Рысюхин, наливайте на всех! [Котус] (fb2) читать онлайн

Рысюхин, наливайте на всех!

Глава 1

И ведь ничто не предвещало беды. Нашёл палаточный лагерь, припарковал фургон на краю, в кустиках и пошёл разыскивать главного. По дороге с интересом осмотрел разрез — раскоп с вертикальной стенкой, возле которой два студента увлечённо считали количество слоёв ледниковых отложений. Но потом они стали ругаться на своём, на геологическом, мне стало скучно и пришлось уйти. В штабной палатке увидел Кирилла Анатольевича, он меня узнал, поздоровались, поговорили «о погоде», потом — о делах. Оказалось, что у моего собеседника есть на примете люди с опытом проведения обследований новых изнанок, а также составления отчётов. И эта бригада, включая самого Лопухина в качестве портальщика, готова приступить к работе через неделю. Обсудили базовую стоимость, для одного нулевого уровня и для двух, включая первый, если оба будут доступны.

Потом выяснилось, что клерк или забыл, или нарочно утаил ещё одну деталь: до начала обследования требовалось заключить договор между исследователями и владельцем тонкого места, причём на гербовом бланке (для автоматической уплаты пошлины при его покупке), а корешок договора — сдать в ту же канцелярию. Формально это делалось для того, чтобы отслеживать возвращение разведчиков, и, если они пропадут — знать, в какой именно изнанке сгинули. На деле, по словам Лопухина, не было ни одного случая, чтобы чиновники профильного ведомства сами инициировали расследование и поиск пропавших. Вот выкатить владельцу тонкого места претензии насчёт просроченной даты сдачи отчёта — это обязательно, поднять тревогу, что «люди пропали» — ни разу.

Нужный бланк у Кирилла Анатольевича оказался при себе, более того — именно портальщик традиционно считается главным в экспедиции, так что все бумаги у него были в наличии, и мы могли подписать их прямо сейчас. Мне оставалось только забросить надлежащую часть в течение недели в канцелярию — или послать по почте заказным письмом с уведомлением. Когда бланки были найдены и извлечены из укладки, мы с геологом оба с сомнением посмотрели на стол. Заваленный камнями разных форм и размеров, засыпанный песком и пылью, с кругами от кружек и тарелок и с какой-то засохшей, но всё ещё липкой лужей. Лопухин попытался найти тряпку, чтобы хоть немного расчистить уголок, но я на свою голову, предложил:

— А давайте ко мне в фургон перейдём? Там стол есть, свободный. — Хотел сказать «чистый», но из вежливости заменил. — Плюс там не так пыльно и душно. И вода есть холодная, или пиво, на выбор.

Да, я пополнил запасы, не переживая из-за того, что напитки будут лежать в одном ящике с трупами тварей. Особенно с учётом того, что и то, и другое качественно упаковано, напитки так и вовсе герметично закрыты.

На подходе Лопухин шуганул любопытных студентов, уже крутившихся около фургона сакраментальной фразой «Вам что, делать нечего?» и те нехотя, но отошли в сторонку. Я же для начала двинулся к дверям багажного отделения, чтобы достать из холодильника обещанные напитки, мимоходом подумав, что организовать к этому шкафу доступ из салона было бы неплохо. Или лучше там отдельный поставить? Вроде как здесь — основной, большой, для запасов в дорогу, а там — маленький, расходный? За размышлениями отпер дверь и машинально вытянул лестничку, сбросив нижние опоры на землю. Да, мы с дедом внесли небольшие изменения, пока сидели в Викентьевке: стремянку и пандус убрали в междудонное пространство, сделав выдвижными. Сейчас проводим «тестовую эксплуатацию» чтобы понять, не будет ли их клинить, сколько грязи будет попадать внутрь и как её оттуда вычищать и ещё десяток моментов, которые теоретически не сразу придумаешь, а на практике они сами повылазят. А мы подумаем, что и как исправить.

Геолог смотрел на зажёгшийся в отсеке свет и на мои манипуляции со странным выражением лица, так что я решил прокомментировать сделанное:

— Не люблю карабкаться, как обезьяна. Лучше потратить несколько секунд, чтобы лестницу поставить и убрать. И свет днём, конечно, лишний — но ставить отдельные контуры для тёмного и светлого времени суток, да ещё переключатель между ними выдумывать… Проще смириться с расходом энергии на ненужный днём свет, тем более что расхода того — на уровне погрешности измерения. Подержите, пожалуйста!

Я передал Кириллу Анатольевичу прохладные бутылки и бумажный пакет с жареными куриными крылышками — эта закуска из чуть ли не отходов оказалась на диво популярна, и в жареном, и в копчёном виде, как горячими, так и холодными. Сам же отошёл к другому шкафчику, откуда вынул банку с солёным жареным арахисом, большую и малую миски, для крылышек и орешков, пару тарелок. В кухонном уголке должна была лежать кое-какая посуда, но Маша в Викентьевке «наводила порядок» в фургоне, и я теперь понятия не имел, где что искать. Почему-то многие женщины считают, что порядок — это не тогда, когда все вещи лежат так, чтобы их было легко найти и удобно использовать, а тогда, когда ничего не видно. Или, по их выражению, «ничего на виду не валяется». И без разницы, насколько глубоко окажется засунуто то, что используется ежедневно, если не ежечасно.

В салоне усадил своего гостя на передний диван. Сам, сгрузив ношу на стол, пробежался по панели управления климатической системой, настраивая температуру и интенсивность обдува, заодно включил и «большой» свет, чтобы не ломать глаза о мелкий шрифт в сумерках. Откинув малый столик открыл нишу с микро-кухней и предложил:

— Если хотите — крылышки можно подогреть, плитка и сковородка здесь есть. Правда, маленькие.

Вот тут-то господин Лопухин и начал вести себя неадекватно. Он как-то истерически засмеялся, вроде как с подвыванием, Потом закрыл лицо руками и мелко затрясся, до меня доносились только отдельные бессвязные слова:

— Крылышки… вагончик… пару топчанов хотя бы… вонючие палатки… всю жизнь… грёбаные спиртовки! Дождь и холод… Подсветка! Плитка маленькая!

Кирилл Анатольевич убрал руки и начал осматриваться лихорадочно блестящими глазами и с румянцем на щеках. Приговаривая:

— Хватит! Не отдам, моя прелесть! — он вытащил бумажник, высыпал из него прямо на стол всё содержимое. Отобрав и отбросив в стороны какие-то бумаги, наличность и два банковских чека (один из них — мой) придвинул ко мне.

«Доктор, мы теряем его!» — влез дед со своим комментарием. Да уж, доктор здесь не помешал бы.

— Мало, этого будет мало…

Лопухин начал шарить по карманам. Нашёл пару скомканных банкнот и, ещё через несколько секунд поисков, макр.

— Вот, макр, «двойка». Забирайте, всё забирайте, только оставьте авто!

«Заткнись и забери мои деньги!» — веселился дед.

А вот мне было не до веселья. Напротив — буйный псих, слева — стенка кузова, сзади — спинка дивана и стенка, справа — откидной столик. А ещё стол, который не даст так просто вскочить и убежать! Но не успел я запаниковать по-настоящему, как мой собеседник начал приходить в себя.

— Так, стоп! — Он с силой провёл руками по лицу, словно стирая что-то. — Извините, пожалуйста, за мой нервный срыв. Потерял на минутку самоконтроль — просто наболело, знаете ли, прости Лопух, в том числе — и в прямом смысле. И тут — вы со всеми этими красотами, и я — прямо из палатки. Очень, знаете ли, контраст сильный. И ещё ваши комментарии… Грубо говоря, мы при лучине сидим, а вы мимоходом извиняетесь, что хрусталь в люстре плоховато натёрт, причём не издеваясь, а от чистого сердца… — он махнул рукой. — Но этот дом на колёсах купить у вас я намерен всерьёз. Или взять взаимозачётом за работу с доплатой — с моей стороны. Тысяч тридцать устроит?

— Подождите, не торопитесь! Во-первых, тридцать — это слишком много. Фургон мне обошёлся сильно дешевле, даже с учётом оплаты работы помощников и моей.

— При чём вообще себестоимость к цене? Любая вещь стоит столько, сколько за неё готовы заплатить. А мои коллеги заплатят двадцать пять и будут рады. Простите, что перебил.

— Ничего страшного, понимаю — эмоции. Во-вторых, эта конструкция сырая совсем, здесь много недоделок, кое-что необходимо поменять, некоторых важных вещей не хватает.

Лопухин хотел было снова перебить, но сдержался, только хмыкнул скептически.

— Да-да, расскажу, а лучше — покажу, сами убедитесь. В-третьих, этот аппарат вообще не предназначен для бездорожья, даже на плохой просёлок на нём соваться рискованно. Здесь два электромотора по двадцать пять лошадиных сил, каждый стоит на своей оси и крутит свою пару колёс. То есть дать всю мощность на задние, например, колёса — не выйдет. Будь эти пятьдесят «лошадей» в одной упряжке — может быть, по просёлку оно бы прошло, но по целине…

Я немного лукавил — дед в процессе работы вспоминал старинные, с его точки зрения, грузовики своей родины и я помнил, что некая «полуторка», имевшая сорок две лошадиных силы, в том числе — снабжённая третьей осью и заявленная на две с половиной тонны грузоподъёмности, использовалась во время большой войны очень широко, и на бездорожье — тоже. При том, что в мире деда «условные лошади» слабее процентов на десять.

— Считаете, что пятьдесят сил — мало?

— Да, по моим прикидкам экспедиционный грузовик, чтобы более-менее выполнять свои функции, должен иметь низкооборотистый, то есть — с большим моментом, двигатель хотя бы сто двадцать сил.

Лопухин опять рассмеялся, не зло и не истерично, так что не обидно.

— Не обижайтесь, Юра, но ваш перфекционизм и вера в человека, конечно, радуют, однако порой уж слишком сильны. Насколько мне известно, самый мощный серийный грузовик на сегодня снабжается мотором в восемьдесят лошадиных сил и рекламируется как «покоритель прерий». Мы несколько лет ходили в экспедиции с четырьмя французскими грузовиками. Два из них имели моторы в тридцать две «лошади», один, самый мощный, тридцать семь и один вообще двадцать восемь. А вы говорите — «хотя бы сто двадцать»!

— Двадцать восемь сил, грузовик⁈ По бездорожью⁈ Простите, но вы на нём ехали — или он на вас⁈

— По-разному бывало! — Лопухин коротко хохотнул.

— Материли создателей?

— Не без этого.

— Ну, а я не хочу, чтоб меня каждые две версты поминали нехорошими словами.

— А куда деваться, если нет в доступе автомобилей мощнее? Пятьдесят сил — это ещё очень прилично!

— Не пятьдесят, а два по двадцать пять, есть разница. Деваться да, некуда. Разве что купить ещё один такой же грузовик и разобрать его — взять одну ось и поставить в качестве третьей? Будет формально семьдесят пять «коней», но по сути тот же момент и те же двадцать пять на ось…

— А это идея!

— Это паллиатив, который я сам, к тому же, не рискну осуществить — нужно пересчитывать раму, вносить дополнительные силовые элементы. Короче, ни рассчитать не смогу, ни сделать на глазок: на нынешнем уровне сил, знаний и умения не хватит преобразовать такую массу металла, нужно делать чертежи и заказывать литый или кованые детали на стороне.

Но геолог уже, похоже, не слушал, проектируя многоосных монстров.

— Кирилл Анатольевич! Давайте сперва разберёмся с документами, а потом уже пойдём в обсуждение техники, поскольку это тема неисчерпаемая!

— Да-да, конечно!

Договор составили быстро. Сумма в десять тысяч бодрила, но с другой стороны — у меня сейчас в кармане наличными почти пятьдесят, да на чековой книжке шестьдесят пять — и это всё не касаясь основного и расходного счетов! Сравнивая с прошлым годом — можно самому себе позавидовать, если не думать о том, что и планируемые расходы выросли на порядок. К тому же в данном случае могу рассчитаться могу фургоном, вообще не трогая деньги. И зависти к доходам магов нет в помине, это не «десять тыщ за день работы», пусть и на пятерых, это ещё плата за риск и оплата расходных материалов. И, да — если в ходе работы не по своей вине потеряют накопитель — я должен буду компенсировать стоимость либо предоставить равнозначный. А там макр третьего уровня, на секундочку… Вот, кстати — надо было купить и разблокировать, получив прежде разрешение, после чего зарегистрировать. Хотя моему собеседнику, как универсалу, разблокировка не нужна — он, как и я, может подзарядиться от любого макра.

Лопухин переключился на другую тему, успокоился, и уже не напоминал одержимого и с удовольствием угощался холодным пивом.

— Хм, а если совместить крылышко с орешками вообще замечательно получается!

— Да, действительно! Так вот, насчёт передвижного жилья. Я когда по вашей подсказке начал интересоваться возможностью использовать вагон от узкоколейки — чуть себе волосы на голове не повыдёргивал от досады! Оказывается, строители давно уже применяют эту хитрость! Началось всё со строительства железных дорог — там по путям следует служебный поезд, точнее — несколько, в которых строители и живут. При строительстве дорог обычных дорожники переняли опыт коллег, поставив вагоны на обычные колёса и прицепив к локомобилю. А потом и прочие строители стали притаскивать к себе на стройплощадку. Уже лет десять-пятнадцать так делают — и только мы не в курсе были, потому как другое ведомство! Ну вот как, как можно было пройти мимо и не заметить, что на освоении нами же найденных месторождений!.. А! — он махнул рукой и приложился к стакану с пивом.

— Возвращаясь к этому фургону. Если не секрет — что именно вы собрались исправлять и улучшать?

— Для начала — хочу заново скомпоновать кое-что так, чтобы опустить пол в кабине и салоне. Да, для вас это, возможно, не актуально, и даже наоборот — чем выше пол, тем лучше, но я-то это планировал использовать как семейный автомобиль! Во-вторых, и это уже вас коснётся — нужен хоть какой-то умывальник. Пусть это будет простой кран в нише снаружи, прикрытой дверкой — перед тем, как браться за документы или за еду, да хоть переодеваться руки вымыть — не блажь, а необходимость.

— Полезно, но не критично: в лагере в любом случае есть рукомойники.

— Это когда уже доехали и разворачиваетесь, а в пути, на привале? Для работы умывальника нужно разместить где-то бак для воды и, скорее всего, насос. Хотелось бы ещё душ сделать, пусть в качестве пристыковываемой снаружи. В этом случае и бак увеличивать надо, и подогрев воды продумать.

— Нет, вы точно издеваетесь!

— И в мыслях не было! Ну, и самое, пожалуй, для вас главное — важнее, чем доступ к холодильнику из салона, если погода не располагает вокруг фургона бегать — лебёдка для самовытаскивания.

Я коротко объяснил, что именно имел в виду, сильно заинтересовав Кирилла Анатольевича.

— Ведь на поверхности идея лежит! Сама лебёдка со времён Вавилона известна, но все привыкли, что она — неподвижна, а груз поднимается или подтаскивается. Подтаскивать лебёдку к неподвижному грузу, то есть — якорю, простая инверсия! Почему никому в голову не пришло раньше⁈

— Может, кому-то и пришло, кто-то где-то использует. Просто мы не знаем. Ну ничего, будем патентовать — выясним. Так вот, в этой конструкции для неё просто нет места. Только если делать выносной кронштейн и вешать всю эту красоту перед бампером. Ну, и привод — надо или колдовать с коробками, придумывать, как к электромоторам, имеющимся вал отбора мощности пристыковать, или автономный двигатель ставить, или ручной привод прикручивать.

— Ручной привод обязательно надо, как аварийный, независимо от наличия двигателя.

— Вы так считаете?

— Уверен!

Тут в дверь постучали, и один из студентов, с нескрываемой завистью окинув взглядом внутренности фургона и наш стол, позвал Лопухина по какому-то неотложному делу. Мы распрощались, но не успел я приступить к уборке, как зазвонил мобилет. Это оказался Пробеляков старший. После приветствий и прочих ритуалов, что у нас были сведены к минимуму, он со странной смесью смущения и гордости сказал:

— Тут такая оказия получилась… Меня главой рода сделали.

— Поздравляю. Стоп! Это я что, без главного управляющего остался⁈

Глава 2

— Вы хотите меня уволить⁈ — удивлённо и обиженно спросил Егор Фомич.

— Совсем не хочу. Но вы же глава рода — разве можете быть в служении?

— С учётом того, что у нас род слуг, то это можно считать в каком-то роде естественным состоянием.

— Простите, Рысюхи ради. Просто я так к вам привык, что забыл о разнице в статусе.

— Приятно это слышать. Признаюсь честно — моя и Влада служба у вас стали одной из причин того, что именно меня выбрали старшим в роду. Точнее, то, чего нам удалось достичь.

— Хотелось бы услышать подробности, но не по телефону. То есть, вы не собираетесь увольняться?

— Беляк с вами! Ни в коем случае!

— Просто камень с души…

— Но мне придётся задержаться здесь примерно на неделю, чтобы разобраться с делами и бумагами, а также с деньгами и всяким прочим.

— Удивлён, что так мало.

— Большую часть обстановки я и так знаю, что-то из бумаг можно будет взять с собой, а с самым срочным и важным — разберусь.

— Что ж. По ряду обстоятельств я всё равно должен буду пробыть неделю дома, так что смогу заняться делами своего рода сам. Через неделю ожидается первый выход на мою изнанку, я должен буду присутствовать там, потом буду занят сопутствующими делами и подготовкой к учёбе. Хотелось бы, чтоб примерно в это время вы вернулись, если нет — то хотя бы дня за два до моего отъезда на учёбу, двадцать пятого августа я планирую выехать, поскольку ещё есть дела в Могилёве.

— Даже не сомневайтесь, приеду. И насчёт пикапа…

— А что с ним? Сломался⁈

— Нет-нет, с ним всё в порядке! Просто он же нужен для работы предприятия, я думаю отправить одного из родичей, чтобы перегнал его в Алёшкино…

— Не забивайте себе голову и не мучайте родича — если, конечно, он чем-то не провинился. Почти двести лет предприятие работало без нашего грузовичка — смею надеяться, что проработает без него и ещё одну неделю.

— Спасибо вам большое! Со своим быстрым транспортом будет намного проще разобраться со всем на месте!

— Да, кстати! Вы же у нас уже полный год отработали?

— Да, так и есть…

— В таком случае, можете считать себя в оплачиваемом отпуске. Отдохнуть, конечно, у вас не очень получится, но хоть в убытке не останетесь. Сколько там профсоюз просил, десять дней? Вот, считайте, что в вашем случае его требование удовлетворено. Бухгалтерию у нас сейчас кто ведёт?

— Я и веду, иногда пани Софья помогает, а в чём дело?

— Ни в чём, просто хотел узнать, кому поручить рассчитать вам отпускные. А вообще — думаю, придётся брать отдельного человека на бухгалтерские дела — скоро ещё отчёты по Шклову получать, по Викентьевке опять же…

— Да, я тоже подумывал об этом. Много времени уходить будет на разъезды.

— Вернётесь — обсудим, кого брать, на каких условиях, и как оформлять — как служащего заводов, или как финансиста рода.

— И там, и там есть нюансы…

— В том-то и дело, Егор Фомич, в том-то и дело…

Быстро свернув разговор, я распрощался со своим всё ещё главным управляющим, быстро собрал со стола, завернув кости и прочий мусор в газету, а посуду засунул в кухонную нишу. Не хватает всё же мойки — крошки и прочий мелкий мусор с тарелок от тряски разлетится по всей нише, потом убирать надо будет. И для мусора корзина нужна, или ведро, с крышкой, чтобы от тряски содержимое не разлеталось. Вынул блокнот из кармана и отметил свои сегодняшние соображения, чтоб не забыть.

А потом быстро-быстро и тихо-тихо уехал, пока уважаемый господин Лопухин не освободился от своих дел и не пришёл обратно, а то ещё снова впадёт в раж. И не успел я проехать и десяти километров, как снова зазвонил мобилет. Притормозив у обочины, я ответил на вызов — оказалось, оставленный мною геолог, вовремя я смылся.

— Жаль, что вы уже уехали.

— Мне тоже, но надо успеть ещё многое сделать дома.

— Я понимаю, да… Так как, вы говорите, называются те грузовики, что вы переделываете?

Я рассказал, где и какие авто я покупал под переделку, потом, спохватившись, добавил:

— Только вы же не выгребайте все запасы в магазине! У них есть возможность сделать предварительный заказ. И при этом оговорить выгрузку в Могилёве — если, конечно, там найдётся кому принять груз.

— Да, так будет гораздо удобнее. А встретить — найдётся кому, это точно.

Распрощавшись с Лопухиным я, раз уж всё равно стою и пока не забыл, набрал номер автосалона.

— Добрый день, меня зовут Рысюхин, Юрий Викентьевич, я дважды покупал у вас грузовики производства графа Кротовского.

После уточнения модели и ещё некоторых деталей, приказчик перешёл к сути:

— У вас есть претензии к приобретённому товару?

— Нет, что вы. Наоборот, хотел бы купить ещё один.

— О, это замечательно! К сожалению, в данный момент в наличии только выставочный образец — в последнее время их стали раскупать очень охотно. Вероятно, оценили соотношение цены и качества!

Не знаю почему, но при словах об активных покупках электрических грузовиков меня словно что-то царапнуло. Однако я не придал этому значения, но был разочарован отсутствием заготовок для второй попытки создать семейный автомобиль.

— И когда ждать новых поступлений?

— Как я уже сказал — их очень хорошо раскупают, поэтому мы постоянно заранее заказываем новые партии. Очередная прибывает, позвольте, я уточню… Да, прибывает послезавтра!

— В таком случае, можете ли вы зарезервировать один на моё имя? И ещё — было бы замечательно, если это по пути, конечно, выгрузить его в Смолевичах.

— К сожалению, это невозможно — товар идёт через Гомель, однако мы могли бы обсудить возможность доставки. Правда, это займёт ещё минимум два, а скорее — три дня.

— Сколько⁈

— По правилам, мы должны выгрузить товар, распаковать, проверить комплектность и исправность, после чего упаковать обратно, вернуть на станцию, погрузить и отправить. Да, ещё один нюанс. Грузовики несколько подорожали.

— Из-за повышенного спроса?

— Нет-нет, изменения в конструкции: добавлена аккумуляторная батарея и устройство плавного пуска двигателей, которое регулирует пусковой ток на старте, если вам это о чём-то говорит.

— Вообще-то — да, говорит. И сколько оно теперь стоит?

— Также переработана и усилена электрическая проводка и установлены электрические фонари. Ещё усилены тормоза. Новый вариант стоит три тысячи семьсот двадцать девять рублей семьдесят копеек.

«Доработок максимум на полсотни, а добавили больше двух с четвертью!»

«Да, деда, похоже на то — добавили, как ты говоришь, „свиристелок“, кроме аккумулятора, чтобы обосновать подорожание. Самое обидное, что фонари эти нам совсем не нужны, проводку и тормоза так или иначе будем переделывать, а аккумуляторы покупали дешевле».

«Ещё добавь не круглую, с точностью до копеек, цену — для имитации объективности её расчёта. С другой стороны — грех жаловаться, всё равно дешевле и лучше любого другого варианта».

— Беру. Всё ещё выгоднее других вариантов, а, главное — не надо заправку искать.

— Тогда послезавтра после обеда ждём вас у нас в салоне.

— А обед у вас во сколько, напомните?

— Мы работаем без перерыва. Простите, я неверно выразился — после часу дня, если поезд не опоздает.

Распрощавшись, решил для себя, что поеду к двум — есть подходящий поезд, что прибывает в Минск без двадцати два. Обязательно возьму с собой очки платок для защиты лица. И кожаную одежду на смену — надеюсь, в салоне найдётся комната, чтобы переодеться. Свои ошибки во время прошлой поездки, когда вдоволь наелся пыли, повторять я не собираюсь. Заодно и Машу провожу — очень удачно именно послезавтра в половине третьего в Минск прибывает проходящий скорый поезд, который идёт из Риги через Минск, Курск и Ростов в Таганрог, соединяя Балтийское и Азовское моря. Ходит он каждые три дня, билет стоит заметно дороже, чем в обычный пассажирский, зато паровоз на магической тяге разгоняет состав до шестидесяти километров в час и останавливается он только на крупных станциях, за счёт чего Маша будет в Могилёве не позже восьми вечера. Пятьдесят два рубля семнадцать копеек, конечно, существенно больше, чем тридцать семь сорок, но несравнимо меньше, чем спокойствие за Машу.

Закончив со звонками и расчётами я, уже нигде не задерживаясь, двинулся кратчайшей дорогой к дому. Дороги были не в лучшем состоянии, сильно разогнаться не давали, но добрался я, преодолев оставшиеся двадцать километров, чуть больше, чем за сорок минут. Устал, правда, как собака, прости Рысюха за сравнение. Настолько, что последние минут десять-пятнадцать рулил скорее дед, чем я. Зато я за это время немного пришёл в себя.

Вывалившись из фургона, тут же попал в ласковые, но цепкие лапки своей любимой, был поцелован, обфыркан и отправлен в душ. После душа, который парадоксальным образом одновременно и разморил, и придал сил, был неспешный семейный ужин, плавно перешедший в рассказ о сделанном за день под чай со свежей выпечкой. Вытащенные из принесённого Муркой пока я мылся саквояжа наличные впечатлили дам, бабуля так даже прослезилась:

— Мы за пятнадцать лет еле-еле накопили половину от этого. Видел бы Викеша…

— Да, сумма крупная — но полученная случайно и с огромным риском. Да и расходы выросли. Развитие Викентьевки, включая прокладку дорог, строительство портала — всё это стоит на порядок дороже, чем ранее задуманное восстановление имения. А ещё вокруг портала, если изнанка окажется полезной, построить нужно будет кучу всего, плюс выкуп земли, пусть и по фиксированной ставке — это тоже сотня тысяч, если не сказать — сотни.

Я вздохнул и отпил чая. Бабушка продублировала мой вздох.

— Были расходы, точнее — планы ценою в десятки тысяч и годовой доход в единицы тысяч. Теперь доходы измеряются десятками тысяч — а расходы сотнями, причём «покупок» уже не одна-две, а минимум три-четыре. В общем, не считая увеличения сумм — ничего не изменилось.

— Ты не прав. Изменился уровень.

— Да, девочка. Юра, смотри: то, что казалось неподъёмными расходами, на которые требовалось копить десятилетиями — сейчас можем оплатить, даже не трогая основной капитал. Что до случайности и неповторимости дохода — мы уже говорили об этом с тобой. У всех крупные доходы — разовые и кажущиеся случайными.

— Бабуль, для нас сейчас крупные доходы — это не пара десятков, а пара сотен тысяч.

— И это подтверждает, что наш род, благодаря тебе вышел на следующий уровень.

— И у тебя, милый, есть такие доходы, о которых ты говоришь. Вспомни сумму контракта за грампластинки. Сколько там планируется за год?

А ведь и правда. У меня даже сон прошёл от осознания этих очевидных фактов. Так что я только головой покачал — ведь и сказать нечего. Выпив ещё глоток чая, я внезапно душераздирающе зевнул.

— Устал, милый?

— Жутко. Плечи и спина вообще каменные, после горячего душа хоть немного легче стало, но всё равно.

— Пойдём, я тебя разомну хоть немного.

Попрощавшись с бабушкой и пожелав её спокойной ночи, мы пошли в мою — бывшую папину — комнату. Разумеется, массаж перешёл в нечто большее. Но мы опять сумели вовремя остановиться и Маша ушла ночевать к себе, в бывшую мою комнату, оставив мне только запах на подушке. Ох уж эти приличия!

Следующий день прошёл в немногочисленных домашних делах, к которым меня допустили, рисовании эскизов деталей новой несущей рамы для фургона и общении с Машей, которая периодически забегала ко мне в кабинет — посмотреть и послушать, чем я занимаюсь. За обедом она сказала:

— Хотела бы я посмотреть, как ты проделываешь все эти твои штуки с металлом! Как из кучи железяк получается что-то такое, что и полезное, и красивое, и больше нигде нет! Это просто чудо какое-то!

— Никакого чуда — обычное производство и немножко магии.

— Но если я останусь ещё на пару дней, профессор меня прибьёт за прогулы! Гитарной струной удавит! Забьёт барабанными палочками насмерть! Отпилит голову смычком!

За Машиными шуточными идеями предполагаемых казней тем не менее виднелась нешуточная тревога и настоящее опасение. Так что ехать ей завтра, к сожалению, придётся. Ну ничего — каникулы, к счастью, скоро закончатся и я тоже поеду в Могилёв. Стоп, что я только что подумал⁈ Я это серьёзно — рад, что каникулы заканчиваются⁈ Во дожился! А ты, дед, не ржи там, как конь артиллерийский!

После обеда я вернулся к чертежам. Передняя часть автомобиля, после того, как мы сдвинули кабину назад, стала слишком лёгкой. Во всяком случае, дед был в этом уверен и брался доказать расчётами — мол, передние колёса будут слабо прижиматься к дороге, что ухудшит сцепление и управляемость, зато увеличит пробуксовки. Стали думать, как нагрузить.

«Поставим два аккумулятора — эти сволочи свинцовые, тяжёлые».

«Можно. Смысла не так много, но — можно. Ещё поставить бак для технической воды, литров на сто. Уже ничего так. Что ещё?»

«Дед, а если лебёдку? И прикрыть её крышкой?»

«Хорошая мысль. Осталось придумать, где взять двигатель для лебёдки и как всё это разместить».

«Ручной привод с редуктором?»

«Мазохизм на марше? И главное, смысла — ноль, только если Лопухину концепцию показать. Так-то это можно сделать проще — есть вариант с насадкой на колесо».

Дед рассказал про варианты так называемой колёсной лебёдки. Как интересно и просто! Может, и правда такое устройство с собой возить? И почему никогда раньше про такое не слышал? Сам себя спросил — и сам тут же понял: на те колёса, что сейчас в ходу по всей Империи, кроме как у меня такое не прицепишь: проволочные спицы и одна центральная гайка, к чему и как цепляться?

«А самое главное, внучок — как ты объяснишь, кто тебе рассчитал и спроектировал лебёдку и редуктор? Сам? А как считал, где научился?»

«И то правда. Вот ведь, твари меня раздери, даже не задумался о том, что про тебя никто не знает и знать не должен!»

«Вот-вот. Мы и так по краю ходим, с изменениями рамы. Ссылки на те крохи, которые тебе на факультативе по оборудованию дали и объяснения, мол, делаем детали равного с исходными сечения в расчёте на то, что они будут равнопрочными, они на грани. И лишнего не надо — и так рискуем, почти как с песнями!»

И тут дед прав — расслабился я что-то, почти до полной потери контроля над собой, нельзя так, если жить хочу. Размышляя об этом, перебирал эскизы и докопался до вариантов габаритных чертежей. А красивая вещь получится, если задумки осуществить удастся! Заточенная, как зубило — агрессивная и быстрая. Точнее, не как зубило — оно симметричное, тут скорее стамеска.

— Ух ты, какое красиво авто! Это где ты такое видел?

— Пока только в голове.

— Это ты новую конструкцию придумал⁈ Ну ты даёшь! И, главное, ещё необычнее, ещё футуристичнее, чем прежняя! Как ты так умудряешься⁈

— Просто думаю, на каком автомобиле я бы хотел ездить сам и возить свою семью — вот оно и рисуется. Тебе нравится?

— Конечно! А какого она будет цвета?

— Любого, при условии, что это будет серебряный!

— Тебе так нравится блеск серебристого металла?

— Мне нравится, что я эту краску могу и сделать, и нанести. Ну, и то, что она от коррозии хорошо защищает. Тут такое дело… Нормальная покраска требует подготовки поверхности, грунтовки, правильного нанесения краски и правильной сушки, инструментов и навыков. А «серебрянку» я на голой силе разгоняю, это же просто металл в лаке.

Маша хихикнула:

— Надо же, как просто! Всё дело в лени и желании сэкономить! А я уже версии придумываю. О серебряный — тоже красивый цвет. И авто подходит, оно всё как пуля… О! Придумала — давай назовём эту модель «серебряная пуля»?

Ближе к вечеру я забросил чертежи в мастерские, пригрозил там, что чуть что — буду жаловаться графу и ушёл домой — пообщаться с Машей напоследок, ну, и вещи собрать в дорогу.

Глава 3

Утром успел и с документами поработать, и с Машей пообщаться напоследок — но недолго, она убежала «собирать вещи», отведя на это полтора часа. Вот что там собирать-то⁈ Всё же собрано и лежит в фургоне! Взять то, что нужно в дороге и незаменимое, а остальное я потом привезу. Но в ответ на это резонное замечание они с бабушкой хором фыркнули и дружно заявили одна — просто что я ничего не понимаю, а вторая — чтобы я не лез в том, в чём… Правильно — ничего не понимаю. Ну их, таких загадочных.

Оставшегося времени было слишком много, чтобы просто сидеть, но слишком мало, чтобы затевать какое-то дело. Так что я, подумав, сходил к Пырейникову, поговорил с соседом, а заодно заказал ещё один комплект артефактов для фургона, плюс несколько насосов для воды, таких, чтобы на трубу снаружи надевались, а у внучек — несколько табличек с Рысюхой. В каретную мастерскую, про которую чуть было не забыл вовсе, съездить уже не успевал, слишком много времени потратил у соседей, пришлось звонить в расположенный через дорогу от них полицейский участок, извиняться и пообещав «угостить после смены» (не забыть предупредить Лёньку!) просить позвать к аппарату нужного мне мастера. Того вызов в участок не сильно обрадовал, даже немного напугал, однако потом удалось быстро договориться об изготовлении такого же комплекта сидений, как на первую версию фургона, по старым чертежам. Закладные детали обещал отдать им в ближайшие дни.

А потом было то, от чего я на удивление быстро успел отвыкнуть — закладка экипажа и поездка на вокзал в возке с Семёнычем на козлах. Воронка порой использовала для своих выездов бабуля, так что он особо не застаивался. Собственно, и рысак, и коляска отошли полностью в её ведение, но сегодня пришлось на время одолжить выезд. А куда деваться? Маша напаковала себе чемодан, саквояж и сумочку. Ну ладно, сумочка — не в счёт, там документы, дамские мелочи и, по моему примеру — револьвер. Не такой как у меня, малыш калибром всего семь с половиной миллиметров. И у меня — саквояж и баул с костюмом шофёра. Ковылять три версты с лишком, при том, что ещё и дождик моросить затеял? Нет уж, спасибо. Кстати, и дождику тоже спасибо — может, пыль прибьёт, проще будет ехать на неисправленном грузовичке. Но я всё равно переоденусь в Минске перед выездом, даже если ливень будет лить — сомневаюсь я, что брызги воды и грязь в кабину не залетают.

В Минске всё прошло рутинно: и переезд с вокзала на вокзал, и покупка билета — разве что пришлось трижды уточнить, что билет — для дамы, не для меня, нет, я не еду, дама едет одна, да, для неё билет. Кассирша даже высунулась из окошка, чтобы посмотреть на ту даму. Неужели заподозрила во мне извращенца, который собирается в одно купе с какой-то незнакомой женщиной попасть? Это вообще-то даже не просто обидно, а оскорбительно! Жалобу написать, что ли? Не то мой внимательный взгляд на книгу жалоб подействовал, не то личность в кассе убедилась в предназначении билета, но наконец-то продала его.

Дед уверяет, что в его мире никто полом пассажиров не заморачивается и купе на женские и мужские не делятся. То есть, ночёвка в одном помещении с незнакомым мужчиной — это у них норма⁈ Что-то не верится, если честно. А переодеваться как, а гигиена, то же умывание и прочее⁈ Постоянно выходить из купе? Так это половину пути придётся в коридоре проводить. С другой стороны раньше он мне не врал вроде бы. Не договаривал — бывало, но на вранье не ловил ни разу.

Что выбилось из рутины — это прощание с Машей, не хотелось с ней расставаться. Но, с другой стороны — куда деваться? Уточнив у проводника время прибытия поезда в Могилёв тут же позвонил Мурлыкину, титулуя его «господином полковником» так, чтобы проводник слышал. Просто на всякий случай. Тесть, надо сказать, игру принял и портить не стал, равно как и удивляться такому к нему обращению.

А вот в автосалоне, внезапно, пришлось подождать четверть часа. Как сказал приказчик, первый подготовленный к продаже грузовик уже забрали, буквально минут десять назад, а второй ещё немного не готов. Он пытался объяснять, какие именно работы салон проводит по расконсервации автомобилей и их предпродажной подготовке, но мне было лень вникать в детали. Он это заметил и плавно свернул разговор. Зато чаем угостили и комнату для переодевания предоставили. Дождь, если эту морось можно так назвать, уже закончился, и я сомневаюсь, что его было достаточно, чтобы исключить образование клубов пыли. За всеми перепетиями, включая оформление документов на грузовик (толку от них, если он буквально завтра будет разобран полностью, после чего переделан до неузнаваемости?), выехал из салона уже после половины четвёртого и в начале шестого добрался домой. Костюм, кстати — сразу в стирку, не зря переодевался, дождик не сильно улучшил ситуацию.

Маша тоже добралась удачно, о чём и сообщили мне по мобилету сначала она, а потом и её папа. Я к тому времени успел съездить на склад строительных материалов, где закупился кровельным железом, что оказалось в полтора с лишним раза дешевле листового металла, что я покупал раньше. Этот фокус, подумав, подсказал дед — и всё на удивление сработало. Я же всё равно буду объёмную структуру собирать, с рёбрами жёсткости и несколькими слоями. Там же купил трубы для каркаса и не только, кран для воды и небольшую раковину из нержавейки, какие в поездах ставят. Для моих целей она великовата, ну да ничего — подрежу по краям, не велика работа.

На следующий после покупки грузовичка день я уже привычно и не торопясь раскидал его на составные части. Даже часть деталей рамы вырезал, которые под замену, и распылил на порошок для последующих доработок несколько ненужных железяк, а также выкупленный из металлолома непонятного происхождения и назначения кусок алюминия — на краску. Между делом выгнул и сварил ту часть деталей каркаса сидений, что должна вшиваться внутрь. Ну, не совсем «между делом», это я лукавлю, часа два у меня эта работа отняла, в основном на точную подгонку отверстий.

Мы с дедом прикинули, что при наличии заранее заказанных крупных деталей на переделку грузовичка по ранее сделанному образцу нам понадобится два дня, причём безо всяких авралов. Правда, желательно иметь мастерскую, оборудованную как минимум грузоподъёмным устройством, большим верстаком и домкратом, а также пару более-менее толковых помощников. Тогда даже время на наведение красоты останется, и всё это в рамках обычного для Империи десятичасового рабочего дня. С одним Семёнычем, которому я, не афишируя это перед бабушкой, чтобы не нервировать её, за помощь в работе с железом положил вторую зарплату как слесарю. На автомеханика он, увы, никак не тянул пока. Наш «универсальный слуга» доплате порадовался, но начал намекать, что надо бы помощник — следить за садом и выполнять прочие работы, пока он со мной в мастерской. Ну, тут мне даже помощи деда не нужно было, чтобы раскусить поползновения работника стать начальником и только командовать. С учётом того, что в мастерской он мне помогает только на каникулах, и то — далеко не каждый день, я бы даже сказал — неделю в месяц в среднем, возникает вопрос: что будет делать помощник, а точнее, сам Семёныч, оставшиеся одиннадцать месяцев в году? Вот то-то и оно, а нанимать подёнщиков для работ в саду — уничтожить сад, это сомнений не вызывает вообще.

На второй день после отъезда Мурки я переделал по уже отработанному шаблону мосты бывшего грузовика, пока используя как заглушки старые полуоси, и некоторые детали рулевого управления, а именно колонку и рейку — остальное требовалось подгонять уже «по месту», а некоторые детали подвески я тоже заказал на стороне. В частности, рессоры — в железнодорожных мастерских, у них оказался в наличии более подходящий, по мнению деда, металл на пластины, а также механический молот и гидравлический пресс. Так что они и проковать металл могут, и согнуть под нужным углом, и даже пакет собрать и связать.

Оставшееся время — вечер, следующее утро и почти половину дня, я потратил на то, чтобы прорисовать на больших листах бумаги заказанные детали силового набора в масштабе один к одному. Дед подсказал, что с их помощью можно легко, быстро и наглядно выловить особенно грубые ошибки или наиболее наглый брак, просто положив деталь на чертёж. Это, конечно, не отменяет последующих более точных измерений, но как первый этап проверки — вполне. И эти усилия не были потрачены зря. Заказал я шестнадцать деталей, это если по штукам, если по количеству разновидностей, то десять, изготовили из них десяток, остальные, включая четыре полуоси — обещали завтра после термообработки. Так вот, из этих десяти три оказались с такими отклонениями, что никак не влезали в начерченный контур, а ещё одну отбраковал после более тщательной проверки: в двутавровой балке толщина «перемычки в букве Н» оказалась, мягко говоря — сильно переменой величиной, при этом меньше нужной, а ещё обнаружил раковину и тщательно замазанную чем-то трещину.

Пришлось немного поскандалить — и насчёт брака в сорок процентов, и насчёт попытки убийства путём подсовывания заведомо прослабленной детали силового набора. Насчёт последнего особенно бурно возражал мой оппонент, но как ещё можно расценивать попытку подсунуть заведомо негодную часть силового набора автомобиля?

— Нет, ну это вот кем надо быть, чтобы попытаться всучить магу металла стальную деталь с замазанной грязью трещиной⁈ Я не могу понять — это идиотизм или наглость заоблачная⁈ Вы тут совсем охренели, что ли⁈

Управляющий пытался спихнуть вину на некоего полумифического, а скорее полностью вымышленного «новичка», которого «уже уволили за бестолковость», но на простой вопрос, почему он не проверил работу этого неопытного работника ответить не смог. В итоге ругани пришли к тому, что три кривых детали я забираю по цене металла, как лом, а треснутую с раковиной — вообще бесплатно, как экспонат в музей разгильдяйства. Плюс доставка всего заказа, включая погрузку и разгрузку — силами мастерских. Напоследок вроде как мимоходом уточнил, что полуоси принимать буду в гараже графа Сосновского, на стенде для проверки биений, там же и твёрдость поверхности термообработанных деталей измерим. И если что — через Вольдемара Сигизмундовича обязательно пожалуюсь графу на нерадивость его подчинённых, в том числе и «экспонат» покажу. Судя по тому, что едва распрощавшись со мною управляющий бодрой рысцой рванул куда-то в недра мастерской, на ходу размахивая руками — в оставшихся деталях тоже были «сюрпризы», о которых он, собака сутулая, знал, но надеялся впарить мне заведомую некондицию.

И никакой жалости к бракоделам я не испытывал вообще, как и дед. В конце концов, та деталь на самом деле могла убить, сломавшись под нагрузкой, то есть — не просто во время движения, а при выполнении манёвра на скорости. И они, от изготовившего бракованную отливку рабочего до управляющего — не могли этого не понимать. Разве что рассчитывали, что я всё равно всё исправлю? В любом случае, наказать или хотя бы напугать как следуетстоило. Можно было попытаться «прогнуть» их ещё сильнее, в том числе и по деньгам, но, боюсь, не последний раз имею дело с этими персонажами, а потому в перспективе выгоднее их перевоспитать, чем один раз сильно наказать и озлобить. В дальнейшем, разумеется, тоже проверять их работу буду очень тщательно. Хорошо бы как-то скрестить мою способность по химическому анализу со стихийным даром, чтобы определять состав сплава или кристалла. Я пару минут помечтал о возможных перспективах, пока не получил явно от моей Хранительницы ментальный посыл, сводящийся примерно к пожеланию «закатать губу». А жаль.

В общей сложности работа над «фургоном 2.0» заняла неделю. Много времени и нервов отняли работы по размещению бака с технической водой. Хотел сделать плоским и разместить под крышей, чтобы вода нагревалась на солнце и самотёком шла в кран, но дед обругал за повышение центра тяжести и напомнил, что зимой оно не только не нагреется, но промёрзнет и порвёт крышу. Так пришли к мысли о необходимости или сливать воду зимой или как-то подогревать бак, не давая ей замёрзнуть. Встроить бак в днище — тоже не вариант: поднимается высота пола, и в излишне широком баке вода будет сильно плескаться во время движения, если тот будет хоть чуть-чуть неполным. Плюс необходимость обеспечивать более-менее равномерную весовую нагрузку на оба борта и в целом соблюдать центровку. Я уж было психанул и просто приделал к борту откидной кронштейн для простого рукомойника — мол, повесил, налил воды и мойся. Но дед подождал пока я чуть-чуть успокоюсь и усовестил, что халтура портит всё впечатление. Место для ниши с умывальником определили в задней части справа, сразу за полностью открытой откатной дверью (да, мы победили эту конструкцию), чтобы можно было помыть руки при открытом салоне, и чтобы моющийся не получил удар от того, кто выходит из фургона. Бак с водой уравновесили ящиком с ЗИПом^[1], включающим и колёсную лебёдку, подогрев совместили с водяным охлаждением заднего моста, который грелся, паразит такой. Дед долго что-то прикидывал и высчитывал и в итоге оценил КПД электромоторов в девяносто два процента. По его словам, для тягового электродвигателя это и по меркам его мира неплохо, у большинства этот коэффициент в диапазоне от восьмидесяти девяти до девяноста одного, но это с учётом КПД встроенной в него трансмиссии. Однако восемь процентов от двадцати пяти «коней» — это две лошадиные силы! Ладно-ладно, указанная мощность — это от части лукавство. Производители любят указать максимально возможные параметры, не упоминая, при каких условиях подобное может быть достигнуто, или дают эти данные в сноске мелким шрифтом. Такую двигатели развивают, мягко говоря, не часто. Дед вообще говорит, что больше пятнадцати «лошадей» из любого двигателя в своих грузовиках я ещё никогда не выжимал, и мои работники — тоже. Да и пятнадцать — вряд ли. Однако и так мощность подогрева воды будет как у чайника! Как бы не закипела водичка — надо ограничитель какой-то поставить, а то ошпариться можно. И охлаждение для переднего мотора тоже можно сделать — заодно переднюю ось подгрузим.

«Бак литров на пятьдесят-шестьдесят и радиатор для воздушного охлаждения. С другой стороны — чушь это всё, и без дополнительного охлаждения как-то справлялись, а тут проблемы добавятся с протечками и с закипанием».

«Зато зимой это тепло для отопления кабины использовать можно».

«Вполне. Не только зимой, а вообще в холода. Правда, ещё один воздушный фильтр ставить придётся, чтобы с горячим воздухом пыль и прочее не вносить внутрь».

«Конструкция всё усложняется и усложняется. Причём новые сложности к собственно движению имеют отношения всё меньше и меньше».

«Дальше такого ещё больше будет».

«Вот ни разу не утешил, знаешь ли».

Осталось от силы полдня неспешной работы — навесить двери, отрегулировать зазоры, залить жидкости и загрузить ЗИП, когда приехал Пробеляков. Он внимательно осмотрел оба фургона, отмечая различия между ними и не уставая удивляться моим фантазии и изобретательности. Мне даже стыдно было, но признаться в том, что просто адаптирую идеи из другого мира я тоже не мог.

Глава 4

Дома пришлось объявлять «деловой обед» — и чтобы бабушка не напрягалась из-за присутствия за столом Пробелякова, и чтобы она же не дулась из-за «неподобающих» разговоров о делах за столом. Ей и самой было интересно узнать подробности о поездке нашего управляющего, но бабуля ни за что бы в этом не призналась и даже изобразила бы обиду, упомяни я о чём-то подобном вслух. Зато и спорить с идеей не стала.

Пока накрывали на стол — зазвонил мобилет. Господин Лопухин телефонировал чтобы сказать, что бригада в сборе и они готовы выезжать. Сгоряча ляпнул было, что готов встретить их хоть через час, но потом решил не пороть горячку и договорились на завтра на утро — буду встречать с девятичасового поезда. Их там шесть человек и какой-то груз, по идее — в фургон всё должно поместиться, но на всякий случай попросил Егора Фомича подстраховать меня на его пикапе.

Во время самого обеда всё же обошлись нейтральными темами, хотя порой и «опасно близкими» к деловым, например, про виды на урожай, от чего было полшага до цен на зерно, что напрямую влекло обсуждение поставщиков, условий, договоров и оперативных расходов. Но это было пусть важной, но рутиной, которая была менее интересна, чем история Пробелякова, так что углубляться в тему не стали. Наконец, дело дошло до десерта — и до интересного разговора.

— В отличие от дворянских родов, где в ходу нерукотворные перстни, а выбор главы рода из числа наследников определяется не только, а может — и не столько волей людей, сколько волей бога-покровителя — простите, что касаюсь не своего уровня дел, у нас всё несколько проще. Род сам выбирает своего главу, и перстни — как главы, так и рядовых членов семьи, передаются или вручаются, так сказать, вручную. Единственное что глава рода Беляковых, если бы таковой существовал, мог бы отклонить выбранного главу, а также, разумеется, и сам Беляк может не принять нового главу — в таком случае перстень просто не наденется на палец, беседой слуг рода тотем почти никогда не удостаивает. В итоге род выбрал меня, но в этом, в основном, ваша заслуга, Юрий Викентьевич.

«Если бы мы были японцами — он бы сейчас встал и поклонился, а не просто головой кивал. Правда, и тебе бы пришлось вставать и кланяться в ответ, но уже не в пояс, а так, чуть-чуть».

«Дед, вот ты это сейчас к чему и зачем⁈»

«Да так, просто, вспомнилось вдруг почему-то».

— Не открою особых секретов, если скажу, что у нас главой семьи выбирают того из претендентов, кто добился наибольшего успеха сам и способствовал удачному устройству родичей. Формально было четыре наследника, но двое вообще не смогли приехать — условия их трудоустройства и отношения с работодателем не позволили длительную отлучку. Договориться они не смогли, а потому вылетели из числа кандидатов. По принципу, что если не смогли отстоять свои интересы — то как они будут отстаивать интересы рода?

— Не поспоришь, даже если бы хотел.

— Решение принимают все родичи, но руководят процессом старейшины, которые по возрасту или здоровью, либо по ещё каким-то причинам не могут претендовать на роль главы рода. Методики и критерии оценки я рассказывать не буду — всё же внутреннее дело семьи. В общем, шли мы с конкурентом, хотя каким «конкурентом»? Мне эта должность вообще не нужна была, собственно говоря, да. Так вот, шли мы с ним один в один: что-то лучше у одного, что-то у другого. Автомобиль мой впечатлил, конечно, но я сказал, что и вы на нём иногда ездите, после чего Петруха вывернул так, что это не мой служебный транспорт, а ваша собственность, которую мне иногда дают, а потому не считается. Но тут наконец подъехал Влад, добрался-таки.

— Стоп, он же выехал загодя? Или он куда-то решил заехать «по дороге»?

— Не то, чтобы решил… На дороге, которая идёт вдоль путей — он не стал из Тальки на Минский тракт выезжать, чтобы лишний крюк не делать, там на самом деле километров на пятнадцать-семнадцать длиннее дорога выходит, и поехал напрямую — так вот, на этой прямой дороге оказалось очень много железа в земле и в траве на обочинах. Тут тебе и костыли, и какие-то пластины, словно специально углом вверх вкопанные, и вообще всё, что хочешь и чего не хочешь! В общем, пропорол он и основное колесо, и запаску. Последние два километра до Пухович так на трёх и ковылял — благо догадался одно заднее колесо вперёд переставить, чтоб управляемость была. Ехал порожняком, развесовка чуть передняя была, так он ещё догадался в кабину, на пол перед пассажирским сиденьем и на него само несколько здоровенных камней погрузил, так что авто ощутимо присело на передних колёсах.

Ну, и застрял там, в Пуховичах, до следующего дня, пока нашёл лавку, где согласились продать резину новую, пока договорился с мастерской, чтоб колёса разобрать и обратно собрать, пока всё это сделал.

— Граф Соснович тоже жаловался на острые железяки в пыли. Ему, правда, в основном гвозди из подков жизнь портят. Я думал, у наших грузовиков «шкура» потолще, потому не пробивается.

— Везёт вам просто. Хотя просто гвозди — они да, они нам не слишком страшны, это очень неудачно наехать надо, чтобы он воткнулся достаточно глубоко. Так вот, явился мой племяш, навёл суеты. Главное, на похороны не опоздал.

— Извините, а вы что — всё вот это с выборами начали до того, как похоронить покойника⁈

— А как иначе? Во-первых, чтобы прежнего главу со всем вежеством проводить — кто это сможет сделать уважительнее, как не новый глава рода? Ну, и чтобы не затягивать процесс — похороны дело такое, слишком надолго не отложишь, да.

— Это точно. Иначе уже какое-то глумление над телом получится.

— Вот-вот. Пролисицыны, соседи наши, такого обычая не имеют, так как-то раз полтора года нового главу выбрать не могли, всё что-то хитрили и юлили. Сколько убытка понесли из-за того, что действующего главы не было — жуть. Спохватились и остановились только когда узнали, что через три дня приедут имение отбирать, потому как документы на владение просрочены. Ну, вот. Приехал наш младшенький, к нему сразу — откуда такой модный, что за авто? Он и говорит, мол, так и так, а авто мне в пользование выделено, для транспортных и представительских нужд, в единоличное пользование. В общем, когда всё посмотрели и посчитали — вышло, что он не только лучше всех молодых устроился, но и большинство старших обошёл. Вообще, как бы не третьим в роду оказался, и по хозяйству под его управлением, и по условиям, которые имеет. Шутка ли — свой дом с присутствием в нём, целое поселение под рукой, уже двадцать три двора, три производства — водочное, лесопилка и торфяное. И не просто поселение, а с правом на ополчение, это же почти как своя дружина!

— Вы так описали, что прямо какой-то древний барон получается! С замком, деревенькой и дружиной!

Все посмеялись немного, я же подумал, что смех смехом, а где-то так оно и получается: живёт он на отшибе, от начальства далеко, сам себе голова. Знай только, выполняй понемногу указания сюзерена, да на голубиную почту, вместо которой мобилет выступает, отвечай. После того, как смешки утихли, управляющий продолжил:

— Короче говоря, Влад разом стал самым завидным женихом в округе, а я — главой рода. Причём младший сперва вниманию женскому радовался, катал девок по округе, но уже на следующий день прочувствовал, к чему дело идёт и какой накал страстей: тут же после похорон собрался и на ночь глядя, под покровом тьмы, так сказать, смылся. Как мне потом по мобилету признался — даже фары только когда за соседнюю деревню проехал включил, и то не сразу. И очень вовремя он, стервец, смылся: уже наутро сразу три невесты с родителями явились, помолвку заключать, мол — он обещал. А как он мог что-то обещать без моего ведома-то? Вот, говорю, а мне ничего не известно про это. Шум, конечно, был — но так, умеренный. Тем более, что ему просто физически некогда было что-то эдакое учудить, так что максимум ляпнул в порядке комплимента наподобие «хороша, хоть женись». Но одна мамаша пообещала, что если ещё раз ближе ста шагов от дочки его увидит, то за хобот — и к родовому алтарю, а иначе оторвёт этот хобот ему под корень.

— Да уж, нескучные у вас похороны вышли, а, главное, насыщенные! Обратно он хоть без приключений доехал?

— Что верно, то верно, очень насыщенные! — Егор Фомич внезапно зевнул, деликатно прикрывшись ладонью. — Простите, всю неделю поспать нормально не удавалось, не одно, так другое. И каждому, а особенно — каждой, нужно чтоб вот прямо сейчас всё бросал и именно его или её вопросом занимался, независимо от времени суток и количества других дел. А доехал он нормально. В Руденске тоже ночевать не рискнул, говорит, добрался до ближайшей деревни за ним и там уже лёг спать в кабине — благо, что в его грузовике для этого всё есть. Утром поехал дальше, в Марьиной Горке свернул всё же на большой тракт Минск — Гомель и по нему спокойно доехал до поворота на Тальку, а потом и до Викентьевки. Говорит, потратил вдвое меньше времени, чем напрямик и наконец прочувствовал по-настоящему, что автомобиль и конь — это принципиально разный транспорт, который воспитывает принципиально разный подход к выбору дороги, и не только. И крюк в двадцать пять вёрст значит не «день потерять», если с грузом едешь, а «на сорок минут задержаться».

— Да, знакомо, мне это осознание тоже не сразу далось. Головой-то вроде понимаю, и про сороковник в час, и что на отдых останавливаться не обязательно, а привычки все на месте. Это на самом деле, как озарение приходит, в таких вот случаях. Ладно, тогда езжайте домой, отсыпайтесь. Завтра жду вас к девятичасовому поезду на вокзале. Да, на всякий случай — возьмите с собой ту опору с блоком и ручную лебёдку, что для разбора завалов делали. И тент тоже закиньте в кузов, на всякий случай, вдруг их груз прикрывать придётся.

Вопреки всему, сразу домой Егор Фомич не поехал — сперва посмотрел, как я навешиваю двери и помог Семёнычу заправить все расходники, а также колёса подкачал. Он и мне помогать хотел, пришлось выгнать домой отдыхать в приказном порядке. В итоге новый фургон я к вечеру всё же закончил. Дед обозвал его «РАФ на стероидах, дикий, но симпатишный». Хм, может, мне завтра бригаду исследователей изнанки на нём встретить, показать новинку? С другой стороны — не потеряем ли мы опять господина Лопухина? Ладно, утро вечера мудренее, там видно будет. А пока надо провести проверку: обкатку по привычному маршруту делать поздновато, а вот по городу проехать можно, а лучше — за город, в сторону Логойска километров десять и обратно, пока не стемнело.

Так и сделал, с поправкой на то, что в поисках места для разворота уехал существенно дальше, чем собирался, а потому на обратном пути испытал впервые в жизни и фары — не во дворе при настройке, а во время реальной поездки. Двоякое чувство осталось: дорога-то видна, но словно в чёрной трубе едешь, то ещё ощущение, брррр…

Утром я подошёл к фургону, чтобы проверить на всякий случай состояние багажного отсека, открыл двери, посмотрел на аккуратно уложенную кучу Муркиных вещей — которая выглядела больше, чем была в Могилёве с учётом того, что она с собой не так уж мало увезла, и понял, что выгружать всё это мне и лень, и некогда. Вопрос с тем, на чём ехать решился сам собой — буду хвастаться новинкой. Без пятнадцати девять я был у вокзала, но Егор Фомич приехал ещё раньше и уже возился в кузове.

— Доброго утра.

— Доброго, Юрий Викентьевич! — Хоть я давно уже разрешил ему обращаться ко мне без отчества, но делал так он редко и только наедине, при хотя бы теоретической возможности наличия свидетелей использовалось только полное обращение. Ну, хоть без «ваше благородие», и то ладно. — Думаю, вот, установить нашу грузоподъёмную снасть заранее — поезд долго стоять не будет, разве что у них отдельная платформа.

— Это вряд ли. О таком габаритном грузе предупредили бы — это полноценный грузовик нужен, а то и не один. Но тали не помешают!

К приходу поезда успели и конструкцию поставить, и рукомойник в новом фургоне опробовать. Два неудобства: авто пришлось отогнать в сторону, поскольку вода вытекала прямо на землю за колесом и вода была холодной.

Встретив Лопухина на перроне, я сразу взял инициативу на себя:

— Кирилл Анатольевич, давайте знакомиться будем потом, поезд стоит не долго. Вы говорили, у вас какой-то груз. Есть грузовичок с лебёдкой, если нужно — подгоним прямо к вагону.

— Груз есть, но он в баулах, сейчас вынесем, каждому по два рейса.

Бригада исследователей ловко и сноровисто — явно не в первый и не в десятый даже раз — выгрузила на перрон внушительную горку вещей. А потом, когда поезд ушёл и получивший свой полтинник станционный сторож запустил оба наших авто на платформу, так же быстро и ловко рассортировали, забросив что-то в кузов пикапа, что-то в багажное отделение фургона, а что-то и в его салон. Не пригодившийся подъёмник демонтировали, тент натянули, гости дружно занырнули в «Серебряную пулю» и мы, после краткого инструктажа по пользованию «удобствами», включавшими помимо климат-контроля как чайник, так и маленький холодильничек, двинулись в сторону Дубового Лога.

Маги разложили на весь стол какие-то бумаги, книги и амулеты задали мне десяток вопросов про место предстоящей работы, порой непонятных и неожиданных, типа того, держали ли рядом скотину, и если да — то кого и как далеко от тонкого места, они устроили что-то типа производственного совещания, почти не обращая внимания на окружение. Даже немного обидно было. Лопухин, сидевший на пассажирском месте в кабине, наигравшись с регулировкой сиденья обернулся к ним (занавеску между кабиной и салоном я убрал) и активно участвовал в процессе.

На месте бригада развернула бурную деятельность, попросив нас «не мешать, а лучше постоять где-нибудь там». Некоторые приборы и артефакты они распаковывали, использовали, и паковали обратно, некоторые расставляли непосредственно вблизи будущего портала и вокруг него, к третьим постоянно подбегали, сверяясь с какими-то показаниями и что-то диктуя одному из них, ходившему везде с планшетом. Заняла вся эта суета часа полтора, я даже немного заскучать успел, несмотря на общение с дедом, в частности — обсуждение того, где и что строить на вновь арендованных территориях. Например, гараж с «нормальной» по меркам деда мастерской, то есть, читай, небольшим автомобильным заводиком, желательно со своей литейкой.

«Ты пойми, сменные кузова уже нужны! И на оба наших завода, и в Шклов — тонары, то есть, кузова под насыпные грузы, остро необходимы! Что под зерно, что под песок. Как люди сейчас мучаются, смотреть больно! И бочка нужна, даже несколько, и платформа в Викентьевку, пиломатериалы возить».

«Да я согласен, согласен!»

«Вот, а где это всё делать? И где неиспользуемые кузова хранить? Нужна мастерская, и к ней два склада — готовой продукции и сырья с материалами».

В общем, смотрели, вымеряли, я даже план местности в блокноте набросал. Наконец, Лопухин, обвешанный какими-то амулетами и приборами, а также наложенными на него защитными конструктами, вышел в середину аномалии с ящиком в руках. После команды «Начали!» сперва исчез ящик, потом, через минуту — Лопухин, а ещё через пару секунд они появились на прежнем месте. Ещё полчаса расшифровок полученных данных, и портальщик подошёл ко мне.

— Ну, что, ваше благородие, хотите посмотреть своими глазами, что за изнанкой наделило вас Мироздание?

Глава 5

— Очень хочу! А почему вдруг «благородие»⁈

— А вы собираетесь отказаться от титула и изнанки⁈

— Ой, блин! — Совершенно простецки отреагировал я. — Забыл я совсем про эту норму, даже не думал в ту сторону!

— Верю, — добродушно похихикивая сказал Лопухин. — Кому другому не поверил бы, а вам — верю!

«Юра, что за норма и титул⁈»

«Есть международный договор — принятый, кстати, единогласно, единственный такой в истории дипломатии. Согласно которому изнанка как таковая в целом — экстерриториальная. Право собственности распространяется только на освоенную территорию, и она принадлежит тому, кто владеет порталом».

«Хм, из этого забавные вещи могут проистекать…»

«Забавные — не то слово. Но на тот конгресс все приехали с задачей „продавить“ остальных на данное соглашение, а когда выяснилось, что все давят в одну сторону, пусть у всех и свои интересы, как и цели — то немного передавили. В итоговом документе просто сгрузили в кучу все пожелания, „пока остальные не передумали“ и выставили на голосование. Потом правили раз, наверное, восемь, но основа осталась».

Я прервал просвещение деда, поскольку Лопухин начал инструктаж по правилам поведения во время перехода, а к правилам я, после памятной встречи в лесу, отношусь серьёзно. Послушав правила поведения и порядок командования — кто за кем по старшинству — отпросился сбегать к фургону за мечом. А на укоризненный взгляд одного из магов ответил словами:

— Ну, а что? Тонкое место же, прорывов не будет, а если вдали кто выскочит — успеем отреагировать не спеша даже.

«Так вот, поскольку кусок изнанки получается полной и безраздельной собственностью владельца портала, то он оказывается по факту лендлордом. Более того — автоматически получается международно, дипломатически признанным владетельным лордом, имеющим единоличное и неразделимое право распоряжаться своими землями, в том числе — наделять ими других. Это автоматически влечёт не только признание благородным лицом, но и необходимостью наделения его титулом, поскольку его права и полномочия в изнанке могут принадлежать только титулованным особам».

«Ну так сделали бы „особый“ титул, который действует только на изнанке. Мол там, на своей делянке ты „типа лорд“, а вылез на лицо — и всё, простой Вася Пупкин».

«Те владельцы порталов, что и без того были графами да князьями сильно бы обиделись на такой фокус. Франки так и вовсе своего короля, который имел глупость такое вслух брякнуть, на охоте с коня уронили — на охотничью рогатину, девять раз. Ну, и ещё момент: не хотели государства терять права на изнаночные территории и доступ к ним, а также единство закона по обе стороны портала. Ну, а такое получить оказалось можно только через личный вассалитет. Ну, а чтобы стать вассалом земного правителя — нужен земной же титул».

«Единство закона — это сильно сказано. На самом деле решили подстраховаться не только и не столько от того, чтобы подданные всякую дичь от безнаказанности не творили, как чтобы те не развлекались с тем, что несёт угрозу власти: например, фальшивомонетничеством, или укрывательством беглых, созданием заговоров и прочей такой хохмой».

«Ещё, дед, учти добычу растительных макров, которая возможна только на изнанке и ведётся только властями Империи. Редко-редко когда частный подряд дают, но и то — под полным надзором СИБ и с передачей всего добытого в казну по фиксированным ценам».

«Ещё бы! Эти ваши макры ископаемые — это ж в пересчёта на мой мир энергетика и микроэлектроника вместе взятые, нефть, газ и процессора в одной шахте. Больным на всю голову нужно быть, чтобы не то, что упустить, а хоть ослабить контроль за таким ресурсом».

«Ну, и чтобы владелец территории, на которой прииск стоит, был под контролем, но не жаловался — ему жалуют титул. При наличии на изнанке постоянно действующего объекта с постоянно проживающим персоналом и контролируемой территорией определённого размера — это считается минимальным ядром, с опорой на которое можно изучать и присоединять окружающие земли — титул барона получается, считай, автоматически».

«Хороший социальный лифт, да. Если не окажется, что „некоторый“ и „какой-то“ предусматривают строительство, превышающее по масштабам Викентьевку».

«Нет, там всё скромнее, просто вариантов много. Но если стоит купол и под ним постоянно живёт хотя бы сторож, который себе на пропитание картоху с огурцами выращивает — то этого уже достаточно. Правда, строить купол ради одного сторожа никто в здравом уме не будет, потому купол — это значит, что есть кого и что закрывать. Единственно если претендент имеет поражение в правах или слишком дурную репутацию — у него могут принудительно выкупить земли с порталом, который в таком случае переходит в казну».

«Плохая репутация — это очень обтекаемое понятие, почти любого подогнать можно».

«Это я тебе упрощённо рассказываю — подробно сам посмотреть можешь, в общей памяти. А так надо, например, чтобы губернское дворянское собрание минимум дважды единогласно проголосовало против нового члена. Хоть один голос „за“ — и всё. Но если вскроется подкуп — лишение прав состояния и каторга обоим, и подкупавшему, и подкупленному».

«Это в теории, на практике, уверен, бывает всякое».

Я не стал спорить с дедом, поскольку уже подошёл к месту будущего портала и начал волноваться. Вроде и на изнанку уже не раз ходил — учёба моя на неё проходит, и к профессору в гости тоже. Но то — во-первых, стационарный портал, во-вторых — изнанка чужая, «казённая», а тут — своя. Одна мысль о том, что там всё, что увижу могу просто объявить своим — будоражила не меньше, чем всё остальное. Ещё раз выслушал инструктаж — на сей раз с упором на то, как и в каком порядке проходить через портал и проверил оружие: меч на поясе и револьвер в набедренной кобуре. Главное, чтобы оружие было под рукой, но не в руках, во избежание неприятностей при переходе — в таком временном портале возможны временная потеря координации и помутнение сознания.

Шаг в пелену, похожую на повисшую в воздухе занавеску и застывший водопад, не слишком приятное ощущение, словно меня огрели большой подушкой, и часть перьев остались у меня внутри, и вот я в другом мире. В моём другом мире! Сделав, как учили, три шага вправо, я осмотрелся вокруг.

Рельеф местности на лице и изнанке часто бывает похожим, особенно это касается крупных рек, например. Но часто — это далеко не всегда, и похожий не означает идентичный. Холма, на котором мы входили в портал на лице мира, здесь не было, вперёд, то есть — в направлении выхода, тянулась слегка волнистая равнина, которая, правда, подозрительно резко обрывалась где-то в километре впереди, похоже, там начинался склон. Я оглянулся, медленно повернувшись вокруг себя. Та же равнина с небольшими увалами, на которой растут отдельные делянки не то больших кустов, наподобие лещины или боярышника, не то маленьких деревьев. Вдали за предполагаемым обрывом виднелась полоса леса, лес был и в паре-тройке километров справа, если стоять спиной к порталу, уже погашенному для экономии энергии. Слева обзор закрывали эти самые кусты, сливающиеся между собой, сзади их было намного меньше, и равнина уходила за горизонт. Кстати, если присмотреться, уходила она с небольшим, еле заметным снижением, так что, возможно, холм здесь был, просто очень большой, а мы стояли на склоне ближе к вершине. Было тепло, но не жарко, навскидку градусов от двадцати до двадцати пяти, ветерок был сухой и пах… странно. Смесь запахов каких-то пряностей и болота, как если бы дети варили на костре «суп» для кукол из болотной тины и всыпали туда настоящие приправы, но без болотной сырости.

«Ветер сухой — значит, сколько-то приличных водоёмов поблизости нет».

«Не торопись с выводами, внучок — ветер дует вдоль предполагаемого гребня, так что или за ним, или с противоположной стороны, куда наш склон уходит, может быть всё, что угодно. А семь-восемь километров — или сколько тут до горизонта — это не слишком далеко».

Пока я рассматривал рельеф, нанятые специалисты не теряли времени даром, развернув уже здесь какие-то приборы. Я тоже взглянул на один из имевшихся у меня — на компас. Он работал, то есть, магнитное поле здесь было и вопрос ориентации на местности сильно облегчался. Из забавного — направление не совпадало с лицом мира: там мы входили по направлению на север, здесь вышли на восток, то есть при переходе мы словно бы повернули примерно на девяносто градусов по часовой стрелке. Выходит, заросли кустов на севере, гребень холма — на востоке, лес — на юге, а длинный склон ведёт на запад.

Определившись с ориентирами, я присмотрелся к более мелким деталям. Равнина была довольно густо покрыта низкорослым, где-то по колено высотой, кустарничком, похожим не то на черничник, не то на голубичник. И на нём висели, довольно обильно, надо сказать, висели, ягоды размером со всё ту же голубику, но тёмно-красные, как поздний барбарис. Исследователи успели стоптать пару кустиков, и запах пряности усилился. Хм, интересно…

Заметив, что я потянулся к ягодам, один из специалистов тут же отреагировал:

— Осторожно! Они могут быть ядовитыми! Лучше вообще не трогать до изучения!

— Спокойно, я понимаю. Только вот исследование мне же и поручат, скорее всего: я эксперт-криминалист, занимаюсь как раз химическим анализом, в том числе и сложной органики. И удостоверение есть, и личная печать, если хотите — покажу, как обратно вернёмся.

— Принял. Но анализ всё равно нужен, как скоро сможете им заняться?

— Так уже. Мне лаборатория не нужна, всё на личных умениях. Ягода съедобная, но меру знать надо — содержит вещество, которое придаёт остроту красному перцу, капсоицин. Если съесть сразу много — может быть плохо из-за остроты, особенно у кого с желудком проблемы. А так — на вкус должно быть интересно, как голубика с перцем и лёгкой ноткой не то тмина, не то ещё чего-то похожего. В общем, можно назвать «изнаночная голубика» или «пряная голубика» и не сильно погрешить против истины.

«Интересно, а какая из неё голубичная настойка получится?»

Эта мысль пришла нам с дедом в голову одновременно. Хм, а почему бы не проверить?

— Извините, а «много» — это сколько?

Я немного призадумался.

— В литре ягод этого вещества примерно как в четверти чайной ложки молотого красного перца, не слишком «злого». Но чувствуется слабее, чем если литр обычной голубики смешать с таким количеством порошка, потому как растворено в объёме. При этом три четверти остроты — в шкурке. Вот, смотрите сами, сколько для вас будет «много».

Я сорвал одну ягодку, покатал в пальцах и, снова получив от своей способности однозначное «можно» забросил её в рот. Хм, а интересный вкус получился. Нельзя так сразу сказать, что понравился — но интересный. Здесь, получается, вторая половина лета или тёплое начало осени, сезон с лицом более-менее совпадает. Если рассматривать изнанку как источник сырья для семейного дела или ягод и прочего на продажу — то лучше бы тут сезон урожая попадал на зиму или весну, для равномерности загрузки производства и более выгодной цены на витамины, но грех жаловаться на дар богов.

Так, первый выход планировался на полчаса с приборными замерами и осмотром местности в радиусе двадцати пяти-тридцати метров, потом отдых, анализ данных — и разведка по кругу радиусом два-три километра. Время ещё есть, займусь сбором образцов, не отдаляясь от точки, как договаривались.

Собрал я около полутора литров ягод, а помимо того — семь видов насекомых, две разновидности гусениц и шесть пучков травы (надеюсь, в каждом пучке только один вид — я старался). Причём две травки были по-настоящему ядовитыми, их я вложил в пакетики с красной бумажкой. Одна содержала старый-добрый рицин в пугающих количествах, вторая — содержала ту же отраву, что и не менее традиционный аконит. Подозреваю, что насекомые тоже должны быть ядовитыми, но не смог убедить себя (и свой дар) в том, что собираюсь ЭТО есть. И дед своими «китайцы ещё не такое жрут» или «коты мух и бабочек трескают, только в путь, а самые „одарённые“ ещё и пауков» ничуть не помог. Потом отыскал ещё два куска мха (или один из них лишайник?) и в качестве главной добычи поймал маленькую, в палец длиной, серую ящерку, которая ничем не отличалась от земной.

Вообще животные здесь были — в отдалении не то паслись, не то ещё чем-то важным были заняты несколько групп по десятку-полтора довольно странных зверюшек. Издали рассмотреть подробности не мог, по перед самым уходом на лицо одно такое стадо вышло из-за одного из скоплений кустов. По виду — не то тушканчики-переростки, не то кенгуру с кисточками на хвостах и без сумок на животе. Мордочки — тоже что-то среднее, умеренно вытянутые, больше похожие на заячьи. Кто-то предложил добыть парочку, но начальник экспедиции заявил, что при следующем входе, как положено, по процедуре. Эти «тушкару» или «кенгуранчики» удивились, увидев в ста с небольшим метрах перед собой незнакомое стадо, но не испугались, хоть и насторожились. Но увидев, что мы тоже «пасёмся» (я, например, ягоды собирал) совсем успокоились, хоть и откочевали в сторонку, остановившись на расстоянии метров двести пятьдесят-триста.

Навьючились собранным оборудованием, часть которого оставалась здесь, мы совершили обратный переход на лицо. Там я дисциплинированно сдал образцы, предупредив об отравных травах и стал прислушиваться к обсуждению вылазки. То, что воздух пригоден для дыхания, есть магнитное поле и сила тяжести примерно равна земной я и так уже знал, а вот расхождение в показаниях двух хронометров заинтересовало. Оказывается, пока мы были полчаса на изнанке, на лице успело пройти на двадцать секунд меньше. Правда, как мне объяснили, это могло объясняться разовым сбоем при переходе. Среди оставленных приборов был и хронометр тоже, его показания сравнят с тем, что оставался на Земле и с тем, что мы носим с собой.

Теперь нам требовался перерыв часа на полтора — для отдыха нашего порталиста и для первичной обработки данных. Конечно, Лопухин мог и от накопителя подзарядиться, то там был запас энергии на крайний случай. Кстати, надо предложить слить туда мои излишки. На время перерыва в изысканиях я пригласил всех в свой трактир — заодно и перекусим, пока доедем уже полдень будет. Когда уже загрузились в автомобиль, я спросил:

— А что за животные там вообще? Кто-то про этих «кенгуранчиков» знает что-то?

— Как-как вы их назвали?

— Ну, это похоже на помесь кенгуру и тушканчика — получается «кенгуранчики»!

— По-моему, больше на удлинённых зайцев похожи.

— В малом походном бестиарии таких нет, надо смотреть в более полном, или везти тушки в гильдию Охотников.

— У меня есть более полный гильдийский бестиарий! — Признался я, и тут же покаялся: — Правда, в другом фургоне — том, что побольше, на котором я к вам под Логойск приезжал. Но там половина багажного отсека вещами невесты занята, мне лень перегружать было.

— Сомневаюсь я, что животные уникальны — скорее всего, где-то когда-то уже попадались. Но если нет — то будете первооткрывателем и получите право придумать название. Только постарайтесь воздержаться от нецензурщины, а то есть несколько видов, которых в более-менее приличном обществе и не назовёшь.

— Зато очень ёмко описывается суть тех тварей…

Так, перешучиваясь, и доехали до трактира, пред входом в который я залил в накопитель Лопухина примерно половину своего резерва. Ну, а что? Накопитель в фургоне заряжен, на изнанке не очень мне магия нужна — на тварей нулевого и первого уровней огнестрельное оружие отлично действует, а им я владею куда лучше, чем атакующими заклинаниями.

Глава 6

Пообедали на скорую руку, не засиживаясь и почти без разговоров, и те — по делу. После чего приглашённые специалисты, сгрузив посуду трактирщику, разложили бумаги и погрузились в расчёты и писанину, Лопухин уселся на коврик на солнышке и погрузился в медитацию, Егор Фомич убежал с изнаночными ягодами на винокурню — пробовать сделать настойку по голубичному рецепту. И только я на ближайший час-полтора остался не у дел, даже накачку трактирщику и управляющему завода Пробеляков сам устроил, без моего участия. Идею сгонять домой за полным бестиарием я признал негодной — в лучшем случае на это уйдёт час с четвертью, но скорее всего — и того больше. Маше не позвонить — у них сейчас должна быть очередная репетиция. Решил брать пример с Лопухина, с поправкой на то, что у меня этот процесс иначе идёт, с учётом направленности дара. Сходил, заполнил накопители в пикапе и фургоне, насколько хватило остатков сил, после чего перебрался в салон последнего, разложил на столике все нужные запчасти и принадлежности и погрузился в процесс разборки, чистки и сборки моего револьвера. Действовал я не задумываясь, голова оставалась свободной, так что параллельно смог ещё и с дедом пообщаться. Конечно, это уже нельзя было назвать полноценной медитацией, но что-то близкое, в окружении перебранных моими руками и напитанных моей силой металла и стекла.

«Ну что, твоё благородие, будешь обарониваться, или откажешься от изнанки?»

«Если бы ты знал, как мне не хочется с этим титулом связываться и всем, что за ним последует! Но и отказываться нельзя — тонкое место конфискуют вместе с имением, причём без какой-либо компенсации. А там уже скоро родовое место силы образоваться может — правда, годы запустения сильно попортили картину. Да и не в этом дело, а просто будет жуткий удар по репутации».

«Ну, значит, и нечего сопли на кулак мотать».

«Если бы ты знал, дед, сколько там будет суеты и нервотрёпки!»

«Ну, у тебя есть годовая закалка в деле общения с бюрократами».

«Да не в них одних дело! Вот ещё момент, о котором не то, что забыл, а просто не хотел вспоминать, и одна из причин, по которым титул дают настоящий, а не „игрушечный“. Дружина!»

«Что значит „дружина“? Ты загадки не загадывай, ладно? А то сам тебе в память полезу!»

«Обычная дружина. Обязан буду охранять портал, как от прорыва тварей — они к порталу лезут, что дурные, хоть им здесь и смерть неминуемая, если назад не сбегут, так и от случайных людишек. Это если у кого-то нелегальный прииск найдут, не мог отбрехаться, что это какие-то посторонние незаметно проникли. А иметь свою вооружённую дружину — это право и обязанность именно титулованных дворян. Сейчас мне можно разве что сторожей нанять, с дубинками, чтобы заводы охраняли, да ан особых территориях — как в той же Викентьевке — ополчение собирать, но там всё очень строго».

«А сторожей поставить нельзя?»

«Чтобы их твари съели? Нет, нужна дружина, или своя, или сюзе… Вот же! Это же буду приносить вассальную клятву Императору, если бы был вассалом какого-нибудь графа или барона, то вышел бы из его подчинения. Так что только своя дружина, без вариантов. Причём пусть у меня изнанка окажется только первого уровня — всё равно, в каждой смене охраны должен быть минимум один одарённый!»

«Так, давай прикинем. Дежурная смена — пусть двое, одного нельзя, двое подвахтенных, двое в отдыхающих. Плюс трое одарённых, по одному на смену. Плюс начальник караула, у нас это десятник получается, десять человек — суточная смена. Без выходных работать нельзя, равно как и каждый день службы в караул ходить. Итого минимум две смены, плюс усиление и подмена на случай болезни… Меньше тридцати человек никак не получается, из них двенадцать одарённых».

«Сколько⁈ Ты что насчитал, счетовод⁈ Во-первых, откуда три смены на сутки?»

«По восемь часов смена, как положено».

«Кем и куда положено⁈ Даже если по профсоюзным требованиям брать — десять часов смена, не считая перерывов на обед и прочее. К тому же на дружинников это всё не распространяется. И зачем круглые сутки полную охрану держать? Запер ворота, максимум — одного дежурного оставить, остальные спят. Две тройки на сутки, шесть человек, из которых двое одарённых, и зачем на каждые сутки отдельного начальника назначать?»

«Из Устава гарнизонной и караульной, насколько я его помню…»

«Из ВАШЕГО Устава. Ага. У нас нормально будет две шестёрки, плюс трое бойцов без дара на подмену и усиление, плюс командир. Итого шестнадцать человек, пятеро с даром. Причём одарённый может быть один на сутки, особенно если жильё тут же, рядом — в этом же форте. Тогда трое с магией. Всё, достаточно!»

«А не взбунтуются от такого режима?»

«С чего бы? Это ещё шикарные условия, в принципе можно десятком простых бойцов обойтись, что будут по двое дежурить, и к ним двух одарённых, командир и его заместитель, чтоб по очереди присматривали за караулом. Если что — по тревоге всё равно за пару минут все на месте будут».

«Ну, если у вас ТАК принято, то получается проще, чем…»

«Ой, ё! Викентьевка!»

«А с ней что не так?»

«С ней самой всё так, но если стану бароном со своей дружиной — то ОБЯЗАН буду охранять ВСЕ свои владения! Это ещё, по самой нижней планке, четыре дружинника и пятым — одарённый в качестве командира. К нему, кстати, и командование ополчением перейдёт».

«А в Алёшкино, Шипуново и здесь?»

«В трактирах и корчме хватит по вышибале поставить, на заводах по два охранника, можно просто ночных сторожей из стариков, кто подработать копеечку захочет. В-общем, тут дружинники не нужны, только если совсем уж засвербит свой статус показать».

«Итого от двадцати до двадцати двух человек, из них от четырёх до шести одарённых? Тоже немало, два отделения».

«До двадцати одного, ты считать разучился?»

«Нет, просто ты забыл посчитать того, кто будет вещевым имуществом заведовать — будь то зампотылу или каптенармус, или просто кладовщик. И я не считаю оружейника, фельдшера, повара — считая, что можно или на кого-то из дружинников дополнительную задачу возложить или нанять в ближайшей деревне из гражданских».

«Ууууу! А самое главное — дружину просто так, как бригаду грузчиков, не наймёшь! Это людей искать надо, проверять, обучать, содержать!..»

«Забыл добавить — контролировать лояльность, что приводит нас к мысли о необходимости иметь особиста, он же „контрик“, он же безопасник».

«Ну, да, ещё и это!»

«Не „нуда“ и не „ещё и“, это самое главное! Иначе оглянуться не успеешь, как окажется, что ты содержишь чужую дружину и вообще живёшь на чужой земле».

«Эх… А ещё, деда, мне не нравится, что суета будет обязательно: пока у меня титула нет, я не могу не то, что набирать дружину — даже подыскивать людей в неё уже может потянуть формально на нарушение уклада как минимум. Титул дадут после окончания строительства, причём не сразу, а охрану ставить нужно в тот же день, как строители закончат работу».

«И как народ выкручивается?»

«Если строительная контора солидная и большая — можно договорится, чтобы они свою охрану оставили, за дополнительные деньги, н это максимум на три месяца. Можно ещё в Дворянское собрание обратиться за помощью, но это влезть в долги, причём не деньгами надо будет рассчитываться, а равнозначными услугами».

За разговором я закончил с револьвером и теперь перебирал закупленные чуть ли не на вес необработанныерастительные макры самого низкого уровня, которые идут как заготовки под патроны или одноразовые накопители небольшого объёма. Причём «разблокировать» такой для выкачивания из него энергии одарённым было невозможно, хотя маг кристаллов или универсал достаточно высокого уровня может вытянуть и такой, рассыпав его пылью, но делать это вряд ли станет: слишком уж «добыча» маленькая, и эйфории энергия из растительного марка не даёт. Я же занимался тем, что пытался «прочувствовать» камень, погрузить его в свою энергию, пусть зарядить такой и невозможно и ощутить, чем он может и «хочет» стать. По словам преподавателя — хорошее упражнение для начинающего артефактора или кристалльщика, и рутинная работа для опытного сортировщика.

Большинство кристаллов не откликались никак — быть им патронами. Три отозвались готовностью поделиться силой — будущие батарейки, точнее, хорошие батарейки — так-то под накопитель можно подогнать любой кристалл, как и под метательный заряд. А ещё с одним никак не удавалось определиться, вроде бы и несложное что-то, а уцепить мысль за кончик не получалось.

Тем временем пришла пора выдвигаться для второго спуска, и наша небольшая колонна опять поехала в Дубовый Лог. Кузов пикапа застелили старым, но относительно чистым брезентом, чтобы загрузить в него туши животных: учёные сказали, что всё их оборудование «утрамбуют» в фургон и кабину пикапа.

Вход на изнанку провели точно так же, как в первый раз, не расслабляясь и не ленясь перестраховаться. И было чего опасаться: стада травоядных предполагают наличие в тех же краях хищников — или стайных, или достаточно крупных и сильных, чтобы справиться со стадом в одиночку. И такой охотник вполне мог за время нашего отсутствия подойти, посмотреть, что тут происходит.

Разведку решили начать с восточного направления — и при выходе нас разворачивало лицом в ту сторону, и там был ближайший протяжённый ориентир, он же — ограничитель поля зрения. Охоту отложили на конец пребывания на изнанке, на тот случай, чтобы неудачный её исход не сорвал все планы, и теперь осторожно продвигались вперёд. Я больше всего опасался, чтобы из-под ягодного кустика не выскочила какая-нибудь местная гадюка, потому очень внимательно смотрел под ноги, что позволило пополнить коллекцию несколькими невзрачными цветочками и двумя видами грибов, один из которых был похож на зелёный шампиньон, второй при виде сверху не отличался от одного из бесчисленных видов полусъедобных и не съедобных рядовок родных лесов, но снизу пластинки располагались не радиально, а концентрическими неровными дугами, словно отслаивались от ножки по мере роста шляпки. Способность моя на них сработала частично: ядовитыми не обозначила, но и со съедобностью оставались вопросы, равно как и со вкусом — всё же сырой гриб без соли, это в любом случае то ещё «лакомство».

Кенгуранчики мирно паслись на равнине, только ближние немного нервно косились на нас, остальные же не обращали особого внимания — видимо, считали такими вот уродливыми бесхвостыми сородичами. Для меня это было удивительно осознавать, что вот они — твари изнанки, при этом не бросаются на меня, да и мне не нужно пытаться уничтожить их раньше, чем они убьют меня. Нет, в теории я знал, что на нулевом уровне многие обитатели не проявляют агрессии первыми, если, конечно, не находишься между ними и порталом. И на первом — тоже можно встретить не агрессивных травоядных и рептилий с насекомыми. На втором эта благодать полностью сходит на нет, и не агрессивных обитателей никто ещё не встречал (или не признаётся). Но вот так, самому видеть обитателей изнанки, которые не обращают на тебя никакого внимания — это совершенно особый опыт. Но я не обольщался — стоит этим довольно забавным и даже симпатичным зверькам оказаться на лице мира или под защитным куполом, отсекающим от фона изнанки, как они тут же превратятся в кровожадных тварей, не знающих ни жалости, ни колебаний. А здесь и сейчас — такое ощущение, что можно подойти и погладить их. Но я, разумеется, делать такую глупость не собирался.

Среди кустиков «пряной голубики» стали попадаться более низкорослые кустики с другими, существенно меньшими, ягодами. Как, порой, брусника растёт между кустами черники или по краю ягодника. Эти мелкие выглядели зелёными — и по цвету, и по сути. Анализ показал, что они на вкус будут одновременно кислыми и вяжущими, состав был бедный, но яда плоды не содержали. Надо будет посмотреть на их, когда созреют.

За этими размышлениями мы дошли до гребня холма — собственно, последние метров двести в этом не было сомнений. За небольшой, метров пятнадцать-двадцать шириной, ровной площадкой начинался крутой склон. Он уходил вниз под углом порядка сорока пяти градусов и был высотой метров тридцать, как девятиэтажка с техническим этажом (чердаком, то есть) и цоколем. А под обрывом медленно текла широкая река. Может, меньше, чем Днепр в Могилёве, но метров сто двадцать — сто пятьдесят было точно. И, кажется, берег уходил под воду под тем же углом, что позволяло предполагать немалую глубину, вплоть до судоходности — если речные жители судно не сожрут, конечно. Растительность на противоположном, пологом берегу отличалась: кустов «голубики» видно не было, но росла пучками какая-то высокая, почти в пояс, трава. Но она подождёт — переправляться всё равно не на чем, некогда и незачем. Посовещавшись, решили идти вдоль берега, пока не выйдем на условную окружность вокруг лагеря и по ней уже спустимся с холма. Подниматься обратно до гребня на той стороне круга будем только если увидим что-то интересное.

В середине каждой купы кустов оказалось не то маленькое заболоченное озерцо, не то большая лужа — то есть, это были обыкновенные, давно привычные болотины, только изнаночные и с непривычными кустами. На одной их разновидности, чем-то похожей на бамбук, висели гроздья ягод. Плоды выглядели как крупный, с перепелиное яйцо и больше, крыжовник, но были ядовитыми. Яд, по всей видимости, вызывал онемение полости рта и прилежащих тканей и позднее — к полной потере чувствительности. Что случится дальше — я определить не смог, но спутников о коварстве ягод предупредил. Исследование болот, их растительности и обитателей, решили оставить на потом, обязательным это не было. Я отметил только полное отсутствие змей, что не могло не радовать. Но, может, эти сволочи просто слишком хорошо маскируются. Вода тоже не ядовита — и ладно.

Подъём на холм с этой стороны выглядел точно так же, как противоположный, словно его отразили в зеркале, потому наверх мы не полезли. Тем более, что на полпути между нами и местом открытия портала паслось небольшое, восемь особей, стадо кенгуранчиков, на которых можно было удобно и просто поохотится.

Мы аккуратно прошли мимо животных, чтобы они в случае чего не перекрыли нам дорогу домой и с расстояния метров тридцать по команде открыли огонь. Я попал на редкость удачно — чуть ниже затылка, разрушая место крепления черепа к позвоночнику. Зверь издал странный звук, что-то вроде хриплого «у-уух!» и рухнул ничком. А вот мой напарник, как мне показалось, позорно промазал, поразив своего кенгуранчика в бедро. Тот заверещал, подпрыгнул, упал, когда лапа подкосилась, и попытался снова встать на ноги. Сородичи разволновались, ходили вокруг, ухали, хрюкали и толкали раненого носами. Прежде чем я успел выразить своё «фе» за такую стрельбу успел увидеть, как он что-то диктует напарнику, владеющему стенографией. И дед вмешался.

«Всё он правильно делает — жестоко, но правильно. Проверяет, как животное реагирует на ранение, не впадает ли в ярость и способно ли игнорировать боль. Также смотрит реакцию стада: испугаются или разозлятся, разбегутся в разные стороны, убегут все вместе или останутся с раненым сородичем. Если останутся — то будут его защищать, или пытаться помочь, иди поведут себя как-то ещё».

Я присмотрелся — похоже, так и есть. Наконец учёной собрал все данные, которые можно было получить от беспорядочно топчущегося вокруг безуспешно старающегося встать на ноги животного стада и добил свою жертву. Одновременно другие охотники застрелили животное более мелкое и с другим оттенком меха — возможно, другого пола, и предполагаемого подростка. Потеряв половину своих, стадо всполошилось и скрылось в ближайшем кустарнике. Мы же вернулись к стаду, прицепили туши к складным волокушам и пошли к порталу.

Глава 7

Лопухин под охраной ещё одного исследователя оставался на месте, не то медитировал, не то ещё что-то своё делал. После нашего возвращения он на короткое время открыл портал на лицо, туда забросили добычу в сопровождении исследователя, который должен был оставить «на поверхности» первичные данные нулевого слоя. Теперь, если мы пропадём — то все будут знать, что всё дело в первом слое.

Время поджимало, да и инструментальная разведка между слоями изнанки работала ещё хуже, чем с лица, поэтому долгих ритуалов не разводили. Портальщик на короткий срок открыл проход, куда зашёл увешанный защитами специалист, сбросил ящик с измерительными инструментами и тут же был принудительно вытащен обратно.

— Изнанка не экстремальная. Почва каменистая, видел пучки травы и не то кусты, не то деревья в отдалении, подробностей не рассмотрел.

— С одной стороны — хорошо, что не лавовые поля, или океан. Для хозяина хорошо, для нас — дополнительная работа. С другой стороны — окажись там снег по пояс или болото до горизонта, всем хуже было бы: обследовать так и так надо, а будет ли толк — неведомо.

Через четверть часа Лопухин выдернул «волшебный ящичек», который был на это рассчитан, имея в своём составе маячок и специальный «зацеп». Анализ записанных данных показал, что воздух пригоден для дыхания, температура около двадцати градусов, сила тяжести и всякие регистрируемые излучения — в пределах нормы для первого слоя изнанки. Потому оставили капсулу с копией полученных данных в траве и перешли глубже. Все были одарёнными, только двое с уровнем меньше тройки, так что в теории могли без дополнительной защиты «погружаться» до четвёртого-пятого слоя.

Да, равнина каменистая, но не пустыня, как я подумал было по первым описаниям, просто пролысина на вершине даже не холма, а так — бугра, но даже здесь торчали пучки жёсткой травы высотой по колено и объёмом где-то в половину веника, если угодно будет позволить мне использовать такую несистемную единицу измерения. На первый взгляд, равнина во все стороны до самого горизонта была более-менее одинаковой: невысокие пологие бугры, у многих — «лысые» вершины. Между холмами и примерно до половины высоты растительность была богаче: кустарник высотой от колена до пояса, но не сплошными зарослями, а так, пятнами, и стоящие на более-менее одинаковом расстоянии — метров тридцать — деревца высотой метра два с половиной-три. Большинство из них имели вид потрёпанный, даже, можно сказать — ободранный. На том, что выглядело не пострадавшим, виднелась обильная россыпь не то тёмно-синих, не то фиолетовых точек, скорее всего — плодов.

От границы кустарников до вершины поднимался травяной ковёр, кое-где начавший желтеть, как и часть листьев на кустах. Или тут начало осени, или такая окраска здесь является нормой — возможны оба варианта. Я поднял бинокль — выпросил запасной у исследователей после того, как безуспешно пытался рассмотреть что-нибудь за речкой на нулевом уровне — и присмотрелся к дереву.

«Сливы! Юрка, это сливы! Мы замутим чумовую, уникальную, нигде и ни у кого не бывалую инопланетную сливовицу!»

«Сначала надо убедиться, что это вообще съедобно, а потом — что оно похоже на сливу».

Но дед меня не слушал, его переклинило.

«Юрка! Мне нужны эти сливы!!! Минимум ведро отличных, сочных, уникальных, инопланетных слив!»

«По плану мы не должны отходить от портала дальше, чем на двадцать метров. До дерева — не меньше пятидесяти. И я не буду нарушать регламент! Даже ради самых чудесных слив!»

«Юра! Они мне НУЖНЫ!»

«На следующем этапе, когда будем делать обход окрестностей. Не обсуждается!»

«Бессердечный душнила!»

«Не знаю, что ты имеешь в виду, но рисковать жизнями, не только нашими, а ещё и всей команды — я не стану!»

Переход на лицо и обратно требовал от нашего мага порталов много сил, но для обработки первичных результатов оставаться на нулевом слое так же было плохим вариантом: то, что мы сделали круг по окрестностям, ещё ничего не говорило об отсутствии опасности. Помните про ожидаемых рядом со стадами травоядных хищников? Вот-вот, а мы ещё и кровью напачкали. Конечно, с тварями нулевого уровня, если их не будет толпа в полсотни рыл, экспедиция справилась бы — но это в любом случае означало необходимость выставлять караулы и отвлекать часть людей от работы. Единственное, что выходили не напрямую, а всё-таки через ноль, для экономии — так, насколько помню теорию, расход энергии в три-пять раз меньше. Появились среди уже порядком вытоптанных ягодных кустов, где не задерживались, только забрали капсулу с данными про первый слой и указанием, что мы туда ушли. Только осмотрелись немного, ничего нового не увидели, и двинулись «домой».

В этот выход в трактир не поехали: Лопухин сел восстанавливаться прямо на тонком месте, остальные оккупировали салон фургона, от пива не без сожаления отказались, а вот холодный квас приняли с благодарностью.

Туши кенгуранчиков уже были загружены в кузов пикапа. Кстати, этот грузопассажирский вариант со стоящей в кузове лебёдкой и съёмной опорой с блоком, казалось, произвёл на исследователей большее впечатление, чем фургон. Чтобы туши не протухли я, с разрешения и даже при одобрении Кирилла Анатольевича, отправил Пробелякова с добычей в то самое отделение Гильдии, где продавал макр. С целью определить добычу и разделать, а также провести вскрытие для выяснения того, чем питаются, как размножаются и тому подобное. Понятно, что там сидят не учёные, а добытчики, но хоть что-то выяснить смогут? У меня возникла идея отловить небольшое стадо — не сейчас, а во время строительства портала или даже после этого, и отправить в Бобруйск. А для этого следовало хоть что-то знать про их режим питания.

Пока суть да дело, я позвонил своей любимой Мурочке, помурчать немножко. Она начала с того, что двадцать третьего будет первая генеральная репетиция, на которой будут сводить вместе оркестр, певца и танцоров, и профессор хотел бы, чтобы я там был. В ответ рассказал про мою изнанку. Она похихикала с названия «кенгуранчики», а когда сказал, что по мнению одного из исследователей они больше похожи на зайцев, Маша возмутилась:

— Ну уж нет! Я после возвращения домой, под впечатлением от тех тварей третьего уровня, бестиарий в библиотеке полистала. Так вот, разных зайцев, в том числе с нецензурными названиями, там список на три листа почти. И полтора листа кроликов. А кенгуранчиков — точно нет.

— Возможно, эта живность уже в бестиарии есть, и как раз в списке «зайцев».

— И что⁈ Изнанка, где они водятся — твоя, значит, и выбор названия — за тобой!

— Перепечатывать все бестиарии ради моей прихоти?

— Ой, я умоляю! Максимум — разошлют всем зарегистрированным покупателям письмо, что «для внесения актуальных данных зачеркнуть одно, вписать другое, и вклеить лист с описанием поведения в естественной среде».

Работали исследователи на сей раз быстрее — я думал, что обследование каждого следующего уровня будет занимать всё больше времени, а оказалось наоборот. Так что примерно в двадцать минут пятого было объявлено о готовности ко второму, последнему на сегодня, выходу на первый уровень изнанки, разговор с Машей пришлось сворачивать. В половине пятого по времени лица мы, проскочив транзитом ноль и опять не увидев там хищников, что начинает напрягать, стояли на лысой каменистой вершине холма.

— Смотрите! Слива! — крикнул кто-то из членов бригады.

Я повернулся в нужную сторону и замер: зрелище того стоило. Над деревцем возвышалась здоровенная, метра три с половиной ростом, зверюга, буро-чёрная и лохматая. Нижняя часть терялась в зарослях кустов, мелкие детали части верхней, как то глаза или морда в целом — в зарослях шерсти. Сейчас это животное стояло около предположительной сливы и четырьмя широкими лапами складывало ветки дерева, задирая их вверх. Как складывают после праздников пластиковую ёлку. Процесс, собственно, уже заканчивался. Собрав крону деревца в подобие веника зверюга, не обращая на нас совершенно никакого внимания, раскрыла просто-таки огромную пасть и не то засунула туда деревце, не то наделась на него. Полторы-две минуты под шерстью животного перекатывались волнами мышцы, оно совершало какие-то жевательные движения, а потом вытащило веник наружу, как ребёнок вынимает изо рта палочку от мороженого.

Животное развернулось, опустилось в горизонтальное положение, почти потерявшись в кустах и двинулось куда-то в обход бугра перед нами. Дерево же медленно расправляло ветки, делая это какими-то рывками, чуть ли не со щелчком, и вскоре выглядело так же, как и соседи: на нём не было ни одного плода и как минимум половины листьев.

— Да уж, сбор урожая.

— Ага, не мелочится мохнатый, по ягодке не обрывает.

«Ааааа!!! Мои сливы!!! Мои уникальные инопланетные сливы!!!»

«Ну, как видим — не твои, а этой зверюги».

Но дед впал в истерику.

«Я говорил — надо брать! И надо было брать!!! А теперь — что?»

«Ну, не одно же дерево оставалось во всей округе! Найдём мы тебе сливы».

«Юрка! Верни мои сливы!»

«Как я тебе их верну⁈ Их сожрала та зверюга!»

«Достань из неё и верни!»

«В смысле — достань⁈»

«Открой эту тварь и посмотри в ней! Достань мои сливы!!!»

«Дед, ты что⁈»

«Хех, давно хотел как-нибудь по случаю ввернуть эту фразочку из старого фильма. Как, убедительно получилось?»

«Ах ты, комедиант старый! Арлекин недобитый!!!»

«Но-но-но! Обидеть художника каждый может! А сливы ты мне должен, так и знай!»

То, как неведомая зверюга — которую, не сговариваясь, стали звать «садовник» — скрылась во вроде бы невысоком кустарнике заставило отнестись к зарослям и возможным неприятностям в них намного серьёзнее. Мои спутники даже распаковали какой-то прибор, похожий на новогоднюю ёлку вообще без единой иголки, но с гирляндой — точнее, с проводом, уходящим в очередной небольшой ящичек. Потыкав ёлкиным трупом в разные стороны, он заявил:

— Крупных форм — три, одна удаляется на северо-запад, ещё две — неподвижны, находятся в том же направлении на границе чувствительности. Средних форм — одиннадцать, скопление из трёх штук — в том направлении, остальные более-менее равномерно по азимутам, на разном расстоянии, вектора движения — разные. Более мелких, с собаку — около тридцати, тоже не похоже, чтобы как-то поменяли поведение в связи с нашим присутствием — не разбегаются, не бегут в атаку и не пытаются окружать. Более мелкие формы не искал, чтобы не забивать восприятие.

— Проверяй каждые пять минут, об изменениях в поведении докладывать сразу. Напоминаю — это не относительно безобидная «нулёвка», тут возможно ультимативно-агрессивное поведение без каких-либо причин, помимо самого нашего присутствия.

Мы осторожно двинулись вниз с холма, при этом я постоянно пробовал встреченную траву «на вкус» — не физически, разумеется, а через способность. Получил массу странных ощущений, но не нашёл ничего полезного или хотя бы интересного — просто изнаночная трава с немного повышенным фоном маны. Если бы я был конём или телёнком — возможно, местная растительность радовала бы меня больше. Хорошо бы и здесь найти что-то полезное, но слишком много хорошего — это тоже плохо. С другой стороны, каждая изнанка — это целый мир, ну, или его кусочек! И, в принципе, с каждой можно получить столько же пользы, сколько и со всей Земли! Ну, или с её небольшой части. Хотя какая польза от той же пустыни — кроме строительного песка в неограниченных количествах?

Кустики были усыпаны мелкими ягодками, но абсолютно бесполезными. Больше всего они напоминали плоды сирени — да, я для тренировки и просто из любопытства чего только не пробовал после получения способности! Разочаровал своих спутников, но тут в дело вступил персонаж с «трупом ёлки»:

— Изменение! Три средних движутся к нам! Время контакта — минута двадцать!

— Отходим назад, контроль периметра!

Стоило нам отойти от ближайшей купы кустов метров на пятнадцать, как наш сканер тут же отреагировал:

— Объекты остановились! Внимание, объекты медленно возвращаются на исходную позицию!

— Расстояние до них, по сравнению с моментом начала движения?..

— Сейчас они ближе на пятьдесят метров чем тогда, удаляются.

— Хмм, странно. Пять метров вперёд, марш.

— Объекты остановились. Объекты движутся в нашу сторону!

— Они что, кусты охраняют, что ли?

— Или там прячется какая-то мелкая тварь, которая у них за разведку.

— Как вариант. Ждём.

— Объекты разделились! Один ускорился, два других отстают, задержка подхода три секунды!

— Стрелки, готовность!

— Контакт через семь! Шесть!..

Из кустов выскочило что-то плоское, многолапое, волосатое — похоже, это местная мода. Тварь попыталась принять угрожающую позу, но словило три пули, из которых моя — самая лёгкая, и сложилась пополам, словно переломившись надвое, причём намного ниже полученных ран. В это время по сторонам выскочили две другие твари, и не тратя времени на выделывание рванули в атаку. Я перенёс прицел на ту, что справа, и выстрелил два раза подряд, один раз попал, как и другой стрелок из числа исследователей. Этого хватило, чтобы тварь скрутилась клубком и начала выгибаться, как змея с перебитым хребтом. Второй же стрелок по своей цели промахнулся, и та прыгнула, целясь не то в грудь, не то в горло ближайшему магу, но тот хладнокровно встретил её «воздушным серпом». А, нет, похоже, погорячился я насчёт хладнокровия — тут бы лучше подошёл «молот», а так рассечённая пополам тварь окатила своего убийцу фонтаном крови и внутренностей.

— Подбираем змеелапов и уходим! Их тут сейчас будет, как наср… Как навоза на ферме!

Подобрав трупы тварей, мы оперативно отступили на вершину холма, а оттуда, с пересадкой на нулевом уровне — к себе на лицо.

— А почему вы этих животных змеелапами назвали? По мне так больше на какую-то ласку похожа, только с лишними лапами и пасть огромная.

— Потому что они так в бестиарии прописаны. Мерзкие твари! Могут сплющивать череп, как мыши, и благодаря этому полазят в щели шириной меньше сантиметра — пока голодные, понятное дело. Под дверь, между ставнями…

— Польза от них есть какая-то?

— Мозги и печень — лечебные, по десятке можно выручить. Кожа эластичная и прочная, на приводные ремни лучше не придумаешь, цена зависит от размера твари, её возраста, сезона… В общем, одну мы попортили, больше пятёрки не дадут, две другие, хоть и с дырками — по десять-пятнадцать рублей, почти три метра в длину всё-таки. Мясо съедобное, но не вкусное, как старого козла ешь. То есть, от голода спастись можно, удовольствие получить или продать кому — нет. Обычно собакам на корм идёт. Твари крупные, у владельца питомника собачьего, если есть знакомые, можно за всех вместе рубля два с половиной выручить. Собачники, кстати, их вместе с костями берут.

— А макры?

— А вот они хорошие. Их в разного рода сканеры ставят и в дорогие охранные системы, на них поисковые и сенсорные заклинания из пространственной магии отлично ложатся и хорошо держатся. Макр из такой зверушки стоит от четырёхсот до семисот рублей.

Макров оказалось два, в тех тварях, которые шли в обход. Из разрубленной пополам макр ушёл воздушнику, второй полагалось делить пополам мне со вторым стрелком. Поскольку интереса в добыче у меня не было, предложил напарнику забрать себе в обмен за уменьшение гонорара на двести пятьдесят рублей, как половина средней цены. Тот обрадовался — говорит, давно хотел улучшить кое-что из снаряжения: оказывается, он в отряде артефактором числился. Я не удержался, уточнил:

— Воздушник и артефактор⁈

— Да, обычно в эту профессию маги из направления тверди идут. Но у меня открыта вторичная молния, а это уже даёт интересные возможности, особенно в части сопряжения артефакторики с техникой.

— Электричество. Силовые цепи, управление, информационный обмен.

— Вот именно. А вы просто так интересуетесь, или?

— Пока, скорее, просто так, но на будущее возможно «или». У меня двойной дар: металл и кристаллы, хожу на факультативы по промышленному оборудованию и по основам артефакторики.

Обработку данных в полевых условиях делать никто не хотел, потому залитый кровью маг быстро переоделся в запасное, высоко оценив возможность умыться почти по-человечески: вода в баке за день прогрелась не хуже, чем в речке — грузовой отсек никак не кондиционировался. Кстати, это может оказаться неправильным решением, хотя — проще второй холодильник поставить, чем заморачиваться ещё с одной зоной климат-контроля.

Все быстро собрались, погрузились в фургон — тут я нехорошими словами помянул отсутствие пикапа, который сам же отослал. Вещи напихали и в багажную часть, и в салон: под стол, на стол, под ноги, на коленки, и в кабину. Несколько баулов закинули на крышу и притянули верёвками, пропущенными крест/накрест через кольца, приваренные вдоль крыши по четыре на борт. Дед тогда так и не сказал, зачем они, бросил только «надо», а вот теперь признался. По его словам, к ним надо сетку привязывать, наподобие рыболовной, а так пришлось пропускать верёвку через лямки и прочие петли на тюках, чтобы они не попадали. Как бы то ни было — погрузились и поехали.

Глава 8

В дороге исследователи изрядно расслабились, наконец-то начали рассматривать интерьер салона и интересоваться, что, как и зачем. Я испытал смесь удивления и удовлетворения, но не мог не спросить:

— Господа, а почему вы только сейчас интересоваться начали?

— У нас железное правило: на рабочем выезде говорим только о текущем деле, и ни на что не отвлекаемся. Был неприятный случай, которые не хочется вспоминать, после чего команда сильно обновилась. Не хочу вспоминать подробности, но в итоге мы даже к менталисту сходили и поставили себе соответствующие закладки. Чтобы избежать повторения.

— А сейчас?

— А сейчас полевой выход окончен, осталось разгрести результаты и заполнить бумаги. Сразу могу сказать, что второго уровня, с вероятностью три девятки после нуля^[2], у вас нет. Но нулевой и первый — пригодны для освоения, причём на нулевом защитный купол, по первым признакам, не обязателен в том биоценозе, что найден на месте высадки. Как оно будет в лесу — надо смотреть отдельно. А вот на первом купол обязателен, иначе змеелапы жить не дадут.

— Это да, даже непонятно, как вообще к тем кустам подойти и как они чуют посторонних.

— Вопрос для длительных исследований профильными специалистами. И ещё одна новость, не знаю, плохая или хорошая, но в принципе ожидаемая. Согласно приборной разведке в радиусе пятидесяти километров залежей растительных макров не обнаружено. Они вообще до третьего редко встречаются, разве что в глубине материка и то — отдельными вкраплениями. Одиночные экземпляры или небольшие, килограммов на десять-двадцать, линзы могут встречаться, но это всё попадает под понятие «кустарный промысел для личных нужд», который допускается для мага кристаллов.

— Скорее, хорошая — никогда не горел желанием устраивать у себя в имении каторгу.

Затем Лопухин переключил разговор на обсуждение фургона и его устройства. Я быстренько перечислил отличия второй версии от первой, закончив тем, что под капотом спереди предусмотрено место под лебёдку для самовытаскивания, но самой её нет и когда будет — неизвестно.

— А почему, если не секрет?

— Да какие там секреты! Того, что успели дать нам на факультативах категорически не хватает на проведение нужных расчётов и на конструирование итогового механизма: так, чтобы и тяговое усилие нужное получить, и чтобы крутить было посильно, и, в конце концов, сконструировать так, чтобы рукоятка при вращении ни за что не цеплялась.

— Ну, это для нормального инженера не проблема ни разу!

— Вот именно — для нормального.

— Юрий Викентьевич, вы же только не обижайтесь…

— Да ладно вам. Я прекрасно понимаю, что после первого курса я пока ещё даже не личинка специалиста, а так, от силы — зародыш… Тем более, что учусь на технолога пищевой промышленности, проектирование оборудования — опять же, специализированного — изучаю факультативно.

— «Личинка инженера», надо же!

— Кстати, ваши коллеги не сказать, чтобы в восторге от фургона. Им, по-моему, пикап больше понравился, за счёт его грузовых возможностей.

— Да что бы они понимали, туристы городские! У нас такие вот выезды — сутки или двое, причём все в более-менее населённой местности. Оно и понятно — кому в дремучей тайге или в дикой тундре оно нужно, тонкое место это? Если только там на изнанке золото самородное или каменья самоцветные ведром черпать можно. Но если что попроще — то даже разведка не окупится. Вот загнать бы их на недельку туда, где мы в том году разведку вели! Даже не считая, что туда от ближайшего города восемнадцать дней добирались и назад — пятнадцать. Мигом бы оценили и тёплую спаленку с мягким диваном, и кабинет с ярким светом, но без комаров, и стол нормальный, и чайник под боком!

— Ну, всё — понесло Кирюху, сейчас опять минут пятнадцать будет убеждать, что надо фургон хватать и бежать!

— В принципе, большой мне сейчас, собственно, и не нужен. Но и для дальних выездов не совсем пригоден, есть недостатки, на мой взгляд существенные.

— Недостатки есть, но по сравнению с тем, в каких условиях сейчас работаем — это из серии «жемчуг мелок». Но мы к этому вопросу позже вернёмся, когда коллеги приедут в город, сезон закрывать.

Я невольно поёжился — прозвучало это угрожающе. Невольно задумался о том, как перегнать в Могилёв оба фургона к началу учёбы. Чтобы в случае чего бросить один в зубы преследователей и скрыться на втором. Дед развеселился, отпуская шуточки про «брось раненого в пасть врагу». Шутки шутками, но оставлять первый фургон гнить в каретном сарае было бы глупо в любом варианте. Не по железной же дороге его отгружать! Проще будет перегнать один, вернуться на поезде и ехать на втором. Те временем Лопухин продолжал:

— А накомарник! Они же не могут себе представить, даже в теории, что такое жить в накомарнике, чай пить в накомарнике — но всё равно, сссс… с комарами, спать — в накомарнике и в перчатках! За шанс поужинать БЕЗ накомарника и спать не в верхней одежде, в которой всё равно просыпаешься не искусанным — ребята этот фургон на себе в тундру занесут, если надо, на плечах!

— Так от комаров же есть репелленты всякие?

— Есть. И химия, и алхимия, и артефакты, и заклинания. Много их есть — только толку от них мало. Нет, в лаборатории, или на полигоне здесь, в лесах — всё работает, а в поле — шиш! Может, дело в том, что мошки этой там до той самой матери не только по количеству в штуках, но и по числу видов, пород, мутаций и гибридов, может — места такие, кем-то проклятые. Но все средства или работают не против всех, или в несколько раз меньше, чем должны, или вообще почти не работают — ну, кусают тебя без репеллента тридцать раз в минуту, а с ним — двадцать пять, сильно легче?

— Думаю, вообще без разницы — ну, съедят тебя на час позже…

— Вот! Юноша зрит в корень — съедят, твари! Нет, палатку зашнуровать можно — только долгое это дело, за каждым входящим-выходящим шнуровать, ни на что другое времени не останется. И если слишком хорошо закроешься — то задохнёшься нафиг, окошко марлевое та же мошка забивает на ура. Вот и ложишься спать: в брезентовых штанах и куртке, куртку — в штаны, штаны — в носки, на ноги — ботинки, на рукава — перчатки, и не забыть манжеты застегнуть! И вот так вот — спать. Неделями, месяцами, каждую ночь…

Геолог передёрнулся и продолжил с загоревшимися глазами:

— А тут! Дверь — герметичная! Тех тварей, что с собой принёс, в замкнутом объёме уморить — вообще не вопрос, это заклинание все при первой возможности учат и в первый же выход отрабатывают до автоматизма! И — можно раздеться, умыться! Поесть! Поспать по-человечески!

— Фильтр воздушный быстро забиваться будет. — Дед скинул мне из своей памяти картинки того, СКОЛЬКО там этой мошки^[3], и я был впечатлён.

— Не вопрос вообще! Поставим дополнительный фильтр и навешаем на воздухозаборник амулетных репеллентов, желающих и готовых зарядить их будет больше, чем нужно. Чистить будем два раза в день! Юра, вы не понимаете, просто не можете осознать, какая фантастическая, шокирующая, сбивающая с ног разница — жить, как мы сейчас или вот так! — Он обвёл руками внутренность фургона. — В общем, с речниками в Буйничах об аренде их производственных площадей я в общих чертах уже договорился, остались детали.

Нет, меня определённо пугает его настойчивость!

На вокзал мы приехали за полчаса до поезда, хватило времени и купить билеты, и сложить вещи там, где должна будет по уверениям железнодорожников остановиться дверь нужного вагона.

— Квитанцию о проведении разведки я в Канцелярию заброшу уже завтра, сегодня они закрылись. Протокол и отчёт по всем правилам оформим за три дня — но там нужна будет ваша подпись. Причём на бланке стоит пометка «подпись владельца участка», и про представителей нигде нет ни слова, так что не будем рисковать порчей документа.

— Двадцать третьего утром мне нужно быть в Могилёве, причём дата и время зависят не от меня. Так что подписать могу или в первой половине дня двадцать второго или уже после возвращения из Могилёва. Хоть мотаться туда-сюда идея та ещё, но мне, боюсь, в любом случае придётся между двадцать третьим и двадцать восьмым приехать в Смолевичи, так что…

— Сегодня у нас девятнадцатое? К утру двадцать второго сложно будет успеть. Есть риск напортачить и переделывать. Если сдать двадцать шестого или даже седьмого — укладываемся в норматив в любом случае.

— А если развернут?

— Ну, во-первых, я сильно удивлюсь и пойду поинтересуюсь — кому именно и что не понравилось, в глаза посмотрю. А во-вторых, срок на переделку идёт отдельно. Некоторые, когда сроки горят, специально сдают черновики страшные, а потом уже доделывают. Но таких не любят — кому интересно, одно и то же несколько раз проверять? А кого не любят — тому живётся сложнее.

Отправив исследователей, я, наконец, вернулся домой. Вот странное дело: работал в основном не я, а устал так, будто сам все те порталы открывал. Хотя и у Лопухина круги под глазами к вечеру появились мощные, и мне так кажется, что его бодрость на обратном пути во многом обусловлена тем, что он перед погрузкой в машину немного хапнул энергии из накопителя, с очевидным эффектом.

«А что ты хочешь? Сколько понервничал, новый опыт портальных переходов, бой, опять же. Думаешь, всё это даром даётся?»

«Да ладно, сколько там того боя⁉»

«А ты уже такой суровый воин? Любой бой стоит очень много сил. Ну, и в накопитель ты энергию сливал — и исследователям дважды, и в фургон, и пикап ещё немного. Два раза резерв обнулял, если не ошибаюсь?»

«И это тоже. Вымотался страшно. Даже ехать страшно, чтобы никуда не впилиться. Подстрахуешь?»

«А толку? Тело-то одно на двоих, и если оно „выключается“, то кто у руля — неважно. Лучше я тебя будить буду постоянно. Например, песни петь!»

«Пытки, значит?»

«А вот это уже обидно. Если тихонько — то у меня вполне неплохо получается, особенно мысленно!»

Доехал, пусть и тянулся на скорости километров десять-двенадцать в час, но в сарай фургон ставить не стал, приткнул во дворе, там, откуда утром и брал, собственно говоря. После душа — великое изобретение, без шуток, сколько бы я с наполнением ванны возился, а папа с дедом, когда дом этот строили, ещё спорили и колебались, ставить ли новинку — добавилось немного бодрости, как раз чтобы поужинать.

А после ужина позвонил Егор Фомич. Поинтересовавшись, дома ли я и могу ли говорить, дал отчёт о поездке в гильдию охотников.

— Вид числился как малоизученный, и то пришлось изрядно порыться в архивах. Было всего два достоверных случая контакта с ними на лице, оба в северо-западной части Червеньского района. И один предположительный — там собаки порвали тушу до неузнаваемости. С первых двух эпизодов было три тела, все в плохой сохранности. Так что про них ничего толком не знали. Числился зверь, по сохранившейся морде одного из них, как «червеньский длинный заяц», но поскольку зайцев этих действительно жуткое количество, название «кенгуранчик» приняли не без удовольствия, тем более, что мы выявили их исходное место обитания. Только с уточнением — «Кенгуранчик Рысюхина», поскольку вы и изнанкой нужной владеете, и образцы на исследование направили, которые лично и добыли.

— Добывал не один я, да и как-то нескромно получается… Но Маше тоже название понравилось, надеюсь, и добавка фамилии не смутит.

— Так вот. Изучать их взялись с интересом — четыре свежие тушки, разного, как оказалось, пола и возраста, это вам не какие-то наполовину протухшие ошмётки. Животные оказались двуполые и млекопитающие, никакой экзотики с этим. В желудке и кишечнике нашли ягоды «изнаночной голубики» — кстати, гильдейские сильно удивились такому названию, даже решили, что ягоды в желудке цвет сменили, пришлось рассказать, как кусты выглядят. Кроме ягод ещё некоторое количество листьев этого кустарника и три вида травы, включая ту, что содержит рицин. Но эти зверюшки каким-то образом сию отраву переваривают, она им как белковая добавка идёт. Очень заинтересовались составом желудочного сока и выделений поджелудочной и желчи, забрали эти органы для исследований, сказали, будут учёных подключать. Потому как этой дрянью — рицином — оказывается, куча растительных продуктов заращены в той или иной мере, особенно масла, и очищать их слишком сложно и дорого, так что если найдётся более дешёвый и эффективный способ…

— То кенгуранчиков истребят для добычи нужного вещества.

— Скорее, придумают способ синтеза, поскольку охотой столько, сколько нужно промышленности не добудешь. Но свою долю дохода нужно будет оговорить.

— Завтра же озадачу Сребренникова, хоть это и вилами на воде…

— Ага, поскольку отрава у них переваривается — мясо съедобно. Говорят, по вкусу что-то среднее между кроликом и свининой. Возможные целебные свойства внутренних органов или их алхимическая ценность, помимо возможного противоядия от рицина и возможности очистки от него того же рапсового масла, неизвестны, требуют дополнительного изучения профильными ведомствами. Гильдия просит, по возможности, ещё хотя бы три, а лучше десяток туш. Макров нашли два, оба в самцах, в районе солнечного сплетения. Кристаллы, для своего уровня, размером чуть больше среднего, правильной формы, зеленоватого оттенка. Их тоже отослали на исследования, ценность и цена пока неизвестны.

— Подводя итог, пока достоверно известно одно — они довольно-таки вкусные, хоть и жрут натуральную отраву. Остальное требует изучения и больше мяса.

Егор Фомич немного посмеялся.

— Ну, в принципе где-то так и есть.

Я по целому ряду причин колебался, начинать ли этот разговор, но сейчас — возможно, спросонок, когда критичность мышления чуть упала, решился.

— Егор Фомич, это, конечно, не моё дело, но как долго вы собираетесь ещё оставаться Про-беляковыми? Не думали над тем, чтобы отбросить приставку?

— Думали. И спорили, и ругались, но так к общему мнению и не пришли. И хочется, как говорится, и колется — как-никак, всего пять процентов соискателей выходят из Храма Всех Богов с заветным перстнем на пальце. И хорошо бы при неудаче попасть в двадцать процентов отказников, а не в те два варианта, что неразличимы по последствиям…

— Егор Фомич, эти пять процентов — это как средняя температура по больнице, смысловой нагрузки не несёт.

— Какая ещё средняя температура⁈

— Это когда в инфекционном отделении семеро с температурой сорок, в морге один с температурой плюс пять, но в среднем — температура у больных нормальная. Те проценты — такое же усреднение между всякими психами, желающими странного, и подготовленными слугами родов.

— То есть, вы думаете, что шанс больше?

— Почти уверен. Более того, это, конечно, несказанная наглость с моей стороны, ставить себя на точку зрения бога, но я бы на месте вашего покровителя мог бы и обидеться, что слишком долго не ищете моей благосклонности — мол, не хотите ли переметнуться к кому другому, или считаете его недостаточно солидным…

— Упаси Беляк, мы его искренне чтим! Но такая мысль и у меня проскакивала. А вот прежний глава считал, что перед походом в Храм нужно какое-то значимое достижение всего рода, своего рода веха, а не так просто: встали утром и решили, а почему-бы и нет?

— Ещё раз, это совершенно не моё дело, и извините, что лезу.

— Да ладно, у нас и так отношения не типичные для нанимателя и работника, прежнего виконта я бы, действительно, слушать не стал. Но что бы я ни решил — сделаю так, чтобы ваши дела не пострадали, подготовлю себе как минимум временного заместителя перед тем, как в Храм ехать. И в случае получения дворянства договор с вами разрывать не хочу. Тем более, что у вас и титул не за горами. Вы же изнанку развивать планируете?

— Куда же я денусь⁈ Денег бы найти ещё на все нужды…

На этом и закончили и сложный разговор, и такой насыщенный событиями день.

Глава 9

Утром как-то внезапно я осознал, что у меня осталось буквально два дня каникул — сегодня и завтра. Двадцать второго утром мне так или иначе надо выезжать в Могилёв — через Минск или напрямую на Червень, не так уж и важно. Погода очередной раз радовала, и я решил ухватить пару дней нормального отдыха. Собрал всё, что нужно, немного поколебался — но всё же забросил собранное в салон нового фургона и поехал к озеру на нём. Была ещё мысль сходить на рыбалку, но это рано вставать — отложу это на вечер или на завтра.

«А наличие своих колёс даёт дополнительные возможности выбора места. Теперь не обязательно ловить только возле дома. Особенно с такими колёсами, когда внутри почти нормальное жильё. Хоть на ту же Березину — можно выехать вечером, переночевать на берегу, на утренней зорьке половить, пока не надоест — и к обеду вернуться домой».

«Вот же искуситель! А что раньше молчал о такой возможности?»

«Ну, во-первых, я не змей, а во-вторых — вроде же очевидно, думал, тебе просто лень».

«При чём тут змей⁈»

«Опять различия культурного кода. Долго объяснять, но выражение„змей-искуситель“ в моём мире во многих регионах является крылатым и устойчивым».

Немного подумав — не на себе же нести, в конце концов — завернул к лавке, закинул в салон бочонок пива и большой пакет куриных крылышек, на случай, если встречу на пляже приятелей. Немного беспокоила мысль, что новый фургон вызовет новую волну интереса, но я махнул рукой — напасть уже привычная, да и к моим поделкам тоже более-менее привыкли, плюс есть отговорка, что это тот же самый фургон, но немножко в другом корпусе.

После заплыва по озеру — ночи были уже прохладные, и вода тоже начала остывать, но горячее солнце компенсировало некоторую экстремальность заплыва — я валялся на песке в позе звезды. Всё, просто лежу, впитываю солнце и отдыхаю.

«А есть ещё поза снежинки».

«Это как?»

«Это когда не только руки-ноги в стороны, а ещё и пальцы все — вот так, в растопырку!»

«Не хочу снежинкой — растаю ещё!»

Посмеялись немного, повалялся ещё — и «звёздочкой», и «снежинкой», повернулся на живот.

«Слушай, по вчерашнему разговору твоему с управляющим. Я, наверное, чего-то не понимаю, но что за храм такой — у вас же их вроде нет? И разве не император дарует дворянство?»

«Дворянство — да, но не благородство».

«Так это же одно и то же⁈»

«Кто тебе такое сказал? Так, подожди, похоже, мы опять называем разные вещи одними и теми же словами. Давай с азов».

«Ну, давай, просвещай, внучек».

«Благородный у нас — это род, одарённый благом. Божественным благом иметь своего бога-Хранителя. Зримым признаком благородного является нерукотворный перстень, незримым — дары и способности к магии. То есть, благородство даруется богами, и только ими. Без признавшего тебя достойным бога, ты максимум одарённый простолюдин. Да, способности к магии в принципе считаются даром богов, но там есть тонкость, имя которой — признание достойным».

«Погоди, я совсем запутался — а как же те же Пробеляковы? У них же есть бог, и одарённость?»

«Поклоняться какому-либо богу никто не запрещает. Только если ты, своими действиями и сутью категорически не подходишь богу в качестве верующего — тогда тебе об этом дадут понять однозначно. Но этого мало, я же дважды уже сказал, нужно чтобы твой бог признал тебя достойным. Если глава рода или наследник, в редких случаях — просто член благородного рода может обратиться к своему богу в любой момент, и даже получить ответ, то простолюдину, особенно тому, кто не поклоняется толком никому, услышан может быть только в специально месте — Храме всех богов»^[4].

«А дворяне?»

«Дворяне — это благородные, признанные в таковом качестве смертным правителем. Но после того, как правители, любящие игнорировать волю богов или прямо ей противоречить почему-то закончились, эти слова стали практически синонимами. Если Егору Фомичу повезёт, то из Храма он выйдет благородным, а когда зарегистрирует этот факт в Дворянском собрании — то и дворянином. Ну, и все без исключения титулы — это тоже дело смертных правителей, боги в это почти не вмешиваются. Единственно, что они вряд ли допустят, чтобы, скажем, Лисов был ниже по значимости, чем какой-нибудь Лисочкин или Лисовский. Фамилии благородых родов люди не сами себе выдумывают, а от богов получают, и чем ближе название рода к имени тотема — тем выше род в глазах бога среди прочих, ему поклоняющихся. Поэтому то, что Государь Император носит фамилию Кречет, а не Кречетов, например — знак высочайшего к нему расположения от божества».

«Надо же, как всё запущено! Аж голова раскалилась. Или это от того, что некоторые разгильдяи без головного убора на полуденном солнце валяются⁈ Давай в воду, охладись — и в тень, хотя бы даже и в фургон свой!»

Больше мы с дедом фундаментальных вопросов устройства общества не касались, да и других серьёзных вопросов — тоже. Тем более, что вскоре подтянулись знакомые, как сказал бывший одноклассник Сашка Полынкин — «на блеск серебра и запах крылышек», которые я как раз разогрел на плитке. Компания становилась всё больше, редко кто приходил с пустыми руками, и как-то так само собой получилось, что девушки оккупировали салон моего фургона, разложив оба столика, включив принудительную вентиляцию, а ближе к сумеркам и освещение. Кто-то из парней приволок огромный зонтик от солнца, наподобие тех, что в кафе ставят, под него набросали покрывал, устроив достархан, куда и завалились все, кроме дежурной смены добровольных поварих. Причём девчонки не столько занимались готовкой или нарезкой, сколько под предлогом этого устроились на мягких диванах за нормальным столом и там, в отдалении, всласть сплетничали, заодно пытаясь рулить процессом.

Такое скопление молодёжи не проигнорировали и стражи порядка. Правда, старший патруля, свояк соседа-полицейского, имевшего ранг, равный армейскому капитану, тоже Лисовский, но пониже званием, придираться не стал. Оценив опытным взглядом, что ничего, крепче пива на столе нет, да и того не сказать, что в избытке, а также узнав меня, сказал только:

— Так, молодёжь. Особо не шумите, не мешайте прочим отдыхающим, и порядок не нарушайте. И в воду под хмельком лучше не лезть. Юрий Викентьевич, хорошо отдохнуть.

Едва патруль отошёл, как некоторые начали меня тормошить — мол, откуда такое внимание и повышенная покладистость? Отшутился, мол, хорошо быть в хороших отношениях с соседом, особенно если он — полицейский начальник. Посмеялись, поверили. А, может, действительно — именно в этом и дело?

Опять пожалел, что в фургоне нет музыки — почему-то во время переделки даже не вспоминаю об этом, а вот сразу после — обязательно и неоднократно.

«Ну, патефоны ваши всё равно на ходу не послушаешь — иголка на каждом ухабе будет по пластинке прыгать. Сделали бы уже запись на кристаллы, что ли, как на флешку — куда как удобнее получилось бы».

«Не знаю, что такое „флешка“, но музыки порой не хватает, в том числе и в дороге».

Видимо, о музыке подумал не только я — откуда-то появилась гитара, даже две: одна с пошлейшим бантом на грифе, вторая без подобных украшательств. Начались песни, постепенно добрались и до моих «пиратских», правда, перевирали порой жутко. Боюсь, не удержал физиономию, потому что последовал вопрос от сидевшей напротив Зинки, с шестого класса изводившей большую часть парней в классе своей язвительностью:

— Юра, а тебе что, не нравится песня?

— Песня нравится, переделка — не очень.

— В каком смысле, «переделка»⁈

— В прямом. В оригинале там немножко другие слова, вроде похоже, но смысл меняется почти полностью, и мелодия в другом темпе должна быть.

— А ты что, так прямо вот хорош знаешь, что и как там должно быть?

— Так уж получилось, что как бы — да…

— Ой, Юра, а ты ведь и сам тоже песни пишешь, я слышала? — Опять язва-Зинка, кто бы сомневался. — Может, исполнишь что-нибудь? Заодно и «Сушите вёсла» правильно споёшь.

По лицам приятелей и просто знакомых понял — увильнуть шанса не будет, только ценой полной потери авторитета. Вздохнул, взял ту гитару, что без пошлостей, слегка подстроил.

— Ладно, с чего начинать?

— Со своего, я же уже просила.

— Это я слышал, с чего именно своего?

— Опаньки! А что, есть выбор⁈

Начать решил с начала — девушкам, думаю, «Дуб», который бывший «Клён», нормально зайдёт. После спел одну из «пиратских» песен, потом «Надежду», за ней следом — «Регату» и «Бутылку рома». Затем — «Чёрного кота», предварив его исполнение рассказом про корейские суеверия и закончил песней «Шанс».

— Постой, эта, последняя — она очень похожа на «пиратские»? — Заинтересовался владелец гитары.

— Не просто похожа — она из того же набора.

— А почему раньше не слышал⁈

— Не знаю. Может, меньше нравится людям. А, может, от того, что она последняя пока что в серии, её туда только весной добавили.

— Постой, откуда такие подробности? Ты что, знаком с автором или авторами?

— В какой-то степени — да, можно и так сказать.

Кое-кто из более близких знакомых, кто мог слышать бабушкины рассказы про мои достижения, начал хихикать.

— Подожди, или это ты сочинил, что ли⁈

Поскольку некоторые уже смеялись в голос и явно не собирались таить секрет до последнего, пришлось признаться:

— Да, два цикла, «пиратский» и «кошачий», но во втором почти все песни — девичьи, в смысле — под женский вокал. Ну, и «Дуб» с «Надеждой», и ещё кое-что, но это только в сентябре услышите, раньше нельзя, клятву дал.

— Ну, нифига себе! Это с гонораров такую красоту, автомобиль-гостиную, прикупил?

Хохот стал уже хоровым и дружным, и кто-то, в сгустившихся сумерках трудно было разобрать, кто именно, избавил меня от необходимости давать ответ:

— Это он сам сделал! И этот, и другой, побольше, и два грузовика, и ещё что-то среднее между вот этим и грузовиком.

— «Это вот» называется семейный автомобиль, или фургон, а «среднее» — пикап, в Новом Свете придумали идею соединить пассажирский и грузовой автомобиль вместе, название от английского глагола «поднимать» — видимо, в том смысле, что может поднять больше, чем простая легковушка^[5].

Разговор перешёл на обсуждение техники в целом, а потом, как я и опасался, на конкретный этот образец. Пришлось потревожить очень недовольных этим девиц, которые уже и закрылись даже в салоне, перестав даже делать вид, что они что-то кому-то готовят. Кстати, судя по горке костей большую часть моих крылышек они и слопали, без каких-либо угрызений совести.

Экскурсию я провёл по сокращённой программе, со всеми вопросами по артефактной начинке без колебаний отправив к Пырейникову. Тем временем сумерки уже начинали переходить в темноту, народ стал собираться и расходиться. Я предложил подбросить до пожарной части тех, кому по пути, в итоге в салон набилось человек десять и в кабину трое — фактически, большинство собравшихся. Включил фары, вызвавшие ещё один всплеск интереса, и вернулся домой, сделав небольшой крюк по городу.

На рыбалку на следующий день я всё же съездил. Дед от выбора места лова самоустранился, заявив, что гидрографию этого мира не знает, полноводность и даже конфигурация русла рек за полвека меняется порой до неузнаваемости, и даже с водохранилищами ничего не понятно — то озеро, где мы только что отдыхали, например, в его мире было построено лет на шестьдесят^[6] позже, чем у нас, а про некоторые он вообще не в курсе был, естественные они или искусственные. В итоге не стал мудрить и поехал на старое озеро, которое недалеко от железнодорожной станции. Только заехал от противоположного от моего дома угла, для чего пришлось дать крюк в несколько километров.

К десяти утра надёргал штук тридцать карасей примерно одного размера, сантиметров от двадцати двух до двадцати пяти в длину, трёх линей примерно в тех же размерах. И напоследок, когда уже собирался сматывать удочки, вытащил карася весом килограмма полтора, или даже больше. Собственно, удочку взял в руки для того, чтобы вытащить снасть, которую ветром отогнало к камышам. Почувствовал сопротивление, подумал ещё, что зацеп, чуть дёрнул — а он как дёрнет в ответ! Благо, рыбина изначально была недалеко от берега — я, не пытаясь поднять его из воды, сделал пару шагов назад, вытаскивая карася волоком на сушу, а потом прыгнул к нему, хватая за жабры. В общем, отвёл душу под конец лета. Потом, правда, пришлось всё это чистить — я даже пожалел, что не выпустил тех же линей на волю, поскольку их слизь… Потом, правда, Ядвига Карловна подсказала пару хитростей, но это было, увы, потом — после того, как я ухрюкался по уши. И дед, зараза такая, не подсказал, хотя тоже знал эти хитрости. А говорит — не змей, ага!

Улова хватило и на ужин для всех, и Ядвиге с Семёнычем с собой отдать, и мне в дорогу осталось. Передачу рыбы слугам прижимистая обычно (чтобы не сказать больше) бабуля сопроводила для меня фразой:

— Ты уедешь, мне столько не съесть, так чем выбрасывать — лучше уж слуг подкормить!

«Цундерит^[7] старушка!» — как обычно непонятно прокомментировал дед, а на мой вопрос, что это значит ответил опят же привычным «долго объяснять».

В девять утра я связался по мобилету с Лопухиным, уточнил, что отчёт не готов, и стал собираться в дорогу. Перебрал подготовленный бабушкой багаж, втихаря оставив дома больше половины барахла и загрузил в первый фургон, который уже привык называть «старым», где лежала и Машина поклажа. Попрощался с домашними, и, пока бабуля не посчитала количество поклажи — отправился в путь.

Проезжая мимо поворота на Дубовый Лог с некоторым трудом удержался от того, чтобы туда заехать. Мысль «это мои владения» что-то очень приятно щекотала внутри, хотелось всё осмотреть, что-то сделать полезное или красивое. При этом понимал, что на лице сейчас делать нечего, вообще, а на изнанку я не попаду. Дальше по уже накатанному маршруту, как ехал на этом же фургоне этим же летом — на свидание к Машеньке.

«По накатанному», ну-ну. Который раз замечаю: если делаешь что-то впервые, особенно что-то достаточно длительное или большое — оно воспринимается как приключение, как некое свершение, едва ли не эпохальное, как Событие с большой буквы. На второй или третий раз то же самое дело выглядит как пусть сложная, но посильная задача, а начиная с какого-то повторения превращается в рутину — да, порой отнимающую много сил или времени, либо, наоборот — приятную, но рутину, не стоящую отдельного упоминания. Как первая поездка в Минск на поезде, она же — первая самостоятельная поездка по железной дороге. Сколько было переживаний по поводу и без оного! А сейчас? Как в лавку скобяную сбегать, и то — в лавку приключение посильнее будет, если Толокнянкин поймает и начнёт опять насчёт красок новых голову дурить. Или вот, поездка в Могилёв. Само по себе перемещение в тот город уже стало привычным, но взять если конкретно эту дорогу — еду третий раз, и каждый из них не похож на другие. Впервые, вместе с папой — это было настоящее Путешествие, восхитительное и пугающее, волнующее и трудное, что усугублялось его длительностью во много дней и незнакомыми, ни разу не виданными местами вокруг. Второй раз всё вытесняли волнение о том, справлюсь ли я с дорогой и о том, что меня ждёт в конце пути. Сейчас я уверен и в себе, и в автомобиле, знаю, куда и зачем еду, дорога более-менее знакома — и появляется ощущение привычности.

Ха, сказал бы мне кто-нибудь год назад, что я буду ехать из дома до Могилёва меньше, чем за световой день, за рулём собственного авто — одного из пяти, на секундочку задуматься, собственных автомобилей, да ещё и переделан он будет моими собственными руками до неузнаваемости и, возможно, уникальности!

И правда, если задуматься — изменения едва ли не пугающие, словно тот Юра Рысюхин из мая прошлого года и я — два разных человека…

Глава 10

Вернувшись за руль первой версии фургона сразу после поездки на новом, я прочувствовал разницу между ними. Новый, в сравнении с предыдущим вариантом, легче набирал и держал скорость, что дед объяснил лучшей обтекаемостью, а также меньше кренился в поворотах.

«Ну так! При той же ширине колёсной базы и корпуса высота и общая меньше, и положение центра тяжести ниже. Вот тебе и устойчивость — или, как поправили бы моряки, остойчивость».

С другой стороны — грех жаловаться, этот тоже вполне себе на уровне аппарат. Хотя, смотря с чьей точки зрения… Тут и смех, и грех: бабушка впервые решила всё же посмотреть, что я тут такого наворотил, и раскритиковала всё, что могла. Во-первых, заявила, что в «железной коробке» будет жарко и душно, надо было открытый возок делать, «как все нормальные люди», со съёмным верхом на случай дождя или холода. Мои указания на наличие вентиляции и климат-контроля отмела с порога, даже не дослушав толком:

— Баловство это всё! Видала я этот вентилятор — гоняет одну и ту же жару по кругу, только что ветерок, а толку никакого!

Попытки пояснить разницу между вентилятором и вентиляцией были вообще проигнорированы. В салоне тоже нашла несколько возможностей для «нарушения приличий», но тут уже я пропускал всё мимо ушей. Холодильник в салоне, поджав губы, всё же одобрила, но превращение части сиденья в откидной столик обозвала «недоразумением» — мол, зачем два стола? Для слуг, что ли? А больше всего, к моему удивлению, ей не понравилось наличие плитки и возможность разложить сиденья в спальные места. Второе она просто обозвала «пошлостью и развратом», отказавшись возвращаться к обсуждению, а по плитке прошлась хорошенько. Лейтмотивом было то, что уважающий себя дворянин в путешествии должен останавливаться не «под кустом с бродягами», а в приличных местах, где есть и своя кухня, и кухарка при ней. Общий же вердикт был такой:

— Надо отдать нормальному, знающему каретному мастеру в переделку. Повыкидывать лишнее и срамоту всякую, дать нормальный доступ воздуху, вообще — переделать, как положено, и будет не хуже прежнего возка, не стыдно будет людям показать!

Единственное, что ей понравилось — много места для багажа сзади. А мне стало страшно за будущее нового фургона, надо как можно быстрее забирать его отсюда, пока бабуля «из лучших побуждений» (в её, разумеется, представлении) не испортила в нём всё, что можно и половину того, что вроде как нельзя. Я, конечно, выдавил из неё обещание без меня ничего не делать, но судя по ремарке «это правильно, посмотришь, как надо, хоть сам поучишься» и с учётом характера — долго она не продержится, и как обойти (или забыть) обещание найдёт способ с лёгкостью. Так что у меня максимум дней пять на эвакуацию автомобиля.

Дорога до Червеня вообще уже казалась знакомой и привычной — путь в Викентьевку и обратно тоже через него лежал, совпадая в этой части с дорогой в Могилёв. Добирался до этого города больше, чем полтора часа, хотя по моим расчётам должен был доехать быстрее — всё же держал в среднем сорок километров в час, а расстояние от дома до въезда в этот город ровно пятьдесят. Но дед объяснил, на примерах и на пальцах, что средняя скорость в пути сильно отличается от того, что показывает стрелка спидометра большую часть времени. В частности, очень сильно просадило эту самую среднюю то, что пришлось долго и нудно пробираться через все Смолевичи, держа десять-пятнадцать километров в час, и то это уже когда разогнался мимо фабричной слободы, которую дед именует «промзона». Останавливаться в Червене не стал, а вот в Березино, который почти ровно на полпути, уже по традиции задержался. На сей раз бабуля, убеждённая мной, что ужинать буду в Буйничах, столовая работает, так что поем нормально горячего, с собой продуктов упаковала не на неделю, а всего дня на два. Так что я свернул на ту же полянку, что и в прошлый раз, всей разницы, что тогда я там завтракал, а сегодня — обедаю.

Три часа до Березино, час на обед и отдых, ещё три часа до Машиного дома — опять просадила среднюю скорость до тридцатки поездка по городу. Первоначально я планировал сначала заехать к себе в общагу, потом пригнать фургон с Машиными вещами к ней во двор, но пока ехал, понял две вещи: во-первых, ночевать там меня не оставят, придётся уезжать в общагу, а во-вторых, в свои Буйничи мне всё равно ехать через Могилёв! Дед говорит, что в его время тут есть кольцевая дорога в объезд самого города, но в моём мире такую не построили, а тыкаться по окраинам в попытках найти проезд будет дольше, сложнее и опаснее, чем проехать через центральную часть.

Всё семейство Мурлыкиных, за исключением, разумеется, живущего своим домом сына, было в сборе, так что не то, что переночевать — и пошалить-то с Машей не выйдет. От помощи в разгрузке фургона меня отстранили под странным и смехотворным предлогом, что негоже молодому парню девичьи вещи трогать. Я ж не рыться в сумках с бельём собирался, а просто брать чемодан за ручку и нести! Нет, не понимаю я женщин — особенно если вспомнить, что именно я эти вещи сюда загружал (ну, по крайней мере — часть из них) и не раз передвигал с места на место. Оставшись без дел, попросил только Мурку проследить, чтоб сгоряча не прихватили что-нибудь из моей поклажи и, прочитав выразительный взгляд Василисы в сторону ближайшей кондитерской, пошёл за гостинцами. Заодно вспомнил, что у Машиной мамы неделю назад был день рождения! Нет, по мобилету я, конечно, поздравление передал, но тем не менее. Подарок какой-то дарить было бы уже не очень уместно, да и где я что-то найду, но вот цветы — цветы нужно купить обязательно. Хм, может, для этого меня моя Машенька и освободила от погрузочно-разгрузочных работ? Скорее всего — да, а остальные, интересно, просто подыграли или тоже всё сразу поняли и поддержали?

После моего возвращения с букетом, тортом и отдельной «контрабандной» упаковкой эклеров был ожидаемо усажен за стол и подвергнут пыткам на предмет детального рассказа по теме «как я провёл лето». Правда, быстро понял, что больше всего Екатерину Сергеевну волнует эпизод нашего с Машей столкновения с тварями третьего уровня и рассказал о нём, стараясь всеми силами принизить реальный уровень опасности. Упирал на то, что тварюшки оказались не настолько мелкими, чтобы по ним промахиваться или чтоб подкрасться незаметно и не настолько крупными, чтобы задавить массой. Ну, и на их феерическую тупость, которая свела бой к простому истреблению скота. Правда, моё выражение «тупые, как три слоновьих задницы, обтянутых брезентом» будущая тёща восприняла с лёгким неодобрением, а вот Василиса, судя по заблестевшим глазам — с восторгом. Чую, малолетняя язва уже придумала, кого именно, когда и как одарит данным эпитетом. Ох, боюсь, пойдёт дедово выражение в массы Могилёвских школьников, точнее — гимназисток и гимназистов.

Потом был долгий рассказ о тонком месте, что обнаружилось в моём имении и его исследовании. До того о самом факте наличия такового достоверно знала только Маша, и никому не проболталась. Может, просто речь не заходила на схожие темы, а, может, она уже считает себя частью моей, нашей семьи? Девчонки задавали массу вопросов, порой странных — о цвете немногочисленных найденных в экспедиции цветков, например, или о том, какими звуками общаются между собой кегуранчики. Первым напрашивающийся вывод сделал глава семейства:

— Значит, стало быть, начинаете готовить документы на получение титула?

— До этого ещё слишком далеко — нужно сперва обустроить портал и всё, что к нему прилагается, потом хоть как-то освоить территорию на изнанке, хотя бы на нулевом уровне.

— Это нужно сделать до подачи документов. Но вот готовить их можно и нужно заранее.

— Хм, не думал об этом. Спасибо за совет — подготовка загодя даст больше времени на составление и правку, да и дешевле встанет, чем если делать всё в последний момент, когда уже, как говорится, «хватай мешки — вокзал отходит».

— Не за что. Значит, подавать будете?

— А куда деваться? Не отказываться же от родового имения!

— Вот, мать смотри — пройдёт ещё год-два, и мы к нашей старшей дочке обращаться будем исключительно на «вы» и «ваше благородие»!

— Ой, вам ли жаловаться? Или мне уже начинать вас титуловать как «Ваше превосходительство»? — А ведь так оно и есть, у будущего тестя четвёртый класс по Табелю о рангах, причём третий Мурлыкин может получить «за выслугу» раньше, чем через три года, благодаря недавно полученным наградам, включая и Высочайшее благоволение.

— Ладно, ладно, без чинов! — Вальяжно, как настоящий барин взмахнул рукой Василий Васильевич и первый же рассмеялся.

— Какой титул, вы о чём? — Очнулась от своих размышлений Василиса.

— За изнанку. «Лорд по праву владения» и так далее, вы же учить должны были!

— А, точно! Так это что — Машка после свадьбы станет госпожа баронесса⁈ А я⁈ — Девочка выглядела растерявшейся и потерянной, но не долго. — Так, Ириска! Должна же от тебя быть хоть какая-то польза в семье! У тебя есть на примете какой-нибудь бесхозный граф, желательно — не слишком старый, лет так двадцать пять, не больше?

— В очередь, Васька, в очередь!

Так, вот только «гонки вооружений» между сёстрами мне не хватало! Тем временем у непоседы Василисы возникла новая «гениальная» идея:

— О, Юр! А, может, ты меня удочеришь, а?

И тут же, не успела возмущённая и шокированная мать вернуть себе дар речи, высказанная мысль была отвергнута:

— А, нет, стоп! Машка же будет женой, а сестру удочерять нельзя. Вот ведь, ёжики кудрявые, такая идея ни за грош пропадает! Мыслища прям!

— Василисушка…

— Ой, мам, я ж ничего такого, я вас с папой очень-очень люблю, на такой же шанс, а? Эх, не быть мне баронессой!

B ведь не поймёшь по ней, по заразе мелкой, насколько всерьёз она всё это несёт, а насколько просто развлекается. То, что она способна с совершенно серьёзной мордочкой нести всё, что угодно я уже успел не раз убедиться. Тем временем Ира, которая всё это время сидела в задумчивости, задала интересный вопрос:

— Юра, а как так получается, что кенгуранчики почти неизвестны, а тварей с первого уровня твоей изнанки сразу опознали, и они хорошо изучены? Может, на неё есть другие проходы, и она уже изучена, или даже там есть поселения?

— А вот это интересно. Сам тоже думал на эту тему, и есть три варианта. Во-первых, тот, кто их опознал — мог ошибиться. Бывает, что совершенно разные животные имеют общие черты, или вообще почти идентичны внешне. Речь не только про кролика и зайца, а и гораздо более далёких видах.

— Да, «конвергенция» это называется. — Подтвердила мама Мурлыкина. — и в части отдельных органов, как клюв у черепах, и в строении тела, и полное сходство.

— Вот, это первая версия. Нужно добыть десяток хотя бы для подробного и тщательного изучения, чтобы выяснить — это одно и то же животное, или просто похожее. Во-вторых, некоторые твари могут обитать в нескольких изнанках. Те же крысолюды, или крысюки, чуть ли не в полусотне разных изнанок попадались, и это на регулярной основе, единичные особи ещё чаще. То ли они расселились по куче миров, то ли шастают по ним через разломы, то ли это опять дивергенция — толком неизвестно. А, может, и всё сразу, в одной куче.

Я прервался, чтобы сделать глоток чая и в ожидании возможных комментариев.

— Ну, и третий вариант — что на самом деле с этой изнанки есть выходы в других местах. И, возможно, она уже освоена. Причём я не могу сказать, что это будет однозначно плохо: сосед вряд ли настолько близко, чтобы мы там мешали друг другу, зато многое будет уже изучено. Даже если информацию придётся выкупать — это быстрее, проще и дешевле, чем хвататься за всё самому.

Когда первый вал вопросов спал, я стал собираться в дорогу: скоро темнеть начнёт, в гостях я засиделся, а нужно и доехать, и найти въезд на изнанку, и договориться о том, чтобы загнать туда мой фургон… Разумеется, все пошли меня «провожать». И, разумеется, пришлось проводить ещё одну экскурсию — при разгрузке дамы, конечно, слегка осмотрели, но это же не то!

В начале восьмого на улице было ещё светло, но вечер уже подступал, плюс погода начала портиться, во всяком случае было облачно, так что подсветка в салоне бросилась в глаза сильнее, чем днём. Я показал все режимы освещения и на всякий случай оставил полную иллюминацию. Главным отличием от прошлых показов было то, что у меня имелся ассистент, точнее — ассистентка. Машенька показывала устройство салона и комментировала своими словами, с акцентом совсем не на те аспекты, что считал важными я. Но помощь — налицо, я даже смог улучить момент и переговорить с Мурлыкиным, точнее, строго говоря, это он тихонько отвёл меня в сторону под предлогом «закурить».

— Честно скажи: там, в лесу, опасно было?

— Честно? Просто охренеть, как — мы по краешку прошли. Но, с другой стороны, хорошо, что мы там оказались, иначе могло всё очень плохо кончится. Ну, и то, что твари были тупые неописуемо — тоже правда. Мы, собственно, только потому и выкрутились без потерь.

— За честность спасибо. И спасибо, что Катю не стал пугать. Мне и самому теперь страшно Машу куда-то выпускать из города, хоть и понимаю, что подобное может случиться практически где и когда угодно, но…

— Кстати, Маша на самом деле неплохо подготовлена: вела себя спокойно, вовремя заметила вторую тварь и предупредила, первую подстрелила очень качественно, первым же заклинанием, причём запустила так, чтобы меня не зацепить в любом случае.

— Ну, боевые качества — это немного не то, что… — тесть пошевелил пальцами в воздухе, подбирая выражение своей мысли. — В общем, обычно ждёшь, что дочкин кавалер будет хвалить в ней что-то другое, в первую очередь.

Хоть Мурлыкин и ворчал, но видно было, что ему приятно.

— В первую очередь она просто прелесть! Но и то, что спину может не только почесать, но и прикрыть — дорогого стоит.

Дамы осмотрели кабину, уделив ей намного меньше внимания, чем салону, хоть труда и задумок в неё было вложено больше. Но им это было не особо интересно, потому и смотрели мельком, едва ли не «из вежливости». Распрощавшись, я выключил лишний свет в автомобиле, сел за руль и поехал в Буйничи.

Более чем уверен — бабушка уже созвонилась с Надеждой Петровной, и они обе уже начинают волноваться, так что надо бы поторопиться. Кстати, не дурак ли я? Словив внезапное озарение, аккуратно пристроился на обочину и достал мобилет — чтобы связаться с комендантом моего общежития. Зачем пытаться найти кого-то на проходной, с кем можно договориться о проезде, если есть человек, который должен всё это знать и про место въезда, и про правила, и о том, кто за это отвечает? Не на себе же через проходную она носит мебель, бельё и прочее имущество общежития? Остаётся только понять — почему такая простая мысль пришла ко мне только сейчас. Балбес, правильно меня дед называет. Тем временем Петровна ответила на вызов, и сразу же подтвердила мои мысли на счёт их сговора с бабушкой:

— Юра? Добрый вечер! Тебе ещё много ехать, сегодня успеешь?

Что и требовалось доказать. Точнее, не требовалось за очевидностью. Выяснив, что я уже в Могилёве и планирую приехать минут через сорок, комендант быстро объяснила, как въехать на изнанку академии и пообещала встретить там лично, со всеми познакомить и показать дорогу к общежитию. Как, оказывается, всё просто решается, когда поручаешь дело тому, что в нём хорошо разбирается! Сколько бы я бегал по окрестностям академии сам и где бы в итоге ночевал — вопрос отдельный и, к счастью, безответный.

Грузовой портал таился на хозяйственном дворе академии, примерно там, куда нас с папой приводил недоброй памяти лже-Нутричиевский, точнее — в одном из зданий, которое выглядело как склад или ангар. Пробыкова ждала в воротах.

— Вы так быстро добрались! Почти как на поезде. Я, честно говоря, ждала позже.

— Это я ещё в гостях два часа просидел, у родителей невесты. Если брать только дорогу, то шесть часов, плюс ещё час потратил на отдых на полпути — у меня там полянка заветная появилась, под Березино, куда я заезжаю попить чайку на природе, отдохнуть и перекусить.

— Вот даже как? Ладно, пойдём, познакомлю с человеком, который будет оформлять пропуск на проезд.

— Извините, пропуск будет на меня или на автомобиль?

— А есть разница?

— Конечно! Это первый вариант фургона, он немножко слишком громоздкий для семейного авто, поэтому я уже сделал другой, немного компактнее и с учётом некоторых недостатков этого, который скорее всего пойдёт на продажу. Этот я завтра отгоню туда, где его смогут потенциальные покупатели видеть, а через несколько дней приеду на другом.

— Ого! Сразу два автомобиля приобрёл? Ладно, пойдём, познакомлю — а там уже сами разберётесь.

— Вообще-то — пять. Ещё есть два грузовика на дальних заводах и грузопассажирский в распоряжении главного управляющего.

— Да уж… А это, прости, что не в своё дело лезу, не слишком накладно?

— Я беру самые простые и дешёвые отечественные грузовички, фактически — самоходные платформы, а потом сам их переделываю до неузнаваемости. Ну, и ещё один момент — мне за этот фургон уже предложили цену, которая перекрывает расходы на покупку всех пяти и на переделку обоих фургонов. Ну, или трёх грузовиков.

— Вот даже как⁈

Тем временем дошли до ответственного за ворота, Пробыкова что-то коротко и тихо сказала ему — не на ухо, что было бы неприличным, но конфиденциально. Мужчина взглянул на меня с некоторым интересом и охотно пошёл на встречу. Разрешение, как оказалось, именное, на чём именно въезжать — моё дело, в пропуск вписывается только тип транспортного средства и цвет, а описание «серебристый фургон» равно подходит для обоих вариантов.

Надежда Петровна оценила удобство кресла, особенно когда по моим подсказкам подстроила его под себя. Ещё удивилась отсутствию запаха топлива и тишине работы фургона — а я и забыл сказать, что он электрический, точнее, маго-электрический. Кстати, она одобрила практичность такого транспорта для изнанки — сменный кристалл будет заряжаться сам, не нужно покупать горючее. Пару минут попетляв по аллеям изнанки мы доехали до хозяйственного входа в общежитие, причём по дороге Петровна показала, куда требовалось свернуть, чтобы выехать на стоянку перед главным входом, на будущее. Осталось только забрать ключ и перетаскать имущество в свою комнату.

Всё, добрался, день и путь окончен.

Глава 11

Утром встал, не торопясь собрался — но на репетицию приехал всё же заранее, как, собственно, и хотел. Прав был дед — автомобиль сильно экономит время, на извозчике добирался часа полтора-два, в зависимости от состояния лошади, а так — не пятнадцать минут, конечно, как дед исходя из реалий своего мира считал, но за сорок доехал. Туда-назад выйдет полтора часа, а не три-четыре.

Лебединского перехватил до начала репетиции, чтобы сразу договориться о ближайшем будущем.

— Доброго утра, профессор!

— И вам, Юра, тоже.

— Вот, приехал на репетицию. Правда, что я там буду делать — не знаю, но раз вы просили…

— Ну, как же без авторского надзора? Без вашего одобрения номер в программу ставить нельзя!

— А если я вам доверенность выпишу? Просто, понимаете, дома и в Минске появилась куча дел, а самое главное — бумаг, требующих именно моей, и ничьей больше, подписи.

Про тонкое место я решил не распространяться по крайней мере до того, как закончу строительство портала и всего остального.

— Так что я хотел бы… Нет, не так — мне нужно сегодня или завтра ехать обратно. Но поеду я на поезде, фургон оставлю, с вашего разрешения, у вас, можете пользоваться им по собственному усмотрению, только накопитель совсем в ноль не сажайте, на всякий случай. Если здесь его держать нельзя — перегоню во двор к тестю.

— Вы столько всего наговорили сразу, мне нужно подумать. Фургон пусть стоит, есть не просит, место вроде как имеется. Продать, правда, не обещаю — просто нет времени.

— Покупатель на него уже есть, но я считаю, что ему мой автомобиль в таком виде не очень подходит. Будем с ним осенью вместе новый делать, под его нужны. Но в целом, думаю, больше недели поиск покупателя не займёт.

— Теперь насчёт репетиций и одобрения. Сегодня впервые будем сводить все элементы вместе, сплошным прогоном. Пришлось немного изменить мелодию. Нет-нет, ничего такого, существенного, просто подгонка под наши нужды. Вы дали мне концертную версию песни, а нужна даже не танцевальная — бальная.

Профессор посмотрел на меня, и сделал правильный вывод из выражения моего лица:

— Не понимаете, да? Во-первых — ритм. Он должен соблюдаться неукоснительно на протяжении всей композиции. Вам же на уроках танцев, наверное, насчитывали по началу, эти пресловутые «раз-два-три, раз-два-три»?

— Да, разумеется.

— Вот. У вас он кое-где гулял. Для концертного исполнения это абсолютно не важно, более того, порой позволяет повысить выразительность пения, но для бала, если, условно говоря, будет «раз-два-три, раз-да, раз-два-три-четыре», а дальше, как ни в чём не бывало, продолжится обычный наигрыш, то тут и опытный танцор может сбиться с ритма, что уж говорить про студентов, которые будут танцевать вместе с нами, на своей части зала. Во-вторых, хронометраж. Для официальных балов чётко определена длительность каждого танца, до секунды, и в них нужно уложиться. Порой бывают варианты, но все они фиксированы.

Профессор пробудил в себе лектора, и стал словно бы начитывать материал.

— И это не просто так. Танец, как мелодия из музыкальных фраз или рассказ из предложений, состоит из па и фигур, а также переходов между ними. И длительность каждого фрагмента, будь то зачин, куплет, припев, проигрыш и так далее должна быть кратна целому числу фигур, которые, в свою очередь, считаются в тактах. Ну, и вся композиция, разумеется, тоже должна по длительности соответствовать определённому количеству повторений этих самых фигур. Поэтому пришлось кое-где поправить темп, где-то изменить длительность звучания того или иного фрагмента, чтобы танец получался гармоничным и сочетался с музыкой и словами.

— Я даже не думал, что тут столько работы!

— Да уж, задали вы задачку! Но — интересную и приятную в работе. Жаль только, что времени для репетиций просто в обрез!

Ничего себе — в обрез! Вся весна и всё лето, считай — полгода! Сколько же тогда нужно для «нормальной» работы над одним танцем⁈ В слух я этого, конечно, произносить не стал.

В общем, танцоры вначале работали просто под метроном, 40 тактов в минуту, которые характерны для этой версии вальса. Потом, по мере наработки музыкального материала, мы стали давать им отдельные инструментальные партии. Сегодня мы сперва прогоним всё по частям, как обычно, потом начнём сводить воедино. Возможны… Да что я говорю, какое «возможны»? Неизбежны накладки и сбои, их нужно выявлять и устранять. С этим придётся уложится дней в пять, хотя обычно, в нормальных условиях, я бы отвёл на эту работу месяц. Потом пару дней на шлифовку, после чего начнётся учебный год, и все участники будут заняты значительную часть дня. Репетировать придётся по вечерам и совсем недолго…

— Подождите, как учебный год? Первое и второе сентября на выходные выпадают…

— Точно! Это ещё два дня тренировок!

— Я не об этом. Осенний бал же в первые выходные осени?

— Кроме первого сентября. У этого дня своя официальная программа, и смешивать их будет крайне неверно. Так что бал состоится восьмого и девятого.

— Спасибо, не знал эту тонкость.

— Не за что, совершенный пустяк…

Дальше всё было так, как и говорил Лебединский. Сперва танцоры отработали под щёлканье метронома и намёки на мелодию — настолько тонкие, что я, например, не узнал бы её, если бы не знал заранее. Но с танцорами работали хореографы, профессор стоял в сторонке, что-то втолковывая музыкантам и время от времени тыча то в танцоров, то в инструменты. После двух-трёх прогонов, преподаватели периодически останавливали процесс, чтобы сделать кому-то замечание, после чего следовала команда вида «с пятой (седьмой, восемнадцатой) фигуры! Начали!» и в итоге я сбился с подсчёта, танцоры отошли к стеночке на «разбор полётов».

Настала очередь музыкантов. Если честно, то ни я, ни дед не заметили существенного изменения музыки по сравнению с исходным вариантом — ну, кроме того, что она была переложена на целый симфонический оркестр, пусть даже малый и студенческий. Тут уже мелодия узнавалась влёт, но прислушивался не я один — танцоры тоже внимательно слушали, водили в воздухе руками, что-то обсуждали между собой и с хореографами. Метроном исправно запускался и при репетиции оркестра, что явно облегчало понимание и синхронизацию. Маша со своим саксофоном вступила не сразу, по моим прикидкам — где-то с середины первого куплета, но потом её инструмент звучал постоянно, словно пытаясь заменить собой вокалиста. Профессор, в отличие от своих коллег, исполнение не останавливал, замечания свои высказывал между «заходами». После третьего «холостого» проигрыша преподаватели посоветовались, и запустили танцоров под полное музыкальное сопровождение, после каждого тура устраивая обсуждения и споры.

Я в разговоры не лез, просто слушал, а заодно набрасывал в блокноте планы — что нужно успеть сделать до начала учёбы, в каком порядке и как всё успеть. Только потом понял, что это выглядело со стороны так, будто я чем-то недоволен и вписываю кучу замечаний. Ну, как «понял»? Подошла Маша, спросила, чем я занят и попросила не пугать людей, что и послужило поводом задуматься. После чего планированием занимался в уме, а морду при этом держал насколько только мог расслабленной. Несколько раз ловил на себе задумчивые или удивлённые взгляды некоторых студентов своей академии — видимо, узнали во мне как минимум своего и теперь гадали, что я здесь делаю.

Так продолжалось до перерыва на обед. По дороге улучил момент обнять мою любимую Мурочку и поцеловать её — не «по-братски» в щёчку, как вчера в гостях или сегодня при встрече, а нормально, хоть и не так крепко и долго, как хотел бы. По дороге в столовую и там во время еды, а мы сели за отдельный столик, Маша в основном пересказывала мне впечатления домашних на мой вчерашний приезд, на самодельный фургон и на рассказ об изнанке. Один только раз спросила, как мне сегодняшняя репетиция, послушала (недолго) комплименты и на этом мои слова в сегодняшнем представлении закончились. Украдкой оглянулся — интерес ко мне со стороны студентов Хозяйственной академии угас, видимо, классифицировали меня как «парня саксофонистки» и сочли тему исчерпанной. Ну-ну.

После обеда прогнали ещё один прогон под музыку, после чего Лебединский взял микрофон и добавил к музыке свой вокал. Да уж, песня без слов — это далеко не половина песни, а намного меньше. Ну и голос у профессора что надо: мощный и бархатистый разом. Даже танцоры, заслушавшись, пару раз сбивались, но их преподаватели не рискнули прерывать пение Лебединского.

«Да уж, не Розенбаум, совсем не Розенбаум.Но тоже здорово, просто совсем по-другому воспринимается, совершенно другая песня получилась».

После первого прогона пришлось делать паузу, хотел этого Лебединский или нет, но народ загудел в обсуждении услышанного — всё же из присутствующих всё вместе, наверное, никто ещё не слышал. Наконец, Валериан Елизарьевич вышел в центр с микрофоном и, прокашлявшись, воззвал к залу:

— Господа и дамы! Прошу внимания! Эту песню я получил от автора ещё в конце зимы. Как вы понимаете, за полгода он мог получить с ней немало и славы, и денег — но счёл возможным заморозить её выпуск в свет. И я настоятельно прошу всех присутствующих — не распространять её ни полностью, ни частично, а лучше вообще не упоминать вне этих стен. Если не из уважения к позиции автора и моей просьбе — то из нежелания навлечь на себя недовольство как моё, так и обоих ректоров. Лучше две недели потерпеть, чемминимум год страдать. Спасибо, надеюсь на понимание.

Гул голосов на какое-то время усилился, потом понемногу стих и репетиция вернулась в почти нормальное русло. Однако после четырёх прогонов с паузами на разбор ошибок и совещания между преподавателями, профессор махнул рукой и распустил всех по домам до завтра, напоследок напомнив всем о скромности.

В результате у меня появилось время не только обняться с Машей, убегая к поезду, но и провести с ней некоторое время. Для начала подошёл к ней к профессору, огласив там новую идею.

— Маша, если папа захочет устроить в последние дни лета выезд семьёй куда-нибудь на пляж или просто на пикник — можете воспользоваться моим фургоном. Профессор, Маша же сможет, на правах невесты, взять автомобиль на время?

— Не сомневаюсь, что этот вопрос можно решить.

Потом мы с Машей часа два посидели в «нашем» кафе, хотя я, если честно, предпочёл бы театр — но не сезон, увы. Да и времени недостаточно — и так посиделки были прерваны звонком на мобилет Маши с сакраментальным вопросом «Ты где?» от мамы. Кстати…

— Маш, новый мобилет, что ли?

— Да, папа где-то смог добыть.

— Что значит, «добыть»⁈ Их же в любой лавке связи…

— Это новый, кстати, наш, имперский. Стоит всего восемьдесят рублей, но при этом защищён от прослушивания и может делать так!

Маша откинулась на спинку кресла, держа прибор перед собой вертикально, что-то нажала, и, повернувшись ко мне, показала на экране мою физиономию.

— Он фотографии делать умеет! Можно хранить в памяти целых сто штук! Обещают ещё в будущем возможность пересылать их друг другу — понятное дело, между теми аппаратами, которые это поддерживают.

— Ого! Такое чудо и так недорого⁈

— Да, здесь, говорят, один особый растительный макр вместо пяти в обычном мобилете, из которых как минимум один животного происхождения. Но пока их просто так не купишь, всё идёт на нужды армии, СИБ и вот теперь — жандармерии. Их просто очень мало пока делают, но обещают через пару лет запустить в свободную продажу.

— Интересно, где такое делают?

— В Питере, фабрика Крот… Крот…

— Кротовского?

— Да! Ты его знаешь?

— Вроде как чуть ли не самый известный род артефакторов в Империи. Кстати, я грузовики покупаю тоже его производства. И они тоже раз в три-пять дешевле любого конкурента с сопоставимыми характеристиками. Похоже, это политика не то самого графа, не то кого-то сильно выше: давить иностранных конкурентов ценой, которую они в принципе не смогут дать.

«Да уж, в конец обнищал граф Кротовский, последний хрен без соли доедает, родовой особняк продал! Что там у него уже всплыло, достоверного? Фабрика мобилетов в столице, автомобильный завод, сталепрокатный, завод электромоторов. По слухам — свой город или даже два на южном Урале. Жуткая нищета!»

Усадил Машу на извозчика, а сам отправился на вокзал. Поезд был не слишком удобный. Отправлялся из Могилёва в семь часов вечера и, несмотря на остановки на каждом углу и часовую стоянку в Осиповичах приползал в Минск в пять утра. Но альтернативой было уезжать в одиннадцать утра с прибытием в Минск в семь вечера, после чего неведомо как добираться домой или ночевать в гостинице, чтобы наутро заняться делами. В любом случае — теряю не меньше суток, так что — буду ехать так. Надо только придумать, где и как провести четыре часа с пяти до девяти утра, когда будет уместно звонить Лопухину.

Ну, что сказать? Доехал. Сосед по купе собрался выходить в тех самых Осиповичах, а через полчаса после этого — заселился следующий, который ехал, я этого знать не хотел, но всё равно узнал, в Молодечно. При этом он раскладывался и укладывался так обстоятельно и кропотливо, словно ехать собирался как минимум до Мурманска через всю Прибалтику и Питер. Стоило ему успокоиться — и вскоре, на получасовой стоянке в Пуховичах, прямо под моим окном какие-то два не слишком трезвых работника стали выяснять отношения между собой и какой-то Марысей. Проводник попытался шугануть парочку — зря. Они тут же соорудили комплот «местные против пришлых» и стали материть проводника на два голоса. Апогея идиотизм достиг тогда, когда эту парочку через громкоговорители стал материть дежурный по станции, а два клоуна орали на динамик, будто он мог их слышать. И тот отвечал так, будто слышал — скорее, разумеется, просто слишком хорошо знал и эту парочку, и их набор аргументов, включая порядок следования. В общем, поезд уже отправился в путь, а со станции доносились раскаты начальственного грома на тему того, что «нехрен всяким дебилам своими воплями мешать спать нормальным людям». Фантастический пример вопиющей (в прямом смысле слова) самокритики. А вскоре после Пухович, казалось — только успели отъехать, а я лишь закрыл глаза, проводник пришёл будить меня, как договаривались — за полчаса до прибытия.

Как-то меня чем дальше, тем меньше привлекает романтика дальних железнодорожных странствий. И аргумент «зато в поезде ты отдыхаешь, а за рулём — работаешь» перестаёт казаться не то, что весомым — в принципе хоть сколько-то адекватным.

В Минске были без опоздания, что парадоксальным образом ничуть не радовало — хотя бы от того, что прибыл поезд в пять, а зал ожидания открывался в шесть. И что делать в течение этого часа? Биржа извозчиков как вымерла, и я их понимаю: с поезда вышло три пассажира, не считая меня, и двое местных тут же ушуршали куда-то во дворы, а третий стал грузить привезённые с собой тюки на встречавшую его ломовую подводу, пока «водитель кобылы» подозрительным взглядом осматривал пустынные окрестности. На всякий случай не стал идти в ту сторону, ибо ну его. Что радует во всей этой ситуации — я налегке. С собой только саквояж, револьвер и — самая примечательная деталь гардероба — меч. И вот что теперь делать⁈ Сидеть на лавочке в парке? Полиция вряд ли привяжется — меч напоказ явно свидетельствует о дворянском звании, и патрульные вряд ли рискнут делать замечание, но это не факт. Но в любом случае изображать бродягу не хочется. В итоге плюнул на всё, включая минимум десять рублей непредвиденных расходов и двинулся в сторону ближайшей гостиницы, заранее зная, что там будет дорого и бестолково — но всяко лучше лавочки в парке. Заплатив за сутки, что на жаргоне гостиничных деятелей означало «до полудня», попросил разбудить меня в десять и завалился спать, предупредив, что если кто-то будет орать под дверью — пристрелю.

Глава 12

Не знаю, поверил мне коридорный, или желающих поорать просто не было, или же я просто слишком крепко спал, но четыре с половиной часа сна сделали чудо — превратили меня в человека. Я даже осознал, что сегодня, двадцать четвёртого августа — пятница, и если бы я поехал не на ночном поезде, а на утреннем — то потерял бы не сутки, а трое, с учётом выходных!

Лопухина я на сей раз не искал, мечась по городу, а просто связался по мобилету, благо, контактами в ходе экспедиции обменялись. Он был на своём рабочем месте на кафедре, куда я и поехал на извозчике. По словам деда, в его мире Минский университет (точнее, Белорусский Государственный) располагался недалеко от вокзала, как раз примерно там, где моя гостиница, занимая целый большой квартал. Но у нас размещение высших (и не только) магических учебных заведений было привязано к «свободным» и подходящим по изнаночным условиям тонким местам, которые порой заставляли выносить их в довольно неожиданные места. Ну, и собирать по два-три ВУЗа вместе не получится, разве что они как-то договорятся пользоваться одной изнанкой и одним входом на неё. Как моя академия и училище речников. Правда, у нас оказался не частый случай, когда с изнанки получилось пробить второй выход, расположенный не слишком близко к главному — там-то училище и пристроилось, благо (для них) и на лице, и на изнанке была большая река.

Кстати, когда более-менее разберусь с изнанкой, можно будет связаться с аграрным факультетом моей академии на предмет обмена опытом и полезными растениями. А ещё с сельскохозяйственным магучем в Смиловичах — эти могут у меня и филиал открыть, ко взаимной выгоде. Но пока это просто бесплодные и безосновательные мечтания, позволяющие скоротать время в пути. Главное, не увлекаться, чтоб не получилось, как в той дедовой присказке — «дурень думкой богатеет». То есть — мечтами, а не делами.

Документы Кирилл Анатольевич подготовил, объяснил, и показал, где надо поставить именно роспись, где — отпечаток родового перстня, а где — и фамилию, имя, отчество полностью, заверив их печатью. Что примечательно — во всех случаях место для подписи выглядело абсолютно одинаково: горизонтальная линия, как в тетрадке, а под ней мелкий текст «Подпись владельца». Где и как подписывать регулировалось какими-то инструкциями, которые нужно было знать и уметь применить, потому как неправильная подпись служила основанием для возврата документов в переделку. Как по мне, так дурость чистой воды!

«Не дурость, а кормушка для чиновников и их родни. Сами придумывают такие вот крючки — и сами же открывают на брата-свата конторки по правильному оформлению бумаг. Или просто предлагают „помочь“, не бесплатно, разумеется».

«Вот же! А я в эту сторону и не подумал даже».

Обговорил с Лопухиным порядок дальнейших действий — решил отвезти документы в канцелярию лично, благо, всё равно нужно в центр на вокзал. Заодно признался, что вообще не представляю, где искать строителей для портала и всего остального и какую информацию они затребуют себе. Геолог оживился.

— А вот тут могу помочь. Есть одна контора, предоставляет услуги в это области, как по обустройству отдельных сооружений, так и всего портального комплекса «под ключ». Не Бобровы, да — но и цены тоже без запроса за фамилию. И вам же не нужен, например, артефактный оборонительный комплекс, способный уничтожить в коридоре от портального зала до внешних ворот полноценный прорыв четвёртого уровня или изрядно потрепать и задержать орду с пятого?

— На кой мне такая жуть, если у меня максимум первый уровень⁈

— Вот и я так думаю. У Суслятиных всё несколько проще, без роскоши и изысков, всё функционально и надёжно. С соблюдением всех обязательных требований и условиями для размещения гарнизона. Разумеется, возможность доработки проекта под требования заказчика, что-то добавить, что-то передвинуть и так далее. Интересует?

— Да, давайте. Как минимум для сравнения.

Лопухин вынул из ящика стола пачку визиток и отделил мне одну из них. Похоже, у него с той фирмой давний и взаимовыгодный контакт. Не удивлюсь, если порталы им именно мой собеседник и пробивает.

— Вот, Суслятин Валентин Константинович, глава строительной компании и брат главы рода. Комплект документов для них я подготовлю, благо, знаю их требования и интересы, если сегодня договоритесь предварительно — то в понедельник уже пакет будет готов, без него они смету считать не станут, да и не смогут.

«Думаю, пакет у него уже готов, на всякий случай. Но приличия обязывают не признаваться».

«И что, доверимся этому дуэту?»

«Проверим цены по городу — эх, вот как не хватает в таких случаях интернета! А потом — почему бы нет, если не будут хотеть странного? Договор-то официальный заключим, и насчёт штрафных санкций стесняться не будем».

— Хорошо, я свяжусь с ним и сравню его предложения с другими. Но при прочих равных — ваши рекомендации станут решающим фактором.

Я внимательно следил за лицом Лопухина, но он никакого недовольства не проявил. Может, я надумываю насчёт его заинтересованности в моём выборе именно этого строителя?

«Ага, и у него чисто случайно целая пачка визиток конторы в столе лежит!»

«Может, это вообще все визитки, которые у него есть, разные? Даже, возможно, считая свои?»

«И нужная случайно оказалась первой?»

«Может, и не случайно — он же знал, что я вот-вот приеду, подготовил».

Как там ответили тигры на вопрос, нравится ли им новый дрессировщик? «Пожуём — увидим». Вот и мы так'.

«Только жевать никого не будем, с твоего разрешения».

— Позволю себе дать ещё один совет. Независимо от того, какого застройщика вы выберете, они заходят убедиться в платёжеспособности. Всё же постройка дорогая, в любом варианте, и случались такие заказчики, что не хотели брать кредит или просить рассрочку, а надеялись быстро разбогатеть с изнанки и из этих будущих денег расплатиться. В итоге повисали долги, возникали претензии, суды, убытки… В общем, если вы заедете в банк и возьмёте выписку о состоянии счёта, которая покажет возможность рассчитаться как минимум с первым этапом строительства — это сильно облегчит переговоры и даже сделает условия более привлекательными.

— Спасибо за совет. И для самого будет полезно провести своего рода инвентаризацию, проехавшись по банкам.

Пока возвращался в центр, прикинул свои дальнейшие действия и маршрут перемещений. Сначала, без вариантов, в канцелярию, потом — по банкам. У меня на данный момент четыре счёта. Два достались от отца — один из них открыт для обслуживания нужд фамильного предприятия, ограниченный доступ именно к нему по доверенности я дал Пробелякову старшему, младшего финансируем вскладчину: рутинные расходы оплачивал в рамках той самой доверенности Егор Фомич, крупные траты на инфраструктуру шли через меня. Второй наследственный счёт — накопительный, тот, куда папа выводил чистую прибыль каждые полгода. Один мой — который открывал в Могилёвском представительстве того же самого банка, в котором открыты первые два, когда заключал первый договор на издание пластинок, на него идут основные «музыкальные» деньги и прочие мои внеплановые доходы, не связанные с фамильным делом. Ну, а четвёртый — тот, что открыла филармония для концертных и ресторанных отчислений. Его я проверял два месяца назад, но сейчас можно уточнить, с учётом того, что Лопухин уже должен был предъявить оба чека. Радует, что ехать нужно не в четыре банка, а только в два, но расстраивает, что не в один.

Сдал отчёт в Канцелярию, что тоже оказалось не простым делом. Пришлось пару раз пресекать провокации, не совсем наглые, типа «положите вон там», но попытка не дать квитанцию о приёме под лозунгом «ну я же при вас в журнал записала!» или выдать её без углового штампа, с одной только круглой печатью, и доказать, что «он тут не нужен в данном случае». Хорошо, что я был проинструктирован, и по памяти назвал реквизиты документа, угловой штамп требующего — для регистрации получения квитанции в специальном окошке, расположенном в соседнем подъезде здания. Причём это был момент вообще не очевидный — казалось бы, одна контора, ан нет. Полчаса только на то, чтобы сдать документ, у которого уже все сопроводительные были заранее составлены и заполнены, не требовалось бегать то за бланками, то за образцами. И это в крыле для дворян, судя по толпам людей в коридорах для простолюдинов (не думал, что у них есть дела в канцелярии Великого князя) и обрывкам разговоров — они очередь занимали затемно на улице и рассчитывают «если повезёт» сдать свои бумаги на рассмотрение «всего» за три дня. Кошмар! Вот где натуральные изнаночные монстры сидят…

Дорога до банка, между банками и получение выписок отняли ещё почти час, но результат радует. Расходный счёт «фирмы» трогать в любом случае не буду, он не для этого заведён. Баланс положительный и явно достаточный для всех оперативных расходов, даже более того, при выводе средств мы действовали аккуратно. И хорошо, что всё хорошо, эту бумагу я без необходимости и показывать не буду. На накопительном счёте папа собрал двадцать одну тысячу. За полтора года я, благодаря отмене налогов за прошлый и этот год, добавил ещё — пятнадцать в прошлом и восемь в этом. Прибыль со Шкловского завода высчитывается раз в год, так что её я увижу только на зимних каникулах, а всё, что приносит завод в Викентьевке идёт на развитие этого села, равно как прибыль от лесопилки и торфозавода. Причём это на строительство внутри села — дома, убежище (та пара тварей, что встретились нам с Машей, сильно передвинула это сооружение в голову очереди), присутственные места, включая полицейский участок и корчму, которая со временем, может быть, превратится в трактир. Строительство дорог, моста — оплачиваю отдельно со своего «музыкального» счёта, с него же прошла оплата изготовления и установки нормальных дорожных знаков и указателей на Викентьевку, пока её не переименовали явочным порядком каким-либо неприличным образом. Но в эти два месяца пришли два очень приятных перевода — похоже, почти весь тираж продан, когда у профессора закончится эпопея с осенним балом — надо будет с ним подойти на фирму звукозаписи, уточнить, что и как. С учётом оплаты дороги на Тальку, включая мост, и проектные работы (заново, но уже официально) на перемычку к Слуцкому гостиницу, а также расходы на ремонт доставшегося по суду завода, на счёте лежало почти сто шестьдесят тысяч, чего должно было хватить на новое строительство, но счёт после этого будет осушён — жду приход ещё тысяч двадцати максимум.

На «ресторанном» счёте было пятьдесят пять тысяч «с хвостиком», ушло по двум чекам на Лопухина — тысяч двести и десять тысяч, пришло почти двадцать тысяч августовским траншем, итого — почти шестьдесят три. Неплохая такая страховочка! Стоп, ещё же в сейфе дома сорок тысяч наличными, бабушке «душу греют» и изображают аварийный запас! Три тысячи с лишним, что были сверх круглой суммы я вожу с собой «на оперативные расходы», и эти расходы вытащили оттуда уже пару сотен, начиная с билета на поезд для Маши и заканчивая (пока что) расходами на «гербовые сборы» и извозчика.

То есть, на сегодняшний день денег на всех трёх накопительных счетах как раз хватает на строительство портала и выкуп земель вокруг, плюс-минус лапоть по карте, но я до новых поступлений за музыку остаюсь только с заначкой наличными, что напрягает. Ха, «только»! Вдвое больше, чем было у нас с папой! Так-то оно так, но во сколько обойдётся насыпь в два с половиной километра через бывшее болото, что в иных эпохах было озером — неведомо, предварительные оценки вгоняют в оторопь. Надо будет сделать минимум два проекта и сравнить их стоимость как строительства, так и содержания с эксплуатацией. Может оказаться так, что более дорогой проект окупится за пару-тройку лет в том плане, что более дешёвый сравнится с ним по цене с учётом текущих расходов на поддержание.

За размышлениями почти доехали до конторы строительной конторы — точнее, строительного треста, как они себя называют. Заодно посмотрел, какие виды открываются с того самого Бетонного моста, что переброшен через железнодорожные пути перед вокзалом в урочище добрые мысли — контора располагалась на краю города, если не сказать — в ближнем пригороде, чуть в стороне от Койдановского тракта^[8]. Такое расположение удивляло меня, пока я не приехал на место и не увидел всё своими глазами. Суслятины не стали «размазывать» своё хозяйство по карте, в отличие от меня, а собрали всё в одну кучу. Тут было, как потом убедился, и присутствие для встреч с заказчиками, и контора, и стоянка техники (сейчас, в сезон — полупустая), на которой стояли в том числе и несколько вагончиков — «бытовок», как назвал их дед. А также казавшиеся бесконечными ряды каких-то складов и ангаров, уходящих куда-то вдаль. Почему, собственно, «куда-то»? К Либаво-Роменской железной дороге они уходят! А точнее… Я представил себе карту — точно! Если проехать через склады, а за ними — вперёд и направо, то…

«То попадёшь туда, где в моём мире расположена станция Минск-Южный. А под Бетонным мостом — погрузочная платформа Московско-Берестейской дороги».

«Слушай, а они шикарно устроились! Тут тебе и шоссе, и две железные дороги, и при этом цена аренды земли, небось — пригородная!»

«Да, внучок, мне нравятся эти парни! Как минимум — своей продуманностью и умением экономить не в ущерб себе».

Меня уже ждали — затянутая в строгий костюм симпатичная молодая женщина лет двадцати пяти — семи.

— Рысюхин, Юрий Викентьевич?

— Да, это я.

— Меня зовут Юлия Солнцева, мне поручено проводить вас к Валентину Константиновичу.

— Ничего не имею против, ведите.

«С одной стороны — прислали не члена рода, можно при большом желании счесть за неуважение. С другой — за что им меня сейчас уважать?»

«С третьей стороны — симпатичная девчуля повиляет попкой перед молодым и неженатым посетителем, и он придёт на переговоры размягчённым, мечтательным, и думающим не о том».

«Какое низкое коварство!»

«Ну, не такое уж и низкое — вполне себе упругое и подтянутое…»

«Дед! У меня невеста есть!»

«А у меня нет! Не хочешь — не смотри, только глаза не отводи!»

«И как ты себе это представляешь технически⁈»

Валентин Суслятин оказался похожим отнюдь не на суслика. Дед обозвал его «дварф перумовский», снова заявив, что «долго объяснять». Здоровенный такой дядька, как минимум метр восемьдесят ростом и, казалось, не меньше метра шестидесяти шириной, лысый (или бритоголовый), с длинной и широкой бородой, стянутой тремя металлическими кольцами, украшенными не то орнаментом, не то рунами.

«Знаешь, если бы внешность была связана с навыками и умениями, или мы были в какой-нибудь РПГшке, я бы сразу сказал — вот типичный, мощный такой, строитель-копатель-колотитель, причём по наковальне или по вражеским черепам — без разницы. Реальный дварф на максималках!»

— Юрий Викентьевич? Проходите, присаживайтесь. Чай, кофе, ситро? Что-нибудь покрепче не предлагаю, чтобы не подумали, что хочу подпоить перед переговорами.

От человека с такими внешними данными помимо воли ждёшь мощный, густой бас — но голос строителя оказался приятным таким баритоном.

— Чай, пожалуйста. Только, пожалуйста, именно чай, не травяной сбор или ягодный взвар, чёрный, с сахаром, если можно.

— И с лимоном?

— А почему бы и нет? А насчёт «чего покрепче» — это я и сам угостить могу: у меня бровар и два винокуренных завода в собственности, три сорта пива, три — водки, четыре вида настоек, причём в ближайшее время ассортимент сильно расширять собираемся. Так что — не удивите, совсем.

— И односолодовым виски?

— Вот это как раз то, чем мы собираемся расширять ассортимент. Точнее — аналогом, который дозревает в бочках, рядом с акавитой. Где-то через месяц — разлив пробной партии.

— Вот даже как⁈ Интересно будет посмотреть — и не только посмотреть, да. Юля, солнышко, что же мы вас держим? Распорядитесь там — два чая, как для меня, ну, и к ним всего, что нужно.

Фамильярность или просто производная от фамилии? Впрочем, не моё дело, надо приступать к переговорам.

Глава 13

— Мне рекомендовали вас, как трест, способный обустроить «под ключ» переход на изнанку: портал, укрепления и все обязательные строения, а также форпост на той стороне.

— Да, мы одни из немногих, кто может это сделать, причём всю бюрократию с утверждением проекта, надзорными органами, регистрацией готового объекта также берём на себя. Это, если хотите знать…

— Не хотел бы, но знаю: у меня есть территория, которую обустраиваю по программе освоения земель, начал это до обнаружения тонкого места в своём имении, и там столько крючков… Да и с тонким местом тоже хлебнул уже, да. Хорошо, что есть грамотные советчики.

— Вот-вот… Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я навязываюсь, или ещё что-то такое, так что вы можете попробовать найти другого подрядчика. Но чтобы проще было искать я, если позволите, кратко опишу ситуацию в отрасли.

«Ага, сейчас начнёт рассказывать, какой он белый и пушистый и какие все вокруг гондурасы недоеденные».

— Как вы думаете, сколько таких объектов — портальных комплексов на изнанку мира — строится в год в Империи?

— Понятия не имею, если честно. Но, судя по имеющемуся количеству… Пара сотен?

Суслятин расхохотался.

— Ох, если бы, если бы! Мы бы тогда развернулись! От силы десяток! А имеющееся количество — у каждого высшего и среднего специального учебного заведения с магической направленностью, у заводов, работающих на изнаночном сырье, в имении аристократов, каторжные рудники, охотничьи угодья — всё это богатство строилось и копилось десятилетиями и веками!

— Всего-то⁈

— Вот-вот. И это, повторю, не в губернии, не в Великом княжестве — по всей Империи суммарно. Поэтому выжить, имея обустройство изнанок единственным направлением деятельности невозможно: пусть каждый объект стоит дорого, но норма прибыли там не слишком велика, а сил и специальной техники, которые будут простаивать четыре пятых года нужно много, как и знающих специалистов. Поэтому и просто держать у себя такую бригаду тоже могут себе позволить немногие.

В этот момент Юля прикатила столик на колёсах, на котором стоял самовар на макрах, заварник, сахарница, две чашки, блюдце с лимонами. На нижних полках виднелись ещё какие-то тарелки, накрытые какие салфеткой, а какие крышкой. Пока она перегружала всё на чайный столик, строитель продолжил:

— У нас в Великом княжестве таких — по пальцам руки пересчитать. Первые, конечно, Бобровы. Одна фамилия уже стоит много, причём и заказчику тоже. Строят просто великолепно, к качеству не докопаешься, но — ставят много того, что не только не обязательно, но зачастую вообще бесполезно, но «может пригодиться», плюс всё делается и отделывается с шиком. Ну, и функции… Про их «коридоры смерти» уже слышали?

— Да, мельком.

— Причём, обустраивая изнанку третьего уровня — они закладываются на прорыв пятого, потому что вроде как один раз где-то такое было зафиксировано.

— Да уж. Вроде как и обосновано, но…

— Вот-вот. Бобровым в прошлом году повезло — построили целых три портальных комплекса, причём одно, где-то на черноморском побережье, местный граф заказал вообще в варианте «всё, что есть и ещё две башенки сбоку». Вторые в отрасли — без лишней скромности, мы. У нас, как правило, один объект в год, иногда — два. В этом боялись, что останемся вообще без таких заказов. Прошу к чайному столику, Юля уже закончила.

На столе стояли три вида выпечки, плюс серый хлеб ломтями, три вида варенья, мёд, мясная и сырная нарезки, тарелка со свежими овощами и тарелка с солениями, к этому — тарелка с чёрным хлебом. В общем, по желанию можно не только чаю попить, но и неплохо подкрепиться. Когда потирающий ладони хозяин кабинета вышел из-за монументального стола, я смог посмотреть на него вблизи и без мешающих предметов. Пожалуй, он ближе к ста девяноста, чем к ста восьмидесяти.

— Кто ещё? На Гроденщине и Берестейщине есть такой пан Срачинский, но он предпочитает в Повислянских губерниях работать. Фамилия от герба «Сорока», а не от того, что можно подумать. Хотя он, если честно, та ещё ср… Кхм… Не буду оценку конкурентам давать, это, говорят, неэтично, если захотите — найдёте отзывы. В Пскове сидят Поползневы, окучивают Великоросский север и северо-запад, включая балтийское побережье вплоть до Финляндии, ну и к нам в район Витебска и Полоцка поползновения делают.

За разговором Суслятин разлил чай и пригласил к началу:

— Угощайтесь, не стесняйтесь. Я сегодня несколько увлёкся, наводя порядок в ангаре, расслабились, свинтусы, так что толком не пообедал даже. Рекомендую попробовать солёный огурец с мёдом, шикарное сочетание, особенно под копчёности.

— Это скорее под самогонку сочетание.

— Хм, пожалуй — да, интересно получится. Итак, кого забыл-то? А, Вьюрковские ещё решили на эту делянку влезть. Так-то у них строительный трест старый и уважаемый, но до этого строили в основном элеваторы и прочие хранилища зерна и овощей, но вот ­– появился у них в роду универсал с уровнем четыре с гаком, и решили они, что и порталами могут заняться. За пять лет с момента, как они объявили о своём выходе на рынок, построили ровно два объекта, причём второй сдают уже полгода, и сдавать им его ещё месяца три. Ну, и всё на этом — как обещал, по пальцам.

— Да уж… Как говорится, «рынок большой, ты походи, поспрашивай», ага. От этого столба до той собаки.

Суслятин хохотнул.

— Ну, где-то так. А, ещё один момент. Бригада, как понимаете, не сидит в ожидании — людей используем по специальности на других объектах, и выдернуть их просто так не сразу получится, а иногда не удастся вообще. Мы можем начать строительство примерно через месяц после подписания договора, если успеем сделать это на следующей неделе. У Бобровых очередь полгода где-то, если, конечно, нет личного знакомства или заказ не будет слишком вкусным, чтобы рисковать его потерей. По Срачинским и Поползневым ничего точно сказать не могу, разве что пан только договор согласовывать будет месяца три, постоянно пытаясь просунуть какую-нибудь двусмысленность к своей выгоде. Ну, а Вьюрковские пока ещё нынешний объект сдадут…

«Надо, конечно, ещё проверить всё сказанное, но сомневаюсь, что он стал бы совсем уж откровенно врать. Разве что немного сместить акценты, но не слишком сильно».

«Согласен. Пока всё звучит убедительно. И спокойная уверенность Лопухина становится понятной».

— С поверенным моим сможете всё оформить, если принципиального согласия достигнем? Или там опять только моя подпись нужна? Мне буквально завтра-послезавтра надо в Могилёв ехать, к учебному году готовиться — я же студент ещё — и прочие проблемы решать.

— Есть пара бумаг, но их можно с курьером отправить. Если не хотите время зря терять — можем и сегодня переговоры провести. Но вы своему поверенному поручите всё же мои слова проверить, для своего спокойствия.

— Обязательно. Честность за честность: заказ будет не слишком богатый, изнанка мелкая, только нулевой и первый уровень. Причём если нулевой выглядит очень «вкусно», то с первым надо смотреть, так что порталов нужно два, но на первом слое только форт минимальный, но без щелей — там водятся такие твари, как «змееруки». Хотя в упор не понимаю, почему «руки», если у них «ноги». Зато на нулевом планирую сельское хозяйство развивать — ягоды там интересные растут. И мясо вкусное водится. Подробности вам господин Лопухин грозился передать, вы его вроде как должны знать.

— Ещё бы! Я с этим романтиком с третьего класса школы вместе учился и все четыре года в Универе. Он обследование проводил?

— Да, мы с ним ходили.

— Отлично, он знает, что мне нужно, а что нафиг не упало! Ой, извините!

Суслятин выразился грубее намного, но от него это прозвучало так органично… В общем, я пересказал реакцию деда:

— Ничего страшного! Строители и военные матом не ругаются — они им разговаривают.

— Это точно! Иной долбоящер, пока его не обложишь как следует, вообще не понимает, что ты от него хочешь. Ладно, вернёмся к проекту. Если вы беспокоитесь о расходах — мы умеем экономить с умом, без потери качества.

— Да уж, одно ваше расположение уже об этом говорит весьма красноречиво. У вас в ту сторону от ваших ворот до погрузочной платформы на южном направлении Либаво-Роменской сколько?

— Полторы версты, по прямой если, — строитель выглядел явно довольным.

— Вот-вот. Две погрузочных платформы двух разных дорог на дистанции плевка, плюс шоссе. А цена аренды, небось, была как в пригороде? Шикарное место!

— Так и есть! Приятно встретить понимающего человека, а то некоторые носы воротят — почему, мол, не в центре, я, дескать, целый барон должен в какие-то перди переться? Ну, мы таким ценничек аккуратненько подкручиваем, вверх, разумеется.

— И поделом. Насчёт денег.

Я достал выписки по счетам и передал Суслятину два «музыкальных».

— Вот, пожалуйста, ознакомьтесь. Есть ещё счёт с, так сказать, пенсионными накоплениями и текущий счёт семейного дела, но его трогать пока не будем, там в конце года буду выводить прибыль.

— А вы крепко на ногах стоите! Одного этого счёта, который побольше, с лихвой хватит, с большой лихвой, тут почти вдвое больше, чем нужно.

— Ну, требуется ещё земли выкупить, которые сейчас в аренде — имение у меня слишком маленькое, всё нужное просто не поместится. Так что я морально готов опустошить все три накопительных счёта, тем более, что там и новые начисления будут.

Дальше мы сидели ещё полтора часа, обсуждая детали и подробности. Без материалов от Лопухина и осмотра места своими специалистами сколько-то точную сумму Суслятин мне говорить отказывался, назвал только порядок величины — порядка восьмидесяти восьми тысяч, с разбежкой от восьмидесяти до ста, включая всё, от геодезической доразведки до оплаты охраны. Где-то посреди разговора я вызвал по мобилету Сребренникова и поручил ему провести проверку фирмы «Сусликстрой» (да, вот такое неожиданное и оригинальное название) и начинать согласование с ней договора на строительство портального комплекса в имении Дубовый Лог.

«Странный он какой-то, Суслятин этот столько лишнего наговорил, про то, что цены подкручивают проболтался, и вообще, какой-то несерьёзный будто бы».

«Своей цели, тем не менее, он достиг. Хоть и пытается казаться простым, как слово „грабли“, но на самом деле — жучара тот ещё».

«Ну, при фактическом отсутствии конкуренции добиться контракта не слишком сложно — достаточно просто ничего не напортить в переговорах».

«Да я не про контракт даже, хоть и он, чувствую, будет подписан — ничего Сребренников не найдёт. Выт прислушайся к себе и задумайся — ты же этого строителя воспринимаешь так, будто давно знакомы, чуть ли не старый приятель если не твой, так отца?»

Я немного оторопел, глядя куда-то в пространство правее спины извозчика, везущего меня на вокзал.

«А ведь правда! Я даже чуть было „дядя Валя“ не назвал, остановило то, что имя получалось женское какое-то, а был бы он Валерий — точно бы ляпнул!»

«Вот-вот! А с хорошим приятелем как не договориться по-свойски, да и торговаться не очень получается. Хотя это — в принципе не твоё. Как и не моё, тут мы два сапога на одну ногу. Я же говорю — монстр, уровня того же графа Кайрина как минимум, хоть и работает в другой манере. А может и так получиться, что сожрёт „суслик“ ту „чайку-переростка“ и даже перьев не выплюнет».

«Да уж, внешность бывает обманчива…»

«Сказал ёж, слезая со щётки!»

Я на пару секунд сбился, пытаясь понять, откуда ещё и ёж какой-то взялся, потом осознал:

«Дед, ты опять за свои пошлости⁈»

«Кстати, насчёт пошлостей. Ещё и девочку приставили аккуратно непростую совсем».

«Что в ней непростого? Простолюдинка, к чаям приставлена».

«Ну-ну. То-то хозяин фирмы к ней хоть и „солнышко“, но на „вы“, если ты заметил. И насчёт чая — ну-ка, вспоминай, как он сказал?»

«Чтобы организовала».

«Не-а! Он сказал: „распорядитесь организовать“, а не организуй нам, или ещё что-то такое. То есть, у неё есть подчинённые — те самые, как ты выразился, „к чаям приставленные“, то есть она как минимум старшая среди них».

«Тогда зачем её к порогу отправили? Как знак уважения не пройдёт, поскольку гостю неизвестно, какую должность она занимает».

«Может, когда-нибудь и поймём, но скорее всего — нет».

За всей этой суетой и день прошёл. И куда только он девался⁈ Уже шесть вечера, и через двадцать минут последний пригородный поезд в сторону Смолевич. И это хорошо, что в этом году расписание пересмотрели, по многочисленным просьбам горожан! Ещё в прошлом последний дачный на Борисов уходил из Минска, если память с дедом не изменяет, в четыре сорок, и мне пришлось бы или ночевать здесь, или ехать на проходящем поезде дальнего следования. Причём этот вечерний считался не «дачным», а именно «пригородным», потому останавливался не у каждого столба с табличкой, а только на более-менее значимых станциях, Смолевичи были пятой остановкой, а не четырнадцатой, потому и шёл быстрее, вроде как даже меньше часа — это ему надо держать среднюю скорость около тридцати пяти километров в час, причём не «среднюю на перегоне», а с учётом остановок!

Быстрее часа не получилось, со станции я вышел в семь тридцать и вскоре после восьми нагрянул домой. Почти так же неожиданно как тогда, после госпиталя. И встретили меня хоть радушно, но как-то излишне суетливо, и глаза у бабули бегали. Первая мысль — фургон!

— Что-то с фургоном?

— Да что с ним сделается? Стоит себе во дворе спокойно пока что.

— Что значит «пока что»?

— Ну, я на завтра договорилась, что заберут его.

— Не понял⁈ Кто заберёт, куда, зачем⁈

— Так я ж говорила, убрать те глупости, что ты наворотил, поправить, как положено, чтоб, значит, нормальная повозка получилась, как у людей. Ты ещё слушал, соглашался.

— Так, ты опять за старое⁈ Как на Новый год, да⁈

— Что значит, «за старое», за какое ещё «старое»⁈ Сам же согласился, договорились!

— Мы договаривались, что ты без меня его не трогаешь! Больше я ни с чем не соглашался — просто ты слушать не собиралась мои резоны. И ничего в нём исправлять не нужно!

Аж сердце захолонуло — если бы не новый вечерний поезд, мог остаться в Минске на ночёвку, и уехал бы мой автомобиль неизвестно куда в лапы неизвестного мне «мастера».

— Тебе-то откуда понимать, что надо и что не надо? Люди годами учатся, а не просто какие-то придумки бестолковые…

— Так! — Я в чувствах хлопнул ладонями по столу. — Помолчи минутку и просто послушай. На тот фургон, на котором я уезжал, у меня есть покупатель, который готов заплатить за него двадцать пять тысяч.

— Так продавай, покуда дурень не разобрался!

— Я сказал — помолчи!

Бабушка замолчала, но надулась обиженно.

— Покупатель как раз-таки знает, чего хочет — это тот специалист, который руководит бригадой, которая мою изнанку изучала, геолог и заместитель профессора в университете.

Пока бабуля думала, как «обнулить» перечисленные мною регалии покупателя, продолжил:

— И цену он назначил сам, как начало для торга. Но я ему продавать не хочу, потому что на самом деле ему нужно чуть другое. Так, речь не об этом! Авто обошлось в три с половиной, ещё четыре — артефакты, материалы и работа наёмных специалистов. И, выходит, семнадцать с половиной — за мои придумки. Которые бестолковые. Страшно подумать, сколько толковые бы стоили!

Бабуля обиженно поджала губы, как всегда, когда не могла мотивированно возразить в споре. И пока она, опять же — по традиции, не сменила резко тему, продолжил:

— Короче. Вещи мои без моего разрешения не трогаешь. И ночевать я буду в фургоне — понятия не имею, с кем ты там «договаривалась» и когда у них утро, а искать фургон по всему Великому княжеству у меня ни времени, ни желания нет!

Глава 14

Утро для меня началось в половине шестого утра. Какой-то хмырь открыл запертую мною с вечера водительскую дверь и полез внутрь кабины, при этом опрокинув на себя жестяной таз, прислонённый изнутри к двери по настоянию деда больше «по приколу» и как «воспоминание о детстве пионерском». Я включил «ночной» свет в салоне — в кабине подсветка загорелась сама при открытии двери. Большой не включал, чтобы не лишать себя возможности видеть то, что происходит снаружи: до восхода Солнца оставалось ещё около получаса, и хоть темнота ночи начала сменяться сумерками, яркий свет «в комнате» превратил бы окна в зеркала, а до включения фар я из салона дотянуться не мог.

— Ты кто такой? — ничего умнее я не придумал спросить.

— А, мля! — Воскликнул вторженец, потом увидел моё лицо и резко успокоившись продолжил: — Слышь, пацан, свали нахрен!

— Чееего⁈

— Ты чо, тупой или глухой? Свалил нахрен, по-бырому, из моей авто!

Нет, он реально употребляет слово «авто» в женском роде! Что за чувырло такое⁈

— Ты что за дикая тварь из дикого леса? И с какого это перепоя мой фургон твоим стал⁈

— Слышь, пацан! Не хочешь по-хорошему, ща тебе по-плохому сделаем! Лёха, мля, иди сюда, тут тупень какой-то внутри сидит!

Меня и до этого ситуация не слишком развлекала, но прямые угрозы и какой-то неизвестный «Лёха», а может, и не только он — вообще разозлили. Я поднял руку, которую до этого прятал за спинкой сиденья, стараясь держать револьвер так, чтобы неизвестный видел и направленный ему в лоб ствол и перстень на пальце.

— Так, дебил агрессивный! Ты угрожаешь дворянину на его земле и претендуешь на его имущество! Я тебя сейчас пристрелю тут нахрен и пойду к менталисту — так мне за тебя ещё и премию дадут!

— Лёха, млять! Тут подстава! — Хрипло просипел (не знаю, как ещё описать этот звук) резко утративший кураж противник.

— Не двигаться! Руки на сиденье, ключ от авто — туда же!

Судя по еле различимому на слух топоту неведомый «Лёха» не стал даже пытаться стать героем, спасающим друга, а оперативно исчез в сумерках. Это расслышал и понял также мой визави, иначе с чего бы ему шептать про то, что Лёха — сука?

— Это ты врёшь! Не может Лёха быть сукой, чисто анатомически, только кобелем!

— Чё, мля⁈ Ты чё, на голову ударенный⁈

— Чё-чё, хомут через плечо! У меня и бумага есть, что я контуженный, так что — не рискуй, чучело, не давай мне повода пострелять по «бегущему кабану». Хотя… Какой из тебя кабан, максимум — подсвинок!

Пока нёс всё это, я, не отвода ствол и взгляд от неизвестного, двигался приставными шагами к двери. Хорошо, что стол убрал и разложил только задний диван — при разложенном переднем трудно тянуться к дверной ручке. Да и так придётся револьвер в левую руку перекидывать, поскольку я спиной к выходу.

В момент, когда я выпрыгивал из салона спинки сидений кабины закрыли мне обзор на неудавшегося похитителя автомобиля и тот, не будь дурак, тут же рванул бежать, прикрываясь от меня корпусом фургона, то есть — наискосок в направлении его задней части и одновременно — парадных ворот. А он, паразит, неплохо планировку участка изучил — отсюда ворота не видны! Правда, они же заперты, так что разницы с забором немного.

Пока я обогнул «морду» моего транспортного средства, злодей успел пробежать метров пятнадцать-двадцать. Убивать его я, несмотря на угрозы, не хотел, калечить — тоже, и не только из-за того, что придётся задержаться тут на время следствия, пропустив Осенний бал в Могилёве, но и в целом из человеколюбия. Но и отпускать просто так — будет неправильно. Я выстрелил над головой бегуна, больше всего беспокоясь, чтобы не попасть ни в один из соседских домов, а во вторую очередь — чтобы «бегущий кабан» не подпрыгнул. Он всё же сделал это, но уже после выстрела и, заверещав раненым зайцем, побежал ещё быстрее, какими-то нелепыми рывками и скачками, быстро скрывшись за углом. Да уж, пролетающая над ухом тринадцатиграммовая пятнадцатимиллиметровая ребристая пуля звучит очень солидно и мотивирующе. Выбежав на ближайшую точку, с которой открывался обор на ворота, я увидел «простимулированного спринтера» в паре метров перед ними. Из тех же соображений «нагнать страху» пальнул супостату под ноги. Удар пули об щебёнку словно подбросил бегуна, как взрыв, и тот,издав какой-то вовсе нечеловеческий взвизг взлетел на столб ворот, словно кот на яблоню. Не задерживаясь наверху ни на мгновение, мошенник свалился вниз с каким-то хрустом, за которым последовал дробный топот.

«Бабулина гортензия — вот что хрустело! Кранты кусту!»

«Да плевать — её всё равно каждую осень обрезают почти под корень».

Тем временем округа оживала и начинала активно шевелиться — всё же стрельба без видимого повода тут дело, мягко говоря, нечастое. Лаяли собаки, загорался свет в окнах, хлопали калитки и слышались голоса, спрашивавшие о том, что произошло, и кто стрелял. Я вздохнул, отпер калитку и вышел на улицу.

— Я стрелял, Рысюхин Юра! — Я поднял руку вверх, привлекая внимание.

— Юра⁈ Что случилось⁈

— Да влезли два каких-то придурка, пытались что-то не то со двора украсть, не то от фургона отломать. А я как раз в нём ночевал.

— Зачем⁈

— Хотел проверить, удобно или нет, может, переделать что, пока не поздно.

Да, я решил «прикрыть» бабушку и не выносить сор из избы, выдав найденных ею (на какой помойке, интересно?) «мастеров» за случайных бродяг. Тем временем ко мне подтянулся сосед-полицейский.

— Куда стрелял и зачем?

— Напугать и ускорить драп — из всё же двое было, и неизвестно, что у них в карманах. Первый выстрел — в воздух (можно же и так сказать, правда? Я на самом деле старался никуда не попасть!), второй — под ноги.

— И как, напугал?

— Ещё бы! Была бы сейчас зима — могли бы выследить по маленьким жёлтеньким проталинкам на снегу.

Леонид Сергеевич на пару секунд задумался, потом — рассмеялся.

— Ох, Юрка! Поэт, етить-колотить! «По проталинкам!»

— Маленьким и жёлтеньким. Ну, или коричневым, — добавил я, напустив задумчивости.

— Уморил! Как есть уморил! — Лисовский утёр слезу, настоящую или воображаемую, и продолжил уже серьёзным тоном: — Ладно, давай под протокол теперь, что и как.

— Пойдём в фургон — я там стол поставлю и свет включу, удобнее писать будет.

— Хорошо, ты иди, я сейчас соседей успокою и по домам разгоню, потом подойду.

Собрал постель, сложил диван и только-только поставил столик, как в дверь постучал наш участковый^[9].

— Проходите, Леонид Сергеевич, присаживайтесь, — я направил его на переднее сиденье, тем более, что на заднем около левого окна лежала стопка сложенной постели. Сам я откинул среднюю часть заднего дивана, открывая доступ к микро-кухне и спросил: — Может, чайку поставить?

— Иди ты! А я ещё Мишке Волченку не верил, что тут прямо жить можно! А давай, пока я бумаги раскладываю!

Я проверил уровень воды в чайнике — на двоих хватит с запасом, поставил на плитку, пренебрёг только держателем — всё же никуда не едем. Потом ещё раз рассказал свою версию произошедшего, прервавшись на заваривание чая и закончил к тому моменту, когда напиток пришла пора разливать по чашкам. Посуду, бакалею и прочее такое пристроили в шкафчиках над окнами, причём нижний угол их был сильно закруглён, а дверца открывалась вверх.

— Слушай, Юра, а почему они именно к тебе полезли, как думаешь? Всё же не крайний дом, и заборы глухие, что внутри особо не видно.

— Может, думали в винную лавку залезть через чёрный ход. А может, и фургон украсть хотели, у него крыша над забором видна, если из проулка смотреть. Не даром же ворота раскрыли.

— Так это они? Я думал, вы куда-то ехать собрались.

— Нет, я завтра ехать собирался, в понедельник уже надо быть в Могилёве — дела. Теперь, правда, думаю сегодня поехать, если у вас вопросов не будет — заехать по дороге в Викентьевку — это село, что в Могилёвской губернии строю, около присуждённого в качестве виры заводика. Там кое-какие документы изучить и подписать нужно.

«А ещё не хочу возле бабушки оставаться, чтобы не поругаться с ней слишком сильно, но ему это знать незачем».

Проводив Лисовского, на обратном пути прикрыл хозяйственные ворота и спрятал постель в ящик под передним диваном.

В доме встречала бабушка в стёганом халате:

— Что там за шум такой?

— Ворюги приходили, которых ты почему-то мастерами назвала. Обсуждали, как они «эту авто» в Гродно за «бешеные деньжищи» продадут, «тыщ может даже за пять».

— Какие ещё ворюги, о чём ты⁈

— Те самые, которым ты вот этот ключ запасной отдала. Пришлось пару раз пальнуть для острастки, а то они уже меня силком из салона выбрасывать собирались.

— Да что ты такое говоришь⁈

— То, что только что случилось. Полицейском нашему я про тебя и про ключ ничего не говорил, сказал, что просто двое бродяг незнакомых влезли — и ты то же самое говори.

Бабушка хмыкнула, а я продолжил:

— Ты меня пугаешь! Я же думал, речь о нашем каретном мастере, который старую повозку ладил, а не о каких-то залётных прохиндеях. И где ты только их отыскала⁈

— Нигде не искала. Сами пришли и предложили помощь.

— Ага, и это совсем не подозрительно — откуда они узнали про наш разговор наедине, чтобы свои услуги предложить? Ладно, речь не об этом. Вчера вечером Пробеляков младший звонил из Викентьевки, там вроде как проект южной дороги закончили в двух вариантах, нужно посмотреть и выбрать, чтобы могли начать считать смету и вообще детальную проработку делать. Так что поеду не завтра, а сегодня — позавтракаю только и буду собираться.

— И это что — но Нового года⁈

Бабуля тут же забыла прежнюю тему, тем более, та была для неё неприятной.

— Нет, придётся приезжать время от времени на стройку в Дубовый Лог — и присмотреть хозяйским глазом, и явно что-то ещё подписывать придётся, плюс кучу документов для канцелярии Великого князя готовить. Этим, конечно, Сребренников заниматься будет, но и без моего участия не обойтись. Так что буду мотаться туда-сюда как бы не каждый месяц. Вечером пятницы на ночной поезд в Могилёве, а в ночь на понедельник — обратно. С вокзала до Буйнич на фургоне буду успевать на занятия. Ну, или своим ходом ехать, но тогда утром сильно спать хотеться будет.

— На поезде оно надёжнее и проще — там пока едешь отдохнуть можно.

— Это как когда…

Пока готовили завтрак и нарывали на стол я в деталях описал свою последнюю на данный момент поездку и то, какой «отдых» в итоге получился. Пока хохмил и отвлекал бабушку (и прибежавшую на выстрелы Ядвигу), гнал от себя пугающие мысли про бабушку, её странные перепады настроения и внезапную доверчивость к посторонним людям.

Уже в дороге дед сам поднял эту тему.

«Слушай, внучек… Что-то меня твоя бабушка пугает немного. Точнее, некоторые особенности в её поведении».

«Ты про её обиды неожиданные на ровном месте, перепады настроения, стремление всё переделать и перепрятать?»

«Да, а ещё приступы подозрительности по отношению к близким, такая же неожиданная и необоснованная доверчивость к посторонним».

«И это тоже».

Я вздохнул.

«В общем, внучек, всё это слишком похоже на начало деменции. Которую ещё называют…»

«Старческое слабоумие, в просторечии — маразм».

«Оно самое. Как бы наша угроза новогодняя не превратилась в реальность — я про освидетельствование на предмет полноты дееспособности».

«Вот только к врачу, тем более — психиатру её только в бессознательном сознании и кандалах доставить можно. Но если насчёт диагноза мы не зря боимся — то всё ещё страшнее на самом деле».

«Ты о чём?»

«Магия, конечно, продляет жизнь одарённым, но для „единичек“ главное не продление, как таковое — тем более оно сравнительно небольшое. У не обладающих магией, то есть — нулёвок, средняя продолжительность жизни где-то пятьдесят один — пятьдесят два года^[10], нормальная лет семьдесят. Я точно не помню, никогда особо не интересовался. У „единичек“, если их стихия не Жизнь и не Природа, средняя лет шестьдесят, нормальная — семьдесят пять, у природников ещё на пять-десять больше, в зависимости от точной цифры уровня и направления Дара, то есть — личной способности».

«Интересно, конечно, но при чём тут деменция⁈»

«При том, что главное, что получает одарённый по сравнению с „нулёвкой“ не столько длительность жизни, сколько её, как ты выражаешься — качество. То есть, если ожидаемая продолжительность восемьдесят, то в семьдесят пять ты будешь не доживающей своё развалиной, как большинство неодарённых, а вполне бодрым и активным человеком. Дряхлость начнёт проявляться где-то в семьдесят восемь. Деменция для одарённых вообще не свойственна, проявляется редко, и… и…»

«И перед самым концом?»

«Да! А бабуля, которой девяносто, кстати, уже года три как старается на второй этаж не подниматься — мол, суставы болят. Я ещё, дурень, это мимо ушей пропускал по большому счёту, думал, внимания к себе дополнительного добивается».

«Даже не знаю, что сказать и как поддержать».

«Вот и молчи, главное — без шуточек твоих, ладно?»

В общем, до Дукоры ехали в молчании и не слишком быстро, два с половиной часа добирались, хоть по плану должны были доехать за два. Но не было настроения не то, что гнать, а вообще спешить куда-либо. Во время прогулки по парку тоска как-то незаметно отступила, а потом и вовсе ушла. Не то парк помог, не то ядрёный разливной квас, не то просто молодой организм не хочет и не может долго быть в меланхолии — кто знает? В общем, подъезжая к Пуховичам я уже напевал негромко очередную дедову «бредушку-нескладушку»:

Как говорится — чушь, как она есть, и в чём преимущество своего автомобиля с герметичной кабиной, так это в том, что подобное можно петь не опасаясь, что случайные свидетели санитаров из психушки вызовут. Дед уверяет, что в оригинале смысла и логической связности было не сильно больше, но мне не верится — всё-таки люди со сцены пели, а их сотни ысяч и миллионы слушали.

«Даже не сомневайся. Когда у этой группы одна „солистка“ ушла — новую искали по росту и цвету волос. Наличие слуха и голоса в требованиях к претенденткам вообще не оговаривалось, только стать и масть».

«Да ну, врёшь! Она же потом петь должна была!»

«Технологии уже позвучали с нужным тембром озвучить хоть куклу деревянную и записать „голос“, а на сцене требовалось только красиво двигаться и рот открывать в такт».

«Слышал бы это профессор — поубивал бы!»

«Эт точно!»

Наученные горьким опытом Влада Пробелякова искушение срезать пятнадцать вёрст по короткой дороге через Марьину Горку и вдоль путей преодолели вообще без борьбы и в Пуховичах свернули налево, на Гомельский тракт. А там уж и развилка на Тальку недалеко — кстати, военные, видимо посмотрев на наши указатели поставили почти такой же, и даже «серебрянкой» покрасили, так что шансов проскочить нужную дорогу было минимум.

Проехал по «временному мосту», остановился, посмотрели с дедом, как набирают прочность уже готовые береговые упоры и лежащие на берегу армированные бетонные балки, укрытые от высыхания^[11] влажной мешковиной. Рядом были сложены детали будущего настила. В общем, работы осталось — дождаться застывания бетона и потом, при наличии погоды, пару дней чтобы завести балки и поставить укосы, а потом ещё парочка — собрать настил. Здорово!

«Они так просто оставили доски и балки. Не боятся, что местные украдут?»

«Видимо не боятся. Или охраняют, но мы эту охрану не видим».

Из семи тысяч шестисот сорока метров дороги были уже полностью построены пять тысяч шестьсот, большая часть оставшихся метров была «в работе», за исключением, пожалуй, последних полутора сотен перед мостом — там только расчистили будущую трассу, не только от пней, но и от верхнего слоя почвы.

В общем и целом, выехав из дому в восемь утра — около двух часов дня я уже остановился рядом с грузовиком, стоявшим около здания конторы.

Глава 15

В конторе кроме Пробелякова был ещё и привезённый им из Тальки инженер-строитель, который и занимался проектированием наших дорог — сперва на правах «личной услуги», а потом и официально. Влад привёз его специально для разговора, чтобы избежать эффекта искажения сказанного или недопонимания.

— Добрый день, господа. Владислав, господин Каллифорский^[12].

— Можно Андрей Эмильевич. Да, дед был тот ещё затейник: сыновей назвал Руперт, Эмиль и Леонардо, дочерей — Лукреция и Иоланта. Думаю, в семье ещё пару поколений не будет заковыристых имён — очень уж всех достала эта экзотика.

— Как вам будет угодно. В любом случае не хуже, чем какие-нибудь Афиноген или Пафнутий и Прозерпина. Тогда и ко мне лучше обращаться аналогично.

«Ага, или Лагшминальд с Даздрапермой. Вот как надо ненавидеть свою родную дочь, чтоб обозвать её Даздрапермой⁈»

— Да уж, Афиногенович было бы ещё суровее, чем Эмильевич.

— Юрий Викентьевич, может, пообедаем, или хотя бы чаю? — Вмешался в обмен репликами Влад. И привести себя в порядок после дороги? Мы сами приехали буквально десять минут назад.

— Получается, к мосту мы подъехали почти одновременно — если бы не лес на южном берегу, я бы вас увидел. А так немного остановился, чтобы осмотреть стройку. Кстати, материалы не украдут?

— Нет, там охранная сигнализация.

— Артефактная? Она же стоит дороже всего, что на берегу! Тут надо бояться, чтобы её не украли!

— Нет-нет, вполне дешёвая, для установки на двери, окна или автомобили, кстати. Очень громко и мерзко воет, на вой прибегает мужик из Рудни, которому приплачиваем за охрану. А ещё мы пустили слух, что там заключён злой дух, так что местные к материалам ближе десяти метров не подходят.

— И где такое чудо нашли?

— Реклама была в газетах. Производство питерской фабрики Кротовского.

«О, ещё один заводик „разорившегося“ графа нашёлся. Интересно, сколько таких ещё по империи?»

«И не говори, дед. И не говори…»

— Ну, в дороге я не запылился и не вспотел, так что умыться будет достаточно. А вот пообедать было бы неплохо.

— Ох, ваши автомобили, Юрий Викентьевич, это просто чудо! Совершенно несравнимо с обычными грузовиками! Комфорт на уровне как бы не лимузинов!

«Фуфел эти лимузины — никакого климат-контроля, кроме открытой форточки!»

«А вот и спорить с тобой, дед, не буду!»

— Я как раз и просил приготовить на троих примерно к двум часам пополудни. Пока вы умываетесь, я распоряжусь накрывать на стол.

В этом случае обедать всем вместе было вполне допустимо по любым канонам, даже бабушка вряд ли бы смогла придраться: Влад был хоть и простолюдином (надеюсь, только пока), но одним из моих управляющих и хозяином дома. Максимум можно было сказать, что ему «оказали честь» принимать за столом двух дворян, но мы со строителем предрассудками особо не страдали. Правда, не настолько мы пренебрегали приличиями, чтобы за обедом разговаривать о делах. Андрей Эмильевич продолжал восхищаться удобством грузовика, а Влад подлил керосина в костёр, рассказав в подробностях про пикап, на котором ездит дядюшка, включая варианты оснащения кузова. Каллифорский вздыхал и стонал, но разговор о заказе, к счастью, завести не захотел или не рискнул. Наконец, перешли к обсуждению второй дороги.

— Во-первых, проект объездной дороги. Там возникли административные сложности.

— Как так⁈ Мы же ведём строительство именно из-за этих самых «административных требований»!

— Всё дело в границе между губерниями, Минской и Могилёвской. Вблизи наших владений она идёт от железной дороги по реке Талька до дороги на Сутин, потом по этой дороге. Но на выходе из перелеска сворачивает резко налево — ну, если по карте — то направо, так, что поля и кусок леса оказываются в одной губернии с селом, которое их обрабатывает — тем самым Сутином. Короче говоря, граница выходит на край бывшего озера и идёт вдоль болота. Конечно, вешки там не стоят, но исходя из размеров на кадастровых картах — практически по берегу. А от берега — почти строго на юг до Слуцкого тракта, дальше по нему, но нам это уже не интересно.

— Забавный зигзаг, хотя в принципе объяснимый. Но при чём тут дорога⁈

— При том, что она выходит на территорию Минской губернии. А программа развития у нас завязана на Могилёвскую, и все разрешения на строительные работы, включая необходимую при этом вырубку леса. Для Минской мы никто. Хорошо, что при поездках мы ничего не вырубали и даже не подсыпали. Стоит начать стройку — и мы можем влететь на крупные штрафы за самовольное строительство и незаконную рубку леса. Оформить разрешение в Минске — я не знаю, сколько это займёт по времени и по деньгам, вообще, даже приблизительно. Но опыту — до трёх лет запросто. Хорошо, что при работе на моего основного заказчика таких проблем нет — Императорской армии и военному ведомству глубоко и искренне плевать на такие мелкие подробности.

— Нет, три года на проектирование — этого мы себе позволить не можем, есть риск вылететь из программы. Хоть одна из дорог уже почти закончена…

— О, нет, что вы! Должна ещё пройти консолидация грунта насыпи, так сказать — стабилизация структуры. С учётом её высоты, типа дороги и характера подстилающего грунта — это от полугода до года, если не пользоваться услугами владеющего стихией Земли строителя. После этого нужно провести промеры параметров полотна и выправить выявленные искажения геометрии — просадки, сдвиги, уклоны и прочее. В основном — подсыпать и укатать, но возможны и варианты с изменением системы дренажа, например, или со строительством дополнительных подпорных стен. Зимой не все эти работы можно проводить, так что работы будут закончены в любом случае лишь в следующем году.

— Спасибо, я этого не знал. А на болоте?

— Зависит от массы факторов, от того же полугода и до трёх лет.

— Опять до трёх лет⁈

— Это для дорог с твёрдым покрытием, проходящих по сапропелевым или сплавинным болотам глубиной более четырёх метров. Для грунтовых дорог самый худший случай — это два года, причём можно ускорить не только при помощи одарённых со стихиями воды и тверди, но и чисто техническими средствами — хотя в данном случае использование стихий будет и быстрее, и дешевле.

— Так, подождите, я запутался. Давайте про строительство на болоте сначала и по порядку.

— Как скажете, Юрий Викентьевич, вы заказчик, да так и правильнее будет. Но если совсем по порядку — то надо начинать с классификации болот. Не вдаваясь в лишние подробности, их можно разделить на три типа, которые зависят в первую очередь от происхождения и условий образования. Первый тип — это болота, состоящие из слоёв торфа разного состава в устойчивой форме, образуются при заболачивании суши. Самые удобные и приятные для строительства, требуют минимального усложнения проекта и удорожания работ, но это, увы, не наш вариант. Второй — сапропелевые. Верхний слой стабильного торфа лежит на слоях нестабильных торфов и на плотном, слежавшемся иле — сапропеле. Тут всё несколько сложнее, но тоже много вариантов. И третий тип — это сплавинные болота. Корка торфа плавает на жидкой или полужидкой смеси торфа с илом. Чистый третий тип — это чистая беда, тут, если нельзя обойти, или полная выторфовка до минерального основания со строительством погружённой подушки и обеспечивающей обвязки или прокладка дороги по эстакаде. Ещё очень многое зависит от глубины болота: менее двух метров, до четырёх или свыше четырёх.

— Очень интересно, но не всё понятно. Однако с терминами разберёмся позже. У нас какой тип?

— Скорее всего — переходный между вторым и третьим. Верхний слой достаточно прочный и плотный, чтобы до сих пор — в том числе весной — никто не замечал заболоченности, вода дренировала сквозь торф, и корка держала гужевые повозки, тем более, что они, во всяком случае — с грузом, проезжали тут далеко не каждый день. Как началось сравнительно интенсивное движение гораздо более тяжёлого транспорта — корка стала разрушаться, так же упругие деформации вызвали движение и смещение насыщенных водой горизонтов, особенно когда вы по этому болоту локомобиль прогнали. Итог — первый же достаточно длинный и сильный дождь вызвал затопление дороги и прилегающей зоны. Так что или третий с очень хорошей сплавиной, или второй с нестабильным слоем ила.

— Так, понятно, теперь давайте к проектам.

— Ну, это пока не проекты, а только наброски к ним. Первый вариант — строить по той трассе, что провесили по весне. Общая длина дороги, округлённо, семь с половиной километров, при этом дважды пересекаем болото: один участок длиной две тысячи шестьсот семьдесят метров и один — около семисот. Причём первый проходит практически через центр предполагаемого древнего озера, и какая там будет глубина — неизвестно.

Каллифорский, извинившись, отпил чая и продолжил.

— Второй вариант: не доходя до берега болота, по песчаному холму, на котором и стоит село, уходим восточнее. Выход на тракт практически прямо напротив Мезовичей. Общая длина маршрута девять с половиной километров. Тут тоже две насыпи через болото, одна около двухсот метров до бывшего острова, вторая — семьсот пятьдесят до южного берега.

— Вторая, считай, такая же по длине, а первая в тринадцать раз короче?

— Да, правда, остров тоже не внушает доверия, боюсь, по нему придётся идти как по болоту первого типа, без выторфовки — это удаление болотного грунта — но с более массивной насыпью. Можно считать как одну изогнутую насыпь длиной примерно тысяча двести метров. И третий вариант — продолжаем вашу главную улицу на восток, немного уклоняясь к югу, потом поворачиваем сперва здесь и вот здесь, проходим между краем болота и пашней и выходим на тракт в этом вот месте. Общая длина маршрута тринадцать километров, нужно будет перепрыгнуть через низину шириной около двухсот пятидесяти метров — похоже не протоку, соединявшую «наше» озеро с большим болотом на севере, которое когда-то, возможно, было ещё большим озером, размером с половину Нарочи, а то и больше. Ну, и возможно, если не впишемся в зазор между болотом и полем, придётся пройтись по его краю. Но там ерунда, глубины явно будут в районе метра и выторфовка почти наверняка не понадобится.

— Для сравнения вариантов надо знать цену работ.

— Справедливо. Если не использовать услуги одарённых профильных стихий, то есть — делать всё своими силами, то расклад такой. Принимаем стоимость километра насыпи по твёрдому грунту за сто единиц. Тогда насыпь по болоту первого типа — то есть, по острову или вдоль берега, будет стоить сто сорок, по второму типу, с частичной выторфовкой — сто шестьдесят. По третьему типу, если использовать метод погружения сплавины на дно с вытеснением жидких слоёв и массивной насыпью — от ста семидесяти до двухсот, если по третьему типу делать полную выторфовку и вообще «все удовольствия сразу» — сказать не могу, сильно зависит от глубины, характера грунта и наличия поперечного уклона минерального дна, от ста восьмидесяти до трёхсот. Это с использованием специальной строительной техники, подручными средствами будет дольше, а потому дороже. Использование магии может в некоторых случаях ускорить работы в два раза и более и при этом удешевить до трёх раз.

Все задумались, погрузившись в расчёты и сравнения. Инженер спохватился:

— Ах, да! На болотах второго типа и переходных можно в качестве основы для насыпи использовать бревенчатый настил. Это удешевит и ускорит работы, понадобится много длинных брёвен, но меньше песка. На третьем типе можно вместо настила, похожего на гать, ставить погружённые или полупогружённые срубы с фильтрующим грунтом внутри и с вертикальными дренинами между ними. Своего рода опоры, как у моста, но висящие в толще болота и идущие вплотную друг к другу. Тут зависит от цены и доступности брёвен, но в целом цена в наших условных единицах будет от ста шестидесяти до ста восьмидесяти.

Минут пятнадцать сидели, считали, думали. Наконец, я отложил карандаш в раздражении — ничего не получалось, даже с учётом помощи от деда.

— Ерунда эти коэффициенты. Во-первых, у нас нет техники, и удастся ли арендовать, а также — за какую сумму — неизвестно. Во-вторых, непонятно, какие всё-таки там грунты и глубины. Ну, и с лежневой дорогой как считать необходимый для неё лес: для нас это сырьё для лесопилки, брус и доски можно или продать существенно дороже, чем кругляк, или самим использовать — в Викентьевке ещё строить и строить.

Влад активно начал кивать, соглашаясь, а строитель задумался ещё и над этим.

— Одно могу сказать — самый длинный вариант получается самым длинным даже если считать насыпи через болото с коэффициентом два., но главное даже не в этом. Я сильно сомневаюсь, что в Могилёве утвердят проект, предусматривающий вырубку такого количества леса — имею в виду нормального леса, деловой древесины. Могут заставить переделывать, сдвинув трассу к югу или на склон холма, где мы за… кхм… замучаемся подпорные стенки ставить или вовсе на самый берег болота, где весь путь придётся, во избежание затопления и размыва, класть по насыпи, как по болоту первой категории.

— Первого типа.

— Да хоть субъекта, — отмахнулся я от уточнения. — Ну, и превращение улицы в проезжий тракт не сильно понравится жителям, да и мне тоже. Придётся от лесопилки идти на юг по старой трассе, а там уже за огородами поворачивать на восток по границе арендных земель. В общем, хоть технически проект выглядит самым простым — административно он как бы не самый сложный. Ну, и пользоваться будет потенциальным путешественникам не слишком удобно: выводит в сторону Осипович, куда из Тальки быстрее и проще на поезде добраться, а по пути из Тальки в Слуцк придётся делать здоровенную петлю вокруг почти всего болота.

— Согласен, к рубке леса могут прицепиться, и вариант с прокладкой по берегу могут попытаться навязать тоже.

— А два оставшихся варианта… При коэффициенте два получаются равнозначными по цене, хоть более длинный и проще технически. Однако без знания о типе и глубине болота на обеих трассах, и без хотя бы примерной оценки стоимости метра дороги там и там — ничего решить нельзя.

— Тут ещё один момент есть, — решился всё же озвучить свою мысль Влад, который давно уже мялся, но никак не мог собраться с духом. — Эта ваша выторфовка. Для нас это не увеличение цены, точнее, конечно, трудоёмкость вырастет, но…

Влад почти сбился, перенервничал, но взял себя в руки и продолжил:

— В общем, для нас это не только дополнительный объём работ — но и добыча сырья для торфозавода. Можно как раз его работников привлечь к выемке торфа — какая разница им, где копать? Тогда вообще непонятно, как эти работы считать и куда торф добытый учитывать.

— Кстати, очень здравая мысль! — подбодрил моего «младшего управляющего» строитель.

В общем, за последующие полчаса решили провести разведку болота на обоих маршрутах и примерно набросать трассу по суше для второго варианта — уже не только по карте, но и по местности.

Дела вроде как закончились, ехать дальше вечером — смысла нет. Вот интересно, мы сейчас в Могилёвской губернии, но до Смолевичей или того же Минска доехать через Тальку нужно шесть часов, причём чистой езды от дома всего пять, или даже четыре с половиной, а до Буйнич — никак не меньше восьми часов чистой езды! Вот, кстати, ещё задача — посмотреть по карте маршрут. Тем путём, как мы ехали сюда с Машей, воспользуюсь только частично — на левобережье Днепра мне лезть никакого смысла, как и в сам Могилёв, значит, где-то в Быхове надо будет свернуть на ту дорогу, которой уже не раз планировал воспользоваться, но всякий раз что-то мешало. Нет, если бы «прямой путь», показанный Подрепейницким, не был по выражению деда «противотанковым» как минимум от Чечевич до Буйнич, то по этой дороге получается… получается около ста восьмидесяти километров, шесть часов чистой езды. Но по факту я там на своём фургоне могу вообще не проехать.

Глава 16

Надо сказать, что думать, чем занять вечер не пришлось — вернувшийся из Тальки Влад с Лукошкиным и подтянувшимся за компанию Кнутом радостно завалили меня кучей дел, связанных с поселением и предприятиями. Надо сказать, совсем уж рутинную текучку не тащили, понимали, что попытку свалить на меня свои прямые обязанности я замечу и обижусь, но и без того вопросов хватало. На этом фоне Кнут, который уже наладил работу лесопилки и начал скучать, стал своего рода отдушиной. Он принёс свои соображения по улучшению пресса для торфяных брикетов, я в ответ вынул свои…

Ну, что сказать? В целом мысли сошлись: обе пришли к идее горизонтального пресса с открывающейся после прессования торцевой крышкой, через которую поршень выдавливает продукцию. Различия были в деталях. Дед, глядя на эскизы норвежца обозвал его «сумрачным тевтонским гением», а проект в целом — «карманные часы с кукушкой». У меня выходной торец был откидным, с петлями в нижней части и запорным штырём вверху, который открывался вручную. У Кнута — запорная плита отодвигалась в сторону по направляющим при помощи отдельного механизма, а в рабочем положении запиралась системой клиньев, которые — да, тоже имели свой привод. Он даже предусмотрел специальное устройство, которое очищало бы направляющие от мусора. Прав дед — только кукушки и не хватало. И так во всём! Например, шток поршня у него был телескопическим. То есть, внутри основного, толстого штока, который обеспечивал прессование, он поставил второй гидроцилиндр поменьше, для выдавливания готовых брикетов наружу.

— Нет, Кнут, мы не будем ставить на выходе шатун с циркулярной пилой для отрезания равных кусков. И синхронизированные с ним через эксцентрики прижимы не будем делать, как и синхронизацию всего этого с поршнем. Дело даже не в том, как скоро эта твоя «рука смерти» отхватит какому-нибудь ротозею руку или ухо. Просто потому, что ты скажешь: «можно поставить ограждения». Первые две недели работники задолбаются останавливать систему для чистки и настройки, а мы — замучаемся икать, когда нас будут вспоминать матом. В начале третьей же просто отключат всё это нафиг раз и навсегда. Кстати, ограждения начнут снимать «чтоб не мешали» уже на третий день.

Я предлагал поставить сразу за откидной дверкой полуметровой длины короб, между ним и прессом — направляющие. Под всем этим — конвейерная лента, которая заканчивается одновременно с коробом. В расчёте на то, что от цельного «стержня» куски будут отламываться под собственным весом, а крыша направляющей не даст всей заготовке упасть в ящик целиком. Но механика до нервной дрожи коробила мысль, что куски будут отламываться совершенно случайного размера, так что в качестве компромисса решили поставить падающий косой нож, который в моём мире не получил названия «гильотинный» в связи с отсутствием в истории доктора Гильотена, а я его едва не произнёс под влиянием деда. В итоге в половине одиннадцатого вечера Кнут убежал к себе с эскизами своими, моими и нарисованными в ходе разговора, а также с пятью сотнями рублей «не опыты».

— Спасибо, Юри! — Он произносил моё имя так, с ударением на «и». Дед, услышав первый раз, долго ржал у меня в голове, приговаривая, мол, хорошо, что не яой, а потом отговорился своим привычным «долго объяснять».

— Да не за что, это для моей же пользы, в конце концов.

«Ага, а заодно факт оплаты работ поможет опротестовать патент, если он захочет оформить таковой в одну морду».

— Нет-нет, я за последние годы совсем закис с этой лесопилкой, вы вернули мне возможность творчества!

Сегодня в Викентьевке был банный день, но мне не хотелось к кому-нибудь напрашиваться, а посещение общественных бань — построили уже и такую — деду было не по душе, а мне ещё и не по чину. Если, конечно, это не специальное заведение для благородных. Невелика потеря — завтра буду у себя в общежитии, там есть всё, что нужно, лучше лягу спать пораньше.

Вот когда я научусь правильно рассчитывать время в пути? Выехал не очень-то и рано, в девять утра, успев утром ещё раз пройтись с Владом по текущим делам. Думал часа за четыре с половиной доехать до Рогачёва — он ближе всего к геометрической середине пути, хоть и несколько дальше неё, там часок отдохнуть, пообедать и в шесть — половине седьмого быть уже в общежитии. Но почему-то не учёл, что по объездной «тропе» вокруг болота придётся ковылять как минимум минут сорок. И что через Осиповичи просто так не проскочишь. Немного отыграл затраты на трассе, где удалось разогнаться до сорока, а временами и до сорока пяти километров в час, но всё это с запасом «съел» Бобруйск, через который тащился со скоростью, не намного превышающей пешеходную. В итоге около часа дня был только напротив входа в Бобруйский зверинец.

Так, стоп, Юрий Викентьевич! А с какого перепою, как дед выражается, ты собрался издеваться над собой и непременно ехать без остановки до самого Рогачёва? Ты кому-то должен? У тебя там встреча назначена? Опаздываешь куда-то? Эти простые соображения накрыли, как пыльным мешком из-за угла. А, собственно, на самом деле⁈ Что мне мешает остановиться здесь, в Бобруйске, здесь же и пообедать, а потом, если будет на то желание, и в Рогачёве остановиться тоже⁈

«Ну, слава сиськам! Не прошло и полгода как ты понял, что у тебя, как правило, нет жёсткого расписания и обязательного маршрута!»

«А подсказать, слабо было?»

«А воспитательный и обучающий моменты? Если тебе каждый раз подсказывать после туалета попу вытереть — то скоро без подсказки и перестанешь это делать!»

Вот включает он иногда «режим обучения», хоть порой мне кажется, что на самом деле сам забывает о чём-то или упускает из виду, а потом задним числом делает вид, что так и задумывалось. А ещё его странная привычка провозглашать хвалу всякого рода странным предметам и существах. Хоть каких-то Великих Ежей и перестал славить, уловив пару раз явное неудовольствие Рысюхи. Вот зачем что-то выдумывать, если всегда можно сказать просто: «Слава Рысюхе» — коротко, понятно и по делу!

Мелькнула было мыслишка, заехать в зверинец, обсудить предварительно возможность доставки к ним семейства кенгуранчиков, но даже сама идей очередных переговоров и обсуждений вызвала физически ощутимые тошноту и отвращение. Хватит с меня! В любом случае впереди ещё несколько встреч, от которых никак не отвертишься.

Останавливаться на обед в зоне пролегания туристических маршрутов не стал, уже успел убедиться в правоте деда, что в таких местах всё как правило и дорого, и невкусно, а зачем стараться, если клиент, хоть довольный, хоть нет сейчас вот уедет и вряд ли вернётся в ближайшие пару-тройку лет? Так что — не стоит, если не знаешь, конечно, скромных и не бросающихся в глаза заведений «для своих». Да и там могут, опознав чужого, нагреть на пару-тройку лишних рублей. Бывают, конечно, заведения, хозяева которых только-только стараются сделать себе имя — вот в таких как раз можно поесть недорого и вкусно, но их тоже надо знать, увы.

В пригороде неофициальной второй столицы губернии увидел скромную вывеску «У Семёныча». Заведение стояло на противоположной стороне улицы (или уже дороги?) и в глаза особо не бросалось. Я, честно говоря, даже проскочил мимо, но затормозил и, проехав немного назад, повернул туда.

«Знаешь, Юра, по правилам движения моего мира ты сейчас как минимум два штрафа заработал, причём заслуженных, поскольку действительно подвергал ненужной опасности жизнь и здоровье свои и окружающих»,

«Да ладно⁈»

«В штанах прохладно. Во-первых, создание аварийной обстановки: резкое внезапное торможение на перекрёстке, в тебя сзади запросто мог врезаться тот, кто едет за тобой. Во-вторых — движение задним ходом на перекрёстке».

«Ты говорил, что „как минимум“, значит, есть ещё что-то?»

Было неприятно, конечно, но замечания казались обоснованными.

«Почти было. Ты не пропустил встречных велосипедистов. Правда, до них ещё оставалось некоторое расстояние, так что вы почти нормально разминулись, но факт в том, что ты на них вообще внимания не обратил, и окажись они метров на сколько-то ближе — мог и сбить кого-нибудь, или обоих».

«Ещё и велосипеды попускать⁈»

«А что такого? Они не люди, или в движении не участвуют? Или ты возгордился, мол, у меня настоящий автомобиль, а не какая-то игрушка с педалями, а? Или, может, „что между ног — то не транспорт“, не думаешь так, нет?»

Выволочка была короткая и очень неприятная, в том числе и потому, что я понимал — всё по дело у заслуженно. Но тем временем пришла пора делать заказ. Мне посоветовали пельмени в горшочке, а к ним — сметану и, к моему удивлению, молоко.

«Да, точно, это тема! Серьёзно тебе говорю: горячие пельмени со сметаной и холодным молоком — классная вещь!»

— Давайте я вам на пробу стаканчик молока принесу, если не понравится — поменяю на квас или чай, как скажете.

— А давайте!

Пельмени оказались замечательными, вопреки опасению не развалились и не слиплись между собой в единую массу, как часто бывает при запекании. Такое ощущение, что их сперва обжарили, а потом стали запекать. А ещё сдобрили смесью мелких шкварочек и жареного лука. Сметану и зелень принесли отдельно, в плошке и на досточке соответственно. Хм, а подавальщица и дед правы были! Суть в том, чтобы пельмени были горячими, а молоко — холодным! Но и чашку чая в завершение обеда я всё же заказал. Получилось вполне недорого — во всяком случае, не дороже, чем попить чаю или кофе с выпечкой в центре Минска.

— Эх, были бы вы поближе к тем местам, где я часто бываю — стал бы постоянным клиентом! Но и так, по дороге при каждом случае заезжать буду!

В Рогачёве я всё же остановился и погулял — больше из принципа, чем по необходимости, и из любопытства закупил для последующей пробы и сравнения по пол ящика каждого из двух видов бобруйского пива, которое ещё в прошлом году хвалили жители Бобруйска, и для сравнения два вида речицкого в том же количестве. Ну, и пару бутылочек того, которое они ругали, для контраста и оценки объективности суждений.

Дорога до Быхова и дальше до Буйнич была много лучше той приснопамятной «короткой» — я её, наверное, до старости не забуду — но и далеко не гомельским трактом. Двадцать пять километров в час — это на ровном месте, а так около двадцатки приходилось держать. Надо было всё же ехать по восточному берегу, так получалось дальше, но вот по времени явно было бы быстрее. С другой стороны — не факт, мост через речку только в Быхове, причём деревянный и не внушающий особого доверия, а следующий — уже в Могилёве. Это ещё крюк, уже километров в тридцать, да ещё и значительная их часть — по большому городу. Нет, не было бы быстрее, нечего переживать впустую — принял решение, значит, надо выполнять.

Пропуск сработал нормально, фургон я поставил на стоянке перед главным входом в общежитие, поздоровался с Надеждой Петровной и в своей комнате просто рухнул в кресло. Усталость навалилась, как валун — не только от поездки, а от всей летней суеты разом. И это они называют отдыхом на каникулах⁈ Или это во мне дело? Да нет, ерунда-то какая — причём здесь я? Это был сарказм, если кто-то вдруг не догадался. Но даже шутить дальше сил нет — а ведь надо ещё сходить, съесть что-нибудь, из-за внезапного выезда бабушка ничего почти упаковать с собой мне не успела, а что и было, то съедено ещё вчера. И в душ сходить. И постель расстелить — жуть, сколько работы! Но минут через тридцать-сорок полудрёмы встряхнулся и нашёл в себе силы отправиться на ужин, а там и прочими делами по обустройству заново на старом месте заняться.

Утром после завтрака в почти пустой столовой под умеренно заинтересованными взглядами не очень ещё многочисленных студентов сел в фургон и поехал в МХАТ, на очередную репетицию смотреть, а заодно пообщаться с Машей и профессором. Сейчас, когда в академии находятся студенты трёх категорий, а именно: отбрасывающие хвосты залётчики, углублённо занимающиеся ботаники и приехавшие сильно заранее перестраховщики, вокруг тихо и спокойно. Но уже к пятнице, когда будут заселяться тянувшие до последнего лентяи, картина станет совсем иной, а в первый выходной ­ торжественное построение, потому как первое сентября — это святое. Интересно, в следующем году тоже первого числа будет линейка, или ректор дотерпит до второго числа, до понедельника?

На репетицию я приехал сильно заранее, так что нашлось ещё примерно полчаса для того, чтобы уединиться с также заранее явившейся Машей в фургоне, под предлогом показа отличий от прошлой версии. Не то, чтобы нас кто-то о чём-то спрашивал, или мы кому-то давали отчёт — но не то на всякий случай, не то по привычке мы подготовили более-менее убедительное объяснение. Многого себе позволить не могли, но хоть пообнимались и нацеловались за прошедшие дни в разлуке. Пока невеста приводила себя в порядок и по дороге от автомобиля до входа на изнанку и далее, завёл разговор о предстоящем мероприятии:

— Слушай, Маш. А что это профессор так упарывается в подготовку к балу, все прочие дела забросил, даже, похоже, продажи пластинок не отслеживает? Дел-то, одну песню спеть?

— Да ты что, не понимаешь, что ли⁈ Это же не просто танцы, это официальный Осенний бал!

— Радость моя, конечно — не понимаю. Понимал бы — не спрашивал. Ну, бал, ну, Осенний. Какая разница, как вечер танцев назвать⁈

— Уууу, какой ты у меня в этом вопросе тёмный, оказывается. Любое официальное мероприятие — это статус! Это повышенное внимание к тебе и к твоему тотему, кстати, тоже. Бал — это одновременно и официальное действо, и светское, для дворян двойной интерес и тройная польза. Если же речь идёт об одном из трёх так называемых сезонных балов — Осеннем, Новогоднем и Весеннем, который проводится в ночь равноденствия, то умножай всё ещё на три, или на пять!

— Ого! Даже не думал, что всё ТАК серьёзно. Иначе, может быть, тоже переживал бы. А то думаю — ну, танцы, ну, губернатор участвует, и что?

Маша захихикала.

— Я-то думаю — какой ты у меня волевой и хладнокровный, у тебя дебют светского выхода не где-то там, а на Осеннем Балу, да ещё и с дебютным исполнением новой песни, при этом вообще не показываешь волнения. А ты, оказывается, просто не знал, в чём участвуешь и что нужно волноваться!

Маша опять расхохоталась, потом вдруг резко, как кнопку нажали, стала серьёзной.

— Так ты что, и костюм к балу не готовил, что ли⁈

— В смысле? У меня же есть — и тот, что к помолвке шили, и парадная форма академии.

— Юра, ты что, вообще ненормальный, или опозорить меня хочешь⁈ Тот костюм, помолвочный, ты уже надевал!

— И что с того? Он не помялся, не порвался, я из него не вырос — в чём проблема-то⁈

— Мужчины… Нельзя один костюм использовать два раза на двух выходах! Тем более — подряд! Тот, в котором проходило обручение допустимо надеть на свадьбу, подчёркивая единство двух действий и неизменность чувств, но и только!

— Маша, на балу из тех, кто присутствовали на помолвке точно будем только мы и профессор. Думаешь, Лебединский будет тебя позорить за то, что я дважды один костюм надел⁈ И вообще — что, на каждый бал нужен новый костюм и новое платье⁈ Это же разориться можно!

— Если простой бал, частный, и ты там просто один из приглашённых гостей — то допускается в течение года являться в одном и том же, хоть и рекомендуется как минимум менять аксессуары. Но если бал официальный, или в твою честь, или ты — участник действия, то ни в коем случае! А на балу могут быть ещё и мои подруги, от акаде…

Маша резко выдохнула.

— Фух. Ты же от академии участвуешь, а не сам по себе. Значит — парадная форма, без вариантов, форма — это исключение. Надеюсь, она у тебя в ПОЛНОМ порядке?

— Разумеется, если тебя это успокоит — попрошу нашу коменданта проверить.

— Обязательно. И не пугай меня так больше. И немедленно займись новым костюмом — мало ли, куда пригласят, а тебе надеть нечего!

— Что значит, «нечего»? У меня полшкафа одежды.

— Юрка, не беси меня! Новый — значит, новый!

— Это опять придумывать фасон, выбирать ткань и прочую фигню…

— Зачем? Тот фасон и цвет тебе хорошо идут, сделай такой же.

— Стоп, подожди! — Я даже остановился, будучи мало не в шоке. — То есть, тот костюм, в котором был в мае, надевать нельзя. Даже если иду туда, где меня в нём никто не видел. А точно такой же, но новый — можно⁈ Где логика вообще⁈ На нём же не написано, что это «другой, просто такой же!»

Маша посмотрела на меня с какой-то даже жалостью, что ли.

— Не «точно такой», а «такой же», это разные вещи. Будет чуть другой оттенок ткани, немножко другой крой — может, мастер ещё и немного поменяет очертания некоторых элементов. Самое главное — это будет другой костюм, и ты об этом будешь знать, я и это буду знать, и, значит, остальные тоже поймут и увидят!

«По-моему — бред чистой воды».

«По-моему — тоже. Только ты вслух такое не ляпни!»

«Не самоубийца же я, в самом деле. Хм, а если взять тот же, поменять пуговицы и сказать, что это новый?»

«А говоришь — не самоубийца…»

«Ты о чём?»

«Тебе же сказано — другой оттенок, то-сё. У них, у баб, ой, то есть — у дам, восемьдесят названий для одного только розового, причём уверяют, что это разные розовый и что они реально отличают один от другого. При этом могут по часу спорить друг с другом о том, как именно называет оттенок, например, кофточки и самое удивительное — получать от этой пытки удовольствие!»

«Женщины…»

«Ага…»

За время нашего внутреннего диалога во внешнем мире прошло чуть больше секунды, Маша всё ещё сверлила меня подозрительным взглядом, и я счёл за лучшее вернуться к изначальной теме.

— Значит, и для профессора, и для тебя — это выступление много значит?

— Конечно! Выход на таком действии, пусть просто в Могилёве — это более значимо, чем целый персональный концерт в Минске или в Москве! Ну, в столице концерт… Хм… Смотря какой, да.

— И для тотема…

— Тихо! Вслух о таком не говорят, только с самыми близкими, потому простительно, — она чмокнула меня в нос. — Но — да, тоже полезно, очень.

— Становится понятнее накал борьбы за место в танцевальной труппе. Так, подожди! В таком случае профессор, наверное, и на следующий бал тоже захочет…

Мурка моя расхохоталась в голос, не обращая внимания на окружающих — благо, мы были уже на изнанке «художки», а здесь экспрессией чувств удивить кого-то было бы сложно.

— Не говоря уже о том, что просто физически нет времени для репетиций, участие в двух балах подряд — таких случаев по пальцам пересчитать за всю известную историю! Нет, если приглашают выступить с известным и популярным номером — это да, это большая честь, но случается. А с двумя своими новыми номерами подряд — это одновременно заявка на гениальность и на непревзойдённую наглость! Да от тебя и на весну никто ничего ждать не будет, даже намёком! Максимум — могут попросить выступить камерно, не с главной сцены, с чем-то знакомым.

— Ну, мне же лучше. Можно на следующий Новый год приберечь…

Маша опять расхохоталась в голос и так, смеясь, и вошла в репетиционный павильон.

Глава 17

Профессор Лебединский от попыток завести любой разговор, не связанный непосредственно с репетицией, только отмахивался — мол, после бала, всё после бала. Посидел с умным видом, пока профессор, дирижёр и два хореографа гоняли то вместе, то врозь оркестр и танцоров, пообщался с дедом, провёл заодно кое-какие расчёты по предстоящему строительству в Викентьевке — благо, дед у себя «во внутреннем мире» мог организовать себе рабочее место и делать как записи, так и серьёзные расчёты. Вывод был неутешительный — объём одних земляных работ в самом щадящем варианте не давал шансов успеть за год, даже если выгнать всё население села, полностью остановив все другие работы. И это без учёта того, что песок нужно было на чём-то возить, даже если срыть ради материала изрядную часть арендованной гряды. Стоп, если добывать песок самим — объём земляных работ удваивается: сначала выемка, потом засыпка. И перевозка. Чем-то. И не удваивается, а вырастает ещё больше: выкопать сложнее и дольше, чем засыпать и уплотнить.

Короче, без найма профессионалов, причём с тяжёлой техникой — никак, вообще. Гадство такое, зла не хватает. Цена «удовольствия» уверенно ползёт вверх, стремясь перейти из категории «пугающей» в «шокирующую», если не «неподъёмную». И Каллифорский здесь ничем не поможет, хоть у него есть в распоряжении всё, то есть вот вообще всё нужное — они как-никак насыпь же для железной дороги строят! Но одно дело самому подрабатывать «в свободное от основной работы» или даже злоупотребить, пригнав на недельку десяток рабочих, что будут числиться «заболевшими» чтобы показали нашим работникам, что и как делать надо. Или другой десяток, чтобы смонтировать и залить береговые опоры моста. Но снять со стройки, которая сейчас в двадцати пяти километрах от Тальки, как минимум половину техники и людей на два-три месяца это было бы уже даже не наглостью, это уже получается «клинический случай охренелости».

Явно надо успокоиться и отложить решение вопроса на следующий год, когда закончится строительство в Дубовом Логе и станет более-менее понятно, какую прибыль удастся извлечь из своей изнанки — если, конечно, вообще получится. А вот попытаться пробить разрешение на обустройство песчаного карьера вне арендуемой территории, с целью обеспечения выполнения обязательных работ — стоит. Не оговаривая сроков его функционирования, поскольку песчаный карьер — это тоже вполне себе предприятие, даже если добываться там будет сущий мизер для текущего ремонта дорог. И сравнить себестоимость песка, с учётом всех расходов, с покупным.

Заодно буду знать, на что можно рассчитывать в плане денег за песни, и можно ли ждать из этого источника что-то значимое в принципе, или он иссяк. Ну, а осень, зима и весна пусть уйдут на детальную разведку местности, чтобы больше никаких сюрпризов и неожиданностей.

Принял решение — пусть оно и заключалось лишь в том, чтобы отложить принятие решения — и тут же почувствовал облегчение. И то подумать — я за последние пару дней узнал о болотах и строительстве на них столько, что это сравнимо по объёму полезной информации с каким-нибудь учебным курсом за семестр, свихнуться можно с такими нагрузками! Сбросил этот груз с плеч — сразу дышать проще стало, хоть и знаю, что придётся возвращаться и «поднимать» сброшенное сегодня.

Тем временем репетиция закончилась, я подхватил локоть Маши одной рукой, кофр с саксофоном — другой и, простившись с прочими участниками действа, повёл её на улицу. По пути задал вопрос, который возник ещё по дороге «туда», но она сбила с толку своим, точнее — моим, конечно же, костюмом, пришлось выбивать клин клином.

— Машуля, ты меня сейчас, наверное, опять дураком обзывать будешь, но почему сезонных балов только три, если сезонов — четыре?

— Было и балов четыре. Но летний где-то с четверть века назад отменили, точнее, заменили фестивалем императорским.

— А отчего вдруг?

— Юра, ты платье бальное видел вблизи когда-нибудь? Не говоря уж про то, чтобы его надевать?

— Мурочка, ты меня сейчас этим своим вторым вопросом обидеть хочешь, что ли⁈

Она фыркнула и пояснила:

— Оно весит, как солдатский ранец, не пустой, разумеется, а с полной выкладкой. Если же брать моду того времени, когда отменили, то ещё больше. И в нём жарко! Даже зимой, когда в бальных залах отопление ставят на минимум, а ближе к концу вечера порой и вовсе отключают, и то — трудно. А летом⁈ Тут совпало, наверное: и, извиняюсь, вонять строевой лошадью, потому как даже самые возвышенные дамы от жары, простите, потеют нещадно, стало не модно, и организаторам балов надоело приводить в себя падающих в обморок от жары и духоты участниц. В общем, вместо летнего бала сейчас проводят всякого рода фестивали, где нет таких строгих требований к нарядам гостей. Фестиваль цветов, фонтанов, иллюзий — кто во что горазд, и кто что может себе позволить.

— Фестиваль самодельных плотов и лодок с последующей переправой через Днепр?

— Забавно, такого ещё не было. Может, из опасений, чтоб не утонул никто?

— Вдоль берега пустить, на мелководье. И каждый год задавать тему для творчества — ну, там, викинги, или «только из соломы» и прочее.

По дороге до «своего» кафе болтали обо всём и ни о чём. Было ощущение, что пару раз Маша порывалась о чём-то спросить, но не то не решалась, не то не могла сформулировать вопрос. Не буду спрашивать, пусть кто-то и решит, что это «не по-мужски». Есть у меня ощущение, что ни вопрос, ни последствия ответа мне не понравятся. После кафешки подвёз девушку домой, героическими усилиями удалось расстаться до звонка от переживающей за дочку мамы.

Собственно, вся неделя так и прошла в рутинных поездках туда-сюда и торговле лицом на репетициях. Дважды я, предупредив профессора, являлся только к концу занятия, фактически только для того, чтобы забрать Машу. Оправданием служило то, что нужно было решать связанные с будущей учёбой организационные вопросы. Например, записаться на факультативы, убедившись, что время их проведения не перекрывается, проверить, что учёба и проживание числятся оплаченными, во избежание сюрпризов — граф, конечно, обещал, и в его словах сомневаться глупо и невежливо, но вот проверить исполнителей — дело другое и всегда полезное.

Общага постепенно заполнялась возвращающимися с каникул студентами, кипели страсти: кто-то стремился разъехаться с прежними соседями, кто-то — съехаться с новыми, кто-то — переселиться в другую комнату, которая казалось получше, благо, высвободились помещения, в которых жили выпускники. Разумеется, находились комнаты, на которые было несколько претендентов, категорически не желающих жить вместе. И такие, в которых без каких-либо рациональных причин не хотел жить никто. Разумеется Надежда Петровна была занята так, что даже поздороваться нормально не всегда успевала. В общем, во всей этой суете удалось незаметно и пронести в комнату все привезенные с собой напитки, как собственного производства, так и купленные по дороге, и оприходовать часть из них с однокурсниками и приятелями, включая того же Вязовского. Сравнительная дегустация пива закончилась тем, что победу присудили «Рысюхинскому светлому», в чём явно просматривалась попытка проявить вежливость к хозяину, если не откровенно подольститься, но было всё равно приятно. А вот бобруйское фабричное, действительно, порадовало только тем, что купил всего лишь две бутылки. Как с сомнением в голосе сказал Сергей Казюлин^[13]:

— Я, конечно, не пробовал, и потому могу ошибаться, но такое ощущение, что это уже было один раз кем-то выпито…

Посмеявшись, причём не обошлось без нескольких сомнительных шуточек туалетного толка, решили, что если ничего больше нет — то с похмелья или чтобы «догнаться» в конце пьянки, когда многим уже вообще всё равно, что пить — сойдёт, хоть по сути и гадость. А я подумал, что из фургона мы пиво брали холодным, но в комнате оно довольно быстро нагрелось. Да и не пивом единым — в общем, надо как-то озаботиться холодильным шкафом в комнате.

«Вот так и начинается падение в пучину сибаритства и разврата!»

«То есть ты, дед, считаешь, что он здесь не нужен?»

«Холодильник? Не помешал бы. Эх, внучек, если я начну перечислять, чего здесь, по моему мнению, не хватает — ты же в депрессию впадёшь!»

«Для меня холодильник — это устройство для охлаждения змеевика или ректификатора, а ящик для хранения продуктов — всё же холодильный шкаф».

«Вот из таких зёрен и вырастает раскидистое дерево профдеформаций».

«Ты говорил, что мне для них ещё рановато».

«Ага, но основа уже заложена».

Ещё из выделяющегося на фоне рутины — прошёл обязательную, как оказалось, проверку уровня владения даром. Ну, эта самая обязательность должна была быть ожидаемой, если честно, просто поленился подумать. Хотя бы исходя из того, что нам год назад озвучивали минимально необходимый уровень и угрожали отчислением в случае невыполнения требований. Явно должна быть проверка. Ну, и ещё в зависимости от достигнутого уровня будет корректироваться программа обучения на практических занятиях. Чтобы «не тянуть кота за подробности» (автора фразочки называть не надо же?) прошёл процедуру в четверг, пока толпа не набежала. Дежурил на измерителе мой наставник по практике. Нет, это не случайно совпало, это я посмотрел график дежурств, чтобы попасть к знакомому, тем более, что всё равно ему результаты нести пришлось бы.

Спецэффектов на сей раз было меньше, чем при поступлении, точнее, не было вообще — похоже, что блок, отвечающий за визуализацию направления дара просто отключили. Ассистент получал данные каким-то другим способом, каким — не знаю, его рабочее место было у меня сзади-слева, а на столе была ещё и перегородка.

— Рысюхин, Юрий. Металл и кристалл, два двенадцать на три пятьдесят два.

Если первая цифра меня обрадовала и немножко удивила, то вторая — сильно удивила, немного обрадовала и отчасти напугала: вспомнил, что резкий рост уровня, в первую очередь — потенциала, это один из признаков, по которым вычисляют подселенцев. Или это не резко?

— Хм, если не ошибаюсь, вы первый барьер где-то в апреле взяли?

— Да, именно так.

— Ага-ага. Это целый уровень за лето. Хорошо поработали, видимо. Что послужило причиной для роста, можете сказать?

— Только предположить, не более того. В первую очередь, наверное, это две твари третьего уровня — мы с невестой на них случайно наткнулись, прибили по одному, а я потом макры достал. Ещё на «дикую» пока изнанку ходил с экспедицией — но там не глубоко, нулевой и первый уровни, причём почти без драки, совершенно мирно, за исключением одного эпизода. Ну, и много работал с металлами — и над теорией, и практически.

— С металлами, говорите? А с кристаллами?

— А вот тут — хуже. Артефакторику нам пока ещё не давали, ювелирным ремеслом также не владею. С распознанием макров растительных повозился, несколько партий разобрал, да со стеклом немного поработал. А больше просто ничего не придумал толкового.

— Зря, честно скажу — зря, стоило хотя бы литературу изучить, дар надо развивать равномерно! Ну, в вашем случае, по крайней мере. Если речь про первичную и вторичную стихии — там другая история, с универсалами вообще третья. Помните, говорил вам, — судя по жестикуляции преподаватель обращался не только ко мне, но и к ассистентам, а также студентам из небольшой, человек на пять, очереди. — Изучая материальную компоненту своей стихии, можно добиться лучшего её понимания на уровне прямых взаимодействий и роста потенциала! Что мы и наблюдаем. Сколько у вас было при поступлении?

— Три четырнадцать.

— Вот, пожалуйте — рост за год почти ноль четыре балла. Как я и говорил — если будете изучать свои стихии, причём обе, не пренебрегая и не манкируя, то годам к тридцати имеете все шансы развиться до четвёртого уровня. Остальных это тоже, кстати, касается! Каждый год объясняю и рассказываю, а вы, олухи, мимо ушей пропускаете и ленитесь! Вот, смотрите — живой пример человека, который буквально на глазах поднял свой потенциал!

«Олухи» кивали головой, выражая полную готовность расти над собой со страшной силой, но что-то мне подсказывало, что эта готовность у подавляющего большинства — до выхода из кабинета. Преподаватель, похоже, был того же мнения, потому только махнул на них рукой и повернулся ко мне.

— Значит, в этом семестре будем работать в основном с кристаллами, подтягивать развитие в этой области. Да и уровень лучше поднимается разнообразной и разнонаправленной работой. Чем раньше возьмёте второй барьер — тем раньше откроются профильные факультативы, ради подготовки к которым, собственно, всё обучение и подгоняется. Раньше начнёте — лучше и больше выучите. Это тоже ко всем относится!

«Все» опять активно начали кивать, выражая полное согласие. Помурыжив ещё минут пять вопросами про освоенные техники и приёмы, а также переписав список дополнительных занятий, которые я себе набрал, наставник отпустил меня на волю, взявшись за следующего из небольшой очереди.

Первого сентября случилась неожиданная радость: оказалось, что присутствие на всех мероприятиях обязательно только для поступающих, которые в процессе превращаются в первокурсников, остальные после приветственной речи ректора, доносящего «политику партии» на предстоящий год, могли быть свободны. Правда, большинство собиралось остаться на процедуру определения стихий и уровней, кто-то по поручению старших родичей — высматривать перспективные кадры, но в основном просто как на театрализованное представление. Интересно же — накал страстей, удивление и уныние, радость и гнев, смех и слёзы. А если ещё какой-нибудь уникум найдётся⁈

Речь графа Кайрина в этом году отличалась от прошлогодней, могу сказать это с уверенностью, хоть предыдущую и не помню совершенно, очень уж у меня тогда состояние было пришибленное. Но уверенность у меня железобетонная: в прошлом году он не мог говорить о предстоящем Осеннем бале и правилах посещения его студентами нашей академии! Главными были градация желающих потанцевать и обязательность наличия парадной формы, с доведённой ректором формулой «при белых перчатках». Как он выразился, цитирую: «Если кто-то хочет покрасоваться в чём-то другом — то они или она и учиться может где-то ещё». По-моему, намёк более чем прозрачный. Ну, и благодарности в адрес причастных:

— Наши студенты и преподаватели, как многим известно, с начала апреля репетируют танец, который будет представлять и нашу, и художественную академии, танец, написанный одним из наших студентов специально для возвращения Могилёвской хозяйственной академии в число участников бала!

Кстати, о сортах танцующих. Во-первых, это участники бала — те, кто заняты в его официальной части, выступающие в церемонии открытия. Во-вторых — гости бала, те, что придут по именным пригласительным билетам и смогут танцевать в главном зале, а также получат доступ к тем же столам с угощениями, что и губернатор. Ну, и в третью очередь — посетители, те, что купили билеты. Они будут допущены в места проведения бала, к танцам и к своим, отдельным, столам. Также к ним выйдут поприветствовать губернатор и его свита, тогда как гости будут с этим начальством плясать вместе. Ну, и зрители, что будут смотреть на всё это со стороны, а также плясать и угощаться на своё вкус и за свой счёт по всему городу. Праздник обещал быть, да и был раньше, просто я по незнанию всё пропустил в том году, поистине массовым.

Кстати, надо вспомнить, куда я свой билет участника засунул, а то может неловко выйти.

«Ага, а то и вовсе — мучительно больно! И весьма чревато получением многочисленных травм посредством саксофона!»

Глава 18

Первая неделя учёбы оказалась ни разу не ознакомительной и не тренировочной, преподаватели сразу взялись за дело так, будто это не первый понедельник после лета, а среда середины семестра. При этом «общеобразовательные» или как их называли некоторые «школьные» предметы практически исчезли, остались только химия и биология в сильно изменившемся виде. Что интересно: в гимназии химия являлась подразделом «натурфилософии» или, другими словами, курса «Естественных наук», а в реальных училищах — отдельным предметом, хоть объём знаний был сопоставим, просто у нас давали общую теорию, а в училищах — больше практику. В академии же на первом курсе загрузили и тем, и другим, а вот на втором стали преподавать её в привязке к будущей специальности. Например, как нам сказали, будем изучать не просто сахара, как класс соединений, а методы их получения и реакции разложения, как в присутствии ферментов, так и без них. Ровно всё то же самое касалось и биологии, в частности, первой же темой первого занятия стали дрожжевые грибки.

Математика как таковая исчезла вообще, и высшая, и низшая — зато появились сразу две экономики: экономика вообще, как теоретический предмет, и «Экономика предприятия», как курс завязанный на практику, с семинарами и курсовой работой в конце года. Вязовский, который после выпуска старшего брата ожил и перестал прятаться по закоулкам, заявил в ответ на это, что у нас чистая профанация и упрощённое изложение основ. У них же этих «экономик» уже было пять, причём сразу по окончании одной — начиналась другая. Физика сменилась целым пучком предметов: «Материаловедение», «Детали машин и механизмов» и «Механика», причём первый предмет в дальнейшем должен был разделиться на два — «Материалы пищевой промышленности» и «Конструкционные материалы», а второй и третий давались ознакомительно, с зачётом, а не экзаменом в конце. Зато на факультативном курсе по проектированию оборудования они были профильными, и к ним грозились добавиться «Сопротивление материалов» и «Механика вязких сред». Старшекурсники об обоих этих предметах отзывались в стиле «стреляйтесь, мелкие, ибо выживут не все». Ещё предстоял зачёт по «Инженерной графике», где нас должны были научить правильно выполнять и читать чертежи. Причём на первом же практическом занятии девушка из соседней группы, неосторожно сказавшая вслух «рисовать чертежи» получила такой отлуп за это, что весь второй час прорыдала в туалете в компании подруг.

Зато остались предметы «для общего развития» — фехтование, танцы и «Изящные искусства», куда свалили в кучу рисование, музыку и стихосложение. Пользу фехтования я с недавних пор оспаривать не собирался, танцы вызывали досаду из-за потерянного времени и необходимости следить за тем, чтобы держать дистанцию с партнёршами, и в прямом, и в переносном смысле. С «искусствами» же было всё неоднозначно: музыку и стихосложение мне пообещали зачесть за песни, авторство которых было утверждено за мною документально, то вот рисование, вспоминая зимние страдания над изображением Рысюхи, заранее вызывало тоску и печаль. Разве что схитрить и «увлечься» металлографией, изготавливая изображения из металлических порошков?

«Не прокатит. Преподавателю нужно не получить от вас некоторое количество художественных изделий, а обучить определённым техникам и владению предусмотренными программой инструментами. Художественная ценность полученного результат для них даже не вторична, она где-то месте на пятом».

«Так что, можно не стараться?»

«Наоборот — стараться надо, причём так, чтобы старания были заметными и постоянными. А вот их результат уже не столь важен. Если вариант „старался, но не получилось“ практически гарантирует зачёт, то в случае „левой лапой «на отцепись» нарисовал картину“ пересдача более чем вероятна, даже если картина будет хорошей».

«Вот откуда ты всё это знаешь⁈»

«Личный опыт, опыт детей. Ну, и супруга — учительница, как и родная бабушка и старшая сестра тёщи. И участие, в качестве ассистента, в подготовке материалов для жены: она у меня и в журналах печаталась, и в конференциях, и на конкурсах призовые места занимала. Но вот с набором текста, точнее, с работой в текстовых редакторах, у неё была беда. Приходилось помогать — ну, кое-что и запомнилось»,

«Ясно. Значит, буду не просто позориться, а делать это старательно».

Неделя пролетела вообще незаметно. Настолько, что в пятницу только после того, как позвонили из ателье с вопросом почему не забираю свой заказ вспомнил, что неделю назад, сразу после разговора с Машей, отдал привести в порядок парадную форму. И порадовался, что сделал это тогда, потому что потом забыл об одежде для бала полностью, утонув в учёбе. Могло быть действительно «мучительно больно», причём не только в переносном смысле.

Бал занимал два дня, но при этом в первый день начинался в три часа после полудня. Так что было время и выспаться, и привести себя в порядок, и понервничать, и порепетировать. Вот чтобы помешать моей Мурмуське переживать на ровном месте, и чтобы вместе с ней прибыть на репетицию я и ехал в Могилёв в одиннадцатом часу утра. Честно сказать, я и сам понемногу начал дёргаться и нервничать насчёт того, как пройдёт выступление, как публика примет «мой» вальс и как ко всему этому в итоге отнесётся администрация академии во главе с ректором. Дед это заметил и попытался отвлечь разговором.

«Вот скажи мне, Юра, как так получилось, что у вас входные дни называются точно так же, как у нас?»

«Будни тебя не интересуют?»

«Так с ними всё понятно — просто от порядкового номера. Но вот суббота и воскресенье — как⁈ У нас их появление в языке намертво завязано на приход христианства, у вас такого нет и никогда не было. Так откуда же⁈»

«Суббота происходит от какого-то древнего языка, „шуббат“ там означает „отдых“ вроде как».

«Не „шуббат“, а „шаббат“ — это из древнееврейского. Вопрос как, зачем и почему это слово попало оттуда сюда и здесь прижилось⁈»

«Понятие не имею. Зато с воскресеньем всё проще, это нынешний Император ввёл в обращение давно уже. До того последний день недели назывался знаешь как?»

«Внучек, ты меня за маразматика-то не держи. И белорусский я знаю»^[14].

«Да, точно. Ну вот, и неделя называлась „неделя“, и последний день — тоже „неделя“. Путались все время от времени, в конце концов Петру Алексеевичу это надоело, и он повелел переименовать одну из недель. Дьяки думные три года спорили, что переименовывать и как, но ни до чего не договорились. Тогда Император по легенде, глядя на похмеляющегося утром друга спросил его: „Что, Ильюха, воскресаешь после вчерашнего?“ и, повернувшись к прочим, сказал: „Повелеваю последний день недели, день отдыха, именовать 'воскресением“ в знак того, что он даден на то, дабы восстать как птица Феникс к новым трудам!»

«Да, легенда забавная. Не спорю. Но какое-то совпадение маловероятное получается, на мой взгляд».

«Просто ты — старый параноик!»

«Даже если ты точно знаешь, что у тебя паранойя — это ещё не значит, что на самом деле за тобой не следят!»

В квартире Мурлыкиных дым стоял коромыслом. Семейство — точнее, его женская часть — металось по квартире в состоянии тихой паники. Даже Мявекула, казалось, заразилась общим настроением и бегала туда-сюда с заносами на поворотах: подрезанные когти не давали надёжно уцепиться за скользкий паркет. Уровень неадекватности можно было оценить хотя бы по тому, что Василиса оставила кондитерское подношение в прихожей, а потом унесла на кухню, при этом спрятав где-то левую туфлю, которую потом искали полчаса всей семьёй.

Маша встретила меня с ужасом в глазах:

— Юра! Ты не готов⁈ Ты в этом на бал⁈

— Успокойся, парадная форма висит в фургоне. Вчера забрал из ателье после чистки и подгонки. Померил, всё проверил и упаковал обратно в чехол при помощи горничной.

Паника из глаз ушла, озабоченность осталась и Маша тут же куда-то убежала. Я поначалу пытался как-то помочь, несмотря на то, что дед меня отговаривал, но быстро понял, что никакие мои усилия не приводят к уменьшению хаоса и паники.

«Не перестанешь участвовать во всём это бардаке — ещё и виноват окажешься».

«В чём⁈»

«Да в чём угодно и во всём сразу. Не обращай внимания — это входит в программу. Соберутся и успеют, поверь на слово. Иди лучше, с Василичем посиди, ему очень нужно с кем-то относительно вменяемым пообщаться».

«Спасибо за комплимент — я про „относительно“ вменяемого».

В общем, через пятнадцать минут после приезда я уже сидел в кабинете у Мурлыкина. Он как раз закончил «заряжать» рябиной на коньяке специальную фляжку для скрытого ношения и предложил остаток жидкости употребить на месте, для лечения нервов.

— Юра, ты не представляешь, что тут творится. Он вот так вот третьи сутки носятся, с перерывом на учёбу. И если на неделе я хоть на службу сбежать мог, то сегодня вообще беда!

В двенадцать часов в кабинет ворвались Маша с мамой.

— Вы что сидите⁉ Уже выходить пора, а вы не готовы! Надо ещё извозчиков найти, причём таких, чтоб можно было платья не помять и не испачкать!

— Зачем? — С непоколебимым спокойствием спросил Василий Васильевич.

— Что «зачем»⁈ Что именно тебе «зачем»⁈

— Вся суета. Маше назначено явиться для репетиции к третьим воротам к часу пятнадцати. Юра на своём фургоне довезёт за пятнадцать минут. Ещё пятнадцать минут положим на всякие случайности. Выходим в двенадцать сорок пять и всё спокойно успеваем.

— А чтобы платья не помять и не испачкать, их сейчас можно снять и спрятать в чехлы, — рискнул добавить идею я.

— И где мы переодеваться будем? В кустиках⁈

— В фургоне. Места там вполне достаточно, особенно если столик убрать.

У Маши, как имеющей опыт поездок на моём автомобиле, пусть и предыдущей версии, взгляд прояснился раньше, чем у тёщи.

— Точно! Мы с Юркой переоденемся первыми и пойдём на репетицию, ключи от фургона оставим папе, он потом закроет. И в случае чего — можно будет вернуться туда чтобы отдохнуть.

— А ещё чтобы умыться, или привести в порядок себя и одежду: я там приделал умывальник и взял с собой утюг на макрах, специально вчера после ателье купил.

Понятное дело, что до без четверти час никто не досидел, уже через двадцать минут мы выезжали со двора. Правда, Мурлыкин это предвидел, и едва дамы вышли из кабинета, тут же потянул меня обуваться и собираться со словами:

— Не вытерпят они, полчаса не выдержат, хорошо, если четверть. Точнее, терпеть вообще не будут, платья снимут и прибегут требовать отъезда.

И оказался прав — многолетний опыт, как-никак. Василий Васильевич сел впереди, показывать дорогу, дамы (за исключением кошки, оставленной дома и явно недовольной такой дискриминацией — она же бегала ничуть не меньше остальных, старалась) устроились в салоне по две на диван. Платья на плечиках частично развешали на ручках рундуков, что размещались над дверями и окнами, а тёща своё держала в руках. Доехали мы даже быстрее заявленных ранее пятнадцати минут. Потом пассажирки вышли из салона, давая мне возможность переодеться, на что я потратил три минуты. А вот Маша при помощи мамы переодевалась больше двадцати, так что Мурлыкину пришлось стучать в дверь и предупреждать, что «уже опаздываем». Как потом сказала Маша, они решили «на скорую руку кое-что поправить». Пока Маша переодевалась к нам направился было постовой полицейский, заинтересовавшийся странными шевелениями около непривычно выглядящего автомобиля, но Василий Васильевич перенял его на пути и продемонстрировал свои документы, после чего служитель полиции козырнул и вернулся на пост, старательно не глядя в нашу сторону. Не знаю, что ему сказал тесть и что тот придумал себе сам, и знать не хочу.

Как итог, около входа мы оказались за десять минут до назначенного времени и при этом были последними, если не считать отсутствовавшего профессора. Причём из девушек только Маша была при полном параде, остальные или несли сценические костюмы в руках, или в лучшем случае переоделись частично, и, разумеется, это отметили:

— О, Мурка! Ты что, так вот при параде через город ехала?

— Нет, здесь переоделась.

— На улице⁈ Ты озверела, что ли⁈

— Сдурела? В авто у жениха моего.

— Там же тесно и неудобно⁈

— Это смотря какой автомобиль…

Но похвастаться Маше не дали, к моему облегчению. Калитка открылась и оттуда в сопровождении служителя выглянул Лебединский.

— Все в сборе? Тогда идём за мной, прогоним разок композицию, потом переоденемся и пройдём ещё раз по проблемным моментам.

Репетировать мы пришли в какой-то небольшой зал — как я понял, участников открывающего бал концерта вместе до последнего не сводили почему-то. И прошло всё как обычно, за одним исключением: Лебединский похвастался новым микрофоном:

— Артефактная вещь, работает без провода, на расстоянии до тридцати метров от приёмного артефакта без потери качества звука! Можно ходить по сцене, не таская за собой провод и не думая о том, как в нём не запутаться самому и не запутать остальных! Замечательная штука!

Сама репетиция прошла, на мой взгляд, идеально, но профессор и хореографы нашли, к чему придраться, пусть и по мелочи, не исключено, что в чисто воспитательных целях. Да и сам главарь нашей банды подтвердил это:

— Ну, что ж? Думаю, шанс занять достойное место у нас есть!

Здесь что, ещё и конкурсная программа есть⁈ Не успел я открыть рот, чтобы спросить об этом, как мне в бок врезался локоток Маши, прошипевшей:

— Не позорь меня! Пошли на улицу, пока тут все переодеваются я тебе расскажу.

Выяснилось, что да — конкурс. Потому всех и разводят по месту и по времени — мы, в частности, должны освободить помещение для следующих желающих порепетировать. Один приз вручает сам губернатор, у него там целое жюри сидит, где обычно и наш профессор присутствует, второй — по решению гостей. У них на билетах есть специальные корешки, при помощи которых как-то там можно проголосовать, в детали я не вдавался — незачем. Зато спросил у вышедшего на свежий воздух профессора, какие мы в очереди на выступление?

— Последние.

— Ого!

— Для концерта — да, «ого», самое почётное место, здесь же — бабка надвое сказала. Наш номер запланирован как переходный от концертной части к танцевальной, мы вроде как закрываем одну и начинаем другую. Многие гости к тому времени уже успеют потратить свой корешки.

— А особо одарённые могут и не понять, что это ещё конкурсный номер.

— Вряд ли. Ведущие вечера будут же объявлять, и после номера представлять участников. Но вот перенервничать наши студенты могут, и перегореть тоже.

— А где мы будем во время выступлений? В зале или за кулисами где-то?

— Речь губернатора будем слушать на сцене, потом пойдём в свою гримёрку. Ну, это условно так называю — просто комната, которую нам выделят.

— Нас же толпа здоровая, одних танцоров два с половиной десятка.

— Поверь, это ещё нормально. Тут бывают коллективы по полторы сотни участников, и даже больше, какой-нибудь армейский хор с их же оркестром.

— И что, чужих выступлений вообще не увидим?

— Можно из-за кулис посмотреть, главное — толпами не ходить и никому не мешать. А послушать и из своей комнаты можно будет, особенно если дверь открыть.

— Полтора часа в ожидании, в одном помещении… Да уж, боюсь, перенервничают девчата.

— Они как раз привычные, опыт выступлений того или иного рода есть у всех, я больше за парней из твоей академии переживаю.

Если я надеялся до начала концерта погулять с Машей по парку, а то и сбегать к фургону за «успокоительным» — несколько полуштофов брусничной и голубичной настойки ждали в холодильнике своего часа, чтобы или отметить успех, или скрасить неудачу, то зря. Во-первых, входы-выходы перекрыли до начала танцев, это потом по билету можно будет сходить за ограду и вернуться. А кроме того уже за полчаса до начала нас всех выгнали на сцену и начали в буквальном смысле слова строить на ней. Занавес оставался закрытым, но сквозь него было слышно, как в зале собирается народ, гул голосов всё усиливался, добавляя нервозности. В итоге к приходу губернатора несколько человек даже теряли сознание, не то от духоты, не то от переживаний. К счастью, у нас потерь не было, как и у военного училища, а пострадавшим была оперативно оказана помощь, причём не просто ваткой с нашатырём, а ещё и маг Жизни работал.

И вот по сцене последний раз пробежал какой-то «до поносу важный» (дед, да) служитель, проверяя, кто как стоит, занавес двинулся в стороны открывая нам зал и авансцену с губернатором и его свитой, включающей и ректоров всех учебных заведений, участвующих в программе. Зазвучали фанфары — бал начался.

Глава 19

Точнее, началось выступление губернатора, не входящее в конкурсную программу — понимал, наверное, что много голосов не получит. Да, я тоже нервничаю, поэтому из меня и лезут такие пошлые шуточки. Дядька минут двадцать рассказывал всем, как крут император, как крут он сам, в качестве представителя оного, какой крутой бал нас ждёт и какие крутые гости, раз удостоились приглашения сюда.

«Ну, это ещё умеренно — и по времени, и по восхвалениям себя и начальства».

«А вот что неумеренно — это мои заимствования твоих выражений. Только сейчас поймал себя на машинальном использовании очередного твоего словечка — я про „круто“, если ты не понял».

Мы всё это время стояли и стояли. Не завидую первым выступающим, особенно если у них танец. С другой стороны — маги Жизни же должны быть в наличии? Думаю, организаторы или руководители выступающих не глупее меня. В общем, под всеобщие аплодисменты я выбросил из головы чужие проблемы, своих хватает, даже поделиться могу.

В комнате половина участников начала активно нервничать и теребить тех, кто бегали к кулисам — посмотреть на конкурентов, а потом возвращались обратно, принося не столько новости, сколько нервозность. Надо это как-то пресекать, вот только какое занятие придумать для всех? Было бы нас не больше десятка — в карты сыграли бы, а так… Не «Море волнуется раз» же устраивать, в самом-то деле? И в фургон за «успокоительным» не сбегаешь — надо было сразу с собой брать! Хотя, что это я? Нас чуть больше сорока человек, по стопке на нос — четыре литра нужно, даже если девушкам вдвое меньше — минимум пять штофов. В принципе, в саквояж могло бы и войти…

Ладно, хватит о том, что могло быть, надо думать, что делать сейчас. Лебединский куда-то ушуршал по каким-то «организационным делам» — возможно, по старой памяти и около жюри покрутится. Хореографы самоустранились, уселись вдвоём в углу и увлечённо общались о чём-то о своём. Оставался дирижёр, но он тоже выглядел несколько растерянным. Однако, как ни крути, но господин Зыков^[15] оставался единственным потенциальным союзником в борьбе с паникой.

— Савелий Никитич, с этим надо что-то делать!

— С чем именно?

— С постепенно нарастающей паникой. Надо или чем-то занять, чтобы не было времени на переживания, или чем-то отвлечь.

— Согласен, безделье разрушительно. Но репетицию тут не устроишь, да и лишней она будет.

— Да уж, репетиция может наоборот усугубить мысли о предстоящем выступлении. И «успокоительное» недоступно, в фургоне лежит…

— Если вы про алкоголь — то оно и к лучшему. Он на всех действует по-своему, особенно на нервной почве, даже в очень малых дозах. Но тчо же будем делать?

— Во-первых, надо как-то пересечь эти забеги за новой порцией паники. И придумать какое-то развлечение. О, у вас гитара есть?

— Найдём, а что?

— Да сыграю «Регату» — по смыслу вроде как хорошо ложится, насчёт «наесться впрок». Потом — как пойдёт, в крайнем случае будем новую распевку учить, но при этом наши танцоры не у дел остаются.

Не сразу, но понемногу удалось перетянуть внимание на себя, пришлось даже спеть новую для этого коллектива песню из числа тех, что пел в Смолевичах на пляже, но в итоге на тот момент, когда нас пришли звать на сцену, вся компания даже без моего участия бодро горланила «Йо-хо-хо, и бутылка рома» так увлечённо, что посыльного не сразу и заметили. Он, вроде, даже немного обиделся из-за этого.

И вот, наконец, наш оркестр занял место на сцене — в связи с конкурсом их в яму не загоняли. Ведущие рассказали всё, что положено о совместном проекте двух академий, закрывающем концертную и конкурсную программу, танцоры разошлись в две противоположные кулисы, я тоже нашёл себе местечко за занавеской. И — поехали! На первых же тактах вступления (забыл от переживаний, как его по музыкальной науке называют) парни и девушки двинулись навстречу друг другу, разбираясь по парам и расходясь по заранее указанным местам. Профессор вышел вперёд с новым микрофоном, одним своим появлением вызвав оживление среди публики.

— На ковре из жёлтых листьев…

В этот момент включилась подсветка, бросившая под ноги танцующим парам жёлтые и оранжевые пятна. Кстати, на даме-хореографе от МХАТа платье как раз под описание — простое на вид и крепдешиновое.

— Отлетал тёплый день и хрипло пел саксофон…

На этой фразе — точнее, после неё, подключилась Мурка со своим инструментом. Она даже вышла чуть вперёд, встав между остальным оркестром и солистом.

— И со всей округи люди приходили к нам…

В этот момент служители убрали шнуры, отгораживавшие танцевальную площадку перед сценой, а профессор сделал манящий жест руками, мол, давайте сюда. Понемногу люди на самом деле «приходили к нам», к середине припева на площадке кружилось уже не меньше десятка пар. Профессор обволакивал зал своим голосом и сам купался в волнах эмоций. Он вовсю использовал возможности нового микрофона, то скользя между танцующими студентами, то посылая воздушные поцелуи с края сцены. Во второй половине второго куплета что-то меня насторожило. Точно! Дыхание! Он сорвал себе дыхание и сейчас ловит каждую паузу для судорожного вдоха!

— Ах, как жаль… Этот вальс… Как хорошо было в нём!

Всё, запыхался профессор, хоть и пытается это художественно обыграть, показав эмоцию грусти. Сейчас будет довольно длительный проигрыш, но он не успеет отдышаться, а потом — припев, и всё!!! Что делать⁈ Припев не должен зазвучать! Точно!!!

Я замахал руками привлекая внимание Зыкова, одновременно показывая знак «стоп», тыкая рукой в сторону профессора и хватая себя другой рукой за горло — благо, из зала меня не видно. Тот, похоже, и сам слышал, чтодело неладно, но не знал, как выкрутится. И тут мне пришла в голову мысль! Я, убедившись, что дирижёр смотрит на меня, ткнул в Машу, показал один палец и жест «повторить» с уже двумя пальцами. Не знаю, как — но Зыков меня понял! Понял, «пересказал» всё своими знаками музыкантам и Маше. Та обернулась на меня, я постарался всей фигурой, жестами, выражением лица передать ей одно: «давай!» — и она дала! Повтор второго куплета в виде соло на саксофоне! Экспромтом, от души! Не знаю, как она это делала, но порой казалось, что я слышу два саксофона!

Профессор, который как раз повернулся лицом к кулисам, выразил сначала удивление, потом — облегчение и понимание. Медленно и плавно, не переставая источать улыбки, но — молча и дыша на счёт, он вернулся туда, откуда начинал петь.

Между тем, где-то на второй части куплета, дирижёр дал знак, и к саксофону присоединилась виолончель. Голоса инструментов то сплетались вместе, то спорили, то вновь звучали в унисон. Отдышавшись, Лебединский кивнул Зыкову, и тот, отсчитав нужное количество тактов, запустил задержавшийся припев. Танцоры наши, которым пришлось отплясать так называемый «длинный» вальс вместо обычного, ничем не выдали удивления, продолжая изображать фарфоровые улыбки.

Тем временем вальс закончился, профессор подошёл и что-то сказал ведущему. Тот удивился, пытался тыкать пальцем в сценарий, но Валериан Елизарьевич был напорист, и тот сдался. Началось представление участников номера.

— Мы имели удовольствие послушать и посмотреть совместное выступление студентов Могилёвской художественной академии имени Тапирова и вернувшейся к нам Могилёвской хозяйственной академии, под общим руководством профессора Лебединского!

Переждали овации в адрес профессора.

— Вокал — профессор Лебединский!

Новая волна обожания от дам, разумеется. Далее представили оркестр и его руководителя, потом — танцоров, начиная с первой пары — хореографов, они же постановщики танца. Затем наступила моя очередь.

— Автор вальса — студент второго курса Могилёвской хозяйственной академии, Рысюхин Юрий Викентьевич!

Вышел, раскланялся, удостоившись своей доли аплодисментов. На этом всё должно было закончится, но прозвучало продолжение:

— Соло на саксофоне — студентка четвёртого курса МХАТ, Мурлыкина Мария Васильевна!

Удивлённая Маша вышла вперёд и раскланялась. Общий поклон — всё, отстрелялись! Ура!

Едва мы зашли за кулисы, Маша бросилась ко мне:

— Ну, как у меня получилось?

— Великолепно! Захватывающе и просто неописуемо! Не знаю, как другие — я в полном восторге!

В этот момент к нам подошёл профессор, до того накоротке переговоривший с дирижёром, и бросил короткое и тихое «спасибо». В ответ я прикрыл глаза, принимая благодарность, на чём мы и разошлись — на сей раз.

Маша продолжала:

— Ой, тебя спрашивать бесполезно — тебе всегда и всё во мне нравится! — Мурка коротко клюнула меня поцелуем куда-то между щекой и носом.

— Я на редкость искренен!

— Ладно, сейчас я выпью водички, заскочу в… В общем, задержусь ещё минут на десять-пятнадцать и пойдём искать моих.

— А результаты конкурса?

— Так завтра же! На закрытии бала! Юра, ты меня шокируешь — как можно настолько не знать деталей того, в чём участвуешь⁈

— Моё участие закончилось ещё в апреле, с тех пор вместо меня можно было с тем же успехом приносить на репетиции мой портрет.

Маша посмеялась, потом стала серьёзной.

— Зато сегодня ты проявил себя. Если бы не…

Я прижал к её губкам палец.

­– А вот об этом мы говорить вслух не будем даже наедине.

Мелькнувшее было на лице удивление сменилось пониманием. Она кивнула и тут же, чмокнув меня в другую щёку, скрылась в дамской грим-уборной.

Потом пошли искать своих. Василиса на этом балу тоже была в особой роли — роли дебютантки, это был её первый «взрослый» бал, весной не хватало возраста. В этом качестве у неё были свои обязанности в виде количества танцев, своя «униформа» — регламентированный цвет и фасон платья. Также были особые требования к украшениям — они не допускались, за исключением того, что казалось причёски — всякие там гребни и заколки, и то только разрешалась только бижутерия, от силы — не крупный жемчуг.

Обо всём этом в ходе поисков рассказала Мурка, как и о том, что раньше регламентировалось поведение, одежда и аксессуары на всех балах, сейчас же строгости распространялись лишь на отдельные, значимые выходы в свет: дебют, первый выход после замужества, в новом статусе, и так далее. Кстати, я не представлял себе, как и где искать Мурлыкиных, кроме как у фургона, но, как оказалось, у Маши с мамой были свои договорённости и на поиски ушло минут десять, включая блуждания за кулисами.

Василиса была в восторге, разрумянившаяся, глаза горят, вся сияет. Увидев нас, она подбежала и, едва сдерживая крик, воскликнула:

— Маша! Сестрёнка! Ну ты дала! — Вася приняла «позу саксафонистки» и попыталась изобразить звук инструмента через «уауа» и «куа-па-па». — Это фантастика просто была! А когда тебя со сцены представили, я аж почти пищала!

— Если бы «почти», — подключилась к разговору Ира. — Верещала так, что уши закладывало!

— Ну и что? Не я одна, кстати говоря! Юра, ты, конечно, тоже молодец, вообще, но Маша сегодня блеснула, жуть! Смотри, чтобы не отбили! — Василиса засмеялась и закружилась от избытка чувств.

Старшие сёстры смотрели на неё с умилением, видимо, вспоминая себя, а мама пыталась напустить на себя строгость и привести поведение дочки в какое-то подобие «нормы».

Для меня, по сути, это тоже был первый «большой» бал — в Смолевичах такое если и проводилось, то мы либо не участвовали, папа, как вдовец, мог себе позволить игнорировать большинство таких развлечений, либо я не понял, что это был бал. Помню только танцевальные вечера в гимназии, где учителя активно бдели за нравственностью. В общем, танцевал и обнимался с Машей, танцевал — без обнимашек уже — с Ириской, с Васей и с будущей тёщей. Мурлыкин с удовольствием спихнул бы на меня всю женскую часть семейства, но меня на всех не хватало, так что потанцевать пришлось и ему. И если дамы «цеплялись языками» со своими подружками — это воспринималось как подарок судьбы. Нет, с Машей потанцевать я бы не против — но, желательно, наедине.

В общем, когда у Василия Васильевича опустела его фляжка (меня он тоже пару раз угощал), а Василиса полностью выполнила «Обязательную программу» все решили выйти на улицу, проветриться. Я же, воспользовавшись ситуацией, привёл всех к фургону. Вскоре вокруг него развернулся свой кусочек ночной жизни — а на улице как-то незаметно успело стемнеть. Дверь в салон была открыта, подсветка включена в ночном режиме, позволяя видеть всё, что нужно, но не слепя и не превращая ночь в день. Из багажного отделения, помимо напитков, перекочевавших частично в «расходный» холодильник, частично на стол или в руки желающих, извлёк ещё одну дедовскую придумку, которую возил в багажном отделении с момента последней переделки фургона, а именно — складные стулья. Дед говорил, что они «для рыбалки», но и сейчас им нашлось применение.

Мы с Машей сидели на пороге салона, я лениво перебирал струны гитары, невеста прижалась к моему левому боку. Внутри возилась в кухонном уголке Василиса и звенел стеклом Мурлыкин, Екатерина Сергеевна и Иришка устроились в креслах снаружи.

— Хорошо сидим. Как в сказке. Вот, смотри: кругом зачарованный лес (ну, парк за забором и скверик впереди, зато с огоньками на деревьях и фонарями в отдалении), волшебная карета, моя любимая принцесса. Василиса Премудрая что-то мудрит, судя по запаху — с кофе, красота!

— Конечно, приходится мудрить, если некому угостить меня кофе. А он мне нужен — я не собираюсь разменивать первую ночь моего первого взрослого бала на такую пошлость, как сон!

— Ты, главное, не повтори подвиг одной моей знакомой. Та захотела попробовать кофе с коньяком, как он готовится не знала, но решила — что там хитрого? Намолола кофе, всыпала в турку, залила стаканом коньяка и поставила на огонь.

За спиной чем-то поперхнулся будущий тесть.

— Естественно, через какое-то время пары коньяка вспыхнули. Могло бы получиться эдакое фламбе, если бы загасить хоть тем же полотенцем, но девчонка растерялась, посуду опрокинула… Пожара, к счастью удалось избежать, но и кухня, и одежда, и причёска пострадали, а про кофе с коньяком она с тех пор и слышать не хочет.

— А он разве не так готовится⁈

Не успел я подскочить с места, как дело взял в свои руки отец семейства. Тёща всполошилась:

— Какой ещё коньяк, вы что такое там придумали⁈ Маленькая она ещё!

— Екатерина Сергеевна, не переживайте. Там коньяка — ложка на чашку кофе или стакан чая. С учётом пропорции разведения крепость напитка получается от полутора до двух с половиной градусов. Плюс ещё при попадании в горячую воду спирт активно испаряется — у него температура кипения намного ниже, чем у воды. В итоге остаётся не больше полутора «градусов», в ином кефире больше или в хлебном квасе, если выдержанный. Ну, и ароматические вещества.

Тёща продолжала сомневаться, но тесть поддержал идею. Правда, себе он пропорцию намешал совсем другую, но на этом мы не стали заострять внимание. А я решился всё-таки исполнить ещё одну песню из памяти деда, которую он называл то «гимном туристов», то «гимном бардов».

— Изгиб гитары жёлтой ты обнимаешь нежно^[16]…

Шебуршание за спиной понемногу затихло, а после слов «и кто-то очень близкий тебе тихонько скажет» Маша подхватила вторым голосом:

— Как здорово что все мы здесь сегодня собрались…

Пока я пел, из темноты подтянулись несколько человек гуляющих. Время от времени в отдалении под светом фонарей мелькали полицейские патрули, но близко не подходили — не то потому, что мы вели себя в рамках приличий для сегодняшней ночи, не то не хотели связываться с жандармерией. Тем не менее ощущение безопасности и покоя давали. Вася, ничуть не смущаясь, начала заказывать следующие песни, потом к ней присоединилось и прочее семейство. Наконец, не выдержал и Василий Васильевич. Он наклонился к нам с Машей и спросил:

— А вальс ваш можете?

— Почему бы и нет?

— Только подождите, я выйду на улицу.

— А я саксофон возьму.

Тёща, когда муж пригласил её на танец, удивилась и смутилась, но тот смог её уговорить. Потом на дороге перед фургоном оказалось с полдюжины танцующих пар. В общем, вечер набирал обороты…

В бальный зал мы так и не вернулись. Подходили люди, кто-то уходил, кто-то оставался. Откуда-то появились лёгкие столики — надеюсь, никто ближайшее кафе не разграбил — и плетёные кресла к ним, кто-то принёс закуски. Тесть, с моего одобрения, выставил к ним запивку из холодильника, разной крепости. Появление полуштофов вызвало усиление веселья, кто-то даже шашлыки принёс! В общем, у нас как-то стихийно возник свой небольшой бал. Я то пел, то пил, то украдкой целовался с Машей в салоне. Расходились мы уже когда начинало светать.

Слишком хотелось спать, поэтому никто из нас не рискнул сесть за руль, особенно с учётом наличия на улицах нетрезвых прохожих. Пошли пешком, в расчёте потом по дороге поймать извозчиков, а фургон забрать под вечер, после официального закрытия бала.

Глава 20

Сначала отправили тёщу с засыпавшей на ходу Василисой, потом — Ирину с Машей. Мы с Мурлыкиным встретили «своего» извозчика, когда до дома оставалась от силы треть пути, но усталость пересилила жадность. Когда мы вошли в дом, дочки уже спали. Меня устроили на диване в кабинете господина полковника. Знаменательный день — впервые остаюсь ночевать в этом доме! Ну, как «ночевать»? На улице уже почти совсем светло, поспать осталось часов пять от силы. Только сейчас осознал, что у меня нет с собой никаких вещей на смену, даже пары белья или полотенца для душа. Главное, в фургоне всё это имеется, припрятанное в одном из кофров, что стоило взять с собой⁈ Теперь даже душ принять непонятно как. Выручил хозяин дома — дал вещи, покупавшиеся когда-то для сына, так что, пока мне обустраивали постель я успел на скорую руку ополоснуться.

Подняли меня в одиннадцать утра — с учётом того, что лёг уже после шести, маловато, но гораздо лучше, чем ничего. Жаль, разбудила не Маша, а её отец, но, возможно, это и к лучшему. Умывание, лёгкая, чтобы не вспотеть, разминка — и осталось только освежить парадную форму, всё равно больше нечего надевать. Бытовая магия — это классная вещь, и спасибо «коллективному бессознательному», что мировой эгрегор не стал привязывать большую часть заклинаний из неё к какой-либо стихии! Хотя, насколько я знаю, у многих есть и чисто стихийные аналоги, и кое-кто упорно пользуется только ими.

Во второй день бала никакого «открытия» не было, он считался непрерывным действом, планировалось только закрытие «около трёх пополудни». Но были традиции, которые требовали у отлучившихся участников приехать заранее, и уж явно нельзя было опаздывать на финальную часть действа. Те же традиции, кстати, «не рекомендовали» находиться на балу неотлучно, пусть для сильных одарённых сутки активности и не были чем-то особенным. В общем, к часу дня мы уже вновь всем семейством Мурлыкиных (плюс я, минус кошка) были в главном танцевальном зале. Потанцевав пол часика с сёстрами и мамой моей невесты, тем самым выполнил норму приличий и вместе с Муркой пошёл искать профессора и прочую нашу «банду».

Лебединского встретили через четверть часа, когда махнули рукой на поиски и просто двинулись к сцене — он, оказывается, тоже бегал по залу и искал участников коллектива.

«Очень распространённая ошибка. Активно искать должен кто-то один, второй — сидеть на месте и по возможности подавать сигналы. Это и в лесу работает, и в толпе. Иначе можно друг за другом круги наворачивать до бесконечности. Ну, или всем идти к назначенной точке сбора».

В данном случае дед вмешался и высказался по делу.

— Господин профессор, — мы на публике, я в студенческой форме, потому — никакой фамильярности, разумеется. — Так кругами друг за другом бегать можно до утра. Давайте поставим дежурных у сцены и на входе за кулисы, а сами будем ждать в выделенной нам комнате?

— Разумно. Оркестранты почти все на месте, танцоров отловить осталось. Так что пусть хореографы, ваш и наша, и стоят на посту.

Профессор был радостно возбуждён.

— Хорошо выступили, достойно! И вальс за вечер трижды по просьбе гостей исполняли — правда, без слов и, когда ноты местному оркестру передали — без репетиции, но людям нравилось. Так что достойное место нам обеспечено!

Я вчера между делом выяснил у Маши, как тут дела обстоят с призами, оказалось, что грустно — мест как таковых нет, есть два первых — одно по мнению жюри, второе — по голосованию гостей. Потом идёт какое-то количество «лауреатов», у всех одинаковые дипломы, и остальные — «участники» с грамотой. Победитель получает денежный приз и какие-то преференции, лауреаты обходятся без денег, участники удостаиваются только грамоты, это считается неудачным выступлением.

— Может, даже призовое?

— Нет, это исключено. — Увидев моё удивлённо-разочарованное лицо, профессор поспешил пояснить: — Нет-нет, дело не в песне и не в качестве выступления. Жюри отдаст приз коллективу филармонии — те подсуетились, взяли в свой состав родичей трёх из пяти членов жюри, а на роль второй солистки — племянницу губернатора. А зрительский приз уйдёт полковому хору лейб-гусарского полка, что у нас тут на манёврах. Там шеф полка — родственник Императора с титулом Светлейшего князя, и лично, хоть и «не официально», чтобы не оттирать менее знатного губернатора от руководства, присутствовал на балу. Его подчинённых и самого императорского родственника наш хозяин бала тоже обидеть не сможет себе позволить. Но звание лауреатов у нас в кармане, это гарантировано.

Я чувствовал себя несколько пришибленным от такого разбора ситуации, дед же только хмыкнул и прокомментировал в том стиле, что бывает, конечно, и хуже, но эти хоть не притворяются. Там в целом спич был не цензурный, потому даю в кратком пересказе. Профессор покосился на меня и добавил:

— Вслух такое, конечно, не обсуждается, как правило. Просто те, кто понимают — и так в курсе всех обстоятельств, а кто не понимает — тем и знать не стоит.

Намёк «не болтать» я понял, и просто молча кивнул в ответ.

Опять, как и вчера, собрались в той же комнате в ожидании вызова на сцену, но атмосфера была совсем другая. На призовое место почти никто не рассчитывал — а отдельным наивным юношам и девушкам тут же тихонько выдавали весь расклад, бывший секретом Полишинеля, в лауреатстве никто не сомневался — так и о чём переживать? Вот если бы всех по местам расставляли, от первого до последнего, то тут нервотрёпка бы присутствовала. Ко мне подошла делегация из пяти старшекурсников нашей академии. Поздоровались, потом лидер группы спросил, на «ты», как принято между студентами одного ВУЗа:

— Так это правда, что ты вчерашний вальс написал?

— Да, а что?

— Серьёзно? Сам⁈ Так вот взял — и написал⁈

— Ну, не «так вот», у меня и до этого несколько песен было, две пластинки вышли, и уже почти распроданы, скоро будут, наверное, переговоры о дополнительном тираже.

Один из парней толкнул другого локтем:

— Я же тебе говорил, что его «Надежда», а ты — «да нет, не может быть».

— И «Надежда», и «Там, где дуб», и «пиратские» — в общем, почти всё, что вчера тут играл.

— Здорово, слушай!

Дальше было несколько минут вольного трёпа, к которому присоединилось ещё несколько «хозяйственников». И тут последовал новый вопрос, заданный с оглядкой:

— А с Лебединским что, лично знаком?

— Да, когда-то в поезде вместе ехали, познакомились. Он мне с песнями помогает. У меня же образования музыкального нет — я только на гитаре могу сыграть и рассказать, что я хочу от других инструментов услышать, а он всё это нотами записывает. Иногда спорим, один раз даже почти поругались, когда он из «Надежды» хотел романс сделать. Но вообще — он классный дядька, весёлый и добрый.

Студенты дружно грянули хохотом, аж до слёз из глаз у некоторых.

— Ну ты дал! «Добрый и весёлый», ага! Мы точно про одного и того же человека говорим?

— Он нам все кишки выел за лето!

Тут на хохот подтянулся сам профессор:

— О чём веселье? Может, и другим расскажете, а то нам завидно!

— Да нет, это так, чисто внутренняя хохма нашей академии, — ответил я, пока остальные пребывали в растерянности, грозящей перейти в панику. — Там без погружения в контекст непонятно будет, что смешно. Долго объяснять, в общем — оно того не стоит.

— Да, знакомо, есть такое. Ну ладно, веселитесь, пока н а сцену не позвали!

Дождавшись, пока профессор отойдёт, парни выдохнули с облегчением.

— Фух, молодец, быстро реагируешь. С такой реакцией наш фехтовальщик тебе что сосватал — рапиру или её же с дагой?

— Полуторник кавалерийский — риттеншверт из поздних.

— Да ладно⁈

Дальше разговор пошёл об оружии — сперва холодном, потом огнестрельном. На эти темы в компании сверстников можно говорить и спорить не то, что часами, а годами, так что до момента вызова на сцену время пролетело почти незаметно. Маша, на которую я посматривал краем глаза, о чём-то увлечённо общалась с девушками из оркестра и подтанцовки, похоже, выполняя роль связующего звена между ними.

На сцене нас выстроили тем же порядком, что и перед открытием. Губернатор толкнул очередную речь минут на двадцать о том, как он рад и горд, как мы должны быть рады и горды тем, что он за нас гордится и как вообще повезло гостям, особенно в этом году, когда нас удостоил визитом…

Светлейший князь, когда о нём зашла речь, раскланялся с восторженно рукоплещущей публикой, а губернатор плавно перешёл от радости и гордости вообще к конкретным виновникам оных — то есть, к награждению. Приз губернатора ожидаемо ушёл в консерваторию. Председатель жюри рассказал про их профессионализм, академический подход и верность традициям. Получать приз, вопреки обыкновениям, вышел не руководитель коллектива, а какая-то девица — видимо, та самая племянница. Однако восторга у губернатора это не вызвало, хоть он и поцеловал ей в щёчку.

«А вот тут консерваторские промахнулись — хотели лизнуть, а получилось, что чуть ли не макнули, продемонстрировав главный свой аргумент».

«Да, дядюшка солистки явно не в восторге».

Потом перешли ко второму призёру — по результатам зрительского голосования. Судя по тому, что губернатор постоянно косил на императорского родственника, неожиданностей не ожидается, простите за каламбур.

— Борьба за сердца гостей нашего бала и приз зрителей развернулась жаркая и равная. До последнего момента было непонятно, кто же выйдет победителем, тогда как обычно это становится довольно очевидным уже при подсчёте половины голосов. В этом же году организаторы были в напряжении до последней минуты. В результате с преимуществом всего в три голоса победу одержал ранее невиданный у нас участник — объединённый коллектив Художественной академии имени Тапирова и хозяйственной академии с композицией «Осенний вальс-бостон»!

Профессор, как и все преподаватели нашей «банды», выглядел шокированным, но годы выступления на сцене сказались, он почти мгновенно взял себя в руки и за призом вышел профессионально улыбаясь. Он даже выдал, на правах местной знаменитости, короткую ответную речь, насчёт того, как ему понравился опыт совместной работы, и что он готов принять большинство наших участников к себе на учёбу. И что некоторые буквально «зарывают свой талант в землю, если вы понимаете, о чём я». Единичные оптимисты в команде ликовали, толкая в бок посрамлённых реалистов, в зале стоял гул голосов, видимо, удивлённых таким исходом было много.

После окончания процедуры раздачи дипломов довольным лауреатам и грамот грустным участникам профессор отправил нас обратно в выделенную команде комнату ожидания со словами «Не расходитесь пока, я кое-что уточню». Я же выцепил пару старшекурсников в помощь и двинулся к своему фургону, поскольку такое дело надо отметить, а охрана на воротах если и осталась, то бдить не будет. Узнав, куда и зачем идём, парни приободрились, но приобрели очень заговорщицкий вид, такой, что даже я бы их заподозрил в чём-то предосудительном.

Оказалось, что ночная гулянка сильнее сказалась на запасах, чем я думал — ну да, там же и Мурлыкин лазал, и девочки минимум разок-другой заглядывали. Тем не менее — хватило. Мы трое взяли по четыре полуштофа всякого-разного, я перегрузил очень грустные остатки былой роскоши из ящиков в холодильник, а невесть как попавшая в закрома бутылка «Ржаной» ушла в качестве билета на воротах. Может, и так пропустили бы, но если поделиться радостью — то дело будет проще. Стукнув себя по лбу вернулся к автомобилю и достал стопку из дюжины вложенных одна в одну металлических рюмок, которые наштамповал из обрезков латуни вместо того, чтобы распылить её на порошок. Кстати, отполированные они блестели почти как золотые. Полностью опять возникшую проблему тары они не решат, но облегчат ситуацию знатно. Наше возвращение с грузом было встречено с равным энтузиазмом всем коллективом, независимо от роли в нём.

Рюмок было очень мало — даже с учётом того, что дирижёр жестом фокусника достал откуда-то полдюжины серебряных, сделанных по тому же принципу, что и мои, и у некоторых оркестрантов тоже были съёмные крышечки на фляжках. Тем не менее, каждый тост приходилось поднимать по нескольку раз, и процесс затянулся, правда, никто на это не обижался. В итоге Лебединский вошёл в комнату на середине второго тоста, и тут же замахал руками:

— Не прячьтесь, не прячьтесь! Лучше и мне налейте, если не жалко!

­– А вам чего именно?

— У вас тут ещё и выбор есть? Хорошо устроились, пока начальник бегает, дела утрясает.

— Есть «Клюква с мёдом», сорок градусов, и «Голубика с тархуном», двадцать пять. «Бруснику с мятой» и «Голубику с апельсином» девушки забрали, так что это у них просить надо.

— Надо же, какое богатство! Так, дам грабить не будем. Клюкнуть, конечно, хочется и повод есть, но такое я пробовал, а вот на голубике… Давайте её.

Приняв стаканчик и выслушав тост, профессор выцедил настойку, подумал, пошевелив губами, и выдал вердикт:

— А ничего так, оригинально. Ага, судя по этикетке, спонсор вечеринки — Юра Рысюхин?

— Именно так. На следующих выходных привезу на пробу настойку на изнаночной голубике. Ягод было всего полтора литра, пока там постоянный портал построят — сезон закончится, так что следующая партия уже только в следующем году будет, скорее всего.

— Ого! Интересно будет попробовать. А что за изнаночная голубика? С какого слоя?

— С нулёвки. Похожа на нашу, только с перцем — точнее, содержит почти такое же вещество, как в красном перце. И по цвету красноватая.

— Так, это интересно, но сказать хотел другое. Денежный приз в этом году составил полторы тысячи рублей. По традиции эти деньги передаются в академию и тратятся на нужды ансамбля, или хора, и так далее. Предлагаю поделить пополам.

Возражений идея не вызвала, особенно с нашей стороны — ведь если делить по числу участников, нам досталось бы меньше. Тут очень вовремя влез со своей шуточкой дед, я даже решил ретранслировать её во внешний мир:

— Разделить что-либо на двоих можно несколькими совершенно разными способами: пополам, поровну, по совести, честно, по справедливости, по-братски…

Дальнейшее перечисление вариантов было заглушено смехом слушателей. Тем временем профессор повернулся ко мне и дирижёру и тихонько сказал:

— Давайте отойдём в сторонку.

Кроме нас двоих он позвал ещё обоих хореографов.

— Своим призовым местом мы обязаны Светлейшему князю и его некоторому раздражению поведением отдельных господ офицеров. Вчера во время танцев он сказал одному из них в присутствии рядом заместителя губернатора дословно следующее: «Посредственно выступили, господа. А нечего с похмелья на сцену лезть!» Губернатор не мог пойти против мнения родственника императора и заявить, что выступили отлично, равно как и заявить, что все остальные участники хуже, чем посредственности. Но и обижать лейб-гусаров не хотел — там весьма непростые люди служат, не все, но некоторые. Потому и разрыв в голосах обозначили минимальный. Ну, а поскольку другие номера «на бис» во время танцев не заказывались — или, во всяком случае, не исполнялись, то с победителем вопроса тоже не было. Короче говоря, все, кого это касается, всё знают и понимают. Так что ни обиженных, ни завидующих, за исключением разве что болельщиков из числа студентов, не будет, и это не просто хорошо, я прямо-таки замечательно!

Потом Лебединский передал мне чек на семь с половиной сотен рублей, выписанный от имени МХАТ, для передачи моему ректору. Да, приз от губернатора тоже был в виде чека, так что делить на всех было бы, мягко говоря, затруднительно. Наш преподаватель танцев, которому я предложил уступить роль гонца с хорошей вестью, почему-то от такой роли категорически отказался. Где ловить графа я не представлял в принципе, контактов личного мобилета у меня не было, так что со спокойной совестью отложил это дело на понедельник, отправившись гулять по городу с Машей, благо, допив принесённое из автомобиля все разошлись отмечать дальше узкими компаниями.

Глава 21

Понедельник оказался днём тяжёлым. Хоть ничего, казалось бы, не предвещало, даже когда я выходил утром из общежития, направляясь в административный корпус, чтобы отдать ректору наш выигрыш на конкурсе, диплом и чек.

И дело не в навалившейся после праздника, казалось, двойным грузом учёбе. И не в том, что погода испортилась разом и на лице, и на изнанке. На лице словно рубильник повернули, включив осень: похолодание со вчерашних двадцати и даже двадцати двух до сегодняшних трёх-пяти, да ещё с мелким, но густым холодным дождём впечатляло. Я прочувствовал этот переход, когда прошёл через портал — представительская часть находится всё же на лицевой стороне мира.

Причём если «лицевая» меня интересовала постольку-поскольку, то изнаночная была ближе. Здесь, казалось бы, была первая половина длинного лета, знаменующаяся сбором первого же урожая, но похолодало также знатно — где-то градусов до десяти-двенадцати, плюс дожди — короткие, но свирепые, и тоже не особо тёплые. Зато вышел с изнанки не в летней форме, а ещё и в наброшенном сверху плаще.

Хуже были два других обстоятельства. Первое — это «болельщики» и любопытствующие, которым надо было как минимум поздравить (и эти ещё ничего, если не входили в раж), как максимум — на задавать кучу вопросов, включая совершенно неприемлемые с точки зрения приличий — типа того, сколько денег «отвалил» губернатор и куда я их собираюсь тратить. Эти кадры, простые, как слово «грабли», допекли капитально уже к обеду. Хотелось рычать и раздавать пинки, но — нельзя, можно легко прослыть заносчивым засранцем и — прощай, репутация.

Второе обстоятельство достало меня из Могилёва и заставило после обеда срываться в город — заодно и на перемены в погоде посмотрел, бурно радуясь тому, что у меня есть свой тёплый и удобный автомобиль! А просто — позвонили со службы, про которую я начал было забывать, удивлялся только — что это не зовут, нет работы, что ли? Оказалось, что меня с моими метаниями туда-сюда банально потеряли: в Минске считали, что я в Могилёве, а местные думали, что я дома. Как итог — ни те, ни другие и не звонили, пока Пескарского не осенило, что каникулы-то давно закончились. Позвонил и выяснил, где я и что, после чего настоятельно пригласил приехать. Там я получил выволочку — не слишком жёсткую, но неприятную и справедливую. Мол, поскольку я хоть и внештатный, но сотрудник, то о своих перемещениях ставить в известность обязан.

Ну, а в довесок к выволочке — целый ящик срочных, очень срочных и уже частично просроченных экспертиз. Сделать всё сегодня, даже без оформления, было нереально, так что придётся приезжать и завтра, и послезавтра. Разве что обрадованный моему появлению, как высочайшему помилованию на эшафоте Гена «Зубы» охотно взял на себя подготовку бумаг, хоть чистовой вариант придётся всё же как минимум вычитывать мне лично.

В общем, неделька начинается так себе. И какое же счастье, что по такой погоде мне не нужно телепаться полтора-два часа в одну сторону в холодной пролётке, а можно доехать за сорок минут (а поздно вечером, когда нет толп прохожих и хаотично мечущихся детей — за тридцать) в тёплой и удобной кабине!

«А упирался-то как! Будто тебе тащили кастрировать, причём тупыми ржавыми ножницами и без наркоза».

«Ну, было дело. Так уж меня воспитали!»

Так неделя и прошла, учёба, работа, дорога между ними. Даже с Машей общался только по мобилету и от силы полчаса в день. Трещинка, появившаяся в наших отношениях после моей неудачной реплики, как-то незаметно рассосалась в ночь бала, что несказанно радовало меня. В пятницу я после учёбы заехал на работу, поставил последние подписи под последними документами из накопившейся груды и, оставив фургон во дворе жандармерии, а запасной ключ от него — у Мурлыкина, двинулся на вокзал, на тот же поезд, которым добирался в прошлый раз, и который оставил по себе столько впечатлений.

В этот раз, однако, поездка отличалась как небо и земля. Попутчиком оказался отставной офицер, который пришёл ровно за пятнадцать минут до отправления, быстро переоделся, выпил чаю, прочитал газету и «отбился» ровно в двадцать два ноль-ноль, и я охотно последовал его примеру. Разве что вместо чтения газеты занялся уходом за оружием, напоследок под одобрительным взглядом соседа по купе проведя по клинку рукой и прогнав волну заточки. На стоянках тоже никто не орал под окнами, так что мы с соседом оба встали за полчаса до прибытия в Минск, привели себя в порядок, оба оделись в форму (вчера на момент знакомства я уже был «в дорожном»), оба надели оружие… Сосед молчал, но чуть заметно улыбался при этом. Когда мы взяли почти одинаковые саквояжи, разве что мой оказался заметно новее, улыбки и у меня, и у соседа были уже отчётливо видны. Выйдя на перрон, мы раскланялись и разошлись в разные стороны, он — к ожидавшей её коляске, я — к уже знакомой возмутительно дорогой гостинице, а куда деваться? За всё время поездки мы с попутчиком едва ли обменялись парой десятков фраз, но расстались явно довольные друг другом и знакомством.

В десять утра около гостиницы меня ждал сверкающий серебром пикап с Пробеляковым за рулём и поверенным Сребренниковым в салоне, и мы все трое поехали в контору Суслятина, обсуждать и, скорее всего — подписывать предварительный договор. Он откроет строителям легальный доступ на мои земли и на изнанку для проведения проектных работ, точнее, для привязки выбранного типового проекта к местности, выделывать и заказывать индивидуальный проект я не собирался, даже и менять что-то в мелочах вряд ли буду — просто по незнанию могу улучшая (в своём понимании) какую-то мелочь порушить более важное. Суслятин произвёл впечатление на моих спутников, хоть поверенный пытался быть профессионально невозмутимым. Выбрали проект из числа предложенных, обсудили включение в работы строительство моего дома на соседней вершине двойного холма по ранее выкупленному мной проекту — его тоже привёз с собой Пётр Ильич, включая перенос привязок. Стоимость предварительных работ, включавшая два перехода на изнанку, составляла сумму, которая года полтора назад сильно бы меня испугала, но по сравнению с общей стоимостью проекта…

Обсуждение было деловое и конкретное, но даже при полном взаимном стремлении к результату и отсутствии особых противоречий заняло это всё почти четыре часа — слишком многое нужно было обсудить «на берегу», как выражается дед. Я, кстати, его по неосторожности высказал вслух, и оно очень понравилось участникам. Боюсь, пойдёт в народ ещё один плод моей неосторожности.

«В народ — это ещё ничего. Вот если плод неосторожности в школу пойдёт до того, как ты о нём узнаешь!»

«Вот было бы с чего так ржать, а?»

Вышли мы из конторы в начале третьего, в три уже высадили Сребренникова у его дома в Смолевичах и поехали в Курганы. Домой заезжать не стал — смысла ноль, только время терять и своё, и Егора Фомича, потому как своим ходом мне туда добираться не на чем, не считая Воронка, но там я с упряжью возиться дольше буду, чем на пикапе — ехать. Бабушке только по мобилету рассказал по пути, что и как. Есть своё удобство в том, когда за рулём сидит кто-то другой, хотя иногда прямо зудит внутри от чувства, что я бы тут не так ехал.

«Это что. Когда у тебя стаж вождения большой, то на правом переднем ездить, особенно с неопытным водителем, совсем особое развлечение получается. Ноги сами педали ищут и давят, а руки пытаются руль нащупать. И порой такая паника накрывает от того, что руля и педалей нет! Пугаешься не того, что ситуация близкая к аварийной порой, а именно от „пропадания“ органов управления».

«Жена не ругалась, что ты её не доверяешь или что невидимый руль крутишь, как псих?»

«Нет, я старался в руках держать что-нибудь, или держаться за что-то. И ноги ставил так, чтобы их не видно было с водительского места».

Ехали мы снимать пробу настойки на изнаночных ягодах. Да, кто-то может сказать, что рановато: домашние настойки на ягодах «вызревают» от трёх недель до трёх месяцев, причём зависит это не только (а, может, и не столько) от ягод, сколько от предпочтений мастера. У нас промышленное производство, оно быстрее, пусть на полтора литра ягод полный цикл не запустишь, но принципы-то остаются. Во-первых, настаиваем а спирте, у него экстрактивные способности выше, во-вторых… Во-вторых, и в дальнейших — есть ещё много скучных технических приёмов, позволяющих уложить весь процесс дней в десять-двенадцать, так что настойка на самом деле уже дня три как готова, но ждали меня. Пропорцию взяли как для клюквы, полкило ягод на четыреста миллилитров спирта, что в пересчёте соответствует литру водки. В общем, после выдавливания сока и всех разбавлений должно было получиться ровно десять полуштофов — малых, разумеется, водочных, продукта крепостью в стандартные у нас для настоек двадцать пять «градусов». То есть — шесть целых три десятых литра. Но для полноты эксперимента решили сделать немного в варианте сорокаградусном, так что вышло шесть «лёгких» и два «крепких» полуштофа, плюс немножко излишков, которые уже давно бы «усохли», если бы люди не боялись отравиться.

Настойка получилась, скажем так — интересная. Надо будет поэкспериментировать с пропорциями ингредиентов и вариантами приготовления, конечно, но в целом продукт достойный, надо включать в ассортимент. Разве что крепкий вариант получился на мой вкус излишне сладким, а вот более слабый за счёт перчинки вовсе не казался «дамским» напитком. Более того, для женщин, боюсь, перец придётся как-то приглушать или гасить. О зачем гадать, если можно спросить? При снятии пробы выпили только «излишки», потому шесть штофов поделил так: один — работникам завода, которые принимали участие в производстве, хотя, думаю, они давно уже жмых залили самогонкой или спиртом и через месяц получат свой, неучтённый продукт, который будет пусть и грубее, но тем не менее. Один — Пробелякову, один — бабуле и три взял с собой: Мурлыкиным, Надежде Петровне и профессору. Получается, один я и остаюсь без новой настойки. Да уж, «сапожник без сапог», классический вариант. Зато крепкую заберу всю: одну бутылку — Мурлыкину, вторую — себе.

Сделать бы ограниченную партию на празднование двухсотлетия семейного дела, но тут сложности: юбилей в начале лета, на изнанке на месте будущих ягод ещё цветы будут. Нужно с урожая этого года запасаться — если сезон ещё не закончился и кенгуранчики всё не съели. Забыл включить в обсуждение со строителями того момента, чтобы с ними не просто мой представитель пошёл, а бригада сборщиков за ягодами — одноразовые защитные амулеты, которые позволят неодарённым провести шесть часов на нулевом уровне изнанки стоят недорого — если, конечно, речь о разовом выходе, а не о постоянном пребывании там. На голубике опытная сборщица за пять часов (оставим час на организационные моменты и запас безопасности) может набрать от пятнадцати до двадцати литров ягод, в зависимости от урожайности, размера и прочих условий. Дюжина сборщиков за один выход может, при удачном раскладе, притащить сырья литров на четыреста готового продукта.

Ещё надо будет посмотреть, что вызрело (если уже вызрело) на растениях, похожих на бруснику. И собрать некоторое количество «сверх-крыжовника» с кустов, которые вокруг болотин растут. Дед подал интересную идею — подробнее исследовать степень его ядовитости и предельно допустимые, а также сравнительно безопасные дозы. Если он относительно безвреден — можно предложить сок как местное обезболивающее тем же стоматологам, например. Потому что ягода — до того, как отключит вкусовые рецепторы — довольно вкусная, приятная такая кислинка. Ведь куда приятнее, если тебе пшикнут в рот вкусненьким, как одеколоном на шею в парикмахерской, чем если будут втыкать шприц в и так больную десну? Особенно детям, но и взрослых, что уколов боятся — хватает.

Но, с другой стороны — стоит ли оно риска? Ведь хищника-то, кенгуранчикоядного, мы не нашли, кто знает, что там за тварь или твари бегают?

«А с чего ты решил, что там обязательно что-то эдакое быть должно?»

«Из общих принципов биологии, вообще-то. Если травоядные не съели всю растительность — их численность кто-то регулирует. А если они стадные…»

«Вон, в Австралии из более-менее крупных хищников были собаки динганутые на суше и крокодильды в реках — и ничего, работала как-то экосистема. Пока местные аборигены своим методом хозяйствования типа „подпалить лес и сожрать всё, что оттуда выбегает“ не превратили большую часть континента в пустыню».

«Ты, дед, считаешь, что стайный хищник, как собака Динго — лучше и безопаснее, чем одиночный крупный?»

«Ну, так-то да, хрен редьки того-этого…»

«Вот и я примерно так думаю».

Кроме новинки, загрузил в пикап к Пробелякову, который подвезёт меня домой, ещё выпивки взамен потраченной, как показала практика запас такого рода надо иметь всегда. Тем более, что могу хранить его в своём фургоне, не нарушая формально запрет на пронос спиртного в общежитие. Правда, тащить на себе…

«Да, Юра, быстро ты разбаловался. Недавно три чемодана волочь до самых Буйнич нормально было, а теперь один баул с выпивкой от вокзала до фургона донести — корона спадает!»

«Не корона спадает, а плечо отвалится!»

Так или иначе, а в пять часов вечера я уже был дома, общался с домашними и рассказывал (без лишних подробностей) про первые две недели учёбы и Осенний бал в Могилёве. А на следующий день у меня, к моему изумлению, получился нормальный выходной: рутинных дел за моё отсутствие накопиться не успело, Егор Фомич с бабушкой решали всё «на лету», рассчитывать сделать что-то серьёзное в воскресенье — даже не смешно. Даже дедовых или моих выдумок для мастерской не было! Жаль, погода за неделю хоть и выправилась с режима «поздняя осень» на раннюю, но всё равно идея сходить на озеро одобрения в душе не вызывала. Так что я просто провалялся большую часть дня на диване с книжкой — уже и не помню, когда такое последний раз было.

Потом была поездка на Воронке до вокзала, на дачном поезде — до Минска и там пересадка в уже привычный ночной до Могилёва. Уже привычно и спокойно, не отвлекаясь на постороннюю суету и мелочи, забросил баул в камеру хранения и неспешно пошёл посидеть, выпить кофе в той кофейне, где когда-то, в прошлом году — а как в прошлой жизни, оставил серебряный рубль чаевых смешливой девчушке. Её, к некоторому сожалению, на работе не было, спрашивать я не счёл нужным, а удовольствия от кофе с выпечкой меньше не стало. Посидев примерно на четыре рубля, я оставил на столике пятёрку и так же не торопясь, как делал всё в этот день, отправился обратно к вокзалу. Тесть — золотой человек — вечером в воскресенье поставил фургон около вокзала, о чём предупредил по мобилету, так что я, даже потратив четверть часа на то, чтобы разложить «боекомплект» из баула по холодильникам и иным ёмкостям в багажном отделении остановился на привычном уже месте перед входом в общежитие без пяти восемь. Занятия сегодня начинались в девять, так что времени хватало на то, чтобы подняться к себе, принять душ, переодеться и не торопясь успеть на первую пару.

Следующие две недели прошли в учёбе без чего-то особенного, если не считать таковым несколько коротких свиданий с Машей и проведённый с нею же целый день в субботу. Когда зашли в гости — погреться,подкрепиться, отчитаться перед родителями, Екатерина Сергеевна мягко, но строго отчитала меня за несдержанность в речи. Оказывается, как я и заподозрил в тот день, Василиса запомнила эпитет о тупости тварей — тот, который про брезент, да. И, действительно, ввернула его в гимназии. Причём как!

— Есть у них такой Савелий Мамонтович, Мамонтовичи — вассалы Слонятьевых, кстати говоря, что ещё добавило красок. В общем, сперва она обозвала его узколобым, а когда парень бросился спорить — использовала ваш эпитет насчёт тупости.

Мурлыкина вздохнула.

— В общем, сейчас в гимназическом подростковом фольклоре, если можно так выразится, ходит шутка о размерах мамонтов — мол, лоб у них узкий, но втрое шире, чем у слона седалище. И ещё целый уже пласт шуточек, сравнений и крылатых фраз.

— И что делать?

— А что уже теперь-то сделаешь? Всё, процесс запущен, и вернуть всё обратно не получится.

— Да уж, фарш невозможно провернуть назад…

— Вот, тоже хорошее, яркое и образное выражение. Но всё же я бы попросила, в присутствии Василисы — поосторожнее в образности, ладно? Хотя бы пока её восемнадцать не исполнится.

Я клялся и искренне каялся, одновременно стараясь не засмеяться, что было сложно, поскольку дед внутри меня угорал и отпускал свои комментарии, причём он-то как раз ничуть не сдерживался.

А в следующие выходные, в предпоследний день сентября, я ещё затемно, около шести утра, выехал в Викентьевку. Предстояла ответственная работа — вскрытие, проверка и разлив (если с предыдущими этапами всё будет нормально) прошлогодних экспериментов Пробелякова старшего, а именно виски двух видов (копчёного на торфе и нет), но нескольких рецептов, кукурузного виски — имитации бурбона и четырёх сортов акавиты. На такое дело планировали собраться в Викентьевке все, кто имел к этому отношение и мог себе позволить. Даже из Шклова управляющий стекольным заводом приехал, что уж тут говорить о более близких кадрах. В общем, попробовали, разлили, а подробности… Подробности надо вспоминать!

Глава 22

Начиналось всё чинно и благородно: сразу после обеда выкатили по одному случайно выбранному бочонку каждого вида нового продукта, пронумеровали, подготовили бокалы для проб и стаканы для чистой воды, «промывать рецепторы». Саму воду тоже приготовили. Причём для меня тоже выставили полный комплект всего, хотя мне для «дегустации» достаточно подойти на полтора метра ко вскрытой ёмкости.

Пока обеденный зал и стол переделывались в дегустационные, Егор Фомич подошёл ко мне со своим родственником, как его представили перед обедом. Это был один из тех формальных претендентов на главенство в роду, которых не отпустил на похороны предыдущий наниматель. Человек «почему-то», к удивлению нанимателя, обиделся на такое и по окончании договора продлять его не стал, уйдя «на вольные хлеба». После формальных представлений Егор Фомич добавил:

— Архип Сергеевич человек серьёзный и опытный, я его ввёл в курс всех дел и хочу оставить вместо себя на время поездки в Храм всех богов. Если вернусь…

— Не «если», Егор Фомич, а «когда». Когда вы вернётесь — не мне вас учить, как важен правильный настрой.

— Да, простите. Так вот, когда я вернусь — буду рекомендовать его на роль главного бухгалтера, помните, мы говорили, что нам нужен такой человек?

— Не то, что нужен — очень нужен, и с каждым днём всё нужнее и нужнее!

— Ну вот. Побыв в роли главного управляющего, он сможет подробнее разобраться, что и как у нас тут работает, и потом либо будет лучше понимать, откуда и куда идут финансовые потоки, либо останется, если, конечно, вас устроит его работа, на должности управляющего. Ну, в случае…

— Егор Фомич, вы опять⁈ Мы же только что говорили про правильный настрой!

— Виноват, исправлюсь! — Пробеляков дурашливо изобразил рядового перед унтером, все рассмеялись. Тем временем всё было готово для дегустации.

Начали с виски, поскольку для Пробеляковых это была «больная тема», мне, да и всем остальным — всё равно. Мне не очень понравилось, что с торфом, что без торфа, слишком уж отдавала самогоном, что будило ассоциации с многочисленными экспертизами. Остальные же пробовали с большим интересом. Правда, в отличие от озвученной дедом «каноничной» процедуры напиток не выплёвывали, такое кощунство в голову никому не пришло. Мне пить было не нужно, но пригубить немного пришлось, тут и привычная уже конспирация (хоть количество людей, знающих о моей способности уже было значительным, но зачем всем знать подробности?), и чтобы не так сильно выбиваться из коллектива.

Вариант из кукурузы понравился больше — тоже самогон, но вкус незнакомый, потому и неприятных ассоциаций не было. Тем временем завязался разговор, в ходе которого пошло сравнение нашего продукта с оригиналом. Для лучшего сравнения потребовалось продегустировать ещё раз или два, всё по кругу.

Потом изнывающий Кнут напомнил про акавиту, по которой так скучал. Спохватившись стали пробовать её — все четыре сорта. Один из них получился, скажем так — на любителя. Нет, партию рано или поздно распродадим, на каждый продукт найдётся свой ценитель, но сколько будем искать? Зато если убрать один компонент, заменив на другое и поменять долю двух других — то получится интересно. Завязалась дискуссия насчёт вариантов замены.

Потом я обратил внимание на завистливые взгляды окружающих, а дед подкинул идею, которую я и озвучил: мол, выборка дегустаторов слишком маленькая, а потому нерелевантная. Благо самый маленький бочонок был на десять литров, как раз та, сомнительная акавита, потому к расширению круга участников все отнеслись благосклонно. Привлекли две бригады покупателей, приехавших за обычным продуктом, работников завода, старосту поселения — реабилитировавшего себя Лукошкина и пытавшегося отказываться полицейского урядника.

В ходе дегустации возник вопрос — как назвать продукт в продаже? Оставить оригинальное — нельзя, британцы судами замучают.

— Может, просто ударение переставить? И эпитет, типа «Седые виски».

— Ага, потом прямые, косые…

— «Косые» — это вообще в тему, конечно.

— Нет уж, странное название получается, и прилагательных мало — таких, чтобы в непотребщину не скатывалось.

— Может, «Киски»?

— В каком смысле — киски⁈

— Ну, герб у нас — Рысюха, рысь — она из кошачьих, кошка — киска. «Лесные киски», «Болотные киски» и так далее…

«Ага, а лучше — „Мокрые“! Мокрые киски, без СМС и регистрации!» — заржал у меня в голове дед.

На попытки уточнить, что его так насмешило в мокрых кошках он только ржал всё сильнее. Пришлось смотреть в его памяти самому, через «информационный терминал». Зачем я это сделал⁈ Теперь и самому предложенный вариант видится двусмысленным и пошлым.

— Может, «Солодуха»? — предложил кто-то, вызвав у деда приступ вообще уж истерического хохота. Но нет, это я смотреть не буду, наверное, вообще похабень какая-то.

— И что сие означает?

— Ну, из мёда — медовуха, на хрене настоянное — хреновуха. У нас из солода гоним — «Солодуха».

«Ааааа! „Кротовуха“! „Солодуха-кротовуха“, дуплет! Я сейчас сдохну!!!»

«Это вряд ли у тебя получится. Лучше подумай сам над названием! Других высмеивать — много ума не надо, а ты своё попробуй придумать!»

«Не могу — ржу!!! Ржу-нимагу!!! Ааааа!!!»

Потом кто-то, похоже, забыв о том, зачем мы собрались, первым предложил тост. Его поддержали, предложили выпить за наши новинки (хорошо хоть, не за каждую в отдельности), потом за Пробелякова, который всё это изготовил, потом за род Рысюхиных, благодаря которому всё это стало возможным. А потом какая-то сволочь с какого-то перепою провозгласила тост за Государя Императора. Нет, я безмерно уважаю Его Императорское Высочество, но… Тут уж выпить пришлось всем, кто хотел и кто не хотел, причём до дна. А у меня в кружке как раз накопилось, если верить Дару — сто сорок шесть миллилитров смеси из виски и как минимум двух видов акавиты. Накопилось потому как я при произнесении тостов кружку пригубливал, но практически не пил — для того и сменил на неё прозрачный бокал, собственно говоря, зато подливали мне под каждый новый тост исправно. И вот, когда я уже почти добрался до приоткрытого окошка, куда собирался под прикрытием шторы и предлогом 'подышать воздухом" вылить всё накопленное и прозвучала здравица в адрес Петра Алексеевича. Вот потому и говорю, что провозгласивший её именно в этот момент — сволочь первостатейная. Плюс стоило мне остановиться и повернуться лицом к залу, как некий услужливый гад плеснул ко всему прочему ещё граммов так пятьдесят кукурузной. И всё это пришлось выпивать, едва ли не залпом.

Потом кто-то принёс закуску. За первым гением последовала целая череда людей, в основном это были женщины, которые заносили всякую еду и даже дополнительные столы под неё. Оказалось, что под лосятину горячего копчения виски очень даже неплохо заходит.

Потом помню, как Кнут, весь в слезах, сидел в обнимку с двумя кувшинами акавиты… Стоп, откуда кувшины⁈ Ах, да. Напрямую из бочонка наливать не будешь, у нас были изящны графинчики, но у них очень узкое горлышко, наполнять — целая история, особенно когда воронку потеряли. В итоге кто-то принёс керамический кувшин, потом ещё несколько… Так вот, сидит наш норвежец, весь в слезах, выпивку обнимает и говорит, проникновенно так:

— Я сейчас как дома. Я хочу быть так. Я хочу жить здесь!

А Влад, Лукошкин и новый Пробеляков, как его, Архип Сергеевич утешают. Кто-то из них возьми и ляпни:

— Так и оставайся! Только подданство надо принять российское. Дом тебе построим, места и леса хватает, на лесопилке я договорюсь… Ой…

— Дом построим, жену найдём! Ты, Костя, человек приличный, сразу видно, живи!

Костей его придумали звать после того, как рассказали, что значит слово «кнут» по-русски.

— А вот и приму! А вот и поселюсь!

— Ну, за нового подданного за Костю!

Эти четверо ещё несколько раз попадались на глаза плотной компанией, хотя я не во всех своих воспоминаниях уверен, например, в том, где они все пели хором норвежские народные песни. Для этого же надо как минимум язык знать! Или ещё картина, где Кнут поит Влада прямо из кувшина, при этом гладит его по голове и говорит, что тот ему как сын, которого нет, но должен быть! Потом они все вместе куда-то исчезли. Или это я куда-то исчез⁈ А, помню, дед просился «к рулю», чтобы «посидеть в хорошей компании». И я пустил!

Судя по тому, что я опять в своём теле, гулянка, в которую превратилась дегустация, уже закончилась. Какой сегодня день и сколько времени? Сонный и недовольный побудкой дед (хотя, казалось бы — зачем ему в его состоянии спать⁈), а также найденный рядом с подушкой мобилет подсказали, что воскресенье, тридцатое сентября, десять часов утра. Не всё так плохо, как могло быть.

К двум часам дня удалось окончательно привести себя в порядок. Более того — даже несколько сделок совершили по итогам вчерашней, с позволения сказать — дегустации. Приглашённые на действо купцы, придя в чувство, прибежали покупать новый продукт, да ещё и третьего коллегу с собой привели, который вчера поленился ехать к нам под вечер и заночевал в Тальке, о чём сегодня, похоже, сильно жалел. Продали им изрядное количество акавиты — кстати, одному из купчин больше всего понравилась как раз та, на мой вкус дефектная. Я же говорю — у каждого продукта найдётся свой ценитель. Правда, забрать купленное сразу они не могли, возы предназначались под обычный заказ, но мы предложили им, как первым покупателям, бесплатную аренду склада на месяц. Они бы и виски купили с большим удовольствием, но у этого продукта всё ещё не было официального торгового названия, так что пришлось придержать. Зато акавиту можно было продавать и так — это название норвежцы, входившие в Скандинавский Союз, не патентовали. Причём Кнут клялся всеми богами севера, что если отправить в посольство небольшой бочонок этого продукта, то можно и официальное разрешение получить. Идея показалась хорошей, но на всякий случай и «своё» название подготовили — оно, в отличие от конспиративного прозвища для виски, придумалось легко и всем понравилось — «Бульбянiца на травах». И ниже, мелкими буквами — «Батанiчная гарэлка»^[17].

В два часа, подлечившись народными средствами (никакого спиртного перед дорогой!) и пообедав выехали небольшой колонной из моего фургона и двоих Пробеляковых на пикапе. Сперва в Осиповичах купили новому участнику команды «служебный» мобилет, который тут же ввели в «корпоративную сеть», обменявшись контактами. Затем проводили Егора Фомича до поезда — этот скорый, кстати говоря, в Тальке не останавливался, так что в любом случае пришлось бы ехать в Осиповичи. Ну а затем, выехав на шоссе Минск — Гомель разъехались в разные стороны, я направо в направлении Бобруйска, а Архип Сергеевич — налево, к Марьиной Горке и дальше.

Ехали мы не порожняком. В кузове пикапа стояли несколько бочонков. Один с акавитой для передачи в скандинавское консульство в Минске — а почему бы нет, официальный «сертификат соответствия», сведения о наличии которого можно было бы поместить на этикетку, мог здорово поднять продажи. Пара с виски «по-ирландски» и «по-шотландски» для передачи в городское дворянское собрание Смолевич, их надо было вместе с сопроводительным письмом передать через соседа-пожарного. Мол, прошу оценить новинку, которую хочу выпустить к двухсотлетию семейного дела. С извинениями за то, что выдержка продукта всего один год, то есть он соответствует ординарному виски, но чтобы сделать выдержанный нужны годы — или услуги легендарного мага времени. Ну, и у меня в багажнике тоже были загружены гостинцы для могилёвских знакомых, которых оказалось весьма немало.

Из Осипович выехал около трёх часов дня, но благодаря тому, что не останавливался в Бобруйске, а ещё больше — благодаря тому, что дорогу от Рогачёва, где я остановился на пол часика для перекуса и отдыха, до Быхова прочистили грейдером, временно улучшив качество, приехал в общежитие за несколько минут до десяти вечера, потратив на дорогу чуть меньше семи часов. Устал за эти выходные — жутко, отдохнуть бы, но завтра на учёбу. Перекусил в комнате купленными в Рогачёве колбасой с хлебом, одновременно успокоив Машу, что доехал нормально, наскоро ополоснулся под душем и рухнул в постель

Всю неделю давило подспудно переживание за Пробелякова. Конечно, у меня была изрядная доля уверенности, что всё у него получится. Как мизерный оценивал шанс, что Егор Фомич вернётся ни с чем — вряд ли Беляк станет разбрасываться верующими. Но оставался, как ни крути — оставался пусть исчезающе малый, но шанс на худший вариант событий. Именно один из двух вариантов, шанс, что Пробеляков — одарённый, пусть и слабый, не выдержит поток мощи, дарованной Беляком, долгое время мающимся без полноценного проводника своих интересов в мире смертных… Это даже не смешно. Хотя… Бог остаётся богом, и спалить смертного для него не сложно. Даже просто по неосторожности, если для богов такое свойственно.

На среду меня вызвали в лабораторию — там накопилось несколько заявок «под меня», то есть таких, что я мог решить легко и быстро, а «дядям» пришлось бы возиться долго и нудно и одна такая, с которой бы точно не справились, просто из-за мизерного количества вещества в пробе и большого количества качественных анализов, поскольку никто толком не знал, что именно нужно искать — по заявке значилось «определить возможное присутствие посторонних веществ». И когда у следователя пытались спросить, что именно искать, то он ответил, мол, в зависимости от того, что именно мы найдём (если найдём) он будет выбирать одну из версий. И говорить нам о своих подозрениях он не будет, а то мы, мол, только это и будем искать. В иной момент лабораторские бы взвыли, а так у них был я. Какие вещества считать лишними я не знал, потому выдал максимально подробный состав жидкости в мензурке. Знать бы, что там должно быть — можно было бы сказать, что именно лишнее. А так — очень странная смесь, в которой присутствуют одновременно, помимо прочего, диоксид хрома, сахар и зелёная акварельная краска⁈ И каким, простите, местом должны были сотрудники лаборатории определить, какие именно качественные реакции проводить, чтобы выяснить это всё?

Ах, да! По дороге к лаборатории увидел идущую по улице в компании подруг Васю. Остановился, посигналил:

— Василиса Васильевна, можно вас на минутку?

— Юра, я, вообще-то — спешу!

— Будешь вредничать, в следующий раз буду кричать «Вась-Вась!» или вообще «Васька, кис-кис-кис!» — как тебе такая идея?

Мелкая вредина только фыркнула, отворачиваясь, но демонстративно притопывать ногой перестала.

— Ты мне скажи, за что ты так с бедным Мамонтёнком?

Очередной фырк и, через пару секунд, расшифровка:

— Ничего себе, «мамонтёнок»! Ты этого слоняру видел? И вообще — зачем он такой дурак⁈ — На последней фразе она надулась и отвернулась.

«Так-так-так, внучек! А, похоже, не всё тут так просто! В отношениях между ними двумя».

«Думаешь?»

«Не факт, что там уже есть интерес, скорее, сама ещё не понимает своего отношения, но что она к нему не равнодушна — это точно».

«Маме будем говорить?»

«Думаю, она уже давно в курсе».

В пятницу сразу после уроков зазвонил мобилет. О, Егор Фомич! Как минимум — жив!

— Алло, здравствуйте!

— Здравствуйте. Беляков, Егор Фомич вас беспокоит.

Странный он — у меня же высвечивается, кто звонит. Так, стоп!!!

— Егор Фомич! Поздравляю, искренне!!!

— Спасибо! За всё спасибо! В Смолевичах буду послезавтра около половины двенадцатого, так что в понедельник уже смогу вернуться к своим обязанностям.

Ага, а отметить⁈ Это я вслух говорить не стал, но озаботиться надо! Так, где у меня нужный контакт? Вот он!

— Михаил Романович, добрый день! Юра Рысюхин вас беспокоит!

— Да, Юра, я вижу. Спасибо за гостинцы, даже не думал, что у нас такое делать умеют. И не просто кто-то там у нас, а наш знакомый Юрка!

— Справедливости ради, я только придумал, как — а делал другой человек.

— Это ты про своего управляющего? Как его — Пробеляков?

— Уже просто Беляков. И именно по этому поводу я звоню.

— Так, подожди. Он что, съездил в Храм⁈

— И успешно. Дворян в нашем районе прибыло, и я думаю, это просто НУЖНО отметить!

— Согласен! Где и когда?

— Приезжает он в воскресенье поездом Москва — Берестье, в Смолевичах в одиннадцать двадцать шесть. Привести себя в порядок с дороги, то-другое…

— В общем, в час можно начинать?

— Можно, только где?

— Зал и кухню я обеспечить могу, правда, за срочность…

— Оплата и напитки, каких пока не найдёшь в магазинах — с меня!

— Договорились. Завтра во второй половине дня я буду дома, встретимся, переговорим. Да, ещё. Там Леонид Сергеевич не обижается, что я не к нему, а к вам обратился?

— Нет, этот бирюк только рад, что лишний раз из норы выползать не нужно.

— Значит — до завтра, Михаил Романович!

Глава 23

Сюрприз удался. Архип Сергеевич привёз семью моего управляющего, жена которого время от времени косилась на новый, дворянский перстень на пальце. Доставленные в собрание бочонки акавиты и виски, включая ранее не представленный тут кукурузный, были разлиты по графинам и взяты под учёт. Помимо этого, был ещё груз пикапа, представлявший собой традиционный ассортимент заводика в Курганах, в том числе прошлогодняя новинка на голубике. Даже если все шестьдесят с небольшим хвостиком семей заявятся в полном составе — выпивки хватит. Даже с учётом Кабановичей. А если вдруг и нет, то есть запас в подвалах городского дома, в самом крайнем случае — найдётся кого заранее отправить в Курганы. Столы накрыты, музыканты приглашены, оплачены и предварительно накормлены, после чего закрыты без доступа к спиртному.

Вообще городское дворянство с энтузиазмом отнеслось к мысли отпраздновать прибавление «в семействе». Хоть это, как выяснилось, не было традицией — не настолько частое событие в районе, чтобы породить таковую, но ко мне уже многие местные дворяне подходили, чтобы поблагодарить за отличную идею и предложить своё участие в организации и расходах. С первым я соглашался, от второго — отказывался. Ну, а что? Октябрь на дворе, урожай по большей части убран, пристроен и частично даже продан, остались разве что некоторые поздние культуры, как те же сахарные бураки или «зимняя» капуста, и у тех уборка уже заканчивается. Запасы на зиму по большей части сделаны. Погода — как выражается дед, «в такую погоду приличная собака хозяина из дома не вытащит», так и просит как-то развеяться. А тут — такой повод! И собраться, и погулять.

«Ага, да ещё и на халяву. Это ты, кстати, правильно делаешь, что денег не берёшь и от помощи не отказываешься. Предлагают-то больше исходя из приличий, но если бы взял — обиделись бы. А помощь — она, как правило, ничего не стоит, в деньгах если, зато позволяет почувствовать себя не халявщиком, а полноценным участником».

А вот наш волею судеб главный организатор — Михаил Романович, раскрыл тему шире и с неожиданной для меня стороны.

— Вы, Юра, замечательно придумали! И повод внеочередного чуть ли не общего сбора дать, и представить сразу новый род в местном, так сказать, свете. Это же свежая кровь для местных матримониальных схем! Род, как я понял, одной семьёй не ограничивается?

— Нет, что вы! Только у меня представители трёх семей, плюс и родственных между собой, работают. Там, если не ошибаюсь, не менее полутора десятков взрослых — правда, не помню, это только считая одарённых или вместе с нулёвками было. Ну, да с этим ситуация сейчас должна тоже поправиться. И десятка два подростков.

— Вот видите! Тут большинство уже давно между собой породнились, так или иначе, — здесь Волченок покосился на меня, а я, вспомнив бабушкины рассказы про «помощь детишками» только кивнул — мол, в курсе. — И вдруг разом столько новых женихов и невест! Причём первое поколение — значит, бог-хранитель им благоволит.

— Большая часть рода в Руденске и его окрестностях обитает.

— Ну, это как раз не беда. Это даже лучше — если тёща будет подальше! — наш главный пожарный не удержался от тяжёлого вздоха. — Ну, или свекровь. От этого брак только крепче будет. А поскольку у нас здесь будет трое старших родичей — глава рода, его жена и двоюродный брат — они всем желающим смогут полный расклад дать. Ещё бы детей главы рода представить — так сказать, «товар лицом», жаль, что маловаты пока!

Если бы Михаил Романович фразочку про «товар» произнёс не с такой иронией, или я его хуже знал — она могла бы и покоробить. Однако после его пояснений стало понятнее, откуда столько желающих поздравить нового дворянина, при том, что знаком он был от силы с полутора десятками семей, то есть — где-то с четвертью приглашённых.

— Ага, значит, Кабановичи будут полным составом. И, да — старший сын Егора Фомича, Кузьма, несмотря на неполные двенадцать, получил от Беляка перстень наследника рода. Так что на приёме будет.

Волченок расхохотался — страдания главы семейства Кабановичей по поиску походящих невест для всей толпы сыновей были притчей во языцех.

— Да уж, им зайку-другую найти нужнее, чем кому другому. А пацана жалко — кончилось его детство.

— Это да. Зато все брачные договорённости, если были — слетели, как листья по осени.

— Наших кумушек это точно обрадует.

Титулованной части дворянства приглашения тоже разослали, от лица секретаря Предводителя дворянства, которым выступал граф Соснович, но их присутствия всерьёз никто не ожидал. Максимум — заедут ненадолго, больше отметиться перед графом, чем для чего-то ещё, или вовсе наследников пришлют в качестве представителей, чтобы те потренировались перед «настоящими» приёмами.

Егор Фомич, выходя на смолевичский перрон, был, пожалуй, единственным дворянином в районе, который ещё не знал о запланированном на сегодня приёме, что выглядело забавным.

Даже Буяковы, которые единственные не получили приглашения, и те знали о предстоящем действе. Как и все остальные знали, что ЭТИ — не приглашены с формулировкой «потому что не знают, как себя вести в гостях». Да, я понимаю, что если меня поддержат — то им только и остаётся, что съезжать в другой район, причём желательно — не соседний, но ничуть не жалко. Как сказал дед: «Каждый сам трындец своего счастья». Нет, конечно, в теории есть вариант, что они могут попытаться выдавить из района меня — но это не с их репутацией, извините.

— Господин Беляков, позвольте поздравить вас с возвышением рода! — Ритуальная фраза, которую ему сегодня предстоит выслушать не один десяток раз, хе-хе.

— Спасибо! Огромное спасибо за всё!

Нововозведённый дворянин осмотрелся вокруг.

— Скажите, Архип Сергеевич не смог приехать? Мне бы как-то домой попасть, с дороги — сами понимаете…

— Прекрасно понимаю. Именно поэтому для вас уже подготовлена гостевая комната в моём доме, там вас ждёт всё необходимое, в том числе — ваша супруга, которой не терпится вас поздравить и помочь вам с приведением себя в порядок. А потом мы обязательно должны отметить это событие.

С этими словами я пригласил Егора Фомича к пикапу — мой фургон, конечно, смотрится лучше, но сейчас оба экземпляра в Могилёве, один на изнанке МХАТ, второй — недалеко от вокзала. Он хотел было сесть за руль, но я не пустил:

— Извините, но вы сегодня — гость, так что извольте на гостевое место.

Усевшись в кабине, мой главный управляющий продолжил смущаться:

— Да я, как бы, не готовился праздновать…

— Понимаю, что главное празднование будет в кругу родичей, на ваших родовых землях. Но сегодня тоже отвертеться не удастся. Можете считать это репетицией.

Егор Фомич пару раз порывался что-то казать, но — сдержался, а я не стал тормошить человека, захочет — скажет. Тем более, что мы сейчас формально равны в статусе, оба главы благородного рода. Подъехал я, на сей раз, к парадным воротам. Загодя проинструктированный Лёнька открыл дверь в кабину со стороны Белякова, а Семёныч — распахнул перед ним ворота. На дорожке, на полпути к дому, его ждала семья — жена и дети, включая годовалую малышку Алесю. Смотреть сцену семейной встречи, эмоциональную, но в чём-то глубоко интимную, я не стал. Обогнав Белякова, я направился к дому, успев услышать только: «Живой!» от его жены.

К часу дня мы подъехали к арендованному ресторану. Заведение называлось «Дунай» и располагалось буквально в паре сотен метров от пожарной части в сторону вокзала, по обоим берегам речушки Дунайчик^[18], притока Плисы. Ресторан делился на две части — верхнюю и нижнюю. Первая располагалась на террасе на склоне холма. Между основной террасой и речкой поместилась не то набережная, не то широкая ступенька, на которую вели три лестницы. Нижняя часть располагалась на той стороне, что со стороны вокзала, и вдоль берега шла широкая летняя веранда, частично нависавшая над руслом. Через речку от набережной к веранде были перекинуты два бревенчатых мостика, для персонала и для посетителей, чтобы не выходить на улицу. Верхняя часть позиционировалась, как предназначенная для более благородной публики, но поскольку на одних титулованных не проживёшь — мало их в районе, так что и обычных дворян туда тоже пускали, «добирая» статус кабинетами для переговоров и двумя залами для официальных торжеств и значимых событий. У нас событие было значимым, но количество приглашённых не позволяло разместить их даже в обоих залах разом, равно как и в здании собрания. Так что пришлось снимать «нижний» зал размером побольше, сдвигать столики к стенам, решать ещё несколько организационных вопросов, в которые Волченок окунулся с большим удовольствием, а я не хотел даже касаться.

Бабушка ехать на приём отказалась. Вначале я не понял причину, и даже удивился, но потом дед намекнул:

«Там же будут все — значит, несостоявшиеся невесты с родителями тоже. И куча злейших подруг, которые не преминут поиздеваться по этому поводу».

И действительно — я об этом как-то не подумал, а вот бабуля… Знает кошка, чьё сало съела! Ну, зато сам собой разрешился вопрос с тем, кто будет старшим в доме над дочками Егора Фомича и нанятой на вечер няней.

Приём прошёл хорошо. Граф Соснович приехал через пятнадцать минут после начала, как предводитель дворянства поздравил главу нового рода, выразил пожелания укреплять связи, деловые и родственные, с нашим районом, принял рюмку виски и со словами:

— Можем же! И зачем нам эти шотландцы? — отбыл по своим делам. На переделанном мною автомобиле, между прочим.

После отъезда графа все сочли своим долгом попробовать, похвалить (даже те, кто морщились) и спросить — где купить. Благо, ответ был составлен заранее:

— В продажу пойдёт в начале следующего лета к двухсотлетию семейного дела и торговой марки. Сейчас, проверив, что сё получилось, заказали разработку новых этикеток и изготовление новых бутылок. Всё это надо будет дождаться, свезти на завод, заполнить, запечатать, а потом развезти по лавкам. Ну, и кроме этого — возможно, будут ещё новинки.

В разгар торжества его виновник подошёл ко мне с разговором — решился.

— Юрий Викентьевич, спасибо ещё раз. За всё — не только за этот вечер. Я не могу говорить лишнего — сами понимаете, но кое-что сказать должен. Ещё немного — и мы могли опоздать. Фатально для нынешнего поколения опоздать. Так что — спасибо ещё и за это.

Потом он вышел на сцену к музыкантам, переговорив по пути с их главным, взял микрофон и обратился к залу. После обязательных приветственных и благодарственных конструкций он внезапно выдал следующее:

— Я, Егор Фомич Беляков, глава рода, находясь в здравом уме и трезвой пока ещё памяти, ­– он отсалютовал бокалом одобрительно воспринявшему шутку залу, — перед лицом богов, Беляка и Рысюхи, заявляю о том, что мой род несёт долг служения перед родом Рысюхиных, пока боги на сочтут его исполненным. Кроме того, я заявляю о личном кровном долге перед Рысюхиным Юрием Викентьевичем, Беляк мне свидетель.

При этом приехавшие «познакомиться поближе», причём не с виновником торжества, а со мной бароны Шипунов и Клёнов одобрительно кивали головами, а когда Егор Фомич закночнил речь — отсалютовали ему и мне бокалами. Вот что это такое было сейчас⁈ Вообще эти двое упоминаниями «будущего соседства» и рядом прозрачных намёков, наподобие обсуждения «новых охотничьих угодий где-нибудь недалеко», дали понять, что в курсе сути и перспектив затеянного мною в Дубовом Логе строительства, что не удивительно, и не сомневаются в скором получении мною титула. Также выразили надежду, что я приглашу их на празднование двухсотлетия предприятия в своё имение. В этом тоже было несколько слоёв намёков, которые ещё предстояло расшифровать, в том числе и с помощью старших.

Общение с родителями не состоявшихся невест тоже прошло спокойно и ровно. Они изначально были готовы к возможной неудаче, поскольку подобных смотрин было назначено на зиму немало, последним шансом или мечтой всей жизни для их дочек я также не был, поэтому и отношение к произошедшему получилось ровное. Тем более, что девушка из-под Усяжа уже уехала замуж куда-то к северу от Логойска, а невеста из Подгрушья нашла себе жениха в Смиловичах, в сельскохозяйственном магуче, а сам он был родом из посёлка к югу от Минска. Рад за них, о чём искренне и сказал их родителям, сами девушки на встрече отсутствовали — не бал, всё же, да и одна из них уже официально в другом районе.

Из значимых была ещё встреча с отцом Кабановича, дедом многочисленных отпрысков семейства. Старый друид нечасто выбирался из загородного имения, но сейчас счёл нужным заглянуть. При этом он оказался старейшим по возрасту из присутствующих на приёме дворян, но его посох смотрелся скорее оружием, чем костылём. Он подошёл ко мне сразу после заявления Белякова.

— Спасибо, Юра, за приглашение. Я не думал ехать, но когда узнал, что Буяковых не будет, подумал — а почему бы и не развеяться в приятной компании?

— Ну, что вы, Савелий Игнатьевич! Хозяин вечера не я, а что насчёт этой семейки… Если выбор стоит между тем, пригласить уважаемого и приличного человека или буйного невежу — то выбора-то и нет, на самом деле. А уж если из-за невежи от приглашения могут отказаться несколько приличных людей, то тут и говорить не о чем.

— Да, буйный хам, это точно. А чем он вас зацепил?

— Приехал сватать дочку свою — и ещё до сговора начал, не стесняясь слуг, делить вроде как «будущее общее», хоть пока и моё имущество. Рассуждать, что он продаст, как дом переделает, и тому подобное.

Старейшина Кабановичей аж крякнул от такой «простоты».

— Ну, это уже абсолютное свинство, прости, Кабан! За такие выходки рыло чистить надо! Да, к сожалению, не дают — сразу «самосуд», «самоуправство» орут. Я потому у себя в имении и сижу, что там, если кто полезет — могу законно между глаз прописать вразумляющую пилюлю!

— От твоих «пилюль», батя, копыта отбросить можно! — Вмешался Кабанович средний и продолжил, обращаясь уже ко мне: — У нас в коптильню медведь залез, за рыбкой. Папа решил, что это мой старший опять озорует, прописал ему сперва ногой по седалищу, а как тот развернулся — дубиной своей в лоб.

— И что?

— Что-что… Шкура осенняя, ещё не до конца перелинявшая — на пол возле камина постелили. Старший-то мой после такого убегает обычно, а медведь — издох, почему-то. Квёлый какой-то попался, больной, может?

— Да нормальный медведь был! Это внуки у меня — лобовая кость толщиной в четыре пальца!

«А потом — сразу затылочная, без промежутка?»

«Смешно, но вслух повторять не буду. Жить почему-то ещё хочется».

Посмеялись и разошлись. А Буякову, похоже, надо, надо присматривать себе новое место для жизни.

Через какое-то время удалось выловить Егора Фомича наедине — или, скорее, нам тактично позволили уединиться.

— Вам, как я понимаю, нужно ехать к себе, наделять перстнями всех родичей. Причём пока они все соберутся — думаю, успеете ещё по дороге заехать в Минск и подать документы в губернское дворянское собрание и в геральдическую палату, на регистрацию. Вас же повелели записать в Бархатные книги Минской губернии, правильно?

— Да, всё верно.

— Ну, надеюсь, какое-то время наше предприятие протянет без верховного руководства, на одних низовых управляющих.

— Почему это без управления⁈ Сейчас Архипу Сергеевичу кольцо выдам — и пусть остаётся на хозяйстве.

Так оно и случилось — наш, скорее всего, будущий главный бухгалтер стал первым родичем, получившим родовой перстень из рук главы рода, в присутствии и под аплодисменты почти всех дворян Смолевичского района.

Оставаться на вечере до конца я не мог — поезд на Минск ждать не будет. Вызванный через ресторанного распорядителя извозчик довёз меня до вокзала, пусть тут идти пятнадцать минут, но — невместно. Там уже почти родной ночной на Могилёв со знакомым проводником, в Могилёве — ждущий меня фургон. В общем — нормально организованная поездка, я перед началом занятий успел и в душ сходить, и в столовую забежать.

Глава 24

Опять потянулась учёба, обычные пары и факультативы, что я навешал на себя. На практикуме по развитию дара (теоретические часы по этой дисциплине как-то незаметно сошли на нет) Пётр Игнатьевич, как и обещал, давал упор на кристаллы — в магическом понимании термина в первую очередь. И на дом задавал изучать работы по кристаллографии, геммологии и, внезапно, геологии. Я в ответ грузил его дедовскими знаниями о кристаллической структуре металлов. С подачи господина Весёлкина^[19], я пересмотрел тот мешочек растительных макров, которые «прослушивал» ещё в начале лета и который каким-то чудом сохранился в одном из кофров автофургона. К моему удивлению, два вроде как «патронных» дали отклик! Я смог определить только стихию — Свет, а преподаватель сказал, что они подойдут для изготовления светильников. Дед тут же обозвал их «запасными лампочками для фар». А тот, отклик которого казался смутно знакомым, оказался заготовкой под преобразователь магической энергии в электричество. В общем, знания и навыки росли и углублялись буквально на глазах.

Ещё Весёлкина восхитила идея работы с металлическим порошком для формирования или восстановления деталей — оказывается, до такой простой идеи или никто не додумался, или все хранили метод в секрете. «Серебряная» и «золотая» краски тоже понравились, тогда я, с подачи деда, подбросил идею сделать краску-металлик произвольного цвета с металлическим блеском за счёт алюминиевых чешуек. По словам деда, там требовалось очешуительное количество опытов, и первые вменяемого качества образцы краски в его мире требовали нанесения дикого количества слоёв, порядка полусотни, с просушкой и полировкой каждого, что делало удовольствие сильно дорогим. Конечно, в нашем мире магия, возможно, могла упростить процесс, но в любом случае: мне одному для разработки понадобились бы годы, а здесь студенты за пару лет могут справиться, если повезёт.

Когда же Пётр Игнатьевич случайно стал свидетелем моего небольшого «хулиганства», а я сыпал из горсти металлическую пыль тонкой струйкой на стол, вынув затем из получившейся кучки металлический брелочек, то вообще пришёл в восторг. По его словам — это чуть ли не идеальное упражнение на тонкое управление потоками, которое позволит просто взлететь в развитии мелких периферийных каналов, контроля и уровней в целом. Так что сейчас металлисты на практике либо дробили всякого рода металлолом в порошок со строго заданными (в учебных целях) размером и формой зёрен, либо лепили из порошка всякое разное, от игрушечных солдатиков и бижутерии до явно каких-то заказов в интересах различных кафедр академии. Причём дробили в основном первые и вторые курсы, а лепили со второго по четвёртый. У выпускников позже появилось ещё более заковыристое упражнение: дробление сплавов на порошки чистых металлов, то есть — с разделением в процессе. Если учесть, что сплав — это не механическая смесь металлов, а твёрдый раствор одного в другом — без взятого второго барьера там ловить, пожалуй, нечего.

За неделю трижды ездил в Могилёв, один раз — в лабораторию и дважды — на свидания с Машей, одно из которых прошло в театре (не спрашивайте про игру актёров, я её не видел), а второе закончилось в гостях у Мурлыкиных. Пообщался с девочками, включая Мявекулу, которой подарил воланчик для бадминтона с приделанной к нему верёвочкой, что торчала из-под перьевой «юбочки» наподобие мышиного хвоста. Изготовленная по подсказке деда игрушка на какое-то время полностью завладела вниманием мелкой проказницы. Кошка тоже активно играла с ней. Глядя, как Василиса развлекается с питомцем, невольно озвучил мысль деда:

— Сёстры по разуму…

Ириска хихикнула, Екатерина Сергеевна вздохнула:

— Когда уже она повзрослеет?

— Уже взрослеет, — уверил я, при этом мы с Ирой не сговариваясь посмотрели на коробку эклеров, которую Василиса совершенно внезапно выставила на общий стол, а не утащила в нору.

А на выходных опять пришлось ехать в Минск — канцелярия Великого князя на удивление быстро «переварила» поданный пакет документов с заявкой на строительство портального комплекса, обязательной частью которого был предварительный договор со строителями, и выдала свою пачку бумаг с разрешением на выкуп кабинетных земель, находящихся в аренде. Точнее, в сам Минск мне лично являться было не нужно — все документы отдали поверенному, мне нужно только подписать их и заверить отпечатком перстня главы рода. Это радовало, поскольку позволяло отработать свою часть на выходных и не отпрашиваться с занятий. Ещё порадовала сумма выкупных платежей — считали по балансовой стоимости, как неудобья, да ещё и зачли ранее внесённые арендные платежи, плюс ещё Сребренников какие-то скидки и преференции выбил — надо будет изучить внимательнее и выплатить премиальные исходя из суммы экономии. Короче говоря, выкуп всего куска земли, который мне переуступил граф Соснович, обойдётся в шестьдесят три тысячи восемьсот двенадцать рублей и сорок семь копеек. Эти вот копейки особенно умиляли. Сумма, как нарочно, почти ровно втрое больше чем та, которую мы с папой планировали потратить на восстановление имения. В Минске придётся зайти в банк, снять часть денег и добавить к тем, что в сейфе для передачи поверенному. Вот тоже неудобство — можно оплатить или всю сумму чеком или всё наличными, или всё со счёта на счёт, но там надо лично явиться последовательно в три адреса. Внести тридцать пять тысяч, что остались после празднования обретения дворянства Беляковыми и ещё кое-каких расходов по внеплановому ремонту в Алёшкино, наличными и остальное чеком — уже нельзя.

Кроме того, со мной хотели встретиться Беляковы — Архип Сергеевич и Егор Фомич, по инициативе первого из них.

Опять болтаться в ночном поезде, в котором неизвестно, как повезёт с попутчиком и прочими обстоятельствами, а потом в Минске идти в бессовестно дорогую привокзальную гостиницу только ради того, чтобы где-то пересидеть время до открытия банков не хотелось, поэтому решил ехать на своих колёсах. Заодно и жёсткой привязки к расписанию поездов не будет, и заехать куда-нибудь по дороге, возникни в том нужда, труда не составит.

В субботу, в законный свой выходной, пришлось вставать в пять утра, чтобы в шесть выехать в дорогу. Хорошо, что сегодня нет никаких дополнительных семинаров или практических занятий, которые некоторые преподавателю любят назначать на этот день недели. И хорошо, что на изнанке нашей продолжается лето, солнышко светит — вставать легче, проще убедить себя в том, что уже пора. Зато выезд из тёплого лета в темноту дождливого октябрьского утра, бррр. Меня даже в тёплой, герметичной кабине передёрнуло — а если бы сейчас нужно было переться пешком до извозчика, потом в открытой коляске… Прав был дед, когда уговаривал, и в том, что бабулины наставления устарели давно — тоже. До сих пор ещё никто косо не посмотрел из-за того, что я вожу автомобиль. С завистью — да, бывало, с осуждением — нет.

«Так, стоп, внучек! Я не говорил, что устарели ВСЕ наставления — только про НЕКОТОРЫЕ. Не перевирай!»

«Ладно-ладно, я и сам понимаю, что в скатерть сморкаться нельзя».

Я решил, раз время позволяет — разведать новую дорогу, про которую узнал от студентов из числа местных. Чтобы не лезть в Могилёв, где даже утром хватает помех, хотя бы в виде тех же ломовых извозчиков, развозящих товар по лавкам — срезать уголок через Бруски, Сташино и на Княжицы, где есть выезд на шоссе Могилёв-Минск. Помня «короткую дорогу» имени пана Юзика, я был готов к тому, чтопридётся возвращаться и ехать через столицу губернии, но меня это не пугало: приеду на час позже, пусть даже на два — и что с того? Главное, успеть до пяти вечера, пока банки работают.

Дорога оказалась узковатая, неровная, в деревнях скорость сбрасывать приходилось почти как в Могилёве, но всё же — двадцать вёрст вместо тридцати пяти, если не сорока, да и между деревнями можно было держать скорость километров двадцать-двадцать пять, так что выигрыш и во времени, и в нервах получился, пусть и не такой большой, как хотелось бы. Зато на шоссе или из-за погоды, или ещё по какой причине оказалось пустынно, так что на прямых участках смог разогнаться до сорока и даже до сорока пяти километров в час, что было, пожалуй, практическим максимумом для этого автомобиля и этой дороги. Так что, даже с традиционным заездом на пол часика в Березино, выпить чашку чая и размять ноги, около полудня я уже въехал через Долгий Брод в столицу Княжества. Правда, оказалось, что банк с деньгами от филармонии именно сегодня не работает. Изучив внимательнее расписание, я понял, что хоть суббота у них и числится рабочим днём, по факту открыты в этот день недели они бывают от силы раз в месяц, а то и не каждый. Столько запутанных условий, в результате которых выпадали то санитарная обработка, то, как сегодня, загадочный «опердень» — знать бы ещё, куда там ударение ставить. Не беда — снял нужную сумму со счёта, где лежали деньги за пластинки. Какая разница, из какого именно кармана доставать нужную сумму, если все карманы мои, и она там есть?

Кстати, «Надежда», судя по перечислениям, вроде почти вся продалась, надо бы пошевелить профессора насчёт дальнейших перспектив. И насчёт фургона, который «завис» в гараже МХАТ без движения. Нет, его смотрели, хвалили, но реальных покупателей не было. Я не переживал по этому поводу, поскольку был согласен с дедом: в крайнем случае в конце весны продадим через газетное объявление как автомобиль для семейного путешествия на море.

Устав и проголодавшись я решил не мучать себя и не терпеть до дома, а заехать пообедать в «жандармской» ресторации. В зале оказалось несколько знакомых, причём даже не из сотрудников лаборатории, а оперативников, которые приносили материалы или бегали и нервничали в ожидании результатов. Даже удивительно, со сколькими сотрудниками успел познакомиться, пусть и «вприглядку», и это в Минске, где я работал много меньше, чем в Могилёве. Меня окликали, мы здоровались, обменивались шуточками, что позволило незнакомому половому определить меня как «своего» и обслужить, соответственно, по меню «для своих». Мелочь, а приятно. Пока ждал заказ — связался с Беляковыми, договорился о встрече в три часа дня у меня дома в кабинете. По моим прикидкам сам доеду около двух, и будет порядка часа, чтобы немного передохнуть с дороги. К Сребренникову можно и завтра зайти, перед отъездом.

После того, как управляющие поздоровались со мной ещё раз, уже очно, и мы сели в кабинете с документами и чаем — новый статус управляющего позволял такое без оскорбления эстетических чувств бабушки — Егор Фомич начал разговор, как старший из гостей.

— Архип Сергеевич, вникая в наши дела, подготовил некоторые соображения по текущему положению дел и предложения по решению некоторых скрытых проблем. У него диплом управляющего транспортными перевозками, так что он знает, о чём говорит.

Суть доклада свелась к тому, что нам нужны ещё грузовики и как минимум ещё один пикап, а лучше — два. Причём обоснование было не из серии «хочется» или «чтоб не хуже, чем у других», нет, всё гораздо сложнее — запросы подпирались расчётами экономии средств и снижения затрат, как прямых, так и косвенных. Например, в том же Шклове, кроме переданного мной нового грузовика было ещё два, но…

— Те два, что есть — очень потрёпанный электрический «француз» с мотором на тридцать лошадиных сил и чуть более свежий «немец» с бензиновым двигателем в сорок две лошади — требуют или замены, или капитального ремонта. Плюс настоятельно рекомендую провести модернизацию по образцу ваших грузовиков, как минимум — сделать кабину. У водителей чуть не до драк доходит за право работать на «Рыське», как они его называют. Управляющий стал ставить новый грузовик на дальние рейсы, так нет отбоя от желающих съездить в командировку, хотя раньше было не выгнать. И плюс нужно ещё как минимум два грузовика добавить.

Из расчётов получалось, что да — на пяти транспортных единицах завод сможет работать ритмичнее, станет меньше простоев, сырьё можно будет покупать более качественное и при этом ещё сэкономить на доставке. И договора о поставке продукции можно заключать на лучших условиях, и бой продукции в пути уменьшится, если возить самим. Вот только хватит ли пяти? Архип Сергеевич словно прочитал мои мысли:

— Причём пять — это если вы сделаете всё же давно обещанные сменные кузова. Нужно три для сыпучих грузов, причём хотя бы один из них должен надёжно закрываться от дождя и прочих осадков, три крытых для генеральных грузов, два с обычным открытым кузовом, или один такой и один с платформой для крупногабаритных грузов. И одна цистерна на два с половиной или три кубометра.

— Замечательные, конечно, идеи и убедительные расчёты — вот только где, когда и на каком оборудовании всё это делать? Мотаться по выходным в Шклов — та ещё идея, так реализация проекта минимум до лета затянется.

— Нет, в Шклов ездить не надо. Можно арендовать площади в Буйничах, в мастерских у речников, где они проводят ремонт судовых механизмов и мелких судов между навигациями. Сейчас, конечно, у них самих ремонтный сезон стартует, но что-то они отдают в свой магуч для практики учащимся, что-то может подождать — короче, половину ангара выделить смогут без проблем и недорого. У них там есть грузоподъёмное оборудование, кузнечно-прессовое. На металлорежущие станки большая очередь, но ничего фатального. Литейки своей, увы, нет — но имеются залежи металлолома, и цветных сплавов, и разных сталей, для распыления в порошок. Если пригонять грузовики по одному, а потом приезжать с пустыми платформами и забирать кузова — можно будет, по моим прикидкам, управиться до зимы с запасом. Шкловский управляющий обещает, если нужно, прислать двух-трёх рабочих в помощь, а к ним одного знающего специалиста, бывшего мастера с местного завода, что занимается ремонтом оборудования для лесопилок. Мастер уволился по возрасту, норму давать не мог, но в качестве бригадира, как умеющий читать чертежи и держать в узде подчинённых — справится точно. Он, кстати, и сам одарённый, стихия металла, правда, чуть-чуть больше единички, что-то вроде один и ноль-три.

— У меня этой осенью и зимой ещё большой заказ для геологов намечается. Они сейчас закроют сезон, определят, что им нужно — и нагрянут. Тоже, кстати, у речников площади арендовать собирались.

— Ну и хорошо, можно совместными усилиями сразу два проекта гнать, и на аренде чуток сэкономить. Да, это ещё не всё. В Викентьевку нужно минимум два грузовика, кузов для сыпучих грузов — то есть, для зерна, одна или две цистерны, крытый кузов есть, нужен ещё открытый с высоким бортом, для той же картошки. Влад и сменный водитель из переселившихся не успевают ни ману восстановить, покупают растительные батарейки для грузовика, ни всё, что нужно увезти-привезти. Я за счёт оптимизации перевозок им работу процентов на пятнадцать уменьшил, но проблему это не решает.

— Это, как я понимаю, не всё?

— Нет, это только необходимое. Теперь рекомендуемое. Для Курганов и Алёшкино на двоих хватит такого же парка, как в Викентьевке. Там много договоров заключено с доставкой товара на наши склады и с вывозом оттуда же. Но они не слишком выгодные, бывают частые срывы сроков, а порой и качество привезённого далеко от идеала. Со своим транспортом можно сократить издержки примерно на четверть и увеличить доход процентов на пятнадцать-двадцать за счёт увеличения дальности рентабельной доставки товара. Расходы окупятся чуть меньше, чем за два года, дальше пойдёт чистая прибыль.

— Ага. — Я задумался, читая бумаги и советуясь с дедом. — По набору кузовов есть вопросы. Из Алёшкино тоже будут грузовики на переделку в Буйничи ездить? И что там насчёт пикапов?

— Нет, у нас есть предложение построить свой гараж с мастерской на новых землях около портала. Там и свои автомобили обслуживать можно будет, и приезжих. Пикапы — отличное решение служебного транспорта именно для управляющих. Возможность доставки образцов как наших товаров, так и сырья, огромная экономия времени и денег на проезд. Сюда же встреча разного рода комиссий и проверок. Доставка малых партий товара покупателям. И многое, многое другое. Такой автомобиль просто необходимо изготовить для Шклова и настоятельно рекомендуется для Викентьевки — в том числе и для того, чтобы освободить грузовик от роли разъездного автомобиля для использования его по назначению. А с учётом того, что там есть ещё нужды торфозавода и лесопилки — боюсь, что мои подсчёты занижены.

— Если Кнут действительно сменит подданство и станет постоянным жителем села и нашим сотрудником — то можно будет нагрузить на него представительские обязанности по этим двум предприятиям и выделить транспорт. Кстати, а вам пикап не нужен?

— Моя работа больше кабинетная. В банк съездить можно на поезде, аудит проводится раз в год, можно одолжить автомобиль у Егора Фомича или же проверяемые встретят с того же поезда в Тальке или Шклове. Так что — нет, мне — не обязательно.

В общем, часа три мы обсуждали, считали, уточняли детали и так далее, и тому подобное. Решили, что кузова по моим эскизам и по образцу сделают и без моего участия, причём образец, по большому счёту, нужен только для того кузова, который дед называет непонятным словом «тонар». В целом же вырисовывалось целое автотранспортное предприятие в составе семейной «фирмы», как выражается дед. С численностью работников и стоимостью активов не меньше, чем в том же броваре, это не считая рабочих, что будут заниматься рутинным обслуживанием техники и текущим мелким ремонтом. Боюсь, что когда весь транспорт будет изготовлен и включён в работу, придётся нанимать отдельного управляющего для контроля всего этого хозяйства.

— Скорее, двоих — одного по организации перевозок и одного по ремонту и обслуживанию. Правда, этот второй сможет взять на себя и обслуживание оборудования на основном производстве.

Короче, сидели до ужина и ещё не всё обсудили, главное — составили общий перечень работ и примерный график их выполнения. Я как-то даже растерялся, когда осознал, что по обороту средств (особенно если смотреть по возможной продажной цене грузовиков и пикапов) эти вспомогательные работы грозят сравняться с оборотами основного производства и даже превзойти их — за исключением строительства в Дубовом Логе и Викентьевке.

Одна радость, что вся эта суета будет только один раз: к весне закончим формирование автопарка, и дальше останется только его обслуживание, с чем найдётся кому справиться и без меня.

Глава 25

За ужином и после него обсудили ещё одну тему — название для нашей версии виски. Если оригинальной формы бутылки можно заказывать и без названия, то делать этикетки без этого не получится, а тоже уже пора начинать.

Первым делом перебрали и отвергли варианты, что звучали на «дегустации» — кроме тех, что слышал я было ещё три того же толка. Их и вспомнили-то больше для того, чтоб бабуля ничего подобного не предложила, ну, и для разгона фантазии.

— На крайний случай у меня есть вариант, максимально нейтральный. Но он слишком уж нейтральный, очень слабый намёк на виски, поэтому, не зная заранее, трудно понять, что это такое. Точнее, даже два нейтральных варианта, но второй вообще никак не связан с импортным аналогом, да ещё и к кукурузе не шибко подходит. Ладно, хоть и стыдно, но дальше тянуть не буду. Просто «Водка ячневая по-ирландски», она же «по-шотландски» и «Водка кукурузная по-американски».

— Ну, на крайний случай — можно держать в запасе.

— На совсем крайний! — Бабуля, в отличие от Беляковых, щадить мои чувства не собиралась. — Оригинальности ноль, но зато по существу всё изложено. Армейский такой вариант.

— Второй ещё хуже. «Родная ніва» — соответственно «ячневая» и «ячневая з дымком». Но вот степень «родности» кукурузы, что у нас на зерно не выращивают, разве что в изнанке где-нибудь — вызывает вопросы.

— Нет, уж лучше «Водка по-ирландски», это точно хуже. Так можно разве что наши ржаную и пшеничную переименовать, чтоб с другими не путали люди.

— Так, подождите-подождите, что-то такое крутится в голове… Виски — мужского рода… Водка — женского… — У Архипа Сергеевича шёл творческий процесс. — Может, просто «Ирландка», «Шотландка», «Американка» и так далее?

— Не просто, а «крепкая» — всё же виски больше сорока «градусов», у нас в бочке где-то шестьдесят пять, хотя заливали почти семьдесят.

— Так, подождите, бочковая крепость — это отдельная вещь. При разливе надо нормализовать, то есть — приводить к стандартной крепости, иначе застрелимся для каждой бочки отдельную этикетку рисовать! Где-то до сорока пяти обычно разводят, шестьдесят и больше — это с выдержкой много лет и, как правило, коллекционные. И чтобы спирт испарялся медленнее, чем вода — влажность в помещении надо держать не выше семидесяти процентов. Извините, что перебил.

— Ничего, это важные технологические моменты, которые нужно учесть. Получается, вариант «Ирландка крепкая», «Шотландка крепкая» и так далее, я правильно понимаю?

— Шотландка — это ткань, вообще-то. — Вмешалась бабушка.

— А «американка» — бильярд. И что с того? Не могут разные вещи называться одинаково?

— А чтобы не путали — нарисовать её! — Архип Сергеевич новой идеей прервал нашу начинавшуюся перепалку. — Ирландку, в смысле. Рыжую, крепкую такую, в национальном костюме.

— И шотландку, в клетчатой юбке!

— У шотландцев клетчатые юбки мужики носят. Правда, очень не любят, когда их килты «юбками» называют, обижаются и лезут доказывать, что «это другое», — ретранслировал я рассказанные дедом подробности. — Оно и на самом деле другое, эта «юбка» — особым образом закрученный плед жуткого размера.

— Если у них мужики в юбках ходят, то в чём тогда бабы⁈

— А боги их знают. Может, в штанах, а может…

— Без штанов!

— Тьфу на вас, охальники!

«А знаешь, как одним словом назвать безногого шотландца?»

«Что-то мне подсказывает, что когда узнаю — пожалею об этом. Но ты всё равно расскажешь. И как же?»

«Колокольчик!»

«Какой ещё коло… А. Ну, ты-то точно — охальник. Да ещё и чёрный у тебя юмор. Как ты там говорил, „аж в комнате потемнело“, да?»

«По сравнению с юмором медиков — от силы светло-серый».

— Кукурузный виски можно назвать «Золото Инков» — ведь от них же это растение завезли? — Продолжил фонтанировать идеями Архип Сергеевич, который сегодня был явно в ударе.

— Интересно, но инки — те ещё кровожадные и обидчивые твари. И считают, что всё золото, особенно — их золото, принадлежит богам, люди этим металлом могут только временно пользоваться и только в ритуальных целях. Как бы не начали возмущаться.

— Если наш продукт станет настолько известным и популярным, что дойдёт до империи Инков, то их возмущение я как-нибудь перетерплю.

— С них станется в знак возмущения резню устроить…

— Люди, давайте о такой дальней и маловероятной проблеме позже поговорим? Под рюмочку кукурузовки.

— Вот, тоже, кстати название. «Кукурузовка», «Ячневка»…

— Сократят «Золото Инков» до «Зинки», причём быстро.

— И чем плохо? Броское название, запоминающееся.

— Вот только подходит больше для дешёвой бормотухи для мужичья! — Это опять бабушка, и на сей раз в её словах есть доля истины.

«Масяня!»

«Что такое „масяня“ твоя?»

«Не что, а кто! Кукурузу по-настоящему называют маис. Так что не Зинка, а Масяня!»

«Не буду даже спрашивать, кто она такая. Всё равно во всём мире кроме тебя никто о ней не знает».

— Если к виски привязаться не получается, может, от фамилии зайти? «Рысюхинская золотистая», а?

— Два прилагательных, а существительного всё равно нет. Хотя бы мелким шрифтом впереди что-то вставить. И что, опять «водка»?

— А, может, «Рысюха золотистая»? Рыси, они же золотисто-коричневые. Если, конечно, хранительница ваша позволит.

— Рысюха — она серебристая. В зимнем окрасе. Очень красивая! Пушистая, мяконькая такая по виду… Каждый раз так и хочется потискать!..

Выпав из мечтательности, увидел, что все смотрят на меня… странно смотрят, со смесью удивления и не то уважения, не то зависти.

«Дед, что это они⁈»

«Ну ты дал! Мало того, что про такое обычно не распространяются. Ты сам мне говорил же, что личной встречи со своим богом далеко не все удостаиваются. Многие главы родов даже при вступлении в должность в лучшем случае голос слышат. А ты тут только что рассказал, что встречался с ней лично, да ещё и не один раз».

«Кхм, да уж, что-то нашло на меня. Накрыло, можно сказать».

И в этот момент — на само деле накрыло, какой-то странной смесью противоречивых чувств, где удовольствие плотно сплеталось с недовольством, обида — с радостью. Но эта мощная волна как нахлынула — так и пропала, но присутствие рядом Мощи осталось. Как и нечеловеческий, в буквальном смысле слова, голос с мурчащими нотками.

— Ишь ты, тискать он меня собрался. Кошка я тебе, что ли, или подружка? Вон, Машку свою тискай, два в одном, так сказать. Кстати, в род я её возьму, и без потерь в даре. Что до названия — я не против, если продукт будет хороший, и я на этикетке — красивая!

Божественное присутствие пропало, а меня от облегчения аж испарина пробила.

— Название… — голос у меня оказался хриплым, а в горле пересохло. Схватив со стола кружку с чаем, выпил его в три глотка и повторил: — Название одобрено. Но этикетка должна быть ОЧЕНЬ красивая.

Все судорожно сглотнули и замолчали.

— Значит, берём портрет Рысюхи — тот, который мне в Могилёве художник из милого варианта во взрослый переделал. Рисуем его в два цвета — чёрным и серебряным. Глаза — золотом. Большие и красивые. Чтобы в глаза, простите за каламбур, первыми бросались. Сверху в две строки: «Рысюха золотистая», внизу — крепость, крупно, под ней в две строки — из какого спирта или из каких спиртов и выдержку. Всё остальное — на контрэтикетке на обратной стороне бутылки, чтоб портрет крупным сделать.

Быстро обсудив подробности и набросав макет этикетки собрались было расходиться, но я остановил.

— Есть ещё одно дело. Точнее, целая группа связанных дел. Во-первых, надо официально ввести Архипа Сергеевича в штат, подать соответствующие документы в фискальную службу и прочие надзорные органы, а также оформить доверенности. Для этого придётся вам завтра сопроводить меня к Сребренникову. Заодно и свидетелями при передаче денег будете — Пётр Ильич, конечно, давний наш стряпчий, третье поколение семьи связаны. Но шестьдесят четыре тысячи наличными могут толкнуть на глупости. И ещё. У вас, Архип Сергеевич, семья же есть?

— А как же! Жена и детей трое.

— Вот. А живут они где? В Руденске?

— Ну, в принципе — да, а что?

— Да вот думаю, сколько ещё вы над собой издеваться будете. Надо вам жильё присматривать себе, только решить, где. Можно в Алёшкино, под боком у Егора Фомича. Можно в Викентьевке, там сразу несколько заведений, присмотра требующих, и траты большие. Можно в Смолевичах — отсюда дальше всего по предприятиям нашим ездить, зато удобнее всего по банкам да прочим финансовым учреждениям. Есть, конечно, вариант дождаться, пока в Дубовом Логе строительство закончится и поселиться там — либо в самом портальном комплексе квартирку организовать, либо в селе, что рядом построить планирую, дом себе возвести. Но вот это вариант сильно на любителя: там ничего нет, ни магазина, но это поправимо, ни доктора, ни школы — в то же Алёшкино ездить придётся.

— Ну, школа меня меньше всего интересуют, дети уже из школьных лет вышли, двое в училищах сейчас, дочка старшая уже выпустилась. Внуки пока не ожидаются, так что ближайшие лет десять школа мне не интересна. Да и там, думаю, внуки будут со своими родителями жить, а не со мной.

— «За бессонные ночи, за пот и за муки — нашим детям за нас отомстят наши внуки» — процитировал я дедов стишок, вызвав лёгкие смешки. На какое-то время разговор скатился в обсуждение детей и потенциальных внуков, но быстро вернулся в конструктивное русло.

— Вы правы, удобнее всего было бы в Смолевичах. Мы с женой, фактически, вдвоём живём, старшая на учителя выучилась, пытается своим умом жить. Устроилась в новую школу в Зазёрке — это две станции от Руденска в сторону Минска. Там какую-то изнанку нашли интересную, из животных только насекомые, зато травы необычные. В общем, там на изнанке целую ферму организовали, с коровами, точнее — штуки три, плюс овечью, ещё траву наружу вывозят, здесь тоже скот кормят. Молоко перерабатывают… Короче, из маленькой деревни большое село возникло, почти городок, вот там школу и открыли. Ой, что-то я разболтался не по делу. Младшие учатся, один в Пуховичах, второй в Койданове, приезжают только в гости.

— Может, вам бы лучше и удобнее вернуться к себе домой?

— Там съёмное жильё всё равно, да и неудобно вести дела в таком отдалении. Смолевичи были бы идеальным вариантом.

— Вам помочь с поисками жилья? Я могу попросить соседей поделиться новостями по этому поводу — полицейский и пожарный должны быть в курсе. Да и бабушка может помочь со сбором сведений.

— Был бы признателен — я здесь никого не знаю, а объявления в газетах… Не все их подают, а поданные часто не совсем адекватны.

Беляковы укатили в Алёшкино — главный бухгалтер пока жил в квартирке управляющего в броваре, которая давно уже использовалась не совсем по назначению, скорее — как микро-гостиница, поскольку управляющий с семьёй жил в собственном доме в ста метрах от предприятия. Я же вернулся в дом и подвергся бабушкиному допросу — словно мы не виделись минимум полгода и не связывались периодически по мобилету. Но пришлось терпеть, куда уж тут деваться.

Утром собрались часиков в десять, навестили поверенного, потом я познакомил нового бухгалтера с соседями. На этом вроде как все дела были закончены и больше дома ничего не держало, так что в полдень выехал в Могилёв. В Минск заезжать не было нужно, через Курганы и Червень получалось ближе. С уже традиционной остановкой в Березино и поездкой по короткой дороге к шести вечера я был в общежитии.

Следующая неделя ознаменовалась встречей с профессором Лебединским и началом работ в Дубовом Логе.

Профессор подтвердил, что наша пластинка уже почти распродана, на складах уже не осталось вообще, всё ушло в розницу. Издатели не против допечатать ещё, но опять что-то мутят с тиражами и партнёрами, но скоро уже выродят предложение, чтобы не допустить падения спроса. Осенним вальсом они тоже заинтересовались, а когда Лебединский заявил, что это вещь «на десятилетия, если не на века» и что её надо сразу печатать «золотым» тиражом интерес вырос, но издавать пластинку с одной песней не хотели и сейчас думали о заполнении пластинки. К сожалению, по правилам светской жизни представленный на балу вальс до следующего бала считался в свободном обращении, и за его исполнение на стороне отчисления не полагались, но после нового года будет «капать копеечка» ещё и из этого источника.

Строители прогнали бульдозер от червеньского тракта до холма, но заявили, что «нужно строить дорогу». Иначе, мол, техника разобьёт колею и в ней же увязнет. У меня от этой фразы скоро глаз дёргаться начнёт. О, кстати! Посмотрим на качество и цену — может, удастся подрядить их на окончание эпопеи с дорожным строительством в Викентьевке? Потом они наковыряли шурфов и на лице, и на обеих изнанках — на нулёвке побольше, на первом уровне поменьше. На лице разметили места для строительства зданий, и даже начали копать траншеи для закладки ленточного фундамента под вспомогательные сооружения. Мои управляющие, с моей же подачи, договорились, чтобы временные ангары строились как не слишком временные, с целью использовать их в дальнейшем для обслуживания нашего автопарка. Ковырялись три дня, после чего уехали готовить уточнённую смету и документы для заключения уже основного, а не предварительного договора.

За эти три дня мои люди тоже побывали на той стороне. «Голубика» за полтора прошедших месяца отошла — не то осыпалась, не то была съедена. Количество кенгуранчиков тоже уменьшилось где-то вдвое — до этого их явно привлекали ягоды, тогда как «изнаночная брусника» вызывала у животных гораздо меньший интерес. Зато на эту ягоду, а управляющий организовал сбор и хранение примерно пятидесяти килограммов, налетела масса птиц, насчитали десятка два видов, размером от «чуть больше воробья» до примерно гуся. Пару «гусей» подстрелили, ничего интересного кроме зубов в клюве не нашли.

Ягоды с высоких, наподобие лещины, кустов, похожие при прошлом входе на изнанку на крупный волосатый крыжовник, немного подросли в размере, стали ещё более волосатыми, сменили цвет на ровный коричневый и стали одуряюще пахнуть дыней. Этого добра натрясли пару центнеров и заперли от греха подальше в холодном подвале, куда надёжно перекрыли доступ. Я, конечно, предупредил, что ягоды ядовиты, но запах, которого я сам не чувствовал, по словам Егора Фомича и его чуть было не соблазнил попробовать ягодку-другую.

С моего разрешения отстрелили на мясо нескольких кенгуранчиков — двоих съели строители, в качестве приварка, ещё парочку приготовили и успешно распродали в моих трактирах, и очень сильно просили ещё, и побольше. Одну тушу поделили между семейными кухнями Беляковых и бабушки. Я опасался, что она не захочет есть не то зайца, не то тушканчика, но зря. Это было в первую очередь «мясо с изнанки», потом уже всё остальное, а ради статуса она, возможно, и живую жабу съела бы.

Кстати, детям Егора Фомича это мясо было полезнее всего, поскольку за счёт содержащейся в нём «мягкой» энергии позволяло понемногу развивать энергетические оболочки тела даже до пробуждения дара. Мне бы оно, в принципе, тоже не повредило, да даже и Маше. Пусть она уже и почти достигла потолка развития, но кроме уровня есть ещё масса параметров развития. В итоге двое одарённых формально равного уровня и одной стихии, могли различаться по реальным силам вдвое, если не больше. Скорость работы с силой, точность плетений, расход энергии, количество освоенных на практике приёмов, устойчивость каналов — всё это влияло на возможности одарённого как в бою, так и в работе.

Два макра-нулёвки легли пока в сейф Егора Фомича, поскольку ключей от моего личного ни у кого, кроме меня, не было, если не считать хранившегося «на самый чёрный день» в опечатанном пенале в сейфе Сребренникова.

Есть у меня стойкое опасение, что в этот выходной я снова еду в Смолевичи, точнее, и туда, и в Алёшкино. Чтобы как минимум разобраться с ягодами и определить съедобность гусей, пока всё это не испортилось. Ну, и ещё есть несколько дел к Пырейниковым по части новых этикеток и комплектов артефактов в будущим автомобилям. Первый «пациент» из Шклова в лице «электрического француза» должен был прибыть уже на следующей неделе, держать его долго было бы неверно, а старый Пырейников в прошлый мой приезд дома отсутствовал, умотав неизвестно куда «по делам рода».

Глава 26

Съездил — а куда деваться-то? С той разницей, что сейчас уже заранее, перед выездом с изнанки, включил фары, и пока солнце не взошло и не прогрело дорогу хрустел ледком на лужах — на лице ночью были серьёзные заморозки. Вообще для не одарённых такие переходы из лета в зиму и обратно, как у нас на изнанке, сильно сбивают с толку организм и приводят к постоянным простудам, но что не одарённым делать на изнанке? А для того, кто взял первый барьер простыть — это очень сложная задача, почти неразрешимая. Пока ехал до Княжиц, с подачи деда задумался: если зимой эту дорогу будут плохо чистить, или не станут чистить вообще, позволив местным жителям накатывать колею санями, то пользоваться ею я не смогу. Обидно — только начал привыкать. Больше про дорогу и сказать-то нечего — успела превратиться в рутину.

В Алёшкино меня встречали горячим чаем. Греться мне было не нужно — в отапливаемой кабине не замёрз совсем, но сработал стереотип у встречающих, которым я позвонил из Червеня, чтобы без суеты подготовили всё, что нужно. Вынутые со льда гуси порадовали своей съедобностью, за исключением печени. Печёнка у них, большая, плотная, аппетитно выглядящая, была жуткой отравой.

— Печень надо очень аккуратно изъять, если порежете — нож тут же вымыть, прокалить и опять вымыть. В печёнке смесь шести токсинов, не знаю, что эта птица жрала при жизни, но отравы хватит на трёх человек с гарантией. В общем, даже просто выкидывать печень нельзя — или сжечь в котельной, или закопать, но так, чтобы никакая собака не откопала.

— Слава Беляку, что решили вас дождаться — я же эти печёнки хотела с обычными вместе на паштет пустить! — супруга Егора Фомича аж побледнела.

С ягодами таких драматических моментов не было. Изнаночная брусника оказалась по вкусу ближе к толокнянке: пресная, мучнистая… Для производства алкогольных напитков не подходила совершенно, сахаров минимум, яркого вкуса тоже нет. Зато в ягодах было просто фантастическое количество белка — больше сорока процентов! Варенье из неё не получится, а вот котлет нажарить можно. Ещё, я чуть было не пропустил, но дед обратил внимание на, казалось бы, незначительную безвредную примесь. Оказалось — примесь очень полезная, «витамин Д» и количество её как для витамина — очень даже приличное. Правда, заставить детей съедать для профилактики рахита от пятидесяти до ста граммов этой «вкусняшки» в день было бы вряд ли проще, чем заставить их выпивать ложку рыбьего жира. А при термической обработке, при нагревании свыше ста градусов, если на самом деле котлеты из этих ягод жарить, он разрушался. В супы добавлять её, что ли, вместо чечевицы? Дед говорит, что можно использовать для спортсменов или при восстановлении больных для быстрого набора мышечной массы — делать протеиновые батончики или коктейли, но как их делать и, главное, как и кому продавать?

Вторые ягоды пахли на самом деле — сногсшибательно, даже охлаждённые. Но вкус запаху, мягко говоря, не соответствовал — был сравнительно слабый и невыразительный и опять же — не сладкий, сахара мизерное количество. Крахмал, правда, есть, но это не спасает нулевую перспективу использования в перегонке. Эффект онемения от сока пропал, вероятно, это было свойство только недозревших ягод. Зато проявился слабительный эффект, причём за него отвечало то же самое вещество, что и за вкус. Две-три ягодки — и через час-полтора извольте уединиться. Ягода не ядовита, но и не съедобна, плюс совершенно не годится для основного производства. Можно было попытаться сбыть их аптекарям, именно как слабительное, но не в таком же количестве!

На всякий случай набрал с собой килограмма три «толокнянки» и чуть ли не ведро «крыжовника», который дед обзывал словом «киви». Также захватил одного «гуся» для визита в гильдию охотников — выяснить, знают ли они что-то про эту птичку. Например, может быть, та же печень жутко ценится алхимиками? Подумав об этом, хотел было попросить печёнку от первого пока не сжигать, только спрятать понадёжнее. Но подумал получше и решил, что возможные сколько-то там рублей не стоят риска отравления кого-то из домочадцев Белякова.

«Мясную ягоду», как я по дороге решил именовать изнаночную толокнянку, прибрала Ядвига Карловна, сказав, что попробует что-то с ней придумать. Я, в свою очередь, пообещал, что удачный рецепт получит её имя, а она — премию. Слабительный крыжовник же быстро прибрала бабуля и, как я узнал чуть позже, буквально за пару дней распределила по своим знакомым, после чего потребовала у Белякова «везти ещё» и за неделю распродала весь запас! К ней, узнав о ягоде по цепочке знакомых, приезжали даже из Борисова, Логойска и Минска! Вся прибыль от этой операции ушла в бабушкин личный карман, более того — я даже не спрашивал точную сумму, заявив по мобилету, что и так уверен — она не продешевила. Ну, и распорядился при следующем открытии изнанки строителями — наколотить этих «волосатых яиц» как можно больше. Благо на ощупь они были достаточно твёрдые и вроде как могли храниться какое-то время.

Пырейников меня ждал. Вернулся он ещё во вторник, внучки рассказали о моём приходе, и сосед приготовился в меру своего понимания. Он подготовил два полных комплекта артефактов, которые я заказывал в предыдущий раз, то есть — для фургона. И, судя по хитрой физиономии, понимал — выкуплю, никуда не денусь. Я было расстроился немного, но дед тут же меня успокоил:

«Да всё нормально! Кондеи для четырёх грузовиков купили, подсветку, а её в кабинах сделать тоже надо — для трёх. Фар, а самое главное — управляющих модулей для них, только два комплекта, это жаль. Но ничего — докупим. Просто заказывать недостающее этому прохиндею будем не комплекты, а россыпью».

«Лучше комплектами и в довесок фары — вроде как ремкомплект».

«А для холодильных шкафов комплекты? Тоже будем использовать?»

«Вообще не вопрос — один тебе в комнату, давно же хотел, ещё один Петровне подаришь. Только лучше не комплектом макров россыпью, а готовое изделие».

И то правда. Сговорились с Пырейниковым быстро, делать заказ он будет партиями, последняя — через три недели. Ну, и предупредил, что нужно будет ещё, примерно на десяток авто, но каких именно — пока не известно.

Утром Ядвига Карловна предложила на пробу пирожки с мясной ягодой. Всего-то размяла сырьё в деревянной ступке, добавила жареный лук, специи и чуть-чуть сушёных грибов. Я ещё летом подкинул идею, что ножки опят можно сушить, молоть в порошок на кофемолке и использовать как грибную приправу^[20]. Сказался ли опыт и мастерство, или дело случая. Сработало сочетание продуктов или термообработка — но, казалось бы, «никакая» ягода раскрылась так! Вкус получился богатый, насыщенный, мясной — но сказать, какое именно мясо ощущалось было невозможно. Только казалось, что ешь курицу, но тут же она сменялась свининой, та — лосятиной. Сочные, ароматные!

— Ядвига Карловна! Я выкупаю у вас рецепт для использования в моих трактирах и для дома. Назову его вашим именем или фамилией, как скажете. Дам распоряжение Сребренникову, чтобы оформить всё честь по чести, заодно узнаем, сколько такое стоит. А вообще такие пирожки надо в дорогих ресторанах продавать, минимум по рублю за штуку!

Бабушка возмущённо замычала, показывая три пальца.

— По три рубля⁈ — Энергичный кивок в ответ.

— Ой, да будет вам, обычные пирожки!

— Вы так говорите, будто сами не пробовали. Фантастика это, а не пирожки! Если дадите попробовать Белякову, любому из них — мне даже никаких распоряжений выдавать не придётся, сами вычешут всю изнанку под гребешок, под веник!

Набрав в запас десяток пирожков и позвонив Белякову насчёт того, чтобы по возможности быстрее передал оставшиеся ягоды пани Ядвиге — она даст попробовать, для чего, я поехал для начала в Минск. Кроме пирожков и бабушкиного «перекуса в дорогу» я загрузил кучу остатков материала от строительства фургонов для изготовления холодильников. Тут были и тонкая жесть, и утеплитель, и резиновый шнур-уплотнитель. Ну, и гуся зубастого для передачи охотникам, иначе с чего бы это меня понесло в столицу Великого княжества? Долгобродское отделение гильдии охотников и знакомым было, в отличие от сторожовского, и расположено фактически на начале могилёвской трассы.

Зубастых гусей в бестиарии оказалось тридцать семь видов, в названии которых «зубы» и «гуси» сочетались всеми возможными и частично — невозможными образами. Примерно треть названий были вполне литературными, большая часть — не совсем литературными, а штук пять и вовсе требовали присвоить книге, где они приведены, рейтинг «восемнадцать плюс». Тем не менее моего там не было. Имелось два похожих, но у одного печень описывалась как «деликатесная» и назывался другой цвет крайних маховых перьев, а у другого — не такие зубы: пилообразные, четыре ряда, у нас три ряда игольчатых, причём внутренний ряд загнут крючками в сторону глотки.

Название «Ядовитый гусь» тоже оказалось занято. Семь вариантов, из которых два матерных и три — просто неприличных. Видимо, немало эмоций доставили они своим первооткрывателям. Времени всё это заняло немало, добавлять к названию вида свою фамилию или название имения я не хотел. В итоге психанул и записал предложенное дедом «Противопаштетный гусь». В ответ на удивление служителя пояснил насчёт критической токсичности печени. И дополнил мыслью, которую мы с дедом сформулировали по пути.

— Возможно, это такой механизм видовой самозащиты. В некоторых ситуациях — например, при нападении хищника или при испуге, яд может выбрасываться в кровь, делая птицу ядовитой, а после отбоя тревоги — опять собирается в печени. Оба добытых гуся были убиты мгновенно и неизвестным им способом, до того, как успели испугаться — возможно, поэтому яд остался в резервуаре.

— И хищник, если и выживет, больше не будет нападать на птиц этого вида. Популяция, жертвуя одной особью, спасает от опасности остальных. Возможно, вполне возможно. В пользу этой версии говорит и смесь токсинов — конкретный хищник может быть устойчив к одному или двум из них, но не ко всем сразу.

— В следующий раз попробуем сперва напугать или ранить птицу, а потом добить. И посмотрим, где будет яд.

— Это был бы замечательный эксперимент. Я правильно понимаю — у вас есть доступ к месту их обитания?

— Почти. Портал к ним и к кенгуранчикам ещё строится, а вид этот — перелётный, полтора месяца назад их рядом с порталом и близко не было.

— А, так те зверьки — это тоже ваши?

— Да, а что, есть что-то новое по их поводу?

— Глаза. Алхимики заинтересовались, пока не очень сильно, им нужно больше для экспериментов. Готовы купить пару дюжин по три рубля за штуку, потом определят итоговую цену в зависимости от результата, скорее всего будет от рубля до десяти. Вряд ли больше и точно не меньше. И железа под хвостом, между ним и прямой кишкой. Назначение пока не до конца выяснено, но один из секретов интересен. Хотят получить две-три обязательно свежих, не позже пятнадцати часов после забоя, готовы заплатить за них по двадцать пять рублей, дальнейшая цена вообще пока неизвестна.

— Спасибо, записал, расскажу своим людям. Гуся оставляю вам, ещё раз прошу: очень аккуратно с печенью, это просто химическая граната какая-то, а не внутренний орган!

— Не переживайте, ядовитых тварей здесь на разделке побывал не один десяток видов, скорее даже не одна сотня.

В Могилёве я в ожидании шкловского грузовика озаботился поиском шорника для изготовления новых сидений, и таковой нашёлся прямо в академии. По моим эскизам и закладным деталям он взялся собрать комплект для грузовика (водительское кресло со всеми регулировками, сдвоенное пассажирское, регулируемое только по расстоянию и спальную полку) уже к среде, и даже запросил меньше, чем в каретной мастерской в Смолевичах. Порадовал мастера тем, что если мне понравится его работа — то получит заказ ещё на десяток таких комплектов как минимум. Закладные успел сделать ещё в воскресенье — благо, далеко не первый набор, и чертежи все есть.

Холодильный шкаф я собрал вечером вторника и загрузил его для проверки тем, что до этого возил в фургоне. Вскоре этот холодильник мне пригодился, и не для хранения припасов.

В среду, когда я собирался к шорнику за деталями сидений, меня дёрнули с проходной — мол, ищут меня там. Ага, видимо, из Шклова первый грузовик в ремонт пригнали. Так оно и оказалось. На нём приехали, кроме водителя, обещанный мастер и один из подсобных рабочих, ещё двоих привезут на втором «пациенте», пока помощником подсобника будет шофёр. Обычно эта братия себя ставит слишком высоко, чтобы заниматься «черновой» работой, но есть исключения. Например, в этом случае речь шла о регламентных работах на его авто, что входит в обязанности, и переделка кабины, в которой он больше всех заинтересован. Но курьером прислали подсобника, естественно. На академическую изнанку его не пустили, пришлось рассказывать, где ждать меня на выезде.

Пока проверял и забирал заказ — немного задержался, так что посыльный уже ждал меня у ворот. По команде залез в кабину, чтобы показывать, куда ехать, и при этом не удержался от комментария:

— Эх, хорошо тут у вас, ваше благородие! Не то, что в этом «французе», пока доехали — чуть не околел!

— Ничего, скоро и в нём будет почти так же.

— «Почти» — это, простите, как?

— У вас же там есть мой грузовик, с Рысюхой на решётке?

— «Рыська»-то? Конечно!

— Вот, кабины у всех будут одинаковые, что у «француза», что у «немца», что ещё у двух новых грузовиков. У управляющего будет свой транспорт, сам потом увидишь.

За этим разговором уже и приехали: от ворот до реки чуть больше километра, а до ангара ремонтного ещё меньше. Узнав, что приехавшие уже устроились в рабочем общежитии у речников и у них там «нормально» — выбросил этот вопрос из головы. Люди взрослые, командировочные получили, встречающая сторона свои обязательства вроде как исполняет. Потому вывесили «француза» на домкратах и начали разборку с диагностикой. Крепление колёс на одну ступичную гайку уже не удивляло — здесь она хотя бы зашплинтована, а вот наличие коробки передач… Это точно электрический грузовик⁈ Оказалось — да. Но со всеми «потрохами» бензинового, такое ощущение, что получив приказ сделать транспорт на электричестве — на заводе просто взяли серийный грузовик, выкинули из-под капота бензиновый мотор и поставили вместо него электрический. Так, а это что такое?

«Ой, внучек… А это вообще техно-порно, грубо и топорно. Давай-ка ещё раз мотор посмотрим, что-то я в своём здравом рассудке усомнился. Нет, всё в порядке — со мной. Ну, жабоеды, ну, наворотили! Вот это — стандартный генератор электричества из маны. Он, как и у нас, выдаёт постоянный ток. А вот это — мотор, да. А вот это вот всё, от сих и до сих, воткнуто для того, чтобы запитать двигатель, работающий на переменном токе от источника тока постоянного. Зато становится понятным наличие корзины сцепления и коробки передач — у таких движков, особенно при такой схеме подключения, проблемы со стартовым моментом. Ему, чтобы начать крутиться, желательно вообще не иметь нагрузки на валу. Фотоаппарат есть?»

«Зачем?»

«Сфотографировать эти потроха, написать на карточке„Месье знает толк в извращениях“ и отослать изготовителю!»

К тому времени, как сняли кузов и сбросили недоразумение, считавшееся кабиной грузовика, дед немного успокоился и стал разговаривать не на чистом матерном языке, а на обычном. Хоть и с матом.

«Тут, похоже, дело не только в извращённых склонностях изготовителя. Машинка явно делалась по принципу „я тебя слепила из того, что было“, но, святые помидорки, какая же херня в итоге получилась!»

«Но ведь получилась и ездит?»

«Внучек, не зли меня. На каждом преобразовании и передаче энергии идут потери. Нет ни одного процесса с КПД в сто процентов. И чем больше таких переходов — тем ниже эффективность машины в целом. А тут их наклепали — сколько смогли, от души!»

«И что с этим делать?»

«А не знаю! Можно, конечно, тупо восстановить ресурс и оставить как есть — но меня от такой работы с души воротит! Не говоря уж о диком перерасходе энергии — так нам и на кондиционер не хватить может».

Увидев мой мрачный вид, старый мастер рискнул спросить:

— Что, ваше благородие, всё так плохо?

— Просил же, вроде — без чинов, нам работать вместе. Нет, всё не так плохо — всё ещё хуже. Восстанавливать весь этот бред, как есть — рука не поднимается, а как сделать по-человечески — сходу сказать не могу, думать надо.

— А чё сразу «бред», тоже, поди, не дураки делали. Франция! ­– тихо, как он думал, пробурчал себе под нос водитель. Обиделся, похоже, за свою повозку.

— Дураки они, эти французы, или не совсем — не скажу. — Водитель слегка побледнел. — Но наворотили… Двигатель — да, тридцать «лошадей», был в молодости. Но из макра жрал, как сорок три или сорок пять, а до колёс доходило хорошо, если двадцать. Сейчас, с учётом износа — в том числе из-за тепловых потерь, жрёт оно как бы не на все пятьдесят, крутится на двадцать пять, а на колёсах — не больше пятнадцати. Тут так всё сделано, что… Словно лошадь в телегу задом наперёд запрячь и ехать туда, куда оглобли смотрят. Чтоб она, понимаешь ли, пятилась и за собой тянула. Да ещё и вожжи через задок под днищем протянуть, чтоб веселее было.

После чего раздал указания об очевидных и обязательных переделках, наподобие нормальных колёсных ступиц и тормозов, точнее — по подготовке к ним, о демонтаже кузова и трансмиссии, очистке всего этого от слоёв грязи и закаменевшей смазки, поставив срок в два дня, распорядился выгрузить и взять под охрану детали новых сидений и ушёл к себе — думать.

Мыслей было много, но по большей части эмоциональные и не по существу. Вот где взять нормальный тяговый мотор постоянного тока, чтобы поставить вместо имеющегося? То-то и оно, что негде…

Я и сам не понял, как так получилось, что тоскливый, заполненный мрачными мыслями вечер перерос в вечеринку. Студентов не смутили ни середина недели, ни завтрашние занятия. В общем, погудели так, что наутро Надежда Петровна высказала мне своё «фе». Вежливо, конечно, но с явным недовольством. Кредит доверия ещё не был исчерпан, но требовалось его пополнить. Таковым пополнением и стал холодильный шкаф с объяснениями, что имела место ошибка с выбором продуктов для тестирования правильнсоти работы. Комендант не хотела брать «такой дорогой подарок», пришлось упирать на то, что работу всю сделал сам, а артефакты — из запасных частей к фургону. Холодильник, надо сказать, получился хороший: полтора метра в высоту, шириной полметра и глубиной шестьдесят сантиметров. Пришлось искусственно утяжелять нижнюю часть листовым железом по настоянию деда.

«Понимаешь, Юра. Если загрузить верхнюю полку, оставив пустыми остальные — ну, лень нагибаться, к примеру, а потом неосторожно толкнуть, то может получиться „кутырц“. Чтобы такового не было — надо опускать центр тяжести как можно ниже».

Остался я с восстановленной (частично) репутацией, больной головой и без холодильного шкафа. Зато отдохнул и развеялся. А то сумасшедший темп событий этой осени и навалившаяся гора ответственности уже задавили, вжали в пол и, такое ощущение, что я ходил, как крокодил — лёжа. Дел меньше не стало, конечно, но напряжение сбросил. Комментарии деда о вариантах сброса напряжения я оставлю за кадром.

Глава 27

Мы с дедом после занятий ковырялись в потрохах «француза» пытаясь придумать, как тут хоть немного приблизить конструкцию к «сопрягаемой с человеческим разумом».

— Ты смотри, что накрутили, черти полосатые! Поставили маленький моторчик на постоянном токе — хорошо, что маленький, если бы они тут машинно-машинный преобразователь поставили — я бы уговорил тебя поехать во Францию с сжечь гнездо порока.

— С чего вдруг так?

— Ну так для этого понадобился бы двигатель мощнее того, который в итоге будет запитан. И смысла в преобразовании не было бы, но до ТАКОГО маразма французы всё же не дошли, к счастью. Так вот, моторчик крутит редукторчик, редукторчик через кривошип дёргает кулису, кулиса перекидывает эти вот два реле. Слава яйцам, не механические реле, они бы уже давно сдохли, магнитный поток напрямую рвут, хоть потери при этом, мммм… Я вчера необузданным оптимизмом страдал, когда говорил про «жрёт на пятьдесят, крутит на двадцать пять». Получаем на выходе почти прямоугольные импульсы, с лёгкой склонностью к трапеции. А потом эти клоуны поставили трансформатор, хотя движку и такая форма сигнала пойдёт, но они же за каким-то лешим частоту переключения релюх сделали не такой, какая нужна движку! Кстати, из-за износа моторчика частота ушла, выходная — тоже, это опять потери… Да как оно вообще ездило ещё⁈

Успокоившись, дед продолжил:

— А вот этот кусок металла, точнее — кусище металлов, цветных и чёрных — трансформатор на тридцать киловатт^[21]. Это они, конечно, молодцы, что с запасом взяли — даже в ваших восьмисотваттных лошадях только двадцать четыре получается. Но какое грузило они с собой возили, мать моя мамочка! И, главное, зачем⁈

Постепенно, понемногу вариант «лечения» нашего «пациента» составлялся и начинал выглядеть приемлемо. В размышлениях об электрике приводили в порядок механику. Восстановил сносившиеся зубья на шестерёнках заднего моста (грузовик оказался заднеприводным, на что дед бросил своё очередное непонятное «что от него и ожидалось при таких родителях»), от балансировали оси и полуоси, восстановили подшипники. Заказали заготовки деталей для ступиц и для сопряжения сцепления с карданным валом — коробку передач однозначно решили выбрасывать. Вместо рычага переключения передач встал наш стандартный рычаг режимов: вперёд-стоп-назад.

Управляющую структуру в макре, преобразующем магию в электричество обновили. Пришлось долго уговаривать Весёлкина, что это не формирование и запись структур, с чем мы начнём знакомиться через год, а просто небольшой ремонт. Видит Рысюха — проще было бы нанять для этого какого-нибудь старшекурсника. Зато новому научился. Попутно выяснилось, что схема у французов более примитивная, чем у Кротовского: не позволяет ни запитывать систему напрямую от водителя, ни заряжать вставленный в приёмник макр. Всё работало только от накопителя и только в одну сторону. Примитивно до боли, а гонору-то, гонору — Европа, блин, как же!

Для получения переменного тока дед использовал мостовую схему вибратора и, постоянно матерясь на отсутствие каких-то «тиристоров», соорудил вентильные схемы для коммутации основной нагрузки под управлением моста. Трансформатор за ненадобностью был разжалован в доноры чистой меди и электротехнической стали, на освободившееся место и за счёт экономии веса встал довольно большой буферный аккумулятор. От аккумулятора запитали бортовое оборудование, когда полезли к фарам — дед снова начал разговаривать матом и именовать создателей данного чуда техники извращенцами, причём я с ним был согласен: эти деятели для подключения лампочек постоянный ток не стали брать с выхода первичного источника, а взяли переменный — и подключили через выпрямитель!

Какое-то время поспорили, стоит ли возиться с рекуперацией, сиречь — обратным преобразованием движения в электричество при торможении, с учётом того, что асинхронный двигатель работает в качестве генератора только на достаточно больших оборотах, плюс нужен выпрямитель, но в итоге решили — почему бы и нет? Место есть, запас массы после выброшенного трансформатора имеются, детали выпрямителя, знания и умения — тоже.

Провозились неделю, это с уже имеющимся опытом работы, помощниками и станочным парком, плюс два выходных полностью! Чтобы я ещё когда-нибудь связался с переделкой чьих-то непонятных конструкций! Да ни за что! И один день — полный, выходной день — я отдал на «переборку» электромотора. Так то асинхронник, по словам деда, «зверюга живучая, даже если специально ушатывать — уметь надо, за исключением клина на старте», но раз уж взялся… Если бы знал, СКОЛЬКО там намотано проволоки — браться бы не стал. Это просто жуть какая-то! Но, как оказалось, проволока сама по себе — это полбеды, а вот кое-где выкрошившийся или выгоревший изолирующий лак, это пробои, угроза короткого замыкания и если не выгорания двигателя, то существенной потери мощности.

Дед аж взвыл с горя — мол, придётся всё разбирать и перематывать. Я же, представив объём работы, от ужаса выдал альтернативную идею. А потом полдня её реализовывал, придурок. Суть её была проста и незамысловата, как мычание: взять стекло, размягчить его своей магией и протиснуть между проволочками, выдавливая отслоившийся лак и заполняя полости. Почему придурок? А вы количество слоёв намотки посмотрите, а потом подумайте (в отличие от меня — заранее), что стекло, не отпуская контроля, а то застынет где и как попало, нужно пропихнуть между ними ВСЕМИ. Два раза носом кровь шла, а под конец вроде бы даже сознание потерял на пару секунд. И, самое паскудное — прерваться и отдохнуть нормально нельзя! Можно «отпустить» вниманием только металл, стекло нужно держать жидким и послушным постоянно! Чтобы я, ещё раз! Нафиг!!! Одно утешает — после всех исправлений движок работать будет лучше, чем новый. Вру — не утешает. Упахался так, что слов цензурных нет вообще.

Зато потом внезапно получился свободный вечер. Мы должны были собирать из готовых поковок и проката тонар, но оказалось, что в мастерской вышел из строя кузнечный пресс и они не успели сделать все детали. Медную не то вставку, не то мембрану заказали, но ждать её — неделю, не меньше. Попросил показать поломанную. Спросил, есть ли чертежи того, какой она должна быть. И потом за пятнадцать минут с помощью медного порошка, чертежа, подсказок мастера и какой-то матери — восстановил деталь. А немного подумав — сделал ещё две запасные. Начальник цеха только что не подпрыгивал от радости и пообещал, что мои заказы будет ставить вне очереди. Наивный — он ещё не знает про геологов! Или про то, что они ко мне едут. В общем, детали обещали завтра, я выдал работникам командировочные и суточные за следующую неделю и оплату за сверхурочные, чему те бурно обрадовались, а сам сел в фургон и махнул к Маше.

Там застал дым коромыслом и мрачного Мурлыкина.

— Командировка внезапная, в, как ты выражаешься, Дальние Гребеня. — Пояснил он, когда мы поздоровались. — На том берегу накрыли очередной «ковен».

Видя моё недоумение, он пояснил:

— Сборище едва одарённых слабосилков из неблагородных, которые толи не захотели, толи не смогли попасть ни в какой род, и свой основать нормально — смелости не хватило. В компании с амбициозными нулёвками опять откопали где-то «древний гримуар» и решили, что если призовут демона и принесут ему жертву — то он им отсыплет полные карманы благодати.

— И что, срабатывает?

— К счастью — нет. Сорок девять из пятидесяти этих «древних манускриптов» печатаются разведками наших любимых соседушек или островитян и являются чистым бредом. Но иногда попадается что-то настоящее. И тогда… Просто праздник, если дебилы запорют ритуал, в ходе которого перебьют большую часть «своих». Неплохо, если призванная тварь сожрёт призывателей и уйдёт к себе обратно. Хуже всего если призванный решит и сможет задержаться в новой кормушке…

— Настоящий демоны⁈

— Как правило — изнаночные твари пятого-шестого уровня с зачатками разума. Но иногда — вылазит что-то, что классификации не поддаётся.

— А эти?

— А эти — придурки самые что ни на есть. Но положено выехать, с экспертами, осмотреть, протоколы составить. Причём во главе как минимум со мной. Тридцать вёрст туда по той мерзоте, что сейчас на улице, там неведомо сколько, но минимум сутки-полтора, и потом почти день обратно. И ночевать там непонятно где.

— Василий Васильевич, я чем вас обидел?

— Не понял!..

— Фургон мой второй, который первый по порядку. Тот, что в гараже Машиной академии стоит, почему взять не хотите? Ключи у заведующего, Маша ему представлена, как хозяйка…

— Твою ж дивизию!

Не заметил, когда и как дедова присказка успела прилипнуть к Мурлыкину.

— Вас сколько едет?

— Пятеро. Стоп, подожди. Я и за начальника комиссии, и за следователя, два оперативника и один эксперт — не из ваших «дядь», специалист именно по потусторонним явлениям. Четверо получается. — Мурлыкин о чём-то задумался вслух. — А командировочное ужа на пятерых выписано. Прихвачу-ка я с собой унтера Семёнова, на роль водителя, он же на себя и бытовые вопросы там на месте возьмёт.

— Ночевать тесновато будет, спальное место, если полностью разложить, метр восемьдесят на три двадцать.

— Ничего! Один дежурный, он же часовой — в теории могут быть недобитки, желающие отомстить, или подкинувшие «древнюю рукопись» кураторы, заметающие следы, так что положено выставлять. Один подвахтенный, в кабине посидит. А на троих оставшихся — больше метра ширины на брата, шикарные условия! И как я сам не подумал⁈

— Стоял бы он во дворе — не забыли бы. А так — уехал и уехал.

— Юра, ты мой спаситель! Там же и кухонька, и холодильник… Это же дом на колёсах!

Мы с Машей съездили в МХАТ — туда на одном фургоне, назад — на двух. Оказывается, на тех курсах, где она обучалась «расширенной самозащите» давали и навык управления автомобилем, а также мотоциклов. Ох, на непростые курсы Василь Василич дочку свою старшую устроил!

Дальнейшие сборы прошли веселее — несмотря на то, что часть подготовленных вещей явно не понадобятся, распоясавшийся из-за отсутствия ограничений по весу и объёму жандарм загрузил как бы не втрое больше, чем планировал взять изначально. Пока они с женой и в меру сил мешавшими им Василисой и Мявекулой (Ириска мудро удалилась к себе с книжкой) спорили, что брать, а что нет — мы с Машей закрылись в её комнате и нацеловались всласть, хоть и с оглядкой на возможность вторжения. Екатерина Сергеевна потом, за ужином, всё поняла по нашим лицам, но только вздохнула. Но ночевать не оставила. Чтобы отвлечься, продолжил пытать Мурлыкина:

— И часто такие ковены образуются?

— Как когда. Когда один за три года, а когда и два в год. Предыдущий раз в позапрошлом мае был, два года прошло, почти два с половиной.

— И как-то же они находят друг друга? Им же прятаться от всех нужно!

— А вот тут, понимаешь ли, самое противное — часто про них знают, но, несмотря на все предостережения, не обращают внимания. Мол, «детишки перебесятся у успокоятся, когда убедятся, что чушь всё это». Вот ни разу такого не случалось, чтоб перебесились, но уверенность в этом — у каждого второго, откуда такое? На деле же, когда видят, что мучительство зверюшек пользы не приносит — переходят на людей. Но даже тогда находятся те, что готовы покрывать мразотников: как же, это же свои, родные, а там — какая-то баба пришлая, может, она ещё сама виновата.

Жандарм махнул стопку «пшеничной» и продолжил:

— В общем, редкое счастье, когда удаётся без человеческих жертв обойтись, как правило, к сожалению, только после их появления шевелиться начинают. В итоге — все тридцать три удовольствия.

Опять дедова присказка, которую кроме как от меня Мурлыкин никак не мог подцепить. Похоже, я этими фразочками просто фонтанирую, хоть сколько раз давал зарок быть внимательнее и осторожнее.

Кузов на следующий день мы вчетвером собрали буквально за четыре часа, проблем-то — из готовых деталей. Труднее всего было выставить основу без перекосов по всем плоскостям. На будущее нужно какой-то стапель сооружать, но это не моя проблема, однако в сопроводительных документах отпишу об этом. Готовый кузов поставили, сняли, опять поставили, проверив, как работает система фиксации. Потом показал, как загружать зерно — пардон, в случае Шклова это будет песок. Как закрывать и запирать крышу. Как разблокировать борт и ссыпать груз, либо вправо, либо назад. Правда, поднимался кузов при помощи реечного домкрата (двух домкратов — по переднему и по левому бортам) только на восемьдесят сантиметров, но больше без телескопического гидравлического цилиндра не получалось. Ладно, под таким углом можно и лопатами дочистить, всё проще, чем мешки таскать или теми же лопатами из горизонтально расположенного кузова с высокими бортами всё выкапывать.

Попрощался с рабочими — завтра утром водитель уезжает домой, загруженный инструкциями по обращению с обновлённым грузовиком, мастер с помощником останутся, будут заказывать детали для переделки следующего грузовика и для сборки автоцистерны на него. Пару дней обойдутся без моего назойливого внимания. Я пока для себя холодильный шкаф соберу вместо того, что ушёл на извинения.

Собрал, даже со стеклянными полками и отдельными полочками для бутылок. А ничего так получилось, осталось только загрузить и включить. До конца недели останется только учёба, можно будет немного передохнуть. Так, дожился — учёба, от которой сокурсники стонут, отдыхом кажется. Где-то я в этой жизни явно свернул не туда.

Утром следующего дня, ну, как «утром», после второй пары, у меня зазвонил мобилет. Бабушка? Странно, он во время занятий она звонить не должен, если не случилось чего-то совсем уж необычного и срочного. Но вместо неё я услышал в трубке знакомый мужской голос:

— Юра? Вы человек выдержанный, но… Мужайтесь…

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/337776

Примечания

1

Аббревиатура, означающая Запасные части, Инструменты и Принадлежности. В случае автомобиля это не только ключи и отвёртки, но и домкрат с запаской, а у предназначенного для дальних автономных поездок ещё и многое сверх того.

(обратно)

2

На всякий случай: в теории вероятности достоверное событие имеет вероятность 1, это максимум. Вероятность 0.999 — это практический максимум. Можно сказать 99.9%, но это уже «популяризация», по мнению некоторых J

(обратно)

3

Периодически олени задыхаются насмерть, из лёгких и дыхательных путей погибших животных мошку выгребают килограммами, порою больше десяти кило из одного оленя.

(обратно)

4

Концепция взята из первой книги про приключения Манулова, в серии РОС.

(обратно)

5

Ещё одно значение — «подвозить». У нас слово используется с 1913 года, но исходный смысл неизвестен.

(обратно)

6

Построено в 1974 году, вступило в строй (заполнено водой) в 1978.

(обратно)

7

Цундере (от слов цунцун — отвращение и дередере — влюблённость) — в японской (и не только — в мировой такого полно, просто остальные не озаботились придумыванием и популяризацией специального названия) культуре, не только аниме, как многие думают — психотип личности, для которого характерно испытывать одновременно как резко негативные, так и чрезмерно дружелюбные эмоции в отношении одного и того же персонажа. В переносном смысле часто используется в отношении лиц (или персонажей), которые пытаются скрыть свои тёплые отношения или просто заботливость за маской нарочитой грубости или цинизма, в стиле «всё равно пропадёт, так хоть этому скормить» и т.п.

(обратно)

8

Примерно там, где в современном Минске ДК Железнодорожников, на стыке Воронянского, Чкалова и Брилевской.

(обратно)

9

Не «участковый инспектор», разумеется, а «участковый пристав» — чин IX класса по табели о рангах, между прочим, титулярный советник, равный армейскому штабс-капитану.

(обратно)

10

И это таки показатель, на тот момент. В РеИ на рубеже 19 и 20 веков в России средняя продолжительность жизни была по разным данным 32.3–33.5 года, правда, в основном из-за чудовищной детской смертности и на порядок большей, чем в той же Скандинавии или Британии смертности от инфекционных заболеваний. Это против 40 лет в Австрии и примерно 50 в США, Германии и Франции. В 1920-е — где-то 44.5 против 57–58. Но это средняя, как средняя температура по больнице. Так называемая «нормальная» продолжительность жизни отличалась не так сильно — для женщин это 67.5 лет против 73–75 в Европе и 78–80 в Скандинавии. Сканы таблиц из статистических трудов, в том числе — дореволюционных, в доп. материалах. Кстати, из них видно, что ожидаемый остаток жизни для 20-летних примерно одинаков везде, а вот для новорождённых перспективы были грустные.

(обратно)

11

Вопреки стереотипам, цементный раствор (или бетон) не «высыхает», а застывает, вода из его состава не испаряется, а служит необходимым компонентом для реакции, в ходе которой химически связывается. Сколько народу испохабили свои постройки на дачах, когда начинали «для скорости» сушить недавно залитый бетон промышленными фенами или ещё как — не поддаётся описанию.

(обратно)

12

Красноголовая каллифора — она же синяя мясная муха.

(обратно)

13

Казюля (бел.) — косуля.

(обратно)

14

В белорусском до сих пор «воскресенье» — «нядзеля», день, в который ничего не надо делать. А «неделя» — «тыдзень», потому и путаницы нет. Кстати, «понедельник» — это то, что после недели, следы от старого наименования седьмого дня остались в названии первого.

(обратно)

15

Зык — одно из названий слепня в белорусском языке. Отсюда глагол «зыковать», который применяется как по отношению к ужаленным насекомым, так и в переносном смысле к не по делу резким людям.

(обратно)

16

Да, рано или поздно это должно было случиться. Иначе было бы слишком неправдоподобно J

(обратно)

17

Бульба — картошка, гарэлка — водка. А ботаника — она и в Африке ботаника.

(обратно)

18

В привязке к нашему миру — между 1-й и 2-й Прибрежными улицами вдоль улицы Советской. У нас эта речка имеет ширину где-то метр и глубину по колено, причём жарким летом это колено некрупной собаки, но в 1980-е ещё сохранялись ранее построенные для хозяйственных нужд мостки, а старожилы помнили, как она затапливала огороды — это при высоте берега над современным урезом воды метра два с половиной.

(обратно)

19

Тотем — гриб из семейства весёлковых (Plallus). Какая именно весёлка служит божеством рода — Юре неизвестно.

(обратно)

20

Реально работающий рецепт. Порошок добавляется в горячие блюда за 10–15 минут до готовности.

(обратно)

21

Напоминаю, что в мире РОС единицы измерения называются иначе, т. к. фамилии у учёных — другие. Для удобства читателя физические величины будут в пересчёте, а здесь вообще — монолог «деда» из нашего мира.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

*** Примечания ***