже сказала.
— Зато мне нужно сказать очень много...
Дедисимеди взглянула на него, хотела спросить: «А что
же?», но услышала шаги и умолкла. Какая-то рослая жен­
щина, из челяди, показалась под смоковницами. Она несла,
тяжело дыша от натуги, большой кувшин. Давид сошел с
тропинки, чтобы не попадаться ей на глаза.
Женщина вперила взор в Дедисимеди, споткнулась о ка­
мень, но все же спасла кувшин с вином. А когда отошла не­
много, опять оглянулась на дочь эристава.
Стало еще темнее в фиговом саду. Выстроенные в ряд
перед запертым погребом виноградные давильни были похо­
жи в полутьме на туши великанов.
Заметив робость Дедисимеди, царь притянул ее к себе,
спросил:
— Чего же ты испугалась, Назо?
Вздрогнула девушка, услышав давнишнее имя, которым
звал ее еще в детстве царевич Давид.
— Я не испугалась, государь, только, признаюсь тебе,,
утомили меня любопытные взгляды в Кутаисском замке.
Всякий считает своим долгом следить за мною. Когда я и .Пе­
ла идем из дворца в церковь, окна теремов и верхушки ба­
шен полны соглядатаев. Видно, всем кажется удивительным
мое пребывание здесь. Хоть бы скорее увезла меня мать от­
сюда!
— Куда же она увезет тебя, Назо?
—‫־‬Куда, как не домой, в .Пипаритис-убани? Нельзя же
всю жизнь провести в гостях, государь!
130

— в этом дворце отныне ты не будешь гостьей.
— Не гневи бога, государь, у тебя — законная супруга,
данная тебе судьбой.
— Ныне я — царь, и воле моей не может противиться ни­
кто! — с юношеской самоуверенностью сказал обычно сдер­
жанный и скромный Давид.
— О да, конечно, ты — царь, но от векасказано: и цари
бессильны перед судьбой.
— Э, да будь я даже простолюдином, отныне никто уже
не разлучит меня с тобой, — сказал Давид и обвил рукой
стан взволнованной девушки.
В ,виноградной беседке присели они на длинную скамью.
Дедисимеди освободилась от сильных рук мужчины и опять
сказала ему смело:
— Не гневи бога, государь, у тебя ведь есть законная
супруга.
У Давида не повернулся язык сказать ей, что развод
его уже решен; он ничего не ответил. Отсветы лунных лучей
играли в алмазах ожерелья, и этот мерцающий свет, подоб­
но нимбу, окружал ее бледное лицо.
Тихая, словно горлинка, сидела Дедисимеди, пленитель­
ная, чарующая, как первородный грех.
Давид хотел попросить ее не называть его государем, но
вместо этого сказал:
— Помнишь, Назо, как сажал я тебя в Бечисцихе под че­
решневым деревом, а сам взбирался на него и кидал тебе в
подол спелые ягоды?
«Счастливы были те времена, государь, когда в твоей
близости всходило для меня солнце».
Слова эти были готовы сорваться с уст Дедисимеди, но
она удержала их и только улыбнулась в ответ.
С юношеской легкостью вскочил на ноги царь. Пригнул
к себе отягченную плодами ветвь, стал шарить рукой в листзе, собирал подернутые росой ягоды и складывал их в по­
дол дочери эристава.
Отведал и сам, но все же не мог утолить жажду.
Встал, прошел мимо часовни, внутри которой мерцала
лампада. Подошел к винному погребу. Замок висел на две?рях. Распаленный страстью, с пересохшим ртом, он вернул­
ся к смоковницам, стал искать под ними устья зарытых со­
судов. Нога его споткнулась о ком глины. Он схватил лежав­
ший там же тыквенный черпак, осторожно поднял крышку
сосуда, ладонью снял пленку с поверхности вина.
131

Отраженный диск луны дрожал в огромном сосуде.
/
Давид наполнил черпак вином.
Когда царь подошел к часовне, заметила ДедисимедЯ:
от часовни отделилась черная фигура и, слегка качнувшись,
перебежала дорожку к смоковницам.
'
«Померещилось», — подумала девушка, но шелест, под­
нявшийся в листве смоковниц, убедил ее, что это не был об­
ман зрения.
/
Чуть было не вскрикнула дочь эристава, но тут вернул­
ся к ней Давид, и неслышно исчезла неведомая тень. /
Давид протянул Дедисимеди черпак, полный вина, вопро­
сил:
— Попробуй хоть немного!
<
Удивилась Дедисимеди, сказала, что не пьет вина.
— Что испугало тебя?— ласково спросил Давид.
— Когда ты подошел к часовне, под деревьями мелькну­
ла какая-то черная фигура.
— Тебе, верно, показалось, Назо.
— Сначала я и сама так подумала. Но прошелестело в
листве, и я убедилась: то был человек.
— Не бойся; это, верно, кто-нибудь из челяди пришел
тайком за вином, — ответил Давид.
Успокоилась девушка. Вспомнила служанку с кувши­
ном, — она ведь тоже была в черном, и тоже была высокого
роста. Быть может, отнесши домой один кувшин, вернулась
прислужница за вторым?
Давид поднес ко рту обеими руками посудину и отпил
из нее, как простолюдин.
Смеялся юный повелитель, пробуя благоуханное вино
без стеснительного присутствия чашнагира и виночерпиев. С
детства внушал ему Чкондидели, напуганный безмерным раз­
гулом царя Георгия, чтобы остерегался хмеля Давид. «Знай,
когда вступишь на престол, откажись совсем от вина, — гс)‫־‬
ворил он царевичу. — Кто сочтет, скольких мужественных ца­
рей и амудрых визирей сгубило вино, ибо оно — источник
всяческих искушений и соблазнов».
Лишь сегодня, во время пира, впервые нарушил Дави I
наказ своего воспитателя. И вот теперь он сидел подле из­
бранницы своего сердца, пил по-крестьянски вино из черпа­
ка и радовался, как дитя, что отныне ему, царю, ничего уже
нельзя запретить.
Рукою тронул он руку Дедисимеди и сказал с легким
сердцем:
132

— Знаешь, Назо, я часто мечтаю: быть бы мне простым
крестьянином, иметь погреб в фиговом саду и маленький
виноградник на зеленом склоне горы; трудиться в нем для.
тебя, для тебя растить и собирать урожай...
Улыбнулась Дедиснмеди. Спросила:
— Только виноградник?
— Нет, я шучу, Назо, что мне виноградник? Ты сама —
лоза моя и виноградник мой, обильный плодами, сад моей
радости.
Егце отпил вина, и хотя мал был сосуд, но хмель по­
чему-то уже овладевал Давидом.
— Слова, что хотел я сказать тебе, тайно расцветали и
моем сердце, как цветы лозы, ибо ты — вертоград мой за­
мкнутый, источник опечатанный.
Узнала Дедисимеди слова, что слышала от Махары в
Клдекари.
— Отныне я — господин лозы моей и виноградника мо­
его, счастливый виноградарь.
Так сказал Давид девушке и поцеловал ее в щеку. При
свете месяца лицо ее уже не светилось персиковым цветом,
что с таким искусством выводят на белом фарфоре иран­
ские мастера.
Сидела Дедисимеди и кротко улыбалась царю.
Давид поднялся, схватил черпак и скрылся в чаще фи­
говых деревьев.
Испугалась девушка, как бы не принес он опять вина.
Когда же Давид вернулся с пустыми руками, Дедисимеди
пожаловалась ему — опять привиделась ей черная женщина.
Без сомнения, она была подослана кем-то, чтобы следить за
ними.
— Отныне ничем не могут повредить нам выслеживаю­
щие, — сказал Давид трепещущей Дедисимеди, поцеловал
се еще раз и прижал к груди.
Когда же вырвалась Дедисимеди из страстных объятий
царя, почувствовала, что разорвалось алмазное ожерелье.
-Алмазы упали ей на колени, иные же рассыпались по земле.
Давид огорчился; стал на колени и подобрал драгоцен­
ные камни. Когда они нанизали снова алмазы на нитку н
сосчитали, их оказалось тридцать два вместо тридцати трех.
Давид нагнулся; напрасно он шарил в траве,— послед­
него алмаза не нашел.
— Все алмазы мира не стоят твоей печали, — ска-зала
девушка.
133

Услышав это, обрадовался Давид.
— Не понимаю только, государь, — спросила Дедисимеди, — почему именно тридцать три алмаза нанизаны были
на этом ожерелье?
— В этом особая символика: Христос провел на земле
тридцать три года.
Замолчала дева. За горами блеснула зарница.
Царь осторожно взял девушку за подбородок, привлек
к себе ее лицо и долго пил благоуханное вино своего вино­
градника. Обуянные страстью, в забытьи, слышали они, как
падали с яблонь на землю плоды.
Первою очнулась Дедисимеди, высвободилась из объя­
тий царя. Притихнув, молча сидела она, устремив глаза в
землю.
Ветер шевелил листьями смоковниц, узорчатые тени их
копошились на земле, словно тысячи волосатых лап какогото сказочного зверя. Казалось Дедисимеди, что это земля
колеблется у нее под ногами. Небосвод прорезали частые
зарницы.
Когда потускнел Млечный Путь и участились звуки ро­
гов крепостной стражи, Давид посмотрел на небо. Фиолето­
вые облака окружали луну. С горы Хомли донесся гул запо­
здалого грома. Сверкали зарницы, возникали на своде небес
силуэты увенчанных шлемами гор, потом снова — молчание
мрак среди смоковниц.
Снова жаловалась Дедисимеди: кто-то ходит поблизости
в саду. Давид встал, взял за руку свою невесту и вышел не­
верными шагами из-под сени смоковниц, похожий на появив­
шегося из рощи Вакха, веселого бога, которого древние гре­
ки считали также покровителем фигового дерева.
Уже накрапывал дождь, в листве смоковниц приятно
шуршали капли.
Давид был без шапки, он радовался прохладе дождя,
освежавшей ему лицо, и молча шел рядом со своей возлюб­
ленной, желая, чтобы никогда не кончился этот путь. Они
шли по саду, охваченному дремой; в темноте то и дело раз­
давался звук от падения плодов. Ежи копошились в опавшей
листве. В тутовой беседке они не нашли никого.
Когда достигли лестницы дворца, Давид пропустил
вперед Дедисимеди. Едва мерцали на стенах светильники,
два постельничих монаха храпели в дверях.
На последней ступеньке лестницы столкнулась девушка
134

с одетым в латы мужчиной, испугалась, хотела повернуть на­
зад к Давиду и вдруг услышала голос Рати:
— Где ты была так поздно, девчонка?
Давид догнал невесту.
Узнав царя, смутился Рати и отступил в молчании.
«ДА НЕ ВОЗЛЮБИШИ НИКОГО!»
По всему дворцу разнесли стольники и факельщики
весть о том, что императрица Мариам подарила Дедисимеди
алмазное ожерелье. Были возмущены сторонники Русудан,
но никто не осмеливался рассказать ей об этом. Монах Козман был на седьмом небе от радости; обратился за помощью
к Махаре долгополый, но тот отказался быть доносчиком.
Еще два дня терпел монах, а потом, дождавшись приез­
да игуменьи Туты из Сохастери, выложил ей, будто бы под
секретом, все лроисшеетвие и посоветовал довести его до
сведения царицы Русудан.
Тута поглядела в прищуренные глаза монаха и уловила
искорки злорадного удовольствия в неприятном мерцании
зеленоватых зрачков. Сказала ему:
— Если тебе так приятно, сообщи сам.
«То, что подлежит отсечению, да отсечется», — подумал
монах. И в четверг, после вечернего пения псалмов, остав­
шись наедине с царицей, рассказал ей обо всем подробно.
Невозмутимо выслушала Русудан рассказ монаха. По­
том побледнела и как подкошенная упала на ковер. Монах
побежал за помощью, созвал прислужниц и привел врача.
Всю ночь провела Русудан в молитве и в слезах, а на рас­
свете отрядила Козмана к Антонию, велела позвать его к
себе.
Архиепископ с жадным любопытством следил за всем,
что происходило во дворце, и когда Русудан возвестила ему
о своем желании принять монашество, обрадовался, что без
него обошлось щекотливое дело с разводом царицы. Притво­
рился опечаленным, замигал редкими ресницами, прочесал
рукой жиденькую, неприятно рыжеватую бороду и почти рав­
нодушно пробормотал:
— Да исполнится воля всевышнего, государыня, — и осе‫״‬
НИЛ царицу крестным знамением.
Это было в пятницу.
135

Глубоко огорчило решение Русудан ее сторонников. Ца­
рица Елена перестала бывать во дворце царя Леона. Пла­
кала и молилась она ночи напролет. Взволновало это проис­
шествие и царя Георгия.
В субботу утром императрица Мариам собрала большую
конную свиту, взяла с собою Давида, Нианию, эристава Ли­
парита, цхумского эристава, Гуарама Бечисцихского, моло­
дых эриставов, Делисимеди и всех трех дочерей эристава
Гуарама и отправилась с ними к Сатаплии — смотреть бе­
лых пчел.
Даже шороха не было слышно в опустевшем после их
отъезда дворце. На лестницах сидели одетые в черные пла­
тья Лаклака и приближенные Русудан, проливая горькие
слезы.
Не выдержал этого зрелии^а даже Махара, собрал рыба­
ков и отправился с неводом на Риони.
Архиепископ Антоний и настоятельница Сохастерийского монастыря Тута, в сопровождении иноков и инокинь, вы­
вели царицу Русудан из дворца, плачущая царица Елена
прижала к сердцу бывшую невестку, поцеловала в глаза и
тут же заявила, что не отпустит Русудан одну, а поедет со­
провождать ее в Сохастери.
Когда поезд приближался к какому-нибудь селу, звони­
ли церковные колокола, сердобольные люди, склонив головы,
встречали царицу на ее пути в монастырь. Старые женщины
плакали.
В воскресенье непроглядный туман спустился с утра в
ущелье Цкалцители и только огромные ели высовывались
мохнатыми верхушками из стоячего моря тумана.
На лестнице Сохастерийского монастыря стояло десятка
два женщин в черных платьях.
Дул неприятный ветер. Моросило.
У самого порога на ковре сидела царица Елена; правой
рукой она обнимала плечи Русудан, прижимала к себе уби­
тую горем царицу, словно мать тоскующую дочку. Была без
искусственных локонов царица Елена, седина виднелась изпод черной вуали. Русудан была бодрее, молитва минувшей
ночи успокоила ее. Было видно, что она уже примирилась со
своей участью.
— Лишь одну печаль уношу я с собою, государыня, и это
— забота о Деметре, моем дитяти. Пло.хою матерью оказа­
лась я, покинула дорогого первенца моего. Молю тебя, госу­
дарыня, будь матерью царевичу вместо меня. Душа моя
13в

скорбит о том, что я не могла взглянуть на него на пройда‫־‬
нье, но больше нельзя было мне оставаться во дворце.
Так вполголоса говорила Русудан, и слезы лились из
глаз царицы Елены.
— Я буду молиться господу за твоего сына, государыня,
— продолжала Русудан, — он не виновен передо мной: было
великой ошибкой моей, что не вступила я с самого начала
на этот путь. Судьба разорила мою семью, братья мои ски­
таются где-то в Киликии, — мне ли было искать счастья в
этой жизни?
Опустила голову, отерла слезы черным покрывалом, еще
крепче прижалась к груди Елены, беспомощно зашевелила
жилистыми, восковыми руками и повторила:
— Я буду молиться за царя Давида, государыня, потому
что не виноват он передо мною.
При упоминании о Давиде еще более растрогалась Елена.
— Умоляю тебя, Русудан, дочь моя, не поминай злом
мою семью, молись богородице за юного царя.
Уже зазвонили в монастыре. Собрались инокини из ке­
лий. У порога положили монашеское облачение — рясу из
власяницы, монашескую мантию, клобук и сандалии.
Из монастыря показалась Тута, приблизилась почтитель­
но к Русудан, воздала ей почесть в последний раз. Высохшею
длинною рукою взяла она за руку бывшую царицу и постави:!а ее, босую и простоволосую, на колени у самого порога мо­
настырских дверей.
\]-1ачалась литургия. Хор пел об «обители отчей». Две мо­
нахини подошли к Русудан, стали по бокам, подвели к алта­
рю, заставили преклонить колена.
Облаченный в омофор из виссона, вышел из алтаря като­
ликос Евстратий, стал над Русудан и возгласил:
— Отверзи сердце твое, сестра Русудан, и внемли гласу,
глаголящу: «Возьмите иго мое на себе и научитеся от мя,
яко кроток есмь, и смирен сердцем, и обрящете покой душам
вашим».
Кадя фимиамом, католикос вернулся в алтарь, а к цари­
це Русудан приблизилась игуменья монастыря Тута.
Начались обрядовые вопросы.
Ту т а : Что пришла еси, сестра, припадая святому жерт­
веннику и святой дружине сей?
Р у с у д а н : Желая отринуть суетный свет, честная матп.
Т у т а : Не от некия ли нужды или насилия?
Р у с у д а н : Нет, честная мати.
137

Т у т а : Храниши ли себе саму в девстве, и целомудрии,
и благоговении?
Р у С у д а н : Ей, богу содействующу, честная мати!
Теперь уже архиепископ кутаисский вышел из алтаря,
стал над коленопреклоненною и возгласил строгим, гудящим
басом:
— Буди во бдениях неленостива; во искушениях не пе^
чалуй; в посте не расслабляйся; в немощах не пренемогай.
Возложив руку свою па рало, да не обратишься вспять, да не
предпочтеши никого паче бога, ниже отца, ниже матерь, ниже
братию, ниже коего от своих, и да отвержешися себе и да
возьмешь крест свой. Да не возлюбиши никого!
Наброшенным на плечи покрывалом от власяницы закры­
ла лицо Русудан, ибо вспомнила царевича Деметре, которого
покинула в этой жизни, поручив заботам отца, собиравшегося
обзавестись новой семьей.
Чернобородый, растрепанный, долговязый священник вы­
шел из алтаря, одетый в черную рясу, с белой епитрахилью
на груди.
Приблизившись к коленопреклоненной Русудан, он прогу­
дел грубым голосом:
— Возьми и возврати.
И положил перед нею ножницы. Трижды брала их в дро­
жащую руку Русудан, трижды возвращала чернорясому ду­
ховнику. Священник нагнулся и отрезал у царицы накрест
волосы на голове. Две монахини подошли к Русудан, подвя­
зали сандалии к ее ногам, накрыли ей голову клобуком, тело
облачили в грубую монашескую одежду и накинули на нее
оплечья.
— Да не возлюбишь никого! — раздавалось в ушах новопостриженной инокини.
В одном из темных углов церкви одетые в черное женщи­
ны молились, распростершись ниц на кирпичном полу. Одна
из них плакала навзрыд.
Русудан узнала голос царицы Елены, но даже не посмо­
трела в ее сторону, ибо уже не дозволено было ей огляды­
ваться назад, прислушиваться к стенаниям суетного мира.
И казалось ей — еще отдавался под сводами монастыря
гневный голос:
— Да не возлюбиши никого!
138

ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ АЛМАЗ
Уныние воцарилось во дворце после пострижения в мона­
хини царицы Русудан.
Махара рассказал обо всем вернувшемуся из Сатаплии
Давиду. И добавил: кормилица привезла из Осети царевича
Деметре.
Роптали сторонники Русудан: лишь на один день опозда­
ла кормилица, не успели показать младенца матери перед от­
бытием ее в монастырь.
Потрясло Давида это известие. Разгневанное лицо цари­
цы матери встало перед его глазами. Давид решил всячески
избегать встречи с нею в эти дни. Сказал Ниании, ехавшему
рядом:
— Завтра на рассвете уедем в Гегути. Пусть смотритель
табунов держит наготове лошадей.
Было темно в дворцовых переходах. У открытой двери,
что вела в женские покои, сидели два постельничих монаха;
завидев царя, вскочили они на ноги. Давид ускорил шаги, но
все же заметил: в низком кресле сидела его мать с распуи;енными волосами, ласкала маленького царевича Деметре.
Не успел Давид снять доспехи в своих покоях, как вошел
к нему начальник слуг.
Доложил, склонившись перед царем: просит к себе сына
царица Елена.
Два-три хрустальных подсвечника со свечами освещали
женские покои.
Завидев сына, встала царица Елена, подняла на руки
младенца и шепнула ему, вся в слезах: «Поцелуй отца».
Давид ощутил на своей щеке прикосновение нежных дет­
ских ручек, взял младенца на руки, поцеловал его и вернул
^Елене.
— Бедная Русудан поручила царевича мне, — сказала
царица. — А теперь, прошу тебя во имя сыновней любви, ис­
полни два желания твоей несчастной матери.
— Что угодно тебе, матушка?
— Не отсылай в Осети младенца. Отныне я заменю ему
мать.
Молчание царя Елена приняла за согласие, прижала мла­
денца к груди и опустилась в кресло.
— А какое другое желание твое, матушка? — спросилпочтительно Давид.
139

— Ты видишь сам, мой сын, какое тяжелое испытание
постигло твоих родителей. Отца твоего так потрясли события
последних дней, что, опечаленный, слег он в постель. У меня
за эти ночи поседела голова. Ты невинен в этом деле, — так
сказала мне и несчастная Русудан.
Давид поглядел на непокрытую голову матери; в самом
деле, она стала совершенно седою.
Царь молчал. Елена продолжала:
— Императрица Мариам все запутала в нашей семье.
‫׳‬Гы знаешь сам — от века была домом распутства гинекея
византийских императриц. Развратницею была императрица
Феодора; рассказывают, что имела она любовников среди ко­
нюхов цирка и ипподрома, приворотным зельем одурманивала
красивых мужчин. На весь мир прогремели любовные похож­
дения императрицы Зои. Не менее постыдную жизнь вели им­
ператрицы Феофана и Евдокия, супруга кесаря Романа Дио­
гена. Двух кесарей оставила в монастыре тетка твоя императ­
рица Мариам, и теперь, говорят, из-за нее собирается развес­
тись с Ириной кесарь Алексей Комнен. Омрачила она чисто­
ту моей непорочной семьи.
Неприятно было Давиду слышать имя императрицы
Мариам в числе женщин, известных своим распутством; не
поднимая головы, спросил он:
— Так чдо же тебе угодно от меня, матушка?
— Ты уже не дитя, мой сын, скоро исполнится тебе
двадцать лет. Я прошу тебя — не поддавайся чужим наве­
там, хотя бы отныне. Никто не осмеливается сказать тебе, а
между тем по всему дворцу разнеслись недостойные сплетни.
— Какие же сплетни?
— Говорят, что завел себе любовницу во дворце молодой
царь.
У Давида вспыхнули щеки, но сдержал усилием воли
свой гнев.
— Кого же подразумевают при этом, матушка?
Помолчав, встала с места царица Елена. Ответила почти
шепотом.
— Дочь эристава Липарита, мой сын. Я не могу произ­
нести ее имя.
— Прости меня, матушка, но она — не распутная жен­
щина, а... моя невеста.
— Твоя невеста? — спросила царица Елена и вдруг в
изнеможении опустилась в кресло.
140

Некоторое время она сидела, словно окаменев в молча­
нии, потом ударила в ладоши. Вошли постельничие монахи.
Царица приказала им отнести дитя к кормилице.
Черные бусы-четки снял со своей шеи один из них, дал в
руки младенцу, и унесли его.
Вновь поднялась царица Елена, нахмурив брови, сказала
Давиду:
— Если она — твоя невеста, то, вероятно, уже обручился
ты с нею. А коли обручение произошло, то ведь, по правилу,
не должен был ты оставлять в неведении меня и отца твое­
го, — не так ли?
Никогда Давид не видел свою мать такой рассерженной.
— Обручения еще не было, матушка, но императрица ]Ма­
риам подарила на пиру алмазное ожерелье дочери эристава.
— А сколько было алмазов в том ожерелье, ты знаешь?
Удивился Давид: какое могло иметь значение число ал­
мазов в ожерелье? — но ответил простодушно:
— Тридцать три.
Елена поглядела в пол и сказала:
— Тридцать три... Но, говорят, один из них уже потерян
дочерью эристава. Перевернула весь дворец императрица Ма­
риам — и посейчас еще тщетно ищут повсюду этот алмаз.
Сказала и скрестила свой взор со взором Давида. Не вы­
держал он строгого взгляда Елены и опустил глаза.
— Ну, что ж, я доверю тебе одну тайну, а ты, смотри,
никому об этом не проговорись: жаль незамужнюю дочь эрис­
тава, опозорится имя ее.
Давид с нетерпением глядел в глаза матери, гадал: что
бы такое могла она сообщить ему после столь таинственных
намеков?
— Я — мать этой семьи и должна следить за нравственьюстью в этом дворце. Распущенность куропалатисы Мелиты
оказалась заразительной. Весь свет знает о ее сатаплийских
похождениях. Каждый день обещает мне Мариам отослать ее
в Константинополь. Сначала говорила она, что отправит Мелиту с византийскими епископами, но те уже отбыли, а куроиалатиса все еще здесь. Теперь обещает Мариам отослать ее
в Хунту с Григорием Бакуриани. А пока что Мелита продол­
жает свои поздние прогулки по фиговому саду с молодыми
эриставами. В ту ночь доложила постельничему монаху вдова
Хелаисдзе, будто заметила она под смоковницами одну из до­
черей эристава вместе с рыцарем в кольчуге. Я послала свое­
141

го постельничего монаха разузнать, в чем дело; сама я была
больна в ту ночь, а ты собирался, кажется, уезжать в Гегути‫״‬
Не поверила я своим ушам, услышав доклад монаха: рыцаря
постельничий не узнал, а женщина... Как ты думаешь, кто
была женщина?
Царица остановилась, а Давид нахмурился, стал мрачен.
— Дочь эристава Липарита! — воскликнула царица. —
Во время ласк и объятий разорвалось ожерелье у дочери,
эристава, один из алмазов был найден монахом там же, на
земле, поутру.
У царя покраснели уши при этом рассказе; тихо, не под­
нимая глаз, он спросил:
— А где же этот алмаз?
— У меня, — ответила царица и, подойдя к стенному
шкафу, достала оттуда драгоценный камень, протянула е г о
царю.
- Узнаешь ли ты алмаз?
Давид порывался ответить, но смелость изменила ему, к
он промолчал, а Елена продолжала:
— Теперь прошу тебя, мой сын, немедленно изгнать из
дворца дочь эристава Липарита, а не то она и куропалатиса
Мелита внесут позор в мой дом. Липарит и Ката возмущены.
Я представила им показания постельничего и этот алмаз. Ра­
ти подтцердил, что видел на рассвете во дворце Леона сестру
свою, возвращавшуюся с незнакомцем, но не сказал, кто был
этот рыцарь.
Было нелегко Давиду открыть матери тайну этого незна­
комца, но, видя, что дело идет о чести Дедисимеди, он собрал
всю свою смелость и, не поднимая глаз, сказал:
— Тогда я скажу тебе истину, матушка. Я был тот незна­
комый рыцарь, и это я разорвал алмазное ожерелье на шее
дочери эристава Липарита.
У царицы-матери подкосились колени. Поцеловала сына в.
оба глаза Елена и сказала:
— Если это правда, то исполни последнюю мою просьбу.
Обзаводиться второй женой, после того как первая жена при­
няла пострижение, запрещено Номоканоном всякому христиа­
нину, мой сын. Отложи свое обручение хотя бы на один год,
об этом умоляет тебя твоя несчастная мать.
Давид согласился на просьбу матери, поцеловал ее в щ е­
ку и, омраченный, вышел из палаты.
142

с к в и Ти А

В нежинской битве множество лошадей йотерял цар!»
Георгий. Давид принялся обновлять войска, почему и стал зар.одргть аланских коней; дважды прислал Мартиа Удзила,
многоопытный знаток, табуны по три тысячи голов.
С третьим табуном приехал и сам Мартиа. Привел он ко­
былицу необычайного сложения, половецкой породы. Трое
молодцов вели ее на веревке. Ввиду ее необычайной дикости,
лошади дали имя «Сквитиа» — «Скиф». В Гегути попытался
укротить ее главный конюший, надел на нее колючую узду,
велел водить ее в двойном наморднике, томить жаждой. Н а­
конец решили оседлать лошадь, но, завидев седло, пришла в
ярость кобылица, откусила ухо у конюха Хахи, встала на ды­
бы: пятеро молодцов пытались удержать ее на веревке — сна
раскидала их в стороны и умчалась в лес. Галопом поскакали
вдогонку за нею табунп;ики, преследовали целый день, но не
могли настичь беглянку.
В страхе дрожал главный конюший. Знал: как зеницу ока,
бережет лошадей Давид, и Махара непременно сообщит ему
о потере Сквитии. Умолил он Махару, чтобы тот не доклады­
вал царю о бегстве кобылицы, пока табунщики не приведут
ее обратно.
Царь, как только прибыл в Гегути, приказал раскинуть
!патры в рионских прибрежных чащах. С ним приехали эриставы: Липарит Орбелиани, владетель Бечисцихе Гуарам, Нианиа Бакуриани и Рати.
Махара все еще не мог простить сыну Липарита его от­
ступническую помощь Ахсартану и Квирике. Последнее время
доходили до него слухи, будто Рати ропщет, недовольный: по­
чему так медлит царь со своим обручением?
В присутствии постельничих монахов, не чинясь, упрекал
он Давида, говорил:
— Пусть обручится скорее с моей сестрой царь, никто не
смеет позорить дочь Липарита Орбелиани.
Монахи не смели сообщить об этом Давиду, зато Махаре
рассказывали они обо всем, не стесняясь, уверенные, что ста­
рик не способен умолчать ни о чем.
Давид заметил и сам, что Махара последнее время не
жаловал Липаритова сына. Часто шутил по поводу его неук­
люжего сложения, называл его «длинношеим», говорил, что
его длинные ноги пригодятся для столбов виселицы.
143

Боялся Давид, как бы не оскорбил чем-нибудь гостя Махара, и потому отослал его в Гегути объезжать аланских ко­
ней. Когда же прибыл сам в Гегути, порешил отослать его
обратно в Кутаиси.
В большинстве своем оказались необъезженными вырос­
шие в пустынных степях кони.
Дворцовые слуги привели пахарей, велели глубоко вспа­
хать поле, потом стреножили лошадей, и всадники скакали на
ннх по взрытой пашне. Заупрямившихся жеребцов нагружа­
ли камнями в переметных сумах, переводили с такими вьюка­
ми через Риони. Дивились триалетские азнауры подобному
способу объезжать лошадей.
Царь Давид с эркставами проводил ночи в шатрах, сам
следил за учением войск и укрощением лошадей.
Так же, как на войне, ложится он спать, не снн?>!ая пан­
циря, на рассвете звуки рогов поднимали на ноги войско, и до
самого захода солнца продолжалась джигитовка — скачки и
метание копий.
Однажды Давид в сопровождении эристава поехал по
прибрежным рнонским рощам, чтобы отыскать подальше ме­
сто для лагеря.
После обеда вернулись они в старый лагерь, и как толь­
ко спешились всадники, подошел к ним Мартиа Удзила.
— Привели третий табун, — доложил он Ниании Бакуриани.
В этом табуне оказались одни жеребцы.
Рати подходил к лошадям, у каждой приподымал губу и
осматривал зубы. Очутившись рядом с царем, он доложил
Давиду:
— Хорошие кони у аланов, только жаль, что еще моло­
дые.
— Молодость не порок для лошади, — вставил стоявший
позади царя Махара.
— Молодая лошадь пуглива, в сраженье может испу­
гать ее звук трубы, а то и просто шум битвы, — сказал Рати.
— Плохо ты знаешь лошадей, как вижу, эристав, — отве­
тил Махара.
На лице Рати выразилось недовольство.
— Для войны не годятся ни жеребцы, ни мерины. Полов­
цы никогда не берут в битву жеребцов, — продолжал Ма­
хара.
— Ого! — воскликнул Рати. — А почему так?
Махара оглядел царя и эристава и сказал:
144

— Кобыла отправляет свою потребность на полном ска­
ку, а жеребец, так же как и мерин, должен остановиться для
того, чтобы пролить мочу. В это время может догнать их не[фиятель. Так случилось со мною у Манцикерта. Последней
стрелой сразил я сельджукского амира. Поскакал за мною
его конюший, что вел рядом с ним запасного коня; долго гнал­
ся он за мною по полю — и вдруг остановился мой жеребец,
и, пока он мочился, приблизился турок и пронзил мне лопатку
стрелой.
Но все же не согласился Рати со стариком — стоял на
своем: жеребец лучше кобылицы и на войне и в состязании.
— Ладно, я сяду на кобылицу, а ты выбери себе любого
жеребца, и посмотрим! — подзадоривал юношу старик.
Рати взглянул с презрением на увядшие нцеки Махары и
расхохотался.
Старик покраснел, готов был ответить ядовитым словом,
но рядом был царь, и смолчал скопец.
Рати тем временем занялся следуюнхей лошадью; осмот­
рел зубы, оглядел ее и сказал царю:
— А это скифский конь, государь; в этом табуне таких
лошадей нет.
Махара обошел вокруг коня, осмотрел гриву, хвост и ще­
тину над копытами, сказал Давиду:
— Из этого табуна убежала на днях половецкая кобыла.
Три табунщика погнались за нею на отменных жеребцах и
не могли ее настичь, вот тут-то и обнаружилось, что кобыла
быстроходней жеребца.
Мартиа Удзила стоял за спиною царя. При упоминании
о Сквитии перепугался старик, упал на колени и, воздев ру­
ки, доложил:
— Не моя вина, государь, да минует меня твой гнев! Я
по счету сдал все три табуна главному смотрителю и ничего
не знаю о том, как вырвалась Сквитиа от табунщиков.
— Встань! — приказал ему Давид и сказал ласково: —
А что за лошадь Сквитиа?
— Сквитию отнял в битве аланский царь у вождя полов­
цев. Так рассказывали мне, государь, осетины... Аланский
царь подарил ее своему зятю, потом она попала к одному
армянскому купцу, от которого я и купил ее, государь.
Давид позвал главного смотрителя табунов.
— Немедленно изловить лошадь, — приказал он.
Двух табунщиков, Кутару и Тату, посадили на крепко10 к. Гамсахурдиа, т. III

145

ногих коней. Вместе с ними отрядили ловчего-арканщика Рухию.
На другое утро отправились к новому лагерю царь с
эриставами: по дороге встретили они табунщиков.
Двое молодцов вели на веревке упирающуюся, стрено­
женную кобылу. Двойною уздою была взнуздана лошадь, и
все же с трудом сдерживали ее конюхи.
— А где Кутара? — спросил главный смотритель табу­
нов.
— Кутаре переломала ребра проклятая кобыла, и сей­
час он лежит без сознания, — ответил ловчий Рухия. — Всю
ночь при луне преследовали мы беглянку. Наконец настигли
у болота; кое-как я накинул ей петлю на шею. Кутара под­
скочил к ней первым, она повернулась к нему задом, госу­
дарь, и ударила его обоими копытами.
Увидав лошадей царя и эриставов, громко заржала Сквитиа.
— Быть может, нужно ее покрыть? — спросил Липарит.
— И это пробовали мы сделать, великий эристав, да
только изувечила она породистых жеребцов, окаянная.
Спешились Давид, Липарит, Рати и Махара, окружили
лошадь, рассматривали ее с любопытством.
Липарит вгляделся в ее правое бедро и обратился к
Рати:
— Зрение изменяет мне, посмотри-ка, аланское на ней
тавро или половецкое?
Рати подошел к лошади, затенил глаза рукой и сказал:
— Полумесяцем мечена она; это, кажется мне, половец­
кое тавро, отец.
Хотел погладить ее сын Липарита, но вскинула крупом
кобыла. Рати отступил, воскликнув:
— Да это не лошадь, а степной волк!
— И впрямь, дика, как скиф, — сказал Нианиа Бакуриани.
Маленькая голова была у Сквитии, длинные ноги, широ­
кие копыта и округлая холка. Бабки узкие, тонкие, так что
всякий давался диву: как такое большое тело могло дер­
жаться на столь тонких ногах? Над самыми копытами, с
задней стороны, на всех четырех ногах отросла щетина, изо­
гнутая, словно когти хищника. Издали казалось, что на но­
гах у нее отросли серпы. Мастью она была каурая, лишь на
холке виднелась темная полоса, шириною с пиявку. Хвост и
грива черные, но по краям они казались желтыми, — столь­
146

ко колючек запуталось в них после бега в кустарниках и за­
рослях.
Когда лошадь поднимала свою изящную, умную голову,
эта спутанная грива с колючками вздымалась над изогнутой,
как натянутый лук, шеей, похожая на шероховатые кры­
лья каменных львов, что изображены на вратах Багратова
храма.
— Развяжите ей ноги, — приказал царь смотрителю та­
бунов.
С лошади сняли путы.
— Любопытно, сколько ей лет? — спросил Нианиа Баку‫־‬
риани.
— Посмотрим ей зубы, — сказал Липарит и бросил Рухии повод своего коня.
Но как только шагнул эристав к Сквитии, поднялась на
дыбы лошадь, едва не зах^оптала Липарита.
Отступил назад смуищнный эристав.
— И не таких еще случалось мне укрощать, — похвалил­
ся Рати, подошел к Сквитии, одной рукой схватил узду, п
другой потянулся к верхней губе лошади; но оказалась про­
ворнее его кобыла, разорвала ему парчовый рукав.
Рати рассвирепел, намотал на руку поводья, потянул их
к себе; Сквитиа заржала, протащила за собой Рати.
Давид подошел к гостю, взял его за локоть, просил оста­
вить затею — как бы не повредила его дикая лошадь.
Из круга эриставов вышел Махара, протянул лошади
ладонь.
— Тф, тф, тф... — пробормотал он и смело приблизился
к разъяренному животному. Сквитиа уставилась в протяну­
тую к ней ладонь, потянулась вперед, но прежде чем успела
прикоснуться к руке Махары, тот ухватил ее за нижнюю гу­
бу, а другой рукой зажал ей ноздри и крикнул:
— Седло, скорее!
Прибежал с седлом Мартиа Удзила. Долго мучились
оба, пока наконец удалось подтянуть подпруги.
Махара укоротил узду, прошел с кобылицей несколько
шагов и взглянул злыми смеющимися глазами на Рати, сто­
явшего между царем и эриставом Липаритом.
— А ну, кто храбрец, садись на эту лошадку!
Заметил Давид: покраснели уши у Рати; с минуту он ко­
лебался, но самолюбие победило страх, и он выступил вперед.
Испугался царь, как бы не повредила гостя дикая ло­
шадь. Приказать рыцарю или попросить его не садиться на
147

кобылицу? Но мог оскорбиться такой просьбой вспыльчивый
сын Липарита. А потому, опередив Рати, царь первым подо­
шел к Сквитии.
— Я сам сяду на эту лошадь.
Махара не ждал такого оборота и побледнел от неожи­
данности. Для надменного Рати готовилось это испытание, а
теперь, когда царь протянул руку к узде, Махара резко дернул
в сторону лошадь и стал между Давидом и кобылицей.
Но царь был настойчив. Махара перепугался, — не втра­
вить бы в беду молодого царя, — и собрался сам сесть на ко­
былу, но Давид вырвал повод из рук старика и быстро вско­
чил в седло. Все это произошло так молниеносно, что никто
из эриставов не успел вмешаться.
Давид с места осадил кобылицу и крикнул на нее громо­
вым голосом. Сквитиа заржала, вытянула шею и, словно
вихрь, рванулась вперед.
Эриставы видели, как упорно боролся всаднике лошадью;
Сквитиа стремилась свернуть на вспаханное поле, Давид твер­
дой рукой удерживал ее на проезжей дороге.
— В седла! — крикнул эриставам Липарит Орбелиани и
сам вскочил на подаренного Малик-шахом мерина.
Мартиа Удзила, Тата и Рухия также погнали своих моло­
дых жеребцов в ту сторону, куда с такой быстротой умчала
даря Давида половецкая кобылица.
Последние силы собрал Махара и во весь опор пустил
царского жеребца Куджая. Вспомнился скопцу курчавый
.Иран: «Грозит Давиду опасность от коня и женщины».
Доскакав до перепутья, остановил своего мерина Липа­
рит.
Решили разбиться на отряды и продолжать поиски царя
по отдельности. Но еще не успели они разъехаться, как Ниаииа закричал:
— Царь едет!
На пригорке показался всадник, спускавшийся по склону.
Улыбнулся испуганным эриставам царь, похвалил поло­
вецкую кобылицу.
— ‘Не скоро удалось мне с ней справиться. До самого пе­
рекрестка она несла меня так, что я не смог согнуть ей шею.
Наконец, скача в гору, она утомилась, и, кое-как овладев ею,
я легко повернул ее обратно, — говорил он своей свите. —
Долго не знала всадника, потому и испортилась лошадь.
Когда вернулись в лагерь, захотел испытать кобылицу и
Рати, упрямо наста11вал он на своем желании.
148

Как только приблизился Рати к кобылице, опять разъяри­
лась Сквитиа, засверкала глазами так грозно, словно дьявол
вселился в нее.
Ловчий Рухия пришел на помощь сыну эристава, подал
ему стремя, когда тот садился в седло. Едва успел Рати со­
брать в руке поводья, как быстро умчала его Сквитиа. Своими
богатырскими руками Рати согнул шею вспененной лошади;
перебирая ногами вбок, сошла Сквитиа с проезжей дороги и
внезапно встала на дыбы. Крепко держался в седле и не вы­
пускал из рук поводьев Рати, но задняя нога вздыбленной ло­
шади попала в борозду, всадник не мог удержаться и вылетел
из седла.
Пока царь с эриставами, спеша на помощь, скакали на
своих конях по перепаханному полю, Сквитиа поднялась, дро­
жа, словно в лихорадке, разорвала узду и пустилась вскачь по
направлению к лесу.
Рати отделался дешево: лишь растянул подвернувшуюся
правую ногу да ушиб левую руку возле локтя. Два дня лежал
он в Гегутском дворце, потом перевезли его в Кутаисский
замок.
Не стесняясь, во всеуслышание насмехался Махара над
сыном Липарита: бранил, мол, кобылу, а вот, поди ж ты, как
отделала Сквитиа триалетского рыцаря!
Заспорил с ним Цихелаисдзе, говорил: по всему Триалетн
славится Рати как наездник.
— Не знаю, как в Триалети, а в наших краях никто не
слышал об его искусстве, — злорадствовал Махара. — Хоро­
шего ездока узнают на дикой лошади, а на объезженной удер­
жится и переметная сума.
Хотелось царю Давиду сопровождать раненого гостя в
Кутаиси, но в тот самый день приехал в Гегути Вешаг, эристав сванский, которого склонил к дружбе с царем первый ви­
зирь еще в июле месяце.
Богатые дары привезли сваны новопомазанному царю.
Давид встретил гостей милостиво и принял от них клятву
в «верности нерушимой», не знающей «хотя» и «если».
РЕВНОСТЬ СЫНА ЛИПАРИТА
Целую неделю не покидал постели Рати. Ката и Дедиси меди проводили бессонные ночи у его ложа. Наконец слегла
и Ката. Дедисимеди занялась матерью, а бдение у одра Рати

принял на себя монах Козман. Когда монаху уже не о чем
было рассказывать, он подробно изложил историю тридцать
третьего алмаза.
В субботу вечером Липарит прислал Иа Цихелаисдзе
справиться о здоровье сына. Сплетничать любил Цихелаисдзе,
не мог удержаться, передал шутку Махары сыну эристава.
Рати пришел в ярость. Зарывшись лицом в подушки, про­
клинал он императрицу Мариам, именовал ее сводней, обзы­
вал грубыми прозвищами Дедисимеди, попрекая царя Дави­
да, кричал, что опозорили его семью в «развратном дворцаБагратионов».
— Хотели убить меня в Гегути, посадили нарочно на не­
объезженную лошадь — для того и кобылу привели; слыхан­
ное ли дело — скакать по пахоте! И этого сумасшедшего Махару, видно, подговорили заранее, потому и побледнел он, ко­
гда царь сам захотел сесть на лошадь вместо меня!
Когда стемнело, еще сильнее разболелась ушибленная
нога, поднялся жар, начался бред у Рати.
Струсил монах Козман, заставил в полночь привести ле­
каря Карсаниедзе. Горячие припарки из лечебной травы поло­
жили больному на коленную чашечку.
Обхватив обеими руками колено, скрежетал зубами, как
зверь, ворочался и бредил Рати:
— Ой, клянусь богом матери моей, лучше было мне ос­
таться в Руставской крепости, встретить в воротах в.ходящего
царя и изрубить в куски это исчадие ехидны!
Выл, как зверь, грыз себе запястья Рати.
— Спой мне ирмос, — крикнул он монаху Козману.
Монах исполнил его желание.
С трудом удалось больному задремать.
На другой день, на рассвете, пожелал Рати встать с пос­
тели.
Встревожился Карсаниедзе, лекарь.
— Замолчи! — крикнул Рати врачу.
Приказал монаху Козману узнать, вернулась ли из Бедш^
императрица Мариам.
Козман пришел с ответом: еще не возвратилась из Бедии
императрица.
— Скатертью дорога в самую преисподнюю, — пробор­
мотал Рати и встал с постели. — Отведи меня сейчас же к ма­
тери,— приказал он монаху и, опершись на его плечо пра­
150

вой рукой, прихрамывая, поплелся в опочивальню супруги
гПипарита.
В покоях Каты еще горели свечи в канделябрах.
Рати, как вошел, отпустил постельничих девушек.
— Что случилось, мой сын? — спросила Ката, встрево­
женно протирая глаза.
Рати сел у ее изголовья и сказал, разъяренный:
— До каких пор мы будем торчать в этом развратном
дворце, матушка?
Изумилась Ката.
— То есть как — до каких пор? Императрица Мариам го­
ворит, что обручение состоится в праздник святого Георгия.
Не можем же мы уехать раньше, увезти в Триалети девушку
необрученной?
— Ничего не знает твоя Мариам.
Ката приподнялась, оперлась локтем о подушку и спроси­
ла разгневанного сына:
— А когда же, по-твоему?
Рати бросил взгляд на притулившегося тут же Козмана.
— Царица Елена сказала архиепископу Антонию, будто
она добилась от царя Давида согласия отложить обручение
на год. Кроме того, — сказал Рати, — по словам козлоногого
епископа. Номоканон не дозволяет царю обручиться ранее,
чем через двенадцать месяцев.
— Номоканон не позволяет царю обручиться?! — во­
скликнула Ката. Она схватила сына за руку и сказала: —
Напрасно, мой сын, тревожишься раньше времени. Завтра
вернется императрица Мариам, и все станет ясно.
— Много еще неприятного узнал я вчера, — продолжал
Рати и окинул взглядом палату: не подслушивает ли кто-ни­
будь позади поставца, стоявшего в углу комнаты.
— Достаточно и того, что ты уже рассказал.
— Прикажи позвать сюда Дедисимеди.
— Она здесь, рядом.
Рати встал, снова оперся на плечо Козмана и пошел, ко­
выляя, искать Дедисимеди.
Когда они обошли поставец, монах обомлел от неожи­
данности.
Сиреневый платок был накинут на плечи Дедисимеди,
руки ее были сложены на коленях, ноги она поставила на ни­
зенький, инкрустированный перламутром диван, и сидела
так, опустив голову, читая раскрытую на коленях книгу псал­
мов.
151

Заслышав шаги, вздрогнула Дедисимеди, платок сосколь­
знул с ее плеч, странное сияние бросилось в глаза монаху:
был расстегнут лиф у Дедисимеди, и на мгновение блеснула
опьяняюш.е‫־‬пленительная белизна ее груди. Алмазное оже­
релье лучилось под мерцающим светом теплившихся в нишах
свечей. Ноги девушки были так же выхолены, как и ее руки.
Розовым отсвечивало ее точеное тело.
Ратиподошел к сестре и крикнул:
— Иди-ка сюда, на свет, девчонка!
— Подожди немного — я молюсь; кроме того, не видишь
разве, я еще не одета, — ответила девушка и быстро натянула
платок на плечи, но обнаженные колени ее все еще волновали
монаха.
— Одевайся скорее, а помолиться успеешь и после, когда
запрут тебя в монастырь! — пробормотал разгневанный Рати.
Он повернул Козмана обратно, и они направились к изголо­
вью Каты.
Дедисимеди надела платье из лазоревой ткани, снова при­
села на ложе и продолжала молиться.
Рати вернулся, схватил ее за руку. Заупрямилась Дедис­
имеди, но Рати был настойчив, поднял девушку с места —
псалтырь упала на пол.
Перед постелью Каты поставил Дедисимеди разгневан­
ный брат, схватил алмазное ожерелье, висевшее на ее шее,
поднес его к самому ее подбородку.
— Сколько было алмазов в этом ожерелье, девчонка?
Дедисимеди смутилась, стояла молча, с опущенной го­
ловой.
— Говори! — заорал Рати и сильно встряхнул девушку.
Побледнела девушка, рванулась, пытаясь освободить
плечо из цепких рук брата, и сказала:
— Мне пора к заутрене, я спешу, пусти меня...
Лазоревый шелковый рукав разорвался выше локтя, и
вновь бросилась в глаза монаху Козману соблазнительная
белизна обнаженной руки. Рубиновые пятна проступили на
ее коже, оставленные грубыми пальцами Рати.
Боль пронзила колено Рати, лицо его исказилось, рука
опустилась до запястья Дедисимеди, и, выворачивая сестре
кисть, он крикнул еще раз:
— Говори!
— Тридцать три, — прошептали губы Дедисимеди (на
152

сдвоенные лепестки гранатовых цветов были похожи они в
этот миг.).
'
От злости Рати забыл про боль в колене, выпустил плечо
Козмана, пересчитал указательным пальцем алмазы, поднес
ожерелье к самому лицу Дедисимеди и сказал:
— А здесь их только тридцать два!
— Тридцать два, — подтвердила девушка.
— А где же тридцать третий?
— Я потеряла его под смоковницами, — робко ответила
Дедисимеди.
— А что ты делала там, девчонка, и кто разорвал тебе
ожерелье? Говори!
Словно осиновый лист, затрепетала Дедисимеди.
— Не брани ее, Рати, тридцать третий алмаз прислала
мне вчера царица Елена. Дедисимеди уже порядком доста­
лось за это от меня, — сказала Ката и хотела встать, прийти
на помощь дочери, но не смогла, потому что одежда лежала
далеко и было ей стыдно монаха.
Рати не обратил внимания на слова матери. Яростно про­
должал он кричать:
— Говори!
На шум в опочивальню прибежали Лела, старшая среди
придворных дам — княжна Шервашисдзе и престарелый на­
чальник слуг Арешисдзе.
Шервашисдзе была сторонницей Русудан. Радость охва­
тила ее, когда увидела она разорванное платье Дедисимеди,
ко она сдержала себя и, взяв сына Липарита за локоть, ска­
зала спокойно:
— Ну, можно ли так себя вести, господин мой эристав?
Не забывайте все же, что вы — в гостях, во дворце Багратио­
нов.
Но Рати все кричал, разъяренный:
— Говори, кто?
Дедисимеди подняла голову, поправила волосы на лбу и
отчеканила гордо:
— Будущий супруг мой, наш повелитель!
— Наш повелитель? — заорал окончательно рассвире­
певший Рати.
Но тут вмешалась дочь Шервашисдзе, вцепилась в Рати
жилистыми, худыми руками, на помощь ей пришли и Козман
с начальником слуг, с трудом увели они из опочивальни раз­
гневанного Рати.
153

РИСТАЛИЩ Е

Когда императрица Мариам вернулась из Бедии, расска­
зали ей обо всем придворные дамы. Пришел к ней Рати и за­
явил, что он немедля уезжает вместе с матерью и сестрой в
Триалети.
Видела Мариам: налаженное ею дело снова запутали
сторонники Русудан и дворцовые сплетники.
Липарит был в лагере вместе с царем. Отъезд его семей­
ства в такое время неминуемо обострил бы отношения между
домами Багратионов и Орбелиани.
Ката сначала вторила Рати, но уговорила ее императрица
Мариам, и в конце концов одумалась супруга Липарита, ста­
ла удерживать сына, убеждала его, что немедленный отъезд
лишь обрадует сторонников Русудан.
Сплетники передали Кате и слова Шервашисдзе:
— Пусть только уберется из дворца Липаритова семейка,
а там увидим. Сохастери не так уж далеко, и византийские
императрицы не раз сбрасывали монашеское платье, чтобы
вновь облачиться в царственный пурпур.
Наконец и Рати понял, какая грозила им опасность. По­
нял он также, что Номоканон и в самом деле сковывал импе­
раторов и царей. Семья Орбелиани решила остаться во
дворце до дня святого Георгия.
Наконец вернулся царь со своей свитой.
На другое утро долго ждала Мариам, чтобы начальник
слуг сообщил ей о пробуждении царя. Лишь после полудня
доложили императрице: государь устал от бессонных ночей и
слегка простужен после переправы через Цхенисцхали, а по­
тому не может он пожаловать к ней сегодня.
Тогда Мариам сама отправилась во дворец Багратионов,
Царь Давид лежал одетый на ложе. Молодые эриставы
окружали его, Шергил и Нианиа сидели у изголовья.
Увидев императрицу, вскочили все и прервали беседу. Ма­
риам расцеловала племянника, села в кресло и попросила
присутствующих продолжать разговор.
— Мы беседовали о смерти кахетинского царя Ахсартана, — сказал Давид. — Из Кахети нынешним утром прибыл
скороход, рассказал, что делается в их земле. Страшная кон­
чина выпала на долю вероотступника Ахсартана: в ночь на­
кануне своей смерти он сошел с ума.
154

— Значит, на престоле теперь Квирике? — спросила
Мариам.
— Еще с прошлого года, — ответил Давид.
— Не собирается ли он принять ислам?
— Не думаю,—ответил царь.—Квирике—истинный хри­
стианин, но племянник его Ахсартан — легкомысленный чело­
век. Нам придется, вероятно, приняться за него. Оказывается,
Ахсартан и Квирике приступили к эриставу зедазенскому
Дзагану, подговаривают его изменить грузинскому престолу.
— Сельджуки соблазняют, вероятно, всех троих,—заме­
тил Шертил Липартиани.
— Лазутчиками Низама аль-Мулька кишит Кахети, —
продолжал вполголоса Давид. — Зная, что я в западной части
страны, безнаказанно снуют они по всей кахетинской земле.
Один пустынник рассказал мне, как подстрекают лазутчики
пристава Дзагана: царь Давид, мол, отправился в Имерети
развлекаться охотой, а ты воспользуйся случаем, вторгнись
во Внутреннюю Картли.
Ничего, дайте только окончить войсковые учения, я выго­
ню сельджуков с кахетинской земли. Как бы не пришлось
Квирике расстаться с престолом, а Ахсартану II и с собствен­
ной головой.
— Какие вести из Исфагана? — спросила Мариам.
— В Исфагане, как видно, начинается смута. С Низамом
аль-Мульком, визирем Малик-шаха, борется Тюркан-Хатун.
Малоазиатские амиры стали на сторону Бархиарока; сам Ма­
лик-шах уже стар, брат его Солиман колеблется, не знает, к
кому пристать — к Тюркан-Хатун или к великому визирю. По­
смотрим, что принесет нам будущее, — сказал царь Давид.
После непродолжительного молчания Мариам сказала
царю вполголоса:
— Хочу сказать тебе кое-что.
Эриставы покинули палату. Заметил Давид, что тень не­
довольства омрачила лицо Мариам, и приготовился услышать
неприятное известие.
— Мне хочется позабавиться зрелищем всадников, иг­
рающих в мяч; устрой поло в день святого Георгия, — попро­
сила царя Мариам.
Давид удивился, улыбнулся тетке и взглянул ей в глаза.
Игра в мяч на конях была очень распространена в те
времена при дворе византийских императоров и грузинских
царей. И Давид устраивал часто эту забаву, но теперь, уста­
155

лому от долгой езды в седле, хотелось ему отдохнуть денька
два-три, чтобы потом отправиться с эриставом цхумским в Аб­
хазию восстанавливать крепости. И все же не мог он отказать
обожаемой тетке, только спросил:
— Отчего же так захотелось тебе увидеть игру в мяч, го­
сударыня?
Императрица, перебирая гишеровые четки, ответила:
— Тысяча сплетен ходит при дворе после событий про­
шлой недели. В ту ночь старалась я, как могла, развлекать бе­
седой Кату, Рати и Липарита, но уж очень вы задержались с
Дедисимеди в саду, и Рати видел, как вы возврагцались.
Юноша стыдливо отвел глаза в сторону, а Мариам про­
должала все так же учтиво:
— Ты знаешь сам, как сварлива супруга эристава и как
вспыльчив Рати. Дедисимеди пришлось выдержать неприят­
ный разговор. А сторонники Русудан не унимаются, пустили
слух, будто ты отказал от дворца молодому Орбелиани. Кто
может унять сплетникоц при царском дворе? Как вижу, и
наши придворные заразились болезнью дворцов Мангана и
Буколеона. С юности отравляли мне все радости жизни двор­
цовые сплетни. Поверь мне, своей тетке: христианский мир в
опасности. Видишь, сельджуки тянутся уже к Внутренней
Картли, из Византии тоже приходят дурные вести. В такое
время я не советовала бы тебе ссориться с Орбелиани. Мне
удалось убедить Кату и Рати, что Номоканон обязателен да­
же для кесарей. Прошу тебя: прежде чем отправишься в Аб­
хазию, устрой поло, чтобы народ мог увидеть тебя на состяза­
нии вместе с Рати.
Западнее Кутаисского замка расстилалось большое поле
для войскового ученья. Липняком называли его, потому что
с незапамятных времен росли там огромные липы.
Под сенью этих лип поставили византийский шатер.
Дворцовые дамы и эриставские жены и дочери окружали
императрицу Мариам и Дедисимеди, сидевших в покрытых
парчою креслах, поставленных на возвышении, под бал­
дахином.
Царь Георгий, Григорий Бакуриани, эристав Липарит и
даже Георгий Чкондидели, обычно избегавший увеселитель­
ных сборищ, были тут же, около императрицы Мариам.
Ржанье сытых коней доносилось с поля.
Восточные ворота защищал Давид, сидевший на половец­
156

кой кобылице. Сторонниками своими царь выбрал сванского
эристава Вешага — уже седеющего богатыря, Нианию Бакуриани, Джоджики — сына цхумского эристава, Шергила
Липартиани, Папуну — сына эристава Гуарама, сванского азиаура Каримана Сетиели и Бешкена Джакели.
Перед западными воротами стояли в конном строю: Рати
Орбелиани, триалетские азнауры Иа Цихелаисдзе, Мамиствала Махароблисдзе, Эдишер Гараканисдзе — дядя Рати по
матери, месхский азнаур Дукисдзе и Гарибаисдзе, начальник
крепости.
На середину поля выехал Липарит Орбелиани и высоко
подбросил мяч.
Двинулись всадники с востока и с запада. Изловчился
Махароблисдзе, поймал мяч на полном скаку, взмахнул клюш­
кой и бросил его триалетцам.
Погнались за триалетцами эриставы, но Рати на своей
кобыле стальной масти с такой быстротой вел мяч, что не мог
настичь его и сам Шергил Липартиани, великий мастер верхо­
вой езды. Когда забили мяч в восточные ворота, громкий ро­
пот прокатился по толпе зрителей.
Снова повели мяч триалетцы, и опять Рати предводитель­
ствовал нападающими. Если эриставы отнимали мяч у когонибудь из триалетцев, тотчас догонял их Рати на своем креп­
коногом скакуне; клюшкой владел он ловко.
Но внезапно перерезал ему дорогу Джоджики на свое^
малорослой абхазской кобылке и выхватил мяч у Рати; бро­
сился на мяч Махароблисдзе, отклонил удар, но протянул
свою длинную руку сванский эристав Вешат, подставил клюш­
ку под высоко летевший мяч и одним ударом вогнал его в за­
падные ворота.
Дважды подряд атаковали триалетцы восточные ворота,
подводили мяч совсем близко к цели, но оба раза отнимал его
у них Джоджики.
Разъярился Рати Орбелиани, снова оставил позади себя
эриставов; но едва он приблизился на полстадия к восточным
воротам, как догнал его летевший быстрее ветра Нианиа, ло­
шади их столкнулись, удар Рати не попал в цель — Нианиа
успел передать мяч царю Давиду.
Царь оторвался с мячом от триалетцев, пришпорил Сквитию, а тр^иалетцы пустились за ним вскачь. Наконец догнали
Давида Иа Цихелаисдзе и Махароблисдзе, но, очутившись
лицом к лицу с царем, не посмели отнять у него мяч.
Зашумели зрители, увидев юношу царя; радостными кли157

ками приветствовал его народ. Сквитиа испугалась, бросилась
вбок, и Давид ударил неверно — повел мяч не в ту сторону.
Тем временем изловчился Рати, перерезал дорогу царю.
Высоко в воздухе летел брошенный царем мяч; поднялся
на стременах на скачущей лошади Рати, изо всей силы замах­
нулся клюшкой, но рукоять выскользнула из его рук, клюш­
ка полетела и с размаху ударилась в луку царского седла, то­
ченную из слоновой кости. В толпе зрителей поднялся шум,
раздались свистки и насмешки над Рати. У Рати вспыхнули
уши, он подскакал к царю, спешился и попросил прощения.
Давид остановил лошадь, выпустил повод из левой руки,
[тоднес кулак ко рту и улыбнулся насильственно, чтобы успо­
коить гостя.
И в то же мгновение заметил Давид, что какой-то незна­
комый всадник пересек поле на полном скаку. Подъехав к ви­
зантийскому шатру, всадник остановился, снял шлем и подал
свиток вышедшему из шатра начальнику слуг.
Стоявший около царя Нианиа сказал ему вполголоса:
— Кажется, прибыл гонец, государь.
И такое встревоженное лицо было у Ниании Бакуриани,
что Давид покинул состязание и направился к шатру.
Раньше чем царь и Нианиа успели пересечь поле, вышел
из шатра Георгий Чкондидели и стал вглядываться в даль, в
ноле, затенив глаза ладонью. Начальник слуг спешил навстре­
чу Давиду.
Царь и Нианиа пришпорили коней.
— Царь царей Георгий просит царя пожаловать к нему,—
доложил начальник слуг.
Когда выскользнувшая из рук Рати клюшка ударилась в
луку царского седла, из всех, кто находился в шатре, одна
Ледисимеди заметила это и, громко вскрикнув, ^пала в об­
морок.
Недоумевали присутствовавшие — в чем причина тревоги
дочери эристава?
^
Услышав шаги входившего в шатер царя, Дедисимеди оч­
нулась, открыла глаза и вгляделась в левую руку Давида.
Кровь сочилась капельками из посиневшей кисти.
Обманулась в своих надеждах императрица 7vlapиaм.
Пуще прежнего заволновались сплетники, пошли новые кри­
вотолки и пересуды.
Роптал народ: сын эристава Липарита дошел в своей дер­
зости до того, что кинул клюшкой в царя.
158

ФАЛЛАШСКОЕ ИЗРЕЧЕНИЕ
По возвращении во дворец первы?! визирь прочел свиток
обоим царям и Совету старейшин.
Квирике IV, царь кахетинский, гласил свиток, пере­
шел Куру возле Мцхета. К нему пристали эристав зедазенский Дзаган и брат его Модистос.
Дзаган наложил руку на владения Светицховели, Цилкани и Шиомгвиме, заключил в темницы всех, кто остался ве­
рен царю, превратил в крепость Шиомгвимский монастырь i!
поставил в нем свои войска.
Не спрашиваясь карталинского католикоса, восставшие
рукоположили в епископы Модистоса. Но и этим не ограни
чился Квирике: оказалось, что кахетинцы и сельджуки гото
вятся к осаде Мухранской крепости.
Обо всем этом извещал Кавтар Барамисдзе, который,
бежав из Кахети, укрылся в замке Муцо.
— Неожиданного здесь нет ничего, — молвил первый ви­
зирь.—Квирике, хотя и прославленный христианин, вынужден
идти по тому же пути, по какому шел Ахсартан: слишком
крепко засели сельджуки в крепостях Кахети. Мы и раньше
знали, что сильное войско ввел через границу Армении к нам
Бархиарок — и цоныне пасут сельджуки на кахетинских эйла‫־‬
гах свои отары. Не смогли они обратить в ислам Триалетское
эриставство — муллы были изгнаны отовсюду народом, и вот
теперь сельджуки тянутся к Внутренней Картли.
Когда Чкондидели назвал Триалетское эриставство, Ли­
парит приподнял бровь и досадливо заерзал в златокованом
кресле.
— Придет время, когда цари Грузии с божьей помощью
воздадут по заслугам царю Квирике и эриставу Дзагану, —
продолжал Чкондидели спокойно. — Есть у нас достоверные
с-иедения, что лазутчики сельджуков подстрекают кахетинцев
против царей грузинских; но велика справедливость создателя
- -- уже начинается смута при исфаганском дворе; Низам
аль-Мульк, первый визирь Малик-шаха, препоручил владения
султана своим несовершеннолетним сыновьям; Тюркан-Хатун.
супруга султана, пришла в ярость, велела передать Низаму
лль-Мульку: «Скоро я сдерну с твоей головы чалму».
«Моя чалма и твой султанский тюрбан неразрывно связа­
ны друг с другом», — ответил визирь.
Господь милостив, он воздаст сторицею исфаганским пра
159

ви гелям за невинную кровь христиан — грузин, армян и гре­
ков. Мы должны ударить на сельджуков, улучив такую мину­
ту, чтобы жертвы, которые понесет Грузинское царство, были
возможно малыми. Тогда, вероятно, слетят одновременно и
султанский тюрбан и чалма визиря.
Чкондидели опустился в кресло. Молчали почтенные эриставы и епископы.
Антоний Кутаисский шепнул архиепископу мровийскому,
чтобы он, как старейший из всех, взял слово первым. Архи­
епископ приготовился встать, но от волнения начался у него
кашель. Он долго кашлял и наконец умолк.
Бешкен Джакели встал с кресла:
— Коли старшие молчат, да будет позволено молодым
высказать свое мнение. Когда Ахсартан Кахетинский отнял
замки у Аришиани и Барамисдзе, азнауров, верных грузин­
скому престолу, у нас не хватило сил отомстить ему, ибо ка­
хетинцы опирались на помощь сельджуков. Ныне тянутся
Квирике и Дзаган к Внутренней Картли: от Мухрани не так
уж далеко до Уплисцихе, а там доберутся они и до Цагвлистави, сокрушат твердыню Тасискари и вторгнутся в Самцхе.
Бешкен Джакели требовал, чтобы немедленно были по­
сланы войска — наказать царя Квирике и эристава Дзагана.
Встал Гуарам, владетель Бечисцихе. Он признал, что
своими силами трудно будет Георгию и Давиду справиться с
кахетинцами и сельджуками. Взглянув на обоих царей, он
сказал:
— Если будет на то воля царей, отправим послов к импе­
ратору Алексею Комнену; в Константинополе много приезжих
франков, варягов и булгар. Призовем их для пополнения
наемного войска. А не выйдет, так поступим по слову царя
Давида: отрядим послов в Шараган, к Атрахе Шарагановичу.
Эристав Липарит обрадовался, что Гуарам Бечисцихский
отвел внимание старейшин от расправы над эриставом Дзаганом, заговорив о посольстве в Византию, к кесарю Алексею.
Красноречиво говорил Липарит, ибо даром слова владел
он не хуже, нежели своим испытанным многократно мечом.
Главное оставил он в стороне: о царе Квирике и эриставе Дзагпне не упомянул вовсе. Зато порицал обоих Ахсартанов, не­
добрым словом помянул всех таящих в душе измену и всех
ьрагов престола. Поддержал мнение эристава Гуарама, согла­
сился, что необходимо послать доверенных ко двору импера­
тора, воздал хвалу кесарю Алексею Комнену, вспомнил свое160

го деда — Липарита III, сказав: «Вот кто был истинною гро­
зою сельджукского отродья»...
— Что же до приглашения половцев для пополнения на­
емного войска, то половцы совсем не пригодятся грузинскому
царю.
И хотя ни слова не проронил еще в тот день царь Давид,
но все знали, что именно он хотел пригласить половцев и емуто втайне противоречил эристав Липарит.
— Ни доблести, ни веры нет у половцев, — продолжал
Орбелиани, — потому ни клятвой нельзя удержать их, ни ры­
царским словом. Нет у них ни имущества, ни владений; как
придут они селиться с чадами и домочадцами, так же со
всем своим скарбом снимутся с места и уйдут. Трусость ве­
дет их к коварству, а коварство — к измене. Если бы можно
было довериться половцам, то призвал бы их в свое наемное
войско Алексей Комнен, благо они издавна сражаются со
злейшими врагами Византии — печенегами.
Еще не кончил бранить половцев эристав Липарит, как
старший дворецкий ввел в палату рыцаря в латах. Тот подо­
шел сначала к царю Георгию, приложился к царской руке.
Давид приблизился к нему и расцеловал. Когда рыцарь по­
вернулся к старейшинам, те узнали в нем Барама Аришиани.
Преследуемый Квирике и Дзаганом, через Хевсурети про­
брался он на западную сторону Сурамского хребта. О вторже­
нии кахетинцев и сельджуков во Внутреннюю Картли узнал
он лишь в дороге.
Некоторое время прислушивался он к словам Липарита,
потом простодушно спросил—так, что было слышно эриставу:
— А где они живут, эти половцы?
— По ту сторону хребта. К моему покойному отцу осе­
тины часто приводили коней из их земли. Помню и сейчас, что
рассказывали осетины: неисчислимые отары овец пасутся в
половецкой земле, и сами половцы многочисленны, как овцы.
Овечьи отары да конские табуны — вот все их добро.
Липариту было приятно напряженное внимание, с кото­
рым старейшины внимали его словам. Поэтому он поста­
рался продлить свой рассказ.
— Нужно знать также, что у половецких лошадей не­
уязвимые копыта, а их козлы и бараны—с копот^^ими потами,
ибо зима в тех местах очень долгая. Сами половцы трусливы,
они привыкли надеяться на быстроногих коней и беспредель­
ные степи и в любую минуту готовы удариться в бегство. От11 к. Гамсахурдиа, т. III

161

важны эти трусы только в преследовании бегущего врага. А в
таком случае, — доложу я тебе, царь царей Георгий, и тебе,
царь и паниперсевастос Давид, — можно обойтись и без них;
покажите мне хотя бы все маликшахово войско, — только об­
ращенное в бегство, — и поверьте, достаточно будет меня од­
ного с моими триалетскими азнаурами: по счету сдадим вам
головы сельджуков. Отступление тоже, конечно, требует му­
жества, но ведь главное — обратить в бегство врага: в этом и
заключается истинная отвага. Вся сила половцев — в их бег­
стве, отступлении: бегством победили скифы персидского царя
Дария. Целый год гонялся за ними по степям Дарий, наконец
передохли у него кони, вымерло войско, и вернулся царь до­
мой с позором. А потому половцы неуязвимы лишь в степях, а
в нашей гористой стране, где сама природа преграждает путь
беглецу, непригодны будут половецкие рати.
Пока Липарит изливал свое красноречие, Давид не сво­
дил с него очей. Глаза эристава помутнели во время речи, ску­
лы покрылись румянцем, от всех отводил он взор, только ца­
рю Георгию заглядывал в лицо. Заметил Давид, что царь
Георгий часто кивал ему в знак согласия. Лишь когда Орбелиани сказал все, что хотел сказать, бросил он искоса взгляд
на Давида и поспешил к своему золотому креслу.
Не ускользнуло от внимания Давида и то, что, пока Ли­
парит ‫״‬держал свою речь, Рати нетерпеливо ерзал в кресле.
С трудом поднялся со своего места дородный архиепископ
Афанасий Мровийский.
Говорил он беспомощно, кашлял, фыркая раздутыми ноз­
дрями, а когда не хватало слов, захлебывался, словно тонул
в воде, устремляя взор в пространство и изъясняя свои мысли
с помощью жестов. А если обрывалось течение их, мычал:
«О-о-о!..»
Пуще всего возмущало архиепископа Афанасия то, что
Дзаган, не спрашиваясь у картлийского католикоса, рукопо­
ложил брата своего Модистоса в епископы. Обозвал Афана­
сий Дзагана еретиком и обвинил в неслыханном кощунстве.
Наконец дошел до сельджуков, проклял их многократно.
— Не только нас, — сетовал Афанасий, — весь христиан­
ский мир разорили эти нечестивцы. Плач христиан раздается
из-под сводов Анисского монастыря, христианская кровь льет­
ся рекой в Антиохии, в Сирии и в Палестине. Гроб господень
осквернен сельджуками. Мцхетские монахи вернулись из
Ирака возмущенные; не пускают паломников-грузин поклони­
162

ться святым местам... О... о... о... — замялся архиепископ Афа­
насий и добавил: — Конечно, кесарь Алексей Комнен при­
шлет франков на помощь.
Оказался достаточно красноречивым и Рати Орбелиани.
Не поскупился на слова утешения.
— Могут ли повредить нам сети, сплетенные Квирике и
Дзаганом? Дзаган не стремился к покорению замка, а хотел
только рукоположить в епископы брата своего Модистоса.
Он позволил себе подать совет царям: не вступать пока
во вражду с Дзаганом и Модистосом.
— Модистос — монах, — сказал он, — но в нежинской би­
тве бился он против царя Георгия, закованный в доспехи.
Половцев Рати поносил, как и его отец, и закончил так:
— Даже если даст нам воинов Атраха Шараганович, по­
велитель половцев, — все равно осетины не пропустят их че­
рез Дариаланские ворота: издавна не прекращается война
между половцами и осетинами-аланами.
Антоний Кутаисский также начал свою речь словами воз­
мущения против незаконного рукоположения Модистоса,
Алексея Комнена он восхвалял чрезмерно, сказал, что и кон­
стантинопольский патриарх, со своей стороны, тоже, конечно,
поможет собрать христианское воинство. Половцев поносил,
как и другие, называл их нечестивцами и ворами.
— Можно ли исправить неверного? Что пользы читать
евангелие волку? Пытался же царь царей Георгий воспитать
волчат для охоты — однако лишь на овец охотились они, пообвыкнув в Гегути.
Царь Георгий рассмеялся этой шутке; семеро епископов,
развеселившись, хохотали от всей души.
Давид и молодые эриставы молчали. Три других архипа­
стыря повторили сказанное Антонием и мровийским архиепис­
копом. Лишь епископ цилканский Стефаноз стал на сторону
молодых.
Царь Георгий говорил неубедительно; его также пуще
всего тревожило незаконное рукоположение в епископы Моди­
стоса.
— Послов к кесарю нужно отправить. — сказал Геор­
гий, — а язычников-половцев можно ли впускать в христиан­
ское царство? Я уже отказался от мысли воспцтывать вол‘гат, — закончил царь.
После заседания Совета старейшин Георгий Чконд!:лели
держал совет с обоими царями. Главою посольства, что дол­
163

жно было отправиться в Константинополь, назначили Антония
Кутаисского; сопровождать его должны были архиепископы
бедийский, мровийский, епископ цилканский и Гуарам, эристав бечисцихский. Григорий Бакуриани обещал оказать покро­
вительство послам. Антоний не хотел брать с собой цилканского епископа Стефаноза — и по‫־‬гречески‫־‬то он не горазд
говорить, — но Давид приказал включить его в посольство, и
Антоний склонился перед царевой волей.
На исходе дня прибыл гонец из Константинополя: импе­
ратор Алексей Комнен спешно вызывал к себе Григория Баку­
риани.
Вечером долго искал первый визирь царя Давида, но не
мог найти его нигде во дворце. Уже собрался Георгий Чкондидели отбыть в Гегути, как доложил ему начальник слуг: в
Колхской башне ожидает первого визиря царь Давид.
Царь полулежал в длинном кресле. Вокруг сидели Бешкен Джакели, Шертил Липартиани, Барам Аришиани и Нианиа. Увидев первого визиря, юноши почтительно встали.
Чкондидели не дал царю подняться, попросил эриставов
сесть и продолжать беседу.
— Так вот, я хотел сказать тебе, государь, — продолжал
Барам Аришиани, — что не понравились мне сегодня речи
эристава Липарита.
Улыбка промелькнула на устах Давида. Медленно опу­
стив веки на большие глаза и подняв их снова, он сказал:
— Отчего же? Сладко говорил эристав Липарит, да толь­
ко напоминает сладость его речей колхидский мед; вы знаете,
конечно, на берегах Цхенисцхали водится особенный мед: он
пьянит сладостью и отравляет ядом.
— Оно и понятно, — сказал Нианиа Бакуриани, — ведь
недаром сестра Каты замужем за эриставом Дзаганом.
— Липарит похож на рубанок: он строгает всегда в одну
сторону, — сказал, улыбнувшись, царь.
— Поэтому избегал он упоминать имена Дзагана и Квирике, — добавил Георгий Чкондидели.
— Зато сын Липарита был откровеннее, — сказал Шергил.
— Откровенность — часто признак легкомыслия, — вста­
вил Нианиа.
— А иногда — глупости, — добавил царь.
164

Б е ш к е н Д ж а к е л и : Мне непонятно, почему так по­
носили они половцев.
Ч к о н д и д е л и : Липарит и Рати боятся усиления наем­
ного войска. Хорошо понимают Орбелиани, что тогда будет
положен предел дерзости и своеволию эриставов.
Ни а ни а: Когда-то и сам Липарит собирался нанимать
половцев, — он сражался тогда против царя Георгия, — но
только цена показалась ему слишком высокой.
Б е ш к е н Д ж а к е л и : Как ты думаешь, государь,
пришлет нам кесарь Алексей франков для наемного войска?
Д а в и д : Кесарь был бы, конечно, рад изгнанию сель­
джуков из Картли, но меня встревожил его гонец. Не будь у
Комнена острой нужды, не вызвал бы он так поспешно Григо­
рия Бакуриани. Незачем, в сущности, посылать теперь послов
в Византию, да уж пусть будет так — пошлем посольство в
утеху царю Георгию и епископам. Только беспомощный живет
надеждою на других.
Когда разошлись эриставы, Давид намекнул Чкондидели
на слабость и мягкосердечие царя Георгия.
— Одаривать изменников — таков издавна обычай царя
Георгия, — сказал Чкондидели,—когда Иван Орбелиани, отец
Липарита, разорил долину Ксани, а Нианиа Квабулисдзе по­
хитил сокровища Кутаисского замка, царь, по доброте своей,
пожаловал Багуаш-Орбелиани—Лоцобани, а Квабулисдзе—
крепость Тмогви.
Давид встал, подвел Чкондидели к развернутому перга­
менту и прочел ему фаллашское изречение, переведенное на
греческий язык:
«Беспомощность моя не позволила мне решиться выпу­
стить лишнюю кровь из моих жил. Тебе кажется, что я живу;
но по причине бессилия моего я уже почти не существую».
Рукою Давида было отмечено на пергаменте это место.
Позднею ночью позвали Стефаноза Цилканского. Долго
беседовали втроем. Перед тем как отпустить Стефаноза, Д а ­
вид сказал ему:
— Попытайся добраться как-нибудь до половцев, Стефаноз; ты бывал не раз в осетинской земле — говорят, что мно­
гие из половцев понимают по-алански.
‫״‬

165

ЭПИСТОЛА
Не прошло и месяца после отбытия посольства в Визан­
тию, как вернувшиеся из Иерусалима грузинские монахи при­
везли в Кутаисский дворец послание кесаря Алексея Комнена;
точно такие же послания император византийский разослал
всем христианским царям и правителям. Эпистола гласила:
«Свяш.енную империю православных греков-христиан тес­
нят беспощадно турки-сельджуки и печенеги. Они безжалост­
но грабят нас и отторгают от нашего царства различные зем­
ли. Христиан они истребляют, подвергая их страшным мукам;
кровавые преступления неверных неслыханны и неисчислимы.
Сельджуки насильственно обрезают христианских юношей и
младенцев. Они отнимают честь у христианских девушек и
жен на глазах у их матерей. Отроков, юношей, монахов и даже
старцев епископов ввергают они насильно в гнуснейший и
злейший из грехов — содомский грех. Почти все наши владе­
ния от Иерусалима до Греции, наконец вся Греция со всеми
своими фемами, главные острова Хиос и Митилена, и многие
другие земли, и даже сама Фракия разорены сельджуками.
Один лишь Константинополь остался еще под нашей властью,
но и этот град неверные похваляются отнять у нас, если не
помогут нам вовремя христиане латинского племени. В Про­
понтиде уже стоят двести кораблей, построенных греческими
мастерами по принуждению захватчиков. Константинополю
угрожает опасность как с моря, так и с суши.
Я сам, порфироносный император, не вижу ниоткуда спа­
сения. Часто я вынужден обращаться вспять перед сельджу­
ками и печенегами; пока еще нахожусь я в моей столице, но не
заставит ли и меня нашествие врага вскоре искать другого
убежища?
Во имя господа нашего и во имя всех апостолов и святйх
великомучеников молю вас, воины христова воинства, кто бы
вы ни были и к какому бы ни принадлежали племени,—спе­
шите сюда для спасения гибнущих христиан.
Во сто крат предпочтительнее для нас покориться вам.
нежели подпасть под власть язычников. Пусть достанется вам
Константинополь, лишь бы не оскверняли его сельджуки и
печенеги. Мнится нам, что и для вас не менее дороги те свя­
тыни, что украшают Константинов град: орудие спасения на­
шего — то самое, которым пытали и умертвили спасителя, —
честной крест, на коем был он распят, терновый венец, вен­
166

^

чавший чело его, бесчисленные мощи святых великомучеников,,
голова Иоанна Крестителя, нетленные останки святого Стефа­
на... Ужели все это должны похитить язычники у христиан?
Если же не вдохновляют вас на подвиг эти христианские
сокровища, я напомню вам о несметном богатстве, которым
владеет наш святой град. Сокровищ одних только храмов Кон­
стантинополя— злата и серебра, жемчуга и драгоценных кам­
ней, шелка и парчи — достаточно, чтобы богато убрать хра­
мы всего мира. Сокровищница же храма Святой Софии пре­
восходит все эти богатства, взятые вместе. Я не буду говорить
о несчетной казне, скрытой в тайниках почивших кесарей и
дворян знатнейших родов.
Итак, спешите, воины святого воинства, ведите с собою
ваши дружины, спасите эти богатства и сокровища от жадных
рук сельджуков и печенегов. Уже не доверяем мы воинству,
состоящему ныне под нашей властью, ибо оно может соблаз­
ниться грабежом этих несметных богатств.
Спешите, христовы воины, спешите, пока есть время,
■ока империя святого Константина и, более того, самый гроб
росподень не потеряны для вас и для нас навеки».
ДРАЧЛИВЫЙ

ПАСТЫРЬ

Целую неделю провели послы во дворце Акрополя, ожи­
дая приема; наконец Григорий Бакуриани был принят кеса­
рем, и дейтерий назначил прием посольства на пятое января.
Повар дворца Акрополя оказался турком. Заупрямился
кутаисский архиепископ: как христианским пастырям прикос­
нуться к пище, приготовленной сарацином?
Наконец, по приказанию константинопольского патриар­
ха, в монастыре Студии приготовили особые покои для гостей.
Эристава Гуарама пригласил в свой дворец Григорий Бакурнани. Стефаноз Цилканский колебался. Старый воена­
чальник заметил, что не хотелось Стефанозу жить вместе с
Антонием и с бедийским и мровийским архиепископами.
В путешествии люди узнают друг друга короче; в дороге
успели подружиться Стефаноз и Бакуриани, и потому через
два дня Григорий пригласил к себе и епископа цилканского.
Однажды вечером заметил Стефаноз, что Григорий не в
духе, и спросил его, какая тому причина.
167

— Сдается мне, что придется нам воевать с печенегами,
Стефаноз.
— Надеюсь, ты одолжишь и мне какой-нибудь старый
доспех, авось и мне доведется убить одного-двух кочевников.
Бакуриани встал, принес откуда-то ржавый панцирь и по­
дал его Стефанозу.
Стефаноз примерил панцирь, не снимая монашеской рясы.
Взглянув на епископа, закованного в латы, едва сдержал
улыбку Бакуриани.
^ Длинная остроконечная борода доходила до пояса боль­
шеголовому ц коротконогому Стефанозу. Все лицо его, до са­
мых скул, было покрыто густой растительностью; из ноздрей и
ушей также торчали волосы. Одет он был в простую монаше
скую рясу грубого сукна, какое ткут горцы. И вообще был он
похож на деревянное чучело. Такие пугала видывал Бакуриа­
ни на огородах — их ставили, чтобы отвадить ворон.
Поседевший на службе у грузинских царей Стефаноз все
время либо находился в походе, либо правил посольства по
царскому приказу в дзурдзукской или осетинской земле. Цер­
ковным делам уделял он мало внимания, и потому владели
им мирские привычки. Вино он пил с охотой, прекрасно управ­
лял пирами, был отменным наездником. С крестом или с об­
наженным мечом в руке всегда скакал он впереди войска.
О прошлом своем не любил рассказывать много претер­
певший епископ. Трижды ранили его под Вежини кахетин­
ские азнауры, и все же, пока не сняли осаду, не покинул он
Георгия II.
Потому не удивился Бакуриани просьбе Стефаноза взять
его с собою, если придется ехать на войну с печенегами.
Антоний Кутаисский учился в Византии. Были хорошо из­
вестны ему Константинополь и его окрестности. Он мог ука­
зать расположение любого из пятисот монастырей и xpafмoв
святого града. Под его руководством осматривали епископы
город. Дворец Бакуриани находился далеко от Студийского
монастыря. Часто Стефаноз плутал в извилис‫^׳‬ых константи­
нопольских улицах и переулках и опаздывал к назначенному
часу.
Не дождавшись Стефаноза и махнув на него рукой, не­
терпеливый Антоний уходил с епископами в город. А цилканский епископ отправлялся на поиски один, смешил народ сво­
им ломаным греческим языком; прохожие останавливались по­
смеяться над неотесанным горцем, а тот замирал перед ка­
ждым храмом, дворцом или монументом, раскрыв рот в изум­
163

лении. Так осматривал он конные статуи императоров, брон­
зовых коней, воздвигнутых перед ипподромом, бронзового
быка на «Боос Агорас» (в котором византийцывту пору сжи­
гали осужденных на смертную казнь). Золотые ворота, двор­
цы Августеон, Филлоксен, Лаве, Антиохийский и Патриарший.
В бане Вевксиппа едва не ошпарили Стефаноза, ибо зна­
ние греческого языка изменило епископу, и бангцик вылил
ему на спину шайку горячей воды вместо холодной.
Однажды грузинских гостей посетил Епифаний Непью­
щий с архиепископами хиосским и пафлагонийским.
Греческие архипастыри с утра повели грузин в храм
Святой Софии. Блеск золота, серебра и точеного мрамора ос­
лепил Стефаноза.
— Вот бы нам в Цилкани такой храм, — подумал он
вслух.
Когда проходили мимо колонны, вокруг которой обвился
огромный бронзовый змей, мровийский архиепископ спросил
Стефаноза:
— Не пожелаешь ли и змея?
— Змея пожелаю Антонию Кутаисскому в его сад, толь­
ко живого, — ответил Стефаноз, улыбнувшись.
Был суеверен кутаисский архиепископ; услышав сказан­
ные вполголоса слова, обиделся он на шутку Стефаноза.
Из Святой Софии греческие епископы повели всех четве­
рых гостей в «Та Палатайон».
Несчетная толпа запрудила площадь Августеон. Греки,
булгары, руссы, турки, индийцы, египтяне и арабы толпились
тысячами.
Уже не оглядывались прохожие на Стефаноза: более ин­
тересное зрелище привлекало внимание константинопольцев.
В эти дни прибыли в Константинополь с Запада рыцарикрестоносцы под предводительством фландрского графа Ро­
берта де Фриза.
Рыцари на конях, закованные в серебряные латы, кра­
суясь, двигались по улице Месы, иные же шли пешком, осмат­
ривая город.
Толпа бездельников шла за чужеземцами, с жадным лю­
бопытством рассматривая их вооружение и сбрую коней. Весь
город говорил о Роберте де Фризе и его рыцарях.
Рыцари, увидев, что привлекают всеобщее любопытство,
осмелели и стали дерзко обращаться с жителями города; вхо2-или в храмы, не снимая шапок; глазами покупателей раз­
169

глядывали святые образа, а подчас и вытаскивали драго­
ценные камни из их окладов; нагло щипали женщин; то и дело
толкали греков, затевали с ними беспричинные ссоры, зачас­
тую же сцеплялись друг с другом, не поделив наворованного
добра, и ссоры эти порою так разгорались, что требовалось
вмешательство константинопольского епарха.
Антоний Кутаисский не любил епископа Стефаноза, под^
смеивался над ним, обзывал «дьяконом» из-за бедной его до­
мотканой рясы и неотесанного вида горца стыдился пока­
зываться с ним на улице.
И на этот раз он тоже шел в стороне от него, следуя за
Епифанием Непьющим и хиосским архиепископом.
Узкая улица была запружена народом, трудно было идти
из-за тесноты. Епископы говорили только по-гречески. Стефапоз, не принимая участия в их беседе, печально плелся позади.
Уже дошли до городских предместий епископы, голод
разбирал Антония Кутаисского, и он то и дело заглядывал в
харчевни, откуда выходили, пошатываясь, подвыпившие люди.
Моросил неприятный, мелкий дождь; лужи чернели на
грязных улицах. Увлеченные беседой епископы шли, припод­
няв руками полы своих ряс.
Епифаний Непьющий с удовольствием вспоминал прове­
денные в Грузии дни, колхидские вина, которыми угощали его
в саду Антония Кутаисского, колхидские устрицы, рионскую
осетрину и оленьи шашлыки.
Греческая пища успела наскучить кутаисскому архиепис­
копу, слюнки текли у него, когда речь заходила об этих ку­
шаньях.
Пафлагонийский архиепископ беседовал с бедийским и
мровийским своими собратьями, тоже о колхидской кухне...
Наконец Епифаний Непьющий остановился и сказал
Антонию:
— Сегодня я хочу показать вам, владыки, нетленные
мощи святого Стефана... Вы не осматривали еще церкви Соро­
ка мучеников, храмов Анастасии и Теодориха и, самое
главное, головы Иоанна Крестителя.
Карманы грузинских епископов уже были набиты волоса­
ми святой Ирины, ногтями святого Виталия, клочками рубахи
святой Анастасии, нагрудными образками и крестами.
— О чем говорит Епифаний Непьющий? — спросил Стефаноз мровийского архиепископа.
Тот перевел.
170

— Передай-ка ему, владыко, что лучше бы он дал нам
нопробовать греческого вина.
Антония покоробило подобное кощунство, он поспешил
вперед, отделился от спутников.
— Кто такой этот монах, владыко? — спросил у Антония
Епифаний Непьющий.
— Это наш диакон, — ответил по-гречески Антоний Ку­
таисский.
В это самое время двое рыцарей в кольчугах вышли, по­
шатываясь, из харчевни. Дорожка, вымощенная кирпичом, бы­
ла проложена по краю мостовой. Епископы шли по этой до‫״‬
ролике гуськом, потому что посредине улицы стояли после
дождя большие лужи.
Рыцари спокойно прошли мимо Антония, одетого в шел­
ковую рясу и украшенного золотым крестом, висящим на ■гру­
ди. Так же спокойно прошли они и мимо других епископов.
Но когда поравнялись со Стефанозом Цилканским, один из
рыцарей — безбородый, в серебряном панцире — высунул
язык, схватил себя за подбородок и проблеял по‫־‬козлиному:
— Мэ... э... э...
Внезапно развернулся епископ цилканский и нанес звон­
кую пощечину рыцарю в серебряном панцире. Рыцарь покач­
нулся и упал лицом в грязь.
На помощь товарищу пришел другой рыцарь, в медном
панцире. Он потянулся к остроконечной бороде епископа.
Стефаноз быстро отвел голову назад, схватил рыцаря за руку,
взвалил себе на плечо громадного детину и сбросил, словно
мешок, в лужу — на рыцаря в серебряной кольчуге. Потом
Стефаноз оседлал поверженных противников, сорвал с них
мечи и принялся бить их, нанося удары плашмя.
Прохожие греки столпились вокруг Стефаноза, восхваляя
его удаль; стражи связали руки рыцарям и отвели их, запач­
канных грязью с ног до головы, к епарху.
Безмерно разволновался архиепископ кутаисский.
— Видано ли где-нибудь, чтобы пастырь церкви дрался,
как кулачный боец, и чтобы*посол царя связывался на улице с
пьянчугами?
— Не видал я и того, чтобы где-нибудь царского посла
хватали за бороду, — коротко отрезал Стефаноз.
Позабыл Антоний и про франков, и про варягов, и про
паломничество ко святым местам. Сытые, обильные обеды во
дворцах хиосского и пафлагонийского архиепископов последо­
вали за осмотром храмов и монастырей.
171

Оказался скупым Епифаний Непьющий. Ни разу не при­
гласил он епископов ксебе на пир, но зато охотно произносил
застольные речи, осыпая похвалами грузинских гостей, обе­
щал непременно приехать к ним в гости и на будущий год.
На этих пирах тоска по родине не раз томила душу Анто­
ния, ибо жирная, маслянистая и сладкая греческая пища не­
вольно приводила ему на память острые, подперченные, за­
правленные чесноком и зеленью грузинские кушанья и аро­
матные грузинские вина.
И мровийский архиепископ поддакивал Антонию:
— Воистину, владыко, во всей вселенной нет страны луч­
ше нашей.
ТОГОРТАК И ТОГОРТА
Пятого января, когда грузинские послы приближались к®
дворцу Хризотриклин, на железных дворцовых вратах вывеси­
ли кесаревы доспехи, щит и меч.
Мровийский архиепископ остановился.
— Что случилось? — спросил он Григория Бакуриани.
— Это знак объявления войны,—ответил тот.—Печенеги
третьего дня вторглись в пределы империи.
Бакуриани советовал грузинским послам: хотя и назначен
прием у кесаря, все же ввиду начавшейся войны не следует
просить у него франкских и варяжских ратников для наем­
ного грузинского войска.
Порешили ограничиться приветствием христианскому ке­
сарю от имени царей Грузии.
Как подобает римскому патрицию, византийский кесарь
принимал послов и клиентов в семь часов утра. В гостиной па­
лате уже собрались мандатуры и слуги дворца; в златотка­
ные скараманги были одеты они, на поясах висели мечи.
В палате толпились гости: булгарские, армянские, русские
князья и епископы. Среди них бродили два-три заложникамусульманина — жители дворца Акрополь.
Как только пробило семь часов, к серебряной двери, ве­
дущей из южного крыла дворца Хризотриклин в спальные по­
кои императора, подошел дейтерий и трижды постучал.
В золотую палату вступил император Алексей Комиен. Он
был одет в пурпурную тогу, шитую золотом по кайме; грудь
172

и плечи скрывались под драгоценными камнями. На голове
возвышался венец «кесарикион», усыпанный жемчугом.
Император преклонил колена перед образом спасителя.
Потом поднялся и уселся в золоченое кресло, поставленное
рядом с высоким троном.
Направив взор на папия, вытянувшегося как струна, им­
ператор произнес:
— Логофета!
Папий вышел в палату Лавзиакан, приказал:
— Позвать логофета.
Войдя в палату, логофет воздал почесть императору, рас­
простершись перед ним. Поднявшись, он предстал перед кеса­
рем и доложил:
— Орды печенегов вторглись через Железные ворота
и разбили лагерь между Диамполем и Голоэ.
Побледнело лицо Алексея Комнена.
— Быть войскам наготове! — приказал он логофету.
Спустя час кесарь принял фландрского графа Роберта
де Фриза, рослого рыцаря в золотых доспехах.
После этого начался прием послов и клиентов.
Заметив озабоченность императора, оробел Антоний и,
сославшись на нетвердое знание греческого языка, просил Бакуриани предстательствовать перед кесарем от имени грузин­
ского посольства.
Григорий Бакуриани воздал почесть императору. По обы­
чаю, обратился он к логофету:
— Как чувствует себя басилевс, взысканный господом,
создателем нашим, духовный отец царей грузинских? Как здо­
ровье императрицы, августейшей повелительницы нашей, и
басилисы, дочери кесаря? Здоров ли патриарх константино­
польский, отец и упование всех христиан?
Логофет передал Бакуриани ответ:
— Как чувствует себя духовный сын боголюбивого басилевса, царь царей всех иберов, абхазов и сванов, себаст Геор­
гий? Как здоровье царя абхазов и паниперсебаста Давида?
Здоровы ли возлюбленные господом царицы, сыновья и доче­
ри царей грузинских?..
...В день святого крещения константинопольский патриарх
служил в соборе. Ранним утром началось иеремо^мяльное ше­
ствие синклита от Палатайона к Святой Софии. Бесчисленная
173

толпа встречала синклит пен[1ем псалмов, люди падали ниц
перед кесарем.
Алексей Комнен вознес спасителю молитву за всех хри­
стиан и в тот же день отбыл с войском в Диамполь.
С ним отправились Григорий Бакуриани и владетель бе■
чисцихский Гуарам.
Цилканский епископ Стефаноз также не пожелал оста­
ваться в Константинополе. Облачившись в доспехи, он отпра­
вился на поле битвы вместе с когортами Григория Бакуриани.
Едва император прибыл в Диамполь, как донесли лазут­
чики: вслед за вторгшимися в Железные ворота печенегамг:
движутся толпы половцев. Они уже достигли Дуная и идут на
Балканы. Из Малой Азии готовился ударить по Византии брат
Малик-шаха Солиман.
Страх проник в душу Алексея, но, к счастью, прибыли в
лагерь пятьсот всадников Роберта де Фриза; они привели пол­
торы тысячи лошадей и продали их кесарю.
Узнав о прибытии рыцарей, закованных в латы, испуга­
лись печенеги, укрылись в овраге и стали выжидать удобного‫׳‬
случая.
Новый враг появился у императора. Еще при кесаре Ни­
кифоре Ботаниатесе в Константинополе во Влахернском двор­
це воспитывался малолетний сын какого-то мусульманского
амира. Имя его было Чаха, после принятия христианства был
пожалован ему титул протонобилиссима.
Этот Чаха бежал из Акрополя, собрал отряд туркоман­
ских разбойников, отнял у греков несколько кораблей, соста­
вил небольшую эскадру и овладел городами Фокеей и Казоменой, островами Хиосом и Лесбосом. Он отправил послов к
печенегам, напомнил им о кровном родстве и предлагал вмес
те ударить по Константинополю.
Было ясно Алексею Комнену: надобно быстро пресечь
опасность, иначе гибель неизбежна.
Кесароса Никифора Мелиссина император отправил объ­
явить поголовный воинский сбор. Мелиссину же поручил со­
брать скотоводов — булгар и кочующих по Фессалии влахов.
Отрядил он гонца и в днепровские степи, послал подарки
и золотую грамоту вождям половцев Тогортаку и Тогорте, звал
их на помощь.
Эристав Гуарам и епископ Стефаноз крепко надеялись:
174

если выиграет войну кесарь Алексей, можно будет получить
всадников для наемного войска от Тогортака и Тогорты.
И все же невесел был император. Половцы, естественно,
должны были стать союзниками империи, но прекрасно знал
император Алексей: половцы вероломны и на слово их нельзя
положиться. Опасно было впускать в пределы империи подоб­
ных союзников.
Алексей посоветовался с Бакуриани. Григорий вспомнил
рассказы Липарита; сам он тоже знал половцев, потому не
советовал Комнену пускать их на Балканы.
— Лучше уж начать переговоры с печенегами, — полагал
Бакуриани.
Кесарю тем более пришелся по сердцу этот совет, что он
возлагал большие надежды на рыцарей Роберта де Фриза.
Катепана Синезия отправил он к предводителю печенегов, по­
ручил отвезти ему подарки и золотую грамоту, подписанную
красными чернилами. В обмен за этот почет требовал он за­
ложников.
Печенеги приняли подарки, но прислать заложников от­
казались.
Тем временем половецкие вожди Тогортак и Тогорта при­
близились со своими ордами к балканским горам. Встретив на
пути византийские когорты, они попросили их:
— Пропустите нас, мы хотим видеть императора.
Греки ответили учтиво, что не нуждаются ныне в помо­
щи, и попросили половцев, приняв подарки, вернуться обратно.
Между тем лазутчики донесли Алексею, что печенеги дви­
нулись на город Энос. На берегу реки Гербы должны были
встретиться предводительствуемые Чахой сельджукские море­
ходы и орды печенегов.
Было ясно Алексею Комнену: сельджуки и печенеги, два
туркоманских племени, протягивали друг другу руки над Бос­
фором.
Приказав снарядить корабли, кесарь со своим малочис­
ленным и наемным войском пошел к западу по берегам реки,
осмотрел побережье, разведал пригодные для лагеря места и
выбрал обширное поле, с одной стороны обтекаемое рекой
Гербой, а с другой — переходившее в топкие болота.
Подступы к лагерю он приказал защитить рвами. Затем
кесарь отправился в Энос, но Григорий Бакуриани известил
его, что несметные чужеземные орды приближаются к лагерю.
Бакуриани хотел немедленно вступить с ними в битву, но
Стефаноз Цилканский посоветовал ему подождать прибытия
175

императора. В тот же вечер появился в лагере Алексей Ком•
нен и своими глазами увидел грозную картину.
Затемнили горизонт несметные орды кочевников, воору­
женных кто стрелами, кто мечом, а кто косой. Закутанные в
звериные шкуры печенеги ехали на неоседланных лоша­
дях, иные же шли пешком или облепили кибитки.
В толпе встречались и женщины — они сидели на лоша­
дях или ехали в телегах, через плечо у них висели колча­
ны или ревущие младенцы, на которых никто не обращал
внимания. По пятам за беспорядочно текущей толпой шли с
ревом, мычанием, ржаньем и лаем стада быков, конские та­
буны, ослы и собаки со сверкающими по-волчьи глазами.
Императора привело в замешательство это зрелище, Ба•
куриани же был готов ринуться в бой со своими двумя ты­
сячами латников.
В это время прискакал гонец и доложил Алексею о при­
бытии половцев. Алексей пригласил к столу половецких вож­
дей Тогортака и Тогорту. В шатре императора поспешно на­
крыли византийский стол.
Тогортак и Тогорта, в сопровождении десятка рослых вои­
нов, явились к императорскому шатру; столь высоки они были
ростом, что ни один не мог войти, не согнувшись, в шатер.
Кесарь и Григорий Бакуриани угощали их разнообраз­
нейшими жареными и вареными кушаньями — жирными и
подслащенными, по византийскому обычаю.
Но гости отказались от еды.
Тогортак и Тогорта в изумлении взирали на одетых в
золотые брони императора и западного доместика, трогали
руками их доспехи, их золоченые мечи и серебряные колчаны
II при этом смеялись, радуясь, как дети, показывали острые
зубы хиндников и спрашивали кесаря через толмача:
— С кого ты это снял?
Заметив, что половцы не прикасаются к яствам, Алек­
сей принялся сам за еду и сделал знак Григорию Бакуриани и
катепану Синезию, чтобы те последовали его примеру.
Увидев, что хозяин занялся едой, ободрились половцы, но
сыроедам-кочевникам больше всех изысканных яств пришел­
ся по вкусу сыр.
Император налил Тогортаку вина; тот набрал его в рот,
раздув щеки, потом выплюнул обратно и обрызгал одежду
Алексея.
Император подарил обоим вождям по мечу с золотой ру­
коятью и по стальной кольчуге. Гости обрадовались, как дети.
176

Тогортак поднялся, хлопнул рукой кесаря по плечу и по­
вернулся к переводчику:
— Сжажи этому царю в золотой одежде, чтобы он дал
нам сроку три дня — мы расправимся с печенегами по-своему.
Император ответил толмачу:
— Переведи им: даю сроку хоть десять дней.
Толмач был монах, грек, он был не тверд в половецком
языке. Тогортак понял из его слов, будто кесарь приказывает
ему ударить по печенегам не ранее как через десять дней.
Тогортак обиженно нахмурился, встал из-за стола и вышел со
свитою из шатра.
Гости вскочили на коней и ускакали в половецкий лагерь.
И кесарь и доместик Григорий догадались, что половец­
кие вожди обиделись, но не могли доискаться причины.
Призвал толмача император, подробно выспросил, как пе­
ревел он гостям его слова? Но толмач поклялся сорока свя­
тыми мучениками, что в точности передал половцам слова
кесаря.
Прошло три дня. Лазутчики донесли императору: печене­
ги сидят в своем лагере, не шевелясь, и половцы не тронулись
с тех лугов, где они разбили свои шатры.
Алексей Комнен испугался: как бы не подошел мятежник
Чаха, не напомнил половцам и печенегам об их кровном род­
стве, и как бы не ударцли сообща все три племени.
Однажды вечером сели на коней император Алексей, Гри­
горий Бакуриани и катепан Синезий, выехали на разведку к
вражескому лагерю.
На востоке увидел Григорий множество телег, скрипев­
ших под тяжестью облепивших их оборванных людей. Алек­
сей смутился, решил, что приближается враг, но оказалось,
что это были собранные Никифором Мелиссином пастухи —
булгары и влахи.
Тогортаку и Тогорте не терпелось получить подарки от ке­
саря; они подождали еще пять дней и прислали вестника к
Алексею:
— Доколе ждать нам знака к началу битвы? Знай, мы
потерпим еще три дня, а на четвертый наши зубы должны по­
пробовать либо овечьего, либо волчьего мяса.
Когда стемнело, перед главным шатром преклонили ко­
лена кесарь и его свита, зажгли свечи, прикрепленные к ост­
риям копий, молились истово, пели псалмы.
Наутро началось кровопролитие. Греки и половцы напали
на укрепившихся в лощине печенегов.
12 К. Гаисахурдиа, т. III

177

Печенеги огородили свой лагерь тысячами опрокинутых
телег. Когда греки приблизились к печенегам на расстояние
полета стрелы, Бакуриани приказал передовым сойти с коней.
Всадники перелезли через телеги и забросали печенегов дро­
тиками.
К этому времени подоспели фландрские рыцари.
Печенеги грудью пошли на ту когорту, которую вел Гри­
горий Бакуриани, убили передовых и окружили доместика.
Расправил плечи многоопытный полководец и с поднятым ме­
чом поскакал к главарю печенегов.
Из-за опрокинутой телеги вылез чубатый, полуголый пе­
ченег, вытащил меч из ножен, подсек задние ноги лошади
Григория, но тут подоспел Стефаноз Цилканский, вспомнил
свою юность, взмахнул мечом, срубил с плеч чубатую голову.
В этот момент громадного роста половец соскочил с коня,
крикнул что-то по-половецки, ухватил за чуб отсеченную голо­
ву и сунул ее в мешок (позднее узнал Стефаноз, что чубатый
был кровным врагом этого половца).
Дрогнули передние когорты. Бакуриани кликнул клич
полкам; кесарь Алексей бился неподалеку на коне. Тут подо­
спели половцы. Кесарь приказал знаменосцу развернуть сре­
ди половцев императорский стяг.
Далеко за полдень затянулся бой. Жажда мучила воинов.
У половцев уже накануне не было в лагере воды.
Ранив кого-либо из печенегов, половцы припадали к его
ранам и пили горячую кровь.
Алексей Комнен повелел разослать по окрестным селам
булгарских пастухов, чтобы те принесли воды в мехах.
Утолив жажду, еще больше озверели половцы, и когда
трупы печенегов устлали лощину, обратились к опрокинутым
телегам, принялись истреблять притаившихся там женщин и
детей.
Ци.пканский епископ содрогнулся от этого зрелища. Он
вложил меч в ножны, взял в руку нагрудный крест и, разъез­
жая на коне между половцами, умолял их во имя Христа по­
щадить младенцев. Половцы не могли удержаться от смеха;
они рубили головы детям печенегов, вздергивали их на копья и
кидали, словно мячи, в овраг.
Три дня продолжалось истребление печенегов; оставшие­
ся в живых побросали оружие, укрылись в соседних кустарни­
ках, но ни кесарь, ни Григорий, ни цилканский епископ не в
силах были сдержать озверевших половцев. На скачущих
лошадях рыскали они по кустарникам, отсекали головы безо­
178

ружным, срывали с них одежду, выкалывали глаза, собирали
в общую кучу отсеченные головы и руки.
Лишь три тысячи печенегов увели в свой лагерь греки и
западные рыцари; половцы хотели истребить и этих, но ке­
сарь настоял на своем.
Вечером Алексей приказал Бакуриани обезоружить плен­
ных печенегов и приставить к ним стражу.
Это приказание было исполнено немедленно, но после по­
луночи явился к Григорию катепан Синезий и попросил его
разбудить императора.
Алексея разбудили, и Синезий доложил:
— Лучше будет сегодня же ночью перебить пленных пе
ченегов. Лазутчики мне донесли, что в лагере половцев уже
жалеют о том, что так безжалостно расправились с безоруж­
ными печенегами. Эти дикари похожи на детей, — добавил
Синезий, — только что истребляли людей и уже жалеют уби­
тых. И боюсь, как бы эта жалость не заставила половцев ос­
вободить пленных печенегов и как бы оба племени не удари­
ли на нас соединенными силами.
— Конечно, печенеги — дикое племя, но оставим им
жизнь, они нам могут пригодиться, — ответил император.
Долго в эту ночь бодрствовал Синезий. Только начала
одолевать его дремота, как вдруг волчий вой донесся до его
слуха. Подумалось ему: это зверь вышел из лесу поживиться
мертвечиной; насытится он и уйдет.
Но волк продолжал выть.
Выслал Синезий лучников, приказал им убить зверя. Но‫־‬
стрелки вернулись и доложили: это не волк, а человек воет
по-волчьи.
Изумился катепан, разбудил толмача.
Выяснилось, что было обычаем у Тогортака выть поволчьи после победы над врагом. Синезий испугался, поду‫״‬
мал: верно, потому так близко подошел Тогортак, что хочет
волчьим воем подать знак печенежским пленникам. Синезий
поднял на ноги лучников и велел отрубить головы спящим пе ­
ченегам.
Наутро узнали об этом в лагере половцев. Испугались
вожди Тогортак и Тогорта, как бы не обвинил их кесарь в ис­
треблении печенегов, подняли лагерь и поспешили в свои
степи. Даже обещанных кесарем подарков не стали они до­
жидаться.
179

Так Григорий Бакуриани обманулся в своих надел^дах:
не удалось ему вступить в переговоры с вождями половцев.
Цилканский епископ в тот же день вернул свои доспехи
Григорию. «Я должен исполнить приказ царя Давида», —
сказал он полководцу. И, надев опять свою рясу, сменив меч
на медный крест, попрощался с Гуарамом Бечисцихским и
Григорием Бакуриани и пустил своего коня в том направле­
нии, в каком скрылись половцы.
О ПУТЕШЕСТВУЮЩИХ
Отъезд Антония Кутаисского вселил новые надежды в
сердце императрицы Мариам. Был далеко теперь «пастырь
христианского благочестия». Католикос же абхазский Евстратий вообще не заботился о мирских делах.
Твердо знала Мариам: Номоканон сковывал византий­
ских кесарей в их поступках. По-гречески был воспитан Анто­
ний, потому и требовал подчинения Номоканону. А как по­
смотрят в его отсутствие на это дело грузинские архипастыри?
Почти совсем опустел Кутаисский дворец, оставленный
на попечение слуг и дворцовых дам. Царь Георгий готовился
к зимней охоте и потому отправился всем домом в Гегути.
Эристав Липарит с женой, сыном и дочерью собирались от­
быть в Триалети, и царь Георгий накануне отъезда устроил
для гостей охоту на косуль в Аджамети.
Шутя похвалялся хозяин перед Липаритом и Рати, обе­
щая им, что затмит джейранью охоту, устроенную ими в те
дни, когда гостил он во владениях Орбелиани в Алгети. И
впрямь, охота была на редкость удачная: более сотни косуль
убили царь Георгий и Рати.
Дамы также присутствовали при этой прекрасной за­
баве...
Рати чувствовал: обиделась на него императрица Мари­
ам за его грубое обращение с Дедисимеди. И потому, как
только удавалось ему поразить косулю, тотчас же, даже не
извлекая стрелы из раны, взваливал он добычу на плечи и
приносил ее к ногам императрицы, расположившейся со сво­
ей свитой под вековым дубом.
За охотой последовали пиры. Сидя полукругом возле
большого камина Гегутского дворца, хозяева и гости само1ЬС»

.лично следили, как под наблюдением начальника кухни жа.рились на вертелах туши убитых косуль.
Чашнагир пробовал одно за другим багдадские вина.
Флейтисты, привезенные из Таквери, сладостными напевами
у^слаждали своих гостей, восседавших вокруг золотых столов.
Рати пришлась по душе охота на косуль. Ката же стре­
милась скорее уехать в Триалети.
Однажды начальник царской охоты привез новость: стадо
кабанов перешло вброд реку ниже Гегути. Теперь к кабаньей
охоте обратились мысли царя Георгия и Рати.
Но не пришлось им осущ,ествить свои намерения: Рати
внезапно заболел лихорадкой. Лекарь Карсанисдзе заявил,
что это — болотная лихорадка, лечить ее нужно долго, не хва­
тит, пожалуй, и трех месяцев.
Странная выдалась зима в этом году: накануне рожде­
ства сызнова зацвели сливы, и вдруг выпал снег — глубокий,
обильный, доходивший до стремени всаднику.
Не скрывал своего огорчения царь Давид: бездорожье
разобщило области; прервалось сообщение с Абхазией, Самцхе и Внутренней Картли; прекратилось пешее и конное воин­
ское ученье в Гегути; Георгий Чкондидели задержался в Такверском эриставстве.
Ликовал царь Георгий, предвкушая обильную охоту. Р а­
довалась и императрица Мариам, потому что Рати не мог
увезти сестру в Триалети, а Давид — уехал в Цхуми.
Шел снег; словно дикая лошадь, металась вьюга по гегутским полям, осыпала белыми клочьями дворец, заваленный
снегом по самые окна. Лишь к исходу января очистилось не­
бо, началась оттепель, рощи подернулись синевой. Только
Кавказский хребет стоял покрытый льдом на севере — огром­
ная хрустальная цепь, заградившая небосклон.
В повседневной толчее Гегутского дворца лишь у большо­
го камина могли встречаться Давид и Дедисимеди; стесняясь
ее родных, даже взглядом не решался обменяться с нею юно­
ша-царь.
Время шло, все труднее и труднее становилось в этоГ!
тесноте императрице Мариам, привыкшей к жизни больши.х
дворцов Мангана и Буколеона. Нестерпимо ей было наблю­
дать молчаливое страдание влюбленной четы, приелись боль­
шие сплетни маленького двора и перешептывания дворцовых
старых дев. Наводили на нее тоску доносившиеся из зарослей
и Риони гоготанье диких гусей, непрестанный трубный зов
181

оленьих стад и пенье, фазаньих петухов в ближнем лесу. Кс
всему этому шуму примешивался еще неумолчный лай с псар *
ни царя Георгия.
Милостивая императрица разъезжала по ближайшим
селам, крестила детей, раздавала монеты — ботинаты, золо­
тые и серебряные кресты, образа святых и молитвенники, при­
везенные из Афонского иверского монастыря.
Утомленная дорогой, возвращалась она в Гегутский дво­
рец, и тут же должна была принимать бежавших из Иеруса­
лима грузинских иноков, собиравших милостыню, монахов изСамцхе, игуменов и игумений обителей Внутренней Картли,
просивших средств на восстановление разрушенных земле­
трясением монастырей. Они терпели ныне великую нужду, ибс^
после воцарения Давида вся государева казна тратилась на
покупку боевых лошадей и на возведение крепостей.
Недаром шутил царь Георгий: если еще хоть год прожи­
вет в Гегути сестрица Л1аико, у каждого крестьянина в Гру­
зии появится во дворе свой собственный монастырь.
В крещенье царь Георгий примирил царицу Елену и Ма­
риам. Видела царица Елена — ни на день не покидала царя>
Давида печаль, и согласилась с Мариам: быть обручению‫׳‬
после пасхи, на Фоминой, если, конечно, будет на то соизво‫״‬
ление католикоса.
Тревожилась Мариам, пора было думать о возвращении:‫׳‬
в Византию. Гонец, с трудом пробравшийся из Хунты, привез‫׳‬
послание: извещал домоправитель императрицы, что у импе­
ратора — война с печенегами. Константин Порфирородный,—
сообщал домоправитель, — скоро напишет сам; но где нахо­
дился сын Мариам, об этом в послании не говорилось.
Весть эта огорчила Мариам, и все же, наделенная силь­
ной волей, хотела она еще до отъезда завершить дело с обру­
чением Давида, ибо предвидела: вернется из Византии архи­
епископ Антоний, и сызнова начнутся споры вокруг Номока­
нона.
Жестоки были страдания Давида. Он замкнулся в себе,сердце его наглухо закрылось для Георгия и Елены. Уедине­
ние привлекало его, целые дни проводил он за чтением, лишь‫״‬
иногда играя в нарды с Джоджики или Нианией.
Дедисимеди также была во власти печали. Бледностью
подернулись ее щеки, исчез тот оттенок персиковых цветов,
что так красил ее лицо. Вся сжалась горестная дочь эристава; похожая на привидение, скользила она среди широкобед ‫׳‬
рых дворцовых дам.
182

Царицы Елены она избегала, царя Георгия сторонилась,,
гэрату своему Рати робко глядела в глаза и, как ручная косу,ля, ходила следом за императрицей Мариам, лишь в ее при‫־‬сутствии чувствовала себя легко.
Едва проснувшись, рассказывала она императрице свои
невинные сны, если же случалось войти неож ида^о супруге
-Липарита, замолкала на полуслове. Трепетала Девушка под
ястребиным взором матери.
Карсанисдзе, лекарь, потребовал, чтобы больного лихо­
радкою Рати перевезли в Кутаиси, и только тогда облегченно
вздохнула Мариам. Обрадовалась счастливой случайности: не
годилось отправлять гостей в Кутаисский замок, если не будет
гам хотя бы одного из хозяев. И, приказав запрячь свою золо
ченую карету, отправилась в Кутаиси вместе с семейством
эристава Липарита.
Пыталась она залучить и царя Давида: в большом Куд’аисском замке хоть изредка, но все же могли бы влюбленные
встречаться на свободе.
Так полагала проницательная императрица, но приехал из
Т'егути Козман и привез известие о том, что царь Давид, взяв
гс собою Нианию Бакуриани, Джоджики и Шергила Липартиа‘Ни, с тысячью закованных в латы рыцарей отбыл тайно на
;рассвете из Гегути.
Ни главный ‫׳‬смотритель царских табунов, ни главный каз­
нохранитель, ни кто-либо иной из придворных не знали, куда
^отправился царь.
— А царь Георгий? — спросила Мариам.
—‫ ־‬Царь Георгий хранит молчание, августа; не мог же я
осмелиться его расспрашивать! Подозревают, что у сам^
цхййского рубежа сельджукские шайки нарушили границу и
царь Давид отправился в Джавахети, к Бешкену Джакели;
иные думают, что царь — в Абхазии, а третьи полагают, что
он в Сванети.
— Ты плохой вестник, Козман: лишь снег и ветер при­
носишь с собою.
Так, с шуткою, отпустила она монаха, сама же изумля,пась: что заставило Давида обречь себя на путешествие в та­
кую погоду?
Подошла к окошку и поглядела на засыпанный снегом
замок. Только головы и шеи были видны у людей, хлопотав­
ших во дворе.
183

— Вот так же забывал о самом себе мой, светлой памя­
ти, царь Баграт, — сказала Мариам сидевшей перед каминоу
Дедисимеди, не сводя взора с раскачизаю 1цихся верхушек
кленов. — Будь то пасха, рождество или Новый год, в бурю
или в ведро, зимою или летом, — воевал, боролся, трудился.
Однажды, помнится, были крестины в Уплисцихе, в Фомин
день. Накрыли на стол. Гости едва успели вымыть руки, — а
уже нигде не могли доискаться отца. Главный конюший при.
нес известие: с тремястами всадниками царь спешно отправил­
ся в Сапурцле. Мы думали, что он в Бедии служит молебны,
а он в это время сражался с сельджуками у Алгети. На коне
он спал, на коне молился и даже держал совет со своими
военачальниками на дороге в седле!
Дедисимеди сидела в кресле, вышивала золотом. Огром­
ный дзелквоБый пень пылал в камине. Кирпичный пол был
застлан тигровой шкурой, на ней свернулась калачиком кош­
ка, похожая по расцветке на охотничьего гепарда; изнежен­
ный зверек щурил лениво глаза.
Вошли факельщики, чтобы зажечь свечи в золотых под
:вечниках. Мариам махнула рукой, чтобы оставили ее в тем­
ноте.
Словно жалуясь, трещал в огне громадный пень.
Смотрит в огонь и думает Мариам:
«Какие непонятные силы восстали против настойчивогс
келания ее сердца? Оставить ли начатое дело и отправиться
Византию, как только откроются дороги? Но жаль эти бед­
ные юные сердца. Конечно, Давид — мужчина, самозабвенно
делающий свое дело. Но не достойно ли жалости это ангело‫״‬
подобное существо, что сидит, опустив лицо, перед огнем‫״‬
Воистину, печальна участь женщины: возлюбленною прием­
лет она жестокие страдания, матерью — терпит обиды, а если
дна счастливая супруга, то разрывается, чтобы совместить
обязанности супруги, матери и возлюбленной».
И еще предвидела мудрым сердцем императрица: если
расстроится обручение—^кто знает, какая причуда овладеет
Липаритом и Рати? Возгордившиеся мусульманские султаны
вожделенно поглядывают на грузинских красавиц.
Вспомнился недавний Совет старейшин. Не понравилис].
Мариам речи Липарита и Рати. Эристав Дзаган стал на сто
рону кахетинского царя, а их возмущало только одно: как по­
смели рукоположить епископы Модистоса,‫ ׳‬брата Дзагана? Н
усиление наемного войска явно не по душе отцу и сыну Орбе184

•лиани. Допустим, что пришлет на подмогу франков импера*^
тор Алексей. Давид укрепит свою рать, а Липарит снова от­
падет, и старая сказка начнется сначала.
И, отведя глаза от огня, Мариам жалостливо смотрит на
.Левушку.
Развившийся локон, цвета золотых нитей на вышивании.
спустился на щеку Дедисимеди. Заметила Мариам: были за­
плаканы глаза девушки.
Прекраснейшие из женщин рождаются под несчастливой
звездой, — думала Мариам. — Не печальна ли и ее соб­
ственная участь? Дважды опрокидывали из-за нее мужчины
императорский престол, оба раза заливали кровью площадь
Августеон и золотые покои Палатайона; исковеркали жизнь
Мариам, но и сами не достигли желанного счастья.
Вновь взглянула императрица на погруженную в руко­
делье девушку — еще прекраснее была она в печали!
И Мариам подумала: «Если приедет она когда-нибудь в
гости ко мне в Византию, прикажу живописцам написать ее
изображение в восточном приделе Пигийского монастыря—‫־‬
.л фреска эта назовется, без сомнения, «Иверской божьей ма­
терью».
Приласкав дочь эристава, спросила ее Мариам:
— Почему ты печальна, душа моя?
Девушка подняла свои всегда изумленные глаза и спро­
сила в свою очередь:
— Неужели еще идет снег, августа?
— Идет, дорогая моя, идет...
Дедисимеди склонила лицо и продолжала вышивать.
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— О, ничего особенного, августа, — мне только жаль
всадников, которые должны путешествовать в такую погоду.
Легко догадалась Мариам, о ком грустила дочь эристава.
Ласково погладив ее рукой по волосам, притянула девушку
л себе и тихо поцеловала в зардевшуюся как от огня щеку.
Ветер гремел на дворе, бился в смотровые оконца замка
и завывал по-волчьи. Верхушки кленов сгибались под ветром
30 мраке.
«О плавающих, путешествующих, страждущих и пленен,дых и о спасении их господу помолимся...» — вспомнились
;Мариам слова молитвы.
185

ДОБЫЧА ЯСТРЕБА ИЛИ ДОЛЯ ГРАЧА?
Стыди от меня, сатана, ибо те^‫׳‬
соблазняешь меня, ибо замышляешг^
ты не божеское, но человеческое.

Не помогла Рати охотничья добыча, смиренно поднесен­
ная им императрице в Аджаметском лесу. За два месяца иу.>
разу не навестила больного Мариам; то ссылалась на просту­
ду, то извинялась головной болью, то отговаривалась делами,Такое невнимание императрицы обидело Кату, не отхо­
дившую день и ночь от одра больного.
Однажды вечером Мариам приказала управителю при­
гласить к ней супругу эристава.
Справилась о Рати, побеседовала о способностях Дедисимеди к рукоделию, о том, как быстро овладела девушка ис­
кусством золотого шитья.
— Теперь я обучаю ее вышиванию серебром, — сказала
Мариам.
— Книги и врачевание болезней — вот что всегда былс>
страстью моей дочери, потому и отстала она в рукоделии, ав­
густа,— сказала супруга эристава.
Когда Дедисимеди вышла из комнаты, Мариам загово­
рила о предполагаемом обручении; упомянула и о Номока­
ноне, успокоила супругу Липарита: если обручение состоит­
ся до возвращения кутаисского архиепископа, то католикос
как-нибудь сумеет обойти затруднение. Прибавила также.;,
что Евстратий дряхл и болен, смерть его близка; после егс
кончины Антония возведут на патриарший престол, и тогда
трудно будет сломить упрямство своевольного монаха.
Ката выслушала, шевельнула рыжими ресницами, пере­
вела взор на огонь в камине и сказала:
— Я ныне уж не властна решать это дело, августа. Пусть
встанет с одра болезни сын мой, а там увидим, что скажут'
Липарит и Рати.
Гнев овладел Мариам, изумленно смотрела она на Кату.
Уж не потеряла ли разум дочь Дукисдзе? До сих пор по три :
раза в день сама напоминала об обручении, плакалась на'
строгость Номоканона, а теперь, когда препятствие это пре­
одолено, ссылается почему-то на Липарита и Рати.
— Извини меня, госпожа моя Ката, за прямоту и за от186

кровенность, но должна сказать тебе, не кривя душой: как
фодную дочь, люблю я Дедисимеди; но пусть не думает никто,
что императрица Мариам или царь Давид будут обивать по­
роги Орбелиани. Лучше будет, если дело не дойдет до выбо;pä, ибо известно каждому, что во всем христианском мире
никто не откажет в невесте царю Давиду. Я могу, не ступив ни
шагу из дворца Магнавра, выдать замуж за моего племянника
Анну Комнен, дочь кесаря Алексея, или же прекрасноокую
Пириссу, дочь венгерского короля Владислава II. На одни
только алмазы каждой из них можно купить все Триалетское
зриставство.
Ката просила прощения, ссылаясь на бессонные ночи,
жаловалась: болит голова, ослабленная ночными бдениями,
потому и язык мелет, не спросясь хозяйки, что попало; сама
она боится немилости императрицы, как господнего гнева.
—‫ ־‬Лишь благодаря тебе, милостивая августа, столь не.жданно открылись врата небесные перед нашим родом, а
впрочем, и без того, кто осмелится проявить к тебе неблаго
.дарность, августа?
Дедисимеди вошла в палату, и Мариам перевела разго­
вор на посторонние темы, а под конец тоже извинилась го­
ловною болью и оставила мать с дочерью вдвоем у камина.
В полутьме, одна, лежала императрица, и слезы текли по
шши‫־‬
нов по длинным рукавам с шумом стекала в котлы.
Кто-то кричал непрестанно из темного угла:
— Хартута, эй, Хартута, подлей холодной воды!
Выходила из клубящегося пара высохшая старуха в од ­
ном переднике, хваталась рукой за кран на глиняном при­
водном рукаве и студила слишком горячую воду.
А когда Хартута приближалась к пылающим под котла­
ми кострам, казалось наблюдавшему из своего тайника мо­
наху, что это старая ведьма бродит вокруг огня. Она была во­
лосата и опалена огнем; двумя безобразными кошелями бол­
тались ее увядшие груди.
Как раз против Козмана на каменной скамье ничком ле
жала молодая женщина. Козман сперва не опознал ее. Лишь
когда подошла банщица Хартута и стала ногами ей на спи­
ну, звонко засмеялась женщина, и Козман узнал голос Дедисимеди.
В глазок было видно, как старая ведьма мяла ногами,
обнаженное тело дочери эристава. Начала она с лопаток и
спустилась по спине. Потом слезла на землю и стала бить ла­
донями нежное тело. Звук ударов был слышен явственно, Дедисимеди смеялась серебристым смехом. Потом приподняла
ее Хартута, посадила, продела ей сзади под мышками руки,
отгибала плечи назад, заставляла снова ложиться, отгибала
ноги к спине. Прислужницы принесли полные ведра воды и
обильно поливали тело дочери Липарита.
Когда все это кончилось, Дедисимеди встала и подошла
к пылавшему под котлами огню. Теперь еще более гро.мким
казалось Козману биение собственного сердца. Лишь голова
и шея Дедисимеди виднелись из клубившегося вокруг нее гу­
стого тумана.
— Подай мне коши, Хартута, — раздалось приказание
Мариам. Ясно было, что она уже оделась. Кто-то направился^
к двери. Козман сорвался с места, и выходившая из бань/
прислужница испуганно вздрогнула, увидев, как темная*
пасть подземелья поглотила метнувшуюся тень.
194

Всю ночь проворочался монах в постели без сиа.
«Мир забыл, что под этой грубой монашеской рясой
льется в жилах кровь Абазаисдзе!» — думал монах.
Козман встал, зажег свечу в свечнице. Вынул из-за па­
зухи заплатанной рясы свиток, тайно присланный Варсимом
Вардзели в Кутаиси для Липарита Орбелиани.
«Право же, лу)чше будет, если царь Давид прочтет его
раньше, чем Орбелиани, — размышлял Козман. — Конечно,
после этого Давид сам откажется от обручения. А потом?
Снова пойдут посольства и переговоры между Триалети и
Исфаганом. Меня отправят к Бархиароку, а уж я сумею затя­
нуть дело. Протяну подольше, и — кто ведает? — быть может,
отдаст провидение добычу ястреба — грачу! Я сниму с себя
монашескую рясу, надену дедовские доспехи, увезу Дедисимеди в замок Макабели, — а там пусть попробует подсту­
питься кто похрабрей!»
В третий раз пропели петухи.
Пригрезилось монаху: на горе Зедазени зажжены три ко­
стра, достающие до небес. Кругом воздвигнуты идолы из зо­
лота и серебра. Имеют уста и не говорят, имеют очи и не
зрят, имеют ноздри и не обоняют, имеют руки и не осязают,
имеют стопы и не идут, и не взывают голосами своими. На
самой вершине стоит статуя Афродиты, по склонам горы ко­
ленопреклоненно ползут к вершине несметные толпы людей.
Вкруг костра и кумира пляшут юноши и девы Иберии.
Козман, прямой, не склоняя головы, поднимается по при­
горку. Мирская одежда надета на нем, панцирь цвета ржав­
чины прикрывает ему грудь и плечи, дедовский меч висит у
пояса.
Он уже не Козман-монах, а надменный и высокородный
‫־‬азнаур Саам Абазаисдзе.
Вот приблизился к подножию Абазаисдзе и видит: это
Дедисимеди, а не Афродита стоит, улыбаясь, на пьедестале.
Простерся ниц гордый рыцарь и преклонился пред обеи­
ми запретными силами-искусительницами: силою огня и кра­
сотою женщины.
НЕДОВЕРИЕ?..
Притих и притаился Козман, почти ежедневно отправ­
лялся он в Гегути, чтобы не встретиться с Рати. Липарит
проводил дни в лагере, на войсковом ученье, и когда говори­
195

ли Козмлну, что к вечеру ждут эристава в Гегути, тотчас мо
нах возвращался в Кутаиси.
Со дня на день ожидали во дворце царя Давида. Ем\
прежде всех решил показать монах письмо Варсима Вар
лзели.
Однажды спросил Махару: «Когда вернется царь?»
Но у Махары были особые правила: мало кому ответ{!/:
он на такой вопрос. В оправдание же говорил: «Пут{:
охотников и царей никому не ведомы».
— Возможно, что царь не вернется еще в течение ме­
сяца,— ответил он монаху.
Козман заколебался в своем решении и в тот же день
явился к сыну Липарита.
Рати бросилось в глаза, как изменился облик монаха.
Прежде ходил Козман сутулясь, как это свойственно людям
высокого роста, теперь же он вошел в дверь палаты, подняв
плечи. Обычно всклокоченная борода Козмана была теперь
тщательно причесана, черные, как смоль, кудри, падавшие
на плечи, даже красили его, обычный густой налет перхоти
не покрывал больше ворота его монашеской рясы.
Пожелав хозяину доброго дня, не ожидая приглашения.
Козман присел к его изголовью, подал свиток и сказал спо
койно:
— Из Исфагана, великий эристав, от Варсима Вардзел!:
пришло письмо.
Рати вскочил, словно ужаленный, развернул свиток и
пробежав его второпях, спросил:
— Когда получено письмо?
— Третьего дня, — солгал Козман.
— Третьего дня? Где же ты был до сих пор?
— Трижды приходил я к тебе, эристав, и не мог заста м
)дного: то Карсаниедзе, лекарь, то постельничий монах Ап
фимоз сидели в твоих покоях. Да не падет твой гнев на мо
ня, великий эристав, я предпочел остеречься. — И, оглянув,
,шись на поставец со слоновыми ножками, кинув быстры!;
взор на входную дверь, продолжал шепотом:• — Напраап
воображаем мы, триалетцы, будто живем одни в Кутаисском
дворце. Кругом кишат лазутчики и шпионы царя Давид:!.
Говорят, даже с императрицы Мариам не спускают они гла:т
Никак не удавалось мне уединиться с тобой. Потом поп::!•
тался я отвезти письмо великому! эриставу Липариту в Гегу­
ти; один день он проводил на войсковом ученье, другой — на
196

кабаньей охоте с царем Георгием. Лишь однажды удалось
мне найти его в Гегути, да только проклятый Махара никак
не хотел отойти от нашего господина. Тщетно кружился я во­
круг да около.
— А где теперь этот полоумный старик?
— Сегодня пожаловал из Гегути. Он может забрести
сюда, схорони получше этот свиток. Слух у царских лазут­
чиков остер, они слышат даже сквозь каменные стены.
— Я прячу все, что нужно, в поставце императрицы М’ариам, но и Мариам не заслуживает доверия. Лучше зашей­
ка ты, Козман, это письмо в свою заплатанную рясу,— ска­
зал Рати.
— Ты прав, великий эристав! Иногда заплатанная мо­
нашеская ряса сохраняет золото или тайну лучше, нежели
железные ларцы царей и эриставов, не правда ли?
Монах положил свиток обратно за пазуху, придвинул
кресло к ложу и сказал сыну эристава:
— Хорошо, что я сам следил, из-за ограды за дорогойведущей к воротам замка. Уже издалека узнал я триалетского гонца и едва не сбился с ног, торопясь встретить всадника
перед храмом Баграта. Все же узнали во дворце о приезде
гонца из Триалети. Вчера ночью призвала меня императрица
Мариам. Но напрасно считает она меня простаком. Сначала
царица улещивала меня, спрашивала, не пойду ли я в игуме­
ны монастыря Пропонтиды. Я поблагодарил,, но отказался,—
сказал, что епископ Досифей готовится к смерти, возможно
ли променять епископскую кафедру на клобук настоятеля мо­
настыря? Потом обещала она послать меня в Иверский мо­
настырь на Афоне. Наконец неожиданно задала вопрос:
правда ли, что к Орбелиани прибыл из Триалети гонец? Я
отрицал, сказал, что никакого триалетского гонца не видал
ни разу за все время пребывания моего в Кутаиси.
Рати встревожился. Опершись локтем на ложе, взволно­
ванный, с расширенными глазами, он спросил монаха.
— Откуда узнала проклятая про письмо?
Козман отвел взор, ответил:
— Как только кончилась вечерня и молящиеся вышли из
храма, откуда-то появился этот безбородый бес: вероятно,
приметил он где-нибудь гонца. Еще не отъехал гонец на рас­
стояние полета стрелы, как уже Махара бросился ко мне и
спросил, не получили ли мы свиток из Исфагана. Я притво­
рился непонимающим, удивился, — о каком свитке идет речь?
197

«Тот всадник, — сказал я ему, — спрашивал у меня дорогу в
Таквери».
Рати лежал молча, потом приказал монаху:
— Одень меня скорее.
Уже одетый, сказал Козману:
— Прикажи оседлать лошадь и как можно скорее при­
веди ко мне моего отца и триалетских азнауров.
Еще не вышел из палаты Козман, как просунулась в
дверь козлобородая голова управителя Цинцилука.
Императрица Мариам звала к себе сына эристава. Рати
поморщился.
Императрица сидела за золотым столом. Перед нею
стоял серебряный кувшин и серебряное же блюдо, наполнен^
ное сладостями. В руках у нее был развернутый свиток, ко­
торый она пробегала глазами.
При виде Орбелиани она не спеша свернула свиток,
взяла его в левую руку и попросила Рати сесть.
Дедисимеди сидела тут же рядом, перелистывая псал­
тырь. Рати преклонил колено перед императрицей, дважды
приложился к ее руке и, потирая ладони, сказал:
— Странная весна в Кутаиси, августа. Пасха уже на
дворе, а все еще холодно в палатах.
Мариам подала знак Дедисимеди, чтобы та оставила ее
наедине с эриставом, приказала факельщикам зажечь свечи
8 золотых канделябрах и удалиться.
Рати все посматривал на свиток в руках царицы.
Мариам заметила это и сказала спокойно:
— Только что привезли письмо от царя Давида.
Любопытство овладело Рати.
«Где же государь?» — хотелось емуспросить, но он
удержал слова, готовые сорваться с языка, и только сказал:
— Как видно, дороги уже открылись.
Мариам заговорила:
— Завтра отправляемся мы с Дедисимеди в Моцаметский монастырь с небольшой свитой. Перед отъездом хоте­
лось мне, эристав, побеседовать с тобою откровенно о неко­
торых обстоятельствах. В Гегути я приложила немало стара­
ний, но в суете и тесноте тамошнего дворца не могла улу­
чить минуту побеседовать наедине с эриставом Липаритом.
Мать твоя, госпожа Ката, последнее время стала неразговор­
чива со мной, хотя я не знаю, право, чем я заслужила в ва^
шем семействе такое, я сказала бы... — здесь императрица
198

остановилась и закончила, произнеся почти по слогам:— Недо‫־‬верие.
— Недоверие? Сохрани боже, так ли я понял тебя, авгу­
ста? Не ты ли являешься с давних времен августейшей по­
кровительницей нашего дома? Недоверие? Да пусть обру­
шится на нас в гневе небосвод, если кто-либо из нас позво­
лит отнестись к тебе с недоверием! Наше семейство — и недо­
верие к императрице Мариам!.. Да совместимо ли это? — го^
ворил Рати.
— Я со своей стороны, — невозмутимо продолжала Ма­
риам,— перенесла немало огорчений ради вашего семейства.
Ты, вероятно, знаешь, эристав, что любимая невестка моя,
государыня Елена, и по сей день на меня обижена. Вероят­
но, дошло до твоего слуха, предметом скольких осуждений,
порицаний и пересудов оказалась я только потому, что спо­
собствовала пострижению несчастной Русудан, бывшей цари­
цы. Но знает всякий — я никогда не боялась хулы, если чув­
ствовала себя правой перед господом и людьми!
Воспользовавшись минутой молчания. Рати сказал:
— Пусть отсохнет язык у того, кто посмеет осуждать
тебя, августа!
— Я уже сказала тебе, эристав, что не страшусь хулы,
но я женщина и мать взрослого сына, и поэтому я не могла
остаться равнодушной к скорби несчастной матери, которая
отказалась от мира, оставив во дворце своего горячо люби­
мого первенца. Господь мне свидетель, когда привезли из
Осети царевича Деметре, я три ночи не могла заснуть, и
каждый рассвет встречала в слезах.
— Кто же не знает твоего любвеобильного сердца, о
счастливая августа, — снова заговорил Рати. — Ужели есть у
тебя хоть тень сомнения, государыня, в том, что наши сердца
переполнены благодарностью к тебе за твое августейшее за­
ступничество? Я безмерно горжусь, что благодаря тебе не
сегодня-завтра должен стать нашим зятем паниперсебаст
Давид, царь абхазов и грузин.
Чуть-чуть раздосадованная нетерпеливостью Рати, при­
подняла брови и невозмутимо продолжала свою речь Ма­
риам:
— Этого мало, эристав. Дурные вести идут из Византии.
Кесарь воюет с печенегами. Весьма возможно, что сын мой
Константин Порфирородный, будучи кесаросом Византийской
империи, сопровождает на войне императора Алексея, хотя он
199

совсем еще мальчик. А кроме того, любимый племянник мой
не побоялся метелей и бурь и отправился воевать.
«Уж не на эристава ли Дзагана напал царь Давид?»—•
подумал Рати и воскликнул:
— Воевать? Что ты изволишь говорить, августа? С кем
же воюет царь Давид?
Императрица положила свиток на стол и сказала:
— Сельджуки напали в Джавахети на владения Бешкена
Джакели. Царь Давид сообщает мне, что вторгшиеся войска
сельджуков обращены в бегство и уже изгнаны из пределов
Грузинского царства.
Пораженный неожиданным известием, Рати не мог поше­
велить языком.
Подумать только:
«Вот где недоверие! Царь Давид отправляется исподтиш­
ка на войну и до самого дня победы не сообщает об этом Ли­
париту Орбелиани, полководцу державных войск!»
— Я и Дедисимеди проводили ночи в неустанных молит­
вах, и это, вероятно, понятно тебе, эристав?
И это было не по душе младшему Орбелиани, но он пред­
почел промолчать.
— Я должна сказать тебе, эристав, что сестра твоя —
добрый ангел вашего семейства. Лишь такая чистая и непо­
рочная душа, как Дедисимеди, способна погасить огонь из­
вечной вражды между домами Багратионов и Багуаш-Орбелиани. Я верю в это и потому не жалею своих стараний. Из
расположения к вашему семейству и, конечно, движимая без­
граничной любовью к моему племяннику, не постыдилась я
взять на себя унизительную роль свахи. Правда, женщины
обычно не стесняются таких дел, но я никогда не имела ни­
чего общего с женщинами этого рода. Недавно пригласила я
твою мать Кату и пыталась успокоить ее тревогу: кутаисского
архиепископа здесь нет, католикоса Евстратия я уговорила;
Номоканон можно будеть преодолеть. Я сказала о скором
обрученье в уверенности, что доставлю матери твоей радость
этой вестью. Но вместо этого я услышала лишь пустячную
отговорку. «Пусть сначала выздоровеет мой сын», — сказала
мне Ката.
Рати покраснел, а императрица умолкла, ожидая ответа.
— Ужели хотя бы малейшее подозрение могло зародить­
ся в тебе, августа? Ужели среди нас найдется кто-нибудь на­
столько неблагодарный, чтобы не понимать, что ты послана
200

небом нашему дому, подобно голубю, несущему масличную
ветвь. Пусть только удастся преодолеть Номоканон, а дру­
гих препятствий к обручению нет. Ты—любящая мать, авгу­
ста, и сердце торопит тебя обратно в Византию — это понят­
но и нашему низкому разуму. Но скажи мне: ужели, госу­
дарыня, ты уедешь, не осмотрев до отъезда хра:мы и мона­
стыри, построенные твоим же радением, твоими же щедро­
тами? Ведь манглисский архиепископ проклянет в этом слу­
чае меня и моего отца! Пожалуй же к нам в Триалети, помо­
лись, по своему обычаю, в святых местах, отведай убогой
хлеб-соли нашего дома, а после этого что же может поме­
шать обручению? Сам я, ничтожный прах царствования тво
его, разостлался бы ковром под твоими стопами, великая го­
сударыня. Мне безразлично, где состоится обручение — в Ку­
таиси или в Липаритис-убани, но родители мои — пожилые
люди, они непреложно блюдут обычаи, дошедшие до нас с
незапамятных времен.
Льстивое красноречие Рати усыпило подозрение импера­
трицы Мариам. И еще в одном уверилась она: что ни Липа­
рит, ни Ката, а Рати вращает рулевое колесо корабля Орбе
лиани.
Когда сын эристава Липарита покинул покои императри­
цы, Мариам чистосердечно решила: и в самом деле, было бы
несогласно обычаю совершить обручение в Кутаиси.
«Он совсем глуп, этот бедный Махара!» — подумала им­
ператрица.
Это Махара уверял Мариам, будто теперь Орбелианп
будут уклоняться от прямого ответа и оттягивать обручение в
)жидании каких-то больших событий.
— Он, наверное, сам все выдумал про письмо Варсима
Зардзели, полученное будто бы из Исфагана, — почти громки
:‫־‬рошептала Мариам и расшевелила щипцами дремавший в
камине огонь.
ТРИ ВОЛОСКА
Постельничий монах Анфимоз привез Махаре известие из
Гегути: виночерпии заманили Козмана в погреб Антония Ку­
таисского, напоили его и заставили проболтаться. Оказывает­
ся, получено письмо из Исфагана, от Варсима Вардзели.
201

Махара приехал в Ку,таиси и весь день тщетно искал Коз-‫״‬
мана. Поиски начал он со дворца кутаисского архиепископа.
Словно привидение, бродил он по пустым палатам, прислуши­
вался к разговорам челяди, подстерегал шептавшихся в про­
ходах монахов, учтиво приветствовал каждого, расспраши­
вал — нет ли каких-нибудь новостей? Но лишь рассказы о
землетрясении и паводке были у каждого на устах.
Беглый послушник из Эдессы привез предсказание: на
пасху ожидают землетрясения столь необычной силы, что
звезды посыплются с неба, подобно листьям смоковницы, а
что будет с землёй в это время — про то никому неизвестно.
Махара отправился в царский дворец и сперва забрел в
хлебопекарню.
Обсыпанный с ног до головы мукой пекарь Хота месил
тесто в ларе, а Маглиа свесился в торню, и только ноги его
торчали в полумраке. Когда Махара вошел в пекарню, Маг­
лиа кончил приклейку лавашей к стенкам торни. Выбравшись
из торни, он стал на ноги.
— А я думал, Маглиа, что ты решил отныне ходить не
иначе, как вниз головой, — пошутил безбородый.
— Я-то ничего такого не решил, сударь, а вот мир, ка­
жется, собирается перевернуться вверх ногами, — ответил
пекарь.
— Что случилось, Маглиа?
— Вчера ночью мельники заметили на небе хвостатую
звезду, да и монахи предсказывают, что страшное землетря­
сение будет нынче на пасху, сударь!..
— А больше ты ничего не слыхал, Маглиа?
— Ничего, сударь, да продлит господь твои дни; да и
откуда бы нам набираться новостей? День-деньской трудим­
ся, свесившись в горячую торню.
Главного дворецкого повстречал Махара в плодовом са­
ду, спросил его — не видел ли тот Козмана?
— Как же, мелькнул у меня перед глазами; возвратился
из Гегути монах.
Перед царским погребом три простолюдина сидели на
бревнах — два виночерпия и мясник Хвтисавар. На коленях у
чашника Грубелы лежал бурдючок, а Патаркаца протягивал
Хвтисавару вино в небольшом роге молодого бычка.
Как только увидели они Махару, вскочил Хвтисавар, за‫•־‬
городил ему путь, поклонился.
— Удостой выпить с нами рог вина!
202

Сперва отказывался безбородый, говорил, что сердце по­
шаливает, мешает пить вино. Но когда приступили к нему с
просьбой и двое остальных, старик не захотел их обидеть,
присел на бревно. Отпил вина и изумился.
— Это не царского погреба? — спросил он,
«— Настоящее такверское маглари, клянусь святым Ге­
оргием,— побожился Патаркаца. — Привез мне его мой отец.
Оказалось, что простолюдины беседовали о землетрясе­
нии.
‫ —־‬Я немного смыслю в толковании небесных знамений,
и не думаю, чтобы в нынешнем году случился трус на зем­
ле,— успокоил Махара своих собеседников.
Хвтисавар пригубил вино из рога, но вдруг отнял его ото
рта и крикнул:
‫ —־‬А вот идет Козман, уж он-то наверное знает о земле­
трясении. Поднесем винца монаху.
Удивился Патаркаца: разве пьет вино монах?
— Не откажется, клянусь его головой. В субботу вече­
ром затащили его мы с Грубелой в погреб Антония Кутаис­
ского и напоили так, что не мог он отличить правую руку от
левой. Говорят, он еще в монастыре был пьянчугой, потому и
не добыл епископскую митру,— сказал Хвтисавар.
— А разве епископы не приемлют вина?— спросил Па­
таркаца.
— Пьют, но с умом, не так, как наш брат, простой чело­
век. Столько вина, сколько хлебнул в своей жизни архиепис­
коп Антоний, не выпил и наш старший виночерпий, — отве­
тил Хвтисавар.
Махара навострил уши и шепнул Хвтисавару:
‫ —־‬Так это ты напоил в субботу вечером монаха?
■
— Я вместе с Грубелой, сударь, и еще был с нами Бар ■
тиа — виночерпий архиепископа Антония.
•— Так это при вас хвастался Козман, будто яолучил
письмо из Исфагана?
— При нас, сударь, клянусь вашим солнцем. — ответил
Хвтисавар и наполнил рог безбородому.
Махара опорожнил рог и похлопал по плечу Патаркацу:
-— А ну-ка, беги — дай бог тебе скорее вырасти,—догони
монаха, попроси его выпить с нами за наше здоровье!
Чашник через минуту вернулся:
‫ —־‬Отказывается монах, говорит, что торопится к своему
господину.
203

— Ну, тогда поди, прикажи ему моим именем явиться
сюда немедля.
Козман подошел бледный, согнув спину и не осмеливаясь
взглянуть в глаза Махаре, Благословил сидящих, но к вину не
прикоснулся, извинился:
— Липарит с триалетскими азнаурами уезжает после­
завтра, до питья♦ ли мне нынче?
— Не заботься об этом, — успокоил его Махара, — зав­
тра вернется царь Давид, еще на неделю задержит гостей в
Кутаиси.
Махара понял: открыто, на виду у людей, монаха пить
!{е заставишь. Встал и сказал Грубеле:
— У кого ключи от погреба?
— Ключи-то у меня, сударь, да только, если узнает смо­
тритель погреба, — несдобровать мне.
Какое дело смотрителю погреба до тебя и твоих клю­
чей, если я с вами?
Войдя в погреб, Махара приказал Патаркаце запереть
дверь изнутри. Грубела снял с полки прошлогодний бурдюк.
Когда отведали вина, Махара хлопнул Козмана по плечу
и сказал:

— Говорят, знатно ты выпил в погребе Антония? А хоро­
ни!, не правда ли, вина у козлоногого попа?
— Уж каю хороши! — ответил Козман и пальцами, слов­
но граблями, прочесал свою черную бороду. — Когда будет у
меня епископская кафедра, пожалуйте в гости в мой погреб.
— А ну-ка, сбегай, приготовь нам поскорее шашлык,—
[!риказал Махара Хвтисавару. Патаркацу он послал за горя­
чим лавашом, а Грубелу отрядил за сушеными фруктами.
Оставшись наедине с Козманом, Махара снова наполнил
рог, протянул его Козману, похлопал монаха по плечу и ска­
зал:
—Пей, и да попадешь ты в царствие небесное!
— Не надлежит иноку упиваться вином, — сказал Козма н.
— Брось чиниться! Даже константинопольский патриарх
Ксифиллин, и тот не отказывался от вина.
Махара налил себе, опорожнил, вновь наполнил рог и,
держа его в руке, сказал:
— Знаешь что, Козман? Если ты хочешь в самом деле
добиться епископской митры, покажи мне сейчас письмо, что
привез гонец из Исфагана. А не то... Надеюсь, ты слышал об
Анаморе^ Он тоже был монахом, этот Анамор, и !юстельни204

чим Липарита III, но это не помешало Баграту Куроиалату
вздернуть его на дыбу. Теперь выбирай сам, что ты предпочи­
таешь: дыбу или епископскую кафедру?
Козман побледнел, попытался обратить слова Махары в
:иутку.
— Да нет, я не шучу, монах, клянусь своей головой.
Козман не растерялся и теперь.
'— Мне передал это письмо Рати, клянусь гробом спаси­
теля. Я сам, без твоего приказа, хотел показать его царю Д а­
виду, да только сейчас нет со мной письма; когда приедет
царь, будь мне заступником, чтоб допустил он меня пред свои
очи, я сам представлю ему письмо. Я уже сыт по горло служ­
бой у Орбелиани. Десять лет я в рабстве у них, все обещают
сделать епископом, а цилканский епископ и не думает уми­
рать.
М ахара подал еще один рог. Монах опрокинул его себе
в горло и сказал шепотом:
— Я скажу тебе еще больше, если ты не выдашь меня:
нынче вечером триалетцы будут держать совет во дворце
Леона, — я узнал об этом случайно. Сегодня в храме Баграта
лужит католикос, а после вечерни будет, вероятно, ужин у
Липарита.
Шашлыки еще более возбудили жажду.
Хвтисавар, опорожнив свой рог, сказал:
— Эх, государь мой, все равно земле недолго осталось
кить, так уж пусть потоп не застанет нас трезвыми!
Подождав, пока монах опорожнит в свою очередь рог,
;казал Махара:
— Утопающий иногда хватается и за плывущую рядом
^мею, но знаешь ли ты, монах, хоть кого-нибудь, кто бы до­
стиг спасения этим путем?
Козман был уже пьян и на притчу ответил притчей:
— Эх, Махара, бесценный мой, и тому, кто не жалеет се­
ли на царской службе, не легко сохранить на плечах голову.
М ахара понял тайный смысл иносказания, вгляделся при­
стально в узкие глаза Козмана и сказал ему, чуть изменивjuicb в лице:
— Ты в миру был Абазаисдзе, не так ли?
— Абазаисдзе я и сейчас, — гордо ответил монах.
— Я знаю и то, что ты сын Сумбата, не правда ли? Это
зс'дь твой дед Ваче сопровождал Чанчахи Фалели, когда тот
отправился в Византию, привел с собою войска императора
205

Константина и передал грекам крепость Церепи? Тогда схва­
тил Баграт Куропалат Ваче Абазаисдзе, отсек ему нос и дер­
жал на цепи в кутаисской темнице в течение трех лет. Ты не
видал никогда кутаисской темницы?
— Нет, не видел.
— Когда идешь подземельем к бане, то по правую руку
открывается ход, ведущий ко дворцу Багратионов. Пройдешь
этим ходом до конца и попадешь в эту самую темницу. На
стенах там к теперь еще висят оковы толщиною в руку. Вот
там-то и был прикован к стене твой предок Ваче Абазаисдзе.
— А мне приходилось слышать в детстве, будто в лесу
возле Квеши Ваче Абазаисдзе разбил в сражении Баграта
Куропалата, — сказал монах.
— Подвинься‫־‬ка поближе ко мне, что это у тебя выросло
на носу?
На кончике носа росли у Козмана с самого детства трк^
волоска. Протянул Махара руку и вырвал с корнем эти во­
лоски.
От боли брызнули слезы у Козмана, но и это принял он
якобы за дружескую шутку. Протрезвившись мгновенно от
боли, постарался он загладить, впечатление от своих необду­
манных слов:
— Хочет венчаться царем эристав Липарит, а потому‫׳‬
нельзя мне терять времени.
АЗ ЕСМЬ ЧЕРВЬ, А НЕ ЧЕЛОВЕК
У Махары болела голова; хмельной, едва волоча ноги,
плелся он по липовой аллее. То, что услышал он в этот дены^
не вмещалось в его сердце. А из близких людей во всем Ку­
таисском замке не было в этот час никого, кроме императри­
цы Мариам.
Управитель Цинцилук показался в •дверях Леонова
дворца.
— Императрица Мариам и Дедисимеди отправились в
Моцамети помолиться, — сообщил он старику.
Махара собрался было повернуть восвояси, да вспомнил:
быть может, найдется у Мариам средство унять головную
боль?
Дверь большой палаты была открыта. Махара заглянул—
палата была пуста. Вошел, открыл дверцу шкафа на слоно­
206

вых ножках, тщетно рылся в нижних ящиках. Потом распах­
нул двойную дверцу. Приятный мускусный запах ударил ему
в ноздри; громадный шкаф был весь наполнен одеждой. В од­
ной половине висели платья императрицы Мариам: отделан­
ные драгоценными каменьями лоори, сакко, шелковые накид­
ки; в другой половине — яркие цветные кабачи Дедисимеди,
•ее кисейные покрывала-лечаки, сорочки для купанья, платья
для верховой езды, седла и катиби куньего меха.
В среднем ящике лежали серебряный панцирь Рати Орбелиани, огромные ковровые мешки, полные добра, и пере­
метные сумы. Один из этих мешков вытащил безбородый из
ящика и бросил в темном углу, позади шкафа.
Услыхав приближающиеся шаги, Махара вошел в шкаф
и неплотно прикрыл за собой дверцу. Прислушавшись и убе­
дившись, что никто пока не собирается войти в палату, он по­
ложил усталую голову на какой-то мешок и притих. Чувство­
вал: сладким сном обволакивает его хмель.
Он очнулся от звона посуды. Взглянул в замочную сква­
жину: триалетцы сидели вокруг накрытого стола, чаша, пол­
ная вина, переходила из рук в руки. Не было видно в палате
«слуг со светильниками, лишь две золотые свечницы с зажжен­
ными свечами сияли во главе и в конце стола.
Казалось беспокойной супруга эристава Ката, то и дело
‘Выходила она из палаты.
Махара услышал голос Липарита:
— Так ты думаешь, во дворце не знают ничего о письме
Варсима Вардзели?
— Ничего, — ответил Рати.
— И императрица Мариам ничего не подозревает?
— Расспрашивала она Козмана, как я уже говорил тебе.
Заскрипела дверь. Чашники принесли сосуды, наполнен­
ные вином, поставили перед пирующими и ушли.
Рати осушал одну чашу за другой.
— Я узнал еще новость, — сказал Липарит вполголоса,—
эристав Гуарам прислал письмо в Гегути. Алексей Комнен
•еле спасся от поражения, в последнюю минуту помогли ему
половцы.
— А еще что пишет Гуарам? Не ведет ли он с собою по­
ловцев к нам, в Грузию?— спросила Ката.
— Половцы перебили печенегов, а потом сами испуга­
лись кары императора и поспешили в свои степи.

— И то неплохо, не правда ли? — сказал Рати.

— Так, значит, эристав Гуарам и Бакурнани не смогли
сговориться с половцами? — спросила Ката.
— Этот дурак, цилканский епископ, пустился за ними,
вслед, и никто не знает, куда он делся — жив или убит.
— Выходит, что обманули царя надеждой на войско на­
емников?
Бот что хотел знать Рати.
— А теперь расскажи нам, отеи, как удалось тебе пре‫״‬
есть письмо эристава Гуарама? — спросил он шепотом.
— Я подпоил во время охоты царя Георгия, и он рас­
сказал мне все, попросив, чтобы я не проговорился царю Да
‘шду о его нескромности, — отвечал Липарит.
— А договорился ли ты до чего-нибудь с эриставом
Вешагом? — продолжал спрашивать младший Орбелиани.
— Ты знаешь, как людно в Гегутском дворце; было
трудно найти случай для деловой беседы. Этот безбородый
дьявол не сводил глаз с моего рта. Вешаг недоволен: говозит — ни о чем, кроме войны, не думает царь Давид; если
:!лясать под его дудку, так не останется времени ни для охо
ты, ни для пиршеств. И все же колеблется Вешаг, боится.,
как видно, эристава такверского. Чкондидели, этот злепишй
демон, собирает исподтишка полки. При мне Давид гово­
рил, будто послала его императрица Мариам для восста‫״‬
\иконди покраснел, приблизил своего коня к лошади Д е­
дисимеди и сказал:
— Прости мне глупую шутку, дочь эристава, не прими ес
за оскорбление.
— Не беда, Джонди, я тоже пошутила с тобой, — мне
ли, недостойной, взойти на трон об руку с царем Давидом?
Растерялся Джонди, не мог понять, что из сказанного Де­
дисимеди — правда, а что — балагурство. Он свернул язык
трубочкой и засвистал по‫־‬соловьиному.
Подъем остался позади. Джонди прискучило шутовство.
Настоящие соловьи свистели в рощах. Дочь Орбелиани вспо­
мнила те счастливые дни, когда вдвоем с любимым слушала
она в Липаритис-убани соловьиные трели. Ни дворцовые
сплетни, ни страх перед родителями, ни докучный Номоканон
не мешали тогда их блаженству.
Издалека царь заметил скорбь на лице Дедисимеди. Увле­
кая за собою Гванцу, он догнал ускакавших вперед и повел
коня рядом с дочерью эристава. Теперь скакали впереди брат
с сестрою.
— Не упрямилась ли Сквитиа?—спросил Давид девушку.
— Нет, очень смирная лошадь Сквитиа. Говорят, это ты
объездил ее, государь?
— Да, это я объездил ее.
Дедисимеди сказала, улыбаясь:
— Говорят, что даже черта может привести к покорности
царь Давид.
253

Усмехнулся царь, не мог понять, что разумела Дедисимеди под этими словами.
— На днях я была с императрицей Мариам в Моцаметском монастыре, — сказала Дедисимеди. — Жажда томила
меня, и звонарь Микела повел меня к роднику. В стене пеще­
ры я увидела глиняную трубу, из которой капала вода. Зво­
нарь Микела уверял меня, что из этой трубы выглядывает
иногда нечистый. Я наклонилась, заглянула, но черта не
увидела.
— Нечистый? — переспросил царь. — Откуда в роднике
быть нечистому?
— Рассказывал звонарь, будто однажды вечером царь
ЬЗаграт Куропалат, еще когда он был царевичем, возвращаясь
с охоты, встретил по дороге черта, вступил с ним в борьбу и
одолел нечистого духа. Черт оборотился мулом, а царевич на­
дел на него узду и привел в монастырь. На другой день мона­
хи заметили его там и удивились—почему пасется мул в узде?
Сняли с него узду. Тогда мул снова оборотился в черта и
спрятался в глиняной трубе.
Давид молчал; конь его споткнулся о камень, и царь при­
крикнул на него. Дедисимеди снова взглянула на царя, ко
шлем спускался до самых его скул, и девушка не могла уло­
вить выражение его лица.
Оба молча ехали под гору по проселочной дороге.
Царь спросил, почему печальна дочь эристава.
— А какие у меня причины быть веселой, государь?
— Я уже говорил тебе однажды: я — твой нареченный, а
не государь и не повелитель.
Вздохнула девушка:
— Весь мир ополчился против меня, — или не видишь
ты этого сам, государь? И мои близкие, и твои приближенные,
и кутаисский архиепископ, и придворные дамы обоих двор­
цов — все твердят в один голос,‫ ־‬будто бы новую невесту для
царя подыскала Мзисавар, дочь Шервашисдзе.
— Кого же? — спросил Давид.
— Ты догадываешься, наверное, сам, государь.
Давиду показалось: Дедисимеди изменилась в лице за
эти дни. Губы потеряли яркий цвет, вокруг глаз появилась
легкая синяя тень.
Захотелось приласкать ее, утешить. Совсем близко к де­
вушке подъехал Давид, потрепал рукой по нежной щеке,
возле уха, где золотистые пряди, завивавшиеся в колечки,
словно побеги лозы, шевелились под дуновением ветерка.
254

— Ты разумеешь, вероятно, Гванцу, — сказал царь,но мы с нею выросли вместе, да и кроме того...
Дедмсимедн натянула поводья и с не свойственной ей не­
терпеливостью перебила царя Давида:
— Говорит дочь Шервашисдзе: во всем Грузинском цар
стве не найдется девушки, которая сравнилась бы красотою
с Гванцей. Царская кровь течет в ее жилах, и, что самое важ
ное, она — дочь эриставов, от века верных престолу...
Последние слова произнесла Дедисимеди с затруднением.
Тень пробежала по ее лицу, она опустила веки и добавила:
— Все это — непреложная истина, государь, точно так
же думаю и я сама.
— Ты не печалься, Назо, — сказал Давид. — Разве спра
шивает царь у дворцовых старых дев, на ком ему жениться?
Гванца — из рода артануджийских Багратионов, она состоит
со мною в кровном родстве.
— Если бы даже и так, — дрогнувшим голосом сказала
Дедисимеди, — опасность грозит тебе, государь. Поэтому я
еще и еще раз умоляю тебя, не приезжай к нам в Триалети,
откажись...
Горькая улыбка промелькнула на устах царя.
— И опять-таки ты не печалься об этом, Назо, Никто не
может помешать мне ездить, куда я хочу, по моим владениям'
Давид заметил: увлекшись беседой, свернули оба с про
!:елочной дороги. Дикие черешни цвели на лужайках, зали
тых солнечным светом.
Куджай и Сквитиа шли по тропинке так тесно друг к
что стремена всадников соприкасались. Давид обвил
рукою плечи девушки, притянул ее к себе и поцеловал ей ко!?
чик уха.
— Ни о чем не печалься, любовь моя. Если я, как ты
сказала сама, могу привести к покорности нечистую силу, то
и врагов моих ждет та же участь.
Дедисимеди внимательно взглянула на царя и сказала;
— Я прошу тебя все же еще раз, не приезжай в Триалетское эриставство, а я, если хочешь, сама убегу из дому вЛа
стисцихе.
— А что тебе нужно в Ластисцихе?
— Это — замок мамки моей Хорешан.
Царь помолчал, и Дедисимеди приняла его молчание за
знак согласия. Соловьи свистели вокруг них; и вновь припо­
мнилось печальному сердцу Липаритис-убани ..
— Едем вперед, — сказал Давид.
255

Дедисимеди это было неприятно. «Хочет догнать Гванцу», — подумалось ей.
— Они поехали проселочной дорогой, а мы проедем поля­
ми, — сказал царь, и обрадовалась девушка.
Пришпорили лошадей. Дедисимеди пустила Сквитию по
ее воле.
Проносились мимо них прекрасные великаны-дубы, в те­
чение трех веков ни разу не слышавшие звука топора, ели,
окутанные ползучими растениями, и любимые деревья царя
Давида — дзелквы.
Внезапно переменила свою одежду природа, дорога побе­
жала среди лесов, обугленных огнем.
— В детстве моем сотни раз ездил я этой дорогой, но
никогда не видел сожженного леса, — сказал царь Давид.
— А кто сжег этот лес?
— Молния. В этом лесу стояли такие могучие дзелквы,
что девять человек, взявшись за руки, едва могли обхватить
их стволы.
Несметное множество белых пчел облепило отвесные ска­
лы горы Хомли, другие роились в воздухе, как снежинки в
метель. Пчелиное жужжание наполняло воздух.
Одна за другою взлетели стаи куропаток, укрылись в ска­
лах такого же цвета, как они сами. Радовался юноша, глядя
на птиц. Сказал Дедисимеди:
— Махара помогал нам с Нианией убегать из дворца;
здесь мы убивали куропаток, разводили костер, и старик рас
сказывал разные разности. Потом мы с Нианией состяза­
лись — кто взберется выше вот по этим тропинкам на гору.
Давид привязал лошадей, еще ниже опустил на лицо за­
брало шлема.
— На пасечника с сеткой на лице похож ты, государь,—
пошутила девушка.
С юношеской резвостью царь стал взбираться вверх по
громоздившимся один над другим ярусам камней.
Дедисимеди дрожала от страха. Наконец пасечник в же­
лезной сетке добрался до расселины и снял мечом соты, пол­
ные меда. Когда он поднес мед девушке, та удивилась; как
не искусали его пчелы? Давид пошутил; пчелы не трогают
спокойных и кротких...
Жажда заставила их отыскать родник. Множеством чер­
ных бабочек был усеян пестревший цветами луг.
Дедисимеди сказала:
— Видеть черных бабочек не к добру — что-то злое го256

товит нам судьба. Кормилица моя Хорешан рассказала мне:
на реке Алгети видела она однажды черных бабочек, словно
облако, покрывали они поток. И на другое же утро потеряла
зрение несчастная Хорешан. С тех пор двух вещей боюсь я
на свете, государь: оспы и черных бабочек.
Давид улыбнулся.
— Ты скажи лучше, чего ты не боишься, любовь моя?
— Я не боюсь ни волка, ни гиены, ни гепарда, потому что
не видела их никогда.
— А крыс? — спросил царь и взял ее за подбородок.
По-детски обиженные губы прошептали:
— Да, боюсь крыс, летучих мьпнсй и пауков.
— А скорпионов? — спросил Давид.
— И скорпионов тоже... Словом, многого боюсь, государь.
Кормилица моя смеялась надо мной, говорила, что если бы
мне повстречались ночью птенцы домашнего фазана, и то бы
я испугалась... Такая уж я трусиха, государь! На земле столь­
ко злгЗ, столько коварства...
Когда вернулись к лошадям, Дедисимеди почудился ка­
кой-то неприятный запах.
Царь догадался, что это за запах, но не сказал девушке.
— Это запах старого меда, — успокоил он дочь эристава.
Тем временем подъехали остальные.
Едва успел спешиться Махара, как, поведя носом, сказал
^!арю и Джонди:
— Ветерок доносит запах неназываемого^
— Да нет, не змеей, а медом здесь пахнет, — сказал
Джонди.
Царь спросил Гванцу:
— Ты не боишься черных бабочек, Гванца?
Гванца не поняла, почему был задан этот вопрос.
— Черных бабочек? Нет, я ничего на свете не боюсь.
— А гиены?
— Ни гиены, ни волка, ни гепарда. Я ходила с Джонди
ча охоту в Таквери.
Джонди засвидетельствовал: прекрасно стреляет из лука
Гванца. Трех туров убила она в сванских горах.
Попробовав меду, все пятеро отправились к роднику. Ко­
нохов оставили при лошадях.
Гванца поймала несколько черных бабочек, посадила их
* Существует обычай не называть змей, скорпионов п проч.
К. Гамсахурдиа, т. III

257

себе на плечи и на голову, одну взяла в руку — пугала е ю
Дедисимеди, а сама весело смеялась.
Млхара снова повел носом, лицо его сморщилось. Он до
стал тростниковую свирель и заиграл на ней приятную ме­
лодию.
Оглядел Махара скалы цвета куропатки, и улыбка осве­
тила его лицо, глаза купоросного цвета засветились.
Давид прислушивался к мелодии, вспоминал свои детские
годы; здесь учил его безбородый, как вызывать затаившуюся-^
змею.
Давид попросил гостей немного помолчать.
Не прошло и минуты, как у края скалы колыхнулись су►
хие сучья бузины. Огромная змея, цветом не отличимая от
екал, скользнула навстречу им. Голова и шея змеи были от­
весно подняты и гордо покачивались в воздухе.
Дедисимеди побледнела, испугалась и Гванца. Джонди
огляделся: поблизости не было камня. Тогда он стал перед
девушками и вытянул меч из ножен. Он тоже боялся змей.
Махара положил свирель в карман, наклонился над го­
ловой ползучего гада, приложил кулак ко рту и начал нашеп­
тывать. Потом схватил змею за шею, изогнул ее кольцом,
продел руку в петлю и стал раскачивать, а потом осторожно
опустил змею обратно на землю. Подмигнул Давиду:
— Ну, теперь твоя очередь.
Когда царь, безоружный, приблизился к пресмыкающе­
муся, вскрикнули в страхе Гванца и Дедисимеди. С трудом
удалось Махаре удержать Джонди на месте.
— Теперь начинается дрессировка, — сказал он.
Змея подняла голову и поползла к скале. Волнообразноизвивалось ее гибкое тело. Давид догнал гада и движением
руки, каким берут раскаленный уголь, схватил змею тремя
пальцами за хвост, поднял в воздухе и трижды встряхнул.
Все поспешили к скале. В траве беспомощно лежало
змеиное тело.
— Что ты сделал с ней, государь? — спросила изумлен
ная Гванца.
— Сломал позвоночник, — ответил за царя безбородый,
и лукавая улыбка скользнула в глубине его купоросных глаз.
Солнце склонилось к западу.
Вновь оседлали конюхи лошадей. Царь подвел к Дедисймеди, вместо Сквитии, спокойного мерина: ночь могла за
стигнуть всадников на дороге, Сквитиа была пуглива в тем
258

яоте. Гванца попросила разрешения сесть на половецкую ко
былину.
Когда, помогая ей вскочить в седло, царь подхватил под
мышками высокогрудую Гванцу, покраснела девушка, смути‫״‬
лась и схватилась обеими руками за луку седла.
Не проехали и полдорогн, как в темных кустах прошеле­
стела лисица. Сквитиа испугалась, понесла Гванцу под гору.
Махара, Джонди и оба конюха пустились вдогонку.
Царь огорчился, но, чтобы не покинуть Дедисимеди, до^'нал ее ш укоротил повод так же встревоженного Куджая.
Смеркалось. Когда достигли сожженного леса, заметил
парь, что грусть овладела Дедисимеди. Молча сидела она в
седле, крепко вцепившись обеими руками в поводья.
Рухнувшие дзелквы были раскиданы по лесу, словно тру­
пы дэвов. Обгорелые пни казались девушке зверями, пригоговившимися к прыжку. Плети осота, обвившиеся вокруг су­
хих сучьев, представлялись ей мертвыми змеями.
Все чаше и чаще слышались крики ночных птиц. Ночь во­
царялась в лесу. Возле дороги мяукнула рысь. Где-то закри­
чал олень, убегавший от волка и свалившийся с обрыва. Ди:л!е кошки подняли возню возле дороги, фосфорические глаза
их мерцали в колючем кустарнике.
Кони ржали все чаще и тревожней. Давид старался ве­
сти Куджая как можно ближе к мерину, на котором ехала
Дедисимеди; как только ее лошадь выказывала признаки тре:юги, Давид протягивал руку к поводьям. Стремена их сопри­
касались.
Лес уже поредел, месяц взошел на голубино-сизом небе.
Давид увидел: совсем изменилась в лице Дедисимеди. Он
взял ее за запястье; рука девушки была холодна как лед.
Охотничья хижина стояла под высохшим дубом. Царь со­
скочил с лошади, снял с седла, словно дитя, дочь эристава.
— Мне страшно, — жаловалась она, дрожа. Ей повсюду
мерешились мертвые змеи.
Дверь хижины оказалась запертой на замок.
Царь посадил Дедисимеди под дубом, присел рядом, об­
нял ее за плечи. Прижавшись к сильной мужской груди, де­
вушка дрожала, как ивовый листок.
Давид успокаивал ее.
— Эта змея, что убили давеча, напугала меня, — жало­
валась девушка.
Давид ^погладил ее по волосам и сказал:
259

— Главное в том, чтобы победить страх, а после можнс'‘
схватиться хоть с чертом.
Дедисимеди подняла глаза на царя. Теперь она убедилась
окончательно: правду говорил звонарь Микела, когда расскя
зывал, что царь одолел сатану, и опять взглянула она в лицо
рыцарю в кольчатом шлеме. Странно-чуждым показался си
этот человек. Что-то жестокое было в его взгляде. Давид уже
не был похож на того веселого юношу, который шутил, забав
лялся и «отдыхал от царствования» в этот памятный день.
— Что с тобой, Нззо? — спросил ее царь.
— Мне страшно, я боюсь тебя, государь, — сказала дочь
эристава.
Тогда царь снял с головы шлем. Лунный свет изменил
выражение его лица. И когда сильные мужские руки сжали в
объятиях трепещунхий стан девушки, исчез в ее душе тягост
ный страх перед таинственным.
Кончился лес. Давид первым заметил на пригорке фигу
ры четырех всадников. «Значит, Гванца удачно отделалась»
—подумал он, но ничего не сказал Дедисимеди.
Они пустили лошадей галопом, чтобы догнать уехавши^
вперед спутников. Улыбалась дочь эристава: луна разогнала
видения ночного леса. Мимо них неслись тополя, похожие при
лунном свете на зажженные свечи. И хотелось дочери Липа
рита Орбелиани скакать так вперед до самого края земли.
Счастливый близостью любимой, с радостной душой по
гонял Давид коня по этой устланной шелком лунного сияния
дороге, которую предстояло ему вспоминать всю жизнь, как
очарованный полет в блаженном Элизиуме.
В воскресенье снарядили в Иерусалим Русудан, во втор
ник проводили Липарита с его семейством, а в следу пписка
кал гонец из Хунты. Домоправитель Христопольского дворца
сообщал императрице Мариам, что враги Алексея Комнена
запутали в дворцовые интриги Константина Г!орфирородного. Получив это известие, немедленно пустилась в путь Ма
риам. Царя Давида Георгий Чкондидели вызвал в Уплисцихе.
Опустел Гегутский дворец. Из гостей в Гегути осталась
лишь Гванца. Джонди по приказу Давида должен был вер
нуться из Таквери через неделю. В обоих дворцах это повеле­
ние вызвало большие пересуды. Придворные полагали, что
царь Давид назначил юного эристава Джонди предводителем
такверской дружины.
260

СМЕРТЬ ДВОИХ
Долго готовился царь Давид, чтобы закрепить за собою
Триалетское эриставство. Кирион, епископ манглисский, из­
вещал: Липарит Орбелиани тоже точит свой меч, спешно чи­
нят и отстраивают Клдекарскую крепость, завершили возведе­
ние стены вокруг Липаритис-убани, а Рати исчез неизвестно
куда — то ли отправился в Кахети, то ли поехал в Армению к
сарангу Кербоге.
Понимали прекрасно и царь Давид и Георгий Чкондидели, к чему стремились сельджуки. Кахетинские цари подпа­
ли под их влияние. Дзаган, владетель Зедазени, уже два­
жды нападал на крепость Мухрани, но оба раза отразили его
царские войска.
Примет ислам эристав Липарит, переманит на свою сто­
рону тбилисского амира, Дзагана и Квирике, и тогда, если су­
меют сокрушить с помощью сельджукского войска уплисцихскую и цагвлисскую твердыни, возьмут они крепость Тасискари и обойдут с севера месхов, теснимых сельджуками с юга.
12 сентября 1092 года царь Давид выступил в поход из
Кутаиси со всем войском, прибыл в Уплисцихе и расположил­
ся там лагерем. Посланные в Вагаршапат разведчики наблю­
дали за движением сельджуков по Армении.
Чкондидсли и Шергил Липартиани колебались; царь на­
меревался вторгнуться в Триалетское эриставство в октябре,
но епископ манглисский прислал монаха, отца Анфимоза: Ки­
рион настоятельно советовал ни в коем случае не осаждать
Манглиси и Клдекари. «Беспричинное нападение, — писал
он, — восстановит против царя коренных жителей Триалетского эриставства». Он, Кирион, и Зосим, домоправитель Липа­
рита, следят за Орбелиани, и недолго придется ждать царю
повода, чтобы пустить в ход оружие.
Не прошло и недели, как прибыл гонец из Вагаршапата и
сообщил: Бархиарок спешно вызвал в Адарбаган Кепбогу с
его рат •ю. Глухие вести доходят из Адарбагана: говорят, буд0 ^‫ ׳‬вс т^сей стране вспыхнуло волнение.
Так сообщил доверенный царя Арамаис Аршаруни.
Давиа оставил Чконлители в Уплисцихе, отослал Шерги‫׳־‬
л а Липартиани в Цагвли, а сам отправился в Гегути с при­
ближенными и сановниками.
В Картли распространился слух, будто царь отправился в
Аджамети на охоту.
261

Октябрь был уже на исходе.
Отъезд Давида, Чкондидели и Липартиани в Картли опе­
чалил царя Георгия. «Собираются воевать», — думал он с
грустью.
Когда же Давид в конце октября вернулся в Гегути, Геор­
гий обрадовался; решил, что подействовали его уговоры.
Просил он сына поохотиться в Чкондиди. Но Давиду не
хотелось уезжать так далеко, он предлагал удовлетвориться
пока охотою в Аджамети.
Утро царь проводил в охотничьей засаде, вечерами же
огромные бревна дзелквы трегцали в большом камине в Гегу­
ти II Давид играл в нарды с прекрасной Гванцей.
Одно только не нравилось царю Георгию: все время юно­
ша царь нетерпеливо ожидал откуда-то гонцов.
20 ноября, после полуночи, прискакал в Гегутский замок
гонец.
Джоджики сообщал из Исфагана:
«Месяца Рамадан, 14-го дня, убийца, переодетый в платье
суфия, заколол кинжалом великого визиря империи сельджу­
ков Ннзама аль-Мулька, сопровождавшего из Исфагана в
Багдад султана Малик-шаха».
Еще юношею Низам аль-Мульк сопровождал султана
Альф-Арслана в набегах его на Армению и на Грузию.
Неожиданно вторгся в Грузию Альф-Арслан, разорил
Кангар и Триалети, разослал мародеров по всей стране.
«Азнауры Месхети и Верхней Картли твердо отстаивали
Ахалкалаки и сражались три дня. Не было крепкой стены
вкруг града сего, и бывшие в нем войска не могли выдержать
долгой осады, а потому надели доспехи все, бывшие внутри, и
('»ткрыли городские врата и, выйдя, схватились жестоко с
врагом.
И ворвались во ‫־‬град сельджукские рати и побрали в поюн людей христианских без числа. И не только жителей
града убивали, но и знатных и великих правителей и эриставов нашего царства. И окрасились кровью воды в реке ахалкалакской, и отправил посла к Баграту IV Куропалату султан
Альф-Арслан, дабы породниться с ним, и требовал себе в
жены дочь сестры царя Баграта»Г
Племянница царя Баграта, которую хотел взять в жены
лтан, была дочерью брата армянского царя Квирике.
’ «История Грузии».
262

Баграт IV согласился на брак, но Квирике, армянский
царь, не захотел породниться с султаном.
Тогда царь Баграт отрядил своего эристава Варазбакура
Гамрекели, а тот подговорил знатных армянских азнауров,
схватил армянского царя в лесу возле Квеши и привел его к
Баграту. «И тогда уступили армяне, и отдали султану дочь
брата царя Квирике».
Эту свою жену султан уступил позднее визирю Низаму
аль-Мульку.
Высокоученый визирь всячески старался привить культу­
ру Ирана раздираемой смутами империи кочевников-сельджуков.
Визирь хотел привести в согласие высшую власть султана
сельджуков и багдадского халифа. Халифат должен был под­
чинить своей власти всех малых султанов и амиров империи,
простиравшейся от границ Туркмении до Иерусалима.
Золото и серебро, добытые грабежами в провинциях, ото­
рванных от Грузии, Армении, Ирана и Византии, сельджуки
израсходовали на бесконечные войны. Семьсот тысяч ратников
должен был кормить султан; нужны были новые и новые сред­
ства. Оставался не взятым один лишь Константинополь, ибо
без флота не могли подступиться к нему сельджуки.
Уже начиная с IX века, византийские императоры, рим
ские папы, христианские государи — короли, герцоги, прави­
тели Западной Европы, так же как грузинские и армянские
цари, — посылали громадные вклады и пожертвования в
иерусалимские монастыри.
Когда сельджукским амирам уже нечего было расхищать,
они устроили засады на караванных путях, грабили па­
ломников и даже иерусалимские монастыри.
Все немусульманское население империи сельджуков —
греки, грузины, армяне и евреи (всех их сельджуки называли
«зимиями») — было обложено двойным налогом.
С каждого зимия бралась подушная дань — «джизия» к
дань с имущества и доходов — «хараджа».
Подушную дань, джизию, платили лишь совершеннолет­
ние мужчины. Не платили джизин: нищие, монахи, отшельни
ки, женщины и сумасшедшие. Ни джизии, ни хараджи не п.за
ТИЛ зимий, принявший веру пророка.
Зимин были мечены: они носили клеймо на шее, и эта пе
263

чать снималась с них только тогда, когда они уплачивали
джизию и хараджу.
Если зимий упрямился, его заковывали в кандалы, стави­
ли на солнцепеке, а иног/1 а и убивали.
Зимию воспрещалось поступать на государственную
службу, лишь в редких случаяхдоверяли ему какое-нибудь
дело, но, если находился мусульманин, искусный в этом заня­
тии, у зимия тотчас отнимали должность.
И внешне зимий не должен был быть похожим на мусуль­
манина. Для отличия от правоверного каждый христианин
должен был носить цветной «зунар» — шнурок вместо пояса.
Зимию воспрещено было надевать «кабу», носить меч,
ездить на породистой лошади и покрывать голову чалмой.
Женщины зимиев не смели носить шелковое платье и садиться
!!а лошадей, им разрешалось ездить на мулах, оседланных
вьючным седлом.
Чтобы сесть на простую ломовую лошадь, зимий должен
был пользоваться вьючным ослиным седлом.
В городах, завоеванных сельджуками, христианам вос­
прещалось торговать вином, выгонять свиней со двора на улину, показывать крест и даже садиться на мула, если к луке
седла не были прикреплены крупные, величиною с гранатное
яблоко, цветные шары.
Христиане имели право открыто носить крест лишь на
праздниках — но и то только в том случае, если в знак упла­
ты хараджи с шеи у них был снят знак «Сика». Им воспреща­
лось возводить новые храмы или чинить старые, а также зво­
нить в колокол или бить в било, пока мулла не окончит
утреннюю молитву — «азан».
На зимиев сельджуки смотрели, как на рабочий скот, ибо
закон пророка наставлял их следующими словами:
«И, клянусь аллахом, истинный мусульманин должен
жить трудами рук неверных, и так, пока живо нынешнее поко­
ление; когда же мы перейдем в иной мир и они умрут, сыновья
и дочери наши будут жить трудами рук их детей»...
Тщетно старался Низам аль-Мульк добиться того, чтобы
сельджуки удерживались в границах этих законов. Почти в
течение целого столетия не могли сельджуки приняться ни за
торговлю, ни за земледелие, и оставались все теми же кочев­
никами, преданными разбою, какими они брчи до вторжения
в Иран.
264

к восстаниям и смутам^ раздиравшим империю сельджу­
ков, присоединились интриги султанского дворца. Малик-шах
был уже очень стар, за право наследовать ему начали борьбу
жена султана Тюркан-Хатун и сын его Бархиарок.
Тюркан-Хатун враждовала с Низамом аль-Мульком; в
конце концов визири Ибн-Бахмайар и Саид аль-Руаса подго­
ворили любимого шута Малик-шаха, Джаффарака, и попыта­
лись отравить великого визиря.
Визирь был вовремя предупрежден. Заговорщикам отсек­
али головы. Но вот опять началась смута в Багдаде. Низам аль*
Мульк сопровождал султана Малик-шаха, когда тот с вой­
ском отправился из Исфагана в Багдад. По дороге Низа.ма
закололи кинжалом.
После смерти визиря Малик-шах и его жена совсем уже
неразумно повели корабль империи.
В Багдаде с султаном были амиры Тутуш и Ахсанкор с
громадной ратью.
Халифу аль-Моктади султан повелел покинуть Багдад без
промедления, ибо он собирался сам вступить на халифский
престол. Халиф попросил на сборы один день.
В тот вечер Малик-шах выезжал на охоту и, вернувшись
домой, захворал болотной лихорадкой. Вместо целебного
снадобья дома ему дали выпить яду. Никто не знал, кто это
сделал — Тюркан-Хатун или кто-либо иной.
Халиф аль-Моктади и Тюркан-Хатун договорились без
труда.
Халифу вернули сына его Джаффара, а халиф в свою
очередь утвердил на троне сельджуков Махмуда, сына Тюр­
кан-Хатун.
Тогда попытался овладеть престолом Бархиарок, старший
из сыновей Малик-шаха. Вначале его постигла неудача. Но
под конец он все‫^׳‬же взял Багдад, и в мечети Джами аль-Сул•
тан мулла вознес аллаху хутбу во имя Бархиарока.
Тем временем один из влиятельных амиров Малик-шаха
Тутуш напал на амира Ахсанкора, обезглавил его, овладел
Эдессой и Халабом, пересек с войсками Месопотамию, Арме­
нию и Адарбаган.
К победителю примкнули малые амиры и вместо Бархи­
арока объявили султаном Тутуша — как в Хамадане, так и в
Багдаде.
Когда известия об этих событиях достигли Гегути, Геор­
гий Чкондидели только что вернулся из своего путешествия
265

с сияющим взором рассказывал царь Давид своему вос­
питателю о событиях в Иране.
— Да, во владениях сельджукских султанов начались в
самом деле смуты, — сказал первый визирь.
В эту самую зиму Липарит Орбелиани через Кириона
Манглисского просил передать царю Давиду, что ждет его
для обручения в Клдекари. Царь промолчал в ответ на при­
глашение триалетского эристава.
Прервались дружественные отношения между Гегути и
Триалетским эриставством. Время от времени монах Анфимоз
ездил туда и обратно на своем старом муле. Он возил с собою
икону — образ святого Георгия, и в окладе этой серебряной
иконы прятал письма, что посылала царю Давиду Дедисимеди.
Почти в каждой записке дочь эристава предупреждала
своего нареченного, чтобы он; хотя в Триалети и ждали его,
не приезжал туда ни за что, как бы его ни звали.
Последний же приезд отца Анфимоза был неожидан для
всех, ибо стояла зима — злейшая из злейших. На этот раз из­
вещал царя Кирион Манглисский: Липарит Орбелиани под­
вергся обряду обрезания и обратился в мохаммедову веру.
Просьбы и увещания царицы Елены и царя Георгия, сле­
зы прекрасной Гванцы — ничто не могло остановить Давида.
Поставив Джонди во главе такверской дружины, взяв с собою
полки Восточной и Западной Грузии, он перевалил через по­
крытый снегом Сурамский хребет и раскинул лагерь у Н^‫־־‬
чармагеви.
КЛАРДЖЕТСКИЕ МОНАХИ
— Что это за крепость, отец Анфимоз?—спросил пешеход
ехавшего на муле монаха и прикрикнул на тяжело нагружен­
ную вьючную лошадь, которая, прерывисто дыша, взбиралась
за хозяином на гору.
— Это Хулути, господин мой эристав.
Человек, одетый в овчину, остановился, оглядел вздымав­
шийся на высокой скале замок. Туманом была окутана его
кровля, ушелья по обе стороны дороги устилала мгла, камени­
стый путь, взбегавший по крутому косогору, белел, словно мыс,
врезавшийся в море.
Были безмолвны убранные в белое елки, снег хрустел под
ногами путников. Мертвое молчание царило вокруг, мул осто266

рожно продвигался вперед по извилистой тропинке. Человек
в овчинном тулупе едва волок за собою на поводу своего же­
ребца.
В небе цвета голубиного крыла проглянуло солнце. Его
лучи озарили оснеженные вершины Триалетского хребта. Ста­
рый монах остановил мула, прикрыл глаза ладонью, огляну.^
ущелье под собою и сказал:
— Вон, сдается мне, показались и наши!
Человек в овчинном тулупе обернулся, подтвердил:
— Да, это наши!
— Хорошо, что они догнали нас раньше, чем мы дшнли до
Шошилетского леса! Не то бы...
— Не беспокойся, отец Анфимоз, сам черт не узнает нас
в этих овчинах. Да и как могут себе представить триалетцы.
чтобы такверские азнауры путешествовали на вьючных лота-,
дях. Только Кариман тревожит меня, чтоб ему пусто было. Вс
всем Начармагеви не оказалось тулупа, который пришелся
бы ему впору. Да и кроме того, вспыльчивый и отчаянный че­
ловек Кариман!
— Кто же такой этот Кариман, господин мой Джонди?
Впервые в жизни вижу я такого великана.
— Кариман Сетнели — мой молочный брат, сванский
азнаур, владетель замка, — ответил Джонди и снова огля­
нулся назад, потому что услышал топот лошадиных копыт.
К ним подъехал богатырь в овчинном тулупе, сидевший
на вьючной лошади; стальные поножи его били по коленям
высокого мерина.
— Береги себя, господин Кариман, — учтиво сказал
всаднику ехавший на муле монах. — Если лошадь твоя, не
дай боже, свалится вместе с тобою с этих скал, то придется
собирать тебя по косточкам, сын мой!
— Не опасайся за меня, отец Анфимоз, свана не уди­
вишь триалетскими кручами. И в более опасных местах дово­
дилось мне джигитовать, — ответил Кариман и обнажил в
улыбке свои белые, сверкающие зубы, острые, словно звери­
ные клыки. Щеки у воина раскраснелись, белокурые волосы
рассыпались по плечам. Поверх шлема на голове у него бы­
ла надета задом наперед остроконечная шапка, какую обыч­
но носили дворцовые шуты.
— Застегни тулуп, сын мой, поправь на голове шапку
да сними поножи и спрячь их в суму; слыхано ли, чтобы ко­
лени пастуха, едущего на вьючной лошади, были украшены
267

рыцарскими поножами? Мы въезжаем в лес Сакориа; гово­
рят, в этих местах часто охотится иа медведей сын Липари­
та — Рати... Как бы не натолкнуться нам на него в недобрый
час, господин Кариман, — сказал Анфимоз.
— Что же мне делать, коли я не вмещаюсь в этот чер­
тов тулуп? А если встретим Рати, так ведь мне только того и
нужно, отец Анфимоз.
Нахмурив лоб, Джонди сказал Кариману по-свански:
— Брось свои шутки, Кариман! Если бы царь Давид
хотел прибегнуть к оружию, он послал бы не девятерых, а
девять тысяч человек. Наш повелитель пока что решил избе­
гать пролития крови. Мы должны вести себя так, чтобы ни
одна душа не знала о нашем присутствии в этих местах.
Кариман Сетиели соскочил с лошади, снял шлем и поно­
жи, уложил их в хурджин, застегнул тулуп, спрятал под ним
рукоять меча.
Уже остался позади лес Сакориа, проехали и ровное
плоскогорье, когда, наконец, у перепутья остановил своих
спутников отец Анфимоз.
— А теперь я и сам не знаю, как дальше поступать, гос‫״‬
подин мой эристав. Тропинка эта приведет нас на противопо­
ложную сторону ущелья; там начинается Шошилетский лес.
Ждать ли здесь остальных или ехать лесом до Шошилетской
церкви? — спросил монах.
Джонди оглядел лес, простиравшийся по правую руку от
него, и з;!думался; а монах добавил:
— Нам нельзя мешкать: отец Василий и управитель Зосим ожидают нас с самого утра в церкви шошилетского свя­
того Георгия. А вдруг они, не дождавшись нас, запрут цер­
ковь и уедут? Где я тогда укрою девять человек с девятью
лошадьми?
— Не говоря уже о том, что мы уморим голодом лоша­
дей в этом занесенном снегом лесу, — сказал Кариман Се­
тиели.
— О лошадях не заботьтесь, — ответил Анфимоз.—Нын­
че же вечером отошлем их к епископу Кириону. У него це­
лый табун в конюшне, ваших коней он присоединит к своим.
— Лучше все же ехать вперед, отец Анфимоз. Остальные
найдут, надо думать, путь по нашим следам.
Подъехали к оврагу, через который был перекинз^т мост,
сплетенный из прутьев. Мул Анфимоза обнюхал мост и упер­
ся на месте.
268

Огорчился Анфимоз, спешился. Карнман Сетиели ссы­
лал животное ударами плетки. Мул стал лягаться.
— Ох, II упрям же он, чертова добыча! — жаловался Ан8 К. Гамсахурдиа, т III

273

он найти себе лучшего занятия, как учиться у ходжей закону
Хадиса. Я думаю, что схватить эристава Липарита удастся
лишь тогда, когда царь Давид обложит и сокрушит, с божьей
помощью, клдекарскую твердыню. Что же касается Рати, то
давно уже не видели мы его в Липаритис-убани. Постельничьи
монахи шептались, будто он отправился в Кахети, иные же
полагают, что он уехал в Исфаган к Бархиароку, сыну сул­
тана. Вчера сообщил мне один послушник, что ходил он в лес
Сакориа за дровами и повстречался там с сыном эристава;
убив джейрана, возвращался со свитой Рати.
Отец Василий умолк и оглянулся на Зосима.
— Все, что сообщил вам отец Василий, все это в точно^
сти так, — сказал Зосим, — но вы должны помнить, что и Р а­
ти схватить будет не легко. Без свиты не показывается нигде
сын эристава, а кроме того, вам, вероятно, известно, что Р а­
ти—храбрый воин и меткий стрелок. Липаритис-убани обнесе­
но каменной стеной, во дворце сейчас готовы к осаде, около
трехсот триалетских азнауров и до тысячи ратников охраняют
дом Липарита Орбелиани. В Триалетском эриставстве каж­
дый ребенок знает, что парь Давид нынешней зимой располо­
жил свои войска лагерем в Начармагеви. Тысячи предположек-ий строят здесь по этому поводу. Одни полагают, что царь
угрожает тбилисскому амиру, другие думают, ’!то он умышля­
ет против Дзагана, зедазенского эристава; сам же Липарит
уверен, что царь собирается вторгнуться в Триалетское эриставство. Мне известно наверное, что Липарит собирается ,ук­
рыть в Клдекари все свое семейство, но дочь эристава была
больна до последнего времени.
Джонди попросил прощения и перебил Зосима.
— А как поживает нынче госпожа Дедисимеди?
— Вчера она встала с постели. И еще говорила супруга
Липарита Ката: три дня собирается она подождать, и если до­
чери станет лучше, уедет с ней в Клдекари. Помните также,—
добавил Зосим, — что Рати не оставит мать и сестру одних в
Липаритис-убани, а если женщин увезут в Клдекари, нечего
будет и думать о том, чтобы схватить Рати.
Эристав Джонди прижал обе ладони к вискам, устремил
взор в кирпичный пол, потом поднял голову и сказал:
— Допустим, что нам удалось каким-либо образом задер­
жать семейство Липарита в Липаритис-убани. Как тогда мож­
но будет схватить Рати Орбелиани?
— И в этом случае, — ответил Зосим, — вы должны сле­
довать примеру великих царей наших: Баграт III обычно при274

глашал к себе врагов и изменников на пиршество, а Баграт IV
приказывал хватать их во время охоты. Вероятно, вы слыша­
ли о том, как Баграт IV подослал Гамрекели к армянскому ца­
рю Квирике? И знаете, как овладел царем Гамрекели? Зама­
нил его на охоту в квешские леса. Еще и первой стрелы не вы­
пустил из лука Квирике, как азнауры Гамрекели напали на
него, заткнули ему рот платком, связали и умчали с собой.
Точно так же во время охоты схватили по повелению царя
Баграта Ваче Абазаисдзе в Церовани.
Управитель Зосим замолчал, а отец Василий сказал,
улыбаясь:
— Отныне и этот способ будет для вас непригоден, чада
мои, ибо Рати и на охоту не выезжает без свиты. Да и кроме
того, разве поедет он охотиться с чужими людьми?
Джонди улыбнулся, хотел сказать что-то, но удержался к
сказал другое:
— Этому уж сумеем помочь я и мой Кариман.
Кариман тоже улыбнулся чему-то, но и он не произнес нв
слова, ибо был занят едой.
Став на колени, отец Анфимоз достал еду из хурджина.
Такверские азнауры, сидевшие вокруг, молча уписывали пред­
ложенные монахами кумели и коркоти. Джонди взглянул на
Каримана, но услышал лишь журчание вина, лившегося, слов­
но ручей, в горло ненасытного Каримана из запрокинутого
кувшина.
Кариман отер кулаком длинные усы; ндеки его раскрасне­
лись. Он спросил Зосима:
— Скажи мне, святой отец, на какого зверя охотится
обычно Рати?
— С приходом весны он обычно охотится на гусей в за­
рослях реки Храми, а на масленицу травит оленей.
Отец Анфимоз заговорил с хозяевами о лошадях и о раз­
мещении азнауров по жилищам.
Лошадей отец Василий предложил отослать к епископу
Кириону, а Джонди и его азнауров обещал взять с собою в
монастырь.
Придется только кольчуги и все доспехи ваши припрятать
в церкви; а себя называйте, если будут спрашивать, кларджетскими монахами, собирающими милостыню и держащими
путь в Кахети.
— Прости меня, святой отец, что я наскучил тебе рас­
спросами, — сказал отцу Василию эристав Джонди,—но я бы
хотел узнать еще одно: по велению царя Давида я должен

ш

•фучить дочери эристава в собственные руки письмо. Можно
‫״‬и будет устроить мне встречу с нею в монастыре—в твоем
присутствии, святой отец?
— Это сделать легче всего, — ответил отец Василий. —
Дочь эристава ежедневно посещает нашу обитель. Она лечит
-от недуга печени одного больного. С божьей помощью, встре-‘у мы устроим.
Когда одетые в монашеские рясы азпауры такверского
эристава поднялись с мест, отец Василий почувствовал страх:
ни в одной обители, ни в Кларджети, ни в Липаритис-убани, не
приходилось ему видеть монахов столь высокого роста, как
Кариман Сетиели.
БЕСОВСКОЕ НАВАЖДЕНИЕ
Колокола разбудили Дедисимеди: звонили к заутрене в
:монастыре. Она сидела в постели и слушала — только этот
звон и убеждал ее, что она находится в Липаритис-убани, а
не в Ластисцихе.
После возвращения из Гегути однообразной и тоскливой
стала ее жизнь — время сна встречала она с большей радо­
стью, нежели час пробуждения.
«О, если бы вся эта жизнь оказалась сновидением!»—ча­
сто думала девушка.
Суровая триалетская зима затрудняла переезды, отрезал:!
от всего мира Липаритис-убани, и без того окрулсенное дрему­
чими лесами. А от манглисского епископа все еще не было ве­
стей о возвращении отца Анфимоза.
С большим трудом удавалось доставлять в Липаритисубани письма царя. Частые поездки Анфимоза в Гегути могли
вызвать подозрение; поэтому сам отец Василий должен был
являться к Кириону, тот своими руками снимал привезенный
Анфимбзом образ, вынимал из оклада письмо и вручал посла­
ние отцу Василию.
Отец Василий недомогал последнее время, ни один лекарь
не мог вылечить его печень; лишь шербеты Дедисимеди под­
держивали быстро дряхлевшего старца. Единственная забота
владела теперь дочерью эристава: вырвать из когтей смерти
:^того кроткого и доброго старика.
Звонили монастырские колокола в утренний час, молчали­
во сидела Дедисимеди на своем ложе, три прислужницы хло­
потали около нее, одевая дочь эристава.
276

Нана обувала ноги, прислужница Дуда причесывала во­
лосы, а Лела приготовляла втирание для лица.
Еще не очнувшаяся ото сна девушка охотно подчинялась
руке причесывавшей ее Дуды, закрывала глаза, прислушива­
лась к потрескиванию гребня в густых косах, и как только
поднихмала веки, навстречу ей глядело из серебряного зеркала
собственное ее лицо.
Не было уже на ее щеках того нежнейшего оттенка перси­
ковых цветов, что с таким мастерством наводили на фарфор
иранские мастера того времени. Словно траур, лежали тени
1юд ее глазами, зеленоватые жилки выделялись на шее.
Солнце заглянуло в окошко дворца, и зеркало засверкало
в его лучах. Девушка уже не видела больше своего лица, ибо
полированное серебро само замерцало нежным сиянием.
Играл солнечный луч на зеркальной поверхности металла,
ежеминутно менял окраску, подобно саламандре, горел то
изумрудом, то рубином; красные, темно-голубые и зеленые
цвета плясали, сплетались, сверкали, чаруя глаз.
Сидела девушка и развлекалась, следя за игрою света и
металла. Каким-то таинственным и волшебным предметом ста­
ло для Дедисимеди это серебряное зеркало, подаренное ей им­
ператрицей Мариам в Кутаисском замке.
Вставленное в золотую оправу, зеркало было окаймлено
листьями лозы нежно-зеленого лугового цвета, на листьях
этих был ясно заметен тот росистый налет, которым бывает
подернута поутру листва в винограднике. На чуть шерохова­
той, бархатистой поверхности видны были даже линии про­
жилок, чуть утолщающиеся возле стеблей. Красиво изогнутые
побеги, которыми лоза обвивается вокруг кольев, были тща­
тельно вычеканены из золота. Виноградины, неотличимые от
настоящих, были гладки, прозрачны и продолговаты — в точ­
ности таковы, как ягоды будешури на исходе того месяца, ког­
да солнце сгущает в виноградинах сладость и тепло на радость
людям. С неменьшим искусством были созданы цветы лозы из
мелких жемчужин.
В это утро, как всегда, зеркало императрицы Мариам ум1Южало в сердце Дедисимеди неясную печаль, навеянную сно­
видениями. Далеко позади остались счастливые дни, проведен­
ные в Кутаиси, Гегути и Сатаплии. Не видно было лица царя
Давида, освещенного лунным сиянием, оно было теперь закры­
то суровым забралом цвета ржавчины; тде-то далеко звенел
доспехами ее возлюбленный. Доходили неясные слухи: будто

ёы к предстоящим битвам точит свой меч царь Давид, усм??‫״‬ритель сатаны.
Имя его было на устах у всех. В эриставстве Триалетском^
укрепляли замки и башни, чтобы встретить его. Он же где-тс
скакал на коне, бушевал, грозил и бряцал оружием.
И о императрице Мариам тоже ничего не было слышно..
Из-за далеких морей прибыла эта прекрасная, несущая ра­
дость и утешение фея, лицо которой еще при жизни изобра­
жали на фресках и на священных иконах грузинские и визан­
тийские мастера.
Ни днем, ни ночью не умолкал в ушах Дедисимеди неж­
ный голос императрицы Мариам, ее неизменное, ласковое
«прелесть моя».
Из-за далеких морей прибыла она и принесла минутное
счастье беззащитной деве, которой изменили все самые близ­
кие, у которой отняли радость и утешение. Своей волшебной
рукой развязала прекрасная фея темные сплетения рока, на
мгновение дала вкусить влюбленным незабываемое блажен­
ство, и вот — вновь исчезла без следа за морем.
Уехала императрица Мариам, и иссяк для Дедисимеди^
незамутненный родник радости, и снова остался лишь «вер­
тоград замкнутый, источник опечатанный»...
Из коротеньких записок Давида нельзя было понять, чтс *
он намеревался предпринять: не упоминал он ни единым сло­
вом ни о приезде в Липаритис-убани, ни о встрече в Ластисцихе.
Обращение же Липарита в мусульманство вовсе лишило
Дедисимеди надежды на обещанное обручение. Из всего, что
слышала краем уха Дедисимеди, было ясно, что Липарит к
Рати готовятся к войне. Рати стал совершенно невыносим,
беспричинно сердился он на сестру и ругал ее. С нетерпением^
ожидала девушка, когда уедет он на охоту или еще куда-ни­
будь по своим таинственным делам. Зато Ката внезапно стала
особенно ласкова с дочерью; по ночам не раз слышала Дедис­
имеди, как молилась и плакала супруга эристава, прося гос ­
пода помиловать мужа, «ввергшего себя в геенну неверия».
Последнее время, уже после возвращения Рати из Кахети, слышала Дедисимеди по ночам: после полуночи приезжали ‫״‬
в Липаритис-убани какие-то всадники; во дворе и в проходах
эриставских хором случалось им обронить тюркское слово.
Дедисимеди пробирала дрожь, когда она слышала их. Ото­
слав факельщиков и прислугу. Рати запирался с гостями е гостиной палате, и всю ночь доносилась оттуда тюркскаи ^
278

?!ечь — иногда горячился Рати, в ярости часто называл он имя
царя Давида. На рассвете уезжали гости, во дворе замка
слышался свист плетей, тюркские восклицания и собачий лай.
Однажды ночью прискакал с большой свитой из Клдекари Липарит. Он был одет в боевые доспехи, а вокруг его шле­
ма была обвита зеленая, цвета травы, чалма, какую носили
,пмиры Бархиарока, которым случалось иногда приезжать в
гости в Клдекарский замок.
Лицо отца показалось Дедисимеди изменившимся, сам
эн — надломленным. В тело этого бритоголового, с подстри­
женными усами старика словно вселился совсем другой
человек.
Когда перед отъездом он поцеловал Дедисимеди, девуш­
ка почувствовала какой-то новый, неприятный для нее запах,
не похожий на тот привычный, родной, любимый аромат, ко­
торый обычно издавало платье эристава. Это был смешанный
запах гашиша и нашатыря.
Так обстояли дела последнее время во дворце Орбелиани; не только сон, но и смерть казалась желанною Дедисимеди.
Днем беспрестанно шел снег, по ночам гудел ветер, вол­
ки и шакалы подходили совсем близко к каменной ограде Липаритис-убани, выли перед стойлами, словно плакальщики,
без конца. Но пуще волчьего воя пугал Дедисимеди топот ко­
ней сельджукских всадников, въезжавших во двор.
Тайный страх мучил Дедисимеди: как бы не оказались
эти всадники посланцами Бархиарока, приехавшими за нею.
Подозрительно молчала Ката, хотя Дедисимеди заявила твер­
до, что скорее утопится в Алтети, нежели пойдет замуж за
Бархиарока.
В последнее время приступал к ней настойчиво Рати, ска­
зал, что собирается увезти ее с матерью в Клдекари. Между
гем монах Козман сообщил, что в Клдекарский замок
повадились сельджуки; не хотелось Дедисимеди переезжать в
замок, но и причины такой не могла она выискать, чтобы какнибудь остаться в Липаритис-убани. Хорешан обещала ей, если
будет необходимо, тайком увезти ее в Ластисцихе.
Самое важное и самое тягостное было, однако, то, что
яи Ката, ни Дедисимеди не знали даже приблизительно, что
творилось в эти дни в Триалетском эриставстве.
Стон донесся до слуха Дедисимеди; она взглянула на
спавшую у ее изголовья Хорешан. Заранее знала: как всегда,
спросит о вчерашнем сне старая няня.
И впрямь, не заставила долго ждать слепая старужа.
279

— Что привиделось тебе, радость моя, этой ночью?
— Я и во сне несчастна теперь, няня. Будто мы сидели с
тобою во дворце, в Ластисцихе. Зернами ячменя кормила я
фазаньих птенцов. И будто была весна и к тебе вернулось
фение. И вдруг ты подняла крик: «Гей, гей, прочь отсюда!»
Ястреб кружился над замком. Я не успела поднять глаз, как
опустился проклятый на моих птенцов.
— Это хороший сон, свет очей моих.
— Сон к добру, — подтвердила Лела.
Дедисимеди разделила рукою на лбу спутавшиеся воло‫״‬
еы, заглянула в незрячие глаза Хорешан.
Слепая сказала ей так:
— Ястреб — это твой нареченный. Разве не рассказывал
тебе Зосимлправитель, что царь стоит лагерем в Начармагеви со своею ратью?
Лела вставила свое слово:
'
— Скоро налетит этот ястреб на Клдекари.
— Не говори, не говори так, Лела! Да спасет нас господь
от братоубийственного кровопролития! — простонала Дедис‫״‬
имеди.
— Об этом ты не печалься, дочь моя. Наш господин Ли­
парит — разумный правитель, он не доведет до этого. Крепко
запомни мои слова: будет даже рад великий эристав. Возмож­
но, что наружно он окажет сопротивление нареченному зятю,
но таково уж, знать, правило отцов. В прошлом году на рож­
дество все уже было готово к свадьбе, но приехал архиепископ?
манглисский и известил Липарита, что обручение откладыва­
ется: царь отправился в Абхазию вершить государственные
дела.
Хорешан приподнялась на подушках и продолжала:
— А разве не так же женился отец твой на нашей госпо­
же? Три года засылал он сватов к Дукисдзе, владетелю замка
Деметисцихе. Дукисдзе не верил, чтобы триалетский эристав
женился на его дочери, ибо в юности любил распутных жен­
щин твой отец. Поэтому трижды откладывалось обручение.
Наконец Липарит выступил из Клдекари с войском, осадил
Деметисцихе и внезапно взял замок твоего деда. Я помню так
ясно, словно это было вчера: на третий день пасхи произошло
это событие, дочь моя. Липарит вошел в Деметисцихе так, что
не пролилось ни одной капли крови—ни триалетцев, ни кре­
постных войск. С улыбкой на лице встретил старый Дукисдзе
нареченного зятя. «Христос воскресе!» — приветствовали они
друг друга. Воюющие азнауры обнялись, и на Фоминой сыгра‫״‬
280

ли свадьбу. Так же будет, наверное, и сейчас: Липарит и Р а ­
ти для видимости будут сопротивляться царю Давиду, а потом
асе устроится самым лучшим образом, вот увидишь!
Вошла монахиня, инокиня Теклэ, поцеловала колено Дедисимеди и сообщила ей: преподобный отец Василий просит
:!ожаловать к нему дочь великого эристава.
— Не болен ли опять отец Василий? — спросила Дедисимели.
— Я сама не видела преподобного игумена; отец Анак­
симандр, инок, передал мне его приказание. Знаю только по­
наслышке: переносит болезнь на ногах отец архимандрит, —
ответила монахиня.
Хорешан просила Дедисимеди сперва позавтракать, а по­
том уже идти к отцу Василию; но Дедисимеди не послушала
се, собрала свои лекарственные склянки и, не взяв с собою
лаже Лелы, одна направилась в монастырь.
Глубокое уважение питала Дедисимеди к отцу Василию
^ дивительно успокаивал ее душу этот старец, человек кроткий
:1 спокойный, но вместе с тем непоколебимый и мужественный.
Дряхлый и болезненный священнослужитель на каждом бого­
служении всенародно воссылал молитву за долголетие царя
Давида, хотя по повелению Липарита в триалетских храмах
:юлжны были упоминаться лишь имена царя Георгия и импе­
ратрицы Мариам.
Узнав о приходе дочери эристава, настоятель монастыря
вышел к воротам встретить гостью. Он осенил Дедисимеди
]:рестом, а когда та приложилась к его руке, запечатлел по­
целуй на ее лбу и с великой почтительностью повел ее за со"юю. Перед тем как войти в монастырскую церковь, он огля­
нулся и сказал девушке вполголоса:
— Для тебя есть письмо от царя Давида, дочь моя.
Лицо Дедисимеди сперва просияло, но потом она поблед­
нела; невольная дрожь, словно от лихорадки, охватила ее.
— Не приехал ли отец Анфимоз, святой отец?
— Отец Анфимоз приехал, но письмо привез совсем дру:ой человек, я сейчас представлю его тебе, дочь моя.
Монахи клали поклоны, хотя служба еще не началась. В
нридел храма, ярко освещенный восковыми свечами, ввел Делисимеди отец Василий. Сверканий паникадила, полного за ­
жженных свеч, ослепило девушку. Из темного угла вышел на­
встречу незнакомый монах, преградил ей дорогу, смиренно
склонился перед нею и поцеловал ей руку.
Девушке показалось чрезмерною смелость, с какою при-

281

близился к ней простой монах; она

отступила и вгляделас!:>

в незнакомца.

— Не узнаешь меня, дочь эристава? — спросил монах
сдернул куколь с головы.
— Джонди! — воскликнула Дедисимеди.
— Тсс... — прошептал такверский эристав. — Я отныне:
не Джонди, а кларджетский монах, собирающий милостыню.,
по имени Феофилакт.
Дедисимеди смутилась: уж не шутит ли по своему обык ­
новению Джонди? Но сомнение скоро рассеялось, потому;
что Джонди сказал ей, нахмуря брови:
— Повелитель наш прислал меня по делу весьма сроч ­
ному и приказал мне передать тебе это письмо в собствен ­
ные руки.
И вынул свиток из рукава.
— Дрожащею рукою Дедисимеди взяла запечатанное по­
слание и поднесла его, чтобы прочесть, к подсвечнику перед;
образом святого Георгия. Руки ее дрожали. Она жадно пробе‫״‬
жала несколько строк, выведенных на пергаменте царской^
рукой.
«Окажи содействие эриставу Джонди. По мере возмож­
ности не уезжай ни в Клдекари, ни в Ластисцихе, пока я неизвещу тебя через того же эристава Джонди», — писал ей*
царь.
Девушка ломала голову: что означало такое приказание
Давида? Вероятно, он собирается осадить Клдекарский за­
мок и не желает, чтобы она присутствовала при возможном
кровопролитии.
Мысль эта была столь ужасна, что у нее задрожали к
подкосились колени, а свечи перед образом святого Георгия
так сильно замерцали в ее глазах, словно ветер прошелся пс‫־‬
усеянному лютиками лугу.
Дедисимеди еле нашла в себе силы сказать эрисгаву:
— Я должна известить тебя, господин мой эристав, чтс‫־‬
послезавтра мы все уезжаем в Клдекари, — так повелел мой
отец. В Липаритис-убани останутся, наверное, только домо‫״‬
правитель да десяток слуг.
Джонди был озадачен, подумал: значит, напрасны всестарания?
В сердце Дедисимеди разгорелся огонь, зажженный‫־‬
письмом царя Давида. Она рассуждала так: в Клдекари два?
самых близких, самых дорогих ей человека — отец и жених—
должны пасть, сражаясь друг с другом; зачем же ей тогда>
282

лостылая жизнь, которую сохранит она, спрятавшись в Липаритис-убани? Догадывалась Дедис^!меди, что все было не так
‫׳‬тросто, как это казалось Леле и Хорешан, что дело шло о го­
раздо большем, нежели простые нелады зятя с тестем.
«Ты еси лоза истинная!» — пели монахи. Вскоре должн®
было начаться богослужение. Джондй торопился уйти из хра­
ма, чтобы провести весь этот день в усыпальнице, распололженной под монастырем; поэтому он несколько тороплив®
обратился к девушке:
— А тогда, сдается мне, было бы хорошо, госпожа моя,
чтобы ты сказалась больною и как-нибудь избежала переезда
3 Клдекари. Это весьхма и весьма важно для нашего дела!
Дедисимеди свернула свиток.
— Мне все понятно, господин мой эристав. Впрочем, те­
бе известно, вероятно, что'я и жизни не пожалею, если это
понадобится нашему повелителю... Но к одному я неспособна
‫׳‬зовсе—ко лжи! — сказала она, и ланиты ее вспыхнули.
Отец Василий промолчал; были по душе ему прямота и
честность девушки, но, не желая изъявлять ей свое одобре­
ние, он лишь устремил свой взор в каменный потолок. Дедис­
имеди же закончила:
— Я уже выздоровела. Как же мне солгать моим роди­
телям?
— Я сообщил тебе желание нашего государя, дочь эристава, а дальше — рассуди сама, — строго сказал эристав
Джонди и кинул взгляд на дверь, ведущую наружу.
Дедисимеди показалось: Джонди сейчас уйдет и отвезет
ее ответ царю. Она внезапно побледнела, схватилась за сте­
ну руками и, раньше чем кто-либо из присутствующих успел
поддержать ее, упала на кирпичный пол. Пока отец Василий
созывал послушников, чтобы унести Дедисимеди, «кларджетский монах» исчез из храма.
Казна липаритисубанского дворца уже была перевезена
3 Клдекарский замок, а сокровища и утварь, наполовину уло­
женные в огромные сундуки и лари, ждали своей очереди.
Приступить к перевозке клади собирались, как только наста­
нут лунные ночи. Поэтому Рати было чрезвычайно неприятно
узнать о внезапной болезни Дедисимеди.
Ни Дедисимеди, ни отцу Василию не понадобилось прибе­
гать ко лжи, чтобы затянуть отъезд. Еще не успели принести
/Дедисимеди на носилках из монастыря, как во дворец прибе­
жала монахиня Теклэ и рассказала: Дедисимеди молилась в
283

приделе храма, внезапно святой Георгий сошел со своей ико­
ны, и от этого видения заболела дочь эристава.
Взволновалась Ката, вспомнила, что в прошлом году в той^
же часовне святой Георгий явился одной болнисской молель1лице из простонародья, и та помутилась в рассудке.
Засуетилась, захлопотала Хорешан, нашептывала загово­
ры над больной. Приметила и сообщила она Ката: как и та
болнисская молельщица, Дедисимеди жаловалась на боль в
глазах, так же начался у нее жар, тело покрылось красно­
той и одолевали ее частые сердцебиения.
Рати спешно отрядил Козмана в Клдекари.
В этот самый день приехал туда к Липариту Ахсартан II —
наследник кахетинского паря Квирнке. Гости н хозяин были
в большом замешательстве: Ахсартан II привез известие о
смуте, начавшейся в Исфагане, об убийстве Низама альМулька и отравлении султана Малик-шаха.
«Липарит ожидает эристава Дзагана и потому не может
приехать в Липаритис-убани, — сообщил, вернувшись, Козман, — зато завтра же он пришлет к Дедисимеди арабского
лекаря».
В Клдекарском замке у эристава Липарита последнее -^ре
мя жил мулла, присланный из Исфагана, чтобы обучить сю
закону Хадиса. Звали муллу Реджеб бен-Ибрагим, он был
прославленный врачеватель, высокоученый и весьма искусный
в лечении целебными травами.
Ката не хотела, чтобы этот сарацин приехал в Липари­
тис-убани, тем более что больная отказывалась видеть «не­
честивого».
Слепо верующею христианкой была Ката. «Пусть x o t i >
этот липаритисубанский дворец не осквернят мусульманские
хаджи!» — думала глубоко опечаленная отступничеством
своего мужа дочь Дукисдзе.
Болезнь Дедисимеди смутила и Рати: уж не кара ли это
божья за вероотступничество?
На следующий день приехал Реджеб беи-Ибрагим —
рослый, стройный старец. Снежно-белая чалма украшала его
голову, а еще более белая, чем чалма, борода окаймляла его‫׳‬
[ючтенное, полное достоинства, красивое лицо.
И все же появление мусульманина встревожило Дедис]!меди. Слепая Хорешан, услышав мусульманской приветствие,
хотела выйти из палаты, второпях ударилась лбом о створкхд
лвери и, словно подкошенная, упала на каменный пол.
Хорешан увели, а мулла от неловкости не знал, куда е м у
284

деться. Дедисимеди заметила, как смутился гость, чувство
учтивости взяло в ней верх, и она протянула ему запястье.
Вошел Рати, спросил лекаря о причине болезни. Мулла
взглянул на Дедисимеди и сказал на своем сладкозвучном
языке:
— Тело человеческое подобно городу, а естество тела —
парь того города, недуги же и болезни — враги, ворвавшиеся
во град, дабы разорить его, тогда как целительные снадобья—
оружие, защищаюнхее стогны града. Искусный врач подобен
доброму оруженосцу. Надобно, чтобы хорошо знал он ратное
дело, был воином доблестным и мужественным и умел бы за­
щитить царя в сраженье е врагом. Когда царь, увидев перед
собою врага, велит подать оружие, то, если враг еще далеко,
оруженосец должен подать лук и стрелы, если же враг подо­
шел близко, — меч или копье. Если оруженосец труслив, или
неумел, или нескор в бою, то и царя легко покорить.
Врач взглянул на лоб больной, осмотрел ногти }!а пальцах
рук, потом вновь повернулся к Рати:
— Сестра твоя могла бы быть дочерью моей дочери, во;шкий эристав. Не попросишь ли ее дать мне посмотреть
:
■\:\ и на пальцах ног?
Дедисимеди отказалась.
Врач все же вынес свое заключение:
^— Дьявольское видение пригрезилось больной
Ката побледнела от гнева. Не понравилось и Рати, что
^.:улла назвал дьяволом святого Георгия. Но, уважая возраст
|‫־‬остя, они ничего не сказали ему.
Вести, привезенные Козманом, жгли, как огонь, сердце
Рати Орбелиани. Смогут ли теперь наследники сельджукского
султана послать войска в Триалетское эриставство?
Пока еще не было единства среди врагов царя Давида.
До сих пор торговались, спорили о рубежах Липарит Орбе­
лиани, Квирике, царь кахетинский, и зедазенский владетель
ХТзаган; тбилисский же амир Бану-Джаффар торговался со
всеми тремя, ибо стремился за счет их земель раздвинуть пре­
делы своих владений.
Но если бы даже уступили амиру тбилисскому остальные
трое, приняв его требования, то и тогда сомнительно было,
удастся ли им без помощи сельджукского войска вытеснить
паря Давида из Срединной Картли.
И еще одно известие привез в Клдекари Ахсартан И: царь
Квирике и владетель зедазенский Дзаган послали доверенных
людей к царю Георгию в Гегути. Весьма радостно встретил
286

гостей гостеприимный царь, устраивал им пиры, заверял сло­
вом своим и клятвою, что ни ему, ни царю Давиду не прихо­
дило на ум осаждать Клдекари, Зедазени или кахетинские
твердыни. Царь Давид и Георгий Чкондидели заняты восста­
новлением дворца в Начармагеви, сами следят за работой
мастеров; иногда же царь Давид занимается войсковым
ученьем.
После всего этого еще больше забеспокоился Рати. Что,
если царь внезапно вторгнется со своей ратью в Триалети?
Может ли устоять ограда Липаритис-убани перед таранами и
катапультами царских войск? Царь осадит Клдекари и ра­
зобщит таким образом отца и сына, а также их войска.
Рати торопился поскорее уехать из Липаритис-убани;
поэтому спросил он Реджеба бен-Ибрагима:
— А могла бы выдержать больная путешествие, если
нести ее на носилках?
Но лекарь счел это невозможным. Он вытащил из-за па­
зухи цветные флаконы с целебными снадобьями, научил Ка­
ту^ как и когда давать больной эти шербеты, и удалился.
Дедисимеди отказалась даже прикоснуться к лекарствам
«нечестивого сарацина».
В тот же вечер неожиданно понизился жар у больной, и
на следующий день она известила брата и мать о скором
своем выздоровлении.
ЕПИТИМЬЯ
Управитель замка Зосим немедленно сообщил об этом
эриставу Джонди. Такверский эристав явился к отцу Василию
и попросил его как-нибудь уговорить дочь эристава Липарита
сказываться больною еще в течение хотя бы недели, чтобы
оттянуть отъезд.
Отца Василия удивила эта просьба, даже обидела. Не
колеблясь, ответил он Джонди: ему ли, иноку и духовному отцу
монастырской обители, подстрекать ко лжи христианскую ду­
шу? Но не унимался Кариман Сетиели: как, не выполнив по­
ручения, покажутся такверцы на глаза царю Давиду? Теперь
и Джонди соглашался с его планом: встретить Рати Орбелиани на дороге, когда он со своей дружиной поедет в Клдека­
ри, схватить его и увезти с собою или полечь всем девятерым
в неравном бою.
Отчаяние овладело Джонди — обычно человеком спокой­
286

ным и хладнокровным. В этом безумно смелом предприятии
видел он последний, единственный выход.
Тем временем Рати приказал главному хранителю сокро­
вищницы в два дня подготовить всю кладь к перевозке.
Джонди послал трех азнауров в Шошилетскую церковь
за оружием и доспехами.
Джонди и Кариман обследовали заранее дороги, ведущие
в Клдекари, и выбрали место для нападения на Рати Орбелиани. Место это было у того плетенного из прутьев моста,
через который Кариман перенес на руках мула отца Анфимоза. Решено было сперва пропустить эристава на ту сторону
потока, потом быстро убрать настил моста и, пока дружина
будет переправляться через овраг на помощь своему госпо­
дину, увлечь Рати в лес.
Джонди согласился с планом Каримана, хотя и видел
ясно, что не к добру затевали они это дело.
Уже все было готово у такверских азнауров, но возникли
новые обстоятельства, и сыну триалетского эристава опять
пришлось отложить переезд в Клдекари.
Мамиствала Махароблисдзе, начальник крепости Хулути,
явился к Рати поздней ночью и известил господина: в про­
шлую субботу лазутчики донесли, что из ущелья реки Верэ
десять всадников выехали в Триалетское эриставство, следы
десяти лошадей привели лазутчиков к шошилетскому дубня­
ку и здесь потерялась, так как свиньи разрыли почву лесно­
го починка.
Из расспросов пастухов выяснилось: старший свинопас
Голай Авжандисдзе угощал хлебом и вином какого-то приез­
жего джавахетского всадника. И прибавил Махароблисдзе:
кольчуга была надета под тулупом у путника, а на поясе ви­
сел клинок, хотя и то и другое он усердно старался скрыть
от посторонних глаз.
Это известие заставило призадуматься Рати. Из Джавахети сообщили ему еще прежде: Бешкен Джакели тоже гото­
вится к войне, отстраивает бастионы тухарисской твердыни,
возвел стены ахалкалакской ограды, и как только вторгнется
в Триалети царь Давид, двинется со своей ратью из Джавахетн и Бешкен Джакели.
Старшего свинопаса допрашивал сам Рати, Голай Ав­
жандисдзе встревожился, но не растерялся, ответил: путникхристианин просил у него хлеба, он дал ему пресную лепеш­
ку, облепленную золой, ни кольчуги, ни меча, ни кинжала он
287

вовсе не видел, незнакомец был одет в вытертый тулуп, ехал
на кляче с вьюком вместо седла, был пастухом, а путь дер­
жал в Кахети, чтобы закупить скот.
Этим не завершились розыски. Манглисский лазутчик
привез донесение в Липаритис-убани: в конюшню архиеписко­
па Кириона привели и поставили девять вьючных лошадей. Ра ­
ти отрядил конюшего в Манглиси, но не мог ничего добиться.
Смотритель табунов все отрицал; для чего Кириону чужие
лошади, когда и свои-то едва умещаются в конюшнях?
Рати не удовлетворился этим. Он отправил в Манглиси
начальника своих конюшен. Архиепископ манглисский был в
отъезде, в Цалке, конюшни его обыскали и нашли в них де­
вять вьючных лошадей. Один простофиля конюх сболтнул, буд­
то лошадей этих привели среди ночи какие-то пастухи.
Узнав об этом, Рати Орбелиани пришел в ярость. Монах
Козман был послан к манглисскому архиепископу, чтобы по­
требовать объяснений.
Кирион были без того разгневан на Липарита Орбелиани
и на его семейство за вероотступничество.
Козмана он встретил грозно.
— Передай от меня Липариту и его сыну, — сказал он
монаху., — что я — не триалетский эристав, лазутчики из
Исфагана не ездят ко мне по ночам. Вьючных лошадей я
посылал в Болниси за воском, лошади эти принадлежат мне
и поэтому стоят в моих стойлах. Пусть явится ко мне немедля
твой господин и испросит прощение за проступок своего не­
отесанного слуги, за дерзкий обыск моих конюшен. Иначе,
смотрите, я заставлю ползать червем по земле сына Липа­
рита.
Рати Орбелиани заколебался: число всадников, указан­
ное лазутчиками, не совпадало с числом лошадей, обнару­
женных в конюшне Кириона, ибо следы мула отца Анфимоза
также были приняты за лошадиные невежественными согля­
датаями.
Козман был послан в Клдекари к эриставу Липариту за
советом. Старый Орбелиани пришел в ярость; как осмелился
этот лысый поп всенародно приказывать его сыну?
— Кафедральный собор в Манглиси построен моим де­
дом!— кричал эристав. — Пусть Кирион возьмется за ум, не
то я обращу этот храм в мечеть, а его самого прикажу схва­
тить и посажу на цепь, как свинью, в клдекарском подземелье!
288

Козман подумал: «Теперь пришла пора Кириону рас­
статься с епископской митрой!»
В тот же день он явился в Манглиси, от радости напился
пьяным у своей кумы и рассказал ей о похвальбе Липарита.
Рати хорошо знал злопамятный нрав Кириона: в течение
многих лет тягался архиепископ с Липаритом Орбелиани изза монастырских лесов и рыболовных угодий.
Задумался сын эристава Липарита: со дня на день ожи­
дали в Триалети царя Давида. «И так уже духовенство возлтушено вероотступничеством Липарита, а тут еще этот проЛчлятый поп подольет масла в огонь, совсем восстановит свя­
щенников против нас», — подумал Рати и, решив замять дело
с девятью лошадьми, вновь принялся готовиться к переезду в
Клдекари.
Но Кирион Манглисский не унимался. Через отца Васи­
лия сообщил он Рати, чтобы тот не позднее чем через неделю
явился в кафедральный Манглисский собор.
Испугалась Ката: как бы не проклял ее семью разгневан-^
ный архипастырь. Настойчиво советовала сыну немедленно
отправиться к епископу на поклонение.
Не хотел и слышать о поклонении надменный эристав;
он поручил Козману принести извинение за него, сказать, что
болезнь не позволяет ему лично явиться к преосвященному,
и послал Кириону три вьюка меду.
Но Кирион Манглисский не принял Козмана, выслал к
нему своего постельничего монаха и велел передать:
— Если не явится ко мне в назначенный срок твой госпо­
дин, в воскресенье после богослужения предам я всенародно­
му проклятию обоих — отца и сына.
Приношение он отослал обратно.
Ката, заливаясь горючими слезами, молила сына ие гу­
бить своим упрямством вместе и отца и всю семью. Рати и сам
был испуган угрозой, но не признавался в этом.
В воскресенье утром, взяв с собою большую свиту, он от­
правился в Манглиси. Все Триалетское эриставство собралось
в Манглисском соборе. Арбы и верховые лошади тесно сгру­
дились вокруг храма. Народ не умещался в церкви, битком
набит был и огромный двор.
Любопытные взоры толпы устремились на рыцаря в се­
ребряных доспехах, гордо выступавшего впереди своей сви­
ты. Сгрудившаяся толпа раскололась надвое.
— Рати! Рати! — пронесся шепот.
Вытягивая шеи, люди поднимались на цыпочки—все хо19 К. Гамсахурдиа, т. III

289

тели увидеть лицо Рати. Нахмуренный, суровый, отделился
он от свиты, вышел вперед и стал впереди всех азнауров,
владетелей замков, против правой двери алтаря, перед амво­
ном,— там, где обычно становился Липарит Орбелиани.
Из царских врат вышел низкорослый епископ, одетый в
виссон и увенчанный золотой митрой; он кадил и что-то бор­
мотал нараспев. Спокойно и невозмутимо было лицо Кириона‫״‬
Азнауры свиты убедились, что гроза миновала.
Заметил и Рати: архипастырь подошел к нему совсем
близко, даже заглянул ему в лицо и, позванивая кадилом,
повернул налево.
Богослужение кончилось. Рати собирался уже покинуть
храм, когда из царских врат вышел бледный епископ и начал
проповедь. Издалека подошел он к тому, о чем собирался
говорить своей пастве.
Слабый голос Кириона терялся под высокими сводами,
огромного храма. Паства затаив дыхание слушала проповедь
архиепископа, покашливая время от времени. Кирион коснул­
ся в своей речи исфаганских дел, упомянул о смерти султана
Малик-шаха и сказал:
— Содрогнулись неверные, склонились цари, всевышний
поднял свой голос — и сотрясается земля; господь нашей си‫״‬
лы и живота нашего... сотворивший знамения миру сему... из­
ничтожит луки и стрелы, и обратит в прах доспехи, и щиты
сожжет небесным огнем... Судный день уже близок, — про­
должал Кирион Манглисский, — над владениями сельджук­
ского султана уже занесен меч возмездия. За пролитую кровь•
храбрых воинов наших, за грады и веси, сожженные Альф‫״‬
Арсланом, Малик-шахом и их сарангами, воздал господь сул­
тану сельджуков и его визирю!
И вдруг, прервав рассказ о смутах сельджукского госу­
дарства, Кирион назвал имя Липарита Орбелиани — измен­
ника царю, вере и родине. Подробно изложил он пастве исто­
рию его отступничества.
— Да будет он извержен! — воскликнул архипастырь.
— Отлучи его! — прогудела паства, и странное жужжа­
ние раздалось в храме.
— Да будет извержен Липарит, предатель царя и госу
дарства нашего! — воскликнул Кирион.
Рати почувствовал, как вспыхнули его щеки. Уже прк
первом упоминании об отце у него покраснели уши, и сло в»
кипятком облили его лицо следующие слова Кириона:
— Да будет извержен и проклят изменник и отступник;
290

керы, государя и отечества нашего, эристав над эриставами
Липарит, сын Ивана Багуаш-Орбелиани! Да покроет его про­
клятие, как шапка, да проникнет, подобно воде, во изверже­
ния его, и, подобно мозгу, в кости его, да будет оно ему плать­
ем, что оденет его, и поясом, конм препояшется он везде и
присно.
Затрясся надменный Рати, пал на колени, подполз к ар­
хиепископу, одетому в омофор из виссона, и молил его не про­
клинать хотя бы семейство Липарита Орбелиани, дать ему,
Рати, свое благословение.
Манглисский архиепископ поднял коленопреклоненного
пристава и осенил его крестом. За упрямство наложил на не:‫־‬о епитимью: в течение трех недель не вкушать ничего, кроме
хлеба и воды, и спать на голом полу^, не снимая доспехов.
Сын эристава Липарита безропотно подчинился наложен­
ной архиепископом епитимье, но этим не завершились его
страдания.
Во дворце триалетских эриставов с давних пор висело
')аспятие огромной ценности, которое император Константин
^loнoмax подарил деду Липарита — Липариту III в 1047 го­
ту, когда «пошел Липарит на Двин и сражался за греческого
царя против града сего».
Это распятие Липарит III увез в Иерусалим, там он по:тригся в монахи и умер. Сын его Иванэ привез распятие в
Кацхи, где похоронил останки своего отца.
Из Кацхи эристав Иванэ, сын Липарита III, перенес расдятие в Липаритис-убани, и здесь оно висело на стене в опочиЕ^альне эристава как при нем, так и при Липарите IV.
На изображении голгофского холма, сделанном из сердо­
лика, возвышался черный мраморный крест. К нему был при­
гвожден тремя остриями Иисус Христос, выточенный из цель­
ного куска слоновой кости, — лишь руки были приставлены к
торсу и прикреплены у плеч.
Голова спасителя была склонена вправо, из приоткрыто­
го рта, казалось, вот-вот вырвется крик страдания. С необы­
чайным искусством вырезала рука мастера искаженные му:ой, исхудалые черты, мельчайшие подробности мученическо­
го лика распятого человека. А истерзанное тело было изобра­
жено со всеми костями, со всеми суставами, с маленькими ямлами возле шеи, с желобками, что бегут между каждых двух
ребер, с хрупкими костями пригвожденных к кресту рук и
ног и сведенных мукою пальцев.
291

На золотой дощечке, прикрепленной к подножию, была
вырезана надпись: «Иисусе, помилуй раба господня инока Ан­
тония, в миру Липарита III».
С такою законченностью было вырезано все тело спаси
теля, словно резец скульптора придал слоновой кости мяг­
кость живой плоти.
В жизни людей часто случается так: судьба посылает
страдания за страданиями, и к этому еще прибавляются не­
обычайные явления в природе; в таких случаях древние греки‫־‬
возлагали вину, на Пандору, невестку Прометея, принесшуюзло в мир, а христиане — на сатану.
В сущности ни Пандора, ни сатана не были, наверное,
виноваты в том происшествии, что потрясло ужасом Рати Орпелиани и его семью.
3 февраля 1093 года, в шесть часов утра, еше до того,
как зашевелились тени во всем Триалетсксм эриставстве..
тоижды слабо сотряслась земля, — [!астолько слабо, что слу­
ги во дворце Орбелиани даже не почувствовали толчков.
В ту ночь ожидали приезда Л 1И‫־‬:ар:1та Орбелиани из Клде‫־‬
кари. Рассерженный епитимьей, наложенной на Рати, эристав
был объят нетерпением и собирался сам прибыть в Липаритис-убаки:
Всю ночь читала псалмы и молилась прилежно супруга
зристаза Ката.
Перед распятием, повешенны.м на стене, теплились, как
обычно, три неугасимые лампады. Голгофский холм, из
ваяниый из сердолика, горел как пламенеющая купина.
Ката молилась спасителю за своего отлученного от церк­
ви и преданного проклятию супруга, за сына, несущего епитимьку и за несчастную дочь.
Рати в полном доспехе лежал на кирпичном полу и спал.
Поочередно спали на джейраньих шкурах постельгшчьи
девушки, немолчно пели на дворе петухи.
Вдруг привиделось Ката: обе руки Христа отделились от
гвоздей, что прикрепляли их к кресту. Спаситель склонился
вперед, руки его опустились, к так, опираясь на острие, при­
гвождавшее его ноги, стоял Назареянин, словно пловец на
скале над морем, который, протянув обе руки вдоль бедер гг
слегка согнувшись в пояснице, готовится броситься в пучину.
Ката ужаснулась, вскочила с ложа и закричала, встрепену)Лись постельничьи девушки, разбудили Рати, зажгли свечи.
Сын Липарита протер глаза, также содрогнулся перед эти^^
зрелищем, и все бросились прочь из опочивальни.
292

Зосим тотчас послал за отцом Василием, и старца при­
везли из монастыря. В полном облачении, сопровождаемый
многими монахами, ходил архимандрит по дворцовым пала­
там, монахи пели псалмы и кадили.
Повесив голову и скрестив руки на груди, следом за ни­
ми шел Рати и напевал вполголоса псалом:
«Обрати ко мне лицо твое и услышь меня, господи, ибо
немощен и убог...»
СНЕЖНАЯ БАБА
Хладнокровного эристава Джонди также объяло нетерпе
мне. Епитимье, наложенной на Рати Орбелиани. не было видiïo конца. Кроме того, все труднее становилось таквсрским
азнаурам утолять голод Каримана Сетиели, да и слишком
лшого внимания привлекал он к себе своим богатырским сло:кением. Монашеской.пищи ему не хватало, ибо, ненасытный,
съедал он целого ягненка за завтраком.
— Кушать хочу, — по-детски жаловался он друзьям еже­
минутно.
Отец Василий и Джонди, посоветовавшись, решили noce•
,!ить его в Шошилетской церкви и посылать ему туда из Липаритис-убани баранины вдоволь.
Но терпение Каримана Сетиели было на исходе. Одна­
жды ночью подал он такой ребяческий совет эриставу: позво­
лить ему, Кариману, напасть ночью на дворец и похитить
Рати Орбелиани с его ложа.
Джонди уже успел осмотреться в Липаритис-убани. Дво­
рец и монастырь были обнесены довольно высокой каменной
стеной, а стену окружал дремучий лес. Невдалеке от мона­
стыря стояла боевая башня. Сам дворец, сложенный из теса­
ного камня, был двухэтажный, в стенах его, как в крепости,
имелись боевые оконца для наблюдателей и стрелков, так
что враг, даже войдя внутрь ограды, вряд ли мог бы захва­
тить дворец без осадных орудий.
По ночам в Липаритис-убани спускали собачью свору, псь?
помогали ратникам, стоявшим на страже вкруг дворца.
Пока Джонди ломал голову над своей задачей, к нему
прибыл лазутчик. Шергил Липартиани извещал: царь Давид
собирается покинуть Начармагеви и отправиться вМухатгверди со всем войском. Государь уверен, что еще до того, как лес
293

оденется листвой, задача такверского эристава будет выпол­
нена.
Джонди сгорал от стыда. Какое доверие оказал ему царь
Давид, — сделал начальником такверской дружины, даже нк
разу не испытав его хотя бы в самой малой боевой схватке!
Но обстоятельства сложились особенно неблагоприятно,—•
схватить Рати Орбелиани оказалось делом невероятной труд­
ности.
Через три недели кончится епитимья Рати, и уедет он со
своей свитой в Клдекари, а уж оттуда не сумеет его достать
и сам дьявол.
Однажды вечером собрал такверских азнауров Джонди
и объявил им:
— Если порученное нам дело не будет выполнено, вы
увезете из Триалетского эриставства только мой труп.
Внезапная мысль мелькнула в его напряженном уме. Но
н здесь необходима была помощь Кириона Манглисского.
Предварительно посоветовался он с отцом Василием. Об­
надежил молодого эристава архимандрит: Кирион — человек
мужественный, он не откажет такверцам в их просьбе.
В темную и ветреную зимнюю ночь взял с собой Джонди
Каримана Сетиели, и оба они отправились пешком из Шоши^
лети в Манглиси.
С большим почетом принял Кирион Манглисский таквер­
ских азнауров, посланных царем Давидом, сильно обрадовал­
ся, признав сына Шамана в молодом эриставе, прибывшем с
тайными поручениями царя Давида в триалетские земли.
Джонди же слышал еще раньше от своего отца о безупречной
доблести архиепископа Кириона и удивился, когда вместо
рослого, полного мощи богатыря увидел лысого маленького
старичка со сморщенным, словно высушенная виноградина,
лицом, со слабым голосом и маленькой, хотя и увенчанной
высоким лбом, головой. Когда епископ улыбался, вокруг его
янтарно-желтых глаз собирались лучами бесчисленные мор■»
щинки.
Редкая рыжеватая борода была подернута сединой, и на
лысой голове кое-где виднелись серебристые клочки волос—‫־‬
жалкие, как выщипанная гусями травка на лугу. Ни тонень­
кий голосок, ни сложение — ничто не говорило о доблести
или о мужестве.
Кариман Сетиели удивлялся: откуда у этого немощног©
старика нашлась такая смелость — вступить в борьбу с эрис‫»־‬
294

тавом Липаритом, против которого сам царь Давид, воору^^
женный осадными орудиями, не решался начать войну.
«Настигни его сильный ветер где-нибудь в ущелье,—
унесет, как хворостинку», — думал Кариман Сетиели.
Когда они втроем усаживались за накрытый стол, Кирион посмотрел на юного эристава и сказал:
— Мы с твоим отцом сопровождали царя царей Георгия
в битве у Алгети; я тогда был еще молодым священником,
под рясой я носил кольчугу и с крестом в руке шел впереди
картлийских войск.
Пока манглисский архиепископ рассказывал о своем
участии в битвах, Кариман Сетиели улучил минуту и прикон­
чил целую свиную вырезку.
Когда Кирион спросил Джонди о цели его посещения,
эристав такверский не решился открыто посвятить епископа в
дело и, набравшись смелости, начал так:
— Еще одну нашу просьбу ты должен исполнить, пре­
подобный отче, но только, умоляем тебя, не спрашивай нас
покамест о ее причинах. Отец Василий, наверное, рассказы­
вал тебе, с какою целью посланы мы в эти края царем Д а­
видом. Так вот, мы просим тебя лишь об одном: укороти
срок епитимьи эриставу Рати Орбелиани.
Лукавая улыбка пробежала по устам Кириона Манглисского; он потрогал свою бородку, пошевелил иссохшими
пальцами в редкой щетине повыше подбородка, потом взгля­
нул в лицо такверскому эриставу и сказал:
— Так, значит, вы пришли в мой дом замолвить слово
за Рати Орбелиани, — так я вас понял, дети мои?
Крепко сжатые губы Джонди тронула едва заметная
улыбка, уши его, заостренные наподобие листьев вяза, покраснели, и он засмеялся.
— Выходит, что так, преосвященный отец.
— Понятно, понятно... — четко сказал старик, -Завтра
же я отправлю дворецкого в Липаритис-убани, призову; Рати
к себе и сниму с него епитимью.
Целое стадо жертвенного скота послал Рати Орбелиа‫״‬ни
в Манглиси, когда сняли с него епитимью. Обрадованный, вер­
нулся он в Липаритис-убани.
Управитель замка Зосим известил такверского эристава:
Рати Орбелиани готовится к охоте на медведя. Совсем осме­
лел Джонди: уже и среди дня входил он теперь в дворцовый
двор, смешивался с толпой суетившихся и галдевших перед
295

пекарнями и погребами дворовых людей, слушал их разгово­
ры — голос простонародья. Все во дворе знали ласкового,
учтивого «кларджетского монаха — сборщика милостыни».
История € распятием до сих пор еще служила поводом
для пересудов. Говорили: так рассердило спасителя вероот­
ступничество триалетского эристава, что он уже спустился с
креста и собирался было уйти из дворца Орбелиани, да толь­
ко отец Василий, святой человек, сумел смягчить своими мо­
литвами сердце Назареянина.
Однажды вечером Джонди сидел возле торнэ и слушал
беседу хлебопеков. Шел редкий, медленный снежок. Молча
ЛИБО передвигавшихся по двору слуг трудно было отличить
друг от друга. Но все же приметил Джонди: по ступеням
лестницы спустился Рати, без меча, без шлема, и направил­
ся к конюшням в сопровождении одного лишь главного над­
смотрщика над табунами.
Вскоре сын Липарита вернулся. Джонди совсем осмелел,
пропустил мимо себя Рати и смотрителя табунов, улучил, на­
конец, удобную минуту й пошел за ними вслед.
— Сколько вам понадобится лошадей на послезавтра,
великий эристав? — спросил смотритель табунов.
— Тридцать, — ответил Рати. — Для меня прикажешь
оседлать Мрешу; в горах она, пожалуй, будет лучше, не
правда ли?
— У Мреши до сих пор не зажило колено, великий
эристав.
— Тогда оседлай Зердагу! А впрочем, завтра ввечеру
я сам осмотрю рану у Мреши.
— Пусть будет по твоей воле, господин мой великий
эристав.
Джонди достаточно было и слышанного. Он не пошел
дальше и вернулся в монастырь.
Когда стемнело, снег перестал идти, ветер рассеял обла­
ка и появилась луна, Джонди взял с собою такверского азнаура Пешанги Гарибаисдзе и пошел осмотреть расположе­
ние конюшни. Конюшни Орбелиани стояли за оградой, кото­
рой был обнесен дворец, возле елового леса.
На лугу такверцы заметили две-три человеческие фигу­
ры, словно закутанные в саваны. Они стояли на местах, не
шевелясь, как воины на страже.
Джонди встревожился: уж не поставил ли Орбелиани наюлюдателей перед своими конюшнями? Он нащупал ору296

жие под монашеской рясой. Но когда такверцы приблизи­
лись, они увидели, что это всего лишь снежные бабы, и вспо­
мнил эристав: здесь, перед конюшнями, забавлялись игрой
в снежки дети конюхов. Тут же рядом видны были построен­
ные ими маленькие ледяные башни и дома.
В конюшне они не нашли никого из людей — лишь по­
рою негромко ржали лошади. С двух сторон обступил ко­
нюшню частый ельник, на западе виднелось покатое русло
ручья, стекавшего к уыхелью. Нужно было долго идти по тро­
пинке, чтобы достичь оврага. Сейчас тропинка была занесена
снегом так, что, выйдя из конюшни, можно было скатиться
кубарем до самого ручья.
Дважды обошли такверцы помещение конюшен, верну­
лись на прежнее место и стали вглядываться в освещенное
лунным светом ущелье. Потом спустились под гору, долго
шли по снегу и достигли занесенного снегом ручья.
Вода журчала под снежным покровом. Такверский эрис­
тав счел нужным измерить глубину ручья.
Гарибаисдзе перешел вброд на другую сторону ручья;
вода доходила ему до пояса. Вернувшись, он сказал Джонди:
— Это место самое удобное для нас: с той стороны над
ручьем — частый лес, заросший под стволами кустарником;
погоне будет трудно следовать за нами.
Они снова вернулись к конюшням и осмотрели ельники
на плоскогорье. Джонди сказал:
— В этих елях будет трудно скрыться от погони: лес
редок, преследователи могут скакать за нами на лошадях.
Молча шли к монастырю две похожие на тени фигуры;
наконец опять послышался голос Джонди:
— Теперь ты отправишься в Шошилети, Пешанги, при­
веди сюда Каримана, да возьмите с собою оружие и доспехи.
Понадобятся нам и луки со стрелами. Смотрите, не забудьте
и про тулупы.
На другой день с утра густо повалил снег. Щедро сыпа­
лись с неба крупные белые хлопья.
Когда же завечерело, поднялся ветер, подхватил снежин­
ки и закружилась метель. Как раз неподалеку от ледяных
башен такверцы, одетые в пастушеские тулупы, принялись
играть в снежки.
Каримана Сетиели прислонили к снежной башне; зары­
тый в снег по пояс, залепленный до усов, напоминал он ог­
ромного серебряного идола. Остальные восемь со всех сторон
забрасывали его снежками.
Ж

Джонди первый заметил, что Рати Орбелиани показал‫״‬
внизу. Смотритель табунов сопровождал своего господина.
Джонди услышал слова Рати:
— Если и нынешней ночью будет идти снег, лошади, ве­
роятно, уже не понадобятся.
— И я так думаю, господин мой великий эристав; в ель­
нике вы не сможете охотиться на лошадях, — ответил глав­
ный смотритель табунов.
Рати увидел перебрасывающихся снежками людей, поди­
вился: неужели так скучают взрослые парни, что занялись
детской игрой? Завидев Рати, Кариман Сетиели неподвижно
застыл на месте. Эристав взглянул на него, принял издалека
за снежную бабу *и продолжал свой путь, подумав: «Это за­
бавляются конюхи». И он медленно пошел к конюшням.
Кариман Сетиели скатал увесистый снежок, прицелился
и бросил его в Рати; снежное ядро попало Орбелиани в шею,
но тот решил, что лишь нечаянно, перебрасываясь друг с дру­
гом, попали в него парни.
Снова бросил снежком Кариман.
Главный смотритель табунов остановился — он тоже
принял такверцев за своих подручных — и крикнул им:
— Что это вы, головы, что ли, потеряли? Или не узнаете
своего господина?
— Знаем, знаем прекрасно, что он за птица, — ухмыль­
нулся в ответ Кариман, швырнул третий снежок и залепил все
лицо зриставу. Такверский конюший Горгиа кинулся на смот­
рителя табунов и, смяв его, словно лаваш, воткнул головою в
снег. Джонди и Кариман подскочили к Рати Орбелиани; долго
боролся с двумя рослыми бойцами эристав, но в конце концов
Кариман перекинул его правую руку себе через плечо, взвалил
Рати на спину и поволок под гору к ручью.
Конюший Горгиа выпустил смотрителя табунов, звавшего
на помощь, и побежал за такверцами к оврагу.
Четверо молодцов волокли Рати Орбелиани под гору. Кри­
чать он счел унизительным для себя, зато освобождал время
от времени то руку, то ногу и колотил напавших на него так­
верцев что было силы. Между тем на крики высыпали воору­
женные дубинами конюхи, спустили собак и бросились в по­
гоню за похитителями.
Заметил Кариман: такверцам было скользко идти по сне­
гу под гору; он велел остальным выпустить Рати, бросился на
него сам, свалил, и оба покатились кубарем по склону. Осталь­
ные тоже сели на полы своих тулупов и соскользнули в овраг.

ся

298

Страшное смятение воцарилось во дворце Орбелиани;
Ударили в било. Уже темнело, никто не знал, что предпринять.
Главный смотритель табунов и его подручные конюхи
растерялись, не догадались спуститься в ущелье по способу
такверцев, а пустились по занесенным тропинкам, но все же в
конце концов настигли похитителей.
Такверский эристав оставил Рати на попечение Каримана и Горгиа, сам же обнажил меч, преградил путь конюхам и
погнал их прочь; во время этой стычки один конюх упал ра­
ненный в снег. Конюхи не любили Орбелиани и не очень ра­
товали за него; они кинулись к раненому товарищу, а глав­
ный смотритель табунов пустил за беглецами собачью свору.
Тем временем Кариман взвалил себе на плечи Рати,
утомленного борьбой с девятью противниками, и уже соби­
рался переправиться с ним через ручей, когда одна из собак
вонзила ему в ногу свои клыки. «Авай!» — закричал Кари­
ман, выпустил Рлти, обнажил клинок и одним ударом прон­
зил пса. Потом прыгнул и очутился на противоположном
берегу.
Джонди заметил: кровь лилась струей из ноги Каримана
Сетиели. Он подхватил Каримана на спину, подоспели осталь­
ные такверцы на подмогу и утащили Каримана в лес.
Когда всадники, вооруженные копьями, достигли ручья,
нападающих уже нигде не было видно. Избитого до полу­
смерти Рати унесли во дворец. На следующее утро обшарили
лес по ту сторону ручья, но все поиски были тщетны.
Восемь добрых молодцов на спинах тащили по лесу Ка­
римана Сетиели и еле-еле донесли его до конюшен манглисского епископа Кириона.
Липаритис-убани было, объято страхом.
Видел Рати: опасно ему оставаться во дворце. Хотел пе­
ребраться в крепость Хулути, но так болело избитое тело, что
не мог он лежать ни на одном боку.
Липарит Орбелиани неожиданно приехал из Клдекари.
Он не был согласен с сыном: нет, не царем Давидом были
подосланы эти похитители. Бешкен Джакели следил внима­
тельно за триалетскими замками, его-то лазутчиками и бы­
ли, по мнению Липарита, эти люди.
И еще одно обстоятельство вспомнил эристав. С юности
отличался невоздержанным женолюбием Рати. Где-то на
храмовом празднике в Джавахети, во время ночного бдения
у святыни, приметил он красивую девушку, увез ее в Хулут299

скнй замок, держал наложницей три месяца, а потом отослал
;назад к родным.
Девуд1 ка эта оказалась дочерью Хурсидзе, владетеля
замка Фанакари, и жены его, родной сестры Бешкена Джакелн. Разгневался тухарисский эристав и обещал когда-нибудь
схватить Рати Орбелиани и заточить его на всю ‫־‬жизнь в под­
земелье Тухариссрюго замка.
Пять лет прошло с тех пор, но Липарит знал хорошо:
злопамятно было сердце Бешкена Джакели. И сейчас поду­
малось ему: это тухарисский эристав решил отомстить Рати
за грехи его юности.
И еще говорил Липарит:
— Царю Давиду пока еще не до нас. Лазутчики мои
принесли достоверное известие: царь Давид покинул вместе
со своими войсками Начармагеви и спускается вниз по тече­
нию Кургл. Лазутчики тбилисского амира также доносят:
царь Давид готовится к борьбе против Бану-Джаффара.
ЗЕМЛЯ
Неожиданное отступление царя Давида от Начармагеви
упрочило душевное спокойствие Липарита, а между тем царь
поступил так не только для устрашения владетеля Зедазен
ского замка Дзагана и амира тбилисского Бану-Джаффара.
но и для того, чтобы ввести в заблуждение триалетского
эристава.
Последнее землетрясение нанесло ущерб Клдекарском\
замку, стены крепости были в значительной мере поврежде­
ны. Липарит поставил мастеров восстановить стены, а сам пе­
реехал в Липаритис-убани, решив, в случае, если царь Давид
вторгнется в Триалети из Мухатгверди, опереться на две ближ­
ние к Липаритис-убани надежные крепости — Хулути и Берикали, защищенные естественными оградами из скал.
Убийство Малик-шаха и Низама аль-Мулька ассасинами
повлекло за собою гонение на христиан в Палестине, Сирин
и Малой Азии; в Армении были разгромлены храмы, удвоен­
ные хараджа и джизия легли на плечи жителей.
Случилось это потому, что, по убеждению сельджукских
амиров, за фанатиками-ассасинами стояли христианские цари
и епископы. И до Тбилисского амирства дохлестнула волна
этого гонения.
300

и здесь увеличили хараджу и джизию, беспощадно уби­
вали грузим и разоряли армян.
«Был полон град кровью христианскою; подчас поднимаш ‫ ־‬ссоры и избивали без причины всех христиан, сколько
могли наити; подчас же отдавали сопровождавшим караваны
гурчинам входящих во град и выходящих из града христиан и
ввергали их в полон или предавали смерти, и так опустоша­
лась земля миогократно>>.
Долго ждал гонца от эристава Джонди царь, стоявший
с войском в Начармагеви, но ни Кирион Манглисский, ни такверский эристав не слали вестей. Отец Анфимоз простудился
при переходе через Сурамский перевал и укрылся, злополуч­
ный, в Киицвисском монастыре. Лишь случайно прибыв­
шие из Манглиси монахи привозили отрывочные известия о
триалетском эриставе и его семействе.
Непривычно волновался царь, ибо знал: если Рати успеет
запереться в Клдекари, много крови придется пролить цар­
ским войскам, чтобы извлечь оттуда отца с сыном, а этого
остерегался Давид.
Шергил же Липартиани и Георгий Чкондидели совето­
вали царю сделать наоборот: сперва рассчитаться с эристаиом Дзаганом и царем кахетинским Квирике, а потом уже на­
казать эристава Липарита.
Но безмолвствовал Давид. Известно было ему, что спор
из-за границ между Дзаганом, Квирике и Липаритом был
уже окончен; теперь все трое договаривались с тбилисским
амиром, но Баиу-Джаффара привлекала Коджорская кре­
пость, и потому до времени оставался в стороне тбилисский
лмир.
Давид был уверен: если бы он осадил Зедазенский за ­
мок, эристав Липарит, немедленно провел бы свою рать вер­
ховьями речки Верэ, без труда взял бы Мухатгвердскую кре­
пость и зашел бы в тыл царским войскам.
У триалетского эристава, кроме семисот тяжело воору­
женных рыцарей, было двадцать тысяч конных воинов, не
считая войск в крепостях.
Давид, находясь в Начармагеви, хорошо изучил с по­
мощью лазутчиков военную силу кахетинского царя Квири­
ке и владетеля Зедазени Дзагана. Конных войск, кроме азнауроБ, у них почти не было, обороняться же в крепости они
:vIoгли без труда. А если бы Квирике и Дзаган вывели гарни­
зоны из твердынь и отрядили их на помощь Липариту в Триа301

лети, то верные царю кахетинские азнауры, в ту пору укрыв­
шиеся в горах, спустились бы под предводительством Ари*
шиани и Барамисдзе в долину и могли бы отторгнуть кахе­
тинские крепости у их владетелей.
Такая смута объяла к тому времени владения султана,
что на помощь сельджукских войск не мог надеяться ни один
из трех союзников.
Было правилом у Давида: спокойно выслушать совет
каждого, но хранить в тайне свое решение.
На исходе февраля повелел он своим лазутчикам рас­
пространить по Картли слух, будто бы в отмщение за пресле­
дование христиан царь собирается идти на Тбилиси.
И вот Давид раскинул лагерь в окрестностях Мухатгверди.
Шергил Липартиани был с царем в лагере, а Георгию
Чкондидели было приказано держать в Гегути три тысячи
маргветских лучников, готовых выступить по первому зову.
Шергил Липартиани был убежден, что царь собирается
переправиться через Куру у Мухатгверди, обойти с севера
владения тбилисского амира и осадить кахетинские тверды­
ни. Весьма разумным казался этот план военачальнику, ибо
если бы удалось царю сломить тамошние крепости, то на об­
ратном пути единым ударом была бы сокрушена и крепость
Зедазени, а после того настала бы очередь и триалетского
эристава.
Эристав Гуарам привез царю письмо от императрицы
Мариам. Весьма радостные известия сообщала племяннику
прекрасная императрица. Сына ее, Константина Порфиро­
родного, враги Алексея Комнена в самом деле запутали в
интригу, сплетенную, чтобы поднять восстание против импе­
ратора, но милосердный кесарь отнесся незлобиво к своей
нареченной матери и великодушно освободил кесароса Кон­
стантина. А кроме того, императрица Мариам сообщала Д а­
виду, что предприняты попытки выкупить из плена Нианию
Бакуриани.
Из того же письма узнал царь, что Нианию немало но­
сила по свету причудливая судьба. Из Джавахети похитите­
ли увлекли его в Исфаган. Амиры Бархиарока отвезли плен­
ника в Багдад. После поражения сына султана Нианиа до­
стался, в числе прочей добычи, Тутушу, а Тутуш продал ег©
амиру иль-Гази. В настоящее время Нианиа находится в
Иерусалиме, в качестве пленника иль-Гази, который окружил
сына великого доместика Бакуриани величайшим вниманием
302

8 надежде на то, что отец не пожалеет за него десяти тысяч
д«рхемов.
Благочестивая тетка прислала христолюбивому племян­
нику вновь переведенные на грузинский язык Евфимием Мтааминдели «Деяния апостолов» и переплетенный в свиную ко­
жу «Органон» Аристотеля на арабском языке.
Неприятные известия каждому легче передать устно, не­
жели изложить в письме. И Мариам не написала ни слова
об одном происшествии, о котором зато рассказал Давиду
эрнстав Гуарам.
Император Алексей Комнен сослал в Херсонес лжецаре&ича Константина, самозванного сына Романа Диогена. Одна
из башен Херсонесского замка была обращена в темницу, и
в нее император заточил самозванца. Половцы приезжали в
Херсонес покупать железо, они подкупили тюремщиков этой
башни и увели лжецаревича с собою в степи. Тогортак и Тогорта еще не забыли «неблагодарности» кесаря Алексея Комнена. Увидев самозванного сына Диогена в своем лагере,
они обрадовались и объявили его императором Византии. По­
том, нимало не медля, снялись с места и пошли покорять им­
перию кесарей, взяв с собою лжеимператора.
Алексей Комнен видел, какой страшный вихрь надви­
гается на его обессиленную империю, и немедленно укрепил
проходы Балканских гор. Он поспешно собрал совет воена­
чальников, родичей и старейшин.
Алексей Комнен страдал ревматизмом, но, несмотря на
болезнь, был храбрым воином и без колебания сообщил со­
нету свое мнение: встретить половцев в сраженье. Члены син­
клита устрашились, единодушно советовали кесарю укрепить­
ся в замках и там ожидать врага. Император заколебался и
в конце концов решил «посоветоваться с богом».
В таких случаях византийские кесари обычно раскрывали
наугад священное писанке и сообразно вычитанному отрывку
решали дело.
Иначе поступил Алексей Комнен: в сопровождении боль­
шой свиты, состоявшей из константинопольского патриарха,
доместиков войска, друнгариев флота, куропалатов, новелис(^имов и епископов, направился он в храм Святой Софии.
Два листка взял он в руки. На одном было написано:
«встретить в сражении», на другом — «укрепиться в замках».
Оба листка были запечатаны и, по велению кесаря, ноложе-«
«ы патриархом fia алтарь.
303

Ночь провели в соборе без сна. Как император, так и
весь синклит молились коленопреклоненно, пели гимны, взыва ­
ли к небу до утра. Когда рассвело, патриарх вытянул жре­
бий, вынес листок в храм и подал императору. Алексей Ком
нен распечатал его и прочел:
«Встретить в сражении».
На третий день после этого кесарь выступил из Констан­
тинополя со своей ратью и расположился лагерем в окрест­
ностях города Анхиалиса. Военачальников своих Никифора
Мелиссина и Георгия Палеолога он послал к Верроэ — за‫״‬
щищать этот город и его окрестности.
Вскоре один из валахских дворян известил его тайно, !:то
половецкие орды уже приближаются к Балканским горам.
Кесарь созвал совет. Военачальники и родственники —
все единодушно советовали ему встретить врага в Анхиали
се. Алексей принял этот совет и укрепил твердыню Термы.
Защищать ее он оставил военачальников Татика и Кантаку‫״‬
зена.
Новое известие принесли лазутчики: будто бы к Адриано­
полю приближались половцы. Кесарь призвал адрианопольских дворян и внушил им храбро встретить врага, не жалеть
стрел, держать крепостные входы запертыми днем и ночью.
У балканских горных проходов встретили половцев вала­
хи. Они указали им дороги и провели врагов в византийские
владения.
Так постепенно половцы достигли города Голоэ. Горожа­
не торжественно встретили лжецаревича Константина,
схватили защитников крепости и выдали их половцам,
Лжецаревич надел красные сапоги, знак императорского
сана, возложил на себя золотой венец, облачился в виссон и
златотканую парчу. Не удовлетворись этим, он повел свок>
рать к Анхиалису и окружил город, чтобы взять в плен своего
соперника Алексея Комнена.
Анхиалисская крепость была неприступна, она стояла па
высокой скале, откуда защитники скатывали камни на поло­
вецких всадников. Под конец лжецаревич снял осаду и на­
правился к Адрианополю.
Но и Адрианополя не сумел он взять. Тем временем
Алексей Комнен выступил из Анхиалиса, но раньше чем он
достиг Адрианополя, греки заманили лжекесаря в боевую
башню, напоили его допьяна и заковали.
Алексей Комнен напал на главные силы половцев, истре­
бил многих, увел в полон три тысячи, уцелевшие же рассы‫־‬
304

пались по лесам и устремились назад в свои степи, грабя по
пути мирных жителей.
Опечаленный, рассказывал обо всем этом царю Гуарам,
владетель Бечисцихе. Посоветовал царю отозвать немедлен­
но посланных в половецкие земли Догато, эристава цхумскО’‫׳‬
го. и Стефаноза, цилканского епископа.
Царь молча взглянул на Шергила Липартиани. И Шер^
гила встревожил этот рассказ.
— Изменников немало у нас и дома, государь; если те^
перь призвать еще половцев, как бы еще более не разжечь
смуты в стране!
— Ивее же,думается мне, — сказал царь,—кесарьАлеК'
сей не сумел использовать половцев, как подобало. — Он ог*
лянулся На Махару и добавил: — Если охотник, поймав кре­
чета, возьмет его на охоту и необученным выпустит на фаза■^
на, то возможно, что хищник схватит птицу, но уж наверное
сам растерзает свою добычу, а потом вернется в родные ле­
са. Махара же поступает иначе: поймав кречета, выщиплет у
него из-под крыла пух — признак дикости, потом залепит гла•^
за воском, посадит себе на шуйцу связанного петлей, сидит
над ним дни и ночи напролет и все время кричит ему в ухо.
— Правду изволит говорить царь, — вставил, не спро*»
сясь, обрадованный притчей скопец, а царь продолжал:
— Если кесарь и вправду хотел сделать половцев свои­
ми союзниками, он должен был сперва поселить их в Визан•*
тйи, обратить в христианство, превратить их в оседлых жите•
лей на своей земле, а потом уже снова посадить их на ко­
ней. Понятно, что на кочующие толпы никак нельзя поло^»
житься; ничто так не объединяет людей, как земля.
КАК МЕЧ ОТВЕРГ НОЖНЫ
. .. и сказал Абдулла ибн-Равахам: «Лишь двух ми
лостей просил я у творца: отпущения грехов моих к
силы в плече — такой, чтобы от удара меча, занесен­
ного моей рукой, пена выступила на губах врага, или
чтобы копье, кинутое мною, вонзилось ему в грудь да
самого сердца. И чтобы прохожие, идя мимо моей мо­
гилы, говорили:
— Вот истин>!ый рыцарь! Да устроит его господь
благостно в потустороннем мире, ибо на земле он хо^
дил всегда прямыми путями!»
А б у А б д у л л а иб н‫־‬И с х а к и б н‫־‬И з с а р.

В царский шатер вошел начальник Мухатгвердской кре­
пости Фарджаниани, воздал почесть царю и пригласил его к
2• К. Гшеахурдиа, т. III

305

завтраку. Давид, эристав Гуарам, Шергил Липартиани и Ма­
кара направились к замку. Эристав Гуарам вполголоса бесе­
довал с повелителем. Сладостные весенние ароматы источала
земля. Птицы пели в лесу, кукованье кукушки доносилось с
Дигомской равнины. Взор царя остановился на толпе, шумев­
шей в поле, вблизи замка. Давид спросил начальника крепо­
сти о причине волнения.
Доложили ему: мухатгвердские поселяне отправились в
Тбилиси покупать подковы. Закупили товар мухатгвердцы,
ко сельджуки хотели отнять его у земледельцев. Кузнецы
грузины пришли на помощь своим единоплеменникам и по­
могли им выбраться из города, прежде чем были закрыты
крепостные ворота.
Поселянам удалось добраться до Лочинского ущелья.
Здесь напали на них сельджуки, шедшие с караваном; мухат­
гвердцы схватились за мечи. Несколько сельджуков было
убито, пятерых крестьян увели в полон караванщики.
Когда Давид с сопровождающими выехал на поле, взор
его остановился на высоком поселянине, вооруженном кинжа­
лом. Пригляделся царь: родимое пятно величиною с деньгу
чернело на скуле у поселянина. Царь приказал начальнику
крепости привести к нему этого человека.
В замке царь и свита его нашли накрытый стол; Махара
немедля приступил к еде и сам угощал царя и свиту варены­
ми снетками. Гуарам, эристав бечисцихский, снова вернулся
к византийским новостям и начал рассказывать про Роберта
де Фриза. Мандатуры внесли влажные кувшины с вином.
Давид обратился к Шергилу Липартиани:
— Завтра же отряди гонца в Хунту и напомни мне нынче
вечером, я напишу письмо императрице Мариам — пусть не­
медля освободит она Нианию Бакуриани, отправив требуемый
выкуп иль-Гази.
С удовольствием отведал царь свежей рыбы, наполнил
чашу вином, уговаривал и остальных угощаться и пить.
Все увлеклись едой, лишь один Махара сидел молча в
конце стола, у окна, и глядел в Аристотелев «Органон», что
лежал у пего на коленях.
Заметил это Давид и сказал ему:
— Почему ты читаешь с конца, Махо?
— В конце этой книги есть арабская приписка, ее-то я и
стараюсь прочесть, — ответил безбородый.
306

— А ну, прочти нам ее, Махо!
Махара долго глядел в книгу и наконец
наясь:

прочел, запи

Дрема неслышно подкралась к моим очам,
И кто-то в ночной темноте произнес такие стихи:
«Вчера вечером, когда мы достигли Урдуна,
Верблюд мой издал жалобный стон.
Горюя о своем нежном, любимом верблюжонке.
Не плачь, ничего не случится с твоим дитятей.
Пока есть время и судьба моя — в моих руках.
Мне кажется: я бренчу, веселый, на сандже,
Сидя среди кувшинов, полных шипучей влаги.
И еще горше заплакал мой верблюд,
Горюя о своем нежном, любимом верблюжонке.
Чьи бока распороли минувшей ночью.
Словно мех, полный макадийского вина».

Царь Давид хотел узнать имя написавшего эти стихи, но
на страницах книги не оказалось подписи.
Начальник крепости Фарджаниани ввел в палату noce
лянина с кинжалом. Узнал его Давид: то был Хоргай, кото
рый впервые в Тедзмийском ущелье назвал его царем.
Гость простерся на полу, воздал повелителю почесть.
— Встань! — приказал ему Давид и добавил, указав на
полную чашу: — Испей вина!
Благодарил поселянин, колебался, робея.
— Испей! — повторил царь.
Длинною свою десницу протянул за чашей слегка сог
бенный великан-поселянин. От запястья до пальцев была со­
драна кожа на его руке.
— Что случилось, отец, с твоей рукой? — спросил Да
вид.
— Старший сын мой был в плену у нечестивцев-сель■
джуков. Я взял двух младших н последовал за мухатгверд
цами, что шли в город покупать подковы. Есть у меня, госу­
дарь, кузнецы-родственники в городе, я думал — может быть,
удастся узнать что-нибудь о судьбе моего молодца. Как толь
ко дошли мы до ворот Сагодебели, перегородили нам дорогу
сельджуки, заставили сойти с лошадей — придрались,поче
му у нас, зимиев, не надеты на конях ослиные седла; отняли
и лошадей и седла. Раздосадованный, я поколотил одного
сельджука, но нечестивцы схватили меня, привязали на ночь
цепью в темном хлеву, на следующий же день собирались
свести меня в темницу. Спасибо, отыскали меня родичи, под
' 307

купили стражу, вывели меня; а правую руку пришлось вы­
рвать из обруча оков — тогда и повредил я ее, государь.
— А дальше, дальше? — спросил царь.
— А дальше — кузнецы помогли мне ускользнуть из го­
рода, отвели меня к мухатгвердцам да к моим сыновьям, что
скрывались в Лочинском ущелье. Собрались мы обратно до­
мой, пустились в погоню за нами караванщики, гнались до
Авчальской лощины, настигли, хотели взять в плен; трех
неверных мы изрубили кинжалами, да подоспели им на по­
мощь их соплеменники, одолели нас. Двух моих сыновей ь
грех мухатгвердцев увели сельджуки с собой в неволю.
Спросили Хоргая, как его имя.
*-‫ ־־‬Габриэлем меня зовут, государь.
Успокоил его царь:
— Не беспокойся, Габриэль, скоро покажу я тебе, как
аадо обращаться с сельджуками.
И приказал начальнику крепости накормить Хоргая. Ко­
лебался Габриэль, — пока не приказали ему, не хотел сесть
за царский стол.
Что еще нового в Тбилиси, Габриэль? ‫—־‬спросил царь.
— Уж очень озверели сельджуки, государь. У всех пятв
’Городских застав воздвигли они по дыбе. Как схватят кого,
кто не уплатил хараджи, тотчас вздернут на дыбу. У входа
на майдан расставлены лазутчики. Они наблюдают за при‫״‬
езжающими в город зимиями. Только через Абатские ворота
входят в город грузины. Если заметят, что зимий продает
что-нибудь, тотчас отнимут у него товар; только покупать
дозволено христианину. Рассказали мне кузнецы, государь,
будто турки ждут нападения царя Давида. В нынешнем го‫״‬
ду починили они башни у городских ворот, Цхалкинскую и
Таборскую, заново возвели ограду Исани, разрушенную зем­
летрясением. В сумерки пустеют площади и улицы, только
тяжело вооруженных всадников увидишь в городе.
Хоргай замолчал.
Испей вина, — сказал ему Махара.
Спросили Хоргая, чем он занимается. Оказался Хоргай
пахарем, ходил он за плугом. Вспомнился Давиду рассказ ца­
ря Георгия. Спросил:
— Видел ли, Хоргай, когда-нибудь царя царей Георгия?
— Как же, государь, отец мой и семеро братьев моих,
мы все трижды сопровождали царя царей Георгия в битвах.
— А где твои братья, Хоргай?
308'*

— троих убили под Парцхиси сельджуки, еще одного в
Карнифоре, а самого младшего — под Карисцихе.
— Где ты раньше жил, Габриэль?
— На Алгети стоял наш двор, да сельджукский саранг
сжег его, государь.
— Когда ты и мухатгвердцы вышли из города?
— Вчера ночью.
— Быть может, ты знаешь — не ждет ли прибытия новых
‘?©йск Бану-Джаффар?
— В Лочинском ущелье встретили мы кахетинцев, и те
оассказали нам, что идет караван из Гянджи, и множество
сельджуков едут вместе с этим караваном, государь.
Царь замолчал, учтиво предложил пахарю отведать что^
яибудь из кушаний.
Когда же Габриэль Хоргай вышел из палаты, Давид
йриказал начальнику крепости призвать Индо Гараканисдзе
й велел царскому оружничему, взяв с собою пятнадцать
всадников, угнать скот горожан в сторону Авчал. А там, в
Авчальской лощине, встретит их он сам.
Еще не кончил царь завтракать, как уже приказал Шер-►
гилу Липартиани держать наготове три сотни всадников на
крепких конях.
Липартиани удивился приказу: уж не с тремя ли стами
всадниками хочет царь вступить в бой с сельджуками? И все
же не посмел возразить повелителю. Когда всадники были
готовы, он доложил Давиду и просил только взять его, Шер•*
гила, с собою.
Л1ахара же без спроса оседлал своего мерина и взгромоз­
дился на него. Царский шатер и присланные из Византии
книги были уже уложены в тюки.
Шергилу Липартиани Давид приказал оставаться в лагере
!месте с Гуарамом Бечисцихским.
— Ежели будет какая надобность, я вас позову, — обе­
щал он.
Царь перешел Куру ниже Мухатгверди.
Авчальский лес уже покрылся листвой. Царь с войском
укрылся в Авчальском ущелье.
«Не доверился ничьему чужому глазу, а отправился сам,
без спутников, не имея никакого оружия, кроме меча, и взяв
богословскую книгу, а войскам своим повелел не трогаться
орп‫־‬я, отца Давила. Говопили, что он мудрейший из муд­
рых, исполненный высокой веры царь царей. Он — благодс
гель бедняков, церковнослужителе й и ^^cpыeцoв.
Все знали, что он з.
37 ]

как пьянствовали монахи, выходцы из княжеских семейств,
ИЛ11 как епископы «покровительствовали ничтожным и рукопола.^али недостойных» и как торговали духовными должно­
стями
Такие же бесчестные деяния имели место и в царствова­
ние Георгия Первого и Баграта IV Куропалата. Царь Геор­
гий успокаивал Давида:
«Что делать, сын мой, таков наш мир. Никто из смертных
еще не сумел выпрямить верблюжий горб, соба*;ий хвост или
квост скорпиона. Так было и при отцах наших».
Епископы предвидели, что если царь Давид женится на
дочери Багуаша, он сумеет обуздать Рати. А завладев Триалетским эриставством, захватит и Ках-Эрети.
Отцы церкви очень хотели, чтобы на ках-эретском троне
сидел богобоязненный и чтущий священнослужителей царь
Квирике. Пусть Давид удовлетворится Западной Грузией, а
гаископы будут самостоятельно распоряжаться каждый сво­
ей епархией.
Но не так думали рядовые священнослужители. Они окон­
чательно убедились в том, что недостойные так крепко держат
‫^׳‬бразды церковного правления, что ни ученостью, ни духовным
фвением, ни какими-либо благими деяниями нельзя заслу­
жить их благоволения.
И эти обойденные возлагали все надежды на Давида, так
^и пух.
Царь молча слушал эту беседу. Затем повернулся к Махаре и сказал по-арабски:
— Аввал олвагибати, алла литлаки хова ишек.
395

— Знаешь что, — ответил Махара, ■
— когда я напи­
ваюсь, то начинаю шататься, и именно тогда я верю во все без
колебания.
Царь улыбнулся, скользнул взором по нижней челюсти
Махары, в которой торчали два пожелтевших зуба, к отвел
глаза, не сказав ни слова.
НАЗИДАНИЕ СКОПЦА
О ловле соловьев, затеянной Махарой, Джонди слышал
е1де в Клдекарской крепости. Постельничие монахи разнесли
весть об этом «свадебном блюде» по всему эриставству. На
следуюнхий день Джонди встретился в приемной с Махарой,
державшим в руке соловья.
— Сколько соловьев ты поймал за этот месяц, Махо? ‫—־‬
спросил Джонди.
— Соловьев у меня достаточно. Я уже могу приготовить
из них замечательное блюдо, если ты отвезешь его амиру Ли­
париту.
— Это будет для него большая честь.
В это время вошла Вардия — первая среди приспешниц
Каты. Она их приветствовала. У нее был пискливый, несколь­
ко надтреснутый голос, как у сойки.
Джонди улыбнулся и тихо сказал Махаре:
— И что за пискливый голос исходит из этой громадины?
— Не знаю, у кого какой голос и откуда он исходит, —
ответил Махара и проводил взглядом бедра Вардии, с трудом
протискивавшейся через дверь.
—' Если ты хочешь посмотреть моих соловьев, я тебе по­
кажу и соловьев, и горлинку, Джонди.
“ Ты принялся теперь и за горлинок, Махо?
“ Я помог царю поймать горлинку, но завистники сгла­
зили ее, и бедняжка больна.
Джонди и этого не понял. Махара взял его за локоть и
повел по коридору. Когда они подошли к спальне Дедисимеди, Махара открыл дверь.
У изголовья Дедисимеди сидели Нона и Лела.
Услышав шаги мужчин, они вздрогнули и встали. Скопца
здесь считали своим человеком, и он входил сюда так же без
спроса, как и в гинекеи дворцов Влахерна, Халки и Манганского. Постороннего мул^чины еще никто не видел в спальне
дочери Липарита.
Джонди смутился, увидев Дедисимеди, лежащую под
396

шелковым одеялом. У него покраснели теки. Он приветство‫״‬
вал Дедисимеди и ее подруг. Заметив Хорешан, Джонди еще
:юлее растерялся. На кресле с высокой спинкой сидела круп­
ная женщина с иссохшим, рябым лицом и широким лбом.
На верхней губе и на подбородке у нее росли волосы, полсжие на мох.
Джонди, взглянув на Хсреитан и вспомнив ее сварливый
характер, стал на цыпочки и прошелся, покачивая бедрами,
как женщина.
Дедисимеди и Лела не могли удержать улыбки. А плу­
товка Нона расхохоталась. Джонди, высоко подняв брови,
стал передразнивать Вардию, у которой брови были насурмлены и выгнуты, как луки. Джонди пропищал тонким голос­
ком:
— Что ты нам пожелаешь, повелительница?
— Доброго утра, — сказал Махара.
Хорешан смутилась. У нее был тонкий слух. Она сразу
признала по шагам, что двое мужчин вошли в комнату, но,
услышав голос Вардии, усумнилась. Она решила, что ошиб­
лась, и продолжала вязать.
— Как твое самочувствие, моя красавица? — передразни­
вая Вардию, продолжал Джонди.
Девушки захохотали. Дещ{симеди смеялась до слез. Они
стекали по щекам, к которым вернулся цвет персиковых ле­
пестков, искусно отображенных иранскими мастерами на
фарфоре.
Хорешан была весьма честолюбива и недолюбливала, ко­
гда смеялись по неизвестному ей поводу. Чего же паясничает
этот нечестивец перед девушками? И она не терпела Махару^
так как отец Василий убеждал ее, что скопец приспешник
дьявола.
Хорешан отложила вязальные спицы, взяла посох и на­
правилась к дверям. Лела последовала за ней.
Дедисимеди вытерла выступившие от смеха слезы и при•‫־‬
ветствовала гостя:
— Как чувствуете себя, батоно эристав?
Джонди взглянул в сторону двери, через которую вышла
Хорешан, и ответил уже своим голосом:
Прекрасно, дочь эристава!
Лела вернулась. Она и Нона подсели к Джонди. Они про­
должали смеяться, хотя Джонди перестал гримасничать,
Джонди моргнул Ноне и, скосив челюсть, задвигал ею, как
Пантисдзе, главный конюший при дворе Липарита.
— Совсем Пантисдзе! — воскликнули девушки.
397

Так, никого не называя, Джонли стал передра::.нива1 ‫׳‬ь
всех приближенных Липарита — постельничего Заргарели.
который ворочал глазами, как бык, п олповремсино чесал за­
тылок, кравчего Цабланедзе (Джонди, разговаривая, ;{;ест]^‫־‬
кулпровал ру1:ами, кривил лицо и сгибался в три погибели;
Эристав :!евал и тотчас же крестился, как это делал глаьнь:!:
повар Напетваридзе, который всегда опасался, как бы чер!
!‫־‬е залез ему в глотку, ибо он, подобно епископу манглисско
му, боялся сатаны и не пил воды, не опустив в нее крест.
Нона и Л ела диву давались: как мо!' Джонди за два дня
научиться подражать стольк?1 м лицам.
— 1'сс!., Идет Кириог! Манглисский! — предупредил Ма
хара. Нона и Лела вскочили с мест, думал, что действительно
идет архиепископ. Махара схватил черную шаль Хорешан.
взвил ее, как знамя халифа, и кинул Джонди.
Тот подошел к днерн и, сложив ылл:. монашеским клоб\
ком, надел на голову. Он вытянул шею и придал лицу кислое
выражение, словно епископ вселился в его утробу. Эристав
засеменил ногами, поклонился девушкам, презрительно по­
смотрел на Махару, почесал себе бороду, съежился и хрип
лым голосом воззвал:
— И пришли ангелы предстать пред лицом господа, к
ярибыл с ними дьявол, и рек господь дьяволу:
!ло отряд левшей.
«Враг» оттянул назад левое крыло и пошел в наступление
справа как на тысячу левшей, так и на конный картлийский
отряд. Под конец отряд абхазских лучников обошел с запада
эгрисских лучников Шергила Липартиани и прижал их к бе­
регу Куры. Нианиа притворился, что он не в силах сопроти­
вляться столь многочисленному «врагу». Он повернул коня,
подъехал к Куре и, не поискав даже брода, переплыл реку.
Когда же его отряд развернулся на правом берегу, он прика
зал воспрепятствовать эгрисским и аргветским всадникам пе­
реправиться через Куру.
Его воины оказали «вражеским» всадникам» упорное со
противление.
Между тем подоспел и Георгий Чкондидели. Он негодо
вал на эристава Букаисдзе, почему он допустил «врага» все
же переправиться через реку. Но другого выхода у него не
было — он и Бешкен Джакели подошли к Куре и отыскали
брод.
— Развернуться! — приказал Нианиа своим тысячам. Ко­
ни легли, и спешившиеся всадники, прикрываясь ими, стали
осыпать стрелами «врага» ‫—־‬картлийских и абхазских воинов,
Как только начальник центра Георгий Чкондидели заме­
тил, что эристав Джонди присоединился к отрядам Ниании и
в «бой» вступило наемное войско, он приказал Шергилу Ли­
партиани левым крылом атаковать Нианию, свои же войска
он оттянул. Бешкену Джакели он велел пройти по горным
склонам и крепко нажать на «врага», чтобы охватить отряды
Ниании с обеих сторон и под конец взять «врага» в кольцо.
Неожиданно для «врага» Нианиа Бакуриани начал отсту­
пать, а эристав Джонди «атаковал» отряд Шергила Лнпартиани и прижал его к болотам.
Нианиа двинул отряд тбилисских левшей против Бешке468

на Джакели. Джанди же со своим отрядом вступил в «бой» с
Георгием Чкондидели, потом отступил и увлек за собой «вра­
га». Несколько часов отряды Ниании и Джонди продолжали
этот маневр. Врезываясь в расположение противника, они не
давали ему покоя, наступали, отступали и вновь налетали на
«врага», постепенно продвигаясь вперед.
Когда показались очертания Руисского храма, Нианиа
возглавил центр войска; левым крылом командовал Парджаниани — начальник крепости Мухатгверди, а правым —
Джонди.
Колда Джонди и наемные войска стойко встретили Шергила Липа-ртиани, он начал отступать к болотам. Георгий
Чкондидели оттянул свой центр и заманил таким маневром
отряды Ниании.
Шергил Липартиани не сумел развернуть отряды эгрисцев ‫׳‬среди болот на правом берегу Куры, отступил к от.меляхМ
и начал искать брод.
Пока наемные войска успели приблизиться к «врагу» на
расстояние полета стрелы, лучники Шергила переправились
через Куру. Шергил остановился на левом берегу Куры.
Джоиди не мог понять, собирается ли он дать только отды.х
войску или отступить на запад?
Когда лучники Шергила повернули на запад, Джонди на­
правил наемные войска на центр войск Георгия Чкондидели,
собираясь прижать их к Куре. Но и всадники Чкондидели
обошли болота и скрылись в направлении брода с быстротой
мелькнувшей тени.
Нианиа Бакуриани приказал абхазским лучникам привя­
зать коней на берегу к деревьям, а самим переплыть на про­
тивоположный берег Куры и, устроив завалы в густом лесу,
преградить путь отступления лучникам Георгия Чкондидели
и Шепгила Липартиани.
Приказ был выполнен.
Войскам Шергила и Чкондидели, которые шли от Руиси,
абхазские лучники пересекли дороги. «Вражеские» тысячи
после небольших стычек с «противником» отступили к северу
и по склонам гор устремились к Начармагеви.
Тогда Нианиа Бакуриани и эристав Джонди повернули
свои отряды и охватили отряд Бешкена Джакели, который
окружил легион левшей Парджаниани.
Итак, окружавшие сами попали в «плен».
Как и во время настоящей войны, Георгий Чкондидели
заслал в крепость Начармагеви двух переодетых купцами
469

разведчиков, ведших трех мулов, нагруженных продовольст’
вием.
Разведчики получили задание внести панику в гарнизон
и собрать сведения о силах «противника».
Разведчикам надлежало сеять страх среди воинов гарни‫״‬
зона. Они должны были их убеждать, что противнику ведомо:
какая из стен слабее, какая башня повреждена землетрясе­
нием, откуда в крепость идет вода. Им следовало уверять
осажденных, что вот эти башни подожгут, а против тех стен
поставят тараны. Лазутчики Чкондидели уже метали стрелы
с письмами во двор крепости. В них было написано: ваши от­
ряды бежали, ваши военачальники в плену, прекратите на­
прасное кровопролитие и сдавайтесь!
Гонцы и разведчики постоянно извещали царя о том, как
идет «бой».
Ударили в била в Начармагевской крепости. На всех че­
тырех башнях зажгли костры.
Как только царь узнал, что Георгий Чкондидели насту
пает с центром войска, он вывел из крепости две тысячи вои­
нов и начал «бой» у западных подступов с эгрисскими лучни­
ками Шергила Липартиани.
Насыпи и валы были искусно использованы. Царь долго,
до наступления темноты, задерживал врага в ожидании отря­
дов Ниании Бакуриани и эристава Джонди.
Отряд левшей подошел первым.
Царь приказал Парджаниани подойти к «врагу» с левой
стороны. Справа он выдвинул наемные войска, а сам отсту­
пил в глубину леса.
Войска Георгия Чкондидели не решились преследовать
центр царского войска и остановились. Когда стемнело, Чкон­
дидели оттянул оба крыла и незаметно вывел войска через
западную опушку леса.
Но в чаще он оставил тридцать трубачей, которые раз­
вели костры, подавали сигналы, а барабанщики должны
были до самого рассвета, время от времени, бить в барабаны
и перекликаться с трубачами. Затем царь приказал левшам
рассыпаться вокруг «вражеского» стана, беспокоить «врага»
налетами, вступать в «стычки» с пикетами, ловить разведчи­
ков, свистеть, шуметь и бить в барабаны.
Георгий Чкондидели сидел, не снимая доспехов, в шатре
и прислушивался к звукам труб, барабанному бою и к шуму,
доносившемуся из леса.
470

Чкондидели был уверен, что «неприятель» вводит в «бой»
новые и новые отряды. Он знал, что его воспитанник упорен.
Левши начали действовать: «вражеский» лагерь всполо.‫!׳‬млея. Забили тревогу. Лучники Чкондидели пустились вдо­
гонку за лучниками и левшами. Те с криками носились, вры­
ваясь в стан «врага», захватывая лошадей, предназначенных
.:;!я перевозки шатров. Когда им давали отпор, они отступа­
ли и прятались в зарослях, но едва стан «врага» успокаивал­
ся, они вновь налетали и не Давали воинам покоя.
Спустя некоторое время из шатра вышел Чкондидели: он
вызвал сотенных и тысяцких и дал приказ, чтобы постовые
всю ночь бодрствовали и не слезали с коней, а пешие воины
не выходили из лагеря в лес, чтобы не попасть в капканы и
волчьи ямы.
Если кто-либо найдет убитого зверя или зарезанную ско­
тину, он не должен использовать это мясо, так как «враг»
мог отравить его.
Было приказано завязать лошадям морды, воинам не от­
ходить от костров и шатров, барабанщикам и сигнальщикам
быть начеку. Когда будет получено известие, что идет «враг»,
воины должны сесть на коней.
Еще не наступил рассвет, как с «вражеской» стороны за­
гремели барабаны. Чкондидели также приказал бить в литав­
ры и поставил на ноги все свое войско.
Во главе двух отрядов он поставил Шергила Липартиани
и отдал приказ окружить «врага», находившегося на восточ­
ной опушке леса.
Долго Липартиани обыскивал в темноте лес. Под конец
ему удалось взять в плен два десятка барабанщиков.
Нигде не было видно и следа отрядов царского войска.
Еще до рассвета отряд Георгия Чкондидели преодолел
рвы, вырытые у подступов к Начармагеви, волчьи ямы и заваvlы. Тем временем в Начармагеви подвезли камнеметы.
По приказу царя через стены крепости были заброшены
стрелы с письмами, в которых извещали гарнизон:
«Ваши военачальники пленены, отряды ваши отступили.
Советуем вам сдаться без пролития крови».
Из крепости отвечали:
«Просим пожаловать, мы вас достойно встретим».
В крепости ударили в литавры. Загремели барабаны. Вне­
запно отворились ворота, и крепостные отряды кинулись на
«неприятеля» и обратили в бегство эгрисских лучников.
В это время на подмогу отступавшим войскам двинулись
471

с !ериками и барабанным боем картлийцы и абхазские луч^
ники.
Впереди своих отрядов скакали Джонди и Ннаниа с об­
наженными мечами. Воины в доспехах сидели на сытых ко­
нях. В лучах солнца сверкали шлемы— зрителю могло пока­
заться, что коней и всадников выкупали в расплавленной
стали.
Передовые части Чкондидели были оттеснены за линию
рвов.
Начальник крепостного отряда Саамаиедзе, воспользо­
вавшись наступлением ночи, ускользнул в крепость и опере­
дил «врага». Ниании и эриставу Джонди не оставалось ничего
другого, как, разом двинув свои отряды, устремиться к тому
лесу, где они предполагали найти царя и его войско.
На третий день, на рассвете, царь приказал направить к
Начармагеви лучников-левшей. Их вели трое всадников с об­
наженными мечами. Это были Ростом, Годерзи и Гогилой.
Они должны были неожиданно напасть на отряд Чкондидели
и создать «панику» в рядах «врага». Схватиться с «врагом»,
отступить и вновь атаковать его. А тем часом Чкондидели
должен был во главе двух тысяч всадников ворваться в кре­
пость Начармагеви, поскольку после полуночи камнеметы
должны были «пробить» северные башенные ворота, а Шер*
ГИЛ Липартиани и эриставы Хурциедзе и Букаиедзе окружить
крепость.
Как только Шергил Липартиани увидел мчавшихся со
страшным криком левшей, он приказал сесть на коней эгрис*
ским лучникам и в открытом поле встретить всадников.
«Схватившись», тбилисцы и эгрисцы обнажили клинки и
беспощадно начали «рубить» друг друга. Но затем тбилисцы
отступили и заманили к лесу «вражий» отряд.
Царь этого и хотел. Нианиа Бакуриани, кинувшись к
эгрисцам, окружил их и «пленил». Двинув перед своим отря­
дом Парджаниани и тысячу левшей, он ринулся к крепости.
Царь с центром войска тоже приблизился к крепости. Из
крепости вышел Шергил Липартиани и в открытом поле сра­
зился с «врагом». А тем временем отряды Ниании Бакуриани
и зристава Джонди соединились с центром войска.
Долго «сражался» с противником Шергил Липартиани.
Он удержался до прихода тысяч Букаиедзе и Хурциедзе.
Царь все предусмотрел заранее. Если бы Чкондидели
ошибся и ввел бы в крепость Начармагеви две тысячи воинов,
472

трем эриставам, не вошедшим в крепость, не хватило бы сил
для того, чтобы задержать на открытом месте «врага».
Царь продолжал «сражение» с Шергилом Липартиани.
Между тем Нианиа Бакуриани стал во главе картлийского войска и глубоко врезался в левое крыло неприятель­
ской конницы. Когда Хурцисдзе отступил, Джонди налетел на
Букаисдзе.
Дело осложнилось. Царь приказал своим отрядал1 рассре­
доточиться. Войско развернулось и волнами ливня дви11улось
к Ыачармагеви. Шергил Липартиани тоже развернул свои от­
ряды, но у него уже не хватило сил помешать продвинуться
вперед левому и правому крылу неприятеля.
Цагь нанес решительный удар по центру войска Липар­
тиани. Он три раза бросал в тыл «врага» отряд левшей. Под
конец неожиданно центр царского войска отступил. Давид
круто повернул коня и отошел к востоку.
Шергил Липартиани, увлеченный инерцией «боя», кинул­
ся преследовать отступавшую царскую конницу, не заметив,
что отряды эристава Джонди и Ниании Бакуриани, составляв­
шие правое и левое крыло, глубоко врезались в расположенца
«врага». Под конец они сомкнулись, как ножницы.
Царь снова повернул коня, и его воины столкнулись со
всадниками Шергила Липартиани. Тот попытался отступить,
но отряды Ниании Бакуриани и Джонди, окружив «против­
ника», оттеснили их и затем вынудили всех трех начальников
сдаться.
Теперь царь заставил взятого в «плен» Шергила Липар­
тиани метнуть стрелу в крепость Начармагеви с приказом
сдаться.
Другого выхода у оставшегося без войска начальника
крепости не было. Он велел открыть ворота и передать царю
ключи.
В тот вечер за ужином «враги» заключили мир.
Георгий Чкондидели с обычной сдержанной улыбкой до­
ложил повелителю:
— Правильно действовал Нианиа Бакуриани, не начав с
нами «бой» ни в Хандаки, ни в окрестностях Карели. Он ^:се
время беспокоил нас и вместе с тем не ввязывался в настоя
щий «бой».
Нианиа ответил ему:
— Когда я получил приказ !таря, я не разобрался в нем.
Около Руиси, на правом берегу Куры — небольшая равнина.
Там мы не смогли бы развернуть как следует свои войска.
473

Давид отметил, что если бы «враг» настиг их в окрестно­
стях Хандаки или Карели, то они, конечно, потерпели бы по­
ражение.
Георгий Чкондидели посмотрел на царя, потом перевел
взгляд на Нианию и сказал:
— Ваш прием завлечения отрядов Букаисдзе и Хурцисдзе
на правый берег Куры был очень удачен, Нианиа-батоно. Я
стоял в это время на гребне горы и все ясно видел. Как толь­
ко я заметил, что Букаисдзе потеснил ваши передовые части,
я послал гонца, чтобы предупредить эристава — не следовать
за «врагом» на правый берег. Но гонец не поспел и войска
Букаисдзе уже переправились через реку.
Чго оставалось делать мне и Шергилу Липартиани—при
нести в жертву «врагу» отряды Букаисдзе и Хурцисдзе? Это
не годилось. Поэтому мы были вынуждены следовать за ними
в надежде, что там, где начинаются руисские рощи, мы сообща
нанесем удар Ниании.
Давид сказал:
— Мне кажется, что молодые военачальники Букаисдзе и
Хурцисдзе бросились в атаку со слишком большой смелостью
и горячностью. Это было на руку Ниании, который и добивал­
ся, чтобы войско «противника», покинув удобное плоскогорье,
отошло к болотистым рощам. Он хотел заманить их туда, где
им было бы трудно действовать.
Запомните, друзья, — обратился царь к Хурцисдзе и
Букаисдзе, — как только всадники прекращают метать стре­
лы, они должны немедля броситься в атаку и пустить в ход
мечи и копья. Но атаки нельзя вести непрерывно. Почувство­
вав решительное сопротивление, всадники должны повернуть,
отступить, снова броситься на «врага», нанося ему урон. З а ­
тем ускакать, снова ринуться и окончательно добить.
Непрерывным наступлением никогда не достигается побе
да. Она завоевывается чередованием наступления и отступ
ления.
Отступление не всегда является признаком трусости или
слабости. Для отступления часто требуется большее искус­
ство, чем для наступления.
Ошибку допустил и Шергил Липартиани, — продолжал
Давид, — заметив, что Букаисдзе и Хурцисдзе увлеклись на­
ступлением, он должен был задержаться и как-нибудь отвлечь
Нианию.
Если бы тебе удалось задержать на достаточное время Ни­
анию и Джонди, я поспешил бы к ним на помощь. И на Карт474

лийском плоскогорье ты смог бы разбить нас всех троих, так
как у тебя и у Чкондидели войска были гораздо многочислен­
нее наших.
Гуарам добавил:
— Я советовал то же самое Шергилу Липартиани в Ташискари. Сперва мы должны были завлечь в теснины отряд
Ниании.
Царь скова обратился к молодым военачальникам и ска­
зал:
— Надо помнить, что многочисленность войск никогда не
была единственным условием победы. Если бы это не было
так, Вахтанг Горгасал и Георгий Первый, Баграт Третий и
Баграт Четвертый всегда терпели бы поражение, так как на
Грузию нападали ьраги с войсками в десять раз многочислен­
нее наших.
Кроме Армении, у нас не было союзников. Был еще у нас
один большой союзник — это природа Грузии, и этого союзни­
ка удачно использовали наши предки.
В войне самое важное — это маневрирование на поле сра­
жения. Хорош тот военачальник, который умеет использовать
леса, болота, горы и теснины.
Затем Давид обратился к Ниании Бакуриани и эриставу
Джонди:
— И вы допустили две ошибки. Когда Шергил Липартиани и Георгий Чкондидели перешли реку у Руиси, вы совершили
оплошность, перебросив на тот берег вашу конницу. «Враг»
хорошо все видел, и потому он отступил к северу и удачно
миновал перерезанные нами дороги.
Помимо того, как только вы увидели, что центр войска
«врага» и его левое крыло отступили, вам надо было бросить
отряд на Бешкена Джакели, а сами вы должны были карьером
скакать в Начармагеви. Если бы вы не запоздали, мне не при­
шлось бы сдать Начармагеви, я мог встретить «врага» у ее
подступов.
После этого царь некоторое время молчал, потом, взглянув
в глаза Чкондидели, сказал:
— Основная ошибка нашего «врага» была вот в чем, не
гневайтесь за откровенность, батоно Георгий. Если вы пред­
полагали, что мы находимся в окрестностях крепости, вам не
надо было ни в коем случае ее занимать Вместо того, чтобы с
Шергилом преследовать нас, собрав все силы, вы удержали
почти две тысячи человек, усилив гарнизон крепости. А в это
475

время мы взяли в плеч Шергила и еще двух эриставов!—
с улыбкой сказал Давид.
Все ужинали в веселом настроении, но больше всех радо­
вался в эту ночь Георгий Чкондидели. Молодые военачальни­
ки еще не покинули стола, когда царь захотел уединиться и
прилег в помещении начальника крепости.
И тогда Чкондидели сказал эриставам и военачальникам:
«По когтям узнается львенок!»
МАГИСТР ИОАНН
У императрицы Мариам тоже был свой «даймон». Это
был старый азнаур магистп Иоанн, которого привез в Кон­
стантинополь нареченный брат Баграта Четвертого Димитрий,
незаконнорожденный сын Георгия Первого.
Когда скончался Георгий Первый в Ицро, Димитрий и
мать его Алде жили в Анакопии. Недовольные Багратом Чет­
вертым азнауры стали убеждать Димитрия приехать в Картли
и занять престол. Но Димитрий не рискнул вступить в борьбу
с венценосным братом. Он отдал византийцам Анакопию, от­
няв ее у абхазских царей, как об этом сообщает «История
Грузии».
Магистр Иоанн был сыном начальника крепости Анакопия. Испугавшись возмездия за измену, начальник крепости
выехал в Константинополь ■с Димитрием и взял с собою един­
ственного сына Иоанна.
В 1047 году Лпгта^нт Великий выманил из Константинов
поля лженаследника Димитрия. Уже вполне сложившийся
юноша, Иоанн служил в то время в византийских войсках.
Как ни умолял Димитрий друга своей юности Иоанна
ехать с ним, тот не согласился. Приехавший в Грузию Димит­
рий не смог бороться с Багратом. Он снова бежал в Визан­
тию, и тут он нашел смерть. А Иоанн предпочел измене пре­
столу и отечеству есть чужой хлеб и служить в чужом войске.
В сражении при Манцикерте немало грузин и армян сра­
жалось в войсках императора Романа Диогена. Альф-Арслан
победил Романа, убившего под ним лошадь, и вдел ему в уши
серьги раба. Когда султан падал с седла, Иоанн замахнулся
мечом на Альф-Арслана. Но тут на него напал со спины амир
Абдала Бен Джебраил и вонзил ему копье в бедро.
Иоанн повернулся к амиру и мечом отрубил ему руку вме
476

сте с копьем... Несмотря на тяжелую рану, Иоанн сдался
сарангу Альф-Арслана последним.
С той поры, где бы ни вела войны Византия, как в Малой
Азии, так и в Киликии, одноногий Иоанн принимал в них
участие.
Он уже не мог воевать, но зато сопровождал в качестве
советчика Кевкамена Катаклона, Алексея Комнена, Григория
Бакуриани и Татикуса. Он был опытным стратегом, руково­
дил рытьем волчьих ям и возведением валов. Вместе с тем он
был искусный «сухоплетис». После манцикертского сражения
Иоанн был ранен еще пять раз.
Он не захотел жениться на гречанке и всегда мечтал воз­
вратиться на родину. Назначал себе сроки: вот тогда-то вер­
нусь на родину и женюсь на грузинке. Но одна война сменяла
другую, и Иоанн, уже седой, остался без семьи и без родины,
всю жизнь мечтая о семье и тоскуя по родине.
Около Влахернского дворца, на окраине Константинополя,
почти у самого моря, есть улйчка, которая называется Иллирий­
ской. На этой улице стоит монастырь имени СВ. Евтихия — та
кие обители строили византийские феодалы в своих усадьбах
За монастырем был небольшой дворец; где проживал ста
рый Иоанн с двумя слугами, попугаем и со слепым монахом
Атанасом.
Когда несовершеннолетнюю дочь Баграта Четвертого—Мариам привезли вместе с ее куклами в Буколеонский дворец
и выдали замуж за императора Михаила Седьмого Дука,
Иоанн заменял юной императрице, тосковавшей о покинутой
родине и орошавшей слезами пуховые подушки буколеонского гинекея, отца.
Он оказался в той же роли, когда Мариам пришлось вый
ти замуж за престарелого императора Ботаниатеса.
Магистр Иоанн рассуждал так: поскольку я не мог ис
пользовать свои силы и молодость на пользу родине, я, по
крайней мере, возмещу кровь, пролитую за Византию, тем, что
постараюсь чем-нибудь помочь отсюда отчизне.
И он решил оказывать эту помощь, опекая императрицу
Мариам, не любившую ни первого, ни *второго мужа. Иоанн
внушал юной женщине: ради благоденствия Грузии ты не
должна жалеть своей жизни и идти на все, чтобы спасти ро­
дину.
В том, что император Ботаниатес потепял трон, была вина и
магистра Иоанна, и доместика Запада — Григория Бакуриани.
Поскольку император Ботаниатес взошел на престол уже
477

престарелым и бездетным, магистр Иоанн надеялся, что еще
при жизни императора он сумеет возвести на престол сына им­
ператрицы Мариам Константина Дука, прозванного Порфиро­
родным.
Иоанн был убежден, что он и императрица Мариам су­
меют использовать будущего молодого императора как свое
слепое орудие, и политика Византии будет благоприятна для
Грузии.
Ботаниатес понял, что Иоанн и Мариам, устраивая тайные
дела, хотят возвести на византийский престол наполовину Баг­
ратиона.
Поэтому он решил усыновить некоего Сенадина, необуз­
данного и распущенного юношу, приведенного с востока за­
ложником.
В тот день, когда Михаила Дука заставили отказаться от
престола и лишили знаков царской власти, его наследник Кон­
стантин надел пурпурную обувь. Но после венчания на царство
Ботаниатеса Константин снял пурпурную обувь.
Отчим заметил это и предложил пасынку не носить черной
обуви.
Прошло некоторое время. Когда Ботаниатес решил усыно­
вить Сенадина, он потребовал от Константина, чтобы тот за­
менил пурпурную обувь черной.
Магистр Иоанн заволновался, увидев в этом поступке им­
ператора желание устранить Константина от престола.
Он стал всячески влиять на императрицу Мариам и на­
строил ее против престарелого мужа. Иоанн знал, что, если на
византийский престол взойдет Сенадин, ни Мариам, ни сам он
ке смогут принести никакой пользы Грузии.
Иоанн начал действовать. Как у него, так и у Григория
Бакуриани было много соратников и друзей в византийском
войске и среди командного состава флота. Греческие воена­
чальники особенно любили Иоанна за исключительную сме­
лость и непреклонную волю.
Иоанн плел интриги и в военных, и в придворных кругах,
чтобы лишить трона Ботаниатеса.
Как раз в это время начала восходить звезда великого до­
местика Запада Алексея Комнена. Своей храбростью Алексей
Комнен снискал большую популярность среди греческих войск,
и именно на него и обратил внимание магистр Иоанн.
Так как Иоанн сам не был особенно близок к Алексею
Комнену, он прибег к помощи Григория Бакуриани. Оба они
после длительного совещания решили свергнуть с престола
478

Ботаниатеса, затем возвести на трон Алексея Комнена и об­
венчать его с Мариам.
Иоанн, конечно, понимал, что им придется преодолеть
большие препятствия: Алексей Комнен был женат, но оба они
знали, что Комнен втайне влюблен в Мариам. Но даже в том
случае, если бы Мариам ответила взаимностью, что было
лишь предположительно, надо было преодолеть еще одно
препятствие: нарушение номоканона вызвало бы сопротивле­
ние белого и черного духовенства.
У магистра Иоанна и у Григория Бакуриани было уже
все обдумано, когда они представили молодой императрице
Мариам прославившихся в войнах Алексея Комнена и его
брата Исаака. Бакуриани указал еще на одну опасность
Иоанну: Исаак был не менее знаменитым воином, отличив­
шимся в битвах с сельджуками. К тому же оба брата претен­
довали на императорский престол.
Для того, чтобы появление этих лиц при византийском
дворе не вызвало каких-либо пересудов, Иоанн и Григорий
нашли удобный выход: они убедили императрицу Мариам
усыновить Алексея Комнена, который был на десять лет
старше ее.
Все было проведено по уставу: Софийский храм был
празднично освещен, константинопольский патриарх вознес
соответствующие молитвы, и Алексей Комнен, ставший на ко­
лени перед Мариам, поцеловал ей руку и поклялся в верно­
стиЖеной Исаака была дочь знатного грузинского азнаура,
которая была в далеком родстве с Багратиони.
Всего этого было достаточно, чтобы Иоанн и Григорий
могли замаскировать свои замыслы.
Алексей и Исаак Комнены тайком проникли на импера­
торский ипподром, выбрали лучших коней, остальным подре­
зали жилы на ногах и бежали. Когда они вновь с войском
подошли к стенам Константинополя, гарнизон не впустил их
в город.
Применить силу?
Для осады города понадобилось бы не меньше трех лез.
Комнены отчаялись.
Оставалась одна надежда — на Иоанна.
Над западными башнями города был начальником некий
немец Гильпрахт, наемник.
Иоанн взялся уговорить Гильпрахта. Всякими посулами
и подарками он добился того, что получил ключи от ворот и
479

передал их Алексею Комнену. Передал именно Алексею, так
как Алексей успел уже ворваться в Константинополь.
Старый император Ботаниатес не оказал сопротивления.
Обнажив голову и осенив себя крестным знамением, он бежал
в храм Влахернской божьей матери и стал просить у госпо­
да бога помощи. Но затем «ужас пролития братской крови>
охватил Ботаниатеса, и он уступил трон и право носить пур­
пурную обувь восставшему доместику.
Ботаниатес стоически встретил потерю трона. Его при­
ближенные, согласно его желанию, перевезли бывшего импе
ратора в лодке в Периблевский монастырь, где он постригся
в монахи и облекся в рясу.
Когда его спросили, что приятнее—носить на этой земле
монашеский клобук или императорскую корону, Ботаниатес
спокойно ответил:
— После того как я покинул столицу, я жалею лишь об
одном: что я не имею права есть говядину.
Алексей Комнен с молодой супругой своей Ириной и род­
ственниками поселился в Буколеонском дворце, в палатах,
которые недавно занимали Ботаниатес и императрица Ма
риам.
То, что Комнен поселился во дворце, где очутились две
императрицы, вызвало всякие толки и пересуды че только в
Буколеонском дворце, но и во всем Константинополе.
Магистр Иоанн, Григорий Бакуриани и «сторонники гру
ЗИН» были возмущены. Они думали, что Алексей Комнен, из
уважения к своей посаженной матери, не введет свою жену
Ирину и ее родственников именно в Бvкoлeoнcк‫ ״‬й дворец, а
выберет какой-либо другой дворец — Влахернский или Манганский.
С другой стороны, родственники Ирины, а также и бе­
лое и черное духовенство заупрямились.
Иоанн и его сторонники, как только убедились, что все
сложилось по их замыслу, решили использовать родственные
связи.
Вскоре все эти тайные пересуды превратились в явное
недовольство и возмущение. Впоследствии положение ослож­
нилось еще следующим обстоятельством: Алексей Комнен коронова^^п г, Сос^тнй^ком хпаме
пмпрратпицы Ири’мл. При
восшествии на престол Алексею Комнену было трилн.сть три
года. Первая его жена, Агписа, была бе‫^׳‬детна, а второй его
жене, дочери Андроника Дука, Ирине, было всего четырна­
дцать лет.
480

у Алексея было три брата — Исаак, Адриан и Никифор
три сестры — Мария, Евдокия и Феодора.
Исаак великодушно уступил своему брату императорскую
корону и примирился с воцарением Алексея. Со ласно обы­
чаю, братья византийского императора, так же как и некото­
рые грузинские цари, носили титул кесароса. Но в данном
случае благодарный Алексей пожаловал Исааку титул себастократа, а Никифору — звание друнгария флота.
Все это вызвало негодование не только духовенства, ной
родственников Ирины. А магистру Иоанну и сторонникам
грузин подало надежду, что Алексей разведется с супругой и
женится на Мариам.
Мариам была возмущена до глубины души этой затеей,
которую устроили без ее согласия магистр Иоанн и Григорий
Бакуриани. Вместе с тем фанатически верующая Мариам при­
писывала все это «воле провидения».
Дворцовые пересуды проникли и в город: толковали о
том, что новый император вскоре венчает царской короной
свою прекрасную посаженую мать.
Красива была и Ирина, но она обладала еще тем пре­
имуществом, что ее многочисленные родственники были лица­
ми, известными в Константинополе и имевшими большое
влияние и в армии, и во флоте.
Несмотря на свое могущество, родственники Ирины все
же опасались за нее, считая, что она вряд ли будет счастли­
ва в лучах красоты Мариам. Этому не приходится удивлять­
ся, если вспомнить, что писала, даже спустя восемнадцать
лет, о красоте Мариам дочь императора Алексея Комнена
Анна:
«Мариам была высока, стройна как кипарис, и телом
бела как снег. Лицо у нее было овальное, с розовым оттен-'
ком весенней розы. Кто решится хоть приблизительно опи*
сать красоту ее глаз? Трудно даже великому художнику
изобразить богатство цветов природы в разные времена года.
Но кра^-оту императрицы Мариам, нежность ее тела, прису­
щее ей обаяние никто не смог бы передать.
Ни Фидий, ни Апеллес или какой-либо д р у г о й мастер
не оставили для нашего любования ничего, подобного этому
очаровательному существу.
Говорят, что голова Горгоны превращала в камень вся­
кого, кто пытался взглянуть на нее. А те, кто хоть раз ви­
дел Мариам, когда она гуляла в саду или случайно где-либо
31 к. Гамсахурдиа, т. III
48f
и

появлялась, как бы окаменевали и лишались разума и души
Соразмерность частей тела, пропорции конечностей и гармо♦
ническое их отношение были таковы, что никто ничего рав^
ного не видел».
Несколько недель прошло настолько неспокойно, что ни‫׳‬
кто не мог угадать, какие события разыграются затем в Буколеонском дворце.
Магистр Иоанн и приверженцы грузин не теряли на­
дежды, что этот третий император, своим мужеством стояв-•
ший выше двух предыдущих, станет зятем Багратионов. Та­
ким путем грузинское царство, разоренное сельджукскими ор•
дами, в конце концов будет спасено.
У Иоанна и приверженцев грузин были основания для
этого, ибо царь Давид был юноша, а престарелый Георгий
предавался охоте.
Магистр Иоанн еженедельно отправлял вместе с мона­
хами, ездившими в Грузию, письма царю Георгию. И среди
грузинских вельмож и духовенства большие надежды пробу*
дил этот намечаемый «третий зять».
Особенно была возмущена вся аристократическая родня
Дуки, так как Ирина еще была ребенком и не могла распу*‫״‬
тать интриги, которые так тонко плели сторонники Мариам.
Своей кротостью и красотой она так сумела очаровать и царе­
дворцев, и близких к Буколеонскому дворцу придворных дам,
что константинопольские сплетники в свое время поговаривав
ли, что Ирину не спасут даже молитвы Анны Даласины, ма•
тери Алексея Комнена.
Сторонники Ирины решили обратиться к более верным
средствам, чем молитвы. Начальник флота Георгий Палеолог
причалил своикорабли к Буколеонскому дворцу. Сам Геор^
ГИЙ и матросы стали кричать с палуб:
— Многая лета императору Алексею и императрице
Ирине!
Сторонники императрицы Мариам открыли окна дворца
и ответили:
— Многая лета императору Алексею, но не Ирине!
Вмешательство Георгия Палеолога и его флота все же
произвело нужное воздействие, и лишний раз было доказано,
что существуют в этом мире более реальные факторы, кото­
рые сильнее красоты.
По просьбе Анны Даласины монах столпник Козьма, ко­
482

торого до этого тщетно упрашивали занять патриарший пре-•
стол, изъявил свое согласие занять его на несколько дней.
И новый патриарх короновал Ирину.
Магистр Иоанн, Григорий Бакуриани и их сторонники
были бессильны этому помешать. У них осталась последняя
/адежда: добиться, чтобы императрица Мариам не покидала
"'‫׳‬уколеонского дворца.
Иоанн и Григорий были настороже. Они решили не ми­
риться с тем, что Мариам так третировали, и все же вступить
л борьбу, опираясь лишь на горсточку грузин, с Алексеем
Комненом как с человеком коварным и нарушителем слова,
и не допустить унижения беззащитной грузинки.
Но благоразумие в конце концов взяло верх, и с>ни через
кесаря Иоанна Дука начали переговоры с Алексеем Комне^
^юм.
Алексей Комнен удовлетворил пожелание Иоанна, Гри^‫־‬
‫״‬ория и их сторонников: он пожаловал императрице Мариам
и ее сыну Константину Порфирородному подписанную Краси­
ными чернилами хризобуллу.
Мариам был предоставлен Манганский дворец с монасты­
рем и имения Христополиса, а Константину пожалован импе­
раторский сан. Во время торжества и церемониальных выхо­
дов ему, увенчанному короной кесароса, дано было право
первым следовать за императором.
Во главе с себастократом Исааком Комненом вельмо­
жи проводили императрицу Мариам и Константина из Ьуколеонского дворца в Манганский.
После этого прошло более десяти лет.
За это время магистр Иоанн состарился вдали от родины,
не имея семьи и служа чужакам.
Иоанн не только скорбел по поводу своей неудачливой
жизни. Он испытывал угрызения совести, сознавая, что, сле­
дуя его советам, императрица Мариам потеряла престол, а
Грузия — ее мужа императора и, что важнее всего, будуще­
го кесаря Константина Порфирородного, наполовину Багра­
тиона, которому с юных лет внушали любовь к Грузии как
его мать, так и «дядя Иоанн».
Состарившийся Алексей Комнен стал хворать. Но на ви­
зантийский престол, кроме братьев Алексея, появился новый
претендент — Кало Иоанн, его сын. Тот же престол не прочь
были захватить и дочь Алексея Анна и ее супруг Никифор
Бриеннус.
483

Видя все это, Иоанн проникся враждою к византийско­
му двору, несмотря на то, что всю свою сознательную жизнь
ратовал за Византию.
В тот же вечер, когда посланные царем Георгием грузин
скне епископы и вельможи прибыли в Манганский дворец,
монахи сообщили об этом Иоанну.
Он вскочил как ужаленный и, опираясь на бамбуковые
костыли, позвал своего слугу и приказал ему подать фаэтон.
Оказалось, однако, что кучер в Христополе.
Когда стемнело, калитку монастыря, расположенного
на Иллирийской улице, открыл одноногий человек. Опираясь
на костыли, он медленно пошел к Манганскому дворцу по
вымощенной кирпичом дороге.
ГРУЗИНСКИЙ ФРУКТОВЫЙ САД
Пока Иоанн, ковыляя, добрался до Манганского дворца,
грузины гости уже успели омыть ноги и переменить дорожное
платье. В приемную для гостей вошли дворецкий Цинцилук и
куропалатиса Мелита.
Мелита облобызала епископа манглисского и отца Васи­
лия. Цинцилук приветствовал гостей и доложил:
— Императрица Мариам ждет вас в саду.
Когда Мелита встретилась с Нианией Бакуриани, румя
нец залил ее щеки. На лице у него резко выступали шрамы
от сабельных ударов, а за годы плена у сельджуков седина
посеребрила волосы.
Нианиа волновался перед встречей с Мариам. Он взял
себя в руки, чтобы ни Мелита, ни кто-либо другой не прочи
тали волнения на его лице.
Ниании показалась слишком длинной лестница, которая
вела с террасы Манганского дворца в сад. Его словно стесня­
ли какие-то узы, и он вспомнил тот момент, когда в каирской
тюрьме его вели, скованного, воины амира иль-Гази,
Мариам сидела под ореховым деревом, у большого круг­
лого мраморного стола. На ней было простое кашемировое
платье, украшенное на воротнике золотым брокатом.
На столе стояли грузинские серебряные кувшины и ваза
сердоликового цвета, наполненная гранатами, виноградом,
инжиром и грушами.
На коленях у императрицы лежал атласный платок, по
484

краям которого были вышиты золотыми нитями бегуш,ие га­
зели, а в середине — пантера, схватившая серну.
Кирион Манглисский почтительно облобызал прекрасную
руку Л1ариам. При этом он заметил на указательном паль­
це кольцо € блестевшей фарсндской геммой.
Нианиа Бакуриани почтительно склонился перед импе­
ратрицей Мариам, намереваясь поцеловать ее ноги.
У Мариам слегка зарумянились щеки, она протянула для
лобызания правую руку. Мариам осведомилась о здравии па­
стырей, бро‫־‬сила ласковый взгляд на Нианию Бакуриани и
спросила:
— Много тебе пришлось перестрадать у неверных?
— Да. Мне пришлось кое-что перенести, августа!
— Тебя захватили у Вечернего озера?
Да, около Вечернего озера, августа. Меня захватил
атабаг Кербога.
— Как ты очутился у Солимана?
— Кербога тогда воевал с амиром Солиманом. Меня
и еще с десято'К царских воинов взяли в плен. Когда Солиман
осадил Антиохию, нас заставили сражаться при штурме кре­
пости.
— А как ты попал к амиру иль-Гази?
— Нас продал на невольничьем базаре в Антиохии один
кадий. Я достался амиру иль-Гази.
— Я не раз писала Килирдж-Арслану. Три раза он по­
сылал в Йемен доверенных людей, но очи не смогли попасть
к иль-Гази. Между тем царь Давид слал мне письмо за пись­
мом. Вновь я начала просить Килирдж-Арслана. Под конец
он сообщил мне, что ему удалось передать дары иль-Гази.
Императрица Мариам начала расспрашивать о триалетских церквах. Она обещала Кириону и отцу Василию по­
жертвовать церковную утварь. Под конец она спросила:
— Действительно ли снова вернулся к христовой вере
амнр Липарит?
Кирион Манглисский и отец Василий в один голос это
подтвердили.
— Пока дворецкий еще не позвал нас к тпапезе, огмот
рим сад, — сказала Марнам, взяв под руку Кириона Манг•
лисского.
Когдз подошли к инжировым деревьям, Мариам поверну­
лась к Ниании:
— Помнишь инжиры в саду Кутаисского дворца? А эти
485

гранаты мне подарил мой брат Георгий. Этот миндаль на­
чал сохнуть, но мой садовник вылечил его. Теперь он в пре­
красном состоянии, — сказала она, ласково обхватив рукой
ствол, словно это было живо существо.
— Эти персики — подарок моего племянника Давида.
Саженцы взяты из начармагевского сада.
Дворецкий Цинцилук приоткрыл маленькую скрипучую
калитку, какие в Грузии бывают в садовых оградах, и доло­
жил, что идет магистр Иоанн.
Иоанн поцеловал Мариам в чело, а она поцеловала
старца в грудь.
Иоанн с волнением приветствовал гостей, почтительно
приложился к руке Кириона Манглисского и холодно коснул■^
■ся устами иссохшей руки цалкинского епископа. Затем сер­
дечно поцеловал руку отца Василия, облобызал его морщини­
стую щеку и обнял Нианию Бакуриани, сына своего закадыч­
ного друга Григория. Мариам познакомила его с Джонди— Это сын Шамана, друга детства моего брата Георгия.
— Да, да! Я слышал, знаю! — пробубнил суровый ста­
рец. — В Парцхиси он прославил Георгия, в свое время по­
могал благословенному Баграту Куропалату в борьбе против
Липарита Великого.
Императрица Мариам прошла в глубь сада.
— Эти персики — из Атени. Когда мой достопамятный
отец строил там церковь, монахи разбили вокруг нее сад. От­
туда мне и привезли эти саженцы. А эти виноградные лозы
трех сортов—будешури, оленье вымя и черноглазка. Одни—
из Кахети, другие — из Зарзмы, а третьи — из Хидистави.
В этом году весною я сама следила за тем, как обрезы­
вали лозы. Эта алыча и эти вишни — из Гегути. Мне подари­
ла их моя невестка — царица Елена. Эти сливы — абхазские.
Мне их прислал владетель крепости Анакопия. Эти груши из
Одиши. Эти яблони мне преподнес шавшетский эристав, а
эти орехи — Гуарам, владетель Бечисцихе.
Гости с таким вниманием осматривали эти плодовые де­
ревья, словно они никогда не видели таких в Грузии.
— Теперь вы посмотрите мой цветник,—продолжала Ма­
риам, — эти розы шавшетские. В прошлом году их немног•
приморозило, но в этом году они все же расцвели, бедненькие!
Тут у меня грузинский реган, сатацури и гандзили, лук и чес­
нок различных пород. О, как я люблю чеснок! Греки ненави­
дят чеснок, как чуму.
486

Мариам с у^тыбкой посмотрела на магистра Иоанна. Нианиа Бакуриани не заметил, как около него очутилась куропалатиса Мелита. Она не вслушивалась в беседу, которая шла
по-грузински, но без слов поняла, что разговор шел о чесноке^
и обратилась к Ниании по-гречески:
— Августейшая императрица так меня заставила полю­
бить чеснок, что я готова его есть, как сладости. Если бы мне
пришлось выйти замуж за грузина, мне не пришлось бы при­
выкать к чесноку!
Нианию не особенно радовало ее присутствие, не нрави­
лись и ее шутки. Но учтивость взяла верх, и он с некоторой
иронией ответил:
— Если вы пожелаете поехать в Грузию, вас там полю­
бят и без вашей симпатии к чесноку!
Мелита захохотала.
— Вы думаете? Но для чего мне ехать в Грузию, если
грузины, которые мне нравятся, будут приезжать в Констан­
тинополь?
Нианиа и бровью не повел, словно он не понял, куда ме­
тит Мелита. Сердце его так было переполнено близостью Ма­
риам и возможностью ее лицезреть, что его раздражало уже
одно присутствие болтливой женщины. Мариам почувствова­
ла это. Расхваливая фруктовые деревья и плоды, она пригла­
сила гостей вернуться под тень орехового дерева.
Стол уже был накрыт. Известному своим обжорством
цалкинскому епископу бросились в глаза грузинские хлеба«шоти». Он не удержался, взял один из них, понюхал, поло­
жив обратно, сказал:
— Неужели здесь у вас есть торня, августа?
— Да, отче. Я не могу есть греческий хлеб. А торня име­
ется не только здесь, она была устроена у меня даже в Буколеонском дворце.
Цалкинский епископ внимательно оглядел расставленные
на столе грузинские и греческие вина. У него засосало под.
ложечкой, и он желал одного — чтобы Цинцилук скорее кон­
чил молитву.
»
Когда она была прочитана, магистр Иоанн сказал:
— А знаете, кто посадил это ореховое дерево? Оно тоже
из Грузии.
Все замолчали, так как никому, кроме Мариам, это не бы­
ло известно. Но Мариам молчала, и Иоанн продолжал:
— Саженец этого дерева прислал Георгий Первый благо­
487

словенному Баграту Четвертому. Вам, конечно, известно, что
царь Баграт провел детство в Манганском дворце.
Магиам выпила немного вина и сказала:
— Так, дорогие мои. Мы потеряли родину — я и Иоанн.
Во всяком случае, по воле провидения, у нас здесь нет нико­
го — ни близких, ни родственников, кроме моего сына Кон­
стантина. Но он уже стал почти греком и знает по-грузински
лишь одно-единственное слово — мать, «деда».
Когда тоска по родине охватывает сердце, мы садимся
под этим ореховым деревом и остаемся здесь до ночи. Мы лю­
буемся родными деревьями, и нам кажется, что бессмертный
дух нашей отчизны снизошел на эти лозы и эти зеленые кущи.
Такой же сад разбила я в прошлом году в Христополе, но
там засохли почему-то и инжир, и персики, и гранаты.
В этот момент в саду показался высокий, широкоплечий,
крепкогрудый, прекрасноликий юноша в пурпурной обуви.
Его большие синие глаза были несколько широко расставле­
ны, нос был с едва заметной горбинкой (характерная черта
Багратионов). Когда он шел, на его высоком лбу колыхались
кудри медового цвета.
При виде посторонних у него зарумянились щеки.
Он поклонился. Затем облобызал руку императрицы Ма­
риам. Пока он целовал руки епископов, Мариам его предста­
вила:
— Константин Порфирородный, мой сын.
Когда ужин был закончен, Иоанн встал. Бамбуковые ко­
стыли заскрипели. Мужественный старец поднял розовую хру­
стальную чашу с вином и сказал:
— Эту последнюю чашу выпьем за незабвенного Баграта
Куропалата, память которого почитаем мы и наши сыновья и
будут чтить наши внуки и ныне и присно и во веки веков!
— Аминь! — в один голос произнесли гости и осушили
свои кубки.
ДЕНЬ НАВРОЗА
Султан Бархиарок тпижды вызывал Варсима Вардзели
чепрз сына племянницы Баграта Изз-Лбу-Абдалу, чтобы по­
дробно разузнать о триалетских событиях. Варсим Вардзели
трижды являлся во дворец, где, помимо него, ждало аудиен­
ции немало народа. Но всякий раз опускался большой парчо­
вый занавес с вытканными на нем тиграми и барсами, раздви­
488

гавшими зеленые заросли тростника. Опущенный занавес был
знаком того, что приема сегодня не будет.
Огорченными уходили доверенные люди султана, прибыв­
шие из Диарбекира, Армении, Мосула, Йемена, Багдада и
Алеппо. Тут были и амиры, и кадии, и военачальники,-и ла­
зутчики.
Довольным возвращался лишь Варсим Вардзели, так как
уже почти год из Триалети не было никаких известий, и он не
знал, о чем докладывать султану и что отвечать на расспросы.
Он посылал письмо за письмом то в Клдекари, то в Манглиси, то в Липаритис-убани, то в крепость Хулути. Одни пи­
сьма он посылал Липариту, другие — Рати, а третьи—Заргарели, но ни на одно ответа не получил.
В конце концов Вардзели послал азнаура Азараисдзе. Но
прошло уже три месяца, а от Азараисдзе не было ни строчки.
Тогда Вардзели решил сам поехать в Грузию, но раз ве­
чером явился к нему нарочный Изз-Абу-Абдалы, который со­
общил, что визирь просит зайти к нему в день навроза и обе­
щает представить его султану Бархиароку.
Хотя у Вардзели не было никаких новостей для султана,
все же он считал большим счастьем попасть к нему на прием,
так как за последние два года весь Исфаган, и не только Исфаган, но и весь Иран сплетничали о Бархиароке, вокруг не­
го велись горячие споры и возникали всякие толки.
Омраченные смертью султана Малик-шаха хаджи, кадии
и амиры, все, кто мечтал о восстановлении прежнего могуще­
ства сельджукского султаната, возлагали свои надежды па
Бархиарока. А иранские патриоты, дервиши, ассасины, сек­
танты, которые втайне точили ятаганы против сельджукских
властителей, всячески поносили султана — пьяницу и распут­
ника, с которым не могли разделаться ни ассасины, ни амир
Тутуш, ни его сторонники.
Первым визирем Бархиарока был Изз-Абу-Абдала Гусейн.
Прославленный отец его Низам аль-Мульк принес себя в
жертву, укрепляя сельджукское государство и борясь за него.
Что же касается Изз-Абу‫־‬Абдалы, он относился ко всему это­
му довольно равнодушно. На войне он был истинным героем,
но стоило ему снять доспехи, он не расставался с наргиле и хру­
стальной винной чашей. Изз-Абу-Абдала пьянствовал с султа­
ном и подбирал повелителю «гарем» мальчиков, который на­
ходился в том же дворце, где помещались раньше гинекеи
Альф-Арслана и султана Малик-шаха. Изз-Абу-Абдала знал
489

смутно, что со стороны матери он был «гюрджи» с кровью Ба*
гратионов. Поэтому он считал своей большой заслугой помощь
Jlипapитy против Давида, «непримиримого врага мусульман».
Изз-Абу‫־‬Абдала бывал неоднократно в Аниси и в Вагаршапате и слышал от некоторых знатных армян, будто закон­
ным наследником грузинского трона должен быть не царь
Давид, а амир Липарит, сын того Липарита, которого под­
держивали не только византийские императоры, но даже ве­
ликий султан сельджуков Тугриль-бег.
Известно, что в свое время как византийские императоры,
так и сельджукские султаны подливали масло в огонь исто­
рической вражды между Багуаш-Орбелиани и Багратионами.
Вардзели весьма льстило попасть в день навроза на при­
ем во дворец султана. Но тень беспокойства все же проникала
в его сердце: султан ведь, наверно, начнет расспрашивать о
том, что творится в Грузии? Единственной его надеждой бы­
ло то, что Бархиарок так будет одурманен вином и гаши­
шем, что ему будет не до расспросов.
Варсим Вардзели вздрогнул, когда в канун навроза к
нему вошел, шлепая чустами, слуга Солейман и доложил:
— Из Гюрджистана прибыл азнаур Саам Абазаисдзе.
Вардзели успел уже забыть светское имя монаха Козма^
на. И он весьма удивился, когда пред ним предстал высокий
мужчина с черной бородой, в доспехах. Небольшого роста лы­
сый старик вошел вместе с ним и приветствовал хозяина погрузински.
Вардзели в недоумении посмотрел на незнакомца в ла­
тах. Переведя взгляд на его спутника, узнал Заргарели.
В комнате было уже темновато. Незнакомец протянул
Вардзели руку.
— Я — Абазаисдзе, владетель крепости Макабели,—ска­
зал человек в латах.
Только когда Солейман зажег два факела, хозяин дома
узнал монаха Козмана.
Тут хозяин, весьма учтивый человек, не смог сдержать
смеха.
Известно, что одежда несколько меняет и духовный облик
людей как в глазах близких, так и в собственных.
После заключения Липарита Козман скрывался; в одежде
воина он разъезжал и выполнял опасные поручения Рати.
Ему казалось: умер в нем жалкий неудачник, посмешище
всего мира — монах Козман, который в течение всей своей
490

жизни тщетно мечтал об епископской митре, но заслужил гру­
бошерстную монашескую чоху.
И вот заново вскипела в нем буйная кровь Абазаисдзе.
Очень задело Козмана, когда Вардзели улыбнулся такой яз^
внтельной улыбкой, какую вызывает женщина, надевшая до­
спехи и шпоры.
Вардзели почувствовал вмиг обиду гостя и постарался за­
гладить свою вину. Он приказал Солейману снять доспехи и
обувь с гостей, омыть им ноги и принести чусты и халаты, а
повару срочно был заказан ужин.
Козман надел парчовый халат, поджав ноги, устроился
на тахте, застланной ковром, и начал подробно рассказывать
Вардзели как о событиях, происшедших в Триалетском эриставстве, так и о своих приключениях в пути от Самшвилде
до Исфагана.
Монах был достаточно умен, чтобы догадаться, что Да-‫־‬
вид по каким-то причинам не заточил его. Но для того, чтобы
блеснуть фамильной спесью Абазаисдзе, он скрыл свои догад­
ки от Вардзели и с чувством собственного достоинства рас­
сказал, как он «бежал» от «кровопийц» чухчей царя Давида.
— А до какого места тебя преследовали? — спросил его
Вардзели.
— До крепости Лоре, — соврал Козман.
— С кем воюет сейчас царь Давид — с кахетинским ца•»
рем Квирике или с Бану-Джаффаром?
— Пока ни с кем, но я посетил в Вагаршапате начальни­
ка авасинских войск, и он рассказал, что пойманные лазутчи­
ки Давида признались: царь Давид и Георгий Чкондидели со­
бираются захватить Самшвилде. Очевидно, с этой стороны он
нападет на Квирике.
Давид захватил Триалети, а теперь нападет наверняка
на Самшвилде. А Самшвилде—ведь это бывшее владение Ли­
парита Великого, Затем очередь за Ках-Эрети. Что тогда де­
лать Бану-Джаффару, ведь в таком случае будут отрезаны
все дороги к Тбилиси?
Вардзели стало не по себе от этих вестей. Он жалел о
том, что на старости лет потерял не только родину и имения,
но и семью.
— Тебе что, Козман, ты одинокий человек и можешь
найти приют в Иерусалиме или в Афонском монастыре. Так
или иначе, ты легко все переживешь. Какого дьявола отпра­
вил я семью в Триалети!
491

— Как? Ты отправил семью в Триалети?—^^спрасил изум­
ленный Козман.
— Шурин мой был в Багдаде. По пути оттуда он наве­
стил мня, и я поручил ему отвезти на родину жену и детей.
Имя Татай готово было сорваться с языка Козмана. Он
вздрогнул: а вдруг ее, увезли в Триалети? Хотел спро­
сить: а где Татай или ее муж амир Кербога, который, по
его сведениям, принимал участие в войнах Бархиарока и
Тутуша? Но решимость изменила ему, и он смолчал.
Вошли Солейман и повар и стали накрывать на стол.
— Как видно, мало надежды и на то, что Бархиарок по
шлет войско в Триалети?
— Как знать... Сейчас в сельджукском султанате проис­
ходят‘большие междоусобицы. Мне назначен на завтра прием
у султана. Я возьму и тебя, и, если мы застанем Бархиарока
трезвым, у нас будет, о чем ему рассказать. Послушаем, что
он нам скажет.
— А где Кербога? — спросил Козман (понятно, что его
интересовал не Кербога, а Татай).
— Кербога?.. Он, кажется, в Мосуле, — неохотно ответил
Вардзели. Он не хотел открыть монаху, что амир Кербога был
заклятым'врагом Бархиарока. Во дворце султана никто, даже
Изз-Абу-Абдала, не знал, что Кербога был зятем Вардзели.
Козман был изнурен верблюжьей качкой. Он так нады­
шался жаркими ветрами пустыни, что от утомления долго не
мог уснуть. После полуночи вдруг до него донеслись дикие
вопли, гиканье, пение и бой барабанов.
«Завтра день навроза!» — вспомнил монах и ;накрыл го­
лову одеялом.
Он переворачивался с боку на бок, вздыхал, напрасно
пытался уснуть, но это ему не удавалось.
Пропели петухи. Рассвело. Стал громче грохот барабанов,
звуки труб и стенанья зурны. Играли на тари и пели, и эти
звонкие голоса напоминали призывы муэдзинов.
Козман встал, накинул на плечи одеяло и подошел к ок­
ну. Глазам его представилось необычное зрелище. Вокруг
зажж:енных на майдане костров кружились правоверные, оде­
тые в желтое и красное, и из их уст вырывались дикие крики.
Тысячная толпа текла, как лава. Впереди ехал взгромоз­
дившийся на верблюда «царь», одетый в красную и желтую
492

!тарчу. На голове у него была диадема из картона, украшен­
ная фальшивыми самоцветами и пестрыми ракушками.
По обе стороны верблюда важно шагали чухчи «царя» с
деревянными ятаганами. Они то показывали язык своему «по­
велителю», то строили ему гримасы, выставляя кукиши
«Царь», хмуря брови, угрожал им, а чухчи с торжественным
видом продолжали церемониальное шествие.
Вардзели также не спал в эту ночь. Утром, открыв дверь
он увидел стоявшего у окна монаха и улыбнулся:
«Ты столько странствовал по мусульманским странам и
неужели впервые видишь праздник навроза?»
^
Во время завтрака Вардзели стал опять говорить о
Триалети.
Козман разбирался не хуже хозяина в том, что твори♦
лось в Передней Азии. Он был убежден, что если султан
Бархиарок осилит халифа, то остальные султаны и амиры бу­
дут вынуждены целовать ему пятки.
Выводы Козмана придали решимость Вардзели.
Вардзели был виноторговец. Он знал арабский и фарсидский языки, и это облегчало ему связь со двором султана.
Еще одно обстоятельство помогало ему. Изз‫־‬Абу‫־‬Абдала
любил настоянные по-грузински «горькие» вина, и Вардзели
был его поставщиком.
Козман мельком сообщил:
— В Триалети распространился слух, что Бархиарок
убил халифа Аль-Моктади. Другие же рассказывают, что
он отравил халифа.
— Из этих двух известий ни одно не является правди­
вым,— сказал Вардзели. — Месяца три тому назад Бархиа­
рок с войском подступил к Багдаду. Изз-Абу-Абдала сопро­
вождал его. Я не бывал в Багдаде и поэтому попросил визи­
ря взять меня с собою. В Акаркуфе султана встретили ви­
зирь халифа — брат Изз-Абу‫־‬Абдалы — Амид аль-Мульк и
местные жители.
Войско расположилось на подступах к Багдаду. Бархиа­
рок направил к халифу Аль-Моктади своего визиря Изз-АбуАбдалу, который должен был спросить, даст ли он распоря­
жение, чтобы в мечетях была провозглашена хутба султана.
В че‫^־‬верг, на четырнадцатый день Моххарема, хутба бы­
ла провозглашена.
493

Затем Амид аль-Мульк цреподнес султану от имени ха*лифа килах.
— А что такое килах? — спросил Заргарели.
— Килах — это халат, — ответил Вардзели.
Вошел Солейман и принес гостям шашлыки, приготов­
ленные по-грузински.
Козман принялся за шашлык, но, не проглотив и куска,
с нетерпением спросил:
— А потом, потом?
— Потом произошло вот что: Бархиарок надел килах,
затем пожаловал к халифу и передал ему грамоту, на кото­
рой был поставлен илам султана, то есть его собственноруч-*
ная подпись.
Халиф взял у него грамоту и сам тоже поставил на ней
свой илам.
При этой торжественной встрече присутствовал Шеме
Енниар.
Халиф впился взором в султана, откинул назад голову,
зашатался, как ужаленный, и крикнул:
— Кто впустил ко мне этого человека, не спросив меня?
Шемс Енниару показалось, что еще кто-то вошел в зал:
он осмотрелся, но никого, кроме Бархиарока, не было.
Шемс Енниар заметил, как побледнел халиф и как у
него задрожали руки. Он зашатался и как подкошенный
упал на пол. Халифу расстегнули ворот и пытались привести
в чувство, но он уже был мертв.
Опять пришел Солейман. Он принес гостям грузинское
сациви. Козман не доел шашлыка, ему захотелось сациви.
— Сколько лет было халифу Аль-Моктади? — спросил
Козман хозяина.
— Тридцать три года, — ответил Вардзели.
— А каков был халиф как правитель? — спросил Зар­
гарели хозяина.
— При его правлении Багдад стал великолепным горо­
дом. Халиф воздвиг дворцы, устроил обширные площади и
проложил улицы. Эта часть города и теперь называется
«Алмсалед Аль-Моктадие».
Аль-Моктади был большим ханжой. Он изгнал из Баг­
дада женщин легкого поведения, певиц и танцовщиц.
Не прочитавшие молитвы «мизара» не допускались в
бани.
494

Лодочникам было строго запрещено сажать в лодку
йместе женщин и мужчин.
— Как видно, Бархиарок сглазил этого несчастного ха­
лифа,— сказал, смеясь, монах Козман и взял с блюда жир­
ный куприк.
До приема во дворце Вардзели водил Козмана по ули­
цам Исфагана. Как всякий человек, лишенный фантазии,
Козман был любителем зрелищ.
Вардзели повел Козмана на скачки.
У натянутых канатов стояли породистые кони п нетер­
пеливо грызли удила. Мальчики в черном сидели на них и
волновались еще больше, чем скакуны.
Кто-то взмахнул атласным платком шафранового цвета,
и лошади, сорвавшись с мест, помчались, как смерч.
Сначала они скакали попарно рысью, потом рассыпались
по обширному полю, как алмазы, сорвавшиеся с ожерелья,
или как стая турачей — «катаа» — в степи, перепуганная ор­
лом.
Когда скачки окончились, любопытный Козман следил,
как раздавали наездникам, «родившимся под счастливой
звездой», кошельки, полные дирхем, золотые брокаты, парчо­
вые, атласные и бархатные одежды и шелка.
Наконец наездники расстелили подарки на крупах лоша­
дей. Зрителям показалось, что победивших скакунов купали
3 золоте и в крови.
Варсим Вардзели посмотрел на солнечные часы дворца.
— Теперь пора идти. Скоро должен начаться прием, —
сказал он Козману и взял его под руку.
На площадях и улицах праздно шатались нарядно оде­
тые босые турки и иранцы. Они стравливали парами бара­
нов, собак и петухов.
Оборванная, голодная беднота опьянялась этим зрели­
щем. Она с завистью смотрела на знатных и богатеев, ко^
торые в день навроза, словно забыв о своем богатстве и до­
стоинстве, с увлечением рмбтрели на бой баранов и петухов.
А главным было то, что бедняки рассчитывали насытиться ‫׳‬до
отвала даровым мясом.
Прошли площадь и натолкнулись на странное зрелище.
Толпа дико гоготала. Бедняки в лохмотьях обливали водой
нарядно одетых прохожих. Почти все разнаряженные горо­
жане ходили мокрые.
495

Никто не мог избегнуть этой неприятности, если не отку­
пался дирхемами.
В то утро, до рассвета, к Бархиароку явился Изз-Абу
Абдала, которого султан считал удачливым и приносящим:
счастье. Белый сокол сидел у него на левой руке.
Стоя у двери, визирь обратился к султану:
— Да позволено мне будет предстать пред вашими свет‫״‬
лыми очами!
Султан ему ответил:
— Кто ты, откуда, чем занимаешься и что несешь?
— Иду от двух благословенных к двум блаженным, и
имя мое Художестос, и со мною грядет новый год. Я несу
султану приятную весть — привет и радость!
И султан ответил:
— Войди!
Изз‫־‬Абу‫־‬Абдала поставил перед своим повелителем круг‫״‬
лый серебряный стол, по краям которого были разложены
зерна пшеницы, ячменя, проса, чечевицы и сои.
Султан взял по семи зерен каждого злака и разложил
их по кругу. Посредине стола положили зерна айвы, маслинь»
и гороха и к ним добавили ветви маслины и граната.
Затем, как подобало в день навроза по обычаю фарсид‫״‬
ских шахов, султану были преподнесены подарки: серебря­
ные и золотые вазы, наполненные кусками сахара, кокосовые
орехи, золотые и серебряные кубки.
В тот день был выпущен на волю подаренный султану
белый сокол. Повелитель изволил выпить горячее молоко и
отведал молодой сыр, излюбленный фарсидскими шахами.
Когда Варсим Вардзели и Козман подошли к дворцу
Бархиарока, Вардзели сказал своему гостю, показывая на
двух гранитных львов цвета соломы, стоявших перед мрамор­
ной аркой и словно охранявших вход.
— Это первые ворота исфаганского дворца.
Миновали трое таких ворот. К ним примыкала белая
мраморная колоннада. Послышался грохот барабанов, звон
цамары и стон персидского рабба.
* Прошли мимо флигелей, окрашенных в разные цвета,
фруктовых садов, цветочных клумб, мимо журчащих фонта­
нов. Тут их опять встретили каменные львы с оскаленными
зубами.
В аркадах были протянуты пестрые канаты, и на них ви­
сели текинские ковры с изображениями львов и тигров.
496

у главного входа во дворец, среди бирюзовых колонн, то­
же виднелись гневные львы. Высеченные из мрамора, цвета
соломы, они были изваяны с таким искусством, что казалось,
они вот-вот зарычат и выскочат из засады.
В вестибюле дворца на гнезде сидел павлин. Его крылья
в тех местах, где на живом павлине они отливают серебром,
были выложены перламутром.
У входа, словно вкопанные, стояли воины в латах и шле­
мах, украшенных павлиньими перьями, и они показались
Козману тоже изваяниями.
Пышная атласная завеса прикрывала в глубине вход в
приемный зал. Кругом стояли и сидели придворные и вель­
можи.
На троне, посредине зала, восседал Бархиарок. Справа
от него стоял Изз-Абу‫־‬Абдала, слева — главный казначей
Али-Остад.
Вардзели шепотом сказал Козману:
— Блилсе стоящие у трона — родственники султана, а во
втором ряду — амиры, придворные и хаджи.
Невдалеке негры с копьями водили на цепях тигров и
львов.
Огромный слон качался и трясся, как иудейский рабби
ро время молитвы.
Козман впился глазами в султана, худого человека с
морщинистым лицом, высоким лбом и длинной шеей. Он смот­
рел безразлично куда-то в пространство пепельными глазами,
словно не замечал пришедших на поклон родственников, амиров и прихлебателей. Как у завзятого гашишиста, и у него
были опухшие веки, щеки землистого цвета и почти прозрач­
ный нос. С худого подбородка у пего свисала жидкая, чутьчуть седая борода.
Праздник навроза, как обычно, продолжался шесть
дней. Как ни старался Изз-Абу-Абдала представить султану
Варсима Вардзели и «грузинского князя» Саама Абазаиедзе,
первые дни это ему не удавалось.
Наконец Бархиароку, выпившему много сладкого араб­
ского и фарсидского вина, захотелось гюрджистанского «горь­
кого», а такое вино имел в Исфагане только Варсим Вардзе­
ли. Ко дню навроза он послал большое количество «горького»
вина Изз-Абу‫־‬Абдале. Поэтому султан и решил посетить сво­
его визиря.
Изз-Абу-Абдала жил уединенно во дворце, который пода32

к.

Гамсахурдиа, т. III

497

рил ему досточтимый его отец Низам аль-Мульк, вместе с се­
мью слугами, семью борзыми и двадцатью белыми соколами
и ястребами.
Старинные пергаменты, китайские, фарсидские и араб­
ские рукописи, которые даже во время войны возил с собой
великий Малик-шах, валялись в пыли и забвении.
Женоненавистник Изз‫־‬Абу‫־‬Абдала не был женат и не
имел гарема. Еще в дни молодости он утешал себя сурой ко­
рана:
«Кто не сможет найти себе ту, которая разделила бы с
ним ложе, пусть останется бесплодным и ждет того времени,
когда всемилостивейший аллах вытряхнет и над ним подол
изобилия».
В ТОТ вечер он не пригласил ни амиров, ни других вель­
мож. Семь старых слуг накрыли на стол. На ужине присут­
ствовали Али-Остад, главный казначей и главный псарь Солиман, которого всегда брал с собою султан, как шута.
Певцы не были приглашены. Только мальчики дейламцы
и фарсы играли на сандже, раббе и цамаре. Пока «горькие^>
грузинские вина не стали еще казаться султану сладкими и
опьянение не овладело им окончательно, Изз-Абу-Абдала ус­
пел представить ему «великого гюрджистанского азнаура,
владетеля крепости Макабели — Саама Абазаисдзе». Осме­
левший визирь подсел к Бархиароку и стал нашептывать по­
велителю новости, привезенные Козманом из Гюрджистана.
Вардз,ели хорошо знал фарсидский язык, но визирь гово­
рил так тихо, что ему удавалось разобрать только отдельные
слова: «Амир Липарит», «Клдекари», «Тбилиси», «Царь Д а­
вид — гроза мусульман»...
Наконец Изз-Абу-Абдала взглянул на Козмана и сказал
султану:
— Дед его — известный азнаур Абазаисдзе воевал про­
тив Баграта Куропалата, который сразился около* Ахалкала­
ки с великим султаном Альф-Арсланом.
Бархиарок вытянул длинную лошадиную шею и, откинув
голову, заморгал рыжеватыми ресницами; взглянув на Коз­
мана, он уставился на Изз-Абу‫־‬Абдалу и сказал:
— Может быть, этот целовек знает фарсидский?
Визирь ответил, что он не знает.
— В таком олучае скажи ему, что его дед был хорошим
воином, если он сражался против этого «Пакрата» (это слово
он произнес так, как произносили греки имя Баграта).
Вардзели наполнил азарпешу и подобострастно подал
498

султану. Бархиарок залпом выпил «горькое» вино, и лицо его
перекосилось от гримасы. Затем он взял кусок лаваша и, по­
жевав, сказал Изз‫־‬Абу‫־‬Абдале:
— Переведи этому человеку мои олова: в этом году я не
собираюсь в Гюрджистан. А в будущем году приеду сам или
пришлю Изз-Абу-Абдалу, дав ему для руководства суру из
корана:
«Пусть знают неверующие, что их ожидает жесточайшая
кара».
Мне и то докладывали, что царь Давид, захватив в эриставстве амира Липарита мирных сельджукских пастухов, пы­
тал их.
Пастухи пасли свою отару. А Давид и его свита захвати­
ли невооруженных турок и заставили заключенных прыгать
через заостренные мечи.
И султан снова взялся за чашу с вином, услужливо нали­
тую Варсимом Вардзели.
Мальчик, красавец фарс, с узкими, как у женщины, пле­
чами и полными, затянутыми в черный атлас бедрами, щи­
пал струны саиджа длинными, крашенными хной ногтями рц
кокетливо надувая губы, пел:
Пришпорив моего коня,
Рассек я ветер дня,
Я пролетел над ширью нелюдимой.
Давно мой кроткий голубь ждет меня,
Томясь тоской таимой.
Пусть стонет сандж!
Гишеровая ночь! Что ж, стань еще черней!
Стань, медная луна, еще печальней!
Нет, им не одолеть любви моей,
О друг мой дальний!
Пусть стонет сандж!
Стань, медная луна, еще печальней!
Сто новых лун засветится для нас!
Слезами я заснежен в этот час,
О друг мой дальний!
Пусть стонет сандж!
Нам ни Христос не страшен, ни Иегова!
Когда б от злой родни нас жребий спас, —
Не разлучат нас козни злого слова!
Пусть стонет сандж!
499

Ни вторая, ни третья азарпе‫־‬ши, ни звуки санджа не мог­
ли рассеять грустное настроение охмелевшего султана. Его
пепельные глаза злобно блестели.
— Царь Давид должен твердо помнить, что там, где па­
сутся сельджукские овцы, — сельджукская страна, и если она
пока не сельджукская, то станет ею! Понятно?
Газневиды не уступили нам, туркам, пастбища, а мы за­
воевали их государство.
Что станется с сельджукскими отарами летом на Кав­
казе, если они не смогут пастись в Триалети? Овцы могут по­
гибнуть в Самшвилде от жары.
Пусть знает Давид, что такое самоуправство не пройдет
ему даром.
Говорил ведь пророк: «Аллах — защитник и покровитель
всех правоверных и судья и каратель гяуров.
Вы увидите, какие беды обрушатся на неверных».
Я говорю это, а аллах лучше меня знает все.
Понятно?
Козман впился взглядом в этого щуплого, длинношеего
повелителя правоверных, который так складно и сладко го­
ворил по-фарсидски, что казалось, он пел.
Бархиарок выпил еще чашу сладкого фарсидского вина
и спросил Вардзели:
— Что сообщил этот человек? Сколько войска у царя
Давида в Триалети?
У Вардзели начал заплетаться от страха язык, но он все
же ответил:
— Великий султан! Три дня шла конница через Триа­
лети.
— Хорошо. Я направлю туда столько войска, что оно
будет идти через границу шесть дней.
У меня есть в Исфаганском дворце два амира— АбдалаАбу-Мухаммед и Махмуд-Бен-Анима. Они только тем и за­
няты, что рубят головы неверующим и изменникам трона.
Этих двух амиров я отправлю вместе с Изз-Абу-Абдалой,
и тогда сам царь Давид убедится, приятно ли прыгать через
отточенные клинки! Понятно?
Уже начало рассветать, но султан продолжал пить «горь­
кое» вино. Изз-Абу-Абдала замечал, что вино одолевало сул­
тана, сам он спешил в «гарем» мальчиков, поэтому долго
упрашивал султана, пока, наконец, не увез его с собой.
500

Когда Вардзели и монах Козман вышли на улицу, Козман сказал спутнику:
— С таким могущественным и богатым султаном как
справится Давид?
Вардзели поднял голову, посмотрел, полупьяный, на не­
бо, осыпанное звездами, и новые надежды расцвели в его
сердце.

ПИСЬМО и з ШАРАГАНА
Гегути. Чкондидскому архиепископу, отцу Георгию, от раба
во Христе, цилканского епископа Стефаноза.

В день святого Георгия в Гегути прибыл из Анакопии го­
нец, и это письмо передал Георгию Чкондидели от Стефано­
за. Он писал, что ему очень тяжело живется у кипчагов: пи­
таюсь, мол, только саранчой и вяленой кониной.
«Живу в кипчагской кибитке. У кипчагов очень много
скота, а еще больше — блох. Поэтому тех, кто не чешется,
считают невоспитанными...
Кое-как у меня отросла борода, и сейчас кипчаги отно­
сятся ко мне с большим уважением. То, что было наказано
царем Давидом, я письменно сообщил господарю кипчагов—
Шарагану, но ответа еще не получил, ибо Шараган, как я
разузнал, занят сейчас борьбой с Русью.
Недавно я посетил Шарагана Шарагановича.
Я здесь совсем один, а одинокому человеку даже муд­
рость не впрок. Пусть царь пришлет сюда своих доверенных
людей. Шараган, сын Шарагана, так мне сказал: как могу
тебе поверить — одному человеку?
Для кипчагов убедительно только множественное число,
например, стадо овец и коз. Сами они тоже размножаются,
как овцы. Они уважают только количество.
Шараган показал мне один палец.
И сделал вывод: один — это почти ничего. При этом он
отрицательно замотал головой и стал отмахиваться руками.
Потом он показал десять пальцев — все, что много, это
хорошо. А как мне поверить тебе одному? Если мне что-либо
подтвердят пятьсот глупцов, это будет более убедительно,
чем мудрость, высказанная одним.
501

Шараган мне обещал, что даст царю Давиду ратных лю­
дей для наемных войск, но он добавил, что у него есть свои
требования. Я допытывался — каковы они, но он не сказал,
сколько тысяч человек он дает, за какую плату и на какой
срок?
Если царь пожелает прислать доверенных людей, пусть
отправит их через Анакопию, так как аланы и кипчаги
враждуют и послы могут быть ограблены. В прошлом году
один армянин мне сообщил, что царских послов аланы не•
пропустили.
Армянина, привезшего вам это письмо, примите с поче­
том. Я здесь три месяца болел, и он проявил заботу истин­
ного самаритянина — христианскую, братскую. Если царь по­
шлет священнослужителей, не одевайте их в церковное
платье. Пусть они будут в светских одеждах — в обычных
кабах и шапках высоких-превысоких...
Длиннобородые мужчины в высоких шапках здесь &
большом почете. Думают, что длина бороды и высота шапки
определяют ум человека.
Удивительный народ кипчаги! Когда рождается ребенок,
его купают в соленой воде и только на третий день приходит
жрец и читает над ним молитвы.
Лицом кипчаги уродливы. Имена же у них такие: Домбай и Аробай, Турхай и Буркай, Сардай и Саматай, Цамцай
и Шарапай, Фотбай и Гутбай, Шараган и Арашан, Ушабан и
Амаптан, Мункой и Т'омбой, Джундук и Духундук, Бансар и
Мансар, Абай и Тамрай — и еще много имен у этого дьяволь­
ского отродья, но я их не запомнил.
На шею новорожденного непременно вешают амулет.
Здесь все их носят: царь и простолюдин, жрец и воин, охот­
ник и пастух. Человека без амулета считают врагом. Мне
объявили, что и я тоже должен иметь амулет, не то всякий
встречный может убить меня и никто не вступится.
Я думал обратить кипчагов в христианство, а они чуть
не совратили меня в свою дьявольскую веру. Так как они не‫׳‬
смогли запомнить мое имя, то «окрестили» меня по-своему —
монахом Тубутаем. Я допытывался, что означает «Тубутай»,
но они и сами не смогли объяснить.
Первое время мне было странно слышать «Тубутай», на
затем я привык к этой кличке. Если меня теперь назовут Стефанозом, — возможно, что я даже не обернусь. Кипчаги го502

Борят, ЧТО амулеты защищают человека от дурного глаза и

вражеской стрелы.
Мой талисман весьма прост — это маленькая медная ко­
робочка с красно-желтыми лоскутьями и какими-то волоса­
ми. Может быть, это волчья шерсть или волосы старика.
В коробочке есть еще маленький зуб — не то куницы, не то
кошки или белки.
Как только кипчаг умрет, его волокут за ноги из кибит­
ки и оставляют в степи на растерзание собакам, волкам и
коршунам. Кипчаги верят, что душа, отлетевшая от тела,
уничтоженного таким образом, удостоится блаженства, по­
скольку плотью насытились звери и птицы небесные, кото­
рых никто не кормит.
На том месте, где были брошены останки, ставят соло­
менный шалаш. Приходит жрец и, прочитав молитвы, рас­
сыпает зерна вокруг шалаша, после чего душа умершего об­
ретает блаженство.
Если умирает младенец, его кладут в корзину и пускают
по реке. Если корзина перевернется и река унесет останки,
корзину же прибьет волной к берегу, это хорошо — значит,
душа младенца попадет в рай.
Кипчаги верят, что рожденный в год огня после смерти
вселяется в желтого пса или забирается в ноздри коня цве­
та соломы.
Кто умрет в год земли, вскоре возвратится назад и по­
падет или в чрево черной собаки, или рыжей женщины.
Эта женщина должна была родиться в год обезьяны.
Кипчаги утверждают: это происходит потому, что не­
которые души имелисвязь с бесплодной женщиной и с ней
поделили кусок хлеба. Но это может случиться и с душой
человека, который около своего жилища вырубил деревья
или сжег траву.
Для того, чтобы вызволить душу, попавшую в чрево
черной собаки, родственники должны принести в жертву
черную козу или кобылу.
Душа, рожденная в год железа, после смерти очутится
в шалаше с голубой дверью, которая выходит на восток.
В шалаше ее будут ждать юноша и девушка в голубом
наряде и черная собака. Затем душа покинет чрево черного
пса и поселится в медном надтреснутом котле. Наконец ду­
ша найдет себе приют в утробе осла или коровы.
И это происходит вот почему: возможно, что когда-то
503

обладатель этой души иосил заколдованные доспехи ил к
его накормили тухлым мясом черной собаки.
Если кипчаг умрет в день воздуха, душе его придется
искать обиталище в веревке из верблюжьей шерсти, и так
душа будет мучиться до скончания века, так как вам из­
вестно, что кипчаги кочевники.
Кипчаги бродят по безводным степям, навьючив коней
своим достоянием, и эта веревка трется, и мучается впле­
тенная в нее душа.
Такая же судьба ожидает и мужчину, который проведет
ночь с женщиной, одержимой демонами, и оплодотворит ее.
Душа, рожденная в год дерева, едва покинув тело, ле­
тит на запад и поселяется в шалаше с красной крышей.
Она должна проводить ночи в дымовой трубе, где ее бу­
дет тошнить от дыма.
Такое испытание ожидает и мужчину, которому дове­
лось съесть падаль, початую волками, или который отнял‫־‬
еду у голодного человека.
Если кто-либо из кипчагов умрет в год ветра, душа его
летит на север и входит в чрево черного пса, чтобы стать
врагом родившегося в год обезьяны.
Такая участь постигает душу потому, что она, в недоб­
рый час повздорив с чертом, вырвала у него волосы в про­
межности и, свив из них веревку, пасла на привязи черного'
козла.
Если обладатель такой души не подарит жрецу скоти­
ну, железо, золото или серебро, душа покинет чрево черной
собаки и войдет в задний проход беременной женщины.
И когда растущий младенец начнет шевелиться в материн­
ской утробе, душа будет неустанно мучиться.
А то случается, что такая душа вселится в чрево кобы­
лы, у которой хозяин настолько гнусен, что не стесняется не
только ездить на ней, но и блудить с ней... (У этого места*
рукой Стефаноза было приписано: «Тьфу, пусть сатана забе­
рет душу такого нечестивца!»)
Если кипчаг умрет в год крысы, его душа вселится в ко­
ня серебристой масти или в белую корову. Спустя восемь
месяцев душа переселится в змею.
Его близкие должны долго молиться, облачив покойника^
в белые одежды, не то его душа войдет в чудовище, или^
найдет пристанище в утробе женщины, или скотина зальет
ее мочой.
504

“

Душа кипчага, умершего в год быка, поселится в утро­
бе торговца скотом. Рожденный в год змеи не должен нахо­
диться близко от останков этого человека, а не то произой­
дет большое несчастье.
Душа умершего в год зайца поселится в человеке с жел­
тым лицом, который умрет в год петуха или в год зайца,
так что этот человек умрет двойной смертью.
Кто умрет в год змеи, два дня будет томиться в обиталигце, где он отдал душу, а затем поселится в утробе ежа.
В конце концов этого ежа сожрет волк или лисица. В обоих
случаях ему придется умереть дважды, так как волка или
лисицу наверняка убьет охотник.
Душа умершего в год овцы попадет в утробу волка или
лошади в серых яблоках.
Душа умершего в год обезьяны поселится в утробе зави­
стливого человека. А завистливый и злобный человек не зна­
ет покоя, так как он смотрит на всех с завистью — не живет
ли кто-нибудь богаче его, це ездит ли кто на лучшем коне, не
имеет ли кто большую отару? В утробе завистливого челове­
ка жестоко будет терзаться человек, родившийся в год обезь­
яны.
Душа родившегося в год пса поселится в утробе желтого
человека, у которого маленькая голова, раздувшиеся щеки и
рот до ушей. Этот человек будет столько хвастать, что погу­
бит себя. Человеку, родившемуся в месяц пса, придется уме­
реть дважды.
Если кипчага убьет гром, то его облекают в белый саван
и три дня и три ночи его тело сторожат лучники с черными
стрелами. Кипчаги верят, что в обличье верблюда, или под
видом тени, или тела, не имеющего головы, придет сатана,
чтобы забрать душу покойника, и нечистую силу можно от­
пугнуть только стрелами. Сыновья, внуки и правнуки убитого
громом никогда не должны давать чужому человеку ни кис­
лого молока, ни головизны, ни ног заколотого животного.
Если вспугнутая птица залетит в шатер, — это к несча­
стью.
Если бесплодная кобыла ржет, это значит — хозяину гро­
зит беда.
Если теленок или жеребенок родятся до срока, их обвя­
зывают шелковой нитью, кладут в корзину с шерстью собаки и
■волка и закапывают в землю на глубину одиннадцати локтей.
Если женщина или мужчина начинают во сне скрежетать
зубами, это значит — они улыбаются черту. Если во сне зу­
505

бами скрежещет девушка, это — примета, что ее родные ско‫״‬
ро умрут.
Если ребенок начинает заигрывать с матерью, то надо вы­
лепить изображение человечка из крутого теста, углем нари­
совать ему бороду и усы, вложить в руку красную стрелу и.
поставив его на расстоянии сотни шагов от шатра, читать над
ним молитвы. Когда умирает годовалый жеребенок, лепят из
воска корову, красят ее в цвет малины, обматывают шелковой
нитью, зажигают свечи и произносят молитвы.
Ес‫״‬чи кипчагов, выступивших в поход, встретит змея,
ставшая на хвост, как это свойственно степным змеям, это
плохой признак, — они поворачивают обратно и расходятся
по своим шатрам.
Если войско встретит змею и она уползет направо, это —
хороший признак, кипчаги смело продолжают поход».
Припис ка:
«Прошу вас, блаженнейший отче Георгий, прислать мне
псалтырь и евангелие, так как окаянные кипчаги украли у ме­
ня эти книги. Не знаю, для чего они им нужны? Умоляю при­
слать мне поскорее эти книги, не то я стану неверующим и по­
паду в ад.
Вот что я узнал в стране кипчагов, а остальное знает бог.
Когда я писал это письмо, кипчаги стояли надо мной.
«Что ты царапаешь гусиным пером?» — спрашивали они.
Я встал и прочитал несколько слов.
Они начали шептаться: бумага заговорила!
Сначала они перепугались, решив, что это затея черта, и
подняли крик. Еще и еще раз заставили меня читать, пoтo^г
начали хохотать и хохотали, как дети, которым попалась но­
вая игрушка.
Просите повелителя нашего помочь мне: зашитые в пла­
тья ботинаты у меня на исходе; одежда обветшала, и обувь
износилась, и я, подобно кипчагам, летом и зимою хожу боси­
ком, и ноги у меня отморожены.
Умоляю вас, пришлите мне поскорее бумагу, а то я боль­
ше уже не смогу ничего написать — ни хорошего, ни плохого.
Если мне придется здесь умереть во имя отчизны и царя, про­
шу молиться за мою душу...»
До того, как это письмо переслали царю Давиду, его про­
чли царь Георгий, царица Елена и архиепископ Кутатели.
506

— Вот какой народ хочет переселить к нам Давид, — со
злорадством сказал Георгий.
— Если мы пустим в Грузию этих кипчагов, мы загубим
себя и попадем в ад: они опоганят нашу веру н развратят
народ.
— Конечно, попадем в ад, имея их под боком! — злорад­
но подтвердил Кутатели.
— Отыди, дьявол, отыди, сатана! — повторял, отплевы­
ваясь, царь Георгий.
БАМБУКОВЫЕ КОСТБ1ЛИ
^ Магистр Иоанн поселил в своем доме Нианию Бакуриани
и эристава Джонди, а священнослужителей устроил в Манганском дворце у императрицы Мариам. Мариам собрала в
Константинополе много церковной утвари и духовных гру­
зинских и греческих книг.
Она твердо решила вмешаться в личную жизнь Давида
л помирить его с Липаритом и Рати.
— Весь мир в смятении, отче! — говорила она Кириону.
— Весь христианский мир охвачен тревогой. Разве в такое
время допустимо враждовать христианскому царю и эриставам?
Мариам страстно хотела попасть на родину и повидать­
ся с любимым племянником Давидом, братом и невесткой.
— Да, я, видно, старею, — продолжала она. — Чем боль­
ше проходит времени, тем сильнее меня охватывает тоска по
родине.
— Что ты, что ты, августа! Рано тебе думать о старости.
У тебя нет ни одного седого волоса. Я помню, словно это был о вчера, как помогала тебе мамка укладывать спать кукол.
Как волновался царь Георгий, когда ты с нами приехала‘
в Хунту. В его глазах сверкали слезы, которых я у него никог­
да не видел. Когда ты уже была на корабле, мы сели на ко­
ней и поехали назад. Тут царь, опустив забрало, пришпорил
коня и ускакал, опередив нас.
— Пусть будет проклят тот день! — грустно отозвалась
Мариам. — Лучше бы я вышла замуж за грузина, будь он да­
же безродный пастух. Что мне дало царское величие или
сверкающие золотом залы Буколеонского или Манганского
дворца, или лобызание руки куропалатами, севастами и до­
507

местиками? Какую радость мне дала кесарская тога? Я бы
предпочла всему этому красную глину Гегути!
Я н\еню сына моего Константина, затем вернусь в Гру­
зию, уйду в какой-нибудь монастырь и там закончу мою не­
удачливую жизнь.
Все же отъезд Мариам из Константинополя несколько раз
откладывался, так как она хотела сперва отправить в Иеруса­
лим Русудан, которая находилась со свитой в монастыре Те‫־‬
бронии. Кнлирдж-Арслан по-прежнему обещал помочь быв­
шей царице в этой поездке.
Мариам и приехавшие из Грузии пастыри навестили Ру­
судан. Мариам дала слово бьшшей царице, что до ее отъез­
да она не уедет в Гегути.
Ждали попутного ветра. Наступала благоприятная пого­
да, назначалась поездка, но вновь бушевало море, Понт взды­
мал седые валы, и отъезд вновь откладывался.
Сидели на сундуках, потом снова их открывали. Опять
наступала хорошая погода, вновь назначали день отъезда.
Наконец пришло последнее письмо от Килирдж-Арслана.
Он писал императрице Мариам:
«Амир Тутуш, кровник моего отца Солимана, овладел
Багдадом и стал султаном. Я не смогу теперь выполнить сво­
его обещания».
Магистр Иоанн раздобыл для Ниании и Джонди новые
уставы византийского войска. Грузинские спасалары несколь­
ко раз посещали Кевкамена Катаклона, Татикуса и Врана,.
совещались с ними о новых стратегических приемах. Эриставам показали новейшие усовершенствованные камнеметы и
тараны. Императрица Мариам представила Алексею Комнену посланцев царя Давида. Император предложил эриставам:
если царь Давид разрешит вам хоть один год прослужить в
наших войсках, вы приобретете большой боевой опыт.
Переезд Ниании Бакуриани из Манганского дворца в.
дворец Иоанна очень опечалил молодого спасалара. В Манганском дворце он чувствовал себя безгранично счастливым,,
так как три раза в день —г за завтраком, обедом и ужином,
имел возможность лицезр^еть Мариам.
Выполнив царские поручения, он сильно заскучал.
Джонди был впервые в Константинополе. Он и цалкинский епископ с утра отправлялись осматривать майданы, мо­
настыри и дворцы. То они посещали ипподром, то смотрели на
игру в поло в парке Буколеонского дворца.
508

Одна неприятность постигла Нианию — малярия, захва­
ченная им в Египте, возобновилась в Константинополе. Он
вынужден был лежать дома и развлекаться, слушая расска­
зы слепого монаха Атанаса.
Магистр Иоанн жил беспокойной жизнью. Он уезжал
куда-то рано утром, возвращался домой ночью, привозил с
собой каких-то людей и запирался с ними у себя в комнате,
находившейся рядом со спальней Ниании и Джонди. Всю
ночь там шла беседа по-гречески, а на рассвете незнакомцы
изчезали...,Однажды после полуночи звон шпор разбудил истомлен­
ного жаром Нианию. Он огляделся, но убедился, что Джонди
еще не вернулся.
«Очевидно, он задержался у куропалатисы Мелиты», —•
решил Нианиа.
Между тем в гостиную вошли магистр Иоанн и три вои­
на, Двое были в золоченых латах, а третий — в доспехах
цвета ржавчины. В одном из них Нианиа узнал Константина
Порфирородного.
Облаченный в золоченые доспехи, более рослый, спросрш:
— Спит ли в той комнате кто-нибудь?
— Опасаться нечего, это мой гость, приехавший из Гру­
зии.
Иоанн приблизился к дверям, заглянул в комнату и до­
бавил:
— Он спит.
Нианиа успел притвориться спящим.
Тогда тот, кто был в доспехах цвета ржавчины, сказал
хозяину по-грузински:
— Не лучше ли будет, если мы прикроем дверь, батоно
Иоанн?
— Нет. Он спит. Если бы он даже не спал, это человек
надежный — он из наших.
Облаченный в золоченые доспехи, ростом пониже, спро­
сил:
— А кто он?
— Молодой спасалар царя Давида. У меня гостит и его
друг, второй военачальник — такверский эристав. Если вы
найдете необходимым, и они к нам примкнут.
— Нет, нет. У нас нет недостатка в союзниках, — сказал
высокий. — Меня беспокоит то, что мы и без того слишком
509

многим доверили нашу тайну. Люди императора— насторо­
же. Большое число заговорщиков не всегда желательно.
Сейчас важнее другое: в Далмации вспыхнуло восстание.
Предводитель повстанцев Волкано взял город Липениум и
сжег его. Император в ближайшее время выступит в поход. Я
и Константин последуем за ним. Ночью на стоянке мы напа­
дем на Алексея и испытаем силу наших мечей. Зять импера­
тора Михаил Таронит обещал примкнуть к нам со своим
войском.
— А императрица Мариам знает что-нибудь о наших
намерениях? — спросил Иоанн Константина Порфирородного.
— Пока — ничего!
— Вот и прекрасно! — сказал высокий в золоченых дос­
пехах.
— Допустим, что кто-нибудь нас выдал и заговор не удал­
ся. Лучше, чтобы императрица была в полном неведении. Для
чего нам впутывать в такое опасное дело женщину?
Иоанн сказал:
— Если нам действительно удастся убить на привале им­
ператора, я и Григорий Бакуриани сумеем столковаться с
Гильпрахтом — начальником западных башен столицы.
Ясно, что после смерти императора братья его — доместик
Адриан и себастократ Исаак захотят завладеть троном.
Как только император справится с Волкано, он пойдет
на Константинополь и обложит город. Я и Григорий привле­
чем на нашу сторону Гильпрахта и гарнизон крепости. А Кевкамен Катаклон у нас в руках. Мы выйдем из города и на
подступах сразимся с врагами, а потом, если даже потерпим
поражение, Гильпрахт закроет ворота башен и придется им
стоять у городских стен добрых три года. За это время мы
сумеем тайно пройти в город, и он будет в наших руках.
Все ушли в соседнюю комнату, и высокий прикрыл
дверь.
Нианиа лег лицом вниз и затаив дыхание старался
уловить смысл беседы. Отдельные слова доносились к нему,
но разобраться в том, что они говорили, он не смог.
Гости ушли перед рассветом.
Иоанн вошел в комнату к Ниании. Он стал у его посте­
ли и сказал:
— Ты, очевидно, все слышал?
— Почти все, пока не закрыли двери.
510

— я не xoтev^ закрывать дверь. Это сделал Никифор.
— Что зто за Никифор? Каждого второго грека зовут
Никифором.
— Наследник Никифор — сын бывшего императора Ро­
мана Диогена. Он день и ночь мечтает о кесарском троне и
жаждет крови императора. Я помогу ему утолить эту жажду!
Но если он потянется к престолу и помешает нам посадить
на трон Константина, не удовлетворится короной кесароса,
я его отправлю туда, где почиют праведники!
Он храбрый воин, замечательный стрелок, искусно вла­
деет мечом, прекрасный наездник и игрок в поло, но очень
вспыльчив и большой хвастун.
Он говорит, что если ему придется вступить в бой даже
с титанами, и то он не отступит. Император не должен быть
таким легкомысленным человеком. Никифор и сейчас тайно
сносится с Килирдж-Арсланом.
— А кто был воин в латах цвета ржавчины, говоривший
с тобою по-грузински?
— Это — племянник Тороза, правителя Киликии, Погос,
сын моего друга Хачатура.
Союзников у нас много, но было бы хорошо, если бы ты
и Джонди примкнули к нам,—сказал почти шепотом Иоанн.
— То, о чем ты говоришь, для меня не новость, — ска­
зал, помолчав, Нианиа. — Все твои письма Давид получил и
знает ваши намерения, но перед отъездом он твердо нам
приказал не вмешиваться в византийские дела.
Вспыльчивый Иоанн не смог скрыть от гостя негодования
по поводу такой отповеди. Он повысил голос:
— Я не поврежу себе ногтя из-за византийских дел. До­
статочно я получил ран из-за греков и пожертвовал Визан­
тии свою левую ногу. Сейчас я хочу отдать Грузии мою пра­
вую ногу и мой последний вздох. Достаточно я проливал свою
кровь в чужих войнах. Виною тому молодость и неопытность.
Только чудак может рисковать жизнью ради чужаков. Те­
перь я стал умнее и хочу все отдать моей родине — Грузии.
Понятно?
Нианиа с изумлением посмотрел на Иоанна. Не пьян ли
магистр?
Нет, на пьяного он не походил.
— Я хочу отдать Грузии последние минуты моей жиз­
ни. Если родины не станет, пусть не останется камня на кам­
не и потоп зальет всю землю. Слышишь?
511

Этот поседевший богатырь кричал в исступлении и бил
по столу кулаком величиною в баранью голову.
Потом он пододвинул стул к постели Ниании и уже
тихим голосом продолжал:
— Прежде всего надо уничтожить Алексея Комнена —
этого изменника и клятвонарушителя. Свалили же мы с Гри­
горием императора Ботаниатеса. Сейчас черед Алексея. Мы
избавимся от него и посадим Константина Порфирородного
па отцовский трон.
Если это нам удастся, мы всячески поддержим царя Д а­
вида. Хотя Константин еще юноша, но мы ему поможем.
Я и Григорий возьмемся за Килирдж-Арслана... Давиду по­
шлем на помощь войско, выгоним из Тбилиси сельджуков и
заберем Самшвилде. После этого у царя Давида освободит­
ся войско и он из шавшетских крепостей легко достигнет
лазской Халдеи и Трапезунда.
Потом вы увидите, какая участь постигнет амира Тутуша и султана Бархиарока!
Я состарился и потерял ногу, сражаясь за эту гнилую
Византию. Но кто одолеет исступленного человека? Мудрец
сказал: опасно разбудить льва, еще опаснее у гепарда
украсть детенышей, но страшнее страшного исступленный че­
ловек.
О, если человек решится пожертвовать собой, то бере­
гись! Хотя стар я, Нианиа, и у меня всего одна нога и мое те­
ло испещрено рубцами от ран, но старость еще не загляды­
вала в мое сердце.
Меня не тяготит семья, и я равнодушен к почету. Этот
несчастный Роман Диоген пожаловал мне жалкое звание ма­
гистра, но я могу и его вернуть византийцам.
Моя голова поседела, но я все тот же Иоанн, который
поразил мечом амира Джебраила.
Роман Диоген был трус — он перепугался, как баба, у
Манцикерта. Я убеждал его: напасть ночью на лагерь АльфАрслана и уничтожить сельджуков. Он не согласился. Бор!чотал: затевать ночной бой — это нечеловечно. Мы христиане
и должны дать выспаться и врагу.
До рассвета молился он в своем шатре.
Мы были разбиты. Но мои войска сдались Альф-Арслану последними.
Трусом был Михаил Седьмой Дука, а бывший импе­
ратор Ботаниатес — болван. Из византийских императоров
512

только Василий Болгаробойца был настоящим воином.
Остальные умели только молиться и прятаться под женски­
ми юбками в гинекее.
Не то было бы, если бы во главе войска стоял царь
Баграт или Давид Куропалат, или хотя бы наш пьяница
Георгий Второй. Этого несчастного Георгия погубили вино
и охота, а то он был бы выдающимся стратегом. Около Парцхиси он нанес такое поражение сельджукскому сарангу, ка­
кого нигде не пришлось испытать туркам.
Нианиа Бакуриани молча слушал этого потерявшего са­
мообладание старца. Он был возбужден и так гневно свер­
кал своими огромными глазами, что походил на одержимого.
Нианиа Бакуриани невозмутимо ответил:
— У нашего повелителя совершенно другие замыслы,
батоно Иоанн. Вам хорошо известен его характер, и никаки­
ми уговорами нельзя его заставить отказаться от того, что
он решил.
Что мы? Георгий Чкондидели ведь его воспитатель, его
духовный отец и выдающийся военачальник. И все же мне
часто приходилось убеждаться, что даже Чкондидели не мо­
жет заставить царя изменить то, что он наметил.
Совсем другие побуждения одолевают повелителя. Он
послал своих доверенных людей на восток и на запад. Они
должны разобраться в том, что творится в стане врагов и
друзей. И когда обстоятельства сложатся для нас благо­
приятно, он обрушится на врагов.
Все наши силы и способности сейчас направлены на обу­
чение войск и укрепление крепостей.
«Оказывается, сын Григория Бакуриани труслив», — по­
думал Иоанн.
— Не так думает отец твой Григорий.
— Я не знаю, что думает мой отец. Это его воля; А для
меня важно, что теперь думает и куда стремится мой царь
и повелитель, — холодно ответил Нианиа.
Иоанн встал огорченный, прошел в соседнюю комнату,
затем вернулся и, тяжело опираясь на бамбуковые костыли,
сказал гостю:
— Я уже предупредил моего дворецкого, чтобы он не
дал тебе почувствовать мое отсутствие. Я уезжаю на три дня
Б Христополь. Отец Атанас будет приносить тебе лекарства.
Если ты повидаешься с императрицей Мариам, проси ее,
чтобы она не откладывала поездку в Грузию. А бывшую ца33 к. Гамса.хурдиа. т. Ill
513

рицу Русудан я отправлю в Иерусалим, если останусь жив.
Проси, добивайся, Нианиа: пусть императрица как можно
скорее отправится в Гегути. Верь мне, что это необходимо
для нее.
Сказав это, Иоанн вышел и закрыл двери.
Нианиа продолжал лежать. Он прислушивался к шуму
экипажа, выехавшего со двора...
Нианиа только сейчас оценил совет магистра Иоанна.
Действительно, если императору удастся раскрыть заговор,
кто знает, на что способен человек, спасшийся от насиль­
ственной с.мерти. Начнут хватать и виновных, и невиновных.
А для Мариам, конечно, лучше уже оказаться на родине.
В Грузии никто не посмеет ее тронуть.
Но затруднение было в том, как обо всем рассказать
императрице.
На следующий день Нианиа встал с постели, хотя жар
у него все еще не спал.
Он очень обрадовался, когда Цинцилук заехал и со­
общил: императрица Мариам собирается в храм святой Со­
фии, и если он пожелает, то может сопровождать вместе с
Джонди императрицу.
Нианиа был человеком несколько медлительным, но тут
он стал так торопиться, что никак не мог надеть сапоги и
приладить доспехи, — руки у него дрожали от волнения п
спешки.
Он быстро шел по улицам Константинополя. Чуть моро­
сило...
Нианиа не знал, как быть. Сообщить обо всем импера­
трице? Но он этим ведь предал бы магистра Иоанна и все.х'
заговорщиков. Рассказать все? Но как могла Мариам по­
мешать заговорщикам? Молчать?.. Нианиа представил себе,
свидетелем какого страшного события он может стать, еслгг
заговор не удастся.
Сейчас он понял, как дорога для него Мариам. То роб­
кое увлечение, которое он дал ей почувствовать по дороге в
Сохастерийский монастырь, незаметно разрослось в его груди,.
«Какая роковая история, как страшно предвидеть, что
самая дорогая для тебя женщина — на краю бездны. Предви­
деть трагическую гибель любимой и не иметь возможности
предотвратить ее!»
Для Ниании было невыносимо это испытание. Он не ве~
514

рил в прозорливость ни одноногого Иоанна, ни своего отца
Григория, ни в силы юного Константина, ни в дело, затеян­
ное хвастуном Никифором Диогеном. Сомнительно, чтобы
этот заговор удался и Алексей Комнен лишился бы жизни и
трона.
Нианиа хорошо разбирался и в том, что в данном случае
!;едостаточно было убрать императора Алексея: себастократ
Исаак, доместик Адриан, Татикус и другие византийские
военачальники вовсе не были так беспомопхны и недально­
видны, чтобы с ними можно было не считаться.
«Лучше б ноги меня не носили! Для чего я приехал из
Грузии!» — думал Нианиа, идя к Манганскому дворцу.
У дверей гостиной его встретила куропалатиса Мелита.
Как всегда, она была в прекрасном настроении.
Мелита спросила Нианию о здоровье и сказала, что
знает верное средство от лихорадки.
Болтая о том и о сем, Мелита сообщила, что императри­
ца Мариам чем-то расстроена.
«Должно быть, императрица предчувствует испытание,
которое ее ждет», — подумал Нианиа, но никак не отозвался
на эти слова Мелиты. Та все же добавила:
— Августа всю ночь молилась и плакала.
Нианиа справился о причине.
— В Далмации началось восстание. Император соби­
рается в поход. Константин Порфирородный уезжает с ним
послезавтра утром.
В приемной Нианиа увидел своих спутников — грузин­
ских епископов и Мариам. Он заметил, что она бледна, но
вместе с тем неотразимо обаятельна.
«Константин собирается воевать? О, если бы он знал,
какие еще несчастья его ожидают!» — подумал Нианиа.
В день святого Георгия храм Айа-София был перепол­
нен народом. Преклоняя колени, молились облаченные в зо­
лоченые доспехи логофеты, куропалаты, себасты. На служ­
бе присутствовали: себастократ Исаак, доместик Адриан,
Георгий Палеолог, друнгарий византийского флота и вся их
свита. Не было только императора.
Сверкали золото, серебро и мрамор, бряцали мечи, зве­
нели шпоры, гудел хор. Нианиа не сводил глаз с императри­
цы Мариам, на которой было черное атласное платье.
Она становилась на колени, вставала, снова опускалась
515

на колени, вытирала слезы и молилась господу за своего
единственного сына Константина.
Нианиа видел ясно печать тяжкого и неотвратимого ис­
пытания на ее божественном лице.
Как была сейчас жалка эта женщина, облеченная всем
земным величием, увенчанная двумя императорскими вен­
цами Византии, владевшая некогда богатствами Буколеонского и Манганского дворцов, перед которой преклонялись
сильные мира сего.
Художники писали с нее богоматерь, копируя каждую
черту ее лица. Но она считала себя более несчастной, чем
жена или разводка какого-нибудь крепостного.
Чувствуя все это, тайно в нее влюбленный, не смевший
открыть ей свое обожание, Нианиа ясно видел, что не сего­
дня-завтра на эту и так обездоленную женщину обрушится
несчастье, еще большее, чем потеря двух императорских
венцов, — гибель Константина Порфирородного. И это еще
не все: ей грозила кара, как изменнице.
Стоявший на амвоне протодиакон высоким голосом пел:
«Помилуй мя, господи, яко попрал мя человек, непре­
рывно угнетающий мя борьбой. Попирали мя враги еже­
дневно, яко много есть поставленных надо мной свыше. Но
не след мне бояться, яко на тя уповаю».
Нианиа пристально следил за тем, что творилось в им­
перии. Весь Константинополь был взбудоражен.
Мятежник Волкано, овладев Липениумом, занял все се­
ла и местечки вокруг города. Он вел толпы восставших дал­
матов и, все предавая огню и мечу, продвигался к Констан­
тинополю. Окрестности Скопи были превращены в пустыню.
Алексей Комнен обладал невозмутимым характером.
Даже перед выступлением в поход он играл в поло недале­
ко от конюшни Буколеонского дворца...
Какой-то нищий сумел пробраться в дворцовый сад, под­
бежал к императору, упал у ног лошади и, когда Алексей
Комнен придержал повод, начал его умолять: «Помилуйте,
простите меня».
Алексей Комнен сошел с коня, достал кошелек, протя­
нул нищему золотой солид и спросил:
— Что тебе простить, несчастный?
Вельможи бросили игру в поло и кинулись к одетому в
лохмотья нищему. В его руке блеснул клинок.
516

Телохранитель императора хотел тут же прикончить
преступника, но император не позволил:
— Не убивайте злодея. Десница господа хранит импе­
ратора.
На следующий день магистр Иоанн узнал в Христополе,
что этот нищий — армянин Погос, сын его друга Хачатура.
Лишь после продолжительных пыток Погос вынужден был
признаться, что по уговору магистра Иоанна и Никифора
Диогена он хотел убить императора.
Когда Алексей Комнен с войском подошел к Скопи, Волкано прислал к императору послов, обещал дать заложшь
ков и попросил мира. Император оставил доверенных людей
для надзора за восстановлением городов и вернулся в Кон­
стантинополь.
Но Волкано обманул императора и не только не дал за­
ложников, но вновь * напал на византийскую провинцию и
двинул к Константинополю орды повстанцев.
Алексей послал против них войско под начальством
Иоанна, сына Исаака Комнена. Волкано опять завел речь о
мире, обещал заложников, но обманул и Иоанна. Ночью он
напал на войско, расположившееся у реки, и уничтожил его.
Иоанну едва удалось спастись.
Волкано продолжал разорять города и села. Алексей
Комнен снова стал во главе войска и остановился в сорока
километрах от Константинополя, у города Дафнута.
С ним был и Никифор Диоген. Он поставил свой ш а ­
тер рядом с шатром императора.
Сопровождавшему императора Мануилу Филокалу это
показалось странным.
Вечером он посетил Алексея и поделился с ним своим
подозрением.
— Разреши мне убрать Никифора Диогена. Я боюсь с
его стороны злого умысла.
— Пусть за свое преступное намерение он несет ответ
пред господом, — ответил император и не принял никаких
мер для охраны.
После полуночи император и императрица уснули и
бодрствовала только одна рабыня. Она увидела, что Ники­
фор Диоген с обнаженным мечом подошел к шатру. Заметив
ее, он вздрогнул и вернулся к себе.
На следующий день рабыня рассказала обо всем им‫־‬
517

ператору, но Алексей не дал почувствовать Никифору, что
ему известно о его неудачном покушении.
До Серры императора сопровождал Константин Порфи­
рородный. Он предложил Алексею заехать отдохнуть в по­
местья императрицы Мариам, которые находились в Пентигосте.
Алексей согласился. На следующий день он соб];ался
уезжать, но Константин стал его уговаривать: давай задер­
жимся еще на день и отправимся в баню.
Император согласился, и хозяин велел приготовить ба­
ню. Военачальник Татикус, сопровождавший императора,
увидел, что вооруженный Никифор Диоген прохаживался
около бани.
— Почему ты тут ходишь вооруженный мечом? Сейчас
время купанья, а не войны или охоты, — сказал Татикус.
Никифору стало не по себе, и он решил было бежать в
Христополь к императрице Мариам, тем более, что Мариам
не раз приглашала его гостить.
На третий день император выступил в поход. Констан­
тин Порфирородный стал упрашивать взять его с собою. Но
тот не согласился.
— Ты единственный сын. Врагам мы сами сумеем дать
отпор. Оставайся дома — так будет лучше.
Едва император выступил, Никифор стал просить у Кон­
стантина его лучшего коня. Он рассчитывал догнать Алексея.
Иоанн поддержал просьбу Никифора, но Порфирородный
и ему отказал, сославшись на то, что конь—императорский
подарок II он его никому не доверит.
В Серре Никифор Диоген все же догнал императора и
вновь поставил свой шатер около его шатра.
Алексей Комнен вызвал к себе великого доместика—сво­
его брата Адриана и открылся ему: Никифор Диоген хочет
меня убить.
Адриан был зятем Никифора. Он вызвал Никифора и ты­
сячами посулов и обещанием прощения попытался заставить
его признаться во всем и назвать единомышленников.
Но Никифор отрицал все.
Тогда император позвал Музака и приказал ему пытать
Никифора.
Музак пытал Никифора, и тот показал: «Я хотел убить
императора, а подстрекнули меня на это преступление Кон­
стантин Порфирородный и магистр Иоанн». При этом он
518

оклеветал и императрицу Мариам, сказав, что она принима­
ла участие в заговоре.
Музак вновь пытал Никифора, и тот изменил показание:
императрица Мариам знала о заговоре, но всячески восста­
вала против убийства императора и со слезами на глазах
умоляла не проливать крови.
Арестовали и заново пытали армянина Погоса, сына Ха­
чатура, и заставили его признаться, что он был ставленником
магистра Иоанна, Никифора Диогена и Константина Порфи­
рородного. Он собирался убить императора, но у него не под­
нялась рука на помазанника божьего.
Император приказал Музаку хранить в строгой тайне то,
что Никифор очернил императрицу Мариам, так как он сам
этому не верил. Никифор оговорил зятя императора—Ми­
хаила Таронита, военачальника Кевкамена Катаклона и мно­
гих других вельмож и придворных.
Наконец Алексей Комнен нанес поражение Волкако, вер­
нулся в Константинополь и устроил суд над заговорщиками.
В большом зале Буколеонского дворца собрались куропалаты, магистры, друнгарии флота; были приглашены пат­
риарх и константинопольский епископ. Императорский трон
окружили родственники и вельможи, оруженосцы и барабан­
щики.
Меченосцы и копьеносцы звенели оружием и кричали:
— Смерть заговорщикам!
На золотом троне сидел, хмуря брови, облаченный в дос­
пехи Алексей Комнен, опасавшийся нового покушения.
Джонди сидел слева от грузинских первосвященников,‫־‬
пришедших на суд из любопытства. Справа сидел ^бледный
Нианиа Бакуриани. Кирион Манглисский даже шепнул Ниании по-грузински:
— У тебя такой вид, Нианиа, словно и ты заговорщик.
Нианиа, стараясь скрыть волнение, ответил, что у него
жар.
В эту минуту Нианиа чувствовал, что он способен нару­
шить повеление царя Давида не вмешиваться в греческие
дела.
Если окажется, что императрице Мариам грозит какаянибудь опасность, то он тут же убьет императора и спасет
свою любимую.
Да разве Мариам, обожаемая им, — простая женщина?
Решение его было тем более непоколебимо, что он твердо
знал о ее непричастности к заговору.
519

Нианиа чувствовал, какая страшная бездна раскрыва.лась с этого момента.
Ввели закованных заговорщиков: Никифора Диогена,
Кс хтантина Порфирородного, Михаила Таронита, Кевкамена Катаклона и около сотни стратигов и военачальников. По­
скольку в заговоре было замешано более тысячи человек, им­
ператор не пожелал задержать других. Он оставил на сво­
боде даже магистра Иоанна, ценя его большие заслуги перед
Византией и помня о его увечье.
Наконец император нарушил воцарившееся молчание:
— Вы знаете, что я не питаю никакой злобы к Роману
Диогену. С того дня, как с благословения господа я стал им­
ператором, я опекал Никифора и его брата Леона, как сы­
новей.
Не раз мне становились ведомы их злые замыслы, на­
правленные против моей жизни, но я проявлял к ним отцов­
скую снисходительность. Несмотря на мою мягкость, Ники­
фор все же решил убить меня.
Поднялся страшный шум:
— Да будет долголетен император Алексей!
— Смерть заговорщикам!
Император призвал присутствующих к спокойствию, а
затем сказал:
— Вместо того, чтобы обрекать их смерти, я прощаю им
вину. Пусть несут ответственность перед господом богом.
Раздались шумные возгласы изумления. С заговорщи­
ков были сняты оковы. Но в ту же ночь Никифора Диогена
и Кевкамена Катаклона все-таки ослепили, скрыв это от им­
ператора.
На следующий день с утра шел дождь и море бушева­
ло. На безлюдном берегу Пропонтиды одинокий лодочник за­
метил, как подошел к морю какой-то старец на костылях, от­
вязал от прикола челнок, сел в него и бесстрашно пустился
в бурное море.
Лодка еще не успела проплыть и ста локтей, как старец
прыгнул в воду, но так неловко, что лодка опрокинулась. Это
заметили рыбаки и кинулись на помощь, но нашли только
опрокинутую пустую лодку и костыли, плававшие по волнам.
На третий день императрица Мариам узнала о гибели
520

магистра Иоанна. Ее очень огорчило, что Иоанн отверг вели­
кодушное прощение Алексея и TdK трагически закончил свою
жизнь.
Неделю спустя слепой монах Атанас передал дворецко­
му Цинцилуку маленькое письмо и добавил:
«После полуночи меня кто-то поцеловал в лоб. Проснув­
шись, я почувствовал на щеке чью-то слезу. Неизвестный су­
нул мне в руку это письмо, поцеловал еще раз и исчез».
Всего несколько строк написал магистр Иоанн императ­
рице Мариам:
«Обожаемая августа!
Прости мне, это я, неразумный, искалечил твою жйзнь,
И только надеясь поправить дело, я задумал лишить жизни
императора Алексея. Но он сам понял, что ты непричастна
к заговору. Если бы это не было так, я бы отправил на тот
свет коварного императора до своей смерти.
Я и Нианиа Бакуриани поклялись друг другу, что, если
в этот заговор греки тебя впутают, мы расквитаемся с Алек­
сеем Комненом. Поскольку ты спаслась, я не хочу пользо­
ваться жизнью, дарованной мне императором Алексеем...
Когда прибудешь в Грузию, облобызай вместо меня гру­
зинскую землю. Быть может, меня отнесет Понт Эвксинский
к берегам моей родины. Потому я и решил найти смерть в
море.
Лобызаю твою руку, кроткая, прекрасная августа.
Прощай.
Недостойный раб Христа — Иоанн».
Сбоку была приписка:
«Молись о моей грешной душе».
ПИСЬМО ИЗ БАГДАДА
В Парцхисскую крепость. Сыну эристава над эриставами
Рати Орбелиани. От раба божьего монаха Козмана

Это письмо было отправлено Козманом в Триалети дна
кону дворцовой церкви эристава Липарита. Но гонца, послан­
ного из Исфагана Варсимом Вардзели, перехватил Кариман
Сетиели и передал отобранное письмо царю Давиду.
«Как‫ ׳‬я сообщил в предыдущем письме, — уведомлял
Козман, — Бархиарок нам обещал, что он пошлет в Триале­
ти Изз‫־‬Абу‫־‬Абдалу и с ним такое многочисленное войско, что
оно будет шесть дней переходить границу эриставства.
521

После смерти халифа Аль-Моктади здесь произошло
много важных событий. На трон халифа взошел шестнадца­
тилетний сын Аль-Моктади — Абу‫־‬Абас‫־‬Ахмед, который при­
нял имя Аль‫־‬Мостадир‫־‬Билах.
Бархиарок, собрав войско, направился из Исфагана в
Багдад. Я и Вардзели сопровождали визиря султана Изз-АбуАбдалу.
Когда мы подъехали к Багдаду, Аль-Мостадир послал
килах султану Бархиароку и провозгласил в честь его хутбу.
Утвердившись в Багдаде, Бархиарок вызвал своего дя­
дю Такаша, который поднял восстание против своего брата
Малик-шаха.
Вот чего добивался султан: втянуть Такаша в борьбу с
Тутушем, сыном Альф-Арслана. Но Бархиарок случайно на­
шел в кармане Такаша письмо, в котором тот предлагал со­
юз Тутушу.
Бархиарок приказал убить Такаша и труп его бросить в
реку Тигр.
Затем Бархиарок захватил первого визиря Малик-ша­
ха — амира Иельберди, который некогда примкнул к Тюркан-Хатун.
Между тем амиры Кербога, Аксонкор и Бузан изменили
Тутушу и примкнули к Бархиароку.
Тутуш снова собрал в Адарбагане войско, оставил Д а ­
маск и устремился в Алеппо. Он взял город и поджег его.
Бархиарок послал против Тутуша трех амиров: Кербогу,
Аксонкора и Бузана.
Аксонкору войско изменило. Когда его привели к Ту­
тушу, тот спросил пленника: если бы я попал в твои руки, что
бы ты сделал со мной?
— Повесил бы, ^— ответил Аксонкор.
Тутуш промолчал, но потом распял Аксонкора на кресте.
Затем Тутуш стал преследовать отступавшие войска Кербоги и Бузана. Оба амира ворвались в Алеппо. Тутуш осадил
город, взял его и захватил в плен амиров.
Бузану он отрубил голову, а Кербогу спас от смерти
амир Омар.
Бархиарок тоже брал города, но стоило ему взять какойнибудь из них, он начинал пьянствовать с Изз-Абу-Абдалой.
По этому поводу арабский поэт Абумансур Алаби сочи­
нил даже стихи:
Мы так увлеклись пьянством,
Что забыли Аксонкора и Бузана.
522

Тем временем Тутуш осадил Багдад, халиф Аль-Мостадир провозгласил хутбу в честь нового султана, так как он
знал, что Бархиарок испугался войска своего дяди и бежал
в Исфаган».
•

Приписка:
«Я и Вардзели находились уже в Багдаде, и теперь мы
постараемся известить Тутуша о вторжении Давида в Трналети и попросить султана о помощи.
Пришлите деньги, — писал Козман Рати, — лучше дир­
хемы. Византийское золото сельджуки принимают неохотно».
Кариман Сетиели передал это письмо царю в Начармаге*
ви. Давид, перечитав его, улыбнулся и сказал:
— Пока что наши враги мстят друг другу за нас. По­
смотрим, что сулит завтрашний день.

‫ ״‬DEUS [LEJ VOLT!‘
приблизилось то время, о котором
каждодневно предвещал господь ве­
рующим, особенно в евангелии^ где
он говорил: «Кто хочет последовать
за мной, пусть отречется от себя,
возьмет крест и последует за мной».
Так произошло и в стране галлов;
постигло их великое испытание — у
д1:0 ночь, спустив со стен перовочные
.‫!־‬естницу^г; позорно б еж ал и рьшарш Вильгельм де Гран, Мес!шлУл и брат его Лльберих, Гвидо Трусел де Л а м б с р , «песравпенный Вильгельм Шаппаупнюс — вт1копт де Мелуй, которьп1 прославился еврейскими погромами.
Накануне Г оэм ун д поссорился с ними.
— Зы дворяне и, если угодно, м ож ете бежать.
Никто не буде!^ вам препям'ствовать, но знайте, что вечнутм пезопом будут покрглтьу и ваши имена, и весь род ваш.
Они с тпудом добрались до бу.хть! св. Симеона и сообншли морякам, что Антиохию взяли турки.

Запасы хл еба и мяса исчерпались. Армяне и сирийцы не
нд1СЛ1; возмож ности доставлять продукты Б о с а ж ден н ую Ангиохию.
Р езали лош адей, 1\шлоу^ и ослов.
Д ругие погибали от бескормицы. Едва околевала л о ­
шадь какого-либо рыцаря, крестоносцы оспаривалн друг у
д.рмга тхн.н'ь Затем не стал('' хвагать и этого
' Тогда
принялись есть кору деревьев и начали варить требуху.
Курииа стоила уже пятгталпать золотых, голова вербл ю ­
да, лош ади или осла продауыалась за десять вууза^ыийских
солидов. Один орех стош! уже динар. П одобн о теням, б р о ­
дили голодные толпы. Никто пе хотел сражаться, и воиьуов
силой отправляли на посту_ч.
М алодуш ны е и трусы прятались в погребах. Некоторые
лежали ничком на зем ле и безропотно ж дал и смерти.
Несколько тысяч воинов спряталось в едной части города.
Б оэму кл п одж ег этот квартал и беспошепдио истребил трусов,
пожар распространился дальше, и сгорело до трехсот домов.
«Как-то ночью дозорны е заметили в небе блеск краснова­
того пламени. С зап ада п риближ алась комета. Раскаленный
метеорит \шал в лагерь турок, расположенный в дол!ше Оранта.
Охваченные уж а со м турки беж али, но на следующ ий день
все ж е появились у подступов к главной крепости. Д нем и но­
чью они нападали на башши».............................................................
вт

Наконец Боэмунд надел латы на «тело, привыкшее к же­
лезу», и отбил у турок башню, воздвигнутую крестоносцами.
С горных склонов устремились вниз сельджукские всадники и
схватились с войском Боэмунда. Началось страшное крово­
пролитие.
Боэмунд рычал, как тигр. Его меч поражал турок и рассе­
кал доспехи. Но к врагу прибывали подкрепления, и христиа^
нам становилось все тяжелее.
Вместе с Боэмундом доблестно сражались и другие ры­
цари.
К Боэмупду прискакали на помощь Готфрид Бульопский,
граф Роберт де Фриз, нормандец Робер. Ониначали разить
сельджукских всадников, заставили отступить турок и снова
овладели башней.
Кербога двинул новые полчища. Крестоносцы вынуждены
были оставить башню, и турки закрыли все подступы к
крепости.
Ужасные дни настали дл5! эристава Джонди.
Стало трудно кормить бывшую царицу Русудан. Когда еше
можно было доставать припасы, и тогда она ела мало, чтобы
у монахинь и свиты, у больного Петруса, слепого Атанаса и
обжоры Хахутая ни в чем не было недостатка.
Наконец чрезвычайно трудно стало доставать даже осли­
ное мясо н требуху. Русудан перестала вовсе есть. Лежала на
спине и вдохновенно пела псалмы. Сама она, превратившись
в тень, не могла вставать даже для молитвы.
Бывшая царица и ее свита поселились в Антиохии в при­
делах церкви СВ. Петра. Эти приделы до взятия крестоносцами
Антиохии были превращены турками в амбары для хранения
зерна.
На стеках енщ были видны выцветшие фреск.ч с изображе­
нием антиохийских патриархов, святых и ангелов.
На уцелевших иконах лики были замазаны, у некоторых
святых глаза были выколоты ятаганами, у других — стерт орел,
у ангелов — крылья.
Эти патриархи, святые и ангелы были похожи на нищих в
лохмотьях, взгромоздившихся на стены.
Завелись легионы крыс. Когда начался голод, лишенные
корма, они осмелели: у какого-то уснувшего погонщика мулоз
они откусили кончик носа.
Хахутай занялся новым делом: вооружившись палкой, он
преследовал крыс.
602

к жуткому писку крыс присоединялся писк летучих мылей. Зто заставляло содрогаться бывшую царицу и монахинь.
Летучие мыши днем висели, как чудовищные четки, заце­
пившись за выступы сводов. Как только зажигали свет, они
начинали летать, обгоняя друг друга.
Джонди не знал, как раздобыть пропитание для женщин
и стариков, с какой бе:шй бороться — с турками, крысами или
.1‫־‬етуч ими мыш а ми?
К этим бедам прибавилась болезнь Петруса. Он заболел
свинкой. Когда больного угнетал жар, он начинал бредить. У
Джонди не было отдыха ни днем, ни ночью.
Голодный Хахутай шатался по городу. Он приносил голо]Зы и ноги павшей скотины, варил и без разбору пожирал.
Одновременно он шутил: «О, где моя жирная теща, я бы
ее слопал вместе с костями».
Герцог Боэмунд, которому очень нравился Джонди, как-то
прислал ему в подарок свиную голову.
Хахутай, как цыплячьи косточки, обглодал кабаньи че­
люсти.
Слепой Атанас стойко переносил все злоключения. Он
твердо верил, что господь испытывает свою верную паству.
Монах не переставал надеяться на боевой крест Багратио­
нов, который «не раз спасал грузинский, народ от насилия не­
верных» и ныне сохранит эту горсточку грузин, которые слу­
чайно оказались участниками осады Антиохии.
Атанас непоколебимо верил, что «бог является самым
высшим полководцем».
По-прежнему он вдохновенно пел псалмы и каждое утро
рассказывал лежавшему рядом Петрусу свои сны.
То ему снился св. Георгий Ломисский на белом коне, за
которым следовали ангелы в серебряных доспехах, чтобы вы­
зволить запертое в Антиохии «воинство христово», то он бро­
дил с пророком Моисеем в пустынях египетских, то он си­
дел на огненной колеснице Ильи, то ему снился святой Иоанн
на апокалипсическом коне.
Отступление Алексея Комнена угнетающе подействовало
на крестоносцев. А атабага Кербогу весьма ободрило это из­
вестие. Он еще теснее сжал кольцо осады и стал ожесточенно
;нтурмовать стены и башни крепости.
Обнаглевшие турки подходили к стенам цитадели на рас­
стояние полета стрелы.
603

Они зорко следилн, не пытаетс>‫ ׳‬ли кто-либо выбраться из
города в поисках пищи или задумав спастись бегством.
На седельной луке у них висели мотки веревок, чтобы
связывать пленных................................. ........................................
Как-то вечером крестоносцы увидчдти, что десятка два
всадников гарцевали у «Собачьих ворот».
Несколько тяжело вооруженных рыцарей, выехав из кре­
пости, погнались за турками и прогнали их за Оронт.
Спустя некоторое время турки вернулись. Крестоносцы
пришпорили своих истощенных, изголодавшихся коней, пере­
правились через Оронт и начали метать з них стрелы.
Турки устремились к шатрам, стоявшим на другом берегу.
С десяток всадников отстали от них. Трое ехали позади всех.
Джонди 3 зто время тоже находился у «Собачьих ворот».
Ему очень хотелось принять у^!астие в сражении. Оставшиеся
рыцари подбадривали его: отправляйся, а если тебебудетту‫־‬
го, мы тебя вызволим. Но едва Джонди отъехал, рыцари пере­
думали, решив, что не стоит, мол, подвергать себя опасности
ради какого-то «грека».
Джонди стало стыдно возвращаться, не сразившись с вра­
гом. Отступавшие турки, еще не успевшие переехать пашни,
раскинутые по ту сторону Оронта, увидев одинокого всадникаXрист и а I(ииа, по вср нули кон е й.
Трое, ехавшие последними, кинулись к Джонди. Нападе­
ние первого Джонди отбил клинком. Взмахнув саблей, мель­
кнувшей быстрее тени, о‫!־‬рубил голову второму. Второй всад­
ник свалился с увязшего в пашне коня. Джонди нал-‫'״‬-тел на
третьего всадника сбоку и опрокинул его вместе с лошадью.
Дав шпоры коню, он припал к его шее и поскакал карьером к
крепости.
Турки с гиканьем бросились за ним. Джонди не успел еще
доскажать до Оронта, как стрела впилась ему в бедро. Но он
все же продолжал скакать. Кони турок, увязнув в распаханной
земле, упали, придавив всадников.
Джонди успел тем временем переправиться через Оронт.
Все это видели: крестоносцы через крепостные бойницы.
Они рыдплщ так как видели во всей этой истории вмешатель­
ство «десницы божьей». ................................................................
Вначале Джонди не придавал значения своей раме. Опи­
раясь на палку, он, хро.мля, холил по городу в поисках съедоб­
ного для стариков и ^!oнaxннь

604

Хахутай не мог раздобыть даже падали. Он бродил с но­
жом, сдирал кору с деревьев. Этот верзила словно высох, и
егс !ромовой голос стал пискливым от голода.
Джонди заметил, что бывший диакон по ночам куда-то
исчезал. Из-за забот, которые его обременяли, он не обращал
на это внимания. Между тем рана, которую он не лечил, осло­
жнилась.
Кнк-то ночью он дремал в своем углу в приделе. Тишину
нарушали только бред больного Петруса или храп Хахутая.
Джонди никак не мог уснуть. При скудном свете ночника
он рассматривал фреску, на которой был изображен патриарх.
Долго дремал Джонди. Когда у Джонди поднялся жар, ему по­
казалось, что великан в тиаре сошел со стены и приник к нему.
Длинная курчавая борода защекотала его брови.
Джонди провел рукою по глазам. И ему стало ясно, что
его щекотала овечья шуба, которой он накрывался.
Джонди обрадовался, что все это оказалось видением. Он
перевернулся на другой бок и попытался заснуть, но думы не
давали ему покоя.
Как все роковым образом переменилось.
Каждый день можно было ожидать смерти от турского
клинка или от голода, а в лучшем случае — продажи на неволь­
ничьем рынке.
Джонди видел, какое безначалие царило в лагере крестоносутев.
Ссоры между вождями крестоносцев не только не прекра­
щались перед возраставшими опасностями, а принимали еще
более острый характер.
Вместо того, чтобы идти на взаимные уступки, они затева­
ли нелепые споры. Кому, например, должна была достаться
Антиохия, если турки потерпят поражение?
Готфриду Бульонскому, Раймунду Тулузскому или Боэ­
му иду?
Легат папы епископ Адемар прочил в будущие владетели
города папу римского Урбана Второго.
Другие вспоминали о клятве крестоносцев быть вассалами,
императора Комнена и считали, что надо возвратить Визан­
тии ее древнейший город.
Джонди, даже в самые тяжелые минуты, не терял слособности острить и по-юношески озорничать.
Он только смеялся, когда заносчивые крестоносцы, как де605

ти, спорили друг с другом из-за шкуры медвед5!, который не
только не был убит, но сам собирался их пожрать.
Десятки тысяч крестоносцев погибли в пути, многие пали
в боях, другие — от заразных болезней и от голода.
Войска не имели ни лошадей, ни снаряжения.
Джокли, погруженный Б эти мысли, вдруг услышал шорох
Он огляделся и в сумраке увидел сидящего на постели
Хахутая, чесавшего волосатую грудь.
Полузакрыв глаза, Джонди стал следить за ним.
Хахутай сполз с постели и стал напяливать чоху.
«Куда собирается это чертово отродье в полночь?» -подумал Джонди.
Хахутай сунул ноги в чусты, снял со стены ночник и
осторожно вышел.
Джонди было трудно подняться, но желание узнать, в
чем дело, и., юношеское любопытство так овладели им, что
он быстро встал, взял палку и, как тень, последовал за Хахутаем.
Бывший диакон открыл дверь церковного подвала.
И вот что увидел Джонди:
На стенах крипты маячили тени патриархов и святых.
Посреди склепа стоял большой саркофаг, окруже!1ный не­
сколькими саркофагами меньших размеров.
Перед большим саркофагом горел костер. На железном
треножнике стоял котел. Хахутай сидел перед ним, опустив
голову на руки, и грустно смотрел на колеблющийся огонь.
Джонди стоял некоторое время в дверях, потом тихо
кашлянул. Хахутай вскочил как ужаленный и крикнул:
— Кто там?
— Я, — ответила т^нь. Джонди заметил, что Хахутай
очень растерялся. Заплетающимся языком он сказал:
— Что вы хотите, батоно Джонди?
— Мир тебе. Я только хотел узнать, что ты пошел
искать, чертово отродье, так поздно ночью?
— Я... я... — пытался сказать заплетающимся языком
Хахутай. И он встал, пытаясь заслонить котел.
Д.жонли зажег валявшуюся лучину и, нс спрашивая ни
о чем Хахутая, заглянул в дымящийся котел. И что он уви­
дел.
Котел был полон какими-то круглыми предюлетами.
Сна^шла Д ж о н д и показалось, что Хахутай варит репу.
Джонди даже потекли слюнки.
Он подумал: «Вот и я полакомлюсь!»
606

— Где ты достал эти репы, чертов сын?
Хахутай криво усмехнулся.
— Какие репы? Что вы изволили молвить, батоно эристави?
— А что же это, христопродавец?
Хахутай признался:
-- Я варю крыс, батоно, а чем же набивать мне это про­
клятое брюхо!
Джонди расхохотался.
— Да, но как ты ловишь этих крыс?
Хахутай взял у Джонди зажженную лучину, подвел его
к болыпому саркофагу с полусдвинутой крышкой...
В пустом саркофаге было несколько капканов. В одном
из них корчилась недавно пойманная крыса. Она свирепо
вращала глазами.
Хахутай скривил рот и процедил:
— Пусть эта крыса зажжет тебе, батоно, поминальные
свечи, а то я бы сунул сейчас в котел и ее.
— Чей это саркофаг, Хахутай?
— Попы говорят, что здесь был похоронен сам св.
Петр. Его останки турки куда-то выбросили. Теперь, как ви­
дите, я использую этот гроб, чтобы ловить крыс.
— Но почему именно в нем ты ставишь капканы?
— В этот погреб заходят франкские монахи, охотящиеся
на крыс. Несколько раз у меня даже крали крыс, попавших
в западню. Поэтому я и облюбовал этот таП!тик.
В жизни часто случается, что даже незначительный
предмет наводит человека на очень важные выводы.
Пусть мои читатели запасутся некоторым терпением, и
они узнают, причиной каких больших событий стал этот
саркофаг...................................................................
Когда Д ж о н д и вернулся в. церковь, больной Петрус б р е ­
дил II почему-то ^^асто поминал св. Андрея.
У Джощди разбол ел ась рана. Он тщательно перевязал
бедро и надел овчину.
Опустошенный саркофаг и б р ед П етруса вызвали у
Д ж о н д и к еож и дэнн ы е мысли.
Он взглянул на постель Атанаса. Слепой спал спокойно.
Д ж о н д и достал из сундука копье, которое он отобрал у т у ­
рок при стычке у «Чертовых скал». Накинув на себя просты­
ню, он подош ел к П етрусу.
607

Петрус лежал на спине со скрещенными на груди рука­
ми, и его пересохшие губы дрожали.
Джонди коснулся старика острием копья. Петрус открыл
покрасневшие глаза и спросил:
— Кто ты?
— А ты сам кто, сын мой? — спросйл измененным голо­
сом Джонди, запахивая простыню, как саван.
— Я Петрус Бартоломеус, бывший крепостной рыцаря
Вильгельма. А ты кто?
— Я святой Андрей Первозванный.
При упоминании имени св. Андрея больной приподнял­
ся, но не дерзал разглядывать призрак. Он хотел спросить о
чем-то, но Джонди опередил его.
— Вот копье, которым была нанесена рана спасителю.
Встань, Петрус, н извести «воинство христово», чтобы это
копье >1звлекли из гробницы св. Петра. Пусть понесут его
впереди воштства, и оно обратит в бегство неверных.
Проснувшийся в это время монах Атанас слышал это,
и, когда призрак исчез, он сказал Петрусу:
— В Византии я сподобился лицезреть св. Андрея Рав
ноапостольного. Он коснулся моей руки святым копьем.
Джонди выждал, пока Хахутай кончил ужин. Когда тот
вернулся в придел и уже‫^׳‬сытый улегся и захрапел, он от
нес копье в склеп.
Выбросив из саркофага капканы Хахутая, Джонди по­
ложил в саркофаг копье и снова закрыл его камеп.чой
крышкой.
На следующий день он запер подвал на висячий замок,
чтобы Хахутай не мог больше охотиться за кпысами.
Прошла еиде неделя. Войско Кербоги усилило атаки из
башни. В одчу ночь осаждающие ухитрились закинуть
крючья веревоч.чых лестниц на башню «Собачьих ворот» п
ворвались в город, так как голодная охрана уснула после
полуночи. Воору:т(енные копьями турки капали на спящих
крестоносцев.
Но подоспел Боэмунд со своими рыцаря.мш Они осили­
ли врагов и сбросили их с башни.
В станс крестоноснев усилились голод и страх. Мона­
хам чудились всякого рода видения, одни усматривали в хо­
де созвездий предзнаменования божьи, другие в сновиде­
ниях видели волеизъявления господа.
Среди крестоносцев усрдднлись разбой, воровство и раз608

врат. Рыцари и воины бесчестили оставшихсй в Антиохии
турчанок, вдов погибших воннов-христиан и их невест.
Разнузданные крестоносцы не щадили и монахинь.
Однажды военачальники крестоносцев сидели на площа­
ди перед бывшим дворцом Яги Сиана и беседовали о том,
как им быть, как справиться с врагом и с голодом?
Из толпы, собравшейся вокруг, выступил изможденный
священник и обратился к ним:
— Сеньоры, очень прошу выслушать меня.
Те подняли головы...
‫־־‬- Вчера ночью я уснул в церкви нашей богоматери и
удостоился видения. Мне явился спаситель Иисус Христос.
С ним были мать его пресвятая Мария и князь апоетолов''
святой Петр.
Приблизился ко мне святой, стал предо мною и рек:
«Узнаешь меня?»
Я ответил, что не узнаю. Едва я успел это сказать, как
знамение креста засияло над его головой.
Тут ко мне обратился спаситель:
«А меня узнаешь?»
Я узнал его, пал к ногам господа и начал молить его:
«Спаси от гибели воинство твое».
И ответил мне спаситель, что он помогал нам при взя­
тии Никеи. «Благодаря моему заступничеству вы взяли
Антиохию, но вы предаетесь корыстолюбию и разврату.
Смрад от грехов ваших достиг до меня в небесах».
Едва сказал это спаситель, дева Мария и святой Петр
пали к его ногам и начали умолять: «Отпусти прегрешения
твоему воинству».
Тогда обратился ко м:!е спаситель, наш сладчайший
Иисус, и сказал:
«!!ли, созови мое воинство и возвести ему, что не прой­
дет и нескольких дней, как я сотворю чудо перед моим на­
родом».
Едва об этом сказал священник, волнение охватило тес­
нившуюся тол 11у. Боэмуид и другие военачальники с недо­
верием улыбались.
— Сеньоры, — продолжал священник, — если вы не счи­
таете достоверн.ым то, что я вам сообщил, сбросьте меня с
самой высокой башни, и, если я останусь жив, вы убедитесь,
39 К

Гамсахурдиа, т. III

gQg

что я сказал правду. Если я лгу, отрубите мне голову, а хо­
тите— живьем сожгите на костре.
В это Бремя слепой монах Атанас и Петрус подошли к
военачальникам.
Петрус обратился к Раймунду Тулузскому:
— Недавно и я удостоился такого же видения. Ко мне
явился святой Андрей Первозванный и коснулся моей руки
христовым копьем.
Епископ Адемар поднял голову и спросил Петруса:
— А куда девал святой это копье?
— Первозванный сказал мне: «Пусть его ищут в склепе
церкви святого Петра».
— Ты спал один? — спросил епископ.
— Нет, рядом со мной спал мой друг Атанас.
— Ты тоже видел святого Андрея, монах? — обратился
Раймунд к отцу Атанасу, не заметив его слепоты.
Атанас не понял латыни, и епископ Адемар повторил
по-гречески вопрос Раймунда, а затем сам спросил монаха:
— Ты все это действительно слышал?
— Я все точно слышал, ваше преосвященство, — отве­
тил Атанас. — В Константинополе и меня посетил Андрей
Равноапостольный и коснулся копьем моей руки.
Епископ Адемар снова обратился к Петрусу:
— Ты сказал, что копье спрятано в склепе святого
Петра. Не ты ли спрятал его там?
— В те дни я был болен, ваше преосвященство. Только
на третий день я выздоровел и решил спуститься в склеп
церкви святого Петра, но ои был заперт.
— Вы берете на себя ответственность за все, что вы
сообщили? — обратился Адемар к Петрусу и к монаху Ата­
насу.
Петрус отве‫^־‬ил:
— Если окажется неправдой то, что я сказал, сбросьте
меня с какой хотите башни, отрубите мне голову или сожги­
те на костре.
Затем Адемар обратился к Атанасу. Он подтвердил все
сказанное Петрусом. Таксе единодушное утверждение трех
старцев поколебало недоверие военачальников крестоносцев.
Адемар велел принести евангелие. На него положили
крест, II старцы поклялись, что сказали истинную правду.
Тогда епископ Адемар предложтщ, чтобы и вожди «хри­
стова воинства» поклялись отвоевать гроб господень.
Каждый из них становился на колени — Боэмунд, Гот­
610

фрид Бульонский, Раймунд Тулузский, Гуго де Всрмандуа - и давал клятву сражаться до последнего вздоха, пока не бу­
дет освобожден гроб господень.
Танкред добавил к своей клятве: пока с ним будут хоть
тридцать рыцарей, он
только станет сраж^аться за Антио­
хию, но II до самого взятия Иерусалима не вложит клинка
в ножны.
Быстрее мелькнувшей тени разнеслась молва о святом
копье в лагере крестоносцев. На площади перед дворцом со­
брались рыцари, воины, монахи, монахини, священники н
толпы нищих и восторженно приветствовали благочестивых
сновидцев и своих вождей.
«Христово воинство» выбрало двенадцать рыцарей.
Между ними были: Вильгельм Оранский, Раймунд Тулуз­
ский. Понциус де Баланцун, Фаралд де Торнез.
Петрус Бартоломеус повел их к церкви св. Петра. За­
мок сломали, так как никто не знал, у кого хранится ключ.
Торжественно взяли из саркофага «копье христово».
Церковный двор не вмещал собравшейся толпы.
Народ объявил этот день «днем праздника обретенья
копья». Боэмунда выбрали главнокомандующим. Затем Адемар де Пюи объявил, что три следующих дня должны быть
днями покаяния и поста.
В тот же день раздали милостыню нищим.
Рана продолжала беспокоить Джонди. Но он терпел
боль и втихомолку смеялся, радуясь тому, что его озорство
принесло хорошие плоды.
С быстротой молнии крестоносцы объединились.
Хахутай, сидя у постели Джонди, шепотол^ говорил ему:
— В моем саркофаге нашли «копье христово».
Он страшился, как бы господь не наказал его за такое
святотатство.
На третий день вожди крестоносцев решили послать
поело- к Кербоге.
С ними должны были отправиться Петрус и толмач,
некий Эрулип.
Кербоге предлагали устроить поединок на таких услови­
ях: если его ставленник потерпит поражение, Кербогп должен
принять христианство со всем своим войском и снять осаду
с Антиохии. Если же победа будет на стороне Кербоги, кре­
стоносцы давали обещание освободить пленных мусульман
и вернуть захваченные сокровища.
611

Послы вернулись в Антиохию и сообщили ответ Кер
боги:
«Христианином я никогда не стану, но одно меня удив‫״‬
ляет — по какому праву франки предъявляют свои права на
города, которые мы, мусульмане, отвоевали у трусливых
греков?»
B^:ecтe с тем Кербога советовал христианам:
«Будет лучше, если вы сами примете веру Магомета,
не то всех вас казним или продадим, как баранов, на неволь­
ничьих рынках».
Получив такой ответ, Боэмунд на второй же день разде­
лил войско на шесть отрядов.
Во главе первого были поставлены брат французского
короля Гуго де Вермандуа и Роберт де Фриз.
Второй отряд, состоявший, главным образом, из гер­
манцев, возглавлял Готфрид Бульонский. Третий--граф
Роберт Нормандский, четвертым, провансальски.м, отрядом
командовал епископ Адемар де Пюи.
Раймунд был болен. На него возложили обязанность
руководить группой рыцарей, которая должна была отра­
жать атаки против цитадели.
Не он отказался оставаться с бабами и калеками в го­
роде, сел на своего изголодавшегося коня и присоединился
к войску.
Во главе пятого отряда поставили Танкреда, !нестым,
caMbiN’ сильным, командовал Боэмунд.
«Христово копье» вручили Раймунду д’Ажиль.
Священники в белых фелонях, с крестами в руках шли
перед войском. Старики, болшпус и монахи стояли на башнях
и, воздев руки к небесам, молились.
Открылись ворота у «Железного моста», и войсло вы­
ступило из города.
Атабаг Кербога все это шгддл из своего шатра, но он
был так убежден в своем превосходстве, что даже не попы­
тался no]N!eiiiaTb крестоносцам выстроиться в боевой поря­
док. Кербога начал с юге, ^мо отвел свои войска к северу,
а правое крыло развернул в сторону моря.
Ядро войска под своей командой он выстроил фронтом
к востоку, для того чтобы обойти левое крыло христиан.,
как только начнется сражение.
Едва вожди крестоносцев заметили этот маневр, они
сейчас же составили ceдb^!oй отряд, взяв часть boiihob у
612

Готфрида Бульонского и Роберта Нормандского. Во главе
его поставили Рейнальда де Туль.
Он должен был пресечь возможность обхода со стороны
лравого вражс’жого крыла.
Турки, скопившиеся на равнине, прибегли к такой хитро­
сти; они подожгли степную траву, рассчитывая, что огонь
устрашит крестоносцев, а дым разъест им глаза. Но огонь
скоро потух, и эта попытка не привела ни к чему.
Христиане воочию видели численное превосходство сель­
джукских полчищ, но не падали духом, так как твердо вери­
ли, что в трудную минуту их вызволят «одетые в серебряные
доспехи сидящие на белых конях воины с копьями, которых
поведут СВ. Георгий, Меркурий и Деметриус».
Самым важным было то, что в сердце каждого кресто­
носца пылала надежда на «христово копье».
М туркские амиры, расположившиеся за рекой Оронтом,
и их воины плохо разобрались в численности христианского
воинегва. Христианские же вожди благодаря армянам и си­
рийцам знали довольно точно количество сельджукских
войск. Их противники не располагали такими сведениями.
Они приняли стоявших на башнях и стенах монахов, мо­
нахинь, стариков и раненых за запасные войска.
Вожди крестоносцев, после того как было обретено
«копье христово», единодушшо выбрали своим главою герцо­
га Боэмунда, туркские же амиры даже в расположении
свогнх войск руководствовались только личными интересами,
Л самому Кербоге не хватало ни таланта, ни авторитета, чтобы
распоряжаться таким многочис.^лэнным войском.
г1‫־‬е хотели считаться с Кербогой ни амир Ридуаи, ни
арабский амир Мухаммед бен Ееттао, ни дамасский и эмесские амиры.
Когда из антиохийских ворот начали выхолить отряды
крестоносцев, амиры поспешили в шатер Кербоги. Он играл
в шахматьл.
Они доложили е м у , ч т о христианские войска выступили
из крепости.
\
‘ — П усть и д у т , — ответил Кербога, — чем скорее они с
нами грабятся, тем раньше погибнут!
В ожди крестоносцев решр!ли, растянув фронт в длин\,
занять все пространство между рекой Оронтом и отрогами
613

гор. Таким образом они хотели лишить турок возможности
обойти их с фланга.
Один из турецких лагерей был расположен по течению
реки, ниже моста, фцонтом к западу.
Гуго де Вермандуа и Роберт де Фриз начали атаку, дви­
гаясь по речному берегу. Правее двигался отряд Готфрида
Бульонского. Подошли и провансальцы во главе с епископом
Адемаром. В это время прибыл посол Кербоги и известил
вождей крестоносцев, что Кербога согласен решить исход
боя поединком.
Боэмунд догадался, что это уловка, которой Кербога хо­
тел выиграть время. Он отправил посланца ни с чем и при­
казал войскам наступать.
Еще не успел посол Кербоги вернуться, как неожиданно
для крестоносцев сельджукская конница пересекла дорогу,
ведущую к пристани св. Симеона. С возгласами «Аллах!» и
барабанным боем всадники, подобно урагану, промчались
перед линией христианских войск и врезались в отряд еписко­
па Адемара, прорвали его ряды и оказались в тылу отряда
Боэмунд а.
Одновременно Гуго де Вермандуа атаковал врага. По­
вернув фронт, Боэмунд преградил дорогу туркам. Готфрид
Бульонский и Роберт Нормандский направили часть рыца­
рей с Рейн альдом на помощь Боэмунду. Рейнальд мужест­
венно рубил турок, но он не смог устоять против многочи­
сленных врагов и отступил.
Боэмунд дал продвинуться вперед туркским всадникам,
а затем сам перешел в наступление. Турки стали оттеснять
Боэмунда, но на помощь к нему прискакал брат его Танкред со своим отрядом, и они обратили врага в бет^ство.
Боэмунд предоставил Танкреду преследовать отступаю­
щих, а сам присоединился к остальному войску, чтобы при­
нять участие в разгоревшемся сражении.
Левому крылу провансальцев угрожал обход, но это не
остановило Адемара. Боэмунд заметил, что на берегу Оронта сосредоточиваются главные силы Кербоги.
Та же часть туркской конницы, которую преследовал
Танкред, подожгла траву в степи.
Этим приемом враг преследовал две цели: задержать
крестоносцев и одновременно дать сигнал Кербоге, чтобы он
послал им вспомогательные войска.
На берегу Оромта между сельджуками и арабами Му­
хаммеда беи Веттаба возникли распри: часть сельджуков
614

повернула коней к северу, часть же напала на арабов и на­
чала их рубить.
Подоспевший Боэмунд поддержал провансальцев, так
как турки по берегу Оронта успели обойти левое крыло
Адемара.
Тем временем прискакали Роберт и Готфрид и с боевы­
ми возгласами бросились на растерявшихся турок. Это ре­
шило исход сражения.
Кербога дал приказ отступать.
Турки стали стремительно отступать по всему фронту.
Мусульмане оставили на поле боя шестьдесят тысяч трупов.
Бегущих турок по пути перехватывали армяне и си­
рийцы и с петлями на шее вели в Антиохию.
Шатры, весь обоз, запасы провианта и золото доста­
лись крестоносцам. Засевший в единственной невзятой
башне Ахмед ибн Мерван прислал послов с предложением
о сдаче.
Когда Раймунд Тулузский подъехал к башне, Ахмед по­
просил, чтобы пожаловал сам Боэмунд.
Раймунд обиделся.
Боэмунду вручили ключи от ворот, а Ахмед и его воины
приняли христову веру. Боэмунд отпустил их, но армяне, на­
пав на них в горах, всех перебили.
Только эристав Джонди был огорчен, что не мог уто­
лить жажду своего меча.
После этой неслыханной победы вожди крестоносцев
отправили послов к императору Алексею Комнену во главе
с Гуго де Вермандуа и передали императору: прими,
согласно уговору, город-крепость Антиохию. Но они долго и
тщетно ждали возвращения Гуго и ответа императора.
О ТОМ, КАК ФАЗАН ЗВАЛ ВО МРАКЕ ЗАРЮ
Накануне крестовых походов из Константинополя в Липаритис-убани прибыл монах Евтихий.
Он десять лет соблюдал обет молчания в Афонском ибе­
рийском монастыре.
В один прекрасный день, когда истек данный по обету
срок, он заговорил буквально безудержно.
Евтихий поразительно изменился. Он начал тайно пьян­
ствовать, и ему так полюбилось хиосское вино, что на­
615

стоятель монастыря однажды застал его пьяным в трапез­
ной. Его удалили из монастыря.
Из Афона Евтихий побрел в Иерусалим. Он добился
благословения иерусалимского патриарха, собрал там боль­
шое количество крестов, икон и мощей, прибыл ! Рим и
объявил себя прорицателем.
Евтихий обошел многие итальянские монастыри, зани­
мался знахарством, гадал по песку и одновременно вел
торговлю.
Он продавал при ‫־‬бретенные им на Афоне и в Иеруса­
лиме всевозможные реликвии: волосы и ногти святых, аму­
леты с мощами, грузинские и греческие апокрифические ру­
кописи, иконы и лечебники. Евтихий рассказывал, как сель­
джуки «пытали» его в Иерусалиме.
Папская курия и католические миссионеры «пропаган­
ды деи фиде» были весьма заинтересованы в насаждении ка­
толичества в Византии и Грузии, поэтому они сразу обрати­
ли внимание на монаха-грузина и представили его Урбану
Второму.
Евтихий был широкоплеч, длиннобород, имел внушитель­
ную внешность и был искушен в греческой риторике. По­
этому он понравился папе. «Пострадавшего от турок» мона­
ха щедро наградили, дали ему для пропаганды католиче­
ские книги и папские послания и отправили в Константино­
поль.
О еретических речах Евтихия донесли константинополь­
скому патриарху. Монаха изгнали из Византии за проповедь
«католической ереси».
Через Кларджети он чапразился з. Триалети, убежден­
ный, что эристав Липарит примет его с большим почетом,
как монаха, побывавшего в Иерусалиме.
Он надеялся на всякие милости, учитывая и то, что отец
его был некогда постельничим Липарита Великого и в течение
семи лет чесал ему пятки.
Узнав в Липаритис-убани, что амипа Липарита парь дер­
жал в цепях в подземелье Клдекарской крепости, Евтихий от­
правился в Манглиси. Он был !}скушен в демонологии и знал
апокрифическую литературу, а всем этим, как он разведал,
очень интересовался Кирион Д\англисский.
На него и рассчитывал Евтихий.
Евтихий, объехав столько земель и будучи обласка!! самим
папою, начал думать об епископской митре.
Он был очень огорчен, узнав, что Кирион Л\англисский в
616

Византии. Он сейчас же принял другое решение и стал обхо­
дить триалетские, джавахетские церкви и храмы Нижней Кар­
тли.
И здесь продавал он мощи, духовные книги и реликвии,
произносил проповеди и гадал по песку.
После службы Евтихий просвещал и развлекал собрав­
шийся в монастырском дворе народ примерно такими рассуж­
дениями:
Кто держал впервые вертягцийся меч — архангел Гаври­
ил или сатана?
Можно ли крестить человека воздухом, огнем или вином?
Евтихий доказывал, что в Грузии надо крестить детей ви­
ном, так как св. Нина крестила грузинский народ крестом из
лозы.
Каким путем Христос «загнал» демонов в свиное стадо?
Возможно ли «загнать» черта б ослиную или козлиную утробу?
Что самое нечестивое — свиное рыло, песья морда или
грешные уста?
Когда Ева сошлась с сатаной и когда от этой связи родил­
ся первый негр?
Евтихий проповедовал и о том, что надо пересмотреть и
переработать уставы монастырей. Недостаточно было только
читать или петь псалмы. При чтении каждого псалма насто­
ятель должен нанести один удар плетью божьему рабу, чтобы
он тверже запомнил псалом.
Выходило, по расчету Евтихия, что за год каждый послуш­
ник должен был получить по крайней мере пятнадцать тысяч
ударов плетью.
В Италии Евтихий познакомился с колдовскими приема­
ми— как лепить из заговоренного воска человеческие фигур­
ки. Этому «искусству» он научил азнаура Дукисдзе и других
липаритовцев, чтобы они могли лепить облик царя Давида из
воска.
Сидели старые триалетские азнауры и их жены, лепили из
воска облик царя Давида и, проклиная его, кололи иглами в
сердце, уверенные, что таким путем они наведут на него порчу
и отправят на тот свет.
Немало и других глупостей распространял Евтихий.
Он утверждал, что траву нельзя ни косить, ни срезать сер­
пом, а ее надо рвать руками, тогда только она пойдет впрок
скоту.
Он советовал не стричь ни волос, ни ногтей, не мыть голо­
вы и тела, привыкать к бессоннице, голоду и лить слезы, ибо
617

человек появляется на этот свет плача, он должен всегда скор­
беть и с плачем покинуть этот мир. Бог под конец навсегда ут‫״‬
рет человеку слезы.
Евтихий привез из Италии устав «ордена плакальщи­
ков»— «грация лакримарум» и устав молчальников, поучав­
ший, как должен соблюдать молчание каждый истинный
христианин.
Болтливый монах проповедовал, что всякое вырвавшееся
слово — уже грех.
«Плачьте, плачьте! — проповедовал Евтихий народу. —
Плачьте и плачем встречайте день страшного суда, так как уже
наступило время последнего самооплакивания.
Нам следует рыдать и вопить, так как нет в этом мире ни­
чего, сулящего надежду».
Евтихий был красноречив. Толпы любителей развлечься
ходили за ним. Он усаживал во дворе сельской церкви баб и
рассказывал им, как пытали Иисуса Христа.
Как предатель Искариот продал его за тридцать сребре­
ников и как, толкая и оскорбляя, вели спасителя, изнемогав­
шего под тяжестью креста, на Голгофу.
Как оплевали его по пути. Как распяли его на кресте.
Все это монах Евтихий рассказывал с таким пафосом, что
женндины рыдали без удержу, словно все это произошло всего
несколько дней тому назад.
Иудеи замучили при жизни нашего спасителя. Безбожни­
ки-сельджуки продолжают их дело. Они захватили гроб гос­
подень и, если бы тело христово не охраняли херувимы с огнен
ными мечами, турки обесчестили бы и святые останки.
Но все эти рассказы Евтихий все же считал недостато^!ными, чтобы растрогать свою паству.
Он напоминал о героях, погибших при Парцхиси и Ахалка­
лаки в битвах с сельджуками, рассказывал о злоключениях
грузин, взятых в плен Малик-шахом, Альф-Арсланом иихсарангами, и о том, какие испытания они претерпевали, закован­
ные в цепи в темницах Ирана, Диарбекира, Месопотамии и
Египта.
— Оплачьте ваших отцов, братьев и сыновей. Оплачьте,
оплачьте! — заканчивал Евтихий.
Царь Давид не раз замечал, что в Триалети, Джавахети и
в Картли, увидев царского боевого коня Сквитию, женнщны с
плачем падали на колени и до крови терзали себе щеки.
В конце концов он приказал Кариману Сетиели запретить
Евтихию призывать народ к плачу.
618

Когда Кариман Сетиели спросил Махару, попадался ли
ему в Византин этот хмонах, тот, почесав голову, ответил:
— Лет двадцать тому назад я видел этого дурака в Констанстинополе и, если не ошибаюсь, в монастыре святого Козь­
мы. Егце до того, как он стал молчальником, бог не одарил его
большой мудростью, но таким пустомелей, как сейчас, он все
же не был. Поразительно, десять лет молчала эта собачья мор­
да, чтобы потом за один день вывалить столько глупостей.
И бредни этого лгуна Махара назвал «Евтихиадой».
Именно этот монах распространил по Триалети слух, что
во время его пребывания в Константинополе императрица Ма­
риам готовилась к отъезду и ждала попутного ветра, чтобы по
морю вер}1уться в Грузию.
Евтихий и тут напутал: попутного ветра ждала бывшая
папина Русудан, а не императрица Мариам. А историю поку­
шения на Алексея Компен ! он так раздул, словно его действи­
тельно убил какой-то арм^ мин и на византийский трон взошел
Константин Порфирородный.
Супруге Липарита не улыбалось возвышение «наполови­
ну Багратиона», но известие о прибытии императрицы Мариам
ей было приятно. Поэтому она подарила Евтидсию три золотых
и немедленно сообщила новость Дедисимеди.
А девушка так этому обрадовалась, что в тот же день
встала с постели, села у зеркала, причесалась н надела на!)ядное платье.
С тех пор как Давид занял Триалети, для Дедисимеди
настали горькие дни. Гневаясь па Давида, Ката, как цербер,
( Хранила свою дочь и запрещала ей гулять одной даже в
дворцовом саду, чтобы нс дать возможности встретиться
илюблсипым.
Давид никогда не входил в покои эристава. Когда Маха­
ра навещал Дедисимеди, то и на него Ката смотрела с подо­
зрением,— а вдруг этот евнух поможет девушке тайком
встретиться с царем.
Удпу^шниая девушка в конце концов слегла в постель,
и мать перестала опасаться их встречи.
Был вечер триалетской осени.
Дедисимеди собиралась погулять в саду, зная, что мать
идет к вечерне.
Против окон спальни Дедисимеди стояли на склоне
стройные ели.
Тихо колебались желтоватые, как белки, верхушки де­
619

ревьев. Ниже елей были видны ряды каштанов, ставшие яитарр1ыми. Кое-где виднелись среди иих маленькие кипарисы
цвета албурна.
Эти два цвета албурна — светло-зеленый и цвет белки —
сочетались в пестрый ярус.
Под этими елями и каштанами шла высокая ограда.
У ограды, в пожелтевшей траве, возились молодые рЬазаны.
Это были уже почти взрослые, .птицы, подлетки.
До своей болезни Деднсимсди кормила их три раза с
день.
Девушка любила этих птиц не только за красоту опере­
нья, но и потому, что они бьши присланы си глубоко чтимым
ею Георгием Чкондидели.
Фазаны тысячами размножались в Чкондидн, где была
священная дубовая роща, в которой некогда молились и
приносили деревьям жертвы •предки. В этом заповеднике
никто не смел охотиться.
Чкондидели велел передать Дедисимеди:
— Не позволяй никому резать этих птиц. Они вырастут
и будут радовать тебя нарядным оперение?л.
Кто не знал храброго в сражениях отца Георгия, обла­
давшего чувствительным сердцем заступника и благодетеля
всякой земной тварй?
Махара шутил с Дедисимеди, предостерегая:
— Пора уже резать твоих фазаьшт, горлица моя! Это
улсе не птенцы, они прислушиваются к голосам из леса.
Георгию Чкондидели ежегодно приносят сыновья его
кормилицы фазаньих птенцов. Он выращивает фазанов и
осенью выпускает на волю.
— Тебе лучнш, горлинка, поручить это дело старншму
повару, а то улетят фазаны и ты опечалишься, милая! —
приставал Махара.
Дедисимеди пропускала его разглагольствования мимо
ушей.
Она берегла своих фазанов, как зеницу ока.
И сейчас девушка смотрела на них из окна...
Неизвестно — из-за плохого ли ухода или вследствие
грубого обращения птичниц, а возможно, из-за того, что фа­
заньи птенцы уже подросли, они одичали, их тянуло в лес.
Всего месяца два тому назад, когда они были еще птен­
цами, они ходили с индюшатами и цыплятами.
Фазанята бродили вместе с ними, послушно склонив го620

ловк»1, и следовали за приемной матерью. Когда какая-ни­
будь наседка обнаруживала червячка и звала заботливо свой
г.ьпюдск, фазаньи птенцы тоже устремлялись к ней.
Но как только они подросли, стали сторсниться индю1наг и курочек
и начали ходить обособленно, разыскивая
корм.
По вечерам, когда птичницы сзывали птицу на ночлег,
фазанятгТ в недоумспии подымали головки, словно этот при­
зыв их не касалс51, и бабам прилодилось долго возиться, что­
бы загнать их в курятник.
Среди девяти подросших птенцов был один самец, кото­
рый предводительствовал ими. Это был породистый, круп­
ный колхидский фазаг^ с золотисто-алым оперети ем.
Он отважно опекал самок. Если над усадьбой проноси­
лась тень ястреба или сокола, он предупреждал их криком,
чтобы они искали убежите.
Этот фазан становился все недоверчивее к людям н все
чаще норовил уйти в лес.
Фазаньи самки были более ручными. Они так или иначе
отзывались на зовы птичниц и не могли устоять против со­
блазна полакомиться пшеничными зернами.
Дедисимеди стояла у окошка и любовалась красотой
этого горделивого фазана. Она колебалась, не выйти ли ей
во двор замка, чтобы посмотреть на него вблизи.
Раза два она оглянулась, собираясь взять шаль, но
под рукой ни одной ке оказалось.
Она догадалась, что их нарочно спрятала мать, чтобы
она не ушла из дому без спроса.
На стуле осталась грубошерстная шаль Хорешан
Она хотела ее накинуть, но шаль показалась ей слиш­
ком неказистой, и она отложила се. В комнату вошла Лела
и, заметив, что Дедисимеди любуется фазанами, сказала ей:
— Вчера вечером сколько нам пришлось хлопотать, моя
дорогая. Я и Хвтисавар с трудом заманили фазаньих самок
в курятник. А самец заупрямился и не хотел войти.
Ни зовом, ни кормом мы не смогли заманить его. Затем
птичник Хвтисавар взялся за дело, но фазан взлетел на
куст шиповника. Хвтисавар выждал, пока стемнело, подкрал­
ся к нему II с трудом поймал.
Хвтисавар заболел вчера ночью. Пойдем, .может быть,
фазан не будет тебя чуждаться, а то и в этот вечер будет
трудно поймать его.
621

Дсдисимеди хотела выйти с непокрытой головой, но
Лела воспротивилась.
Дочь эристава не хотела уступать.
Тогда Лела протянула ей шаль Хорешан.
- - К чему мне вдовья шаль?
Лела все же накинула ее на Дедисимеди.
— Если бгл ты видела, как тебе идет ата шаль! Тебе все
к лицу, мое золото! — воскликнула Лела и побежала за
кормом.
Как только они подошли к фазаньему выводку, ([»азансамец тотчас же отошел в сторонку. Фазаньи курочки после­
довали за ним.
Фазан-самец остановился и неодобрительно взглянул на
Х0 3 5 ШВ.
Он стоял некоторое время, горделиво откинув голову,
СЛОЕНО прислушивался к небу. Затем он начал настойчиво
кудахтать и отходить от посетителей. За ним побежали и
курочки.
Лела стала настаивать: поймаем самца и вырвем пу­
шинку из-под крыла, чтобы его приручить.
ТТедисимеди ускорила шаги.
Она подзывала фазанов, рассыпая корм.
Фазаньих курочек все же соблазнили зерна, и они, при­
близившись, стали клевать. Ыо, увидев, что их «предводи­
тель:^^ сторонится людей, склевав наспех зерна, побежали за.
ним.
Нахохлившийся самец побежал вдоль ограды. Затем
он повернул влево по дороге, идущей к ельнику.
Но Лела, забежав вперед, отрезала дорогм фазану и
стала щедро сыпать зерна. Этот соблазн подейстьовал и на
самца. Он сначала недоверчиво отнесся к угош.ению, но, ког­
да самки стали клевать корм, он присоединился к ним.
Дедисимеди стала подзывать фазанов, расточая им ла­
скательные имена, и приблизилась к ним на несколько ша­
гов.
Тут Лела, выскочив из-за куста шиповника, кинулась к
самцу, пытаясь схватить его.
Но это ей не удалось.
Оскорбленный фазан, взлетев, сел на ветку ближайшей
ели.
Дедисимеди ласково звала птицу, убеждая, что ничего
плохого не сделает ему, своему гордому питомцу.
Фазан сидел на высоте человеческого роста и глядел на
622

нее так спокойно, словно понимал ее речь. Вместе с тем он вы­
глядел таким горделивым красавцем, что можно было поду­
мать, что это бессловесное существо знает, насколько пре­
красно его яркое оперение.
Дедисимеди подошла к нему и попыталась схватить птицу.
Но она не смогла дотянуться до шеи фазана и схватила
его за хвост, который и остался у нее в руках, так как птица
сильно рванулась. Напутанный фазан сорвался с ели и поле­
тел к югу.
Дедисимеди задела ногой камень, упала и заплакала:
улетел наш фазан.
Лела помогла ей подняться и начала утешать:
— Неогорчайся, мое золото. Он никуда от нас не скроет­
ся. Я видела, он полетел к конюшням, мое солнышко!
Девушки побежали за птицей.
Но Лелу беспокоила не потеря фазана, а то, как бы Ката
не увидела бегущую по лесу Дедисимеди. Она знала, что ей не
будет пощады и жена эристава оттаскает ее за косы.
Лела обогнала Дедисимеди, остановилась у лощинки, по
которой когда-то Кариман Сетиели протащил связанного Ра­
ти, и радостно крикнула Дедисимеди.
— Не огорчайся, мое золото! Смотри, фазан сидит на ря­
бине.
Как раз в это время царь, Кариман Сетиели и Махара, уже
вернувшиеся из Джавахети, шли к замку. Конюхи вели под
уздцы лошадей.
У конюшни стояла неоседланная Сквитиа.
Царь обрадовался, увидев Сквитию. Совсем недавно
она болела. Любимая лошадь ржала и мотала головой, каза­
лось, что она приветствует хозяина.
Едва царь приласкал Сквитию, как Махара заметил, что
за оврагом на рябину сел фазан.
— Фазан, фазан! — крикнул Кариман Сетиели.
Он решил, что это дикий фазан, так как не знал, что фа­
заны в Триалети не водятся.
Махара понял, что этот фазан вылетел из дворцового сада.
Пока Дедисимеди и Лела бежали к рябине, царь перестал
ласкать Сквитию и тоже последовал за Кариманом и Махарой.
Они заметили бегущих по опушке Дедисимеди и Лелу.
Царь смутился и замедлил шаги. А Махара обрадовался,
видя, что «воля господня» или необычайная игра судьбы спо­
собствовала тому, что жившие так долго под одной крышей
влюбленные наконец встретились.
623

Махара ускорил шаги, приложил к губаы па.’^^ец, сделал
знак женщинам молчать и не двигаться, а сам направг;лся
к рябине. Став на цыпочки, он обошел рябину с той стороны,
куда смотрел готовый улететь фазан.
Подо;1Дя совсем близко, о\аха:;а начал бормотать какие-то
непонятные слова, подражая фазаньему клохтанью.
Фазан поБер>1улся, захлопал крыльяа!и, перепрьс^нул иь:
другую ветку, а потом полетел п сел на бук, находшзшиися на
расстоя1Чии полета стрелы от замка.
Кариман Сетиели уже схватился за лук, но Махара не дал
ему :четнуть стрелу.
Подойдя к рябине, Дедисимеди увидела царя. Она вздро!нула и поспешно вытерла слезы платко.м. Девушку охватило,
таксе волнение, что она невольно зашаталась и чуть не упала .
Лела и Махара кинулись за фазаном.
Царя удивило, что дочь эристава в черной вдовьей шали,,
но все же он заметил, что она к лицу Дедисимеди.
Давид поспешил утешить Дедисимеди:
Не беспокойся, Назо, Махара умеет околдовывать г.
птиц.
Дедисимеди не ожидала встречи с царем, тем более что
еще прошлой ночью Лела сказала ей, что Давид отправился
позавчера в Джавахети.
Девушка вообще не знала, когда царь покидал Лнпари‫־‬
тис-убанн и когда возвращался.
Обычно царь ездил по дороге, что шла за конюшнями, и тс
ночью.
Поэтому, когда триалетцы думали, что Давид в Начарма‫־‬
геьи, сказывалось, что какой-нибудь джавахетский пастух ви­
дел царя в Ахалкалаки, где тот наблюдал за постройкой го­
родской стены. То царя видели в Имерети, то какой-нибудь
бродячим‫ !״‬монах сообщал, что Давид осматривал вновь про­
веденную дорогу на Цалке.
И сейчас смущенная Дедисимеди, шагая рядом со своим‫־‬
желанным, невольно сомневалась, сои это или действитель
кость.
‫״‬
Таким недоступным и далеким стал для нее человек столь
близкий и любимый.
Уже давно она перестала разбираться в том, что огорча­
ло, что радовало, к чему стремился и как жил дорогой человек,
находившийся под одной крышей с нею, в том же замке.
Она знала, что после отъезда Ниании и Длсондн в Кон­
стантинополь никто не видел на его лице улыбки. В Липари‫־‬ткс-убани он приезжал редко и то по ночам.
624

Лишь случайно как-то проговорился Махара, что в бли­
жайшее время царь собирается обосноваться в крепости Уплисцихе. Крепость он приказал обновить, а бывшие покои Давида
куропалата расписать.
Начальника Мухатгвердской крепости Парджаниани он
назначает в Кллекари и, видимо, передаст ему в управление
все зрилгавстзо.
Дедиси.меди, молчаливая и растерянная, шла рядом с ца­
рем.
— Как ты себя чувствуешь, Назо? — спросил царь.
«Неужели ты до сих пор не мог спросить меня об этом,
:ювели'т'ель?» — хотела сказать девушка, но язык ей не пови:човалея, и, подавив свой порыв, она ответила:
— Ничего. Живу с божьей помовдыо.
Царь улыбнулся и взял Дедисимеди под локоть.
Дедисимеди продолжала идти по тропе.
Сиш уже не волновалась, и безграничное спокойст.зие налолпило ее сердце. Сильная рука Давида подчинила ее себе.
Девушка хотела, чтобы эта рука еще сильнее сжала ее
локоть.
Слог.п-) завороженная, следовала она за ним. В эту мину­
ту она чувствовала себя счастливой, так как ей удалось, без
всякого уговора, встретиться с желанным.
Она чувствовала безграничное счастье, слыша, как хру­
стит хвоя под ногами царя.
Слова, предназначенные для него, но не жалобы, а слад­
кие, как мед, подступали к горлу, но у Дедисимеди не хвата­
ло с:мелости их произнести.
Царь сказал:
— Я давно не был здесь. Что нового у вас в Триалети?
Девушка подняла голову, скользнула взором по его спо­
койным глазам и кудрям медового цвета, выбившимся из-под
шлема, и ответила:
— В Триалети? Разве Триалети принадлежит только нам?
—‫ ־‬Конечно, ведв Триалети ваше наследственное эриставство.
— Нового немного, повелитель.
— А все же?
— Говорят, что приезжает императрица Мариам.
Сказав это, Дедисимеди опять посмотрела па царя, и в
этот момент он заметил, что у нее сияли не только глаза, но и
лицо.
Царь догадался, что эта радость вызвана россказнями мо‫־‬
40 К . Гамсахурдиа, т. III
625

наха Ев‫ ;־‬их11>1. Он не захотел разочаровывать обрадованную
девушку и сказал:
— Почему ты так радуешься приезду императрицы Мари­
ам ‫״‬
—- Императрица Мариам — твоя тетка, но, кро?>1 е того, мы
все ее обожаем... (Дальше она не могла подобрать слов.)
-- .V еще почему?
—- Это тебе не ясно?
— Нет. Не ясно!
—- Разве ес1 ь что-нибудь на свете, тебе неведомое, госу­
дарь?
-- Ого! На этом свете есть много такого, что не снилось и
величайшим мудрецам, Назо!
Опять иастуиило лшлчаиис.
Девушка сорвала мохнатую ветку с нависшей над тропою
ели и, склонив голову, шла, общипывая хвою.
Вдруг они услышали клохтанье фазана.
Давид сказал:
— Махара, видно, поймал твоего фазана, Назо!.
Он положил руку ей на плечо и взглянул девушке в гла­
за, но по ним нельзя было решить, что ока радуется поимке
фазана.
Когда они достигли развилины тропы, теми уже спуска­
лись с гор. Одна из тропинок шла к замку Липарита через ель­
ник, а другая — через овраг к дубняку.
Уже темнело, у ворот замка никого не было. И царь, не
колеблясь, взял руку Дедисимеди и направился с девушкой
по тропинке, ведущей к дубняку.
Они шли молча, тая невысказанные слова и невыявлеиную
страсть.
За оврагом, с верхушек елей, торчавших, как щетина,
скользили тени. Клочья тумана цеплялись за эти огромные че­
салки, черневшие на горных отрогах.
Они миновали овраг и поднялись на плоскогорье. Под
столетними подолами пихт находила приют ночная тьма.
Девушке было приятно, что царь не повел ее к замку. Ей
не хотелось возвращаться в отчий дом, где семейные порядки
разлучили бы ее с желанным.
Дедисимеди была готова идти рядом с ним через эти без­
людные ущелья, в этих выжженных турками дубняках, — хоть
до края ночи, только бы слышать шорох его шагов, чувство­
вать его дыханье и больше не возвращаться в семью.
Она шла смело, с поднятой головой, не боясь упреков,
626

которыми ее могла осыпать мать за эту счастливую встречу.
Царь был рассеян, он чувствовал, что затерялся в лесу.
Здесь не было никаких признаков присутствия человека.
Лесорубы уи1 ли, оставив топоры у поваленных деревьев. Были
слышны только исступленные крики соек.
Давид остановился поглянулся на пройденную дорогу. Он
не мог понять, как они спустил]{сь с плоскогорья и очутились
в ложбине.
Они миновали еще один овраг и шли лалыне, не давая се­
бе отчета. Опять пошли в гору и вновь спустились в ложбину.
Подошли к опушке опустошенного пожарол! !!!!хтового .аеса.
Он заметил, что девушка утомлена. На нем тоже сказа­
лась усталость, вызванная поездками по горам.
Он озирался кругом.
Кусты, заросли и колючки.
Всюду валялись деревья, опутанные колючими растения­
ми. Негде было даже сесть.
Так они шли некоторое время лесом. Луна вынрдрнулаиз
мутного водоворота туч.
Перед ними открылась просека. Ураган вырвал дубы с
корнями и разметал деревья. Словно гиганты с отрубленны‫’'־‬
ми головами, лежали стволы пихт. Казалось, здесь сра­
жались‫ ׳‬дэвы.
В овраге постукивала маленькая, обветшалая горная мель­
ница, отрезанная от всего мира. Царь взглянул на эту мель­
ницу, и почему-то стало приятно на душе.
Он вспомнил — в таких мельницах он ночевал в безлюд­
ных горах, преследуя летучий туркский отряд или разведчиков.
Дедиенмеди узнала эти места. Сюда ее водила Хорешан,
когда она еще не была слепой, собирать лулуфру.
Жуткой ей показалась эта лощи[1а, хотя она шла ря;юм
с Давидом и чувствовала в нем верную опору.
Лунные лучи осветили просеку. Чернели великаны-буки
и обомшелые каменные глыбы, заброшенные сюда с утесов
неведомой стихией.
С высокого обрыва взирала на окрестности черным
оком пеиюра, те.мная. словно раскрытая при зевке пасть
хаоса.
Горбатые горы, как верблюды, окружали долину. Выл
шакал, II Давиду казалось, что он находится где-то побли­
зости, на утесе;-.
027

Жалобно выл одинокий зверь, собратья ему втор]1ли с
лр\ гоГ{ сторожи ложбины, и эхо вторило шака.тьсму \юю.
Царя удивило, с каким единодушием отзывались з]и'|‫־‬и
па жалобу своего одинокого сородича.
Лахп'о длился этот звериный плач.
Наконец звер.ь умолк, и вдруг начался в лесу такой ис­
ступленный во11, что даже Давид, опытн!лй охотник, нс люг
решить — вой ли это шакалов или рысей, или и те и другие
шили II мяукали вместе.
Давил чувствовал, что Дедисимеди треисигет от страха.
И вдруг сразу прекратился звериный вой...
Слышно было лишь, как журчит в овраге вода... Его же­
ланная сидела на пне, закутанная в шаль.
Давид заметил, что у Дедисимеди дрожали плечи.
Девушка была так плотно закутана в черную шаль, что
казалось, сама ночь положила свою темную лапу на се
светлое лицо.
Давид хотел отстранить шаль, но постеснялся и лишь
погладил девушку по щеке.
Тут он заметил, что девушка тихо и покорно плакала.
Царь понял, что так как слова не нашли дороги из
сердца девушки, их заменили слезы, и этими слезами она
высказывала свою обиду на его слишком длительное мол­
чание.
Царь предпочел бы услышать из уст Дедисимеди горь­
кие слова упрека, только бы не видеть ее слез и ие слы­
шать ее плача.
Давид не любил слез.
Он подлинно страдал, видя плачущих, особенно плачу­
щую женщину.
Ему было тяжело, когда во время облюзда эрнставства
к С1‫־‬о ногам падали одетые в траур матери, жены и сестры
мужчин, взятых в плен турками.
Эти женщины плакали и умоляли вернуть отцов, братьев
и еыновей, уведенных в неволю.
И эта укутанная простой шалью дочь эрнстава ничем
сейчас нс отличалась в скорби и отчаянии от тысяч грузи­
нок.
Цар!> горестно вздохнул, посмотрел на онуетшнеиный
сельджуками лес, загроможденный ка.менными глыоами и
буреломом, и ему показалось, что это — ложбина слез н
остров печали.
II как жесток приговор мира!
628

Царь видел, как плакали матери, жены и сестры погиб­
ших на войне или взятых в плен турками. Плакала его от­
чизна, плакала вся Грузия...
Но судьбе было мало, она заставила рыдать его крот­
кую горлинку, которой любовь к нему принесла только го­
речь.
Царь ласково положил руку на плечо девуплн! и стал
уговаривать: