Академия Зеркал [Астерия Ярц] (fb2) читать онлайн

Астерия Ярц Академия Зеркал

Глава 1. «Изморозь на окне»

– Надеюсь, теперь ты довольна? Обязательно было позорить нас, меня перед всеми! Пришли такие важные люди, что они подумают? Какую ужасную дочь я вырастила? Это твоя благодарность за всё?! Подумать только!..

– Они тебе важней меня?

– Чего там бормочешь? Огрызаться вздумала?! Совершенно мать не уважает, посмотри на неё!..

Элина замолчала, не стала даже пытаться, знала ведь бесполезно. Начнёт отвечать, сделает только хуже: спор затянется, и вместо гитары спутником на всю жизни станет ненавистный учебник химии за девятый класс. Отвернувшись к окну, она постаралась не слушать, не вникать в слова всё сильнее распалявшейся матери. Зато та – вот так чудо! – наконец, вспомнила, что у неё есть дочь, а не безвольная принцесса в башне. Ни одна пятёрка и прилежное поведение похвастаться таким не могли.

В отражении Элина вновь увидела то, из-за чего всё началось: волосы, остриженные по самый подбородок и выкрашенные в неоновый голубой цвет, а ещё чёрные тени и кожаную куртку. Мелочи, казалось бы, да? Только явилась она так на безумно важный светский вечер, попала в объективы десятка фотокамер и буквально потопталась ногами по доброму имени семьи. Уже завтра жди разгромных статей. Родители неминуемо приняли на свой счёт. Мама пыталась оправдаться, выбелиться перед гостями: «Подростковый бунт, вы ведь понимаете, как тут уследишь», а отец, напротив, молчал, но его тяжёлый взгляд говорил сам за себя. Только они ещё не подозревали, как всё изменилось. Больше им её не запугать, больше никто не назовёт мышонком.

Эта идея пришла совершенно спонтанно, в один из тех дней, когда от привычной ненависти к себе, жалости и слёз стало до тошноты противно. Она впервые захотела измениться; сделать хоть что-то, лишь бы не было больше пустого взгляда в потолок и мыслей о том, что она, как камень, лежит здесь, а жизнь, как река, течёт мимо. Начать решила с малого, для кого-то неважного, но для неё самого желанного – причёски. Каждый раз проходя мимо уверенных, веселых ребят с волосами всех цветов радуги, Элина не могла отвести взгляда. Везунчики! Откуда в вас столько смелости? Где бы и ей заполучить хоть крошечную капельку? А потом так получилось, что сквозь сковывающий ноги страх и похолодевшие ладони, она зашла в подсобное помещение дешёвой парикмахерской и…вышла чуть лучшей версией себя.

Машина вильнула, асфальтированная дорога сменилась гравием – значит, ещё минут десять и будут дома, где наказания не избежать. Если за лёгкие проступки её обычно запирали в комнате или отбирали телефон, думая, что одиночеством можно напугать, то за нечто серьёзное отец доставал из шкафа любимый ремень и, пригубив стопку другую, хлестал по рукам, а то и спине, приговаривая об испорченности и бестолковости нынешнего поколения. Элина никогда не плакала; после в своей комнате – да, но при нём – никогда. Красные полосы и синяки быстро сходили с кожи. «Заживает как на собаке», – не то с недовольством, не то с завистью повторяла мама. Её тонкая кожа ещё долгие месяцы пестрила фиолетовыми пятнами.

Зато сейчас отец отмалчивался. По радио шли его любимые новости, но он не стал выкручивать громкость на максимум, как делал обычно, не стал кричать маме, чтобы заткнулась. Просто крепче вцепился в руль. Но и того хватало понять – зол, как чёрт.

Ожидание должно было пугать сильнее наказания, но не в этот раз. Элина ни за что не сожалела. Она впервые почувствовала себя живой, впервые с того момента как Жени не стало. Вот только тело привыкло бояться и уже не слушалось. То она постукивала ногой, то разминала костяшки или кусала обветрившиеся губы. Пришлось воспользоваться единственным действенным способом отвлечься, ещё ни разу не подводившим – выговориться. Разблокировав экран телефона, Элина открыла заметки и под заголовком «День 182» начала новую запись.

«Уверена, ты посмеялся бы, но это действительно случилось. Мои волосы лежали на полу, а я смотрела на них и пыталась понять, стало ли мне лучше, стала ли я лучше. Парикмахерша утверждала, что да – просто красавица. Я, конечно же, не поверила. Но, глянув в зеркало, впервые подумала: «Может и вправду не такая уродина?».

Представляешь, теперь мои волосы голубые, яркие и сказочные, бирюзовые, как море на картинках! Я о таких мечтала давно, мечтала с того дня, как ты испортил свои кудри этим проклятым рыжим, но всё равно был таким счастливым и довольным!..

Знаешь, это впервые придало мне такую уверенность, такую веру, что казалось, вокруг головы стал светиться нимб, как у тех святых мучеников с икон. Блаженная. Жаль только радость продлилась не долго.

Родители в ужасе, видел бы их лица. Когда явилась так на внеочередной раут, думала, убьют на месте. Все эти люди пялились и пялились, и шептались, и пялились. Смешно, ведь они куда большая фальшивка, чем я. Эти их жеманные попытки унизить, завуалированные, но на деле такие явные – как же бесит! Я…»

Элина оторвалась от яркого экрана. Показалось ли? Вгляделась в пейзаж за окном. Там будто что-то двинулось, мелькнуло как-то не так, по-другому. Но что толку – всё оставалось прежним. Те же жёлтеющие листья и заходящее солнце, пустая дорога и густой лес.

Возможно, животное или заблудившийся путник?

И вот уже хотела махнуть рукой и продолжить исповедь, как услышала тихий стук. Словно кто-то по дверце легонько скрёб веточкой. Прислонилась сильнее к стеклу, скосила глаза, и тут же отпрянула. Невозможно…

Странное чёрное пятно следовало неотрывно. Оно сильно выбивалось среди золотистой палитры осени. А присмотревшись, Элина даже не верила самой себе. Ворон. Громадная чёрная птица усиленно махала крыльями и летела вровень с машиной. Но на семидесяти километрах в час, такое разве вообще возможно? Маленький бездонный глаз будто заметил чужое внимание: клюв задёргался в попытке каркнуть, открывался и закрывался вновь. Чудилось что-то человеческое в птичьем взгляде, и от того пугающее до мурашек.

«Я спятила, сошла с ума, верно?» – промелькнула в голове самая логичная мысль.

Элина взглянула на родителей, желая убедиться, что не одна видела его, но те, как ни в чём не бывало, продолжали заниматься своими «делами»: отец рулил, а мама ругалась. Почему?..

– Вы видели?

Она хотела указать на ворона, но, повернувшись, уже никого не нашла. Не веря, тут же примкнула к стеклу. Да быть того не может! Неужели померещилось? Настолько поехала головой? Эля, ты серьёзно? Понятно, что экзаменационная неделя, недосып, стресс… Но ведь бывало и хуже, а такого не случалось!

– Что?

Элина вздрогнула. Зря, ой, зря. Потупившись, выдавила:

– Ничего.

Вдох сквозь сжатые зубы показался в разы громче щебетания радио-ведущего. В переднем зеркале отразились бешенные покрасневшие глаза отца. Голова сама собой опустилась ниже, пытаясь, как раньше, скрыть лицо за волосами. Но теперь ничего не выходило. Тупая привычка! Забудь уже о прятках, хватит!

Поджав губы, Элина отвернулась. Окно стало вмиг ненавистным, злейшим врагом. Никаких чёрных птиц там так и не появилось. Лишь те же зелёные деревья и пожелтевшие поля, всё сильнее тонущие в снегу… Снегу?! Погодите. Но ведь только что ничего не было! Сентябрь на дворе! Какой к черту снег?!

С неба не просто сыпались хлопьями снежинки – завывала пурга. Белый-белый снег облепил всё своим колючим коконом: и землю, и деревья, и даже стёкла машины; за мгновение намело несколько сантиметров. Элину как парализовало. Такое уж точно не могло привидеться! Она повернулась к родителям, но… Что-то произошло, что-то было не так. Излишне прямые и неестественные, они сидели до странного отстранёно: отец откинулся на сиденье, а мама, скрестив руки на груди, вдруг замолчала, хотя тирады, устраиваемые ей, могли длиться часами, а здесь такой повод.

– Мам? Пап? – дрожащими руками Элина коснулась их плеч.

Никто не ответил. Не повернулся даже, не вздрогнул. Сердце её замерло, рухнуло вниз, а затем застучало как бешенное, громко-громко.

Их лица искажала улыбка, широкая, скошенная набок. Театральная маска из папье-маше.

Она отдернула руки, вмиг будто примерзая к сиденью. Что происходит?! Что-что-что? Что за фильм ужасов?!

Ветер стремительно усиливался, завывал раненным зверем и скулил. Снег окончательно замёл машину, но та продолжала ехать, хоть и буксуя. Радио зашипело и тут же смолкло. Стало темно, изо рта облачками вырывался пар. Элина обхватила себя руками, в тонкой рубашке её трясло. Так можно и на смерть замёрзнуть! Отморозить пальцы уж точно! Что же делать?

Родители никак не реагировали, до них не достучаться. Телефон, предатель, стал сбоить и совсем отключился, только пурга началась. И что остаётся? Останавливать машину, пока не врезались, выбираться и надеяться встретить людей?.. Звучит как план.

Заставить себя двигаться, стоило неимоверных усилий. Дурацкое тело постоянно впадало в ступор, когда наоборот надо действовать – до чего же глупо. Что если однажды это будет стоить ей жизни? Избавившись ослабевшими пальцами от ремня безопасности, Элина перевалила на передние сиденья и лучше рассмотрела отца и мать. Они так и сидели, как сломанные куклы на полке, с пустым взглядом и этой жуткой улыбкой, не двигаясь и, казалось, даже не дыша. Она помахала перед их лицами ладонью, но ничего не изменилось. Прекрасно! Неужели это то самое зомбирование, о котором твердят конспирологи? Почему тогда она не стала такой же – лучше так, чем оставаться совсем одной и принимать жизненно-важные решения, верно?

«Итак, будем вытаскивать ключи?» – стоило краешку мысли появиться, как безо всяких предупреждений, машина остановилась, чуть вильнув в сторону, повинуясь. Конечно, Элина не была готова. Абсолютно. Едва-едва, в последний момент ей удалось ухватиться за подголовники и не вылететь на лобовое, но картинка как она, расшибив голову, лежит в снегу в луже собственной крови так и осталась маячить перед глазами.

Резко заработало радио. Белый шум сменился неразборчивым голосом. Это не был ведущий. Это был мальчишка, ещё совсем ребёнок, чуждый этому месту, но не вьюге за окном – в такт его словам и злости та выла всё сильнее и сильнее, как гончая спущенная хозяином. Сквозь перебои и шум мальчик кричал:

– Ты! Въяве предо мной, ты, ты! Ха-ха, а я-то им не верил! Ужели…ужели, мучитель мой продолжает жить, жить безнаказанно и мирно, поколе спутана душа моя разорванная страдает! Почему?! Разве я виновен? Разве делал худо? Молчишь, Белый Бог? За что ты разорвал меня? За что? За что?! Отвечай!

Изморозь разошлась по стеклам. Элина обхватила себя руками, но то нисколько не помогало. Прядь волос побелела, кончики пальцев онемели и едва двигались, зубы постукивали друг о друга. Это всё было чёртовым безумием! Сном, просто кошмаром! Но чем дольше она медлила, тем яснее понимала – это реальность. Больная, поехавшая реальность; и если сейчас ничего не сделать, этот яростный голос, подчинявший себя мороз и бурю, её убьёт! Она коротко взглянула на родителей. Лица их скрыл иней и медленно расползался по всему телу. Совсем скоро они превратятся в ледяные статуи! Как им помочь, может ли она вообще?.. Звук радио выкрутился на полную, и в тот же миг Элина распахнула легко поддавшуюся дверцу. Лишь бы убраться как можно дальше! Лишь бы не слышать голос! Лишь бы…

Она вывалилась на гравий, наметённый сугроб смягчил падение, но колени всё равно пронзила острая боль. Поспешила встать, но поскользнулась и вновь свалилась в колючий снег. К горлу подступил ком. Губы скривились в бессилии. Нет, вот только слёз ещё не хватало! Нашла время, дура! Сдалась уже, да?! Слабачка! Сжав зубы до боли, она поднялась.

В тот же момент посредине дороги, словно из неоткуда, появился мужской силуэт, высокий и тёмный, совершенно не вписывающийся в это стерильно-белое место. Он небрежно смахнул налипшие снежинки со своих чёрных многослойных одежд и, достав из рукава карманные часы, покачал головой, явно недовольный. Вдохнув побольше морозного воздуха, ровным шагом, почти летя над землёй, двинулся к Элине. Уже через мгновение стоял за спиной, только она, вся погружённая в себя, в свои страх и ненависть, его не замечала. Тогда незнакомец наклонился ближе и, положив ладонь на трясущееся плечо, произнёс:

– А вот и Вы.

Казалось, всего секунду назад Элина была готова сдаться. Буквально лечь и умереть. Но когда угроза вновь нависла дамокловым мечом, голова тут же опустела, а сама она рванула вперёд. Неважно куда, не разбирая дороги, лишь бы не здесь, лишь бы как можно дальше. Ноги подгибались, вихляли, но двигались – это главное.

Позади раздался удивлённый смешок. Мужчина остался на месте, не сделал и шага. Зато вскинул руки вверх, полы одеяний взметнулись следом, и в тот же миг Элина почуяла неладное. Тело перестало её слушаться. Оно вдруг вытянулось по струнке, замерло, скованное намертво. Как будто парализовало. Полупрозрачная верёвка туго оплелась вокруг. Элина попыталась шевельнуться, вырваться, но ничего не получалось. Внутри начала зарождаться паника. Да кто он такой? Что ему нужно? Что он сделал с ней, как?..

Вместе с хрустом снега мужчина медленно приблизился и, мазнув по щеке прядью длинных волос, навис. Взгляд его неожиданно разозлил, задел за живое – так смотрели на экспонаты в музее или зверушек в зоопарке. Что-то в этом лице и бесцветных глазах показалось до ужаса знакомым, будто они встречались прежде, но разве такое возможно? Нет. Точно нет! Такого сложно забыть. По спине побежали мурашки, и не понять уже было то от страха или холода.

– Прошу прощения. Но Вы сами вынудили меня.

Элина даже не нашлась, что ответить, лишь брови взметнула вверх. Вынудила?!

– Я всё понимаю. Как и неключимых, Вас может напугать любой шорох, но, уверяю, бояться меня не стоит. Пока, – он хмыкнул. – Давайте договоримся: я снимаю Путы, Вы, в свою очередь, не сбегаете и даёте объясниться от и до. Ведающему моего положения совершенно не пристало скакать по полям за невежественной потерянной, но, конечно же…

Элина перебила его:

– Сзади!

Тот нахмурился и окатил презрением.

– Прошу, столь дешёвые уловки давно на меня не…

– Да обернитесь же!

За чужой спиной клубился снежной пеленой буран, завывал всё сильнее, подбирался ближе, а в самом центре как отражение на стекле маячил силуэт, белый и нечёткий. Ребёнок. Тот самый, точно! Он не двигался, выжидал чего-то. Однако поняв, что его заметили, тут же схватился за посох и, чуть подпрыгнув, атаковал. Буквально из воздуха вдруг появились ледяные иглы–сосульки, невероятно острые и крепкие, и полетели прямо в их сторону, набирая скорость.

Что за?.. Разве такое возможно?! Она точно не спит? Точно в своём уме? Кажется, давно нет. Что здесь вообще творится?!

Если бы могла, Элина давно сорвалась с места, уклонилась, уповая на спасбросок ловкости. Но короткие рывки не помогали сдвинуть грузное тело. Раз-два. Раз-два. Ничего. Злость незаметно вытеснила страх. Злость на этого незнакомца-пленителя. Злость на безумного снежного мальчишку. Злость на этот мир, злость, в конце концов, на саму себя – беспомощную и безвольную.

Эти обжигающие чувства удивили. Она всегда подавляла эмоции, плохие и хорошие, любые. Эмоции – это слабость; эмоции – проблемы. Не плачь, не бойся, не кричи. Нельзя. Наверно поэтому за всю жизнь друг у неё был всего один, да и тот…

Вместе со злостью, распирающей изнутри, родилось нечто странное. Другое. То было щекочущее ощущение, медленное тепло, растёкшееся по телу и улегшееся кошкой в животе, где-то в районе солнечного сплетения. Приятное. Почти родное. Давно забытое. С ним же появились уверенность и дурманящая эйфория. Слабая улыбка не скрыла перемен. Мужчина сразу заметил неладное, но сделать уже ничего не мог, ведь…

В тот же миг верёвка лопнула.

Хлоп!

Наконец, свобода!

«Беги, пока не поздно, беги!» – билась отчаянная мысль. Элина сделала рывок, ватные ноги едва сдвинулись, но… Не успела. Ещё бы чуть-чуть! Чужие руки вцепились грубо, до синяков, мешая, не давая и шага сделать. Чтоб его!.. Откуда это спокойствие? Он слепой, глухой? Почему же тогда?..

– О чём вы…

Но не успел договорить, поглумиться вновь, как ледяные иглы просвистели прямо над головами. Бравада мгновенно улетучилась, и белое лицо его вытянулось. Одна из острых сосулек разломилась и на всей скорости вонзилась прямо в чужое плечо, проходя насквозь, словно не замечая плоть и кости. Элина видела, как алая кровь начала капать на снег, а чёрные одежды, пропитываясь, делались ещё темнее. Испарина выступила на лбу, он выдохнул, но оставался спокоен, даже не удивлён и не напуган, в отличие от неё самой. Однако хватка исчезла – ничего больше не держало и, пользуясь выпавшим шансом, она развернулась бежать.

Не тут-то было. Огибая мужчину, буквально поверх раненого плеча, пролетели ещё несколько игл, острых как лезвие. Одна просвистела мимо, но вторая всё же достигла цели. Элина едва успела зажмуриться. Зачем же повернулась?! Холодный клинок рассёк щёку наискось от уголка губ до виска. До чего же больно! Она несдержанно всхлипнула. Рана пульсировала. Жгло ужасно, жгло так, будто не холодом морозили, а огнём! На глаза тут же навернулись слёзы, застилая обзор, но оторвав руку от лица, Элина всё равно различила красное. Красное, красное, красное. Кровь. Сердце загнано застучало, отдаваясь в ушах, заглушая звуки. Она оказалась совершенно в другом месте, не здесь. Белый кафель, белые стены, белая ванна, наполненная водой и…красная кровь. Кап-кап, кап-кап. Гипнотизируя, срывались капли. Она подняла ладони. Красные. Красные…

– Не стойте!

Из оцепенения вывел неслабый толчок. Наваждение спало. Оглянувшись, Элина увидела, как мужчина опять вскинул руки, и впереди, в паре метрах от них, образовалась полупрозрачная стена из кирпичиков. Захотелось протереть глаза, но кровь никуда не делась, и ладони так и замерли в воздухе, неприкаянные. Она обтёрла их снегом. Так и не отрываясь, следила за каждым движением, каждым взмахом, уверенным и отточенным и хотела поверить, что…

Ма-ги-я. Здесь, прямо на её глазах. Иначе уже и быть не могло.

Последняя из сосулек влетела в стену и раскрошилась. Атака стихла.

– Не отходите от меня.

– Что происходит?

– Я разрешал говорить?

– Я сбегу опять, если не объясните хоть что-нибудь!

Он, наконец, обернулся.

– А я поймаю, и что дальше? Хотите в руки Мертвеца – всегда пожалуйста, – и демонстративно, вторя словам, стена пропала. Мужчина отошел в сторону. – Развлекайтесь.

До этого защищённая не только волшебной стеной, но и чужой спиной, сейчас Элина оказалась лицом к лицу с белым призраком. Тот стоял, не двигаясь, и смотрел пристально, неотрывно. Снова выжидал чего-то. На расстоянии разглядеть такое невозможно, но она готова была поклясться – глаза у него бездонно чёрные. Ледяной посох в детских руках мерцал, словно заряженное ружьё, готовое вот-вот выстрелить.

Элина коснулась краешка оставленной им раны. Легонько, лишь подушечками пальцев, но боль мгновенно прошибла всё тело. Что ещё этот мальчишка умел, какой магией владел? Сколько ему потребуется, чтобы убить её? Минута, две? И ведь он не отступится. Он хотел убить. Как и…Глубоко вздохнув, она перевела взгляд на мужчину и, признавая свою беспомощность, пошла на попятную.

– Если Вы пообещаете хотя бы не убивать меня, то я согласна слушаться.

С его стороны послышался смешок, очевидно довольный.

– Так-то лучше, – и чуть повернувшись, добавил. – Впрочем, смерть Ваша здесь никому не интересна.

Ага, конечно, никому, кроме вон того призрака. Мама с отцом превратились в ледышек, а разве люди не умирают от?.. Нет, не думай об этом. Не сейчас.

Мужчина сунул длинные пальцы в рукав и вынул часы. Увиденное явно ему не понравилось. Он стал спешить: движения сделались резкими и короткими, отточенными. Вот стянул одну из перчаток, вот, выйдя вперёд, вскинул ладонь, а вот прямо в сторону мальчишки уже сорвалось несколько десятков огненных стрел.

– Да как ты смеешь, Гавран! – взревел тот обвинительно, когда в ледяной накидке появилась тлеющая дыра.

– Убирайся, откуда явился. А иначе…

– Глянь-ка, заговорил как. Пугать удумал? Меня?

Мальчишка рассмеялся, громко и заливисто, и, подлетев верх, словно птица, словно его тело ничего не весило, вмиг оказался лицом к лицу с мужчиной. Элина отступила на шаг – «чуть ближе, и сбегу», но сейчас в её сторону никто не смотрел. Тишина продлилась недолго, но казалась не живительной передышкой, а скорее изощренной пыткой. Чем дольше они молчали, тем сильнее хотелось сорваться с места, пот катился по спине градом. Только как бы сильно не желала, не смогла бы этого сделать – страх сковал тело.

Полупрозрачные губы наклонились к чужому уху и шепнули несколько слов. Мальчишка быстро отстранился, дьявольский оскал разрушил детские черты, преобразив в монстра из кошмаров, и когда тот одарил взглядом саму Элину, она едва подавила крик. Это был не человек.

«Ты только сейчас поняла?»

«Понимала, но не осознавала», – возразила сама себе.

Тогда это был ребёнок, пусть со льдом и холодом во власти, пусть бесплотный, пусть желающий убить. Но сейчас в этих чёрных глазах зияла пустота.

Маленькая ладонь опустилась на голову мужчины, и меж тонких пальцев показалась прядь чёрных волос, которая медленно белела, покрывалась инеем. На попытку отмахнуться, как от назойливой мухи, тот лишь залился хохотом и вместе с мощным порывом ветра испарился. Как испарился и принесённый им снег и холод, как испарилась и машина с родителями.

Словно ничего и не было.

Теперь только они двое остались на этом пустом шоссе.

Глава 2. «Чужой голос»

– Полагаю, на время с ним покончено, – заключил мужчина спустя несколько минут тишины, – но Лукерия озадачить всё же придётся. Шмелям пора поработать, – оттянув белёсую прядь, с губ его сорвалось намеренно тихое ругательство: – Маленькая погань.

– Кто он? Нет, – Элина попыталась выровнять дыхание, не поддаваться панике,  – мои родители, они правда превратились в лёд? А теперь просто исчезли, он забрал их с собой. Можно ли спасти, как, что вообще делать, я не?..

– Возьмите себя в руки. Для начала, – пристыдил холодно.

Вот опять! Чужие эмоции раздражали его. А ещё непослушание, препирательства и слабость. Всё то, какой была сейчас – одним большим комком нервов. Может, раздражала бы и саму себя тоже?

– Уверяю, произошедшее не останется без внимания. Одно моё слово и Ваши родители будут здесь, в своём глупом мирке. Нам же надо уходить, и уходить как можно скорее.

– Куда?

– Возвращать Вас на родные земли. Куда же ещё?

Он вновь достал часы, прошёлся взад-вперёд, осмотрелся и о чём-то глубоко задумался. На Элину лишний раз старался не смотреть. Может, хотел дать время прийти в себя. А может просто избегал вопросов. Их-то точно накопилось огромное множество, целый вагон и маленькая тележка. Неужели могло быть иначе? Сделав несколько пасов рукой, мужчина с легкостью избавился и от тающего снега, и от каких-либо следов «магического и не объяснимого». Будто ничего и не было, будто преступник спрятал улики.

– Всё готово. Пора выдвигаться.

– Нет, погодите! – не важно, что вся она заледенела и едва могла шевелиться. Ей нужно было знать, нужно было поверить, что мир до сих пор реален. – Объясните же мне. Что всё это значит? Кто вы? О каких землях, возвращении, магии говорите? Это сон или галлюцинации? А может я и вовсе умерла?..

Ожидаемо тот поморщился, будто лимон умудрился съесть. Молчал, но не отмахивался, а, наконец, по-настоящему увидел её, всю взмокшую, с потёкшим макияжем и мертвецки бледной кожей. Приблизился. Элина неосознанно сжалась. Перед глазами отчего-то встал образ отца. Интересно, что бы она выбрала сейчас: его наказание или эту промозглую дорогу с осколками привычного мира? Глупая мысль сбилась, стоило неожиданно горячим ладоням обхватить её щёки. Тут же дёрнулась.

– Неужели думаете, я причиню Вам вред? – от него ничего не скрылось.

Но Элина не ответила. От чужих прикосновений тело вдруг разгорячилось, будто разом окунули в кипяток. Онемевшие пальцы приятно закололо, и ей даже удалось легко пошевелить ими. Одежда высохла, дрожь прошла. А всё эти волшебные руки, которые словно вливали в неё жизнь. Когда они исчезли, отпустили свободно, Элина едва не потянулась следом – «ещё чуть-чуть, ещё немножко». Тепло успокаивало. Тепло давало защиту. Вот только под пристальным взглядом, чего-то выжидающим и насмешливым, она словно увидела себя со стороны, и щёки в тот же миг вспыхнули безо всякой магии.

– Что Вы сделали?

Этот вопрос стал первым, на который получила ответ.

– Оглянку, – и даже пояснение, – небольшой заговор, дарящий тепло или свет. Для созидателя сущая мелочь. Для такого как я тем более.

Конечно, всё сразу стало понятным.

Вновь повисло молчание. Элина уставилась на свои чёрные кеды, ища решимость и нужные слова. На языке осел металлический привкус. Порез. Если бы это был сон, от боли она давно бы проснулась. Так ведь?

– Расскажите. Почему так сложно? Почему я не могу знать? Как должна просто довериться незнакомцу и идти не пойми куда? – запнувшись, уже тише добавила. – Или Вы сотрёте мне память и оставите здесь?

Господи, до чего жалостливый тон! Осталось только на колени встать и умолять его: «Пожалуйста, дайте шанс!»

– Позвольте, но такое было бы куда гуманнее. И проще, – от усталости или мороза голос его приобрёл хрипотцу. Чуть поморщившись, он сглотнул. – Я не лучший человек, для того, чтобы устраивать вводные лекции или хвалебные проповеди. Но Вы правы…

…и другим, более воодушевлённым и представительным, заученным, тоном заговорил:

– К Вашим услугам Севир Илларионович Зорин, служитель Государственной канцелярии и по совместительству заместитель директора в Академии Зеркал. Моя цель здесь: Вы и Ваши проявившиеся силы. Аркуда почуял всплеск по мощности равный не то въержену, не то новоявленному ведающему. Встретив Вас воочию, я убедился в его правоте и решил не медлить. Поэтому сейчас должен сопроводить Вас в Академию, направить на дальнейшее обучение.

Да кто в такое поверит? Полная чушь, лишь бы завести её подальше в лес и убить. Сыграть на детских мечтах. Куче прочитанных книг. И пусть она уже видела, на что они способны, видела, как правила обычного мира рушатся одним взмахом руки, всё равно… Она боялась верить.

«Ты волшебница, Эля»! Смех, да и только.

– Это шутка такая? Розыгрыш, скрытая камера?

– Вы сами знаете ответ.

Он прав. Знала. Всё детство, проведённое в книгах и фантазиях тому подтверждение; слепая вера, что всё в этом мире не для неё и не её – тоже. А ещё то свечение на кончиках пальцев, появлявшееся каждый раз, как Женя позволял тронуть струны Сириус и гордо улыбался, если аккорды звучали верно.

Но Элина никогда не верила себе: «тебе кажется», «у всех так», «ты не особенная»; и в какой-то момент перестала замечать, как будто забыла, стёрла из памяти все странности. А сегодня вот вспомнила. Разом. Безвозвратно.

– Довольны? Теперь готовы идти? – повторил Севир настойчиво. Он не оставлял ей выбора.

– Но могу ли я вернуться? Если захочу?

– Конечно.

Последний рубеж. Последнее сомнение. Путь отступления, которым воспользуется, стоит кому-то прижать хвост. Сбежит, будто никогда и не было, будто забыла обо всём, подхватила амнезию.

До чего же ты безрассудная и доверчивая, Эля.

– Впёред тогда?

Вот и всё. Выбор сделан. Лично твой выбор – второй за всю жизнь.

«Никаких сожалений!» – словно сам Женя эхом зашептал на ухо.

Севир не стал медлить. Из широкого рукава, словно фокусник, выудил снежный шар. Вместо домика и новогодней ёлки там стоял очень детальный и очень реалистичный маленький дворец, вышедший прямиком из ренессанса, с площадью и кучей арок.

– Ни в коем случае не отпускайте моей ладони. Сниж-юза способен занести куда угодно, и хорошо, если то будет Анива, а не Сожжённое княжество. Полунощные земли, знаете ли, не щадят заблудшие души.

И действительно протянул ладонь. Её влажные горячие пальцы сомкнулись на чужих, хоть робко и слабо, но уверенно. Тогда же губы Севира растянулись в улыбке, ласково кошачьей, снисходительной. «Так что ты хочешь от меня? Одну из твоих девяти жизней, кошачий царь».

Он поднёс снежный шар к самому кончику носа, так что игрушечный домик стал казаться большим и настоящим. Долго всматривался в окошечки, словно что-то искал или всё-таки пытался обмануть разум, а затем вдруг тряхнул им, поднимая снежинки со дна. Едва слышно шепнул: «Гостиный двор».

Но ничего не произошло. Элина старалась не смотреть так пристально, помнить о приличиях, но не получалось от слова совсем, она даже моргнуть боялась. А вдруг упустит самое главное?

И в ту же минуту прямо на её глазах снежный шар расцвёл алым, затянулся мутной дымкой. Севир быстро отстранился. Ослабил хватку, и шарик послушно соскользнул прямо им под ноги.

И земля пропала.

Они упали.

Элина раскрыла рот в немом крике и, не думая, ещё крепче вцепилась в Севира. И как она только доверилась ему?! «Вредить Вам никто не хочет» – да конечно! А отправить в бездну, превратить в лепёшку, запереть в кроличьей норе – это другое!

– Успокойтесь. Всё идёт по плану.

– Сомнительный у Вас план!

Они летели в никогде: темнота окутывала коконом, дальше носа ничего не разглядеть, и только воздух бил по лицу, усиливая панику. Севир будто и не чувствовал этого. Он вообще вёл себя так, словно за спиной держал парашют или пару ангельских крыльев. Элину, наверно, должно было это обнадёжить. Но спасительной всё равно стала мысль: «Разобьёмся – так вместе».

Впрочем, этого не случилось. Удача, иначе не объяснить.

Падение закончилось резко. Под ногами снова образовалась твёрдая земля, и огромных усилий стоило устоять, а не свалиться, сдирая колени в который за сегодня раз. Элина, оставшись без опоры, пошатнулась. Голова шла кругом, яркий свет бил в глаза. Да на американских горках и то было лучше. Если такое придётся терпеть из раза в раз, то, пожалуй, она предпочтёт свои «глупые» автобусы и машины.

Шум улицы привёл в чувство. Скопище голосов вынудило сделать вид, что ничего странного только что не произошло.

Они оказались у главных ворот старинного здания солнечного, песочного цвета. Коридоры его состояли из аркад – множества одинаковых арок. На первом и втором этажах размещались витрины и вывески магазинчиков, предлагавших всё, чего душе угодно: книги, картины, косметику, выпечку, антиквариат. На проспекте собралось много людей. Провожали последнее осеннее тепло, радовались и смеялись вместе. Музыканты играли «Три полоски», собирая аплодисменты и мятые купюры. У лотков с кофе было не протолкнуться, в воздухе стойко пахло жареной карамелью.

– Вижу, пришли в себя? Тогда не медлим.

Никто даже не заметил, как они появились здесь, вывалились из червоточины, как инопланетные захватчики. Зря Элина боялась. До чего же нужно быть слепыми! Мимо них проходили парочки и компании друзей, но все, если и смотрели, то насквозь: очередное безымянное лицо в бесконечном потоке. Севиру очевидно, было плевать, как и остальным. В своих странных одеждах, больше похожих на платье, многослойных и расшитых узорами нитей он всенепременно должен был привлекать внимание – музейный экспонат, вышедший погулять. По крайней мере, так думала она. Ей-то постоянно мерещилось, что на них смотрят, следят пристально, подозревают. Но нет, тайна ускользала ото всех.

Севир взбежал наверх. На втором этаже почти никого не осталось, магазинчики медленно готовились к закрытию. Несмотря на это, они шагали всё дальше и дальше, пока не остановились напротив лакированных дверей с потёртым колокольчиком. Кофейная, состаренная вывеска гласила золотыми буквами: «Лавка Мастеров Нагорных».

– Хорошо запомните это место. Единственный способ попасть в Академию, как впрочем и любую другую точку мира, здесь, – и не раздумывая, распахнул дверь.

Цзинь-цзинь-цзинь.

Помещение оказалось хоть и большим, но ужасно тесным, словно вот-вот стены сдвинутся и рухнут прямо им на головы. Всё свободное пространство занимал антиквариат: под потолком весели ажурные люстры, вместо обоев – гобелены, полотна картин и циферблаты часов, а стеллажи погрязли под бронзовыми статуэтками, резными шкатулками и чайными сервизами. Часы тикали, граммофон пел Синатрой: «Two lonely people, we were strangers in the night», и за этим шумом легко терялись собственные мысли. «Вот откуда здесь столько вещей», − заключила с полной уверенностью.

Севир, как Гулливер, широким шагом пересёк путь от двери до крохотного письменного стола в самом центре хаоса. Элина старалась по пятам следовать за ним, боясь запнуться и налететь на что-нибудь ценное, но, то и дело, взглядом цеплялась за блестящие кубки и шестерёночные механизмы. Ничего магического и необычного – может только отсутствие пыли. Да и место это больше походило на барахолку, нежели обитель великого чародея. Но ведь внешность бывает обманчива?

За столом восседал молодой парень лет двадцати. Он никак не обращал на них внимания, погрязнув в тяжёлых раздумьях, и бесцельно листал страницы пожелтевшей книги. Рукава его белой рубашки были неаккуратно подвёрнуты и выпачканы в синей краске, также как и надетый поверх фартук, как и несколько прядей белокурых волос – настоящий творческий беспорядок. Хотя, конечно, странно было бы увидеть в таком месте педантичного клерка.

Зато взгляд Севира как-то резко поменялся. Подожди немного и проскочит молния. Оказывается, к ней он ещё был добр и ласков. Когда подойдя ближе, они остались не замечены, Севир молча сложил руки на груди и принялся ждать. Вот только минуты сменяли друг друга, а реакции так и не было, и, в конце концов, тот не выдержал:

– Вечер добрый, Ангел. Обрадуйте же меня, скажите, неужели Мастер осознал, наконец, проблему и избавился от своего потворства? Хотя, похоже, Ваша бездарность распространилась уже и на эту простую работу.

Названный Ангелом парень вздрогнул и даже слегка подскочил на месте. Заметил-таки. Промедли ещё чуть-чуть и в лавке начался погром.

– И Вам всего хорошего, господин Зорин, – отбросив книжку, тот поднялся из-за стола и теперь возвышался над Севиром на добрые полголовы. Настоящий исполинский богатырь. Дрожжами их всех что ли кормят? – Я всё ещё подмастерье, так что оставьте оскорбления при себе. Чего хотели?

– А как иначе с такими как вы? – тем не менее продолжать не стал. – Мне нужен Мастер.

– Всем он нужен, – Ангел хмыкнул. – Заказ у него сейчас. Не знаю, захотите ли ждать. Уверен, другие Проводники свободны. Нифонт Маврикьевич, например, он Вам всегда рад.

Севир скривился лишь от одного упоминания.

– Ни за что. Даже имя его при мне забудьте. Мы подождём.

«Но разве Вы не спешили?» – обозлёно подумала Элина. На объяснение всего или помощь маме с папой у него не хватало времени, а сейчас?..

Ангел рассмеялся, будто услышал отменную шутку. Похлопал по столу, заваленному бумажками, и резво подскочил к проёму, завешанному гобеленом. Похоже, там находилась подсобка. Отодвинув тяжёлую ткань, он сунул только голову и громко предупредил кого-то:

– Я ухожу!

– А ну стой, – тут же ответили скрипучим голосом, – Мастер что тебе сказал? Сидишь в Лавке и ни шагу в город! Ты наказан!

– Здесь важный гость, дядь. Срочный заказ, понимаешь. Я быстро! – и не дослушав поток нравоучений, задёрнул полог обратно. – Идёмте.

Весь вдруг воодушевлённый и даже излишне энергичный, он обогнул стол и подошёл к стене, где накренённой стояла картина, изображавшая девушку с младенцем, такая огромная, что уголок позолоченной рамы намертво упёрся в потолок и, казалось, сросся с ним. Встав напротив, Ангел вскинул руку и буквально из воздуха достал белый кинжал, острый и тонкий.

Элина даже подумала, не успела ли моргнуть и просто пропустить момент, но потом вспомнила: здесь не нужно искать логики! Вещи берутся из неоткуда, снежный шар переместит куда угодно, призрачные мальчишки клянутся убить – ничего необычного!

Остриё кинжала легонько коснулось лба младенца, и в тот же миг полотно вместе с рамой исчезли. На их месте оказалась железная дверь лазурно-голубого цвета, уходившая в стену на несколько сантиметров. Створки словно оплетала живая лоза, но на деле выточенные из белого металла завитки и листья.

Ангел одним движением сдёрнул с шеи болтавшийся на цепочке ключ и вставил в замочную скважину, надёжно прячущуюся в узоре. Два поворота, и вот скрип – дверцы широко распахнулись, зазывая в свою темноту.

– Сейчас перейдём на полудненые земли. Ощущения незабываемые, на всю жизнь запомнятся, – обращался, кажется, к ней. Элина смогла лишь выдавить улыбку. Чтобы взглянуть в чужое лицо, приходилось сильно задирать голову.

Ангел держался чуть впереди, собираясь показывать дорогу, хотя коридор вёл прямо и никуда не сворачивал. Было темно. Идти приходилось замирая над каждым сделанным шагом. В воздухе летали крохотные светлячки, но их просто не хватало для того, чтобы осветить пол. Впрочем, Севира явно не заботило, что там у него под ногами. Элина чувствовала его цепкий, любопытный взгляд, прожигавший спину дотла. Было это так отчётливо, так близко, никуда от него не деться. Что же опять не так делает? Чем раздражает? До этого лишним взглядом боялся одарить, а тут? Пришлось крепче стиснуть зубы. Чёрт с ним.

Наконец, показалась ещё одна ярко-лазурная дверь – их выход, конечна остановка. Ангел легонько толкнул створки, и жёлтый свет пробился в царство тьмы, освещая ровные каменные стены и последние две ступеньки. Широким шагом он перескочил их и выбрался наружу. Элина, не раздумывая, повторила следом.

И тогда же замерла.

Волна тепла окатила изнутри, такая родная и долгожданная. Обезоруживающая. Как похвала матери или гордость отца. Как искренняя любовь.

Её будто не стало здесь. Растворилась, исчезла. Отныне она – небо, солнце, горный ручей. Она не жива.

Тело сделалось до того лёгким, невесомым, ещё чуть-чуть и воспарит, унесённое южным ветром. Мысли исчезли. Проблемы исчезли. О чём ты думала всё это время? О чём переживала, по чему убивалась? То мелочь, глупость… Всё решено. Спасение рядом.

Ты – ничто. Ты – всё.

Забудь.

Забудь же…

«Не слушай их, Дроля»

Она резко очнулась, будто кто-то окатил ледяной водой. Так страх вернул её на землю. Элина не умела доверять себе, и сегодня это спасло. Странный порыв лишь насторожил, заставил очнуться и не поддаваться. Ведь не бывает просто, не бывает легко. Если просто, значит ловушка.

– Что это?..

Она не договорила. Только сейчас поняла, чего ждали эти двое с таким мерзким предвкушением – её реакции. Вот почему смотрели так. «Хлеба и зрелищ!». Нашли себе развлечение. Такие ведь крутые, знающие всё.

Элина выпрямилась. Вспомнилась школа и любимый класс. У них был точно такой же взгляд, когда дружно подкладывали ей на парту жуков, и когда резали форму, и когда чёркали в тетрадях с домашней работой. Выжидающий. Изголодавшийся. Звериный.

– Понравилось? – Ангел подмигнул, посмеиваясь.

– Очень.

Что она вообще забыла здесь, с этими людьми? Захотелось вдруг сбежать, как ещё недавно, вихляя в снегу и падая.

– Таково влияние перехода, – взялся пояснять Севир, хотя до этого божился, что ненавидит и не умеет.  – Сам мир приветствует ведающих, детей восьми Богов, вернувшихся под крыло матери. Здесь им место, здесь их суть. Нигде больше не испытают этой защищённости, свободы; ни в одном уголке чужого мира. Глупцы те, кто сами лишают себя этого.

Одно Элина осознала чётко – Севир ненавидел мир «простых» людей. Возможно, ненавидел и её, живущую там. Его голос звенел от подавляемой злости. Ангел поглядывал косо, но даже ему хватило ума промолчать. Элина неопределённо кивнула. В ней росла какая-то отстранённость.

– Сегодня у нас многолюдно. Домцы устроили форум. Мастер обещал тоже поучаствовать, но хоть бы к концу успел. Вечно он…

Только теперь обратила внимание, куда их вывел коридор. Широкая площадь, жёлтые фонари, толпа людей. Казалось, вышли на противоположную сторону Гостиного Двора, вернулись туда откуда начали, но это было не то место. Совершенно не то.

Низенькие каменные дома ютились совсем близко друг к другу, наслаивались как мазки краски на холсте. Под ногами хрустел снег, а кустистые ёлки светились в инее. На площади прямо напротив них, горел костёр. Люди водили хороводы, пели песни. Поголовно носили тяжёлые меховые накидки, хотя с Элины пот катился градом, а на поясах держали непонятные деревянные фигурки в виде солнца. С тележек разбирали что-то горячее, дымящееся в деревянных стаканчиках. Один мужчина и вовсе забрался на плечи стоявшей в центре статуи и декларировал: «Следующая группа из Омойвки! Оцените по достоинству их Вахру, революционная идея! Я помогал!». Где-то далеко видна была сцена. Похоже, как раз там и представляли свои идеи и изобретения.

Это ведь настоящий город. Город, распростёршийся на километры. Город, поместившийся внутри здания. А это не горы ли там видны? Магия, да… Как давно это здесь скрывалось? Всегда? И сколько же ещё такого неизведанного, ей не доступного?

Ангел повёл их дальше сквозь галдящую толпу. Удивительно, но, завидев его, даже преклонных лет дядечки спешно расступались и склоняли головы, горячие споры смолкали, и они легко проплывали мимо.

– Я пойду встречу его, предупрежу. Вы ждите, – только этого и желая, он пулей вылетел наружу.

Оставил их в холле какого-то очень старого поместья. Элина устало свалилась в одно из кресел. Неужели долгожданная передышка? Сейчас бы горячую ванну и чая. И большущий кусок черничного пирога. Интересно, могут здесь колдовать еду? Севир остался стоять у не зашторенного окна, наблюдая за бушующими веселящимися людьми. Тишина между ними отчего-то стала отдавать неловкостью. Так прошла одна минута, за ней вторая, третья, пока вдруг Севир не зашевелился, вспомнив, и не достал из нагрудного кармана серебряные часы.

– Не нервничайте так. Это вынужденная мера. Вы бы поняли, доведись увидеть Нифонта воочию.

Элина вздрогнула. Уже успела так привыкнуть к тишине и мыслям, что чужой голос показался хлопушкой, взорвавшейся над ухом.

– Я не нервничаю, – и всё равно добавила, – но тогда, казалось, у Вас даже нет времени поговорить.

– Теперь есть. Любые Ваши вопросы, пожалуйста, – как бы в подтверждение занял второе кресло и, облокотившись на подлокотник, прищурился выжидающе.

«С чего такая щедрость?» – наверно, не самый лучший первый вопрос. Подтянувшись и сев ровно, Элина сцепила руки вместе и медленно проговорила:

– Где мы? Это место не похоже на академию.

– Всё верно. Мы лишь на полпути к ней, – кивнул, – Не представляю даже как донести всё в такие сжатые сроки. Но, будем честны, выбора у меня особо нет… Как я уже говорил, сейчас мы пересекли границу. Отныне мир неключимых позади. Этот город, Ярмс, уместился на клочке полудненых земель. Тысячу лет назад он никому не был нужен, окружённый и разделённый, атеперь руками Нагорных стал мечтой многих умов, воинов и юнцов.

– И кто они? Ну, те к кому мы пришли? Почему мы их ждём, если до этого Вы просто взяли шар и переместились?

Как же ненавидела она задавать вопросы. Как назло голова мгновенно пустела, хотя до этого гудела от догадок и рассуждений. Так ещё и буквы не хотели складываться в слова. Хуже пятилетки, ей-богу.

– Дом Перехода не просто так получил своё название. Мы пришли к Хранителям Пути, к Мастеру, в частности, к Досифею Маврикьевичу. Он сам и его ученики – проводники. Они пользуются Тропами и через полунощные земли имеют ход в любую точку мира. Что до Сниж-юза, это их изобретение, товар, и скажу я Вам, не самый дешёвый. Пусть пока ещё в стадии доработки, на него уже огромный спрос, и то, что я истратил его на Вас – невероятная щедрость с моей стороны. Но даже так, без Мастера в Академию нам не попасть. Она запрятана в самой глуби полунощных земель, и ни одному Сниж-юза с таким не совладать.

– Понятно, – соврала Элина.

– Думаю, Вас интересует, что за силой мы пользуемся, что это вообще такое? – помог Севир, заметив заминку. – Впрочем, Вы уже сами имели шанс познакомиться с ней. Признаюсь, никто так быстро не справлялся с моими Путами. Удивительно, как Вас не нашли раньше, – и едва слышно хмыкнув, он–таки начал лекцию. – Итак, силы. Они – наша, скажем так, внутренняя, а для кого-то и внешняя, энергия, преобразованная в нечто материальное и необходимое в данный конкретный момент. Всего их две: созидательная и разрушительная. Каждая по иному рассматривает получение энергии и визуализацию, но то сейчас не важно, узнаете больше на занятиях. Важно, что принцип у них один и тот же – быть орудием для защиты от полунощных тварей. Неключимые бы назвали это магией, но как всегда оказались бы не правы. Это дар Восьми Богов. В их бытность только избранные обладали силами: сами горние князья и их семьи. Теперь же всё иначе.

Тишиной можно было убить, так внимательно слушала.

– Но, пожалуй, начну немного издалека. Ваша яркая мимика выдаёт, как плох мой ораторский навык, – и слегка усмехнувшись, продолжил, не дав Элине вставить ненужное извинение, уже щекочущее язык. – Почти тысячу лет назад существовало шесть княжеств. Они никак не могли обрести мир, войны заканчивались и начинались вновь. Всё потому, что одни делили север, а другие юг. Одни превозносили идолов, другие Богов древности. Во главе одних правили созидатели, а у других разрушители. Не в их природе искать баланс. Так могло продолжаться ещё многим дольше и дойти до наших дней, но получилось, что в один момент пришлось им объединиться. Иначе всё исчезло бы, мир рухнул, превратился в сплошные полунощные земли. А виной тому Морена – тогда вдова одного из княжичей Утёса, даже неключимых слабее, а сейчас, наравне с теми, кто боролся против неё, Богиня. И за что интересно? За то сколько жизней погубила и до сих пор продолжает, руками своих порождений? Или как разорвала материи единого и лишила нас святых земель, ослабила, вынудила прятаться? Воспевают её, почитают…

Непонятная злоба вспыхнула как спичка, голос его сорвался, и Элина сама не заметила, как вжалась в кресло. Какого чёрта, это же просто древняя легенда! Чего принимать так близко к сердцу-то? Лишь заметив её напрягшуюся, выжидающую чего-то, Севир осознал, где и с кем он, и тут же замялся.

– Не обращайте внимания, – попросил неловко и, прикрыв глаза, постарался продолжить. – Итак, как я и сказал, князья объединились против Морены. Но силы в ней имелось столько, что даже этого примирения, тяжёлого и вынужденного, оказалось недостаточно. Они больше не знали, что делать. Бесполезно искали, выспрашивали, молились. И вот в один день Белобог нашёл выход: древнейший ритуал, кровавый, требующий жертвы, но способный спасти мир от холода и тьмы. Им нужно было выбрать лишь одного. И они сделали это с лёгкостью. Тот, кто даровал Морене настоящую силу, кто причастен к разрушениям не меньше – её последний муж, недолгий хозяин Утёса, Чернобог. Он ответил за содеянные злодеяния, пособничества, предательства. Но прежде удивительно для него честно вместе с остальными Богами разделил собственные силы между подданными, чтобы те защищались от полунощных тварей, чтобы остались живы и несли в себе частичку горних князей. Так появились ведающие, как Вы можете понять. Сейчас мы продолжаем защищать мир и этих слепых неключимых, но ничто не стоит на месте. Единственное, о чём до сих пор помнят: о подвиге князей, а культ Восьми лишь усиливается из века в век.

Элина слушала внимательно, кивала даже, но в голове до обидного было пусто. Ей нужно время, чтобы переварить всё: двадцать четыре часа наедине с чашкой кофе и смятыми листами бумаги – попытками впихнуть легенду в понятную схему.

– Разве можно поклоняться обычным людям? – вопрос сам сорвался с губ, тихо, по привычке. За последней партой никто не смог бы услышать, но она забыла, что сейчас не урок.

Севир издал что-то наподобие смешка и весь как-то сразу расслабился.

– Они никогда не были обычными людьми, только не в глазах своих подданных. В их руках была сила, магия, если так проще. Конечно, раньше существовали иные Боги, но до того далёкие и эфемерные, нереальные, что их легко вытеснили. В то же время потомки Восьми до сих пор на этой земле несут с собой память о предках, следуют их заветам и традициям; а некоторые даже учатся в нашей академии.

«Столько кануло в лету, а всё такой же изветчик».

Элина замерла. Прямо в голове, но так словно кто-то стоял рядом за спиной, раздался юношеский голос. Могло ли показаться? Нет, после всего пережитого нет, не могло. «Призрак», – в панике застучала мысль, – «нашёл, нашёл их даже здесь!». Но разум пытался анализировать – не он, это не он, обожди. Слишком взрослый, слишком спокойный, слишком человечный.

«Ш-ш-ш, Дроля, тихо. Ты должна успокоиться и молчать. Не вздумай ему говорить, не вздумай дать понять, слышишь?»

«Кто ты?»

Но ответа не было. Пусто. Чёрный квадрат. Похоже голова опять только её. Или тот затаился и решил обмануть?

– Я сказал что-то не так?

Конечно же, Севир заметил. Сложно не заметить, когда она вдруг заметалась, разнервничалась, стала избегать взгляда. Рассказать ли? Разве слышать голоса и следовать им не главный признак шизофрении?

– Что будет с моими родителями? Вы сказали, с этим кто-то разберётся, но тот призрак клялся убить меня, угрожал даже Вам! Он уже превратил их в лёд…

И всё же Элина послушалась. Вывернулась, так ужасно воспользовавшись собственной потерей. На грани каких-то ощущений её тянуло довериться. Сказать ведь никогда не поздно?

– Не стоит переживать, – Севир истолковал всё, как ей и было нужно. – Буду откровенен, такое происходит не впервые. Полунощные твари стали пробираться сквозь барьеры и посты, утягивать неключимых. Пожирают они их или оставляют в живых, чтобы те обратились в им подобных, неясно. Но, что хочу сказать, Братство Защитников уже набило руку в подобных делах. Вашим близким ничего не грозит. Тот мальчишка не более чем Мертвец.

«Вы совершенно не умеете утешать» – подмывало съязвить. Хотя может его истинная цель, заставить её прочувствовать до самых костей эту горькую вину. Лица родителей так и стояли перед глазами, заледеневшие, неживые. Лица, молившие о помощи. Но она слабая, она бросила их, спасая свою жалкую жизнь. Наверно, надо было остаться тогда в машине, никуда не бежать и замерзнуть. Сдаться. Так было бы проще. Справедливее.

– Гильдия Хранителей Пути тоже работает над такими происшествиями. Знаете, им приходится разбираться со всем, что имеет хоть какое-то отношение к Полунощным землям, а подобного, поверьте, немало. Из-за загруженности перемещения стали проблематичны, но то цена развития. Вот ещё десять лет назад всё было по другому, но сменяются люди, правители, и мы уже видим совершено новый мир…

«Эй, тебя правда здесь нет? Не ответишь мне? Думаешь, исчезнешь, и я забуду просто?» – ещё раз попыталась Элина, но ощутила себя полной дурой. Ей надо слушать Севира, вникать в его рассказы. Знакомится с новым миром. Не отвлекаться на чужие голоса, пусть даже в собственной голове.

В этот момент дверь с грохотом распахнулась. На пороге показался молодой мужчина, чуть запыхавшийся и растрёпанный. Он спешно попытался пригладить выбившиеся из хвоста волосы, одёрнуть манжеты туго стянутого пиджака, но ничего не могло уже спрятать сковавшую весь облик усталость. Болезненно худой и осунувшийся, под глазами тёмные круги, о скулы можно порезаться. Глядя на него, невольно возникало желание покормить и дать отоспаться. Не человек, а бледная тень. За ним попятам следовал Ангел, с натугой нёсший металлический сундук.

− Господин Зорин! Прошу прощения, что заставил ждать. День сумасшедший выдался, ничего не поспеваю.

Севир тут же поднялся и подошёл ближе, встал лицом к лицу. Они пожали руки на странный манер: пальцами крепко обхватили запястья друг друга.

− Досифей-Досифей, Мастеру не пристало извиняться. За такие мелочи тем более, − улыбка, словно приклеилась к его губам, до того удивительно открытая, безо всякой скрытой насмешки, что сам собой возник вопрос: «Когда успели подменить?» − Я слышал, Вам пришёл золотой конверт. Неужели Дом Перехода скоро присоединится к Канцелярии?

− Поставь здесь, − отвлёкшись, Досифей ответил не сразу. Ангел, следуя наказу, опустил ношу на пол и, с лязгом открыв крышку, начал что-то искать. − Думаю, этому уже не случиться. По крайне мере до тех пор пока Его Императорское Величество не пересмотрит свои требования. Погоня за пустыми землями ни к чему хорошему не приводила. Никого и никогда.

− Бесконечно Вас поддерживаю. Нельзя изменять себе, особенно в таких делах.

− Спасибо. Никто из Домцев со мной не согласился. Хотят, чтобы я ещё подумал и передумал в конце концов. Вы единственный, кто понимает…

Разговор прервал Ангел:

− Мастер, всё готово.

И правда. На стеклянном столике уже мерцали в ряд стоящие кривые склянки, соседнее кресло полностью накрыли красной бархатной тканью, а сам Ангел сжимал в руках белые перчатки. Оглядевшись и видимо оставшись довольным, Досифей приглашающее взмахнул:

− Севир Илларионович, прошу.

Тот, не колеблясь, вновь послушался и, устроившись левым боком, ровно тем, где была сквозная рана, стал расстегивать мелкие незаметные пуговки. Элина вмиг покраснела и опустила взгляд в пол, но, проиграв любопытству, подняла обратно. Её бы точно отругали за такое − всего один косой взгляд! Как будто перед ней так часто раздевались мужчины. С тяжелым вздохом Севир сдёрнул-таки прилипший рукав и оголил бледное плечо, неожиданно тронутое светлыми рыжими пятнышками. Но всякие мысли смыло рекой, стоило увидеть рану. Розоватую, кровоточащую опять. Элину передёрнуло от фантомной боли.

В горле тут же встал ком.

Нужно отвернуться.

Ведь кровь…

− Боитесь крови?

Ни с того, ни с сего вдруг обратил внимание Досифей. Ангел одевал ему перчатки, то и дело растирая ладони, но так аккуратно и медленно, словно боялся ненароком причинить боль. Светлые брови сошлись на переносице от усердия. Каким же покорным стал!

− Вроде того, − попыталась звучать отстранённо.

На самом деле пробирало всегда по-разному. Иногда просто кружилась голова, иногда начинало тошнить, а бывало и так, как совсем недавно, что страх снедал голову, воспоминания оживали, и она терялась.

Севир тоже обернулся и, похоже, сложил два плюс два. Чёрт. Лишь бы не стал задирать нос опять, не стал смотреть как на мерзкую беспомощную гусеницу.

− К слову, это наша новая ученица. Академия пополняется стремительно, столь одарённых уже не мало.

Только отвернувшись, Досифей вновь взглянул на неё, но теперь иначе. Что-то успело незримо поменяться. До этого ему, очевидно, было плевать, кто ты, что ты − лишняя информация. Сейчас же тёмные глаза прошлись от кончика носа до постукивающей подошвы сбитых кед, внимательно и вдумчиво, словно зазубривая книгу, оценивая. Такое уже случалось. Элина вспомнила: так смотрел Севир в самый-самый первый раз.

− Буду рад стать Вашим проводником, − выдавил вежливую улыбку и суетливо приступил к делу. − Ангел, хватит. Давно достаточно.

− Твои руки будут болеть, − запротестовал тот, не желая отпускать. Похоже, упрямство всё же никуда не делось.

− Ангел.

Это подействовало, и с показной неохотой ладони разжались.

До чего же странная меж ними висела атмосфера, Элина никак не могла разгадать, хотя обычно ей и взгляда хватало, чтобы понять чужие чувства. Вроде бы старший и младший, вроде Мастер и его ученик. Но то словно фасад, а на деле были друг для друга равными, близкими друзьями.

Досифей подошёл к Севиру, уже успевшему схватить со стола одну из склянок и залпом выпить неприятную молочную субстанцию. Разборки мастера и подмастерья он слушал, скорчившись, и вины горького настоя в том точно не было.

Чуть склонившись, в последний раз поправив перчатки, Досифей вытянул руки вперёд, прямо над плечом − разворошённым кровавым месивом. На кончиках его пальцев загорелись обмотанные вокруг каждой фаланги, связанные на крепкие узелки белые полупрозрачные нити. Они тянулись к краям раны, проходя насквозь, и, вторя движениям, шевелились.

− Начнём.

Один стежок, и голова Севира опустилась ниже. Элина больше не видела его лица. Второй, и плечи задрожали от участившегося дыхания. Ангел протянул очередной пузырёк, в этот раз чернильно-чёрный. Ещё стежок, и ещё, и ещё, и ещё…

Прошла четверть часа, прежде чем на белой коже не осталось и шрама. Со своего кресла Элине слишком хорошо был виден процесс. Теперь она могла похвастаться отличным знанием паркета. Поднять взгляд удалось лишь раз, и то мир поплыл, как на карусели. Но справилась же?

Севир скоро пришёл в себя, застёгивался, что-то пил, и был живее всех живых, чего не скажешь о Досифее. Ангел взялся опять растирать его ладони и бубнил себе под нос, что «мальчишки знают лучше». Видимо судороги, столько времени продержись в одном положении − ещё бы. Или тремор? Пальцы продолжали хаотично дрожать.

− Может, позовём Нифонта?

− Всё в порядке. Пустяк. Скоро пройдет, − Досифей отстранился, легко выдерживая напористый взгляд.

− Но…

− Было предельно ясно сказано, Вам не кажется? − Севир не смог смолчать, как раз закончив прихорашиваться.

− Ваше какое дело? Не лезьте, куда не просят, не с Вами говорят.

Грубость искрилась ненавистью. Ангел переключился на Севира, наверно, выпуская пар. Желваки играли на лице, и, со своим внушительным ростом и широкими плечами, он казался страшным непобедимым волком. Элина побоялась, как вдруг, набросившись, не оставит от глупца и косточки.

− Ангел! Прекрати сейчас же, как ты себя ведёшь! − Досифей неожиданно прикрикнул, преграждая путь.

И это его-то она посчитала самым безобидным садовым цветочком? Значит за тихим голосом и вежливостью, скрывалась-таки росянка? Или нет, и то особая форма, только для непослушного глупого подмастерья?

Раздражённый, он тем не менее загородил Ангела своей спиной и повернувшись к Севиру, попытался сгладить ситуацию.

− Извините этого нерадивого мальчишку. Ребёнок совсем несносен, я не спущу этого с рук. Наказание своё получит, обещаю.

− Только ради Вас, − Севир сложил руки на груди. − К тому же, думаю, нам пора выдвигаться.

Элина неуверенно подошла к нему, всё ещё ожидая продолжения. Но этого не последовало. Досифей повёл их по тёмным коридорам куда-то в глубь поместья. Разговор больше не клеился, и путь прошёл в неловком, ощутимом молчании. Ангел плёлся позади, подавленный, но ни капли не успокоившийся. Элина шла рядом и то и дело косилась в его сторону, но, боясь разоблачения, тут же отводила взгляд, хоть и ясно понимала, что до неё ему нет дела, − все мысли заняты Мастером.

Ещё пару раз она пыталась достучаться до голоса: «Знаешь, прятки для детей!», «Ты не хочешь ничего сказать?», «Ну пожалуйста, хватит», но всё без толку. Тогда же родились сомнения − а не показалось ли? Может, надо было сразу сказать Севиру?

Они остановились у самой дальней двери на минус первом этаже. Войдя внутрь, Элина пожалела белоснежную подошву своих кед. Здесь было ужасно грязно, а ещё так сильно пахло ацетоном, что заслезились глаза. Стены и пол слились друг с другом, погрязли в нескольких слоях малярной краски. Странные знаки, вроде рун, находили друг на друга, смешивались, создавали такую психоделическую картину, испугавшую даже психиатра.

Красные, чёрные, жёлтые. Все цвета радуги.

Самой свежей была синяя надпись, почти рисунок. Полукруг с восьмью волнистыми линиями, под каждой − кривая, едва читаемая буква. Если сложить их, получалось: «Скарядие», ничего не значащее слово, или, может, Элина неверно читала. Тот, кто рисовал это, явно держал кисть зубами, иначе как получилось настолько ужасно? Но кое-что она вспомнила: именно это изображалось на тех деревянных медальонах, что носили с собой Домцы. Интересно для чего?

Ангел, обойдя всех, подошёл к раскинувшемуся во всю стену шкафу. С антресоли достал металлическую банку и распушённую некрупную кисть, передал всё это в руки Досифея, но с таким видом, что любой бы прочёл мысли. И, действительно, не выдержав, тут же попросил:

− Разреши мне.

Мастер же, потянув вещицы на себя и чуть запрокинув голову, чтобы смотреть хотя бы в глаза, осадил вновь, загрубевши голосом:

− Нет. Повторяю последний раз. Я прекрасно себя чувствую.

Поставив банку у одной из стен, он окунул кисть в синюю краску и стал вырисовывать точно такие же символы, какие были здесь повсюду. Элина сразу поняла, кому принадлежала та кривая надпись. Рука Досифея дрожала.

− Вот и всё.

Последним штрихом стало прикосновение, размазавшее буквы, и тогда же вместо голой стены, с потрескиванием, как от костра, появились две створки, уже знакомые, лазурно-голубые. По спине невольно пробежал холодок − она ещё помнила те веселящиеся лица.

Ангел, немедля, подскочил с платком и принялся оттирать замаранную ладонь. Досифей никак не отреагировал, принимая как должное, а вот Элину, напротив, передёрнуло. Это нормально, вообще? Да о ней так даже родители не заботились! Ни в детстве, ни когда ломала ногу, ни-ког-да! А он!.. Не смотрит, отмахивается, не ценит. Нос воротит. Завидовать ему? Или злиться? Она бы всё отдала за подобное, за капельку тепла и внимания.

Метнувшись обратно к шкафу, Ангел на этот раз достал две тяжёлые шубы. Ту, что с чёрным мехом, накинул на плечи Досифею, а другую, серую, надел сам. Теперь оба походили на викингов, только без топоров и рогатых шлемов. Им же с Севиром ничего не предложили, не заикнулись даже, и Элина с какой-то обречённостью поняла: в этом мире ей никогда не согреться. Почему утром не догадалась надеть свитер и шерстяные носки?

− Идём по очереди. Сначала я, затем Вы, Севир Илларионович, Ваша ученица, и, замыкающим, Ангел, − остальное, очевидно, предназначалось лично для неё. − С тропы не сходить, не отставать и не нарушать строй. Обо всём прочем мы уж позаботимся.

Не дожидаясь ответа, Досифей распахнул дверцы и, без задержки, шагнул в полную темноту. Сразу будто пропал, вмиг поглощённый, ни звука шагов тебе, ни голоса. Элина уставилась в бездонный проём. Возможно, когда-нибудь она привыкнет. Когда-нибудь совсем не скоро.

Следующим шёл Севир. Но прежде чем ступить за порог, он вдруг схватил Элину за плечи, как птица когтистыми лапами, и, притянув ближе, склонившись опять так, словно личных границ не существовало, зашептал поспешно:

− Не отходите от меня ни на шаг. Не смейте сходить с тропы, отвлекаться даже.

− Я не тупая. И с первого раза ясно всё, − невольно огрызнулась, тушуясь и пытаясь отодвинуться. – Да поняла я, поняла. Идите уже. Пожалуйста.

Напоследок смерив её ещё одним предостерегающим взглядом, тот, наконец, убрал руки и, подобно Досифею, испарился в темноте.

И о чём только думал? Не уж то в его глазах она вот такая? Глупая и ничего не понимающая. Даже если так, слушать-то она умеет. Единственная полезная черта.

− Давай, твоя очередь. Я последний.

Ангел нетерпеливо, а может и нервно, подтолкнул вперёд. Элина тут же очнулась. Какие горячие ладони! Она передёрнула плечом и в ответ лишь кивнула, делая глубокий вдох, как перед прыжком в воду. Времени настраиваться не было, надо двигаться. Её трясло немного. Опять волновалась.

Посмотрела в чёрную бездну. Та молчала, стылая и отрешённая. И тогда же, зажмурившись, Элина сделала шаг ей навстречу.

Глава 3. «Повязаны крепко»

В лицо ударил ветер, больно и колко, сбивая дыхание. Ледяные крошки царапнули кожу. Нет, только не это, только не снова! Холод и снег. Дорога и призрак. Страх. Элина отступила в жалкой попытке вернуться.

Но сбежать ей не позволили. Тёплые руки тут же подхватили, спасая от падения.

− Всё в порядке. Вы в безопасности, − узнать хриплый голос не составило труда. – Я здесь.

Приоткрыла слезящиеся глаза. Севир спиной загораживал её от буйного ветра. Он щурился, выглядывая что-то вокруг, пряди настырно лезли в лицо, но то не казалось важным. Единственное, о чём могла думать: неужели он, ледяной король, попытался успокоить? И не кричал даже? Верно вот-вот случится что-то плохое.

Все четверо они оказались посреди сухого поля, в самом эпицентре, – какой уже по счёту? − снежной бури. Трава доходила до пояса, кололась, и, кажется, в любой момент могла утянуть жёсткими стеблями куда-то во тьму маячившего поодаль леса. Но пугало другое: всё было серым. Будто выцветшие краски картины, будто чёрно-белое кино. И только у них одних остались ещё цвета – Элина видела свои синие пряди.

− Цикл сдвинулся. Сегодня будет опасней, чем обычно, − голос Ангела доносился словно сквозь помехи, едва слышный, искажённый.

− Нет. Тут что-то другое, − только сейчас Элина заметила, как глаза Досифея разгорелись в серости неестественным ультрамарином. Он поисковым псом огляделся по сторонам и констатировал: − В центре, рядом с Руинами. Вьюга идёт оттуда. Придётся заглянуть на обратном пути.

− И какой только заложный решил забраться? Помрёт же.

− Узнаем. Может сам Мороз. Лукерий тогда бы закрыл, наконец, дело.

− Не смеши, он ж разревётся от счастья.

− Только не при тебе.

Двое спокойно переговаривались, не обращая внимания ни на расстояние, ни на завывание ветра. Зато Севир непривычно молчал. Элина догадывалась почему. Кто ещё мог сотворить такое? Кто владел льдом и холодом играючи легко? Кто был мертвецом? На ум приходил только он. Мальчишка-призрак, похититель. От одних воспоминаний разболелся порез. Вечный кошмар.

Это всё из-за неё – то, что здесь происходило, верно? Из-за неё, и только потом из-за мальчишки. Вся эта вьюга, безумие, жажда смерти предназначались ей. Севир тоже знал это, но почему-то смолчал: положил тайну в карман и зашил красной нитью. Пришлось играть по его правилам. А впрочем, так ли хотелось возражать?

Медленно они двинулись вперёд. Снег хрустел под ногами. Элина исправно выполняла чужое требование: шла за Севиром след в след, и единственное, что видела – крепкую спину, обтянутую чёрной тканью. Между высоких колосьев и правда была вытоптана тропинка, но её никто не смог бы разглядеть без Досифея. Каким-то образом земля под ногами сделалась того же цвета, что и его пугающие глаза.

Впереди показался лес. За елями и берёзами изредка мелькали покорёженные деревянные избушки со скрипящими ставнями и пустыми глазницами окон, со сгнившим брусом и обрушившимся крыльцом. Неужели кто-то мог жить здесь? И не страшно им? Место это чистейшая декорация к любому ужастику.

Ветер затих, стоило покинуть поляну. Вместо него налетел туман, такой плотный и тяжёлый, что дальше кончика носа ничего не разглядеть. Странно близко запахло чем-то палёным, как дымом от костра. Слепота раздражала, но на деле больше пугала. Что ни прислушивайся, что ни всматривайся – бесполезно. Только шорохи, только мутные пятна, и не понять: игры разума то или реальность.

Внезапно шаг группы сбился. Все остановились. Элина, конечно же, заметила слишком поздно, как обычно плавая в мыслях, и лбом влетела в чужую спину. К счастью, Севир даже не обернулся, а вот сама она поспешила увидеть Ангела, желая выяснить, что случилось. Тот стоял полубоком, весь напряжённый, вытянувши шею, прислушиваясь и всматриваясь. В руке лежал наготове знакомый белый кинжал. Ещё чуть-чуть и того гляди ринется в бой.

− Что не так? – спросила шёпотом.

Ответа не ждала. Но получила. От Досифея, чей голос был хоть и тих, но так понятен и разборчив, словно стоял прямо за спиной.

− Нечистые ходят. Слишком близко к Тропам. В другое время сработали бы барьеры, а сегодня почему-то нет. На днях вот проверяли, ничего такого не было, и… − он вдруг замолчал, прервавшись на полуслове. Разглядел что-то. Тогда же мягкий, тёплый тембр сменился уже знакомым жёстким и приказным. – Ангел, на восемь часов, метров шестьдесят. Двое. И никакой самодеятельности.

− Понял.

Ни капли не раздумывая, тот подчинился, тут же сошёл с тропы и пропал в тумане. Резко все стали так сосредоточенны и серьёзны, что Элина невольно поддалась тревоге. Точно ли всё будет хорошо?

− Опять решили довериться ему? Простите, конечно, но неужели прошлые разы не показали, чего стоит этот мальчишка?

− Вы слишком строги к нему, − не согласился Досифей, − он ещё только подмастерье, мой ученик. Лучше пусть совершает ошибки сейчас. Пока не в ответственности за других.

− Но вспомните себя в его возрасте. Вы уже были Мастером, взялись за управление Домом…

− Не по своей воле, это прекрасно известно. Будь у меня выбор, я ни за что…

Внезапно голоса оборвались. Всё смолкло. Двое, до того так неосторожно громко переругивавшихся, как будто испарились.

Ти-ши-на!

Резко обернувшись, Элина не нашла никого и тем более не нашла даже тропы, с которой ей не велено было сходить. Один туман вокруг.

− Нет-нет-нет…

Лёгкие, как водой, наполнились паникой – как дышать? Она закрутилась на месте. Вот сейчас, сейчас… Но ничего, никого. Нет! Только не это! Опять своим поганым языком, одним своим присутствием приносит беды!

Снова одна. Снова не знает, что делать. Снова дрожит и боится. Хочет сбежать. Спрятаться.

Господи, да соберись уже!

Хватит!

Элина постояла пару минут, прислушиваясь, но всё оставалось по-прежнему. Ни шороха травы, ни карканья птиц, ни голосов, ни шагов. Тишина. Звенящая, давящая пустотой, предрекающая неизбежное. Ведь «тишина – это смерть»

Не успев и шага сделать, она приметила под сваленной корягой необычное растение – василёк. Необычное тем, что лепестки его, ядовито-сиреневые, в общей серости почти горели, приманивали к себе неоновой вывеской.

− Ха-ха-ха, заметили-заметили…

Засмеялся как будто сам цветок. Элина опустилась на корточки рядом. Угрозы совсем не чувствовала, и решила, может вот он – шанс разобраться.

− Что ты такое? Это ты утащил меня? – шепотом, лишь бы не спугнуть. Не понять только кого: себя или его.

Лепестки затрепетали в явном любопытстве.

− Я? Да разве хватило бы мне сил? Тут никого нет больше, никто не придёт. Так одиноко, − голос менялся от слова к слову то на мужской бас, то на писклявый детский.

− Со мной были ещё люди… Может, знаешь, где они?

− Знаю, знаю! – раздалось вдруг сзади, эхом прокричало во все стороны. Элина подорвалась, но обернуться не хватило духа. − Да разве люди то? Нет, нет. Не люди! Дурачат всех, рыщут, рыщут. Житья не дают. Доверяешь им? Зря, ой, зря… Погубят, всех нас погубят!

− Так может отведёшь к ним?

−А оно тебе надо? – опять переместившись, голос засмеялся прямо ей в лицо. Чем же он был? Ничем. Перед глазами стоял один лишь туман. − Видела же, видела, ты для них всего лишь обуза, балласт, который надо тащить, возиться. Зачем такая им там? Может, сами и избавились…

− Пусть так. Без них мне не попасть в…

− Академию! – откуда знает? − Ах, да, да, великое место знаний… Учатся там лучшие из лучших, нет им равных. А что до тебя?.. Сама ведь понимаешь: ты ничтожество!

− Ч-что?

− Ничего не умеешь! – точь в точь голос отца. − Опять в аттестате двойки, никакой грант уже не светит! Это всё тот грошовый музыкантишка? Он плохо на тебя влияет? Я запрещаю общаться с ним! – тут же вторил мамин. − Сорвала вечер, растолстела, не прошла пробы! Бесталанная, бракованная! Никакой магии, ересь-ересь-ересь! Ты недостойна! Лучше бы у меня вообще не было дочери! Никогда!

− Откуда?.. – Элина отшатнулась. − Ты не можешь этого знать!

− Я знаю всё! Всё, что знаешь ты! – теперь разговаривала сама с собой. − Я неудачница. Я уродина. Никто никогда такую не полюбит. За что им любить меня? Я не достойна, я не идеальна. Странная, глупая, никуда не вписывающаяся. Хочу быть как все, хочу быть обычной. Я никогда не выйду из этой комнаты, я обречена на одиночество! Лучше бы никогда не рождалась! Лучше бы исчезла. Всем стало бы проще, никто и не заметил бы, никто бы не плакал!

«Не слушай!» − как освежающий глоток воздуха, заглушая шорохи в голове, заговорил знакомый незнакомец. – «А ты убирайся отсюда. Немедля!»

Только вот проще сказать, чем сделать. Элина не могла не слушать. Каждый день, каждую ночь она жила с этими мыслями, и по привычке соглашалась: не отрицала и не защищалась.

− А ещё я самая ужасная подруга. Думала только о себе. Единственному по-настоящему близкому человеку нужна была помощь, но что я? Послушалась родителей, испугалась и бросила одного! Женя-Женя… Он всегда поддерживал: «Солнце, не грусти», держался из последних сил. А теперь Жени нет. И всё из-за меня. Эгоистка. Сколько не повторяй, но своей кровью не отплатить за его. Слезы и сожаления никого не вернут… Надо было стараться, надо было быть умнее, лучше, не бояться, бороться-бороться-бороться…

− Заткнись! Хватит!

Элина не заметила, как опустилась на землю. Зажала уши руками. По щекам катились слёзы, горячие и горькие. Хотелось ударить себя побольнее, прямо в ноющее, колющее в тоске сердце. Лишь бы не чувствовать, не вспоминать, лишь бы не слышать правду.

Как жить с этой болью? Ненавистью? Почему ничего не помогает забыть?

Воздуха стало резко не хватать. Тук-тук, тук-тук − набатом внутри. Она схватила пригоршню снега и с силой втёрла в щёки, в шею. Но холод уже не помогал. Что ещё? За что уцепиться? Как отвлечься?

«…Дроля, слушай меня. Слушай меня, давай же!»

«Слышу»

«Добро», − выдохнув как будто с облегчением, он заговорил тише и мягче, − «Это Замятник. Он копается в головах и ищет страхи, худые мысли. Они для него сила. Если поддашься – уведёт к росстани и оставит без души. Его нельзя слушать»

«Я пыталась, окей? Очевидно, не вышло, но я пыталась» − бормотание не утихало, и Элина вымучено спросила, – «Что мне делать?»

«Есть один способ. Источник − уничтожь его»

«И что это? Как мне?..»

«Замятника нельзя увидеть, но к чему не прикоснется – оставляет следы»

Почему все так любят загадки? Или им это нечто очевидное? Она с трудом соображала, в висках до сих пор пульсировало. Следы, следы…

«А может, прямо скажешь?»

Но ещё до того как получила ответ, взгляд зацепился за единственное яркое пятно вокруг, и разгадка нашлась сама собой. Элина поднялась с колен. Даже силы нашлись откуда-то. В два шага оказавшись у василька, она потянулась к нему, чтобы сорвать и растоптать, но голос вдруг закричал истошно:

− Здесь, здесь! Чужаки! На помощь! Убивают, убьют!..

Со злости Элина таки вырвала его и бросила наземь. Невидимые руки пытались защитить цветок, оттащить, прикрыть, но были так слабы, что отбросить смог бы и ветер. Мыском подошвы она вдавила стебли в снег и за пару движений превратила в бесформенное зелёное месиво. Сразу же стих и голос, и шуршание в голове пропало.

Наконец-то. Вдох. Выдох.

Тишина. Хорошо.

Но вместе с облегчением неожиданно пришло и осознание. Она, что… убила его? Убила?

Мыслящее, разумное существо? Взглянув на вдавленные, расплющенные в жижу лепестки, её чуть не вырвало. Она ведь даже тараканов жалеет! Что на неё нашло? Почему не остановилась? От самой себя мерзко.

«Ты всё сделала верно»

«Верно? Да разве может быть верно отбирать чужую жизнь?»

Мысли не утихали бы ещё долго, но из за спины стал доноситься странный шум, − приближающийся металлический скрежет. Обернувшись, Элина различила среди клубов тумана две исполинские фигуры, неумолимо надвигающиеся. Должно быть, она сошла с ума, но страха совсем не чувствовала. Так и стояла там, не сдвинулась даже, не бросилась бежать как можно дальше – привычно и глупо. Нет. Отчего-то срослась с мыслью, что её роль − не более чем зрителя в театре, словно до сих пор не верила, что всё происходящее здесь реально. Обычная постановка, где, если актёра ранят – это понарошку, если его убьют, он всё равно выйдет на финальный поклон.

Каждый шаг существ сопровождался грохотом. Они точно не были людьми. В общей серости платья горели кроваво-красным. Вместо лиц красовались железные маски, настоящие рыцарские шлемы с забралом. Только те, выплавленные из кружевных завитков и узоров, давали разглядеть сквозь прорези, что внутри никого не было – лишь пустота. Руки и ноги тоже сковало посеребренное железо, а блестящие сабли, размером едва ли не с саму Элину, волоклись по земле. Из-за громоздкости движения казались заторможенными: шаг, пауза, ещё шаг, пауза; но то было иллюзией. Настигли её за считанные секунды.

Только когда двое подошли вплотную, едва ли не лицом к лицу, Элина заметила ещё одну фигуру: в два раза меньше, с белым кинжалом и шубой. Ангел. Он кружил между неповоротливыми железяками, сбивал и всячески отвлекал, тыча остриём меж пластин брони. Мошка против слонов. Как только до сих пор оставался невредим?

− А ты ещё здесь откуда?

В какой-то момент в своём опасном танце Ангел налетел прямо на неё. Недоверие так и читалось во взгляде. Видимо, здесь могли не только забирать голоса, но и внешность? Открыв рот, Элина не нашлась, что сказать. Её похитили? Странный цветок залез в голову? Она убила его? Слова вертелись на кончике языка. Так и не дождавшись ответа, он переключился на монстров, успевших занести сабли над головами.

Отрешёно Элина наблюдала за неравным боем. Только и слышался противный скрежет – столкновение лезвий, искры летели во все стороны. Кинжал Ангела ярко светился, и от каждого попавшего удара существа издавали глухой вой. Похоже, она опять была не права. Сначала одна, затем вторая железяка исчезли, сражённые. Всё, что от них осталось – серая горстка пепла, скоро разлетевшаяся по земле.

Всё ещё тяжело дыша и приходя в себя, Ангел провел по клинку открытой ладонью, стирая кровь, а затем и вовсе убрал и повернулся к ней.

− Итак?

− Я-я честно не знаю, как ушла с тропы, − как на духу, сразу в лоб. – Но думаю, это из-за него.

Взглянув ей под ноги, куда и указала, он заметил смятый цветок и весь как-то сразу расслабился.

− Замятник. Давненько не объявлялись, − и даже похвалил, − А ты не промах, я погляжу. Догадалась, как с ним справиться. Смотри, так может и к нам захочешь!

Элина выдавила улыбку, понимая, что это не более чем шутка.

− Ладно, идём. Не теряйся только.

Ангел двинулся вперёд, целенаправленно и решительно, словно следовал каким-то невидимым указателям. Семеня следом, Элина боялась отстать, но, не прошло и пяти минут, как они таки вышли к тропе. Ультрамариновое свечение не спутаешь ни с чем.

− …и когда же придёт то время? – чем ближе подходили, тем явственней слышались голоса Досифея и Севира.

− Скоро, в этом апреле. Так что? Выпустите меня уже? Нужно отыскать девочку, нельзя оставлять её здесь.

− Я всё ещё не понимаю, чего Вы добиваетесь? В чём прок? Ведь не так давно мечтали умереть, сами говорили.

− Замечу, всё ещё мечтаю, − послышался смех. – Но мною было обещано отплатить Сильвии по долгам. Вот время и пришло. Отныне на всё её воля. К тому же, разве вам не лучше будет? Дела Дома только наладились…

Ангел не пытался скрыть своего присутствия, и потому разговор резко оборвался. Мужчины удивлённо уставились на них: оба выставили вперёд ладони, вовсю готовые защищаться. Ангел же, ничего не замечая больше, поспешил к Мастеру и чуть самодовольно отчитался:

− С Железными стражами справился. А гостью там же подобрал, её Замятник увёл. Больше никого рядом нет.

− Молодец.

Досифей потянулся к волосам Ангела и, как большую собаку, погладил по голове. Со стороны это смотрелось крайне странно: ученик давно превзошёл учителя ростом, и такой родительский жест совсем им не подходил.

Севир же отвернулся и очевидно для галочки поинтересовался у Элины:

− Вы в порядке?

Она кивнула. А как иначе? Смертельно ведь не ранена. Остальное уже не так важно.

Вскоре всё вернулось на круги своя. Они пошли по тропе дальше. И хотя никаких опасностей за поворотами не наблюдалось, Досифей ещё пару раз останавливался и вслушивался, всматривался. В конце пути их ждал сплошной кирпичный забор, защищённый от и до колючим терновником. Среди сухих ветвей скрылась такая знакомая и отныне горячо любимая лазурная дверь.

Положив на неё ладонь, Досифей заставил колючки исчезнуть, ослабить свои путы и открыть для них проход.

− Прошу.

Севир, источая уверенность, толкнул створки вперёд. Элина же напоследок обернулась, желая сохранить в памяти образы этих двух людей – кто знает, может им больше не суждено встретиться? Те не собирались идти с ними дальше, на этом их работа закончена. Прислонившись друг к другу, они яростно о чём-то шептались, лишь краем глаза приглядывая за Севиром.

− Не стойте долго, − тот без лишних раздумий шагнул в темноту.

Сделав глубокий вдох, Элина послушалась.

И вновь ощущение как прыжок в мутную воду, когда воздуха не хватает, а уши заложило. Но, так же быстро появившись, оно пропало, и вот она уже может дышать, и вот видит яркий свет. От столь резкой смены декораций начинала раскалываться голова.

Место, куда они попали, оказалось небольшой круглой площадью. Ровная гранитная брусчатка, парочка высоких фонарей и тёмный образ хвойного леса вдали ничем не выделялись, привычные и обычные. Думалось так до тех пор, пока не отойдёшь поближе к краю и не поднимешь вверх головы. Металлические прутья из кованого забора тянулись выше и выше, а затем сходились в одной точке − настоящая птичья клетка. А за ней, там, где кончалась площадь, простиралась, не трогаемая светом, пропасть. Силуэты деревьев – лишь приманка, маячившая на противоположном берегу. В воздухе зависли зеркала самых разных форм, вот только отражалось в них нечто совершенно иное: острые шпили, витражные окна, бескрайние луга и скалистые горы.

Севир не стоял без дела. Он уже склонился над каким-то сооружением, выглядящим ужасно одиноко в этой глуши. Оно было полностью сделано из дерева и походило на кукольный домик не только размером, но и пёстрым цветом: сочетанием красного и синего. Две башенки соединялись друг с другом навесным мостом, а внизу во дворе лежала пригоршня золотых и серебряных монет-кругляшков. Взяв одну из них и поддержав в руке достаточно долго, чтобы та нагрелась, Севир подбросил её в воздух. Она исчезла. В тот же момент лишь с секундной задержкой по всей округе пронёсся искажённый голос:

− Вы были услышаны. Ожидайте.

Элина рефлекторно вздрогнула. Похоже на фонарях прятались громкоговорители, а она опять ничего и не заметила. Севир глянул искоса, но промолчал, скучая в ожидании. Вскоре раздался противный скрежет металла о металл, и меж прутьев появился проход, а за ним – мост. На противоположном конце в чьих-то руках светился фонарь. Севир расценил это как приглашение и направился к свету. Обернувшись на мгновение, торжественно огласил:

− Не отставайте. Пришло время познакомиться с Академией Зеркал.

Элина кивнула и поспешила следом, как собачка на поводке. Она бы и не смогла отстать! Любопытство так и распирало. Как же выглядела эта их крутая магическая школа, отличалась ли чем-то от её обычной? Должна! Не могли же здесь учить этой занудной химии с математикой! Зачем оно магам?

Встречал их странный человек. Странный из-за своего вида. На нём была козлиная маска. Из головы выходили два рога, на каждом − по паре колокольчиков, что звенели при малейшем движении. Тяжёлый плащ обит мехом, руки в массивных перчатках-краги, а на спине берестяной короб с торчащими инструментами. То, что она приняла за фонарь, оказалось керосиновой лампой. Подойдя ближе, в нос ударил стойкий запах жжёных трав и какой-то сырости. Теперь точно, иначе чем лесничим или лешим не назовёшь.

Дождавшись их, тот развернулся и повёл за собой вдоль лесной тропы, в какой-то миг сменившейся на мощёную плитку. Местность стала обжитее, не те леса и поля, по которым её водили весь сегодняшний вечер. По бокам виднелась живая изгородь, за ней – остриженный по линейке газон. Жёлтые фонари и знакомые летающие огоньки никак не справлялись с безлунной темнотой, оставляя настораживающие тени по углам. Вдалеке размытыми фигурами выступали здания. Несмотря на относительно ранее время – всего-то около десяти часов – вокруг ни было ни души.

Или почти ни души.

Со стороны барбарисовых кустов раздался шорох, возня, а затем и сдавленный смех. Для ночной тиши, нарушаемой лишь сверчками, это было громко. Слишком громко. Как слон в посудной лавке. Провожатый резко остановился, но словно не знал, как поступить. Тогда вперёд выступил Севир, нагнав на себя образ строгого учителя: выпрямился ещё сильнее, заложил руки за спину. Не хватало только очков, чтобы поправлять важно и высокомерно.

− Господа, молодые люди, не находите ли Вы своё поведение в крайней степени неприемлемым? Все порядочные ученики давно греют постели.

Голоса тут же смолкли, будто надеялись ещё остаться незамеченными.

− Хотите в прятки со мной играть?

Распознав угрозу, парни быстро сдались и всей гурьбой вывалились на обозрение Севиру. Было их трое, все примерно её возраста. Один: с буйными чёрными кудрями и самой шальной улыбкой, в пижонских очках с красными стёклами и тлеющей сигаретой в ярко-накрашенных губах отвесил шутливый поклон.

− Севир Илларионович! Вот так встреча! Столь поздний час, а Вы не спите. Разве не боитесь получить наказание?

Двое за его спиной старательно боролись со смехом. Получалось, по правде говоря, у них так себе. Но Севир вопреки всему даже не разозлился. Наоборот, казалось, скрывал улыбку.

− Шутить вздумали? Посмотрю я на Вас завтра утром в своём кабинете…

Парни протестующе застонали, сразу сделавшись виноватыми. Да только глаза выдавали их: полные озорства и упрямства.

− Ну, не злитесь, Севир Илларионович!..

− Никаких «ну». И где это, позвольте заметить, вы потеряли ещё одного незаменимого члена своей братии? Надеюсь, не бросили одну под ближайшим деревом?

− Аделина точно не оценит, какого Вы о ней мнения, − встал на защиту другой парень, из них самый приятный. Он был светлым и каким-то мягким: медовые волосы растрёпаны, тонкая кожа покрыта красным румянцем. Короткие пальцы вцепились в не по размеру огромный свитер и накинутую поверх шаль. Элина позавидовала. − И вообще её снами не было! Староста не может нарушать правила и гулять с такой плохой компанией как наша.

Если даже Элина не поверила, что уж говорить о Севире. Тот покачал головой, всем видом выказывая снисхождение не только к ним, но и всей ситуации в целом. Может, это его любимчики? Иначе как объяснить такое поведение? Оно никак не вязалось со сложившимся, пусть и за короткое время, образом в её голове – беспринципного сухаря и педанта.

− Ваше красноречие, как я вижу, совсем испарилось.

− У него просто горе, Севир Илларионович! – опять вклинился тот, что носил красные очки, − Представляете, Сорока, то есть Виолетта Демидовна не одобрила пьесу! «Банально», − сказала! А как пятый год подряд ставить «Предания», так это ей нравится!

− Действительно, горе, − покивал, соглашаясь, но ни в одной чёрточке лица не найти было отражения слов. – Теперь же попрошу Вас отправляться спать. Попадётесь мне ещё раз, так легко не отделаетесь, господа. Доманский, полагаюсь на Вас, как самого здравомыслящего. Доведите своих дорогих друзей до кроватей и впредь без происшествий.

− Будет исполнено.

Элина робко окинула заговорившего взглядом. В отличие от двух других, тот был сдержаннее и аккуратнее: русые волосы зачёсаны назад, спина прямая-прямая, будто палку проглотил, на распахнутом плаще ни единого пятна или складки. Но даже так, его губы тоже украшала улыбка, а в глазах плясали черти. Красивый. Ужасно, непозволительно красивый. Она сразу опустила голову. Рядом с таким и стоять нельзя близко. На прослушиваниях мама всегда твердила держаться как можно дальше. Элина и сама знала. На их фоне становишься лишь уродливее: подчёркиваешь чужие достоинства и свои недостатки. И всё равно, что-то тянуло взглянуть ещё раз.

Попалась.

Именно в тот момент он заметил её, и глаза их встретились. Миг показался вечностью. Улыбка его сделалась шире. Чуть наклонив голову, он прищурился, а после и вовсе подмигнул. Лис, натуральный лис! Румянец мгновенно залил щёки, даже уши горели, но благо в полумраке никто не заметил. Какое-то ощущение, мягкое и обволакивающее, не давало покоя. Было в этом образе что-то знакомое и незнакомое одновременно. Как будто дежавю или забытый сон.

«Быть не может…»

Парни давно ушли, а чувство так и осталось рябить, путать мысли. Наверно, очередное действие магии? Иные варианты рассматривать не хотелось.

«О чём ты?»

«Забудь»

Опять исчез, ничего не объяснив, зачем только появлялся? Молчал бы и дальше.

− Смотритель, инцидент решён. Севир Зорин разобрался с нарушением.

Прозвучало довольно грубовато. Севир относился к провожатому не как к человеку, а как к какому-то механизму для исполнения приказов. И ведь тот в ответ не возмутился даже, не сказал и слова, только покорно кивнул и развернулся, готовый продолжить путь.

Заметив потуги её мышления, Севир сжалился и пояснил:

− Не смотрите так. Он − не человек и не живое существо. Он − подарок от Дома Перехода и создан был специально для академии, чтобы следить за барьером, чинить, иногда отгонять нечистых. С недавних пор у него прибавилось в полномочиях, и теперь по ночам гоняет непослушных школяров и назначает им отработки. К сожалению, не заложено ему чувство сострадания. Иногда дети – это просто дети, им нужно давать свободы.

Элина не показала осуждения. Точно ведь посчитает чокнутой. Это она привыкла болтать даже с «обычными» вещами: извиняться перед упавшим телефоном или умолять компьютер поторопиться. А здесь совсем реальный человек…

Такие вот последствия у долгого нахождения взаперти. Один на один с собой.

Смотритель провёл их к ближайшему зданию. Оно напоминало какой-то католический собор, такое же острое и эфемерное. Белый кирпич словно светился, но сама палитра не отличалась броскостью. По правде говоря, от здания веяло холодом, безжизненностью, хотя в некоторых окнах до сих пор горел свет. Такое же ощущение появлялось от склепов – красиво, но заброшенно. Не хватало лишь призрачных завываний и запаха плесени.

Севир приказал Смотрителю остаться снаружи, а сам упорхнул внутрь. Настрой его значительно улучшился, стоило попасть в академию. С каждой аркой, с каждым пролётом, уходя всё дальше вглубь, они шли, словно на исповедь – покаяться в грехах, вымолить себе прощение. В коридорах темнота стояла кромешная, хоть глаз выколи. Белокурые девушки с витражных окон наблюдали пристально и ничуть не спасали ситуацию. Вместе с эхом шагов раздавался другой звук, далёкий и гнетущий: ритмичный стук по дереву, раз за разом, раз за разом. Не сбился и не остановился. В самом конце, самом дальнем закутке под лестницей спряталась дверь, слегка приоткрытая. Оттуда и шёл этот монотонный звук. Севир постучал по косяку. Стало тихо.

− Артемий Трофимович, примите позднего гостя?

− Заходите, раз пожаловали, − устало вздохнул мужчина.

Крохотный кабинет едва поместил в себя стол, пару стульев и книжный стеллаж – типичный офисный набор. Пахло же внутри какой-то затхлость, пылью, вперемешку с чем-то горелым. Здесь явно давненько не убирались. Словно в подтверждение повсюду высились подвязанные кипы бумаг, папок, ватманов и вырванных из записной книжки листов.

− С чем на этот раз? А, вижу. Пополнение, значит-с.

За столом, откинувшись в кресле, сидел уже немолодой мужчина: в тёмных волосах виднелась седина, а худое тело выпирало острыми углами сквозь белый костюм. Казалось ещё немного, и тот упадёт замертво или заснёт прямо здесь. Сняв очки, он потёр глаза и, хлебнув чего-то очевидно горького и бодрящего, уставился на них с тем единственным вопросом: «Да когда же это всё, наконец, закончится?»

− Всё верно. И ведь сначала, меня уверяли, что справляться придётся с въерженом, а по факту, сами можете посудить, обычная ученица.

− О чём только в Канцелярии думали, посылая Вас?

− Я им о том же говорил, но, к сожалению, других кандидатов не нашлось, − ни сколько не обиделся, наоборот согласился. − Все заняты, скоро ведь Осенины.

− А Вам закрывать отчётность как всегда не нужно?

− Не для таких дел мне дано бессмертие.

Артемий Трофимович привстал из за стола и стал копаться в ящиках. На пол полетели ручки и скомканные листы. Среди устроенного бардака затесалось нечто блестящее. Лорнет, кажется. Пара линз почему-то имела сиреневый оттенок, а рукоять в мужских руках сделалась совсем крошечной, даже хрупкой.

− Догадываюсь, про Зрячец Вы и не вспомнили?

− Никто их с собой постоянно не носит.

Приложив лорнет, Артемий Трофимович перевёл взгляд на Элину и осмотрел с головы до ног. Она уже не знала, куда деться. И руки стали лишними, и ноги – точно выставила себя посмешищем. Увиденное, очевидно, ему не понравилось. Он задумчиво хмыкнул, склонил голову на бок и, молча, передал лорнет Севиру. Тот поколебался секундно, но всё же последовал примеру.

− О? – и мгновенно откликнулся, − Так вот в чём дело.

Так и подмывало спросить, что же там такого интересного они увидели. Любопытство не порок, хотя, как все знают, можно нечаянно остаться и без носа.

− Что там?

− У Вас крайне слабый энергетический отблеск, почти прозрачный. Поэтому Аркуда обманулся и сказал о въержене.

− Это плохо? Что вообще значит?

Севир непривычно замялся, а Артемий Трофимович и вовсе не стал вмешиваться. Так вопрос повис в воздухе, оставшись намеренно проигнорированным.

− Что насчёт распределения? Много времени ведь не займёт?

− Думаю, можно, − на этот раз Артемий Трофимович подошёл к стеллажу. Потрогал за корешки какие-то определённые книги, и только тогда снизу выдвинулась особая полка. − Так-так, сейчас найдём.

Там стояло много странных вещей. Первое, что бросилось в глаза, птичьи черепа на верёвочке. Даже не хотелось думать, для чего они могли понадобиться. Ещё хрустальный куб, скальпель, ступа, сушёные травы в склянках, свечи, какие-то древние графины, бальзамированные органы. В самом центре висело зеркало, а внизу, как подношение, на круглом подносе разбросаны рябиновые бусы, шишки и мох.

Для Элины же достали каменную чашу, тяжёлую даже на вид. Артемий Трофимович поставил её на свой стол, смахнув остатки документов на пол. Вернулся к шкафу, взял теперь пару свечей, сушённые полынь и шалфей, ещё кувшин. Севир наблюдал со стороны, никак не вмешиваясь, но и не помогая. В чашу налили воды, прикурили травы, так что дым, и что хуже, запах наполнил всю комнату. Едкий и горький, пробирающий до самых лёгких. Элина закашлялась.

− Итак, садитесь сюда, − поставил перед ней второй стул. – Свет, пожалуйста.

Со стороны Севира послышался смешок, а после тот щёлкнул пальцами, и в комнате в один миг стало темно. Ещё щелчок, и вспыхнули свечи.

− Положите руки на стол, ладонями вверх. По сторонам не смотрите, на меня тоже. Смотрите только на воду и своё отражение в ней.

Элина опустила глаза. Было душно. В горле пересохло, рубашка прилипла к спине. Она боялась сделать что-то не так, испортить, как только ей одной дано.

Водная гладь в противовес оставалась спокойной и удивительно чётко отражала испуганное лицо. Всё внимание к себе притягивал воспалённый порез. Интересно, останется ли шрам? Или можно как Севиру залечить магией? А надо ли? Ведь это ещё одно напоминание о слабости и беспомощности. О том, как в очередной раз думала только о себе.

Элина всё смотрела и смотрела, но ничего не менялось. А что вообще должно произойти? Только мысли стали громче. Она устала от них и, позабыв, прикрыла глаза.

А когда открыла, то увидела не себя: не свои карие глаза и круглые щёки. Кто-то чужой.

Из отражения озадачено выглядывал парень, голубоглазый и златокудрый. У него был такой же шрам! Только вот других тоже было предостаточно, хоть и белые, почти незаметные, они украшали щеки в веснушках, переносицу, губы. Красный воротник упёрся в подбородок, не давая разглядеть дальше.

«Как? Нельзя этому быть…»

Вторя голосу в голове, парень в отражении открывал рот. Кажется, теперь она поняла.

«Это ты?»

«Лучше бы нет! Если они увидят!..»

«Да почему ты так трясёшься? Что случиться? Почему им нельзя знать?»

«Верь мне. Коли узнают, быть беде»

«Всё равно не понимаю…»

− Теперь обратитесь к Богам и попросите о силе. На меня не отвлекайтесь, для обряда дальше потребуется прядь ваших волос.

Элина чуть не ослушалась. Она же только сделала причёску! Знала бы, не остригала всю длину, а оставила специально для них. Резали бы, сколько хотели.

Чёрт, надо же думать о богах. Не волосах.

«Кхм, здешние боги одолжите мне, пожалуйста, этой вашей силы. Самую капельку хотя бы. Иначе меня оставят лысой! Или что хуже отправят обратно!»

Щелчок ножниц раздался у самого уха. Элина на периферии зрения увидела, как Артемий Трофимович отнял руку от затылка. Ужас! Её же засмеют!

«Ха-ха, услышали бы эти боги, как ты к ним взываешь!» − в отражении осталась видна одна лишь трясущаяся макушка, − «Ох, разозлились бы! Златодан боле всего! Любо какой Бог!»

«Не смейся! Мне откуда знать, как обращаться надо»

Артемий Трофимович поджог вьющуюся прядь и быстро стряхнул в воду. Тогда же отражение и вовсе пропало: не осталось ни её, ни чужого лика. Только мутная непрозрачная жидкость, приобрётшая вмиг красный, почти рубиновый оттенок, словно влили красителя. Или смыли кровь.

− Созидательница. Однозначно. Никогда ещё не наблюдал столь насыщенного оттенка.

Элина очнулась, когда со стола уже всё убрали. Артемий Трофимович смотрел заинтересовано, внимательно. Казалось, вот-вот достанет лупу или микроскоп.

− Всё бывает впервые, − ответ Севира, напротив, звучал почему-то глухо, безразлично даже. Элина, не сдержавшись, обернулась. Тот, скрестив руки, опёрся о стену и смотрел в потолок. Взгляда её так и не заметил. – Продолжим? Время позднее. Девочке завтра рано вставать. Вам и мне, впрочем, тоже.

− Простите, − удивительно, как резко стушевался Артемий Трофимович, − возьмёмся за документы.

Он заново стал копаться в ящиках стола и, в конце концов, достал коричневую папку. Чёрными буквами прямо на лицевой стороне написал «Дело ученика № 433» и чуть поменьше, уточнив у неё, «Левицкая Элина Дмитриевна». А после начался допрос. Как иначе это назвать? Ей пришлось отвечать на самые разные вопросы: от возраста до количества друзей. Было неловко. Ужасно неловко. Одно дело отвечать на стандартные, безличные, ничего не значащие, другое, когда пытаются залезть в сокровенное и болезненное, ещё и с таким лицом. Прямо как у её отца, стоило заговорить о музыке. Как у мамы, если Элина вдруг решалась поделиться тем, как прошёл день. Равнодушным.

А ещё здесь оставался Севир, который тоже мог всё это слышать. И пусть ему, откровенно, было плевать больше всех, перед ним хотелось казаться лучшей версией себя.

Того ли они ждали? Можно ли взять и так просто начать рассказывать незнакомцу: «А вот знаете, друзей у меня никогда не было. Даже знаменитые родители не спасали. Потому что пока остальные общались, гуляли и жили, я зубрила домашку, ходила на секции, прослушивания, олимпиады и мечтала больше никогда не просыпаться. Пыталась заслужить любовь, думала, что если стану идеальной во всём что-то изменится. А потом так привыкла к одиночеству, что совсем разучилась разговаривать. Но в один момент это изменилось, у меня появился первый друг. Только вот я всё испортила, не уберегла. Как иначе? Я проклята одиночеством, и если это спасёт моих близких, значит, так тому и быть». Не лучшее откровение даже для костра и гитары. Поэтому все ответы оставались лаконичными и сухими, лишь бы не показать ненужных эмоций, не сболтнуть лишнего. Но даже так Артемий Трофимович к концу стал неодобрительно покачивать головой.

На вопросе о родителях Элина споткнулась и обернулась за помощью к Севиру, не зная, как правильно рассказать о случившемся. Но тот, будто намеренно избегая скользкой темы, пробормотал лишь: «Кое-что случилось. Подозреваю, их забросило на полунощные земли. Но Хранители Пути уже поставлены в известность и разберутся сами». Элина впервые слышала об этом! Почему не сказал сразу? Почему если и договорился обо всём, не поделился и не успокоил? Неужели хотел, чтобы мучилась подольше?

Подводя к концу, Артемий Трофимович пообещал, что подаст документы в Канцелярию и в ближайшие месяцы для неё будет сделано удостоверение личности и другие бумажки, нужные, чтобы спокойно существовать в их мире, а также заикнулся о неком пособии для таких как она, потерянных. Что бы это могло значить? Тех, кто не знал о магии? Не жил здесь?

− Полагаю, придётся направить кого-то за вещами. Времени на сборы Вам не дали, − он укоризненно глянул в сторону Севира. – Что до прочего…Пропуск и учебники возьмёте в библиотеке, расписание узнаете у старосты. Та будет сопровождать Вас на занятия и, пока не освоитесь, помогать. Так что не стесняйтесь.

Элина приподнялась на затёкших ногах, готовая уходить.

− Ах да, и ещё одно, чуть не забыл, − послушно остановилась, внимательно слушая. − Как же его? Устройство Ваше…Телефон, точно. При Вас?

− Да? – похлопав по карманам, Элина вытащила тот, весь поцарапанный. Как выключился в буране, так больше она и не вспоминала.

− Очень хорошо. Тогда позвольте его изъять. Не переживайте, это временно. Механик поработает над ограничителями и всем прочим. Спросите у него самого, если станет интересно. Я в этом несильно разбираюсь.

Не без труда Элина передала телефон. Пусть не работал, пусть не включался. Там столько всего. Целая жизнь.

− Дорогая директриса ещё у себя? – уточнил Севир.

− Последнее время задерживается даже дольше нашего. Не удивлюсь, если совсем не спит, благо, что бессмертная, но и на её состоянии это может сказаться. Вам ли не знать, Севир Илларионович. Вы бы, может, поговорили с ней, − голос мужчины отчётливо поменялся, сделавшись мягче.

− Вам ли не знать, насколько упряма эта женщина. Боюсь, ей моё «неуместное сование носа не в своё дело» совершенно не понравится.

Так, распрощавшись с Артемием Трофимовичем, они вдвоём покинули кабинет и молча вышли на улицу, где истуканом продолжал стоять и ждать Смотритель.

− Как думаете, на сегодня хватит приключений? – обратился к ней Севир, и то прозвучало даже ласково.

− Точно хватит, – не сдержала усталый смешок. − На всю жизнь хватит.

− Всё ещё впереди. Но сейчас Вам пора отдохнуть. Смотритель отведёт до общежития, комендантша установит комнату. Не о чем волноваться.

− Спасибо, − она кивнула. Пусть и ужасно, но он старался и на самом деле многое сделал для неё.

Смотритель повернул в сторону дороги и покачал лампой, как бы подзывая и намекая, что надо выдвигаться. Элина в последний раз улыбнулась Севиру и поспешила к тропинке. Ещё долго она чувствовала на себе чужой взгляд.

Прошли они совсем немного − минут пять, хотя для усталого разума эти блуждания в темноте показались вечностью. Смотритель остановился напротив коробочного здания − её будущего пристанища. Вход оплело плющом, сквозь окошки в дверях был виден холл. В остальном место казалось совершенно безлюдным и тихим. Смотритель вновь качнул лампой, буквально подначивая: «иди».

− Спасибо, − вышло по привычке, хоть Севир и твердил, что так не надо.

В ответ тот, конечно, ничего не ответил и быстро скрылся в темноте одним большим светлячком.

Не давая себе испугаться и надумать чего, Элина последовала наставлению и отворила тяжёлую дверь. Её сразу обдало теплом. Холл весь был сделан словно из стекла, лестниц и растений. Стены увешены зеркалами, большими и маленькими, а где нет их, там есть лозы и листья папоротников. По бокам две каменные лестницы, а меж ними мини-оранжерея, стеклянная и набитая горшками с гортензиями и кактусами. Через квадратное окошко в двери она различила пожилую женщину, которая сидела, сгорбившись, и читала какую-то книгу. Элина и не поняла сначала, что там живой человек. Старушка ужасно походила на нахохлившуюся сову: толстые стёкла очков увеличивали глаза раза в два, а нагромождение платков, шалей и бусин легко было принять за оперенье. К тому же стоило двери хлопнуть, как та резко повернула голову. Элина побоялась, что сейчас убегать придётся ещё от какой нечисти. Но потом вспомнила: «Наверно, эта та самая комендантша»

− Милочка, ты на время смотрела? Отбой пробил уже третий час как.

− Простите, − Элина замешкалась. − Но я новенькая, меня только отпустили. И сказали, что Вы выделите комнату.

− Ещё одна, − проскрипела она, перебирая бусы. − Думаешь, на меня подействует такая ложь? Придумали бы уже чего поубедительней, всю неделю только это и слышу.

− Но, − едва нашлась, что возразить, − но это правда. Я не вру.

Кажется, пропускать её никто не собирался. Старушка подбоченилась, приняла позу мегеры, собираясь доказывать свою власть и защищать вотчину. И что теперь делать? От усталости и волнения уже ноги подкашивались.

Внезапно на весь холл раздалась противная ушам трель: маленькие молоточки остервенело крутились и били о колокольчик на столе. Элина сморщилась – ещё немного и её душа точно уйдёт в астрал. С глухим хлопком что-то упало прямо старушке в руки, сбив очки с носа. Приподнявшись на носках, Элина незаметно заглянула за прилавок. Там оказался красный бархатный конверт с сургучной печатью. Может предупреждение о ней? Пожалуйста! Было бы очень кстати. Что вообще отправляют поздней ночью?

И, кажется, надежды оправдались. Пухлые пальцы разорвали конверт и заскользили по строчкам. Сложив бумагу вдвое, лицо старушки скривилось. Нахохлившись, та ещё больше стала похожа на сову – осталось ухнуть и повернуть голову на все триста шестьдесят градусов.

− Видимо, ты не соврала, − всё, чем наградили. Никаких тебе «извините», это ведь выше нашего достоинства.

Убрав с колен книжонку с подозрительным названием «Рабыня страсти», комендантша, наконец, покинула свой пост. Сначала повела Элину к каморке на подвальном этаже. Там выдала комплект постельного белья, гигиенический набор и бумажный сверток с, как сказала, обязательной формой. После они поднялись на три этажа выше. Стояла гробовая тишина. Удивительно, но похоже все и правда спали. Пройдя половину коридора, старушка остановилась у одной из белоснежных дверей с закруглённой верхушкой. Золотистая табличка гласила: «212» и «Аделина Княжнина, класс 2Б». Её соседка? Ужас, а Элина-то думала, надеялась, что будет жить одна. Комендантша достала из неоткуда длинный, выше себя, посох, напоминающий сухую ветку, и невесомо провела им по табличке. Произнесла имя, и тут же оно появилось рядом с другим. Передав ключ, сразу наставила:

− Подъём в семь тридцать, завтрак в восемь, уроки начинаются в девять. Мои правила просты: не нарушать отбой в десять вечера, не шастать по ночам, не шуметь, не использовать силу вне тренировочного зала, не проносить запрещёнку и животных, соблюдать правила общего житья. Туалет и душ в конце коридора, общая гостиная на первом этаже. Об остальном узнаешь от старосты.

И посчитав свой долг выполненным, шаркая ногами, поспешно удалилась.

− Спасибо, − крикнула вдогонку. Чёртова врождённая правильность.

Элина огляделась в нерешительности. До чего же символичный момент: запертая дверь, ключ в её руках, но она всё равно медлит, боится, не решается открыть путь к переменам. Глупая, да, но в этом её суть – «избегай проблем, и они решаться сами собой». Жаль только в этот раз не сработает. Сейчас проблема не касается привычных вещей: оценок за четверть или сплетней одноклассниц, завидующих её знакомствам с людьми из телевизора. А ведь ещё утром Элина предвкушала их реакцию, гадала, какими будут новые прозвища, сколько синяков получит. Теперь же это казалось таким далёким. Ничто не сравнится с волшебным миром, прячущимся прямо под носом, и магией, её силой.

Бряц!

Замочная скважина сделала оборот, и дверь открылась.

Комната была крохотной, рассчитанной ровно на двоих. По углам стояли кровати, между ними стол и створчатое окно с деревянной рамой, сейчас приоткрытое и выпускающее последние остатки тепла наружу. У противоположной стены впритык упёрся разворошённый платяной шкаф, на его дверце покачивалось красное платье. Под потолком в плетёнках висели цветы, на подоконнике тоже стояло несколько горшков. Книги, пледы, пара туфлей, палетка теней и плюшевый кролик – всё это валялось на полу. Сразу понятно, никто её не ждал.

Соседка нашлась крепко спавшей, укутанной парой одеял по самую макушку. Видно замерзла. Элина на цыпочках подкралась к окну и закрыла на щеколду. Как тихо. Положив выданные вещи на стол, она хотела ненадолго присесть, отдохнуть, но осознала, что если поступит так, уже не сможет подняться. Поэтому пришлось буквально заставлять себя расстелить постель, раздеться, оставив лишь рубашку, и только после спокойно лечь. Ни о каких умываниях и мысли не было. Тело покалывало от усталости, как после двух уроков физкультуры. Дыхание вскоре выровнялось, сердце застучало размеренно.

Элина закрыла глаза.

И вновь открыла.

Мысли, мысли, мысли. Тысячи мыслей, сдерживаемых весь день. Все её страхи, беспомощность, шок и боль. Ненависть к себе. Почему это ты здесь избранная, нежишься в тёплой постели, собираешься в школу магии и совсем не чувствуешь вины? Ведь это всё твоя вина. Ты и правда позор семьи, лучше бы замёрзла насмерть, лучше бы никогда не просыпалась! Всем было бы легче, никто бы не плакал, ведь им плевать на тебя, пустое место, ты!..

Слёзы покатились по щекам.

Одна, две, три.

Они не прекращались, как бы она ни старалась, капали и капали без остановки, заставляли задыхаться и беззвучно хватать ртом воздух. Краешек одеяла, о который она вытирала их, промок насквозь и тоже уже не выдерживал.

Вот, теперь лицо опухнет, и завтра все будут смеяться над уродиной, возомнившей, что она может учиться в такой крутой академии. Никто не захочет иметь с ней дело и «белая ворона» вновь будет одна. Ведь так было всегда, о каких друзьях можно мечтать?

Собственные злые мысли причиняли боль, вскрывая зашитые тоненькими ниточками раны. Она начала задыхаться, но, боясь разбудить соседку, лишь сильнее уткнулась в подушку. Внутри будто не осталось ничего, лишь огромная чёрная дыра, вместе с плохим поглощавшая и всё хорошее.

Больно.

Как же больно…

«Дроля, что с тобой? Могу я чем помочь?»

Элина вздрогнула. Точно. Совсем забыла о нём.

«Ничего, я в порядке»

«Позволишь сказать, что не верю? Ежели боишься, коли расскажу кому, так невозможно такое»

«Я в порядке»

«Дроля, мне ты можешь довериться»

«Я же сказала: я в порядке! Можешь просто оставить одну!?»

«Уже лучше», – тем не менее, голос дрогнул. – «Не стоит в себе держать»

«Что ты хочешь услышать? Что? Как я осталась здесь совсем одна, в этом непонятном незнакомом мире, где каждый пытается меня чему-то научить, доказать что-то своё? А я тупая и наивная! Я ничего не понимаю. Меня выдернули из привычной жизни, закинули сюда! Ещё утром я ничего не знала! Ни о магии, ни о другом мире! А завтра уже какая-то учёба, занятия, новые люди. Все они лучше меня, они всё знают, хотя бы владеют силой. Я ведь опозорюсь перед ними!..»

«…»

«Мой главный страх сбылся! Я потерялась и осталась совсем одна!»

«Ты не одна. Желаешь или нет, я с тобой» − как ударом под дых.

В голове всплыл образ Жени – поддерживающий и трогательный. В тот вечер они забрались на крышу его дома, старой хрущёвки в пять этажей, ждали заката, и Элина впервые открылась кому-то. Говорила и говорила, обо всём на свете, пока не заболело горло: о мыслях, о чувствах, о всепоглощающем страхе жизни, где смысл известен всем, но только не ей. И именно тогда поняла – вот он, друг. Настоящий. Женя слушал. Женя весь вечер повторял: «я с тобой», а затем это стало их традицией.

«Не одна?»

«Повязаны крепко» − и с заминкой спросил, − «лучше?»

Элина промычала нечто невнятное. Близко-близко начал подбираться стыд.

«Дóбро» − он облегчённо выдохнул. – «Я думал поговорить о…О себе, о нашей связи, о том, что хотя бы помню. Но понимаю, не время сейчас, да?»

Несмотря на то, как сильно она устала и как часто моргала, лишь бы глаза не закрылись, ложиться спать не хотелось. Вдруг получится оттянуть подальше завтрашний день?

«Почему? Я-то готова, а вот ты? Не исчезнешь опять и не начнёшь притворяться, что ничего не было? Мне это так надоело!»

«То необходимость. При нём опасно являть себя»

«При Севире?» − легко сопоставила факты. − «Почему?»

«Так надобно. Я знаю, чувствую»

«Ладно» − не стала настаивать, да и какой смысл. Вряд ли бы поняла что-то. − «Итак? Кто ты? Что забыл в моей голове? Конечно, я подозревала, что у меня проблемы с менталкой, пара расстройств там, но чтобы шизофрения…»

Кажется, она его озадачила. На мгновение повисла тишина, и Элина быстро пожалела, что зашла опять слишком далеко, что начала говорить, не подумав.

«Моё имя Яромир», − разумно проигнорировал он и, чуть сбиваясь, начал. − «Иного о себе не ведаю, но эти места словно знакомы. Многое туманно. В твоей голове я не хотел быть, но очнулся уже так»

«Ты совсем ничего не помнишь?»

«Совсем. Лишь иногда воспоминания вдруг всплывают. Как недавно: в том лесу с Замятником. И есть ещё кое-что, оно постоянно крутится в голове, словно нечто важное: «Дващи денница»»

«Может всё же стоит кому-то рассказать? Это ведь не нормально даже в вашем мире! Наверно. По крайне мере они хотя бы могут знать, что тебе надо»

«Нельзя!» − от резкого возгласа Элина содрогнулась и нелепо подскочила, до того безоружная и почти убаюканная. Яромир продолжил тише, но с тем же напором и яростью, − «это единственное мне доподлинно известно. Нельзя рассказывать, никому, ни при каких обстоятельствах! Мы сделаем всё сами, решим, исправим…Надобно только разузнать, что это и понять как. Ты и я, мы ведь вместе, верно? Повязаны крепко»

«Верно, да, но у тебя есть хоть какое-то представление где искать, с чего начинать?»

«Возможно. Там, где хранятся ценнейшие, прекраснейшие создания человечества − книги»

«Библиотека» − обречёно поняла Элина.

«Ты поможешь мне, а я помогу тебе. Буду обучать владеть силой!»

Её не покидало ощущение, что ввязалась она во что-то подозрительное. Но, в то же время, внутри теплилась странная уверенность – так правильно. Иначе и быть не могло.

Глава 4. «Новый день, новая я»

− …Ещё ты дремлешь, друг прелестный – пора, красавица, проснись: открой сомкнуты негой взоры навстречу северной Авроры, звездою севера явись! Подъём, засоня, кому говорю! Я всё вижу!

По комнате разнёсся громкий юношеский голос, весёлый и от того жутко раздражающий. Это оказался необычный будильник соседки. Элина, не разлепляя глаз, села. Голова, как чугунная, была совершенно тяжёлой и пустой, но кто виноват? Легла бы раньше. Решившись чуть приоткрыть глаза, она тут же зажмурилась снова. Солнце! Адское орудие пыток!

− А ты ещё кто такая? – раздалось сверху отнюдь не радостное.

Вот что заставило проснуться быстрее ушата с водой. Элина подскочила, попыталась встать, но запуталась в одеяле и свалилась на пол, прямо под ноги ничего не понимающей соседке. А это точно была она, которая проснувшись, столкнулась с нежданным пополнением. Какой же стыд! Прекрасное первое впечатление, ничего не скажешь! К счастью, та сейчас тоже находилась не в лучшем состоянии. Белоснежные волосы слежались, спутались колтуном с одной стороны, на кофейной коже остались полосы от подушки, яркие тени и помада размазались, а шикарное, насыщенно синее, индиговое платье измялось. Вечерок выдался явно весёлым.

− Привет, я-я Элина. Новенькая вроде как. Меня ночью заселили, – невообразимым образом удалось связать пару слов и кое-как выпрямиться.

Девушка ничего не ответила, лишь нахмурилась, пристально разглядывая с ног до головы. Вот только почти сразу же пожалела, болезненно морщась, и стала агрессивно массировать виски. Она отошла к двери и вдруг начала стучать: сначала справа, затем два раза слева и посередине. Как будто использовала тайный шифр или азбуку Морзе. А может, так и было? Ведь в тот же миг прямо в протянутую ладонь приземлился уже знакомый бархатный конверт. Элина вскинула голову, ожидая увидеть в потолке дыру или хоть что-то, откуда мог появиться конверт. Но, конечно же, там ничего не было. Пора привыкать! Соседка вот ничуть не удивилась и сразу же принялась вчитываться в размашистый подчерк. Элина не понимала, ей ждать или идти собираться? Как вообще воспринимать это полное безразличие? Но всякие мысли мгновенно вылетели из головы, стоило на глаза попасться знакомому блестящему грифу.

На её половине комнаты стояли в ряд десятки коробок. Сверху на них лежали тетрадки и книжки, подписанные пластинки и альбомы, а рядом, как вишенка на торте – гитара, её Сириус. Элина тут же подскочила и невесомо коснулась пальцами. Кто-то и вправду побывал в их доме и принёс всё! Это пугало, но с другой стороны даже радовало – не нужно ломать голову, где взять простые ручки и тетрадки или переживать об оставленной коллекции золотой классики. Вдруг мама опять решилась бы сжечь? Ах, да…

Гитара сама собой перекочевала в руки, и, не задумываясь, Элина наиграла любимый риф. «Freaks». Соседка тут же отвлеклась от тяжёлых дум и по-настоящему обратила внимание, бросив конверт на стол.

− Нашла время. За стенкой тебе спасибо не скажут, − и, не дожидаясь извинений, поторопила. – Собирайся уже. С меня ведь спросят, если опоздаешь. Считай, теперь моя обуза.

− Твоя?

− А кого ж ещё, − она кисло усмехнулась, − Я как бы староста второго класса. Твоего класса.

Вот так удачное соседство. Хотя, похоже, обрадовалась этому одна лишь Элина. Гитару пришлось оставить и напомнить себе, что то не увеселительная поездка в детский лагерь. Всё серьёзно.

− Аделина Княжнина, − представилась та и зачем-то протянула ладонь, хотя видно было, до чего же ей не хотелось даже касаться. – Будем знакомы.

Пожав сухую, изящную руку, Элина быстро собрала вещи, вторя действиям соседки, и последовала в умывальню. Между делом успела спросить мысленно, убедиться в реальности:

«Яромир, ты здесь?»

«Да. Ужели мог куда деться?»

В коридоре было многолюдно, даже слишком. Все сновали туда-сюда потерянные и заспанные, в пижамах и халатах. Не сравнится с ночной пустотой. Но ещё хуже оказалось внутри. Пришлось отстоять долгую очередь, чтобы просто плеснуть холодной водой в лицо и почистить зубы. И то, без помощи Аделины не пробиться бы ей и во веки вечные, ведь каждый норовил влёзть вперёд «зайцем».

В комнату вернулись в спешке и переоделись в «обязательную форму». Элина то и дело одёргивала пышную юбку – не питала никогда к ним особой любви. Хотя и, стоило признать, выглядело даже красиво. Жаль было портить всё своими складками, растяжками и толстым телом. Форма её имела три цвета: золотой, белый и красный. Сначала шло лёгкое белое платье с кружевным подолом. Затем бархатный пиджак багрового оттенка с расширяющимися рукавами и вышивкой по краям, но такой приталенный, что и дышать трудно. А в довершение накидка того же цвета, доходящая до колен, увитая как плющом золотым узором перьев. Всё это было таким ярким и выделяющимся, абсолютно ей не подходящим. Тут же захотелось переодеться, да хотя бы в такое же чёрное, как у Аделины.

Та была в похожей форме, только других цветов: серебряном, чёрном и синем. Но помимо этого юбке недоставало пары сантиметров, а на подоле мерцали самодельные звёзды. За это время Аделина успела собрать волосы в высокий хвост и «слегка» накраситься: голубые тени легли в уголки глаз, переливчатый блеск на губы и две точки-капельки на правую щёку. «Настоящая красотка», − с возрастающей завистью думала Элина и не стала даже смотреться в зеркало перед выходом. Зачем расстраиваться? Такой же крутой никогда не быть.

Но прежде чем выйти наружу, Аделина учительским тоном наставила:

− Не спеши. Сразу видно ничего в наших делах не смыслишь. На каждое утро у нас есть маленький ритуал. Его нельзя пропускать. Всё что нужно – встать у зеркала и минуту или две нахваливать себя, обязательно вслух и обязательно смотря прямо в глаза. Поняла? Тогда за дело.

− А что именно говорить-то?

Задача показалась совсем не такой легкой, какой расписывали.

− Что-нибудь приятное?.. О Боги, ладно, сейчас.

С мукой на лице, скривив губы, Аделина стала рыться в бумажной горе, именуемой письменным столом. Всё, не прошедшее отбор, летело на пол. Элина успела пожалеть, что спросила – ничего бы не случилось, говори первое пришедшее в голову. Спустя сотни листочков и изрядно возросшей горе мусора, Аделина нашла-таки истертую бледно-розовую брошюрку.

− На. И быстрее, быстрее. Мы итак уже опаздываем!

Пробежав взглядом по мелким буковкам, Элина встала напротив зеркала и, стараясь не запинаться, начала:

− «Я принимаю и люблю себя такой, какая я есть», «Я могу достичь всего, чего захочу», «Я могу преодолеть все проблемы, с которыми сталкиваюсь», «Моя жизнь имеет значение»…

Чем больше говорила, тем глупее себя чувствовала. Какой же бред. Как будто слова могут что-то решить и исправить. Аделина, кажется, думала точно так же, с неохотой буровя отражение взглядом.

Когда они покинули общежитие, солнце успело высоко подняться над горизонтом. В мягком утреннем свете окрестности академии приобрели совсем иной вид: из них ушло всякое таинство и интимная причастность. Теперь это место окончательно превратилось в типовой загородный кампус со спешащими учениками и глупым правилом не ступать на газон, о котором вспоминали разве что старосты.

− Мой тебе совет, ходи везде по дорожкам. Зайдёшь чуть дальше и нарвёшься на барьер, а он по мозгам сильно проходится. Так и доведёт до комнаты, а тебе на уроки надо, например. Вот и отработка у Эстрин.

– Вон тот? – вдалеке за зданиями у самой кромки леса мерцала перламутром полупрозрачная стена, уходящая куполом к небу. – Не далековато ли, чтобы просто так забрести?

– Иногда по глупости попадаешь. Не углядела, задумалась – и всё. Но и просто любопытных хватает, это точно. К нечистым мечтают угодить на блюдечке, сразу им на обед. Такой вот естественный отбор. Ты ведь знаешь, что мы сейчас, считай, на полунощных землях находимся?

– Не сложно догадаться.

– Хоть что-то, – явно многого и не ожидала. – Чтобы воздействия на нас совсем не было или, по крайне мере, оно не ощущалось так сильно, создали этот барьер и обереги, – Аделина показала тоненькое колечко, красующееся на указательном пальце, – они-то и спасают от Скарядия. Полунощные земли быстро съедают разум. Одни лишь Хранители Пути научились каким-то образом обходиться сами, и теперь за этим их секретом гоняются все три Ордена в придачу с Императором. Не нравится оставаться позади. Поэтому если разрушится барьер, все мы здесь умрём, рано или поздно. Так рьяно за ним и приглядывают, лишь бы ничего не случилось. Смотритель вон каждую ночь, как коршун бродит, не продохнуть.

Элина зарубила себе: «Не подходить к барьеру и не снимать оберег».

– Кстати, всё спросить хотела. Что это у тебя за, – она указала на глаз, – порез? Поторопись, могли бы и залечить легко. А сейчас уже шрам останется.

О «подарке» от призрака успела позабыть. Рана обросла тонкой корочкой. Неуверенно пожав плечами, Элина ответила:

– Да я не знала просто.

Никто ей не предлагал. Откуда могла знать? Вдруг исцеление это что-то дорогостоящее или предназначенное лишь для значимых персон. Таких как Севир.

От общежития они прошли по дорожке прямо, а затем свернули направо. Обернувшись, можно было заметить два точно таких же здания, одинаковых до малейшей чёрточки, до каждого кирпичика и листочка плюща. Единственное, что отличало друг от друга – поскрипывающие на крышах флюгели. Каждый в форме птицы, но у всех разной: у первого здания, из которого они вышли, со снегирём, у второго с синицей, а у третьего со свиристелем.

– Общежития наши, – заметив, куда она смотрит, Аделина махнула рукой. – В каждом по три класса живут. Кажется, что одинаковые, да? Но самое крутое всё равно у старших. Представь, они в комнатах по одному селятся, как в отдельной квартире! И никаких очередей в умывальню. И никакая Сипуха не дышит в спину, за каждым шагом не следит! Везунчики, согласись?

Элина кивнула. А потом поняла, что до того, как её так бесстыдно подселили, Аделина ведь жила совсем одна. Везунчики… Кто не расстроился бы и не возненавидел? От беспокойства тут же свело живот. Лишь бы уйти от темы, спросила, хотя и так догадывалась, о ком шла речь:

– Сипуха это?..

– Именно. Наша надзирательница. Ты её видела? Вылитая сипуха! – рассказывая об этом, та вдруг оживилась. – Это ещё до нас пошло. Кто знает, сколько ей на самом деле лет! Папа частенько вспоминал, как в их год один из Зарницких окрестил сначала Паучихой, а уже затем там целые конкурсы с голосованиями устраивались! Так что мы просто пожинаем их наследие. С тех пор каждый учитель обзавёлся прозвищем. Причём птичьим! Почему – ещё одна загадка! Вот кого ты видела, кто тебя привёл?

– Эм, Севир…Севир Илларионович.

Аделина резко остановилась, едва не споткнувшись, и уставилась широко раскрытыми глазами.

– Что?

– Поверь мне, но он никогда не отправлялся за потерянными сам! Серьёзно! Весь такой якобы занятой, да и, мягко говоря, недолюбливает эти вечные разбирательства с неключами. Боится не сдержаться. За тысячу лет явно успел многого насмотреться. Да даже мы для него не лучше муравьёв, глупые и скучные. Вот если бы я была бессмертна, то на его месте ни за что бы не!..

– Погоди, то есть он реально бессмертный?

Ещё вчера Элина думала, что ослышалась или поняла как всегда не верно. Глупость ведь, не может человек жить вечно. А сегодня уже ничему не удивлялась, смирившись, понимая, что законы прошлого мира здесь не работали.

– А как, по-твоему? Он и директриса, – та быстро взяла себя в руки и вновь стала проводником нового и непонятного. – Они жили ещё во времена Богов, знали их лично, да что знали!.. Севир Илларионович – младший брат Белобога, а Сильвия Львовна – дочь Дажьбога! Представляешь? Так что смело можешь звать своими бабушкой и дедушкой, ты ведь из их «светлой» братии.

– Но…

– Они Присные Тали. Что-то вроде смотрителей или охранников. Следят за тем, чтобы не повторилась вторая Вечная Ночь. Потому и не могут умереть. Вот и всё.

И как уложить это в голове? Как воспринимать и общаться с Севиром как раньше? Ясно, почему в его глазах не более чем неразумный ребёнок.

Чуть погодя они влились в кипучую толпу, неуклонно разрастающуюся и готовую покорять столовские просторы. Задев Элину плечом, мимо пробежали две девчонки в точно такой же форме как у неё. Даже как-то дышать сразу стало легче. Значит, не будет гадким утёнком на потеху остальным.

– Так и какое всё-таки у него прозвище?

– К сожалению, самое очевидное и банальное. Ворон. Не только из-за его пристрастия ко всему чёрному, – Аделина взмахнула руками, изображая не то крылья, не то чьи-то очень длинные рукава. – Поговаривают, что он перевертень, воролак. И якобы если выглянуть ночью со стеклянной крыши, можно заметить его облетающим академию. Но я в это не верю.

А вот Элина не сомневалась. Она вспомнила того ворона, до смерти напугавшего, первого предвестника будущих бед. Кто же ещё это мог быть?

Столовая совсем не выглядела как столовая. Что обычно всплывало в памяти? Квадратная коробка с облезшей краской и штукатуркой, пережиток прошлого, не рассчитанный даже на полсотни учеников. А здесь? Она возвышалась, как римский Колизей, такая белая колона с винтовой лестницей и парапетом. Вверх уходило целых пять этажей и, по словам Аделины, именно на самом последнем находилась та самая стеклянная крыша. Главным достижением любого ученика значилось пробраться туда ночью и полюбоваться на звёзды.

Внутри же наоборот показалось даже слишком просторно. Народ быстро разошёлся по разным этажам и столикам, оставляя после себя гулкое эхо.

– Нам сюда, – Аделина указала на несколько деревянных столов с фисташково-зелёными скатертями. У других в цветах остались серый и сиреневый. – На первом этаже завтракают младшие классы, иногда некоторые учителя, но и то редко. Кстати, ещё есть дежурства: скатерти там накрыть, тарелки выставить или поварам помочь. Не знаю, успели ли тебя вписать. Можешь глянуть в списке вон на той доске. Или потом в Зеркалке. Оно будет там же где и расписание.

Аделина целенаправленно шла к одному из столиков, самому дальнему, у приоткрытого окошка. Элина семенила следом. Там уже сидела троица парней, показавшихся смутно знакомыми.

Прежде чем подошли достаточно близко, Аделина предупредила:

– Давай только не позорь меня, ладно? И без тебя хватает проблем. Если чего не знаешь, лучше держи язык за зубами.

Стало вдвойне неловко. Роль обузы её саму не радовала, но что могла поделать, если без этой помощи хуже слепого котёнка тыкалась бы носом по углам и терялась. Это всего на один день, а завтра уже точно не будет мешать, не будет путаться под ногами.

Завидев Аделину, парни тут жеоживились. Один из них в голубых очках и того же цвета форме, чуть приподнявшись, сходу заговорил:

– Дорогая Княгиня! Как это Вы смогли почтить нас своим присутствием? После вчерашнего мы-то уже думали, все уроки пропустишь. Касьян щепки горазд крутить.

– Что точно, то точно. Да только мне тут, к сожалению, успели подкинуть работёнки, – и, ничуть не стесняясь, указала пальцем прямо на Элину.

Этим навлекла три любопытствующих взгляда.

– Кто это?

– Новенькая в наш класс. И теперь моя соседка.

Парни так и уставились в ожидании чего-то, каждый по-своему оценивал. Элина же, наконец, вспомнила – это ведь те самые ночные нарушители! В свете дня их было не узнать, хоть и внешне ни капли не изменились.

– Привет, эм, – до неё дошло, чего все ждали и, пытаясь звучать уверено или хотя бы просто не запутаться в собственном имени, она представилась: – меня зовут Элина, Элина Левицкая.

Наверно, прозвучало всё-таки тихо и жалко, ведь на подмогу тут же пришёл один из парней, усиленно греющий руки о чайную чашку. Он тоже носил красно-золотую форму и единственный выглядел хоть сколько-то дружелюбно. Посланник самой судьбы, не иначе.

– Приятно познакомиться. Я Аврелий Гранин, заместитель нашей дорогой старосты и руководитель драмкружка, а эти двое…

Не давая договорить, его перебили. Подведённые карандашом глаза прищурились хищно, и, протянув Элине руку, парень в цветных очках представился сам:

– Измагард Истомин к вашим услугам. Лучший из лучших.

Элина потянулась, чтобы ответить на рукопожатие, но в последний момент от неё отпрыгнули как от чумы и заливисто рассмеялись:

− Но-но! Не по правилам!

Она нахмурилась. Никто объяснять в чём дело не спешил.

И вот остался последний из них. Тот, на кого Элина продолжала посматривать украдкой. Опять те же чувства: странные и абсолютно незнакомые. Неприятные. Словно она забыла что-то, а ей обязательно надо вспомнить.

Так она провалилась в ледяную прорубь.

Он тоже что-то искал. Взгляд вспарывал кожу, изучал, пытался докопаться до сути. Холодный и напористый. Вчера было иначе. От весёлых искорок и мягкости не осталось и следа.

Обычно Элина не смотрела людям в глаза. Ни прохожим, ни учителям, ни даже родителям. А иногда и самой себе в отражении. Она ненавидела это.

Говорят: «глаза – зеркало души». Так и есть. Она видела слишком многое, понимала: этот лжёт, а этот хочет поскорее сбежать. Да и сама не умела ничего скрывать: «Всё написано на лице».

Но именно сейчас, именно с ним всё было по-другому.

Ей нравилось.

Борьба взглядов, где она откуда-то знала, что выйдет победителем. Так ведь?

– Дорогие мои, я, конечно, всё понимаю: искра, буря, любовь с первого взгляда, но постыдились бы, пожалели наши бедные души, чистые и невинные, не готовые к таким представлениям…

Только когда Измагард вдруг разразился ехидной речью, Элина осознала, до чего должно быть странно они уставились друг на друга. Ребята смеялись. Боже… Она сейчас умрёт со стыда.

– Что за извращённые у тебя фантазии? Не болтай попусту, – отмахнулся с завидной лёгкостью и, проведя по волосам ладонью, всё-таки представился: – Севериан Доманский.

На него подколка, похоже, никак не повлияла. Только развеселила, вместе с остальными.

– Потомок самого Чернобога, страшного и могучего, – вклинился вновь Измагард. – Второй лучший из лучших, сразу после меня.

– Разве вчера мы не оба были на первом месте?

Севериан толкнул его локтём в бок, за что тут же получил в ответ. Ненадолго между ними завязалась шуточная потасовка.

– Дети малые, – любовно упрекнула Аделина, помогая дежурившим расставлять тарелки на стол.

– А вы тогда родители!

– Не дайте Боги. Ни жену такую, ни детей, – Аврелий закрылся учебником, не желая даже слушать.

За столом, не смолкая, звучали шутки, понятные только им, смех и ругань. Друзья. Самые настоящие друзья. И только одна она ничего не понимала, мешала, была лишней. Чего вообще ожидала?

– Так у нас значится ещё одна потерянная? – спросил вдруг Измагард, чуть приспустив очки. Оказывается, глаза у него такие же голубые.

– Потерянных? – так к ней уже обращались. – Что это значит?

Зачем столько непонятных слов и терминов? Ей-богу, такими темпами ей придётся взять словарь и заучивать от а до я.

– Точно из этих! Как мёдом вам намазано!

И вот опять. Вместо разъяснений просто всплеснул руками и пристал уже к девушкам за соседним столиком, раздражённый их громким смехом. Элина несдержанно вздохнула. Вроде бы ничего такого не успел сделать, а уже вывел её из себя. Как она таких не любила! Слишком они природой разные: две полярности, тихоня и болтун.

Со стороны может Измагард и вызывал в ней зависть и уважение: весь такой открытый, безрассудный, не вписывающийся в рамки закостенелого общества. Он красился, носил корсет, нос был проколот, а на надетые побрякушки с лёгкостью слетелись бы сороки. Это было смело: его самобытность и самовыражение. Но в общении… Сквозило в нём какое-то высокомерие и полное отсутствие такта. Не хватало только пресловутого вопроса: «А ты всегда такая тихая?».

Хотя возможно это затаённая беспомощность. Элина просто понимала – такой же ей никогда не стать.

– Потерянными называют ведающих, живших или живущих в мире неключей и ничего не знающих ни о своей силе, ни о нашем мире, – к её удивлению за пояснение взялся Севериан, но с таким до боли скучающим видом, что становилось понятно, говорит о прописных истинах. – Когда-то давно они ушли к неключам и стали подобны им. Они предали доверие Богов, и потому потомки стали забывать, что такое сила, где настоящая родина. Поэтому и называют их потерянными – чужие для нашего мира, забывшие своё место, но с проявившейся силой, как последним шансом вернуться.

– А если они не хотят пользоваться этим шансом? Не хотят возвращаться?

Светлая бровь изогнулась. Лица ребят отчего-то посуровели.

– Израдцы. Изменники. Стоит только ступить обратно, они сгорают. А их пепел остаётся пылью на полунощных землях.

Элина старалась ничем не выдать испуга, вспыхнувшей вдруг злости. Разве Севир не говорил, что в любой момент её могут вернуть домой? Разве не поэтому она согласилась, ведь думала, что всегда есть путь отступления, план Б, где жизнь возвращалась на круги своя?

Он солгал.

Конечно же, солгал. Чтобы меньше возиться с ничего не понимающей дурочкой, наивной и доверчивой. Чтобы поскорее избавиться от неё, не слушать раздражающего нытья и бесконечных вопросов.

А чему теперь вообще можно верить? Что из сказанного им было правдой?

Ничего?

– Так им и надо, – запальчиво воскликнул Измагард, хотя казалось, вначале даже не хотел слушать, – Сначала бежали как крысы, а потом их почему-то должны принять с распростёртыми объятиями. Крысы всегда останутся крысами. Предадут оба мира ради лёгкой наживы. Таким и второго шанса нельзя давать. Сразу подносить Богам как требу.

Появилось глупое желание приосаниться, лишь бы уйти с «линии огня». Конечно, он не говорил об Элине. Но в то же время…Кто знает. Она ведь потерянная, так?

– Успокойся, радикал наш, не пугай людей, – Аделина хлопнула Элю по плечу, пытаясь казаться участливой.

– Всё в порядке, – натянуто улыбнулась.

С улицы раздался перезвон колоколов, слышимый должно быть на всей территории. Если кто-то и хотел поспать, такой будильник точно не пропустишь. Это и мертвого разбудит!

Из за учительского стола собственной персоной поднялся Севир. До этого Элина его не замечала, но оно и к лучшему. Горькое разочарование никуда не делось.

– С началом ещё одной учебной недели Вас, дорогие ученики. Прежде чем я пожелаю приятного аппетита, и мы все вместе начнём нашу трапезу, хотелось бы напомнить о скором празднестве. Академия будет встречать Осенины неизменно традициям в ночь на двадцать первое число. Смею заверить, ничего не помешает провести его должным образом. Костры будут гореть ярко, а песни петься громко. Но тех, чьи семьи посчитают необходимым провести это время дома, попрошу подойти в Учебный отдел или лично к Артемию Трофимовичу и написать заявление.

Снова. Снова Элина не понимала, о чём говорят. Казалось бы, дело пяти минут, спроси у ребят, учителей, прочти, в конце концов. Но само то, что она единственная здесь ничего не знает, угнетало и усиливало и так застрявшее костью в горле чувство одиночества.

– На этом я, пожалуй, закончу своё скучное объявление и, наконец, приглашу Вас побеждать голод вкуснейшими блинчикам.

На столе уже всё было накрыто: запеченная картошка, грибной суп, овсяная каша, фрукты, чай и те пресловутые блинчики с малиной. Дежурившие ученики и дамы в белых передниках постарались и успели расставить всё к звонку. Только вот Элина даже не притронулась к еде. Поковырялась и отодвинула. Если съест что-то, её точно вывернет наружу. Не такое должно быть первое впечатление. Поэтому, подперев щёку, она просто сидела и ждала ребят.

Когда те почти закончили, к их столу вдруг подскочила незнакомая девушка и на глазах у всех обняла Севериана и тут же звонко поцеловала в щеку.

– И почему ты ко мне не подошёл? Я ждала хотя бы «с добрым утром», – с ходу начала жаловаться она, по-детски дуя губы и строя печальные глаза.

Внешность соответствовала поведению. Девушка была миниатюрной и даже какой-то кукольной. Милое личико обрамляли светлые завитые локоны, глаза навыкате специально подведены так, чтобы казаться ещё больше. Форма её тоже была красно-золотой, но вместо одной юбки имелось как будто десять, из-за чего она напоминала балерину в пачке. Ужасно приторно. И ужасно фальшиво.

– С добрым утром. Ты же видишь, что я с ребятами. Не обижайся только, Лиль, – Севериан может и пытался звучать помягче, но всё равно понятно, что делал для проформы, лишь бы поскорее отстали.

– С ребятами, с ребятами…Ты постоянно с ними, а я же как? – она огляделась и тогда же, конечно, заметила Элину, – Хм? А это ещё кто?

По тону становилось понятно – ей не рады.

– Я Элина, новенькая, – скоро язык отвалится это повторять.

Но слушать её не захотели и тут же перебили.

– Почему она за вашим столом? Мне нельзя, а ей можно? Почему? – не хватало только топнуть ножкой.

– Аделина за ней присматривает. Как староста.

– Да, да, конечно. Для этого не обязательно садить её к вам, – подаренный взгляд иначе как угрожающим и злым не назовёшь, но затем Лилиана быстро улыбнулась и переключилась на саму Аделину. – Почему тебя вчера не было у Зарницких? Они ждали, они уже готовы помочь с рекомендациями, но никому так и не сказали, чего потребуют взамен. Держат при себе.

– Много дел скопилось. Зайду к ним после занятий, – та явно не горела энтузиазмом.

С завтраком было покончено, и все встали из-за стола. Измагард зацепился с Аврелием на тему декораций к какой-то пьесе, спорили: оставить каменный замок как есть или перерисовывать заново. Лиля продолжала наседать на Аделину, а Севериан пытался её остановить, абсолютно безуспешно. Элина же столкнулась с неожиданной проблемой. Её обступили одноклассники. До этого лишь наблюдавшие с соседних столов, теперь они смогли подойти и с любопытством осматривали, оценивали, как диковинную зверушку.

– Так у нас новенькая? А разве посреди года принимают? Или?..

– Да она из потерянных, наверно. Их девать некуда, вот и к нам сразу, – хихикнул какой-то парень с ярко-розовыми волосами.

Спрашивается, зачем подходили? Могли обсудить всё это и без неё, прямо за спиной, и так получалось просто замечательно! Элина хмуро наблюдала за ними. Никто не любил новеньких, особенно, таких как она – отличающихся. Но понимание не ограждало от подбирающегося раздражения. Этот день должен был пройти явно не так! Помимо прочих, она заметила Севериана, наблюдавшего с каким-то ехидством, ожиданием чего-то интересного. Как будто Элина не собиралась просто молчать.

– Хотя обычно таким грешат в первых классах. Но чтобы к нам на второй!..

– Они вообще там не думаю. Как будто кто-то будет по десять раз объяснять темы для таких. А мы слушать, пф!..

Их смешки прервала Аделина, вырвавшаяся, наконец, из кукольных ручек.

– Вы, может, начнёте вести себя прилично? Устроили балаган. О себе бы сначала позаботились. На уроки идите.

Сработал её авторитет старосты, а может и испорченное настроение, не прибавившее дружелюбия. Все в мгновение ока разбежались, бубня теперь себе под нос.

– Спасибо, – пробормотала Элина.

Та отмахнулась, и они двинулись следом за толпой. Вот-вот прозвенит звонок.

– Кто-то явно сегодня не в духе, – приметил Измагард и протянул Аделине пачку сигарет.

– А кто-то хочет нарваться на отработку? – она отказалась, кивком головы указав на учителей, идущих впереди.

Измагард наоборот рассмеялся и замахал руками. Аврелий, закатив глаза, щёлкнул для него пальцами. Загорелась искорка. С кончика сигареты сорвался дым, и Измагард затянулся. Они свернули на какие-то задворки, тропинки уводили ближе к лесу, но каким-то магическим образом, вскоре прямо перед ними появились несколько трёхэтажных зданий, крамольно белых и острых. Они разрастались вширь своими башнями, колоннами и окнами. На одном из них среди шпилей даже виднелся отражающий солнце зимний сад, а у другого в самом центре отстукивал своё циферблат. Аделина добавила лично для неё, шепнула, что здесь проводятся только теоретические занятия, а для всей практики и владения силой есть другие места: «зелёные поля, багряный лес и пустые скалы». Элина желала бы получить карту, и пусть там будет, наверно, меньше квартала, зато она не терялась бы в трёх соснах.

Внутри всё превратилось вдруг в обычную школу с длинными коридорами, приоткрытыми кабинетами, деревянными партами, толкотнёй, шумом и гамом. С витражей за ней опять наблюдали противные белокурые девушки и, одарив их в ответ таким же взглядом, Элина пообещала себе не поддаваться на провокации. Денег для покрытия ущерба у неё теперь не имелось. Их класс остался на первом этаже у самого дальнего кабинета. Солнечные лучи нещадно припекали – высокие окна не были ничем прикрыты, сентябрьское утро выдалось непривычно жарким. Плевав на это, Измагард залетел на подоконник и затащил к себе Севериана. Там они стали шептаться о чём-то секретном-секретном, вжавшись друг в друга, лишь бы никто не услышал. Лиля крутилась рядом, пытаясь добиться внимания или хотя бы подслушать, но на неё то и дело шикали. Из под накидки Измагарда что-то блеснуло, но он тут же спрятал это обратно. Севериан заметил любопытный взгляд Элины, и раздражённо мотнул головой мол «Что-то не так?», с намёком, чтобы в их дела никто не лез. Она отвернулась, закусив губу. Первое впечатление не обманчиво. Ледяной принц.

– Если я ещё раз увижу синусы и косинусы, я умру, клянусь. Дай списать, а? – уловила краем уха разговор двух одноклассниц и буквально впала в ступор.

Не говорите, что здесь есть математика, только не это! Это разве не школа магии, где все должны забыть о скучных предметах и учиться делать только что-то крутое? Почему же получалось, что теперь это стало элитной школой для одарённых детей, в их случае скорее мутантов со сверхъспособностями? Элина решилась тихонько отвлечь Аделину:

– Здесь правда есть математика?

Получилось даже как-то жалко, и та удостоила её утешительным хлопком по плечу.

– Конечно есть, дурочка. И математика, и биология, и даже физика. На силе ведь мир не кончается. Мы получаем и обычные аттестаты, помимо академического табеля, и если захотим, можем уйти учиться или работать к неключам. Об этом позаботилась Сильвия Львовна, когда вступила на должность. Далось ей такое крайне тяжело, к слову. Император наш, наслушавшись консерваторов, и знать не хотел о «прямом пути к вымиранию ведающих». После кризиса и войны, как мне рассказывал дед, тот быстро переобулся и спелся с правящей верхушкой неключей.

– А чем это отличается от потерянных?

– Потерянные отрекаются от Богов, никогда больше не используют силы. А мы просто работаем.

– Но, а какие-то… – попыталась Элина вернуть разговор обратно.

– Преобразование энергии, искусство самовыражения, любовь к себе. Они основа для нашего класса. Успеет ещё наскучить, так что не волнуйся ты так. Сейчас как раз «Существа и сущности» будут. Хотя весёлого там мало…

Как будто вторя словам, из-за угла появилась молодая женщина, направлявшаяся прямо к ним. Все сразу смолкли. Аделина мигом подобралась, как в армии по стойке смирно. Даже Измагард с Северианом едва не слетели с подоконника, позабыв о своих важных секретах. Элину посетило нехорошее предчувствие. Крайне нехорошее. Просто ужасное.

По ощущениям, к ним приближался вовсе не человек – хищник. Стремительной походкой она заставляла всех на своём пути отступить и спрятаться, а строгий придирчивый взгляд и того побуждал вспомнить об инстинктах травоядного и немедля спасать свою шкуру. Женщина была высокой, бледной и худой, и Элина сравнила ту с утопленницей, очень надеясь, что читать мысли рядом никто не умеет. Плохое предчувствие оправдало себя: понять, что перед ней сложный прямолинейный человек не составило труда. Такие всегда делают больно, осознано или нет.

– Доброе утро, Аглая Агдеевна, – нестройным хором поприветствовали ученики.

– Доброе.

Отворив кабинет, она первой вошла внутрь. Лишь после следом потянулись все остальные и тихонько расползлись по партам. Как мышки. Разложив принесённые бумаги и учебники, Аглая Авдеевна отвернулась к доске и стала вырисовывать нечто отдалённо похожее на карту. Аделина бесстрашно подошла к ней и заранее предупредила о новенькой в классе. Едва ли окинув взглядом Элину, мнущую подол юбки в нервозности, та молча указала на единственно свободную парту, третью в ряду, и вернулась к чертежу.

Место Элине понравилось – это не первая парта «отличников». Только была одна маленькая проблема. Там уже сидела девушка, очень красивая и очень холодная, смотрела в окно и совершенно не обращала внимания на то, что происходило вокруг. Она показалась Эле отчего-то одинокой. Все общались между собой, никого не оставляли без внимания, но её будто не существовало для них – пустое место.

Аделина подтолкнула Элину вперёд и шепнула на ухо: «Не бойся, иди», а сама заняла место рядом с Аврелием. Прямо-таки прилежные студенты – староста и её заместитель. На парте стопочкой лежали тетради и учебники, а ребята, сложив руки, переключили всё внимание на учёбу. От них прежних не осталось и следа, теперь это «винтики идеального мира».

Элина, глубоко вздохнув, всё же примостилась на краешек стула. Соседка по парте даже не шелохнулась, продолжая глядеть в окно, видна оставалась лишь копна коротких тёмно-рыжих волос. Тогда Элина легонько коснулась чужого плеча. На самом деле не так уж сильно хотелось заводить новые знакомства, но в голову вдруг пришла мысль, что если та, повернувшись посреди урока, заметит чужачку, возмутится и решит прогнать, будет это неловко и унизительно. Элина лучше умрёт, чем даст случиться.

Девушка вздрогнула и резко выпрямилась. Нахмурив светлые брови, она огляделась, но стоило заметить Элину, раздражение переросло в открытое удивление. Она была похожа на лисицу: треугольное лицо с высокими скулами усыпали бледные, едва заметные, веснушки, приподнятые уголки глаз и брови в разлёт добавляли затаённой хитрости, неподходящей лукавости.

– Привет.

Та не ответила. А после поднесла руку к уху и вынула белый наушник. Чёрт, её даже не слышали. Элина заставила себя вернуть на лицо улыбку.

– Привет. Я новенькая, Элина Левицкая. Ты не против, если я здесь сяду?

– Ты уже сидишь? – то ли с недовольством спросила, то ли с недоверием.

– Эм, да, точно, – в ответ неловко хихикнула, а мысленно корила себя: «дура, дура, дура!», – но просто других свободных мест нет.

– Тогда зачем спрашиваешь?

Резонно. Кто вообще потянул её за язык?

– Не знаю, – после короткой паузы всё же созналась, – вдруг ты будешь против?

Та насмешливо выгнула бровь. Наигранной обречённостью пыталась скрыть живые искры во взгляде, но затем всё же сжалилась:

– Авелин Чагина.

И протянула ладонь.

Не раздумывая, Элина ответила и, наконец, ненадолго успокоилась. Главное слово – ненадолго. Ведь тут же зазвенел звонок.

– Давайте начнём, – одна негромкая фраза привела класс к затишью, – но прежде поприветствуем новую ученицу. Выходите сюда.

Скажите, что она шутит! Зачем эта показательная казнь в первый же день? Элину бросило в жар, руки вспотели. Поднявшись на ватных ногах, она могла думать лишь о том, что сейчас будет: какие вопросы, советы, угрозы? Встав у доски и повернувшись к классу лицом, ей вспомнился совет от преподавательницы пения: «Когда стоишь на сцене и жуть как волнуешься, лучше не смотри в зал – в этих лицах едва ли найдёшь поддержку. Смотри поверх них. На всех и ни на кого одновременно». Это всегда спасало её, потому и сейчас, задрав подбородок и распрямив плечи, Элина вперилась в табличку над дверью, с ироничной цитатой на латыни: «Ex nihilo nihil fit». Из ничего выйдет ничего.

– Представьтесь нам всем.

Иного не оставалось, и, кивнув скорее себе самой, послушно начала:

– Ещё раз здравствуйте. Зовут меня Элина Левицкая, я новенькая. Надеюсь, мы с вами подружимся, и никаких проблем не возникнет. Эм…

Не зная, что ёще можно добавить и чего вообще от неё хотели, она замолчала и кинула короткий взгляд на Аглаю Авдеевну. Та, ещё сильнее нахмурившись, постучала ногтем по столу и задала вопрос:

– К какому Роду вы принадлежите? Какой семье? Ваша фамилия мне ни о чём не говорит.

– Никакой?

– Хорошо. Попробую иначе, – поджала она губы. – Вы знали о силе и этом мире?

– Нет.

– Вот что мне и требовалось. Ваш второй класс сплошь и рядом потерянные, – в голосе проступило раздражение. Элина понадеялась, что на этом всё, и ей уже можно будет сесть и прийти в себя, но не тут-то было. – Возьмите мел. Посмотрим, какие у Вас знания.

Элину бросило в жар. Какие к чёрту знания! Откуда? Однако перечить не смела, и под пристальными взглядами одноклассников взяла протянутый кусочек мела и осмотрела доску.

– Пока не смотрите туда, – заметила. – Сначала ответьте на простые вопросы. Откуда произошла вся нежить? Чем отличаются существа от сущностей? Какие классификации существуют? Как следует встречать болотника? А полевика?

Время превратилось в пытку. Стоило ли говорить, что ни на один из многочисленных вопросов Элина так и не смогла дать ответа? Даже если ей казалось, что логически она догадалась, даже рта открыть не решалась. По итогу за неё отдувались другие: Аглая Авдеевна не давала темам повиснуть в воздухе и устроила не иначе как квиз. Теперь точно, одноклассники возненавидят Элю.

Какие-то, казалось бы, десять минут. Искусное унижение – так бы она назвала это. Показать ей, кто здесь умный, а кому не следует высовываться. Будто Эля собиралась, ага. Единственное, что сейчас волновало, как бы не расплакаться перед всеми и не опозориться ещё больше – в носу першило, слёзы уже подступали. Последним уколом в её адрес стало:

– Довольно. Чего и следовало ожидать от взращённой несведущими неключимыми. Придётся исправлять вашу бездарность. Жаль, уйдёт много времени. Пока садитесь.

Место за партой перестало казаться мечтой, коей она грезила, унижаясь у доски. Авелин кинула сочувствующий взгляд, но промолчала, уткнувшись в учебник. Оно и к лучшему. Урок потёк своим чередом. Показушная покорность других стала понятна; Аглая Агдеевна – дьявол воплоти. За любую ошибку давала дополнительную работу «на дом», и Элина поняла, что почти легко отделалась, когда один из одноклассников уже в пятый раз записывал себе в блокнот новое задание.

Тем не менее насовсем про неё не забыли и ещё пару раз спрашивали по уже нынешней теме – «Обитание задушных и неупокоенных нечистых», и, о чудо, один раз Эля даже смогла выдавить нечто похожее на правильный ответ. За излишнюю самоуверенность – где только в ней нашли? – она-таки получила хвалёное наказание. В довесок к итак не маленькой домашней работе: мало того что конспектирование темы в двадцать страниц, к этому добавлялось ситуативных задач штук тридцать, ещё нужно было провести исследование о том, каких существ можно встретить в близи Академии. А лично для неё Аглая Авдеевна выделила темы с первого класса и пообещала устроить ещё один блиц-опрос на занятии.

Стоило только прозвенеть звонку, все подорвались с мест. Элина не стала дожидаться Аделину и буквально выбежала из кабинета. После произошедшего как вообще можно было смотреть им в глаза, всем таким умным и крутым? Нападки Аглаи Агдеевны совсем их не задели.

Ребята задерживались. Элина бессмысленно подпирала стенку и раз за разом прокручивала в голове момент своего позора. Если бы только она была смелой, если бы не боялась ошибаться и перечить…

– Забавное ты устроила представление, – рядом встала Лилиана и наклонилась чуть ближе, говоря почти шёпотом, но с неизменной маской сочувствия и доброжелательности. – Мы посмеялись от души. Тебе бы в цирк клоуном. На большее, пожалуй, и вправду не хватит. Знаешь же, некоторых сколько не дрессируй – бесполезно. Порода не та.

Ясно, опять начинается. Борьба за «территорию», попытка так красивенько намекнуть, что нарываться и лезть в чужие компании не стоит. Элина молчала и старалась игнорировать. Худшая тактика на самом деле. Она даже не удивилась: с самого начала чувствовала, что тем всё и кончится. Лиля напоминала ей одну из тех пай-девочек, что за школой устраивали самые жестокие драки.

– Ты ведь должна понимать, – между тем продолжала, – то, что тебе позволили проводить с нами время, мешать Севериану и его друзьям, не делает тебя равной. Если бы не приказ, они бы ни за что не стали общаться с такой как ты. Для этого хотя бы надо не быть потерянной! Поэтому предупреждаю тебя, держись подальше. Иначе…У меня есть способы заставить это сделать.

Хуже кобры, с её языка капал яд. Угрозы не были пустыми, и Элина легко представила, что её ждёт. Новый рекорд – запугивание в первый же день! Но даже так, куда она денется? Что хуже: постоянно теряться во всём, унижаться на уроках или быть избитой, где-то в лесу? Две стороны одной медали. Элина не знала, что ей делать.

– Хэй, Бельская! Терапию начала? Не кажется, что рановато?

Язвительный звонкий голос принадлежал новой знакомой. Авелин демонстративно медленно и расслабленно приблизилась к ним. Странно, Элина думала, та давно ушла вслед за остальными.

– Тебя вроде не касается? Или что, потерянные спелись? Родные души почувствовали? Грязь к грязи тянет?

– С тобой нам естественно не сравниться, – Авелин взяла Элину под руку и потянула вперёд. Она качнула головой на лестницу. – Идём.

– Но я жду Аделину?..

– Ничего с ней не станет, не будет оставлять одну.

Так они поднялись на третий, самый последний этаж. Значит, Авелин тоже потерянная, совсем как Элина. Стоило догадаться: и по отношению одноклассников, и по наушникам.

– Спасибо, – слов не хватало, и Элина неуклюже потупилась. Когда последний раз за неё заступались?

– О чём ты? – попыталась откреститься та. – Я с Бельской не в ладах давно, поводов мне искать не надо.

– Всё равно. Наверно, я бы так и выслушивала это, пока не пришли бы ребята.

– Старайся ей отвечать, – всё же дала наставление. – В тихонь она вцепляется и не выпускает, пока с ума не сведёт или не приблизит к въержену. Вон Кирилл какой ходит; призрак, а не человек.

На Кирилла и правда было жалко смотреть. Нервный, даже хуже Эли, дерганый парень, который утыкался при любой возможности в книги и от всякого внимания замирал, входил в анабиоз, только судорожно поправляя круглые очки.

– А кто такие?..

В этот момент их настигла Аделина. Похоже, самовольный уход её разозлил, ведь та с порога начала отчитывать и Элину, и Авелин. Остальные поглядывали из за спины не то с сочувствием, не то со смехом. Всё это оставалось ужасно неловким, в особенности поведение Лили, которая вновь вертелась вокруг Севериана и играла роль милой глупышки.

Сейчас по расписанию стояли два одинаковых урока – «История ведающих». Когда в кабинет ворвался немолодой мужчина, высокий и широкий, истинный сибиряк, стало понятно, что легче не будет. Роман Васильевич может и общался с ними на равных, часто шутил, пытался казаться «своим», но был, словно ходячая энциклопедия, осведомлён обо всём, и поэтому требовал от них того же: знаний на зубок, чтобы любой разговор могли поддержать, на любой вопрос ответить и вставить своё мнение. На первом уроке он вёл лекцию, а на втором проверял, как внимательно его слушали.

Стоило ли говорить, что как бы Элина не записывала усердно материал по теме: «Раздробленные княжества Старобожества», в голове гулял сквозняк. Даже Яромир пару раз порывался подсказать ей, не выдерживая глупости, но даже так она могла лишь что-то мямлить неразборчиво. Роман Васильевич почёсывал бороду раздражённо и милостиво предупредил: «На первый раз прощаю. Но это не дело лезть в чужой монастырь, не зная устава». И почему всем так хотелось её поддеть, поставить на место? Что она делала не так? От вчерашнего предвкушения сказки, избранности и волшебства не осталось и следа. Разбились о грустную реальность. Почему всё не может быть проще? Элина поняла, что скучает по дому как никогда сильно.

На обед её утянули силком, как бы не упиралась, что не голодна и просто не хочет портить всем аппетит.

– Эти что угодно и как угодно съедят. Им даже нравилась моя стряпня!

– Ага, едва не подохли, – Измагард театрально схватился за горло, показывая, как будто чем-то подавился.

– Тем более, тебе понадобиться много энергии, – Аделина его проигнорировала. – А где её брать, если не в еде? Там и витамины, и минералы, всё что надо. Главное питаться правильно и сбалансировано!

Элина взглянула на худенькую, тонкую как тростинка, Аделину, и поняла, что даже если будет питаться одной водой и морковкой, ни когда не добьётся того же. Но уговоры не прошли бесследно. Удалось впихнуть в себя тарелку печёных овощей и кусочек хлеба.

На последнее занятие пошли в другой корпус, их ждал «Иностранный язык». Как оказалось, их делили на группы с другими классами, по тому языку, который они хотели изучать. Помимо родных и привычных, Элине рассказали и о двух «особенных». Божий слог и инакий язык. Севериан посещал оба и с неизменным выражением «это известно всем» поведал глупой ей, что же это такое. Божий слог необходим будущим ремесленникам, книжникам и ритуалистам; то буквально и есть древний язык, который использовали сами Боги, создавая амулеты и заговоры. Что до инакиева языка, им пользовалась нечисть, та, которая не утеряла разум и с которой ещё можно было договориться. Как оказалось, не только Севериан был таким особенным, но и Лилиана, и Измагард. Они все считались выходцами древних семей, и выбора как такового для них не было. Аделина изучала французский. «Из-за своих дальних родственников. Хочет считать себя коренной француженкой» – Измагард тут же поплатился, выхватив по макушке. Аврелий же выделился больше всех и ходил на латынь с древнегреческим. «Всё во имя театра и искусства».

В такой компании Элина со своим базовым знанием английского, казалась совсем странной. Ей не хотелось соваться в неизведанные дебри новых языков, и потому выбрала привычное «плыть по течению». С неохотой Аделина оставила её на попечение Авелин. Странно, как будто не она всё утро хотела избавиться от обузы.

Этот урок единственный прошёл легко и свободно. Молодая учительница – Светлана Игнатьевна, не напирала и никого не заставляла, но это было и не нужно. В группе было человек пятнадцать, и все они были заинтересованы в знаниях: никто не зажимался и не ругался, все то и дело тянули руки вверх, только бы заполучить минутку внимания, а вместе с тем и главную награду – почётный значок лучшего ученика недели. В этой тёплой атмосфере Элина смогла расслабиться и даже один раз ответила на вопрос. Без запинки!

Английский она знала хорошо, и задания с подковыркой не вызывали трудностей.

– Собралась, наконец? Копуша. Вон, возвращайся под крыло матушки гусыни.

Авелин исправно выполняла возложенные на неё обязанности, но делала это с лицом великой мученицы, и, то и дело, язвила и препиралась. Элина не отвечала, пропуская всё мимо ушей. Аделина верно ждала в холле у самой двери. Ребят рядом не было, да и сама она похоже спешила, нервно переминаясь с ноги на ногу.

– Мне надо идти, – начала сходу, не дожидаясь, – очередная планёрка. Тебе ведь за учебниками надо? И к Юсову ещё. Смотри, библиотека находится вон в той стороне, между столовой и общежитиями. Там ещё колокол на крыше. Если что спросишь. Хорошо?

Хоть Элина и кивнула, но внутри всё сжалось от страха. Надо будет всё делать самой. Идти куда-то и опять спрашивать – тыкаться, как слепой котёнок.

– Хорошо. Тогда встретимся на ужине. Или в комнате, как повезёт.

Так Элина и осталась одна, бродить по владениям академии. Казалось бы, всё ведь легко: иди по тропинке, вспомни, где ты уже была, и дойдешь без проблем. Так и было бы, не будь она Элиной Левицкой, что буквально синоним неудаче и невнимательности. Конечно же, она задумалась, засмотрелась и очнулась как будто совсем в другом месте. Деревянные ряды трибун возвышались над головой в метрах пятнадцати и закрывали солнце. Небольшой туннель вёл на зелёное поле, где сейчас кипела жизнь. Ученики кто в школьной форме, кто уже без, разбились по группкам. Каждый занимался делом. Кто-то пинал мяч, кто-то практиковался с силами, одни, склонившись над землёй, что-то считали, а другие, распластавшись по нижним трибунам, просто наблюдали. Очевидно, это было одним из мест, где любила собираться молодёжь. И куда Элина попала интересно узнать? Стопроцентно, в совершенно противоположную сторону от нужного места, иначе и быть не могло.

Она побаивалась даже ступать на поле и так и мялась на входе, не находя в себе смелости ни уйти, ни остаться. Надо просто подойти и спросить: «Как пройти в библиотеку?». Надо, да, но сделать ужасно страшно.

Так бы она и стояла, наверно, до самого вечера. Но тут в темноте туннеля показался одинокий силуэт. Если столкновения не избежать – чем не идеальный шанс?

– Извините, пожалуйста, не могли бы мне помочь? – и как на духу выпалила: – Я новенькая, и я немного потерялась. Мне нужна библиотека, не знаете, где она?

Только столкнувшись нос к носу, Элина осознала, какую же огромную ошибку совершила. Мало того, что это был парень, так это ещё был чертовски красивый и чертовски милый парень. Глупейшая, глупейшая ошибка! Он был чуть ниже Элины, и показался если не одногодкой, то на год младше. Однако рост компенсировался широкими плечами и крепкими мышцами, которые лёгкая ткань формы никак не могла скрыть – настоящий спортсмен. Только вот весь образ портили милые щёки и нос-кнопка, совершенно не вязавшиеся с телом. На плече он держал биту и, свободой рукой продолжал лохматить мокрые от пота чёрные пряди.

Что-то внутри Элины перевернулось.

Поначалу он даже не заметил её, чуть не прошёл мимо, но, услышав сбивчивую речь, дернулся и приостановился. Показалось, или в глазах действительно промелькнула паника? Элина осмотрела себя с ног до головы – неужели так страшно выглядит? Но уже в следующее мгновение тот переспросил с каменным спокойствием:

– Помочь?

Растеряв всю с таким трудом накопленную уверенность, Элина закивала и совсем тихо подтвердила:

– Да. Найти библиотеку. Или ты не знаешь? Ты, наверно, первоклассник.

Вперившись взглядом в землю, она не заметила промелькнувшего недоумения, быстро сменившегося раздражением.

– Идём. Мне по пути.

И неопределённо махнув, он прошёл мимо. Элина засеменила следом, держась чуть позади и не осмеливаясь шагать вровень, верно истолковав недовольство и быстрый шаг.

Дальше они молчали. Наверно, хорошо, что так. Иначе Элина точно опозорилась бы, начала болтать несусветную чушь и просто сгорела от стыда. Зато появилась возможность чуть дольше любоваться идеальным профилем. И как земля таких носит? Какого вообще им, этим везунчикам, выигравшим лотерею жизни? Ловить на себе восхищенные взгляды, влюблять, вдохновлять, лишь пройдя мимо, лишь столкнувшись мимолётно…

По тропинке шли недолго, никуда не сворачивали, прямо и только прямо – как же умудрилась потеряться? Неудачница Эля, что и требовалось доказать! Вскоре появились знакомые очертания зданий.

– Тебе туда, – он указал в сторону высившихся деревьев и подстриженной изгороди. – Через аллею иди по диагонали. После фонтана со статуей как раз будет библиотека.

Бросив фразу, как точку поставив в предложении, парень свернул с тропинки к крохотной постройке, отличавшейся простотой и невзрачностью. Видимо то была подсобка для всякого спортивного и не только инвентаря, ведь бита перекочевала с плеча в руки.

– Спасибо большое! – она не хотела кричать, но получилось само собой.

Смутившись, Элина рванула в сторону аллеи, не дожидаясь ответа. Ну, почему так не везёт! Почему постоянно ведёт себя глупо, по-дурацки, выставляя посмешищем и только мешая таким, как он? Эх.

«Будь осторожней» – Яромир не заставил себя ждать, – «Мне кажется, он что-то скрывает, что-то знает».

Элина рассмеялась, немного нервно и сдавлено.

– Тебе кажется.

Глава 5. «Потерянная надежда»

Элина была редким гостем в библиотеках. В детстве ей могли купить всё что угодно, стоило лишь попросить, и простенькие книжки были не самым сложным из бесконечного списка желаний. Тогда она никак не могла разобрать принцип работы. Это что нужно отдавать кому-то своё, делиться, так потом ещё возвращать? Ужас! Но вскоре начались школьные годы, полные старых учебных пособий и пыльных пожелтевших страниц словарей – «только в них вы отыщите истинные знания!».

Иногда ей даже нравилась эта эстетика: дышащая тишина, упорная работа до заката и крепость из книг. Но в остальное время она всё ненавидела. Злых библиотекарш с извечным: «Кто измял корешок!?», нудные заумные учебники и кучу способов утонуть в мыслях, попасться в ловушку прокрастинации.

Здесь внутри до странного было мало людей. Поэтому огромный величественный зал ощущался одиноким, почти заброшенным. С высоких витражных окон наблюдали лики Богов, лестницы вели то вверх под самую крышу, то вниз, множество укромных уголков пустовали, ажурная люстра в центре покачивалась от скуки. Как-то всё не радостно, но чего ещё ожидать от библиотеки?

Элина заозиралась по сторонам, не понимая, куда ей нужно подойти и к кому обратиться. Привычной стойки не видать, тишина стоит едва не гробовая, а единственные ученики находились намного дальше, разбежались по разным этажам.

Вдруг она почувствовала лёгкое касание к волосам. Над ухом раздался шелест бумаги. Это была книжка, вот только… Летающая! Тогда же Элина заметила и другие, вообразившие себя бумажными самолётиками и пикирующими от полки к полке. Ничего себе! Что это за книжки такие, как их вообще читать?

– Аккуратней, аккуратней! – прокричали откуда-то сверху, – Ловите же их! Ловите! О, нет-нет-нет, куда же…

С лестницы на второй этаж торопливо спускался молодой мужчина около тридцати лет.

– Гостья? Неужели Вы ко мне? Ко мне?

На его лице вдруг отразился непомерный восторг, про книги сразу позабыл и подскочил ближе. Худой и высокий, он носил песочный костюм: верх из сюртука и накидки переходил в высокие широкие брюки, а всё это ещё было туго затянуто тканью пояса, подчёркивая талию. Странным в наряде же была вуаль, накинутая на светлые кудри и золотой ободок, такая прозрачная, что ни капли не скрывала лица с острыми скулами, и такой же плащ, похожий на крылья бабочки.

– Думаю, да? Мне нужно забрать телефон и…

Едва не за секунды весь его запал испарился, сдулся, трансформировавшись в разочарование. Не дав ей договорить, он начал жаловаться, обвиняюще.

– Вы к Игорю. Конечно! Всем как мёдом намазано! Столько ведь книг интересных, столько ведь знаний, но нет, всем лишь бы развлечения искать. Вон он, вверх по башне, идите. Где же ему ещё быть.

Несмотря на то, что её уже спровадили и на то, как излишне экспрессивно вёл себя мужчина, Элине некуда было деваться. Ей нужна хоть какая-то помощь, и потому она повторила:

– Да, мне нужно забрать телефон, но ещё и забрать учебники. Вы не подскажете, где здесь библиотекарь? Или как ещё можно получить книги?

Похоже, она открыла портал в ад в лице одного человека. Мужчина засиял так, словно и не было никаких эмоциональных горок.

– Ох, тогда Вы по адресу. Позвольте представиться, здешний библиотекарь, Эмиль Назарович Ельский из Дома Истории, книгочей.

И вывалил на неё огромнейший поток информации, пока водил от полки к полке, не замолкая ни на секунду. Элина была не уверена, надо ли ей знать всю подноготную, но и вежливо спровадить, намекнуть не получалось. За такой короткий промежуток она узнала, что: ему двадцать восемь лет, он не просто библиотекарь, а библиотекарь-стажёр, для сдачи последнего экзамена в Братстве Книжников от него требуют практику с книгами и архивами, и потому-то он застрял здесь. Братство – его семья, и подвести их нельзя, но в академии ужасно скучно, никто не хочет с ним общаться, и он ждёт, когда же, наконец, закончится срок. Тема резко перескочила на саму работу, и Эмиль излишне настойчиво стал втолковывать ей, как ухаживать за книгами так, чтобы они не пожелтели и сохраняли презентабельность: хранить в закрытых шкафах и лучше как можно дальше от школяров.

«Ты ничего не забыла?» – голос стал неожиданностью.

Забыла. Вот чёрт, правда забыла!

«Так и спросить в лоб? Про Дващи денницу?» – пыталась набраться немного уверенности.

«Да. Напрямик, без изворотов. Справимся, если что».

Отступать некуда. Даже сбеги, Яромир не оставит в покое. Пока Эмиль отгонял «особенные» книги и приговаривал: «С такими надо аккуратней. Они разумны, не каждому откроются, сколько не проси», Элина всё ждала подходящего момента. Казалось, вот, сейчас, давай, но затем поток речи только ускорялся. Нельзя долго думать, иначе вообще никогда не решишься!

– А Вы что-нибудь знаете о Дващи деннице?

Тишина показалась оглушительной. Эмиль насторожено склонил голову, его взгляд потемнел, руки сложились на груди.

– Зачем Вам это? Откуда Вы вообще об этом услышали?

«И что теперь делать?!» – лицо она постаралась держать, но вот в мыслях уже сквозила паника.

«Не волнуйся. Попробуй сказать про Севира» – Яромир напротив оставался излишне спокоен, словно примерялся к шахматной партии.

– Я просто, знаете, когда вчера попала сюда…Севир Илларионович меня сопровождал, и вот он упомянул. А-а мне вдруг вспомнилось, – как бы она старалась не заикаться, скрыть любое волнение, не получалось. Так нагло врать, опять! Чему её учит этот мир.

Но, кажется, сработало. Эмиль заметно расслабился.

– Ах, вот как… Да-да, он любит повспоминать былое, такой ходячий кладезь истории. Наши братья его боготворят, едва не богохульствуют – настоящий идол!Почти половина сведений о старом мире, старобожестве, начале эры ведающих получена от него! Каковы бы мы были сейчас?

–Так?.. – попыталась не дать сорваться в очередной длинный монолог.

Он смолк, подбирая слова. Видно, то действительно нечто страшное и запретное, о чём не стоило говорить и спрашивать.

– Дващи денница крайне противоречивое явление. На самом деле Севиру Илларионовичу не стоило упоминать его, а Вам запоминать, но… Я поощряю знания и всё же расскажу немного. Но пообещайте, что это останется между нами.

– Обещаю, – выпалила, согласная на что угодно.

– На самом деле, – он понизил голос и огляделся, лишь бы никого не было по близости, – так называется комплекс ритуальных действий, обрядов, что проводили вместе Белобог и Чернобог, когда их ещё никто не знал, как Богов. Морена нарушила ткань двух миров, пытаясь создать собственный. Всё живое должно было погибнуть и, утеряв земную оболочку, вернуться вновь, но уже покорное ей. Те же двое не позволили этому случиться. Своей силой они сшили половинки вместе. Спасли всех. Жаль только, ничего не даётся просто так. Оба кончили плохо.

«Мало. Надо больше. Спроси, есть ли где прочитать об этом»

– А я могу как-то узнать больше? В книге какой прочитать?

Элина буквально ощутила, как внутри него борются два лагеря. Один – чужой запрет, второй – желание помогать и делиться.

– Есть кое-что… Ах, давно мечтал ими поделиться! Никто эту подборку и не вспоминает! – он окончательно сдался. – Так и быть, добавлю Вам в формуляр. Но надеюсь, за это Вы будете приходить сюда почаще.

– Конечно. Спасибо.

«Добро. Обошлось малой кровью», – только сейчас голос Яромира выправился, до этого глухой и безэмоциональный. – «Даже непривычно».

Эмиль настолько к ней проникся, что даже вызвался проводить наверх, к этому «неучу из материалистов». Интересно, что за чёрная кошка меж ними пробежала? Вроде бы делят одно здание. Вдвоём поднялись по лестнице, идущей прямо по одной из стен, и вышли наружу. Здесь, пройдя по узенькому балкончику и зайдя за угол, они оказались на мансарде. Всё вокруг захламляли железяки, разные детали и устройства, какие-то деревянные макеты. Элине сразу вспомнилось другое место – вчерашнее. Ещё одна лавка старьёвщика, барахолка. В центре всего этого хаоса возвышался мужчина, ненамного старше Эмиля, и несколько крайне взбудораженных учеников-посетителей.

– Но почему, Игорь Олегович?! Эти неключи всё равно ничего не поймут, подумают, что графика крутая! У меня миллионы подписчиков было бы, если б не тупые ограничители!..

– Сбавь обороты, Алекс. Они не просто так сделаны. Твои попытки прославиться, едва ли будут волновать протекционную комиссию.

– Всё равно! Я должен попробовать!..

Наконец, их присутствие заметили. Сложно было не заметить. Эмиль своим «вежливым» покашливание усиленно действовал на нервы. Ученики сразу изменились в лице.

– Ты что-то хотел, Эмиль?

Чего не скажешь об Игоре, который встретил с добродушной улыбкой и мгновенно бросил все дела. Он показался вполне обаятельным человеком, хоть и крайне неряшливым: тёмная щетина, гнездо вместо волос, рукава неровно закатаны, а бледно-зелёный фартук весь испачкан в маслянистых разводах.

– Привёл к тебе посетительницу, – сухо ответил и, вскинув высоко подбородок, едва не сбежал. Элина знала, что он будет ждать её внизу.

Игорь лишь устало покачал головой и, посмеиваясь, произнёс:

– Как всегда невыносим.

Трое учеников у стола не поддержали его мягкого веселья и беззастенчиво стали перемывать Эмилю косточки.

– Неужели он не понимает? Как можно влезать опять!

– Я в библиотеку больше не ногой, меня так задолбало выслушивать бесконечное нытьё! Конечно, все бегут побыстрее! Если бы не учёба!..

– Ха, ты не видел его, когда я помял одну книженцию!.. Разобиделся и ругать стал. А я ему: «Да мне плевать, скажите спасибо, что не сжёг»! Ха-ха-ха!

Элина даже как-то стало жаль Эмиля. Ей-то он помогал. Да, может где-то и прилипчив, но разве то от хорошего? Никто ведь с ним общаться желанием не горит. Игорь внимания на ребят не обратил, но и не останавливал, и обратился к Элине:

– Так чем же я могу помочь тебе?

Собираясь с духом, она подошла чуточку ближе к стойке и, пытаясь игнорировать любопытные и недовольные взгляды, пояснила:

– Мне нужно забрать свой телефон, я новенькая и вчера только…

Договорить ей не дали, тут же перебив:

– Ах, да-да, точно! Левицких, верно? Сейчас-сейчас, дай мне минутку…

И, хлопнув в ладоши, он скрылся за стеллажами. Долго копался в собственном беспорядке. За это время Элину успели обсмотреть со всех сторон и пошушукаться, о «задаваке-новенькой, принимаемой не по старшинству». Когда Игорь, наконец, вынырнул из завалов, хотелось уже просто поскорее убраться отсюда. В его руках и правда был её телефон – в розовом чехле с солнцем и подсолнухами.

– Так, смотри. Я подправил слегка батарею, на ней был какой-то остаточный след чужой силы; затем поставил ограничители на все сети. Думаю, ты понимаешь, что не стоит распространяться о нашем мире? Так же установил парочку программ: по учёбе там, наших нововведений. В общем, уверен, сама быстрее разберёшься, что к чему.

Взяв протянутый телефон, Элина просто кивнула. Так и есть. Попользуется с часик и всё поймёт.

– Ты, если есть вопросы или будут неполадки какие, обращайся. Я всегда здесь, с радостью помогу.

На том и решили. Элина быстро сбежала вниз. Эмиль порхал между стеллажей и, её не зря посетило дурное предчувствие, складывал то одну книжку, то другую в излишне разросшиеся стопки. Не говорите, что это всё для неё одной! Да столько ведь и за всю жизнь не прочесть! Неужели к нему настолько редко заходят, не интересуются, что он решил отыграться вволю? Элина посочувствовала, конечно – они ведь так похожи, но… Сочувствие кончилось, стоило попытаться поднять всё это добро. А Эмиль продолжал тараторить: «Ох, и вот эту возьми!», «А вот как же!», «Может ещё?..»

«Ничего ты не разумеешь» – к тому же взялся поучать Яромир, – «Знание – это сила».

«Ага, учиться, учиться и ещё раз учиться, как завещал дедушка Ленин».

Элина поскорее сбежала из библиотеки, точнее не сбежала, а поплелась словно черепаха, боясь сорвать спину. Кое-как добравшись до общежития и пройдя дотошную Сипуху, что только бубнила под руку, пока Элина тащила книги по лестнице, она, наконец, развалилась на полу и позволила себе немного выдохнуть. Аделины ещё не было. Наверно, это хорошо.

«Кажется, теперь мой черёд?»

«Будешь учить меня? Уверена, это гиблое дело»

«Посмотрим. Из меня тоже не лучший наставник»

Элина с трудом поднялась и полезла в так и не разобранные коробки в поисках привычной одежды: чёрной толстовки, чёрных широких штанов и, конечно же, чёрных кед. Эта излишне яркая, излишне вычурная, красивая форма весь день нервировала, не давая быть собой – той самой серой мышкой, прячущейся от любого внимания. Дома она не хотела ею быть, но здесь это по крайне мере способно принести мимолётного спокойствия. На самом деле, ей было ужасно лень. Сейчас бы ничего не делать, только лечь обратно на пол и бесцельно созерцать потолок. Но нельзя, время нужно проводить с пользой…

«И возьми с собой, что там книгочей советовал»

«Проще найти то, что он не советовал»

Из огромной кучи Элина наобум выбрала две книги: «Истинные предания Восьми», где выглядывала закладка, и тонюсенькое пособие «Владение силой для самых маленьких». Закинув сумку на плечо, она выбежала наружу.

«Куда только идти? Опять потеряюсь в трёх соснах…»

«Лесок бы нам не помешал. Там всяко потише»

Но по настоянию Аделины Элина сходить с тропинки не спешила, и потому пошла по знакомому маршруту, лишь чаще осматриваясь по сторонам и следя за тем, куда стягиваются остальные. Так незаметно она вышла к самому началу, где сходились все дороги – к скверу. Помимо площади и не вписывающихся аллей здесь ещё был круглый фонтан и монументальный памятник с изображением каждого из восьми богов. Вот тебе и лесок. Деревья потихоньку сбрасывали листву, и сейчас та приятно шуршала под ногами. Ученики всех возрастов катались по земле, устраивали пикники и, в общем, радовались последним тёплым дням. Будет легко затеряться.

Элина ушла чуть вглубь, ближе к библиотеке. В основном собирались компаниями, а одиночки, как она прятались на окраинах. Пледа с собой не было, но и сидеть времени тоже. Сбросив сумку, Элина застыла в ожидании.

«Так что? С чего начнём?»

«Добро», – Яромир задумался, – «Так как ты созидательница, всё однозначно будет проще. Я тоже был созидателем, хотя и с методами разрушителей знаком не понаслышке».

«Эти воспоминания тоже сразу были?»

«Думаю, да. Возможно, что-то вспомнилось, пока наблюдал за тобой. Иногда стоит услышать слово, и я как будто видения вижу о том, что было»

«Может, так совсем скоро вспомнишь всё-всё»

«Хотелось бы», – замялся неуверенно. – «Но давай-ка начнём. Силы созидания. Обычно, считают, что ими пользоваться проще: не нужно тренировать тело, не нужен проводник, не нужно постоянно копаться в себе. Просто поглощаешь окружающий мир. «Просто» – так думают только разрушители. Для созидания нужна большая концентрация и усидчивость. Иногда после сбора энергии невозможно поднять головы, так она раскалывается. Наши тела сами по себе проводники, и если больно тело, ничем уже нельзя помочь».

Элина слушала внимательно, как ещё ни один урок до этого. Это основа, база, на чём строится всё остальное. Не знаешь её, можешь даже не начинать пытаться. Что бы она вообще делала без Яромира? Штудировала учебники?

«Для начала нужно прочувствовать мир вокруг. Стать с ним единым целым. Поэтому первым чему учат, это избавляться от мыслей, слушать не себя, а, например, шелест листвы или дыхание партнёра, чей-то голос. Давай с тобой тоже попытаемся»

«Очистить голову? Тяжеловато будет»

«Постарайся», – он непреклонно оборвал её сомнения и тут же смягчил голос, точно шепча прямо в уши, – «Закрывай глаза. Вот так. Сосредоточься на том, что окружает тебя. Птицы поют. Дети кричат и смеются. Ветер, шорохи, шаги…»

И Элина слышала. И птиц, и детей, но… Замерев телом, она не замерла разумом. Мысли клубились внутри. Эти ощущения не были ей в новинку. Жизнь проносится мимо, пока ты стоишь на месте и просто наблюдаешь. Они не замечают тебя – ты призрак, большое раскидистое дерево. Лица их одинаковы; они меняются, совершенствуются, растут, а ты статичен и всё так же жалок и несчастен.

«Я же сказал, не думать»

«А я сказала, что не получится»

Простояв наверно так ещё час в тщётных попытках, они решили перейти ко второму этапу. Яромир просто сдался. Сказал, что отложил на потом, и пока должно быть достаточно и этого. Кажется, её скудные способности и упрямство потихоньку выводили его из себя.

«Давай попробуем второй шаг. Нужно представить то, как ты хочешь использовать собранную тобою энергию. Дать ей образ и форму. Например, если тебе нужно тепло, сделать ту же Оглянку, я обычно представляю костёр. Кто-то другой будет о бане или палящем солнце думать. Здесь зависит от самой тебя».

Это оказалось серьёзным вопросом: понять, что же она ассоциировала с теплом. Элине вспомнилось, как вчера Севир согрел её Оглянкой. Тогда сами его руки горели и топили лёд, и это вдруг натолкнуло её на мысль. Для неё тепло – это прикосновения. Тепло чужого тела, объятия, любовь…

То, чего в её жизни было крайне мало. То, чего ей ужасно не хватало.

Элина уставилась на собственные руки, а после крепко зажмурилась. В голове кружили эфемерные образы, но внутри оно никак не откликалось. Опять что-то не так! На что только надеялась? Бесцельно тратя время, она, вдруг не выдержав, вскочила.

– Не может быть, чтобы я совсем всё делаю не правильно! – Элина полезла в сумку за той пресловутой детской книжкой.

«Это твоя первая попытка, а первый блин всегда комом, верно?» – ей показалось, что утешал он себя и свои наставнические навыки.

– Как всегда! Даже такая легкота у меня не получается. Я и не думала, что сразу буду ультра-магом, кидаться файерболами и оживлять мёртвецов, но… Но хоть бы что-то.

– Кажется, кто-то решил попрактиковаться? – неожиданно из-за спины раздался ехидный голос.

Элина резко выпрямилась и обернулась. Вот кого точно она не ожидала здесь увидеть – почему он вообще решил подойти? – перед ней стоял Севериан. Один, без ребят. Вместо формы – полностью чёрный наряд из приталенной кофты с буфами и широких брюк. В руках он вертел деревянный меч, очевидно тренировочный.

– Посмеяться пришёл? – череда неудач оставила её взвинченной и раздражённой, и неосознанно слова сделались грубыми.

– Возможно? – не понятно хотел он глупо пошутить или говорил серьезно. – Я прогуливался и увидел вдруг, как кто-то многострадально пытается поглощать энергию. Подошёл, а это оказалась наша дорогая новенькая.

– Спасибо, конечно, но можешь идти дальше. Ты же увидел всё, что было нужно.

Кажется, ещё немного и Элина взорвётся. Лучше пусть уходит. Даже если она попросит помощи, ждать от него нечего – опять поднимет на смех или будет красоваться своими знаниями. Весь сегодняшний день ей пытались намекнуть, какая же она глупая и неспособная, а выслушивать всё это по второму кругу уже не было никаких сил. Вчерашний день казался тяжёлым, но сегодняшний просто неподъемная ноша Атланта – последняя капля и она, пошатнувшись, упадёт в море.

Севериан какое-то время молчал. Элина даже сперва подумала, что тот послушался и ушёл, и досадливо вздохнула, бесцельно переворачивая страницы.

– Не выставляй меня плохим человеком, – глухо произнёс он, но после исправился и вернул свой привычный чуть ироничный тон. – Может я и правда хотел помочь? Дай сюда, с чем у тебя проблемы?

Севериан подошёл ближе и потянул руку к пособию, но Элина успела отскочить и прижать то к себе. Увидит – точно начнёт смеяться и подкалывать.

– Со всем.

– Ты же уже что-то пыталась тут изобразить, – он не стал отбирать книжку, но, склонив голову набок, всё равно углядел обложку. Как Элина и боялась, он рассмеялся, прижимая руку к груди и едва не утирая слёзы. – Ох, тебе в самый раз. «Для самых маленьких»! Только здесь едва ли объясняется теория. Где ты её вообще откопала?

В ответ она закатила глаза к небу – неужели её вера в человечество не безгранична? – и потянулась к сумке, не понимая, что её вообще тут держит. Никакие странные ощущения и чувства не помогут сейчас.

– Ладно, ладно, я не буду больше, – он легонько коснулся её руки, останавливая. – Давай я расскажу тебе о трёх правилах силы.

«Трёх?» – озадачился Яромир, до этого никак не комментирующий их переругивания.

– Всё честно, – повторил Севериан и отстранился, тем не менее не сводя взгляда, – Итак, правила. Каждое из них важно и без наличия всех трёх будет сложно. Но они общие как для созидателей, так и разрушителей. Первое: наличие энергии, её преобразование в нужную. Второе: визуализация. Желание в голове должно оформиться в способ достижения. А третье, как говорят все, самое-самое важное, это любовь к себе и вера, что всё получится.

– Любовь…к себе? – глупо переспросила Элина.

Вот оно. Всё встало на места. Вот почему у неё никогда ничего здесь не выйдет. Какая же глупость! А она уже поверила, что будет по-другому, что хотя бы сейчас справится и станет своей, вольётся в сказочную жизнь. Но никакой сказки нет, а она – просто неудачница, такая какой всегда была и будет! Спрашивается, что Элина вообще забыла здесь?

– Исходя из этого, есть два особых типа ведающих. Те, кто обожают самих себя и потому заведомо сильнее других – их называют нарциссами. А есть те, кто наоборот настолько ненавидят, что выжигают изнутри мыслями и чувствами, направляя силы на самоуничтожение – въержены.

Сразу стали понятны все ужимки и недомолвки Севира – немногие способны в лицо сказать: «У Вас проблемы: Вы ненавидите себя». Хотя он-то казался именно из таких. Да она не то что нестабильна, она просто никакая. Наверно, они ошиблись, и её место – дома, среди обычных людей.

– Эй, ты чего?

От Севериана очевидно не укрылась резкая смена настроения, и он озадаченно старался выяснить, что сказал такого. А у Элины просто рушился замок из детской надежды, где магия исправила бы её суть, научила не думать о плохом и подарила счастье.

В носу защипало, слёзы стояли уже где-то в горле, но она из последних сил держалась, и, опустив голову, спрятала лицо в ладонях. Вдох-выдох. Успокойся.

«Я не знал об этом шаге, не помнил, правда» – отчего-то начал оправдываться Яромир.

«Всё в порядке. Может просто никогда не задумывался».

Последний раз глубоко вздохнув, Элина убрала руки от лица. Севериан всё ещё здесь. Догадался ли он? Хотелось верить, что нет, но смотрел теперь странно – озадачено и неуверенно. Он вытянул руки так, словно собирался ловить её, если упадёт. Но падать Эля точно не собиралась. «Падение на доверие» с ним не сработает.

– Всё в порядке. Спасибо за рассказ, но солнце уже садится. Надо идти, – суетливо и нервно она пихнулась книжку в сумку и готова была бежать.

– Стой. Ты ведь пойдёшь в столовую? Сейчас ужин.

– Наверно? – к чему это.

– Можем пойти вместе. Я туда и шёл.

Элина скептично окинула взглядом тренировочный меч, но указывать на маленькое несоответствие не стала. Пусть делает, что хочет. Лишь бы перестал уже смотреть так пристально.

Они вышли обратно к лавочкам и аллеям и в свете заката двинулись в сторону башен библиотеки. Висела жутко неловкая тишина. Та самая, когда в голове усердно придумывались темы для разговора, но никто не решался начать первым. Хотя…

– Думаю, других не будет, – Севериан звучал легко и непринужденно, но Элина уверена, то очередная маска. – Сегодня собрание у театрального кружка. Измагард такое ни за что не пропустит, а Аврелий хотел бы, да кто даст руководителю уйти.

– Понятно, – лишь бы поддержать. – А Аделина? Она разве в кружке?

– Не дайте Восемь, – хмыкнул он, слегка приободрившись. – Её ни на один пост туда не пустят, она даже из великих произведений устроит фарс. Творчество не для неё. Ей бы речи писать и с трибун кричать. И сегодня как раз важная встреча. Надеюсь, всё получится.

Опять заминка и тишина.

– Вы давно познакомились?

– В первом классе, – подхватил, – кажется, уже прошла целая вечность. А вот с Измагардом мы вместе с самого рождения. Наши отцы, можно сказать, дружат – «выгодное сотрудничество для обоих родов». Даже появилась присказка: «у Доманских связи, а у Истоминых деньги». Они из старых семей, не как мы, не принадлежали Богам, но сейчас сильно укрепили положение. Измагарду это совсем не по душе.

– Почему?

– Его хотят сосватать, – не сдержавшись, хохотнул. – Едва ли не каждую неделю какая-нибудь девчонка прибегает на порог и по наказу папеньки приглашает на званый ужин, иногда даже крича признания и ударяясь в слёзы. Завидный жених. Весело это было первые раз десять. Да и Измагард…Не думаю, что хоть одна из них способна завоевать его сердце.

– Здесь до сих пор сохранились браки по расчёту?..

– От них не избавится. А ты значится не сторонница?

– Это ведь прошлый век, – Элина впервые высказывалась на такую тему. – Нарушение прав, свободы. Разве можно насильно полюбить кого-то.

– Брак не про любовь, редко про любовь. Это выгодная сделка.

Выгодная, да, но не молодожёнам. Их отцам и матерям, главам рода и семьи – да. Но не им.

– Значит, у тебя уже есть невеста?

Севериан поморщился. Не оценил, куда завернула безобидная тема. Или то, что Элина не захотела продолжать бессмысленный спор.

– Пока нет.

– Кто-то есть на примете?

– Есть, – выдавил неохотно, – и ты даже её знаешь.

Элина на мгновение задумалась и неверяще выпалила единственный вариант, пришедший в голову:

– Аделина?!

Севериан сбился с шага и, широко распахнув глаза, уставился на неё. А после, не выдержав, рассмеялся так громко, что привлёк внимание рядом идущих.

– Ох, Боги, ха-ха-ха, – он не мог остановиться и уже слёзы появились в уголках глаз.

– Ну, хватит, – смущённо и недовольно протянула она, – Я поняла, что ошиблась. Хватит уже.

Выпрямившись, Севериан всё пытался отдышаться. Даже несколько прядок выбилось из идеальной причёски, и он пригладил их обратно рукой.

– Скажешь тоже. Аделина хорошая подруга, но невеста и жена из неё…Даже будь мой отец не против, а он против, я сам бы поостерёгся. Жалко мне того бедолагу, что попадёт к ней в рабство. Нет-нет-нет.

– Значит, Лиля?

– Ага, – весь запал тут же испарился. – Объединить два рода. Больше силы, больше власти, лучше потомство. Отец ещё думает, но ответ очевиден.

– И ты согласен на это? Ты любишь её?

– Как я уже говорил, любовь и брак – несовместимы.

Элина тяжёло вздохнула. Как-то грустно. Севериану явно не хотелось такой помолвки, да и вообще им всего по пятнадцать! О какой свадьбе и будущем может идти речь! Совсем ещё дети. Хотя Лиля похоже была не против, а может и влюблена? Севериан с ей был мил и пусть отталкивал, но не грубил открыто.

– Зря я тебе это рассказал, да? Теперь только об этом будешь думать и ещё сильнее захочешь сбежать от нас? – он опять звучал слегка ехидно. Знакомая тактика.

– Нет, так умереть я не хочу. Но мне кажется, я никогда не разберусь в этом мире целиком.

– Даже мы в нём целиком не разбираемся. Так что не переживай.

Показалось, или её только что постарались поддержать?

Они дошли до столовой. Людей оказалось в разы меньше чем утром, да и преподавательский стол пустовал. Стало намного уютней. Сама атмосфера тишины и спокойствия буквально обволакивала теплотой – теперь начало клонить в сон. Вдвоём они сели за тот же столик друг напротив друга. Вспомнились утренние переглядки, и Элина искоса поглядывала на Севериана. Уложив меч, он присел и придвинул к себе порцию овощной пасты. Движения его были мелкие и аккуратные, знакомые – так делали все, кого в детстве мучили столовым этикетом.

– Кстати, – вдруг воскликнул он, – тебя уже водили в храм?

– Храм?

– Понятно, – хмыкнул, – Но ты всё равно сходи лучше.

– Зачем? Помолиться?

– В том числе. Ещё представиться Богам, попросить благословения, найти покровителя. Не всем, конечно, дано услышать Их голоса и тем более получить дар. Но даже так это неотделимая часть нашей жизни. К тому же вот-вот начнутся Осенины.

Вот ещё один пункт в бесконечном списке пополняющихся дел. Ей уже не нравилось. Как будто нет минутки даже спокойно вздохнуть.

– Осенины – это тот праздник, о котором объявлял Севир?

– Ага. Тебе повезёт его застать. Будут пляски всю ночь, песни, костры гореть! Повеселимся на славу.

Тут Элина заметила знакомое лицо, отделившееся от лестничного пролёта и ворвавшееся в мирную атмосферу зала. Севир. Помяни чёрта, он и явится. Словно хищник, он осматривал столики в поисках жертвы и заметил-таки её. Верно услышал, как она нелестно отзывалась. Прямой наводкой он пошёл на них.

«Чего ему опять надобно?»

– Приятного Вам аппетита, Доманский, – обратился сначала к Севериану, но не дал даже ответить, – Элина, надеюсь, Вы закончили. Могу я пригласить Вас к себе в кабинет для разговора?

На самом деле видеть его она не хотела, и разговаривать тоже. Обида всё ещё теплилась внутри и ждала выхода. Но отказать не могла – это не просто так, точно что-то важное. Может даже про родителей?

– Хорошо.

Она вышла из-за стола. Напоследок поймала взгляд Севериан, с которым хотела попрощаться так внезапно и неловко. Но не решилась и рта открыть, лишь глупо махнула рукой. Светлые брови свелись к переносице, льдистые глаза прищурились по-лисьи, пытаясь проанализировать, догадаться, о чём будет разговор. Так и сверлил в спину, пока они не вышли на улицу. Не за чем ему знать.

Севир шёл впереди, она торопилась за ним. От столовой и обратно в парк, а после направо к знакомому зданию, где обитал Артемий Трофимович. Поднявшись на второй этаж, они прошли в кабинет, стандартный и пресный. Здесь явно проводили не так много времени. Стол пустовал, стеллажи не тронуты, шторы задвинуты. Единственное, что отдавало жизнью – чайный сервиз и коллекция чёрного чая и травяных сборов в стеклянных баночках.

– Присаживайтесь, не стойте.

Элина присела на краешек кресла. Не зная, за что зацепиться, она невольно стала свидетелем «чайной церемонии». Севир отошёл к небольшому столику, подержал пузатый чайничек в ладонях, насыпал две ложечки заварки и схватил чашки.

– У меня для Вас хорошие новости. Я обратился в Братство Защитников вчера ночью. Они нашли ваших родителей целыми и невредимыми. Конечно, некоторое время им придётся провести в Ордене плоти, но то мелочи.

Чашки оказались по центру стола, и Севир аккуратно разлил дымящийся чай. Элина же глупо уставилась на его руки. Кажется, она чувствовала облегчение. Ведь именно так называлась захватившая её дрожь – мелкие иголочки? Они в безопасности. Она не виновата. Как они отреагируют, если узнают, куда её забрали? Наверно, разозлятся?

Но пути назад для неё нет.

– А смогу я их увидеть?

– Берите, не стесняйтесь, – настойчиво пододвинул чашку. – Боюсь, что это будет затруднительно в нынешнем положении. Неключимым и так сложно находиться здесь, а после пребывания на полунощных землях…

– Я могла бы встретиться с ними и у себя дома, – она знала ответ, и ещё раз хотела убедиться.

– Полагаю, это тоже затруднительно.

Не стал отпираться и, конечно, всё понял. Блёклые глаза блеснули любопытством.

– Я знаю. Мне уже рассказали – о потерянных и об израдцах. Но почему вы не сказали, как есть? Солгали…

Её голос дрожал, но не от злости или обиды, а от волнения. Страшно высказываться. Открывать мысли и настоящие чувства. Чего от него ждать? Не ремня же, в конце концов.

– Я знал, что Вы узнаете обо всём в скором времени. И да, умышленно солгал. Но ведь это помогло Вам не сомневаться и так скоро принять решение. Как по мне, одни плюсы.

Он очевидно и не осознавал, какие огромные сомнения посадила одна маленькая ложь. Элина поджала губы. Некстати, вспомнились слова Аделины о высокомерном бессмертном. Сейчас она могла разглядеть это.

– Не делайте такого лица. Переход прошёл легко, так будьте рады. Если одна недосказанность может ввести Вас в такое состояние, то как же Вы дальше будете? Мы, ведающие, любители двойных смыслов, – не дождавшись ответа, Севир легко перевёл тему. – Предлагаю забыть сию маленькую оплошность. Лучше расскажите, как прошёл Ваш день?

– День как день, – подмывало огрызнуться, встать и уйти, но такого она не могла себе позволить. Как и не могла начать жаловаться на учителей и все подначки.

– Вижу, Вы уже успели подружиться с одноклассниками. Доманский не самый худший друг, как и его компания. Но я удивлён, как быстро они приняли Вас.

– Вам кажется. – «Я для них лишь вынужденное поручение Аделины».

– Не знаю, за завтраком я наблюдал иное.

Он лёгким движением руки опустошил чашку и отставил в сторону,

– Я понимаю, Вы злы на меня. Имеете право. И сегодня я не буду мучить Вас и заставлять говорить. Но, тем не менее, я был бы рад, если после в вашу привычку войдёт заходить ко мне на чай.

– Зачем?

Севир точно был не из тех людей, что любили много болтать, к тому же с какой-то глупой девчонкой. До этого чуть ли не плевался на любое её слово, а сейчас строит любезность? Почему?

– А разве для этого должна быть особая причина? Я привёл Вас в академию и просто хотел бы знать, как Вы устроились.

Она кинула подозрительный взгляд. Больше ей нельзя верить каждому его слову.

Нельзя.

Глава 6.

«Яростное пламя»

Неделя летела своим чередом. Элина пыталась привыкнуть, подстроится под новую жизнь, вот только подкатывающие под ночь тоска и слёзы никуда не делись. Учёба всё ещё шла тяжело. И ладно бы касалось это лишь магических предметов! Так ведь и привычные математика и химия здесь были не такими, какими-то другими, в разы сложнее. Учителя везде приплетали силы и свои законы, своих богов, которые будто влияли на всё вокруг. Да услышь такое кто на экзамене в её школе, вызвали бы психиатрическую бригаду.

Лучше всего запомнились предметы, напрямую относившиеся к силе и, как теперь Элина понимала, к самооценке. Учителя старались привить им такое, что в обычной школе, наоборот, на корню уничтожали: желание творить, мыслить, отстаивать себя и свои идеи. Любить людей вокруг. Любить мир. Любить себя.

И это было самым-самым сложным. Непривычным.

Один из предметов назывался «Основы уважения и терпения». Вела его интересная женщина – Яна Никитична. В один момент она могла казаться очень юной, наравне с ними, а в другой мудрой и старой. Её выдавали глаза, скрывавшие за весельем и мягкостью неподвластную человеку трагедию. Одни поговаривали, что как-то давно она потеряла мужа, другие, что ребёнка, третьи, что она сама совершила убийство. Казалось бы, образ доброй женщины невольно обрастал ужасными придумками. Не прибавляло этому и её общение с Севиром. Им сразу же приписали запретную любовь. Но Элине это виделось смешным: до того были разные! Севир, выглядящий как граф Дракула, такой же мрачно-чёрный и готический, одним словом вампир, и Яна Никитична на его фоне фея-крёстная, милосердная и воздушная, будто вот-вот расправит крылышки.

На пока единственном занятии учеников разбили на пары. Нужно было встать друг напротив друга и, глядя прямо в глаза, назвать по недостатку друг друга. Всего одному. После же сказать, как его превратить в достоинство.

Как чувствовала, Яна Никитична поставила Элину в пару с Лилей. Вот так везение! Сходу, Лиля нарушила главное правила: с самым милым личиком начала поливать грязью, позабыв о лимите слов.

– Так-так-так. Конечно же, новенькая. Серая мышка с огромным самомнением, ищущая внимания там, где не следовало бы и с кем не следовало бы. Тупая и совершенно бездарная, не чтящая древних традиций.

И Элина приняла это всё. Как всегда принимала до этого, как будто ей плевать, хотя внутри бушевал ураган.

– Ты не забыла о правилах? Нужно всего одно.

– Ах, да? Хорошо-хорошо, тогда теперь твой черёд.

Но в этот момент подошла Яна Никитична, и внимание всего класса оказалось приковано к ним. К ней. Естественно Элина не смогла вымолвить и слова. Опять. Как же она ненавидела себя в тот момент! Почему не может стать как они? Почему то, что им легко, ей – невозможно?

И самым ужасным стало то, как после занятия Яна Никитична подозвала к себе и предложила: «Если у тебя что-то не получается или помощь нужна, поговорить даже, ты не бойся, обращайся». Понятно, какое ужасное впечатление произвела!

В чём-то похожим оказался другой предмет, буквально называвшийся «Любовь к себе». Хотя куда больше он напоминало психологический тренинг или странную терапию. Преподавал его Григорий Маркович – мужчина за тридцать, запоминающийся и эпатажный. На урок он влетел, безбожно опоздав, и с ходу начал жаловаться на Канцелярию и Хранителей Пути вместе взятых, якобы гоняют его туда-сюда по глупым поводам. Пришёл он с ярким макияжем, в белом костюме с жабо и брюками клёш. Нагромождение из подвесок, вышивки и цепочек создавали удивительную гармонию в хаосе. Завитые волосы топорщились во все стороны, в ушах поблёскивали кольца-серьги, а стёкла очков на переносице имели блёклый розоватый цвет. До чего же знакомый образ… Вот значит, на кого ровнялся Измагард.

Занятие тоже проходило странным образом. Их привели в огромный зал, полностью состоящий из зеркал. Такие можно было встретить по всей академии. Круглые или квадратные, длинные или широкие, в деревянных или золотых рамах. Все разные и уникальные, тем не менее, каждое имело витиеватую надпись по центру: «Здесь вас слышат». Элина побаивалась этих зеркал. Каждый раз стоило ей заглянуть, как отражение начинало двигаться само по себе и что-то пыталось сказать. Но как оказалось, для этого ими и утыкана вся Академия. Нет, не пугать учеников. Наоборот. Им можно было раскрыть душу, выговориться и тогда отражение поддержит или даст совет. Отныне фраза: «себя понять можешь только ты сам» заиграла новыми красками.

Однако Григорий Маркович дал задание в разы сложнее. Не просто поговорить с зеркалом, итак открывая душу перед всеми на распашку, а ещё «отпустить все обиды, ненависть, злобу; то, что копится внутри». Такое только для самых-самых смелых. И ведь нашлись. Элина пряталась за чужими спинами и глаза опускала вниз, боясь, что её вот-вот выберут. Но повезло. Не выбрали. От одной мысли ноги немели, и в животе крутило. Ребята были такими искренними и открытыми, ничего не боялись и не стыдились. Везунчики.

Хотя было занятие, которое пришлось Элине по душе – «Искусство самовыражения». Как объяснила лично для неё Аделина, содержание менялось от недели к неделе. В один день, например, могло проходить занятие музыкой, в другой рисованием; бывали ещё театральное мастерство, пение, танцы, лепка, готовка, флористика и многое другое. Это был отличный способ найти себя в чём-то новом, чего никогда не было в школах, где училась Элина. Это удивляло не меньше, чем наличие в мире магии – такой подход к учёбе.

Виолетта Демидовна относилась ко всем как к детям, обращалась не иначе как «милая» или «дорогуша». Ей было около семидесяти, но это не мешало громко хохотать, приплясывать и всех веселить. Элина невольно сравнивала её с цыганской предсказательницей: повязанный на плечи цветной платок, голубые тени, бусы и плиссированная юбка в пол. Не хватало только хрустального шара.

На нынешнем занятии оказалась обожаемая музыка. Виолетта Демидовна с заразительной страстью вещала о струнных инструментах – именно так звучала тема. На невысокую сцену актового зала выносились то скрипка, то контрабас, гитара и даже гусли и китайский гуцинь. Каждый ученик выбирал себе инструмент и практиковался, чтобы в конце сказать, понравилось ему или нет.

Конечно же, Элина хотела завладеть знакомой и родной гитарой, в которой была уверена больше, чем в себе самой. Но таких как она оказалось слишком много, почти половина класса, и в конечном итоге пришлось сдаться без боя и отступить. Но, тем не менее, под конец раздачи ей повезло урвать нечто похожее – укулеле.

За их обучение отвечал музыкальный кружок. Те, казалось, не особо были рады, не иначе как Виолетта Демидовна заставила. Она имела безграничную власть на все творческие объединения. Не удивительно, что те считали себя её рабами.

Ученики разбились на группы. Каждую курировал один из музыкантов. Первую проблему Элина заметила сразу: с гитарой в руках на краю сцены сидел знакомый парень, тот самый, что показал ей путь до библиотеки. Вторая проблема состояла в том, что именно он выпал её куратором. А третья стояла рядом – везде преследовавшая Лиля.

Элина взмолилась Богам, лишь бы не облажаться.

– Так, что у вас тут? Гитара, укулеле и это…вроде домра, да? – Авелин неохотно кивнула. Она была третей в их группке. Прямо-таки святая троица, без слёз не взглянешь. – Отлично. Меня зовут Демьян, если ещё не знаете. Будем знакомы. Сегодня я ваш наставник. Наш кружок активно ищет ребят со способностями. Половина прошлого состава успешно и не очень выпустилась. Поэтому если вы что-то умеете, приходите.

Элина не могла поверить, что так легко захочет куда-то вступить. Жаль только у неё уже был опыт школьного «клуба». Она догадывалась, что и здесь главным будет не общение, разучивание песен, просмотр концертов и другое интересное, а те самые обязательные выступления на каждом празднике. Да и заинтересовала её отнюдь не музыка…

– Итак, – Демьян посмотрел на них, прицениваясь. – Кто что умеет?

– А мы и не должны что-то уметь, – вздёрнулась Лиля. Сегодня точно был не её день, ведь от образа милой девочки остались крохи. – Ты же наш наставник. Вот и учи.

В ответ он только хмыкнул, коснулся серёжки в правом ухе и сказал им взяться за инструменты. Элина сидела напротив, и каждый раз стоило Демьяну поднять голову, их взгляды пересекались. Наверно поэтому, пальцы дрожали, неправильно зажимали аккорды, и даже будь она сто раз лучшей гитаристкой мира, ничего бы не вышло. И пусть Женя учил сотни раз, что волнение и страх – убийцы искусства, что толку?

Демьян показывал базовые аккорды, наигрывал короткие мелодии и хвалил их. Хвалил, и хвалил, и хвалил. Но получалось-то у всех ужасно. Чего ожидать от первого раза? Абсолютно не ясно, как через час они должны выйти на сцену и что-то продемонстрировать. Единственная надежда, что они не будут хуже остальных.

– Ты точно что-то умеешь, – странно, как он приметил это. Элина слышала лишь мольбы струн. – Но вот на этом тебе будто тесно. Хм… Попробуй-ка мою.

В руки попала красная бас-гитара, красивая и блестящая. Страшно было даже дышать на неё. В панике Элине уставилась на Демьяна, который лишь тихо посмеивался.

– Это плохая идея, правда, – попыталась возразить, так и держа гитару на весу.

– Почему же?

– Я-я струны скорее порву.

– Заменить – дело пяти минут. Пробуй, – не отставал он. Деваться было некуда.

Авелин скорчила самое кислое лицо и вообще отвернулась от них, мучая бедную домру. А вот Лилиана наоборот следила внимательно и не мешала – на неё совсем не похоже.

Когда гриф гитары легко лёг в ладонь, ногти прошлись по струнам, Элина вспомнила ту единственную песню, которую знала хорошо. Никогда не забудет.

Пальцы перебирали аккорды, она сбивалась, конечно, но в голове уже звучали строчки.

«Мы будем любить и горькие слёзы лить будем.

Мы будем дышать, искать и лажать, мы люди.

Когда-то закончится эта безумная длинная чёрная ночь,

И в заключении заточения мы обнимемся вновь»

Перед глазами стоял образ Жени: на сцене, в подсобке, на мостовой, и везде-везде-везде с ним эта песня, эти слова. Как гимн, как призыв, как смысл жизни.

Не скоро Элина поняла, что строчки звучали не только в её голове. Демьян подпевал. Тихий голос легко играл тонами, прибавлял веса словам и смыслам. Неужели знает? Однако и до того чёрные, сейчас его глаза утратили всякий блеск – настроение сменилось по щелчку пальцев. Элина естественно сразу сбилась. Когда смотрят вот, с тоской и нежностью, и смотрят вообще-то на тебя, пусть и представляя кого-то другого, оставаться невозмутимой и продолжать играть – невозможно.

– Я же говорила, – вернула красотку хозяину.

– Не так всё плохо. Ты молодец.

Элину как током прошибло. Чёрт. За что он так с ней? Это ведь просто табу, вето – нельзя нарушать, ни за что. Её нельзя хвалить. Даже из жалости.

Выступили они ужасно. Ладно, может не так ужасно как многие, но и не идеально. Элина позабыла все струны, все табы, аккорды, всё на свете, и даже заверения Демьяна не спасли от самоуничижения. Почему рядом с ним не хотелось быть привычной собой? Почему хотелось быть лучше, достойнее; заслужить эти добрые слова, выстрадать, а не принимать пустыми и безличными?

Теми, кто покорил всех, стала, конечно, «одарённая четвёрка», хоть и по отдельности. Аделина заполучила скрипку и буквально вытянула всю группу, играя как сам Моцарт. Всегда идеальная. Есть ли хоть что-то, в чём плоха?

После академичности первой скрипки выступление Измагарда ещё сильнее напомнило балаган. Он отхватил гусли. Едва ли научился бить по семи струнам, как уже пошёл развлекать народ частушками. Благо не матными.

«Ты зачем же завлекала,

Коли я тебе не мил

Ты бы с осени сказала,

Я б и зиму не ходил».

Как будто специально для него на гуслях был ремешок. Потешно пританцовывая, Измагард втягивал других в пляс. Не иначе в прошлой жизни был скоморохом. Больше всех его выходку оценила Виолетта Демидовна, кружась как волчок наравне с ребятами: «Ох, и уморил ты меня, милок».

Аврелий оказался тем, кому присвоили титул: «уши в трубочку». Ему досталась арфа, и казалось бы, они идеально подошли друг другу внешне: золотистые и античные, но…струны извергали зубодробительную какофонию. «Я актёр, а не какой-то глупый бард!» – не сдержавшись, вскликнул он и как можно скорее спрыгнул со сцены. Руки у него дрожали.

А вот Севериан…Из-за того, что никак не мог выбрать инструмент, он оказался последним и, можно сказать, сорвал джек-пот. Виолетта Демидовна предоставила ему главный козырь вечера – фортепиано. И ведь правда, оно тоже струнное, пусть и на половину.

После их странной прогулки и неловкого разговора, встреч тет-а-тет больше не случалось, а в компании тот предпочитал не замечать Элину или же давить односложными язвительными комментариями. Его поддержка и помощь в тот день стали казаться выдуманными. Теперь она лучше лишний раз обойдёт укромные уголки парка, чем нарвётся на него. Но когда Севериан сел за фортепиано, даже от неё не укрылась перемена. Наружу вырвались искрение эмоции, гремучая смесь боли, тоски и решимости. Пальцы порхали по клавишам, давили то с нежностью, то с силой, и за всем этим стоял живой настоящий он. Элина слушала заворожено, кажется, только сейчас видя в нём нечто похожее, чувствуя родство, которое бывает только у сирот с ещё живыми родителями.

Многим дольше после этого стояла гробовая тишина. А Измагард, не обращая внимания на взгляды, взлетел прямиком к Севериану и крепко-крепко обнял. После они ещё долго шептались вдвоём, но любопытные уши Элины всё же выловил два слова: «брат и отец».

***

Наступила пятница – ещё немного поднажать и выходные. Элина проснулась одна, лишь сквозняк гулял по комнате, да стёкла звякали у приоткрытой форточки. Аделина опять не ночевала в комнате и уже даже перестала объясняться, куда и зачем идёт. Просто уходила вечером, а затем появлялась за завтраком, как ни в чём не бывало. Элине, наверно, стоило радоваться редкому одиночеству и тишине, но не могла, всё равно переживала. Казалось, Аделина совсем не спит. Был момент, когда на перемене она, сама не заметив, задремала. Сколько бы энергии не имелось в человеке, всем нужно восполнять резервы. Для неё же такой потребности, как отдых, будто и вовсе не существовало.

Утро встретило прохладой и сыростью. Всю ночь лил дождь, и только сейчас распогодилось. Наскоро перекусив в столовой, Элина ещё раз сверилась с расписанием: подряд шли два занятия «Созидание и преобразования» с пометкой красным: «обязательна тренировочная форма». Так назывался костюм, состоящий из бордовых штанов и короткой куртки, делавшей плечи до смешного огромными. Местом назначения значилась «багровая роща, секция номер три». Элина о такой и не слышала. Поэтому наученная опытом она открыла карту в телефоне – больше теряться и искать помощи не хотела – и дошла по зелёным стрелочкам прямо до места.

Кленовый лес стал виден ещё на подступах. Треугольные листочки разнеслись по округе, и название тут же обрело смысл. Из-за них даже земля стала красной словно марсианская. Секции обозначались табличками, вкопанными друг от друга в паре километров.

У кромки леса грелись на солнышке одноклассники, не только её класс, но и параллельный. Что примечательно все в бело-красном, ни одного разрушителя. Только тогда до Элины дошло – похоже, занятия сегодняраздельные. Неужели они будут использовать силы? Ладошки сразу вспотели. Она ведь так ничему и не научилась, не получалось и всё тут. Яромир, если бы мог, начал биться головой о стенку. Изо дня в день он пытался как-то вытеснить её плохие мысли, вместе с ней читал эти обучающие книжки и старался выполнить данное обещание.

С Дващи денницей они зашли в тупик. В тех талмудах, что дал Эмиль, не было ничего нового, только подробностей больше и язык заковыристей. Яромир же хотел узнать не констатацию прошлого, а саму суть ритуала, как его проводили, где и когда. Элина думала, что они остановятся на малом. Узнав о Дващи деннице, Яромир бы всё вспомнил о себе, о том, почему застрял в её голове, но… Наивная, наивная Эля. Вопросов становилось лишь больше.

– Второй класс, все собрались? Тогда проходим, проходим.

Со стороны общежитий к ним подошёл полноватый низенький мужчина с курчавой копной выжженных солнцем волос, круглыми очками и добрыми глазами. Одетый совершенно нелепо: в зелёный халат с фиолетовыми цветочками и брюки в полоску, он пружинистым шагом успел обогнать едва переминающих ноги учеников и вывел их на солнечную поляну. Здесь уже стопкой лежали пледы, сшитые из разноцветных кусочков. Рядом стояло несколько чайничков и чашек, взятых из разных и абсолютно не сочетающихся сервизов. Поляна оказалась к тому же удивительно сухой – ни росинки на траве. Да быть того не может. У них что намечался пикник? А как же урок?

– Пф.

Авелин, не сдержавшись, рассмеялась. Она плелась рядом, прямо позади всей процессии, и, конечно же, не могла не оставить без внимания скрежет шестерёнок в чужой голове. Опять веселилась за её счёт! Нет бы хоть что-то объяснить, помочь! За неделю Элина привыкла к чужой компании и сопровождению, но постоянно задавалась вопросом: «Если я тебя настолько раздражаю, зачем же ты ходишь за мной хвостом?»

– Проходим-проходим. Ну не стойте вы столбом. Разбирайте, усаживайтесь. Да, Дима, возьми вот горелку, воду, но смотри, аккуратней. Опять обожжёшься.

Фёдор Васильевич непонятным образом излучал волны добра и позитива. Раздавая указания направо и налево, он не забывал много шутить и сам внимательно слушал, чем с ним делились ученики. Видимо поэтому те словно оттаяли и иной раз забывали, что сейчас не посиделки в кругу друзей, а полноценное занятие. Единственные, чьи кислые лица портили идеалистичную картину, были Авелин и, что странно, Аврелий. Тот, как и обычно, улыбался мило, кивал головой, поддакивал словам учителя, но от Элины не скрылась фальшь в гении актёрской игры.

– Так значит у нас пополнение? Приятно, приятно, – Фёдор Васильевич завертелся на месте, стоило Лилиане упомянуть Элину. Ничего хорошего от неё не дождёшься. Заметив новое лицо, он подозвал ближе: – Дай-ка взглянуть на тебя.

Элина повиновалась, поднимаясь с места. Занять его точно никто не захочет. Авелин и Дима – ещё один потерянный – лучше сторожевых собак, от них убегают как от прокажённых.

– Элина Левицкая, – сходу представилась она, желая сократить надоевшие расспросы к минимуму.

– Фёдор Полёв, – тот расплылся в улыбке.

За спиной уже кто-то шептался.

– Посмотрим сегодня на твои умения.

Он отпустил её и продолжил болтать с ребятами, как ни в чём не бывало. Даже не заметил, как одной фразой ввёл в панику. У Элины ком застрял в горле. Теперь единственное о чём она будет думать, постоянно прокручивать и ждать – момент очередного позора. Не смешно! Совсем! Дома тоже было не сладко, но здесь она просто бьёт все рекорды!

«Ты справишься. Нужно верить, что всё получится»

«Мы это уже проходили»

Прозвенел колокол, и урок начался. Конечно, если то, чем они собирались заниматься, вообще можно было назвать уроком.

– Итак, на сегодня регламент такой. Полчаса на открытое созидание, час на медитацию. Потом небольшой перерыв и приступим к преобразованию. Дам вам одно лёгонькое задание, а там как пойдёт, может, ещё чего попробуем. Все всё поняли?

Возражений не последовало. Ученики расселись по пледам, взяли чашечки в руки и в молчании осматривали округу. Одна Элина ничего не понимала. Фёдор Васильевич к ним больше не подходил. Он примостился вдалеке под деревом и читал журнал «Вояж» с пляжем на обложке.

Было жутко страшно нарушить тишину и витающую умиротворённость. Копируя действия соседей, Элина продержалась ровно пять минут, прежде чем в очередной раз всё не испортила. Над ухом прожужжала оса, от испуга рука дёрнулась, и горячий чай расплескался мимо, прямо на штаны и голые лодыжки. Вот же!.. Больно! Элина едва успела подавить глупый вскрик и с силой сжала губы. Слёзы собрались в уголках глаз, а она даже не могла позволить себе выругаться. Что за проклятье быть ей! Что-то вечно идёт не так!

– Ты в порядке? – поинтересовался шёпот.

Это оказался Дима. Он сидел рядом и с первых рядов заметил пантомиму. Поставив свою чашу на землю, он порылся в сумке и протянул ей платок. Стало вдвойне неловко, но отказаться сейчас и того хуже.

– Спасибо.

Пока вроде никто не оборачивался и не смотрел недовольно, грозясь убить.

– С заданием проблемы? – получив вымученный кивок в подтверждение, он незло пожурил. – Так чего молчишь, спросила бы. Хотя бы нас. Думаешь, мы через такое не проходили? Ещё как! Потерянных никто не любит. Возвращают на эту якобы родину, а дальше – свободное плавание, всё сами.

Авелин на его слова лишь демонстративно закатила глаза и выхватила из рук Элины вновь опасно накренившуюся чашку, отставляя подальше.

– Как будто дома было иначе. Люди везде люди.

Дима лишь поджал губы. К потерянным и правда относились иначе, особенно преподаватели, особенно такие как Аглая Авдеевна. Но и некоторые ученики не отставали от этой странной неприязни. Дима, например, был очень дружелюбным и открытым парнем, но одноклассники почему-то принимали его за пустое место. Если с Авелин это теперь казалось закономерным – кто стерпит её вечные подколки и нежелание поддерживать диалог? – то с ним оставалось загадкой. Только ли это из-за того, что потерянный? К Элине хоть и не относились со щенячьей радостью, но обычные разговоры поддерживали. Да кривясь и плюясь, но всё же поддерживали.

Диму хотелось назвать простым парнем, «своим в доску». Элина же мысленно дала ему прозвище скейтер, ведь тот постоянно ходил в мешковатой одежде, из которой спичками выглядывали запястья и лодыжки. Даже форма висела мешком. Он был ярким и тёплым, как солнце, и таким же одиноким и далёким. Один раз, тренируясь в парке, Эля наткнулась на него, распластавшегося по голой земле, раскинувшего руки в стороны и поглощавшего ультрафиолетовые лучи. Должно быть так и появился его загар, а волосы выгорели.

– Смотри, – горячее дыхание обожгло ухо, – сейчас у нас, так называемое, открытое созидание. Мы вбираем в себя энергию окружающего мира, его красоту и спокойствие. Проще говоря, как сейчас пьём чай, разглядываем деревья и цветочки, всё в этом духе. Пытаемся осознать себя, как часть общего, единым организмом с природой и людьми – внешним. К слову, бывает и закрытое созидание, но, забавно конечно, им по большей части пользуются разрушители. Им с их «внутренностью» постоянно приходится копаться в мыслях и чувствах, добывать энергию и подпитывать проводники. Нам почти повезло.

– Что до медитации, думаю, ты знаешь, что это такое: садишься в позу лотоса и начинаешь «ом-м-м». Хотя и не только. Так наше тело преобразовывает и копит энергию. Нужно отбросить мысли и провести путь от головы до сердца. Спрессовать образы, собранные до этого. Учитель будет сопровождать голосом, но от него мало что зависит на самом деле. Нужна уверенность, визуализация. Стало понятней?

Элина закивала болванчиком:

– Да-да, спасибо большое.

А сама подумала: «Это вообще возможно?». Если бы она не попалась призраку и воочию не узрела магию Севира, явления, не поддающиеся объяснениям, Элина бы приняла всё сказанное за учения какой-то секты. Впрочем, а далеко ли они ушли?

Авелин протянула ей чашку обратно. Плескался на дне уже не чай.

– Какао, – фыркнула. – Намного вкуснее этой бурды.

Элина кивнула, принимая дар, и тотчас же отпила маленький глоток. Сладко. Глубоко вдохнув, она постаралась настроиться. Что там нужно? Не думать, стать единой с природой, копить энергию?

Полчаса прошли в один миг, и уже Фёдор Васильевич поднялся, сворачивая журнал в трубочку. Только он протиснулся в центр между всех пледов и хотел что-то сказать, как откуда-то с соседнего поля-секции раздались крики, ругань и лязганье металла о металл. Учитель изменился в лице.

– Продолжайте, продолжайте. Я разберусь.

И торопливо скрылся за деревьями.

– Бедные разрушители, мне их даже жалко. Скопа опять зверствует!

– Как нам повезло.

– И не говори. Мне Аглаи и на «сущностях» по уши хватает! Жуть берёт, стоит ей начать по списку вызывать, – то был парень с фамилией Авдиев, и он буквально ненавидел фразу: «тогда начнём по алфавиту». Из-за этого у него вырисовывала не одна двойка.

Его друг лишь залился хохотом. С уходом Фёдора Васильевича не только они потеряли всякую концентрацию. Все расслабились и начали болтать. Авелин распласталась по пледу, а Дима, наконец, отставил давным-давно пустую чашку. Элина решилась спросить:

– Значит, Аглая Авдеевна ведёт такое же у разрушителей?

Авели вскинула руку вверх, но ничего не сказала, синтезируя как растение, поглощая солнечные лучи. Пришлось отдуваться Диме:

– Ага. Она, конечно, одна из сильнейших ведуний десятилетия и раньше работала в Канцелярии, но кто надоумил её преподавать? Иногда я уверен, её сама директриса боится.

– Пф, ещё чего, – Авелин встрепенулась и даже села прямо, – это Сильвия Львовна ведёт над ней шествие. Лишь бы поддерживала барьер по тому древнему договору, а дальше не её забота. Но преподавать Скопа умеет. Я точно столько способов усмирить шутовок не знала бы.

– И что там всё-таки происходит? – перебила их Эля, указав в сторону, куда ушёл учитель. Дикие вопли не стихали.

– Что, что, тренировка разрушителей, – быстро утратив интерес, Авелин плюхнулась обратно и прикрыла глаза.

– Аглая мучает их там разными боевыми стойками, упражнениями на силу и выносливость, бегом или играми. Разогревает тела, – и, похоже смирившись с ролью духовного наставника, Дима взялся пояснять. – Ты уже знаешь, что они получают энергию не как мы. Им приходится попотеть…даже в прямом смысле. Мы черпаем энергию извне, они же полагаются на собственное тело. Поэтому-то им нужны всякие проводники: посохи, мечи, да хоть простая ветка, куда можно перелить накопленное. Нам в этом плане повезло.

– Повезло, так повезло, – пробормотала Элина.

Хорошо, что она созидательница. Иначе…остался бы один замученный труп. Ладно физическая подготовка, так там ещё и «любимейшая» Аглая Авдеевна. Настоящее комбо для тех, кому скучно жить.

Спасибо Богам, родителям, кому угодно.

– Ну что же вы!.. Расслабились совсем, я погляжу. Непорядок, – то вернулся Фёдор Васильевич, невредимый и радостный. По затихшим крикам стало понятно, что из схватки с главным боссом он неожиданно вышел победителем. – Давайте, убирайте всё и подбирайтесь в круг.

Нет, да точно же секта! Или шабаш начинался, как знать. Ученики передвинулись ближе, скрестили ноги и положили ладони на колени тыльной стороной вверх. В центре образовался просторный круг, а вот они, точки в этой окружности, едва не соприкасались плечами. Как и ожидалось, Фёдор Васильевич протиснулся внутрь.

– Приступим, ребята, приступим. Медитации теперь ничего не помешает. Примите удобное положение, успокойтесь. И помните, мысли – это яд, от них надо избавиться.

– Теперь же начнём, – голос его мгновенно поменялся, сделался ниже и размереннее, слова выверенее, как у диктора. – Закройте глаза. Слушайте мой голос. Сосредоточьтесь на дыхании. Оно ритмичное, лёгкое и приятное. Сделайте вдох. И выдох. Вдох. Выдох. Вот так. Вы чувствуете, как тепло зарождается в теле. Согревает, ласкает, щекочет. Вы в безопасности.

Клонило в сон. Ужасно. Вместо того чтобы не думать, Элина зациклилась на чём-то глупом.

«Опять ты за своё», – выполз на свет Яромир.

«У меня никогда не получится», – констатировала она обречённо. – «На наших тренировках я и то лучше концентрируюсь»

«Что странно. В том лесу так тихо и спокойно не бывает»

«Может ты на самом деле классный учитель»

«Не пытайся умаслить. Мы должны хотя бы с Оглянкой справиться. Не дело всё бросать!»

«Ага-ага, личный вызов, долг и так далее»

«Раз заниматься ты не хочешь… Я подумал, в храм нам всё же надо сходить. Вдруг что-то натолкнёт на воспоминания»

Элина и правда до сих пор там не была. Севериан советовал, а она замоталась с учёбой и тренировками и, если вспоминала, то только под ночь. К тому же сам Яромир совсем не горел желанием.

«Главное чтобы не очередная двухсотлетняя книга. Я такое не осилю больше»

«Не жалуйся. Читать надо вдумчивей, каждое слово вкушать. А ты же…»

«Только не снова, не начинай»

– Поток вашей энергии растёт. Выше и выше, больше и больше. В стремлениях к цели он сметает все преграды. Вас охватывает радость от их преодоления. Огромная уверенность и стремление ведут вас вперёд. Вы полны сил. Запомните это ощущение. Это ваша энергия, ваша сила. А теперь отройте глаза.

Время пролетело. Хотя сначала оно ползло, словно улитка, но затем ускорилось ракетой и врезалось в луну. Глаза заслезились от яркости мира, а спина и ноги ужасно затекли, иголочки больно приводили их в жизнь. Кряхтя как старушка, Элина поднялась. Как и до этого никаких изменений она в себе не чувствовала, ни намёка на то далёкое тепло, хоть как-то напоминавшее о первом и похоже единственном применении сил.

Осмотрев соседей, Элина облегчённо поняла, что не одна провалила медитацию. Дима широко зевал, потирая глаза, Авелин со всклоченными на загривке волосами, видно, вообще успела поспать. Таких как они было много, даже Аврелий – извечный отличник, недовольно разминал плечи и вот-вот готов был выругаться. Это успокаивало.

– Но-но, не раскисаем. Сейчас проверим ваши успехи, – бодрости Фёдору Васильевичу не занимать, голос только чуть охрип. Живчик. – Я приготовил такое задание: и полезное, и легкое, и интересное! Кто же хочет первым?

Странно, но никто не вызвался. Обычно всегда бывала пара тройка смельчаков.

– Ну что же вы. Мальчики, давайте. Покажите девочкам пример. Так-так…Ясенев, выходи вперёд. Будешь у нас первым.

Дима жалобно вздохнул, но повиновался, и, едва переставляя ноги, вышел в центр. Похоже, кое-кто всё-таки значился в любимчиках.

– Сегодня у меня есть вот что, – Фёдор Васильевич поднял на руки небольшой сундук и, приоткрыв крышку, дал им взглянуть на внушительную горку кристаллов: бело-голубых, похожих на сам лёд, каждый размером с ладонь. – Искры, новенькие. Видите, какие красивенькие нашёл специально для вас.

Он достал один из кристаллов и, чуть сжав, заставил его светиться зелёным.

– Знаете ведь, для чего мы их, скажем так, заряжаем собственной силой? Это наша треба. Ни одна молитва или служба не проходят без подарков. Такие малышки используются чаще всего, потому что по легенде Богиня Морена ответила Елизару, только когда он принёс ей гору самоцветов. И теперь уже мы приносим требу, чтобы просить присмотреть за душами родных, чтобы отвадить смерть от самих себя. Так что кто хорошо зарядит, разрешаю забрать с собой и родственничкам преподнести-то. Всяко рады будут.

Элина заметила, как резко Дима поменялся в лице: непривычно насупил брови и вскинул подбородок, но смотрел не на учителя, а на эти кристаллы. Когда Фёдор Васильевич буквально впихнул один ему в руку, сложилось впечатление, что какого-то мерзкого таракана получил, так сильно скривился.

– Вспомни ощущения медитации и представь…

Тот запнулся. Не успел договорить, ведь подсказки и наставления его оказались без надобности. Дима зажёг кристалл с одного тычка, сжал крепко-крепко, что, казалось, разотрёт в порошок. Жёлтый свет хоть и подрагивал иногда, но был ярким.

– Ох, как и ожидалось! Молодец-молодец! Слово я своё держу, можешь забирать.

– Оставьте себе.

Только с той же злостью Дима вернул кристалл в сундук. Что-то точно было не так. Его трясло? Почему?

– Что это с ним? – спросила Элина шёпотом, склонившись ближе к Авелин.

Та лишь отвела взгляд и нахмурилась. Остальные тоже вели себя как-то не так, стали шушукаться и тыкать пальцами, будто поведение Димы значило нечто-то большее.

– Не важно, не бери в голову, – а потом, словно передумав, предложила. – Может он сам расскажет, если спросишь.

Один только Фёдор Васильевич не придал этому значения и продолжал занятие. Он подозвал к себе каждого и выдал по кристаллу.

– Давайте, давайте, пробуйте.

Элина всё ещё была где-то не здесь, в своих мыслях и догадках, когда в руках очутился увесистый камень. Его холод привёл в чувства. Что ей делать? Как? До этого не получилось ни разу, будет ли сейчас иначе?

«Вспомни, чему я тебя учил. Ты опять загоняешься в круг. Нужно дышать. И ни о чём не думать!»

«Знаю я, знаю»

Камень молчал, не отзываясь ничем. Жар ладоней не грел его, не ломал и не плавил. Элина не понимала, как подступиться. Закрывала глаза, открывала. Представляла фонарь, костёр, лампочку. Но ничего не менялось. Опять. Ни намёка. А после она, похоже, совершила главную за сегодня ошибку – проверила, чего добились другие. И захотела разрыдаться, а может потопать ногами со злости. Да почему! Почему у них получается, а у неё – нет! Половина, если не больше, справились и заполучили по кристаллу в карман, перешли уже к другому заданию: «свет на ладони», где буквально надо было заставить ладонь светиться изнутри.

– Хорошо-хорошо. Вы молодцы, пусть и не у всех получилось, – Фёдор Васильевич стал заканчивать урок. – Мальчики, вижу, справились все. А я и не сомневался. В следующий раз попробуем ещё раз, и затем уже продолжим.

Ученики собрали сумки и спешили поскорее выбраться из леса. Им давали больше времени, чтобы успели заскочить в общежитие и переодеться. Элина, насупившись, готова была сбежать вместе со всеми, раствориться в толпе, но её выцепил сам Фёдор Васильевич.

– Думаю, ты знаешь, о чём пойдёт разговор. Я заметил, что тебе с трудом далось задание. Честнее сказать, совсем не далось, – дождавшись кивка, он продолжил. – Такое случается по многим причинам, застой энергии, например, или Скарядие. Но я сужу по своему опыту и вижу, что проблема не в теле, нет, а в голове. В твоих мыслях. Понимаешь?

– В любви к себе, да, да. Я знаю, – голос дрогнул, едва стоило ей признать перед другим эту слабость. – Как будто я могу с этим что-то сделать…

– Это действительно сложнее исправить, чем физическую болезнь. Говорят: «мысли хуже чумы», верно? Но это возможно. Нужно лишь приложить немного усилий и сильно захотеть.

Элина чуть не рассмеялась вслух. Насколько сильно? Разве уже не достаточно? Бездействие не всегда значит, что тебе наплевать, что не стараешься.

Так и не дождавшись чего-то умного и полезного, нового, что хотя бы могло направить в нужном направлении, Элина ушла. Уже трезвонил колокол, а опаздывать никак нельзя. Влетев в общежитие, привычно не слушая Сипуху, она быстро забежала в пустующую комнату, накинула форму и, даже не взглянув в зеркало, выбежала обратно. Только на самом подходе к корпусу стало понятно, что зря она торопилась. Их класс куда-то вели. Незаметно примкнув в самый конец, Элина заметила «одарённую четвёрку» в полном составе.

– Куда мы идём?

– А я-то уже думала, ты прогулять решила, – шедшая с самого края Аделина закинула руку ей на плечо.

– Я же не ты, – сдавлено хихикнула, – Да и неделя ещё не прошла даже.

– Кого это останавливало? Точно не нас, – Измагард вскинулся, но похоже занятия с Аглаей Авдеевной выжали весь его энтузиазм, и плёлся он едва переставляя ноги, облокачиваясь то и дело на Аврелия. – Хотя сегодня точно надо было остаться и поспать подольше. Чтоб я тебя ещё раз послушал!

– Ещё спасибо мне скажешь, – не повёлся Севериан. – Скопа тебя не пожалела бы.

– Если вот то было её жалостью, я!..

– Чижа срочно вызвали в Дом Сотворения, – игнорируя парней, Аделина, наконец, ответила на вопрос, – им зачем-то понадобился именно сертифицированный обрядник. Нам замену не успели найти, и вот отправили помогать с подготовкой к Осенинам. Как обычно не хватает рук.

Их привели в актовый зал. Казалось, в любое время дня и ночи здесь ошивались ученики: актёры дрались с музыкантами за время репетиций, художники устраивали показ работ, увешивая всё картинами, танцоры разминались у стен, декораторы и костюмеры ругались на каждого, кто не так подышит в сторону их творений, а ребята из кружка дебатов и квизов всё время просили задать им по вопросу. Весело. Даже учителя старались поскорее сбежать отсюда, особенно если премьера вот-вот на носу. Наверно, чаще всех здесь зависал Аврелий, будто это его второй дом. Элине рассказывали, что в прошлом году тот буквально заночевал меж кресел и другим не давал уйти. Бедные, бедные его подопечные.

А им и правда просто дали задание: сплести из цветов венки. Они расселись кто прямо на пол, кто на кресла. Рядом вёдра с цветами, и Элина сразу разглядела закономерность: те, что с ромашки, для разрушителей, а с одуванчиками для созидателей. Тоже часть традиций? Подсев поближе к Аделине, Элина пыталась запомнить и повторить как правильно. Спустя пару попыток уже пожалела тех, кому достанутся такие кривые венки. Только бы не ей самой. Ребята давно начали болтать, смех гремел на весь зал. Видимо поэтому из гримёрной вышли их проверить.

Учительница выглядело молодо, легко спутать со студенткой: совсем короткие волосы, румяна на щеках и лучащиеся оленьи глаза. Но одета была как истинный педагог: в кучу свитеров и накидок, явно ненавидя холода. Она улыбалась, и чувствовалась сразу какая-то лёгкость и мягкость в человеке, но… Рядом шла Аглая Авдеевна, и вся эта доброта даровалась ей. Кто вообще захотел бы в присутствии той веселиться?! Кто мог идти плечом к плечу и не хотеть бежать как можно дальше?

– Всё трудитесь? Как у вас дела? Получается?

Нестройным хором ответили, что всё хорошо.

– Старайтесь лучше. Это Вам не просто побрякушки.

Элина взглянула на свои венки и задвинула за спину. Конечно, говорили не о ней, но…

– Аглая, будь ласковей. Ребята молодцы, помогают нам.

– Лучше совсем не помогать, чем помогать, но плохо.

– Не будь букой. Зачем так категорично.

Боги, ей нельзя было это слышать. Нельзя! И так каждый день сомневалась в своей сознательности, вдруг всё вокруг её больной вымысел, а тут…Хорошо, что после двое ушли обратно и не мозолили глаза своей неправильной «дружбой».

– Кто это с Аглаей Авдеевной?

Аделина отвлеклась от бессмысленных попыток приструнить мальчишек и раздражённо отвернулась, хватая несколько ромашек.

– Агния Гурьевна. Ведёт в старших классах «Знахарское лечение», – и разглядела-таки недоверие. – Что, странно видеть нашу тираншу дружелюбной? Ты не привыкай. С нами не пройдёт. Да и ни с кем не пройдёт. Агния Гурьевна большое и единственное исключение.

Звон колокола раздался неожиданно – вот когда время пролетает незаметно. Все повскакивали с мест и сбежали в столовую: плетением венков им заниматься ещё целых полтора часа, а голод – не тётка. Впрочем, Элина опять пропустила обед – глупая на самом деле привычка – и, развалившись на кресле, коротала время за книжкой. Эмиль как раз хвалил её рвенье и нарадоваться не мог, стоило принести прочитанное на сдачу. «Сказания Снеды» были сборником народных мифов и легенд, по большей части о Богах и их человеческой жизни.

«А ведь знавала я тех, кто поговаривал, что Чернобог сделался въерженом. Якобы юнцом совсем, когда отрёкся от названных брата и отца и покинул Белые вершины, тогда же это случилось. Правды не скрыть. Ещё вдовой Морена бранила его, прогоняла, мол, подсунули им не могучего поганца; коли жалеет о свершённом, то не место ему среди них. Умертвив отца, как же он убивался, не меньше Белобога, родного сына. Не смог тогда задуманного исполнить, корыстного плана своего батюшки. Пощадил, оставил любимого братца жить. А тот не отплатил тем же, загубил. Око за око. Вот только, мы знаем, двоих крепко повязала нить: не могли они друг без друга. Белобог умер в бою, едва год успел смениться»

Яромир воспринимать спокойно этого не мог:

«Ничего-то она не знает! Чувствую душой своей, половина – ложь! Далемир – въержен, это же смешно!»

«Не принимай близко к сердцу. Почитал бы нынешние СМИ, ужаснулся, как можно одно и то же вывернуть под разными углами»

«Я просто не понимаю… Если жизнь Богов для них тайна, какой вообще смысл поклоняться неживым, выдуманным образам»

«Так проще. Мало кто хочет знать грязные подробности, да и вообще копаться в информации. Проще поверить на слово»

Вдруг позади со стороны амфитеатра раздались мальчишечьи голоса, медленно приближающиеся и становящиеся громче.

– Кирю-ю-юша, не верю, какие ты слова-то знаешь, оказывается, святоша наш! Ну-ну, не трясись, мы тебе ничего не сделаем плохого. Пока.

Элина застыла вся и не дышала даже, боясь себя выдать. Она поняла, кто это. Как тут не понять – это главный подпевала Лили, Вадим. Он был старше на год, с третьего класса, но это не мешала им общаться. Наоборот, казалось, всё свободное время те проводили вместе и строили козни потерянным. Ладно, может и нет. Но Элина знала, что Вадим тоже из потомков Богов и о таких, как она, отзывался в духе Измагарда: «убить всех недостойных». Поэтому стоило только заметить его бритую голову, Элина начинала мысленно молиться и искать пути отступления. Кто знает, что у него на уме? Вдруг Лиля надоумит в один день избавиться – злоба в её глазах только росла изо дня в день. Общения с «четвёркой» ведь никто не прекращал. Пусть и редкое, пусть и по делу. Лиля не хотела понимать, что Элина – лишь вынужденное поручение Аделины.

– Я отдал всё, что было. Чего вы ещё от меня хотите? – второй голос надломлено кривился, звучал едва слышно.

Кирилл вспоминался смутно. Вроде бы он из параллельного класса, конечно же, потерянный, и созидатель. На сегодняшнем занятии его сгорбленная спина и лохматые волосы то и дело маячили перед носом – у него тоже были проблемы с силами, и Фёдор Васильевич порывался обоим поставить в расписание пару дополнительных часов.

– Завались. Я, по-твоему, совсем тупой? Думал, не узнаю, как ты за спиной у нас с Зарницкими сделки крутишь? Они тебя не защитят. Ещё раз перейдёшь Лиле дорогу, – по спине пробежал холодок, – и ты, бракованный, поплатишься. Уяснил?

Послышался звук удара и судорожный вздох, едва подавляемый вскрик. В живот. Элина вспомнила, каково это и будто почувствовала на себе. Что же делать? Очевидно, здесь устроили «чёрную» и просто так, мирно, никого не отпустят. Но…Это ведь не её дело? Какой резон ей вмешиваться?

Может, потому что кто-то хочет сделать другому больно?

Может, потому что тебе самой никто так ни разу и не помог, просто прошёл мимо?

«Так давай же. Почему медлишь?»

Элина вскочила с места и бросила книгу. Она справится, она сделает это.

Глава 7. «Секрет директрисы»

Две фигуры расположились у выхода и ещё одна, которую Элина не ожидала увидеть, сидела в кресле, повернувшись боком. Лиля. Тоже здесь. Конечно же, куда без неё! Остаться незамеченной не получалось. Эхо шагов заставило Вадима вздрогнуть и отскочить от согнувшегося пополам Кирилла, да только быстро разобрав, что никакой это не учитель, задира расплылся в усмешке, не предвещавшей ничего хорошего.

– Гляди-ка кто. Ты потерялась, крошка? Могу помочь найти выход.

– Иди куда шла и не мешайся, Левицкая, – подала голос Лиля, вставая с места, – иначе станешь следующей. Ты давно нарываешься. Не слушаешься моих добрых советов.

Элина поджала губы.

– Отпустите его.

Больше всех, кажется, удивился сам Кирилл. Вскинувшись, он посмотрел с легко читаемым вопросом «Да кто ты такая?» и «Почему?». Лилиана же открыто рассмеялась, даже голову запрокинула и в ладоши захлопала, а после приблизилась настолько, что приторный цветочный аромат въелся в кожу, стал душить без рук.

– Подумай хорошенько, кому решила указывать, – угрозы, произносимые елейным шёпотом, и правда имели какой-то другой эффект. – Даю тебе последний шанс. Поступи благоразумно и не выводи меня из себя.

– Он вам ничего не сделал. Зачем сразу бить? Не кажется, что на поступок «благородных» это не очень-то похоже?

– Ах, заступницу из себя строишь? Похвально-похвально, – она отстранилась и приказала Вадиму: – Продолжай. Посмотрим, сколько продержится.

Послушавшись, тот опять занёс кулаки и несколько раз ударил Кирилла на манер боксёрской груши, попадая то в живот, то в спину.

«Останови его. Ну же!»

– Прекрати! Чего вы этим добьётесь? – Элина кипела внутри, сама не понимая от чего.

– Страха, да, Кирюша? И послушания.

До скрипа сжав зубы, Элина обогнула Лилю и бросилась на Вадима. Единственное до чего додумалась – крепко вцепиться в его руку, собираясь если не остановить, то хотя бы повиснуть мёртвым грузом. Он не ожидал такого и пошатнулся:

– Куда ты лезешь?!

Но это не спасло надолго. Тот со всей силы оттолкнул её, брезгливо отряхивая рукава. Как тряпичная кукла, Элина отлетела к стене, ударяясь затылком. Только вот сегодня от боли не хотелось стенать и плакать, от боли наоборот хотелось ударить в ответ.

«Так чего же ты ждёшь? Бей!»

Элина подскочила. Кончики пальцев горели огнём, мелко покалывали. Вот оно, то самое чувство, сейчас как никогда желанное.

– Я ведь попросила.

Красные искры соскочили вниз. Подобравшись к Вадиму, они вспыхнули и с треском взорвались. Кончик его плаща загорелся.

– С ума сошла?!

Лиля подбежала и помогла выпутаться из ткани. Остался лишь истлевший клочок. Кирилл напугано смотрел из стороны в сторону и медленно стал пятиться к выходу.

– Думала напугать нас фокусами? – одним складным движением Лиля вновь откинула Элину к стене. – Кем себя возомнила, м?

Грозно нависнув, она отвесила пощёчину – несильную, и оттого ещё более позорную и обидную.

– Ты никто здесь. Даже права не имеешь открывать свой грязный рот. Запомни…

А Элина готова была накинуться снова. Всякие тормоза отказали, в голове набатом повторялось: «бей, бей, бей».

– Вы что здесь устроили?!

Никто не заметил, как дверь подсобки отворилась, и в зале показались две женщины. С партера они должно быть прекрасно рассмотрели «представление». Аглая Авдеевна за считанные секунды оказалась рядом. Лилиана успела отступить к Вадиму, а Элина отлипнуть от стены. Никто не решался поднять взгляда, но и без того понимали: сейчас будет больно и плохо.

– До чего додумались! Не забыли, где находитесь? Я вас спрашиваю!

– Аглая, – положив руку ей на плечо, Агния понизила голос, – успокойся. Нельзя так…

– Ещё скажи, отпустить их и по головке погладить, – взвилась в ответ. – Сейчас же к директрисе! Будете на отработки ходить до конца года, пока не исправитесь. Чтобы ученики нашей академии так себя вели!..

– Но это не честно, – не иначе как бессмертная Лиля состроила самую жалостливую мордашку из своего арсенала, – мы здесь совсем не причём, мы жертвы! На нас напала эта сумасшедшая! С нею так и общайтесь, а…

– Вы не первый раз попадаетесь на лжи, Бельская. Не думайте, что я слепая или глупая, и спущу всё с рук. И на родственные связи свои не надейтесь. Вы давно на карандаше и чего стоите на самом деле, я вижу прекрасно.

Если бы ситуация располагала, Элина давно разразилась бы хохотом. Поделом! Хоть кто-то смог приструнить эту скользкую змею! Вот только ради этой справедливости она сама сейчас лишится головы.

– А Вы? Весело Вам? – и правда что ли мысли читала? – Ничем не лучше. Только явились, а уже нарушили устав. Будь моя воля, я бы всех потерянных отправляла прямиком в Сожжённое княжество! Не тратила бы сил попусту!

– Аглая, – вмешались вновь. На этот раз даже, кажется, сработало.

Слова едва ли задели. От Скопы чего ещё ожидать? За эту неделю Элина много выслушала в свою сторону «хорошего», только лишь за то, что кто-то из её предков когда-то отрёкся от сил и ушёл к неключимым. Сейчас же внутри грелось странное удовлетворение. Плевать на наказание. Она, наконец, не стояла в стороне. Она вмешалась и помогла. Пересилила себя.

Словно под конвоем их повели к директрисе в кабинет. Учительницы возглавляли процессию, опять развязав спор, и, казалось, совсем не обращали на них внимании; но даже так ни у кого и мысли не возникло улизнуть и спрятаться. Если и принимать смерть, то достойно.

Рядом с Элиной, понурив голову, шёл Кирилл. Он всё ещё держался за живот, дышал тяжело и загнано, но про плохое самочувствие не говорил и не жаловался. Знакомо, даже слишком.

– Почему ты не отбивался? – шёпотом спросила Элина. С затравленным Кириллом ей не было страшно общаться. Наверно, нашла родственную душу.

В школе, той, что осталась где-то далеко, на землях обычных людей, Элина тоже сталкивалась с травлей. Её часто поджидали возле спортзала и учили правилам жизни. Но даже тогда без боя она не давалась – кто в своём уме дастся? Можно сразу лечь им в ноги и ждать переломов.

– А смысл? – не скоро ответил он. – Что изменилось? Уж спасибо, но теперь бить они будут куда сильнее и злее.

У неё вырвался сдавленный смешок. Истеричный.

– Если так думать, они никогда не отстанут. Дождёшься и попадёшь в больницу с летальным исходом. Кому легче станет?

– Спасибо за заботу, конечно, – здесь не звучало и грамма настоящей благодарности, – но влезать и «помогать» я не просил. И поучений кстати тоже.

«Он совсем?..»

Обнаглел?! Да кто знает, что они с ним бы сделали? Избили бы и забыли! Не так бы заговорил. А теперь и сунутся не захотят. Она ведь показала, как надо.

«Ещё бы ты так за себя билась. И силы откуда-то сразу взялись»

«Это были силы?!»

«Дурочку не строй»

«Я думала, это ты что-то сделал»

«Всё что я мог, я сделал – подтолкнул к действию»

Видимо так и было. Кто знает, через сколько она очнулась бы и высунула голову из песка. Если вообще не заткнула уши и сделала вид, что её здесь нет.

– Неужели тебе нравится, как они себя ведут? Как издеваются? Ты же не мазохист какой. Почему не попробуешь противостоять? Я тебе уверено заявляю, так хотя бы…

– Да чего ты пристала?!

Ещё раз окинув его внимательным взглядом, Элина просто махнула рукой. Если ему так нравиться – пожалуйста, пусть терпит, пусть пускает всё на самотёк и даже не принимает помощи. Неловкость возрастала в квадрате, вместе с нежеланной обидой. Она ведь заступилась за него, подставилась сама, разозлила Лилю – пусть это и было неизбежно, но… Хоть немного благодарности? Это же не так сложно?

Они дошли до административного корпуса и поднялись на третий этаж, в западное крыло. Дверь в кабинет оказалась открыта, но когда Аглая Авдеевна постучала, никто не отозвался. Тогда та приказала им оставаться внутри, ничего не трогать и ждать директрису, а сама разозлённая ушла. Какая странная затея оставить их, недавно подравшихся, наедине вновь. Неужели так уверена в своём авторитете? Или их благоразумие?

Изнутри кабинет вовсе не походил на кабинет – это был музей. По углам стояли античные статуи, книжные полки забиты доверху как в библиотеке, граммофон крутил пластинку, с картин пристально следили люди. И конечно, куда без этого, здесь вытянулись в пол стены позолоченные рамы зеркал. Что ужасно, ни что из этого не сочеталось абсолютно, и напоминало скорее Лавку Нагорных.

Стоило двери за Аглаей Авдеевной закрыться, как не прошло и пяти минут, и активизировалась Лилиана.

– Мне-то ничего не будет, – обращалась она как будто к Вадиму и продолжала прерванный разговор, – я у тётушки любимица, она мне всё прощает. Тебя ей будет жаль, иначе придётся слушать нытьё Алины, а это почти смертельно. Поэтому в итоге отыграется она на никому не нужных потерянных. Даже жаль их немножко. Тётушка в гневе хуже ().

Вадим лишь поддакивал. По поведению обоих легко понять, что наказание их особо не пугало и вообще взрослые – просто помеха. Элине бы такое спокойствие. У неё-то никаких связей, знакомых и родственников в этом мире нет. Кому она здесь нужна, кроме себя? Она одна.

«Не одна», – Яромир ненавидел, когда такие мысли возникали в её голове. Он сразу просыпался и пытался убедить в обратном. – «У тебя есть я»

«Я знаю»

«Но забываешь слишком часто»

«С этим делом ты всё равно не поможешь»

Пытаясь отвлечься, Элина стала осматривать все «музейные» экспонаты. Она мало смыслила в искусстве. То есть, конечно, ей нравилось изучать картины, погружаться в музыку, восхищаться театром и актёрами, но чтобы знать от и до разные эпохи, признаваться эстетом и видеть нечто большее позади красок, слов – точно не про неё. Единственная статуя, что была ей известна, всем сюжетом намекала – Нарцисс. Невероятной красы юноша склонился к собственному отражению в озере, готовый сдаться в любой момент.

«Знаешь, в этой комнате что-то не так» – пробормотал вдруг Яромир. – «У тебя нет этого чувства? Будто тянет куда-то»

Элина покачала головой.

«Хм» – прозвучало многозначительно, – «пройдись ещё раз вдоль шкафов»

Она подчинилась, сама вглядываясь в каждую мелочь. Корешки книг, фарфоровые статуэтки, агрессивный цветок – ничего такого, что как-то могло зацепить, зачаровать.

«Не то» – мог бы, покачал головой.

Элина вернулась к статуе Нарцисса.

«Вот оно, снова!»

Теперь и ей послышался какой-то необъяснимый звон, словно несколько колокольчиков на новогодней упряжке. Ошибки быть не могло. Это цветок в руках каменного юноши.

«Что же скрывается за ним?»

«Так, только не говори, что тебе всенепременно надо это выяснить»

Она шутила, но когда ответа не последовало, едва не заскулила.

«Если я ещё раз ввяжусь во что-то, меня точно вытурят из академии! Нарушать устав два раза на дню и тем более лезть в тайны самой директрисы! Не кажется, это слишком?»

«Ты же обещала» – уступчиво и ласково начал он.

«И что? Сколько людей бросается словами и живет радостно, а главное спокойно!»

«Но ты не такая»

«Но я не такая» – быстро сдалась, сдулась, проклиная и себя с моральными глупыми принципами, и манипулятора Яромира.

Наклонившись ближе к статуе, Элина сначала заглянула в белоснежное идеальное лицо, – и всё же до чего красив! – осмотрела, надеясь заметить что-то необычное, и лишь затем потянулась рукой к цветку. Острые лепестки неосторожно оцарапали кожу, даже выступила кровь, но Элина не чувствовала боли и продолжала оглаживать холодный камень. Что же ты скрываешь, что? Расскажи, покажи.

«Осторожней. Механизмы, питающиеся кровью, крайне…»

В этот момент раздался громкий-громкий скрежет. Элина подскочила, отходя от статуи на десяток шагов. Цветок загорелся красным, и юноша резко вскинул руку вверх, указывая на возникшую меж шкафов тёмную дыру.

– Что ты натворила?! – на неё тараном надвигалась Лиля.

Скрежет возник не от каких-то шестерёнок или механизмов, а от сдвинувшихся в стороны книжных полок. Потайной проход ввёл куда-то вниз, света там никакого не было, и это только распаляло любопытство и страх.

– Это не я. Оно само.

– Конечно, конечно, – Вадим махнул рукой в сторону Нарцисса. – Никто же сейчас не тёрся с ним рядом.

Не удосужив его даже взглядом, Элина обратилась к Лилиане:

– Ты знаешь что это?

– Нет. Но тебе совать сюда свой нос точно не стоит, – и сама при этом зашла внутрь.

– А тебе значит можно?

– Ох, как ты мне надоела! От тебя уже голова раскалывается! – всплеснула она рукам. – Отстать!

Вадим подошёл к ней. Из них всех только Кирилл не проявлял к потайному ходу никакого внимания, он вообще не сдвинулся с места и, кажется, влипать во что-то новое, закапываться ещё глубже не собирался. Здравая позиция, здравая. Жаль только для Элины не рабочая.

«Давай узнаем что там. Не просто так же всё это?»

Лили и Вадима уже было не разглядеть, их спины быстро скрылись в темноте – и кто здесь не в своё дело лезет? Но, наверно, не ей их судить, ведь сама собралась следом.

– Остаёшься?

– Хочешь втянуть меня ещё и в это? – хмуро осадил Кирилл и, словно боясь, что она сейчас насильно потащит, отошёл ещё дальше. – И так достаточно.

Закатив глаза, Элина оставила его. Лаз был узким, явно не рассчитанным на толпу, ступеньки под ногами крошились, а в темноте того и гляди соскользнёшь и свалишься до самого низа. Зато там брезжил свет. Спустившись, она оказалась в огромном зале – сером и холодном. Колонны, удерживавшие потолок, расположились по периметру и были увиты вьюнками. По стенам полз плющ, на полу разбросана раскрошившаяся плитка. Место казалось давно заброшенным, нелюдимым. А ещё ужасно пахло плесенью.

– А если оно опасно? – голоса отдавали эхом.

Двое настороженно всматривались в поросшую стену. Настрой их сменился, и ребячество испарилось. Элина невольно поддалась и тоже стала шагать аккуратнее.

– О чём вы?

Но когда поравнялась с ними, увидела сама. По середине слившись с зелёными стеблями пряталось существо. Руки и ноги его вросли в стену. Оно смутно походило на человека, только вместо лица – листья папоротника. С каждого за ними наблюдал десяток пар глаз, вертящихся в разные стороны, щурившихся. Бледное, будто прозрачное, совсем белое, как молоко, бесполое тело скрывалось за искрящейся невесомой тканью.

Но что больше пугало Элину – одного взгляда на существо хватило, чтобы внутри появилось инородное, не её, чужое, чувство доверия и привязанности. Голова шла кругом от такого.

«Надо уходить, срочно. Я ошибся. Нам не помогут здесь»

«Только что ты говорил об обратном!»

«Откуда мне знать, что то был зов Ока?! Так я тебя сюда не пустил бы ни за что!»

– Не подходите к нему!

Но останавливать их было поздно. Лиля держала «пламя на ладони», пока Вадим, присев на корточки подле существа, пытался рассмотреть, что такое пряталось за плющом. Мгновенно он отшатнулся и поднялся, смотря с ужасом.

– Кости!

Теперь все точно убедились, что им здесь не место и нужно срочно уходить. Жаль поздно. Существо зашевелилось, просыпаясь. Его листья зашуршали и расползлись в стороны, открывая один главный глаз: вертикально расположенный, размером с голову. Лиля очнулась первой, не стала ждать и отбежала к выходу, но…

– Проклятье!

Проход закрылся. То есть буквально, вместо арки сплошная стена из камня – они оказались в ловушке, замурованы.

«Что нам делать?!»

«Не знаю» – ни капли не обнадёжил, тоже нервничая. – «Нападать точно нельзя. Да и кто из вас силой умеет пользоваться должно? Разозлите только, а оно и десяток воинов раскидает»

«Просто замечательно! Успокоил, так успокоил, спасибо»

«Тяните время. Помощь придёт. Но, умоляю, не слушай его бредни, не дай одурманить»

«О чём ты вообще?»

– Ха-ха-ха, глядите-ка, сестрицы, к нам гости пожаловали.

В тишине раздался зловещий голос, такой тихий, словно то собственные мысли, ане чужие слова, такой шипящий и хриплый, словно существо давно позабыло, как говорить. Трое вжались в стену. Что потянуло их войти в эту комнату!? Они проклинали тот момент.

– Не бойтесь. Лучше подойдите ближе, я хочу лучше видеть вас.

Никто не сдвинулся с места. Тогда оно вновь рассмеялось.

– Зачем же вы явились ко мне, ежели не хотите говорить? Потомки Дажьбога, Сварога и…О.

Элина поняла – смотрели на неё. Существо затрепетало, закачалось из стороны в сторону, пытаясь вытянуться и приблизиться.

«Не подходи» – голос Яромира стал непривычно твердым, напряжённым и обрывистым. – «И помни: не слушай»

Что-то было не так. Неужели он сталкивался с этим существом раньше? Помнил?

– Какая честь, – сказало с придыханием, – какая честь вновь встретиться с вами, Белый Бог.

«Яромир?» – неуверенно протянула Эля, подозревая, что ничего сейчас не добьётся.

«Не слушай»

Существо, тем не менее, продолжало, позабыв, будто обо всём на свете:

– Ужели прошла тысяча лет? В этой темнице время и не движется вовсе. Но коли вашими руками всё скоро изменится, так и быть, так и быть…Подскажу, да только станете ли слушать? В прошлый раз, помниться мне, дорогой ваш брат уговора не исполнил. По вашей милости мы заперты навечно.

– Что за бред оно несёт?

Ох, дорогая, это не бред. Пазл медленно начал складываться – теперь-то Элина узнала и прочитала достаточно мифов, чтобы сложить двух братьев, тысячу лет и Белого Бога вместе. Осталось только поверить, что на самом деле всё это время в её голове жил не заблудший дух, призрак, кто угодно, а целый Бог чужого мира. Слушал её нытьё, утирал слёзы и сопли, поддерживал, помогал и учил.

– Озёрные служители. Те, кто знают правду, те, кто видел смерть десятка миров. Они сделают всё, лишь бы кто-то освободил их души. Они устали. Скоро будут гореть костры. Время проклятых. Найдите их, снимите проклятье, и получите свою плату.

«Ложь. Все твои слова ложь»

Существо словно услышало его. Тёмно-зелёные листья вдруг начали белеть. Все глаза закрылись, будто исчезли, и папоротниковые листья заострили кончики, что как змеи Горгоны зашевелились, защищая главный глаз, око, распухший и покрасневший.

– Мы никогда не врём, юнец!

«Ага, мы просто не договариваем»

«Ты что делаешь!? Оно нас сейчас поубивает!»

«Надежду человечества? Да ни за что»

– Поэтому людям нельзя давать силы! Дурман в головах, слепота в сердце!

Элина не выдержала и зажмурилась, видя, как острые листья несутся прямо на неё, нацелено и неумолимо. Даже рукой не успеешь взмахнуть, не говоря о пресловутых силах. Что же, это была короткая и невероятно грустная, бессмысленная жизнь.

Не успела она попрощаться с Яромиром, как почувствовала резкую хватку на плече, и её отбросило на пол. Боль пронзила копчик и заставила открыть глаза. Впереди стояла женщина в красном брючном костюме. Вскинув руки вверх, она заслонила их плотным барьером. Существо шипело, позабыв человеческую речь, и билось в агонии. Папоротниковые листья скручивались и иссыхали, опадая прямо на глазах. Элина встала, хватаясь за спину, и отошла к Лиле и Вадиму. На лицах обоих смешались страх, восторг и облегченье.

– Теперь мы в безопасности, – прошептала Лиля.

Только стоило женщине обернуться, они поняли, что расслабляться было поспешно.

– Живо ступайте наверх! Вы вообще думаете, во что лезете?! Я за такое с радостью отчислю каждого! Знаете, что оно могло с Вами сделать?! Конечно, не знаете!

Уже второй раз на дню их отчитывали, так грубо и злостно, но, понятно, что по делу. Возвращаясь в кабинет, они отходили от шока и пропустили мимо остаток речей Сильвии Львовны. Их мучили вопросы: что за чудовище жило в стенах академии, знали ли о нём другие и, главное, действительно ли сейчас их могли просто сожрать, оставив лишь косточки?

Единственный разумный человек – Кирилл, так и стоял в кабинете. Кажется, ему было абсолютно плевать на них. Может даже, не стань их, он радостно похлопал бы в ладоши – все проблемы исчезли разом. Закрыв проход, Сильвия Львовна устало рухнула в своё кресло и задумчиво окинула взглядом горе-четвёрку. Впору начинать молиться.

– Замечу, вы сами себе вырыли могилу. Я не разделяла позицию Аглаи, хотела пощадить. Драки и споры – такая же ступень образования. Но то куда вы влезли…Наказание научит вас думать, прежде чем делать. Каждого.

– Меня с ними не было, – Кирилл считал иначе, и попытался отстоять себя. В другой ситуации это звучало бы разумно и смело, но не сейчас.

– И правда не было, – вот где Лиля научилась елейным угрожающим улыбкам. – Однако товарищи твои на глазах творили глупость, так почему же их никто не догадался остановить?

Кирилл с силой сжал челюсть и резко опустил голову вниз. Не докажешь, сделаешь только хуже.

В конечном итоге, до конца года каждый из них вместо развлечений и кружков вынужден будет проводить по два-три часа на «общественных работах». Так Сильвия Львовна окрестила помощь работникам академии. Лилю и Вадима отправили к прислужникам в Храмы, Кирилла в библиотеку – Эмиль будет счастлив как никогда. А Элине досталось точно самое ужасное – помощница Смотрителя! Если у других примерно понятно, чем придётся заниматься, то у неё нет. Будет ходить за ним по пятам? Наказывать нарушителей? Следить за барьером? А ему точно нужна обуза?

***

«Думаю, ты хочешь поговорить?»

Когда Элина завалилась на кровать и закрыла глаза, раздался неуверенный голос.

«Разве? Мне кажется и без этого всё понятно»

«Я ведь говорил тебе не слушать. Но ты сразу поверила во всю эту чушь»

«Может, потому что это имеет смысл?» – невольно всплеснула руками, раздражаясь, – «Белый Бог, что может быть очевиднее? Ты помнишь тысячелетний ритуал, Богов, столько знаешь. К тому же не только оно звало меня так. Я не знала тогда, но призрак, унёсший моих родителей, обращался именно к тебе!»

«Я…» – он замолк в сомнениях. Прошло несколько минут, прежде чем заговорил вновь. – «Добро. Быть может это и правда, может я догадывался даже, но… Разве похож я на Бога? Боги могучи, мудры, стары, люди к ним приходят, в них верят. Ничего из этого у меня нет»

«Может всё твоя амнезия? Вернутся воспоминания, вернутся и ощущения. Ты ведь не соврал и в этом?»

«Я ни в чём тебе не врал!», – воскликнул поспешно, и кажется, это впервые на её памяти. – «Я очнулся с горсткой информации, не пойми где и как. Только этот проклятый ритуал в голове!»

«А мы ведь так ничего не узнали. Видимо придётся послушаться Око и наведаться к тем духам озера или как их там»

«Вдруг это ловушка, обман, как столь просто ты можешь верить ему? Ещё немного и нас бы не стало!»

«Оно как-то догадалось кто перед ним. К тому же, если ему тысячи лет, и оно помнило тебя и Чернобога, разумно прислушаться. Не всё же книжки читать и верить в удачу»

«Я ему не доверяю. Опасно это…»

Они замолкли. Каждый пытался понять, что делать дальше. Элина не понимала, чем заслужила такого. Бог в голове, поспешное необдуманное обещание помочь, а что теперь делать? Конечно, она его не бросит. Просто не может. После всего того что было? Он для неё друг, а друзей, как знает, бросать в беде нельзя.

«И всё же, значит, теперь мне к тебе обращаться Белобог Великий?»

«Ха-ха, умоляю не надо. Я всё тот же Яромир»

«Неужели и у других могут оказаться Боги в головах? Чернобог, например? Твой брат, его существо тоже упомнило»

«Он мне не брат», – прозвучало вдруг жёстко, но он моментально взял себя в руки. – «Надеюсь, что подобного не случиться. Ежели такой как он вновь ступит на землю, от неё не останется и кусочка. Он хитёр и злопамятен. Он безжалостен»

«Ладно-ладно» – примирительно перебила поток брани. – «Но всё же если что кандидатура у нас имеется. Севериан!»

«Может и так. Но не кажется тебе, что юноша этот слишком часто занимает твои мысли?»

«На что ты намекаешь!?» – хуже то, что она и правда покраснела.

«Ни на что. О чём же ты подумала?»

«Только не начинай опять!»

Элина умудрилась свалиться с кровати.

***

После ужина она уже привычно стояла у кабинета Севира. Эти странные встречи так и продолжались. Элина не говорила много, не рвалась открывать душу и совершенно не понимала, чего в ней интересного мог найти Севир. Хотя признаться, иногда хотелось – поделиться всеми распирающими впечатлениями, вопросами, обидами. Чтобы она говорила, а её слушали.

Ровно в восемь дверь открылась, и её пригласили внутрь. Терпкий аромат чая наполнил комнату, и верно на столе уже стояли две чашки из голубого фарфора. Своей маленькой страсти Севир никогда не скрывал. Они расселись, и догадаться о чём сегодня пойдёт разговор не сложно.

– Знаете, дорогая директриса рассказала мне буквально только что прелюбопытнейшую историю. Словно какие-то второклассники пробрались в её кабинет и неведомым образом нашли проход в древнее хранилище. Не хотите поделиться подробностями?

– Да разве есть чем делиться? – ей отчего-то стало стыдно, очень стыдно, как будто тот вот-вот станет отчитывать.

– Я бы с радостью послушал.

Элина не разобрала, так ли это на самом деле или просто очередная подколка. Но смотрел Севир не в пример внимательно и настойчиво.

– Лиля с Вадимом задирали Кирилла, – собравшись духом, выпалила она. – Я попыталась их остановить, и мы немного повздорили. А потом пришла Аглая Авдеевна и всех отругала, сказала, что мы недостойны зваться учениками этой академии и отвела прямо в кабинет.

– Очень похоже на неё, – улыбнулся Севир, скорее прячась за чашкой.

– А там мне просто понравилась статуя с Нарциссом. Я коснулась цветка и тут – бац! – проход. Если бы не Лиля, мы бы туда не пошли. А там внизу жило странное страшное существо…

– Мохры, полагаю. Их мало осталось на земле, Защитники истребили большую часть популяции, но то к лучшему. В канцелярии их причислили к рангу жёлтой опасности. Вам несказанно повезло.

– Так и есть. Если бы оно не заговорило с нами и сразу бы напало, мы были бы трупами. Я точно.

– И о чём же Мохра говорила?

Кажется, она ступала на тонкий лёд. Яромир всё ещё был сильно против рассказывать хоть кому-то о себе. А Севиру тем более. Если так посудить, разве они не родные братья? В этом всё дело?

– О всяком. Почему-то больше всего о Богах, наверно из-за Лили с Вадимом, – и скорее перевела тему. – Значит, Вы знали про это существо в подвале директрисы?

Он рассмеялся.

– Я был тем, кто привёл его сюда. Столь сильное существо помогло справиться с первичным барьером, снижало влияние полунощной скверны. До сих пор снижает. Лучшее наше вложение. Сэкономили и время, и деньги. Но всё же иногда появляются такие как Вы любопытные ученики и влезают куда им не стоило.

– Это случайность, – пробормотала она себе под нос.

– Охотно верю. Однако теперь Вам придётся нести дозор вместе со Смотрителем. Не самая лёгкая задача.

– Почему?

– Он привык действовать в одиночку и потому крайне молчалив. В чём радость обходить территорию с таким компаньоном?

– Это не такая уж проблема. Думаю, мы похожи.

Глава 8. «Шерт» Яромир

– Когда ж уже? Зорь ушла, а тятя никак не начнёт. В твой день никто столько не медлил.

– Смеялся тогда, а теперь сам каков? Жди. Позовут вот-вот.

Двое спрятались под сенью широкого раскидистого дуба. На двор и правда опустилась ночь, небосвод горел звёздами. Сегодня Белая вершина праздновала: один из княжичей вступал во взрослую жизнь, ему исполнялось пятнадцать лет.

– Так что за дар тятя сготовил? Спорим, будет меч какой, богатый и редкий. А ежели булатный, из чёрной стали!..

– Даже спорить не буду. Всем то известно. Мне орудья незачем, Витамиру доверять рановато. Остаёшься ты один, от отцовского гнева нас уберегающий.

Огонёк в ладони Яромира стал подрагивать. Уже несколько ночей он не мог спать, и потому силы ослабли. Поклясться готов был – ежели дар его отвергнут, посмеются, проще удавиться. Сколь многое потратил, поставил на кон. До самого пира сердце будет не на месте.

– Рано иль поздно тятя разгневается. Бегай, не бегай – не успокоится.

– Не порти праздник. Дорогам нашим ведомы сегодня лишь песни, пляски и сладкий мёд.

Далемир засмеялся, как умел только он: содрогаясь всем телом, заваливаясь назад, будто вот-вот упадёт и его пора хватать. И раньше завидный жених, сейчас расцвёл ещё краше: наряженный в белый кафтан и длинные сапоги, увешанный сапфирами и рубинами, умытый и причёсанный. От девиц отбоя не будет. Ежели обряд стерпит.

Вдруг их окутала тьма. Оглянка погасла, и Яромир недовольно встряхнул ладонью. Что твориться-то! Уж и легкий заговор не держит! Не дай отец увидит – убьёт. Внезапно по коже поползли холодные пальцы. Далемир впился в его запястье, и Яромир тогда смог вновь увидеть чужое лицо, на этот раз обеспокоенное и всматривающееся чуть пристальнее. Черные лисьи глаза поблёскивали в холодном свете.

– Не используй меня, как проводник, – пробормотал наперёд.

– Какой-то ты не такой. Захворал ли? Бледный вон, как после чащобы, дух на пределе. Когда последний раз спал? Книжки свои поди опять читал? Может?..

– Нет. Ничего такого, – получилось излишне поспешно, из-за чего Далемир недоверчиво прищурился. – Устал, не выспался. Добро? Ты прав. Но такой день негоже пропускать. Твой день. Я должен быть рядом.

– Не поверю… Ты что же, ведёшь себя как подобает старшему братцу? – он расплылся в широкой улыбке.

– Я всегда такой, – оба рассмеялись, зная, что то не правда.

Вскоре пришёл отцовский прислужник и, убедившись, что всё готово, повёл их через лес к Малой вершине. Далемир нервничал. Любой, кто знал его достаточно близко, понял бы по задранному подбородку и болезненно прямой спине – дела плохи. Яромиру приходилось следить, как бы тот не оступился. Покрытая снегом скользкая тропа сегодня могла стать смертельной.

Около жертвенника полукругом стояло шестеро человек. Лица их укрывала тень, за спинами ярким пламенем разгорался костёр. Ряженные в тяжёлые меха они напоминали зверей, на запах крови и мяса вышедших к людям. Одним из них, точно бурым медведем, был отец. Остальные – старейшины Рода. Все смотрели, все выжидали. Яромир оставил брата одного и занял место подле отца.

– Настал этот день. Вместе с Богами мы принимаем в мир нового мужчину, воина и защитника, – отцовский громогласный голос поднял стаи птиц в округе. – Отныне покровительству отца и матери нет места. Вверяя себя в руки Богов, ты сам отвечаешь за свои решения. Никто не волен отнимать твою душу. Только смерть. Готов ли ты, Далемир, сын мой, отречься от прошлого и вступить в новую жизнь?

– Готов, – страх и предвкушение смешались внутри.

– Тогда подойди и ублажь Богов своей милостью.

Яромир как сейчас помнил своё «прощание». Странно будь иначе – даже зима не успела кончиться. Тогдашнее утро он проходил в беспамятстве, от и до прокручивая всё, что прочёл в родовом талмуде, выданным отцом. Любимое, казалось бы, дело – чтение. Но когда Яромир вступил на заметённую снегом дорогу, увидел столп дыма и размытые жаром фигуры, в голове поселилась зловещая тишина. Он перепутал слова клятвы, споткнулся, разбил обрядную чашу, старше их всех собравшихся. Ходившее поверье остерегало: быть беде. Но куда уж хуже? Будь они одни, отец не остановил бы нож и воткнул до самого сердца.

Далемир справлялся замечательно. Словно рождён именно для того. Сбросив кафтан, он повторял заученные слова клятвы-подношения и спиной опустился на ледяной камень. Глаза закрыты, дыхание ровно.

Отец первым достал нож.

Одно движение и на груди Далемира проступила кровь – начало полукруга, знака перехода в инакий мир. Так повторилось один раз, другой, третий. Пока кинжал не дошёл до Яромира. Оставалась последняя косая черта, последние кровь и боль. Деревянная рукоять неудобно легла в ладони. Он медлил и делал лишь хуже. Бледное беззащитное тело сковало его руки хуже верёвки. Находиться по другую сторону оказалась…странно? Не так приятно, как думалось. Но отныне он часть Рода, не мальчик больше, и должен это доказать. Так надо. Надо. Делай. Лезвие разрезало мягкую плоть, но до того слабо и невесомо, что и крови не было. На помощь пришёл отец, своей грубой хваткой толкая нож глубже. Даже в темноте легко различить было гневный блеск глаз. Конечно, сам-то никогда не дрогнет.

– О Боги Древние, внемлите словам моим, услышьте просьбу. Воздайте. Примите душу дитя и верните к нам юношей.

Луна поднялась высоко над небосводом прежде чем обряд завершился. Костёр прогорел, и стоило последней из искорок потухнуть, им сделалось ясно – всё прошло гладко. Никто из Вышних не вмешался, не разозлился. «А бывало ли иное?» – закралась крамольная мысль. Яромир первым подхватил Далемира, помог подняться и накинуть хоть что-то тёплое. Кожа у него сама стала как камень, холодный и твёрдый гранит. Знахарь быстро осмотрел его, поводил ладонями и отпустил. Здоров как бык. Только знак на груди заживлять нельзя – доказательство.

– Вот и всё. Вот и всё. Добро. Ты справился.

– Да не страшно было. Не больно даже. Холодно немного, – хрипло рассмеялся. – Небось, ты больше меня трясся.

– Не правда, – щеки зажгло стыдом, но хорошо, что на морозе то осталось не замеченным, – я тебя так порезал, чуть без всякой кровинушки не оставил!

Жаль только Далемир знал, кто шёл последним, и чьё лезвие оставило самую тонкую рану.

***

Может обряд и считался важной частью сегодняшнего вечера, но не такой важной как ночное пиршество. От ночи до рассвета двор кипел. Убирались, готовили, расставляли лавки и столы, располагали гостей и всех родственников. Хлопот много, времени мало.

Густая ночь опустилась на Белую Вершину в тот момент, как празднество началось, и зазвучала музыка. Яромир сидел подле Далемира за главным столом и со скукой вслушивался в длинную речь дяди Слава. Начав с пожеланий здоровья, тот вновь перешёл к воспоминаниям о Велицей батчине, а после и того воинским байкам.

– Спорю, он дойдёт до хмельного чурла, – наклонился ближе Далемир.

– Рановато. До водяницы слепой.

– Дело твоё. Но ежели выиграю, ты следующий.

Яромир метнул взгляд к другим столам, уставленным яствами: печеным поросёнком, фазаном и тетеревом, икрой рыбьей, овощами и мясом; оглядел разошедшихся гостей, уже порывавшихся в пляс. Им и правда пора сбегать отсюда.

– Следующий отец, – покачал головой.

– Значит после него.

Как и ожидалось, выиграл Далемир. Словно быть могло иначе. О его жажде споров ходило много толков: неким образом всякая ставка безоговорочно работала. Пора думать, как бы вещим не заделался. Яромир помнил один лишь раз, когда своего-таки добился: первая серьёзная драка, Далемир распластан на земле и смеётся, запрокинув голову.

Дядя Слав продолжал бы свои россказни многим дольше, да тут из-за стола поднялся отец и вышел вперёд.

– Спасибо, Бурислав, за твои добрые слова. Время вспомнить былые подвиги ещё предвидится, – гости притихли, обратившись в слух. – А сейчас я бы хотел обратиться к своему сыну. Далемир. Шесть лет ты уже с нами, шесть лет как стал частью нашего Рода. Ты рос на наших глазах, превратился из гадкого мальчишки в прекрасного юношу. Многое ушло, многое мы разделили вместе. Кажется, ещё вчера я привёл во двор напуганное чумазое дитя, закованное в цепи. Поучал, наказывал, где-то хвалил. Отныне же я больше тебе не указ. С этих пор ты отвечаешь за себя сам, а мне остаётся только принимать и в крайнем случае давать советы. Отныне я надеюсь, ты станешь отличным воином и возглавишь однажды нашу дружину. Поэтому дар мой ни для кого не загадка…

Прислужник торопливо протиснулся к отцу и передал в руки поблёскивающие серебром ножны. Булатный меч. «Залаз». Им ещё дед побеждал буйных, а после и отец отвоёвывал Скривы горы. Этот дар не просто вобрал в себя память и подвиги, он поставил точку в вопросе: «Можно ли считать наследником Вершины оборванца без кровного родства?» Далемир подскочил со своего места и в считанные секунды оказался подле отца. Глаза обоих горели одинаковым задором и предвкушением.

Подхватив меч, Далемир обнажил лезвие, острое, совсем недавно наточенное, и примерился, совершив серию ударов. В широкой улыбке не укрыть было восторг и благодарность. Он воскликнул:

– Я не подведу! «Залаз» в надёжных руках, ни за что не затупиться и не заржавеет!

Гости подняли шум, одобряя. Яромир продолжал улыбаться, но, наблюдая за крепкими объятьями, невольно вспоминал свой праздник. О даре и говорить нечего. Перстень Рода – вот что вложили ему в руку. Самое безликое и самое гнетущее. Казалось, Яромир ещё не родился, а то уже принадлежало ему, вместе с ответственностью, вместе с ожиданиями и возложенными надеждами. Нужен ли он был отцу как сын, а не как княжич, наследник?

– Нет, думаю, сейчас черёд моего брата.

Далемир похлопал его по спине, настаивая. Отказывать было неприлично, да и разве он собирался? Встав на место отца, Яромир дал себе вздохнуть спокойно, всего немного, чтобы собраться с мыслями и не начать нести пургу. Все смотрели на него, но то не волновало сейчас так сильно. Повернувшись лицом к Далемиру, заметив его поддержку, он начал:

– Не могу сказать, что я рад тому, как быстро ты вырос. Мы опять наравне, а мне так хотелось побыть старшим. Хотя даже в этом, ты всегда на шаг впереди. Отец верно сказал – ты часть нашего Рода. Для меня – с самой первой встречи. Поэтому мой дар не совсем обычен. Скорее даже совсем не, и я пойму и приму, если ты откажешься от этой затеи. Такой вариант тоже предусмотрен.

Далемир уже был заинтригован и пойман в сети любопытства. Отец же, напротив, напрягся, зная, что Яромир не умеет по-простому.

– Конечно же, отыскал я это в древних письменностях. Хочу предложить тебе обоюдную клятву, древний обряд. Шерт. Он позволяет наречённым породниться душами, соединяет двух людей воедино. Это доказательство безграничного доверия. После оба не могут навредить друг другу, не подставив самих себя, и я не нашёл упоминания тех, кто не отправился б следом за грани смерти. Звучит совсем не весело, да? Поэтому у тебя есть шанс отказаться.

Позади себя Яромир слышал возрастающий гул из перешёптываний и вопросов. Прежде чем Далемир дал ответ, отец вновь поднялся с места.

– Это крайне серьёзная вещь. Мне единожды доводилось видеть подобный обряд. Его затеял Златояр, твой дядя, и Ведагор, ныне великий полководец, а тогда простой кузнец. Они полжизни были неразлучны и говорят, даже смерть встретили вместе. Златояр погиб от руки разрушителя, а Ведагор чуть позднее в опале меж рекой Хурь. Ежели и случайность, всё равно нельзя браться за это впопыхах, не обдумано.

Яромир кивал, полностью понимая опасения. С самого начала идея была излишней и давящей. Но увидев в свежем писании о Шерт, он уже не мог остановиться, постоянно вспоминал и думал: «Ежели Далемир согласиться, ежели сами Боги и смерть свяжет нас, то больше никто, никогда не заикнётся о неправильном побратимстве. Шерт лишь покажет всем нашу близость, докажет преданность». Но ведь клятва – действо обоюдное. Хоть сто раз будь готов, решить должны оба.

Яромир посмотрел на Далемира, чуть улыбнулся и, идя на попятную, согласился с отцом:

– Твоя правда. Я знал, что не стоило браться за это, не спросив совета, но за своим желанием…

– Иди сюда.

Речь сразу сбилась, как язык прикусил.

– Что?

– Я согласен, – и пожал плечами, будто соглашаясь на простой спор, а не важный ритуал.

Тогда сразу же вмешался отец:

– Ты точно уверен? С таким не шутят и ежели…

– Я верю Яромиру, и коли он сказал, что нам оно надо, я с ним.

Далемир встал из за стола и подошёл ближе. Так и читалась в нём готовность к действию. А вот Яромир вдруг струсил, чувствуя поднимающуюся внутри тревогу.

– Я ведь уже говорил: ты всегда можешь отказаться. Я приму и не обижусь. Не стоит мне потакать, ты сам должен желать, а коли только…

По зале разнёсся искренний смех. Далемир в дурашливом жесте схватил Яромира за щёки и вкрадчиво втолковал одному ему:

– Хоть я и признаю что из нас двоих ты умнее, но за полного дурака меня не держи. Я понял. И я готов.

Обряд вызвался провести отец. Яромир передал ему талмуд на сотню страниц, а сам подготовил всё необходимое: чара с мёдом и клинок. Это его затея, ничья больше, но почему-то чем дальше, тем сильнее укоренялся внутри скребущий страх. Правильно ли? Под всеми взглядами он растерял былую уверенность. Точно хотел ли этого Далемир? А ежели так, стоило провести обряд в уединении? Жаль только Яромир совсем не мог ждать, изнемогая в мыслях, загоревшись идеей.

Отец встал полу боком, они двое напротив. Тишина повисла мгновенно, даже те, кто изрядно выпил и порывался в пляс, сейчас присмирено сидели и, коли не заснули, наблюдали.

– Проводя обряд, я выступаю посредником перед Богами и даю своё дозволение. Однако мне важно, чтобы каждый из вас делал это обоюдно и осмысленно. Вы уверены в своём выборе?

– Да.

Такие вопросы и вся атмосфера невольно напоминали о венчании: и родитель, и вопросы, и двое юнцов. Хотя Шерт сильнее даже таких уз. Что говорить, боевой товарищ никогда не сравниться с женой.

– Тогда приступим. Кровь станет для вас проводником, свяжет плотью и силами. Сделайте друг другу небольшой надрез. Заживлять их нельзя, это станет сродни священной метки, напоминанием.

Первым ладонь протянул Яромир, поспешно и резко. Он ненавидел боль. Но едва не во всех обрядах и праздничных ритуалах требовалась жертва. Далемир, конечно же, знал это и, взявшись за кинжал, одним слитным движением вспорол загрубевшую кожу. Маленькие красные капли одна за другой срывались в подставленную чару, смешиваясь с мёдом. Затем Яромир повторил то же для Далемира. Их кровь заполнила кубок. Порез жгло и понять легко, что заживать будет долго и мучительно, но вот именно сейчас в этот момент боль будто испарилась.

– Станьте же едины. Испив из чары, вы будете родны, как братья, преданы, как воины, ближе чем мать и отец, чем возлюбленные и Боги. Коли не станет никого, вы всегда будете друг у друга. Двое.

Повернувшись к Далемиру и смотря прямо в глаза, Яромир принял чару из рук отца и сделал первый глоток. Язык обожгло терпким вкусом. Мёд оказался горьковатым, но сладким. Зато привкуса их крови совсем не чувствовалось. Далемир поморщился, допивая до донышка, и прикрыл рот ладонью. Даже леваши казались ему «сильно сладкими», приторными, а мёд и подавно.

Ещё губы не обсохли, а кровь не остановилась, они соприкоснулись ладонями, сжали крепко, до боли. Рана пульсировала.

– Теперь же перед всеми свидетелями, передо мной, перед Богами скажите свои клятвы верности, подтвердите намерения. Отныне вы принадлежите не только себе. Ваши души и судьбы переплелись неотделимы.

С каждым этапом обряда отец становился всё мрачнее и задумчивее. Жалел, что позволил Шерт случиться? Или было что-то ещё?

– Повторяй за мной, – уверенно шепнул Яромир и поймал озорную улыбку напротив. Вот у кого не было сомнений и страхов.

Клятва звучала просто и бесхитростно: «Я обещаю быть верным своему брату до самой смерти, никогда не предавать, иначе расплачусь собственной душой. В бою обещаю стоять за него до конца, прикрывать спину и защитить от любого врага». Яромир медленно проговаривал заученные от и до слова, Далемир же сосредоточенно следил за его губами и повторял, ни разу не запнувшись.

Когда оба смолкли, смолк и мир вокруг. Вдвоём они будто очутились в совершенно ином месте, хоть и знакомом – ржаном поле. Здесь ими устраивались игры, а в знойный день легко было спрятаться за высокими колосьями от отца или его прислужников. Место приятных воспоминаний. В этом образе оно замерло, как неживое – ни звука, ни движения. Делемир схватился крепче и дернул Яромира в сторону. Позади них мерцала чернота. Бесформенная, расползшаяся как туман, но что странно, внутри не было пустоты – кто-то наблюдал и следил. Почувствовав на себе их взгляды, оно заговорило шелестом листвы:

– Ах, ещё одни юные-юные души. Чего же вы ждёте? Никогда не слушаете мудрость нашу, есть ли толк? Идите-идите, не зовите Бога. Вмешиваться в перипетии судьбы ему нельзя. Коли ни один из Вас клятв до конца не исполнит…

– О чём ты?..

Но стоило Яромиру сделать шаг и открыть рот, как образ пропал – они опять стояли в княжеской зале. Что это было? Далемир рядом был задумчив, но быстро отпустил думы. Отец подошёл к ним и похлопал по плечам, заглядывая в лица. Гости хлопали и шумели.

– Добро?

– Добро, – за двоих ответил Яромир.

Переглянувшись, оба решили оставить это между собой. Маленькой тайной, не известной никому, кроме них. Ночь обещала быть длинной.

Глава 9. «Осенний костёр»

Элина резко проснулась. В комнате что-то громко хлопнуло, но она никак не могла отойти ото сна: такого реалистичного и в то же время мутного, словно старое кино. Это ведь были…воспоминания? Те воспоминания, которых лишился Яромир? А если так, всё потихоньку возвращалось на круги своя?

«Так ведь?»

Вопрос потонул в молчании.

Не успела встревожиться, как шум повторился вновь, и мысли быстро разлетелись в разные стороны. В предрассветной тишине раздался всхлип. Элина замерла, вся обращаясь в слух. Первым желанием было притвориться глухой, слепой и глупой. Тактика «я не вижу, я не слышу, меня вообще здесь нет» – привычная и действенная. Но отныне нельзя потакать себе. Заступившись за Кирилла, она поняла, что не всё потеряно. Ей по силам избрать правильный путь.

Элина подскочила, сбросила одеяло, свесила ноги с кровати. На полу свернувшись калачиком между разбросанных вещей лежала Аделина, содрогавшаяся в рыданиях.

– Хэй, что случилось? Ты в порядке?

Опустившись на колени, Элина неуверенно положила руку на чужое плечо. Конечно, это стало неожиданностью. Аделина подскочила, так что едва не зарядила локтем в лицо. Глаза, покрасневшие и опухшие, впились в Элину с замешательством и раздражением. Похоже, кто-то забыл – комната больше не в единоличном пользовании.

– Прости, – Аделина стала тереть щеки, – прости, я…

– Забыла, да?

Она отвернулась и усиленно принялась тереть глаза.

– Не важно.

– Может, хочешь поговорить? – протянула Элина, упираясь спиной в острый каркас кровати. Голос сделался мягче и вкрадчивей. Так говорили со смертельно больными.

– Предлагаешь жилетку для слёз? Нет уж, спасибо.

– Тебе сразу станет легче.

Аделина ничего не ответила, лишь упрямо стиснула челюсть. Думала. Всего пара минут, а затем, словно дамбу прорвало, последний рубеж сомнений и доводов рассудка остался позади.

– Хорошо. Я расскажу. Если тебе так сильно хочется посмеяться, – глубокий вдох, как перед прыжком, и началась исповедь. – Я устала, просто устала, понимаешь? Аделина сделай то, Аделина сделай сё. Все полагаются на меня. Только на меня, как будто других людей нет. Я, да, сама загнала себя в рамки. Ты не знаешь, но моя мечта однажды встать рядом с этими чурбанами из Канцелярии и доказать, что не только родовитые и потомственные ведающие чего-то стоят! Но чем ближе становлюсь, тем чаще задаюсь вопросом – а что дальше? Где буду настоящая я? Вообще какая это настоящая я? Та, которая не подлизывается и не угождает всем, не ходит на эти скучные встречи, не идёт по головам? Без этих масок и игр – где та я?

Элина не перебивала. Только думала теперь – как же ошибалась. Аделина казалась идеальной девушкой с обложек, со стендов «Ими гордится школа». Отличница, активистка, душа компании. Элина завидовала. А как иначе? Кто бы не позавидовал? Но оказалось, каждый имеет второе дно, каждый прячет кривое отражение. Даже идеальная Аделина устаёт, сомневается, боится.

– Так почему бы не узнать? Начать делать то, что действительно хочется, а не то, что ты думаешь «надо». Бросить всех и вся. Остановиться на мгновение…

– Да что ты вообще понимаешь? – набросилась вдруг. – Легко говорить, когда тебя здесь ничего не держит. Ты новенькая. Одиночка. Позади нет ни родителей, ни друзей, ни сестры. Никому дела нет: на тебя не давят и не ждут ничего. А я не могу всё бросить. Не сейчас. Не тогда, когда пожертвовала всем… Да лучше насмерть расшибусь, но до конца дойду.

Элина нервно улыбнулась, задетая пренебрежением.

– А может наоборот? Рядом с тобой всегда есть кто-то, готовый поддержать. Кто-то для кого важна именно ты, а не придуманные титулы. Не боишься, что в один день даже встать не сможешь? Они тогда оценят? Понравится им, лучше станет? А тебе?

– Кто-то должен. Ради будущего, ради семьи. Мы ведающие уже в третьем поколении, но до сих пор считаемся отбросами! Я обязана это исправить! Никто не имеет права смотреть на нас таким взглядом! Да они сами только рады будут!..

– Уверена?

Что-то явно пошло не так. В комнате стало жарко и душно. Аделина вскочила.

– Всё это так тупо. Зачем вообще с тобой говорю? Чего ждала от неключа? Да и сама ты…О таких проблемах и не слышала наверно? Живёшь радостно и спокойно, в розовых очках и розовом мире, пока остальные… Не поймёшь никогда. Просто забудь. Забудь.

Громко хлопнула дверь. Элина осталась одна. По полу словно в насмешку расползся розовый рассветный луч. Опять сделала хуже. И правда, зачем только открыла рот? Зачем влезла в чужое? «Вынужденное поручение», неужели забыла? На какую дружбу надеялась, глупая? А казалось ведь, отныне всё изменится, отныне неудачница Эля будет делать только правильные вещи, будет отстаивать себя и других, сражаться. Значит, всё зря?

Руки нашарили телефон. Она не писала Жене с тех самых пор, как попала в Академию.

«День 169.

Прости меня, но…Я опять ошиблась. Я знаю, что злятся не на меня, знаю, но, разве от этого легче? Отмотайте время назад и заткните меня. А лучше сразу убейте. Помогла, называется. Я такая глупая, такая ужасно уродливая, такая дурацкая, слабая и недостойная. Ненавижу. Любой бы справился лучше.

Аделина права? Но если всё, что было до этого зовётся беззаботной, счастливой, радостной жизнью, то что тогда настоящее?

Что вообще хорошего в одиночестве? Только ты меня и спасал от…

Но только не думай! Я всё ещё слушаюсь. Держусь. Когда мне хочется сделать себе больно, я пишу. Видишь?»

***

Весь день Элина проходила, как в воду опущенная. В воскресенье не было уроков, и впервые она об этом пожалела. В голову то и дело лезли мысли. Раз за разом прокручивая утрений разговор, Элина искала ошибки, воображала как бы могла ответить. В чём оступилась? Так, садясь за чтение, уже через десять минут она находила себя, бездумно вчитывающейся в одну и ту же фразу. Беря в руки Сириус, она наигрывала минорные аккорды, крутила колки, а потом просыпалась посередине «революционно, условно, не модно» – старого и приевшегося до боли. Аделина в комнату не вернулась. Яромир попросил не тревожить, до сих пор отходя ото сна.

Сегодняшней ночью праздновались Осенины. То явно был не простой праздник, раз им выдавали особую форму: белое длинное платье с вышивкой на рукавах, тёмный сдвоенный передник, бусы и медальоны, а ещё знакомый до боли одуванчиковый венок. Не хватало только заплести косу, но благо волосы не позволяли. Ближе к полуночи Элина присоединилась к разодетым ученикам, и гремучей толпой все они вскоре вышли на площадь. Осенины праздновались с ночи до рассвета, как можно дальше от чужих глаз. Поэтому только ради сегодняшнего вечера директриса открыла некую часть земель Академии, куда в обычные дни ход имели лишь её доверенные. Сначала их провели к кругу ожидания – тому самому скованному забором и зеркалами, а затем подняли прямо испод земли мост, ведущий в чернеющий на противоположной стороне лес. В сумерках всё казалось зловещим: деревья кривили рты, птицы заливисто смеялись.

Серп луны с трудом пробивался сквозь грозовые тучи. Сгустившаяся мгла казалась всепоглощающей. Единственное, что могло разогнать её, испугать, это свет. Костры возвышались на несколько метров, снопы искр вздымали в небо, оттеняя разномастную толпу. Трава щекотала щиколотки. Несмотря на середину осени, здесь было ужасно жарко.

С любопытством ребёнка Элина смотрела по сторонам. Она словно очутилась посреди фильма о ведьмах и шабаше, стала маленькой Сабриной. Ей нравилось думать, что так её приобщают к великой тайне, секретному обществу, где посвящённые – особенные люди, избранные не просто так, а с великой целью. Лица учеников светились предвкушением. Эту ночь, должно быть, они ждали как ни одну другую. Сегодня запреты неведомы.

– Не стоим. Проходим на места. Вот-вот начинаем, – где-то вдалеке маячила Аделина. Заученно и бесцветно продолжала она исполнять роль незаменимой старосты и лидера.

Элина подобралась ближе к классу. Там все разбирали ленты и повязывали на венки. Лишь бы не выделяться, она сделать так же.

– Полночь, полночь!

– Начинается!

– Это что, Ворон? Он сегодняшний Облечённый?

Вторя поднявшемуся шёпотку, в центр вышел Севир, встал напротив самого большого, самого главного костра. Поэтому все так удивились? Ворон сменил чёрное оперенье на белое!

– Опустите головы, Боги смотрят на вас. Внемлите. Молчите.

Голос его эхом разлетелся во все стороны, магическим образом достигая каждого. В отсвете пламени черты лица заострились. Теперь и правда казалось, что ему тысяча лет, что не принадлежит ничему земному.

– Сегодняшнее почитание возлагает на нас большую ответственность. Издревле повелось в день, когда солнце приходит в равноденствие, созидателям и разрушителям позабыть об извечном противостоянии и объединиться. Осенины возбраняли любые войны, распри, ненависть. Прольётся кровь – Боги обрушат свой гнев и изведут силы. Поэтому я прошу вас до самого рассвета только и делать, что веселиться, общаться и танцевать. Но прежде не забудьте о символе единства – делитесь ею с каждым. Придём же к равновесию!

Все вторили ему низким рокотом, стуча ногами по земле и вмиг оживая. Ученики и классы перемешались меж собой. Ребята снимали ленты с венков, чтобы затем повязать чужие. При каждом таком случае двое обхватывали запястья и с широкими улыбками играли в гляделки. Это и было обрядом?

Не изменяя старым привычкам, Элина осталась в стороне, никак не решаясь влиться в круг смелых и беззаботных. Наблюдая за ними, она представляла и себя рядом, в самой гуще событий. Только столь жалкая ложь не спасала надолго. Похоже, даже жару костров не по силам было растопить ледяное сердце, а горячим слезам вымыть осколок проклятого зеркала.

Над поляной зазвучала музыка, весёлая и задорная, так что ноги сами хотели пуститься в пляс. Играли, конечно же, ребята из музыкального кружка: на флейте, волынке и бубне. Бедные. Им не повезло попасться в руки Виолетты Демидовны. Отныне они – заложники этого вечера.

Собравшиеся тут же бросились танцевать: водить хороводы у костров, выстраиваться в кадриль, исполнять вальс. Кто во что горазд. Праздник заиграл новыми красками, заискрился, зажёгся как лампочка, только вместо тока – эмоции.

Элина поднесла руки к костру, растёрла. Никого не оказалось рядом. Наблюдая за языками пламени, она позволила себе тяжело вздохнуть. Какое же всё-таки мерзкое это чувство – одиночество. Вроде столько людей вокруг, столько возможностей – подойди и заговори, но от того оно ощущалось ещё сильнее. Потому что страшно; и как на детском утреннике пытаешься найти хоть одно знакомое лицо, родителей, а затем понимаешь – их нет, ты одна.

– Почему не веселишься со всеми?

Элина вздрогнула и поспешно обернулась. Льдистый взгляд, расправленные плечи, зачёсанные волосы, чуть примятые ромашковый венок. Севериан. Удивительно, но сейчас она была даже рада его компании. Только странно, где же…

– А ты? Куда дел святую троицу?

Он стоял совсем близко, и оранжевые блики смягчали обычно серьёзные и напряжённые черты. Склонившись к ней, Севериан понизил голос:

– У них всё идёт как никогда гладко. Не хотелось бы мешать.

Элина невольно вскинула подбородок и мельком скользнула по чужому лицу: веснушчатому носу, тонким губам, бликам на коже. Но стоило их глазам пересечься, тут же отвернулась к гудящей осиным ульем толпе и стала всматриваться туда, куда указал. Среди незнакомых учеников нашлись и остальные члены «одарённой четвёрки»: Измагард злостно кружил едва ли не в танго греческую Афродиту, Аврелий нежно щебетал с нимфой в воздушном сарафане, и даже Аделина нашла время для танцев, отхватив, к тому же, сразу двоих первогодок-близнецов.

Тут уже Элина в открытую засмеялась:

– Им и правда совсем не до тебя. Но не расстраивайся, всё ещё впереди. Вон смотри, какая очередь поклонниц выстроилась.

Так и было. Мгновение назад рядом гулял разве что ветер, а сейчас чуть поодаль, но недостаточно, чтобы остаться незамеченными, мялось несколько девчушек, что никак не сводили с Севериана глаз. Удивительно, как это среди них не оказалось Лили. Хотя та, наверно, быстро разогнала бы каждую, угрожая самой доброй улыбкой.

Вот только Севериан едва обратил внимание и, цокнув, закатил глаза, открыто жалуясь:

– Кто только надоумил? Преследуют везде, но ни одна так и не подошла. Да я бы и сам не согласился.

– Почему? Ты ведь просто им нравишься.

– Конечно, конечно, – не согласился он и наклонился ещё ближе, чуть не касаясь носом макушки. Вроде в этом была необходимость: девчонкам не стоило их слышать, потому Элина не отстранилась, – мне бы это даже польстило. Но я-то знаю, что на самом деле нравится этим дамам – мой статус наследника рода Чернобога. И уж точно не мой отвратительный характер.

– Что есть, то есть. Совсем не белый и пушистый, – не удержавшись всё-таки хихикнула.

В её сторону уже готовились проклятья или какая-нибудь ядреная порча. Но сама Элина могла лишь посочувствовать этим глупышкам. Только не влюбляйтесь в него, только не…

– Верно. А впрочем, – он резко отстранился и, прищурившись по-лисьи лукаво, протянул ладонь, – не будете ли Вы против подарить мне первый танец?

Все слова застряли в горле. Да что это с ним сегодня? Тот ли это человек, всю неделю избегавший и воротивший нос? Разве Аделина не рассказала, не убедила, что знаться с ней не стоит? Ему ли теперь говорить о скверном характере! Как-то это странно и подозрительно…

– Не шути так. Посмотри, скольких расстроишь. Они так ждут.

– Да плевать на них. Нужна-то мне ты, – и в нетерпении поиграл пальцами. – Так что?

Внутри боролись двое: Элина-смелая и Элина-трусиха. Элина-смелая поддалась атмосфере праздника и кричала: «Давай, сделай это! Веселись! Живи!». Элина-трусиха же, наоборот, боялась многого: опозорится перед Северианом, натолкнуться на Лилю, обзавестись ещё парочкой врагов, и отговаривала: «Останься. Подумай, что о тебе будут говорить». Сегодня она уже обожглась один раз, поддавшись порыву, но… Выиграло-таки одиночество, от которого всеми силами хотелось сбежать.

Элина вложила свою горячую ладонь в чужую холодную. Тонкие губы растянулись в широкой улыбке, и в тот же миг Севериан потянул её в круг безумных открытых людей. Они встали друг напротив друга, его ладонь на талии, её на плече. Отчего-то Элину совсем не удивило, как посреди хаоса и простоты, тот не изменил себе ивыбрал самый что ни на есть классический вальс.

– Даже не вздумай наступать на ноги.

Похоже зря переживала. Мистер Колкость никуда не делся.

– Я-то справлюсь. Но всё зависит от ведущего, а не ведомого.

– Никто ещё не жаловался, – и на зло схватил её крепче, сразу начиная танец тремя шагами.

Заметь их кто, подумал бы, чего они тут забыли – шли бы на паркет. Для незнающих так и казалось: две напряжённые фигуры, кружащие и едва смотрящие по сторонам, движения плавны и отточены, в глазах вызов. Но резво начав, Севериан так же быстро сдался, замедлился, и вскоре танцевать они стали что-то больше напоминающее пресловутый «медляк».

– А ты и впрямь хороша. Удивительно для Потерянной. Они на такое время не тратят. Называют пережитком прошлого.

– Я мало от них отличаюсь, – покачала головой. – Это всё из-за родителей и их желания слиться с местной элитой. Когда-то они решили открывать каждый раут моим вальсом. Но пожалели уже разе на пятом. Я постоянно налетала на стулья и столики, ничего не видела от волнения, а в самый последний раз гостья вообще осталась без платья – мы на неё сначала налетели, пролили вино, а потом я наступила на длиннющий подол и, сам можешь догадаться…

Севериан громко рассмеялся, теряя ритм, и Элина вторила следом. Ей непривычно и неловко было делиться не то что бы такой глупой историей, а вообще – собой. Обычно это она слушала, а сейчас всё прошло так естественно, гладко и даже неосознанно.

– Бедная женщина, – его глаза блестели от слёз. – Но неужели это я стал таким профессионалом? Ты отлично танцуешь.

Опять использует запрещённый приём! Уже от такой крохоткой похвалы щёки потеплели, и захотелось уйти в отрицание, доказывая обратное.

– Я много практиковалась после. По ночам включала обучающие видео в наушниках и делала «раз-два-три» до рассвета. Не знаю, как мой топот оставался незамеченным, – не стоило заикаться об этом. Всё веселье сошло на нет. – Наверно, я думала, что, если отточу всё до идеала, у меня появится ещё один шанс. Но ошибка есть ошибка, её уже нельзя исправить.

– Вовсе не так, – вдруг возразил он запальчиво. – У нас тысячи шансов, а ошибки лишь ступени к успеху! Я вот, например, ужасен в рисовании. Никаких пейзажей и картин не видать. Но мне жуть как надо было научиться, чтобы попасть в подмастерье к ремесленникам. Все эти чертежи, зарисовки…Их ведь не только читать и понимать надо, но и воссоздавать. Кажется, я раз пять, если не больше завалил экзамен. Чего обо мне Мастера только не говорили! Безнадёжный, бесталанный… Я сам готов был поверить. Один только брат сказал мне: «Не пройдёшь в пятый раз, пройдёшь в десятый. Не пройдёшь в десятый, пройдёшь в двадцатый. Только не сдавайся и продолжай работать».

– Значит, он оказался прав?

– Отныне это моё кредо, – воспоминания о брате отразились непривычно мягким выражением лица. – Я стал подмастерьем благодаря ему. Жаль только, все старания оказались зря. Пришлось уйти по…кое-каким обстоятельствам. Едва год проучился.

Он замолчал, смотря куда-то сквозь неё, вдаль. От откровений атмосфера вокруг сделалась совсем горькой и вязкой. Неловкой. Они так мало знали друг друга, но отчего-то слова сами легко слетали с языка. С Элиной впервые такое.

Музыка не сбавляла напора, одна песня сменялась другой, инструменты переходили из рук в руки. Почему земля ещё не тряслась под ними? Они кружили и кружили, до дрожи в ногах и сбитого дыхания. Ленты на венках подлетали от каждого поворота, путались и цеплялись. Внезапно Севериан словил одну из них меж пальцев и спросил:

– Ты и не обменялась ни с кем?

Элина склонила голову, не совсем понимая.

– Венок с лентами. Наши силы, – подсказал, не забыв закатить глаза.

– Это так обязательно? – она случайно оступилась, и они совсем остановились. – Не думаю, что кто-то захочет меняться со мной…

– Я хочу.

Не медля, он увёл их подальше от толпы и снял свой венок. Для неё выбрал две ленты: чёрную и небесно-голубую, и вложил прямо в раскрытую ладонь. Элина так и застыла.

– Ты мне тоже должна, – напомнил, прищурившись как кот на солнце. И чему так доволен?

– Да, да, конечно, – она поспешно стала крутить венок из стороны в сторону, выбирая самые красивые и аккуратные ленточки.

По итогу Севериану достались равноценные две бордово-красные. Он ловко повязал их на место прежних. Элина неуверенно последовала примеру. Действительно ли так они делились силами или всё то для красного словца, тянущаяся с начала веков традиция? Узнать бы сейчас у Яромира, но тот будто совсем испарился, исчез, не реагируя ни на что. Это нервировало. Обещал ведь не оставлять одну.

– Закрепим?

Севериан протянул ладонь, и Элина вспомнила, что осталось ещё кое-что. Рукопожатие. Почти коснувшись, они оказались прерваны вдруг вклинившимся знакомым незнакомцем.

– Чем это ты тут занят? Опять играешься?

Демьян! Элина сразу забыла куда девать руки и, вообще, как дышать. С прошлой встречи стало лишь хуже. Сегодня он был ещё милее с этим ромашковым венком и великоватой рубахой.

– Тебе-то какое дело? Зачем пришёл? Я здесь с приятными людьми общался. В отличие от тебя.

Севериан за секунды преобразился: вернул слетевшую было маску, стал вновь недвижимым айсбергом. Вскинув подбородок, распрямившись, он будто специально пытался сделаться выше. Двое сцепились взглядами хуже дворовых котов. Что за напряжение такое с самого начала?

– В том то и дело, – Демьян неожиданно обернулся к Элине, пригвождая к месту, и серьезно произнёс: – Не стоит его слушать.

– Почему?

– Потому что ты не знаешь его. А я знаю.

Севериан едва не поперхнулся воздухом:

– Говори за себя! Я честен как никогда, и вообще оправдываться не должен. Элина, пойдём отсюда.

Но не успела она даже задуматься, чью сторону принять, как Демьян решил всё сам.

– Хочешь одну? – он оттолкнул потянувшуюся было руку Севериана и тоже снял с венка ленту, серебристую.

Неуверенно кивнув, точно совсем разучившись говорить, Элина обменялась и с ним. Жёлтый быстро затерялся в цветном вихре.

– Если давать силы кому попало, хорошего ничего не случится, – прошептал Севериан ей на ухо.

– Говорю же, и зачем его слушать? – Демьян же чуть усмехнулся и уверено протянул ладонь.

Элину словно искушали два демона. Что за неприязнь такая, раз любым способом хотели друг другу насолить?

Демьян не давал ей спокойно вздохнуть, взгляд блуждал по лицу, по цветам на венке, по растрепавшимся волосам, по белой ткани платья. От такого хотелось сбежать, но в то же время и остаться на месте, отвечая тем же.

Она легонько пожала его ладонь, крепкую и широкую, зацепившись самыми кончиками пальцев, что уже стали ледяными, как у мертвеца. Однако, стоило Элине поспешить отдёрнуть руку, Демьян, наоборот, ухватил крепче и огладил нежную кожу большим пальцем. А вот от такого и правда можно упасть! Сердце загнано забилось. Да что это с ней такое? И с ним тоже! Нельзя же вот так, вот так!..

– А может?..

Вопрос Севериана потонул в криках. За один миг пышущие до этого жаром костры погасли, все до единого! Как по щелчку пальцев! Воцарилась кромешная тьма. Даже кончик носа не разглядеть – полная слепота!

Элина почувствовала, как Демьян подтянул её ближе и обхватил за плечи.

– Я здесь, – голос его поменял цвет, став серьёзным и напряжённым.

Среди учеников нарастала паника. Такого точно не должно было случиться. Учителя пытались хоть как-то всех успокоить и убедить, что всё под контролем, но их поведение говорило само за себя – ничего здесь не в порядке.

– Севериан! – выкрикнула Элина, зная, что тот не мог отойти от них далеко.

Вдруг истошный напуганный крик пронёсся по всей поляне, заглушая всех остальных. Девушка истерично повторяла:

– Это Тени! Тени! Бегите!

Словно нажали на спусковой крючок. Все ринулись врассыпную, удаляясь дальше и дальше. Гвалт и хаос стихали, оставляя после себя звенящую тишину.

– Что такое?..

Внезапно по плечу Элины что-то медленно скользнуло, почти невесомо, а потом резко схватило клыкастой пастью. Она взвизгнула в ужасе.

– Тише ты, тише. Это я.

– Ты совсем!?..

Боже, Севериан, она тут чуть Богу душу не отдала! Стало так стыдно, Элина даже порадовалась, что темнота скрывала их. Только бы ночь эта оказалась не последней…

Теперь с двух сторон её держали за руки Севериан и Демьян, словно защищая. Между молотом и наковальней? Не будь ситуация такова, она давно бы попыталась выбраться, желательно как можно дальше от них обоих. До чего всё это неловко!

– Как Тени пробрались сюда?

– Тебя правда сейчас это больше всего волнует? – уничижительно уведомился Севериан. – Нужно уходить. Нечисть пожрёт здесь всё до рассвета.

Удивительно, как единогласно они согласились и, едва разбирая дорогу, ориентируясь разве что на звуки, побежали. Элина моментально выдохлась, бок начало колоть. Она знала, что умрёт первой в зомби апокалипсисе. Вокруг ничего не менялось – та же абсолютная тьма, одинаковая и мерзкая, и потому казалось, что любое движение бессмысленно. Они остановились.

– Может, зажжёшь Оглянку? – обратился к ней Демьян, шумно дыша.

– Она не сможет.

Севериан может и сказал чистейшую правду, но таким тоном, что любому бы стало стыдно. Элине тем более.

– Почему? Ты сам так решил? Не хочешь другим дать ответить?

Ей бы порадоваться, что за неё заступились, но…Нужно было признаваться в своей бесполезности.

– Он прав, – оставалось надеяться, что голос не дрогнул. – Я в академии всего неделю, и о силах знаю тоже всего неделю. Но даже не будь это так, у меня всё равно большие проблемы со всем…

– Не думал, что ты первоклассница, – совсем не то, чего она ожидала. Им двоим стоило бросить её прямо здесь и сейчас.

– Лучше бы так и было, но нет. Мы с ним вместе, – Элина качнула головой в сторону Севериана, лишь после понимая, что никто этого не видел. И вдруг до неё дошла странная несостыковка. – Погоди, а разве ты сам не первогодка?

Сначала воцарилась тишина. А затем Севериан чуть не умер от смеха, трясясь так, что и им передалось. Если монстры и охотились за ними, то теперь точно должны были схватить и съесть. Хохот разносился эхом. Элина стушевалась, даже не разбирая в чём проблема. Особенно плохо было в темноте, когда нельзя заглянуть в чужие лица и угадать хоть какие-то эмоции.

– Ох, вот ты даёшь! – наконец, успокоился он, но в голосе так и слышалось подстрекательское веселье. – С каждым разом всё лучше и лучше. Не хочешь в комедийный клуб записаться, у тебя получается просто…

– Я четвероклассник, – перебил его Демьян. Пусть голос остался ровный и спокойный, всё другое говорило об обратном. «Шутка» ему совсем не понравилась.

А у Элины никак не укладывалось в голове. Это не может быть правдой, да? Неужели Демьян на самом деле старше на целых два года?! Так вот почему ей ни разу не удалось поймать его за столиком первогодок, и на их занятиях, и вообще…

Боже, надо же так облажаться!

– Прости, правда, – что ещё могла сказать? Ей бы руки сложить в молитве и надеяться вернуть всю теплоту и доброту обратно. – Но когда я просила помощи с библиотекой, ты не стал отрицать или поправлять, вот я и уверена была…

– Тогда? – рассеянно переспросил Демьян. – Я особо не слушал. Может и не заметил.

Конечно. Конечно же, ему всё равно! Глупая! Только ты можешь придавать значение мелочам, запомнить какого-то прекрасного мальчишку, что не обругал, а наоборот помог. Глупая, какая же глупая! Для него ты никто, была и есть незнакомка.

– Может. Смотрите, мы, кажется, вышли к лесу.

До чего же удобный способ сбежать от разговоров. Но впереди и правда замаячили широкие стволы деревьев. Темнота ослабла, превратившись в обычную ночь. Луна, пробиваясь сквозь поредевшую крону, будто подсвечивала им путь серебристым светом.

– Меня одного гложет подозрение, что это совсем не та сторона, откуда мы пришли? – запоздало спросил Севериан, пока они осторожно продвигались дальше по каменистой земле, внимательно осматриваясь.

– Кто знает. Вот когда дойдём до куда-нибудь, тогда и поймём, – быстро и просто решил Демьян, будто сейчас шла увеселительная прогулка на троих, а за ними не охотились непонятные Тени.

– Пока не провалимся на полунощные земли? Надо подумать, что делать, а не нестись, куда глаза глядят.

– Пока вроде срабатывало? – до этого больше подкалывая, сейчас он вдруг серьёзно выдал. – Стоять и выдумывать планы с таким мизером информации – пустая трата времени.

– Но сами мы точно отсюда не выберемся. И если совсем на край забредём, кто знает, когда нас отыщут.

– Конечно, давай постоим и подождём. Или нет, хочешь вообще назад развернуться?

– Я не о том говорю, почему ты никак не…

– Мы дойдём до барьера. По нему поймём, куда идти дальше.

– Ничем хорошим это не кончится, я тебе говорю, – и тут же выпалил, – Поспорим?

Демьян замолчал на мгновение, прицениваясь.

– На пластинку «A Day at the Races».

– На билеты в первый ряд Асмодея.

Двое готовы были препираться даже здесь, в самой вроде бы не подходящей обстановке. Глупо, но своими словесными баталиями они успешно разряжали атмосферу. Послушали, по итогу, Демьяна и продолжили идти по прямой, взяв за ориентир молочный серп луны. Пусть теперь они могли видеть, никто так и не отпустил крепко сжатых рук. Напротив, кажется, вцепились ещё сильнее, чем до этого: Севериан и Демьян встали как две крепости. Элина чувствовала, как часто они дышали, как тела напрягались от любого треска и шума.

– Что если барьер разрушен? – ни с чего вдруг спросил Севериан, после долгого молчания. – Нечисть не могла вот так просто заявиться на Осенины и начать всё крушить.

– Кто знает. Но в барьерах бывают иногда бреши, а этому так вообще сотня лет.

– Брешь может создать только ведающий, – напомнил. – Даже самая разумная нечисть легко поддастся силам.

Демьян поморщился, качая головой.

– Не всегда. Но я понял. Ты намекаешь, что кто-то в этом замешан. Кто-то решил испортить праздник.

– Именно. Если подумать, всё сходится. Сначала…

– Избавь меня от этого, пожалуйста.

Похоже, если тот проведёт ещё сколько-нибудь времени в спорах и теориях заговора, хранимое им с трудом терпение вот-вот лопнет, и они либо подерутся, либо разделятся по одному.

Зажатая меж ними, Элина тоже стала терять последние крохи оптимизма. Они в ловушке, точно свернули куда-то не туда, а выбраться вообще возможно? Стоило ли надеяться, что кто-то вдруг придёт и спасёт их, отведёт в безопасное место. Элина сильно сомневалась. Лес становился гуще, чаще, деревья поедал мох. Если до этого ещё можно было услышать редкую птицу, сейчас тишина загустела. Земля и до того неровная, стала вязкой и тягучей. Скоро один из них точно провалится в болото и, не желая умирать, утянет всех за собой.

– Мне одному кажется или повеяло холодом?

– А я говорил. Это худший вариант из возможных, ведь…

– Мы как будто на полунощных землях, – закончила за него Элина.

Но Демьян всё ещё упрямо шёл вперед, и им приходилось следовать за ним.

– Это граница с барьером. Я уверен.

– Как-то подозрительно ты себя ведёшь. Точно не хочешь нас убить?

– Тебя бы с радостью.

Глава 10. «Озёрные хранители»

Чем дальше уходили в глубь леса, тем быстрее всё вокруг теряло краски. В один момент с неба и вовсе стал крупными хлопьями сыпать снег. А вскоре чаща оборвалась, расступилась, открывая взорам круглое озеро. Покрытое коркой льда, оно блестело словно зеркало. Одна половина осталась привычно белой, другая же обратилась в серый, почти чёрный цвет.

– Вот оно.

Неуверенно они ступили на лёд, то и дело поскальзываясь. Элина вслушивалась – не хрустит ли? – но единственное что нарушало тишину – собственное учащённое дыхание.

– Я думал, будет поживее. Не каждый ведь день дано лицезреть вековой барьер.

– Точно. Предложи-ка табличку специально поставить: «Не пройдите мимо! Перед Вами величайший из барьеров своего времени»? – Демьян съязвил и высвободил ладони.

Барьер оказался осязаем и даже видим глазу. Он переливался серебристыми бликами, как перламутром, и уходил далеко вверх, казалось, покрывая и небо над их головами.

– Просто признай, это самый обычный, самый скучный барьер.

– Помолчи лучше.

Демьян приблизился к призрачной стене и прикоснулся. Пальцы прошли насквозь, а перламутр зарябил, словно камешек бросили в воду. Воздух сделался тяжелее, изо рта вырвались облачка пара. Демьян отпрянул, но быстро исправился и ещё настойчивее стал обводить гладкие углы. Как будто искал некий кирпичик, способный отворить потайную дверцу. Элина вечность могла наблюдать за порханием длинных пальцев, за искрами любопытства в чёрных глазах. Но ей тоже захотелось понять, приобщиться к тайне, прикоснуться…

– О Боги, и ты туда же, – Севериан всплеснул руками.

– Попробуй, – предложила, но тот лишь нахмурился и отвернулся.

Демьян никак не отреагировал. Он ушёл так глубоко в мысли, что ничего не видел и не слышал. Пальцы машинально перебирали воздух.

Поглядывая неуверенно, Элина всё-таки приложила ладонь к стене. Ощущения нельзя было назвать приятными: как если попасть под дождь и насквозь промокнуть. Тысячи мелких иголочек впились в кожу и вытягивали тепло. Веки стали тяжелеть, сознание уплывать. Хотелось уснуть. Навечно уснуть.

– Что за?..

– Стой!

Но не успел ни один, ни второй вмешаться, как всё вокруг ослепило вспышкой. Земля мелко затряслась. Элина, испугавшись, отступила назад и упала бы, не окажись Севериан рядом. Обхватив поперёк спины, он склонился к её лицу и раздражённо выкрикнул:

– Что ты натворила?!

– Ничего, – выдохнула растеряно.

Прямо на их глазах вековой барьер разошёлся чёрными трещинами. С хрустом откалывались один за другим мелкие осколки, сыпались прямо им на головы. Однако не ранили и не оставляли следов. Просто исчезали. Так стена пала. Медленно, но неизбежно. Элина не могла поверить. Не хотела верить. Она здесь не при чём! Но почему-то и Демьян, и Севериан считали иначе.

– Как? А лучше ответь зачем? До этого даже Оглянку не смогла зажечь, а тут вдруг!..

Пока Севериан злился и искал подвох, от Демьяна не было слышно и слова. Не дотянувшись до Элины, он так и застыл, продолжая смотреть в одну точку. Испугался? Разозлился? Ещё ни разу не видела его столь потерянным. Что-то не так.

«Знакомое место»

Элина вскинулась, едва успев зажать рот. Самое подходящее время!

«Очнулся, наконец? Спасибо что на огонёк заглянул» – сдержать обиды не получилось.

«Чую, оставь ещё на дольше, отправился бы к праотцам»

«Знаешь, что случилось?» – спросила, не ожидая ответа.

«Ты разрушила барьер»

«Да с чего вы все решили, что это я?! Я не причём!»

«Уверена?»

– Эй, очнись! Не отключайся. Нам надо срочно уходить отсюда, – Севериан щёлкнул её по носу.

Элина заторможено кивнула. А он уже подлетел к Демьяну и для пущего эффекта несильно потряс за плечи.

– Приходи в себя! Давай!

Глубоко вздохнув, словно вынырнув из проруби, Демьян непонимающе уставился на них.

Словно до этого его и правда здесь не было.

– Так, вы двое, – Севериан мотнул головой в сторону, – быстро оценили ситуацию, взяли себя в руки и побежали!

Осмотревшись, Элина поняла в чём дело. Берег, с которого они пришли, скрылся в кромешной темноте. Опять. Лишь иногда мелькало что-то блестящее, и она с ужасом догадалась – это голодные глаза Теней! Всё ближе и ближе подбирались бездушные твари, дышащие жарко и громко. За секунды исчезла кромка озера. Их чуяли, подобно собаками, выслеживали по запаху.

В это же время там, на противоположной стороне, там, куда ещё недавно их не пускал барьер, никого не было. Лишь туман клубился по льдистой поверхности.

Выбор очевиден.

– Двигай, двигай!

В руках Севериана материализовался меч, самый настоящий, из стали. Эфес украшали витиеватые узоры и несколько сапфиров, но в остальном оружие отдавало простотой и практичностью. Хотя для Элины навсегда останется загадкой, как можно удерживать такую махину навесу. Это же сколько надо сил?.. С другой стороны Демьян тоже приготовился к бою и призвал двухклинковую глефу. Древко было обмотано чёрной тканью, лезвия заточены и опасно остры. На пробу Демьян крутанул его несколько раз.

– Вы же не собираетесь драться? – спросила самое глупое и жалкое, прежде чем рвануть вперёд.

– Если придётся.

Стало паршиво. Значит, виновата во всём она, но вместо того, чтобы помочь и тоже сражаться – бежит…Ничего не может. Жалкая и бесполезная. Обуза. А если они не выберутся отсюда? Если замёрзнут на смерть, подставятся под удар? Из-за неё.

Нет-нет-нет, даже думать не смей! Ни за что! Они выберутся. Вместе или только вдвоём, но она исправится!

«Так ты делаешь лишь хуже».

Бег по льду оказался не таким лёгким делом. Все силы уходили на то, чтобы не упасть, ноги скользили постоянно. Слишком быстро они выбились из сил. А Элина особенно. Единственное, что заставляло двигаться дальше – пара упрямцев за спиной, не желавших сдаваться и просто оставить её умирать.

Тени уже дышали на ухо: проскочили середину озера и потоптались по затухающим осколкам барьера. Ещё немного и нагонят!

– Что ж, приятно было иметь с вами дело. Ни за что не подумал бы, что вот в такой компании мне суждено отправиться к Богам, – за сарказмом и излишней бодростью Севериан очевидно прятал страх.

– Взаимно.

Обмен любезностями закончился. Оба остановились и встали в стойку, держа оружие перед собой. Под их защитой Элина чувствовала себя хуже, чем если бы встречала Теней лицом к лицу. Всё, на что способна сейчас – продолжать бежать, не мешать им. От возгласов, свиста и звона металла заложило уши, колен дрожали.

«Помоги! Что мне делать?! Как остановить эти Тени?»

«Тени – подлые существа, слабые, но подлые. Они всегда держатся стаями, слепят, всячески играются, прежде чем трапезничать: пугают, изматывают, водят салки. Мальчики правы, что проще уничтожить нутро, но с таким количеством…»

«Сейчас не время для лекции!»

«И всё-таки. Ты хотела узнать, как остановить Тени, так слушай. Я что горазд умереть с тобой вместе? Все они раньше принадлежали живым существам: не только людям, иногда зверям и птицам. У них острый взгляд, души видят издалека, а жертв заманивают в кольцо и изводят. Но поэтому есть слабое место – глаза. Их можно ослепить, и те сразу теряют ориентиры»

Элина горько усмехнулась.

«Вот бы ты сделал это за меня».

«Только в крайнем случае»

«Не можешь, я знаю», – а потом поняла. – «Погоди, что? И ты всё это время молчал?!»

«А ты не спрашивала», – ответил излюбленной фразой самой Элины. Как же, оказывается, бесит. – «Но даже не начинай. Сама всё можешь»

«Конечно, просто замечательный выбор: умереть или умереть! Почему ты?..»

Элина успела услышать лишь громкое – треск! – прежде, чем ледяная плита под ней сдвинулась и ушла под воду. Так сосредоточившись на Яромире, она не замечала ничего вокруг и за это поплатилась.

Её окутал холод. Он колол иголками, бил и сковывал. Невыносимый, смертельный, готовый утащить вниз, на самое дно к камням и костям. В носу засвербело, как бы ни старалась Элина не дышать. Страх высасывал кислород пузырями. Очень кстати вспомнилось, что плавать она так и не научилась. Не умела даже по-собачьи…

До чего же бесславный конец! Лучше бы сразу прыгнула в пасть к Теням. Зато теперь у Демьяна и Севериана появятся все шансы выбраться – вдвоём они точно справятся. Без лишнего груза на плечах. Они будут рады, верно?

Жизнь оказалась такой короткой и грустной. Она уже смирилась. Сколько бы ни барахталась, ни пыталась вынырнуть и ухватиться за что-то, всё бесполезно. Слабая. До чего же слабая. В груди нестерпимо жгло. Под закрытыми веками играл калейдоскоп.

За всю эту проклятую короткую жизнь, была ли она по-настоящему счастлива? Хотя бы раз? Только на грани смерти понимаешь, как мало сделала и как много хотела. Вот они, прямо перед глазами – тысячи обид, ненависти, боли и страха.

«Простите, мама и папа, я была ужасной дочерью. Я не смогла стать идеальной, никогда не была. Я не смогла заслужить вашей любви. Вы правы – разочарование. Женя…Когда мы встретимся там, надеюсь, ты простишь меня»

Воды обняли тело, становящееся легче с каждым неуверенным сердечным стуком. Ещё немного, ещё чуть-чуть…

Её подхватили крепкие руки. Морозный воздух ударил больнее, чем вода. Сдирая горло, Элина закашлялась.

– Давай же, ну!

Ладони скользнули по кромке льда, будто горячего. Попытка подтянуться провалилась.

– Ты справишься, давай! – чужое тело тоже казалось горячим.

В поле зрения показался Демьян и одним движением помог, вытянул к себе. Не обращая внимания на то, какая она вся мокрая и холодная, он крепко-крепко обнял, позволяя уткнуться себе в шею – от его дыхания пробежали мурашки. Когда отпустил, Элина просто распласталась по земле. Ноги не держали, а в лёгкие похоже и правда пробралась вода. Краем глаза она заметила, как Демьян затащил и Севериана. Тот сразу рухнул рядом, но, даже не успев отдышаться, стал зло отчитывать:

– Боги, почему тебя даже на минуту нельзя оставить одну! Защищали от теней, но, конечно, нашла ещё хуже! Использовала же силы, так почему не пыталась выбраться! Ты хоть понимаешь? Понимаешь, если бы ещё чуть-чуть, если бы промедлили, мы бы не успели, и ты!..

Могло быть так, что дрожал он не от холода? Элина почувствовала, как подступают всё ближе и ближе слёзы. Севериан вцепился в неё крепко, до боли, и было в этом нечто странно отчаянное. Она боялась смотреть ему в глаза. На самом деле ей не хотелось видеть, как оба они почему-то на самом деле боялись её потерять.

– Надо идти. Идём, – Демьян поторопил их, помогая подняться.

Они опять побрели к берегу. Лишь сейчас Элина заметила на том месте, куда провалилась, внушительную прорубь от одного края берега до другого. А оглядевшись по сторонам, и вовсе поняла, что чего-то, а точнее кого-то, не хватает.

– Неужели вы всех перебили? – удивлённо спросила она.

Двое странно переглянулись.

– Ты что даже не поняла? Это ты всех уничтожила!

– А?

– Пока мы дрались, – недоверчиво продолжил Севериан, – Теней становилось всё больше и больше, сдерживать их дальше невозможно. И вдруг по всему озеру проходит вспышка света – такая яркая, я думал сам ослепну. Конечно, это была ты! Даже лёд растопила.

– Да я не смогла бы…

Но Яромир мог. Равнялось ведь это смертельной опасности? Без него и его силы Элина точно не выбралась бы, и вместе они бы погибли.

«Яромир. Эй, Яромир, ты здесь?»

Может, устал? Сильно потратился? Когда она уже не надеялась услышать ответа, в голове вдруг прошелестел его голос, слабый, но ужасно серьёзный.

«Первая тризна. Обряд начат»

«О чём ты?»

Но больше Яромир не заговорил, оставил мучиться в догадках. Опять что-то вспомнил? О Дващи Денница? Неужели сам обряд? Почему же прозвучало так зловеще, словно обратный отсчёт пошёл? Элина нервничала и злилась: говори всё или ничего, зачем издеваешься?

– Надо как-то вас высушить. Иначе далеко не уйдём, – подал голос Демьян.

– Оглянка, – констатировал Севериан, поджимая губы.

Элина замотала головой. Вот пристали-то!

– Я не смогу! У меня никогда не получится, на уроках ни разу не получалось! Что бы не делала, без толку!

С неё буквально капала вода, платье прилипло к коже, от малейшего дуновения ветра трясло. Она тоже хотела высохнуть и согреться, но…Нужно здраво оценивать свои возможности.

– Пару минут назад ты об этом явно не задумывалась.

– Мы что-нибудь придумаем, – перебил его Демьян и постарался звучать как можно убедительней. – Только дойдём до берега.

На этой стороне всё поросло травой, сухой и шуршащей. К озеру неровно шла тропинка, скрывшаяся за густой хвоей. Из глуби леса доносились звуки, странно похожие на человеческие голоса, но если пытаться вслушиваться – наступала гробовая тишина. Они не стали отходить далеко, умостились на каменистом берегу и ненадолго позволили себе перевести дух. Эта ночь точно запомнится надолго, на всю жизнь!

– Давай попробуем? – Севериан встал напротив, готовый руководить и принять роль, если не духовного наставника, то просто моральной поддержки.

– Знал бы ты, сколько раз я уже пробовала.

– Сделай десять раз, получится на одиннадцатый.

Итак. Что там нужно? Очистить разум, вслушаться в мир. Представить. Поверить в себя. Элина глубоко вздохнула и закрыла глаза. Реально ли в таком месте, в такой ситуации найти спокойствие и время для созидания? Много ли она скопила на занятиях? Боги, как перестать думать? Она честно пыталась переключиться на округу, слушать не себя, а других, но с каждой потраченной минутой, с каждой лишней мыслью сомневалась лишь сильнее.

– Не получается, – в конце концов не выдержала. – Мы просто тратим время, это бесполезно.

Севериан нахмурился.

– Если будешь так упорно повторять, конечно, ничего не получится, – выдохнув, он попытался звучать мягче. – Ты должна верить в то, что делаешь. Попробуй начать с визуализации.

Вместо этого Элина уставилась на Севериана. Он ведь тоже до смерти замёрз. Мокрые волосы потемнели и лезли в глаза, губы дрожали, а до этого бледные веснушки, теперь ярко выделялись. Он полез в эту ледяную воду за ней, спас, совсем не думая о себе, а теперь не может получить даже капельки тепла, банальной благодарности.

Ей надо справиться.

– Может, – неуверенно оглядела их обоих, – может кто-нибудь из вас меня коснуться? Нужно ведь представить тепло, а для меня оно видится именно как прикосновения. Конечно, если…

Не успела она договорить, как обе ладони оказались в плену. Севериан стал ещё ближе и теперь улыбался по-лисьи. Ничего хорошего не жди.

– Ах, вот в чём проблема. Могла бы и сразу сказать, – за каждым словом крылось лукавство.

Демьян остался в стороне, лишь косо поглядывая. Воспользовался передышкой. Он опять сделался странно задумчивым, таким же потерянным, как в момент падения барьера. Что так гложило, что не давало покоя?

– Давай же, – Севериан вернул её к делу. – Только учти, целоваться с тобой я не согласен. Холод холодом, но жертвовать ради такого…

– О чём ты вообще?! – от одной глупой мысли щёки стали пунцовыми. – Мне и этого хватит, и даже если не хватит, я ведь об этом не просила, и тоже не собиралась бы!..

Он заливисто рассмеялся.

– Расслабься, это просто шутка, – и в порыве подбодрил. – Не бойся, всё получится. Я в тебя верю. И ты в себя тоже поверь.

Элина просто кивнула и опять закрыла глаза. Она сосредоточилась на чужих ладонях, на соприкосновении кожи к коже, на тепле от их тел. Как заевшая пластинка в голове повторялись слова: «Всё получится». Усиленно её разум рисовал не существующие образы: щека к щеке, пальцы под кофтой, щекотка и поцелуи. Севериан похоже добился своего. Хорошо, что не умел читать мысли – он бы точно не упустил шанса посмеяться вновь.

В какой-то момент всё поменялось. Стало вдруг жарко, внутри заискрилось приятное ощущение легкости. Элина знала его, вспомнила. Это точно оно, а значит, она на верном пути. Она справится, не будет обузой, никого не подведёт.

Неожиданно, Севериан отпрянул, и тепло пропало. Но не успела Элина даже открыть глаза, возмутиться, как почувствовала ладони на своих щеках. Пальцы невесомо огладили шею, и от одного лишь этого по телу прошёл табун мурашек.

– Вот так. Ты отлично справляешься.

Элине захотелось сбежать как можно дальше. Кажется, за сегодня её личное пространство нарушалось слишком часто. Когда платье высохло, а в теле заходила с удвоенной силой кровь, разогревая, она, наконец, смогла спокойно выдохнуть. Получилось. И правда получилось!..

– Только не перестарайся, – тихо рассмеялись.

Элина отпрянула на несколько шагов назад и приоткрыла глаза. Севериан стоял с непривычно раскрасневшимися щеками и распушившимися во все стороны волосами – вкупе с широкой улыбкой это совсем убило остатки едва державшегося всё это время образа отстранённого принца.

– Получилось, – до конца не веря, выдохнула она.

– Я ведь говорил.

Их переглядки прервал Демьян, вклинившийся посередине и не разделявший возникшего на пустом месте восторга.

– Это хорошо, но что будем делать дальше?

– Я думается выиграл спор, – подколол, – но вариантов немного: либо обойдём озеро и пойдём обратно, раз теней больше нет, либо же стоим на месте и ждём, пока кто-то нас найдёт.

– Второй вариант самый нереальный, так что на деле выбора-то и нет, – пробубнила Элина.

– Как Вы оптимистичны!

– Она права, – ненамеренно вступился Демьян. – Раз барьер рухнул, ориентира больше нет. Зато Теней тоже нет. Но кто знает, какие из полунощных тварей захотят объявиться?

– Железные стражи, замятник, лешие, заложные…Бесконечный список почти.

– Вот именно. Не лучшая компания. Поэтому предлагаю…

– Вы это слышали? – встревожено перебила Элина.

Те, повторяя за ней, прислушались. Вот только с каждой лишней секундой лица обоих становились всё мрачнее и мрачнее.

– О чём ты?

– Колокольчики. Где-то там в лесу.

Ей не могло показаться. Она отчётливо слышала, как позади, будто ехала рождественская упряжка, звенели колокольчики. Цзынь-цзынь, цзынь-цзынь. Они звали к себе, разговаривали. Элина различала отчаяние в их голосе.

– Знаешь, слышать что-то на полунощных землях, не самый благоприятный знак, – осторожно начал Демьян.

Но она не могла заткнуть уши и сделать вид, что ничего нет. Почему-то внутри всё кричало и рвалось. Там её ждали. Там она была нужна. Рассудок на мгновение померк и дал волю иррациональному.

Элина бросилась бежать.

– Эй!

– Ты с ума сошла?! Стой!

Только вот никаких криков она уже не услышала. Её вела усиливающаяся трель. Вела мимо деревьев, мимо оврагов. Вскоре берег совсем скрылся, а снега стало почти по колено.

«Убирайтесь! Прочь! Прочь»

Элина очнулась у подножия горы, у бездонного входа в пещеру.

«Я предупреждал, эти Озёрные Хранители сущая хворь!» – Яромир звучал хрипло и надломано, будто простудился, съев ведёрко мороженного.

«Они здесь?»

Молчание было ответом. Элина не понимала, как это могло вылететь из её головы. Так и Яромир, как специально, не говорил и не напоминал. Почему встреча так страшит его?

На голых деревьях подобно листве качались цветные ленты, как те, что когда-то украшали её венок. Поодаль от пещеры горели десятки огоньков, создавая круг. Они оставили проталины в снегу, но даже не думали потухать, очевидно созданные силами. Неспокойное пламя едва разгоняло тьму, тем не менее Элина заметила подозрительную фигуру в самом центре. Можно было принять за камень, но там точно кто-то сидел, сгорбившись и сильно вжавшись. Звон шёл от него? Прежде чем совершить очередную глупость, она оглянулась назад. Понадеялась, что два глупых мальчика не станут её искать, ведь даже она сама понятия не имела, как далеко забрела, поддавшись зову.

«Не надо, не иди» – как заведенный повторял в отчаянии Яромир.

Только Элина не слушала. Она осторожно на цыпочках подобралась к кругу, не спуская глаз с белоснежной фигуры. Похоже, дурман так и не покинул головы, раз страх куда-то делся.

– Да стой же ты!

Всего немного оставалось до грани, как Элину дёрнули назад так резко, что она пошатнулась и всплеснула руками. Ошалело её взгляд вперился в Севериана. Нашёл-таки! Тот тяжело дышал, грудь вздымалась бешено. Нависнув грозно и властно, он настойчиво пытался разобрать, что заставило её так безрассудно ринуться в чащу леса.

– Ты меня слышишь? Зачем ты сбежала?

Элине эти вопросы показались неимоверно глупыми. Всё ведь так очевидно!

– Меня позвали, и я пришла. Эти колокольчики хотят сказать нечто очень важное!

Но Севериан не принял такой ответ. Напротив, помрачнел ещё сильнее и переместил ладони с плеч на щёки. Что за странная привычка! Он буквально заставил смотреть себе в глаза и начал втолковывать вкрадчивым убедительным тоном, словно разговаривал с умалишённой.

– Это не правда. Это морок, иллюзия. Ты бредишь. Мы ведь говорили тебе о том, как полунощные земли сводят людей с ума, и чем дольше находишься, тем больше теряешь рассудок. Смотри только на меня. Слушай только меня. Я тебя выведу…

Опять зазвонили колокольчики. И Севериан тоже их услышал, ведь стоя так близко, что она могла рассмотреть самые малейшие изменения эмоций: лишний изгиб бровей, недоверчивый прищур глаз. Фигура в круге поднялась и обернулась прямо к ним. На первый взгляд то был старец, умудрённый жизнью, с седой бородой, в белой рясе с песцовым мехом – эдакий служитель церкви. Вот только на осунувшемся лице не было глаз. Вместо них две круглые металлические пластины, что непрерывно кружили друг за другом, создавая тихий скрежет. Тут-то и моргали, щурились, ширились несколько десятков самых разных глаз: людских, волчьих, соколиных. Сделав шаг им на встречу, вновь повторился мелодичный перезвон, и тогда Элина заметила, как по оборкам шубы висело множество крохотных бубенчиков. Значит, она не ошиблась, значит, была права – её позвали сюда не просто так.

– Ах, не могу поверить. Вы въяве предо мною столько лет спустя. Теперь мученье подходит к концу, осталось совсем немного, – разговор он вёл будто сам с собою. Но затем уставился прямо на них двоих. – Не стойте, идите ближе. Я отведу вас в место преклонения.

Элина, не задумываясь, шагнула навстречу, но Севериан остановил её, продолжая опасливо наблюдать за существом.

– Кто Вы? – спросил прямо.

– Не стоит бояться. Вам ничего не грозит.

«Конечно. До тех пор пока не нарушишь ими выдуманных правил»

– Это не ответ.

– Зачем тебе ответ на то, что давно знаешь сам?

Элина вновь задумалась. Старая мысль о том, мог ли Севериан, как и она, скрывать целого бога в голове, не казалась уже такой невозможной. Севериан впервые выглядел таким растерянным. До этого всякий раз как предоставлялась возможность, он кичился своими знаниями, сразу включал режим энциклопедии, закатывал глаза: «как такое можно не знать». Сейчас же непривычно молчал.

– Это служитель озера.

– Служитель мёртвого озера, – тут же поправило её существо и вынужденно всё же представилось, – Везнич, старший из усьниев. Давайте же пройдём в безопасное место и там будем говорить.

Элина осторожно взяла Севериан за локоть, подталкивая. Тот так и не выглядел убеждённым, но, может в нём тоже взыграло любопытство, больше не отступал. Вместе они переступили границу круга и даже не успели ничего понять. Вот был снег, холод и пещера, а теперь перед ними раскинулось бескрайнее поле. На месте огней теперь стояли деревянные столбы с вырезанными лицами, а в центре выше всех – идол, с узнаваемыми женскими чертами. Прямо под ним расположились плоская каменная плита, такая огромная, что уместила бы с десяток человек, и небольшая жаровня в форме кувшина. По углам, за столбами, возле идола склонившись к земле сидели люди и, похоже, молились.

– Вам следует вознести требу Владычице.

Везнич возник прямо за ними и дуновением в спину заставил подойти к алтарю. Севериан осмотрел себя с ног до головы.

– Что её устроит из того, что у нас есть?

– Кровь.

– Конечно же.

Как будто выжидая этого, Везнич протянул Элине нож.

«Как они могли! Так много слов сказано было, а в конце туда же. Поклоняются этой…», – от гнева голос у Яромира сделался живее и ярче.

«Кому?»

«Морене»

Теперь она иначе взглянула на округу и на резного идола. До сих пор ей не доводилось видеть ни храмов, ни иных мест поклонения. К тому же, кто знал, что треба – это не только какие-то самоцветы, как твердил Фёдор Васильевич. Бывали ли настоящие жертвы: животные или люди?

«Предположу, вы с ней не ладили»

«Никто не ладил. Если даже у Далемира не было на неё управы!» – он резко стушевался. – «У Чернобога, у Велизара»

Элина по привычке обнажила рукав и поднесла лезвие к коже. Старые рубцы напоминали о себе лишь белёсыми полосами. Вспоминать эти ощущения точно не хотелось, но ведь так надо? Она не нарушит обещание? Вытянув руку над камнем, Элина сделала надрез, медленно, но напряжённо. Пальцы похолодели и вспотели, сердце, кажется, застучало быстрее. Совсем отвыкла. Красные капли одна за другой потекли вниз, скапливаясь, и она поскорее отвернулась.

…Чтобы заметить то, как Севериан смотрел на неё. Хотелось верить, что тот просто устало ждал, но чётко отразившиеся недоумение и жалость сказали всё сами за себя. Он видел? Точно видел! Вот чёрт! Какая же глупая! О чём только думала? Что если Севериан расскажет всем? Они ведь будут смеяться. Каждый из шрамов – часть неё, неприглядная правда, отчаяние и боль. Таким делятся лишь с самыми близкими, явно не так по-дурацки. Одёрнув рукав, Элина скорее передала нож. Севериан ничего не сказал и продолжил поклонение, тоже оставив на запястье порез. Кровь на камне потемнела.

– О Владычица холода, О Владычица смерти! Воспеваем твоё имя, и взываем к мудрости твоей. Обереги двоих, обет принёсших, от всяких бед.

Люди вдруг взвыли хором, и тогда сухое поле обуяло пламя. Это из-за них? Морена разозлилась? За секунды их окружило красным огнём, стало ясно как днём, но ни дыма не было, ни жара. К тому же тот не заходил дальше деревянных столбов.

– Мы разозлили её? – шёпотом спросила Элина, неосознанно прижимаясь ближе к Севериану.

– Отнюдь, – ответил Везнич, улыбаясь широко-широко. – Такова её помощь и радушие.

«Не изменяет себе»

– Теперь Вы готовы объяснить чего хотите от нас?

– Коли угодны вы слушать, – они кивнули. – Мы с братьями много веков жили подле подобных богам. В те времена мы не утратили влияния и голоса, нас восхваляли и почитали. Однако мир постоянно страдал от распрей и войн, таковы люди в своей сути. В один момент появилась та, что напугала силой и едва не подчинила себе суть всего живого. Наша Владычица, как вы можете догадаться. Никто не мог её остановить. И тогда наше пристанище посетили двое – князья Белой Вершины и Чёрного Утёса. Пожелали узнать решение, как остановить надвигающиеся тьму и холод. Оба столь юны и решительны, да только поросль их слова. Мы поведали о жертвенном обряде, кой двое могли равноценно исполнить. Но даже на кону целого мира и тысяч жизней не способны они оказались быть честны ни с собою, ни друг с другом. Итог видите сами: история повторяется.

С каждым словом Элина чувствовала нарастающую боль в висках. Только виной тому были не усталость или непонимание, а тот, кто никак не мог успокоиться и буквально изводился в тревоге.

«Да чего ты так боишься?! Как будто он что-то новое сказал!» – не выдержала она.

«Ты не понимаешь, с его слов мы выходим такими глупыми, а они же – всезнающими существами! Но это было не так»

«А как же тогда?»

Естественно, ответа не последовало.

– Причём здесь мы?

– От вас зависит, что станет с этим миром вновь. Вы – избранные ими потомки. Именно вам по окончанию тысячелетия, должно свершить либо ту же ошибку, либо вернуть всё на круги своя.

«Погодите…Я что какая-то твоя родственница?!»

«Седьмая вода на киселе» –Яромир протяжно вздохнул, – «Не говори только, что не знала об этом. Как бы я тогда построил связь?..»

«Но я же Потерянная».

«И что? Ты не можешь быть Потерянной из моего рода?»

– С чего вдруг такая честь, – не удержался Севериан. – Если Вы говорите об этом в таком ключе…Что же наши предки сделали не так?

Вопрос такой заставил Везнича ненадолго задуматься.

– Их пути с самого начала не должны были пересечься. Они должны были всегда оставаться порознь, как небо и земля, луна и солнце, как лёд и пламя. Но мироздание само породило ошибку. Дало двоим не только встретиться, но и так крепко связать друг друга. Из-за этого их предназначения исказились. От этого пошли все беды, – Элина зажмурилась от боли. Злость Яромира скоро поглотит её без остатка. – Когда они пришли к нам, то совсем не хотели слушать, не хотели понимать. Словно решение надобно положить сразу на блюдечко. Конечно, в итоге сделали всё по-своему. Нашли другой обряд – требующий большей цены, но как видим, тоже сработавший. Пусть и с огрехами, с дырами.

– То есть, я правильно понял, мы должны исправить то, в чём даже Белобог и Чернобог допустили ошибку? Мы и двое Богов – совсем не кажется равновесным. Откуда нам знать, как верно?

– Это решать уже вам самим. Одно лишь точно – бездействовать нельзя. Никто не сможет вмешаться, даже Полунощные Тали, как бы того не хотели. А я лишь поведаю об одном из возможных вариантов будущего: о том правильном, но отвергнутом обряде, – в этом вся его беспристрастность. – В день когда уходит зима, а солнце оживает на небосклоне мирская грань ослабляется. У людей отбирается возможность врать, так скрытое становится явным. Обряд связан с этим: двое должны полностью открыться друг другу, слиться воедино, стать целым, чтобы приумножить не только силы, но и защиту предков, их истинные знания.

– И как же это делается? – Севериан остался абсолютно равнодушен, а вот Элина невольно покраснела. Что за формулировки такие? Понятно, почему Яромир возмущался.

– Будь всё столь просто, любой мог бы совершить обряд. Вам самим надо понять как. В старые времена преданность и безграничную любовь доказывали подвигами. Спасали от смерти, убивали врагов… Но кто судить будет? Сами Боги.

Повисла тишина. Так много нужно было обдумать, принять, понять, стоило ли начинать смеяться от абсурдности или плакать от возложенных обязательств.

«Ты поэтому на них злишься? Вы не смогли доказать, что достойны?»

«Мы даже не пытались»

– Теперь же, прошу, исполните то, что обязаны, уплатите по долгам. Мы устали ждать.

– Что надо сделать? – с подозрением уточнил Севериан.

– Убейте нас, – сказал Везнич, как нечто лёгкое и естественное, – уничтожьте, не оставьте никого. Позвольте познать покой.

Элине хотелось верить, что она ослышалась, что тот так не смешно шутил. Разве могут они?.. Но за серьёзностью не скрывалось улыбки, в словах не было иного умысла – такова его настоящая просьба. Если Элина встала как вкопанная, до конца не осознавая и не понимая, что со всем этим делать – ни за что она не убьёт человека, не навредит безобидным существам! – то Севериан лишь знающе закивал и призвал обратно меч, так легко принимая все условия. Только спросил:

– Значит, такова ваша свобода?

Везнич кивнул с ярчайшей улыбкой из всех, ни капли не страшась. Окружавшие их люди повставали с мест, замолчали, и только теперь можно было увидеть, что каждый из них слеп – пустые глазницы темнели красным. Севериан уже отвел руки в сторону, примеряя замах.

– Стой! – не желая мириться с этим, Элина преградила путь, подставляясь прямо под удар, и вцепилась мёртвой хваткой. – Ты что правда сделаешь это? Убьёшь их?

– Они хотят этого, – непонимающе уставился на неё, и видимо разгадал-таки причину, обычный страх перейти границы дозволенного. – Ты ведь слышала, смерть не конец. Для нечистых это искупление. Но не переживай. Я сделаю всё сам. Можешь отвернуться, если не готова.

– Поторопимся, – нетерпеливо прервал их Везнич. – Уговор есть уговор.

Стоило получить отмашку, и Севериан вновь занёс меч, целясь не иначе как прямо в сердце. На его губах она успела заметить отблеск улыбки.

Элина отвернулась и с силой зажмурилась. Вот только как не старайся, позади творился ад. Звуки никуда не делись, и всё было слышно: чавканье плоти, росчерк лезвия, стоны и всхлипы. Разве это правильно? Воображение само дорисовывало тошнотворные картины ужаса, и от этого кружилась голова.

Страшно.

Полунощые земли уже заставили её убить раз, и эти воспоминания всплыли снова. От такого не отмыться, не спрятаться. Её передёрнуло. Она сошла с ума тогда, но то, что происходило сейчас даже не сравнится.

Почему же Севериан так спокоен? Почему принял с такой лёгкостью, почему не боится? Разве нравится ему быть убийцей?

Убийца.

– Идём. Всё кончено. Мы не можем тут оставаться больше.

Огонь перебрался на идолов. Совсем скоро это место сравняется с землёй, останется лишь пепелище. Севериан подошёл к единственно не тронутому серому камню, взмокший и запыхавшийся. Элина так и не нашла сил обернутся, но этого и не надо было. С его меча стекала кровь.

Глава 11. «Долгожданная встреча»

Коснувшись камня, они очутились в заснеженном лесу, на том же месте откуда начали. Только ни круга огней больше не осталось, ни цветных лент на голых деревьях – всё испарилось бесследно. Словно сон наяву. Однако возвращаясь назад по оставленным Северианом меткам и следам, они так и не раскрыли рта. Отчего же дорога тянулась бесконечно?

– Думаешь, было правдой?

– О чём ты? – нет, лучше бы и дальше молчали.

– О тех байках, какие нам рассказали. Ты, значится, потомок Белобога, я, хоть что-то правдиво, Чернобога. А ещё есть какой-то обряд, от которого зависит во что превратится целый мир. Разве поверишь в такое?

– Не знаю, – даже для неё звучало странно. – Но, как вообще думаешь, нормально ли встречать в лесу непонятных существ и доверять их наставлениям?

– Уверен, что нет. На полунощных землях только голову морочить и умеют, – а потом засомневался опять и отвёл взгляд. – Хотя, кажется, он верил в то, что говорил.

Каждый погрузился в себя. Элина гадала, куда ещё заведёт это так невинно начатое расследование. В жерло вулкана? В эпицентр урагана? На дрейфующий айсберг? Что хуже, она знала, что не сможет повернуть назад – пообещала ведь! Да и разве убежишь от такой ответственности? Пусть и разделённой на двоих.

– А ведь ты уже совершил подвиг! – осознала вдруг Элина. – Выполнил свою часть обряда. Спас меня, вытащив из-подо льда.

Вырванный из мыслей, Севериан поначалу уставился растерянно, не понимая, а потом и вовсе стушевался.

– Да разве то…

– Но я умерла бы, если не ты!

И именно сейчас, как назло, в голову пришло: «Тут до конца жизни надо быть обязанной».

– Этот обряд полный бред – ты согласилась со мной. К тому же вряд ли там всё так просто.

– И всё же. Представь, что да.

Окажись это правдой, миру пора бояться. Она самая бесполезная. Она вероятнее сбежит, чем спасёт кого-то.

Наконец, показался каменистый берег. По ощущениям прошла целая вечность, целая жизнь, но на деле всего полчаса от силы. Однако вместо одной фигуры, их уже встречали трое. Элина тут же стала представлять худшее: неужели на Демьяна напали, пока их не было? Вот только приглядевшись, стало понятно, что никакие это не нечистые, а такие же как они ученики – на чужих головах пестрили цветочные венки.

– А вы-то здесь откуда? – крайне «радушно» обозначил присутствие Севериан.

– Наверно оттуда откуда и вы?

Двоими оказались Авелин и Дима. Вот кого Элина точно не ожидала встретить. А они, такие вымотанные и раздражённые, кажется, совсем не обрадовались перспективе объединиться.

Демьян, стоящий чуть поодаль, резко оторвался от созерцания ледяной глади. Он подскочил, схватил Элину и Севериана за плечи и осмотрел со всех сторон.

– Я места себе не находил! – чего только успел надумать за это время. – Вы в порядке?

«Нет» – хотелось ответить честно. Но вместо этого Элина лишь утвердительно кивнула. Нельзя забывать, вопрос – чистая формальность.

– И всё-таки, – не унимался Севериан и обратился к Демьяну, – что эти здесь забыли? Ты их проверил, надеюсь? Мало ли какой нечистый вселился, а ты рядом ходишь и спину так просто подставляешь…

– Пожалуйста, можешь хоть на пару минут заткнуться и побыть милым? А то я уже начинаю жалеть, что ты вернулся, – звучал он, по правде говоря, серьёзно. – Конечно, я их проверил. Сказали, что потерялись, как и мы слонялись по лесу, пока не набрели на барьер.

– Что-то не верится.

– Не нам…

– И не надо, – вспылил Дима, замечательно всё слышащий. – Сами почему-то не спешите делиться и душу изливать.

Непривычно было видеть его таким: щёки покрылись красными пятнами, руки сжаты в кулаки. Элина не помнила, чтобы тот хоть когда-то злился, отвечал на подколки или оскорбления. Скорее этим грешила Авелин. Что же должно было случиться?

– Вообще-то всё, что, я сказал…

Но Демьяна опять перебили и не стали слушать.

– Осмелел, я погляжу. Конечно, для тебя места эти родной дом. Так чего ждёшь? Давай, иди. Может, встретишь братца своего где.

– Одно слово, – стало только хуже: напряжение сгустилось, заискрились молнии, – ещё одно слово, и я убью тебя.

– А ты попробуй, – Севериан тоже завёлся с полуслова. – Сил-то хватит?

Элина успела только моргнуть, а двое уже сцепились и катались по снегу, пытаясь простыми кулаками выбить друг из друга всю дурь. Она даже не поняла, с чего всё началось! Их точно надо было растащить, и Элина даже попыталась, схватив кого-то за плечо, но быстро получила локтем в бок и отшатнулась, завалившись в снег.

– О, Боги, что как дети малые! Самое время сейчас, конечно, – со злости Демьян удивительно легко раскидал обоих по сторонам и принялся отчитывать. Как будто не на два года был старше: действительно напоминал отца с неразумными детьми. Выглядел только при этом жутко: ничто не смягчало искажённых губ и хмурых бровей.

Элина благополучно не стала вмешиваться, отойдя к Авелин и беря с неё пример. Та словно всё это время была не здесь, не с ними, и очнулась только от мальчишечьих криков.

– Расскажешь?

Хотелось и правда верить, что у неё были какие-то привилегии, особое отношение, ведь вся эта предвзятость к Потерянным сблизила их. Но Авелин, очевидно, считала иначе. Она лишь помотала головой, а затем и вовсе отвернулась. Даже словечка не достойна? Эля-Эля, из раза в раз опять на те же грабли. Пора бы понять, что искать дружбы там, где тебе не рады, глупое и абсолютно жалкое занятие.

– Хотите выбраться отсюда, так будьте добры работать вместе, а мордобои оставить на потом. Клянусь, повторится ещё раз, и я лично вас разукрашу. Договорились?

Двое кивнули, но, сколько бы ни помятые и обруганные, покорности в них так и не нашлось. Демьян, впрочем, тоже едва успокоился: дышал загнано, челюсть сжата. Однако роль лидера взял на себя и, не став медлить, повёл их обратно по каёмке озера. На вопрос Авелин, почему бы просто не двинуться напрямки, Севериан и Демьян, не сговариваясь, выразительно посмотрели на Элину, и ответили, что рисковать всё же не стоит. Она потупилась. Может, со стороны это могло показаться заботой, но для неё лишь напоминанием: ты якорь, камень, тянущий всех на дно.

– Хэй, – к ней, плетущейся позади, присоединился Демьян, – поделишься, что тогда всё-таки случилось? Что ты услышала? А то вы так и молчите.

Элина невольно улыбнулась, по-детски радуясь его вниманию. Сейчас он не выглядел взбешенным, но кто знает, может и для неё припасена тирада о том, как не стоит убегать в лес.

– Прости. Наверно, ты и меня захотел убить, когда остался совсем один.

– Вот, значит, какой я теперь? Тиран, убивающий каждого провинившегося? Не такой уж я ужасный на самом деле, – шутливо открестился. Хоть, кажется, сильно смутился от того, как легко позволил себе сорваться. Элина не могла ничего поделать, но находила это очаровательным.

– Я правда слышала колокольчики тогда, – она попыталась пересказать всё, избегая лишь того, что говорил Везнич, избегая любых намёков о Богах и обряде. – …и Севериану пришлось выполнить просьбу. Он убил их. Не знаю, смогла бы я…Стоило ли вообще это делать? Мне не казалось, что они страдали. Вдруг они на самом деле хотели жить, а мы…

– Нечисть есть нечисть. Говорят, что чем дольше они остаются на земле, тем нестерпимее болят их души. Но хорошо, что ты…вы не пострадали.

– Это точно.

Элина хотела рассмеяться, но тут подал голос Севериан, привлекая внимание:

– Мы ходим кругами.

Обогнув-таки озеро по дуге, они нашли тропинку и вышли прямо к лесу. Однако не успевали пройти и пары минут, как возвращались обратно к берегу, будто где-то сворачивали не туда. Дорога была прямой. Повторялось это не раз и не два, и все остановились. Безумие будет надеяться на перемены. Это буквально кроличья нора.

– И что предлагаешь делать?

Демьян пожал плечами, пытаясь не показывать растерянности. Почему именно сейчас им надо потеряться? Полунощные земли и правда игрались с ними.

– Если это какое-то искажение пространства, то, – прервала гнетущую тишину Авелин, но даже не успела закончить.

– Нет, мы бы почувствовали, – вспомнил свою стезю Севериан и взялся поучать. – Даже малейший переход с одного слоя на другой больно бьёт по рассудку. Не зря ведь Хранители Пути после таких путешествий берут больничные.

– Скажешь тоже.

«Не хочу врать, но мне кажется, я догадываюсь, что это», – неуверенно вклинился Яромир. Неужели обиды кончились? – «Хотя и на моей памяти случалось такое, мягко скажу, редко. Это «Гладный бочаг», ловушка заложных»

Внутри всё похолодело. Да нет, быть того не может. В округе наверно сотни другой нечисти. Не мог же в самом деле здесь оказаться тот Мертвец? Глупости.

«И как нам быть?»

«Бочаг для заложных душ вроде забавы. Им лишь бы сбить с пути: к себе заманить или же заставить блуждать до смерти. Поэтому, чтобы выбраться, надо найти виновника всего. Поймать Мертвеца. Обычно далеко они не отходят, силы слабеют с расстоянием. Мы, помниться, обстукивали деревья по три раза и спрашивали: «Кто наряженный?» – нечистым всегда приходится отвечать на это»

– Это «Гладный бочаг», – послушно повторила Элина.

Все уставились на неё с одним вопросом:

– Откуда ты знаешь?

Усилием воли заставила себя продолжить.

– Скопа ведь мне кучу всего позадавала. Я читала в каком-то учебнике, – от лжи горел язык. – Нам нужно поймать Мертвеца, который это всё устроил.

Их удивление показалось бы оскорбительным, – насколько пустоголовой считают? – но и Яромир не был до конца уверен.

– Даже я об этом знаю мало, – рассеяно пробормотал Севериан.

– Других вариантов ведь всё равно нет? Так что послушаем меня…

Но исполнить задуманное не получилось. Эхом разлетелся вдруг взбудораженный мальчишечий голос: громкий и необъятный, со всех сторон слышимый.

– Ой, уморили! Ха-ха-ха! Ой, сдаюсь-сдаюсь!

У Элины потемнело в глазах. Тело застыло, а ноги сразу сделались ватными. Он! Это точно он! Её ночной кошмар, её страх и ненависть. В памяти не улеглись ещё, не затёрлись моменты бессилия и отчаяния.

«Мороз» – прошептали с надломом.

«Ты знаешь его? Ну, конечно, знаешь! Из-за него всё началось. Это он клялся убить нас обоих!»

«Но почему до сих пор жив?..»

«А жив ли?»

– Кто это? – впервые Авелин поддалась страху.

Каждый встал спина к спине, в любой момент готовый защищаться. Напряжённые до предела они вертели головами, ища виновника.

– Мертвец, – констатировал Севериан. Меч в руках ходил ходуном, а сам он будто не мог вдохнуть, постоянно морщась. – Как раз тот, что решил поиграться с нами.

– Как грубо. А я-то просто-напросто хотел помочь…

С одной из веток осыпался снег. Воздух накалился, и вот в темноте стал проявляться туманный силуэт. Сначала как у Чеширского кота появилась голова: скошенная улыбка, лукавые глаза и чёрная клякса волос. Затем туловище, руки и ноги, а самым последним – ледяной посох. Мальчишка висел вниз головой, ногами будто бы держался за ветку, но на деле парил, и уставился на них в ожидании представления.

– Чего ты хочешь? – выкрикнул Демьян, не столько надеясь на ответ, сколько пытаясь выиграть время, найти способ сбежать.

– Чего я хочу? – театрально удивился Мороз и подпёр подбородок, якобы задумавшись. – Да-да, есть среди вас тот, кто меня волнует. Самый ужасный человек на всём белом свете, монстр и простой лжец! Мой убийца! Месть будет сладка, обещаю! Но сегодня я не за тем пришёл, хоть и ужасно хочется. Я вас пощажу, и выведу даже! Удивлены, довольны?

– Откуда вдруг такая щедрость?

– А зачем искать причины, – вопрос заставил его запнуться, – просто хочу.

– «Бочаг» разве не ты поставил?

– Верно, я. И что? Коли можно позабавиться, как отказать себе в радости?

Тут Мороз отпустил ветку и полетел вниз, покружившись пару раз вокруг оси, но не успел коснуться земли, как взмыл ввысь, и, взмахнув белым плащом, заявил:

– Ежели хотите выбраться, за мной следуйте! А нет – оставайтесь одни!

И действительно не стал никого дожидаться. Медленно поплыл между деревьев, сбивая с веток снежные верхушки.

– Идём, – решил за всех Севериан и, предрекая вопросы, убедительно изрёк. – Он одиночка, к логову не приведёт. К тому же нас больше. Справимся же с каким-то заложным.

Неуверенно они последовали за Морозом, тем не менее, держась на приличном расстоянии, и неустанно спорили.

– Мы сами на смерть идём, – шептал Демьян. – Нужно бежать сейчас. Потом будет поздно.

– Он не кажется таким опасным, – хмыкнула Авелин.

– Нечисть есть нечисть. Им нельзя доверять. Даже пусть одиночка, заведёт куда-нибудь в Сожжённое княжество и всё, будем новыми Железными стражами.

– Мы и без того в тупик зашли.

Поэтому они продолжали идти. Элина не знала, как рассказать им о знаменательной встрече, о пропавших родителях, о шраме, и глупо молчала, натянутая, как тетива, беспокойная, перебирающая в голове всевозможные опасности.

«Так значит, ты и его знаешь?»

«Похоже, да. Я и не думал, что он тот, о ком ты говорила. Не должен был выжить, даже стать нечистым не смог бы. Его душа…от неё остались лоскутки»

«За что он так ненавидит тебя?»

Яромир надолго замолчал. Может вспоминал или подбирал слова? В любом случае, это не сулило ничего хорошего.

«Причин много. Он был первенцем Далемира, способным едва не с младенчества. Все пророчили лучшие времена для Утёса. Но потом как по накатанной: смерть Мстивоя Вятшего – их Князя, пожар и безумие Морены. Мальчик умер совсем юным. Мать передала ему хворь, хотела оставить подле себя навечно, но на деле просто крошила душу, уничтожала. Далемир отказывался вмешиваться. Князья и Княгини побоялись усугублять и до того накалённую ситуацию, а я же…Я не побоялся. Только поздно уже было. Не знаю, как он стал заложным покойником, ведь я ясно помню, как вместо ребёнка в моих руках осталась пыль»

«Значит, он подчиняется Морене?» – предположила Элина и, подумав, дополнила. – «И злится на тебя за то, что разлучил с ней? Но как же ты сделал это? Убил его?»

«Это…было необходимо. Тебе не понять» – попытался отстоять себя, но быстро сдался. – «Морена здесь не причём. Он может поклоняться ей, но Боги не говорят с нечистыми. Хотя что за игру ведёт мне тоже не понять»

«Он был первым, кто нашёл меня, и кто понял, что во мне – Белый Бог»

Немного прошло времени, прежде чем они вышли на открытую поляну. Разглядев кострища и поваленные брёвна, Элина не поверила глазам. Неужели Мороз действительно помог им? Ей? Действительно собирался увести подальше от полунощных земель?

Что-то здесь нечисто.

«Как думаешь, мы не?..»

– Эй, ты чего?!

Все резко остановились. Даже пресловутый Мороз обернулся растеряно. Севериан, шедший впереди всех, вдруг схватился за голову и протяжно застонал. Ноги отказывались держать его, и в охватившей тело агонии он упал на колени.

– А я говорил! Говорил, нельзя доверять Мертвецу! – воскликнул Демьян.

– Вечно винят ни за что! Я тут ни при чём!

Элина опустилась на корточки и неуверенно обхватила Севериана за плечи. Всем сердцем она желала помочь, но могла только смотреть. Бесполезная. Рядом присел Демьян и попытался отнять чужие ладони от лица.

– Поможешь ему?

– Если бы я знал как.

Однако их оглушил яростный крик:

– Почему именно сейчас?! Мы договаривались!.. Нет, нет, нет!

Севериан заметался в припадке, катался по снегу так рьяно, что одежда вновь промокла насквозь. Даже Демьяну не хватило силы остановить его, и он в полной беспомощности отшатнулся.

– Это точно твоих рук дело! – разозлилась Элина, поворачиваясь к Морозу.

– Я обычный покойник! Я на такое не способен!

– Врёт.

То сказал Севериан. По щелчку пальцев он пришёл в себя, всё закончилось так же внезапно, как и началось. Вот только Элина чувствовала – беда. Наблюдая за Северианом сейчас, она напряглась, как жертва, загнанная в угол. Пропали теплота и доверие, ощущение защиты. Во взгляде его читалась дикость, опасность и наслаждение – гремучая смесь безумца. Элина сразу всё поняла. Льдистые глаза сделались чёрными.

«Далемир»

Так всё-таки она была права! Все подозрения, догадки подтвердились! Не у неё одной Бог в голове, Севериан тоже жил с этим! И Везнич не соврал? Они связаны?

Но Элине не дали осознать до конца, внутри вдруг всё вскипело. Её захватили чужие эмоции, накрыли лавиной и поглотили. Она никогда в жизни не способна была испытывать такой щемящей тоски и нежности, такой разрушающей ненависти. Когда Яромир успел настолько врасти в неё?

– Это, это ведь…не может быть, – вся спесь слетела с детского личика. Мороз сжался, не иначе как желая раствориться в воздухе.

Не-Севериан, Далемир подарил ему широкую улыбку, вроде бы мягкую и снисходительную, но таящую в себе нечто угрожающее. Никто и не догадывался, кто перед ними.

– Ах, Мороз-Мороз. Не думал увидеть тебя под вечность лет. Вполне живым к тому же. Как же так получилось?

– Матушка не отпустила. Сшила вместе кусочки.

– В её силах, верно. Но тогда ответь мне, как же ты умудрился связаться со сворой дворовых собак? Людьми, что убили тебя? – с каждым словом угроза в его голосе становилась чётче.

– Я поклялся отомстить тому, кто забрал у меня всё! И это не они, а!..

– Коли хочешь поквитаться с тем, кто причинил нам боль, нельзя размениваться. Я, конечно, займусь твоим воспитанием. Но запомни: больше ты не посмеешь слушаться врагов.

– Я ближе, чем ты думаешь к…

– Не вижу мёртвых тел. Дела так не делаются. Я ещё дам тебе отыграться, не переживай, а сейчас уйди же с глаз долой. Мне надо поприветствовать давнего друга.

В это же время встрепенулись ребята, ничего совершенно не понимающие. Что заставило Севериана так резко поменяться? И, главное, почему его боялся и слушался сам Мертвец?

– Да что с тобой такое? О чем ты вообще говоришь?

– Неужели заразился Скарядием? – опасливо спросила Авелин.

Демьян вцепился в чужое запястье и только успел достать глефу, как Не-Севериан выдернул руку и одни взмахом отбросил троих на несколько метров. В земле тут же появилась глубокая борозда, отделяя друг от друга, а вверх потянулся мутно-белый купол. Неужели очередной барьер!?

Мороз быстро скрылся за деревьями. А Далемир обернулся к Элине, пригвождая к месту пытливым взглядом. Яромир встрепенулся.

– Братец, – даже шутливый поклон вышел ядовитым, – какая встреча, согласись. Минула тысяча лет. Ты скучал по мне? Признай, сразу понял, какую ошибку совершил. Златодан точно понял. На кого он дальше стал спихивать все злодеяния мира? На тебя?

– Давно ли мы стали братьями?

«Эй!»

Рот двигался сам по себе. Элина потянулась к лицу руками. Нет, тело, значится, ещё её.

«Не злись. Обещаю, сделаю что угодно, лишь позволь мне всего на мгновение, ещё немного…Это он! Я должен говорить с ним!»

Никогда до этого Яромир не звучал так умоляюще, так жалобно. Разве могла отказать? Элина сдалась, даже не подумав сопротивляться. Раз ему это нужно, это важно – пожалуйста, ничего не жалко.

– А ты ничуть не изменился. Всё такой же мягкотелый, – разглядев в заминке их спор, Далемир скривился. – Лучше бери пример с меня.

– Не все хотят стать чудищем из сказок.

– Знали бы они, кто здесь на самом деле чудище, да? – сделав шаг вперёд, он так и не решился подойти. – Бедный-бедный Чёрный Князь был безжалостно принесён в жертву любимым братом и даже не упокоен в земле. До чего же…

– Мы не братья, – в который раз уже повторил Яромир. – Чьи же это слова?

Элина устала от той бури, что кипела и горела, не потухая, внутри. Они были единым целым в тот момент, и даже ей стало ужасно больно смотреть в эти бесстыжие глаза.

– Неужели! Ты всё-таки слушал меня? Как жаль, что теперь слишком поздно, мы оба мертвы! – смех его не был веселым, скорее вымученным и болезненным.

– Так чего же ты хочешь? Сам сказал, я мёртв. Все, кого мы знали когда-то, мертвы. Мстить больше некому.

Далемир тут же замолк и решился-таки подойти ближе, лицом к лицу. Нависнув с высоты чужого роста, он даже в таком маленьком жесте ощущал превосходство.

– Опять считаешь себя самым умным? Я – не ты. Я не собираюсь довольствоваться местью. Этому миру давно пора исчезнуть. Очиститься. Зачем ему спасение? Или ты и в этот раз найдёшь жертву?

– Неужели Морена ничему тебя не научила? – зло выплюнул Яромир. – Хочешь идти по её стопам, так лучше сразу поклонись идолу. Или боишься, что не примет уже с распростёртыми объятиями?

– А знаешь, может ты и прав. Зачем ждать, если прямо сейчас могу легко забрать твою душу?

Прежде чем рука успела схватить за шею, Яромир первым отпрыгнул назад. Тогда же Далемир призвал оружие, и похоже был абсолютно серьёзен в намерениях – таким опасно-плотоядным сделался взгляд. Если Севериан управлялся в чём-то даже изящным, тонким и ярким мечом, то Далемир взялся за громоздкий двуручник из чёрной стали. Где-то Элина уже видела такой… И тут разом всколыхнулись чужие воспоминания – погодите, неужели это тот самый отцовский подарок?

«Я не смогу отбиться! Я истратил все силы ещё на озере!»

К Элине и правда стало возвращаться ощущение собственного тела, единоличного контроля над ним. До этого она будто одновременно и была, и не была здесь – играла в компьютерную игру от первого лица.

«Ты издеваешься, да?! Разозлил его и в норку спрятался? А мне теперь одной разбираться!»

«Вот знал бы, и не спасал тебя из проруби!»

«Так всё равно сейчас умрём!»

Далемир сделал выпад, словно сам до конца не осознавал предела силам, и едва не пригвоздил её к земле. На том месте, где стояла, осталась глубокая борозда. Элина поняла, что время для споров совершенно не подходящее. Надо срочно что-то придумать!

«Рушь барьер!»

Вторя наказу, Элина подскочила к глухой стене и очерченной линии. Приложив, как и до этого, ладонь, она попыталась все мысли направить в одно слово: «Сломайся!». Но сосредоточиться никак не получалось. Далемир не давал и шанса, больше забавляясь на самом деле. То бросался на неё и показательно махал мечом, то ставил подножку и валил на пол, смирно дожидаясь пока поднимется – так коты играют с мышами, истощая и терзая.

– До чего же жалкий.

Элина злилась. Конечно, что она вообще могла противопоставить Богу? Да и о чём говорить, если окажись здесь хоть «безобидный» замятник, всё равно не смогла бы справиться! Никаких сил у неё не было! Но продолжаться вечно так не могло. В конце концов мышь должна оказаться съеденной.

Она опять вжалась в стену, готовая умолять саму себя. «Давай, смоги, тебе ещё нельзя умирать». Во чтобы то ни стало, у неё обязано получиться – будет стоять до победного, не шелохнётся. Либо так, либо смело можно распахнуть объятья и насадиться на меч. А что толку бегать?

Показалось ли, но в этот раз пошло и правда лучше: по рукам расползлись колючие мурашки, оставляя онемение, похожее на то, как если долго пробыть на морозе.

Так ли было на озере? Элина до конца сомневалась в своей причастности. Но сейчас ей наоборот пора перестать сомневаться. Пора поверить. Сделала раз, сделаешь и второй.

– Думаешь, сбежишь?!

По стене расползались тоненькие едва заметные трещинки, идущие прямо от ладоней. Элина и сама наблюдала шокировано. А вдруг её истинное предназначение – разрушать барьеры? Ничто ещё не давалось так легко.

Только шло дело медленно, ужасно медленно, и неотвратимо несущееся лезвие вот-вот собиралось помешать ей. Этого допустить нельзя. Потому вместо того, чтобы уклониться, она вскинула правую ладонь и безрассудно остановила меч. Боль доходила с опозданием, и только струящаяся кровь намекала насколько всё плохо – и это Далемир ещё успел затормозить. Так бы точно осталась без руки.

Зато он тут же впился испачканными в крови пальцами ей в шею и зашептал скороговоркой:

– Да будет земля, да будет огонь, да будет мёртвая вода…

А потом барьер, этот проклятый барьер не выдержал и лопнул, разлетевшись осколками. Тогда уже Далемир сам оттолкнул её и воскликнул вдруг наигранно весело:

– Вот значит как. Хорошо. Ты сам навлёк им беды.

«Что всё это значит?..»

Элина наконец увидела ребят. Те стояли запыхавшиеся, решительные и воинственные, и на сердце в тот же миг полегчало. Она не одна. Но затем испугалась вдвойне – что если их ранят, что если не справятся? До этого Далемир давал ей шанс и не воспринимал всерьёз. Но Далемир – не обычный ведающий, Далемир – Бог. Что для него какие-то школьники?

Демьян первым ринулся вперёд, оттесняя её от Не-Севериана, и выкрикнул, обращаясь к нему:

– Успокойся! Приди в себя!

Далемир на это лишь закатил глаза и отбил атаку, мечом разрубил древко надвое. Тут уже ребята поняли – мирно ничего не решится. Поэтому вступили в бой, но не пытались ранить, а хотели лишь утихомирить и связать. Наверно, это всё усложняло. Меч в руках Далемира порхал. В ближнем бою ему не было равных: Демьян ни разу не дотянулся, не задел даже, в то время как сам получил пусть и легкие, но весомые порезы.

Ситуация для них виделась плачевной. Можно было прощаться с жизнями, если бы так продолжалось и дальше. Но в какой-то момент напор стал ослабевать. Расслабленность и презрение сменились раздражением и нервозностью. Сначала Далемир замедлился, затем пропустил стяжку от Авелин, пока в конце концов не выронил меч и тот растворился в воздухе. Тогда заговор Димы, наконец, схватил его, оплёл лозой и обездвижил.

Севериан рухнул на землю без сознания.

Далемир сбежал.

Все, наконец, смогли выдохнуть. Дышали тяжело, но свободно – никого серьёзно не ранило. Элина выступила из-под их защиты и опустилась на колени рядом с Северианом. Сначала проверила не очередная ли это ловушка, не притворяется ли, а затем уже куда серьёзнее осмотрела мелкие раны и даже зачем-то пощупала пульс.

– Никогда не видел, как людей поражает Скарядие. Страшное зрелище, ещё немного и… – Демьян не стал продолжать, но все и так прекрасно поняли. – Надо скорее выбираться отсюда, отвести его к целителям.

– Вот как теперь! От каждого жди удара в спину, – пробурчала Авелин, одарив их говорящим взглядом.

– От тебя в первую очередь, – парировал Дима.

Демьян тоже наскоро осмотрел Севериана и, удостоверившись, закинул себе на спину. Их разница в росте и до этого смотрелась комично, а сейчас показалась огромной: как наблюдать за муравьём, тянущим на себе палку.

– Хватит вам. Идём.

Сомнительный проводник сбежал, оставив их, не пойми где, запутав лишь сильнее, потому уверенности в направлении не было, но они, несмотря ни на что, продолжали идти. Казалось, если остановятся, если сдадутся, уже никогда не выберутся. Элина поняла, не зря все так страшатся полунощных земель – слишком много ужасных, запутанных вещей случилось за эту очень короткую ночь.

Они ещё долго блуждали, а может и не долго, но одинаковые деревья, нависшая луна и тишина растягивали до бесконечности ощущение времени. В какой-то момент даже разговоры сошли на нет. И тогда, когда надежда совсем угасла, порождая отчаяние, им на встречу вышли двое людей со слепящими фонарями. Демьян облегчённо, до конца неверяще, выдохнул:

– Защитники.

Как оказалось, они почти вернулись на поляну, но гуляли по кругу. Хорошо, что рядом уже начали патрулирование. Как Элина поняла из объяснений полушёпотом, Защитники кто-то вроде полицейских или спасателей. Когда случается ЧП, вызывают их. Они постоянно сражаются с нечистыми, расследуют пропажи, вызволяют из ловушек.

На той самой поляне собралось порядком людей: и учителя, и Защитники в золотом, и Хранители Пути в шубах. Куда же без них. Все что-то обсуждали, ходили туда-сюда, решали и делали. Стоило только выйти из леса, как к ним тут же подскочила группка. Целители осмотрели раны, ища серьёзное и требующее срочного лечения. Не найдя таковых, они уже собирались уходить, как вдруг Демьян ошарашил:

– Кажется, у него Скарядие.

Защитники тут же поменялись в лице. Они забрали Севериана и понесли к одной из скамеек, оставшейся с празднества, подзывая женщину в белом полушубке.

Другие с ручками и планшетами стали расспрашивать о том, что случилось, где они пропадали и что видели.

– Нам поступили сведения, что Вековой барьер был разрушен. Вы знаете об этом?

Демьян и Элина переглянулись – они-то знали. Единственные здесь. Она мгновенно разнервничалась. Кто в этом виноват? И что ей будет, когда узнают? Но, прежде чем успела сказать что-то в своё оправдание, её уже опередили.

– Нет, – одним взглядом Демьян сказал: «Молчи». – Но мы встретили заложного, Мертвеца. Может его рук дело?

После правдивого описания Мороза, Защитница весело хмыкнула и, отдав исписанный лист помощнику, наказала:

– Обрадуй Лукерия. Его голубчик опять объявился.

Допрос закончился и их повели к Хранителям Пути. Элина облегчённо выдохнула. Они не должны были лгать, но почему-то Демьян решил сохранить всё в тайне. А раз так…Она доверится ему. Ещё издалека Элина заметила знакомые лица и ощутила неуместную радость. Досифей и Ангел! Как будто вечность прошла с их последней встречи, а на деле всего-то неделя. Они ничуть не изменились, только заразились общей серьёзностью. Рядом, помимо ещё одного Хранителя Пути, стояла директриса и вела разговор о чём-то важном, но, заметив приближение их маленького отряда, спешно закончила:

– Досифей, могу ли я рассчитывать на твою помощь? Патрули знают тропы, но сильно медлят. Как бы не было поздно.

– Конечно, если жизнь детей на кону.

Удовлетворившись ответом, Сильвия Львовна кивнула головой и удалилась. Защитница спешно передала всех на попечение Хранителям Пути и тоже ретировалась.

– Досифей, ты ведь помнишь о…

– Ангел, – тот устало перебил его, и Элина ощутила стойкое дежавю, – я справлюсь. Я взрослый человек, в конце-то концов. Лучше займись работой.

– Эй, да дай ты пацанёнку позаботиться о тебе, – стоявший рядом мужчина рассмеялся и принялся, как ни в чём не бывало, раскуривать трубку, – может он тогда-то и не ныл бы так часто, да позабыл давно свою промашку.

Ему было где-то за сорок, но поведением ушёл не дальше Ангела. Лениво он опёрся о дерево и давно начал бы пускать кольца в небо, если бы не Мастер и если бы не желание вдоволь посмеяться, наблюдая за потугами юнца. В отличие от других Хранителей Пути тот помимо шубы носил ещё и ушанку, и холщовый мешок за спиной. Казалось бы, во всеоружии, но что-то подсказывало – никакие там не инструменты.

– Я никогда не забуду!

– Ангел, хватит, – Досифей привычным жестом положил ладонь ему на плечо, то ли успокаивая, то ли удерживая. – Дождись девочек, они вот-вот подойдут. Проводите вместе этих детей и потом откроете две-три Восточных двери. Нифонт останется здесь на случай чего; свяжешься с ним, если понадобится помощь.

– Ты Маяк взял?

– Ангел, я для кого сейчас распинался?

– Так взял?

Досифей демонстративно распахнул полы шубы и выставил на обозрение висевший на поясе стеклянный шар, у которого внутри беспорядочно загорались и тут же потухали ультрамариновые всполохи.

Они ещё долго провожали друг друга взглядами, но вскоре Досифей окончательно скрылся в толпе. Оставалось только ждать.

– Пошли бы Вы уже, Нифонт Маврикьевич, – Ангел скрестил руки на груди и даже не смотрел в сторону собеседника, – тоже сделали бы чего полезного. Не на увеселительную прогулку ведь вышли.

Странно было со стороны наблюдать как очевидно младший по возрасту и, скорее всего, положению так грубо обращается к старшему. Ребята, ставшие тому свидетелями, переглянулись и молча согласились: «Ему конец».

И все дружно ошиблись. Нифонт, выпустив-таки парочку дымных колец, булькающее рассмеялся и, казалось, вовсе не обратил внимания на крайне «любезный» тон, возможно привыкнув, а, может, позволяя такое.

– А зачем мне что-то делать, м? Стою, а дела и делаются, не красота ли? – он хотел приобнять Ангела, но тот быстро вывернулся из-под руки. – Ты слишком зациклился, парень. Наседаешь, как курица, любому было бы в тягость. Послушай уже меня, начинай жить. Он тебе скоро и Мастера передаст, я уверен. Ну не красота ли?

Слова только успели вылететь изо рта, как Ангел развернулся на все сто восемьдесят и вперился по-настоящему диким взглядом, мечтая, не иначе как задушить и заставить замолчать. Нифонт не испугался. Элина вот наоборот отошла подальше, лишь бы не попасть под горячую руку. А тот же не дернулся даже, только расплылся в неприятной улыбке.

– А что? Не этого ли ты хотел? Бери, пока дают.

– О себе заботьтесь, – огрызнулся Ангел.

Какие они странные. Как можно обсуждать что-то личное – а это точно личное – в присутствии посторонних. Настолько им наплевать, что другие подумают о них? Ещё бы на всю поляну стали кричать и делить Мастера.

Ссора могла бы порядком затянуться, но тут ствол одного из деревьев рядом с ними засветился. Прямо на глазах стали вырисовываться, словно из-под кисти художника, лазурные створки.

– Наконец-то.

Свечение прекратилось, и дверь распахнулась.

– Хватит с меня этих Перекрёстных ходов! Всё! На следующем Форуме подам жалобу!

С громкими причитаниями первой на свет вышла девчушка вся закутанная в меха и ткани. Помимо белого полушубка и шерстяной юбки в пол, та носила платок и нечто похожее на шарф – получалось так, что видны оставались лишь красные щёки и два прищуренных глаза. Она остервенело тёрла голые ладони.

– Ага, только Мастера дождись. И сама не забудь в двадцать пятый раз-то.

Следом показалась другая девушка чуть постарше и чуть посерьёзней. В противовес она была острой и тонкой, куда решительнее и воинственнее: ничто в одежде или во внешнем виде не сковывало движений. Складка к складке, узелок к узелку – будто прямо сейчас ринется в бой. Просто стоя рядом, девушки были полными противоположностями.

– Чего так долго? Не через Мормагон шли.

– Ой, отвали, – утерев нос, недовольно пробубнила первая. – Возлюби Мастера своего да прими скотскую натуру свою.

Не замечая кислого лица Ангела, совсем не оценившего шутки, она подскочила к Нифонту и обняла, приподнявшись на носочках.

– Уля, ты, гляди, поосторожней. Наш второй ответственный сегодня не в духе. Брат не взял его с собою.

Ульяна рассмеялась с очевидным для всех злорадством.

– Достал-таки дядю.

– Нет.

– А вот и да. Ты может и главный ученик, и помощник его во всём, но не нянька же. Он не калека, – с нажимом высказала она, приобретя не столько грозный, сколько напыщенный вид.

– Нифонт Маврикьевич, мы, может, уже пойдём? Опять подерутся же, не растащим.

Тот не горел желанием прикрывать цирк и спектакль, собственноручно доведённый до кипения, но заметив хмурые и изнуренные лица школьников, сжалился.

– И то верно. Как всегда права, Кристина, глас разума, – хохотнул. – Давайте сделаем так: доходите до Третьего перехода, маячите мне, открываете двери для Патрулей и ведёте их сюда.

Все трое кивнули с одинаково недовольными лицами.

– Мы и так знаем, пап. Хватит учить.

– Работы до Морененого дня хватит. А когда Канцелярские жуки приползут, и того помирать можно. Будем ждать завтра прекрасных заявлений.

– Как Досифей говорит, им надо иногда давать почувствовать власть. Иначе поймут, кто на деле правит, – впервые за этот вечер Ангел улыбнулся.

Наконец, сопроводители распрощались с Нифонтом и повели школьников обратно в лес, но на этот раз, кажется, тропа была знакомой и вела в академию. Молчание держалось недолго. До чего же эти Хранители Пути болтливые! Усталый разум Элины хотел отдохнуть, но не мог не вслушиваться, запоминать и анализировать каждое оброненное слово. Здесь срабатывало не только простое любопытство, но и обязанность разобраться и понять, что вообще это было.

– А ведь дядьки поговаривали о сдвиге Сварогового цикла. Первый звоночек, считай. Так ещё нечистые всё больше плоти набирают: ладно наши барьеры рушить, но здешний!

– И это в День равновесия, – согласилась Кристина, использовавшая маяк, как фонарь. – Худшего знака и не придумаешь. Боги гневаются.

– Скажешь тоже, Боги, – передразнил Ангел, шедший замыкающим в колоне и державший на изготовке кинжал. – Ты хоть раз их видела, слышала? Да и всё случившееся простое стечение обстоятельств: старые барьеры, халатность и неправильные обряды.

– Неправильный обряд от Бессмертного? Сам подумай, что говоришь, – начала сразу злиться Ульяна.

– Обстоятельства не складываются просто так, – спокойно возразила Кристина. – И я-то слышала их. А таким как ты, сомневающимся, они никогда не ответят.

Похоже Ангелу нечего было возразить, и он, чтобы спрятать досаду, вдруг обратился к ребятам:

– Ну, а вы как на полунощных оказались? Ещё и Мороза умудрились зацепить.

Девочки сразу примолкли, ожидая, видимо, долгого рассказа, но всё, что они смогли выдавить:

– Да как…Заблудились просто, – прозвучало и правда глупо.

– Как можно здесь заблудиться, – рассмеялась Ульяна, – в трёх соснах то?

– Если идти на слух и на ощупь, очень даже легко, – ответила на подначку Авелин. – Или вы не знаете, как атакуют Тени?

– Мы – подмастерья, а не жалкие обояльники. Хотя таким элементарным вещам вообще-то учат с младенчества.

Элина подавила ироничный смешок, совсем не к месту. Это же сколько раз ей придётся остаться на второй год, чтобы хотя бы догнать их? Полжизни как минимум.

– Досифей правда говорил, что количество Теней аномальное, где-то под пять сотен, – влез Ангел. – Плюс не факт что половина не сбежала. Если судить так, пострадавших совсем мало – чудо не иначе. В таких условиях хорошая кровавая баня могла получиться.

Элина понадеялась, что то – глупая и неудачная шутка. Ребята тоже помрачнели, вспоминая каждый своё. Им и без этого едва удалось выбраться.

– А что с Морозом? Как от него целыми сбежали? – от Кристины исходил чисто прагматичный интерес.

– Он хотел подшутить над нами, поймал в ловушку мертвецов, Гладный бочаг, – подал голосДемьян, когда никто из них не ответил. – Но потом решил помочь и показал дорогу назад. До этого мы долго бродили кругами.

– И даже ничего не отморозил и не отрезал? Точно в хорошем настроении был, – сказала Ульяна так, будто жалела.

– Может и так. По итогу мы шли верно. Но вполне возможно, что и барьер рухнул от его рук, – попытался вновь закинуть эту удочку Демьян.

Вот только троица единодушно закачали головами из стороны в сторону.

– Сомнительно.

– Не настолько он силён. Хотя вам от страха могло показаться иначе, – с очевидным намёком.

– Некоторые нечистые могут рушить барьеры, – Ангел даже отвлёкся от дороги. – Но это не Мертвецы или те же Тени. Если и водится здесь кто-то, оно пострашнее будет. Лешие или Грудные. Только Мастер бы сразу заметил их. Поэтому Досифей боится, что это чужих рук дело. Кто-то специально хотел помешать празднику. Если так, Жукам будет плевать на кого всё списать. А после нашего отказа Императору, кажется, им и выбирать не надо.

– Звучит логично, – но Ульяна не могла жить мирно. – Только теперь из-за упрямства дяди на нас ополчатся если не все три Ордена, так добрая половина! Почему бы просто не согласиться? Не пойму никогда, чего он идёт наперекор всем.

– Это его выбор. Он – твой Мастер, и ты должна поддерживать его решения.

– Ничего я не должна, – она тут же ощетинилась. – Если решения глупые, я не буду молчать, как все.

– Самым глупым его решением было позволить вам вернуться. Но я же возражать не стал.

Кристина прикрыла глаза ладонью и ушла чуть вперёд, забрав маяк. Даже разнимать не собиралась? Элина с опаской покосилась на темнеющий по бокам лес. С такими сопроводителями не грех оказаться съеденными.

– Ах, так да? – Ульяна задышала чаще, раздувая ноздри, как бык. – Думаешь, твоё-то присутствие дяде в радость? Думаешь, он никогда не жалел, что позволил одному из Смолиных, этих неотёсанных дикарей, поступить в гильдию и сломать ему жизнь? Это твоя вина, что дяде придётся передавать Мастерство, и что Скарядие скоро ни одним отваром не выгнать, и, и…и что семьи своей ему не видать, детей, и род Нагорных так и прервётся!

От таких обвинений ребята сами потупились, не намереваясь отводить взгляда от дороги. Неловко, до чего же неловко! Им что, в другом месте нельзя поговорить? Желательно без посторонних людей! Что за ужасная привычка у этих Хранителей Пути?!

– А какое дело тебе до его жизни? Я-то признаю ошибки, я жалею и пытаюсь всё исправить, но ты…Истинная дочь своего отца. Считаешь, что можешь диктовать ему, что делать. Думаешь, что Ярмс – твой, хотя не родилась в нём, а Нифонт и того – отрёкся. Сейчас же семьей стали зваться…Где ж вы раньше были? Где были, когда он тянул всё на себе, отстаивал Дом, возрождал Гильдию, и думал только о том, как бы не подвести народ, не опорочить память об отце? Где были вы?!

И так продолжалось до конца пути. Ни что не могло успокоить их, и даже налетевшие в один момент Тени были побеждены за секунды, и другие нечистые тоже. Казалось бы – профессионалы, сколько в них силы, вот только поведением напоминали самых нерадивых учеников. Не хватало им Аглаи Авдеевны, которая с радостью бы отправила на забег по всей академии за лишнее слово и косой взгляд.

Знакомые кованые ворота выросли перед самым носом и отделяли от безопасного, тихого мирка. Ребята смотрели на Хранителей Пути с нескрываемым предвкушением, поторапливая. А те же, будто нарочито медленно, осмотрели прутья.

– За работу, – утвердила Кристина. – Ангел, Уля, прекращайте трепаться. Иди черти круг. А ты постой в сторонке и не мешайся.

Ульяна надулась:

– Вообще-то…

– Без вообще-то. Я сказала: «стой», значит, стой.

В конце концов, той пришлось подчиниться, и процесс пошёл гладко. Ангел вытащил баночку краски и тоненькую кисть из рюкзака девчонок и принялся рисовать на воротах круг с какими-то непонятными символами, едва не математическими формулами.

– Только не на проходник! – вскричала вдруг Ульяна. – Откуда у тебя руки растут?! Шитники скоро не выдержат и пошлют тебя голым сражаться! Неповадно будет! Испортил новый опять, а мне потом говорят, ткани нет на юбку!..

Похоже, её так взбесили белые капли краски, попавшие на кашемировый кафтан.

– Ой, отстань. Зато проход открылся.

Действительно, символы засветились, а на прутьях появилась ручка. Потянув за неё, Ангел приглашающее махнул:

– Идите. Вас вон уже ждут.

На той стороне и правда вместо привычного бездонного коридора отражалась поляна и куча-мала из учителей, учеников и Защитников. Юные Хранители Пути быстро привлекли чужое внимание и не сильно обрадованные этому, споро вытолкнули ребят прочь. Ворота наглухо закрылись.

– Ещё одни? Раз, два…Осталось семеро. Ну, ничего, ночь длинная – найдутся.

Видимо списки пропавших всё же велись. Пожилой мужчина из Защитников разузнал их имена и, записав в формуляр, слишком быстро и легко отпустил на все четыре стороны.

Ребята разошлись, не прощаясь, и Элина тоже хотела поскорее вернуться в комнату, но тут заметила, как в её сторону стремительно несётся вновь облачённый в чёрное силуэт.

– Снова Вы попадаете в неприятности?

Севир непривычно улыбнулся, не только уголками губ, но и глазами.

– Сегодня я не причём.

– Вы в порядке?

Элина вспомнила о куче мелких царапин и ранок.

– Кажется, да.

Вместо того чтобы злиться или язвить, Севир вдруг потрепал её по волосам, ласково, как щенка.

– С возвращением.

Глава 12 «Шрамы на память»

После случившегося на ушах стоял весь ведающий мир. Остаток ночи Защитники на пару с Хранителями Пути прочёсывали полунощные земли уже не только в поисках заблудившихся учеников, но и ответов: что же произошло и почему вдруг рухнул столетний барьер. Догадки роились с каждым часом.

Утром у ворот Академии собралась целая делегация из Канцелярии. Все в чёрном: пальто длинные как мантии, рубашки запахнуты по самое горло, острые туфли начищены до блеска. Возглавлял их некий Гектор Нарицын – темнокожий мужчина лет тридцати, в шляпе и с, казалось, никогда не затухающей сигаретой. Он представился заместителем главного инспектора и, не церемонясь, сообщил, что дальнейшее существование «Академии Зеркал» находится под вопросом. Большим вопросом. До конца недели ими будут рассмотрены обстоятельства дела, «составлена полная картина происшествия» и, если версия с халатностью директрисы и всего преподавательского состава подтвердиться, то конечное решение перейдёт в полномочия уже самого Императора.

Элина не могла поверить. Не хотела. Она только поступила, только начала учиться, в конце концов, только стала разбираться в правилах этого мира!.. И вот у неё готовы отобрать всё. Неужели придётся вернуться обратно: к родителям, к обычной школе и одноклассникам?

«Нет» – сразу мелькала мысль, – «это невозможно. Иначе ведь умрёшь»

Пугало то, какое это доставляло облегчение.

Вместо учёбы они ходили на допросы. Каждого вызывали отдельно, расспрашивали и записывали показания. В какой-то момент Элина была готова признаться: «Это всё моя вина!». Особенно когда напротив сидел мрачный и злой Нарицын. Особенно когда начинал сыпать угрозами о каре Божьей. Но в памяти вовремя всплывал образ Демьяна: его слова, его обещания, и она тут же прикусывала язык. Молчала. Страх перед Канцелярией оказался слабее, чем страх разочаровать его, разрушить то хрупкое, что и дружбой не назовёшь. Даже если неправ, разве то важно, когда можно лишний раз махнуть рукой и сказать: «Привет».

Зато у учеников появилось слишком много свободного времени. К хорошему это никогда не приводило. Главным занятием теперь стали сплетни. Передавались родительские мнения, теории, статьи из газет, заявления Инспекторского управления и самые-самые горячие новости. Шепоток не стихал ни на минуту.

Одни писали в экстренном выпуске:

«Среди ведающих назревает буря. Самый важный день для сил нарушен, обряды не закончены, все худшие знаки сложились воедино, а Румянцевой даже не было на празднестве! Мало того что дети оказались в ловушке и могли не то что пострадать – лишиться душ! – так Защитникам едва удалось попасть на место! Если бы не Мастер Досифей Нагорный, если бы не великодушная помощь его Хранителей Пути, кто знает, что было бы! Чудо, что все пережили эту ночь! Сумасбродно было позволять Румянцевой переносить академию на полунощные земли, и вообще отдавать ей пост Директора. Императору пора проявить себя и перестать прогибаться под прародительницу!»

Там же ниже кто-то призывал:

«Нельзя сидеть сложа руки, друзья мои! Мы долго терпели и закрывали глаза, посмотрите, что с этого вышло. Академия стоит на полунощных землях, потерянные учатся рядом с нашими детьми. Румянцева делает всё, чтобы изничтожить ведающих, приобщить к неключимым! Куда это приведёт, если не к полному вымиранию?»

Но, несмотря на все возмущённые голоса, по окончании недели Нарицын так и не дал точного ответа. А затем и вовсе молча увёл своих людей и даже ни разу не появился в новостях.

Это означало одно – Академия продолжит работать.

Всё вернётся на круги своя.

Так думала Элина, пока не начались занятия. Преподаватели рвали и метали, злые и нервные из-за каждодневных отчётов и проверок, и невольно выливали свои переживания на учеников. Учебный процесс сделался адом. Ещё большим адом. Сильнее других буйствовала Аглая Авдеевна. Сколько бы Элина ни готовилась, сколько бы ни читала, наверстать целый год было просто невозможно, и на «Существах и сущностях» желала лишь одного – всё-таки умереть. Без Яромира, молча пропавшего, и его хоть каких-то подсказок, с комом в горле и паутиной внутри, она только и делала, что позорилась. Заикалась, запиналась, отвечала не то и не так. Только бил звонок, и она бежала за дверь с пылающими щеками и бешеным стуком сердца, пытаясь заново вспомнить, как дышать. Но и от разрушителей в сторону Скопы не раз прилетала пара «ласковых». Багряная роща больше не полнилась ни криками, ни стонами, ни мольбами пощады – на это просто не оставалось сил.

Многих учеников забрали из академии до официальных заявлений. Одним из таких был Севериан. Хотя на самом деле он и не возвращался. Как забрали Целители, так и пропал с концами. Вскользь Элина слышала, как Измагард злился на Назара Игнатьевича, отца Севериана. Тот, мол, опять решил всё сам, не спрашивая сына, и наверняка запер в семейном склепе – их изощрённой камере пыток.

Так Элинино чувство одиночество лишь разрасталось наравне с ужасающей досадой. Им надо поговорить! Столько всего обсудить, расставить по местам, наконец, понять общую картину – но когда теперь появится шанс? И появиться ли вообще?

Без Севериана общение с «Одарённой четвёркой», а ныне тройкой, само собой сошло на нет. Аделина после ночной ссоры-откровения продолжала всячески избегать, похоже, ненавидя до чёртиков. Элина всё чаще замечала, как местная компашка, где Аделина была сродни богини, посматривали откровенно недобро. Горячечно что-то обсуждавшие они резко замолкали, стоило пройти мимо. Зато если к ним вдруг присоединялась Лиля, никто уже не скрывал ни громкого хохота, ни издевательств.

Измагард и до этого давал понять, что в «благотворительность» не играет и такие как Эля, потерянные, ему противны. А стоило прибавить вековое противостояние «лузеров» и «королей школы», как всё сразу обретало смысл. Знай своё место. Ещё хорошо, что обошлось без драк на заднем дворе, как с ней часто бывало раньше.

Единственный Аврелий не изменил своего отношения – всё такой же отдалённый и замкнутый. Это оказалось его естественным состоянием. Хотя, учитывая, что спал и жил в актовом зале с пьесой и актёрами – не удивительно. Зато не чурался Элины как смерти, а иногда даже заговаривал, пусть и о таких пустых вещах как уроки и недописанные эссе.

По итогу теми, кому до Элины было хоть какое-то дело, с кем она могла поговорить, оказались Севир, Эмиль и, что удивительно, Смотритель. Стоило академии заработать, возобновились и наказания. Теперь каждый день до самых новогодних каникул она по два часа после занятий ходила за Смотрителем и делала вид, что помогает. Иначе не назовёшь. Он дал Элине фонарь и жестами наказал, чтобы искала в барьере трещины и шероховатости. Однако ещё ни разу они вдвоём ничего не нашли. Да и сама Элина как-то опасалась теперь даже прикасаться к полупрозрачным стенам. Такое будет не скрыть, не умолчать, да и Академии наступит конец. «Разрушительнице барьеров» нужно исчезнуть навсегда. За этими скучными прогулками Элина сама не заметила, как начала болтать обо всём вокруг: о шишках на ели, о мелодичности ветра, о вкусе дождя и снега. Разговаривала-то вроде сама с собой, но иной раз готова была поклясться, слышала тихий-тихий смех.

В остальное время Элина буквально поселилась в библиотеке. Во-первых, из-за кучи эссе, исследований и докладов, что требовались по учёбе. Во-вторых, бессмысленно ища информацию о Везниче, о Дващи Денница, о жизни Богов, но никак не находя нового. А в-третьих, она ведь пообещала Эмилю заходить чаще. Тот радовался как ребёнок, приберегал для неё сладости и не замолкал до хрипоты. После Осенин ему даже ходить было тяжело, потому вся энергичность выливалась в слова. Элина невольно чувствовала себя заботливой бабушкой, хотя и младше на десяток лет.

– Моё первое боевое ранение, – хвастался он, но за бравадой отчётливо слышался страх. – Никогда не видел Железных страж в живую. И, наверно, не стоило. Они ужасны. Совсем не такие как пишут в книгах. Там их называют Кровавыми королевами, но здесь они мерзкие и жестокие. Если бы я промедлил, Игорь давно гулял бы по полунощным землям подобно им… И зачем только полез спасать?

В ту ночь они вдвоём, как и некоторые учителя, помогали Защитникам с поисками, и ушли совсем далеко, ведомые голосами и криками. Встреченные ученики сломя голову бежали от монстров в алом, а Эмилю с Игорем пришлось отвлекать существ на себя. Убить-то удалось. Но какой ценой? Игоря ранило так, что живым из леса ему бы не выбраться. Тогда Эмиль вспомнил какой-то страшный обряд, хранимый в Доме Истории не одну сотню лет, и строго-настрого запрещённый к использованию. Он разделил с ним раны пополам. Всё, лишь бы оба смогли добрести под ручку до лагеря.

– Я про «Скупь-Увер», эти божественные узы, только читал. Не знал, что они могут так странно сработать. Мастер ой как ругался, уши вяли, – потупившись, он неловко погладил правое плечо. – Чуть лицензию не отобрал, которую я ещё не защитил даже. Из Братства, конечно, меня не выгнать, это мой дом, моя семья, но лишить работы и запереть в пыльных архивах где-нибудь под Новореченском, это он мог. Ещё и с лекарствами неясно. Не к Благостным же идти.

У Эмиля перестала слушаться правая сторона тела, и лишь долгим лечением удалось вернуть частичную подвижность. Он хромал и не мог перенапрягать руку, но сам говорил, что прогнозы оптимистичные.

Оказывается, целители не были всесильны. Они с лёгкостью лечили раны и ушибы, всё что угодно, но только если их не нанесли твари с полунощных земель. На это уходило огромное количество силы, и всё равно велик шанс сделать только хуже. Обычно лечение переносили на отвары и непонятные снадобья, созданные из редчайших трав полунощных земель. Добыть такое могли лишь Хранители Пути, но и цену устанавливали соответствующую – опасное то дело. Узнав об этом, Элина поняла, почему её порез на щеке оставили без внимания. А Севир, как всегда, оказался исключением, ведь он – бессмертный. Их ничего не берёт.

Иногда, очень редко к ним на огонёк заглядывал Кирилл. Заметив его первый раз что-то горячо обсуждавшим за одним столом с Эмилем, Элина врезалась в полку и снесла кучу книг.

– Но разве ремесленники не используют только драгоценные металлы? Я нигде не встречал упоминаний даже обычных сплавов, как будто не гильдия, а ювелирная.

– Вовсе нет. Сомневаюсь, что в древности каждый мог позволить себе золотые обереги с рубинами и изумрудами. В обиходе больше было дерево. Но так говорят книги. А как сейчас обстоят дела, лучше спроси у Игоря. Всё же не зря он в Доме материи числится и профсоюзные получает.

На этом моменте приходила Элина и сбивала их с темы. Кирилл тут же бросался прощаться и убегал. Хотя иногда не успевал и попадал в руки самого Игоря, спускавшегося из мастерской, чтобы в десятый раз проверить на Эмиле крепежи, облегчавшие движения. Тогда всем им приходилось выслушивать длинные лекции о связи силы с проводником, о восемнадцати видах металлов, о всевозможных основах для оберегов. Кирилл вроде бы получал, что хотел, но рядом с Игорем резко менялся, стихал, возвращался в привычное состояние мышонка.

***

Так и пролетали дни, один за другим. Октябрь встречал опавшими листьями и первыми заморозками. По такому случаю им выдали новую форму, утеплённую, ещё не зимнюю, но уже и не летнюю. Элина стояла напротив зеркала и крутилась из стороны в сторону, прицениваясь. Хорошо, что юбка теперь ниже колена и ворот под самый подбородок. Так намного лучше, можно полностью спрятаться в одежде, почти не думая, кто и что мог бы сказать.

Время близилось к отбою, но с первого этажа так и слышались смех и ругань – завтра воскресенье, единственный выходной. Иногда Элине хотелось спуститься вниз и тоже упасть в одно из кресел, вникнуть в глупые разговоры и забыть обо всём на свете. Но, конечно же, ещё ни разу ей не хватило смелости.

Устало повалившись на кровать, она выхватила из стопки «Историю княжеских усобиц» и собиралась прочесть страниц пять, зная, что это верный способ заснуть. Но отчего-то не могла осилить и строчки, а вместо сна в голове гулял ветер, тысячи мыслей о том, чего не исправить, чего никогда не случится.

Так вдруг сильно захотелось домой, в свою комнату, вернуться к привычным ссорам родителей и проблемам обычного подростка. Да только что изменится? Ты – главная проблемы. От себя не сбежишь. Всё о чём могла думать, крутившееся пластинкой: «Если те слова правда, если от моей уверенности и самоотверженности зависят жизни миллионов людей… Я стану причиной их смерти. Мир обречён. Что бы ни делала, этого недостаточно. Не жди помощи, слабачка». Но с каждым разом внутри только росло отвращение. Она так устала. Она готова была отречься от всего мира и радостно смотреть на конец света.

В этой холодной тихой комнатушке Элина как никогда сильно ощутила одиночество и свою неправильность. Если бы только она была другой, если бы спустилась вниз и завязала разговор, смеялась и веселилась, как и все они. Если бы не боялась. Если бы не думала так много…

Может всё было бы иначе?

– Да разве это возможно?

Элина обхватила себя руками, но ничто не способно было заменить тепла живого человека, и от осознания этого сами собой полились слёзы. Такие как она не достойны любви, не заслужили. Мерзкие и жалкие. За что их любить? Найдётся ли хоть кто-то, кому не будет противно?

Бац!

Дверь вдруг распахнулась и со всего маха ударилась о стену. Элина подскочила как ошпаренная, быстро вытирая мокрые щёки. В комнату бесцеремонно ввалились двое. Аделина и…Севериан. Неужели вернулся? Вот только что-то было не так. Аделина буквально тащила его. Он шатался, ноги едва держали, губы сжал до красноты, сам болезненно бледный, бледнее чем обычно.

– Садись, давай. Аккуратнее.

Со стоном Севериан умостился на кровати, мало того ударившись лбом о подвешенный цветок. Аделина включила настольную лампу и принялась что-то искать. Элине же хватило одного взгляда на чужую спину, чтобы живот опасно скрутило, а виски прошибло болью.

Его белая рубашка насквозь пропиталась кровью.

И как это понимать? Вместо того чтобы вернуться отдохнувшим и здоровым, он покалечен, даже хуже чем до этого! Не лучше ли им было сразу идти в Житник к целителям? Чем вообще могут помочь? Просто глядя на Севериана, Элина сама чувствовала боль. Он морщился, дышал загнано, вздрагивал – так сильно старался держаться, что впился в ладонь зубами.

– Эй! Если так нравится пялиться, лучше встань и помоги!

От оклика Аделины подскочила на месте. Щёки привычно зажгло стыдом. И так меж ними всё висит на волоске, вот-вот оборвётся с концами. Удивительно, что вообще решила заговорить!

Элина, наконец, сделала то, чего хотела – подошла ближе. Севериан мазнул туманным взглядом, наверно, даже не понимая, кто перед ним. В один момент он запрокинул голову назад, с силой сжав челюсть, и налетел бы на стену или козырёк изувеченной спиной, но Элина успела крепко вцепиться в плечи. Соберись!

– Что мне делать?

Аделина подсела к Севериану. В руках – ножницы и мокрая тряпка, ведро с водой оставила у ног. Обычно то стояло на подоконнике, предназначенное для поливки растений.

– Держи его. Будет дёргаться, сделаю только хуже.

Элина засомневалась, хватит ли ей сил.

– Может, позвать Измагарда или Аврелия? Почему вы без них?

– Они в театральном, а нам нужно торопиться, пока не перешло в ту стадию, когда я уже не смогу помочь. Так что держи!

Неожиданно голос подал Севериан:

– Всё в порядке, я себя контролирую.

Но Аделина раздражённо возразила, ставя точку:

– Молчи. Мне хватило прошлого раза.

Элина примостилась рядом и вновь обхватила Севериана за предплечья. Через тонкий слой ткани чувствовался нарастающий жар его кожи, лихорадка, поразившая тело. Что же произошло? Его лицо, такое непозволительно близкое, обнажало непривычно искренние эмоции. Ей было видно всё: и излом бровей, и отблеск слез, и будто молитву читавшие губы. Крепко зажмурившись, он до хруста стиснул собственные колени.

Аделина, как хирург со скальпелем, разрезала прилипшую рубашку. Высвободив рукава и оставив Севериана полуголым, она перешла к самому сложному: спекшаяся кровь не давала так просто избавиться от одежды. Для этого и понадобилась вода. Смачивая остатки ткани, Аделина, наконец, разглядела раны.

– Больной ублюдок, – прошипела сквозь сжатые зубы, не сдержавшись. – Мне плевать, что он твой отец. Я убью его. Сколько было? Двадцать?

– Десять, – покачал головой. Язык у него еле ворочался, слова получались неразборчивыми.

Элина знала, что ей-то точно не стоило смотреть. Знала, что станет плохо и помогать придётся уже двоим, но ничего не могла с собой поделать.

– Боги…

От увиденного закружилась голова. Элина крепко зажмурилась, но перед глазами так и маячил красный-красный-красный. Вся спина пестрила рванными полосами, из которых сочилась потревоженная вновь кровь. От белоснежной кожи не осталось и следа. Раны наслаивались друг на друга и, казалось, даже обнажали позвонки. Кнут, розги, ремень – что угодно, но с какой же силой, с какой ненавистью надо бить? Точно больной ублюдок. Неужели такое с ним сотворил собственный отец?

– Ладно. Сначала раны, потом разговоры. Я начинаю, – а к ней обратилась совершенно другим тоном. – Держи его крепко. Предупреждаю.

Зачем-то Элина сильнее сжала пальцы, но, побоявшись, сразу расслабила. Голая кожа обжигала, скользила от пота. Сейчас переусердствует и оставит новые синяки – ему и так хватило.

Аделина отбросила ненужные больше ножницы в сторону, убрала мешающие волосы в небрежный хвост и принялась растирать ладони. Где-то в памяти всплыл образ Досифея и Ангела. Неужели сейчас повторится лечение? И верно, Аделина приподняла руки. На кончиках пальцев загорелись полупрозрачные нити и потянулись к краям одной из ран.

Процесс пошёл, но крайне медленно. Чтобы сшить одну полосу, уходило минут по пять, но зато после не оставалось даже шрама.

С каждым новым стежком, с каждым успешным исцелением, Севериану становилось хуже. Он не мог сидеть прямо, горбился, заламывал пальцы и мелко трясся. Казалось, ещё немного и от него ничего не останется – потеряет сознание и рухнет. Вместо этого он в какой-то момент попытался вскочить и вырваться, сбежать от пытки.

– Держи ты его! – зло вскричала Аделина.

Как только представляла хиленькой Элине зажать здорового парня? Но под уставшим измученным взглядом стало стыдно говорить такое вслух. Сама ведь согласилась помогать! Поэтому она навалилась всем телом, вложила всю силу, лишь бы удержать того на месте.

– Север, тебе же хуже будет! – взмолилась Аделина. – Потерпи, прошу!

И похоже, он услышал. Напор ослаб, и в глазах мелькнуло понимание. Недолго Элина всматривалась в чужое лицо, выискивая ответы. Севериан уложил голову ей на плечо, прячась, обхватил крепко руками и задал тихий, уже бессмысленный вопрос:

– Можно, я?..

В ответ она лишь легонько погладила, пальцами прошлась по острым рёбрам и тоже приобняла. Так они и просидели до самого конца, поддались, вцепились друг в друга.

Всеми силами Элина старалась не думать, в каком положении сейчас находится и что вообще творит. Получалось с трудом. Горячее дыхание обжигало ухо, обнажённое и измождённое тело прижималось к её. Она не знала, чей стук сердца слышит. Никогда ещё в жизни Элина не была так близка к кому-то, и вся ситуация приводила в смятение. Ей нравилось. Голодной до прикосновений ей нравилось ощущать живого человека рядом, нравилось делиться и получать, нравилось чувствовать себя нужной. Но как вообще может думать об этом сейчас? Севериану плохо, и объятия эти не более чем средство, чем способ выстоять. Не зря Аделина то и дело бросала косые, настороженные взгляды.

Лишь по истечению часа лечение завершилось. За окном смеркалось, и отбой уже пробил. Аделина моментально повалилась на подушки, опустила вконец затёкшие руки и громко выдохнула. Вид у неё сделался не лучше, чем у больного – столь же вымученный, будто пробежала, по меньшей мере, марафон.

– Ну, вот. Жить будешь. А теперь давай, рассказывай. Что на этот раз не так?

Севериан выпустил Элину из объятий и отодвинулся, давая прийти в себя и заново вспомнить, как дышать. Так и должно было быть. Нечего придумывать и мечтать. Но потеря столь редкого тепла заставила поёжиться. Даже руки потянулись обратно. Испугавшись этих странных мыслей и порывов, Элина сползла на пол и сделала вид, что очень заинтересовалась собственными коленями.

– А то, что наследник у него негодный и неправильный, возражать и перечить смеет, – за глумливыми словами горела ненависть. – Когда я попал в лазарет с якобы Скарядием, он учинил скандал сначала в Братстве Целителей, затем наведался к самим Защитникам и Путевикам. Твердил, что не мог потомок Чернобога подхватить эту гадость! А когда так и оказалось, и меня отпустили, отплатил за то, что выставил его дураком. Опять вспоминал брата, и тут уже я не выдержал… Если бы не ты, не знаю, что со мной стало.

Аделина приподнялась и обняла, вцепилась в него мёртвой хваткой. Её трясло не то от злости, не то от собственной беспомощности. Они искали утешение друг в друге, поддержку и заверения: «Я здесь. Ты не один». Когда Аделина отстранилась, то вновь попыталась строить из себя сильную и недвижимую. Да только слишком быстро захотела улизнуть:

– Я покурить. А ты ложись здесь. Измагард сам прискочит, никуда не отпущу. Эля, проследи.

Так они вдруг остались вдвоём. Повисла тишина, в которой и чужое дыхание было слышно, и свист ветра за окном. Севериан поднялся и заглянул в шкаф Аделины, похоже ища во что переодеться. Перебирая варианты, он то и дело хмыкал, видимо представляя, как бы смотрелся вот в этом узеньком золотом платьице или в бархатном халате. Остановился в итоге на голубой оверсайз футболке, которая не пойми как завалялась среди экстравагантных нарядов. Элина благоразумно отвернулась, стоило ему начать переодеваться и потянуться к ширинке брюк – только это осталось увидеть и, считай, сегодня узнала со всех возможных сторон. Мысль о том, что она уже может уйти и лечь спать, как-то не закралась. Сказала Аделина сторожить, значит, будет сторожить. Да и как будто им двоим не надо столько всего обсудить – найти бы только верные слова. Севериан залез под одеяло и выжидающе уставился – того гляди прожжёт затылок. Что, вопросы тебе подавай? Сам напросился.

– Уже не болит совсем?

Ожидал он, очевидно, другого и от того теперь потерялся, глупо моргая. Однако быстро собрался и, прищурившись устало, ответил:

– Ещё есть немного. Фантомная боль. Даже опытные целители не всегда могут без неё, что уж говорить о нашей Деле.

– Понятно.

Вновь повисла тишина. Элина не знала, как подступиться. Не хотелось лезть в глубоко личное – сама не раз сталкивалась. Но в то же время не давало покоя пресловутое любопытство. Знать его ближе, больше – могла ли?

Но Севериан, не выдержав, заговорил сам, выложил как на духу:

– Ты, наверно, думаешь, до чего жесток мой отец… Что ж, так и есть. Он ужасно консервативен, предан роду, во имя традиций сам возляжет на алтарь. Чего говорить о нас с братом? Мы постоянно прятались, лишь бы не попасться на глаза, забирались то в кладовую, да даже в усыпальницу. Но на занятиях некуда было прятаться, и отец отыгрывался: «Кем вы станете?», «Хотите опозорить наш род?». Учёба вдалбливалась наказаниями. Почему-то он был уверен, раз с ним поступали так, это верно, и на нас тоже подействует. Но не подействовало. Лишь взрастило такую ненависть!.. Мы сплотились против него, защищали друг друга, прикрывали.

Слово одно за другим соскальзывало с губ. Он уже не мог остановиться. Он задыхался, желая успеть сказать всё-всё-всё, пока осознание не ударило в голову – что и кому говорит.

– Но Евсею всё равно доставалось куда больше, ведь он старший, он наследник и замена отца в будущем. Одно время мы оба молились Богам с просьбой поскорее вырасти. Евсей клялся, что когда станет главой, прекратит эту глупую жестокость и глупые традиции, ведь Чернобог, каким бы злодеем не расписывали в летописях, потомков своих любил. Евсей обещал, что никто отныне не будет решать за нас, делать больно и давить своей силой. И я верил. Невыносимо стало, когда он уехал в академию. Некому было меня спасать, подставляться под наказания. Тогда я впервые услышал Далемира. С ним не было уже так страшно и одиноко, он постоянно что-то рассказывал и шутил, заполнял пустоту. Как-то я смог продержаться до академии – моей спасительной бухты. И прошлый год был самым лучшим: я нашёл друзей, брат рядом, никаких кнутов и пощёчин…

Севериан рвано вздохнул. Голос давно надломился – недалеко до слёз, но усилием воли заставлял продолжать:

– А потом Евсей сбежал, ослушался прямого приказа. Бросил меня. В ту ночь мир мой рухнул, детский наивный мир, где я ещё верил и мечтал. Отец едва не убил меня и маму, всех кто попал под руку. Но опомнился быстро, вспомнил, что сына у него два. Может, лучше было и правда умереть, чем терпеть всё это? Зато Евсей счастлив и свободен, ушёл к неключам и теперь рисует там свои картины. Да только отец медленно его убивает. В праве главы рода подчинять потомков, а те, кто пойдут против – медленно зачахнут и породнятся с землёй. Даже закон на его стороне, и как всё исправить, я уже просто не понимаю!

Наконец, выговорившись и отведя душу, он примолк. Видно, всё это долго копилось внутри, гложило, а сейчас вылилось единым потоком. И даже близким не получалось открыться полностью, а ей, почти незнакомке, оказалось проще. Элина сама будто погрузилась в весь тот ужас, что ему довелось пережить, и до сих пор приходилось. Каждый ведёт свою борьбу.

Лишь бы не потерять обретённое доверие, до того хрупкое и пугливое, она решила выменять тайну на тайну, откровение на откровение. Так её учили в детстве – за всё нужно платить.

– Хотела бы я сказать, что не понимаю, о чём ты. Хотя мои родители и не сравнятся с твоими. Они не из элиты или какого дворянского рода – обычные работяги, поймавшие успех и заработавшие миллионы. Но именно поэтому всеми силами стараются пустить людям пыль в глаза, а я для них самый главный подопытный кролик.

Элина обернулась и встретилась взглядом с Северианом. Тот повернулся на бок и слушал так внимательно, как ни один ребёнок любимую сказку.

– Когда была маленькой, мама считала меня за красивенькую куклу. Знаешь, когда можно примерять платья и делать причёски, похвастаться подружкам, а потом закинуть на дальнюю полку. Над кроватью сколько себя помню висел список с запретами. Нельзя перечить родителям, нельзя вести себя плохо, нельзя бездельничать, нельзя кричать и злиться. Если плакала, меня запирали в комнате, если жаловались учителя – папа брался за ремень. Наверно, когда-то я этого боялась, но сейчас уже привыкла. Они хотели вылепить свою мечту, но чем старше я становилось, тем больше не соответствовала. Я не умная и не гений, от химии с биологией только болит голова, я не красавица и не актриса, завалила все кастинги какие только можно. Я – это просто я.

Щеки болели от притворной улыбки – её лучшего щита. Крутя кольцо на пальце, она боялась продолжать, и всё же заставила себя:

– Но зачем-то мне всегда хотелось им угодить, прыгнуть выше головы, доказать что-то. Может, думала, что смогу получить хоть каплю любви? Но сделала только хуже – лишилась самого дорогого. У меня был друг, один настоящий друг за всю жизнь – Женя. Он играл в группе басистом, подрабатывал в кафе и совсем не думал о будущем. Родители сразу пытались запретить нам общаться. До этого их ничего не волновало, но стоило только кому-то проявить ко мне доброту – надо всё испортить! А я…Я не лучше. В ночь, когда Жени не стало, я не брала трубку. Мы встречали деловых партнёров и делали вид идеальной семьи. Если бы только я сбежала, если бы ответила, кто знает… Мне столько надо было сказать ему. Вот бы увидеться с ним ещё раз, всего на минуточку, и не мяться больше, не бояться, что подумает.

Осталось последнее. Самое глупое и стыдно. Элина вскинула левую руку вверх и задрала рукав кофты.

– Эти шрамы, ты их заметил, я знаю. Они старые, от злости и беспомощности. Но Женя отучил меня, и пусть сорвалась один раз, всего один раз, когда его не стало – до того ритуала, клянусь, я этого не делала.

Севериан протянул ладонь и осторожно обхватил запястье. Большим пальцем провёл по самому старому и самому серьёзному шраму – именно тогда родители нашли её. Им, как всегда, не было дела.

Теперь оба смотрели друг на друга иначе: приобщённые откровениями и новой близостью. Оказывается, за неприступным фасадом, скрывался живой чувствующий человек. Элина искренне улыбнулась. Кто знал, что Севериан мог быть таким? Наедине он менялся.

– Знаешь, то, что произошло на озере…

Но от одного упоминание его скривило:

– Не порти момент!

– Но…

– Давай забудем хотя бы сегодня.

Она хотела возразить, однако, увидела насколько уставшим и сонным тот был. Русые пряди непривычно обрамляли лицо, и Элина буквально чувствовала, как руки чешутся заправить их. Непонятное странное желание, заставило отдёрнуть ладони и спрятать под коленками, лишь бы не натворить глупостей. Смешинки во взгляде Севериана разгорелись сильнее.

– Хорошо, что ты здесь, – пробормотал он, прежде чем покориться теплу и безопасности.

Элина ещё долго наблюдала за безмятежным лицом, за высоко вздымавшейся грудью, и как никогда захотела поверить в Богов и помолиться им: «Пусть у него всё будет хорошо».

Когда Аделина вернулась, двое уже крепко спали.

Глава 13. «Трусливый подвиг»

В среду выпал снег. Первый и от того такой долгожданный. И пусть за окном ноябрь, это прибавляло радости.

На сегодня оставалось ещё два урока у Григория Марковича. После литературных дебатов на тему: «Был ли Печорин достойным человеком» и неожиданного диктанта по русскому языку, все восприняли уроки любви к себе как заслуженную передышку.

– Сегодня мы затронем два знакомых всем чувства: любовь и ненависть. Полные противоположности, верно? Тем не менее очень важные для целостности личности. На свете просто не существует человека, кто любил бы всё вокруг или наоборот ненавидел. Хотя найдутся некоторые, что будут утверждать: «Нет, нет, я миролюбец, я принимаю всех и вся какими те есть». Но попахивает, правда? Попахивает наглой ложью и большими проблемами, ведь создали для себя кучу запретов и не дают спокойно жить. Мы с вами такими ни за что не будем. Давайте поделимся тем, что каждый ненавидит вот прямо до дрожи. Никого не осуждаем, помним? Я начну первым. Не буду говорить про Канцелярию и учительскую бумажную волокиту – эти вещи должны исчезнуть с лица земли навсегда, вы и так знаете! Вместо этого скажу вот что: я ненавижу скучных людей, без искорок, таких как Артемий Трофимыч, забывший всякие страсти и мечты; ненавижу красный цвет и павлиньи перья для шляп; ненавижу эти семь минут перед сном, когда проживаешь весь день заново! Это простые вещи, обыденные, но они тоже часть меня. Я не могу перестроиться и любить их, но и не говорю, что если что-то меня бесит, то и других должно. Все мы разные, и вкусы у нас разные. Мы – это мы, какими бы ни были. Но теперь давайте вы. С первого ряда и до конца.

Один за другим ребята следовали примеру Григория Марковича. Тот лишь кивал, хвалил и никак не комментировал предметы их ненависти.

– Ненавижу ситуации, в которых ничего не могу сделать и никак помочь. Ненавижу тучи и грозы, сыпучие тени, острую еду, муравьёв и складки на одежде. А ещё закостенелость и консервативность Трёх Орденов, а Канцелярии особенно, – сказала Аделина.

– Ненавижу опаздывающих и тех, кто подрывает дисциплину, слетающие сроки и изменения в планах, старые пьесы в репертуаре и бездарных актёров. Ненавижу исправлять за других ошибки. Согласовывать декорации и бегать перед Виолеттой Демидовной, лишь бы не лишиться места и ставить то, что нравиться ей, а не мне, – Аврелий выложил подноготную театралов как на духу.

– Не люблю правила и запреты, чужие указы: что мне делать и как. Сплетников, подлиз, тех, кто только и думает о себе и наживе. Критиков, открывающих рот лишь бы поспорить, а не понять искусство. Девчонок, кричащих под моими окнами и оставляющих подарки и письма под дверью…Отстаньте уже, неясно что ли с первого раза! – учителю пришлось останавливать распалившегося Измагарда, что вскочил из-за парты.

– Для меня самое не любимое: люди, не понимающие очевидных вещей и не желающие даже этого исправлять. Ненавижу бессмысленные книги и знания; пыль и сломанные вещи, беспорядок и не заправленную кровать. Ненавижу законы, созданные не для того чтобы защищать, а для того чтобы угодить. Ненавижу правила Рода, жертвы ради сохранения статуса, ненавижу… – Севериан осёкся, но Элина готова была поклясться, что тот хотел сказать: «отца».

– Зима, грубая ткань, алкоголь, драки, – коротко и совсем не заинтересованно перечислила Авелин, загибая пальцы.

Подошёл черёд Элины. Ладошки вспотели, а она вновь и вновь прокручивала слова. Под всеми этими взглядами скоро остановится сердце.

– Мне не нравятся, – сделала вдох, как перед прыжком в воду, – ранние подъёмы и морозы, больно бьющая по ушам музыка и расстроенная гитара. Ещё, наверно, бестактность. Неожиданности и подарки. Люди, забывшие, что значит быть людьми.

Выслушав их внимательно и вдумчиво, Григорий Маркович продолжил:

– Молодцы, спасибо за честность. Видите, сколько всего мы таим внутри. Разве это не прекрасно? Ненависть – одно из сильнейших чувств. Порой она становится лучшей мотивацией, целью. Но и губит многих, поглощая и вытесняя из мыслей всё другое. Хотя есть кое-что, постоянно борющееся с ненавистью. Любовь, да. Как думаете, что сильнее? Проверим? Давайте теперь поделимся тем, что мы любим. Только без влюблённостей и признаний! Начну опять я… Я люблю учить и общаться с вами, ребята, узнавая намного больше, чем то, чему учу. Люблю показы мод, особенно те, что устраивают мои друзья у неключей. Люблю уходить с работы пораньше, чтобы заглянуть в «Эпатаж». В общем жить люблю, людей и себя.

Такому отношению оставалось только завидовать. О любви ученики говорили менее уверенно и открыто. Любовь сокровенней ненависти, уязвимей под чужими глазами.

– Свободу люблю! Никаких указав, я сам себе хозяин, – горячечно воскликнул Измагард.

– Друзей и брата, – Севериан не думал долго.

– Маму и бабушку, их ужасную стряпню, – от Кирилла никто не ожидал откровений.

Элина долго думала, а когда подошла очередь, вся извелась. На ум пришло лишь одно слово:

– Музыку.

Прозвенел звонок, и из классной комнаты они спустились в зал с зеркалами. Григорий Маркович заканчивал свою мысль по дороге.

– Любовью обязательно надо делиться, не скрывать и не хранить как зеницу ока. Своими чувства мы делаем мир лучше. Сколько стихов и песен написано, книг, картин, кино. Наши чувства и есть искусство. Поэтому не надо бояться любви, это то же самое, как если бояться себя.

Элина заметила, что зеркал стало меньше, и, словно читая мысли, учитель произнёс:

– На следующей неделе у нас будет последнее занятие с этими малышками. Заслушаем тех, кто остался и тех, кому есть что сказать вновь. А дальше…Вы даже не представляете, что ждёт нас дальше!

На сеанс личной терапии претендовали немногие. Самые смелые выступили ещё на первых занятиях, и сейчас пришёл черёд для тихонь и лентяев, оттягивающих момент, чем дальше, тем лучше. Элину брал мандраж от одной лишь мысли, и она понадеялась, что возможно про неё забудут, или случится апокалипсис. Тогда не придётся позориться в очередной раз. Но ведь ещё есть целая неделя, чтобы извести себя до полусмерти, и заучить речь, чтобы не заикаться по-глупому.

И так, подходили они к зеркалу, вставшему посреди зала, высившемуся во весь рост, но отражавшему только одного.

– Я не знаю, что делать. И ты мне не помощник, конечно, но раз чтобы получить оценку, нужно стоять здесь и изливать душу, я не причём, – Элина внимательно вслушивалась в речь Кирилла. Он непривычно решительно вышел вперёд, встал и, сняв очки, вгляделся в собственное отражение. – Предположим, дома у меня осталась семья – единственные близкие люди, которые любят меня просто за то, что есть у них. И предположим, что увидеться с ними вновь я смогу только через восемь лет, в лучшем случае через пять. Если вернусь домой, то просто умру. И всё что у меня осталось это звонить им, писать, ждать посылки. Так объясни мне, почему если я потерянный, меня лишают семьи и любви? Разве главный постулат этого глупого мирка не любовь к себе, любовь к другим? Так почему же если мы все здесь равны и одинаковы, всегда найдётся тот, кто равнее других, у кого жизнь слаще?

Григорий Маркович никак не поменялся в лице, мыслей не выдал. В отличие ото всех остальных. Поднялся такой гул, словно вместо людей собралась воронья стая. Выдержав паузу, учитель сначала усмирил их, а затем обратился прямо:

– Знаешь, Кирилл, всё не так просто. Ведь это не мы придумываем правила, и не мы раздаём наказания. Таково решение Богов. Быть потерянным непросто, конечно, но эти жертвы во благо. Рано или поздно жить с неключами тебе стало бы невыносимо. Хотел бы ты причинить близким боль? Не совладать с собой, сделать что-то непоправимое? Быть несчастным оставшуюся жизнь? Всё же наше место здесь, от этого не сбежать. Поэтому попробуй видеть и хорошие стороны. Принять.

«Смириться» – повислов воздухе.

Натянутая улыбка Кирилла отдавала горечью. Он покивал головой, поняв намёк, и не стал даже спорить, просто отвернулся и ушёл в привычный угол. Иначе возмущённое отражение легко бы выдало настоящие чувства.

Пока ещё не стихли смешки и шепотки, его место занял Измагард. Он-то как раз был из числа лентяев, оттягивающих момент до последнего. Хотя, глядя на заострившие лицо решимость и серьёзность, никто не упрекнул бы в халатности. Поначалу он молчал. Избавившись от очков, долго вглядывался в голубые глаза отражения, не то собираясь с мыслями, не то правда пытаясь найти что-то новое. А когда заговорил, все уже с предвкушением смотрели на него одного.

– Я не боюсь говорить, слова всегда найдутся. Но будут ли они искренними и верными – вот настоящий вопрос. Люди мне завидуют, и их можно понять: богатый, умный, красивый, так ведь? Чем не мечта? Но они видят лишь фасад, глянцевую обложку журнала, в то время как на деле нет во мне чего-то хорошего. Моя семья меня ненавидит. И, наверно, их можно понять, но каждый раз слыша чужие истории о том, как мамы и папы их хвалят, обнимают и поддерживают, я завидую. Мои братья на службе у Безмолвных воинов. Мои братья всегда на стороне отца и ни разу не оспаривали его решений. Ни разу за всю жизнь! А я мало того, что одеваюсь и веду себя как посмешище, бегаю от любой девчонки, так ещё и не боюсь Откатов. Что бы ни делал, как бы ни пытался, я не смогу быть как они. Не смогу одеваться во всё чёрное, завести нелюбимую жену, заниматься «преумножением богатств семейного дела», и ненавидеть и себя, и мир вокруг. Нет. А настоящий я им противен – неправильный, вечно «слишком». Но это уже не важно. Не то что бы я смирился, но понял, что не стоит пытаться исправлять то, чего никогда не исправить. Настоящую семью я нашёл здесь, в Академии. Любящую, принимающую меня любым. Большего и не надо.

Всем стала слышна дрожь в его голосе. Не выдержав на словах о «настоящей семье», подскочил Севериан и крепко-крепко обнял. Вслед за ним вышли и Аврелий с Аделиной, по-своему поддерживающие: Аделина стала что-то нашептывать на ухо, а Аврелий просто был рядом.

Григорий Маркович с умилением наблюдал за открывшейся картиной, но не мог не вмешаться, вновь став учителем и вспомнив тему недавней лекции:

– Вот прекрасный пример, дорогие мои. Дарите любовь и получите вдвое больше. Помогайте и однажды помогут уже вам самим. А ненавидьте и останетесь ни с чем. Как гласит золотое правило нравственности: «Относись к другому так, как хочешь, чтобы относились к тебе». Ваше право следовать ему или нет. Но не отрицайте, что все мы связаны, и каждый оставляет в другом нечто хорошее или плохое. Росток сомнений, уверенность, любовь к звёздам. Вы и есть сила, подумайте, что только можете сотворить.

***

Привычно отправившись после занятий к Смотрителю, Элина с завистью наблюдала за шумными веселящимися компаниями. Вот бы ей тоже так по-детски радоваться. Те обкидывались снежками, громко смеялись, все успели промокнуть до нитки, но светились счастьем. Словно жизнь у них – глупое подростковое кино. Потуже затянув шарф, Элина достала фонарь из сторожки и неизменным маршрутом прошлась вдоль барьера. Всё как обычно – тихо да гладко. Смотритель нашёлся возле третьего столпа, крутил внутренний механизм чем-то похожим на гаечный ключ. Что удивительно, он был не один. Рядом, запрокинув голову, стоял тот, кого она меньше всего ожидала встретить. Кирилл.

– Привет, – неловко махнула рукой. – Ты чего здесь?

Тот оторвался от созерцания неба и быстро переменился в лице. Выглядел он потрёпанно: на холоде таком и без шапки, без рукавичек, да и меховая накидка куда-то подевалась. Сложив руки на груди, Кирилл подошёл чуть ближе, но вместо ответа огрызнулся:

– Просто. Разрешение что ли нужно?

«Просто, так просто» – подумала Элина и, обогнув его, присела рядом со Смотрителем, пытаясь вникнуть в работу. Спросила:

– Это что из-за нечистых так?

Смотритель указал на административное здание.

– А, из-за Канцелярских. Опять пришли, значит.

На этот раз он кивнул. Когда же научилась понимать без слов? Целый месяц наедине не прошёл даром. Кирилл на всё это смотрел, вытаращив глаза, а потом вдруг рассмеялся заливисто.

– Ты что серьёзно? Настолько поехала головой, никому не нужная, что решила с ним говорить? Это же просто железяка без мозгов.

– Тебе-то откуда знать? – тут же ощетинилась Элина. – Если просто гуляешь, так и гуляй иди. Не мешай людям работать.

Чем чаще она ходила в патрули, тем очевидней становилось это непонятное пренебрежение. Никто не хотел видеть в Смотрителе живое, разумное существо. Его создали ведающие, но разве люди не создают людей? В чём тогда проблема?

Кирилл осёкся, но после, наконец, собрался с духом и выпалил то, ради чего слонялся вокруг:

– Мне нужна твоя помощь.

– Моя? Не шутишь?

– Это и в твоих интересах, – перешёл в защиту. – Всё из-за Лили с Вадимом. Я ведь предупреждал, что после драки они станут только хуже и совсем с цепи сорвутся.

Сама Элина не заметила таких больших изменений. Конечно, пару раз Лиля поджидала после уроков и угрожала в своей излюбленной манере, но с возвращением Севериана совсем потеряла голову и не могла ни о чём другом думать, кроме как декабрьском бале. Она едва не обезьянкой висла на чужой шее и всячески старалась намекнуть, кого выбрать в пару.

Да и к тому же все знали, что «одарённая четвёрка» больше не играла в милосердие. Акция помоги новенькой закончилась, толком и не начавшись.

Ночь откровений должна была сблизить их с Северианом. Элина так думала. По крайней мере, надеялась. Но ни разу больше они не столкнулись лицом к лицу. Про обсуждение всего-всего: про Чернобога и Яромира, про обряды и озеро можно было забыть навсегда. Стоило только завидеть её, Севериан тут же вскакивал и спешно убегал или просто делал вид такой занятой и уставший, что вот-вот умрёт. Она злилась, но поделать ничего не могла. В самом деле, не поджидать же его и не устраивать засаду с наручниками и приговором: «Подлец и обманщик, искуситель девичьих сердец!».

Так всё и вернулось на круги своя. Для чего только море всколыхнулось, подняв её на поверхность, дав глотнуть воздуха, а затем безжалостно вновь вернуло на дно?

– Они отняли у меня одну вещь. Важную вещь. Сегодня, прямо после урока, – теперь Элина поняла, почему Кирилл стоял и мёрз. – Я обязан вернуть её, чего бы это ни стоило! Ты их вообще не боишься, раз дала отпор. Тебе ведь запросто будет помочь?

Сам по себе вырвался нервный смешок. Вот это у неё репутация, загляденье! Знал бы Кирилл, с кем хочет связаться. Тогда с ней рядом был Яромир и вера в то, что поступает правильно. А на самом деле она ведь простая трусиха и слабачка. На Осенинах это стало ясно, как божий день.

– Из всех возможных вариантов, ты выбрал меня? Не проще друзей попросить?

Он закатил глаза:

– Каких? Тех, что вместе с Вадимом отпинают где-нибудь за общагой? Тебе ли не знать.

И откуда такая уверенность? Почувствовал одну из своих – неудачницу? И ведь даже не поспоришь. Несмотря на все неприятные слова, она уже купилась. «Помоги ближнему своему». Не зря ведь Григорий Маркович хотел заставить их следовать золотому правилу.

– У меня отработки ещё час. А после я, в принципе, свободна.

Но Кирилл решил всё иначе, не стал терять времени зря, разгорячившись и позабыв о холоде. Пока Элина помогала Смотрителю: подавала инструменты, показала пару брешей – подозрительных мест в барьере, Кирилл ходил за ними и объяснял на коленке придуманную «операцию по спасению». Прямо перед самым ужином они должны пробраться в комнаты Лилианы и Вадима и – всего лишь то! – обыскать. Туда и обратно. Никто и не заметит. Звучало так легко, а на деле имело кучу нюансов. Где будут их соседи? Как рассчитать, когда придут? Где взять ключи от дверей? Список казался бесконечным, и им бы надо подождать несколько денёчков, обмозговать, подготовиться получше, но нет – Кирилл не мог ждать. Стоило заикнуться, и он зверел на глазах. Здесь и сейчас. Элина уже жалела, что согласилась.

Смотритель, ставший невольным слушателем, никак не выказал недовольства и не влепил заранее ещё по наказанию сверху. А, напротив, даже потворствовал, отпустив на полчаса раньше. Такое случалось всего раз, когда Элина простыла и весь патруль шмыгала носом. Поэтому больше она удивилась тому, по какой причине отпустили. А вот Кирилл от такого выпал в осадок и отказывался верить, хоть и произошло это на его глазах.

– И чего он такой странный? При мне только первоклашек успевал отправлять к Трофимычу, а тут – ангел воплоти.

– Наверно, просто нужно нормально к нему относиться?

Чем ближе они подходили к общежитию, тем сильнее росла нервозность. Правильно ли поступает? Почему просто не может сказать «нет», не влипать в очередные неприятности. Если их поймают, что сделают? Выгонят из академии? До конца учебы влепят наказаний? Привяжут к позорному столбу и забросают помидорами? Ни одной радужной перспективы.

Пройдя мимо Сипухи, которая стала ещё ворчливее из-за снега и натасканной с улицы грязи, они разместились в общей гостиной. Здесь собирались все три класса, общались и учились. Стояло несколько столов, кресел и диванов, но наибольшей популярностью пользовались места у камина – нужно было либо успевать вперёд других, либо договариваться. Людей собралось много. Пусть им привычно в ноябре встречать снега и вьюги, но воспоминания об осеннем тепле ещё жили в сердце, от чего «зиму» эту встречали тёплыми свитерами, пледами и горячим чаем. Гвалт стоял такой, что можно не переживать, если кто-то решит подслушать – просто невозможно. Сев за самый отдалённый столик в углу, Кирилл ещё раз подытожил:

– Они всегда следуют одному графику. После занятий идут на дополнительные, потом сюда, развлекаются до ужина, общаются, со всеми идут в столовую и до отбоя сидят на собрании «сборища богатых детишек». Как раз в этот промежуток мы и пойдём. Соседка Лили на ужинах не задерживается, у неё какая-то диета или вроде того, поэтому разобраться надо быстро. У Вадима проще, его сосед тоже член общества и вернётся с ним. Как увидим, что они встают – бежим на второй этаж. Комнаты 227 и 309. Запомнила?

Элина кивнула. Она и сидеть ровно не могла – вдруг кто заподозрит неладное. Достала тетрадь и учебник по литературе, но сосредоточиться не получалось. Кирилл рядом молча смотрел в одну точку. Лиля и Вадим заняли диван в центре, перекидывались фразочками со всеми, подзывали к себе – настоящие звёзды вечера. В какой-то момент в гостиную ввалилась «фантастическая четвёрка» и присоединилась к ним. Лиля сразу прилипла к Севериану, стала что-то настойчиво рассказывать, а тот в ответ улыбался ласково, но совершенно точно её не слушал.

Элина уставилась в учебник. Нечего пялиться. Нечего злиться и обижаться.

Чем ближе подходило к восьми, тем стремительнее гостиная пустела. И вот, наконец, поднялась Лилиана, следом за ней остальные ребята – уходили они самыми последними. Стоило двери хлопнуть, Кирилл тут же вскочил.

– Идём. Скорее!

Элина побросала вещи в сумку и побежала вслед за ним. На радость, в коридоре никого не было. Стандартная белая дверь с табличкой 227 нашлась едва не в самом конце – никаких тебе путей отступления, даже окно без задвижек. Кирилл приложился ухом и, убедившись, что в комнате тихо, достал знакомый ключ – такие выдавали лично в руки при вселении.

– Ты что у Лили его стащил? – напугано зашептала она.

– У Сипухи, – так это было ещё хуже! – Надо вернуть до того, как в обход пойдёт.

– И на что я только согласилась?

Отворив дверь, он заглянул в комнату и отошёл.

– Иди.

– В смысле? А ты?

– А я на стрёме. Если что задержу.

– Ты сейчас серьёзно? – почему всем так нравилось её обманывать? – Я даже не знаю, что искать! Это ты должен идти, а я сторожить!

Кирилл скрестил руки на груди и сжал губы в тоненькую линию.

– Вот из-за тебя теряем время. Они украли у меня золотой крестик, обычный, на цепочке.

– Мы так не договаривались, – воспротивилась, готовая прямо сейчас повернуть назад. Затея и до этого казалась сомнительной.

– Ну, пожалуйста? – на пробу, будто зная, что её легко разжалобить. – Буду вовек обязан, сделаю что угодно. Но помоги. К тебе они проще относятся. Если что всплывёт, синяками не отделаюсь, да и так догадаются, если пропадёт «добыча». Но мне просто мерзко – не могу, трясёт от одной мысли, что придётся в их вещах копаться.

– А мне прямо приятно, – но стало очевидно, что подействовало, что сдалась. – Крестик значит?

С ходу ничего выбивающегося не было – такая же как у неё комната, только почище, будто и не жилая вовсе. Ни цветов, ни самодельных плакатов, ни свечей, ни кисточек. Только в углу одиноко стояла стопка книг, да на столе лежали тетради. Элина оглядела две кровати. Какая Лили? Если бы увидела розовое пуховое одеяльце, фарфоровых кукол и стенд с фотографиями Севериана в сердечках – всё стало бы очевидно. Но ожидания не оправдались, и Элина просто ткнула пальцем наугад. Под подушкой ничего, под матрасом тоже. Зато нашла чемодан. Коробочки с украшениями, косметика, ручки и блок бумаги, деньги и документы – всё не то. Зато теперь можно с уверенностью сказать чьё это. Захлопнув крышку, Элина вдруг расслышала глухой стук. Неужели то, что им нужно? И мученье это закончится, наконец? Из кармашка на крышке вывалилась тоненькая записная книжка. Она прокляла всё вокруг – совсем не то! – и собиралась захлопнуть чемодан, но любопытство взяло вверх.

Открыв первую страницу, Элина прочитала: «Лилиана Доманская, лучшая из лучших жён», написанное корявым, совсем детским почерком. Это показалось таким смешным, что пришлось зажимать рот ладошкой. Пробегаясь по записям вроде: «Сев взял меня за руку!!! Это любовь!!!», Элина быстро дошла до конца. Последняя заполненная страница сильно отличалась от остальных. Кажется, писали недавно.

«Папа опять твердит: «А вот мама на тебя повлияла бы!», «если бы Ева была рядом, ты стала бы лучшей невесткой»… Но мамы нет. Она не восстанет из могилы, земля не вытолкнет и не вернёт её нам. Она умерла так, как надо, по воле Богов. Ничего не исправить…

Папа говорит, я бесчувственная. Не плачу больше, живу вновь. В отличие от него. Прошло уже три года. Скоро Сашке идти в академию, а он всё не видит нас – бывает говорю с ним, а глаза за меня смотрят. Недобро это. Чем ближе май, тем больше боюсь, что к мертвым в мир попросится и собьётся с пути. Станет заложным. Тогда дядя получит весь Род, как и хотел. А я стану его фарфоровой «девочкой». Куклой.

Одна радость в жизни – Севериан. Вернулся. Позвать его на бал опять самой? Или ждать? В прошлый раз согласился, но из-за новенькой что-то с ним не так. Мы больше не гуляем. Он всё чаще один, даже от друзей любимых прячется, а лицо задумчивое, словно на смысл жизни ответы ищет. Это всё из-за неё?..»

Элине вспомнился собственный дневник, кропотливо ведённый со смерти Жени, и пришлось признать – есть между ними нечто общее. Оказывается, Лиля человечна и тоже умеет чувствовать. Как будто даже думает о чём-то помимо того, как испортить другим жизнь и изничтожить до смерти.

– Ну что? Нашла? – поторопил шёпот.

– Нет, ничего, – Элина ещё раз обвела комнату взглядом. – Думаю, его здесь нет. Либо не на видном месте.

– Тогда к Вадиму.

Кирилл переминался с ноги на ногу и всё посматривал в телефон. Стоило Элине выйти и запереть дверь, как послышались шаги на лестничном пролёте и из-за угла показалась девушка. Кирилл отошёл к окну, резко потянув Элю за собой, и только когда незнакомка окинула их подозрительным взглядом и достала ключи, стало ясно, что это та самая соседка. Вот так вовремя! Ещё бы чуть-чуть и…

– Знаешь, а ты не думал просто попросить их вернуть твой крестик?

– Сама-то веришь, – закатил привычно глаза.

– Нет. Но попробовать, наверно, стоило.

На третьем этаже стало ещё тревожней – здесь им нечего делать, некуда бежать, не придумать убедительной лжи. Кирилл постучал в дверь «309», а в ответ на тишину достал ключ.

– Остаётся только он. Не торопись, у нас в запасе ещё как минимум час.

Стоило зайти внутрь, как Элина тут же налетела на стопку книг, и те с грохотом повалились на пол. Чертыхнувшись, она попыталась собрать всё как было, а потом поняла, что логичней оставить так – пусть думают, что упали сами, чем зацепятся за неверный порядок.

В комнате царил бардак, самая настоящая свалка! На полу и места нет ступить – лишь зигзагами до кроватей. Везде грязная одежда, книги, смятые листы бумаги, разная мелочь вроде сигарет, ручек, россыпи монет и серебряных колец. Удивительно, как Сипуха не учуяла и не устроила выволочку. Случалось, она устраивала обходы, чтобы поискать «запрещёнку». Или на третий класс такое не распространялось? Перешагивая через сваленную на полу одежду, Элина подумала: «Неужели все мальчики такие?». В голове сам собой всплыл холёный образ Севериана. Нет, у него-то всё по линеечке. Идеальная с Лилей пара.

Подобрав первую попавшуюся книгу, Элина раскрыла её на середине, но поздно поняла, что совсем то не книга – обычный печатный журнал. Со страниц на неё, улыбаясь, смотрели обнажённые девушки в едва ли не акробатических позах. Тотчас же стало понятно для чего оно тут, и в отвращении Элина положила журнал на место. Чёртов Кирилл! Ей теперь тоже мерзко копаться во всём этом бардаке!

Казалось, часа уже не хватит. Начала она со шкафов – там ничего, под кроватью – пыль и тряпки, стол казался неподъёмным, но за всеми тетрадями ничего не пряталось, а в шкатулках и баночках, если и были украшения, то ни разу не Кириллов крестик, а гвоздики или обычные цепочки.

Элина поняла, что и здесь ничего не найдёт.

– Кирилл…

Но тут же осеклась. Подойдя к двери, она услышала голоса.

– Думаешь, я не вижу, чего тут трёшься? Мало было? Так с радостью добавлю, если не свалишь.

– Верни, что украл, и уйду.

– Да ладно! Что ж попробуй, отбери, ну! Оно по праву моё. Компенсация моральная за твои подкаты.

В панике Элина отскочила от двери. Кирилл долго не протянет! Надо спрятаться, спрятаться, пока не зашли и не прибили их обоих. Вариантов на деле было немного. Она залетела под кровать и затаилась, хотя в носу уже засвербело и хотелось чихнуть. Сердце стучало набатом, как у кролика, попавшего в лапы лисицы. Не услышат же?

Почему вернулись так рано? Кирилл ошибся? Ему-то, конечно, хорошо! На свободе и в безопасности! А она опять отдувается, висит на волоске от гибели! Когда же научится говорить: «нет»?

Раздался стук, и двое вошли в комнату.

– И нравится тебе его доставать? – это, должно быть, сосед Вадима. – Дал бы пожить спокойно, а то гляди, придёт и задушит ночью. Я бы на его месте так и сделал.

– Силёнок не хватит. видел, как трясётся? – оба захохотали. – Только гляну, а он уже готовенький. Не, с ним нерабочий вариант. Сколько уже бьёмся? Его только девчонки горазды защищать.

– А, та новенькая у второклашек, да? Пересёкся с ней раз, на вид пай-девочка прям. Если б не твои отработки, подумал бы, нагло мне врёшь.

– Она реально тогда как бешеная на нас накинулась! И ведь нашла, кого защищать! Этот придурок спасибо не скажет, потом послал её куда подальше.

Элина вслушивалась, затаив дыхание. Как вообще разговор с Кирилла вдруг переключился на неё? Да и кто в здравом уме захотел бы обсуждать её, скучную и неприметную? Не будь сама здесь, ни за что бы не поверила. Ребята тем временем разбрелись по кроватям – матрац над головой провалился и едва не задел кончик носа.

– Чижа делал? Завтра ведь опять будет приставать со своими семью заповедями обрядников.

– Думаю. Либо его, либо Сороку, – похоже, Вадим искал тетради на столе.

– А может оба?

– Смеёшься? – и сосед действительно расхохотался. – Меня ещё Кэтти ждёт.

– Ой, только давай после меня, а то ты пыхтишь, будто у Аглаи пятый круг заканчиваешь. Я ж не усну!

Элина взмолилась всем-всем-всем, чтобы это было не то, о чём она подумала, но девушки из журналов уже сверкали улыбками, выступая из темноты. Это будет длинная ночь.

***

Неизвестно сколько прошло времени, прежде чем парни угомонились, и комнату окутала тишина. Однако Элина не спешила шевелиться и спасаться бегством. Ждала, пока двое уснут так крепко, что никакой слон не разбудит.

«Мы опять влипли в какие-то неприятности?»

От веселого голоса в голове, такого долгожданного и родного, Элина чуть не подпрыгнула, грозясь нарушить всякую конспирацию.

«Яромир! Ты вернулся! Я думала, больше не услышу тебя никогда! Так резко пропал, ничего не сказал, месяц целый прошёл! Я и не знала, что делать, столько книг перекопала, да без толку! Ничего…»

«И я скучал, дроля» – поспешил успокоить. Теперь голос и правда звучал громче и чище, отдохнувши, совсем не так как на озере. – «У меня просто кончились силы. Живым был, так это пустяки, а сейчас утекают, как река, не пойми на что. Впредь буду осмотрительнее… И всё же где это мы?»

Элина сбивчиво поведала о Кирилле, об их плане и о том, во что это обернулось.

«Веселишься и без меня?» – он не мог успокоиться, хохотал и хохотал, едва выдавливая слова. – «Боюсь представить, где бы нашёл тебя, если бы ещё припозднился. Чего же этот мальчишка предложил такого?»

«Ничего», – она зачем-то начала оправдываться. – «У него просто никого нет, кто бы помог. А Вадим с Лилей, ты же знаешь, они как звери дикие постоянно кидаются. Нельзя давать им спуску»

Яромир ничего не сказал, но молчание значило больше слов. Элина зашевелилась.

«Попробую выбраться»

Ощупывая каждый миллиметр пола, прислушиваясь к каждому шороху и вдоху, она аккуратно выползла из-под кровати. В лунном свете разбросанные вокруг вещи приняли вдруг форму гор и непреодолимых препятствий – минное поле, через которое ей предстояло ничком добраться до двери. Вот бы сохраниться, и если оступиться и угодить в зубы монстрам, начать сначала. Жаль, жизнь – не компьютерная игра.

Приосанившись, Элина пыталась осмотреть, что лежало под ногами, и найти безопасный путь, как заметила брошенную сумку. А может здесь? Казалось, что Вадим держал крестик при себе. Не обращая внимания на дрожь в руках и спертое дыхание, она опустилась на колени и медленно-медленно сдвинула молнию. Ориентируясь только на ощупь, ища что-то маленькое и угловатое, в один момент Элина подумала, что вот оно! Но вытащив наружу, чуть не бросила о стену – то оказался медальон в форме солнца, как у горожан Ярмса. Зря теряет время, зря рискует!

Одними губами выругалась, но испугавшись, бросила взгляд на Вадима. Тихо. Тот мирно посапывал, раскинув руки в стороны, и ни о чём не подозревал. Все, когда спят, становятся ангелочками, а стоит проснуться, спускаются с небес. Она уже собиралась отвернуться, но тут заметила серебристый отблеск. Луна пробивалась в не зашторенное окно и гуляла холодным светом по чужим кроватям. Элина всмотрелась внимательнее и тут же похолодела. Нашла. Нашла, этот чёртов крестик. На шее Вадима.

«Ты же не собираешься…»

Но Элина уже не слушала. Наконец-то этот день, потраченный в пустую, оправдается! То, что они упорно искали, их главная цель, то, ради чего всё это – вот оно! Если не сейчас – то никогда.

Осторожно, затаив дыхание, она потянулась вперёд. Старалась одновременно смотреть на Вадима, чтобы заметить, если проснётся, и не смотреть, потому что неловко и кому бы хотелось, чтобы за ним наблюдали. Элина кое-как подцепила цепочку кончиками пальцев и нашла пресловутую застёжку. Бинго! Легко соскользнув, крохотный крестик оказался в руках. Самый обычный и ничем не примечательный, из простого серебра, почерневшего может от времени или носки. Но даже так, не хвастаясь дороговизной и эстетичностью, этот кусочек оказался настолько важен для Кирилла, что тот обратился за чужой помощью.

«Тебе следовало тоже попросить какой-нибудь долг. Всяко лучше спасибо»

«Да и спасибо дождусь ли?» – Яромиру точно не следовало это слышать.

«Знаешь, я всё понимаю, но ты точно уверена в выборе друзей? Что успело так сильно поменяться пока меня не было? Ты же вполне спелась с ребятами поприятнее: с Демьяном или Димой? На крайний случай, с Северианом! Но стоило ли лезть не пойми куда ради человека, который тебя ни во что не ставит? Зачем?»

«Они все одинаковые. Многое пропустил, прости», – она не хотела вываливать всё на Яромира, злиться и доказывать то, в чём не было сейчас никакого смысла.

«Я умею разбираться в людях. Не надо меня учить. Но просыпаться под кроватью какого-то хлопца и воровать у него побрякушки!.. За такое отрубают не только руки, но и навсегда очерняют род. А ты, надеюсь, не забыла чей потомок»

Элина промолчала. Да что он вообще понимает?

Она скорее рванула к выходу, к спасительной двери, быстрее-быстрее на свежий воздух. Дальше от споров и душащих слов. Но ничего не видела под ногами, да даже по сторонам не смотрела. По-глупому запнувшись о никуда не девшийся хлам, она упала. С грохотом, который должны бы услышать сразу на трёх этажах. О, неудачница-Эля! Конечно! Иначе закончиться не могло!

Такое уже нельзя не заметить. Мальчики зашевелились, потревоженные.

– Какого?..

На неё уставились две пары глаз, удивлённые и непонимающие. В мыслях набатом стучало: «что делать, что делать, что делать», но, поднявшись, Элина могла только смотреть в ответ, ни словечка не выдавить.

– Ты что тут забыла? – первым соскочил с кровати Вадим и подошёл к ней. – Язык проглотила? С тобой говорю!

– Я…

Он грубо схватил за предплечье и развернул к себе лицом. Глаза едва не светились в темноте, такие бешенные и злые, что внутри всё сжималось и готовилось к драке. Сосед включил свет, и все они прищурились с непривычки.

– Девчонка добровольно в нашей комнате? Ночью? – пошутил тот, привалившись к стене, и решил понаблюдать за представлением.

– Замолчи, – огрызнулся Вадим и опять встряхнул Элину, спрашивая: – Что надо?!

– Я уже ухожу…

– Ага, просто прекрасно. Так тебя и отпущу, – а потом провёл по шее ладонью и застыл. Понял. – Ах, вот оно что. Кирюша тебя подослал, да? То-то ошивался рядом, тявкал там что-то. На него не похоже. А я поверил, мужиком, наконец, стал. Но опять за юбкой прячется.

– Он здесь не причём, – всё было до того очевидным, но она упрямо пообещала себе тонуть в одиночку и не тянуть на дно других.

– Ещё бы! – зло выплюнул. – Чей же это кулон? Твой что ли? Так не ври мне. Как будто не знаю, у кого отобрал. Этот гадёныш поплатится, совсем уже поехал…Возвращай, что взяла.

– Это не твоё, – попыталась сжать кулак так сильно, насколько возможно. Острые углы больно впились в кожу.

– Ещё как моё.

Но столько бы ни старался, Элина лишь крепче прижимала руку к себе, а Вадим почему-то не был настроен вредить: бить и драться. Он отступил назад.

– Сипуху позвать? – отозвался сосед.

– Сам схожу. А ты со мной, – толкнул Элину к двери.

Они вышли в коридор, и только тогда она поняла – запахло жаренным. Накаркала. Опять вляпалась, опять всё порушила, опять получит наказание. Кирилл точно заслужил, чтобы и его упомянули во всём этом.

Какая ты наглая лгунья, Элина Левицкая.

Она не хотела за всё отвечать одной.

– Зачем к Сипухе? Может, мы просто поговорим и решим мирно? – Боги, почему именно перед Вадимом приходилось унижаться. Лучше бы ещё раз сто подралась с ним и Лилей.

– Взятку предлагаешь? – гадко усмехнулся, но до сих пор не отошёл от злости и выплюнул с ненавистью. – Нет, этому дружку пора преподать урок. Ответит за крысятничество. Пусть с ним поговорят «по-хорошему». И тобой тоже.

– Но это ты отобрал у него крестик! Ты – вор, а он просто хотел забрать свою вещь, возможно, ему важную! Почему мы плохие, а ты – хороший? Как будто уставом разрешено красть чужое.

– А кто сказал, что я крал? Может, одолжил, взял поносить или мне подарили? Теперь это моё. А ты как раз прокралась ночью, чтобы выкрасть. Кому, думаешь, поверят?

До самого первого этажа Вадим накрепко держал её под руку, не давая сделать и шага лишнего. До этого кривился от одного неудачного прикосновения, а сейчас прицепился пиявкой. Хорошо не додумался верёвкой связать. Сипуха привычно сидела в своём террариуме и, похоже, писала отчёт. Стоило ей заслышать шум с лестницы, тут же вскинула голову и резво поднялась с места. Точно уже предвкушала, как заграбастает нарушителей в когтистые лапы и вцепится мёртвой хваткой, всласть поглумится и наиграется. Чего она точно не ожидала, так это того, что от неё не станут прятаться и добровольно спустятся вниз.

– Доброй ночи. Я тут вам нарушительницу привёл, и ещё один сбежал. Они пробрались к нам в комнату и украли мою вещь. Она её не отдаёт. Надеюсь, вы что-то с этим сделаете.

Вадим выставил Элину вперёд, как подтверждение. Сипуха прищурилась, внимательно их разглядывая.

– Это он украл, а не я! – начала оправдываться ещё до того, как приговор был бы сказан.

– Посмотрите по зеркалам, всё там прекрасно видно.

– Я возвращала то, что ты отобрал силой, совершенно точно не законно!

– А ну замолчали оба, – не выдержала комендантша. – Сейчас я всё решу. В мой кабинет. Посмотрим, может, ещё в Дисциплинарный комитет всех отправим.

Прозвучало внушительно и могуче. Элина и до того не находившая себе места, сейчас почувствовала, как живот болезненно скрутило, а в горле пересохло. Её точно стошнит. Как говорить правду, если никто не верит? И что за наказание будет, если самое ужасное она уже совершила – пробралась в потайной склеп директрисы? А будет ли вообще? Её выгонят из академии? Но куда идти дальше, если нельзя вернуться, пока не повзрослеешь или не вернёшься в Род? Боги, за что ей всё это?

«Это твоя вина! Вот зачем, зачем ты вернулся именно сегодня? Доволен теперь?»

«Я о тебе заботился, вообще-то! Чтобы не якшалась со всякими»

«Спасибо большое! Уверена, мне лучше стало! Неоценимая помощь!»

Вадим, не сомневающийся в своей правоте и безнаказанности, лишь вскинул подбородок повыше и повторил:

– Тут ещё один замешан. Он то и главный. Маклецов. С ним надо разговоры вести.

– Я сказала в мой кабинет.

Но вслед за ними Сипуха не пошла, а действительно взяла связку ключей и поднялась наверх. Элина даже не рассматривала вариант сбежать и потому послушно последовала за Вадимом, донельзя счастливым и ехидным. Захотелось вспомнить былое и ударить его разочек. Терять-то уже нечего.

– Наконец-то справедливость восторжествует. Готовься, вот-вот начнётся представление!

– Да пошёл ты!..

Они завалились в самую дальнюю комнату, дальше гостиной и кладовых. Оказалось, у Сипухи зачем-то был собственный кабинет. Наверно, как раз для таких случаев: наказаний и унижений. Только внутри даже присесть негде – один единственный стол и стул, и те покрыты пылью. Сразу ясно: использовались в экстренных случаях. Через несколько минут, показавшихся вечностью, из коридора послышался голос Кирилла. Он кричал и ругался. Элина замерла, шокированная. Что Сипуха с ним сделала? Никогда ещё себя так не вёл. Он ведь скорее стерпит, смолчит и проглотит обиды, чем открыто выступит против и попытается защищаться! А сейчас орёт, будто с ума сошёл! Всё настолько плохо?

Когда Кирилла втащили в кабинет, Вадим уже не мог сдержать улыбки и в открытую злорадствовал.

– Отпустите! Я ничего не делал, а вы обвиняете по такой тупой причине! Да какое имеете право?!

Он как будто и не замечал уже где он и с кем, продолжал сыпать обвинениями.

– Успокойся. Кто же ведёт себя так, если чист на руку?

– Много ли знаете! Опять обвините в том, что совершили другие!? Да вы ненавидите меня!

– Что ты!.. – рассмеялась Сипуха, охая, словно подхватила простуду. – Просто я всегда права, а ты – нет. Думаешь, если подослал другого, я не пойму? Мне уже восемьдесят лет, таких как ты знаю как облупленных!

Прежде чем Кирилл успел бы что-то ответить, она смахнула пыль со стола и выложила небольшое круглое зеркало. Только вместо отражения там было кое-что другое: Элина и Кирилл, стоявшие перед дверью 309. Неужели зеркала, как камеры, могли за ним следить в тот момент?

– О, ну конечно! А ничего, что в этот раз я пришёл за по праву своим?!

– Докажешь? – вклинился Вадим. Ситуация складывалась, как он и говорил. – Инициалов нет, расписки и чека тоже.

Кирилл только сейчас заметил и Вадима, и Элину. Похоже, совсем потерял рассудок.

– Тварь! Да что ты знаешь!..

– Ты в порядке? – Элина не знала, стоило ли открывать рот.

– Отвали! Одна просьба, всего одна! Зачем я с тобой связался вообще? Никчёмная, не могла до утра остаться что ли?! Не могла ублажить его как следует, прекрасно бы справилась, а?!

Всё сожаление и жалость испарились в мгновение. Она прикусила щёку изнутри, впилась ногтями в кожу. То ли кричать хотелось, то ли плакать. Помогла, да?

«Видишь теперь?»

«Уйди»

– Разговорчики. Побереги силы на протокол. А ты… – Сипуха, очевидно, не помнила её имени, – можешь идти.

Старческий маразм крепчает? Так просто ведь никогда не отпустит. В чём подвох?

– Но это ведь я пробралась в комнату, значит, меня надо наказать. Тоже.

– И так ясно кто тебя надоумил, – та махнула рукой. – К тому же, это будет первое предупреждение. И последнее. Потом уже запишу в дело.

Элина не сдвинулась с места. Что не так? Почему Сипуха, вечно злая комендантша, отпускает её? Разве правильно? Не бывает такого, не может, нет…

– Иди! Не задерживай мне ночь.

Недовольный выкрик и удар по столу всё же подтолкнули её. Последнее что слышала Элина, напутствия Кирилла:

– Иди-иди, конечно! Ты ведь не причём! Не виновата! Всё сделал я один!

Глава 14. «Потерять и найти»

Всю ночь Элина проворочалась и никак не могла уснуть. Ещё и Аделина решила именно сегодня не гулять под звёздным небом, а остаться в комнате. Поздний приход встретила с подозрением, как будто специально не ложилась спать и дожидалась её. Хотя спрашивать ничего не стала – просто отвернулась к стенке.

В утренней тиши и подступающем рассвете заговорил Яромир:

«Нам многое нужно обсудить. За всё то время, что меня не было»

Элина не ответила, продолжая разглядывать несуществующие трещины на потолке. Раз за разом в голове звучали слова Кирилла – грязные и мерзкие. Что сделала не так? Чем заслужила эту ненависть? Помощью своей? А хотела ведь как лучше…

«Дроля, хватит. Утро вечера мудреней, знаешь?» – но осознав, что утро-то уже наступило, осёкся. – «Отвлекись, давай поговорим»

«О чём? Я опять всё испортила. Ты испортил. Мы. И так уже все ненавидят меня»

«Разве сама не слышала, что говорил этот твой друг? Может в нём проблема?»

«Ладно. Давай говорить» – Элина устала спорить. – «Ты исчез. Чернобог убивать нас похоже передумал. Севериана с мечом не подослал, но и о помощи можно забыть. Навсегда. Поэтому и обряда тоже не выйдет. Конец!»

«Так всё сразу стало понятно» – съязвил. – «Давай по порядку. Что вы решили с этим мальчишкой? Время может и есть, но немного»

«А что вообще могли решить? Он меня видеть не хочет. Мы и не разговаривали толком»

«Кажется, ты не понимаешь. Перестало быть важным любите друг друга или ненавидите. Вы теперь за чужие судьбы ответственны. Себе не принадлежите. Так что хватит детских игр»

От него Элина не ожидала такого. Ей не хотелось думать ни о мире, ни о других людях. Почему когда у неё всё рушится, никому нет дела? Почему она обязана защищать тех, кто скорее толкнёт и ударит в спину? Это нечестно.

«И что ты предлагаешь?»

«Мне знакома лишь Дващи Денница. Ведь оказалось, это я был тем, кто создал её»

«Когда ты?..»

«На озере» – уловив её тревогу, он намеренно смягчился. – «В ту ночь мы выполнили первую часть обряда. Должно быть так я и уловил видения прошлого»

«И что ты видел?»

Но вопрос этот ему не понравился. Яромир заговорил о другом.

«Дващи Денница не простой заговор или ворожба. Важно намерение. Я создавал его по подобию родового круга, связи предков и потомков, мёртвых и живых. Для него нужны не просто двое – нужны два заклятых Рода: друзей, врагов, любовников. Тех, чьи судьбы не подвластны были Богам, кто отрёкся от них»

Элина с сомнением подумала о себе и Севериане. Разве прямо сейчас их судьбы не находились в руках двух Богов?

Яромир, тем временем, продолжал:

«Один становился подобием Жизни. Пировал и пел песни, плёл венки и участвовал в забавах. Но и без этого человек – всегда есть жизнь. А вот другой становился Смертью. Над ним проводили тризну. Омывали в мёртвой воде, обряжали и жгли краду, устраивали затем веселье и драки. Но этим всё не заканчивалось»

«Ведь у каждого обряда есть плата, так?»

«Верно. Один должен был убить второго. По всем законам: на жертвеннике с первыми лучами зари. Когда уходила жизнь, окроплённый кровью кинжал вбивался в землю. Никто кроме ветра и зверья не мог тревожить покой до следующих гуляний»

«Значит, то правда? Ты убил его?»

«Я был Смертью. И да, я убил его. И сделал бы это ещё не раз»

«Но я-то не убийца. Не могу и не хочу этого делать. Ни за что»

«А он?»

Страшные крики и окровавленный меч в длинных бледных пальцах всплыли в памяти.

«Уж лучше так. Ему это будет проще»

Молчание затянулось.

«Вот что. Завтра мы поговорим с ним. Не важно как, заманим или поймаем в ловушку, но устроим встречу. Даже лучше если Далемир успел восстановиться. Сразу выслушаем обоих. Идёт?»

***

Утро настало непозволительно быстро. Четверг был самым ненавидимым днём. Мало того, что предметы немагические и сложные: физика, химия и биология, так ещё и вместо прогулок со Смотрителем её ждала роль девочки на побегушках у театральной труппы; до спектакля оставалось меньше месяца.

Однако, когда Элина, загруженная мыслями, уселась в столовой и пододвинула ближе рисовую кашу, даже она поняла – что-то сегодня не так. Обычно тут стоял жуткий гвалт, рты не закрывались в прямом и переносном смысле. А сегодня же все говорили шёпотом, наклонившись ближе друг к другу. Каждый то и дело ненароком поглядывал в сторону учительского стола. Элина уставилась на Авелин и Диму. Те не ответили на приветствие. Угрюмые и подавленные, даже не смотрели в сторону друг друга – такое случалось всякий раз стоило им сильно поссориться.

– Вы не знаете, что со всеми? Что-то случилось?

От их взглядов стало неуютно. «Тебе ли не знать» – прозвучало без слов. Но только Авелин решилась открыть рот, как двери с грохотом распахнулись и знакомой походкой в центр вышел долговязый мужчина. Нарицын. Опять? От подозрения засосало под ложечкой. Элина обернулась, но место Кирилла пустовало.

– Недолги были мои прощания. С вашей академией хлопот не оберёшься. Впрочем, не будем задерживаться, – он открыл папку и, полистав пару листов туда-сюда, начал. – У вас тут был въержен. Так, сейчас скажу… Звали Кириллом Маклецовым. К счастью, особого вреда никому не нанёс, ликвидировался сам. Но нам нужны свидетельства, что это было самоличное обращение, а не доведение или чья-то заслуга. Близко общавшихся настойчиво попрошу зайти в кабинет к Артемию Трофимычу или кому из его помощников и дать показания. На этом всё, приятного аппетита, хорошего дня. А я опаздываю.

Нарицын давно скрылся, а Элина так и продолжала смотреть в одну точку. Кирилл стал въерженом и?.. Да нет, быть не может. Нет. С ним всё в порядке, лежит где-нибудь в лазарете, злой как всегда и недовольный. Это ведь лечат? Должны. Но в глубине души она уже всё поняла. По этим косым взглядам, по шёпоту, по тяжелой атмосфере трагедии и страха. Элина отыскала золотые кудри и юбку с рюшами, вгляделась в миловидное лицо, пытаясь отыскать хоть каплю вины, грусти, но ничего. Лиля с милой улыбочкой что-то втолковывала Аделине. Сама невинность и безнаказанность. А винил ли себя Вадим, Сипуха, все те, кто задирал Кирилла?

Что если на самом деле виновата здесь одна Элина? Ведь если бы не она, если бы не вчерашний случай, Кирилл бы не злился и не ненавидел. Постарайся она как следует, не попадись, убеди Сипуху, хоть чуть-чуть прояви сочувствия и забудь о себе, он остался бы жить.

– Ты идёшь?

Авелин смотрела на неё с явным пониманием и той скорбью, которую не встретишь на разворотах газет или по телевидению – настоящей и правдивой, когда знал человека и хоть не был близок, чувствуешь, что возможно, при других обстоятельствах, при другом течении жизни мог бы помочь и спасти. Элина опустила глаза. Дима похлопал её по плечу и поплёлся дальше. Он всегда повторял: «Мы, потерянные, должны держаться вместе. Этот мир хочет оставить нас одних, но как бы не так – не дадимся!». И вот как оно обернулось.

Уроки пролетели незаметно. Никогда ещё Элина не разрешала себе настолько провалиться в мысли. Она прокручивала вчерашний день, как пластинку, снова и снова пока от мыслей не стало плохо. Но никто не делал замечаний – вся академия гремела от слухов и домыслов. Только Яромир предложил:

«Может, сходишь к знахарям? Или отложим наши планы?»

Даже он не ожидал, чем всё обернётся. Но Элина категорично отказала. Она ещё не до конца понимала случившееся. Горечь и тоска были лишь отражением других воспоминаний. О Жене. О беспомощности и вине. До чего же похоже, да? И везде она – как связующее звено, как причина и следствие. Потому Элина решила наказать себя: думать, делать, двигаться.

Сначала, серьёзно настроилась пойти к Нарицыну и всё-всё-всё рассказать. Как есть, как было, назвать виновных и выдать себя тоже. Но стоило последнему уроку закончиться, звонку прозвенеть, как путь ей преградила Лиля, а после из-за поворота выскочил и Вадим собственной персоной, хмурый и на всё готовый. Увидев их, таких же как обычно, не каявшихся, ничего не чувствующих, Элину пробило на истеричный смех. Они вообще понимали, что сделали?

– Надеюсь, ты не думаешь сунуться к Трофимычу?

Вчера Вадим, оказывается, был ещё шёлковым и ласковым. Добрым. Сейчас же смотрел бешено и загнано и со всей дури приложил Элину к стене. Лопатки и затылок пронзило болью, но она не прекратила улыбаться, как будто совсем потеряла грани реальности. Сошла с ума. Никто из одноклассников не обернулся, может намеренно сделали вид, что ничего не происходит, и даже убей её – всем было бы плевать, всё равно. Так же, как и с Кириллом.

– Как будто только я видела, как вы двое издевались над ним.

– У тебя мозгов хватит пойти с этим к канцелярским, – выплюнул Вадим. – Мы здесь ни при чём. Я ни при чём. И даже если пойдёшь, кто тебе поверит, а?

– Зачем же тогда угрожаете? Давай проверим. Я схожу, всё расскажу. Что они сделают?

Вадим встряхнул её ещё раз, как будто не человека держал в руках, а тряпичную куклу. Тогда вмешалась Лиля. Она наклонилась близко-близко и прошептала елейно в самое ухо так, что и Вадим не всё мог слышать. То были угрозы.

– Послушай меня. Я даю тебе шанс уйти на своих двоих. Ты ещё не знаешь, на что мы способны. Никакая потерянная не сравнится в их глазах с потомками Богов. Кирилл тебе в пример. Вы – расходный материал. Но если хочешь войны, ты её получишь. Как сказала, проверим? Давай, сходи, расскажи. Но затем, обещаю, устрою «сладкую жизнь».Будешь молить меня и плакаться, и никто, поверь, никто не придёт на помощь. Ты с самого первого дня перешла мне дорогу. Так что прими щедрость, пока можешь.

Они ушли. Оставили со слабой болью в голове, на распутье между двумя выборами: следовать совести и быть смелой или оставаться трусихой, но зато с целыми руками и ногами. Чего же боится больше? Что ей делать?

«На твоём месте, я бы всё рассказал. Чего хорошего в страхе перед этими двумя?.. Но не мне решать и отвечать за это»

Элина не побежала к Нарицыну. Не отступилась, не сдалась пока, но дала себе время подумать и взвесить – Кириллу оно было надо? А ей надо?

«Так что, может, пойдём ловить твоего Севериана?»

«Он прячется лучше мыши – секунда, и уже в норке. Но сегодня, думаю, все на взводе, будет чуточку проще»

Не одна она помогала со спектаклем. Многие вызвались на добровольной основе, а «Одарённая четвёрка» и вовсе была в первых рядах. Ещё бы – двое из них постоянные члены труппы! Элина поспешила туда полная решимости, отрешённая от мыслей, ища утешения в том, чего ещё недавно избегала.

В большом зале было так людно, душно и тесно, что захотелось сразу спрятаться, привычно забиться в угол. Но вместо этого она тараном пробилась к сцене. Кажется, отказали последние тормоза, но оно и к лучшему. Верно? Там, подле режиссера-постановщика в лице Аврелия, стоял и ругался Измагард, гневно размахивающий фанерой, и громко смеялся Севериан. Попался! Теперь-то не сбежит. Он ни за что не смог бы заметить её в этой суматохе. Сделав два глубоких вдоха, чуть отдышавшись, Элина выскочила прямо перед ними, внимательно следя за каждым движением, готовая хватать любого, кто решится бежать. Парни переглянулись. Смех и веселье оборвались.

– Севериан, нам надо поговорить. Ты обещал! Хватит избегать меня.

Элина смотрела на него одного, неотрывно, лишь бы не дать и шанса улизнуть вновь.

– Эй, полегче. Забыла с кем разговариваешь? Мы… – Измагард сразу кинулся защищать драгоценного друга.

– Отвали, – больше она не настроена была выхаживаться перед ними. Пусть пожалеет потом, но сейчас все казались врагами. – Я жду ответа от тебя, а не твоих друзей.

Они уставились шокировано. Это точно была забитая тихоня Элина? Измагард потерял дар речи, раскрыв рот от возмущения. Севериан же наоборот хмуро всматривался и, конечно, сильно разозлился. Нет, не из-за её грубости даже, а того, как посмела подойти на глазах у всех. Тем не менее, получив тычок в спину от Аврелия, он, наконец, уступил:

– Ладно. Раз тебе так надо. Пойдём.

Послышались смешки. Даже в таком шуме люди учуяли заварушку и окружили их. Громче других восторгался Валера – помощник и недо-друг Измагарда:

– Это что же получается? Бунт? С потерянными не просто так носились?

– Ещё и нашли с какой, – поддакнула хихикающая Маша. – Променял Ангелочка на это?

– Ничего ты не понимаешь, Марусик!..

– Подожди, – Аврелий похлопал по карманам и отыскал крохотный ключ, – там всяко лишних глаз будет меньше.

Кивнув благодарно, Севериан повёл Элину прочь из актового зала. Шли дальше и дальше, куда-то вглубь коридоров, вверх по лестницам, пока не упёрлись в одну из створчатых дверей. Только когда щёлкнул замок, и они поднялись на балкон, самый верхний ярус, Элина заговорила:

– Я не задержу тебя. И не буду нагнетать или пытаться что-то допытывать. Просто хочу знать, что ты решил. Вы решили.

– А ответ не очевиден? – он не смотрел на неё. С большим интересом наблюдал за тем, что творилось внизу, чем вёл этот разговор.

– Нет. Если игры в кнут и пряник тебе в чём-то понятны, мне нет.

– Хорошо. Давай скажу прямо. Какая от вас польза? Чтобы ни задумали, это будет или бессмысленно и глупо, или рискованно. У нас с дорогим другом уже есть план.

«Как заговорил-то!»

Чужие слова едва ли задели – он ведь прав. Но неприятно стало от другого: того, как было сказано. Словно помимо «дела» их ничего не связывало. Два чужих друг другу человека. Таково настоящее отношение Севериана к ней? После всех тех откровений?

– И какой же?

– А это тебя не касается.

«Терпи», – приказала себе.

– Мне казалось у нас и вариантов-то нет: Дващи Денница или вера на слово тому нечистому с озера.

– У вас нет, – поправил с очевидным намёком.

Элине нестерпимо захотелось встряхнуть его, заставить хоть ненадолго стать прежним. Неужели не знает, что стоит на кону? Неужели ему всё равно?

Но вместо этого, как и обещала, покорно приняла. Добавила лишь:

– Я тебя поняла. Только надеюсь, это решение твоё, а не его. И в случае чего мы исполним то, что велено.

Может, хоть последнее слово будет за ней? Но стоило развернуться, Севериан вдруг воскликнул раздражённо:

– А ты что? Уверена, что не пляшешь под чужую дудку? Так слепо доверяешь?

– Мы – не вы. Никто никого не подчиняет и не заставляет.

– Охотно верю, – он оторвался от перил и, наконец, подошёл ближе, но лишь затем, чтобы ледяной взгляд ранил острее. – Но не забывай, что он не человек, а Бог, и совершал много плохого. А ты слушаешься так безоговорочно, так наивно! И почему-то считаешь одного Далемира злом воплоти, во всём неправым.

Может, в другой день Элина отступила бы. Промолчала. Но не сегодня. Сегодня она устала.

– А почему я должна считать иначе? Не из-за слов Яромира, не из-за легенд и прочего я боюсь его. В первую же встречу он захотел убить меня. А ещё прежде причинил боль тебе, – вцепившись в ладони, она нашла подтверждение своим словам. Очередной шрам, подаренный этим миром. – Посмотри. Ты и не помнишь, наверно, что делал. Для меня же всё очевидно.

Севериан потянулся, чтобы взять её за руку, желая то ли убедиться, то ли рассмотреть получше, но тут же одёрнул себя. Попытался что-то сказать. Осёкся. Посмотрел вниз. Думал или разговаривал с Далемиром, кто знает. Но когда в следующий раз бросил взгляд, маска ледяного принца вновь украсила лицо:

– Уходи. О чём вообще с тобой можно разговаривать? Так и нравится давить на жалость, да? Оставляешь эти шрамы. Зачем? Лишь бы вид сделать, что чего-то стоишь? Целителям легко избавиться, только скажи. Но нет. Тебе же надо кому-то что-то доказать! А не пробовала сначала вытащить голову из песка и сделать хоть что-то полезное? Без жалоб и надежды, что всё решат другие. Может тогда и любить будет кто…

– Зачем ты так?..

– Конечно, заплачь ещё, давай. Ведёшь себя как ребёнок. С чего решила, что я обязан бегать и помогать кому-то? Помогать тебе. Разберись хоть раз сама. Думаешь, мне легко? Да понятия не имеешь, стольким пришлось пожертвовать. Но этого всё мало…

Не дослушав, Элина хлопнула дверью, выскочила на улицу, не заметив даже, как кончились пролёты и ступеньки. Глупая, ну чего ты ревёшь? Думала, он-то другой? Этот нож в спину ты заслужила. Разбей уже розовые очки.

«Зря убежала. Надо было ударить его, да я сам бы ударил!» – беспомощно воскликнул Яромир. – «Зато теперь ничто нас не связывает! Везде вот есть хорошее. И безо всяких там справимся»

Элина с остервенением стала тереть щёки: хватит-хватит-хватит. Плакса! Кто плачет на морозе? Мама в детстве не учила? Но прекратила, только когда последняя слезинка упала в снег, а кожа болезненно покраснела. Шмыгнув, она заметила подозрительно косящихся девчонок – кто знает, сколько видели? – и постаралась привести себя в порядок. Не помогло. К ней подошла Маша, злорадно усмехающаяся.

– Неужто отшили? Ну-ну, не переживай. Это ведь ледяной принц, на щекастых замухрышек ему по статусу не положено засматриваться.

Поднявшийся смех был сродни лавины. Весть быстро дойдёт до театралов, а там уже и до всей школы.

Да плевать. Что изменится?

– О себе позаботься сначала.

Вцепившись в сумку, Элина опрометью рванула прочь. Маша ещё пыталась что-то едкое кинуть вслед, но скоро сдалась, найдя развлечение лучше. Сплетни.

«Что теперь?»

«Схожу к Эмилю, спрошу совета. Он лучше с Кириллом общался, больше. Не могу я просто закрыть глаза и позволить Лили с Вадимом жить спокойно…»

Молчанием своим лучше слов сказал: «сдался тебе этот Кирилл».

Вот только Элина хотела сделать хоть что-то, лишь бы искупить вину. Так хорошо ей знакомую. Почти родную. И пусть Кириллу уже всё равно, что там о нём говорят и как, что делают и чего не делают.

Припорошённая снегом библиотека приобрела вид дворца из сказок, но и это не заставило учеников заходить в царство книг с радостью. Внутри едва ли нашлась пара ребят – видно самые отчаянные двоечники. Элина прошлась по читальным залам, меж стеллажами, поднялась наверх, даже позвонила в колокольчик и подождала минуту, две, три, но… Так и не нашла Эмиля. Прятаться и вести себя тихо – разве про него? А в свете последних событий такое и вовсе вводило в панику. Что если близко к сердцу принял Кириллову смерть? Что если ему стало плохо, а никто и не заметил? Или вовсе не захотел замечать?

С такими страхами она решилась на нечто до этого неприемлемое: зайти к Эмилю в комнату. Мало того, что место личное, так Элина ещё и ученица. Даже если рядом никого, подумать можно обо всём чём угодно. Непримечательная светлая дверь пряталась под одной из лестниц. Не было на ней никаких опознавательных знаков: золотых букв или табличек, и иной бы спутал со входом в многочисленные архивы или картотеки. Но в один из вечеров Эмиль сам рассказал: «Вон моя комнатушка, наследство от прошлого книгочея. Как зима близится, так жить невозможно – приходится кутаться в одеяла да в ночь вставать топить печь».

Элина неуверенно постучала. «Не думай о плохом», – наказала себе. Но ответа не последовало. Тогда приложилась ухом. Может не услышал? Да только по ту сторону по-прежнему было тихо. В отчаянии дёрнула ручку и…дверь вдруг громко хлопнула. Не заперта! Помедлив, Элина всё же скользнула внутрь.

Комнатка оказалась не особо большой, даже в сравнении с их, ученическими. Здесь будто и не жили вовсе: столь мало хранилось вещей, да и те, безликие и серые, ни в чём не выдавали хозяина. Кто бы подумал об Эмиле так? Но самое странное – ни одной книги на квадратный метр! Точно попала куда нужно?

Ни Эмиля, ни кого другого в комнате не нашлось. Зато пустой шкаф завалился на бок, а за ним прятался подвальный ход, тёмный и беспросветный. Либо здесь, либо нигде. Так? Дурное предчувствие не покидало. Что же он задумал?

Едва ступив на узенькие ступеньки, Элина поняла, что тьма не бесконечна. Внизу уже виден стал крохотный огонёк света. Он точно вёл к цели, как самый лучший маяк. Подвал на том конце промёрз будто до основания, до последнего кирпичика. На стенах изморозь и сосульки, от дыхания пар – морозильная камера или, что хуже, чей-то склеп. Но Элина и не заметила этого холода. Ведь Эмиль нашёлся.

Он стоял на коленях подле огромного камня в центре. Не было ни вуали, ни обруча, ни нелепого пиджака – непривычно беззащитный и даже хрупкий. Голая спина сгорбилась, что стало видно позвонки, а ладони лежали на плите тыльной стороной вверх. От запястья и до плеча не осталось живого места, всё искромсано. Кровь сочилась медленно, скапливаясь в углублении, а камень будто впитывал её и с каждой каплей пульсировал сильнее, разгорался призрачным красным.

Что здесь, мать вашу, произошло!?

Элина встала как вкопанная, и всё смотрела, и смотрела, и смотрела, пока голова не пошла кругом. Колени пронзило болью. Лишь тогда она очнулась. Опять видела другое, совсем не это место! Чуть с Эмилем рядом не легла! Но для чего всё это? Обряда? Хотя уже не важно!

Элина поднялась с огромной, неведомой доселе, решимостью. Неужели Боги решили испытать во второй раз? Но она больше не струсит, не ошибётся, не бросит!

«Глупый мальчишка», – даже Яромир принялся костерить Эмиля. – «Додуматься же до скупь-желя! Вычитал что ль где? Да и кто ж так криво делает! Только в Жаворонки дни разрешено играться с душами, не все решатся, а у этого ещё и желания жить на троих хватит…Чему только учили?»

«Это из-за Кирилла, я уверена»

«Ещё бы… Так. Сначала разорви связь с источником. Потом уже подвяжем раны»

Неуверенно коснувшись чужих плеч, Элина уложила Эмиля на спину. Он ощущался тряпичной куклой, податливый и будто бы неживой – глупый порыв заставил проверить пульс. С каждым лишним движением, промедлением могло стать хуже, она это прекрасно понимала, но стоило лишь украдкой взглянуть на кровавые разводы, сочащиеся раны, и всё плыло, и хотелось опять упасть на пол. Здесь вопрос жизни и смерти, а она продолжает думать о себе! Жалкая, жалкая, жалкая! Всего-то нужно остановить кровотечение и бежать за Игорем. Необязательно ведь смотреть? Может, получится на ощупь?

Оглядевшись в поисках какой-нибудь тряпки, Элина осознала, что в этом склепе совсем ничего нет – лишь они и камень. Тогда пришлось пожертвовать лентами, оставшимися с Осенин. Элина сохранила их как память и таскала на ремне сумки. Вот и нашлось полезное применение. Вспомнив о медитациях, она постаралась настроиться, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, закрыла глаза. Пальцы легко нашли чужие плечи, подушечки сразу вымазались и сделались скользкими, но Элина твердила себе: «это не кровь, это не кровь, это…» В конце концов, она туго повязала ленты, пусть сомнения так и роились внутри – всё ли сделала правильно. Но времени на это не было.

Даже не оценив своей работы, Элина подскочила и побежала что есть мочи на мансарду. У Игоря, как всегда, толпились ученики, но впервые ей до них не было дела.

– Игорь, Игорь Олегович! Там Эмилю плохо, он истекает кровью! Его нужно в лазарет!

До того сразу сделалось тихо… Игорь сорвался с места, едва ли дослушав: хватило крови на руках и заветного имени. Элина старалась поспевать, но тот и не бежал будто, а летел, и все ступеньки и спуски преодолел за один миг. Ни разу ещё не видела его столь серьёзным, в полном смятении, не знающим, что делать.

– Он в комнате! – выкрикнула вслед.

Когда Элина, запыхавшаяся, с бешено колотящимся сердцем, наконец, добралась до приоткрытой двери и хотела немного отдышаться, из комнаты вывалился Игорь, уже взваливший Эмиля себе на спину. Он не обращал внимания на то, как кровь пачкала одежду, и одной рукой поддерживал безвольное тело. Эмиль точно не был пушинкой, Игорь заметно замедлился и от того сделался лишь злее.

– Дурак, какой же дурак! Горячая кровь! О чём думал, кто его нашёл бы!.. А если бы обряд сработал? Боги, спасибо, спасибо…

Дорога до лазарета показалась самой длинной в жизни, хотя в обычный день Элина пробегала её за минуты. Ученики с удивлением наблюдали за ними, с тем нежеланием видеть плохое и портить себе настроение, что сразу же отворачивались. А может сказывалась репутация Эмиля? В любом случае ещё прежде, чем они достигли лазарета, вся округа знала о случившемся.

Больничные стены слились со снежным пейзажем, зато мелькавшие мрачно-чёрные фигурки служили лучшим ориентиром. Лазарет находился аккурат возле тренировочного поля и всегда стоял как-то обособленно от других. Только у него был свой дворик: ворота и «подъездная» часть. Иной раз можно спутать со старинным пансионом, если бы не красный крест на башне.

– Что стряслось?

Не переступили порога, а к ним уже выбежали двое в чёрных робах и платках, с белыми перчатками и кружевными воротничками.

Игорь не мог собраться с мыслями. Главной целью стало простое – донести, и вопросы лишь сбивали. Заметив это, Элина взяла разговор в свои руки, пусть и знала меньше всех.

– Он проводил какой-то обряд, вроде скупь-желя или похожего. Не сработало, всё сделал не так. Я нашла уже без сознания, истекающего кровью. Перевязала, не знаю, правильно ли…

– Боги, что учудил-то! – воскликнула пожилая приземистая женщина и приказала другой помладше. – Зови братьев сюда, потом за Виктором Степановичем. Готовьте инструменты.

Та убежала, не оглядываясь. Элина поняла, что всё ещё хуже, чем могло казаться.

– С ним всё будет хорошо? – спросила самое глупое, но такое важное.

– Не переживай, деточка. У Виктора Степановича золотые руки и не таких поднимал. Выдержит, куда ж деваться, – голос её как мёд подсластил горе, однако к Игорю она обратилась совсем иначе. – Что же вы не уследили? Понимаю, тоже молоды, да ума то побольше будет. Негоже так часто к Братству возвращаться, аукнется. А с уверовыми узами вам и того за двоих просить придётся.

– Можете хоть всё у меня забрать, что толку-то!

В этот момент к ним подскочило двое с носилками, и Игорь отвлёкся. Уложив Эмиля, он поспешил внутрь. Элина следом.

– Не забудьте, Игорь. Сходите к Отцу нашему, он захочет поговорить.

И вот Эмиля унесли и наглухо заперли дверь. Стало тихо. Пугающе тихо. В огромном коридоре, да как будто во всём лазарете остались они одни. Игорь сел на скамейку и буровил взглядом замочную скважину, любым способом желая заглянуть внутрь. Элина примостилась рядом. Кто знает, сколько времени займёт: час, два, а может и весь день? Вспоминая Аделину и раны Севериана, не такие глубокие, но всё ещё страшные, это надолго. Даже Досифею, точно разбиравшемуся лучше, потребовалось полчаса на одно разворошённое плечо. Но, может, удастся до отбоя узнать хоть какую добрую весть?

Минуты тянулись мучительно. А после суматохи и волнений, наполненных сбитым дыханием и чужими разговорами, тишина и вовсе оглушила.

Что же она наделала?..

Нельзя было соглашаться! Помогать! Кому лучше сделала? Захотела совесть очистить? И как, получилось? Один в могиле, второй на грани.

Осталась одна. Совсем одна. В очередной раз. А разве не заслуженно? Прав был Севериан. Кому такая нужна? Зачем ждать тысячелетия, если можно прямо сейчас…

– Эля? Ты в порядке? Почему здесь?

Только услышав знакомый голос, обращавшийся к ней, Элина очнулась и, вскинув голову, встретилась с обеспокоенными чёрными глазами. Демьян?..

– Со мной ничего. Это не из-за меня. Я помогала Эмилю, а он, он, – она уставилась на свои руки, до сих пор в крови, уже высохшей и неприятно стягивающей кожу. – Его забрали целители. Я сделала, что могла, но…

Неожиданно её ладошки накрыли другие, застилая обзор, словно специально скрывая разводы и не давая окончательно потеряться. Демьян опустился на колено и снизу вверх заглянул в лицо. В этом не было необходимости, но столь простой и открытый жест, нарушил и без того шаткое равновесие. Элина с силой сжала губы и помотала головой, лишь бы Демьян не смотрел так…по-доброму.

Он не знает, кто всему виной.

– Терций, у тебя где-то платок был.

Следуя за обращением, Элина заметила другого парня, невольно ставшего свидетелем всей этой сцены. Какой же стыд. Тот и правда наблюдал с подозрением, словно одним видом спрашивая: «Кто это вообще такая? Я чего-то не знаю?». Терций весь был словно изломлен и нахождение его здесь, в царстве лечения и исцеления, единственное имело смысл. На тёмной коже белым выделялся шрам на половину лица, подобный узору молний, расходящийся тоненькими ниточками. Глаз скрывался под кружевом повязки, сделанной столь искусно и подходяще, что сомнений не оставалось – с тех пор утекло немало воды. Опирался он на трость и при любом мельтешащем шаге припадал на правую ногу, с силой сжимая рукоять, что пальцы давно бы занемели. Из-за этого будучи очень высоким, он горбился, что не мешало Демьяну рядом казаться ребёнком.

Элина часто замечала их вдвоём и знала – они одноклассники и близкие друзья. Но кто мог предвидеть, что однажды так просто столкнётся лицом к лицу?

Терций выполнил просьбу. Демьян выхватил белоснежный платок и прошёлся до ведра с водой. Не успела Элина выдохнуть, как он тут же принялся оттирать её ладони, безбожно пачкая чистую ткань. От осторожности, с которой это было сделано, почти физически стало больно. Как если отогревать замёрзшие ладони, так и сейчас её сердце терзалось и оттаивало вновь.

– Расскажешь?

Элина обернулась по сторонам в поисках Игоря, но того как след простыл – когда только успел? Демьян присел рядом, Терций напротив. Видя их любопытство и искреннее беспокойство, Элина сдалась, даже не подумав сопротивляться. Рассказала всё сильно вкратце, перескакивала с одного на другое и старалась ловить себя на лишней болтовне. Под конец в горле всё равно встал ком.

– …И Эмиля забрали вон туда. Сказали, что пусть и серьёзно, но с таким справятся. Всё из-за меня. Если бы Кирилл не попал к Сипухе, не злился столько, то не стал бы въерженом. А если бы Кирилл был жив, то и Эмиль не решился проводить обряд. Это всё я, я…

Слёзы покатились одна за другой. Их было уже не остановить, сколько не пыталась тереть глаза, сколько не говорила себе – хватит. Казалось, само тело взбунтовалось против разума, не выдержало и дало осечку. Устало быть сильным.

«Давай, заплачь ещё. Ведёшь себя как ребёнок» – набатом пронеслись едкие слова.

– Простите, простите…

Элина закрыла лицо ладонями. В тишине коридора всхлипы звучали ещё громче и от того противнее. Хотелось убежать куда подальше, зарыться под одеяло, спрятаться, привычно остаться одной – в безопасности. Она почти решилась встать, осуществить желаемое, как неожиданно оказалась в объятья, крепких и утешающих. Замерла, не зная, куда деть руки. Мысленно костерила себя: «прекращай, прекращай». Но слёзы не слушались. Демьян принялся поглаживать по спине и затылку, приговаривая:

– Это не твоя вина. Как вообще можешь отвечать за чужие поступки? Они сами выбрали это. Ничего не изменишь.

– Может, если бы вернуться назад во времени и посадить саму себя под замок…

– Даже не будь тебя с ними рядом, это произошло бы. Поверь мне. Я видел.

– Видел?

Элина хотела отстраниться и взглянуть прямо, но намеренно или нет он настойчиво уложил её голову на своё плечо и пальцами взлохматил волосы. Нос уткнулся в чужой плащ, и в голову стукнула глупейшая мысль: «Значит вот как пахнет Демьян». Он нёс с собой неуловимые запахи кофе, сдобной выпечки, мяты и чего-то морского, пусть и ослабевшие под больничной белизной.

– Неужели ещё остались люди, этого не знающие? Вау…

– Терций, – предостерёг Демьян, но кто его послушал?

– Наш важный господин принадлежит к одному из четырёх родов Богини Дивии. Самому крутому, честно говоря. Пусть у Дёмы нет братьев или сестёр, зато он один унаследовал дар «видеть». Ни Давлетовы со своим матриархатом таким не могу похвастаться, ни Горьевы уж тем более…

– Так что же это такое? – спросила вновь.

– Я могу видеть будущее, – Демьян сдался и позволил ей освободиться. – Образами и картинками, ощущениями. Чем угодно. Верно лишь одно: это когда-то случится.

В голове медленно-медленно крутились шестерёнки. Если это правда – а скорее всего так оно и есть – мог ли он видеть что-то и о ней? Хотя нет, вряд ли. Раскатала тут губу.

«Ах, вон оно что…»

«О чём ты?»

«Он потомок Веданы», – сказал так, будто это всё объяснило. – «А я-то гадал, откуда этот трепет. Боги горазды цепляться к словам»

– Поэтому ты ничем не могла помочь. Спасти Кирилла, уберечь Эмиля Назаровича… Это давно было им предначертано.

– Неужели всё, что ты видел, обязательно сбывалось? И никак нельзя изменить?

– Никак.

Теперь он смотрел на неё неотрывно: чёрные глаза сделались бездонными, будто утеряли и радужку, и зрачок. Элина пыталась выдержать напор, не отворачиваться и не прятаться. После истерики должна бы походить на разварившийся пельмень – страшный и несъедобный. В горле пересохло, и она облизала губы. Демьян ребячливо улыбнулся.

– Может, пойдём? – вклинился Терций, потиравший колено. – Не думаю, что вести придут быстро. Лечение всё же долгий процесс.

– Тоже верно, – Демьян спешно поднялся на ноги. – Что толку сидеть здесь?

Элина ещё раз огляделась вокруг, посмотрела на дверь, за которой прямо сейчас спасали жизнь, прислушалась к гулу белых стен, и в конце концов согласилась. Накинув платок, зашагала следом к выходу.

– Не лучшее, наверно, получилось знакомство, – пробормотала неуверенно, когда Терций долго и мучительно спускался вниз по лестнице, опершись не только на Демьяна, но и на саму Элину.

– А как по мне самое что ни на есть лучшее. Без выдумок и прикрас, ненужных расшаркиваний. Искренне. Разве может быть плохо то, где делятся чувствами? – он засмеялся удивительно открыто и совсем не зло. – Но если ты, маленькая принцесса, настаиваешь, мне придётся уступить. Позволь представиться: Терций Нарицын, будущий материалист-строитель.

В этот момент Демьян чуть не уронил его, но быстро исправился, крепче сжимая за талию.

– Элина Левицкая, обычная второклассница, – и тут же неприлично быстро спросила. – А разве в Канцелярской комиссии не был тоже?..

– Мой брат, – сразу понял о ком она, – великий и всемогущий Гектор Нарицын. Доставил всем нам неприятностей, да? Каждый уголок обыскал, каждого допросил. Скажу по секрету, он фанатик Канцелярии. Представься возможность, и семью бы продал за имперскую медаль.

Теперь Элина и правда увидела сходство, и не внешнее даже, а какое-то внутреннее: как оба уверено вели разговор и как подавали себя. Почему же раньше не догадалась – так очевидно!

– Прекращай. Никто не хочет по сто раз слушать, как ты «любишь» своего братца. Я не хочу.

– Не могу молчать, душа болит! А ты, друг называется, когда у тебя проблемы, все слушают и сочувствуют!..

– Потому что случается такое раз в год, а ты ноешь каждый день, – сказал, как отрезал.

На улице потихоньку смеркалось, включили фонари. Опять начался снегопад, белые хлопья кружили и кружили, ниспадая на землю в причудливом танце. Вскоре и накидки, и шапки, и платок сделались такими же белыми.

– Ты куда сейчас? – ненавязчиво спросил Демьян, спрятав голые ладони.

– Не знаю. В общежитие, наверно, – пожала плечами. – У меня было единственное уютное и тёплое место, но без Эмиля сидеть за книжками совсем не то.

«А ещё нельзя забывать о Трофимыче» – напомнила себе решительно.

Оба парня странно переглянулись. Кажется, она-таки сболтнула лишнего. После бурного, ужасно выматывающего дня, язык и разум функционировали по отдельности.

Пока Демьян искал, что сказать, Терций первым выпалил:

– Не хочешь с нами в кафе? Там и тепло, и уютно.

Этот простой вопрос, этот жест доброй воли пристыдил Элину. Какие же добрые! Повелись на её нытьё – ведь буквально вынудила, на жалость надавила.

– Здесь есть кафе?

– Ага, вроде того. Это Кассиан организовал, у него тётка в столовой работает. Готовит сама, да и место выбила. Уж больно им деньги были нужны. Хотя всё якобы тайно, директриса тоже процент имеет, – он вдруг взялся упрашивать: – Соглашайся, маленькая принцесса. В обиду не дадим, компанию составим, напоим и накормим.

Щёки давно горели не от колючего мороза. Элина робко перевела взгляд на Демьяна, но тот видно и не слушал их: грел ладони горячим дыханием и растирал докрасна.

– Прости. Но я знаю, что буду мешаться.

– Вовсе нет! Мы ребята открытые, сердечные, самые добрые и даже не кусаемся. К тому же знала бы какие там торты – кулинарные произведения искусства! За такое можно!..

– Если ты не пойдёшь, – вдруг откликнулся Демьян, – мы убьём Терция. Серьёзно. Он будет плакаться весь вечер, ведь маленькая принцесса разбила его хрупкое сердце. Пощади нас и наши уши.

Пусть и сказанное в шутливой манере, Элине хватило и этого. Демьян не промолчал, не воспротивился. Неужели правда хотел видеть? Или всё ради Терция? Чужая душа потёмки, и Элина ловила себя на том, как сложно ей «читать» Демьяна. О чём он думает, зачем делает одно и противится другому? Загадка.

– Ладно. Ладно, но…

Терций тут же перебил:

– Ах, так. Его значит, слушаешься, а меня нет?

К счастью, в игре гениального актёра слышась фальшь: за обидой пряталось довольство. Элина лишь рассмеялась. Все они двинулись по ещё не убранным сугробам в сторону столовой.

– Вы не дали мне спросить. Какая ещё маленькая принцесса?

– А что не так? Ты маленькая, и ты принцесса, – Терций не упустил возможности пошутить. – Будь Дёма повыше, обязался бы носить на руках каждый день.

– Вот это честь, – Элина поспешила скривить улыбку, – но я бы ни за что не согласилась.

В столовой только-только зажгли свет – десятки окошек сверкали издали. Внутри если и был кто, то прятался в самых неприметных углах. Им даже не встретился ни один работник: наверно, все занимались ужином. Но с каждой ступенькой, приближающей к последним этажам, где, как известно, обитали самые «взрослые», тишина потихоньку разбавлялась смехом и воодушевлёнными голосами, звоном чашек и вилок.

– Добро пожаловать в «Люмьер»!

На пятом этаже они упёрлись в непримечательную дверцу с табличкой «Ремонт». Обычно и серо, но загляни в щёлку и увидишь совершенно другой мир. Место, похоже, снискало бешеную популярность, ведь столики, кресла, диваны, даже подлокотники и подоконники оказались заняты. Чувствовалось, что сотворено здесь всё общими усилиями. С потолка свисали бумажные звезды, на стенах – картины, какие-то вырезки и куча полок с книгами, горшками и статуэтками. Столики все были разной формы: одни длинные и вытянутые, другие крохотные, рассчитанные на двоих. У стены расположилась стойка, где продавали сладости и готовили кофе или чай, а на самом краю даже покоился граммофон, крутивший смутно знакомую мелодию.

Заметив её взгляд, наверняка полный искр от здешних светильников, Терций самодовольно и чуточку гордо похвалился:

– Именно так, именно так. Сказка!

Демьян смолчал, но тоже огляделся по-новому. Лицо озаряла улыбка, до этого ни разу ею не видимая: какая-то ласковая, но с тем и ностальгически печальная. Элина неприлично уставилась, совсем позабыв, что разглядывать должна интерьер.

Так здесь было тепло, что щёки и кончики пальцев стали покалывать. Непередаваемое чувство! Даже нос начал улавливать дивный аромат выпечки и горького кофе. Терций указал на один из столиков, очевидно нужный им. Там уже сидели двое: парень и девушка, Каллист и Десма – иначе и быть не могло, все друзья в сборе. Единственное, что Элина знала – они брат и сестра, но о таком догадался бы любой, кто имел глаза. Бывало так, что принимали за близнецов: темноволосые и темноглазые, с буйными кудрями и греческим профилем, словно и правда вылепленные из мрамора античные статуи. Но всё же разные, и главное отличие – в цвете формы. Каллист был созидателем, а Десма – разрушительницей.

Когда ребята повели её к столику, прямо к этим каменным изваяниям, ноги сделались ватными. Ещё сильнее Элина ощутила себя не к месту. Всё начиналось их красотой, а заканчивалось уверенностью. Чем вообще могла похвастаться? Сравняться? Стоило двоим, наконец, оторваться от книжек и заметить её, нервную и неловкую, Элина искренне возжелала провалиться к Богам под землю.

– Прекращайте пялиться. «Мы поборники светских манер» – разве не так?

– Как это не пялиться, если у Демьяна Сереброва появилась подружка, – Десма готовилась препарировать, разбирать по кусочкам.

От столь крамольной мысли Элина вся покраснела. Этого только не хватало.

– Фантазии прибереги, – прозвучало угрожающе, – и прояви-ка дружелюбие. Эля, садись. Я сейчас вернусь. Если начнёт гавкать, не бойся и наступи ей на хвост.

– Фу, как грубо.

Демьян отошёл к Терцию, что стоял у стойки и никак не мог оторваться от витрин с тортами и пирожными. Элина жалостливо подумала, что лучше бы осталась с ними. Под двумя такими похожими, но разными взглядами: один безразличный, другой пристальный, её точно скоро стошнит. Как оценят такое «первое впечатление»? Элина примостилась на стуле. Лишь бы занять чем руки, стянула с себя платок и накидку, сумку поставила под ноги. Десма больше ничего не говорила, и Элина даже успела расслабиться: может зря наговаривала, может никаких допросов не будет?

Ага. Конечно. Размечталась.

– Мы точно не встречались, я бы запомнила. И с Дёмой тебя ни разу не видела. Удивительно, да? Так с чего же ему нарушать традиции и приводить вдруг пятого? Может, всё-таки врёт, и между вами что-то есть?

– Нет-нет, ничего такого! На самом деле это Терций предложил меня позвать. Они слишком добрые, пожалели. Но если вы против, я могу уйти…

– Мне всё равно, – отмахнулась Десма. – Просто странно. Очень странно. Дёма не из общительных и добрых, а без его разрешения и Терций никогда не решился бы.

– Мне так не показалось… – пробормотала неуверенно и словила в ответ чужой смешок.

– О чём я и говорю! Вдвойне странно! Но ладно-ладно, предположим поверю, – и перегибаясь через стол, протянула руку. – Десма Зервас.

Элина поспешно ответила на это простое перемирие.

– А это мой брат – Каллист. Поздоровайся, ну.

Получив тычок в бок, тот выдохнул тяжело-тяжело и медленно произнёс, тоже протянув ладонь:

– Рад знакомству.

Как раз к этому времени подоспели Терций и Демьян, каждый с подносом.

– Как продвигаются дела? Не обижали тебя? – весело спросил Терций, расставляя фарфоровые чашки и один пузатый чайничек в цветочном узоре.

– Ещё один. За кого ты меня принимаешь?

– Цербер, – предложил Каллист.

– Горгона, – сказал за себя Демьян, пока располагал на столе тарелки с воздушными сладостями, аппетитными, что вот-вот слюнки потекут.

– Сфинкс, – подытожил Терций и заразительно засмеялся.

Когда, наконец, все расселись, за окном воцарилась настоящая непроглядная мгла. Но до чего же в этой комнатке было светло – мир сжался до одной точки.

– Эля, это тебе. Держи.

Демьян, сидевший по левую руку, пододвинул к Элине одну из тарелочек. С той заманчиво поглядывал кусочек черничного торта: с цельными ягодами на верхушке, чередующимися фиолетово-бело-чёрными слоями и нежнейшим даже на вид кремом. Как только догадался? Элина обожала чернику. А за такое могла и душу продать.

Но осознание того, что Демьяну пришлось щедро потраться, напрочь лишило голода.

– Зачем ты, не стоило, – ведь торт слишком роскошная награда для той, кто за пару дней совершил столько ошибок.

– Не переживай, – заметил метания Терций. – Он у нас богач. Те же деньги мог в окно выкинуть.

– Я всё отдам, – сдалась, но хотелось думать на своих условиях.

Когда крохотный кусочек попал в рот, должно быть, выражение полного блаженства и детского счастья расцвело на лице. Ребята дружно рассмеялись.

– Вот если бы каждый так ел, Кассиан давно занялся благотворительностью, – Терций налил ей чаю.

Элина скрыла улыбку за чашкой. Приятный ягодный аромат щекотал ноздри, а вкус был и без сахара сладок.

– Мечтай-мечтай. Этот жук своего никогда не упустит, – знающи возразила Десма.

– У него доброе сердце, – подал голос Каллист, но под взглядом сестры добавил: – Только «предпринимательская жилка» всё губит.

Пока они разговаривали, перемывали косточки знакомым, Элина приметила на подоконнике стопку книжек. Разные сказания и легенды – у ведающих это было самым любимым – какие-то ветхие пособия по медитации и «внутреннему оку». Однако, помимо всего прочего, здесь в большом количестве лежало то, чего никак нельзя ожидать – обычная художественная литература! Но не та старая, по которой их учили, а вполне современная, глянцевая и пёстрая.

– Я думала, вы такое не читаете.

– За кого нас держишь? – мгновенно отреагировала Десма. – Мы не дикари. Да и неключи иной раз пишут умные вещи.

– Разве простые люди вам не противны?

– Конечно, нет! На такое горазды лишь всякие консервативные старики из древних Родов. Не понимают, чего лишают себя этим снобизмом.

– Просто пытаются сохранять обычаи и традиции, то к чему привыкли и чему их самих учили, – Демьян закатил глаза и принял такой вид, что понятно стало, тема обсуждалась не один раз.

– Только не говори, как мой отец: «Величие рода, бу-бу-бу! Только мы чего-то стоим, бу-бу-бу!»

– Ему ли о Роде говорить.

– Попрошу, – Десма вскинула указательный палец, – пятнадцатое поколение.

– Двадцать третье, – перебил Терций, словно здесь делались ставки.

– Сорок первое.

Демьян, очевидно, выиграл в этой непонятной схватке. Терций вдруг хлопнул себя по лбу и, порыскав по карманам пиджака, выложил на стол свёрнутую вчетверо газету.

– «Новый день» утром читал. Взгляни, что этот Доманский говорит, это же немыслимо, – подтолкнул к Демьяну. – Якобы решение «тройственного союза» никоим образом не отразится на гильдиях, и поставки пройдут в тех же объёмах, на тех же условиях. Какая же чушь! Да любой поймёт, что теперь платить придётся больше в два раза.

Не давая Демьяну даже вдумчиво вчитаться в чёрные буковки, так кипело внутри, он продолжал:

– Они открывают своё производство ровно под окнами Концерна, ещё и с имперской лицензией, ещё и с договором от Путеводников. Твоему деду не кажется это слишком? Ниша ремесленников никогда не была вашей, строиться и так негде. Не кажется, что Материалисты поднимут бунт?

– Это всё Истомин, – Демьян хотел отложить газету, но Элина перехватила, желая узнать из-за чего такой шум. – У него руки горят, лишь бы не растерять богатства. Я когда у них был, едва сдержался от смеха. Золото, драгоценные камни кругом. Такая вульгарщина. Лучше бы сыновей отправил доучиваться, а не всё в гвардейцы отсылал.

– Думает, чем ближе имперский стол, тем вкуснее. Поймёт потом, да поздно будет.

В газете Элина встретила короткую статью и фотографию на пол оборота. Там трое мужчин улыбались друг другу, и она легко догадалась где кто, ведь сыновья, похоже, были копиями отцов, а внук – деда. Позади стояло огромное здание в пять этажей, с вывеской «Сварожич». Заголовок гласил: «Союз, меняющий порядки».

– Начинается, – Десма подпёрла подбородок. – Лучше бы девчонок обсуждали и кого на бал позовёте. И то приятней в такой вечер.

– О Боги, хватит пытаться искать нам пассий! – Терций хохотнул.

– Так вам, лбам, почти восемнадцать! Куда отцы смотрят, а? Уже и этот Доманский младший, и Истомин младший с невестками, а вы?

– Не отыгрывайся на нас, – съязвил Демьян. – Если тебя замуж выдали, это не значит, что всем надо сделать плохо. К тому же у тебя вон Каллист есть.

Десма повернулась к нему, оглядела взглядом матери, приценилась и обречённо выдала, почему-то украдкой косясь в сторону Элины:

– С ним ещё хуже, чем с вами.

Каллист на такое лишь молча вскинул руки кверху и возвёл глаза к потолку, как бы спрашивая у Богов: да при чём тут я!?

Так, слушая веселые разговоры и много смеясь, Элина почувствовала, как лёд в сердце, наконец, медленно начал таять, поддавшись жару чужой доброты. Только вот какое-то чувство продолжало маячить на подкорке сознания. Вина? Стыд? Что именно?

После первого звонка к отбою, ребята удивлённо подскочили.

– Давненько мы так не засиживались, – шепнул ей на ухо Каллист, тайком протягивая томик Илиады, которую нахваливал, не переставая, последние полчаса.

Элина улыбнулась. Кто бы мог подумать, что именно Каллист окажется из них самым болтливым. Особенно если ненароком коснуться того, что ему нравилось. Мифологии.

Когда все весёлой гурьбой вывалились на улицу, Элина не пошла следом. Она выдумала причину. Неправильно правдоподобную. Узнать, как там Эмиль. Ребята легко поняли её, и ведь даже чуть не навязались тоже. Пришлось уповать на Смотрителя и наказания.

Пошла же Элина в другое место. То, где должна была оказаться ещё утром. Школьная администрация. Белое здание стало казаться не склепом, а тюрьмой: за чёрными прорезями окон мерещились прутья решёток. Даже русалки подевались куда-то – неужели пропустят самое интересное? Полная тишина и пустота. Но нет, где-то там в глуби, как и всегда, горел свет.

С каждым шагом, с каждым скрипом и эхом, рокотом, пробуждающим спящее здание, Элина замирала. Может повернуть назад? Может?.. Но что-то словно толкало в спину. Или кто-то?

Приоткрытая, дверь маячила, манила, как мотылька. Артемий Трофимович перебирал документацию, безжалостно уничтожал одни бумаги и лелеял другие. Элине даже не пришлось вмешиваться. Он первым заметил её.

– До отбоя десять минут.

Не похоже было, чтобы это его волновало.

– Я хотела… – она запнулась. Что должна сказать? – Кирилл стал въерженом. И заместитель главного инспектора говорил, если кто-то может дать свидетельства…

– И вы, значит, можете?

Элина не услышала подвоха:

– Да.

Артемий Трофимович тяжело вздохнул. Сев в кресло, он снял очки и взглянул прямо.

– Похвальное рвение. Даже не считая позднего часа. Но вы ведь должны понимать – никому этого не нужно.

– Что?

Ей словно дали пощёчину. Глумливые улыбочки Лили и Вадима так и стояли перед глазами. «А мы говорили: вы, потерянные, никто и ничто»

– Проформа у Канцелярии такая. Сделать вид, что озадачились. Взяли на карандаш. А на деле выпишут «самоубиенец» и разбираться не станут. Дело закрыто, виновных нет. Может, будь это кто покрупнее и важнее…

– Я вас поняла. Простите, что потревожила.

Не видя и не слыша ничего, Элина выскочила из кабинета. Гул в голове не прекращался.

Вот чего они все стоят? Вот чего она стоит?

Да все они одинаковые. Что тут, что там. Неключи или ведающие. Им нет дела, им плевать. Умрёшь ты, сломаешься, исчезнешь…

Ты никто.

Глава 15.

«Всё как у людей»

На самом деле ни проверки, ни чья-то смерть не могли заставить учеников впасть в уныние и позабыть навсегда о веселье. Тем более, когда на горизонте маячил школьный бал с интригующим списком гостей. Все только и шептались о том, что в гости пожалует имперская семья впервые в полном составе. И даже если не получится отхватить какого царевича или царевну, будут помимо них и другие не менее привлекательные спутники: Защитники, Скорбящие, Безмолвные воины, Хранители Пути и их Чёрные ремесленники. Весь Орден Плоти. Сколько силы и могущества сосредоточится в одном месте?

Но разговоры эти только раздражали Элину. Какое платье наденет императрица? А принимают ли в Гильдии по замужеству? Да какое им дело. Злилась, наверно, в первую очередь, на саму себя. Ей ведь тоже хотелось смеяться с девчонками, обсуждать парней, помогать передавать любовные записки и…позабыть обо всём. А самое главное позабыть о себе настоящей.

После взлёта неизбежно падение. Так и она, вернувшись в комнату после дружеской посиделки, легла спать с надеждой, а проснулась от кошмара и мёртвых рук, тянущихся свершить месть. Этот крест останется с ней навсегда. Второй на её совести покойник. Второй павший от неосторожных рук, смельчак, подошедший слишком близко – адское пламя поглотило и его.

Их класс вновь сидел на уроке Григория Марковича. Всё было точно так же, как и неделю назад, за исключением одного пустующего места. Пришёл черёд последнего занятие с зеркалами. Элина единственная не могла этому радоваться. Сегодня ей придётся позориться. Бежать некуда. И от этого ставшая привычной пустота разбавлялась дрожью.

«Забудь о них всех. Думай, что одна тут»

«Да я кожей чувствую, как смотрят»

И вот рыжеволосая одноклассница – Ира или Инга – ушла, захлёбываясь рыданиями, а Григорий Маркович послал Элине тот самый взгляд: «твой черёд».

«Ты справишься»

Первый шаг самый сложный. Дальше легче. Она никому не смотрела в глаза: только строго прямо. Ладошки уже вспотели, а в горле предательскипершило. Как было бы хорошо, если все прямо сейчас исчезли. Вместо этого шепотки за спиной усилились.

– Я не знаю, что говорить.

Может, эти зеркала и могли помочь выговориться, почувствовать себя не таким жалким и одиноким. Но явно не так, не перед голодной до зрелищ толпой. Даже висевшие по общежитиям и классным комнатам они не казались безопасными – ты у всех на виду, мишень для подколок и смеха. Придумали бы кабинки, как для исповеди со священником, чем не бизнес-план?

– Говори обо всём, что волнует, о чём думаешь. Мы не судьи: что правильно, что нет, не решаем. Незачем бояться.

Она бы посмеялась, не будь уверена, что смех превратится в истерику. Гладкое стекло встречало молчанием. Отражение смотрело ехидно, в губах прятались ещё не сказанные слова. Элина знала, что не она так выглядит, не она так себя ведёт, но всё равно в груди росло отвращение.

– Обычно у меня голова болит от мыслей, но вышла сюда и там пустота, – голос дрогнул.

– Это одно из свойств нашего разума. Но знаешь, мысль, прежде чем стать мыслью, была чувствами. Почему бы не начать с этого?

Знал бы, что с их распознаванием дела обстояли ещё хуже.

Но пусть не жалеет, ведь она попытается.

– Да, точно. Только в последнее время радости было маловато. Её всегда мало, а говорить о тоске и проблемах – признак дурного тона, и, как оказалось, здешние правила мало чем отличаются от мне родных. Делать вид, что ничего не было, замалчивать – до чего же знакомо. Кирилл умер из-за всех нас. Этот мир должен был исцелить его, а не калечить. Как вообще с главной идеей в любви и принятии, мы добились этого? Люди везде люди, верно? Как бы ни хотели отделиться своими «ведающие», «неключимые» – все под одно. И вот прошла неделя, и что же? О Кирилле забыли. Пошептались день, два, и живут дальше, особенно те, кто издевались над ним. Совесть не мучает? Она у вас вообще есть? У меня есть, меня мучает. Я вижу его в кошарах, он мстит, убивает, но пугает больше не это… А то, что уже не могу вспомнить его лица, оно пустое, как размазанная краска на холсте.

Повисла тишина. Оглушительная. Осуждающая. Элина уставилась на отражение. Оно больше не веселилось, не усмехалось. Зато смотрело так проникновенно, так горячно, что она легко разгадала в этом гордость. Вдруг поднялся гомон. Наперебой одноклассники выкрикивали угрозы, оскорбления, доказательства собственной невиновности. Но Григорий Маркович быстро остудил пыл.

– Тихо! Это что такое, не пойму! Я чему вас учил? – впервые на их памяти он позволил себе повысить голос.

– Но…

– Никаких но! – чтобы успокоиться, несколько раз взлохматил волосы, и попытался вернуться в рамки занятия. – Элина, мы всё понимаем. Кирилл ушёл внезапно, вы были друзьями, и принять такое нелегко. Потери всегда оставляют след. Одни лишают нас покоя и счастья, другие неприятно горчат на языке. Но нужно учиться отпускать. В чём смысл зацикливаться и страдать? Твоя жизнь продолжается. К тому же… я понимаю твою злость, но, не могу не сказать: с чего бы вдруг мы все должны сожалеть? Иной раз не получается должным образом позаботиться даже о себе самих, так почему мы должны забивать голову другими? Думай о чувствах каждого, не так оброненном слове, и забудешь кто есть сам.

– Если все думают также, ясно откуда появляются въержены.

Больше она не стала чего-то говорить или доказывать. Всё равно слова бессмысленны.

***

– Пойдёшь? Мы взяли немного еды со стола, чуть того и сего. Не знали, что ему нравилось.

Занятия кончились, и Элина выскочила на улицу. После такого представления пересекаться ни с кем не хотелось. То ли ещё будет? Но к ней вдруг подошёл Дима. Они с Авелин хотели устроить поминки.

– Никому ведь и дела до него нет. Словно никогда не существовало. Учителя пропускают фамилию, остальные лишь шепчутся. Что б им такое же испытать, как и он.

Авелин единственная среди девчонок носила меховую шапку и постоянно поправляла, ведь похоже та на пару размеров была больше. Это лишь прибавляло ей гнева, и слова казались полными бунтарской решимости.

– А родители как?

– Да что как. У него только мать и бабушка были, но и те, как ты понимаешь, неключи, – Дима сжал губы и был столь бледен, что казалось от того солнечного мальчишки не осталось и следа. – Не представляю, что им сказали. И сказали ли вообще. У меня сердце разрывается, как думаю о них, всё ещё ждущих его домой. Кому нужен этот суперский магический мир, когда отнимают самое дорогое?

– Как будто наш лучше, – пробормотала Элина. – Все одинаковы.

– Не знаю. Там у меня хотя бы была семья, брат, а здесь лишь одиночество, – жёстко вдруг отозвался Дима. – Ненавижу это место.

– А мне нравится, – Авелин хмыкнула. – Хотя бы согреться можно, и еда всегда на столе.

– У тебя есть брат? – неуверенно спросила Элина. – Он из неключей?

– Брат-близнец, на минуточку, и нет, он тоже был ведающим…

– Авелин! – казалось, Дима вот-вот её ударит. – Я не собираюсь о нём говорить! Ни с кем!

– Знаю. Я на взводе, не могу уже, совсем не соображаю, – отвернувшись спиной, та с размаха пнула горку снега. – Так ты идёшь? Решай быстрее.

– Иду.

Наверно похорони Кирилла по его поверьям или останься хотя бы тело, а не горстка пепла, приди она к нему на могилу, он бы и ворота не дал открыть, и дерево повалил прямо на голову. Но Элина всячески хотела загладить вину. Ведь пусть она и не отступила, пусть пошла к Артемию Трофимовичу, пусть попыталась – что изменила? Ненавистно думать о себе, забывшей о справедливости, о Лиле с Вадимом, что оказались правы. И как бы ни было приятно теперь, проходя мимо Демьяна и его друзей здороваться и получать дружеские улыбки, всякий раз это служило напоминанием.

Храм скрывался далеко от чужих глаз. Объяснялось это тем, что чем дальше от мирского, тем для Богов лучше. Видно поэтому Элина до сих пор там ни разу не бывала. Для начала пришлось пройти по Багровой роще, повернуть куда-то направо и долго-долго идти в горку.

Храм не походил на храм в привычном понимании. Скорее на головку сыра. Это было деревянное круглое сооружение с восьмью дверьми, за каждой из которых поклонялись своему Богу. Двор тоже делился поровну. Во главе его высились излишне современные каменные статуи, должно быть обозначавшие идолов и капища. На ближайших деревьях развивались цветные ленты – незаменимый атрибут мест поклонений. Это невольно напомнило Элине о Везниче и его тоже якобы храме.

– Вы здесь уже бывали? – спросила, лишь бы нарушить глухую тишину, поглотившую это место.

– А ты разве нет, – заметив её потупившийся взгляд, Авелин воскликнула. – Куда же они смотрят?! Потерянные могут единственное на что надеяться, так на ответ Бога-предка. Случалось такое наверно никогда, но есть какая-никакая надежда на переход в элиту. Почти как лотерейный билет: только вместо чисел набор генов и хромосом.

– И вы?..

– Ага. Неудачники. Относились бы к нам так, если б мы вдруг какие внучатые племянники Дажьбога оказались?

– Я бы не удивилась.

– Не. Ведающие слишком ценят влиятельных дядь и возможность что-то получить взамен.

Они прошли мимо нескольких дверей и статуй. Элина могла только догадываться, кто есть кто, если бы не Яромир, принявшийся с энтузиазмом вещать.

«Это вот Светослава, по-вашему, Тара. Её всегда узнаешь по звёздам, листьям и цветочным венкам. Вечно юная, вечно прекрасная. Поучала нас, как вести дела благостно. Единственная правдиво желала мира меж двумя силами. Она ушла раньше всех из нас. Не выдержала битвы, захворала и на руках брата своего испустила дух»

«А вон рядом и Даждьбог как раз, Светослав. Высок и статен, выглядит как мудрец какой, да на деле тем ещё бедокуром был. Пить с ним нельзя, да и в дозор идти тоже. Зато в бою не было равных. Он-то самый знающий, много видавший. Видно и пережил всех. Такой длинной бороды отродясь не припомню»

«Златодан постоянно на всех кидался, и лучше с ним дела было вести на расстоянии. Крикливый и драчливый юнец. Столько кулачных боёв вынес, как с головой целой остался? Далемир постоянно выводил его из себя и озолотился на ставках…Были времена, да. Но красок здесь явно не хватает: эти золотые кудри и глаза стоило видеть. Хорс как-никак. А нос кривой девицам вовсе не мешал увиваться толпами»

«Родогор…Он был мне другом. Надёжный как стена, стойкий как скала. За такой спиной любой и правда почувствует себя в безопасности. Я его даже побаивался сначала, но узнаешь ближе – совсем другой человек. Внимательный, всем жертвующий ради других. Боюсь узнать, как гневался он, когда моё тело вернули домой. Знал, что задумал не то, а остановить не получилось»

«А это…она. Моя жена, моё небо и звезды. Ведана. Потускнели глаза от потерь и скорби. Я стал ей проклятьем. Когда-то ради меня она оставила свою семью и дом, свой Чёрный Утёс и Польную Марь. Предала. И чем же отплатил я?»

Но тут Дима и Авелин, наконец, остановились. Эту богиню Элина узнала и сама. Женщина с властным взглядом, сжимавшая в ладонях человеческий череп. Морена. Конечно, они ведь пришли к мертвецу, а власть над смертью приписывалась ей одной. Яромир сразу замолчал, ненависть полыхала синим пламенем. Интересно, кого он невзлюбил больше: Морену или Чернобога?

– Прежде чем зайти в храм, нам нужно принести требу, – предостерёг Дима.

– Кровь?

На неё посмотрели растерянно.

– Мы же не варвары. Такое ушло сотни лет назад. Еду, напитки, – и тут же подошёл к маленькому углублению у подножия статуи.

Там стояли посеребренная чаша и блюдце. Авелин полезла в сумку и передала Диме свёрток с сегодняшним обедом. Тот возложил несколько кусочков хлеба с вареньем и пару яблок – не густо, но видно и этого должно хватить.

– Повторяй за нами, – шепнула ей на ухо Авелин.

– О Владычица холода, О Владычица смерти! Прими дары, тебе данные, позволь ступить в обитель. Дело наше правое: проводить душу в последний путь. Не будь зла к нам.

Когда смолкли их голоса, ничего вокруг не поменялось. Казалось, обряд не сработал. Но Дима легко ступил на крыльцо, и дверь отворилась, даже не скрипнув петлями.

– Заходите. Дала добро.

Прежде чем они переступили порог, Яромир предупредил тихонько:

«Я подышу пока, не буду рядом. Ты не теряй. Не вынесу здесь находиться, обитель Морены, чтоб её!..»

Элина иного и не ждала.

Внутри оказалось намного уютнее чем снаружи. По крайне мере теплее. Они зашли в прихожую. Здесь висели расшитые гобелены с ликом Богини. Видимо так знакомили с хозяйкой: кто такая, какие подвиги совершила, сколько богатства имела. Другая же комната, куда больше и краше, служила молельней. В самом центре, в углу стояла ещё одна статуя Морены, поменьше и проще, но такая же прекрасно-величественная. Возле ног её пряталась жаровня, а у стен тянулись длинные скамьи. Стойко пахло жжёными травами и еловыми ветками, как будто кто-то совсем недавно размахивал благовониями и плескал эфирное масло.

– Обычно здесь живут несколько восьмибожников, местных служителей храма, но их уже несколько дней нет из-за общего сбора в Братстве. Видно, случилось нечто важное.

Дима прошёл к жаровне и подкинул дров. Затрещало дерево, огонь запылал ярче. Втроём они уселись прямо на полу, подстелив под себя плащи. Из Диминого свертка показались скромные пожитки: остатки тостов, пирог с черёмухой, яблоки и горстка конфет. Авелин хвастливо достала термос с обжигающим язык чаем. Пить им пришлось по очереди, передавая кружку-крышку по кругу. Дима изредка кидал что-нибудь в огонь.

– Классную ты речь сегодня толкнула, – нарушила устоявшуюся тишину Авелин. – Григорий Маркович аж растерялся. Только надо было посильнее давить, совсем ты быстро сдалась.

Элина моментально зарделась, даже мочки ушей заполыхали.

– Давайте не будем об этом, умоляю! Это было так ужасно, я столько наговорила…

– Наоборот всё правильно! Вот где что не так сказала? Наступила прямо им на поджатые хвосты! Ставят себя всегда выше, лучше, такими праведными хотят казаться. На деле нет среди нас лучших. Никто даже разбираться не стал, что случилось и почему. Бельской опять сошло с рук! А одноклассники погрустили денёчек и хватит, других дел полно. И Григорий Маркович со своим: «Зачем забивать голову другими; жизнь продолжается»… Ну нет уж, всё верно им напомнила, ткнула носом.

– Странно от тебя слышать похвалу.

Пришёл черёд Авелин краснеть и тушеваться.

– Кому-то же надо, – пробормотала, отводя взгляд. – А то согласишься ещё с этими…

– Не соглашусь, – Элина уставилась на дикие языки пламени. – Я знаю, что такое терять близких, и никому не пожелаю… Да, с Кириллом мы скорее собачились, чем дружили, но как мне жаль его родных. Хуже всего знать, что мог повлиять, исправить, не допустить, но в тот момент тебя просто не было рядом.

Ребята переглянулись, а она поняла, что опять сболтнула лишнего. Совсем что ли отчаялась? Уже не задумываясь изливает душу.

В тишине храма, от атмосферы или ещё свежих событий в голове всплыли воспоминания о Жене. О похоронах. Тогда тоже лежал снег, хотя была уже середина марта – семнадцатое марта. День, когда жизнь перевернулась. Всем занимался его отец, друзья только скинулись и нашли место на городском кладбище. Элина даже не успела попрощаться в последний раз. Мама заперла её в комнате, могла бы – заколотила окна и приковала к батарее. Но Элина всё равно сбежала. Как иначе, если ощущение чужой крови на руках и холод кожи преследовали и не отпускали. Как иначе, если лучший, единственный, друг просил помощи, страдал, а ты не ответила добротой на доброту, не уберегла.

Кладбище встретило толпой ребят, горько оплакивающих потерю, знакомых и незнакомых лиц. Когда Элина дошла до калитки, деревянный гроб уже скрылся в земле. Стоя там в разношёрстной толпе и видя, как её солнце, её свет навсегда погас, она не чувствовала ничего. В груди словно бездонная дыра на месте сердца. И она стояла там долго, так долго, что люди разошлись, а пальцы перестали сгибаться, и только тогда… Только тогда она рухнула на колени с криком, со слезами, с ненавистью. Била землю, умоляла, просила прощения. Ничего не соображала и даже не помнила, кто затем привёл домой.

– Год назад мой брат пропал, – вдруг признался Дима, и на её удивленный взгляд лишь усмехнулся. – Все об этом знают. Все, кроме тебя. И думаю, мне до последнего хотелось, чтобы хоть один человек в этой проклятой академии не знал и не смотрел с жалостью.

– Тогда зачем?..

– Наверно, понял, что мы похожи.

Элина не могла поверить, что слова впервые помогли, сблизили её с кем-то. Она же всё рушит, портит и ломает. Тем временем Дима продолжал, и даже Авелин не решалась перебивать.

– Во время Осенин мы сбежали в лес. Дэн из нас двоих всегда был самым безбашенным и бесстрашным, стоит чему-то прийти в голову, ему непременно нужно сделать. Мы не собирались заходить далеко, обычная детская шалость, любопытство… Если бы я только мог вернуться в прошлое, если бы мог отговорить, не дать катастрофе случиться. Всё бы отдал, что у меня есть, лишь бы вернуть его.

Он низко опустил голову, и, видя сколько боли, до сих пор не заживших ран хранилось внутри, Элина взяла его за руку.

– Не рассказывай, если так больно вспоминать.

Дима наклонился и устало привалился к её плечу. Это совсем не смутило, хотя должно было бы. Но Элина давно догадывалась, как сильно тот тактилен, а теперь и понимала, что ему просто не хватало родного тепла. Близнецы всегда вместе, всегда рядом, делят жизнь на двоих. А теперь он один, и это наверно до жути страшно. Авелин покосилась поначалу странно, но потом подползла ближе и тоже улеглась Диме прямо на колени.

– Вспоминать нужно. Я не хочу забывать, даже если каждый раз придётся разрывать сердце снова и снова…Просто я так давно не говорил о нём. Ни с кем. Иногда мне становится страшно и воздуха не хватает, стоит подумать, что забыл о наших подвигах, разговорах и шутках. Всё, что осталось у меня –его лицо в зеркалах.

– Вы никогда не были похожи, – не смогла смолчать Авелин.

– Точно, – Дима рассмеялся, – он был ярче. Вечно в синяках, целители уже гнали взашей, стоило пятый раз за день пожаловать к ним на порог. Люди к нему так и тянулись, даже пресловутые «потомки Богов». Но ты, Эля, верно подметила. Они с лёгкостью забывают и живут дальше. В ту ночь лес казался безопасным, и, конечно, ничего похожего на скопища Теней не кружило у костров. Но мы зашли слишком далеко. Хотя даже не перешли барьер, теперь я это знаю. Когда появилась нечисть, Дэн пытался драться, а мне хотелось одного – сбежать. И всё время мы были рядом, плечом к плечу, я отчётливо помню, как сжимал его руку. А потом в один миг тишина и темнота. Один. Сам не вспомню, как добрался до поляны, поднял панику. Севир Илларионович позвал Защитников, но те никого не нашли и предположили, что Дэн либо ушёл за барьер, либо его сцапала нечисть. И всплеснули руками: «Мы здесь не в силах». Не в силах, ха-ха-ха!

Смех вышел истерическим. По Диминым щекам текли слёзы, но он будто и не замечал их. Элине самой стало нестерпимо больно. Она понимала, чувствовала, через что ему пришлось пройти.

– А ты думаешь…он жив? Поэтому вы тогда тоже оказались на озере, да? Искали? Но разве такое возможно?

И опять эти мысленные разговоры на двоих. Дима смог лишь кивнуть, едва ли придя в себя, и Авелин, получив отмашку, поделилась сокровенным.

– Дэн обязан быть живым! Ты же наверняка слышала об особой связи близнецов. Если бы он умер, Дима бы почувствовал – это точно! Помню, как им обоим жуть плохо стало, когда Дэну битой челюсть выбило. Там любому, конечно, стало бы плохо от количества кровищи. Но даже целители пока обследовали, ого-го как удивились: «Никогда такого не встречали в своей практике! Нужно связаться с Братством», – передразнила писклявым голоском. – Поэтому он жив! Но…мы же не совсем сошли с ума. Бегать по лесу, ладно бы огромному, но ещё и полному Теней, надеясь найти иголку в стоге сена. Мы знали, что искали и где. Дима знал, чувствовал, как радар. Но кто же мог предвидеть, что барьер рухнет. Нечисть посыпалась скопом, и нам пришлось возвращаться. А там ты и эти два придурка.

– Но разве это не опасно? Мы заблудились так, что сами не пойми как оказались у озера, а вы всё это специально?

– Я же говорю: твои спутники два придурка. Выбирай нас, и поймёшь, что от нечисти проще бежать, чем драться.

– Ладно, ладно, – Элина до конца жизни будет воспевать храбрость и самоотверженность Демьяна с Северианом, потому решила быстро сменить тему. – Что же вы будете делать дальше? Осенины давно прошли, а тот лес сейчас наверно под семью замками, кишит Хранителями Пути.

– Это и проблема, – откликнулся Дима, раскрасневшийся и опухший. – Либо Сниж-юза, либо целый Путевик. Пособия ни за что не хватит, даже если копить все пять лет. Но я не собираюсь опять ждать. Не после того как так близко и так чётко услышал Дениса. Мы сами проберёмся туда.

– Как?

– Я лично видел, как Сильвия Львовна уходит на ту сторону. Она особо не скрывается. Нам надо только понять, как ей удаётся обходить барьер и его защиты. Или же подгадать момент.

***

– Кажется, сегодня Вы выглядите веселее. Меня это радует. После для всех столь неожиданной потери, я, честно говоря, начал бояться, что вы нескоро оправитесь.

Элина сама забежала к Севиру после ужина. Такое случалось всё чаще и чаще. В этом крохотном кабинете её слушали, с ней говорили и как будто заботились. К хорошему быстро привыкаешь, известный факт, и она сама не заметила, как стала приходить уже не раз в неделю, а три, как чая стало в два раза больше, а на столике появилась её личная чашка.

– Я не забыла о Кирилле и не собираюсь, – слова Димы так и звучали в ушах. – Но поговорив с ребятами, мне стало легче. Может и правда, что потерянные к потерянным тянутся? Хотя если бы не задание от Григория Марковича, кто знает, было ли это всё.

– Это тот, что у неключимых ещё успевает работать? Шанский, кажется? И чему же он вас учит?

Похоже, во всём консервативный, Севир недолюбливал молодого преподавателя с открытыми взглядами и новыми методиками. Элине показалось это забавным – как легко слетал нейтралитет.

– Вы ведь знаете эти противные зеркала с «здесь вас слышат»? Нам надо было выйти и поговорить с одним таким. Хотя на деле диалог получался как раз таки с Григорием Марковичем.

Она замолчала, абсолютно не желая делиться пережитым позором. Но Севир выжидающе смотрел своим фирменным взглядом, буквально значащим: «Говорите, я жду», и выбора-то особо не оставалось.

– Ну, я и поговорила. О Кирилле. О том, как все быстро отпустили и забыли. Как наши миры похожи. Они, в общем, не оценили.

– Конечно, не оценили. Кому в радость, когда уличают в грехах, тем более публично, – позволил себе усмехнуться. – Но вы поступили правильно. Иногда людям необходимо получить пощёчину, чтобы заметить последствия собственных деяний. Не представляете, скольких бед могли бы избежать.

– Да только боюсь, что теперь я стану врагом номер один. Как бы ни пришли они по мою душу где-нибудь в тёмном уголку академии.

– Когда совершается благое дело, разве важно, что думают другие? Уверен, каждому благодетельному человеку в начале пути твердили: «Нужна тебе эта ерунда? Ищи выгоду для себя», – язвительные слова удивительно походили на кредо Григория Марковича. – Но не будем об этом. Вы, кажется, говорили, что ходили в храм? Каюсь, встречи с Богами устраивают первоклассникам в первую же неделю, а с Вами у нас уже который раз всё идёт не так как нужно. Лишь позвольте полюбопытствовать…получили ли ответ?

«Ага, от Морены, конечно» – даже Яромир явился от такого заявления.

«А ведь правда, если бы зашла к тебе, получилось ли что-то?»

«Кто знает»

– Мы посетили лишь Морену. И я сильно сомневаюсь, что она бы оказалась моей прародительницей. Всё же я созидательница.

Севир откинулся на кресле и скрылся за чайной чашкой. Прежде чем Элина смогла разгадать его молчание, тот вдруг поучительным тоном ответил:

– И такое возможно, если в роду смешалось две силы, два благословения. В этом случае уповают на мудрость Богов. Хотя на моей памяти случалось такое нечасто. Всё же Рода стремятся не мешать кровь.

Элине вспомнился союз Лили и Севериана. Интересно, что же стало причиной? Если Назар Игнатьевич так, по разговорам, боялся утерять силы и посрамить Бога-предка – зачем идти против многовековых устоев?

– Но у Морены мы с Димой и Авелин поминали не только Кирилла, – Элина не знала, зачем делилась и этим тоже.

– Да. Не первый год Академия теряет учеников, – помолчав, Севир сцепил руки в замок и заглянул ей в глаза. – Хотел бы я сказать, что так не должно быть. Но люди умирают. И умирают внезапно. Ещё пару десятков лет назад у школ были личные кладбища. У Братств и Гильдий до сих пор они есть – никакой Бог не защитит от глупости и самоуверенности, от болезни и страсти.

– Но что с ним случилось? Он ведь не мог выжить.

– Не в привычном нам понимании. Он мог заблудиться. А мог стать нечистым. Но те – лишь кривое отражение реальных людей. Мало кто остаётся разумен, а чтобы помнить себя – почти нереально.

– Но ведь возможно. Как Мороз, например.

Одно упоминание заставило его скривиться. После Осеннин Севир расспрашивал её обо всём на свете: о барьере, о Тенях, о Хранителях Пути. Но только не о недо-проводнике, вдруг подобревшем мертвеце.

– А кто знает, каким был при жизни?

– Вы не помните?

Столь простой, бесхитростный вопрос вызвал смешок.

– Если честно, даже моя память подводит. В конце концов он был ещё совсем ребёнком. А меня волновали совсем иные дела.

Страшно представить, что стало бы с книгочеями от таких слов. Они ведь молились на Присных Талей, верили всему сказанному. А получалось вот как.

– Хотя нельзя не упомянуть его силу, уже тогда поражавшую. Неудивительно, как теперь легко подчиняет себе и полунощь, и скарядие, уничтожает барьеры.

Элина встрепенулась. Неужели речь о том самом?..

– Всё-таки это он сломал барьер на озере?

Севир отчего-то отвел взгляд, но ответил, понизив голос до шёпота:

– Мне не стоит распространяться о таком. Но это не первый рухнувший барьер. После Осеннин будто чума пошла. Один за одним, один за одним. Защита стала ослабевать. А чьих это рук – хотел бы я сам знать. Мороз ли? А вдруг кто более могущественный и опасный?

На ум пришёл лишь один «человек». Но возможно ли это?

Глава 16. «Двое как один» (День равноденствия)

Грозовое Чернолесье пестрило красками в преддверии праздника. Даже в маленьком подлеске вдали от деревни им то и дело встречались цветные ленты на ветвях да солнечные колёса, ловящие блики и выжигающие траву. В эти дни, дни Великого пиршества, все шесть княжеств обязались поддерживать мир на священных землях. Балий, волхв и защитник озерного городка, неустанно твердил, что кровопролития и склоки сломят мирозданье. Но разве не хуже собрать две извечно враждующие стороны вместе и обязать их спрятать оружие?

– Не покидает меня дурное предчувствие. Эти оковы что настоящие цепи. Коли случись чего, без сил я что птица без крыльев.

Яромир склонился над водной гладью и заглянул в искажённое отражение с намерением узреть каменистое дно, а не своё бледное лицо. На руках поблескивали медные браслеты, неказистые и увесистые. Далемир тоже замер рядом, прислушиваясь к плеску воды да хрусту веток позади.

– Тятя всегда прав. Меч везде к месту…да только и его унесли.

– Слышал, ты и без того горазд, – пожурил якобы строго. – Злил бы южан, ладно, но со Златоданом-то зачем на кулаках дрался? Знаешь, что уже о нас поговаривают?

– Так не я начал! Басалай этот заслужил урок от старшего! Похуже нашего Витамира будет: он может за языком и не следит, зато на порку не нарывается. Знает, кто сильнее.

– Это ты подожди. Вырастет, весь в тебя пойдёт, почитай тогда и отомстит за все тумаки.

– Сначала пусть Отречение переживёт.

Стоило заслышать приближение шагов, двое тут же сорвались с места. Для более сотни гостей городок сделался крохотным – невольно все пересекались меж собою. Им, привыкшим к уединённости Белой Вершины, и того хотелось выть и лезть на стены.

– Быстрее бы вернуться домой, – устало вздохнул Далемир, заложив руки за голову, – там сейчас столько дел. Да я бы даже на варган пошёл с Молчаном! Всяко толку больше, чем здесь стаптывать сапоги от безделья.

– Знаю я тебя. Сейчас так говоришь, а как переступишь ворота – днём с огнём не сыщешь, убежишь на колдобину с мальцами.

– А вот и нет. Я исправлюсь. Буду ценить родные просторы, и даже к одноногой старухе заходить по первой просьбе!

– Не будешь теперь смеяться надо мной?

– Не буду, о властитель мой, – каким бы угнетённым ни был настрой, Далемир своего не упустит. – Лишь бы никогда больше не видеть этих мест. Одного раза предостаточно.

Позади раздались девичьи голоса, и оба, обернувшись, заметили, как на их прежнем месте устроилась разношёрстная группка, состоящая из местных и приезжих.

– Ещё и тятя велел держаться ближе к своими. Несусветная скука!

– Не знаю, что у него на уме, – Яромир улёгся на нагретый солнцем валун и, прикрыв ладонью глаза, уставился в синее небо. – Как приехали, смурной и вечно настороже. Словно мне опять десять, мы здесь впервые без матушки, и каждый южанин – кровный враг.

Далемир, скинув сапоги, лёг рядом, повернулся к нему лицо и долго молчал, о чём-то напряжённо думая.

– Что?

– Я его понимаю, – ответил честно. – Каждый год возвращаться на место, где убили любимую, смотреть в глаза заклятым врагам, и ничего не делать…Настоящая пытка. Представь, если б он в пляс пустился да мед пить стал.

– Я бы уверовал, что рассудка лишился. Далеко ему до Буреслава.

Далемир, наконец, рассмеялся и, отпустив раздумья, принялся вспоминать, как дядя привлекал внимание южан своими выходками. Даже Балий уже прятался, стоило чуть завидеть, ведь Буреслав заставлял и его присоединяться к гуляниям со словами: «Гостям нельзя отказывать!».

– Что стало бы с Вершиной, родись он первым?

– Нищета и голод. Зато всегда бы в корчме наливали выпить, – без прикрас заключил Яромир.

– Заживём, так заживём, когда ты станешь Князем, – начал с поддёвкой: – всем читать грамоту, честно торговать и закончить войны миром.

– Уже звучит мудро. А что же ты тогда? Всем раздашь мечи, соберёшь дружину и пойдёшь завоевывать новые земли?

– Ах, так значит?

– Да, так…

Не успел договорить, прикрывая улыбку, как Далемир привстал и ткнул локтем в бок. Яромир в долгу не остался, и вот уже, сцепившись, они катались по твёрдому камню. Крики должна была услыхать вся округа. Сначала и правда старались ущипнуть побольнее, а, чуть выдохшись, перешли на щекотку – оба её терпеть не могли.

– Всё, всё, хватит! Пощади! Дышать уже не могу!

– Ты первым начал.

Яромир напоследок щипнул где-то под ребрами и повалился рядом, сам пытаясь отдышаться. Они молча вглядывались в проплывающие мимо облака, вслушивались в редкий плеск воды, стрёкот сверчков и чужие голоса вдалеке. Ежели смотреть так, взять лишь сегодня, взять озеро, их двоих и знойное лето – было даже хорошо. Прошлые разы, все те годы, что Яромир оставался здесь один, мог ли он представить, что однажды допустит столь ужасную мысль?

– Осталось чуть-чуть, – Далемир будто подслушал, о чём думал. – Сегодняшней ночью пройдёт обряд, а тятя, как все, ждать не будет, и мы спозаранку поскачем домой.

– Жаль тебя не будет на гуляньях, – пробормотал невпопад.

– Ежели не послушался бы, тятя ни за что не взял бы с вами. Хотя знаешь…

Яромир напрягся, подтянулся и в ожидании уставился на Далемира. Слишком хорошо знаком ему был этот лисий взгляд. Верно задумал чего неладного.

– Давай поспорим.

– Начинается…

– Поспорим на то, что я проберусь к вам на берег.

– Думаешь, отец осталбень такой? Зря что ли Громолу с собою вёз да Войко? Сразу твоим обещаньям не поверил, вот и приставит следить…

– Давай же поспорим, – перебил, донельзя довольный.

– На что?

У того явно уже что-то было на уме, но как же для верности и не выждать момента, и не помучить любопытством. Яромир перестал попадаться в эту ловушку и потому смолчал.

– Если я выиграю, ты будешь должен пригласить на танец Чёрную жемчужину южан.

Такого он точно не ожидал. Почему всякий раз безумные идею посещали именно эту конкретную голову, а страдать и отдуваться – ему?

– Да меня убьют, только рядом покажусь!

– А чего это ты сразу пораженье принимаешь?

Яромир ни за что бы не сознался, но в любом споре с Далемиром у него не было и шанса. Тот словно с рождения поймал удачу за хвост, и вовсю пользовался этим. Из людей, хорошо знавших его, никто больше сделки не заключал. Один Яромир, понимая, что для брата, это сродни дыханию или же каждодневным боям, соглашался и неизменно проигрывал. Не перечесть сколько всего постыдного ему пришлось сделать. Ежели отец прознал бы, повесил обоих на позорном столбе.

– А если выиграю я, чего не случалось уже много-много лет, то?..

Далемир вновь призадумался.

– То я подойду к Проклятой Вдове и приглашу к нам погостить.

– Идеи всё хуже и хуже, – стоило представить такое, и захотелось самому молить о пощаде.

– Зато теперь стало интересно, так ведь?

Яромир наклонился, чтобы вытащить травинки из чужих волос. Пока вдвоём крутились, собрали всю лежавшую грязь. Далемир же подумал, что он разозлился, и замолчал, пытливо глядя чёрными глазами. Затем и вовсе отнял ладонь, перебирающую пряди и поднёс к лицу, рассматривая золотое кольцо с рубином – перешедшее наследство и будущий статус.

– Если что-то не устраивает, всегда можешь отказать мне. И приказать не заводить споров.

Яромир прикрыл на мгновение глаза, едва справляясь с волной раздражения, попытался выдернуть руку, но Далемир крепко вцепился пальцами.

– Когда ты наконец поймёшь, что мы равные? Что мне ещё сделать? Кольцо такое же выковать? Да хочешь и его забирай.

– Не надо, – единственное, что ответил.

– Тогда зачем каждый раз начинаешь это?

Далемир промолчал, лишь огладил мелкие ссадины, усеявшие кожу не хуже веснушек. Но Яромир не собирался и пальцем шевелить, пока не вернёт себе душевное спокойствие.

– Просто нравится тебя злить. Не буду больше вспоминать запрещённые темы, только прекращай уже смотреть так.

Конечно, он ему не верил. Лишь ещё раз убедился в своей абсолютной мягкотелости.

***

Ближе к сумеркам все собрались на берегу озера. Костры горели столь высоко, столь ярко, что ночь показалась бы днём. Народ медленно сгущался, все как один обрядились в белые в пол рубахи. Так отражался главный смысл – они едины, они равны, и перед взорами Богов не упрячут свои души. Сегодня разговоры будут о мире и благости, о защите и щедрости, а стоит завтра пропеть первому петуху – вернутся к прежнему. К ненависти.

Озеро игриво пело, но за хором голосов никто не внимал ему. Однако, стоило из за деревьев выплыть фигуре Балия, дымчатой и неясной, как сразу сделалось тихо. За ним нестройным рядом шагали Великие Князья, в глиняных чашах несущие огонь, и Великие Княгини, несущие воду.

– Зоря уходит. Пора начинать.

Они встали лицами к собравшимся, позади пылал костёр, и фигуры их словно сияли. Балий распростёр руки, обвёл каждого взглядом, а, когда затихли даже птицы, заговорил:

– Как когда-то давно возле этого озера собирались наши предки, так и мы сейчас стоим здесь под взорами Богов. Они смотрят на нас, и что видят? Кровопролитья, ненависть и вражду? Но все мы были созданы из одной воды и из одного огня. Все мы братья, и все мы сестры. Так давайте подарим друг другу благодушие, а могучим Богам расскажем о мире…

И когда огонь и вода соединились вместе, костёр позади Балия разгорелся с новой силой: затрещали дрова и посыпались искры. Люди не сдержали восторга, крики их завершили обряд с почитанием и одержимостью. На памяти Яромира это первый раз, когда Боги давали ответ. Все видели в этом добрый знак, хотя ежели вдуматься, так ли это на самом деле? Именно сегодня они решили явить себя, но все годы до этого молчали, и ничего не случалось страшного. Почти. Хотелось верить, что Яромир видит то, чего нет.

Задумавшись, он упустил начало гуляний. Разбежавшись кто куда, стар и млад веселились от души. Прыгали через костры, водили хороводы, запевали песни.

– Яромир, – помахали ладонью перед самым лицом, – ты вообще с нами?

– Задумался немного.

– Меньше надо думать. Для всех то благо, для тебя же хворь. Бери пример со Златодана.

Родогор захохотал, заразив и других княжичей и княжон. Яромир поддержал веселье, хотя сам и не чувствовал его.

– Смотри, как бы не получил за такие слова. Толки ходят разные.

– Не о том волнуешься, – к ним ближе подошёл Светослав, старший из княжичей Сланого Дола. – Родогор у нас мужчина видный, на такого рука не поднимется. Из всех собравшихся тот с радостью кинулся бы лишь на твоего братца. Но раз его нет, остаёшься ты.

– Я ему дорогу не переходил, с какой стати?..

– А Златодана такое не волнует. Подозреваю, вы для него что один человек, особенно если вспомнить Шерт.

Много люди судачили о его юношеской горячности, глупости и обречённости. Не могли поверить, что сделано было от сердца, и пытались искать там ум и жадность. Обвиняли Далемира, что зачаровал их, лишь бы стать хозяином Вершины, обвиняли отца в том, что нарушил Род и принял чужого, обвиняли его…

Родогор приобнял за шею, в который раз отгоняя дурные мысли, и спросил:

– К слову, что-то огуряла твоего не видать.

– Отец запретил ему являться.

– Что успел натворить на этот раз? – со знанием дела спросил Светослав, пока следил за сестрой, устроившейся на берегу с другими южанами.

– Ничего, – получив два сомневающихся взгляда, повторил. – Ничего, правда. Не знаю, что у отца в мыслях, но ежели бы Далемир не согласился, его бы и в этом году не взяли.

– Яблоко от яблони, – хмыкнул Родогор. – Что отец, что сын – две загадки.

– Пропустит самое интересное. Но ему даже полезно будет…

Светослав ушёл, завлечённый плясками и соревнованием «кто краше прыгнет через костёр». К Родогору подлетело несколько девчушек, зовя на подмогу – нужен был сильный молодец, что одним махом скатит огненное колесо в озеро. Конечно, не мог он противиться. Так Яромир остался без друзей и, не решаясь пока присоединиться, отошёл в тень.

– Коли собрался всю ночь тут простоять, я тебе не помощник.

Чужие ладони схватили за плечи и запрокинули назад. Ежели Яромир не признал бы родной голос, давно отшатнулся и разразился бранью. Но Далемир не иначе как чудом исполнил свою проказу и теперь крепкими руками удерживал на весу, довольно смотря в ошарашенное лицо.

– Как ты это делаешь?..

– Я ведь мастер. Но такому ремеслу нельзя обучить, лишь иметь дар.

– Значит, прислужники не удержали? А отец, как же не видел тебя? Он…

– Кажется, жара плохо влияет на твой светлый ум, – Далемир захохотал и поднял его обратно. – Обвести кого-то вокруг пальца для меня ерунда. А тятя ушёл сразу, стоило обряду кончиться.

– Не боишься, ежели увидит?

– А что ежели и увидит? Поздно уж думать. Слово сдержал, а впереди твой черёд.

Яромир в отличии от брата не отличался радостью, и будь возможным сбежал бы сейчас куда подальше. Далемир, словно чувствуя это, назло указал на сгрудившихся у берега девиц, плетущих венки из цветов и отправляющих те плавать в озеро. Среди них легко заметить двух княжон – Ведану и Морену. Одна, прозванная Чёрной жемчужиной, была юна и нежна, румяная кожа ловила свет огня, а чёрные волосы разметались по плечам. В кругу таких же весёлых девчушек, она много смеялась и много ребячилась, притягивая чужие взоры, и невольно вызывала улыбку своей буйной красой и живостью. Вторую же не зря за глаза называли Проклятой вдовой, ведь уже третий княжич Утёса вернулся в землю, а она – в отцовый дом в Польной Мари. Бледная и неприкаянная Морена сидела рядом, не слушала щебетания девичьих мечтаний и наблюдала за собравшимися гостями бесцветными глазами. Как заблудшая душа, как живой мертвец. Скорбь навсегда исказила прекрасное лицо. С нею никто не хотел пересечься ненароком, а ежели какой смельчак и подходил, то хватало взмаха руки, чтобы улетал как можно дальше.

– Далемир, – протянул, сам не зная, чего желая: то ли поддержки, то ли милости.

– Не говори, что испугался девчонки и хочешь отказаться. Это ведь легкота! Намного проще, чем всё то, чего я тебе до этого загадывал.

– Да я б ещё раз лучше со старухой поле косил! Или горланил на площади частушки!

– Братец, братец, – хлопнули его по спине. – Ну не как маленького же тебя вести. Впрочем, ежели не хочешь, придётся дать наказание за нарушение законов спора…

Намёк понятный как день: сейчас придумает такое, что точно во сто крат хуже и мучительнее. Далемир горазд на всякое, и едва ли у кого-то хватало смелости перечить. Для него исключений не будет.

– Добро, добро. Прибереги угрозы. И с чего все думают, что ты меня любишь? Я лишь главное развлечение от скуки. Знали бы, чего ради подставляет, позабыли бы и о побратимстве, и о Шерт…

– Иди уже, раз сдюжил.

Не подействовало. Далемир не изменился в лице, слова совсем не задели, и деваться отныне было некуда. Яромир решительно зашагал к берегу. Пересёкся взглядом с Родогором. Тот смотрел с подозрением, а, заметив безуспешно прятавшегося в тени Далемира, и вовсе захотел подойти, но не смог выпутаться из хоровода. Наверно, к лучшему.

Его приближение не укрылось от внимания девушек, и ещё издали слышны стали их щебетание и смех. Лишь одна одарила ледяным взглядом и выступила навстречу, ограждая, не давая подойти.

– Ты сторону не попутал, княжонок?

Встретиться лицом к лицу с Мореной оказалось столь же опасным, как и с любой нечистью. Хоть не было в ней много силы, но зато власти и воли не занимать. Яромир едва не попятился, проклиная себя горемыку и непутёвого братца.

– Я знаю, где я. Но пришёл не к тебе. Мне нужна Ведана.

Морена обернулась. Поднявшийся было шум стих. Видно даже на своих с лёгкостью наведёт страха.

– И зачем же? Не припомню я, чтобы вас что-то связывало.

– Хочу позвать на танцы.

Уже во второй раз это вызвало бурную волну шёпота. Морена, наоборот, злилась лишь сильнее, не находя в смелости, ею видимой как наглость, ничего достойного.

– С чего это ты, избегающий нас как огня, вдруг решил заделаться добрым молодцем? Княжич Вершины забыл о ненависти?

– Мой брат предложил проявить дружелюбие, а я послушал его. Всё просто.

– Брат? – в одном слове она уместила море ехидства. – Тот, о чьих подвигах судачат и ваши, и наши? Давеча мне казалось, он похож на тебя во всём, но видно ошиблась. Он значится мудрей и разумней.

Яромир невольно оглянулся, найдя Далемира на том же месте, взирающего со странным недовольством – хотел ли поскорее покончить со спором или же узнать о чём ведутся разговоры, не ясно. Морена перехватила этот взгляд. Но тогда из круга тел, наконец, выступила та, что и была нужна ему.

– Правда это? – сходу спросила Ведана. – Правда, что меня ищешь? Аль очередные шутки?

– Я с тобою честен, княжна.

Он протянул ладонь, намереваясь прождать сколько придётся, но Ведана оказалась намного сговорчивее сестры. Белая ладонь легла в его, крепко сжимая, а искренняя улыбка и вовсе обескуражила, заставив потеряться в мыслях.

– Пойдём же, пока не поднялась Зоря.

Яромир кивнул, не доверяя словам, и повёл её к одному из костров, где кружили воедино фигуры. Дым и искры не смущали, и подобно мотылькам они поддались дыханию природы, дарили жар своих тел, жизни Богам. Народ приветствовал их дружно и задорно, принимая как родных, и совсем скоро мирское осталось позади, пусть и всего-то на этот краткий миг.

– И всё-таки ты умеешь веселиться?

В момент передышки обратилась к нему Ведана. Лоб и щёки её горели румянцем, а цветочный венок сполз набок. Должно быть, оттого улыбка и показалась даже ярче, даже прекрасней чем до этого.

– Как и ты. Кто же знал, что среди Княжон юга есть не злые и не кусающиеся.

–Уверен? Зубы у меня крепкие, – в подтверждение укусила его за палец.

Яромир, совсем не ожидавший такого, глупо хохотнул. Кто мог знать, что Чёрная жемчужина –обычная девушка, как и он, из плоти и крови. Не впервые задумывался, каким бы был мир ежели вражде севера и юга пришёл конец. Балий много рассказывал сказок о прекрасных просторах и беззаботных жизнях, не знавших боли, крови и страха, но… это всего лишь сказки.

– Поэтому я едва не повернул назад, прежде чем подойти.

– Правда? А так казалось, что сестрица тебе нипочём.

– Не знал, чего ждать от неё. Многого о вас толкуют, разного.

Ведана махнула руками, уловив намёк, и посмотрела прямо, не скрываясь, так что искры в чёрных глазах заворожили Яромира, напомнив о Далемире, когда тот решался на долгие разговоры и постыдные откровения. Вспомнив о нём, Яромир в который раз уже оглянулся.

И тут его обуял ужас. Далемир стоял не один. Морена. Что ей надо?

– Слыхала, да. Особенно от твоих слыхала. Дома жилось хорошо, но такого забавного о близких не узнала быникогда. И нечисть за собою водим, и Богов не почитаем, силы тратим, и тайные обряды совершаем, замышляем как бы напасть на северян и сделать им худо.

– Лучше ждать худшего, – ему не было стыдно. Он знал, на что способен «добродушный» юг.

Яромир всё искал удобный случай сбежать, но Ведану похоже задели его слова.

– Мы равны, разве не об этом сегодняшняя ночь? Почему же вы всё равно ставите себя выше, добрейшими людьми в глазах Богов делаете?

– Не северяне убили мою мать, – в другой раз он такого не сказал бы.

Ведана уже приоткрыла рот, чтобы со всей пылкостью ответить, но тут меж ними вклинилась Морена. Яромир возрадовался, но ненадолго – заметил Далемира, понурого и задумчивого.

– Хватит с тебя танцев. Отец наказал уйти до рассвета.

– Но ещё ведь!..

– Спасибо за компанию и разговоры, – успел бросить мимоходом, прежде чем совершенно невежливо сорваться от них прочь.

Ничего вокруг больше не волновало его, ни костры, ни фигуры в белом, ни радость. Что-то случилось, он чувствовал это, но не понимал что, и от того неприятное скребло внутри, подначивало двигаться быстрее, успеть… Но куда? Но зачем? Далемир стоял под берёзой, там же где и был, и на первый взгляд казалось, ничего не случилось. Только вот присмотревшись, легко понять – растерял всякую дурашливость и игривость. Глазами не видел ничего перед собой, а крепко сжатые вместе пальцы предупреждали об умственных терзаниях.

– Зачем она подходила? Что успела наговорить? – сходу напал с вопросами. – Далемир, посмотри на меня, не молчи.

Только когда Яромир двумя руками обхватил его ладони и боднул лбом в плечо, так по-детски им привычно, тот очнулся.

– Что Морена от тебя хотела?

– Почём мне знать?

– Я видел, как ты с нею разговаривал.

– Глупость всякую нёс. Неважно то, не бери в голову.

– Не скажешь, значит.

Если бы княжны не ушли, Яромир бы подошёл к ним ещё раз, но не боялся бы и не стыдился больше, а со всей прямотой и злостью приказал не лезть, куда не следует и даже пальцем не касаться того, что принадлежит ему. Далемир упёртый. Прошли те времена, когда он жаловался и нуждался в защите, но Яромир всегда будет ответственен за него, будет старшим братом.

Недолго они простояли в молчании. Похоже, отцу доложили о сбежавшем пленнике, и тот сорвался обратно на ненавистный им праздник только для того, чтобы надрать сыновьям уши. С Далемира тут же спала вся задумчивость и хандра и, если бы то не было опасно для жизни, он бы попытался наглым образом сбежать.

– Тятя, тятя, послушай!..

Мольбы не спасли, и с позором обоих увели в городок. Одними подзатыльниками и руганью дело не обойдётся, но то дома. Рассвет им придётся встречать взаперти, довольствуясь криками с озера. Прежде чем уйти и захлопнуть дверь, отец подозвал Яромира к себе и вывел на порог.

– Его кто-нибудь видел?

– Должны были. Он не скрывался.

Что-то точно во всём этом было неладное. Незнание выводило из себя, но как получить ответы – очередная загадка. Редко удавалось застать отца в таком раздрае. Морщины изрезали лоб, а жилистая рука приглаживала бороду. Он собирался уже уйти, но Яромир впервые захотел быть с ним откровенным и честным.

– Ещё с ним говорила Морена. О чём именно – молчит, я пытался вызнать, но ничего. Сам не свой стал.

Уловил, как отец на мгновение прикрыл глаза и сжал челюсть.

– Что всё это значит?

– Тебе лучше не знать, – сказал, как отрезал.

Но Яромир хотел, ему надо было, и потому схватил чужую руку в глупой попытке остановить. Отец ожидаемо разозлился и оттолкнул его, закончив угрожающим:

– В избу.

Попытка отстоять себя не увенчалась успехом. Засов с грохотом закрыли с той стороны. Остатки ночи Яромир провёл на голом полу подле брата. Далемир отгонял сон болтовнёй. Но Яромир едва слушал, лишь крепко стиснул чужую ладонь, смотрел в родное лицо и впервые столь сильный страх обуял его. Страх, что ни одной клятве не связать их навеки. Страх, что когда-то не то смерть, не то жизнь разлучит их.

Глава 17. «Снежная лига»

В честь скорого праздника и, как следствие, бала, Виолетта Демидовна решила устроить мастер-класс по танцам. Она была убеждена, что если ученики опозорятся перед гостями, это навсегда останется на её совести, и не достойна она будет должности преподавателя искусств. Поэтому в обязательном порядке были собраны два класса – первый и второй, наскоро представлены друг другу и перемешаны в группы. Одни, кто умел хотя бы вести вальс, стали учителями, а другие, кто ничего не умел, их подопытными.

Поначалу Элина хотела наврать и пойти по лёгкому пути. Кто вообще в здравом уме горел желанием битых два часа втолковывать что-то ребятам, совершенно не заинтересованным? И ведь план почти удался. Всё шло хорошо до тех пор, пока не начались пробы, и Виолетта Демидовна приметила её навыки на обходе.

Так Элина и оказалась в роли учителя. К тому же и группу она выбрала отменную – своих любимых потерянных. Авелин и Диму почему-то все обходили стороной и старательно делали вид, что их не существует. Может, оно и к лучшему?

– Честное слово, только ты могла к нам подойти, – сходу начала Авелин, закатив глаза.

– Не вижу радости, – медленно, но Элина училась отвечать на подколки. – Или вы вообще не собираетесь на бал?

– Бал, бал, бал! Все только о нём и говорят. Это же обычная новогодняя дискотека! А шуму будто светский раут, где всех переженят!

– Значит, не идёшь?

– Идёт, – ответил за ту Дима. – А злится, потому что все давно с парами, а ей никто ни разу не признался.

– Оно мне не надо! – взбеленилась Авелин, готовая вот-вот сесть на пол и начать протесты.

– Конечно, конечно. Не поэтому ли ты прожигала меня взглядом всю неделю и играла в молчанку, м?

– Ты выбрал худшую девчонку из возможных! Мало того, что старше на целых четыре года, из рода мерзких восьмибожников, так ещё и сумасшедшую.

– На три, мне вообще-то шестнадцать уже. И Аврора не сумасшедшая, просто чудаковатая…

– Особенно после того, как согласилась, ещё бы!

Пока дело не запахло жаренным, Элина вмешалась, пытаясь примирить вновь.

– Ну хватит, хватит. Меня вот тоже никто не приглашал, да я и идти не собиралась даже. Сами говорите, что бал ерунда, а потом так печётесь кто, кого и как туда зовёт.

Двое неожиданно замолкли и переглянулись с одинаково недоверчивым выражением.

– Смеёшься, да? Ты и без пары, и ты никуда не идёшь? А как же табун из парней, что вечно крутятся рядом? С Доманским у вас какие-то тайные встречи, Аврелий пускает за кулисы, Измагард, ладно, не в счёт, но а эти старшеклассники? Как это все они смогли устоять перед мягким сердечком и оленьими глазами?

Авелин говорила со всей серьёзностью, и это окончательно добило Элину – она громко засмеялась. Надо же такое выдумать! За кого вообще её принимают?

– Не знаю, что вы успели надумать, но разочарую: ни с кем я не общаюсь, и никто меня никуда не зовёт. Тем более на бал! Кто вообще в здравом уме станет? Я видела себя в зеркале: точно не идеал, не эталон и вообще на роль красавицы не гожусь.

Они всё ещё как будто сомневались и не хотели ей верить.

– Не всем важна красота, знаешь? «Влюбляются не в лица, не в фигуры». Барби с обложек едва ли чего-то стоят, если в них нет характера и ума.

– Тем более! Ни того, ни другого у меня не имеется.

Поняв, что разговор зашёл куда-то не туда, и от её рефлексии ребятам неловко, она нарочито радостно и легкомысленно воскликнула, хлопнув в ладоши:

– Ладно, давайте начнём. Вы вообще знакомы с бальными танцами? Может уже был опыт или?..

– Нет, – получил единогласный ответ.

Это всё усложняло. Сначала, Элина постаралась на словах объяснить главные принципы, основы основ, но попытка, похоже, имела сомнительный успех – двое бездумно уставились, хлопая ресницами. Не быть ей учителем – кто вообще разобрал бы запинающуюся, усложнённую и перескакивающую с темы на тему речь? Поэтому Элина решила показывать всё на практике – им и ей легче.

– Вальс считается одним из простейших танцев, главное никуда не врезаться и следить за ногами. Хотя это зависит в большей степени от того, кто ведёт, но да ладно…Начинать нужно с вашей стойки: спину прямо, руки вот так, – показала сначала Диме, потом Авелин. – Такт «раз-два-три», думаю, вам знаком? Уже что-то, хорошо. Чтобы начать шаги, лучше представьте на полу квадрат и как бы наступайте на его углы. Давайте попробуем.

По глупости она поставила их вместе и собиралась стоять в стороне, советуя лишь что да как сделать. Но уже с первого кривого шага поняла – страдания только начинаются.

Музыка в зале крутилась на повторе, сменившись, дай Боги, раза три, и потому от Шуберта не только разболелась голова, но и появилось навязчивое желание разбить граммофон вместе с пластинкой.

С Димой шло у них пусть медленно, но гладко: он постоянно смотрел под ноги, зато держался уверенно, и ошибался, только если Элина начинала болтать. Старался, и видно всё для той особой девушки. Авелин же…Была типичной Авелин: энтузиазмом не горела и лишь забавлялась. Из-за того, что Элине пришлось взять на себя непривычную роль ведущего, шутки и подначки так и сыпались с двух сторон.

– Что-то мой партнёр не удался. Ему не хватает мужественности, – озорная улыбка сияла на лице, – Может, нам следует поменяться?

Та вдруг перехватила её руки и в самом деле заняла позицию ведущего. Элина закатила глаза, ища успокоения.

– Ну а что? Почему я не могу быть главной? Почему обязательно кому-то подчиняться?

– Потому что мужчина ведёт, а женщина следует за ним. Такие правила.

– И кто их выдумал? Глупое общество! Вот захочу и буду так делать, и что?

Сразу видено человека, не выросшего на глазах у кучи людей и не имеющего понятия, как отхождение от общепринятого даже, казалось бы, в мелочах, раз и навсегда способно загубить не только карьеру и авторитет, но и всю оставшуюся жизнь.

– Ничего, будет лишь молчаливое порицание. Ты, конечно, можешь сделать это где угодно, но только не на светских вечерах и официальных мероприятиях. А бал, думаю, как раз к этому и относится. Хотя возможно, раз в этом мире пытаются ценить индивидуальность и самобытность, такое допускают.

– Мне кажется или звучит так, словно ты не против учить и меня «мужским вещам»?

– Ладно-ладно, – сдалась, не желая спорить, – но с условием, что и про «женские вещи» не забудешь… А ведь мы просто говорили о танцах!

И вот когда Виолетта Демидовна совершала свой последний обход, их труды были оценены по достоинству. Авелин и Дима отлично справились, пусть и совсем не сочетались как пара ни внешне, ни тем более внутренне.

Похвала, смех и болтовня доносились со всех сторон, и на доброй ноте занятие готово было вот-вот закончиться, как Виолетта Демидовна вдруг вернулась на сцену:

– Мои дорогие, хочу ещё раз сказать, какие вы все молодцы! Что в ученических буднях может быть лучше, чем танцы, веселье и дни, наполненные любовью к другим и к себе! Давайте последний раз закрепим результат, проведём, так сказать, пробный бал – всего один танец. Приглашайте друг друга, покажите всё, чему научились! Может даже, это ваш шанс признаться кому-то в любви? Не знаю, не знаю, но я иду ставить музыку! А вы не мешкайте!

Всем бы перенять её энергичность. Неужели ещё ноги не болят?

Элина огляделась по сторонам. Нет, вряд ли кто решит подойти, а у самой просто не хватит духа. Несколько счастливчиков уже кружили по полу, довольные и ни о чём не думающие. Совсем рядом, Элина приметила вновь повторяющуюся картину: Аделина и двое первогодок-близнецов, пытавшихся завоевать её расположение.

– Выбор же очевиден, Деля! Посмотри на него и на меня! Кому понравится бледная моль, зубрила, сухарь!..

Говорил это Меркуций, старший из близнецов Зарницких: рыжий, веснушчатый и постоянно улыбающийся так, словно кто-то рядом травил анекдоты. Едва ли его можно было принять за потомка Восьми, ведь вид имел ужасно непрезентабельный: волосы как гнездо, форма помята и не достаёт пуговиц, а за ухом забытое перо. Схватив Аделину за руку, он состроил самое милое лицо: «бровки домиком, губки бантиком».

– Как будто кто-то предпочтёт утончённому и эрудированному учёному, такого хвастуна как ты, нетактичного выскочку, клоуна без грима.

Астерий – младший из братьев. Пусть те и были близнецами, идентичными, казалось бы, во всём: лице, фигуре, голосе, но помимо русых волос Астерия они кардинально отличались в манерах и отношениях. Прилизанный, серый, аккуратный и щепетильный против хаотичного, яркого и растрепанного. Удивляло, как по определению столь похожие, они намеренно подчёркивали различия.

Теперь, когда обе руки Аделины оказались в плену и две пары глаз уставились на неё в ожидании, та одним изгибом губ вопрошала: «За что мне это?». Прежде чем отстраниться в раздражении, объяснилась якобы:

– Сегодня вы особенно несносны. У меня уже голова разболелась. Никаких для вас танцев.

И не обращая внимания на извинения, обиженные и пристыженные взгляды, ушла к Аврелию. Тот танцевал с Дашей, их одноклассницей, но это не остановило праведный гнев и нарочитое пренебрежение. Подвинув нерадивую девчонку, которая легко отступилась, ведь в схватке между расположением старосты и парнем приоритеты очевидны, Аделина резво покружила в вальс, то и дело выпадая из ритма.

– Могу я пригласить Вас?

За просмотром трагикомедии в двух актах Элина не заметила, как кто-то оказался рядом. Только вот его она точно не ждала. Какая-то шутка опять? Ошибка? Что Севериану надо?

Она не стала отвечать. Пусть танцует с кем угодно, но не с ней, и смотрит на других этим холодным взглядом. Авелин и Дима, всё ещё практикующиеся рядом, покосились с любопытством. Лишь бы не надумали невесть чего.

– Не молчи, пожалуйста, – Севериан не решался подойти ближе. – Я знаю, что ты злишься и видеть меня не хочешь. Имеешь полное право, конечно, и так и будет дальше, я уйду. Но сейчас окажи мне услугу – всего один танец. Вопрос жизни и смерти.

Элина давно заметила Измагарда, подслушивающего и уверенного, что совсем не подозрительно стоит в углу «для отчуждённых». Всё стало на места, и от этого хотелось рассмеяться на весь зал.

– Иди и скажи Измагарду, пусть забирает то, на что вы поспорили. Он выиграл. Танцевать с тобой я не собираюсь.

Актёрская маска треснула удивлением, но быстро вернулась обратно.

– Неужели я так очевиден?.. Впрочем, неважно. Мы поспорили, да. И я прошу помочь, это ведь не сложно.

От бесстыдной наглости, от злой насмешки Элине хотелось ударить его, ведь сделать так же больно словами ей не под силу. Но это только в мыслях и мечтах. Сейчас она могла только скрестить руки на груди и прикусить щеку изнутри, повторяя как мантру: «успокойся».

– Смеёшься надо мной, да? Убогая неудачница для вас и не человек вовсе. Глупая, всем помогающая, наивная и доверчивая. Просто умора! – понимая, что вот-вот перейдёт черту, прикусила язык. – Уйди, пожалуйста, просто уйди. Неужели тебе мало того, что было? Не всё сказал? Так давай, говори и уходи.

Севериан растерялся. Опустил взгляд вниз и сцепил ладони вместе, крутя кольцо на среднем пальце.

– Ты всё не так поняла… Никто не хотел смеяться над тобой. Зачем устраивать из этого трагедию?

Он даже не понимал! Словно и того дня не было, и злых слов, и растоптанного сердца, ни-че-го. А сам подошёл, стоило чему-то от неё понадобиться. Спустя почти месяц молчания!

– Действительно, что это я. Наверно, опять хочу привлечь внимание и на жалость надавить.

– Эля…

Севериан преодолел ничтожное расстояние и ухватил её за руку, навис и посмотрел прямо в глаза. Старые приёмчики. Только теперь она научилась держать сердце в узде. На лице появилась улыбка:

– Музыка кончилась.

И вырвавшись, Элина влилась в оживлённую толпу.

***

Всю отработку внутри бушевала буря, которую не унимал ни холод на улице, ни беспокойство Смотрителя, ни ругательства Яромира. Она придумала прекрасное занятие: «Опиши Севериана Доманского тремя словами», и лучшим посчитала «бессердечный, двуличный, мерзкий».

Они столько времени не общались. Он так обидел её, ранил, оскорбил, а сейчас вдруг решил, что танец – лучше извинения. Да и не хотел он с ней танцевать! И мириться не хотел! Много чести для глупышки.

– Я всё бы поняла, но не это. Скажи, вот чего он хотел добиться?

Смотритель пожал плечами, вновь прячась за дверцей. Наверно, впервые был рад, что «чувства» и «душевные терзания» ему не знакомы. А Элина не замолкала:

– Поспорить и подойти с этим «позволите пригласить на вальс?», будто я обязана ему чем-то! А хотя, знаешь, надо было помочь! Точно! Моя помощь – как проклятье, делает только хуже. Упустила такой шанс!

Её освободили пораньше.

В общежитии было тепло, но шумно, и чужая радость сегодня раздражала в два раза больше. Поднявшись в свою комнату, Элина уже распланировала, что нужно прочесть «Обряды предков» по истории и исправить эссе по обычаям и традициям, ведь Сыч забраковал добрую половину – плохой из Яромира рассказчик. Но все планы пошли крахом. Отворив дверь, она встретилась с самым нежеланным гостем.

– Не знал, что ты играешь.

Севериан держал в руках её гитару, её Сириус! Очевидно, кто впустил его внутрь. Аделине пора напомнить, что живёт та не одна, и самовольные решения наказуемы.

– Не учили, чужое не трогать? И без спроса не заходить? – Элина выхватила гитару и поставила на законное место. – Если узнаю, что копался в вещах, серьёзно, ударю и жалеть не буду.

– Я пришёл поговорить.

– А, значит без друзей и лишних глаз, ты опять белый и пушистый?

В комнате густел полумрак, едва разбавляемый лучами закатного солнца. Севериан стоял полубоком, и розовый свет оглаживал скулы мягкостью, в то время как само лицо горело решимостью, скрытой в уголках губ и изгибе бровей.

– Хватит.

– Что хватит?

– Вести себя так.

Элина не сдержала смешка, удивляясь невообразимой наглости.

– Имею полное право, кажется? Это ты начал: незаконно проник в комнату и сейчас мешаешь мне посвятить всю себя бессмысленному образованию.

– Вот опять. Я, может, был груб, признаю, наговорил лишнего, но ведь ты не такая.

– Уверен? Может как раз такая? Грубая, злопамятная, ужасно обидчивая, больше не верящая всем подряд. Ах, да, ещё забыла про разочарованную и смирено принявшую участь изгоя. Ты ведь этого хотел?

– Эля…

– Вы так хорошо посмеялись, да? Простушка попалась в сети, а теперь так забавно барахтается! Сама виновата, сама позволяла помыкать, сама поверила в сказку. Никто же ничего не обещал, с чего вдруг?..

Прежде чем успела наговорить ещё кучу всего, Севериан не выдержал и подошёл ближе: напирал так, что попятившаяся Элина уткнулась спиной в дверь. Светлые глаза впились в её, обжигая не льдом, ставшим таким привычным, а неистовым жаром. Стоило побояться за Кая, который самолично отогрел сердце.

– Я не хотел делать тебе больно. Правда. Тогда всё было запутанно, и мне лучшим показалось, чтобы ты никогда не заговаривала со мной вновь, чем была впутана Далемиром в наши дела. Он не преклонен в решениях, но и я тоже.

– И ты ещё меня попрекал? А сам боишься его…

– Я не боюсь. Но знаю, на что он готов, лишь бы достигнуть цели.

Элина хотела поверить «сладкой речи», позабыть, но отголоски сказанного тогда, на самом деле правдивого и попавшего прямо в точку, многие дни кормили тревогу и ненависть. Так просто не отпустишь.

– И что изменилось?

Сложно представить, но Северин Доманский не мог подобрать слов. И это новоявленный глава клуба дебатов? Неужели так нервничал перед ней?

– Пусть наши пути и средства разные, это ведь не мешает просто общаться? Если вы не станете препятствовать нам, то и мы не станем. Обещаю. Я словами так просто не разбрасываюсь. Как и он тоже.

Элина видела его убеждённость, горящие глаза, но чего будет стоить доверие? Не ловушка ли это? Не попытка ли сыграть роль «спасителя для серой мышки»? А потом опять на виду у всех будет воротить нос.

– Как бы ни старался, – ей пришлось отвести взгляд, – я не могу так просто поверить.

– Я понимаю.

Он отошёл, а она, наконец, выдохнула свободно. Едва ли заметила, как близко позволила приблизиться.

– Но может тогда, – Севериан неловко потёр затылок, – согласишься хотя бы общаться с ребятами?

– А оно им разве надо?

– Надо, – поспешил: – Не вини их. Из-за меня они могли быть грубыми и вести себя как-то не так. Особенно Измагард. Но сейчас всё иначе. До этого вы вроде неплохо ладили, и я хотел бы исправиться, вернуть, как было. Поэтому не хочешь пойти с нами на снежковую битву?

Какими бы разными ни были неключи и ведающие, дети оставались детьми, а снежки – снежками. Никто не гнушался простых забав. Никто, кроме Элины:

– Много домашки, – покачала головой, откупаясь полуправдой.

Севериан понял иначе и стал опять убеждённо доказывать:

– Честно, все будут рады тебя видеть! Нам как раз не хватало игрока. Да и я уже пообещал, что, во что бы то ни стало, приведу тебя.

– Опять поспорили? – хотелось звучать иронично.

Тот воспринял в штыки. Шумно выдохнув, Севериан посмотрел прямо и признался вдруг:

– Да не было никакого спора. Я никак не мог найти момента, чтобы подойти к тебе и поговорить… А когда решился-таки, всё пошло не так, и стало ясно, что на самом деле подбирать верные слова у меня не выходит.

Его щёки горели.

– Вот и сейчас то же самое. Но соглашайся. Пожалуйста.

***

В холле их уже ждали две, замотанные по самый нос в шарфы, фигуры. Аврелий махнул рукой в знак приветствия, Измагард же нетерпеливо воскликнул:

– Да неужели! И сотни лет не прошло!

Севериан неловко посмеялся, а Элина с осторожностью присоединилась к компании. Интересно, что они теперь о ней думают? Сколь многим вообще поделился Севериан? Перед глазами легко представилась картинка, как трое, запершись в комнате и усевшись кругом на полу, секретничали и оценивали каждую из девчонок.

– Аделина не идёт? – спросила, когда очевидную недостачу в квартете решили проигнорировать.

Мальчики стоически делали вид, что ничего сверхъестественного не происходило и что общение никогда никем не прерывалось. Было то к худшему или к лучшему – можно лишь догадываться.

– Слишком уж ребяческое занятие, не подходящее «взрослым и представительным», – пробубнил Аврелий. Шарф заглушал голос. – Нам предпочла скучнейшую лекцию в Канцелярии, одни Боги знают на какую тему. А ведь её снежки были самыми меткими, эх.

– И без неё справимся, – отмахнулся Измагард, до ужаса нетерпеливый. – Мы этих умников раскидаем на раз-два, я уж постараюсь.

– Ага, до тех пор, пока не наткнёшься на Каллиста, – съязвил Севериан.

От упоминания знакомого имени Элина встрепенулась и навострила уши.

– А ты что? Я-то ладно, он моя Ахиллесова пята, но у вас разговор короткий, верно?

– Погоди, ты сейчас серьёзно? Серьёзно, опять? – тот вдруг понял что-то, рассмотрел подтекст в чужих словах, и раздражённо толкнул плечом.

– О чём ты? Не понимаю… – по отведенным в сторону глазам и вдруг присмиревшей позе любой бы поймал на лжи.

– Зачем ты поставил на него, вот объясни мне!

– Да там всего пятьсот…

– Всего!.. Из всех команд Лиги поставил на Каллиста!

Речь видимо зашла о Снежной лиге. Местные школьники обожали играть в снежки, и вылилось это в такое странное соревнование. Существовало две разновидности.

Одна игра шла под знаменем Белобога, и считалась истинно честной, доказывающей силу победителя. Набиралось двенадцать команд по пять человек, и устраивались битвы один на один. Всё начиналось с того, что команды выходили на поле и за отведённое время готовили линию защиты, так называемые «ледяные горки», полосу препятствий. Соперники не должны были пробраться в башню и тем более выкрасть Царевну – одного из игроков. В этом суть: выкрасть чужую Царевну и привести, дотащить до своей башни.

Вторая игра проходила под покровительством Чернобога и считалась битвой умов, смекалки и хитрости. Это была одномоментная битва всех со всеми. Отчего-то её ждали больше. Здесь всё зависело от капитана, его решений и тактики. Можно было заключать альянсы с одними, воевать с другими и при этом обманывать каждого. Самое интересное – наблюдать за драмой. Принцип был чем-то схож с пресловутой «Царь горой»: разрушить все вражеские Молельни и остаться единственным выжившим.

А Севериан тем временем продолжал возмущаться:

– На Каллиста, который в прошлом году вылетел первым в общих этапах. Каллиста, который сдал тебя Эккерт, и всю осень ты стриг кусты под окнами у директрисы. Каллиста, который, на минуточку, сломал тебе нос, намеренно, и не извинился даже!

Вот это да. Элина попыталась примерить эти факты на составленный ею образ «спокойного и скромного», и те никак не сочетались. Хотя представить такое она могла запросто. Любого человека в мире способен Измагард вывести из себя.

– Это пустяки ведь, Север. Что мне не общаться с ним теперь? – звучал так непривычно: неуверенно и тихо. – Подумаешь, ходячая катастрофа. И ты меня тоже колотишь постоянно, я же не развалился.

– Это другое.

– Другое, – согласился. – Но иначе не могу, не получается. Если ему в радость надо мной издеваться, пусть так. Если моя злость и боль лучшее лекарство от хандры, так и быть. После того что творит его папаша…Он второй в моём списке тиранов.

Мальчики поняли, что разговор зашёл куда-то не туда, и быстро свернули тему на прошедшие занятия. Каждый делал вид, что ничего важного не было сказано.

Вскоре показалась площадь, озарённая светом десятка фонарей. Как только снежная погода устоялась, рядом с грозным монументом, олицетворяющим «передачу сил Богами», тут же появилась детальная репродукция в виде снеговиков, а по округе стали то появляться, то исчезать крепости, замки и даже вигвамы. Учеников было много, впрочем, как и всегда. Гвалт голосов, должно быть, слышали и Железные стражи за барьером. Большинство расположились рядом с тележками и тёплыми шатрами, и они последовали их примеру.

– Запасайся огжачем, – растолкав толпу, Измагард едва ли не целиком залез в одну из тележек, выуживая со дна две полные ладони золотистых кристаллов. Всю горсть он тут же передал Элине.

– Что это?

– Огжачи, – Севериан рассмеялся от выражения полной растерянности на её лице и, взяв один из горящих камушков, приложил к кончику носа. – Согреют надолго. Положи в карманы или в перчатки. Некоторые их и под кофты прячут.

Аврелий как раз принялся горкой ссыпать те в голенища сапог.

– А ещё выпей шипучки, – уже с другого лотка Измагард ухватил несколько стеклянных бутылочек.

Внутри пузырилась разноцветная газировка. Только получив в руки, Элина разглядела, что на каждом надувающемся и лопающемся шарике есть картинки: с лесом, со снеговиками, с медведями. Измагард одним щелчком сбил железную крышечку и помахал ей, мол, давай, налетай.

– Это тоже?..

– Пей быстрее, а то ничего не останется.

И правда, чем дольше она медлила, тем больше шариков высвобождалось из бутылки и парило вокруг. Зажмурившись, Элина последовала совету и сделала несколько глотков на пробу. Язык обожгло брусничной кислинкой, защекотало нёбо и как будто пробралось в каждую клеточку тела, разгоняя кровь. Плечи невольно расслабились, а глаза прикрылись.

– Тепло стало, да? – похоже, Севериан с самого начала наблюдал за ней. – Иначе никак. Можно и насмерть замёрзнуть, если сильно заиграться. Никому не хочется в Житник.

– Мы точно в снежки идём играть? – не сдержала смешка. – Готовимся так, словно Ледовое побоище будет, не меньше.

– Это как повезёт. Лучше быть ко всему готовым…

– Вообще, – вклинился Измагард, – созидатели умеют делать Оглянку. Но ты ведь ничего не умеешь. – Ауч, как грубо. Пусть и попал в самую точку. – Хотя многие тоже предпочитают шипучку да огжичи. Не нужно тратить силы лишний раз. Но изначально они созданы были для нас, и значит все эти тележки тоже наши!

– Какой ты мелочный, – поддел Аврелий, как ни в чём ни бывало продолжавший распихивать недо-грелки. Дай волю, и он бы с головой нырнул в одну из тележек. Кто-то оказался ужасно мерзлявым.

В конце концов, с пререканиями и смехом они ушли с площади. Огжичи позвякивали в карманах, будто ещё сильнее нагреваясь друг от друга. Элина не чувствовала больше пресловутого холода, так напоминавшего о плохом, и потому радовалась как ребёнок, жалея, что не узнала об этом раньше. Вот что было настоящим волшебством – совершенно обыденные вещи, а не эти барьеры, сражения с нечистыми и шквальный огонь.

Вскоре убранные дорожки перешли в сугробы. Элина давно заметила, как вместо лесных просторов их сквер превратился вдруг в ледяное царство. Чтобы не мешать тем, кто решил просто прогуляться и не желал быть втянутым в игры, решено было как-то отгородить снежковых любителей. Чем дальше, тем лучше. Так и появилось сие место – апофеоз всех битв.

Стоило только подойти, как в их сторону уже полетели неаккуратно брошенные комья. Всей четвёркой они поспешили спрятаться за одну из ледяных стен.

– Здесь всегда так? Хотят убить, если посмеешь зайти?

Элина крутилась на месте, пытаясь заглянуть себе за спину. Не удивительно – уже подстрелили! Севериан остановил её, схватив за предплечье, и помог отряхнуться.

– А ты как думаешь? Мы перешли границу «мира и спокойствия» и теперь относимся к врагам.

Аврелий опустился на колени и стал готовить маленькую горку снарядов с удивительным для него рвением. Севериан бездумно кидал те, что успевал сделать. Измагард же, высунув голову из-за угла, изучал местность и расположение противников. Не успели и парой снежков переброситься, как он вдруг воскликнул:

– Пришли-таки! Там вон. Идём к ним.

Этого Элина и боялась. Она уже догадывалась, с кем состоится битва, а теперь и вовсе получила наглядное подтверждение. Перебегая от стенки к стенке, иной раз отбиваясь, им удалось добраться до небольшой полянки, где высилась пара башенок с балкончиками. Одну из таких оккупировали четверо.

Терций сидел наверху и попеременно обкидывался снежками, больше других крича и смеясь. Десма стоически терпела всё, что сыпалось на голову, и закапывала Каллиста в снег, всякий раз ругаясь, если тот ненароком дёргался и рушил свою тюрьму. Демьян же, самый активный из них, бегал вокруг башни, прятался и отбивался, успевая при этом отваживать любого, желающего присоединиться.

– Ого, смотрите, кто пожаловал! – первым их заметил Терций. Однако присмотревшись, быстро понял, что что-то не так, и, встретившись глазами с Элиной, выдал растерянное: – Маленькая принцесса, а ты с ними что забыла?

– Маленькая принцесса? – едва не в унисон переспросили ребята.

Ей стало вдруг неловко, хотя до этого прозвище, наоборот, радовало. Элина помахала рукой в ответ.

– Просто веселюсь с одноклассниками.

Пока не стало поздно, в разговор вклинился Измагард и начал как будто заранее отрепетированное шутовское представление.

– Вечер добрый господа и самая прекрасная дама, – Десма закатила глаза к небу, – вижу, вы так усердно тренируетесь! Страшно представить, чего нам ожидать от нового сезона Лиги. Вчера ведь ставки открылись. Знаете, сколько я на вас поставил? Целое состояние! Всё, что у меня было!

– Что же это за состояние? – выкрикнул Терций, борясь со смехом. – Коллекция дешёвой бутафории?

– Нет, слишком высокая цена для такого.

Похоже, общались они далеко не в первый раз. Воспринималось всё не более чем шуткой, пусть и с изрядной долей издёвки.

– Эля, Эля, – Десма же больше заинтересовалась заменой Аделины, – не думала я, что ты примкнёшь к этим мальчишкам, и возглавишь восстание.

Говорилось это с пафосом, подражая героям любимых мифов, и Элина с облегчением поняла, что ни она, ни другие не разочаровались, не разозлились.

– Так получилось, – пожала плечами.

– В следующий раз никому тебя не отдадим, – прозвучало хуже угрозы, – будешь всегда с нами.

– Берегись, принцесса, – улыбаясь, обратился вдруг Каллист, перенявший глупое прозвище от Терция. – Цербер встанет на защиту, и не увидишь больше белого света.

Элина шутку оценила и от столь дружеского отношения на самом деле уже готова была стать двойным агентом.

К ним ближе подошёл Демьян. Он весь был в снегу, шапка съехала на бок, а щёки горели румянцем. Терций изрядно его вымотал, но это никак не сказалось на благостном расположении духа. Демьян сразу предложил, не став пререкаться:

– Значит, играем четыре на четыре? И на что поспорим в этот раз?

Измагард призадумался. Тогда на помощь пришёл Севериан:

– На желание. Проигравшие не смогут отказать.

– Кота в мешке хотите?

– Почему нет?

Демьян обернулся к своим. Похоже, идея всем пришлась по душе, и тогда он протянул ладонь в смешных разноцветных перчатках.

– Договорились.

После рукопожатия команды разошлись, чтобы обсудить тактику. Как Элина поняла, им предстояла мини-версия грядущей Лиги, а две башни за спиной – новые действующие лица. Сколько пришлось заплатить, чтобы согнать поселившихся там учеников? В любом случае, мальчики уставились на неё с огромным подозрением, наконец, способные задавать взволновавшие вопросы.

– Когда ты успела с ними спеться? – начал первым Измагард.

– Это так важно? – конечно, она не собиралась отвечать.

– Очень важно! Если бы мы знали, что с нашими врагами дружбу водишь, ни за что не стали бы звать!

Для неё всё ещё оставалась загадкой, так называемая, «вражда двух семей Веронских». Не было в них ненависти, не было откровенного желания оскорбить или унизить. Разве так делается?

– Не вы ли только что мило общались? А мне почему-то нельзя.

– Это другое! Мы выясняем кто из нас лучший. А ты как-то смогла растопить лёд и пробить стены. Они ведь никого в свой круг не пускают! В чём же секрет? Как подкупила?

Показалось, будто ему и правда всей душой хотелось узнать это. Но Элина и сама не знала, как и что такого сделала – может просто была собой? Измагарду и лучший план не помог бы. Как не поймёт: он – это он?

– Давайте сосредоточимся на игре.

На выручку пришёл Аврелий, якобы утешающе похлопавший Измагарда, а на деле стращающий злым взглядом.

– Думаю, лучше всего сделать Элину Царицей, – ни с чего вдруг решил Измагард.

Все тупо уставились на него, перестав понимать ход мыслей.

– Это же самая главная роль! Если поймают, считай всё, конец. Разве могу я?.. Давайте честно признаюсь, в снежки последний раз играла лет в восемь. Нельзя же так!.. Если хочешь мстить, выбери другой способ!

С ней неожиданно согласился Севериан, холодно принявший идею.

– Вот именно. Не ты ли за победу убить готов?

– Выслушайте сначала, а потом паникуйте, – и попытался их убедить: – То, что ты дружна с компашкой Сереброва нам только на руку. Не принимай близко к сердцу, но с нами они церемониться не будут, а вот ты – другое дело. Мы заранее знаем, что их Царицей будет Терций. Он едва двигается, и, если уж пробьёмся в башню – не сбежит. Проблема в защитниках, но Десму и Каллиста возьмём на себя, а вот сам Серебров всегда играет в нападении. Так воспользуемся же этим. Не совру, если скажу, что с тобой он будет играть в поддавки и не сможет драться в полную силу. Ты ведь девчонка, а у него моральный кодекс. Считай, лучший вариант из всех!

Аврелий пожал плечами, принимая логику. Севериан пусть и сжал губы в тонкую ниточку, но кивнул, не найдя к чему придраться. Похоже, одна Элина продолжала нервничать. Не только от того, что позабыла давно этот вкус детства, но и потому что в расчёт не бралось маленькое упущение: Демьян тоже для неё слабое место.

И вот все разошлись по позициям. Элина стояла на балкончике башни. Аврелий, Измагард и Севериан вышли на середину поля, чтобы пожать руки противникам перед началом. Так якобы доказывались честные помыслы. Терций помахал ей со своей башенки.

Битва началась после отсчёта до трёх. Со своей высоты Элина внимательно наблюдала за действиями других, будто они – фигуры на шахматной доске, а она их гроссмейстер.

Первый «удар» нанёс Севериан, угодив Десме в плечо, пока та, как ими и предполагалось, уходила в защиту. Это стало спусковым механизмом. Снежки полетели во все стороны, иной раз даже напитанные силой. Лишь бы никто не перестарался и не создал пулю.

Элина же не отрывала глаз от ловкой фигурки в чёрном, медленно, но верно подбиравшейся всё ближе. Не прошло и десяти минут, как зашевелился Аврелий, сторожащий единственный вход. Наконец-то пригодилась горка так долго лепимых им снежков. Свесившись с перил, Элина тоже поучаствовала в том, чтобы как можно больше снега попало Демьяну за шиворот. Запрокинув голову и прикрываясь руками, тот только громко смеялся. Как будто знал, как быстрее всего обезоружить её.

И вот Аврелий развалился на земле, посылая всевозможные знаки. Идёт. Готовься. Успела она только обернуться, поясницей упершись о ледяные перила, как в проёме появился Демьян, запыхавшийся, но, очевидно, уже предвкушающий победу.

– Попалась, принцесса. Бежать некуда. Вы постарались хорошо, но недостаточно, чтобы остановить меня.

– Без боя не дамся, – несмотря на волнение, улыбка приклеилась к губам.

Элина взяла пару снежков и постаралась попасть в цель: стоящую, никуда не движущуюся, легкую мишень…но, конечно же, именно сейчас промахнулась.

– Почти получилось. Теперь мой черёд? – он бросил в её сторону несколько снежков, но настолько слабо, что те и не долетели даже. – Упс, мимо. Как же так….

Как бы ни хотелось признавать, но Измагард оказался прав. Дёма откровенно поддавался и совсем не воспринимал всерьёз.

– Это нечестно вообще-то.

– О чём ты?

– Давай сразимся один на один! Но честно и серьёзно.

Идею он не оценил, помотал головой, и наоборот поскорее решил заканчивать:

– Я бы с радостью. И может ещё постоял бы и поболтал, но ребята этому не обрадуются.

Вот оно. Сейчас! Стоило ему сделать несколько шагов навстречу, Элина нащупал перила и, зажмурившись, спрыгнула вниз. Ноги сразу увязли в снегу – Аврелий исправно следовал плану, и когда оказался «повержен», занялся тем, что нагрёб под балкон небольшую горку. Это смягчило падение.

Когда Элина открыла глаза, первым что увидела чётко и осознано, стал удивлённый и как будто испуганный взгляд Демьяна, который перевесился через перила и возможно пытался ухватить её, но не успел.

– Вставай, давай, и беги! – Аврелий не дал прохлаждаться.

Элина подскочила, осознавая, что времени мало, а сил в ногах и того меньше. Всё сейчас зависело от неё, от того, как долго будет отвлекать Демьяна. Аврелий всучил ей несколько снежков и толкнул в спину, придавая ускорения. Поначалу она бежала, даже не оборачиваясь, зная, что так лишь собьётся. Но затем, словно почувствовав чужое присутствие, обернулась и верно – Демьян уже маячил за спиной, в шаге от того, чтобы схватить. Тогда пригодились снежки. Элина кидалась с неведомым доселе отчаянием и умудрилась, наконец-таки, попасть. Вот только угодила ровнёхонько по лицу, и когда Демьян стал отряхиваться и потирать нос, совершенно не по-сопернически воскликнула:

– Прости! Я не хотела! Точнее хотела, но не знала, что так получится! Сильно больно?

Не к месту всплывшее милосердие только рассмешило его.

– Разве сейчас самое время думать о других?

И не успела Элина опомниться, как вновь оказалась на земле, а Демьян навис сверху и улыбался так, что заболели бы щёки.

– Теперь игры кончились?

Элина рада была сдаться без битвы. Сердце стучало как бешенное, а лицо, уши, шея давно стали пунцовыми, и никакой в этом вины холода, а лишь одного конкретного человека. Нельзя же смотреть так этими чёрными глазами, так открыто и ласково, что и сбегать никуда не хочется.

О чём вообще думает?!

Заелозив и вцепившись в полы чужой накидки, Элина хотела высвободиться, скинуть Демьяна, но расстановка сил явно шла не в её пользу. Похоже, так свершалась месть. Снег, казалось, забился куда только можно: за шиворот, в глаза и рот, тёк по спине, а барахтающаяся юбка так намокла, что идеально подошла бы на роль корабельного якоря. Демьян пусть и удерживал, но старался не давить сильно не только весом, но и напором. Он давал ей шанс отбиться, хотя бы не хватал за руки, но вот не рассчитал только, что Элина слабачка и даже столь небольшая нагрузка для неё смертельна. От борьбы платок распахнулся, дыхание совсем сбилось, и вместо «всё сделаю ради победы», она раскинула руки в стороны и выдохнула:

– Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь. Пощади…

Демьян рассмеялся, но сразу послушался.

– Видишь, как ты и просила, я был серьёзен и честен, – опять врал. – Так и знал, что надолго тебя не хватит.

– Эй, вообще-то!..

– Да-да, опыта мало, а в детстве о развлечениях и думать было нельзя.

И когда только успела ему рассказать? Демьян с неожиданным рвением взялся проверять, как идут дела у других, хотя по крикам и суматохе становилось очевидным, что вот-вот наступит развязка. Сначала Элина, стыдно признать, засмотрелась, ловя черты прекрасного профиля: приплюснутого кончика носа, напряжённой линии челюсти, выбившихся волос и совсем красных ушей, которые хотелось согреть не то пальцами, не то хотя бы кристаллами, высыпавшимися из карманов. А затем поняла – вот возможность! Чуть приподнявшись, Элина схватила Демьяна за плечи и, с удивившей лёгкостью, склонила вбок. Теперь уже она восседала сверху, а он распластался на спине и, распахнув широко глаза, до конца ещё не осознавал, что случилось.

Элина наклонилась ближе и спросила:

– Один-один?

– И эта принцесса сейчас жаловалась?

– Просто кое-кто отвлёкся.

– Всё-всё, буду смотреть только на тебя.

В отместку за шуточки она высыпала на него горсть снега.

– Я понял, понял, – отряхиваясь, он старался не смеяться.

– То-то же! – и тут же испортила весь напускной образ, когда подобрала горячий кристалл и приложила-таки к чужому носу. – Красный совсем. Отморозишь так…

Кажется, у Демьяна не нашлось слов. Элина же испугалась. Ведёт себя как сумасшедшая! Что подумает? Она отвела взгляд. И тогда поняла, что совершила ту же ошибку. Демьян сел, крепко обхватив её руками, будто думал, что вновь может убежать, а Элина же попыталась встать, кажется, догадавшись, что тот собрался делать.

– Нет, нет, нет. Даже не думай. Я поднимусь сама.

Она готова была на своих двоих дойти до вражеской башни и покончить со всем. Игры затянулись и ушли в какую-то незнакомую доселе сторону, где не пойми как реагировать и как себя вести. Но Демьян будто и не слушал вовсе.

– Не нервничай, принцесса. Столь важных особ принято вносить на руках.

– Не надо. Я не вру, я сама лучше. Отпусти.

Но хватка становилась только сильнее. Элина прикусила губу. О нём ведь переживает! Сорвёт себе спину или упадёт, кому хорошо станет? Не видит разве, не создана она для такого. И пусть башня недалеко, но не муравей же, таскать вес в два раза больше своего.

Её никогда не брали на руки. Если только в далёком детстве, но память об этом стёрлась вместе с любовью родителей. Единственный случай, который Элина запомнила надолго, был в школе. Её вынудили участвовать в каком-тоглупом конкурсе. «Мисс Красота», ну не иронично ли? Пятый класс, переход в среднюю школу и такое ужасное начало. Мало того что на вопросы, игры и викторины отвечала она заикаясь, и это при лучшем раскладе, ведь остальную часть из неё и слова было не вытянуть. Худшее подкралось незаметно. Глупое соревнование: кто дольше удержит претенденток на руках. Что интересно оценивали таким образом? Вес? Количество добровольцев? Элина никогда не была худой, а в тот момент почувствовала себя просто огромной. Из их мальчиков присутствовал лишь один – тонкий и низкий, его и ветер переломал бы. Выглядел он напуганным, и на неё смотрел как мышонок на слона. Лучше бы обозвал и отказался сам. К ним быстро подскочила ведущая и, смеясь, объявила, что самые младшие освобождаются, в силу очевидных обстоятельств: «Дабы дети не надорвали спину».

– Хватит, хватит этих шуток, ладно? Не смешно. Я тяжёлая, ты меня не поднимешь, и…Дёма!

Она вцепилась в его плечи, испуганно уставившись прямо в глаза. Поднял! Боги, зачем, за что?

– Разве? Как по мне пушинка, – всем видом показывал самодовольство.

Руки прижимали её ближе, не оставив расстояния между телами. Одна подхватила под колени, другая держала за спину. Сердце у Элины рухнуло, оборвалось и застряло где-то в животе. Всё, что чувствовала – всепоглощающий стыд. Лицо горело, и хотелось просто разреветься. Конечно, ему тяжело, конечно, уже пожалел, но не скажет прямо, слишком хороший и правильный. До чего же сильно ей хотелось нравиться ему, но у такой неё, совершенно неподходящей, не было и шанса.

– Отпусти меня.

– Почему бы просто не довериться, м? Зачем мне быть сильным, если не могу носить на руках милых и прекрасных девушек?

Говорил он шутливо, но стоило заглянуть ей в лицо и тут же посерьёзнел. Хватка стала крепче, и это заставило голос Элины сорваться:

– Пожалуйста…

Ноги вновь почувствовали землю, но с облегчением смешалась горечь. Почему всему надо было обернуться так?

– Эля, посмотри на меня. Не прячься, даже не думай.

Она и правда привычно уставилась в землю, словно спрятав глаза, могла спрятаться вся. Демьян легонько коснулся её подбородка, шерстяные перчатки кольнули кожу. Зная, что от него сбежать не сможет, Элина сдалась.

– Знаешь, как ты прекрасна, Эля? И не качай головой. Разве похож я на вруна? Ты прекрасна, и не должна слушать других. Вот мой дядя учил меня, что если ты не можешь носить девушек на руках – проблема не в них, а в тебе. Так неужели я зря старался? Эти руки не для красоты, а для дела. И если я говорю, что мне не тяжело, так оно и есть. Хорошо?

Он – простой мальчишка, пытающийся помочь. Так зачем она всё усложняла? Стань нормальной, наконец!

Демьян вновь взял её на руки, ещё аккуратнее и ещё ближе, и пусть говорил не переживать за него и не обижать, Элина всё равно замерла в напряжении.

– Не забывай только дышать, ладно?

Когда они подошли к башне, там уже, развалившись прямо на снегу, обосновались Каллист и Десма. Сражение явно вышло жарким и выжало из них последние соки. Но, конечно, даже будь Десма при смерти, ничто не смогло бы сдержать её при виде так горячо желанной сцены.

– Молодожёны мои, вот теперь точно не поверю. Прекращайте шифроваться, мы же не слепые, всё и так видим!

Они переглянулись и громко рассмеялись. Десма невыносима! Демьян опустил Элину на землю, помог ей отряхнуть накидку и оглянулся.

– Как вижу, всё закончилось, да?

– Ещё бы! Пока вы там миловались, нас здесь изничтожили! Мы отбивались, как могли, но эти двое хуже собак. Терций верещал девчонкой, но спасать его некому было, – Десма мотнула головой. – Вон, как раз несут обратно.

С противоположной стороны и правда шли Севериан с Измагардом, поддерживающие с двух сторон Терция, который громко с ними ругался. А заметив Демьяна, тот и вовсе готов был сорваться с места, позабыв вдруг и о ноге, и о боли. Парням едва удалось его поймать.

– Ты, ты, ты!..

– Вдохни поглубже, а затем говори.

Это только сильнее подначило его.

– Ты где был, позволь узнать?

– Где и все. В чём проблема, не пойму?

Десма не смолчала, словно бы и не чувствовала накала атмосферы, не понимала, что подливает масла в огонь.

– Когда же ему было спасать тебя? У него здесь любовь строится, не слышал, как с Элей смеялись и игрались? Не до побед ему, не до тебя.

– Это правда?! Правда? Вот значит как, – его было не узнать, таким озлобленным и не контролирующим себя Элина видела впервые. – Променял меня на девчонку? Променял лучшего друга на какую-то…

Терций сделал несколько шагов в её сторону, но Демьян быстро встал на пути, защищая, а Севериан с Измагардом схватили того вновь, не давая сдвинуться.

– Наговоришь опять, а потом будешь жалеть. Пойдём.

И они собрались уходить, так смазано и неприятно заканчивая вечер. Элина винила себя, боясь, что перешла какую-то черту. Однако Десма, обнявшая на прощание, шепнула: «Не бери в голову. Завтра ещё извиняться будет». Это дало надежду.

– Мы выиграли. Так что не забывайте про желание, – напомнил Севериан.

– С вами забудешь, как же, – пробубнил Каллист.

Измагард бросил на него задумчивый взгляд и, только когда ребята уже едва не скрылись в темноте, вдруг решился и воскликнул:

– Стойте! Каллист, мне нужно…Могу я поговорить с тобой? Наедине.

Он запинался, и Элине до того показалось это диким, что хотелось ущипнуть себя, проверить не сон ли. Разве такие могут волноваться, бояться? Неужели выступить перед целым классом, десятком людей для него проще, чем говорить с одним конкретным человеком? А так бывает вообще?

Каллист не ответил. Оглянулся сначала на сестру, потом на двинувшихся дальше друзей. Понял, что разбираться придётся самому, никто не помощник, и потому обречённо махнул рукой, подзывая ближе.

– Ждать тебя? – успел спросить Севериан, прежде чем тот, не раздумывая, рванул бы следом.

– Идите! – и пробормотал, думая, что никто не услышит. – Не хочу стольких свидетелей позора…

Севериан переглянулся с Аврелием, кивнул ему и развернулся. Похоже, всё же не хотели оставлять совсем одного.

Темнота стала уже кромешная, возможно, и ужин давно прошёл. Заигрались. Вдвоём они побрели к общежитию: сушиться и слушать нотации Сипухи.

– Похоже, план-таки сработал, – первой нарушила тишину Элина.

– Даже слишком хорошо.

Намёк очевиден. Значит, и он видел… В тот момент её ничто вокруг не волновало.

– Не ты ли мне сказал: «Импровизируй!», а я ответила: «Как, если голова не работает?».

– Что тогда было бы, включись она на полную? – ирония так и сквозила в голосе.

– Чёрная дыра и искажение пространства…Потому что такое невозможно!

– Но и палка раз в год стреляет.

– Не в этом случае.

Общий смех помог чуть сгладить неловкость.

– Видишь, не зря пошла с нами. Давно мы так не веселились. Мне… этого не хватало.

– А чья вина? – попыталась скрыть смущение. – Наедине совсем другой, а на людях нос воротишь. Гадости говоришь. Такой ты нравишься мне намного больше.

– И какой же?

– Что?

– Какой я сейчас? Что такого нравится?

Она и правда задумалась, пыталась подобрать слова, но быстро приметила озорную улыбку.

– Вот уж нет, не скажу. Ты просто напрашиваешься на комплименты.

– Ой, ой, разгадала, – притворно огорчился.

Когда общежитие возникло переливчатым светом из окон, Севериан вдруг остановил Элину и взял за руки в промокших насквозь перчатках.

– Там явно теплее, – непонимающе указала на дверь.

– Прежде чем разойдёмся, могу я спросить кое-что важное?

– Наверно? Смотря что.

Перемена от шутливого к серьёзному произошла так резко, что Элина только и могла глупо уставиться в льдистые глаза, невероятно яркие в столь приглушённом свете.

– С кем ты идёшь на бал?

Она ожидала чего угодно, но только не этого, и потому глупо хихикнула. Зачем ему знать? Для дела какого? Или опять что-то задумали с Измагардом?

– Не льсти мне. Кто в здравом уме решит пригласить? Провести целый вечер вместе – какое же наверно мучение. Я не иду никуда.

– Правда? – неужели он удивлён?

– Правда. И чего все так реагируют?

То Дима с Авелин, то теперь он. Как будто сговорились!

– Тогда позволь мне быть первым. И надеюсь единственным. Пойдёшь ли ты на бал…со мной?

Она захлопала ресницами в тщетных попытках осознать услышанное. На языке, как назло, вертелся один лишь вопрос: «Разве ты не ненавидишь меня?». Но тут её осенила догадка:

– Опять поспорил с Измагардом?

Казалось бы, лучшее объяснение. Но Севериан замотал головой и вдруг запальчиво воскликнул:

– Да я никогда больше не буду спорить на тебя! Только поверь мне! После того что наговорил, глупо надеяться на ответ. Я всё понимаю, но… Наверно, сегодняшний вечер заставил поверить, может и давно поздно, но попытаться стоило.

– А как же Лиля?

Он закатил глаза. Хоть какой-то знакомый и понятный жест.

– Я не обязан идти на бал с ней. Если мы помолвлены, не значит, что должен везде сопровождать. Да и может… пора заканчивать с этим.

– Расторгнешь помолвку?

Наверно, прозвучало не то что удивлённо, а скорее даже обеспокоенно, будто её и правда волновала судьба Лили. По крайне мере, Элина со всей уверенностью могла сказать – та примет это близко к сердцу. Если их с самого детства сводили, примеряли с этой мыслью…

– Будущее покажет, – искрящийся взгляд говорил яснее туманного ответа. – Так что?

Всё это казалось таким странным, происходящим будто и не с ней. Как девчонка, не получавшая ни одной валентинки в жизни, не ходившая на дискотеки и школьные балы, заинтересовала кого-то? Просто фантастика, просто магия, куда серьёзнее чем мир вокруг. Как глупышка Эля смогла заинтересовать его, Севериана Доманского?

– Ты точно уверен? Ведь можешь выбрать кого угодно. Буквально. Знаешь, сколько девушек мечтают о тебе? Красивых девушек, уверенных, умных. А я же…Во мне ведь нет чего-то особенного. Почему я?

Севериан заметно растерялся. В который раз не находил слов. Похоже, ожидал чего угодно, но не этих странных претензий, этих уничижительных речей. Когда он всё же решился раскрыть рот, Элина спешно перебила.

– Не надо, не надо. Прямо как ты напрашиваюсь на комплементы, ну что за…

– Давай я скажу, какой вижу тебя. Просто послушай. Поначалу я долго сопротивлялся тебе. Каким-то удивительным образом мои маски слетают рядом с тобой, и появляется тот Севериан, за которого мне стыдно, которого никто не должен знать. Я так хорошо притворяюсь, что иногда дурачу самого себя, теряю грани лжи и правды. А с тобой…я становлюсь собой. Вспоминаю, кто на самом деле.

Элина отвела взгляд. В груди что-то потяжелело, ей почти физически стало больно. Как он вообще может говорить такое? Лучше бы врал. Ведь в такую правду…разве можно поверить?

– А ты, ты уже тогда была другой, совсем не похожей на нас. И сейчас не похожа. Всё в тебе состоит из противоречий, и мы не сразу поняли, что такая ты – настоящая. Наивная, всем помогающая, открытая и в то же время отталкивающая других и никому не доверяющая полностью. В один день ты улыбалась и болтала без умолку, а затем замолкала на неделю и вредила себе. Но какой бы ни была, ты – это ты…

Пусть Элина хотела сопротивляться до последнего, победила её доверчивая сторона, мечтающая о дружбе, любви и жвачке. Прямо как он и сказал.

– Ты можешь отказать, не думай, что у нет выбора. Я приму любое решение, оно никак не повлияет на моё отношение к тебе и на отношение других тоже…

– Я согласна.

– …И не признание это, не подумай, никакой ни намёк к чему-то. Просто дружеский жест…

– Я согласна, говорю. Пойдём уже, у меня нос замёрз.

Наконец, он замолчал. Промелькнувшее осознание вылилось в широкую, не сдерживаемую улыбку.

Глава 18. «Как тебя видит кто-то другой»

Элина поняла, что совершила ошибку. Ужасную и глупую ошибку. Неумолимо весть о том, кого именно позвал на бал высокородный наследник Чернобога, облетела всю академию.

Первый звоночек пришёл от Аделины. Всю неделю кружившая рядом, она не знала, как подступить, поглядывала косо и в кругу друзей несколько раз даже пыталась заговорить. Как будто позабыла о ссоре. Ввалившись в комнату после занятий с Фёдором Васильевичем и желая лишь тишины и покоя, Элина наткнулась на соседку в полной боевой готовности.

– Скажи, что Север шутит?

– О чём ты вообще?

Мысли кружили вокруг горячей ванны и чая, но ни того, ни другого заполучить не представлялось возможным. За чаем бежать до столовой, на крайний случай вниз в гостиную, а единственная ванна на этаже всегда была занята.

– Вы с ним вместе идёте на бал?

Лишь тогда Аделине удалось заполучить её внимание.

– Рассказал, да? – выдавила улыбку, не отрицая, но и не желая говорить прямо.

– Мы не держим секретов друг от друга, – как само собой разумеющееся. – Но не ты ли убеждала всех, что никуда не идёшь?

– Я бы и не пошла. Это Севериан переубедил.

– Он тоже не горел желанием вообще-то. Зато теперь посмотри какой довольный ходит, едва не светится.

Элина покачала головой. Не она была причиной этому. В его жизни назревала светлая полоса.

– Но готовься. Скоро о вас заговорят все, кому ни лень. Измагард точно не смолчит.

Так и случилось. Второй звоночек-подтверждение прозвенел неожиданно скоро. В выходной день в «Люмьере» было не протолкнуться. Столики ютились близко друг к другу, стулья напирали, и всем приходилось сидеть едва ли не на чужих коленках. Но кого могло это остановить?

Элина оказалась зажатой между Демьяном и Каллистом. Их компании пришлось переехать за крохотный столик в самом углу, но по сегодняшним меркам и то считалось сокровищем.

– Ты бы хоть предупреждала о сенсациях. Не очень, знаешь ли, узнавать всё через третьи руки, – Десма сильно обижалась. Она ставила на Демьяна, уверовала в свою правоту и теперь мирилась с поражением.

– Не думала, что это такая уж важная новость, – пробубнила, успокаивая нервы порцией черничного пирога. – К тому же я и вовсе не собиралась идти…

– Серьёзно? – оживился Терций. – Ладно мы столько раз всё видели, но ты же впервые встречаешь новый год здесь.

После той странной выходки, Терций извинялся ещё целую неделю. Элина, конечно же, простила. Не могла не простить. Он ведь толком и не успел ничего сказать. Это не Севериан, резанувший по больному, а потом попытавшийся сделать вид, что ни причём.

Элина готова была просто забыть и двигаться дальше. Но не Демьян. Из-за него Терцию пришлось поделиться правдой, неприглядной и почти очевидной: потеря контроля и агрессия следствие принимаемых лекарств. Выставленные на показ шрамы лишь верхушка айсберга под названием «переломанный и собранный воедино». Чтобы раны не мучали и не усугублялись, приходилось принимать особые снадобья, созданные Хранителями Пути. Помогать они помогали, но имели кучу побочек: не только влияние на рассудок, но и привыкание.

– Не люблю такие мероприятия, – пожала плечами, давя ненужную улыбку. – Они всегда одинаковы, а я ещё с детства сыта по горла местами, где всем скучно, но приходится делать вид заинтересованности и безудержного веселья.

– Но такого-то ты не видела! – Элина вскинула брови. – Нет, вы только гляньте на эту маленькую принцессу! Высшее общество ей претит, балы и танцы не интересуют…Мы просто обязаны отстоять честь нашего праздника и заставить Несмеяну хохотать пуще всех!

Последними, кто оповестили её об окончательном поражении в войне с сарафанным радио стали собратья потерянные. Двое встречали новость с торжеством, и пресловутым: «Мы же говорили!». Спрятавшись в библиотеке, ещё более пустой и тихой после временной отставки Эмиля, они обычно обсуждали Димин план. Серьёзные и важные вещи. Точно не то, кому не повезло вести Элину на бал.

– А выждала бы ещё с недельку, того гляди толпа образовалась!

– Ты меня переоцениваешь…

– Но Доманский удивил, согласись, – Дима задумчиво подпёр подбородок. – Чтобы Их Благородие поступился общепринятым, и пригласил даже не обычную ведающую, а сразу потерянную! Что-то явно в мозгу у него щёлкнуло не как надо…

– Влюбился?

От такого простого и тем не менее нереального заявления Элина не сдержала смеха. Стены отразили его высоко, и стайки «умных» книжек слетелись ближе друг к другу. Теперь за ними не кому было следить.

– Не говори ерунды.

– А что не так? Разве не с такими намерениями парни приглашают девушек? –указала на Диму, как бы ставя в пример.

– Только не он, – стоило Авелин открыть рот, Элина оборвала её, замахав руками. – Давайте уже к делу. Сначала плюётесь на сплетников, а сами такие же.

На столе лежали раскрытые книги и учебники – видимость деятельности, на случай если кого-то и правда заинтересует, о чём шепчутся глупые школьники.

– Я следила за директрисой до вечера. И кое-что поняла. Всё дело в Эстрин, – от одного упоминания Аглаи Авдеевны разболелась голова. – Не кривитесь так. Барьер вокруг академии поддерживает она, это всем известно. А Сильвия Львовна по всей видимости пользуется пропуском, таким как наши кольца.

– Если твоя идея – умолять Скопу, то проще сразу идти за наказанием.

– Я же не самоубийца, – закатила глаза, и ткнула пальцем в Элину. – Но есть среди нас личность, тесно общающаяся со Смотрителем. А у того тоже должен иметься пропуск, ведь отгонять нечистых – его работа.

– Ни за что, не просите даже, – на мгновение она забыла, как дышать. Два раза на одни и те же грабли? Точно будет дурой. – Хватит с меня воровства и нарушений правил. Ничем хорошим не заканчивалось.

Даже не нужно было говорить прямо, всем и так понятно. Кирилла не вернуть, и пусть её пытались убедить, что было вопросом времени, когда терпение его лопнет, но вина за эту смерть лежит на ней.

– Не обязательно воровать, – Авелин уловила настрой, но продолжила гнуть своё. – Можно просто попросить.

– Я подумаю.

Слово «нет» щекотало нёбо, но никогда не сможет Элина пересилить себя и прямо отказать. Лучше сбежит. Словно повинуясь мыслям, она встал из-за стола.

– Ответь честно, – остановил Дима хмурым взглядом. – Ты согласилась помочь, мы тебе доверились. Откуда сейчас вся эта неуверенность?

– Я не соглашалась нарушать правила. Опять, – замотала головой. – В моём деле уже две отметки красным. Что будет, когда место там закончится? К тому же…не собираюсь я использовать Смотрителя. За всё отплатить такой монетой? Хватит думать, что у него железное сердце. Он тоже чувствует, грустит и злится.

– А на нас тебе плевать уже? Закончились все громкие слова? Поманили эти пальцем, простили, и ничего уже не надо?

– Авелин, – оборвал её Дима, резко хлопнув по столу.

Та со злости сжала челюсть, махнула рукой, мол разбирайся сам, и отвернулась, не удосужившись больше и взглядом. А ведь только что, казалось, хорошо проводили время. Вели себя почти как друзья.

– Подумай об этом. Но дай ответ до бала. В случае чего мы поищем, как обойтись без твоей помощи.

Элина кивнула и сбежала на улицу, едва успев повязать платок. С каких пор жизнь превратилась в американские горки: горе-счастье-горе? Или так было всегда? Снежный пейзаж отзывался такими же сомнениями и тревогой в груди. Сердцу вдруг захотелось весны.

«Не заигрывайся с ними», – подал голос Яромир, незримо присутствующий в любом разговоре, в любом действии. – «Нужно думать о более важных вещах»

«Сам сказал, что следующий шаг придётся выжидать долго»

«Это если всё сложится, как я предсказал. А если нет? Придётся самим разводить чистый огонь, читать обряды. Готова прямо сейчас сделать всё как надо?»

«Не начинай»

«А если и того хуже – не сработает? Если обязательны вечные клятвы? Если твоей или его крови недостаточно? Если!..»

«Я поняла-поняла. Зато смотри, пойду на бал, и добавлю пару очков к Жизни. Почему надо всё усложнять? Севериана вот вообще ничто не заботит»

«Прекращай смотреть на других и сравнивать. Наши дела с ними закончены. Как и в былые времена все заботы на наших плечах и…»

«Помню я, помню. Только помимо спасения мира у меня ещё куча просроченной домашки и дополнительных занятий»

«Скоро это перестанет быть важно. Нужно искать иные способы. Не все Боги милостивы»

– Ах, так вот где прячется главная звезда этого вечера!

Лиля. Её только не хватало. А казалось, хуже быть не может!

– А я-то думала, куда ты пропала, – пробубнила Элина, крепче сжимая сумку и ускоряя шаг.

– Ты не рада меня видеть? Ранишь в самое сердце! – Лиля уцепилась цепкими пальцами и заставила идти с собой под руку.

Из-за угла показались Маша и Света. Предчувствие не обмануло. Могла ли выходка Севериана пройти незамеченной?

– Не надоело прятаться за чужими спинами? – понимая, что пути назад нет, Элина стала безрассудной. – Да и хватит ходить вокруг да около. Говори прямо.

– О, вижу, у кого-то прорезались зубки, – приторная улыбка не сходила с губ, словно кто-то мог в любой момент выглянуть в окошко. – Но не забывай, чего это может стоить. Ты перестала слушаться. А ещё хуже – ты забыла своё место.

Первый удар пришёлся под коленку. Классика. Маша и Света схватили за плечи. Со стороны казалось, будто три хорошие подруги встретились с объятьями.

– Севериан мой. И только мой. Навсегда.

Второй удар угодил в живот. На мгновение дыхание остановилось. Элина закашлялась.

Внутри же всё кипело. Как будто Севериан был мальчишкой лет пяти, и любая злая тётя могла увести его за руку. Какая это любовь, если Лиля считала его не глупее козлика, не способным принимать собственные решения?

– Но знаешь, на этот раз я прощу тебя.

Элина не сдержала смешка:

– С чего это такая щедрость?

Лиля как будто бы ждала этого вопроса. В нетерпении даже позабыла о дежурной улыбочке. Зато глаза сияли от превосходства.

– Севериан, наконец, поймёт, что упустил! Одна ночь с тобой покажет, кто заслуживает внимания: жалкая замухрышка или его королева.

Девчонки захохотали, а Маша и вовсе стала «пародировать» Элину: уперла руки в бока и пингвином переступала ногами.

– Смотри как бы не сбежал ещё до бала!

***

– Тук-тук-тук. Я к вам с гостинцами, открывайте.

Элина в полусонном состоянии скатилась с кровати, отворила незапертую дверь и ещё долго смотрела бы в одну точку, пытаясь осознать, какого чёрта Десма позабыла не только в первом общежитии, но и в их комнате. Аделина же втиснулась между ними и первой обняла нежданную гостью.

– Долго же ты. Щур нормально отнёсся?

– Небольшой презент из запасов Кассиана, и тот сделал вид, что меня не видел.

– Везучие! Когда уже Сипуха отойдёт в мир иной?

– Не дождёшься. Ещё наши дети и внуки помянут её добрым словом.

Они всё говорили и говорили, а Элина никак не могла увязать вместе двух несовместимых в её голове людей. Сон или реальность? Ущипнула себя. Больно.

– Эля, хватит стоять и смотреть, будто призрака увидела, – Десма заметила смехотворные потуги.

– А как же вся эта «вражда»?

– А пусть ею занимаются мальчишки. Им нравится драться палками и выяснять кто сильнее. Мы же не видим смысла. Хотя они, уверена, и догадываются.

– Я не предупреждала, – Аделина кивком головы указала на Элину.

– О чём? – поинтересовалась неуверенно.

– У нас девичник! Пора выбирать платья и маски, времени осталось не так много. Есть у тебя что на примете?.. Вот, я так и думала.

Элина окончательно потеряла связь с реальностью. Во всём виделся подвох. Неужели они сейчас серьёзно? Или всё из-за комнаты, из-за того, что не избавиться и не выгнать? Точно. Иначе с чего бы приглашать её?

Аделина скидала на пол одеяла, подушки и плед, создавая уютное тёплое гнёздышко. Десма раскрыла сумку и достала несколько глиняных бутылок, знакомый торт с миндалём и плотные подшивки модных журналов.

– Что с тобой опять такое? Садись, налетай, – вытянув ноги и поправив юбку, Десма похлопала по месту рядом.

– Не знаю, что и делать, – пожала плечами, в конце концов устраиваясь по середине. – Чем обычно занимаются на девичниках?

– Тем же, чем и на ночёвках, – Аделина выключила свет, зажгла свечи, расставила бокалы и, наконец, тоже села.

– А на ночёвках?

Теперь обе одарили недоверчивым взглядом.

– Будем веселиться, вино пить из коллекции моего деда, выбирать наряды, секретничать, сплетничать о парнях и не спать до утра, – Десма и правда потянулась к одной из закупоренных бутылок.

– Вино?

– Оно некрепкое, не боись, совсем как сок, – засмеялась. – По сравнению с щепками или фирменным царьком Кассиана и того простой водой покажется.

Когда в трёх бокалах заплескалась рубиновая жидкость, они приступили к самому главному: уложили большой каталог посередине и стали листать страницы. Платья были помпезные, подошедшие бы и для королевского приёма. Однако смотря на стройных моделей, оказалось сложным представить на их месте себя.

– И всё же никак не пойму, чем тебе наш Дёма не угодил. Я бы вам такие образы собрала! Стали бы принцем и принцессой вечера!

– Не решай за него. Ему этого не надо. Да и кандидаток точно половина академии набралась…

– Ты ещё сомневаешься? И это после всех ваших милостей? Так. Кажется, мне срочно нужно с ним поговорить. Всегда из смелых был, а тут…

– Не надо, – Элина улыбнулась, хотя хотелось угрожать. Отпив будто бы горячий напиток, попыталась выведать другое. – С кем же в итоге он идёт?

Десма всё злилась: не то на Демьяна, не то на сорванный выигрыш. Поэтому голос подала Аделина, бросив предположение:

– С Давлетовой? Они вроде продолжают общаться?

Десма от такого упоминания мгновенно очнулась.

– Нет, нет и ещё раз нет. С кем-то из кружка идёт, не помню имени даже… А Аврору уже позвали, поэтому даже если бы хотел, а он, знаю, не хотел, то не смог бы. Кстати, не из вашего ли класса был этот дурак?

В голове всплыл разговор Авелин и Димы. Неужели речь о нём? Правда ведь, всё сходится.

– Возможно, – отозвалась Элина. – А Аврора это?..

– Она классная, если общаться не больше пяти минут в день, – отозвалась Аделина и покрутила пальцем у виска. – Не от мира сего.

– Дёма с ней встречался. Недолго, пару месяцев. Мне тогда казалось, влюбился он беспамятно и бесповоротно. Но я ошиблась.

Элина попыталась спрятаться за бокалом, не дать глупым чувствам просочиться наружу. Разве должно её это волновать?

– Аврора из того же рода, что и он, из рода Дивии. Может и это сыграло свою роль, – продолжала. – Про Давлетовых ходит байка, что они прокляты, и ни один мужчина не задерживается долго: одни умирают, другие отрекаются, а некоторые пропадают без вести. Было бы неправдой – ладно, но у них действительно сейчас одни женщины. Так ещё и дар провидения утеряли поколения три-четыре назад.

– Единственный дар, дошедший до наших дней! – Аделина не скрывала зависти. – Любой орден примет с распростёртыми объятиями. Все двери открыты.

– Так и есть, наверно. Но не для Дёмы. Сколько дружим, он ненавидит его, называя проклятьем, – обращалась она почему-то к Элине. – Один из трёх потомков, унаследовавший дар! Передаваемый вообще-то по женской линии! Уникум! Но даже так, пусть хоть каждый из Домов придёт на поклон, не спасёт его это от участи главы Рода. Дёма ведь единственный ребёнок, что значит – выхода нет. Будет заправлять семейным делом – дедушкиной «империей» – и мечтать поскорее нарожать детишек и сделать несчастными уже их.

– Если бы не гитара и не глупая тяга к музыке жил бы себе спокойно. Всё с рождения на блюдечке подают – только успевай хватать! А ему оно не надо. И где справедливость?

– Каждый мечтает о том, чего у него нет, согласись? – быстро осадила Десма. – Мне вот чаще встречались потомки Восьми, готовые пожертвовать чем угодно, лишь бы ненадолго позабыть об ответственности, ожиданиях и запретах. Тебе ли не знать.

Очевидный намёк. Аделина прислонилась к кровати и запрокинула голову, уставившись в потолок.

– Я всё больше убеждаюсь, что Север сошёл с ума. Прости, конечно, Эля, но ты для него одна сплошная проблема. Отец ведь убьёт. Слухи дойдут или Лиля там пожалуется – и тут как тут прискочит на бал, напомнит, каким полагается быть наследнику…

– Евсей поступил смело, но глупо. Перетерпел бы немного, подождал, и все были бы счастливы.

– Не нам его судить. «Стерпится, слюбится» – не панацея.

Не прошло и часа, не закончилась и первая бутылка вина, а атмосфера неумолимо скатывалась в грусть и тоску.

– Так. Мы не за тем собрались, верно?

Десма быстро начала листать страницы журнала.

– Кстати, Деля, я так и не поняла, кого из Зарницких ты выбрала?

– А зачем выбирать? – и поймав глубоко шокированный взгляд, наконец, рассмеялась от души. – Я иду с обоими. Что в этом такого?

– Но какой-то ведь нравится больше?

Аделина только закатила глаза и махнула рукой:

– Они одинаково мне безразличны – не хватает пары сотни лет. Зато не соскучусь.

– Твой меркантильный подход ничем хорошим не кончится.

– А сама-то? – быстро перевела стрелки. – Идёшь с Уваровым, хотя по всем законам жанра должна бы дожидаться муженька.

– Чтобы Илиан и отлучился из Братства? Не знаю, что должно случиться: ещё один слом мироздания, не меньше. Точно не школьный бал, не нужный и не обязательный. Да его на Имперские вечера не загнать, что тут то говорить. А одной идти я не собираюсь. Клятв не давала, шугаться каждого мужчины и сидеть в башне с закрытыми шторами не обязана!

– И этот человек склоняет всех к любви, семейности и нравственности, – столь запальчивая речь лишь насмешила Аделину.

– Потому что я как никто другой понимаю, что часики-то тикают, – пригрозила пальцем, нагоняя страха.

Десма не казалась той, кого волновала собственная жизнь, одни лишь чужие любовные похождения. Это натолкнуло Элину на вопрос.

– Значит, ты уже замужем? По любви или?..

– Замужем, – подтвердила, вновь схватившись за бокал, как за лучшее успокоение нервов и души. – Боялись, что сбегу куда, недоучившись, и брошу Род навсегда. Может в чём-то и правы были. Но не смотри ты так, не жалей меня. Илиан – мужчина хороший, лучший даже. Мы дружим, и возможно когда-нибудь из этой дружбы прорастут настоящие чувства?

– И всё же…

– Иногда приходится решать, что для тебя важнее. Жертвовать. Я выменяла свою свободу на свободу Каллиста. Но и того недостаточно, придёт время платить, а я уже отдала всё, что было.

– Если бы браком решались все проблемы, – протянула Аделина, ничуть не тронутая, – я бы давно выцепила кого из совета и женила на себе.

– Ага, Смолина. Как раз в твоём вкусе, сто три будет в новом году.

– Давайте уже выбирать платья, – быстро ушла от темы.

– Будут какие-нибудь пожелания? – Десма обратилась к Элине, взглядом портнихи пытаясь прикинуть параметры.

– Длинные рукава?

Модницей она никогда не была и даже не смогла бы назвать любимый цвет, поэтому рассматривать наряд принялась с точки зрения удобства и практичности. Шрамы лучше спрятать, не портить веселье и праздник. Конечно, можно держать руки за спиной весь вечер или надеть перчатки, но куда спокойнее и привычнее скрыть за длинными рукавами.

– Но руки же наше главное достоинство, – Аделина сделала несколько плавных движений. – Ты, как всегда, выделилась. Все только и мечтают оголить плечи. Да и не только плечи…

– В прошлом году, верно? Измагард пришёл в таком невероятном наряде: ярком, воздушном!.. И как раз с голой спиной. Сразу заимел себе почитателей.

– И ненавистников, – переспросила ещё раз: – Уверена?

– Так всем будет лучше.

– Всем? В каком смысле?

Одной оговоркой саму себя поставила в тупик: врать или довериться? Ссора с Северианом вроде бы доказала, что самое болезненное при желании становится неплохим оружием. Доверять не стоит. Но сегодня, сейчас, она готова второй раз наступить на те же грабли. Похоже, если бить в одно и то же место, оно и не болит уже.

– Шрамы. Неприятно будет их видеть. Да и Севериану они не нравятся.

Не такого они ожидали. Очевидно, не такого. Переглянулись со странной обречённостью. Не знали, стоит ли вообще расспрашивать – может лучше сдать назад? Аделина не выдержала первой и спросила таким тоном, будто не верила Элине.

– Настолько ужасные?

– Не то чтобы, – пусть запястья и искромсаны белёсыми полосами, это всего лишь порезы. – Но появится куча лишних вопросов. Мне привычней и спокойней, если они будут спрятаны.

– Вот значит почему ты ходишь в кофте даже в нашей комнате. Никогда бы не поверила, что такой как ты есть что скрывать! А?..

Десма не дала ей договорить, больно щипнув за лодыжку, и попыталась задать иной тон, располагающий к откровениям чуточку сильнее.

– Мы, конечно, умираем от любопытства, но если не хочешь говорить – всё поймём. У нас в друзьях слишком много травмированных мальчишек.

– Да здесь и рассказывать нечего…

– Откуда они у тебя? – Аделина не любила ходить вокруг да около и спросила в лоб. – Родители тоже или несчастный случай?..

Десма добавила:

– Мы никому не скажем, клянусь.

Элина понимала и их любопытство, и недоверчивость, и крохотную поддержку. Легко представить себя на чужом месте. Поэтому губы словно онемели – не такую скучную правду они ждали. Не эту жалкую трусливую Элю, не справлявшуюся с одиночеством. Но бежать не хотелось, и, задёрнув рукава повыше, она призналась:

– Никто в этом не виноват. Я сама оставила их.

Обе опешили. Какая молодец, не перестаёт удивлять! Точно не о таком должны вестись разговоры на девичниках.

– Сама? – выдавила Аделина и тут же вцепилась пальцами в её запястье. Каждую чёрточку рассматривала пристально. – Зачем?

Наверно, им не понять. Они так часто сталкивались с насилием, что просто не верили, как кто-то может самолично истязать себя, намеренно делать больно. «У тебя есть всё, так почему ты не рада?»

– Это глупость, я и сама не знаю зачем. Может, хотела почувствовать, что живу? Выплеснуть эмоции? Они копились и копились, а вредить лучше себе, чем другим, так ведь? Или, может, привлекала внимание? Никто не верит, когда у тебя болит где-то там внутри, «ленивое существо, начни двигаться!», но если раны настоящие, значит и боль тоже?

– Эля.

– Простите, – улыбнулась Десме и вновь натянула рукава по самые кончики пальцев. – Мы только отошли от тяжёлых тем, и вот опять испортила настроение.

– Шрамы уже не свести, – Аделина очевидно говорила об обращении к целителям.

– Я бы и не хотела от них избавляться. Это напоминание мне…

– Да ты просто мазохистка! – воскликнула вдруг Аделина, обвиняющее ткнула в щёку и схватила ладонь. – Это и вот это тоже напоминания? Ни разу не видела тебя в Житнике, серьёзно!

– Я не привыкла, что, если поранился, это можно залечить по щелчку пальцев! Да и ради простых царапин, зачем беспокоить?

– Это их работа, – Десма отвечала холодно, но руки беспокойно теребили серьги.

– Пусть так. Но это всё старое, правда. Больше я таким не занимаюсь. Пообещала близкому человеку.

На мгновение повисла тишина. Казалось, спёртый воздух в комнате настолько помутил рассудок, что даже в морозный зимний вечер хотелось распахнуть настежь окно. Элина жалела, что вообще открыла рот, и потому попыталась сдать назад:

– Давайте же, наконец, посмотрим платья.

Но в тот же момент, когда она потянулась к пресловутому журналу, Десма перехватила ладонь и, крепко сжав, посмотрела прямо в глаза. Элина всеми силами старалась не отвернуться.

– Этого не надо стыдиться. Что-то с нами навсегда, оно уже неотделимо – «каждый ведёт свою борьбу», верно? Поэтому, может, будет лучше не скрывать их? Знаю, ты боишься, что другие подумают, придумают и скажут, но… Не всё ли равно? К тому же громко заявлять, что большинство заметят, каждый больше думает о самих себе.

Элина кивала. Удивительно, как Десма завела тот же разговор, что и Женя год назад. Но одно дело понимать, а другое – делать.

– Был день, когда в школе на меня пролили газировку. Хотелось бы сказать, что случайно, но нет. Досиживать уроки пришлось в чужой футболке. Тогда казалось, все смотрят на меня и осуждают. Видят порезы. На самом деле, никто бы даже не заметил их. Я сама привлекала внимание теми нервозными конвульсиями и волчьим взглядом. На химии вызывали к доске, и наша классная всё увидела и не могла не оставить без внимания. Она весь оставшийся урок вещала сначала о грехопадении, затем о привлечении внимания, а под конец любимым «да какие у вас могут быть проблемы». Хуже то, что рассказала маме. Пришлось вновь менять школу и носить нарукавники, – надеясь, что донесла идею понятно, всё равно подвела итог: – В общем, я привыкла. И думаю лучше не портить вечер, если кто-то решит высказать, чего мне можно делать, а чего нельзя.

Десма не выглядела убеждённой.

– Неужели хочешь всю жизнь убегать от самой себя и прятаться?

– Я не…

– А как иначе это зовётся?

Сказать было нечего. А что делать, если вся её суть – прятаться и ненавидеть, быть несчастной? Так какой смысл? Разве это тоже не она?

– Я хочу помочь тебе…

– Думаешь, мы с первой встречи не поняли, что ты постоянно притворяешься? – жёстко спросила Аделина. – Такая же, как Аврелий, выставляешь напоказ только хорошее, а гнилую подкорку прячешь, и прячешь причём себе во вред. Помогаешь, если попросить, сделаешь всё ради похвалы, и совершенно точно не умеешь отказывать. Ты постоянно улыбаешься и делаешь вид, что всё хорошо. Но ведь не хорошо, да? Как наступает ночь, и мы выключаем свет, я иногда слышу твои тихие всхлипы. Всегда ждёшь, пока я усну, и даже в этом больше думаешь о других. Серьёзно, как вообще такая как ты связалась с нами?

Интересно, её так хвалили или принижали? Но до чего же странно слышать от Аделины такое. Как будто всё это время ей было не всё равно.

– Я правда думала, что ты – одна из тех тепличных цветочков, верящий в «мир, дружбу и жвачку». Не знающих настоящей жизни. Вся такая правильная и идеальная. Меня это бесило до жути. Но хорошо, я поняла, что ошибалась. И даже не сейчас, не из-за этого вот, а всей той истории с Кириллом. Просто…скажи честно, ты что правда настолько ненавидишь себя?

Как на такое вообще можно ответить? Подтянув колени к груди, уткнувшись в них лбом, прячась, Элина собиралась молчать, но кажется вино развязало язык, а может забродившие чувства разъели-таки плоть.

– Что ты хочешь услышать? Правду? – не выждав и секунды, продолжила. – Да, я ненавижу себя. Да, отдала бы всё на свете, лишь бы стать кем-то другим и жить счастливо. Я провал по всем пунктам, самый неудачный образец человека. Внешность – ноль, ум – ноль, общение – ноль, талант – ноль. Я понимаю, почему родители разочаровались, почему возненавидели. Кому нужен бракованный ребёнок, ненормальный и бесполезный? Любовь – заслуга тех, кто выступает на сцене, кто не боится и не заикается, у кого есть мечты и цели, кто оправдывает ожидания и вложенные деньги. Я же вообще не должна была рождаться. Но даже на это у меня не хватает сил…

Голос давно сорвался, меж всхлипами слова терялись. Горячие слёзы текли по щекам, а она никак не могла остановить их, справиться с волной, потопившей и утянувшей на дно. Что за дурная привычка появилась – давить на жалость? Остаться бы сейчас одной и никогда никого больше не видеть, но это – не дом, где хлопни дверью, закройся и все забудут о твоём существовании.

– Хватит, хватит, причинять себе боль, – по спине прошлась чужая ладонь, легонько поглаживая, неуверенно даже, совершенно не сочетаясь с грозным тоном. – Ты знаешь, что мысли отравляют хуже яда? Поэтому каждый новый день нужно начинать с добрых слов, с похвалы. Ведь пусть хоть весь мир дарит тебе любовь, пусть каждый восхищается – ничего из этого неважно, пока сама не поймёшь и не изменишься. Исцелишь своё сердце, а не переломаешь, лишь бы соответствовать глупым стандартам. Чему вас вообще учат на этих созидательных занятиях? Никто другой кроме тебя самой не сможет помочь полюбить себя и показать красоту мира. Любовь к себе – это тяжёлый труд, каждодневный, утомительный, но правильный и нужный. Так хватит же!..

– Не твои ли слова, что даже здесь, в академии, где должны бы учить любви и терпимости – тоже ранят и калечат? Такова жизнь, и нам в первую очередь надо научиться защищаться. А как выстроить крепкую стену и брать оружие, если главный враг – ты сам? – над самым ухом раздались слова Аделины.

От поддержки всегда становилось хуже. Проще оставить рану в покое и не забивать голову, чем вспоминать и натирать мазями, которые лечат, но делают ещё больнее. И всё-таки… Всё-таки хотелось верить – ты не одна, всё будет хорошо.

– Я понимаю всё это, – в конце концов смогла выдавить из себя. – Но что могу сделать?

– А я знаю что! – излишне воодушевлённо Десма хлопнула в ладоши. – Мы сделаем тебя наипрекраснейшей девушкой на зимнем балу! Такой, что все парни свернут головы и будут жалеть, что не пригласили раньше. Такой, что заполучит титул не то что принцессы, а Королевы! Чтобы даже ты сама взглянула в отражение и влюбилась, увидела, наконец, какой на самом деле являешься! Такой какой все мы видим тебя!

Глава 19. «Балом правят сердца»/ Сердце правит бал

Чем ближе подбирался день бала и зимнего равноденствия, тем отчаяние становились некоторые ученики. Академия полнилась историями о безумцах, что пели серенады под окнами общежитий, запускали «фейерверки» с очевидным: «Ты пойдёшь со мной на бал?» и даже срывали уроки, вставая на одно колено и делая «предложения». Как будто вдруг наступила весна – всеми завладела любовная лихорадка. Даже учителя попали под удар: им то и дело приходилось выбрасывать розовые конверты с признаниями. Конечно, смельчаков вместо ответов ждало наказание.

И вот когда пресловутое двадцать второе декабря наступило, предвкушение и нервозность окутали всю округу. Часы пробили восемь.

– Так, смотри вверх.

Оставалась всего пара завершающих штрихов. Аделина вызвалась помочь с макияжем. Элина побаивалась даже ненароком смотреться в зеркало – вдруг свалится в обморок.

Десма крутилась рядом, любуясь белым шлейфом платья. Её маска – аккуратный лебединый клюв – небрежно лежала на кровати. Аделина расстаралась и для Десмы: белая подводка расходилась узором подобно перьям, тени и румяна почти не оставили следа, уступая идее естественности. Мастерица на все руки! Поэтому сегодня, начиная с пяти часов вечера, в дверь постоянно кто-то стучался и молил о помощи. Но не каждый удосуживался вниманием местного божества – только те, кто этого заслуживал.

Повертев её лицо то вправо, то влево, Аделина, наконец, удовлетворённо заключила, протягивая круглое зеркальце:

– Готово!

Десма тут же обернулась, и по одной её реакции можно было сделать выводы.

– И чего ради мы тут стараемся? Ты нас всех затмишь! Мальчики точно уронят челюсти. Ну Деля, ну руки золотые! Бросала бы грезить о Канцелярии и переходила к Материалистам – центры красоты всегда в спросе!

Аделина на это лишь закатила глаза и отмахнулась. Элина же всё никак не решалась заглянуть. Сама не знала, чего боялась – того, что слишком хорошо или слишком плохо?

– Давай, давай, смотрись и оценивай. Или сомневаешься вомне?

Деваться некуда, и словно совершая подвиг, встретилась глазами с отражением.

Вау.

Она точно зеркалом не ошиблась? Кто это по ту сторону?

Аделина расстаралась, даже слишком, иначе как назвать то, что ей как будто удалось вылепить новое лицо? Макияж и правда творил чудеса. Акцентом были «кошачьи глаза»: тёмные тени и подводка приподняли уголки, подарив взгляду хищность. Даже появился намёк на скулы. Куда же подевался наивный оленёнок?

Ей нравилось. И не нравилось. Одновременно. Зачем же опять пряталась в чужом облике?

– Ты и правда волшебница, – выдавила Элина.

– И на том спасибо. Теперь пошлите. А то ещё в дверях полчаса простоим, весёлое будет начало.

Бал действительно обещало посетить множество людей, особенно после известий о намерениях имперской семьи. Не только ученики и их родители, но и гости: все значимые лица трёх орденов. Севир даже выдвинул на обсуждение вопрос, хватит ли Зимнего дворца, но директриса в свою очередь заверила – волноваться не о чем.

На улице ожидаемо образовался затор. Десятки учеников в масках зверей и птиц дрожали от предвкушения. Когда Элина наконец пробралась внутрь зуб на зуб не попадал. Красота требовала жертв, и первым стало тепло. Сбросив накидку, она осталась в одном платье. Таком, как хотела Десма: болезненно открытом. Пышная юбка доходила до пола, блестящая сеточка мерцала золотым, а голые руки и плечи то и дело покрывались мурашками. С каждой новой минутой желание переодеться становилось сильнее. Элина ощущала себя самозванкой, лишь выдающей за изящную леди. Фальшивкой. А маска рыси, якобы её ипостаси, и того усугубляла – как из травоядной сделали хищника?

– О, вон мои лисы! Что ж, удачи вам, повеселитесь. Не прощаюсь, конечно, но кто знает, – и Аделина быстро ускользнула к близнецам, потерявшись за чужими спинами.

Десма тоже стала искать знакомое лицо, с её ростом и каблуками это не было проблемой – второй лебедь нашёлся в считанные секунды. Тем не менее, подходить она не спешила, смотря на Элину с сомнением.

– Иди уже. Вы и так сделали столько, что и во век не расплатиться. Теперь твой черёд веселиться.

– Уверена?

Пришлось легонько подтолкнуть её, прежде чем Сашка Уваров дождался свою пару.

Сама Элина поспешила к стене. Всё плотнее сгущающаяся толпа давила, не давала вздохнуть и двигаться. Как собралась танцевать, если уже не могла этого вытерпеть? А будет ли вообще? Она всё вглядывалась в маски, лица, наряды, но никого похожего на Севериана не находила. И чем ближе становился назначенный час, тем сильнее в мыслях сквозило: «А что, если всё было одной несмешной шуткой? Снова?»

– А тебя и не узнать. Поработали на славу, хотя мне совсем не нравится.

Элина вздрогнула, когда прямо над ухом раздался ехидный голосок. Из-под маски енота на неё смотрели два прищуренных глаза.

– Опять не пойму, то ли ты комплимент пытаешься сказать, то ли оскорбить.

– А зачем выбирать, если могу совместить?

Авелин оценивала с головы до ног, даже не пытаясь скрываться. Элина ответила тем же. Одно дело видеть ту в форме, другое – в вечернем наряде. Женственность никогда не была её чертой: даже школьная юбка на самом деле являлась перешитыми шортами. Правилами не возбранялось. Удивительное открытие – та умела шить. Элина готова поклясться, что и это красное на бретельках платье, пусть простое, но сидевшее на ней как на модели, Авелин тоже создала сама. Все сойдут с ума от зависти. В своей простоте и элегантности она смотрелась намного выгоднее, чем блестящие и воздушные «феечки».

– Зато ты однозначно выглядишь просто шикарно. Отбоя не будет от парней, ещё танцевать устанешь.

– Пусть попробуют, – Авелин закатила глаза, доказывая, что праздничный вечер не смягчил пренебрежительного отношение ко всем.

Зато Элина могла похвастаться, что они вновь разговаривали нормально. Без показательного пренебрежения и недовольства. Да только ради этого всё же пришлось согласиться на их безумную авантюру.

– Дима оставил тебя одну?

– Ускакал сразу же, – махнула рукой. – А твой-то где? Столько стараний и ради кого?

Элина неуверенно пожала плечами. Оставалась пара минут, а Севериана нигде не было видно. Этого и боялась. Конечно, последняя надежда, что зал большой, а она маленькая, ещё теплилась внутри, но здравый смысл голосом Яромира подначивал: «А я говорил, говорил, не надо к ним привязываться».

– Знаешь, если заявится, устрой ему взбучку, – от Авелин меньше всего ожидаешь получить поддержку. – Научится ценить то, что имеет.

Элине казалось, она уже не могла злиться. Как, если сколько бы ни слышала от Севериана клятв и заверений – «не хотел, верь, общайся как раньше» – недоверчивость было не искоренить. Однако…злости-то и не было. Обида, разочарование – да. Но не злость. Чего вообще могла ожидать? Думала, достойна?

И вот раздался громогласный перезвон курантов, на мгновение оглушивший всех. Тогда же открылись двери бального зала. Внутри всё блестело золотом: лепнина на стенах, ножки столиков и стульев, столовые приборы, вазы и люстры. В другой день от потолка отскакивало бы эхо, но сегодня и яблоку негде было упасть. Сотни юношей и девушек сновали туда-сюда по паркету, выискивая лучшие места. Гости же держались обособленно, своими группами, и не спешили заводить знакомств.

На сцену – маленький подиуму в самом конце зала – резво поднялась сама Сильвия Львовна. Не изменяя традициям, она была в красном, но не костюме, а огненном платье. Высокий силуэт словно поглотили языки пламени, а от любого движения разгорались ярче. Вдруг свет в зале потух.

– Опять её никому не переплюнуть…

– Какая красота!

– Выпендривается.

В полутьме платье пылало по-настоящему. Учащиеся не смогли устоять и разразились аплодисментами. Даже за птичьей маской легко разглядеть было проступившее довольство. Вот она – Жар-птица.

– Благодарю, благодарю, – поклонилась несколько раз. – Сегодня мы собрались здесь, чтобы со всей радостью и надеждой проводить старый год и встретить новый, а также, конечно, воздать почести Восьми Богам. Однако есть и другой повод, не менее важный. Ни для кого не секрет, что Осенины для нас омрачились: не только нападением Теней, но и уничтожением барьера, созданного моей доброй подругой. Отныне земли те нелюдимы вновь, и неизвестно когда это исправится, – директриса выдержала трагичную паузу. – В этой непростой ситуации нам была оказана непомерная помощь со стороны каждого из орденов, Канцелярии и самого Императора. В частности, прошу одарить аплодисментами наших дорогих гостей: Дом Перехода и Братство Защитников и пригласить на эту сцену.

В зале поднялась шумиха. Ученики расступились, пропуская две разношёрстные делегации.

Защитники предстали группой одетых в золотую форму мужчин и женщин, без масок, зато с киверами. Пусть наряды их различались и даже были замысловато расшиты, но ничто не смогло перебить военной выправки. На сцену поднялись строем, ровно друг за другом, и встали также, выпятив грудь и заложив руки за спину.

Хранители Пути на фоне «прекрасных и воинственных» казались варварами, ворвавшимися в Афины. Главным их атрибутом, привычным и неизменным, были шубы из меха соболя, песца и норки. Девушки носили белые полушубки, туго перевязанные поясом, а сапожки по колено привлекали внимание цокотом. В сложном переплетении кос поблескивали не только серебряные ленты, но и позвякивающие при движении монеты. Юноши, напротив, облачились в длинные по щиколотки шубы тёмных расцветок, что скорее напоминали шкуру медведя. Вместо тяжёлых шапок, их головы украшали металлические обручи.

В отличие от Защитников, пытающихся улыбками расположить к себе, Хранители Пути поголовно хмурились и очевидно чувствовали себя не в своей тарелке, встав с самого края сцены. Досифей и Нифонт отделились от общей группы и подошли к Сильвии Львовне. Оба отличались лишь цветом шуб – таких смоляно-чёрных, что могли бы посоперничать с нарядами Севира.

– Давайте же выслушаем, чего стоило справиться с этой вопиющей ситуацией.

Вперёд вышла знакомая женщина в золотом, та, что принимала их потерявшуюся группку в злополучный вечер. Она оглядела учеников с блеском в глазах и воодушевлённая вниманием начала свою речь:

– Добрый вечер! Позвольте представиться, Наталья Бортниц, Защитница третьего ранга, уполномоченная разведывательной группы «Сокол». Как сказала Сильвия Львовна, произошедший случай являлся и до сих пор является вопиющим. Ни одна Гильдия или Братство не допускали такого. Но благодаря совместным усилиям наших подразделений жертв удалось избежать. Аналитики выяснили, что в ночь с двадцать второго на двадцать третье сентября в пределах закрытых земель произошёл скачок «серых материй». Это сильно ослабило барьер и в какой-то момент дало возможность некоему напавшему лиц пробить брешь. Она, не смотря на небольшие размеры, всего порядка пяти сантиметров, позволила Теням пробраться на защищённую территорию. Эвакуация прошла успешно, раненные доставлены к целителям, потерявшиеся обратно в академию. Операция по спасению осуществлялась в ускоренные сроки и, мудрым словом императора, было решено подключить к работе Дом Перехода. С их помощью мы смогли лучше скоординировать передвижения.

Чуть склонив голову, она жестом указала на Хранителей Пути. Досифей сделал шаг вперёд и с поддержкой Нифонта за плечом, продолжил речь:

– Благодарю, Наталья Владимировна. Наш Дом и в самом деле в кратчайшие сроки был осведомлён о ситуации и привлечён к делу. Несмотря на сложности в нынешних отношениях, я решил, что жизни детей намного важнее всякой политики и предложил нашу безвозмездную помощь. Мы не могли остаться в стороне. Тем не менее, хотелось бы отметить всю серьёзность той ночи. Переходы ещё долгие недели сбоили: то закрывались, то открывались без нашего ведома. А полунощные земли сделались опаснее чем прежде. Не только Железные стражи, дрекавцы и прочие нечистые обрели плоть, но и зачастили ураганы и грозы. Сам воздух искрится от напряжения. На моей памяти такого никогда не случало. Упоминания нашлись лишь в старинных писаниях тысячелетней давности. Да, когда Богиня Морена открывала Врата Девятины.

Толпа взволнованно зашепталась. Как бомба взорвалась, каждому хотелось что-то сказать. Одни начинали хмуриться, не желая в праздник забивать голову. Другие, наоборот, с радостью подхватили горячую тему.

– Но, – Досифей постарался сгладить острые углы, – я лично сильно сомневаюсь в возможности такого. Только ведающий равный по силе Богине способен на это.

Под вежливые аплодисменты делегации сошли со сцены и скрылись в зале. Сильвия Львовна вновь взяла слово:

– Мы рады, что всё разрешилось наилучшим способом. Академия продолжает учить, а вы – учиться. Сейчас же, позвольте не задерживать больше и открыть наш бал-маскарад. Кавалеры, успевайте приглашать дам; дамы, не бойтесь приглашать кавалеров!

И вровень с взорвавшимися хлопушками, искрами и конфетти, зазвучал оркестр. Первым традиционно играли вальс. Элина ещё раз огляделась, но так и не нашла знакомой фигуры. Похоже, весь вечер суждено ей простоять у этой стены и наблюдать за весельем других. Она видела, как Аврелий в миниатюрной маске фенека изящно подал руку своей партнёрше – их однокласснице Даше. Десма и Саша растолкали всех и уже кружили в центре. Даже Терций в маске барана, выглядящей как что-то принадлежавшее шаманам, неуклюже вёл миниатюрную девушку, совсем ей не знакомую.

– Пойдём.

Элина так глубоко утонула в самобичевании, что не заметила, как Авелин подошла вплотную и схватила за запястье.

– Выбора не много, конечно, но что поделать. Идём. Не собираешься же простоять здесь до самой полуночи?

– Как раз собиралась, – и это была даже не шутка. – Неужели хочешь танцевать со мной?

– А тебе всё разжёвывать надо? Считай, что не зря учила.

Авелин решительно протиснулась в круг вальсирующих, положила одну руку ей на талию и начала, как всегда, не в такт. Добрую половину они молчали и старались не пересекаться взглядами. Но терпение Авелин быстро кончилось, и словно бы нехотя та высказала:

– Не думала, что ты из таких.

– Каких?

– Вымещающих боль на себе.

Вот значит в чём дело. Поэтому казалась такой странной? Заметила-таки? Элина морально готовилась к вопросам и отреагировала почти спокойно.

– Это старое.

– Конечно, – кивнула так, словно не верила. – Знавала я похожих личностей. Они всегда говорят, что завязали. А потом ты находишь их качающимися в петле.

– Не про меня.

– Уверена?

– На все сто. Правда! Я ненавижу боль. До фатального вряд ли смогу довести.

– Слабо верится.

– Ты ведь всё равно плакать не будешь, чего беспокоишься? Давай не портить вечер. Он и так не удался. Поговорим о чём-нибудь позитивном…

Авелин привычно закатила глаза и резко ужесточила шаги, закружила так, что всякие мысли вылетели из головы.

Спустя три танца подряд они, наконец, остановились. Элина успела запыхаться – совсем отвыкла. Авелин же была полна сил и бодрости, потому оглядев толпу, воскликнула:

– Кажется, пора подсластить голубкам жизнь!

Дима только-только подвёл Аврору к столикам с напитками и что-то смущённо тараторил, заламывая пальцы. Как же Авелин могла пройти мимо и не подпортить ему праздник? Со скоростью света оказавшись рядом, она протянула ладонь, зовя обратно на паркет. Дима пытался сопротивляться, только вот Аврора, не подозревая ни о чём, сама подтолкнула навстречу. Его обречённый вид даже Элину заставил улыбнуться. Пока в толпе вдруг не показался Демьян. Тот носил маску снежного барса, такого же мощного и опасливо ласкового. Чёрный наряд плотно облегал фигуру, подчёркивая широкие плечи. Многие девушки невольно оборачивались и задерживались взглядом. Да только из всех них победила Аврора.

Заиграл один из вальсов Штрауса, пары смешались, слились единым потоком. Но даже так,

Элина отчётливо видела этих двоих, их подаренные друг другу улыбки, нежные прикосновения… Это всё Севериан виноват! Кому она здесь вообще нужна? Неприкаянная душа. Тотчас же захотелось уйти. Вот только Элина продолжала смотреть, следить за каждым шагом и вдохом.

Аврора была красивой. Как вообще Диме удалось пригласить? Миниатюрная и тонкая она даже на каблуках оставалась ниже Демьяна. В отличие от других девчонок воздушному платью предпочла нечто похожее на национальный костюм: длинная в пол юбка с цветочным узором, бардовый платок на плечах, тугой пояс, множество бус, колец и браслетов. За оленьей маской прятались чёрные глаза, мерцавшие радостно и живо.

«Хотела бы я быть ею» – с непривычной злостью подумала Элина.

Демьян осторожно вёл Аврору и, склонившись, говорил что-то столь смешное, что та вся раскраснелась и притворно стала бить по плечу, лишь бы замолчал. Они и правда выглядели…парой? А что, если Десма ошибалась?

Успокойся. Ты никто, и звать тебя никак. С каких пор он стал твоей собственностью?

Это всё Севериан, тупой Севериан! Пусть только объявится! Её бы здесь не было! И может не было бы этого одиночества…

Заставив себя зажмуриться, отвлечься, Элина поняла, что сейчас ей просто необходим свежий воздух. Она тихонько выскользнула на балкон. Странно надеяться никого не встретить, но всё равно почувствовала разочарование, найдя у перилл две фигуры. Ещё и знакомые.

Досифей смотрел куда-то вдаль, крутя бокал с шампанским в руках. Ангел неизменно стоял рядом. Повисшее между ними молчание сложно было назвать приятным. Чужого появления ни один, ни другой не заметили, оно и к лучшему. Элина уже собиралась повернуть назад, зная, чем такое обычно заканчивается, как вдруг Ангел воскликнул громко, перепугав до смерти:

– И всё равно не понимаю я! Не строй из себя старика, уже пожившего жизнь. Тебе едва перевалило за тридцать. Посмотри хотя бы на Нифонта – вон кому пять лет, и ничего, не волнуется же.

– Ты молод, – тот, напротив, звучал глухо и тихо. – Незачем стоять здесь со мной. Веселись, танцуй, пей. Пока это ещё позволено, а другим до тебя нет дела.

– Без тебя никуда не пойду, – похоже далеко не в первый раз повторил он. – Да и чего там делать? Федя уже в кондиции, Серый – скоро будет.

– И часа не прошло, – со смешком Досифей допил остатки алкоголя и отставил бокал.

– Перенервничали. Они-то собирались с девчонками танцевать, а вот духа пригласить не хватило. Неженки.

– А ты чего же? Подал бы пример.

– Не хочу. Что им от меня толку? Они за любовью гонятся, а я свою нашёл давно.

– Это ты так думаешь. Может, увидишь какую из этих юных прекрасных девиц, и поймёшь, что зря упрямился и сопротивлялся?

Не понять, забавлялся Досифей или говорил всерьёз. Ангел же принял в штыки:

– Мои слова, мои чувства что, ничего не значат для тебя?!

– Значат. Только боюсь поверить в них, – и, не дав открыть рта, продолжил. – Из всех возможных, разве я не самый худший вариант? Кто знает, сколько ещё осталось? Когда-то Скарядие возьмёт вверх, никакие отвары не помогут. Они уже не помогают. Я ведь тебе делаю лучше, о тебе думаю в первую очередь, но почему видишь иное?

Даже Элине стало не по себе от такой обречённости, от смирения, что уж говорить об Ангеле. Тот с силой сжал челюсть и, показалось, сейчас накинется с кулаками, но наоборот отшатнулся, уходя в тень. Кажется, пора прекращать греть уши и скорее возвращаться – дело пахнет жареным.

Прошмыгнув за дверь, последним, что услышала, был резкий крик:

– Я не наказываю тебя этим, Боги, как ты не поймёшь!?

Элина вернулась и встала у стены, больше не смотря по сторонам. В задумчивости даже не заметила, как отыграли последние ноты симфонии. Чему же она стала свидетелем? Что за глупая привычка у этих Хранителей Пути: открывать сердца в людных местах! Хотя сегодня место было вполне уединённое, и это ей понадобилось вдруг сбежать ото всех.

«Что же такое Скарядие?»

«Хворь? Ежели постоянно находиться на полунощных землях, легко потерять разум»

«Настолько она страшная? Смертельная? Все так боятся. Понятно тогда, чего ведающие не принимают академию. Рухни барьер – куда нам деваться?»

«Такой не сломать. Хотя конечно коли изнутри ковырнуть, гляди и дыру можно сделать»

«Не о таком ли говорил Досифей в своей речи? Кто-то пробил брешь, а значит – я была ни при чём! Уверена, Мороз постарался! Не мог он просто так найти именно нас»

«А не думаешь, что причастен и вовсе кто третий?»

«Если так всё ещё хуже, чем могло казаться!»

Вскинув голову в беззвучном страдании, Элина вдруг наткнулась на чужой взгляд, с любопытством осматривающий.

– Даже сегодня не изменяешь себе? – лукаво спросил Демьян, похоже долго ожидавший от неё внимания. – Но почему одна? Где твоя благородная пара?

– Так получилось, – пожала плечами, стараясь усмирить взволнованное сердце и не показать и следа недавней ревности. – А ты почему не со своей?

– Хочу дать шанс и другим. За ней уже очередь выстроилась, – хмыкнул он, стараясь звучать весело и непринуждённо, но быстро сдался. – Мы и Измагарда не видели. Каллист мрачнее тучи. Если эти двое решили так несмешно пошутить, пусть не обижаются потом, если я им разукрашу лица.

Это были не пустые слова. Элина знала – за друзей и правда готов порвать на мелкие кусочки. Каллисту невероятно повезло.

Однако не успела она ответить, как Демьян сменил тему:

– Идём. Сегодня нельзя стоять без дела.

Как будто самая глупая, но оттого желанная мечта воплотилась в реальность. Потому Элина решила тут же отказаться, пресечь на корню. Как бы девчонки не старались исправить её мысли, её привычки, её бездарность – это невозможно. Что толку от красивой обёртки, когда внутри ничего?

Стоило только приоткрыть рот, сказать-таки, что должно, Демьян поймал её ладони в свои. Что за магию использовал? Элина и не поняла, как крепко вцепилась в чужие запястья.

– Я…

Но вдруг всё переменилось. Ведь Демьян отшатнулся и, с болью сжав челюсть, схватился за голову. О себе она больше не думала – только о нём. Обхватила за плечи, надеясь поддержать и не дать упасть, позволила вцепиться до синяков в талию. Лишь бы стало легче. Он не издавал ни звука. Что с ним? Это что-то серьёзное? А если нельзя медлить? Чем вообще могла помочь?

Никто даже не обернулся в их сторону, не заметил, словно так и надо, словно им важнее съесть лишнее пирожное. «Думай только о себе!» – кажется, таким девизом поучал Григорий Маркович?

Демьян продолжал дышать тяжело и загнанно, но быстро выпрямился и открыл глаза. Он не видел ничего перед собой, будто до сих пор был где-то не здесь, совсем в другом месте. Лишь когда Элина пошевелилась, тот, наконец, полностью пришёл в себя.

– Я, прости, я не думал, что так случится…

– У тебя, – Элина неуверенно высказала догадку, – было видение?

Поправив съехавшую маску, он плотно сжал губы и отстранился от неё. Неприятная тема? Табу? Но какие страшные картины должно таить будущее?

– Да, оно самое, – неужели готов посвятить в эту тайну?

– И что там было?

Её одарили странным нечитаемым взглядом, прежде чем Демьян покачал головой.

– Я не могу рассказать. Если видения обретут слова, то непременно сбудутся.

– Там была я, да? Ты коснулся меня и увидел будущее – так это работает.

– Возможно, – нехотя ответил.

– Неужели мир и правда рухнет. И это не исправить, всё определено.

– С чего ты взяла?..

От удивления Демьян даже позабыл о головной боли. А Элина едва не хлопнула себя по лбу – зачем сказала вслух?

– А как иначе? Твоя реакция говорит сама за себя. А будущее исправить невозможно. «Что бы ни увидел, это сбудется», так ведь?

– Не забивай голову, – но тут же добавил повинно. – Я слукавил в тот раз. Будущее может меняться, и то, что привиделось, не всегда должно сбыться. Многое зависит от моих решений.

Брови взметнулись вверх. Почему всем так нравилось врать и недоговаривать? Даже Дёма ей не доверял. Хотя с чего бы было иначе?

– Звучит так, словно ты вершитель судеб. Если что-то не нравится, можешь всё изменить.

– Обычно я не вмешиваюсь, – кажется, неосторожные слова задели его, – и не всегда в моих силах что-то исправить, сколько бы ни хотел.

– Но в чём тогда смысл этих видений?

– А этот вопрос стоит задать Богине, – музыка доигрывала свой последний аккорд, и Демьян пробормотал раздосадовано. – Кончилась. Вот нужно же было всё так испортить…

– Танцевать можно и под Селин Дион. Конечно, если ты ещё согласен.

Наконец, паркет встретил и их пару. Людей с каждым разом становилось всё меньше: они толпились у столиков и прохлаждались за разговорами. Но даже так приходилось зорко следить, лишь бы ни в кого не врезаться. Страшно представить, что ждёт этот бедный зал, когда пройдёт официальная часть, и начнутся настоящие танцы.

Элина призвала всё своё мастерство. Близость к Демьяну вроде как должна была стать привычной: вечера за чаем и разговорами сделали их почти друзьями. Но только сегодня не простой вечер. Сегодня бал.

– Почему ты так смотришь на меня?

– Как? – его совсем не смутил вопрос.

А Элина не могла ответить прямо. Пристально, открыто и… почти ласково.

– Так.

Он посмеялся:

– Просто ты чудесно выглядишь.

– Девчонки постарались, – сразу же открестилась. – Решили сделать из меня самую-самую, «королеву бала» из фильмов. Но если бы не вкус Десмы и золотые руки Аделины, ничего бы не вышло.

– Ты красива и без этого всего. А сейчас и вовсе настоящая принцесса. Бойся Терция: столкнёшься и будешь до конца ночи слушать комплименты.

– Вряд ли его огромный список дойдет до меня. Такая очередь, а он ведь даже не танцует!

– Как же девушки могут пройти мимо? Вам нравится жалеть и помогать, а Терций для такого кажется идеальным партнёром.

– Не понимают, с кем связываются. Ему-то подачки не нужны.

– Но ради красивой дамы он с радостью притворится слабым и немощным.

Она засмеялась, признавая правоту. Терций оказался тем ещё повесой и собрал в своём уголке целое небольшое общество. Бурные обсуждения заинтересовали даже гостей, но Элина зацепилась за красный платок с бахромой и, не задумываясь, пробормотала:

– Я даже не догадывалась, что вы с Авророй как-то связаны.

Демьян не удивился поднятой теме, кажется, тоже заметив её.

– Ты с ней знакома?

– Не то что бы, – покачала головой, прячась за улыбкой. – Дима пригласил её на бал. Авелин постоянно возмущалась. А Десма рассказала, что вы когда-то были вместе.

Вряд ли хотел он обсуждать такое: личное да и ненужное на этом вечере. Но Элина никак не могла выкинуть из головы этот их чёртов идеальный вальс. Потому что двое действительно хорошо смотрелись вместе – так может до сих пор что-то связывало?

– Было дело, да, – с удивлением Элина разглядела яркий румянец на его бледной коже. – Десме стоит поменьше болтать. Это было давно, мы расстались друзьями. Ничего такого, всё как у людей.

– Не секрет из-за чего?

– Из-за глупости. Моей, – отвел взгляд. – Не стоит искушать судьбу и начинать отношения без любви. Хотя тогда я заставлял себя поверить, что это не так. Ну не дурак ли?

– Кто знает. Некоторые женятся без любви. У вас это как раз принято.

Демьян поморщился. Он принимал и даже поддерживал некоторую закостенелость общества, но тему браков ненавидел люто.

– Надеюсь, наше поколение изменит порядки.

Обменявшись улыбками, Элина готова была поверить, что вечер прошёл не зря. Она больше не одна. Нашлись те, кому не всё равно. И пусть отсутствие одного язвительного человека ощущалось остро, пустота заполнилась другими. Да и какая разница? Хотел ли Севериан вообще быть здесь? Быть с ней?

– Не устал ещё развлекать мою пару?

Элина вздрогнула. Помяни чёрта, не иначе.

Севериан запыхался и выглядел потрёпанно, но это не мешало ему держать голову прямо и прожигать Демьяна разражённым взглядом. Рысья маска вытягивала и без того острое лицо.

– Нет, не устал, – с вызовом. – И зачем же ты явился? Шёл бы туда, где был. Думаешь, с распростёртыми объятьями принять должны?

Позади мелькнул Измагард, такой же растрёпанный, странно молчаливый и державшийся на расстоянии. Демьян заметил его и прямо на глазах вспыхнул ещё сильнее – весь напрягся, готовый к драке.

– И этот здесь. Прекрасно!

– Иди, всё хорошо, – и без её слов Демьян сорвался бы следом, но так хотя бы казалось, что пытался защищать.

Севериан расценил щедрый жест по-своему. Заняв чужое место, он окинул её с ног до головы оценивающим взглядом.

– Тебя и не узнать. Выглядишь непривычно… Наверно, должен сказать, обворожительно и волшебно? Но я правда поражён.

Комплименты Элину не купили. Она отступила на шаг, сложила руки на груди и выжидающе вгляделась в прорези маски.

– Не надо этого сейчас. Просто ответь – чего ты добиваешься?

Тот вдруг всплеснул руками и одним видом показал, что думает о произошедшем. Элина позволила увести себя с паркета, лишь бы не мешать вновь закружившим парам. Севериан завёл её в уголок за колоннами, желая хоть так остаться наедине.

– Эля, я искренне хотел, планировал идти на бал с тобой! И точно объявился бы вовремя прямо под дверью комнаты! Но именно сегодня ко мне приехал отец. В другой раз он едва ли сюда сунулся бы, зато вызнав какие «непристойности» я творю, быстро отменил всякие планы. Установил новый рекорд по нравоучениям! Но я его не стал слушать, больше не притворялся паинькой. Сказал то же, что и брат. Едва ли моя выходка его впечатлила. Боюсь только, теперь захочет поглядеть на тебя лично. Выяснить, стоишь ли того, чтобы нарушать «традиции» и идти против Рода.

Не врал, Элина знала, как выглядят его откровения. Однако и многое не договаривал.

– Будь возможность отмотать время назад и всё исправить, знай, я бы так и сделал. Но сейчас мне остаётся только пытаться загладить вину. Ты злишься?

До чего наивный вопрос. Конечно, она злилась! Да только что могла? Учинить скандал? Убежать и запереться в комнате? И чем это поможет? Только испортит и себе, и другим вечер. Да и Севериан…Чувствовала ли, знала ли – действительно сожалеет.

– А ты бы не злился? Мне повезло, что оказались люди, которые захотели потратить часть этого вечера на меня, составили компанию. Я не хотела идти, потому что понимала, как всё будет проходить, чего ждать: привычно бы подпирала стену и мечтала поскорее сбежать. Но ты же пообещал: «сделаю этот вечер незабываемым, как же без тебя!»… У меня тоже есть чувства, знаешь? Мне тоже больно, и обидно, и грустно.

Не ожидая от неё откровенности, Севериан совсем растерялся. Как мальчишка, стал оглядываться по сторонам в надежде получить помощь, любой шанс отвлечь внимание. Только ни одну душу во всём этом зале не волновали прячущиеся по углам подростки.

– Я подвёл тебя, и заслужу любое наказание. Можешь даже ударить меня, – губы дрогнули в улыбке. – Позволь с этого момента исправиться? Танцы, думаю, будут лучшим началом?

Элина тяжело вздохнула, качая головой. И подала ладонь.

Они кружили долго, так долго, что помутилось в голове, а люди превратились в смазанные цветные пятна. Иногда завязывался разговор, простой и отвлечённый: о музыке, напитках, гостях и никогда больше о произошедшем. Элина могла лишь догадываться, но одно знала точно – Измагард как-то связан с этим. Как пришли вместе, двое так и не обменялись ни единым взглядом.

– И что же произойдёт в полночь?

Оставалось чуть меньше получаса до окончания официальной части. Севериан успел взять себя в руки и совсем расслабиться: в движениях вновь сквозила уверенность.

– В прошлом году директриса и зам заводили речь об итогах: кто где отличился, у кого какие заслуги. Возможно, сегодня об этом придётся говорить Императору. Всё-таки он должен объявиться. Затем куранты пробьют шестнадцать раз – дань Богам. Мы снимаем маски и сжигаем: в прошлый раз выходили на улицу к костру, но в этот нас слишком много, не знаю, чего придумают. И вроде бы всё, там начнётся настоящая дискотека до утра.

– Все уже в нетерпении, – разговоры с каждой минутой становились всё громче, – поэтому экономят силы.

Из пар, продолжавших вальсировать, Элина заметила Каллиста с Измагардом, похоже тоже прощённого и навёрстывающего упущенное, ещё Аделину, неизвестно какими правдами подкупившую Севира, и Демьяна…с Авророй, опять. Севериан заметил, как резко поменялся её взгляд и, проследив, кажется, сложил два плюс два.

– Ты с Серебровым…Что между вами? Ты его любишь?

Не ожидая такой прямолинейности и тем более таких слов, Элина широко распахнула глаза и глупо уставилась в ответ. Кто-то попытался облечь её чувства в слова, и те стали совсем противны, словно святое опошлили. Как можно уместить бушующий океан в стакане?

– Что за глупости, о чём ты вообще? – неловко рассмеялась.

Льдистые глаза легко прорывались сквозь фальшивые улыбки, проникали в самое нутро и будто видели мысли. Элина вскинула подбородок, не желая поддаваться провокациям.

– Вы веселитесь, танцуете, а последние недели тебя не оттянуть от их компании – не знаешь, где Элина, ищи в «Люмьере». Я просто делаю выводы.

Он наклонился к ней, так что ещё немного и кончики носа соприкоснулись бы. Что будет если поддаться вперёд? Севериан прищурился.

– Неужели если с кем-то проводить много времени, обязательно нужно влюбляться? Это не так работает. Да и с вами я, кажется, общаюсь ничуть не меньше?

– Уверена? – усмехнулся уголком губ.

– Уверена! – ответ вдруг сам пришёл на ум, и она сыграла его же картами. – Я, кажется, всё поняла. Точно. Ты ревнуешь!

Сказано это было в шутливой форме, непринуждённо и невинно, без всякой надежды попасть в точку. Только Севериан не улыбнулся, не оценил и намеренно мучил молчанием – лишь острым взглядом прошёлся так, словно желал вспороть кожу.

– Ладно, ладно. Шуток не понимаешь, что ли? – сдалась Элина, стараясь как можно скорее уйти от щекотливой темы.

Прежде чем удалось бы замять ситуацию, тщательно сделать вид, что ничего такого сказано не было, от толпы отделилась высокая фигура и стремительным шагом приблизилась к ним двоим.

Этого только не хватало.

– Приятного вечера. Значит, это Вас избрал мой сын в качестве спутницы? Жаль, сам не решился представить, в таких делах он как всегда нерешителен. Позвольте представиться, Назар Игнатьевич Доманский, глава рода Чернобога.

– Элина Левицкая. Приятно познакомиться, – пропищала в ответ, задумавшись, не стоило ли подать ладонь, как в тех фильмах.

Стоявший перед нею мужчина вызывал два противоречивых желания: бить или бежать. Он был высок и статен, морщины на скуластом лице только добавляли мудрости, а седые волосы зализаны назад. Яблоко от яблони. Будто под копирку сделаны, вот только… Может из-за того, что с Северианом связывало многое, что общались так близко, Элина видела на сколько на самом деле разные. Взгляд Назара Игнатьевича был по-настоящему холоден и равнодушен – недвижимый айсберг. Он считал себя лучше, значимее не только её, но и всех вокруг. Даже собственного сына.

– Сейчас начнётся церемония. Нам нужно идти.

– Я не разрешал тебе подавать голос, – осадил, едва сдерживая себя, рука его дёрнулась, но он глубоко вздохнул и продолжил в том же духе. – Прошу прощения. Сегодня мой наследник потерял всякий контроль. Придётся вспоминать старые уроки и исправлять его недостойное поведение.

– Хватит этого спектакля.

Севериан стоял весь напряжённый. Рука оказалась у неё на плече, притягивая к себе ближе и ближе, не давая и пошевелиться. Пусть и хотел казаться скалой, недвижимой силой – её не обманешь. Чужая ладонь дрожала, мокрая и ледяная.

– Как же? Неужели мне стоит пустить на самотёк то, как один безмозглый мальчишка решил вдруг потакать своим чувствам и нарушил таким трудом заключённый союз! – Назар Игнатьевич вновь сделал глубокий вдох и снизил тон. – В твоих интересах извиниться перед Бельскими. Сейчас же. Можешь сколько угодно иметь пассий, крутить романы, но только после свадьбы. Не для того я надрывался, чтобы ты одной выходкой всё испортил, – и добавил, окинув Элину с ног до головы честным взглядом. – Но выбирай кого-то соответствующего нашему статусу… И в кого у тебя такой странный вкус?

Конечно, всё должно было кончиться этим! Элине не привыкать выслушивать «лестные» эпитеты, да только редко кто решался вот так в лоб сказать: «в твоём случае стандарты красоты плачут в сторонке». Ей бы рот открыть, отстоять себя, но один лишь презрительный взгляд заставлял поджилки трястись, возвращал в далекое детство. Им лучше поскорее спрятаться.

Только Севериан думал иначе и, напротив, поднял восстание, не заботясь о потерях.

– Нет. Просто нет, не буду я этого делать, не буду больше слушаться тебя. Мне не нужна эта свадьба, мне не нравится Лилиана, не нравится быть наследником великого рода. Плевать мне, что ты думаешь: раз глава рода, значит, все должны поступать по-твоему, не задавать вопросов и служить «во благо». Не поэтому ли Евсей сбежал? Не кажется, что методы твои нерабочие? Мы лучше умрём, чем повторим твой путь.

Назар Игнатьевич дёрнулся с ясным намерением отвесить хлесткую пощёчину, проверенным способом заставить замолчать. Элина, едва ли задумавшись, загородила собой Севериана и уставилась с глупым вызовом, мол, давайте, попробуйте. Пусть ноги подкашивались, а в горле пересохло, она ни за что не позволила бы повториться тем ужасным ранам на чужой спине.

Назар Игнатьевич глядел на неё не иначе как на букашку под микроскопом, а затем и вовсе рассмеялся. Однако же отступил и напоследок злорадно предрёк:

– Посмотрим, каким будет завтра. Кто посидит на цепи, а кто получит награду?

Элина следила за ним до тех пор, пока окончательно не скрылся в толпе. Она будто с отцом повидалась – те же эмоции, тот же страх, те же слова и мысли. Только вот гнев направлен был не на неё. Чего хотел добиться?

«Почему сразу вдоль не резала?! От тебя одни проблемы!» – набатом пронеслись в голове слова.

Да, им бы поскорее избавиться от них – детей, не оправдавших ожидания. Главной проблемы в их жизнях.

– Я бы и сам справился, не надо было меня защищать, – привлёк её внимание тихий голос.

Элина обернулась и успела поймать частичку настоящего: затравленный взгляд в никуда и нервную дрожь, будто ему стало холодно.

– Мелочь, любой бы так поступил, – отмахнулась.

Севериан хмыкнул и мотнул головой в сторону сцены.

– Теперь точно пора спешить.

Подойти ближе им уже не удалось. Музыка стихла, но и без этого все поглядывали на большой круглый циферблат, с нетерпением следя за движением минутной стрелки: девять, потом десять и вот… Заголосили трубы. Распахнулись двери. Один за другим появились члены имперской семьи.

Элина встала на носочки, лишь бы разглядеть лучше. Ей никогда не доводилось видеть ни королей, ни президентов, поэтому сравнивать не с чем. Но она подумала, что встреть их на улице, столкнись ненароком, точно бы поняла – какие-то важные особы. И не было в том вины богатых нарядов в золоте и рубинах, в серебре и сапфирах. Выдавали едва заметные жесты: наклоны голов, взгляды, манеры будто из пыльных книжек. Самым первым шёл Император под руку с Императрицей, за ними родители, дети и внуки.

– Вот почему многие недовольны Императором? Он точно из тех, кто прислушивается к чужим советам, – зашептала Элина Севериану на ухо.

– Вы удивительно проницательны, – его губы, наконец-то, тронула настоящая улыбка. – Многие говорят, что это самый мягкотелый правитель за всё тысячелетие. В основном из-за того, что всюду следует за прародительницей.

Когда вся семья поднялась на сцену, атмосфера в зале поменялась – смиренно ждали первого слова. Оно не заставило себя ждать, Император вышел вперёд и, оглядев лица в толпе, заговорил громко и чётко.

– Да прибудут с вами Боги, да не встанет чернота на пути. Спасибо, спасибо за ваше радушие, – аплодисменты стихли. – Для нашей семьи это первый визит в Академию зеркал. Несмотря на сложившиеся трудности, мы с радостью приняли приглашение дорогой директрисы и надеемся встретить праздник с тем же задором, что и вы. Прошедшие Осенины сложили неприятную ситуацию, тема эта уже обсуждалась, но мне хотелось бы добавить всего пару напутствий: внимательно следите за тем, что происходит вокруг и прислушивайтесь к другим.

Выдержав паузу и дав ученикам скорчить гримасы: «не нужны нам уроки, хотим веселья», продолжил:

– Новый год обычно встречают с прощания со старым: в первую очередь вспоминают хорошее, свои удачи и подвиги. Позвольте же тоже соблюсти сию традицию. Прежде, мне доводилось говорить лишь о состоянии нашей страны, наших земель, теперь же я был награждён ещё более важной ролью – поведать о достижениях учащихся. Пройдёт всего несколько лет, и вы поведёте нас за собой, станете новыми мастерами, начнёте век будущего. Есть несколько имён, которые мне лично хотелось бы выделить…

Позади императора засуетились люди. Элина заметила Яну Никитичну, с гордостью протиравшую золотистую статуэтку, Севира, проверяющего серебристые тиары, и поняла, что ждало их награждение особо отличившихся. Интересно, какие критерии? Ум и научные достижения? Или уверенность и сила? А может творчество и школьная активность? Впрочем, чего гадать, ей-то точно ничего не светит.

Объявили где-то человек десять. Из них, знакомыми были трое: Аделина – сам Император помнил её, и должность в Канцелярии не казалась такой призрачной; Аврелий – очевидно за театральные заслуги, к тому же Севериан шепнул, что тот прошёл в Театральное сообщество и все ждут от него шедевров; а ещё Кассиан – то ли за участие во всём чём можно, то ли за пресловутый ресторанный бизнес. Удивительно, с какими людьми Элина умудрилась подружиться.

– Подходит полночь. Осталась последняя минута. Сегодняшний день знаменует победу добра над злом, победу жизни над смертью. Самая длинная ночь пройдёт, и неумолимо наступит рассвет. Зиму сменит весна, а за нею лето. В этот день состоялась решающая битва, в которой Морена пала, не успев до конца изломать мирозданье. Так давайте же встретим его достойно!

Сотни ярких светлячков, похожих на бенгальские огни без палочек, взмыли вверх под самый потолок. Затрезвонил колокол, и все хором начали обратный отсчёт.

Пять.

Элина провожала с таким трудом зажжённый огонёк, но видела в нём некий добрый знак. Отпуская прошлое, иди вперёд.

Четыре.

Она подхватила радостные крики, желая раствориться в толпе, стать её частью.

Три.

Вгляделась в лица. Мысли разлетелись. На своём ли она месте? Тянуло ли её сюда к ним всё это время?

Два.

Севериан смотрел пристально, смотрел странно – с надеждой и чем-то большим. Страхом ли? Предвкушением? Поймав улыбку, он потянулся ближе и снял с неё маску.

Один!

– Ура! – троекратно разнеслось по всему залу.

И вместе с этим треснули зеркала.

Глава 20.

«Мир на костях»

История повторялась. Какое-то проклятье, не иначе.

Окна лопнули, осыпая осколками и впиваясь в кожу стоявших рядом. В пустых теперь проёмах сгущалась настоящая всепоглощающая тьма, не видно ни улицы, ни луны. Узнать их не составило труда – Тени. Они клубились снаружи и с любопытством заглядывали внутрь, ища первых жертв. Единственное, что пока сдерживало – свет. Но хуже было другое: возглавлял полчище мальчишка в белом, что рябь на воде, выделявшийся.

Мороз.

Только не он. Только не снова!

Паника нарастала. Не забылись ещё Осенины, и ученики сбились вместе, ища куда бежать. Только выхода не было. Разрасталась чума.

Те, кто не успели снять маски, словно сошли с ума: набрасывались на всех без разбора, кусались и рычали. Неужели срослись разумом с выбранными зверьми?

Гости же быстро пришли в себя. Немногочисленные Безмолвные кинулись к имперской семье и огородили барьером. Защитники подобрались к окнам и держали оборону. Хранители Пути же объединились с учителями и перво-наперво позаботились об учащихся. Издали Элина видела, как Досифей вместе с Аглаей Авдеевной создавали огромных размеров купол над их головами. Пока остальные Хранители ловили учеников и срывали маски, Ангел яростно сражался с Тенями. Его клинками все нечистые, рискнувшие коснуться барьера, тут же обращались пеплом.

Что-то не так.

Что-то…

«Не понимаю» – дрожащим шёпотом явил себя Яромир, – «чего добивается?»

Элина огляделась. Севериана нигде не было. Ладони ещё хранили его тепло, но он сбежал, оставил одну.

«Что это?»

Яромир заметил Мороза, притаившегося за одной из колонн. Он что-то усердно вычерчивал на стене, щедро зачерпывая красную краску кистью. Хотелось думать, это действительно была краска, а не…

«Подойди ближе»

«С ума сошёл? Он ведь меня увидит»

«Мы под защитой. Пока. Это точно не его рук дело, а…»

«Чернобога?»

Не зря ведь Севериан позвал её на бал. Точно. Не мог позвать просто так. Значит, давно замышлял что-то, сговорился с Далемиром, а она и не догадывалась. Никогда не догадалась бы, ведь только и думала о том, как бы впечатлить его, как бы стать достойной,красивой…Какая же дура.

Подобраться к Морозу оказалось не так просто. Все толкались и ругались, а те, кто готовился к битве, с испугу кидался на своих же. Один раз в неё влетели и сбили с ног, но вместо помощи просто обругали и сказали набраться смелости, а не трусливо бежать. Элина не могла даже разозлиться – к горлу подкатывала тошнота. Вспомнить бы, как дышать.

Зато к краю барьера никто не решался подходить. Мороз с усердием вычерчивал линии: рванные и грубые, сходившиеся и расходившиеся, похожие на наскальные рисунки.

«Я уже видел это… Но где? И когда?»

– Что ты задумал? Неужто всё из-за меня? – крикнула мальчишке в спину.

Мороз оглянулся через плечо. Руки будто сами по себе заканчивали рисунок.

– Кому это тут жизнь не дорога? – а присмотревшись, похоже, узнал её, и голос сразу сделался елейным. – Ой-ёй, неужто сам Белый Бог? И наживка не понадобилась? А я-то прав был…

– Не морочь голову. Это ведь его рук дело, Чернобога? Что вы задумали?

– Так подойди ближе и узнаешь, – улыбка от уха до уха ясно говорила не слушаться. Только если не появилось желания умереть быстро и болезненно.

«Надо помешать ему»

«Легко тебе говорить!»

Ноги словно гвоздями прибили к полу. Если в ту осеннюю ночь с нею были Демьян и Севериан, спасали и вели, верили в неё, то сейчас рядом никого. Да что она вообще может? Здесь на кону стояли не оценки, не позор перед классом – возможно, её жизнь. И пусть смерть не пугала, ведь смирение пришло давно, вместе с сожалениями и ошибками, но пугала боль, шрамы, пугало то, что ей хотелось, наконец, жить.

– Где же твоя храбрость? Иди ко мне!

Элина прошла сквозь барьер, будто подчинилась ему. Вскинула ладонь, собирая крохи уверенности в нечто большее. Всё получится. Должно. Мороз насмешливо наблюдал за ней. Сжав до скрежета зубы, она отправила наэлектризованный огонёк света в сгорбившуюся фигуру. Попала?

– И это всё что ты можешь? – подлетев и извернувшись вверх ногами, Мороз попросту издевался над ней, гримасничал и смеялся.

– По крайне мере ты не успел закончить.

– Разве?

На стене красовались два кривых треугольника, словно впаянных друг в друга. Каждая черта была словом. Смотри хоть полчаса, ей не разобрать – закончил или нет.

«Не может быть» – от низкого угрожающего голоса по спине пробежали мурашки. – «Откуда Далемиру знать? Как? Он ведь…Нет. Надо найти его»

«Расскажи» – стребовала Элина, но в ответ получила лишь молчание.

С каких это пор у Яромира появились от неё секреты? Почему не хочет говорить прямо?

– Ах, уже второй раз приходится щадить тебя! Я бы давно переломал эту нежную шею, косточку за косточкой, но он запретил. Сам хочет мучить, изничтожить… – обиделся хуже ребёнка, которому отец запретил ломать игрушки. Хотя, стоп, так ведь и было. – Но может если ранить всего лишь чуточку, не смертельно, не разозлится? Содрать кожу или вырвать глаза? Ничего же?

От того с каким упоением, с каким желанием и страстью он говорил это, как загорелись глаза радостно и опасно, Элина попятилась. Бурное воображение с готовностью подкинуло картинки пыток и крови – бесконечных страданий.

Но Мороз не дал сбежать позорно. А может и не он вовсе, ведь тело как онемело, против её воли стало смирно и послушно. Когда ледяные пальцы, вымазанные краской, коснулись лица, того самого шрама на щеке, Элину затрясло. В голове появился белый шум: неверно пойманный радиосигнал.

«Ш-ш-ш» – заполняло все мысли, – «ш-ш-ш».

А потом…

Тишина.

Мороз отпрянул, поспешно хватаясь за посох. Встретившись взглядом, Элина прочитала тот же страх, ту же растерянность. Но хуже всего то, что…

«Яромир?»

Она не слышала его. Не чувствовала. Как всего пару месяцев назад.

«Яромир» – но ответа не было. – «Яромир!»

Всегда в самый неподходящий момент! Не мог ведь опять истратить силы, не мог ведь вот так просто?..

Стараясь бахвалиться, вернуть себе уверенность и власть, Мороз воскликнул:

– Буду милосердным: дам тебе выбор. Что дороже: язык или пальцы?

Подлетев, он хищником закружил вокруг.

– А хочешь, я отвечу? – раздалось из за спины.

Над самой макушкой просвистело лезвие. Мороз играючи увернулся. Показалось, он даже обрадовался. Не прельщала столь легкая добыча? Или не хотел и дальше задаваться теми же вопросами, что и она сама?

Рядом возник Ангел. Как вообще углядел, что тут творится, если ещё пару минут назад увлечённо избавлялся от Теней подле Мастера? Он оттеснил Элину за барьер, но сам так и продолжил следить за Морозом, не сменив боевой стойки.

– Да что же такое, опять вы? Когда ж все вымрете уже, – с Хранителями Пути точно знаком был не понаслышке.

– Вот отправим тебя на Смирение и можем заканчивать.

– Какая честь!

– И чего добиваешься, устраивая всё это? Думаешь, загнал нас в угол? А не себя ли?

Кажется, излишняя самоуверенность не только насмешила мальчишку, но и распалила его злобу. Он не побоялся приблизиться лицом к лицу и зашипел:

– Скоро вы все пожалеете. Если и будете жить, то как жил я, без счастья и будущего. Смерть станет подарком. Я тысячу лет мечтал об этом, и вот конец близок как никогда прежде. Бойся. Я лишу вас самого дорогого!

Ангел взмахнул кинжалом, не пытаясь попасть – только отогнать от себя.

– Пустые слова…

– Не веришь мне?

Мороз взмахнул посохом. Ледяной волной Ангела откинуло назад, он едва удержался на ногах. Но самое страшное оказалось впереди. Остервенело ледяные иглы, снег и ветер ударили по хрупким стенам барьера. И ведь поначалу, казалось, пронесло, ничего страшного, но вместе с яростью Ангела, пытавшегося достать вертлявого мальчишку, стал слышаться треск – как хруст стекла. Крики подтверждали опасение: барьер рушился. Элина обернулась как раз в тот момент, когда Аглая Авдеевна и Досифея рухнули наземь без сил. Искрящаяся крошка как недавние бенгальские огни осыпалась на пол и погасла.

Единственная защита сломлена.

Они в западне.

Ангел бросил всё и промчал мимо, наплевав и на Мороза, и на беззащитную Элину. Только и видно было, как с размаху приземлившись на колени, он вцепился в Досифея, отталкивая любую помощь, собираясь единолично оберегать. Вот и кончилась вся доброта и филантропия. Когда на кону самое дорогое, любимый – остальные не имеют значения.

Странно, но Мороз оставил их без внимания и взлетел на качающуюся люстру. Вдоволь налюбовавшись взращенной паникой, он вдруг замахал руками и заговорил так громко, что все вскинули головы:

– Внемлите, недостойные потомки! Этот день вы запомните надолго – до самой своей смерти, скорой и бесповоротной! Сегодня будет положено начало нового мира, того, где не будет места Богам и Богиням, силам и вашей свободе!

Воззвав к метели, к холоду и льду, Мороз переломил цепь, едва коснувшись пальцами. Неумолимо зал потонул в темноте – люстры одна за другой посыпались, огни потухли, а мальчишечий смех, безумный и задыхающийся, отпечатался у каждого на подкорке сознания.

Крики-крики-крики.

Кто-то не успел отбежать, кто-то попался Теням, кто-то устал сражаться и сдался. Всё превратилось в хаос. А ведь должно было стать лучшей ночью в их жизни.

Элина ещё раз убедилась, что притягивает несчастья, что она во всём виновата. Если бы её здесь не было, может, и этого не случилось бы? Мороз бы и дальше кружил по лесам, никаких Теней и нападений, Яромир нашёл бы другого потомка и успешно защищал мир с ним…

– Давай же, я вижу тебя насквозь. Что за жалкое существо передо мной? Разве есть смысл оставаться в живых? Как же так получилось? Из всех людей, всех достойных и хороших – ты. Самой-то не стыдно? Ты ведь ничтожество, – неизвестный голос, мелодичный и тихий, полностью заглушил мир вокруг. – Ненависть, страдания, страх, боль…Сколько же это будет продолжаться? Когда же, наконец, избавишь всех и себя от мучений? Давай же, это легко – никто не станет вспоминать. Да и нечего, верно? Избавь от проблем, отпусти – на том берегу спокойно, тихо…

В руки что-то вложили, не тяжёлое, но весомое. Крепко сжав пальцы, Элина и не почувствовала ничего, лишь что-то влажное и липкое. Понадобилось время, чтобы понять – это кровь, её кровь. Она держала нож.

– Всего один удар, прямёхонько сюда, – невесомое прикосновение к груди, там, где сердце, – и всё закончиться. Ты ведь этого хочешь?

Но Элина не хотела. Верно? Ей понравилось жить. Как будто появились цель и смысл продержаться чуточку дольше. Поэтому…

– Умница, – уже другой голос, до боли знакомый, да только затёртый временем, шепнул ласково, –ты, наконец, справляешься.

Нет.

Нет, нет, нет – этого не может быть!

Обернувшись так резко, что в голове помутилось, она встретилась с парой весело прищуренных глаз. Яркий свет фигуры ослеплял, но сквозь набежавшие слёзы, Элина продолжала смотреть неотрывно.

– Женя?..

Спустя столько дней, недель, месяцев видеть вновь это лицо казалось просто невозможным. Он ничуть не изменился, такой же каким запомнила в последний раз. Отросшие кудри, пирсинг в носу и синяк на скуле. Протянув руки, она хотела убедиться и – правда ли? – коснулась живого тела. Не эфемерного, не иллюзорного, в конце концов не холодного.

Ноги подкосились. Из груди рвались хрипы и стоны, воздуха перестало хватать. Ногтями раздирая кожу в кровь, она пыталась отрезвить разум, «не верь», но будто заново переживала ужас всех тех дней без него.

– Ну, ну, дыши, моя хорошая. Помнишь как? Вдох, затем выдох. Посмотри на меня.

Замотала головой, пытаясь сказать: «ничего мне не поможет, ведь ты…»

Женя не мог быть живым.

Её руки навсегда запомнили ощущение похолодевшей мокрой кожи. Крови. Последнего дыхания.

Это обман. Кто-то просто водил её за нос, игрался. Нельзя поддаваться.

– Посмотри на меня, – повторил мягко. – Разве я жив?

– Ты мёртв. Почти год мёртв. Тебя не может быть здесь.

– Умница. Всё верно.

Элина рвано вздохнула и, наконец, открыла глаза. Женя стоял на том же месте. Свет от его тела разгонял тьму и даже глаза оголодавших Теней.

– Но тогда как же?..

Своя беспомощность, непонимание сводили с ума.

– Я всегда был рядом. Просто ты не могла видеть, а теперь они дали шанс попрощаться.

– Не понимаю, – в горле пересохло. – Ничего не понимаю…

– Не ври. Хотя бы себе. Просто посмотри вокруг.

По забытой привычке, не раздумывая, Элина подчинилась. Кое-что и правда изменилось в море хаоса и страха. Стало тихо. Все заговорили вдруг шёпотом. А почему – очевидно, если забыть о себе и раскрыть глаза.

Десятки сияющих фигур, таких же как Женя, заполонили зал. Тени отступили, испугались их, выглядывая лишь сквозь пустые окна. Радостные и печальные лица людей светились в чужом свете. Одни подобно Элине, теряли рассудок и не верили, другие, напротив, излишне спокойно вели диалог.

Неужели всё это…призраки? Души умерших?

– Почему ты сделал это? Почему оставил меня? – слова полились как из рога изобилия, всё то, что ей некому было сказать так долго. – Я не могу, до сих пор не могу поверить, не могу смириться. Я так скучаю по тебе. Зачем вообще учил меня жить, когда сам ничуть не лучше? Думаешь, хоронить лучшего друга – прекрасный подарок? Или хотел проучить меня? Ответь же!

Тирада едва ли повлияла на него, всё такого же горько-сладкого, не изменившего своей манере веселиться в самое не подходящее время.

– Не забивай голову. Ничего уже не исправить, так какой смысл?

– Знаешь, сколько ночей я не спала? Знаешь, что успела надумать?..

– Знаю.

– Успокой меня, – выдохнула обречённо, устало. – Или я была настолько ужасной подругой? В тот вечер сказала так много, и всё – полная чушь. Повторяла за родителями. «Посмотри на себя, кто ты такой. Простой музыкантишка, что не хочет думать о будущем. Мы разные, как можем дружить». Прости, прости меня, я была такой дурой! Всё рушу, ломаю, к чему не прикоснусь. Отмотай время, сама дала бы себе по губам!..

Лёгкая, почти невесомая ладонь легла на плечо, отвлекая и заставляя взглянуть. Женя ущипнул её за щёку и вкрадчиво попытался донести:

– Перестань винить себя. Рано или поздно я всё равно сорвался бы, и вина была бы лишь на мне и таблетках. Тогда совпало много чего, да что толку? Безмозглый и порывистый – разве не таким меня нарекли? Не зря.

У Элины осталось ещё так много вопросов, так много не высказанных слов, но будто заметив это её нетерпение, тот скороговоркой выдохнул.

– Времени мало. Не будем обо мне, ладно? Я хотел предупредить тебя.

– О чём?

– Хорошая моя, не доверяй никому. Береги себя. Сколько раз нужно щёлкнуть по этому носу, чтобы запомнить урок?

– Это происходит само собой. Врождённые качества, ага?

– Придётся меняться. Разве мало было? Даже я не мог спокойно наблюдать, как каждый вдруг решил обманывать и использовать тебя!

– Наблюдать? – повторила глупо.

– Да, – протянул он, тушуясь и поглядывая на толпу. – У каждого был выбор остаться или уйти. Это те, кто решил присматривать и защищать своих родных, помогать. Но ты и не догадывалась, конечно? Кто же включал музыку, ронял учебники и застёгивал вечное нараспашку пальто? Неужели ты думала, я мог уйти без тебя?

От одной мысли побежали предательские мурашки. Вроде бы должно быть жутко, но… На миг она почувствовала радость. Сумасшедшая.

Женя никуда не уходил.

– Но почему ты, все они появились здесь? Именно сегодня?

– Новый мир всегда строится на костях. Иногда метафорически, а иногда буквально. Я не знаю многого, но, говорят, все мы станем чем-то вроде топлива. Дадим энергию, сгорим и уйдём навсегда.

– Нет, – голос предательски дрогнул. – Я не позволю этому случиться! Ты здесь, ты будешь рядом со мной и!..

– Тебе не под силу победить смерть. Думай лучше о будущем. О вынужденном предназначении спасти мир. Или хотя бы об этих глупых мальчишках.

От его смиренности, наигранной весёлости, очередном замалчивании чувств во благо, хотелось кричать, потрясти за плечи, сделать что-то… Да пусть хоть сама Морена явит обличье и встанет на пути – плевать! Нельзя потерять его ещё раз! Нельзя повторять ошибки! Повзрослей, наконец, борись!

– Я не дам тебе уйти.

– Не бойся, – он оставил холодный поцелуй на её макушке. – Я буду рядом. Всегда здесь, в твоём сердце и памяти.

Женя отошёл в сторону, и тогда Элина заметила тех, кого не должна была видеть. Две светящиеся фигуры. Родители.

Они что?..

– Ещё одно доказательство. Не верь на слово всем подряд.

У неё закружилась голова. Ещё немного и от всех потрясений хватит удар – вот так достойная смерть у «спасения всея человечества». Мозаика не укладывалась вместе, не хотела укладываться.

Неужели всё это время Севир врал ей? Опять? А она поверила легко, открывала секреты, делилась. Простила так просто, скинула на свою неопытность, незнание.

– Мам? Пап?

Элина хотела подойти к ним, покаяться и признаться – это я во всём виновата, это из-за меня вы…Но Женя встал на пути.

– Ты не добьёшься ничего. Они не говорят, не реагируют ни на что. От их душ едва осталась половина, – и, прежде чем она успела переварить, указал на другую фигуру. – Зато вот этот болтал без умолку. Он-то будет рад исчезнуть как можно скорее.

Что здесь вообще творится!? Может всё же стоило сходить в храм и помолиться Богам?

Делая вид, что его здесь нет, у стены стоял никто иной как Кирилл. Такой же, каким посещал её сны и превращал те в кошмары. Он смотрел в одну точку и, казалось, собирался бесконечно игнорировать. К нему Элина не спешила срываться – ничего хорошего не услышит, пусть и заслуженно.

– Не верю, что он решил остаться и приглядывать за кем-то.

– Ты права. Почему-то у него не было выбора, он не мог покинуть это место, академию. Не знаю почему. Зато знатно успел мне надоесть всего за какой-то месяц. А сейчас чего-то вдруг строит недотрогу.

В этом Элина не сомневалась.

На мгновение мир пошатнулся, как будто что-то взорвалось – целое землетрясение. Прежде чем она успела оправиться, встать ровно, Женя вдруг крепко обнял и впервые за этот вечер голос его надломился, приоткрывая настоящие чувства:

– Ещё бы пару мгновений, ещё бы чуть-чуть…Ты так изменилась, научилась помаленьку давать отпор. И пусть меня больше не будет рядом проследить и помочь, я знаю, всё будет хорошо. Только позволь себе любить, не отталкивай других. «Нужно полюбить себя, прежде чем получать любовь других»? Это так не работает, милая. Позволь им стать частью исцеления.

– Нет, нет, нет. Ты же обещал, пожалуйста, обещал защищать меня. От этих навязчивых мыслей, от людей, от себя самой! Не оставляй меня опять одну.

– Тебе не нужна моя защита, глупая. Ты достаточно сильная, чтобы справиться сама.

Зачем-то Элина пыталась сдерживать слёзы, давя их, одни губы тряслись да брови изломились. Зачем же он утешал её? От беспомощности, раздирающей изнутри, хотелось бежать и прятаться, но как, если то – часть тебя? У неё нет и шанса, она – слабачка и трусиха. Но поймав ласковый уверенный взгляд, не смогла выдавить и пары ядовитых слов.

– Всё будет хорошо, – зашептал он, и руки его светились всё ярче и ярче. – Может, меня и ждёт пустота, но, зная, что я смог спасти тебя, уже ничего не пугает. «…и только радость впереди?»

Становясь всё тише и неразборчивее, пение совсем смолкло. Элина никак не могла насмотреться. Неужели ей опять придётся лишиться этой родной улыбки, теплоты и поддержки, любви?

– Прости меня.

Прямо на глазах, тело Жени вспыхнуло, озаряясь золотистым пламенем, и за считанные секунды превратилось в сотни светлячков. Покружив рядом, они устремились вверх, к потолку, туда, где восседал скучающий Мороз.

Зал наполнился горьким хором крика и плача. Время пришло, только вот прощаться никто не хотел. Закралась крамольная мысль: а может было лучше, если никакие призраки не появлялись вовсе? Не бередили старые раны, которым придётся заживать вновь?

– Нет, нет, не уходи! Я на всё готов, сделаю, что попросишь! Только не оставляй меня!

Даже сквозь туман в голове до Элины донёсся истошный вопль, отчаянная мольба. Отражение её собственной боли. Огляделась, желая убедиться, но, когда поняла, кому принадлежали слова, встрепенулась.

Дима стоял совсем рядом и накрепко вцепился в источающую неровный свет фигуру. Они были похожи как две капли воды, и стало понятно – Денис не пережил ту роковую ночь. Но почему остальные давно исчезли, а он один – нет?

– На всё?

– Да! – воскликнул запальчиво.

Элина почуяла неладное и бочком стала подбираться к ним.

– Пойдёшь со мной? Не струсишь опять?

Денис не сильно отличался от обычного человека, но полунощные земли оставили-таки свой след – его глаза были полностью белыми, и поэтому казалось, что смотрел куда-то мимо, насквозь.

– Ты же знаешь!..

– В том-то и дело, – и резко притянув за шею к себе, зашептал что-то на ухо. Отстранившись, спросил с насмешкой: – Справишься?

Элине почудилось, что Дима засомневался и побледнел даже, но потом вдруг часто закивал и побрёл куда-то как в тумане. Денис пошёл следом и, что хуже всего, к ним спустился сам Мороз. Затевалось нечто плохое. Могла ли она помешать? Одна?

Ученики расступались перед троицей, трусливо жались к стенам, прятали глаза в пол, надеясь, что не им сегодня уготована смерть. Что говорить, если ни Защитники, ни Хранители Пути не встали у них на пути, а предпочли уничтожать Теней?

Только Элина сегодня потеряла всякий страх? Забыла уже, что хотела жить?

Троица целенаправленно шла к кучке отбивающихся от нечистых взрослых. Не все смиренно приняли роль жертвы. Только рубя одну голову, в довесок получали новых две. В конце концов, и у них бы кончились силы.

Элина не знала никого из этих людей, кроме… Что-то в голове щёлкнуло. Пазл вдруг сложился.

Кроме Назара Игнатьевича, отца Севериана.

– Дима! Одумайся, не делай ничего!

Крикнула им в спины. Дима сбился с шага и обернулся. Услышал. Открывая и закрывая рот, он пытался что-то ответить, но брат настойчиво подтолкнул вперёд и зашептал на ухо вновь.

– Да стой же!..

Элина рывком хотела дотянуться и, вцепившись намертво, не отпускать никуда, но в тот же момент ей преградили путь.

– Продолжайте. Я разберусь, – махнул рукой Мороз.

– Что вы задумали?!

На её горле сомкнулись ледяные пальцы. Пока не душили, но легко намекали – одно движение и никакие приказы Чернобога не спасут.

Наблюдающая толпа ахнула. Элина слышала их шёпот, их бесполезные причитания, их голодные взгляды. Нашёлся бы хоть один, готовый помочь?

– Совсем не ценишь моей милости. Отпускаю, отпускаю, а заяц сам скачет в руки.

– Так что же медлишь? – губы дрогнули в улыбке. – Ты уже убил моих родителей.

Всё-таки сошла с ума. Она смотрела прямо ему в глаза и не чувствовала ничего. Мороз прищурился, оскал исказил лицо – не понять позабивала его самоубийственная дерзость или разозлила.

– Верно. Я попробовал их души на вкус. Редкостная гадость. Неключи так ещё и прогнившие до костей! Но вот твоя, – облизал губы, – должна быть иного вкуса яством.

– Если твой хозяин так хочет убить нас, то зачем всё это? И в прошлый раз – до конца тянул время. Где он сам? Ткни раз, и я буду мертва! Всё просто!

Вместо ответа вновь обвёл шрам под глазом. Угрожал ли, наслаждался – Элину это не остановило.

– Но он медлит. А может и вовсе передумал? Теперь у него другие планы на этот мир? Ты просто марионетка! Думаешь, будешь слушаться во всём, и он выполнит обещание? Погладит по головке?

Хватка на шее усилилась, и она закашлялась. Мороз подлетел, чтобы смотреть сверху вниз, и занёс посох.

– Надо-таки отрезать язык. Изветчики недостойны человеческих слов.

Элина попыталась отбиться. Жалкая попытка на инстинктах. Вскинула руку, воззвала к вере, опустошённой досуха. Ничего. Ни одной крохи света на пальцах, ни одной искры.

Да что с тобой такое!? Зачем вообще находишься здесь, если ни-че-го не можешь!? Настолько бесполезна!? Неужели обязательно нужен кто-то рядом, чтобы сказал: «Ты со всем справишься, ты молодец»!?

Её обуяла злость. На себя, на людей вокруг, но больше всего на Мороза. Ведь именно он доставал наружу её самые потаённые, самые глубоко-глубоко спрятанные страхи.

– Вот паскуда!

Сорвавшееся пламя попало ровнёхонько в глаз. Едва ли могло причинить много вреда, зато Мороз отскочил от неё и не душил больше.

Но насладить победой не получилось.

Со всех сторон вдруг поднялся шум. Крики, ругань, молитвы. Мороз закатил глаза и обернулся, точно зная куда смотреть. Дима сидел на коленях, а Денис нависал над ним, будто не замечая наведённого в спины оружия. На полу лежал человек. Точнее то, что от него осталось. Весь в крови, с него будто содрали заживо кожу. В белых перчатках и фиалкой-бутоньеркой.

Элина стала задыхаться без всяких паучьих пальцев.

Назар Игнатьевич Мёртв.

Элина была права.

– Взял на свою голову. Всему учить надо, – Мороз пробубнил недовольно.

Полученная свобода не волновала больше. В глазах стремительно темнело, и она закрыла лицо ладонями, пытаясь забыть тошнотворную картину.

– Не надейся, что всё сойдёт с рук, – раздалось обманчиво ласковое. – Держи от меня подарочек.

Едва успела взглянуть, как почувствовала странный холод в груди, резко сменившийся жаром и болью. Мороз напоследок шутливо поклонился, а затем стремительно влетел в гущу событий. Плечо пульсировало, и Элина едва коснулась его. Чуть ниже ключицы, пробив насквозь, торчала ледяная игла – тонкая, но невероятно острая. Из-под неё уже сочилась кровь, залив золото платья.

«Деля ведь убьёт» – пронеслись несвязные мысли – «Все пособия на него ушли…»

Лихорадочно Элина обхватила рану ладонью, зажала, словно надеясь остановить. Но не учла одного: тело не выдерживало. Её разум не выдерживал.

Мир дрогнул, смазался, и она потеряла сознание.

Блаженная темнота.

Глава 21. «Насмешка Богов»

Тело его отца рухнуло наземь. Отсечённая голова откатилась, кровь хлынула на белый-белый снег. Яромир с силой зажмурился, не желая верить в то, что произошло.

Боги оставили их. Боги воздали за все невысказанные спасибо.

– Нет-нет-нет…

– Больше не такой бахвальный, княжонок? Каждый из вас получит по заслугам, к каждому придёт война. Мы вернём что по праву наше!

Морена наклонилась ближе. Промозглый ветер донёс медовый запах. Так пахли молельни, полнившиеся восковыми свечами. Так пахли плакальщицы, провожавшие покойников в дальний путь.

Яромир не пытался больше вырваться. Наручи нагрелись от вобранного количества сил. Один из южан ещё сильнее заломил ему руки и оттянул за волосы назад, заставляя смотреть, подчиняться. Вместо этого внутри всё дрожало: наружу вырвался безудержный смех.

– Негораздок. Недолго тебе осталось. Велизар! Закончи начатое!

Чего же медлил? Далемира нет больше. Никогда не было. Его побратим, самый родной человек сгинул навсегда. Предал. Вместо него отныне Велизар. Потерянный сын Мстивоя Вятшего, будущий Хозяин Черного Утёса. Заклятый враг.

Яромир посмотрел прямо в эти безучастные глаза.

– Давай же, убей и меня! Этого ты хотел, верно? Спал и видел, как мы сгинем. Враги твои, мучители! Ты ненавидел нас? Так давай, не медли! Не медли! Неблагодарный, зазнавшийся!.. Отец спас тебя! Дал дом, дал имя! Наставлял и любил!..

– Умолкни.

– Не будет тебе покоя. Вам не убить каждого. Избавься от нас, будут другие. Витамир, дяди…Я никогда не оставлю тебя, буду преследовать и сводить с ума. Пусть Боги услышат. Пусть не дадут упокоиться в земле. Я измучаю тебя, убью!..

Щёку обожгло. Морена крепко приложилась хрупкой ладонью. Один раз, второй. Голова моталась туда-сюда, во рту появился горький привкус.

– Поганый язык! Неужто думаешь, Богам есть дело до такого как ты? Или хочешь, чтобы мы, как отца твоего, сделали нецелым? С руки начать? С пальцев? Сдерём медленно кожу и привезём как трофей Властителю. Нравится?

Но Яромира не проняло. Не боялся он смерти, её не боялся, дорвавшуюся до крови и жестокости. Всё худшее уже случилось. Кошмар стал реальным.

Из всех докричаться хотелось, нужно было лишь до одного человека. Одного чужого, самого близкого и самого далёкого ныне человека.

– Таким хочешь стать? По их тропинке идти? Паутину плести, людей мучать? Начать новую бойню? Оставить позади что было?

– Ишь, удумал, – Морена никак не хотела дать им поговорить, – как будто вы лучше. Мы ли крали детей из колыбелей? Мы сжигали целые семьи? Это вашими руками мы лишились всего. Нам пришлось сражаться!

Хотел бы он стать сейчас глухим и слепым. Дёрнулся, но южанин сдуру пнул подбитую голень. В глазах помутилось, пришлось крепко сжать зубы. Прав был отец. Не привыкший к боли юнец. Бейся или умри.

– Не началось ли это тогда, когда вашими руками в Чернолесье умерла моя мать?

Ещё один удар. На этот раз в живот. Его смеху оно не помешало. Правда, как говорится, глаза колит.

– Велизар! – как пса подозвала, приказала: – Хватит слушать вымеска этого. Заканчивай!

Далемир послушно приблизился. Меч из чёрной стали – тот самый отцовский подарок – оставил борозду в промёрзшей земле. Взгляд его не изменился, пустой и холодный. Словно не здесь, словно не с ними. Очнись же!..

– Далемир, брат, я прошу…

– Умолкни, – оборвал жалкую попытку. – Не брат ты мне. Ты никто, нет у тебя права больше. Имя моё Велизар. Запомни навсегда.

Яромир смотрел и смотрел, искал хоть намёк, хоть толику былого. Где в родном лице прятался Велизар? Что поменялось? Когда? Они связаны нерушимой клятвой, но чего она стоила на самом деле? Если решился, если ненавидит теперь, ни Боги не будут страшны, ни люди. Внутри огонь бушевал, дотла уничтожая ту любовь и веру.

– Не тяни же. Слушайся свою хозяйку, – вскинул голову, открывая шею, и прошипел: – я вернусь, обещаю. Вернусь и отомщу. Не узнаешь ты покоя, пока сам не сгинешь вместе со мною.

Яромир приказал себе не бояться, не отводить взгляда. Последний раз во всём убедиться. Больше не сомневаться, не искать подвохов, не надеяться. Пусть навсегда в памяти останется выжжен этот образ. Виновник смерти.

Далемир занёс меч. Хотелось верить, что рука его всё же дрогнет, и вспомнит он, кому обязан за все беззаботные годы юности, за отчий дом и родное тепло. Но лёд не тронулся.

– Нет, нет. Сюда. Пусть помучается. Отведает напоследок вкус боли.

Морена ткнула в место прямо под сердцем. Яромир старался дышать, но от ожидания, от неизбежности, казалось, и без чужой помощи мог задохнуться. Далемир наоборот был безразличен и далёк, лицо белое и ровное – точно нетронутый камень. Никогда прежде таким его не видели. Что же за чувства скрывались?

И вот меч отвёл назад, прицелился – по глупой привычке прикрыл один глаз. Оба южанина навалились на Яромира, сжали с недюжинной силой. Даже лестно: думали, мол, сейчас как захочет сбежать и… Только невозможно это. Хотел, не хотел – одно. Другое, что давно выдохся и защищать себя, как отца, уже не мог.

Лезвие прошло насквозь. Яромир не успел даже выдохнуть. Ещё и скосил куда-то вправо, а как же поставленный удар, самый лучший среди учеников? Боль словно притупилась, и испугало это намного больше куска металла в теле. Так уходил его разум. Близилось пустое забытье.

С мерзким хлюпаньем меч вынули, а после бросили рядом. Мерзко стало? Или тоже ничего не значит теперь? Вот ведь ирония – быть убитым семейной реликвией! Человеком, с кем мечтал встретить старость и меряться успехами детей! Поделом. Поделом, ежели какой-то израдец врос и поселился внутри, как будто там его место. Выдрать с корнем нужно, кровоточить и корчиться, но избавиться от него.

– Кто из вас теперь хозяин, а кто никчёмный прислужник? Твоё стало твоим по праву, – Морена примкнула к Далемиру и обманчиво сладким голосом стала нашёптывать очередную ложь.

Яромир открыл рот, ругательства кололи язык, но вместо слов всё, на что его хватило – завывающие хрипы. Оба южанина отступили. Один поморщился, брезгливо вытирая замаранные кровью ладони снегом. Яромир повалился на спину и опять не почувствовал ничего, кроме холода. Не мог и пальцем пошевелить. Глаза устремились в алеющий небосвод. Зимнее солнце обещало скоро скрыться за лесистым горизонтом.

«– Если солнце красно, жди вьюгу и ненастье.

– До сих пор веришь бабкиным сказкам?

– Верю. Тятя всегда к ним прислушивается, значит, не врут!»

Успеет ли застать последний снегопад? Или лучше умереть быстро? Не оказаться погребённым или съеденным.

– Я знаю, как лучше, – донёсся шёпот.

Скосив до мути глаза, различил меч, вернувшийся в руки хозяину. Да ненадолго. Ведомый голосом Морены, Далемир шагнул ближе, лик обагрённый солнцем принадлежал словно божеству. Чужие губы двинулись. Ни звука. Что он сказал? Важное? Злое?

Остриё вновь вошло в грудь, на этот раз ровно посередине. Тело пригвоздили намертво. Хуже жертвенного барана, его освежевали.

Небо не дрогнуло, не поменялось. Шаги отдалялись всё дальше и дальше, пока единственным, что нарушало тишину не стали крики птиц и завывание ветра.

Почему? За что?

Боги и правда позавидовали им? Позавидовали беззаботному счастью, которого так жестоко теперь лишили навсегда?

«Молю, дайте мне проснутся в прошлом лете»

Издали донёсся лай собак и переругивания десятка голосов.

Яромир закрыл глаза.

Глава 22. «Трещина»

– Что за год такой? Десять лет как работала – тишь да гладь, а только дали повышение, таки сразу какие-то проверки да нападения. Боги ко мне жестоки.

– Ой, не нагнетай, ещё не всё потеряно. Если уж Канцелярские крысы взялись за нас, то прикрывать школу не собираются. Пока.

– А я вот слышала…

Голоса отдалились, и стало опять тихо. Элина открыла глаза. Белый потолок, белые стены, ширма и скрипучая койка. Стойко пахло хлоркой и лекарствами. Какой типичный набор. Догадаться не сложно – она в лазарете.

Тогда же накатили воспоминания. Рука сама собой коснулась плеча. Сквозь горловину медицинской рубахи прощупывались повязки. Жаль, но похоже вчерашний вечер не был ночным кошмаром, выдумкой, порождением разума.

«Уверена, что вчерашний?»

Даже вздрогнула с испуга. Она и не признала его сначала, до того голос был охрипший и тихий.

«С тобой всё хорошо?»

«Возможно. Подремлю, станет лучше. А вот ты? Третий день не приходишь в себя…»

«Третий? Я же просто в обморок упала. Нельзя было смотреть на…»

Пришлось крепко зажмуриться, лишь бы опять не увидеть искорёженный труп.

«Всё что там случилось – вина Севериана! И только затем Чернобога. Помогать, лишь бы избавиться от отца… Не думала, что он такой»

Яромир промолчал. Тогда Элина спросила:

«Почему ты пропал?»

«Помешать хотел. Да перестарался чутка. Не бери в голову» – такой расплывчатый ответ больше насторожил, чем успокоил.

«Значит, понял, что они пытались сделать?» – и не надеялась выцепить из него правду. Всё чаще он отдалялся и замалчивал, ставил не в удел.

Но видимо не сегодня.

«Построить новый мир, избавиться от Богов и стать единой силой с Мореной. Да только… как и прежде мне не ясно одно: почему всех жалеет, почему давно не выжег заживо. Сил не хватает? Или сопротивления боится?»

В стенах больницы оказалось на удивление тихо. В палате на восьмерых человек их лежало лишь двое – то ли не было больше раненных, то ли всех давно выписали. А может они просто были особыми пациентами? Ближе к обеду появилась медсестра: проверила состояние, поменяла повязку, дала какие-то горькие пилюли и утвердила, что едва не все зимние каникулы ей придётся пролежать здесь.

– Знаю вас, молодёжь. Сначала: «да-да, будем осторожны», а на следующий день уже играют в снежки и сбивают себе копчик.

Так незаметно полетели дни. Запертая в четырёх стенах она маялась со скуки. Яромир восстанавливался и упорно молчал. От книг и печатных букв начало подташнивать в первый же день. Сосед попался такой же неразговорчивый, а смотреть в потолок и думать, прокручивать случившееся раз за разом, стало просто невыносимо.

Ночью её преследовали кошмары, похожие на зажёванную кассету. Раз за разом холодные руки тянулись, лишь бы забрать с собой, а она никак не хотела сдаваться. Почему же? Что заставляло бороться? Просыпаясь в холодном поту, Элина перестала бояться ночных монстров, прячущихся в темноте. Они давно поселились в её голове: эти мысли, паника и ненависть. Женя ушёл навсегда. Даже в посмертии защищал и оберегал. А она? Что сделала она ради него?

Всё чаще после отбоя Элина сбегала из палаты и гуляла по пустынным коридорам. В тишине и пустоте было её место. Здесь мысли оглушали, а образы четырёх полупрозрачных фигур делались чётче. Она вновь стала бояться забыть, боялась, что в один день не вспомнит глаза Кирилла за круглыми очками или кашемировое пальто матери. Будь под рукой листок бумаги, получилось бы запечатлеть их? Только Женя остался забитой памятью в телефоне и множеством фотографий. Остальные – блёклые образы в памяти. Неживые и забытые.

Смотря на свои неприкрытые тканью запястья – больничная роба едва покрывала предплечья – она словно возвращалась обратно. Сердце стучало как бешенное, а пальцы впивались до синяков, но ей удавалось держаться. Станет ли когда-нибудь легче?

Единственным способом вызнать, что происходило снаружи, стали редко захаживающие медсестры, ждущие выписки не меньше неё, да посетители, коих набралось целых два.

В пятницу на полчаса забежала Аделина. Вид у неё был в очередной раз усталый, загнанный и злой. Ясно для кого каникулы и законный отдых – фантастические звери. Разделив вместе принесённые из столовой шарлотку и горячий клюквенный настой, та охотно высказала всё, что думает о нынешнем положении не только академии, но и всего имперского двора в частности:

– Скажу одно: тебе повезло не видеть этого цирка. Когда исчезли Тени, прошло наверно всего часа два, а праздник окончательно был испорчен. Бабки мне все уши прожужжали: «Плохой знак, плохой знак. Боги злятся, мир рухнет». Так и Ордены, в экстренном порядке собранные, ничем не лучше. Это второе такое происшествие в пределах академии. Так и гости на балу не абы кто – одни из сильнейших ведающих! Конечно, все захотели просто закрыть нас. Зачем разбираться и перед семьями отчитываться? Им то легко, они не вкалывали тут без продыха, надеясь заработать местечко под солнцем. Да ни в жизнь столько народа не взяли бы в подмастерья. Тем более ни в одном Доме не помогут пробиться в Канцелярию!..

– Академию не закрывают, значит? – посмеиваясь, Элина вернула к самому главному.

– Пока живём. Удивительно, но за нас вступился Дом Истории! Они, кажется, последний раз против большинства шли где-то в прошлом веке. Поговаривают, что взяли на себя и всю ответственность за расследование. А ещё теперь по всей академии стоят патрули из Дома меча и крови. Боюсь, этот социальный эксперимент закончится помолвками, а не «снижением рисков нарушения целостности барьеров». Эти красные кафтанчики только и делают, что смущают наших девчонок!..

– Погоди. Неужели все согласились? Если никто в тот вечер не смог ничего сделать, о какой безопасности вообще можно говорить? – и вспоминая ажиотаж и панику устроенную после Осеннин, добавила: – В прошлый раз только ленивый не ткнул пальцем и возмущался о «шапочнистве».

Аделина замахала руками, словно пытаясь отогнать назойливую муху. Но оглянувшись украдкой, понизила голос:

– Наверно, от меня такое странно слышать, но… Кажется будто всё это было спланировано. Не знаю. Так папа сказал, да и не он один. Почему нечистым так легко позволили скрыться? Почему до сих пор не поймали и не упокоили? Я видела Орден Плоти в действии и могу поклясться, что они намерено не следуют протоколам. А кто их выше? Только Император и его прародительница, наша Сильвия Львовна!

Элина слушала, затаив дыхание. Не одна она, значит, почувствовала фальшь. После предательства Севира, доверять Присным Талям стало невозможно. Как Женя и сказал. Здесь каждый вел свою игру. А какую роль могли доверить маленькой потерянной?

Резко повысив голос, так, что слышать должен был и дежурный на первом этаже, Аделина притворно беспечно заговорила иное:

– Что до «безопасности»… Сам Император признал заслуги Ордена Плоти. Никто не готов пока идти против его слова. Впрочем, не так уж он и не прав. Заметила пустоту эту? Если кто и пострадал, то не серьёзно. Одержимых привели в себя, раненных исцелили. Лишь ты выделилась, да ещё пара человек – из всех присутствующих-то! А убитых…думаю, и говорить нечего, сама видела и знаешь. Мне его даже не жалко, и от этого самой как-то не по себе, но…Я даже рада, что всё сложилось так.

– А что Севериан? Наверно бегает по потолку от счастья? – Элина пыталась звучать спокойно.

Аделина впервые отвела взгляд: смотрела на заиндевевшее окно и подбирала слова. Сосед по палате демонстративно перевернулся с одного бока на другой и накрылся одеялом по самые уши.

– После той ночи мы едва с ним разговаривали. Носится как белка в колесе, каникулы насмарку. Все резко возжелали с ним поговорить и выразить соболезнования. Пресса не даёт прохода и ждёт сенсаций. А ему ещё разбираться с бюрократией и наследством, с Родом и двумя другими ветвями, учуявшими прекрасную возможность прибрать-таки себе статус главных. Даже не знаю, что с Евсеем, почувствовал ли. Если он откажется от Рода сейчас…Севериана ждут несладкие времена. Но по крайне мере теперь они оба свободны и могут решать сами, как им жить. Без угрозы попасть под родовую кару.

Кажется, из палаты Аделина ушла ещё более загруженной.

В субботнее утро вместе с обходом и типичным больничным завтраком к ней заглянул Терций. Поначалу Элина подумала, что пришёл он на внеочередной осмотр, но потом вспомнила – даже целителям нужен отдых. К тому же сегодня все разъезжались на каникулы по домам и семьям.

– Как поживает маленькая принцесса? Хотя можешь не отвечать, с такой-то едой веселиться нечему.

Из сумки он достал чайник, пару чашек и картонные коробочки. И чего все так и норовили её покормить? Должно ведь быть наоборот.

– Из «Люмьера». Кассиан расстарался, когда я сказал, что это для тебя. Всё с черникой, – на свет выглянули произведения гастрономического искусства. Разве достойна она их, после того как не сделала буквально ничего? – и даже чай. Сейчас схожу за кипятком. Сам. Тебе лежать надо.

– Мне же не в ногу попало, – попыталась пошутить, но Терций остался непреклонен.

И вот на тумбочке, выдвинутой вперёд, стоял дымящийся паром чай. Черничный чизкейк соседствовал с пирожными, и ягодный запах пробился даже сквозь въевшуюся хлорку. Элина словно переместилась в сам «Люмьер», за их круглый столик в углу. В те дни, когда впятером они ещё собирались вместе и обсуждали, что творилось в мире. Даже сосед зашевелился – невозможно такому противостоять. Терций, заметив его, пригласил к ним, и, кажется, впервые на её памяти тот засомневался. Произошла какая-то магия, но сонный и лохматый старшеклассник принял вдруг щедрый дар. Да, пусть и отсел подальше, всё же это было первое человеческое взаимодействие за прошедшую неделю!

– Ты волшебник, знаешь? – прошептала Элина, стараясь не смеяться.

– Не я. Благодари Кассиана. Он порадуется и придумает себе ещё одну хвалебную оду.

– Там сейчас наверно никого нет? Праздники ведь.

– Просторней, да. Но до сих пор вечерами не продохнуть. И не потому, что Давид не уехал, – намекал, как тот выливал на себя по три одеколона, и все шарахались. – Прости, что не заходил проведывать. И за то, что не оказался рядом тогда. Я ведь обещал доказать, что бал стоил того, а по итогу…Ты осталась одна, ещё и попала в руки к этому монстру. Защитничек, чтоб его.

– О чём ты? Как будто кто-то мог знать, что произойдёт. Да и я сама виновата: набросилась, не подумав. Как будто хоть раз силы срабатывали. Совсем слетела с катушек видно.

Она старалась отстраниться от того дня максимально ненадёжным способом – смехом и шутками. Никому не стоило знать, как каждую ночь кошмары загоняли её в угол и душили шёпотом: «виновна, виновна, виновна». Скольких погубила? Родителей, Женю, Кирилла – а кто ещё станет жертвой? Элина радовалась одиночеству и безразличию других – пусть так, зато никакой больше крови на руках. Им же лучше.

– Это не так, – мягко осадил Терций. – Ты поступила смелее любого из нас. Хотя бы попыталась что-то сделать. После появления Душ и такого же быстрого исчезновения никто уже не мыслил здраво. Страшное было зрелище. Самые высокопоставленные господа, наши наставники рыдали как дети. Дрожь до сих пор берёт.

– Наверно, хорошо, что этого не заметила, – от проницательного взгляда ничего не укрылось. Костлявые пальцы мягко коснулись её.

– Если нужно поговорить…

– Я справлюсь, – и, прежде чем услышала бы возражение, перевела тему: – Расскажи лучше, что случилось после. Я здесь как в изоляции. Медсёстры иногда обсуждают что-то, да ничего не разберёшь.

– Ладно, принцесса, пойду у тебя на поводу. Но, пожалуйста, умоляю, не забывай, что у тебя есть друзья. Мы всегда выслушаем и поможем.

По коже пронеслись мурашки. Элина часто заморгала и, выдавив улыбку, мелко закивала. Как же ейхотелось верить в это. Вот только слово дружба перестало греть как раньше. Стало больше пугать.

– Очевидно, все тем вечером поддались панике. Ученики жались друг к другу. Хранители отбивались от Теней и спасали наши жизни. Помню, Каллист с Истоминым помогали кому-то из них срывать маски. Наверно, только под ногами путались. Десма с Сашкой успокаивали первоклассников, а потом, похоже, её кто-то разозлил и, отобрав Княжнину у Зарницких, она побежала драться.

– А Дима? Что стало с ним?

И другой вопрос: что с Авелин? Конечно, та и до этого не отличалась мягкостью и восприимчивостью, но Элину не покидало чувство, что именно в этот момент ей как никогда нужна была помощь. За одну ночь лишиться обоих друзей, остаться совсем одной…

– Это тот, что размазал старшего Доманского по паркету? – Терций и сам скривился. – Они все сбежали. Уверен, в ближайшее время едва ли найдут. У Хранителей Пути и без того проблем хватает. Их главный только вчера пришёл в себя. Там отряд управился за три дня, а мне полунощный отвар по месяцу собирают. Сразу чувствуется клиентоориентированность.

Элина словно заново взглянула на Терция, на его шрамы и увечья.

– Скарядие на самом деле…смертельно?

Тот явно не ожидал столь прямого и бессовестно глупого вопроса. Приоткрыв рот, он пытался собраться с мыслями, словами, но так и не нашёлся с ответом. Повисло неловкое молчание.

– Прости, не стоило мне лезть не в своё дело. Давай представим, будто я ничего не говорила.

Терций кивнул, принимая предложение, и разговор аккуратно вернулся на круги своя.

– В общем, да. Прежде чем сбежать, заложный опять что-то там кричал про «будете страдать и подчиняться». Все делают вид, что это бредни сумасшедшего, но Обрядники уже тогда стали шептаться по серьёзному. Грядёт нечто страшное, а нас не хотят даже предупредить, дать шанса подготовиться. Это нападение доказало какие мы на самом деле беспомощные, и если бы нечистые не игрались и не щадили, одной неосторожной смертью не отделались.

– Я думала, академию сразу закроют. Раз все так этого хотели…

– Никому это не выгодно. Куда им девать пару сотен учеников? Пусть старики и твердят: «в наше время было лучше», но на деле это не так. Сильвия Львовна по-настоящему озаботилась образованием: равностью возможностей, доступностью и, конечно же, ориентиром на уверенность учеников, а не только знания. Ни в одной великой гильдии или братстве такого нет. К тому же мир неключей неумолимо влияет на наш, и сколько не противься, в один момент мы переймём и их взгляды.

– Зачем вообще академию разместили здесь? Разве не с самого начала идея звучала странно? Не проще было найти укромное местечко где-нибудь в лесу на полудненных землях?

– Иногда неключи страшнее нечистых. Наша академия не первая, пару веков назад как раз уже пытались, и даже шло всё гладко. Пока среди местных жителей не появились слухи. Охота на ведьм – любимое занятие во все времена, так и тогда. А ведающие не могут убивать неключей, только нечистых или равных себе. Иначе Боги навлекут на них кару за неисполнение долга: лишат силы или хуже – просто убьют. Поэтому ведающие в патовом положении, и Сильвия Львовна выбрала лучший вариант из возможных. Не зря академия стоит вторую сотню лет. Это лишь в этом году начались странности: нечисть активизировалась, сквозь барьер ходят как к себе домой. Может, под тысячелетие хотят всё переиграть и захватить-таки мир? Одни догадки.

Элина просто кивнула. Ей нечего было ответить, хотя на деле сотни вариантов роились в голове, прокручивались одно за другим. Что за план Чернобог приводил в жизнь? О чём говорил Женя: «они хотят построить мир на чужих костях»?

Тем временем Терций вспомнил ещё кое-что:

– Мы с Дёмой оставались с Безмолвными и запечатывали комнату – не сильно помогло, конечно. А потом заметили тебя и этого мертвеца. Прежде чем успели что-то сделать, он уже отлетел, а ты упала на пол.

– Рана несерьёзная. Целители держат здесь скорее ради профилактики, а так говорят, ничего сильно важного не задето.

– Конечно, это сейчас лёжа в палате кажется не страшным. Но в тот момент!.. Видела бы ты Дёму. Он как с ума сошёл, весь бледный и взвинченный. Сколько знаю, впервые таким видел. Он быстрее всех оказался рядом, помогал целителям, нёс едва не досюда, пока не додумались носилки сделать.

– Правда? Вот стыд то…

– Уверен, если бы не дела рода, он до сих пор сидел здесь и не отходил ни на шаг. Такого от него никогда не дождёшься, обычно он прячет эмоции и заботу, но ты…исключение. Прими к сведению, потому что мы уже давно поставили на то, когда же вы раскроете глаза и осчастливите нас своей парой.

Элина зарылась лицом в ладони. Щёки пылали, но это только злило. Что за глупости говорит? Неужели она была настолько очевидной? Дёма ведь возненавидит её. От подколок и шуточек ему будет только противно.

– О Боги, это ужасно, – простонала сдавленно. – Пожалуйста, скажи, что Дёма об этом не знает. Я не смогу смотреть ему в глаза.

– Ответь честно, он тебе нравится?

Такой прямолинейности она и боялась. Что прикажите говорить? Как не сделать хуже? Одно дело, когда Десма сводит всех и каждого, и можно отшутиться, сбежать, спрятаться. Другое, когда спрашивает не абы кто, а его лучший друг, и надеяться на сохранность тайны, то же что розовые очки вернуть на место – наивно.

– Не знаю. Это и не важно ведь. Просто не надо втягивать Дёму. Несмешная получится шутка.

Опять это выражение лица. Так и Десма смотрела, будто знала больше, видела шире. Да только и Элина помнила, чем грозит пустая вера в сказки.

– Не прячь голову в песок, а смотри на вещи прямо, ладно? Я не собираюсь учить тебя жизни, но не упусти то, о чём потом пожалеешь. Послушай…

Терций вдруг осёкся, губы поджал недовольно.

– Я всё понимаю, – опять вернулось чувство вины, того, что лучше ей сейчас заткнуться и сгладить всякие углы. Только что-то пошло не так.

– Не в этом дело…

– Carpe diem. Лови мгновение, пока не стало поздно. Ты ведь это пытаешься донести? Если ничего не делать, потом будешь жалеть: счастье было рядом, а ты слишком трусливая и неуверенная упустила его.

– Принцесса…

– Часики тикают, время идёт, – Элина нерадостно улыбнулась. – Успевай, пока можешь, а то потом не сможешь, и станешь себе главным врагом. Даже в старости не будет чего рассказать внукам…

– Скарядие смертельно, – перебил резко и, казалось, невпопад. – Даже если пьёшь все настои и лекарства, рано или поздно умрёшь. Год, два, в лучшем случае лет десять. Поэтому каждый день я боюсь, что, заснув, не проснусь, что завтра для меня не будет. Но боюсь я не смерти – плевать, хоть прямо сейчас ройте яму. Я боюсь, что чего-то не успел. Просто потому что струсил, устал или не поверил. Потому что решил – мне это не важно и не нужно. Понимаешь о чём я?

Она кивнула повинно, быстро растеряв всякий запал. Догадки оказались верны. Только не так хотелось выведать это. Руки вцепились в одеяло. Как велико было желание вновь спрятаться и уйти от разговора. Терций всегда оставлял впечатление неунывающего человека, давно принявшего свои изъяны, свои шрамы и болезнь. Но, похоже, она ошиблась. Не суди книгу по обложке.

– Я не люблю говорить об этом, и ты, уверен, ни разу не слышала, как кто-то из наших поднимал бы «щекотливую тему». Но ты удивительная, знаешь? Мне в самом деле хочется рассказать. Наверно, потому что знаю: постараешься понять и влезть в мою шкуру, даже если это значит испытать и всю ту боль тоже. Я давно раскусил тебя, мать Тереза и принцесса Диана в одном обличье.

– Не говори глупостей, – как вообще на такое можно ответь? – По твоим словам, я прямо-таки идеал. Но это не так.

– Идеальных нет, – согласился, – но разве тот, кто пытается в каждом разглядеть лучшее и каждому дать шанс «побыть человеком», не достоин хотя бы уважения? Немногие готовы ценить людей за то, что они люди: с чувствами, страхами и желаниями.

Должно быть это лучшая похвала за всю её жизнь. Столь ненавязчивая и простая. Пусть и совсем не похожая. Хотелось рассмеяться, а может и заплакать, но вместо этого Элина попросила:

– Так ты расскажешь?..

Терций посмотрел ей прямо в глаза и, выждав некоего мгновения, а может разглядев-таки что-то, начал:

– Прошло уже где-то полтора года. Официальная версия, всем известная, звучит так. Мой брат, его друг и я поехали летом на места поклонений: в Горемыловку, где якобы похоронен Хорс. Разыгралась непогода, мы заплутали и набрели на полунощые земли. А там Железные стражи. Его друг погиб, я оказался заражён.

Холод сковал его голос. Так зачитывали протоколы и приказы, но точно не делились болью.

– Значит, всё это не правда?

Терций медленно кивнул.

– Сказки брата, лишь бы отбелиться перед Канцелярией, – вздохнув глубоко, он готовился к настоящему и неприкрытому. – Это действительно случилось летом. Только вот никуда мы не ездили, а остались дома. Тот день был обычным, настолько, что стёрся бы из памяти в ту же ночь. Но вместо этого стал роковым. Они перебрали, Гера и Лёва. Как школьники дорвались до отцовской винной коллекции. А потом и вести себя стали соответствующе. То на крышу залезут и горланят, то разобью тётушкин сервиз. Напоследок им захотелось поохотиться. На неключей.

Произнесённая в слух правда обожгла язык. Он скривился.

– Я пытался их остановить. Мы не можем вредить неключам. Не должны. Поэтому, когда они стали, как зверьё последнее, бросаться на местную детвору, я вступился. И так навсегда лишился возможности ходить. Гера попал куда-то в нерв, ноги отказали.

– Но почему тогда?..

– Целители могли бы вылечить, будь это открытая рана. Будь это сломанная спина или проткнутая насквозь печень. Но всё дело в мече брата. Он создал его сам. Из праха нечистых, из закалённой стали полунощья. Это хуже яда. Даже хуже Скарядия. Ведь скорее всего я бы умер в тот же день, – Терция вдруг охватила злость. – Но разве мог Гера это позволить? Был один обряд, за который он упёк человека на пожизненное. «Скупь-жель» да только не простой, а ещё хуже. Нужно было принести жертву Морене. Человеческую жертву. И тогда она поменяет жизни и судьбы.

Терций замолчал, и эта тишина сказала всё сама за себя. Элина потянулась и аккуратно разжала до побелевших костяшек сжатые в кулак пальцы.

– Поэтому ты его ненавидишь?

– Лучше бы он оставил меня тогда. Лучше бы Лев бежал, не оглядываясь. Я занял его место. Я убийца. Да и что толку если стал калекой, которого то пинают и смеются, то затем жалеют. Что из этого хуже? Даже не знаю. Для большинства я второсортен, лишён будущего, пародия разрушителя. И ведь всё это правда. У меня почти нет сил. И нет времени.

Элина кожей чувствовала всю боль и ненависть. Вот значит, каково это? Она впервые оказалась по другую сторону, когда хотелось переубедить и поддержать, доказать, что сказанное – лживые слова. Убеждённость Терция резала по живому – словно её отражение, да только искажённое зазеркальем.

– Знаешь, – волнение губило искренность, но Элина радовалась, что вообще нашла слова, – а я, наоборот, рада, что ты сейчас здесь. Пусть цена и непомерна. Если бы в тот день ты умер, мы никогда бы не узнали друг друга. Весь мир бы изменился, лишился такого прекрасного человека и друга. Представь, что бы сказал Дёма. Или Каллист с Десмой. Ты много значишь для них, и поверь мне, я-то знаю, потеря близкого навсегда оставляет след в нас, до конца дней. И плевать должно быть, что там говорят всякие пираньи. Они найдут к чему придраться, даже если ты само совершенство. А шрамы…Десма научила меня, что стыдиться и скрывать самих себя – только вред. То, что там думают другие, только их проблемы. Всё же иногда её стоит послушаться.

Кто бы мог подумать, что Эля-неудачница возьмётся убеждать кого-то в том, как нужно любить себя. Откуда ей вообще такое знать?

Терций мотнул головой, но после всё же не выдержал и потянулся за объятьями. О его тактильности знали все, но сам он намерено сдерживался. Теперь Элина думала: «Не из-за того ли, что боялся, вдруг им будет противно?»

Ухо обжигало чужое дыхание, прерывистое, но медленно приходящее в норму. Тогда же тихий шёпот сказал:

– Спасибо.

***

Ночью Элина проснулась от кошмара. Кожа плавилась. Дым клубился в горле. Всё пылало. Перед глазами плясали языки пламени.

Оглядев тихую безмятежную палату, она с трудом выдохнула. До чего же реалистичный сон. Хотелось сбросить его, как наваждение, и позабыть навсегда.

Поднявшись с кровати, Элина тихонько выскользнула в коридор. В новогоднюю ночь никому не было дела до пациентов. Воспользовавшись этим, она поднялась выше и проскользнула сквозь служебный ход на открытый балкончик. Обычно целители здесь курили – пепельницы стояли в каждом удобном углу.

Вглядываясь в темноту, разбавляемую лишь далёким светом фонарей, Элина не могла избавиться от дурного предчувствия. Как могли они с Яромиром настолько расслабиться? Как могли посчитать, что половины обряда достаточно, и до нового тысячелетия ещё куча времени? Как могли, в конце концов, дать Чернобогу свершить его ужасный план, принять за кого-то неважного, неопасного, готового в любой момент сыграть по их правилам?

«Яромир?» – и пусть молчал, от неё не скрылся тихий шорох. – «Что нам теперь делать? До Комоедицы ещё два месяца, разве можем столько ждать? Неужели не подойдёт другой обрядный костёр, другой пир жизни? Как ты и говорил? Пусть хоть какой-то запасной вариант будет, лишь бы не сидеть на месте…»

«И какой же?»

Он словно издевался над ней. Элина не понимала, что говорила не так.

«Это ты мне скажи. Не Везнича ведь слушать? Даже если заставлю Севериана убить меня, этого мало. Что если обязательны клятвы, Шерт, что угодно? А если в этот раз Дващи Денница просто не сработает? Ты ведь был прав. Нельзя останавливаться на одном…»

«Вот значит как. Любо-дорого дела делаются. Клятвы, обряды, слова. И никаких рук в крови? Совсем на вас не похоже»

Что-то щёлкнуло у неё в голове. Догадка.

Эти интонации, эта жестокость…

«Ты не Яромир»

Едкий смех стал подтверждением. Как же сразу не поняла? Как не узнала эту бессердечность, эту ненависть?

«Мороз»

«Долго же водил за нос. Такая значит у вас крепкая связь была?»

Не в бровь, а в глаз. Утонув в своих переживаниях, Элина не замечала ничего вокруг. Даже того, что, казалось, творилось у неё в голове. Если бы Мороз не захотел…как долго бы она не подозревала?

«Что тебе нужно? И где Яромир?»

«Белый бог здесь, в моей вотчине. Причитает, как легко справится с моим тятей, да больно много слов» – не прикрыто бахвалясь, он сознавал свою над ней власть. – «Хочешь вызволить его? Так приходи. Чего ж трусишь?»

Как она должна была это сделать? Идеи загорались одна за другой и также быстро потухали. Если только подговорить Смотрителя? Или найти ту самую брешь из Диминых рассказов? Или?.. Но мучительные попытки остались бесплодны.

«Хотя нет, знаешь. Ты нам пока не нужна. Безвольным девчонкам нечего делать в наших планах»

«Это мы ещё посмотрим»

«Думаешь, я шучу? Думаешь, мало на празднестве было? Так я и добавить могу, только попроси»

Элина шагнула вперёд и накрепко вцепилась в перила. Точнее не она, а её тело. Оно не слушалось больше, подчиняясь Морозу, и стало абсолютно чужим. Предатель. Сердце билось заполошно, дыхание сбилось. Кажется, скоро накроет паника.

Если Яромиру Элина доверяла, ведь знала, что тот не причинит вреда, то сейчас боль – вопрос времени. Носом хотел ткнуть в её беспомощность. Свою всесильность.

Ногами встала на перила. Ветер колыхал волосы. Внизу была тьма.

Элина пыталась сопротивляться. Пыталась говорить, дёргаться. Бояться. Но могла только дышать.

Как в замедленной съёмке ощутила падение. Нога соскользнула. Как зажёванная плёнка на периферии сознания звучал надоедливый смех.

Она упала на спину.

«Запомни в чьих ты руках. Сиди смирно и будь умницей, пока хозяин не позовёт»

Захотелось плюнуть ему в лицо. Но даже этого не могла себе позволить.

Она заложница в собственном теле.

***

День выписки подошёл даже раньше, чем Элина могла надеяться. Медсёстры сжалились и, стребовав «честное пречестное» – не перенапрягаться и обрабатывать рану, – отпустили.

– Негоже проводить все праздники одной в четырёх стенах.

Но Элина пожалела, что уходит. Ничего ведь не изменится. Вернётся в общежитие, комната станет той же палатой. А здесь гложущее чувство ускользающего времени притуплялось. Словно она ни при чём, словно не ей решать судьбу человечества. Одной.

А мир за белыми стенами не изменился. Ученики куда-то спешили, смеялись, обкидывались снежками и делились подарками. Элина как никогда чувствовала себя чужой. Призраком, чей голос слышат лишь птицы да деревья. Разве заслужил этот мир столь ужасную спасительницу? Хорошо, что только они с Северианом знали об этом. Иначе как бы смотрела людям в глаза?

Общежитие встретило привычным ворчанием Сипухи и непривычной тишиной. Конечно, каникулы ведь в самом разгаре, и многие разъехались по домам. Это у неё больше никого нет. Даже места, которое можно назвать домом. Их маленький загородный коттедж, наверно, давно разобрали по кусочкам всякие, кто сумел дотянуться.

Новогодние украшения, развешанные на дверях и зеркалах, только навевали тоску. Первое января она встретила в палате в окружении медперсонала – те всячески пытались поднять больным настроение, но заменить родное тепло и искреннее веселье не могли. Впрочем, Элина не из тех, кто стал бы жаловаться. В их семье было два типа «новых годов»: светский и домашний. Светский выпадал нечасто, когда они приглашали кучу гостей и страдали, пытаясь ублажить каждого. Но домашний в сотни раз был хуже. Они втроём садились часов в десять за стол, ломящийся от изысканной еды, неловко смотрели передачи по телевизору, а стоило, наконец, пробить курантам, выдыхали и ложились спать. Для кого пытались казаться идеальной семьёй?

Поэтому маленькое, но искреннее поздравление от медсестёр, их подарки – конфеты, песни, игры и поддержка стоили во сто крат больше, чем все те новые годы, что унесли с собой её пятнадцать лет.

В комнате оказалось пусто. Вот же Аделина удивится. О выписке не знал никто, даже сама Элина до сегодняшнего утра. Родная комнатушка, захламлённая ещё сильнее, вызвала странное желание прибраться и разобрать всё то, до чего обычно не доходили руки. Казалось, прошла целая вечность. И ей бы упасть на пол или кровать, уставиться в потолок и не изменять себе – думать, винить и страдать, но…

Осталось ещё одно не оконченное дело.

Элина прошлась обратно до лестницы. В закутке пряталась дверь с табличкой «201». Не дав времени на сомнения, Элина настойчиво постучала. Раз, два. Тишина. Снова, но уже громче. И без ответа.

– Тут кто-нибудь есть?

Может её решили игнорировать? А может здесь никого и правда нет. Впрочем, на ум пришло ещё одно место, где часто бывала Авелин. Храм Морены. Есть у них глупая привычка надеяться, что Боги помогут и утешат.

«Но Боги так же беспомощны, как и люди. Они не возвратят близких» – так говорил Яромир.

Если в обычные дни холм обходили стороной, то сейчас тут царило полное запустение. Мёртвая тишина. Только вороны да воробьи летали над головой. Вдруг это Севир следит за ней? От глупой шутки разозлилась.

Элина впервые была здесь одна и совсем растерялась. Что там нужно делать, когда врываешься на «святые земли»?

«Требу принести» – милостиво подсказал Мороз, – «хотя с такими как ты матушка якшаться не любит»

Она похлопала себя по карманам. Пусто. Глупо даже надеяться. Неужели придётся возвращаться? Это ещё полчаса в никуда, а Авелин может и не быть здесь. Тогда кровь? Эх, а плечо-то почти зажило.

«А просто так нельзя войти? Съест она меня что ли?»

«Вполне может» – он злорадно засмеялся. – «С жалкими подобиями Богов такое и сработало бы. Но матушка не терпит неуважения. Неразумных легко проклянёт. Хотя погоди, может уже успела тебя проклясть? Смерть так и кружит вокруг, пусть и не смотрит прямо в глаза»

«Спасибо, обнадёжил»

В поисках чего-то острого Элина осмотрела и другие статуи. В ногах Тары нашлось блюдце, доверху наполненное конфетами «Василёк» в голубой обёртке, а рядом подмёрзшие и иссохшие дольки яблок.

«А если украсть подношение?»

«Не занимайся богохульством. Даже мне такого нельзя»

«Других дел что ли там наверху нету, только наблюдать за нами смертными?»

Элина уже собиралась идти дальше, бездумно смотреть вдаль и сдаваться. Но тут в солнечном свете рядом с блюдцем что-то блеснуло. Нож. Кто-то забыл его. Только в таком ей и могло везти – в причинении себе вреда. Пройдя вновь по кругу до дверей храма, она склонилась над статуей Морены и закатала рукав ровно над пустующей чашей. Деревянная рукоятка успела нагреться в скованных пальцах, а ровно дышать мешали не только ехидные слова Мороза. Затупленное лезвие неаккуратно съехало по запястью, пришлось надавить сильнее, лишь бы пошла кровь.

– Ты что творишь?!

Не успела обернуться, как нож выхватили из рук и бросили на землю.

– Не ты ли клялась, что заниматься таким не будешь? Что боли боишься?! Всё, забыла уже?

Авелин едва не трясло. Как будто специально она с силой сжимала ей запястье, делая только больнее. Элина застыла, глупо хлопая ресницами. Что-то было не так. Что-то с Авелин было не так.

– Нет, не забыла. Просто мне надо было как-то попасть в храм. С тобой поговорить вообще-то, – выдохнула и попыталась отодвинуться на пару шагов. – И да, и тебе всего наилучшего, давно не виделись. С новым годом там.

Сарказм никак не повлиял. Веснушчатое лицо совсем осунулось и побледнело, а под глазами залегли синяки.

– И ради этого сбежала из лазарета?

– Меня выписали. Пару часов назад. Но перенапрягаться пока не стоит, – поморщилась и, не выдержав, попросила: – Ай, ну больно же! Отпусти.

– А до этого тебе нравилось.

– Лучше меня знаешь? Будь другой выход – ладно, но здесь ведь никуда не попасть без требы! А ждать я больше не могу…

Авелин сжала челюсть и глянула исподлобья. Элина в ответ выпрямилась, едва не вставая на носочки – от своего не отступит. Да и было бы из-за чего сейчас ссориться. Иногда казалось, что лучше иметь дело с древними Богами и нечистыми. Они хотя бы понятны в своих намерениях: сделать больно, убить, использовать. С ней же одни догадки.

В конце концов, атмосфера смягчилась. Чужой взгляд прошёлся наждачкой, но перестал угрожать мгновенной расправой – почти хороший знак. Авелин отступила.

– Пошли. Не забудь попроситься.

Вот и всё. Временное перемирие.

– О Владычица холода, О Владычица смерти. Прими жертву и позволь скорбеть о мёртвых.

Ничего вновь не воспрепятствовало. Имели ли вообще ритуалы смысл? Слышал ли её кто-то? Разве захотела бы Морена впускать потомка своего заклятого врага?

Не сказав друг другу больше ни слова, вдвоём прошли в божью обитель. Внутри от топленой печи и жаровни исходил такой жар, что с зимнего холода показался настоящей пыткой – щёки, нос, пальцы защипало до слёз. Элина и не заметила, как успела промёрзнуть. В отличие от прошлого раза сегодня в храме несли службу несколько восьмибожников. Только все словно близнецы: одинаковые и не запоминающиеся. Единственным ярким пятном было их одеяние. Несколько слоёв ткани цветом от индиго до изумруда перевязывались тугим поясом, а сверху утеплялись подбитым шерстью жилетом в пол. Даже смотреть на них жарко.

Одна из служительниц подошла к ним, но, прежде чем успела спросить что-то, Авелин указала на слабо кровоточащее запястье Элины. Лицо женщины вытянулось:

– Это кто же надоумил?! На такую требу Владычица не ответит ничем хорошим. Такой силы обряд сплетает долгом! И чему вас только учат…Хорошо, что Старший не здесь. Всем нам несдобровать бы было!

Под нескончаемые причитания порез неаккуратно залечили – приглядись и увидишь бледную полосу. Авелин не стала ни перед кем объясняться и просто увела на их старое место. Здесь царила желанная уединённость. Конечно, если не считать буровящего издали взгляда служителей. Вот же любопытные Варвары…

Пока обе не скинули тяжёлые накидки и не придвинули одну из лавок ближе к огню, нарушить тишину никто не решался.

– Давай. О чём ты там так желала поговорить?

– Знаешь же о чём, – и, набрав побольше воздуха, как перед прыжком, сказала заветное имя, – о Диме.

Громкий колючий смех оглушил.

– А чего о нём говорить? Добился своего, нашёл братца и теперь всегда будет рядом. Скатертью дорожка. То, что сотворил…Уже нет пути назад.

Элину словами давно не купишь – смотри и чувствуй. Может Авелин и старалась отстраниться, винить Диму, делать вид, что ей не больно. Что она не человек вовсе, а бездушная машина. Но это её плечи дрожали, а грудь вздымалась часто. Её пальцы сжались добела. Её глаза покраснели.

– Я хотела узнать в порядке ли ты. И теперь вижу, что нет, не в порядке, – сама старалась совладать с тяжестью на сердце. – Терять близких больно. Скрывай, закрывайся сколько хочешь, но, ничего не изменится. Боль никуда не уйдёт…

– Не говори так, будто он мёртв!

Та повернулась-таки лицом и с понятной яростью, бешенным воспалённым взглядом уставилась, словно больше всего сейчас желала заткнуть её. Элина на мгновение зажмурилась, готовая к удару, но быстро одернула себя. Может даже лучше, если Авелин «выпустит пар». Синяки всё равно залечатся, зато станет легче, и никто не пострадает. Только вместо кулаков в ход пошли горькие слова.

– Эти планы, разведка и наивная вера…Я подыгрывала ему. Только бы не корил себя, делал хоть что-то. Понял, что не одинок, что есть те, кому он нужен. А оно вон как оказалось. Лучше будет убивать, лучше станет неупокоенной нечистью, отдаст душу, но пойдёт за братцем…Между жизнью и смертью, будущим и прошлым, я для него самый неугодный вариант.

Элина не могла пошевелиться и даже рта раскрыть, выдавить хоть что-то. Лучше бы дрались. Там просто и понятно. А что делать с Авелин, давящейся слезами и всхлипами?

– Опять все бросили, хотя клялись «быть всегда вместе». Пресловутое всегда! Двоих не вернуть, Дима скоро сам уйдёт за грань. А ты милая Авелин – бессердечная ледышка. Тебя не тронет ничего, наша Снежная Королева! Борись одна, живи одна!..

Больше продолжать она не могла и спрятала лицо в ладонях. Элина решилась придвинуться ближе и прислонилась к чужому плечу. Не всем нужны объятья и прикосновения, она знала это, но ни на что другое не была способна. Никудышная поддержка, никудышная замена друзей. Но по крайне мере, она хотя бы старалась.

– Мы ведь можем ещё спасти его, – и, пытаясь воодушевить и саму себя тоже, выпалила. – Весь тот план. Почти всё готово. Если постараться, кажется реальным вернуть Диму обратно.

– План, – с заложенным носом и шмыганьем сарказм совсем утерял силу. – Это детские игры, а не план. Столько переменных, не принятых в расчёт. Мы сами скорее присоединимся к нечистым, чем найдём его. У нас ничего нет. Особенно времени.

– Дима не настолько глупый. Он не повёлся бы на нерабочие идеи, только из-за того, что ты его поддержала и попыталась создать видимость веры. Осталось последнее. Найти способ попасть на ту сторону. И я сделаю это.

– Откуда ты такая, а? Откуда в тебе наивность эта, надежда в лучшее, когда на деле всё катится на дно? Не надоело помогать любому нуждающемуся?

Ответ затерялся где-то между чужой усмешкой и затухающей жаровней. Скоро станут традицией – такие вопросы. Почему же все так упорно ненавидели её? Недостаточно старалась? Или всё дело в том, как любая помощь оборачивалась кошмаром?

Но пусть будет посмешищем, изменять себя, менять и перестраивать – не будет.

– Я не прошу считать Жанной Д’Арк и верить в чудо. Но если существует хоть какой-то крошечный шанс, а мы побоялись и опустили руки… Я не прощу себя.

Авелин глубоко вздохнула, вновь готовясь к гневной тираде. Только вместо этого рыжая макушка устало легла на подставленное плечо.

Глава 23.

«Aliis inserviendo consumor»

Каникулы неожиданно подходили к концу. Тишина и запустенье исчезли, наполнившись десятком голосов. Особенно страшно стало проходить мимо общей гостиной – там, казалось, кого-то приносили в жертву и устраивали ритуальные пляски.

Элина почти не выходила из комнаты. Даже Сириус пылилась под кроватью – пальцы боялись струн хуже огня. Неужели раньше ей нравилось играть, петь и растворяться в музыке? Что поменялось? Всё чаще она оставалась в постели, куталась в пуховое одеяло и читала, искала что-то глупое в интернете, а, уставая и от этого, просто смотрела в потолок и думала-думала-думала.

Так однажды ей попалась октябрьская статья: «Семья Левицких бесследно исчезла». Увидев свою фамилию, Элина уже не смогла пролистнуть дальше – пусть грудь сдавило болью, а пальцы дрожали. Нельзя больше закрывать глаза и притворяться слепой.

«Прошедшие на этой недели поиски ничего не дали. Вечером 23 сентября семья возвращалась со скандальной вечеринки в честь 60-летия П.П. Пташкина. Как оказалось, там их видели в последний раз. Следующим утром стало известно, что ни Дмитрий, ни Анна не вышли на работу, а их дочь не появилась в школе. Камеры с трассы 54 засекли машину на съезде в пригород, однако дальнейший путь Mercedes-Benz неизвестен. Объявленные поиски не дали результата, и до сих пор полиция не решается комментировать ситуацию. Зато быстро объявившиеся родственники уже готовые присвоить себе их активы и вступить в наследство (см. интервью с Екатериной Клык)»

Оказывается, её похоронили ещё в сентябре. Почему же ни разу за всё время в голову не пришло, хотя бы так глупо, но проверить, как живут родители? Понять раньше, что кругом ложь. Вместо этого наслаждалась свободой, веселилась, жила. Дочь, называется. Права была мама – ничтожество.

Сама подливала яда, капля за каплей, пока чаша не переполнилась.

– Точно не хочешь пойти? Мальчики только рады будут, соскучились по нам.

Аделина крутилась у зеркала, проверяя в который раз и так идеально сидевшее платье. Макияж и правда был праздничным – маленькие фейерверки на веках, блёстки и помада-конфетти.

– Прости. Вечеринки – это не моё.

Прозвучало, конечно, совсем не убедительно. И потому сразу последовали вопросы:

– Что же такого произошло между вами на балу? Что Север опять натворил?

– Ничего, – помотала головой.

– Мне с ним поговорить? Могу моментально вправить мозги.

– Спасибо, но… не стоит.

Аделина лишь потёрла виски и махнула рукой. Своих проблем хватало, где же взять время на решение чужих? Накинув длинное в пол пальто, шаль, покружившись ещё раз, она попрощалась.

А потом вернулась, громко причитая:

– Забыла! Представляешь, О Боги, забыла! Меня же на месте прибьют!

Цокот каблуков туда-сюда. Под грудой книжек и тетрадок, Аделина отыскала бархатный конверт чёрного цвета.

– Севир Илларионович приглашает к себе! Всё серьёзно, советую сходить – знаешь, сколько я мечтала получить Чайный конверт? Но только избранным везёт: будете с ним наедине, друг напротив друга, обсуждать историю и политику. Эх!

– Может, тогда поменяемся?..

– Смеёшься, да? Он от меня как от чумы бегает уже. Влепит очередную отработку на другом конце академии. Чего-чего, а такого подарочка мне не надо. И так как белка в колесе.

И погрозив в довершении пальцем, наконец, окончательно ушла.

Элина мокрыми пальцами сжимала несчастный конверт, буровила взглядом, но не находила сил открыть. Бумага успела съёжиться. Порвать, выкинуть и сделать вид, что ничего не было? Идеальный план. Да только академия маленькая. Прятки рано или поздно кончатся – так в чём смысл тянуть?

Кто бы успокоил её сердце. Ещё немного и остановится, вместе с дыханием.

Разломав сургучную печать пополам, она достала плотный лист, свёрнутый вчетверо. Среди позолоченных завитков и вкраплений красных букв, лаконично значилось:

«Элина,

Вчера мне довелось побывать в лазарете, и как оказалось, вы так хорошо шли на поправку, что решение о выписке было принято незамедлительно. Опрометчиво с их стороны, но с Братством не спорят. Предположу, нам многое следует обсудить. Хочу видеть вас у себя в семь часов. Как раньше. Обещаю предоставить не только горячий чай.

Искренне Ваш,

С.И.З»

***

Добравшись по сугробам и колкому ветру до учительского корпуса, Элина застряла в пустующем холле. И ладно бы отогревалась. На деле же искала былую решимость. Вся злость растворилась за эти дни, оставив после себя лишь тоску и какую-то пустоту – она не понимала, что делать. Всё неправильное в ней, неподходящее, вновь всплыло на поверхность. Что должна она чувствовать? Что должна делать? Её родители мертвы. Где истерика, слёзы, желание умереть следом? Хотя бы отомстить? Почему трогают только ложь и предательство чужого в принципе человека?

Какая же жалкая.

– Я думал, вас уже не ждать. До этого никогда не опаздывали.

Элина вздрогнула и крепче вцепилась в сорванный с головы платок. Кажется, сама судьба, сами Боги подталкивали и не давали сбежать. Севир выплыл из-за угла. Как всегда в чёрном, лишь теперь вместо лёгких накидок – целая шуба. Очевидно, прождал долго, и уже собирался уходить. Ещё бы чуть-чуть промедли, сомневайся дольше, и всё – разминулись бы.

– Простите. У ребят сегодня вечеринка в честь приезжих…

– Ах, ясно. Княжнина успела расслабиться за каникулы.

– Ей полезно. Всем нужно отдыхать.

Севир ожидаемо покачал головой с осуждением.

– Опять ваши подростковые глупости. Пока позволяют возможности, нужно браться за всё подряд. Иначе цели своей не достигнет она никогда.

– А какой смысл в цели, если по итогу будешь болен и несчастен?

Он просто махнул рукой, не желая затягивать, а зная упрямство Элины – это неизбежно.

– Пойдёмте. Поговорим в более приятной атмосфере. Я заново поставлю чайник.

В кабинете было прохладно, камин затушен. Элина удивлённо заметила, как извечно пустую мрачность кабинета разбавили милые побрякушки, очевидно, подарки учеников и коллег. Со стыдом нашла даже свой: смастерённый на уроке трудоделия кривой плюшевый заяц с глупой открыткой. Все пальцы тогда болели, исколотые до крови, никакой напёрсток не помог. Оставила она его перед самым балом в именном ящичке в учительской. До следующего года вряд ли кто-то бы заглянул внутрь, а поздравлять лично – ад и пытка. Элина сделала подарок для каждого, лишь бы если и ей что-то подарят, не разочаровать и не устыдиться. По итогу всё так и осталось пылиться под кроватью. Сил взять и разобрать не было.

Почему же Севир не выбросил? Ещё и на самом видном месте поставил. Элина не могла оторвать взгляда. Родители никогда бы такого не сделали. Все детские рисунки и подделки оказывались в мусорке прямо при ней.

– Облепиха и лимон. Поможет нам согреться.

Севир поставил на стол сервиз с рябиной и снегирями и медленно разлил дымящийся чай. Серые глаза в тусклом свете казались чёрными.

– Как встретили новый год?

– Очевидно, в лазарете. Но думаю, даже не будь ранена, лучше и не отпраздновала. Медсёстры сделали всё возможное, лишь бы не дать заскучать.

– Верно. Но полагаю, такое не заменит празднований с друзьями.

– Этого мне никогда не узнать. Но хорошо и так, как есть.

Чай обжёг губы, но то была приятная боль. Напоминание не болтать много. Сегодня нельзя терять бдительность, нельзя больше доверять легко и самоотверженно.

Несколько мертвецки-бледных рук сдавили горло.

– Как ваша рана? Такое не лечится за один день, к сожалению.

– Скоро останется лишь шрам. Иногда побаливает, но Ольга Семёновна сделала всё возможное.

Она всё ещё ходила на перевязки раз в три дня и могла смотреть на плечо лишь мельком. Зато, кажется, ей столько влили обезболивающего, что всякая чувствительность притупилась. Болеть вообще было в новинку. Когда кто-то попадал в больницу, о них заботились и переживали – сразу вдруг вспоминали о существовании. Она завидовала тогда и мечтала заболеть как-нибудь смертельно или попасть под машину. И вот, сейчас получила желаемое, да только… Ничего не поменялось. Не стала Элина ни центром мира, ни хотя бы кем-то важным.

– Конечно, то, что произошло на балу, оказалось для всех неожиданностью. Никто не смог защитить вас от Мороза, даже просто остановить его. Откуда только появилось столько сил? Многие пострадали. Как Присные Тали мы с Сильвией показали себя худшим образом, – даже усмешка вышла какой-то блёклой. До чего же резко те, кто дорожил академией, превращались в изнеможенные тени. – Благо, что Император в последний раз дал шанс нам исправиться. Теперь первоочерёдная цель: уничтожить Мороза. Его излишнюю заинтересованность академией заметили все.

Говоря прямо, их решили сделать простой приманкой. Не могли ведь догадываться, что крутился тот рядом из-за неё, из-за грандиозных планов Чернобога, из-за стремительно приближающегося конца света.

Разговор вровень подошёл к тому, о чём Элине так нужно было поговорить. Язык словно примёрз к нёбу. К этому готовилась, прокручивала из раза в раз и проигрывала сюжеты: унижала себя, обнадёживала ли – всё одно. Ничего не будет как раньше. Сколько угодно делай вид и притворяйся.

– В тот вечер, – прежде чем продолжить, отставила подальше чашку, – случилось кое-что странное. До сих пор непонятное. Призраки, души, неважно как назови. Думаю, большинство видело их…

– Мы полагаем, это стало частью того ритуала, что проводил Мороз. Это и заставило всех вдруг активизироваться с его поимкой. Лукерий по потолку бегал от радости.

– Да, так и есть. Я видела Женю, он рассказал мне: они исчезли во имя нового мира, который Мороз пообещал построить на их силе, сделать каждого из ведающих своим рабом.

Рука Севира погладила подбородок, а взгляд сделался задумчивым. Неужели не знал? Как-то слабо верится.

– Никогда не замечали за ним таких амбиций. Как объявился вдруг пару веков назад, так и остался способен лишь на мелкие шалости да устрашения. Ничего грандиозного и серьёзного. Конечно, утягивал, бывало, кого к себе в логово, но таким любой заложный помышляет.

– Он рассказал мне кое-что, – последний рывок! – и прямо в тот вечер я увидела подтверждение собственными глазами. Мои родители…они на самом деле мертвы, так ведь? Никто не пошёл за ними. Никто не спас.

Наконец-таки с него слетела вся спесь. Хотя не мог он не догадываться, к чему она вела. Повисшее молчание отдавало горечью. Элина закивала. Не ошибалась, конечно, даже и шанса не было.

– Зачем вы соврали опять? Для чего? Когда я вообще должна была узнать? Через пять лет, став полноценной ведающей? Или никогда?

– Элина, – начал твёрдым голосом, не поддаваясь её эмоциям. – Я соврал, не буду скрывать. Но это было ложью во благо. Подумайте, как бы вы отреагировали на новый мир, если с самого начала столкнулись с его жестокостью. Тогда же ничего не держало вас в прошлом, не омрачало и без того напряжённые будни.

– Не врите снова, что вы заботились обо мне. Если так, ещё на той снежной трассе дали бы выбор. Не заманивали на полудненные земли, зная, что пути назад не существует.

– Хорошо, я поспешил. Из-за заложного…

– Нет, – перебила намеренно. – Вам просто не хотелось разбираться с какой-то глупой потерянной. Разжёвывать очевидное и справляться с истерикой. Проще оставить на других. Этот мир не сказка, и такое мне надо было понять сразу. Как и то, что на самом деле здесь всем плевать на тебя.

Севир не перебивал, позволяя говорить, и говорить, и говорить… А может просто сам не находил, что ответить? Везде она попала в точку?

– Да и это не так уже важно. Я ведь доверилась вам, так наивно второй раз прошлась по тем же граблям. Едва не каждый день сидела в этом кабинете, пила точно такой же чай и выкладывала свою подноготную. Мои родители знали меня куда меньше, чем вы. Пусть это и сомнительное достижение. Ответьте прямо, всё это тоже было ложью? Игрой?

– Элина…

Она не хотела ничего слышать и окончательно утеряла контроль, срываясь:

– Зачем вообще вы появились в моей жизни? Пусть я была несчастна, но всё оставалось простым и спокойным. А здесь так не бывает! Постоянное: «научись любить себя», «меняйся», «открывайся». Только не могу я! Этот мир не для меня! Лучше бы оставили на съедение Морозу – и никто бы не умирал по моей вине, и ничего бы этого не было!

Стул с громким скрипом проехался по полу. Элина встала тяжело дыша. Как глубоко, оказывается, прятались в ней настоящие чувства, какая-то до абсурда детская обида.

– Это не так. Ваше место здесь, как и любого ведающего. И да, пусть я совершил ошибку, но тогда и обвиняйте меня. Ненавидьте заслуженно, презирайте, корите. Я обманул доверие. Но не думайте, что именно вы – центр мира. На деле от вас ничего не зависит. Зачем же пытаетесь брать ответственность за других?

Говорил медленно и спокойно, пытаясь как с диким животным, не делать резких движений. Только не рассчитал, что Элина, столь долго ждавшая этого разговора, куда опаснее. Пути назад нет.

– Я даже ненавидеть вас не могу! Потому что легко оправдываю, логически объясняю – «конечно, так выгоднее». Что толку родители мертвы? Они и до этого особо живы для меня не были, я едва ли почувствовала разницу. И это пугает! Чем лучше я монстров? Ничего не ёкнуло внутри, будто смирилась давно! Как могу надеется на светлое будущее? Как могу доказывать другим правду, когда сама ей не следую?

– Не стоит вам столько…

– Да ничего вы не понимаете!

Так и не решившись посмотреть ему в глаза, Элина просто сбежала. Хлопнула громко дверью и не успокоилась, пока холодный воздух не забился в лёгкие, а руки не нащупали снег. Почему всегда так? Почему ей не всё равно, как ему? Он-то наверно смеётся сейчас. Походила на чай десятки вечеров, и решила, что нашла поддержку и заботу. Наивная! Может вся академия к нему так же ходила? Может она опять не знала о какой-то их традиции?

Элина бежала, не разбирая дороги. Фонари как нарочно горели тускло. Похоже, успел пробить отбой – последнее о чём стала бы переживать сейчас.

Только когда на пути мелькнул монумент, пугающий и резкий, она остановилась. Выдохнула. Огляделась. Горки снега, лавочки, чернеющие макушки ёлок где-то в выси. Вокруг никого. Ни души. Всматриваясь в темноту, ей хотелось увидеть прозрачную белую фигуру, но даже разум предал. Никого там не было. Ни морока, ни видения.

Только она одна.

Элина смела с ближайшей лавочки налетевший снег, и села, склонившись низко-низко, закрыв лицо ладонями. Слёзы казались обжигающе горячими.

Опять жалела себя. Опять надеялась, что вот-вот появится тот, кто скажет, как поступить правильно, как залечить раны и ничего не бояться. Так цепляться за других… Одиночество ведь не пугало, откуда же взялось это отчаяние?

Да, мнение других людей всегда было ей важнее собственного. Похвала ли, косые взгляды – всё находило отражение. Она как Франкенштейн, сшитый из чужих ожиданий, чужих вкусов и предпочтений. Сказали, что скромность – лучшее качество девушки, значит, будет тихой и незаметной.

«Я хочу быть лучшей. Достойной. Я хочу заслужитьлюбовь»

Только чем больше она подстраивалась, менялась, угождала, тем сильнее теряла настоящую себя. Кем была эта девушка в отражении зеркал? Точно ли Элиной Левицкой?

Голову словно ватой набили. Сколько просидела так? Кто знает, но щёки стало больно колоть, а ноги и руки едва сгибались и двигались. Какие там стадии обморожения?

– Эй, ты чего здесь сидишь? Застудишься ведь. Да и отбой уже.

Кто-то коснулся плеча. Элина сжалась лишь сильнее, молясь, пусть он скорее уходит. Даже смотреть не надо было, чтобы узнать самого неподходящего, самого нежелательного человека, перед кем предстать глубоко разбитой значило подписать смертельный приговор.

– Что случилось?

Только Измагард и не думал куда-то уходить, видимо поставив себе цель докопаться до истины. Каллист, взваленный на чужую спину и подхваченный под коленки, болтался безвольно и, похоже, спал. Для кого-то вечеринка закончилась, толком и не начавшись.

– Ничего. Всё хорошо, – от столь откровенной, наглой лжи голос сорвался.

Убедить, конечно, не получилось. В некоторых вещах Измагард был до ужаса проницателен, видел людей насквозь, словно в голубые стёкла очков встроил базу данных. Сев рядом и примостив Каллиста позади, он заговорил.

– Знаешь, быть «не в порядке» – это вообще-то нормально и правильно. Не нужно врать и выдавливать улыбки. По себе знаю, заканчивается такое одинаково плохо. Все мы люди, и иногда эмоции берут вверх. Не в этом ли суть? Выпустить всё наружу. Иначе они разрушат изнутри.

– Если продолжу столько плакать, превращусь в ледяную статуй.

Измагард рассмеялся. Каллист заворочался, и Элина почувствовала, как лбом упёрся ей в спину, а рукой обхватил поперёк живота. Тогда же по телу растеклось обжигающее тепло. Оглянка? Простой жест доброй воли вывел из равновесия настолько, что перед глазами опять встала мутная пелена. Скулы уже стало сводить от усилий. Вдох-выдох.

– А я разморожу. Или хотя бы донесу до общаги. Одним больше, одним меньше, – и глубоко вздохнув, выпалил резко, будто боялся чего-то. – Я ошибся тем вечером. На балу. Из-за меня Север опоздал и подвёл, обидел тебя.

Элине казалось это таким далёким. Будто и не с ней вовсе. Будто не пару недель прошли, а годы.

– Неважно. Я и забыла уже.

– Важно, – и чего такой серьезный? Когда вообще общался с ней так? Без «фи» и «кто ты такая»? – Я не поверил ни ему, ни тебе. Повёл себя, как отец: вцепился в традиции и дела Рода, будто сам не лучший пример распутника и позора! За день до бала Лиля нашла меня и наговорила много всякого: про тебя, про расторгнутую помолвку и про огромнейшую ошибку Севериана. Поверить не лучшему другу, а какой-то лживой змее!.. Такого идиота ещё поискать нужно. Я думал, он хоть что-то чувствует к ней. Просто своеобразно любовь показывает, не всем же гореть и пылать.

– Может, так и было?

До спасения мира и планирования расправы над собственным отцом Севериан вполне мог быть более открытым и не держать Лилю на расстоянии. Осенью ведь они существовали вполне мирно и полюбовно.

Каллист невнятно засмеялся, бодаясь острыми коленками. Измагард тут же отвлёкся и повернулся к нему, хуже курицы наседки проверяя всё ли в порядке. Лишь затем одарил Элину открытым взглядом – сегодня очки куда-то подевались.

– Может. Но теперь нет. Знаешь, он всегда считал себя лучше всех нас: умным, красивым, богатым. И разве можно винить, ведь это правда? Но узнав тебя, он впервые сказал мне, что чего-то недостоин, в чём-то до ужаса плох, – и, прежде чем Элина могла бы посмеяться над такой нелепостью, добавил усмехаясь: – В тот вечер он доступным языком объяснил, где я неправ, и она тоже. Замах что надо, и удар ещё не забыл как держать.

– Вы же всегда не разлей вода, – разве не дико, как друзья могут наброситься друг на друга с кулаками, а затем вести себя, как ни в чём не бывало?

– Именно поэтому. Я, может, и не дружу с головой иногда, а этот придурок наоборот – слишком много думает и держит в себе. Прямо как ты. А потом взрывается так, что прячься всякий мимо идущий. В детстве мы постоянно дрались. Сейчас хочется верить, что повзрослели.

– Поводы серьёзнее стали.

– Тоже верно.

Казалось, всё решили, можно расходиться. Признания собраны, извинения приняты. Да только Измагард – дотошный, Измагард не дал ей улизнуть.

– Так всё же. Почему сидишь здесь, на морозе и после отбоя? Пай-девочки давно спят в теплых кроватках.

Элина не преминула закатить глаза. У всех ли пай-девочек личное дело пестрит красными штампами?

Выдохнула.

– Всё началось с бала. Призраки эти. И ранение, – мотнула плечом. – Такая беспомощная оказалась, что даже смеяться хочется.

– Тогда все такими были…

– Нет. Терций мне рассказывал. Каждый из вас пытался помогать: защищали, барьеры строили, сражались. А я…

Измагард терпеливо ждал, позволял подбирать слова и сражаться с мыслями.

– Я ведь потерянная, ты прекрасно знаешь. Мои родители – простые неключи. До самого последнего дня я и не подозревала о каких-то силах, просто думала, что жизнь – не для меня, что мир буквально пытается избавиться от ошибки в божьем замысле. Что моего места среди миллиарда людей не существует. А потом появился Севир и дал надежду. «Ты одна из нас. Ты нужна. Ты изменишься». Аделина правильно говорила о розовых очках. Так наивно и слепо поверила. Вы и не задумываетесь, каково нам. Оторванным от привычного, незыблемого и неизменного. Зачем мы здесь, если всё, что ждёт – быть второсортной заменой?

Неожиданно потянуло на откровения. То ли действительно научилась открываться, то ли завтрашнее утро встретит с сильнейшим откатом, да таким, что забудет разом человеческую речь.

– Стоило попасть сюда, и одна за другой, лавиной, вскрылись новые истины: ты потерянная, ты никому не нужна, и ты не изменишься. Меня предали. И как теперь оказалось, не один раз. На балу… я увидела души своих родителей. Они мертвы. Из-за меня. Ведь не окажись сил, не уйди мы так рано с приёма – всё было бы по-другому! А Севир… Он в тот же день заверил, что с ними всё в порядке, что их спасли, что не о чём беспокоиться. Не хотел, видите ли, производить плохое впечатление. Конечно, куда уж хуже: родители мертвы, захочешь вернуться – умрёшь, будешь ненавидеть себя слишком сильно – тоже умрёшь! Звучит крайне заманчиво.

С каждым словом будто по мелкому камушку спадала громадная ноша. Даже дышать сделалось легче. Измагард в чём-то да оказался прав. Иногда внутри копилось столь многое, что оно начинало давить, причинять физическую боль. Отдать часть этих чувств другому – не самый худший вариант.

– Полегчало? – с полуулыбкой спросил Измагард и, дождавшись слабого кивка, посерьёзнел: – Я и не знал, что твоим провожатым вызвался Ворон. Он не самый приятный человек, а если дело доходит до пояснений – и вовсе. Но вообще-то, потерянных не выдёргивают просто так, а дают время, чтобы со всеми проститься, свыкнуться с мыслью о долгих годах вдали. Мы думали, что раз ты опоздала на месяц, тебя просто решили впихнуть к нам, а не ждать ещё целый год. Но такая ложь…Он что под тысячелетие всё-таки головой поехал? Скажи ещё и в Комитет контроля не ходила?

Элина попыталась вспомнить структуру Канцелярии, но после Трёх орденов и Императора опять споткнулась. Роман Васильевич убил бы на месте. Измагард, верно расценив заминку, готов был бить себя по лбу.

– Так. Что вообще он делал? Обряд-то обязан был провести?

Здесь, наконец-то, смогла с чистой совестью кивнуть.

– Который с водой и постригами? Ага. Этим Артемий Трофимович занялся сразу. Севир не хотел ждать.

Да что такое? Тот опять смотрел долго и задумчиво. Стал бубнить что-то себе под нос, а затем вовсе воскликнул недоверчиво:

– В одиночку и ночью. Если ещё и в полную луну, то к вам и через всякий барьер просочилась бы нечисть.

– Ты серьёзно?

– Серьёзнее некуда! Что твориться-то… Если бы не извечный статус нашего зама, я подумал бы, что Нагорный на деле и не шутил. Надо поспрашивать у них там, может, выдадут чего полезного. Да и наших воротничков попинать.

– Ты и с Хранителями знаком? – где вообще у него не было связей? Казалось в каждом Ордене, и даже подле Императора его уши.

– Есть парочка должников. Один даже в перспективе будущий Мастер, – похвастался.

Не нужно было обладать большим умом, чтобы сложить два плюс два, и догадаться о ком речь.

– Ангел?

Измагард кивнул, в который раз уже удивляясь:

– Чего ещё о тебе не знаю? Деля верно говорила: тёмная лошадка. Откуда?..

– Он и Мастер провожали до Академии в тот самый первый день. И затем ещё на Осенинах. Его сложно не запомнить.

– О да, верная собачка, по первому свисту приносящая тапочки хозяину.

– Точно, пусть и очень грубо, – усмехнулась, но, вспомнив разговор на балконе, которому невольной стала свидетельницей, добавила: – Только вот хозяин тоже любит своего пса и всё готов отдать, лишь бы тот был счастлив.

Измагард запрокинул голову и вгляделся в звёздное небо. Без извечных очков, растрёпанный и замёрзший стал будто совсем другим человеком – более искренним и более несчастным. Глубоко вздохнул и выдохнул, не глядя достал пачку сигарет.

– Будешь?

– Я же пай-девочка.

– Одобряю. Тоже хочу завязать с этой гадостью да срываюсь постоянно. Зажжёшь?

Элина уставилась на кончик сигареты, затем на свои ладони, и помотала головой.

– Я бы себе не доверяла, – даже если и получится, то контролировать пламя – что-то на безумно сложном для неё уровне.

– А стоило бы, – и достал из потайного кармашка металлическую зажигалку. – Будем уподобляться неключам. Хотя так посмотри, невелика ведь разница.

– О, вот теперь верю, что пьян.

Он лающе рассмеялся и, чиркнув пару раз, с удовольствием затянулся.

– Представляю, какая скучная была бы наша жизнь. Такая же как у них. Они ведь и не знают, для чего живут. Полная свобода, да толку? Очень уж легко потеряться. А тут обратись к Богам с просьбой, и они как один скажут: «Живи, чтобы продолжать наш путь, защищать мир от нечистых».

– В этом твой смысл жизни? Думаю, Аделина не оценила бы. Да и Аврелий тоже. У них много планов.

– Мы тоже меняемся. Неключи словно не думают дважды, бегут вперёд – в этом их прогресс. Нас же заставляют цепляться за традиции, за прошлое. Ещё сто лет назад стоило задуматься: «туда ли движется наш корабль?» И пока родители твердят о делах Рода и преумножении сил, мы просто хотим жить, творить и любить… Почему эти люди без сил и благословения Богов понимают больше нашего? Почему они увереннее нас? Почему учатся пониманию, терпению, принятию себя и других? Почему могут любить того, кого хотят, а не того, кого надо?

Элина не могла прикусить себе язык. Ей редко открывалась прекрасная сторона того мира, который так воспевал Измагард. Цветущая поляна посреди пепелища – вот как выглядели вольнодумцы.

– Потому что они борются? На той стороне не лучше, чем здесь. Есть плохие и хорошие, понимающие и не очень. Я тебя уверяю, некоторым не помешали бы наставления Скопы. Но они не дают себя заткнуть. Им страшно потерять дорогих и близких, но ещё страшнее потерять самих себя. Предать.

– Общественное благо или эгоизм?

– Разумный эгоизм, – наставила палец. – Чем слушал Григория Марковича? Нет в мире чёрного и белого. Есть то, что нам нравится и что не нравится. Нужно найти пересечение.

– Если бы всё было так просто. Завидую я тебе. Ничего не держит, никто не указывает как себя вести и во что одеваться.

Элина нервно хихикнула.

– Я как в клетке здесь. Мне ведь нельзя даже вернуться домой. Что Кирилл, что Дима…Именно эта тоска съела их без остатка.

Сигарета улетела в один из сугробов. Измагард вновь припечатал искренним обезоруживающим взглядом.

– Почему они так тебя волнуют? Я помню эту твою речь…Ты и не заметила похоже, но стала врагом номер один на время. Не в бровь, а в глаз попала нам. «Что она знает, кем себя возомнила? Мы ничего не могли сделать»

Щёки разгорячились. Стыд да и только. Значит, её обсуждали и ого-го как.

– Я тогда, наверно, была не в себе. Но как можно спокойно идти дальше, когда человек, с которым ты общался, которого каждый день видел, вдруг умирает. Что хуже, умирает сам, из-за того, что не вынес одиночества. Ненависти. Я знаю, проще винить других, и я винила вас. Все видели, что происходит с Кириллом, но пустили на самотёк. «Сам должен справиться». И я не лучше. Лезла во что не следовало.

– В этом, значит, твой смысл жизни? Помогать другим себе во вред? Aliis inserviendo consumor?

– Наверно. Не знаю. Поменьше общайся с Каллистом, – тот постоянно сыпал латынью, не хуже всяких философов. – А твой тогда в чём же смысл?

Пожав плечами, он не скрывал пустую улыбку:

– Думаю, мы похожи. Только сердце своё отдаю я тем, кого люблю, а не каждому встречному.

– Знаешь…

– Твою мать!

Измагард резко подскочил и наспех попытался закинуть Каллиста себе за спину. Только толку от этого было мало. Их уже заметили, и жёлтый свет лампы больно ударил по глазам. Надо же было так заговориться. Как не увидели Смотрителя, летавшего по академии огромным светлячком?

– Ну нет, только не снова, – простонали где-то над ухом, – Ещё прошлый раз не отработанный.

Элина поднялась и вышла вперёд, загораживая Измагарда собой. Знала, что может как-то повлиять. Белая маска покачнулась, и руки в массивных перчатках так и не вынули из-за пазухи «книгу бедокуров», как называли учителя журнал с красными пометками.

– Привет, эм. Не злись, пожалуйста, мы правда провинились, но, может, дашь одну маленькую крошечную поблажку? Первый и последний раз!

Тот не шевелился. Слышались лишь шумные вздохи. Хороший знак. Значит, всё-таки слушал и задумался.

– Да, я знаю, что правила важны, их нельзя нарушать, но понимаешь… Сегодня был просто самый ужасный день на свете! А Измагард, он мой друг, он решил поддержать хоть как-то, и поэтому всё ещё здесь, а не в тёплой постели. Разве не достойный поступок? За такое и наказывать странно! – и использовала последнее, самое главное оружие: – Пожалуйста! Я тогда обещаю сделать ещё еловых мышек и достать фундука для Зузу!

Смотритель засмеялся, и Элина тоже улыбнулась. Сработало. Она подала мизинец. Так закреплялись самые важные нерушимые клятвы. Огромные краги взяли её ладонь в свою, и до ушей донеслось вкрадчивое:

– Так и быть, Вьюрка.

Элина неверяще распахнула глаза, а когда нашлась, что ответить, того и след простыл – ушёл к тренировочным полям. Серьёзно?! Всё это время он мог говорить?

– Это что сейчас такое было? Я сплю? Или белочка пришла? Ты как его околдовала?

Измагард смотрел на неё как на неведомое доселе божество, со смесью неверия и восхищения. Одному Каллисту было всё равно, полностью отдавшемуся во власть Морфея.

– Если бы я знала. Не видишь тоже в шоке. Ни разу не слышала, чтобы он говорил!

– При крайней необходимости. Очень крайней, – отмахнулся. – Но чтобы нарушал протокол! Да быть такого не может! Серьёзно, расскажи кто другой, послал бы сразу к целителям.

– Я просто попросила…

– Просто, ха!

– У меня с ним отработки только вот закончились. Много времени провели вместе. Всё-таки он не такой бездушный, каким вы все считаете. Он тоже умеет чувствовать.

Мог бы, Измагард давно покрутил пальцем у виска. Элина понимала, как это звучит. Но если бы хоть один из них открыл глаза, а не слепо следовал за другими, может и разглядел то же что и она – настоящее бьющееся сердце.

– Пойдём лучше. А то второго раза я точно не выдержу. Ляпну что-нибудь.

Они побрели по тропинкам к родным кирпичным трёхэтажкам. Холод напомнил о себе онемевшими пальцами, но разговору это не мешало. Удивительно, как бывает: каждый день видишь человека, учишься и гуляешь рядом, а только сейчас словно настоящего видишь, без мишуры и прикрас. Никогда бы Элина не подумала, как искренне, по-доброму, а главное легко сможет общаться с Измагардом – раздражающим с самого первого дня субъектом, не признающим личных границ и такта.

– Неужели вечеринка оказалась настолько скучной? Или ты на самом деле решил просто уложить Каллиста спать?

– О, он опять попался на удочку Кассиана. Тот дал ему такие едрёные щепки – с одной стопки любому голову оторвут! Только не учёл, что этот дурак и с пол бокала вина пьянеет так, что на утро ничего не помнит. Там и лёг. Раз остальным не было до него дела, я решил позаботиться сам.

– Значит, скучная, – ответила сарказмом.

– Не всё же смотреть, как ругаются и оббивают полы два твоих ухажёра.

Элина признала поражение, недоумённо хлопая ресницами.

– Ты про?..

– Сереброва с Севером, ага. Кого ж ещё? Только вернулись, как тут же что-то не поделили. Хотя догадываюсь, там было не «что-то», а «кого-то».

– С чего вы все вдруг взяли это?..

– Да потому что очевидно и слепому! Ладно с ним, с Серебровым, не мне судить, но Север-то!.. Да никому за всю жизнь он столько поблажек не позволял. Никто не мог заставить забрать своё слово и передумать – особенно мы! Да он на тебя по-настоящему ни разу и не злился даже. Слышала бы, как твердит постоянно: «Эля то, Эля сё». Ты появилась, и мы поняли – вот какой он на самом деле, когда на чём-то так помешан.

Элина замотала головой. Они просто видели то, что хотели видеть. Всё было куда проще – не она нужна ему. Он искал любой способ избавиться от отца и спасти брата. Так почему бы не воспользоваться её одиночеством, её гипертрофированной наивностью?

– Эх, вот чего ты медлишь? Хватай хоть одного, хоть второго – только шаг один сделай, признайся.

– А ты чего же не признаешься? Ахиллесова пята твоя? – перевела стрелки, не желая и дальше это выслушивать.

– Это другое. У вас проще. Понятно и взаимно.

– Конечно.

Подойдя к общежитию, они не стали ломиться в главные двери, а обошли здание и залезли в окошко на первом этаже. Его всегда держали открытым для таких ночных блудней как они. Элина едва не надорвалась, помогая Измагарду перекинуть Каллиста. Тот только бубнил что-то под нос да разок попытался ударить, но не проснулся – страшно подумать, чего такого подсунул Кассиан. Крадучись и тяжело дыша, они прошмыгнули на лестницу. Сипуха уже кого-то отчитывала, выползя из своего закутка – бедолагу жалко, но им это только на руку.

– Я сегодня что, всю удачу истрачу? – Измагард от сдерживаемого смеха стал задыхаться. – Если и Скопа вдруг выскочит, не накричит, а погладит по головке и отпустит восвояси, я уверую.

– Не накаркай. Съест нас и не подавится.

– Ты её зря так боишься. Злая, да, но зато всегда честная и поможет, если попросишь.

– Хоть кто-то просил?

– Я!

На втором этаже они остановились. Измагард извернулся и достал из кармана ключ. Вот и всё. Элина поняла, что пора уходить. Ночные откровения должны когда-то заканчиваться.

– Спокойной ночи, наверно? Хорошенько за ним присмотри.

– Погоди, – одёрнул её, – знаешь, я могу устроить вам с Севером место поговорить тихо и без лишних глаз. Он что-то натворил, верно? Избегаете другу друга, как прокажённые. Аделина мне рассказала.

– Всё в порядке.

– Да что ты заладила! Слушай, он может иногда и ведёт себя как придурок, но на всё есть причина или его глупый кодекс чести. Просто поговорите, – и не дав опять уйти в отрицание, выпалил. – У меня скоро день рождения. Первого. Мы будем устраивать вечеринку, естественно. Народ придёт со всех курсов: танцы, выпивка, веселье. В общем, я тебя приглашаю. И надеюсь, что хотя бы к этому времени успеете всё уладить. Иначе я беру вас в свои ежовые рукавицы. Окей?

– Я подумаю.

– Ну, пожалуйста, принцесса, – от него прозвище звучало издевкой. – Проси, что хочешь!

Элина уже собиралась отказаться. Поддаваться им, слушать очередные проникновенные речи и «иначе никак, ты не понимаешь» она не собиралась.

Севериан выбрал сторону, выбрал жестокость и Далемира.

Он выбрал идти против неё.

Но было кое-что, в чём Измагард, как она помнила, мог ей помочь.

– Я соглашусь, но с одним маленьким условием. Ты не так давно хвастался Сниж-юзой. Вот, мне нужен один.

Кажется, Измагард устал сегодня удивляться.

– Спрашивать бесполезно?

Кивнула. Тогда он пожал плечами и утвердил:

– Идёт.

Наскоро распрощавшись, Элина поспешила сбежать в свою комнатушку. Ей многое надо было обдумать.

Глава 24. «Правда или ложь?»

Когда учёба началась, жизнь словно вошла в привычную колею. Новые предметы и старые учителя. Одноклассники. Оказывается, можно скучать по таким ужасным вещам. Кто бы мог подумать?

Ужин в столовой подали такой роскошный и торжественный, как будто вновь наступил новый год. Вот что было настоящим праздником – академия продолжала существовать и работать. До странного каждый единодушно радовался этому, хотя всего недавно мечтал сбежать как можно дальше. Даже директриса соизволила заглянуть и продекларировала воодушевляющую напутственную речь:

– …не растеряйте огонь в своих глазах. Помните, цель стоит всяких средств!

Увидев Севериана впервые после того злополучного бала, Элина разом всё поняла. Ей хватило одного колючего взгляда, полного презрения и самоуверенности. Он виновен во всём. И он не сожалел. Тогда же между ними выросла непреодолимая стена. Севериан тоже умел читать её мысли, и ни с чем не спутал бы разочарования.

Избегая его, Элина отдалялась и от всего остального «квартета». После долгий разлуки те словно вошли в симбиоз и уже не представляли друг друга по отдельности. Это не удивляло, скорее, заставляло тоскливо смотреть вслед. Она навсегда останется для них новенькой и никогда – подругой.

Глубоко погрязнув в этом противостоянии, только спустя долгую неделю Элина осознала, что не одна занималась «прятками». Всякий раз стоило зайти в «Люмьер», Демьян отводил взгляд. Стоило поздороваться, он сбегал, открещиваясь репетициями у Давида или вечерними занятиями или чем-угодно, лишь бы не быть здесь с ней. Ребята хмуро пожимали плечами и старались не обидеть, не давать точных ответов. Только Элина понимала и без слов.

Вместо того чтобы разобраться во всём, попытаться собрать осколки хрустальной туфельки воедино, ею завладело смирение. Какая разница? Рано или поздно это должно было случиться. Рано или поздно она оттолкнула бы их от себя.

Так Элина перестала ходить в кафе. Лишь изредка, сверяясь с чужим расписанием, забегала горячно благодарить Кассиана и ухватить кусочек родного черничного торта. Как могла она забыть и оставить ту странную доброту, безвозмездную и искреннюю. Этим он и славился – легко располагал людей к себе и распознавал их проблемы. Он знал всех, и все знали его.

Одиночество оставалось её верным, самым преданным другом.

Как могла поверить, что живёт не зря, что нашла своё место и своих людей? Ещё и месяца не прошло. Наивная, доверчивая Эля, вцепившаяся в розовые очки, как единственное спасение. Как теперь вынимать осколки из кровоточащих глаз?

***

Пятничным утром весь второй класс с буковкой «А» собрался в актовом зале. Не выспавшиеся, они развалились в мягких креслах, а кто-то даже умудрялся урвать не доставшиеся крохи сна. Новый урок с названием «Основы взаимоотношений» должна была вести Агния Гурьевна – знакомая и незнакомая одновременно. Многие знали её шапочно, ведь та руководила кружками вязания и декора.

– Странно, что приставили к нам так рано. Обычно ведь она у старшеклассников разгрузочные предметы ведёт?

– Да потому что боятся, что нас закроют и переаттестовывать будут. Вот и ускоряют процесс.

– Не знаю, не знаю. Мне кажется, дело как раз в Голубке. Слухи ходят это личная инициатива.

– Бред. Нагрузки ей что ли мало? Не, тут Трофимыч со своими белыми воротничками замешан, я тебе говорю.

Ещё до начала занятия появились сотни теорий. Элину же больше насторожило место, где всё проходило. Неужели снова будет что-то отличное от лекций и письменных работ? Сама не заметила, как стала ходить кругами.

И вот прозвенел колокол. Учительницы так и не было. Минуту, две, пять. Поднялся гвалт. Опоздания здесь считались редкостью. Всё же то пансионат, а не простая школа, где и пробки, и детей в садик отвести, и к завучу забежать прямо сейчас и срочно. К такому относились строже и скорее жаловались, чем радовались.

– Я бы успел чай допить!

– А я бы поспать.

Но спустя десять минут дверь, наконец-то, распахнулась.

– Ох, простите, простите! Представьте себе: проспала, – учительница громко засмеялась, на ходу сбрасывая платок и накидку. – Кто-то стащил наш будильник прямо через окно! Ума не приложу, как додумались! Очень надеюсь, что виновников среди вас нет, а иначе…

Никто не воспринял угрозу всерьёз. Ажиотаж лавиной поднялся от такой нелепой и отчаянной выходки. Для учеников то казалось не иначе самым настоящим Геракловским подвигом. Если никого так и не поймают, появится целое полчище желающих рискнуть и повторить.

– Всё-всё, давайте потише. Я рада, конечно, что вы взбодрились, но пора начинать урок.

Агния Гурьевна забралась на сцену. Ученики с мученическими стонами оставили тёплые кресла и столпились внизу, не зная, куда им деваться.

– Она-то, конечно, бодрячком, поспала лишние полчаса, – пробубнил кто-то за спиной.

Энтузиазма у вставших в пятницу в семь утра было немного. Но когда это принималось во внимание?

– Нет, так не пойдёт. Идите сюда. Сегодня мы на равных, и последующие занятия тоже.

Вызвало это скорее недоверие. Взрослая и не кичится субординацией? Что-то из разряда фантастики.

Возле боковой лесенки образовался затор. Некоторые даже умудрялись свалиться и долго ругались, вновь оказавшись в конце очереди.

– И что, к вам на ты можно? – ожидаемо выкрикнул Измагард.

Он выбрал обходной путь – просто подтянулся на руках – и одним из первых нарисовался подле учительницы. Агния Гурьевна в ответ лишь рассмеялась:

– Можно. Если смелости хватит.

«У этого-то хватит» – точно подумало большинство из них.

– Так что же ты приготовила для нас, Агнеша?

Удивительно, но та не растерялась. По привычке все уже приготовились к взбучке – вот, сейчас кончится её показушная доброта!.. Однако не угадали.

– Много интересного. И Агния всё же звучит приятней.

Нужно было видеть лицо Измагарда. Кажется, место Григория Марковича в его сердце сегодня могли потеснить.

– Так и быть, – заинтригованный он приготовился наблюдать пристальнее, любое действие оценивать строго.

Наконец, все собрались. Одни встали полукругом, другие вразброс: мальчишки и вовсе хотели спрятаться за кулисы, но на страже святыни стал Аврелий – его крики и угрозы быстро отбили всякое желание.

– Тише, тише. Давайте-ка начнём, – ласково улыбаясь, она заглянула каждому в глаза. – Но позвольте сперва всё же представиться. Конечно, с кем-то мы уже знакомы, и очень даже хорошо, но есть и те, для кого до сих пор являюсь тем ещё странным субъектом. Зовут меня Метелина Агния Гурьевна. В уже прошедшем году я успешно получила Мастерство в Доме Благости, а также стала кандидатом психологических наук – моё направление социальная психология. Так сказать, квалифицированный специалист по всем фронтам.

Послужной список мгновенно спровоцировал волну возбуждённого шёпота. Большая редкость, когда преподаватели не только сами распространялись о достижениях и образовании, но и столь открыто говорили про связи с миром неключимых.

– Да-да. Мы можем сколь угодно восхвалять себя и свой род, но когда дело касается чего-то мирного: не сражений с нечистыми и не услужения Богам, а простой жизни; неключи обходят нас во всём. Казалось бы, абсолютно важная для ведающих стезя – психология, наука о людях, их чувствах и мыслях, о подоплёке действий и отношений. Да только никому из наших до этого не было дела. Это «глупые» неключи взялись за исследования, «глупые» неключи признали, что основной процесс жизни не только напрямую в теле, но ещё и в разуме.

Выдохнув, она, казалось, осталась довольна произведённым эффектом, выражением глубокой задумчивости, отразившимся на лицах. Дав минуту на осмысление, Агния попыталась снизить градус серьёзности:

– В моей скучной древней методичке наш предмет предполагал долгие часы лекций и короткие практик. Я же предпочту сделать наоборот. Именно поэтому сегодня мне бы хотелось просто познакомиться с вами. А также познакомить вас друг с другом.

– И так второй год знакомы, куда больше? – тут же возразил Измагард, ни капли не впечатлённый.

– Знал бы ты, как часто задавали этот вопрос другие мои ученики! И ведь я не вела ещё предмет у таких юных дарований, как вы. То обычно были пятиклассники и дальше по старшинству. Согласись, с их стороны такие вопросы уместны. Но после занятий, клянусь, ни один уже не смог сказать того же с уверенностью.

– Будете выпытывать секреты?

– Вы сами захотите ими поделиться.

– Слишком самоуверенно, не кажется?

Она покачала головой, не тая улыбки, буквально кричащей: «Уж я-то знаю лучше». Конечно, никому такое не понравилось. Ученики вновь подняли стены своих крепостей высоко, готовые до последнего защищать забытых в шкафах скелетов.

– Давайте обговорим правила. Их должны соблюдать все, и если вдруг кто-то нарушит суммарно три – я выдворю из группы и не допущу к общему экзамену. Ничего личного. Итак, – Агния подняла руку и стала перечислять, загибая пальцы: – жду от вас честности и открытости, никаких споров и уж тем более переходов на личности. Запомните, что происходит на занятиях – остаётся здесь же. Очень надеюсь на вашу разумность. Я хочу, чтобы каждому было комфортно, чтобы чужие страхи и проблемы никто не додумался обернуть шуткой. Всем ясно?

Будь Элина смелее, в открытую рассмеялась бы. Неужели ситуация с Кириллом не открыла учителям глаза на то, сколь жестоки и глупы «дети»? В каждом классе есть изгои и крутые ребята – это обычная иерархия, цепочка питания, где хищники едят жертв. После занятий Григория Марковича кто-то то да и придумывал новые подколки да шутки. Никто бы не признался, насколько обидно, когда тебя зовут «псих» или «нюня», а если попробуешь сказать: «хватит», отреагируешь – станет только хуже.

Кажется, большинство думало так же.

– Боюсь, проще начинать готовиться к сдаче общего, – заключила Аделина.

– Это что, через неделю можно и не приходить? Повезло, – поддакнул Измагард.

– Как всегда категоричны, – Агния не восприняла всерьёз их недоверие. – Все так реагируют. Но потерпите до конца, и мы посмотрим, кто был прав.

Уверенности не прибавилось. Не понимала она что ли с кем связалась?

– Что же приготовлено на сегодня? Небольшая игра, которая поможет осознать, что вы не одиноки и сколько на самом деле имеете общего. А для начала сделаем так…

Порыскав за кулисами, Агния Гурьевна вернулась с кусочком мела в руке. Но зачем, если никакой доски здесь отродясь не было? Да и разве в планах не значилось: минимум лекций? Всё стало понятно, когда та, прочертила ровную линию прямо на полу. Надо было видеть Аврелия, в чьём лице отразилась гремучая смесь ужаса и гнева. Но на преподавателя даже у него не хватало смелости кричать. Пока.

– Эта черта – «линия тождества» или для вас попроще «линия равенства». Я буду задавать вопросы: серьёзные и не очень. Если вы испытывали что-то подобное, готовы ответить «да», выходите вперёд и становитесь на линию. Затем отходите назад и ждёте следующего вопроса. Всё ведь просто. Главное не стесняйтесь. Не будет здесь никаких оценок, правильно или нет. Мне лишь хочется доказать вам, что даже среди людей, которых вы видите каждый день есть неожиданные сюрпризы.

Все отнеслись со скептицизмом и качали головой, мол, что за глупые игры.

На каждого ученика в школе есть компромат. Некоторые личности до того обрастали слухами, что даже за пределы просачивалось и затем превращалось в фарс. Кто будет разбирать: где правда, а где ложь?

– Посмотрю на вас в конце урока. И дам высказаться, если не права. А теперь разделитесь на две группы. Мальчики и девочки, думаю, подойдёт, но…Ага, отлично.

Подчинившись, класс поделился почти ровно пополам – девочек всегда было больше. Одни уже разыгрывали мимические спектакли, другие просто отводили глаза. Хуже детей, правда.

Элина всеми силами постаралась пробраться в конец, во-первых, подальше от «одарённого» квартета, а во-вторых, от одноклассников. Стоит ли говорить, что сегодня точно не её день? План почти сработал, она была последней в шеренге, да только место напротив, к огромному сожалению, не пустовало. Ещё ничего не началось, а чужой взгляд уже прожёг в ней дыру. Наверно, это лучше, чем если бы тут стоял Севериан, но во стократ хуже нежели быть одной.

Парень был из круга Измагарда – тоже декоратор и постоянный член массовки при театре. Плюсом к этому подразумевался ход на все устраиваемые вечеринки. Элина напрягла память, выуживая имя. Виктор? Влад? Нет, точно, Валера. Только все не иначе как Лера, Лерун и Лерок не обращались. Он скорее относился к той самой настоящей «Золотой молодёжи». Если квартет пылал амбициями и планами менять общество, то Лера плыл по течению, жил «здесь и сейчас», не думая даже о завтрашнем дне.

Элина часто замечала, как под конвоем учителей того водили к Артемию Трофимычу. Его дело должно было пестрить сплошным красным, но что-то подсказывало – Сильвии Львовне удобно закрывать на это глаза. Отцом Леры был Имперский Советник.

А ещё на него кучей вешались девчонки – он не то чтобы был красивым, скорее смазливым. Иной раз выслушивая концерты: «он мой», «нет мой» на занятиях, хотелось сказать им – дорогие, откройте глаза. За душой у него ничего не лежало.

Зато Лера был очень высоким. Элина уверена, что едва доставала до чужого подбородка. Даже Севериан на его фоне не казался таким внушительным и важным. Стоя сейчас напротив, её преследовало желание стать ещё ниже – вдруг не заметит? Что могло прийти ему в голову, если не очередная пакость?

– Внимание, внимание, – слава Богам Агния решила поторопить всех. – Давайте не затягивать, а то, боюсь, и двух уроков будет мало. Первый вопрос! Выйдете вперёд те, кому из вас в этом году исполнится шестнадцать лет!

Больше половины сделали шаг вперёд. Приметив и тех, кто остался, и тех, кто вышел, они быстро вернулись по местам. Следующий вопрос не заставил себя ждать:

– Кто уезжал на эти каникулы домой?

Элина думала, что будет в меньшинстве, но оказалось, многие разъезжали по гостям и курортам –это домом не назовёшь. Хотя, конечно, не то же самое, что оставаться в академии. Таких раз, два и обчёлся.

– Хорошо, отлично! Тогда кто успел получить пять подарков и больше?

Пока ребята считали на пальцах и бубнили имена, Элина нервно уставилась в пол. Её единственный подарок – коробка монпансье от медсестёр. Даже в прошлом году было больше: не только от родителей и Жени, но и от бабушек и тёть, надеявшихся после десятка лет безразличия так её задобрить и общаться как «большая дружная семья».

Она успела перепугаться, когда, вскинув голову, не нашла никого рядом. Неужели совсем одна? Но затем облегченно выдохнула – Авелин и пара мальчишек на той стороне остались на месте.

– Скажу честно, другого и не ждала. Думаю, пора нам повышать градус. Как насчёт тех, у кого уже есть вторая половинка?

Класс сразу заулюлюкал, полностью такое одобряя. Все жадными глазами смотрели друг на друга и ждали каких-то невероятных сенсаций. Но решились выйти немногие – знали, что подставляют самих себя. Зато была та, кто буквально рванула вперёд – Лиля. Причём на этом не успокоилась, а потянула руки к Севериану, как бы намекая: «Чего стоишь?». Тот не шелохнулся и, кажется, даже специально отвернулся. Одноклассницы рядом захихикали. Элина тоже едва сдержала усмешку. Может, поймёт, наконец, что шансов нет? Сколько можно унижаться?

– Вот глупая, глянь, – услышала от Леры. – Кому нужна она, когда есть выбор?

Но ведь Лиля была красивой. Лиля умела говорить, что думает, и использовала все доступные чары, лишь бы нравиться парням. Не понимает он ничего. Кому-то легко могла приглянуться.

Только уловив прямой внимательный взгляд, до Элины дошло, что обращались, похоже, к ней. Осознание мгновенно породило за собой глупую панику. Вместо того чтобы ответить или хотя бы кивнуть, она, наоборот, отвернулась к Агнии Гурьевне и попыталась сделать вид, что ничегошеньки не услышала. Чего ему надо? Опять какое-то пари у них, спор?

– Надеюсь, все были с нами честны, – Агния легко распознала-таки страхи и колебания. – Хотя даже так, хочу заметить, удивили меня. Старшие классы похвастаться и таким не могли.

– Им не до того, – смеясь, заметила Маша, главная сердцеедка класса. На своём коротком веку Элина уже раз пять становилась свидетельницей громких сцен расставаний и примирений.

– Большинство всё равно должны быть обручены, – возразили с противоположной стороны.

– Пусть таким знатные и занимаются! Хотя у них тоже вдруг появилось право голоса.

Не нужно думать дважды, в чью сторону сделан реверанс. Слухи о разорванной помолвке Севериана и Лилианы перестали быть просто слухами. Стоило вести просочиться, тут же появились громкие заголовки: «Вот что бывает!..», «Упущенное поколение», «Куда катится мир». Прямо золотой стандарт. Как будто их всех делают на одном заводе, с одинаковыми установками и закостенелыми мозгами. Никакой разницы ведающие или простые люди – все заодно.

Зато в едином порыве практически никого не волновал грозный статус главы рода, принятый пятнадцатилетним мальчишкой.

Задав ещё несколько столь же близких к грани вопросов, Агния решила углубиться в какие-то крайне сомнительные вещи.

– Отлично, все пока прекрасно справляются. Поэтому пора нам узнавать другу друга на духовном уровне, а не материальном. Поймём, что не одни проживаем трудности, – не давая времени испугаться, она начала: – Итак! Кто из вас уже определился с мечтой и будущим? По-другому, кто знает, кем хочет быть и для чего жить?

Не в бровь, а в глаз. Элина даже в том мире боялась думать о будущем, представлять что-то конкретное, строить планы. Потому что на деле не знала и до сих пор не знает, чего хочет. Просто удивительно, как некоторые люди буквально рождаются с целью в голове, миссией, а потом как в типичных американских фильмах жертвуют всем ради достижения мечты.

Мечта…

Хоть бы что-то, хоть крохотный смысл жизни.

Она завидовала. Ведь, казалось, будто внутри неё пустота. Ничего не вызывало радости, воодушевления, желания ломать и крушить. Жить. Но и просто жить – как это? Её преследовала идея, что нельзя довольствоваться стабильностью и быть такой же как все, обычной. В чём прок гнаться за семьёй, вкусной едой, работой с зарплатой подальше от МРОТа?

Хотела, чтобы создана была для чего-то большего? Но кто не хотел бы?

Проще, конечно, когда мама говорила: «Ты станешь актрисой» или «Ты будешь нашей гордостью». Но детство кончилось также скоро, как надежды родителей столкнулись и разбились о горькую правду.

Мучай, принуждай – никакого прока, если исправлять нужно внутренности, а не внешний глянец. Страх людей, страх публики, страх позора и чужого разочарования врос намертво, стал частью неё. Был ли шанс избавиться навсегда?

Элина сцепила пальцы в замок и нервно следила за остальными – не останется ли одна в шеренге обделённых. Может сделать вид, что всё хорошо? Выйти тоже? Принять роль «спасительницы» за свою мечту? Но каково же было удивление, когда по факту вперёд шагнули лишь семеро человек из тридцати. Очевидные стояли там Аделина и Аврелий – их планы ни для кого не были тайной. Но остальной квартет? Севериан? Измагард? Почему-то Элина верила, что каждый давно выбрал себе светлое будущее. Не могли же они, оба такие всезнающие и родовитые, ничего не хотеть. Не мечтать. Пусть, она сама знала, сколько бы возможностей ни было, главным оставалось желание, но… Они ведь не боялись. Что их сдерживало?

А остальные? Даже Лера стоял не шелохнувшись. Кажется, Агния добилась своего. Элина впервые задумалась, а на самом ли деле такая сумасшедшая. Другие тоже впадали в панику от мыслей о будущем? У них тоже не было мечты, единоверного пути? Они тоже искали себя, искали смысл и счастье?

– Наконец-то хоть в чём-то старшие могут похвастаться. Но даже у них, вот-вот выпускников и «взрослых», не набиралось больше половины. Иной раз и тридцатилетних, и сорокалетних такие вопросы загоняют в тупик. Так что те, кто вышел вперёд – огромные молодцы, и я надеюсь, что всё у вас получится. Ну а те, кто пока только в самом начале пути к осознанию, не бойтесь и не спешите. Каждый из нас уникален. То, что ведёт одного к свету, вас может затянуть во тьму. Нельзя изменять себе.

Атмосфера сделалась тягучей. Никто уже не смеялся. Они обдумывали такие искренние слова, тот самый совет, который взрослые пытались впихивать им в головы, сами до конца не понимая зачем.

– Но разве это не очередная попытка затолкать всех в рамки? – Измагард долго обдумывал свой вопрос.

– В каком смысле?

– У каждого должна быть цель, мечта, пятилетний план…Но почему нельзя просто жить? Наслаждаться мгновением? Carpe diem там и прочее. Почему обязательно хотеть большего, достичь высот, оставить след в истории?

– Я не говорила, что каждый кровь из носу обязан иметь хоть какую-то пригодную цель. Моё мнение, – намерено подчеркнула, – в любом деле нужно чётко прояснить именно для себя самого, чего ты хочешь и чего ожидаешь получить. Вот как ты и сказал, например, наслаждаться жизнью. Но ведь это такое размытое и абсолютно неговорящее понятие. Может, ты считаешь, что наслаждаешься жизнью, когда путешествуешь по другим странам. А может, когда каждый день видишься с друзьями. А может и вовсе если работаешь на износ, занимаясь любимым делом. Всё относительно, верно? Поэтому моей идеей было донести, что нужно уметь ставить для себя ориентиры, правильно читать чувства и желания. Иногда мы настолько подстраиваемся под других, принимаем их мнение за своё собственное, что абсолютно искренне делаем то, к чему душа не лежит. А потом удивляемся, почему такая мука вставать по утрам. Жизнь на то и жизнь, нельзя спускать её на тормоза.

Не все были согласны и в рядах, наконец, стало оживлённее. Измагард тоже неустанно качал головой, всячески показывая: «А я считаю иначе!»

– Вот видите, – подхватила Агния Гурьевна, ничуть не обижаясь и не злясь, – я дала вам почву для размышлений. Не призываю никого искать новую философию. Но! Никогда не вредно задуматься над отношением к миру и к себе, – и продолжила, как ни в чём не бывало. – Следующий вопрос! Шаг вперёд, если считаете, что ваши родители или семья вас любят?

Элина буквально впала в ступор. Она не знала. Что за глупые вопросы?! Разве на такое можно ответить честно? Наверно, её любили? Просто в том странном виде, когда не различишь тонкую грань между ненавистью. Почему нельзя воздержаться? Тревожно мотая головой, оценивая, сколько одноклассников осталось стоять, Элина просто последовала за всеми.

Ладошки тут же вспотели. Чего опять боится? От слабости, от ненамеренной полуправды, полу-лжи стало мерзко от самой себя. Просто выгоните её отсюда. Она не подходит, она уже столько раз нарушилаправила.

Остались трое: Авелин, Измагард и Мира.

Потеря Димы сблизила с Авелин настолько, что та открыла самое болезненное: отец ушёл из семьи, когда она была маленькой, а мать и вовсе пытались лишить родительских прав. Поэтому, когда ей сказали: «Ты ведающая, мы отведём в волшебный мир», Авелин даже не крутила пальцем у виска, а покорно пошла следом. «Даже если бы это было бредом сумасшедшего, что мне терять?»

С Измагардом тоже всё понятно. Не секрет, что он бесил родню эксцентричностью, яркостью и прямотой. Какой позор иметь сына, не боящегося краситься и ходить в юбке, помогающего в театре, а не где-нибудь в гарнизоне. Но хуже всего, что не только не нашёл невесту, но и поклялся в любви парню.

Мира – та самая отличница и любимица учителей, которой уже сейчас пророчили место в Союзе учёных. Можно сказать, принадлежала она почти к той же категории, что и Измагард: отказалась от замужества и любого создания семьи, желая посвятить всю себя науке.

– Не буду допытывать, – Агния кивнула сама себе, стопроцентно где-то ставя галочки в списке их класса. – Но всегда готова выслушать и помочь. Новый вопрос! Похож на прошлый, но другой: «Вы любите своих родителей или семью?»

Ещё хуже, Боги! Почему нужно спрашивать именно это! Наверно, да? Все любят родителей, какими бы ужасными те ни были? Верно? Или нет?

В этот раз вперёд шагнула и Авелин, и Мира. Один лишь Измагард остался на месте, широко улыбающийся и поправляющий очки, не давая и шанса заглянуть себе в душу.

В этот раз Агния и слова не сказала о результате, а пошла сразу же дальше:

– Кто сталкивался с травлей? В любом проявлении.

Неужели простой вопрос. Элине бы и пальцев одной руки не хватило, и двух тоже, посчитать сколько раз становилась предметом всеобщей ненависти. Да это ведь как школьный ритуал, разве не все через такое проходят? И вот уже собиралась сделать шаг вперёд, как в последний момент успела резко затормозить. Вышли всего двое!

В чём ошиблась? Они ведь не серьёзно? Или тоже не хотят привлекать внимание? Боятся вопросов, насмешек и статуса слабака? Ноги словно гвоздями к полу прибили. Похоже, с повышением градуса, общим накалом, ничто уже не способно будет сдвинуть её с места и заставить отвечать пусть и в меньшинстве, зато честно.

Череда каверзных и неприятных вопросов лишь набирала обороты.

– Сталкивались с финансовыми трудностями?

– Теряли кого-то из близких?

– Учувствовали в драке?

– Подвергались насилию?

Тут уже единодушно все отказались, громко смеясь.

– Не держи нас за дураков! – воскликнул Измагард, готовый возглавить начинающийся бунт. – Точно же потом будешь припоминать и доложишь Трофимычу!

– Глупый вопрос, ладно, – примирительно выставила руки.

Казалось, так вовремя раздался громогласный звонок, и все уже готовы были сорваться, поскорее почувствовать себя вновь свободными, но Агния Гурьевна легко разгадала их план и остановила.

– Задержитесь ненадолго. Последнее, и вы можете быть свободны, – они кивнули, как будто имели выбор. – Самый важный сегодня вопрос: выйдите те, кто любит себя?

О таком Элина не могла врать. Нога не поднималась. Ответ ведь очевиден. Для любого, кто её знал очевиден.

Сколько не бейся, не ломайся – выхода нет. Невозможно убежать от себя. Невозможно ничего изменить.

Урок всем однозначно запомнился. На выходе из класса ребята, не смолкая, обсуждали неожиданно вскрывшиеся подробности биографий друг друга. Одна Элина не чувствовала ни радости, ни воодушевления – наоборот, только злость. Злость на себя. Так страшно сделать шаг? Даже говорить ничего не надо.

У сцены её перехватила Агния Гурьевна. Мысли тут же разбежались в панике: заметила, не могла не заметить! Сейчас точно отругает, а может ещё хуже даст красную карточку за нарушение правил! Ведь не была до конца честной!

– Элина, верно?

Зная, что голос подведёт, лишь кивнула.

– Замечательно. Знаешь, у меня есть к тебе маленькое предложение. Я заметила, что сегодняшнее задание вызвало небольшое затруднение…

Вот и оно. Очередной антирекорд: первое занятие, а уже выволочка. И не по какому-то сложному предмету с кучей формул или дат, нет – просто опять сыграла её неуверенность, этот страх показать себя и опозориться, не оправдать ожиданий.

Может, что-то отразилось на лице, но Агния на мгновение запнулась.

– Яна и Фёдор Васильевич упоминали, что во втором классе есть те, кому будет сложно открываться у всех на глазах, – она стала излишне тщательно подбирать слова. – И я подумала, нам не помешало бы поговорить, узнать друг друга получше, ты так не думаешь? После обеда я всегда свободна, к тому же месячный отчёт уже сдан – всё так и располагает в тишине и спокойствии выпить чаю.

Элина глупо уставилась, часто моргая.

– Я не настаиваю. Но говорю, что если понадобится совет или помощь, тебе всегда есть куда обратиться. Хорошо?

– Да.

– Тогда не задерживаю больше. Кажется, тебя ждут.

Нахмурившись, Элина обернулась. Одноклассники давно ушли. Но в дверях и правда остался стоять и подпирать косяк Измагард. Что удивительно без друзей или затесавшихся поклонниц – совершенно один. Опять намечалась буря?

Попрощавшись с преподавательницей, Элина накинула платок и попыталась состроить абсолютно безэмоциональное отрешённое лицо, словно её здесь и сейчас не существовало. Получалось с трудом, но деваться некуда. Она уже догадывалась, о чём пойдёт разговор.

– Уже секретничаете с Агнией?

– Конечно. Всем косточки перемывали, а в особенности тебе.

Он широко улыбнулся и одобрительно взглянул поверх очков.

– Неужели я свидетель как принцесса начала язвить?

Элина вздрогнула, не ожидая услышать опять это прозвище. Теперь оно веяло лишь горечью и упущенными возможностями.

– В который раз скажу – ты слишком много общаешься с Каллистом. Никаких принцесс! И да, я не пай-девочка. Запомни уже.

Они пошли на улицу. По пятницам даже старшие классы жалели, и не ставили им по пятому и шестому уроку.

– Чем докажешь?

– Зачем мне что-то доказывать? Тем более тебе? – устало махнула рукой. – Так о чём хотел поговорить? Даже не пытайся начинать своё: «Я что просто подойти не могу?», потому что нет, не можешь, и это правда.

– Я бы поспорил, – он достал сигарету и закурил, неуклюже зажимая ту варежкой. – Но радуйся, что занят по горло, и времени совсем нет. Хотя что-то подсказывает мне, всё-то ты поняла. Осталась неделя до моего праздника…

– Петь «happy birthday» не буду, не надейся даже.

– Не зарекайся, ещё успеется! Всё в силе, ты приглашена. Если что Аделина в курсе и поможет, где надо. У нас будет блескучий дресс-код! Но да, это не то, о чём я хотел поговорить. Вы с Севером так и ходите вокруг да около! Шугаетесь друг друга, и я знаю, что ни ты, ни он первый шаг сделать не хотите!

Так и было. Даже возможная «награда» не могла придать решительности. Стоило только пересечься взглядами с Северианом, и внутри всё горело от ненависти, от обиды и гнева. Она боялась не совладать с собой, боялась показать слишком многое: то уязвимое и никому не важное.

– Я обещал, да? Первого никуда не сбежите, даже не думайте. Надо будет – к батарее привяжу! Вам самим не надоело?

– Ничего ведь не изменится. Мы вполне спокойно существуем и так…

– Нет, нет, и ещё раз нет, принцесса. Даже не думай, – схватил за руку и заставил остановиться лишь для того, чтобы сказать, глядя прямо в глаза. – Ты пообещала.

– И что, я могу просто…

– Пообещала, – легонько хлопнул её по губам. – Что такого сложного, не пойму? Просто покричите там друг на друга, выскажите всё как есть. А надо будет – разойдётесь и забудете навсегда. В чём я, конечно, сомневаюсь. И года не прошло, а между вами уже такие страсти кипят.

Элина недовольно выдохнула. Бесполезно ему что-то доказывать пока не выключил этот свой режим «добейся или умри».

– Зачем оно тебе? До этого вроде всё устраивало, а сейчас и проходу не даёшь.

Общежития уже маячили перед носом, а вместе с тем и гурьба учеников, обкидывавшихся снежками и горячими кристаллами, будто только в этом и заключалось счастье. Среди них легко оказалось заметить неполный квартет. Те стояли в стороне, ближе к лесной опушке, и о чём-то важно шептались. Не сложно догадаться, что касалась тема отсутствующего именинника. Сюрприз готовят?

– Потому что чувствую свою вину, это раз. Да, да, можешь сколько угодно говорить, что причина в другом, но мне плевать. Я просто знаю, и это уже не даёт спокойно спать. Считай, пунктик такой: не исправлю, не успокоюсь, – ответ не убедил. Элина сложила руки на груди. – А два: ради Севериана. Он молчит, как всегда, но меня-то не обманешь, я-то вижу, как его гложут сомнения. И так многое свалилось, я должен помочь хотя бы в чём-то.

– Ага, и помощь эта – неприятнейший разговор со мной.

– Именно. Устрой взбучку, растормоши! Надоели заунывные ваши лица!

До того Измагард сам выглядел взбудораженным и растрепанным, готовым на отчаянные меры, что Элина невольно поддалась живой энергии, таящейся в одном крошечном человеке. Даже в преддверии самого важного дня в году он, не переставая, думал о друзьях и о близких. Это не могло не вызывать уважения, а ещё – чувство родства. Она хотела бы делать так же, хотела бы не думать и не бояться лишний раз, когда на кону стоит счастье дорогих и любимых.

– Хорошо, но, – добавила поспешно, видя спичкой вспыхнувшую радость в чужих глазах, – только в честь дня рождения. Нельзя расстраивать именинника.

Глава 25. «»

Казалось, неведомым образом все девять классов вызнали о предстоящем празднестве – вот что значило душа компании, в каждой бочке затычка. Непонятно, как новость не добралась до учителей, а может и добралась, да те были подкуплены самым нечестным способом и великодушно закрывали на всё глаза. Иначе говоря, вечеринку ждали не меньше, чем новогодний бал. Думали мол, если тот праздник не удался, значит, на сегодняшнем кровь из носу надо отыграться по полной. Страшно представить, какими встретят рассветное солнце.

– Ты серьёзно так собралась идти?

Аделина придирчиво осмотрела со всех сторон. Ничего удивительного: «парадный» костюм состоял из чёрных штанов и непримечательной толстовки. Элина не нашла в себе ни сил, ни желания наряжаться, краситься, делать вид, что ей весело и интересно. В чём вообще смысл? Ничего из этого не скроет её настоящую. Поэтому в ответ только пожала плечами:

– Почему нет?

Кажется, продолжи так дальше, Аделина не выдержала бы и взорвалась. Та воспринимала присказку: «встречают по одёжке…» излишне буквально. Чего только стоили каждодневные подъёмы в шесть утра да извечно переполненный вещами шкаф.

– Потому что я так сказала! Развейся, веселись сегодня! Хватит ходить с этим кислым лицом, словно кто-то умер прямо под нашей дверью!

– А это-то тут при чём? – оставалось лишь закатить глаза. Как будто можно по щелчку пальцев и чужому желанию стать счастливой.

– А при том, что куча народа соберётся вместе! Нужно привлечь к себе внимание, на обозрение выставить всё лучшее. Может, того гляди, и клюнет кто. Тебе, я знаю, это важно. Не всё же по Северу страдать. И Сереброву.

Почему каждый так и норовил подколоть, вставить своё неимоверно важное мнение? Только хуже делали этими извечными напоминаниями, какая она неудачница, сама всё испортившая.

– Мне это не интересно, – хотелось на мгновение стать Скопой, грозным взглядом спроваживающей любого. – Да и разве такое не будет ложью? После двенадцати Золушка вдруг превратиться в тыкву.

– Не говори глупостей. Макияж – не обман. Мы просто подчёркиваем свои достоинства…

– Да, да.

– Измагард же не простит, если явишься так. Его никто, конечно, не затмит сегодня, но нужно ведь соответствовать. Дресс-код! Хотя бы дай соберу образ и чуть подводки добавлю.

– Ой, да делай, что хочешь, – махнула рукой. Такими темпами придут они за полночь. – Всё равно я не собираюсь сидеть долго.

Аделина, очевидно, этому не поверила. Она принялась искать самые яркие вещи в её гардеробе, и быстро разочаровалась. Втиснувшись в джинсы и любимые кеды, Элина даже откопала красную джинсовку, но Аделине всё было не то и не так. Из собственных запасов достала она блестящую розовым майку, на Элине превратившуюся в узенький топ. Несмотря на обещание одной подводки, не обошлось тут и без теней-блёсток. Казалось, взмахом ресниц возможно будет пускать солнечных зайчиков. Элина боялась забыться и начать тереть глаза.

– Намного же лучше!

Едва накинув платки и накидки, они добежали до второго общежития – именно там было установлено место встречи. Примечательно, на входе даже никакое подобие Сипухи не сидело. Лишь из каморки под лестницей пробивался свет. Свобода, как она есть, без этих вечных причитаний и выговоров.

В холле уже собралось несколько группок: кто-то танцевал, хотя музыки не слышал, кто-то крутился у зеркала, а кто-то вовсю заводил знакомства, путешествуя от угла к углу. Аделина успела помахать каждому рукой и повела вглубь коридора. Чтобы заплутать, тут надо было постараться как следует – всё-таки общежития типовые.

Общая гостиная разделилась на танцпол и бар, но даже от этого можно было спрятаться, ведь другую половину комнаты занимали раскиданные подушки и покрывала. Получалась какая-то ядреная смесь из ночёвки и ночного клуба. Благо музыка не долбила по ушам так громко, и чтобы расслышать слова, не приходилось вжиматься друг в друга. Да только всё равно от количества людей хотелось слиться со стеной и не отсвечивать. Но никто, конечно, ей такого не позволил. Как она вообще завела дружбу со столь открытыми и излишне общительными людьми? Это ведь противоречило самой её сути!

– Пойдём пока к Кассиану, – тот организовал целую стойку и возглавил небольшой отряд барменов. – Измагард ещё прихорашивается. Выход, конечно же, будет эпатажным: он не он без этого. Но почему-то, знаешь, сказал сразу же привести тебя. И подарки отложить, и поздравления…Что же такого случилось у вас? Стали вдруг общаться – ещё чуть-чуть и лучшими подружками станете.

Аделина то ли заревновала вдруг, то ли разозлилась, что у других могут быть от неё секреты.

– Ничего такого. Я и сама не в курсе, – нагло соврала и пожала плечами.

Кажется, не сработало. У Аделины явно был какой-то собачий нюх на обман. Она прищурилась и посмотрела прямо в глаза – проверка на прочность. Элина не отвела взгляда. Аделине этого хватило, но ненадолго. В ускоренном порядке они пробрались к Кассиану. Огибая тела, успевшие уйти в нирвану от музыки и алкоголя, Элина старалась ни в кого не влететь.

И это только начало…

Наибольшей популярностью, конечно же, пользовался бар, и народа там собралось – не протолкнуться. Вместо настоящей стойки приспособили несколько столов и табуретов. Коктейли здесь наливали за доплату, поэтому большинство довольствовалось бесплатной трёхградусной шипучкой. Та высилась огромными рядами ящиков, едва не подпиравшими потолок. Измагарду пришлось раскошелиться. Хотя для него такое копейки, вспоминая торговую империю отца.

Элина, оробевши, наблюдала за толпой и не знала с какой стороны подойти. Из оцепенения вывела Аделина, без всякого сомнения схватившая вдруг за руку и, толкаясь локтями и громко ругаясь, пробившая им путь. В какой уже раз надо благодарить Богов, за то, что она есть?

– Нам вне очереди! Вне очереди! – самым наглым образом Аделина встала самой первой. – Одну шипучку. И два Рубина, будь любезен.

– Для таких прекрасных девушек всё что угодно! – Кассиан отогнал своего помощника и сам решил их обслужить. – Как дела с аудиенцией? Готовишься?

– Ой, не напоминай. Уже не могу ждать. Надеюсь, сегодня мы оторвёмся как надо, и проснусь я только в воскресенье.

Кассиан громко засмеялся.

– Для такого могу посоветовать лишь Щепки. Двойную порцию. Рюмок десять сразу.

– Ага, чтобы к Богам в услужение сразу.

Он достал из ящика стеклянную бутылку, чем-то напомнившую уличную шипучку – ярко голубого цвета с позолоченной этикеткой. А может, так и было? Аделина щипнула Элину, тонко намекая, и только тогда до неё дошло, для кого это предназначалось.

– Черничка тоже решила повеселиться? – настойчиво Кассиан протянул бутылку.

– Вроде того, – неловко улыбнулась, понимая, что сегодня ложь въестся под кожу.

– Правильно! Нужно догонять после каникул в лазарете-то.

На край стола он поставил два продолговатых стакана. В шейкер, казалось, полетело всё, что под руку попадалось. Ему бы ещё чугунный котелок и остроконечную шляпу, и напевать: «Пламя, прядай, клокочи! Зелье, прей! Котел, урчи!» В итоге получилось нечто кроваво-красное, исходящее паром, почти бурлящее. Один этот вид не внушал доверия.

– Поторопи там Измагарда. Начинать уж давно пора.

– Постараюсь. Но ты сам его знаешь. Сегодня ещё и такой повод!

Подхватив стаканы, Аделина с тем же напором протиснулась обратно. Обведя взглядом каждое лицо в толпе и не найдя нужное, она громко выругалась и потянула Элину обратно в коридор.

– Пойдём проверим. Он у Каллиста. Надеюсь, ни в чём им не помешаем, – усмехнулась и отпила немного Рубина. – Ты тоже пей. Это считай газировка, можно даже за объемами не следить.

Бутылка в руках давно нагрелась, но всё ещё вызывала большие сомнения. Элина не пила алкоголь. Единственный раз был на новый год, и едва ли ей понравился. Горько и невкусно. С детства наблюдая застолья и праздники, всё это казалось до ужаса мерзким. А сейчас она сама собиралась стать такой?

Аделина не позволила уйти так просто. Покачав головой, она поставила стаканы на ближайший подоконник, выхватила бутылку и открыла железную крышечку.

– Давай. В честь именинника.

Наверно, Элина сдалась слишком быстро. Предстоящий разговор с Северианом накрепко лишил её сна, а сейчас нервы и вовсе скрутили живот. Может, пара глотков хоть ненадолго спасёт, даст выдохнуть легко и свободно?

Шипучка на вкус оказалась приторно-сладкой, как тутти-фрути или жвачка баблгам, и как настоящая газировка быстро ударила в нос кучей пузырьков. Зато уже после первого глотка на языке осталась взрывная карамель, весело шипя и хлопая. Не так ужасно, как боялась. Даже наоборот –вкусно. Подозрительно вкусно. Поэтому-то всем так нравилось?

– Ну, как?

– Ты права. Неплохо.

Состроив «я же говорила» на лице, Аделина подхватила стаканы и повела дальше. Со всех сторон их встречали знакомые двери с золотыми табличками. Единственное, чем отличались, множеством рисунков и надписей: «кто тронет – умрёт», «проклято», «Зёма, уйди!!» и остальным забавным и не очень. Сипуха за такое съела бы и не подавилась! Бу-бу-бу, порча школьного имущества! Правило номер семь из устава!

Комната Каллиста оказалась самой дальней, угловой. На ручке двери висела ярко-красная табличка «не беспокоить», а прямо по центу, под двумя именами на скотч приклеена бумажка: «Бескевич в 212! Читать научитесь!»

Аделина постучалась мыском сапога. Но врываться не спешила, а крикнула предупреждающе:

– Так, я даю вам минуту, чтобы привести себя в порядок! Потом мы не в ответе за то, что увидим!

С той стороны послышался громкий смех. Элина почувствовала в груди тяжесть, до дрожи изводящую тревогу. Назад дороги нет? Отведённой минуты не потребовалось – Измагард тут же отворил дверь и встретил их искренней предвкушающей улыбкой.

– Это что за намёки, дорогая?

Увидев его, стало понятно, что отняло столько времени. Кудрявые волосы сегодня были выпрямлены и зачёсаны назад. Макияж и вовсе кропотливый и сумасшедший: глаза стали крыльями бабочки, лёгкими и прозрачными. Без очков Измагард выглядел до неприличия беззащитно и даже как-то искренне. А наряд… настоящее произведение искусства. Весь небесно-голубой от широких брюк до пиджака с полупрозрачными рукавами, тот переливался на свету миллиардом серебристых искорок. Образ получился до того воздушным, каким-то нежным и ранимым, что совсем не вязался с самим Измагардом – его характером и желанием привлекать внимание не красотой, а провокацией.

– Какой сам, такие и намёки, – отмахнулась Аделина, совсем не заботясь о чужих чувствах. – Тебя уже заждались все. Кассиану не терпится, устал стоять за стойкой.

– Я его не держу.

Измагард принял второй принесённый стакан, отпил пару глотков и тут же передал Каллисту. Тот быстро осушил до дна и стал выгонять всех из комнаты:

– Идём уже. Хватит паясничать.

Едва ли это подействовало. Измагард наклонился ближе и, тесно прижавшись, затараторил что-то ему на ухо. Каллист уставился в одну точку, пытаясь уловить суть. Элина уже догадывалась, о чём идёт речь. Вернее, о ком. Не прикрытые взгляды в её сторону то от одного, то другого явственно намекали на пресловутую «помощь».

– Эля, останешься здесь? Нужна ещё одна деталька, без тебя никак…

Аделина нахмурилась и скрестила руки на груди.

– Что вы задумали?

– Скоро узнаешь.

Дразнил как специально. Элина понадеялась, что не ей выпадет участь слушать долгие нотации: «А как же я? Я ваша староста! Подруга!»

Так она осталась одна в чужой комнате. Ожидание играло злую шутку – всё внутри с ног на голову переворачивалось, и с каждой минутой напряжение только росло.

«Я ведь уже решила. Знаю всё. Что за глупые страхи?»

Как заведённая она ходила из угла в угол, пока не запнулась о ножку стула. Места для манёвров было категорически мало. Или Измагард, или Каллист, или вовсе сожитель разбросали вещи, книги, какие-то непонятные картонки. Тьму разгонял лишь одинокий ночник да мерцающая гирлянда, сложенная на стене во фразу «гори, но не сжигай – гори, чтобы светить». Элина оценила чужой музыкальный вкус.

И вот в глухой тишине раздались голоса. Чем ближе они становились, тем быстрее заходилось сердце. Нужно вести себя непринуждённо! Вид сделать, что ничего это не значит, что ей плевать.

– Я тебя знаю. Говори давай, что…

Дверь распахнулась, и Севериан резко замолчал, увидев её. Застыл на месте с непонятным выражением на лице, а затем и вовсе отступил на пару шагов, оборачиваясь к Измагарду.

– Нет, нет, нет. Даже не думай, хороший мой, – вместо помощи получил толчок в спину и щелчок дверного замка. – Вам нужно поговорить! Через десять минут выпущу!

Севериан выругался и со злости ударил кулаком по дереву. Элина, не сдержавшись, спросила:

– Так сильно видеть не хочешь?

Тот выпрямился и, наконец, посмотрел на неё прямо.

– И о чём же нам нужно поговорить? Я весь внимание.

Вот наглость! Как будто ей больше других надо! Даже не найдя сил выдавить светскую улыбку, она махнула рукой и предложила, плюя на договорённости:

– Можем просто помолчать. Всё это инициатива Измагарда. Его, видишь ли, сильно заботит состояние лучшего друга. Думает ты такой из-за меня.

Севериан не ответил, лишь сильнее сжал губы. Элина приняла это за согласие и отвернулась – главное не смотреть на него. Непонятно за какие такие грехи, но образ ему сегодня явно подбирал сам Измагард. Волосы растрёпаны, голубые тени на веках убивали всякую серьёзность, а костюм пусть из тёмной, но блестящей как диско-шар ткани, вместе с майкой в сетку – настоящая катастрофа.

До чего же всё-таки глупая была идея! Но обещания есть обещания, а сделки – сделки. Их нельзя нарушать. Хотя какие могут быть к ней претензии? Вот она здесь, стоит в метре от Севериана, и, считай, первый шаг навстречу сделала.

– Нет, мне всё же интересно, – после минутной заминки он не выдержал и сдался, – на что вы надеялись? Ты своим избеганием наглядно дала понять, что думаешь. Неужели есть повод сомневаться?

– А ты будто лучше был, – смешок получился нервным и задушенным. – Как после всего, что произошло, можно оставаться спокойным? Жить как раньше?

– Вот значит как? Я такой великий злодей, самолично наверно убил родного отца!

Элина глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться и не переходить черту.

– Разве не о том у вас с Далемиром сделка была? Он помогает тебе, а ты ему? Этого ведь ты хотел больше всего – свободы, спасения для брата. Любыми методами. Ты и на бал пригласил меня, лишь бы отца выманить? Ведь иначе он бы ни за что не явился. А тут такой вот повод.

Севериан опешил. Думал, она не догадается? Всё лежало на поверхности.

– Знаешь что!? Не все из нас святые и безгрешные! Не все готовы стоять и смотреть, как самый близкий человек медленно умирает и мучается. Да, я замарал руки кровью, да, я буду жить с этим, но здесь не было другого выбора.

– Поэтому ты убил его?

– Он убил бы моего брата!

– Но зачем с такой жестокостью? Зачем было втягивать Диму, Мороза, всех нас втягивать, меня втягивать?

– Это тебя волнует, да? Испорченный бал, какой-то один потерянный, сам полезший куда не надо?

– Я вообще-то тоже потерянная! И Дима какой-никакой, но мой друг! По-твоему, он случайно ушёл за братом? Просто так решил вдруг напасть на твоего отца? Это всё твоя вина!

Как ни старалась, слова вырвались сами собой. Севериан до последнего держался хладнокровно, но, кажется, что он, что она проиграли в этой войне. Опасно его глаза потемнели, а блики от гирлянды как специально загорелись красным. Очевидно задетый, он не заметил даже как нарушил собою же установленную дистанцию и, смотря уже сверху вниз, прямо в лицо спросил:

– Моя? То есть, ты правда решила ещё и чужие решения лично мне приписать? Удобно…

Как бы ни пытался давить и стращать, силой своей пугать и ростом, Элина отчего-то была уверена, что ничего он ей не сделает. Его главное и любимое оружие – острый язык, режущий по больному.

– Да, твоя! Твоя и Далемир! Опять провернули что-то подлое и плохое. Если бы не появился Денис, Дима ни за что бы не пошёл следом! Никто бы не пострадал. Не умер! Ведь это вы вместе добрались даже до мёртвых, использовали их души, уничтожили!

– Что за бред несёшь? Зачем, по-твоему, нам это надо?

– Я правду говорю. Не строй такое лицо, будто ничего не знаешь и не понимаешь. Ты был там, все мы были и видели. Наши умершие родные появились и…стали прощаться. Женя мне всё рассказал! Их использовали для создания какого-то нового мира!

– Тот самый твой лучший друг? Неключ? А не кажется, что ему ничего не ведомом о нашем мире? Обряды, традиции, силы – откуда знать? Как ты можешь доверять ему?

– Он никогда не предавал меня. Он заслуживает доверия больше, чем любой из вас.

Севериан усмехнулся довольно, словно загнал мышь в идеально расставленную ловушку.

– Прежде чем обвинять, найди доказательства, а не строй пустые россказни. Потому что Далемира со мной уже нет. В этом и был наш уговор – в свободе. Ничего больше.

И такое возможно? Пару месяцев назад она может и засомневалась бы, но сейчас, когда её голова – проходной двор для Богов и нечистых, вполне.

– Ты так в этом уверен? Для чего тогда весь погром, зачем Мороз и Тени? В чём смысл маленькой победы, если проиграна целая война? В чём смысл спасать жизнь брата, если миру скоро придёт конец?

– Да почему ты так уверена в уничтожении мира? Боги, это ведь никому не нужно, кроме тебя!

Выпад не задел. Элина не собиралась отступать – говори, говори, говори!

– Да посмотри же дальше своего носа! – ещё немного и от злости правда накинется на него с кулаками. – Если мы с тобой ничего не сделаем, весь мир превратиться в полунощные земли! Не об этом ли нас предупреждали на озере? Ты согласен на Дващи Денницу? Согласен убить меня?

– Ты не знаешь, о чём говоришь…

– Так расскажи! Раз нашёл какой-то выход, просто скажи! Если судить по тому, что известно мне, также как ты спокойно, я бы себя вести не смогла! На кону миллионы жизней, наши жизни, весь мир, так почему?..

– Заладила – мир, мир, мир. Прекрати цепляться за всеобщее благо и «я должна, кто кроме меня»! Пойми, наконец, чего хочешь именно ты.

– А это здесь вообще причём?

– А притом, что на самом деле мир наш тебе не нужен. Поубиваем друг друга, переселимся на Луну – всё равно. Думаешь по-настоящему ты только о тех, других: неключах, что едва ли переживут не то что восстание Морены, а банальное потепление атмосферы. Потому что каким-то образом ты до сих пор считаешь себя одной из них. Но это не так! Открой, наконец, глаза, и прими правду! Назад пути нет. Выбора нет. Ты уже не сможешь, как предки сбежать и забыть обо всех обещаниях и присягах! Поэтому начинай вливаться и привыкать, хоть немного разбирайся в наших обычаях и законах. Может сразу ум появится, и поймёшь хоть что-то! – он давно сорвался на крик. – И прекращай думать, что я в чём-то обязан перед тобой. Что за всё это время сделала ты сама? Ни-че-го. Так почему я здесь самый плохой, почему я должен меняться?!

Снова. Его настоящие мысли и чувства вырвались наружу, ничем не сдерживаемые. Вместо слёз и обид хотелось громко смеяться. Так некстати вспомнились убежденные речи Измагарда и Аделины, повторявшие друг за другом: «К тебе он относится иначе». Ага, конечно, потому что не боится ранить, сделать больно. Не дай Боги кому-то такого расположения!

«Говори, говори, говори» –_– продолжало бить набатом, нескончаемой мантрой в голове, хотя Яромира рядом не было.

Верно.

Он что думает, она не ответит? Проглотит обиду, примет, и пойдёт дальше. Нет. Не сегодня.

Хватит.

– А разве после таких слов ты не плохой? Как можешь говорить такое, совершенно не зная меня? Этот мир не принёс мне ничего хорошего! Там было плохо, но здесь – ещё хуже. Я потеряла родителей, я заперта здесь без выхода, я причина, по которой Кирилл умер, а Женя больше никогда не вернётся! Как могу просто закрыть глаза на всё это и радоваться жизни? Как смеешь ты указывать мне, что делать, что любить и ненавидеть? Начни, пожалуйста, с себя. Всё чего я хотела – простой человеческой помощи. Чтобы показали, где правильно, а где нет, чтобы убедили: а вот наш мир самый добрый и прекрасный. Но первым же делом, вам, конечно, захотелось разбить розовые очки! Показать дурочке какова настоящая жизнь!

Севериан молчал, не перебивал даже. Может, наконец, по-настоящему услышал её? Он не сводил взгляда, и это только подстёгивало, распаляло ещё сильнее.

– И ведь у вас получилось, знаешь? Лишь успела переступить порог, как мне нашли прекрасную роль – спасительница человечества. Словно сразу знали, что не откажусь, что не смогу. А единственным проводником, хоть каким-то гласом разума, был Яромир, – пальцами коснулась висков. – Пусть он и пугал в начале, зато говорил со мной, учил, заботился по-своему. На самом деле стал первым, кто не лгал и не утаивал ничего. Но теперь и его нет, лишь этот мерзкий мертвец. Поэтому прими уже – не смогу я поверить в твою эту необоснованную веру в светлое и лучшее! Открой, наконец, глаза! Хватит быть придурком!

Наверно, всё самодовольство и взволнованность отразились на лице. Да какое же облегчение – всё высказать! Измагард хоть в чём-то оказался прав. Элина едва могла понять улыбалась она или только сдерживала безумный оскал. Но найти ответ быстро помог Севериан: он вдруг с силой притянул к себе за плечи, сдавил до синяков и едва ли не потряс как тряпичную куклу. Вперившись в неё раздражённым взглядом, крепко сжав челюсть, он выпалил, шумно дыша:

– Как же ты мне надоела. Терпеть уже не могу. Ненавижу.

Элина думала, что готова ко всему, что никаким словам уже не достать её. Но ошиблась.

Вовремя ли, в устоявшейся тишине, как молот о наковальню, раздались три поворота ключа. Дверь со скрипом приоткрылась, и в маленькой щёлке показался чужой любопытный нос. Осознав, что остаться незамеченным не получилось, Измагард не стал больше строить из себя горе

– Что-то подсказывает мне, всё прошло совсем не так, как я рассчитывал, да?

Его несерьёзный настрой лишь сильнее взбесил Севериана и, схватив друга под локоть, тот ничуть не ласково потащил прочь из комнаты. Кого-то ждёт заслуженная взбучка.

Элина осталась одна. Медленно приходило осознание всех сказанных слов. Хватит сожалений. Она поступила правильно.

***

За тот короткий промежуток, что её не было, в холле сделалось ещё невыносимее. Куча подростков, собравшихся в одном месте, это уже особо опасно, «не подходи – убьёт». Но куча подростков, запертых безвылазно друг с другом, а сегодня дорвавшихся до алкоголя и музыки – и вовсе ядрёная смесь.

Продираясь сквозь толпу, Элина заглянула в гостиную. Хотела предупредить Аделину, что уходит. В конце концов, та столько сделала, лишь бы уговорить выбраться и повеселиться. Лучше сразу покаяться. Только бы Севериана не было рядом.

Но похоже момент Элина выбрала самый неподходящий. Измагард стоял на столе в центре комнаты и, размахивая руками, говорил очередную проникновенную речь. Все запрокинули головы и поддерживали смехом и улюлюканьем, некоторые подняли вверх бутылки с шипучкой, принимая как тост. Музыка играла незаметным фоном, и ещё отчётливее слышались слова, полные искренней признательности:

– Этот день я, а может и вы, надеюсь, запомним надолго! Главное ни за что не пейте Щепок! Я тебя предупредил, Кас, никому не наливай! – Кассиан, смеясь, выкрикнул: «Ещё посмотрим». – Честно, не ожидал, что здесь соберётся добрая половина академии. Хочу думать, хотя бы большинство из вас знают, как меня зовут. Год назад вечеринка была совсем маленькой и тихой. Ещё раз спасибо! Конечно, если спросите меня, то эти две цифры – целых шестнадцать лет! – едва ли что-то меняют, но взрослые вдруг начинают думать, что с боем курантов мы из глупой тыквы превращаемся в им подобных, ответственных и скучных! Так пошлём же их подальше! Выпьем не только за меня, но и за вас всех – ещё на шаг ближе к свободе!

Толпа поддержала громким кличем и аплодисментами, чоканьем бокалов и бутылок. Сделав реверанс во все стороны, Измагард ловко спрыгнул и быстро затерялся среди обступивших гостей, с подарками и поздравлениями. Элина, наблюдавшая за этим, лишь поморщилась, представив себя на его месте. Нет, такие дни рождения точно не для неё. Если и обычно, когда все знакомые вдруг вспоминали о её существовании и пытались наговорить напутствий на год вперёд, хотелось ляпнуть зло: «Где вы раньше были?». А здесь одно и то же выслушивать весь вечер, улыбаться фальшиво, в благодарностях рассыпаться… И, как Измагард верно подметил, едва ли его тут знали по имени. Нет уж. Лучше делать вид, что такого дня не существует.

Сомневаясь теперь, не стоит ли уже просто уйти, Элина встала на цыпочки. Не мог же Квартет оставить именинника один на один? Просто невозможно. Вот только вместо них в опасной близости от себя заметила другую четвёрку, на сегодня ставшей тройкой. Демьян активно подталкивал Каллиста, как-то нервно вертевшего в руках небольшую коробочку, перевязанную красной лентой. А Терций, наоборот, стопорил и что-то нашёптывал на ухо. Все они сегодня поддержали дресс-код и буквально искрились в неоновом цвете. Даже Демьян, боготворящий чёрный цвет. Элина поняла, что неприлично долго пялится и, прежде чем её бы заметили, попятилась назад.

– Эй, глаза открой! Смотри куда!..

Извинения застряли в горле. Только не она. Почему это должна была оказаться именно она! На неё смотрела Лиля, едва не опрокинувшая бокал с чем-то мутно-зелёным. Лиля, которая не задирала её уже второй месяц. Лиля, слегка пошатывающаяся от количества выпитого. Лиля, чья широкая улыбка не сулила ничего хорошего.

– О, а ты что тут забыла? Ничтожество хочет испортить праздник?

Элина скрестила руки на груди. Бежать, нужно как можно скорее бежать. Иначе и до того бурлящая злость вырвется наружу.

– Тебе-то какое дело? День рожденье не твоё.

– Не говори, что Измагард сам пригласил, – засмеялась, – не поверю.

– Думай, что хочешь. Но это так.

Вся наигранная вежливость спала, и Лиля резко повысила голос, обвиняюще тыча пальцем. Пока играла музыка, никто не обращал внимания, но стоит только той затихнуть, и все услышат не самые лицеприятные слова.

– Хватит врать! Ты им не подруга, ты никто, ты ничтожество! Смирись. Они никогда не будут общаться с такой как ты: мало того что потерянной, так ещё толстой уродиной, ни в чём им не соответствующей. Да ты рядом стоять не должна! Только и можешь, что льстить и притворятся, а они и жалеют…

– Ты о себе сейчас? – не удержалась Элина и, наблюдая за сведёнными к переносице бровям и красным пятнам гнева на чужом лице, почувствовала удовлетворение. – Извини. Конечно же, это я инфернальное зло. Помешала твоим планам стать верной женой и доброй подругой. Но, может, не будешь перекладывать решение Севериана на меня? В конце концов, примешь горькую правду? Он не любит тебя.

– Не смей говорить такое! Ты ничего не знаешь! Я его невеста! Он любит меня, а я его, и мы поженимся, как только закончим учёбу! Мы созданы друг для друга, с самого детства влюблены! Я их пятая, Севериан принял меня, и никто не посмеет изменить этого!

– Тогда почему же он разорвал помолвку? Кто вообще полюбит тебя, если так явно ненавидишь себя?

Ей бы со своих слов посмеяться, да не получалось. Двух зайцев одновременно. Элина, очевидно, ударила по больному, по ещё не принятому и не зажившему. Это и стало ошибкой. Пьяный разум не видит граней. Лиля толкнула её, больше не сдерживаясь. Элина врезалась в кого-то, но сама даже не обратила внимания.

– Это тоже твоя вина! Если бы тебя не было, если бы не объявилась тут у нас вся такая беспомощная и одинокая, он не посмел бы отдалиться от меня! Весь прошлый год мы были неразлучны, я смирилась с его новыми друзьями, научилась даже общаться с ними. И ради чего всё это? Чтобы какая-то гадина увела его? Да я лучше убью тебя, чем дам ему уйти!

– Причём здесь вообще я опять? Думаешь, мы с ним влюблённые голубки, за ручки держимся и по углам целуемся? Если только в твоих мечтах. Я сегодня первый раз с ним заговорила, и порадуйся, он был в шаге от того, чтобы не задушить меня.

Но Лиля будто вовсе и не слышала, продолжая гнуть своё.

– Если бы только он узнал, какая ты на самом деле. Зря они в открытую стали общаться с тобой, зря взяли под протекцию, – Элина покрутила пальцем у виска. – Что в тебе такого особенного? Почему ты, а не я? Почему? Ведь даже не стараешься, а он, они всё равно выбирают тебя. А я стараюсь, так сильно стараюсь, и ничего! Объясни же мне! Что я делаю не так?

Стало страшно, что Лиля сейчас впадёт в истерику: то ли плакать будет, то ли полезет драться, а может и всё вместе. Элина заметила, как на них уставилась добрая половина гостей, и попыталась переместиться к дверям, выбраться в коридор. Но Лиля заметила эту жалкую потугу и окончательно потеряла контроль.

– Неужели им больше нравится какая-то недалёкая, вечно хмурая, зажатая серая мышь? Думаешь, добавила синий, и что-то изменилось? – она дернула за волосы, но Элина тут же оттолкнула чужую ладонь. – Зачем ты им нужна такая? Вздрагивающая от любого шороха, боящаяся открыть лишний раз рот? Ноющая всем о своей тяжёлой судьбе, хотя никому ничем не обязана! Поэтому режешь себя, лишь бы что-то предъявить было, лишь бы пожалели бедную и несчастную. Друг у неё, видите ли, умер. Убил себя. Так может, хватит показухи? Может, пойдёшь вслед за ним?

Внутри всё словно оборвалось. Сплошная пустота. Откуда ей это известно? Откуда знает про Женю? Кто мог рассказать, да ещё и…

Со стороны толпы послышались смешки и перешёптывания, не заглушаемые даже следующей песней.

– Уверена, он ничуть не лучше тебя – какой-нибудь нелюдимый чудик. Только такие накладывают на себя руки в семнадцать лет. И дай-ка угадаю, ты наверно была по уши влюблена в него? Конечно же, невзаимно. Кто в здравом уме на тебя посмотрит? До сих пор наверно в своих влажных мечтах ублажаешь? По ночам под одеялом вспоминаешь? Скажи же, я права?..

Последняя капля. Элина не могла больше слушать это. Нужно было уйти, не конфликтовать, держаться. Но сейчас… Она набросилась на Лилю с кулаками. Та, не устояв, повалилась на пол и истерически рассмеялась.

– Скажи ещё слово, давай. Ещё слово о нём. И я убью тебя, и плевать, что будет.

– Духу не хватит, слабачка.

Их тут же разняли, растащили в разные стороны. Элина едва ли успела оставить пару синяков на белоснежной коже. Однако злость никуда не делась, продолжала бурлить где-то под кожей, выжигать разум и шептать: «бей, бей, бей». Люди вокруг так и смотрели, и от этих взглядов, центра внимания, её давно потряхивало. Но даже самый сильный страх не смог бы сейчас унять ту клокочущую ненависть и слетавшие с языка проклятья:

– Какая же ты дрянь! Хорошо теперь стало? Полегчало? Вот где настоящая ты! Может, поэтому никому не нужна? Может, поэтому никто тебя не любит?

Последнее слово осталось за ней. Вырвавшись из чьей-то хватки, – неужели думали, опять наброситься? – Элина сбежала. Позорно, упрямо смотря в пол. Коридор встретил прохладой, но никак не одиночеством. Даже здесь её преследовали десятки пар глаз. Она не разбирала лица, но была уверена – они всё слышали и теперь тоже смеялись над ней. В ушах отчётливо стояло эхо их голосов, сливавшихся в унисон.

Вдох, выдох.

Вдох.

Она сорвалась с места. Бежала, и бежала, и бежала. Лишь бы остаться в тишине. Лишь бы удержаться на тонкой грани, и не сорваться вниз. От начала до конца сегодняшний день был катастрофой. Вся её жизнь чёртова катастрофа, и это уже невозможно исправить.

Сломанная.

Дурацкая.

Она знала, что сделала всё правильно. Знала, но… Позор липкими пальцами оставил следы на теле. От одних воспоминаний голодной до зрелищ толпы подступала тошнота.

Это конец. Опять по накатанной, как в десятках школ до этого, будут унижения, подшучивания, «дружеские» советы. Нигде не найдётся места спрятаться. Но ведь продержалась так долго! Даже нашла друзей, пусть те таковой и не считают! Почему же именно сейчас? Почему?..

Элина очнулась от громко звякнувшего шпингалета. Посмотрела на руки, и не поверила, что сделала сама. Когда только успела спрятаться? Потерянно оглядевшись, поняла, что отыскала сейчас самое лучшее место – ванную комнату. Тихую и одинокую.

Здесь было тесно. Едва ли получался квадрат два на два метра. Зато стояла поблёскивая белизной глубокая ванна – предел мечтаний учащихся. Особенно после общих душевых кабинок как хорошо понежиться, полежать в тёплой воде с пеной и маслами. Встречались такие, что готовы были заложить наследство, лишь бы старосты пустили их разок. Ведь комната эта предназначалась только для них – маленький подсластитель тяжёлой жизни. Но как получилось, что сегодня не заперта? А может, вообще никогда не заперта? Сумасшедшие.

Одна Элина никогда не стремилась сюда, потому что боялась. Боялась вспомнить. И сейчас, уставившись в кафель с цветочным узором, она словно переместилась в те дни марта, когда мир её рухнул.

В то время она ещё надеялась отыскать в родителях любовь, надеялась доказать им, что не всё потерянно. И шанс представился – ежегодный съезд «элиты» города, самых влиятельных людей. Элина пообещала: «Стану самой лучшей, самой идеальной дочерью! Всё или ничего»

Конечно же, папе было плевать, едва ли заметил её присутствие, а мама, наоборот, гневалась: «Недостаточно! Посмотри на себя и на других!»

Если бы только обернуть время вспять…

И ведь тем утром Элина заходила в клуб, где проходили репетицииу Жениной группы. Всё казалось в порядке. Он улыбался и шутил, подгонял басиста, говорил о будущем: о мечтах, о концертах и популярности. Ребята обсуждали, как закатят самую запоминающуюся вечеринку, ведь не каждый день исполняется восемнадцать. Женя только отмахивался и повторял, что ничего ему не нужно. Почему же она не заметила? Почему хоть раз в жизни не могла подумать о ком-то кроме себя?

Ведь он звонил ей. Писал. Но Элина проигнорировала, не подумала, что могло быть нечто важное. А когда многим позже взяла телефон и прочитала первым и последним: «Прости меня за всё», не хотела верить. Молила: «Пожалуйста, пусть я ошибаюсь! Пожалуйста, не дай сделать этого!»

Она тут же сорвалась к нему. Родители смотрели косо, неодобрительно, но никак уже не могли остановить – им важнее репутация, и хоть раз в жизни это сыграло на руку. Когда серая хрущёвка показалась на горизонте, Элина не чувствовала ни рук, ни ног. Как будто боль и холод что-то могли значить. Считая окна и этажи, она заметила свет в его квартире. Тринадцатой. Счастливой.

И даже сейчас перед глазами стояла отчётливая картинка: незапертая дверь, окровавленная ванная, бледное тело, никак не реагирующее на её крики.

Женя лежал с закрытыми глазами, почти полностью погрузившийся в розоватую мутную воду. Его запястья, бёдра, грудь были глубоко изрезаны.

А на полу будто в божью насмешку звонил телефон.

Неизвестно сколько прошло времени, прежде чем Элина двинулась с места. Словно переключатель дёрнули, внутри образовалась чёрная беспросветная пустота. Ни одной эмоции, ни одной слезинки. Она позвонила Жениному отцу, друзьям. Те приехали раньше скорой, и отправили её домой, наверно, не желая ещё больше травмировать, но тогда всё казалось иначе: «Кто ты такая? Где была раньше?»

Элина не знала, что делать.

Как отмыть кровь со своих рук, как искупить вину, как ей теперь жить?

Поэтому, очутившись сейчас в этой крохотной комнате, только сильнее разозлилась, только сильнее задыхалась от страха. Что-то щёлкнуло в голове. Отравленное и давно больное. Элина забралась в ванную, вставила пробку и на полную включила самую холодную, ледяную воду. Может так придёт в себя?

Старательно выводимый Аделиной макияж растёкся, одежда промокла, но кого это волновало? Сгорбившись, обхватив колени руками, она подставилась под отрезвляюще колючие струи. Пусть трясло, а зуб на зуб не попадал, зато внутренняя боль затихала.

И всё равно этого казалось мало. Недостаточно. Мысли возвращались. Тогда Элина легла на спину и с головой погрузилась в воду. Шум в ушах окончательно заглушил всякие звуки. Один на один с собой. Один на один с пустотой. Пока лёгкие не начали гореть, она держалась, затем выныривала и опять по новой. Из раза в раз, из раза в раз.

Наверно, так могло продолжаться до бесконечности. Пока на десятой попытке за дверью не раздался чужой голос, а после и настойчивый стук.

Тук-тук. Тук-тук.

«Нет! Никого здесь нет, уходите! Уходите!» – молила она. Ведь только начало получаться!

Закрыв уши руками, Элина вновь набрала воздуха и нырнула. Стало тихо. Никто не потревожит больше. Никому она не нужна.

Но не успело укорениться внутри спокойствие и безразличие, как чьи-то руки с силой потянули вверх. Воздух неожиданно ударил в лёгкие, и она закашлялась.

– Эля! Давай же, очнись!

Её ощутимо встряхнули и попытались поднять.

Откуда он здесь? Нет, даже не так: почему не оставил без внимания, как целый месяц до этого? Именно сейчас решил сыграть добродетель?

– Что ты?..

Она не смогла продолжить – с такой силой дрожала. Вместо слов получались урывки.

– Всё хорошо. Посмотри на меня. Посмотри!

Демьян обхватил её лицо ладонями и убрал налипшие волосы. Он показался таким горячим, словно раскаленная печка, и оттого хотелось поскорее вернуться к успокаивающему холоду.

– Я тебя подниму, хорошо?

Только этого не хватало. Она закачала головой и попыталась встать, но странно – не могла даже и пальцем пошевелить. Словно опять попала в Путы Севира. Что такое случилось?

– Я…

Демьян и слушать не стал. Мазнув дыханьем по шее, не раздумывая даже, подставил плечо, обхватил поперёк груди и легко перекинул через бортик.

Герой, видите ли, спаситель.

Распластавшись на мокром кафеле, Элина не знала, чего больше хочет: спрятаться или накричать на него. Чёрные глаза с таким страхом смотрели, с такой ненужной заботой и волнением, что внутри всё сжималось. Но память нарочно подкидывала воспоминания прошедших дней. Как он замечал её в «Люмьере» и тут же бежал к выходу. Как делал вид, что сильно занят учёбой. Как надевал маску безразличия, и даже слова не говорил, будто не стояла она рядом – пустое место.

– Сейчас, сейчас, сейчас, – бормотал себе под нос.

Он дёрнул пробку в ванной и, не дожидаясь пока сольётся вода, выкрутил кран на середину. Затем опять повернулся к Элине, оглядел каким-то мечущимся растерянным взглядом, снял вдруг с себя пиджак и зачем-то укатал её.

– Да не умираю я. Успокойся.

Но эффект получился ровно обратный. Дёма запахнул пиджак сильнее и, будь там молния, точно прищемил бы ей подбородок. А дышал так шумно, будто марафон пробежал – Элина не понимала, зачем сама столь старательно вслушивается.

– Я понимаю, что Бельская задела тебя! Наговорила кучу лишнего, оскорбила Женю. Но это ведь не повод, – он запнулся и нехотя продолжил, – не повод мучить себя!

– Я не…

Словно мысли научился читать:

– Да конечно! А как это, по-твоему, выглядит? Неизвестно сколько просидела в ледяной, мать его, воде! А если бы я не пошёл за тобой? Если бы пришёл позже? Пойми, никакие силы не излечат смерть!

Внутри медленно зарождались обида и раздражение. Может, потому что раз за разом тот попадал в точку?

– С каких пор тебя опять стала волновать я?

– Ты всегда меня волнуешь, – что удивительно, даже не стушевался и не пошёл на попятную.

Элина прямо посмотрела на него, за своим праведным гневом не чувствуя ни привычного смущения, ни раболепного восхищения. Теперь настоящая она перед ним, неидеальная и не пытающаяся изо всех сил быть идеальной. Пусть думает, что хочет. Пусть смеётся, пусть отворачивается, пусть уходит.

Никто никогда не полюбит её такой.

Всем станет легче.

– Что тогда происходило весь этот месяц? Ты не избегал меня? – единым духом она вывалила все свои ночью выдуманные причины: – Я сделала что-то не так? На балу может? Во время нападения? Или на посиделках сказала не то? Обидела кого-то?

– Нет…

– Так объясни мне! Сколько бы ребята не говорили: «Всё в порядке, это пройдёт», я ведь видела, как всем вам некомфортно стало рядом со мной!

Демьян молчал. Просто наблюдал за водой, медленно набиравшейся в ванну. Вот значит как?

– Не следовало мне вообще приходить, – кусая губы, выдавила Элина.

Она попыталась приподняться и – о чудо – получилось. Хотя пусть всё тело словно пропустили по кусочку через мясорубку, не всё было так плохо. Живучая. Удалось даже сделать парочку мелких шаркающих шагов, прежде чем перед ней встала распахнутая настежь дверь. Очевидно выбитая. Та безвольно болталась на петлях, и уже никто никогда не закрыл бы её на замок. Серьёзно? Это Дёма сделал? Из-за неё? Сколько же силы надо было? И сколько затем будет проблем?

– Подожди, – он схватил её за руку. Может дело в освещении или мерцании фонарей за окном, но его щеки будто приобрели розоватый цвет, – давай поговорим. Просто поговорим? Тебе нужно отогреться, ванная набралась. По такому холоду я всё равно тебя никуда не пущу.

Как же хотелось просто довериться кому-то. Тем более ему. Но так часто ей делали больно, ранили, смеясь над доверчивостью, что стало страшно. Внутри боролись две крайности. Сердце и разум, «да» и «нет», смелость и одиночество.

Она не догадывалась даже, что давно проиграла. Тело решило всё само, не размениваясь на глубокие думы, и последовало туда, куда повели. Демьян крепко сжимал её ладонь и бормотал, с каждым словом теряя всякую уверенность.

– Я помогу тебе, хорошо? Буду держать. Но если не можешь, скажи, и я подниму опять. Хорошо?

От помощи не отказалась, хотя слишком наглеть тоже не стала – и так от стыда не скрыться. Проще сразу умереть. Поначалу вода показалась чуть ли не кипятком, но на деле была всего лишь тёплой. Тогда же Элина заметила, что вместе с чужим пиджаком как-то стянула и свой, потому осталась в туго сдавливающем грудь топе. Вещи Аделины, даже самые свободные, явно не предназначались для её размеров. Может поэтому Демьян старательно отводил взгляд? Элина точно ощущала себя не иначе как голой. Хуже того шрамы: на плече – белый и вздутый, на запястьях – тонкие и забытые.

Подтянув колени, она постаралась не отвлекаться. Демьян сел обратно на пол и, положив локти на бортик, посмотрел так доверчиво и открыто, что хотелось оставить всякие обиды, потрепать по голове… Но не сегодня.

– Говорим, значит?

На её упертость он лишь улыбнулся.

– Да, – и глубоко вздохнул, словно собирался признаваться в семи смертных грехах. – Наверно, для начала я должен извиниться. Правда. Прости. Я не задумывался, как всё это выглядело с твоей стороны. Но на самом деле…

Стоило приблизиться к главному, как снова замолк. Теперь Элина отчётливо разглядела румянец, больше всего задевших кончики ушей.

«Он так близко», – предательская мысль взбудоражила кровь.

Наблюдать его издали стало таким привычным. Успевать зацепить лишь расплывчатый силуэт в толпе. А сейчас она опять могла любоваться им так безнаказанно близко.

Соберись.

– Дёма?

– Вот думаю сейчас об этом, и мне ужасно стыдно.

– Что может быть хуже? – намекала на своё положение. Который раз представала перед ним вся в слезах, разбитая и убогая.

– В ту ночь, когда сорвался бал и на нас напали… Я понял, до чего самоуверенным был всё это время. На полном серьёзе думал, будто знаю каждый шаг наперёд. Да большинство из нас разочаровались! Такие слабые и беспомощные, поддавшиеся панике, мечущиеся и мешающиеся под ногами. Я такой же. Знаешь, одно дело читать и изучать техники боя, совсем другое сражаться по-настоящему, пытаться что-то планировать, когда на счету секунды. Совсем как тогда, на озере: непонимание и огромный страх.

– Правда? Мне казалось, ты один тогда осенью не растерялся. Предложил идти к барьеру, и кто знает, если бы не мои руки, всё вполне сработало бы. И – заметив, его попытки возразить, качнула головой, да так что пара капель попали ему на лицо. – Ой, прости.

Хихикнула неловко, нарушая всю устоявшуюся серьёзность и важность момента. Прежде чем успела подумать, сама потянулась к чужим щекам, пытаясь исправить оплошность. Но когда губы под пальцами растянулись широкой улыбкой, до неё дошло, что натворила.

– Боги, какая глупая, – заговорила почему-то шёпотом и быстро отдёрнула руку. – Прости, пожалуйста.

– Ничего. Если цена того, чтобы сидеть тут рядом, просто промокнуть, я только рад заплатить.

Не зная, как реагировать, Элина отвела взгляд. Что за неудачная шутка.

– Что я хотела ещё сказать, – возвращение к началу было её единственным выходом. – Пока находилась в лазарете, Терций приходил ко мне. Рассказал, как все вы отлично справились в тот день, а ещё, конечно, чем всё в итоге закончилось. Пусть и большей частью были его любимые теории заговора и слухи. Но он очень даже хвалил тебя. Вы помогали Безмолвным, спасли много ребят от лап Теней. И к тому же ты помог мне, до целителей донёс. Я едва ли соображала, когда кинулась на Мороза. Если Оглянка-то через раз получается…

Всякая весёлость пропала с его лица. Демьян опустил руку в воду и уязвлено молчал, пока придумывал музыку, состоящую из всплесков и переливов.

– Ты ошибаешься, – хрипло ответил где-то бесконечность спустя, да так что Элина старалась лишний раз не дышать. – Я не сделал ничего. Ни-че-го! В отличие от тебя. Даже взрослые испугались и так запаниковали, что не понимали, как им избавиться от всей нечисти, как помешать заложному. Только ты одна сражалась по-настоящему, полезла на рожон и опять оказалась ранена.

– Не говори глупостей. Едва ли я тогда могла думать, просто поступала на эмоциях, да и ничего такого уж особенного не сделала…

– Сделала. Это так. Поверь мне, это так. Ты храбрая, очень и очень храбрая. А я так и остался слабаком и трусом. Ненавижу себя за это.

Элина широко распахнула глаза, до конца не веря сказанному. Это же Дёма. Идеальный Дёма, который никогда не боялся защищать слабых и влезать в драки. Дёма, который каждый день изнурял себя тренировками, чьё тело так болело и ныло вечером, что не могло двигаться. Дёма, который из раза в раз спасал её, утешал и повторял: «всё будет, верь, ты справишься».

Как он мог говорить такое?

– Дёма, ты не слабый, – голос дрожал. – Наоборот, очень и очень сильный. Спроси любого, никто не скажет, что ты слабый…

– Они просто ничего не знают, – иронично хмыкнул, но после уткнулся лбом в скрещенные руки. – Я должен быть сильным. Я должен защищать родных мне людей. Знаешь, что тогда моя бабушка свалилась в обморок от истощения, потому что только и делала, что держала над нами барьер? Десма и вовсе так оберегала Каллиста, что умудрилась получить сотрясение – потолок обрушился, представляешь? А я просто жалок. Разве достоин быть рядом? Не мог даже смотреть тебе в глаза, потому что каждый раз сгорал от стыда, потому что не уберёг. Я ведь видел, как этот заложный ранил тебя, как ты рухнула. Помню, как держал на руках и молился всем Богам сразу, лишь бы успеть. Ещё бы десять минут, и скверна успела добраться до сердца. Немного и началось Скарядие…

Как получилось, что она ничего не знала ни о Десме, ни о бабушке, ни о своём Скарядии? Никто даже словом не обмолвился. Но сейчас не было ни злости, ни обиды. Его слова, его чувства словно стали её собственными. Такими понятными и родными. Но дело ведь не в ней. Что же так сильно испугало?

– Но всё закончилось хорошо? – Элина хотела звучать уверенно. – Значит, нет смысла и дальше тянуть это, постоянно вспоминать и думать. Ничего уже не исправить, остаётся только принять и жить дальше…

– Женины слова?

Показалось таким странным. Элина ни разу не упоминала Женю при нём. Но после громогласной Лили не было смысла удивляться, может уже и вся Академия в курсе.

– Да. Но уже и мои тоже, – украдкой заглянула в глаза. – Я знаю, как легко винить себя во всём, даже в том, что от тебя не зависело.

– Я боюсь, что в следующий раз ошибусь опять. Боюсь, что не обойдётся так просто.

– Так уверен в следующем разе? Но даже если…

– Эля!

В проёме вдруг показалась вся «одарённая» четвёрка. И Элина, и Демьян успели позабыть, что вообще-то находятся в самом разгаре многолюдной вечеринки.

– Зачем ты залезла в ванну?! А мой макияж? Ты совсем?!..

– Прости, – на самом деле совестно не было.

Вместо этого Элину затопило разочарование. Теперь этот разговор никогда не будет закончен! Демьян ведь впервые открылся ей, впервые доверился. Она даже находила верные слова! Вот почему когда надо, их не дождёшься, а сейчас – тут как тут!

Демьян поднялся, сразу сделавшись отстранённым. Не обращая внимания на Аделину, подал Элине руку и помог выбраться, до конца стараясь придерживать. С неё буквально ручьём стекала вода, и опять стало так холодно, что зуб на зуб не попадал.

– Я…

Не успела ничего сказать, как ближе подошёл Аврелий и, зашептав что-то под нос, невесомо провёл ладонью где-то над её головой. Тогда же окатило привычной волной тепла, вещи высохли, а волосы намагнитились.

– Спасибо.

– Пустяк. Ты?..

Но меж ними вклинился и до того удивительно долго сдерживавшийся Измагард:

– Не говори мне, что из-за этой Лильки нюни развела? Серьёзно, нашла бы кого получше! Её так иногда заносит, а особенно после Маргариты, нечего и слушать, – и словно в оправдание, быстро сменил тон и протараторил. – Я уже ей всё высказал. Отослал проветриться. Её поведение, конечно…Не допущу, чтобы на моей вечеринке, мою гостью поливали грязью! Её-то сюда никто не звал.

Вот так новость. Значит, не в бровь, а в глаз попала?

Взгляд невольно зацепился за Севериана, непонятно зачем последовавшего за остальными. Ясно ведь было, как ему противна она. Как в том споре уверенно поддержал бы Лилю. Точно не «жалкую, никому не нужную» Элю. Во всём ему ненавистную. Он, словно почувствовав, тоже поднял голову и посмотрел в ответ.

– …Поэтому можешь спокойно возвращаться. Самое интересное только начинается! Пока все ещё приличные и зажатые, но пройдёт часик – их и не узнать будет! Отныне!..

Тут уже сама неуверенно помотала головой и пожала плечами. Как после всего произошедшего можно было вернуться? Да только зайдёт, все тут же начнут смеяться и тыкать пальцем. Кошмар наяву.

– Я наверно всё же лучше пойду к себе.

– Даже не думай! Я обещаю, будет круто, слово даю! Пусть только кто посмеет чего – сразу головы сверну!

Элина всё ещё сомневалась. Легко ему говорить: куда ни придёт, сразу становится душой компании. А она не такая, никогда не была такой.

Как будто здесь могло быть иначе?

– Хватит отнекиваться. Ты идёшь и всё, – заключила Аделина. Встав лицом к лицу, она сжала её щеки и оценила масштаб работы. – Сколько я говорила: «развейся, наконец». В чём польза сидеть в четырёх стенах? Вот шанс тебе на мгновение забыть обо всём.

– Может, дашь ей самой решать? – неожиданно вступился Демьян.

Ей было и радостно, и неловко. Боясь, как бы резко не накалилась атмосфера, пошла на попятную.

– Я уже привыкла. Всё в…

– А тебе-то какое дело? Не с тобой разговариваю. И вообще это был дружеский совет, между нами, девочками.

– Да, конечно, дружеский, – его пальцы крепко сжали её предплечье. – Делаешь вид, словно самая главная тут, больше других знаешь. Хоть бы раз повела себя, как нормальный человек.

– Кто бы говорил! Что-то последний месяц тебя ни сном, ни духом…

Когда встрепенулись остальные, тогда и Элина решила объявить перемирие. Она никак не могла поверить, что эти двое устроили спор из-за неё. Кому скажи, не поверят.

– Тайм-аут, тайм-аут, – и обращаясь по большей части к Аделине, примирительно заключила. – Я останусь, ладно? Но ненадолго. Вряд ли получиться веселиться.

– Вот. Так бы сразу.

Глава 26.

Прежде чем Элина могла вернуться, остался ещё один «очень важный» момент. Аделина, выгнав остальных из комнаты, достала из, на первый взгляд крохотной, сумочки настоящий набор визажиста с кучей кисточек, палеток и помад.

– Может, тебе всё же не надо на госслужбу? Такой талант пропадает.

Та, как всегда, категорично оборвала:

– Хобби – это не работа.

Аделина всеми правдами и неправдами пыталась вызнать, о чём таком они говорили с Демьяном, но ещё важнее что же Элина забыла в ванной. Вот только вразумительного ответа не дождалась и, на всех злая, повела её обратно в зал.

За это время перемены в настроениях были незначительны. Ребята танцевали, общались, пили и смеялись. Просто все стали чуточку раскрепощённее и громче. Страшно представить какими будут пару часов спустя.

Кассиан, широко улыбнувшись, вновь передал ей шипучку, а Аделина, наказав выпить как минимум три бутылки, отвела в зону так называемых игр. Здесь прямо на полу расселись две разношёрстные группы. Одни, образовав круг, попеременно играли то в фанты, то в крокодила, то в «я никогда не», а иногда доходили и до банальной бутылочки. Другие, примостившись позади, наблюдали и вставляли едкие комментарии.

Элина подобралась ближе к Измагарду, который скорее руководил всей процессией, нежели принимал участие. Рядом нашлись Каллист и Терций. Оба участвовали в игре, сейчас это было «я никогда не».

– Если так продолжиться, меня не откачают и к утру, – смеялся Терций, принимая бокал с чем-то бурлящим и буквально светящимся в темноте.

– Твоя вина, что ещё не был влюблён ни в одного из нас!

– Но если ищешь кандидатку, я всегда твоя, – выкрикнула девушка напротив него.

Общий смех заглушил ответ, и Терций, махнув рукой, залпом выпил коктейль. Под одобрительный свист он поморщился и, схватившись за Каллиста, показал большой палец вверх.

Игра пошла дальше. Только эти двое с одинаково комичными лицами вдруг уставились на Элину. Им потребовалось несколько минут на осознание, а затем они буквально вывались из круга, не слыша никаких возмущений в спину.

– Весело у вас тут, – неловко улыбнулась.

Оба двигались неуклюже, но это не помешало наброситься и задушить её в объятьях. Особенно усердствовал Каллист, так что и кости бы хрустнули.

– Как ты, принцесса? – Терций крепко держался за их плечи, ведь трость оставил валяться где-то на полу.

– В порядке. Мне ли не привыкать.

– Надо было нам сказать! Быстро бы разобрались и показали, где место, – но уловив её крайне скептический настрой, смутился, и продолжил уже о другом. – Значит, помирилась-таки с Дёмой?

– Можно и так сказать. Но до чего глупые причины у него.

Каллист активно закивал, а после приложился виском к её виску. Элина опешила от такой близости, но отстраняться не спешила.

– Мы говорили ему! Даже не представляешь, как часто и как много. Но нет, он же упёртый баран, если решил что-то – всё, хоть сразу в землю ложи и поминай.

– А сам себя зовёт «человек-принцип».

– Не думаю, что кто-то захотел бы зваться «человек-упёртый баран», – она засмеялась.

Шутку оценили.

– О, смотри! – музыка стала стихать, а на импровизированной сцене, куда так усиленно тыкал пальцем Каллист, появились четыре человека. – «Мечтатели». Первый и последний раз. Я едва уговорил Дёму!

Пока ребята подготавливали инструменты, из толпы вынырнул Измагард и под подбадривающие нетерпеливые возгласы декларировал:

– Да, да, вы всё правильно поняли! У нас будет на бис давно почившая, но как видите, сегодня восставшая группа. И всё ради этого вечера, ради вас, ради меня! Так что давайте встретим их громкими-громкими аплодисментами!

На сцену направили несколько прожекторов-фонарей, и теперь каждый из четверых парней виделся как на ладони. Да только Элина всё равно смотрела на одного лишь Демьяна, удивительно весёлого и расслабленного под пристальным взглядом десятка пар глаз. Он настраивал красную электрогитару и абсолютно точно не вслушивался в слова Измагарда, полностью уйдя в ещё не начатую песню.

– Смотри, а то челюсть потеряешь, – рассмеялись ей прямо в ухо. – Хотя тут половина таких же – очарованных и поверженных. Он у нас парень красивый, видный, популярный…

Щёки вспыхнули. О Боги! Неужели она так очевидна? Если подумать, наверно и Демьян уже давно в курсе…

– Я просто очень жду, когда начнут, – сама себе не поверила бы. – Ни разу ещё не видела его на сцене. Только в репетиционной. Здесь он явно в своей стихии.

Парни перемигнулись, и Терций добавил:

– Это так. Если бы не его дотошная бабушка и ответственность перед Родом, кто знает, может у нас появился бы ещё один гений. Музыка для него нечто большее, чем просто набор звуков. Но сегодня его последнее выступление. Поэтому смотри внимательнее и наслаждайся.

Элина подняла голову и поймала взгляд Демьяна, наблюдавшего за ними. Ребята стали размахивать руками и кричать слова поддержки.

Разве справедливо обрезать ему крылья и заставлять делать то, что якобы должен? Почему у одних есть свобода, но они не знают для чего существуют, а у других её нет, но они борются и выгрызают своё будущее?

Теория равновесия на практике. Она с радостью обменялась бы с Дёмой судьбами, отдавая навсегда ненужную свободу.

Измагард, наконец, отошёл в сторону. А солист объявил песню:

– Эта заставит вас двигаться! Погнали! «Меч-та-те-ли»!

Спасибо всем Богам, это был рок. Громкий ритмичный рок, под конец которого у половины слушателей болели не только головы, но и всё тело сразу. Для Элины стало неожиданностью, с какой теплотой приняли нечто подобное. В её школах вечеринки проходили под что-то клубно-электронное, само по себе безжизненное и пошлое. Хотя если судить по плейлисту именинника, с завидным усердием включавшего Abba, The Smiths и Queen, закрадывалось подозрение, что выбора-то особо ни у кого и не было.

Прошли несколько одинаково мощных песни, во время которых Элина явно была где-то не здесь, спроси кто, не назвала бы и строчки. Казалось, за этот вечер ей, наконец-то, удалось увидеть Дёму настоящим, цельным. До этого он прятался, показывая только рваные кусочки всей картины, случайно выпавшие из кармана. А сейчас сложился в пазл, словно отдав последнюю часть прямо ей в руки. Сама не замечая, Элина смотрела только на него.

А очнулась, когда следующую песню взялся объявлять он сам, голос разнёсся по всей комнате.

– Ну что, вам понравилось? – ответ был очевиден, толпа взревела воодушевлённо. – Отлично! Потому что сейчас мы сыграем такую песню, какую до этого никогда не играли. Она сильно отличается от всего нашего репертуара, больше лиричная и эмоциональная. Кто смелый – испытайте удачу, не стойте на месте. Признаюсь честно, написал её я, так что все камни кидайте в мой огород. Главной хотелось донести одну простую истину: «не бойтесь любить и быть любимыми»… Ах, да, а ещё забыл предупредить, что на сегодня эта песня станет последней. И скорее всего навсегда.

Начало смешалась с жалобами и сожалениями. В отличие от остальных песен здесь Демьян скорее исполнял роль солиста, нежели гитариста. Мелодия и правда была медленной и тягучей, приглашая разделиться на парочки и признаться в любви за танцем.

Мне однажды приснилось счастье

С утренним солнцем и горьким поцелуем

В комнате, где не спрятаться от бури

Где был я и где была ты.

Элина стояла посреди кружащихся тел, и единственная вслушивалась в лиричные строки. Что-то отзывалось в ней тоскливо и нервно. Заворожённая, она поймала взгляд Демьяна. А может ей показалось?..

Это то, что не сказать словами

Это то, что забыть сложно

Твои глаза усталые чайные

И испачканные синим волосы

Рука дёрнулась к отросшим прядям, но на языке уже вертелся десяток девчонок, решивших «добавить перчинки в образ». Даже Аврора до недавнего времени.

Ты – мелодия сердца

Ты – проросший цветок глупого Принца

Я боялся сделать больно

Я боялся опять ошибиться

Демьян зажмурился и улыбнулся, готовясь оставить часть своей души в сегодняшнем вечере. Разве можно им было видеть так много? Элина давно задыхалась от его чувств.

Навсегда во мне останешься

Любую боль за тебя выдержу

Лишь обнимай меня крепче, милая

Сильным сделай и непобедимым

Сон закончится где-то в апреле

Взгляд потухнет, мир огрубеет

А я найду тебя по улыбке

И рукам, что как раньше греют.

После такого выступления Элине сложно было вернуться в реальность. Каллист толкнул её в плечо и засиял самой очевидной из всех очевидных улыбок.

– Не хочешь подойти?

– Давид и так никого не пропустит, – помотала головой, чувствуя странную панику. Ей перестало хватать воздуха.

– Знаешь же, что ты исключение.

Впервые не хотелось думать, не хотелось зацикливаться и искать подвох в каждом слове. Она всегда усложняла. Неуверенно пожала плечами. Каллист же понял по-своему и тараном протащил к Демьяну. Тот, окружённый десятком очарованных девчонок, уже без извинений и вежливости отбивался от внимания:

– Пожалейте себя, идите лучше танцуйте. На что я вам сдался?

Не преминул вклиниться и Каллист:

– Правильно. Хватит путаться под ногами. Вам ничего здесь не светит, так и прекращайте строить из себя милых и интересных. У него вообще-то девушка есть.

Как будто случайно и абсолютно невинно, он метнул взгляд в сторону Элины. Всем понятный намёк без намёка. А та даже выдавить ничего не сумела, лишь головой замотала, не ожидая такой глупой шутки. Чужие злобные взгляды, желавшие смерти, не придавали уверенности. Но с заминкой девушки и правда ушли, громко возмущаясь и повторяя: «Мы всё равно самые лучшие, не то что!..»

– Прости, – Демьян ближе подошёл, неловко лохматя чёлку, – Каллист не умеет шутить.

– Эй, но сработало ведь! Тебе помог, они ушли. Значит, всё я умею!

– Всё, но не шутить.

– Принцесса, скажи ему!

Но Элина, излишне близко принимающая к сердцу всякие мелочи, ответила правдой:

– Дёма прав.

Прежде чем Каллист успел начать истерику – пьяным, он всё больше походил на Измагарда – его подхватил под руку Терций.

– Кажется, кому-то нужно немного свежего воздуха.

– Но!..

– Мне. Проводи калеку, – а увёл так быстро, что и подумать не успел.

Они остались вдвоём, лишь позади маячили ребята из группы, громко ссорившиеся из-за не откручивающихся тарелок на барабанной установке.

Всё в Элине хотело спросить, что же на самом деле значила та песня. Показалось ли ей? Но как спросить прямо? Как выдавить хоть что-то? Демьян закинул чехол с гитарой за спину и, вздохнув, поднял усилитель.

– Нужно отнести в комнату, – мотнул головой вверх.

– Я помогу.

Он улыбнулся и передал ей гитару. Удивительно быстро они покинули шумный зал. Элина всё боролась с собой и, наконец, смогла выдавить:

– Эта песня…

– Понравилась?

– Да, очень. Не представляю, как ты её написал.

– Вдохновение, – и продолжил с нежностью. – Даже менять ничего не пришлось. Всё идеально. Нота к ноте, слово к слову. Мой последний шедевр.

Так много хотелось сказать и спросить, да где же взять смелости? Чего так боится? Правду узнать?

Ничего в ней не поменялась! Хоть пусть всё перевернётся с ног наголову, Элина Левицкая останется пустышкой.

Остановившись у одной из белых дверей, Дёма стал искать ключи в карманах, но вдруг остановился:

– Кстати, не хочешь забрать? – указал на гитару.

– Она же твоя.

– Я не буду больше играть. Жаль, если просто будет пылиться.

– Ты серьёзно?

– Мне скоро восемнадцать. Пора бросать «детские забавы» и начинать «взрослые дела».

Лишь бы не смотреть ей в глаза, он в два поворота отворил дверь и зашёл внутрь. Нервозность не помешала Элине ответить:

– Терций сказал это из-за дел Рода. Но, не понимаю, почему нельзя как-то совмещать? Это ведь несправедливо! У тебя талант, и как можно так легко отказаться от него?

В темноте сложно было что-то различить, но Демьян, нащупав переключатель на полу, прибавил света. Похожая на ту, что у Каллиста, гирлянда жёлтым выводила фразу: «Words are very unnecessary, They can only do harm».

В тенях рождались предметы, и Элина с искренним восхищением обвела взглядом стены. Они полностью состояли из квадратов и прямоугольников – плакатов рок-групп. Навесные полки ломились от книг и, казалось, рано или поздно свалятся кому-нибудь на голову. Ни соринки, ни пылинки: всё по своим местам. На стойке в ряд расположилось несколько гитар: от акустики до баса. Но больше всего взгляд приковал виниловый проигрыватель и аккуратный ряд пластинок.

Всё здесь дышало музыкой! Это ведь буквально часть него, так почему с такой легкостью готов пожертвовать, избавиться и забыть?

– И ты ещё что-то говоришь. Тут настоящий рай. Как Терций ещё не выгнал?

Поставив усилитель на стол и забрав гитару, он тоже посмотрел на плакаты, но ответил о другом, вновь избегал темы.

– Он в другой комнате живёт. Так что у меня полный карт-бланш.

– Почему я думала вы соседи?

– Потому что не отлипаем друг от друга? – засмеялся. – В детстве нас называли сиамскими близнецами. Особенно бабушка, ведь всё лето мы проводили у неё. Постоянно сбегали от нравоучений и прятались в нескошенном поле.

– Могу её понять. Вы точно были неуправляемыми.

– О да! Ты не видела, как Терций мог целый спринт пробежать за секунды, лишь бы не попасться с разодранными штанами.

Неумолимо её догнала мысль – а сейчас? Так сложно было представить его без трости и слепоты: счастливым и здоровым, резво покоряющим просторы. Демьян похоже уловил эту мысль и подошёл ближе, качая головой.

– Прошлое нельзя изменить. Если бы я видел… Да что и толку? Повлиял бы, изменил? А может такова воля Богов? Может, только пройдя через это, он понял бы, как стать счастливым?

– Лучше думать о том, что здесь и сейчас, – настояла, разглядев такую знакомую вину на его лице.

– Ты права, – хотел было уже уходить, но вновь указал на гитару. – Уверена, что не хочешь забрать?

– Куда мне вторая? Я и на своей-то редко играю.

От такой настойчивости становилось неловко. Но она понимала, что пылиться гитара будет уже у неё.

– Ладно, – просто пожал плечами, и они пошли обратно. – Тогда осчастливлю Давида. Не зря же плакался, как им не хватает оборудования. Теперь не отвертится, что некого на сцену ставить.

– Всё-таки жаль, что «Мечтатели! не будут больше выступать. Я могла бы стать вашей фанаткой. Вы удивительно точно попали в мой меломанский вкус.

– Не надейся, – сказал, вроде смеясь, но на деле серьёзно. – Всё уже решено. Этой группе давно пора уйти на покой. Наша самая первая проба пера. О будущем тогда никто даже не задумывался. Просто пели и играли. После нас в любом случае появятся другие. «Кроты», например. Уже сносно выступают.

– Ты знал, какой же до ужаса упрямый?

Они опять приблизились к кругу игроков. Из знакомых там был только Севериан, наблюдающий со стороны за бутылочкой. Вместо должного веселья на лице красовалась глубокая задумчивость – витал где-то в облаках, не замечая никого. За неимением лучшего Демьян протиснулся к нему. Элина плелась рядом, хотя единственным желанием было убраться как можно дальше. В чём смысл им притворяться друзьями?

– Прохлаждаешься? – Демьян встал напротив, закрывая всякий обзор.

– Ага, прекрасными видами любуюсь, – съязвил на автомате, неосознанно выпрямляясь.

Элина пыталась сделать независимый отрешённый вид, но помня, как легко её читали другие, боялась, что выглядит просто жалко.

В какой-то момент Демьян ткнул Севериана под рёбра и, пока тот не успел прийти в себя, потащил куда-то в сторону. Элине бросил лишь:

– За напитками.

Однако ей прекрасно было видно, как, стоя в очереди, двое что-то зло друг другу доказывали.

Наверно, она должна сделать вид, что ничего не заметила?

Лишь бы не подпитывать любопытство, стала наблюдать за «игрой». В центре внимания был Валера, походивший на икону моды в своём красном вельветовом костюме. Вот закрутилась бутылочка. Девушки не сводили с неё взгляда, а парни, наоборот, зажмурились и, скрестив пальцы, как один молили: «Чур, не я». Когда та остановилась, все дружно выдохнули. Элина не видела, кому выпала роль счастливчика, но, когда к ней вдруг обратился сам Лера, успела перепугаться.

– Мне кажется или указывает на тебя?

Сказано было таким глупым тоном, словно пресловутое: «Твои родители случайно не?..» На глазах у кучи людей это представлялось насмешкой, неуклюжей шуткой. Догадываясь, как выглядит, Элина быстро открестилась, пряча дрожащие ладони за спину.

– Кажется. Я ведь не участвую.

– А жаль, – и подмигнув ей, он переключил всё внимание на настоящую «победительницу».

Так она подумала. Казалось, можно выдохнуть спокойно, посмеяться с ситуации. Только Валера будто зациклился и, склоняясь к чужим губам, смотрел вовсе не на красотку Машу, а на Элину. Смотрел прямо в глаза, и в этом было так много неправильного и чего-то постыдного, что единственной мыслью билось: «беги, беги, беги».

Но она ведь пообещала себе исправиться, перестать избегать всего и вся. Поэтому на подобную выходку лишь закатила глаза. А когда отвернулась, заметила Севериана с двумя бокалами чего-то прозрачного и негорячего.

– Время зря не теряешь?

Неужели видел всё? Даже выходку Леры? Поначалу Элина смутилась и испугалась, но затем принялась ругать себя: до сих пор так важно его мнение? Как будто до этого была для него кем-то правильным и идеальным.

– А Дёма где?

– С экс-группой своей о чём-то толкует.

Между ними повисла напряжённая тишина. После всего сказанного, разве могло бы иначе? Хотелось узнать, для чего Дёма увёл его. Почему стоит тут наравне с ней, а не танцует? Почему не с остальными?

Ей должно быть всё равно.

Поболтав жидкость в бокале, Элина, ничего уже не боясь, выпила до дна. Куда только делась осознанность? Вкус напомнил какую-то травяную настойку на водке. Бабушки таким мажут поясницы и колени. В общем, не очень-то и приятную. Зато Севериан рядом даже не морщился, смаковал по глоточку.

Интересно, насколько длинное сегодня меню? Кажется, Кассиан превзошёл сам себя.

Она и не заметила, как медленно, но верно мир становился смазаннее и чуточку приятнее. Даже не поняла, когда начала тихо подпевать песне на танцполе и мотать головой в такт. Так хотелось на самом деле забыть обо всём: о себе, о проблемах, о чужих ожиданиях. Жить моментом, а не бесконечно сожалеть о том, чего не случилось.

– Вот вы где! От нас прячетесь?

Их заметил Измагард. Тот вёл ни капли не сопротивляющегося Каллиста под руку. По блестящим лицам и выдавливаемым с придыханием словам, легко понять, что ещё недавно танцевали.

– Мне наоборот кажется на самом виду? – скучающе ответил Севериан. – Просто кто-то слишком увлёкся.

На такой недовольный тон Измагард лишь улыбнулся шире, нисколько не обижаясь. Шепнув что-то на ухо Каллисту, теперь взял в оборот Элину.

– А ты? Собираешься следовать примеру этого зануды?

Она пожала плечами. Такой настрой, похоже, ему не понравился – «все должны веселиться на моей вечеринке!» Даже Каллист закатил глаза. Вдвоём они окружили её и буквально потащили в круг шумных, несмолкаемых игроков.

– Вы серьёзно? – даже алкоголь не спасал от тревоги. – Может не надо?

– Надо. Подумаешь, поругались с Севером. Это же не повод отказываться от праздника!

Если бы дело было только в этом. За ними наблюдала куча людей. Она уже опозорилась раз, и честно боялась, что второго просто не выдержит. Но Измагарда сейчас даже поезд не остановит. Ворвавшись в круг, он привлёк чужое внимание и без всякого стыда или сомнения объявил:

– Сколько можно одно и то же? Успеете перецеловаться! Давайте в фанты! Я что зря бумажки всю ночь резал?

И ведь никто перечить не стал. То ли действительно поддерживая, то ли беспокоясь, что он «хозяин» и может выгнать, стоит сделать что-то не так. Усадив их с Каллистом напротив себя, Измагард вызвался ведущим. Заполучил два мешочка: один с действиями, другой с вопросами, и принялся рассматривать лица.

– Кто же хочет стать первым?

Элина не метафорично скрестила пальцы. Каллист это заметил и, покачав головой, взял её ладони в свои:

– Расслабься. Это просто игра. Здесь все позорятся.

Не успела ответить, как уже вызвался доброволец. Это был Валера. Измагард окинул его полным сомнения взглядом, но ничего не сказал, а поступил подобая ведущему:

– Правда или действие?

– Для начала, пусть будет правда.

Измагард достал бумажку из одного из мешочков и прочитал громко:

– Есть ли среди присутствующих человек, который тебе нравится?

Как будто только этого вопроса и ждал. Оглядев каждого сидевшего в кругу «многозначащим» взглядом и остановившись на Элине, сидевшей так некстати прямо напротив, уверенно сказал:

– Да, есть.

Боги, во что она ввязалась? Кому он умудрился проспорить? До этого, вторя другим, поливал грязью, а тут вдруг начал делать вид, что заинтересован. Думает, одно доброе слово и она растает?

Измагард разделил её чувства и поспешил перейти к следующему в круге. Так пошла череда сомнительных вопросов и не менее сомнительных желаний. Одному старшекласснику пришлось делиться своими постельными успехами, другому – устроить какому-то бедолаге с танцпола признание в любви. Чем ближе подбиралась очередь Элины, тем меньше она вслушивалась и смеялась. Ладошки стали мокрыми, и чтобы не мучить Каллиста, убрала их на колени. Всё равно подошла его очередь. Следующая она!

– Правда, – выбрал.

Измагард точно задумал что-то. Каллист, иного и не ждав, скрестил руки на груди и приготовился быть стойким и непоколебимым.

– Опиши свою идеальную вторую половинку, – смех не дал запутать, он собирался внимательно слушать каждое слово.

– Этот человек должен быть, – задумался на секунду, выбирая по какому пути идти, и выбрал-таки шутку. – Тихой, скромной девушкой, придерживающейся традиций. Она должна нравиться моей семье и друзьям. Поддерживать меня во всём и быть согласной, даже если сама так не считает. В общем, полностью похожей на меня.

Измагард очевидно ждал не этого – где же правда? – но быстро уловив суть, одарил Каллиста тысяча и одной улыбкой искреннего веселья и счастья.

Только Элина не могла оценить должно их переглядки. Уговаривала себя: «Ничего сложного, ничего страшного. Ты сама этого хотела». И вот на вопрос Измагарда ответила вторя большинству:

– Правда.

Но на самом деле сама решила – проще ведь ответить на вопрос, чем исполнять чужие прихоти, переходящие всякие границы. Хотя сидя в этом круге в любом случае никуда не деться…

– Самая постыдная ситуация с тобой произошедшая.

И в голове образовалась пустота. Под десятком глаз ей тем более невозможно было ничего вспомнить.

– …Прямо сейчас? Потому что, честно, не могу вспомнить ни одного достойного случая.

– Так мало было? – вскинул Измагард брови.

– Наоборот, много! Я их просто перестала замечать.

Тогда он доблестно пришёл ей на помощь. Никогда не узнать ему, сколько в тот миг вспыхнуло в ней благодарности. Дружить с ним было куда лучше, чем молчаливо враждовать.

– Как насчёт того с Аглаей Авдеевной и окном?

– О Боги, откуда ты знаешь?

– Мои уши везде, – нарочно оттопырил их на манер локаторов.

– Страшно, очень страшно, – хихикнула нервно и заставила себя собраться с мыслями. – Да, в общем, (прозвище) как обычно оставила меня после занятий, чтобы проверить конспекты и сказать, как всё плохо. Но мы задержались, точнее это она уж очень сильно хотела доказать, что зря я вообще родилась и зря сюда заявилась. Наверно, меня и правда всё достало. Прямо у неё на глазах я развернулась и сиганула в окно. Второй этаж, но повезло, что снег навалил, даже ничего не почувствовала. Зато (АА) клялась убить ещё убедительнее. Я не подумала, что на следующий день у нас опять её урок и убежать больше не получится.

Рассказав эту до ужаса глупую историю, забытую лишь бы не унижать себя, Элина вдруг почувствовала удивительную лёгкость, даже веселье. Игра перестала казаться чем-то неимоверно страшным и стыдным. Может, потому что рядом были те, кто готов поддержать? Теперь она видела и слышала каждого, смеялась.

Пошёл второй круг, и ход стремительно достиг Каллиста. Элина чувствовала себя в эпицентре какого-то сражения, не меньше. Искры и молнии от этих двоих разлетались во все стороны и, казалось вот-вот прожгут ковёр. Измагард тряс мешочек с «действиями» так, словно играл в лото и ждал счастливый бочонок. И ведь, похоже, сработало.

– Поцелуй того, кто сидит напротив тебя.

Народ сразу зашушукался в предвкушении, как будто бутылочки им до этого было мало. Измагард воссиял – именно он сидел напротив. Каллист же не разделил радости и, закатив глаза, удручённо вздохнул. Может, стоило отказаться? Хотя для них, похоже, дело принципа.

Вместо того чтобы смирно сидеть идожидаться, Измагард сам подорвался и умостился лицом к лицу. Кто-то крикнул: «горько», и остальные единодушно подхватили насмешливую кричалку. Каллиста это не смутило. Элина стала вдруг третьим колесом, с первых рядов наблюдая за главным действием. Видела, как тот уложил ладони на чужих плечах, как смотрел в глаза неотрывно и как медленно-медленно стал приближаться. Она вместе с ними затаила дыхание, и…

Вторя остальным, разочарованно выдохнула.

Каллист поцеловал Измагарда, да. Но не так как все ожидали, а всего лишь в щёку.

– Уточнения «куда» не было, верно? – воспользовался лазейкой.

– Верно.

Элина буквально прочитала на лице Измагарда: «А так тоже неплохо». Чем дальше, тем сильнее эти двое дразнили друг друга и ходили по грани. О них уже много слухов ходило, а после сегодняшних «кошек-мышек» и того страшно представить.

За их играми Элина совсем забыла о себе. И когда обратились к ней, растерялась.

– Правда?

Вытянув бумажку, Измагард, она уверена, даже не видел, что там написано, а просто придумывал прямо на ходу.

– Нравились ли тебе когда-то два человека сразу, причём одинаково сильно?

Элина не знала возмущаться или паниковать. К чему он вообще клонит? Хочет заставить её сравнивать Демьяна и Севериана? Прямо здесь и сейчас? За секунды прийти к умозаключению, которого избегала всё это время?

– Думаю, да.

– И что же, с обоими стала встречаться? – открыто насмехался.

– Ни с кем.

Отгораживая от «У-у-у» собравшихся, Каллист предложил зло:

– Хочешь, убьём его вместе? Сам напрашивается!

– С радостью бы.

Элина боялась ненароком поймать взгляд Севериана. Всё-таки может, он благополучно ушёл? Иначе она лучше собственными руками задушит себя, чем столкнётся с очередной порцией ненависти и презрения, брезгливости.

Всё это было так глупо! У неё никогда не ладилось с выборами. Где только не ругали за нерешительность: в школе, дома, на репетициях и даже в магазинах. Но ведь правильного, единоверного решения не было! Что не выбери, не будешь счастлив. Так какой смысл? Для неё лучшим виделось отказаться совсем, не брать ничего. Бесконечное: «чёрное или белое», «мама или папа», «музыка или друзья». Что делать, если одинаково дорого, одинаково желаемо и любимо?

Как-то незаметно это превратилось в жизненное кредо. И вот достигло кульминации, апофеоза: чувства разделились надвое, и нужно выбирать к кому же больше. Но как, если словно по линейки отмеряли миллиметры её сердца? Как, если пусть такие разные, но одинаково близкие.

Севериан постоянно делал больно. Спорил, врал, пользовался наивностью и доверчивостью. Надевал кучу масок, лишь бы не подумали, что общается с потерянной по-настоящему, искренно. Держал на расстоянии, но сам требовал от неё правды и открытости.

Однако вместе с тем же, не могла отрицать, что по-своему заботился и волновался. До тех пор пока всё совсем не испортилось. Он помогал с домашкой и

Демьян же оставался себе на уме. В один день он был самым милым и добрым, как будто знакомы всю жизнь, а в другой делался холодным и , нарочно отталкивая

Севериан или Демьян?

Да как же тут выберешь!

– Эля.

Она с ужасом вскинула голову. Неужели её ход? Настолько выпала из реальности?

Никаких больше мальчишек! Всё! Свободная и самодостаточная!

Тем более, что мысленно, на расстоянии и безответно можно любить хоть разом десятерых!

– Действие, – после таких откровений, на правду больше точно не тянуло.

Измагард как будто даже честно вытянул бумажку и зачитал:

– Позволь нескольким людям написать маркером что-то на тебе. Та-а-ак, секундочку. Маркеры у нас где-то имеются.

Резво пытаясь влиться обратно, Элина стянула пиджак, открывая спину и руки. Каллист первым выхватил маркер и, взяв за исчерченное белыми шрамами запястье, написал: «Ты не одна. Ты прекрасна». Ощущение холодного стержня ласково щекотало кожу. Подтянулось затем и несколько незнакомцев, наградив смешным рисунком лягушки на предплечье и неизвестной надписью на самых лопатках. Когда ход уже перешёл к другому, к ней подсел излишне улыбчивый Лера.

– Не могу устоять, – горячий шёпот опалил ухо. – Как же не оставить свою метку на такой прекрасной шее?

Элина чуть не рассмеялась открыто, до того слащаво и абсолютно пьяно прозвучали чужие слова. Но вместе с тем было в нём самом или в его отношении что-то до того мерзкое и фривольное, что хотелось поскорее отодвинуться. Шутки переставали казаться шутками. Подставив шею, она сделала вид, что крайне заинтересовалась выбравшим «действие» несчастным, который теперь, надрываясь, пытался поднять Измагарда на руки. Валера, будто и не заметив или проигнорировав её скованность, продолжал медлить, и пальцами лишь гладил её голое плечо. Прежде чем успел вмешаться Каллист, следивший пристальнее чем надо было, Элина спросила безо всякого намёка:

– Ты зачем пришёл?

Лера расплылся в улыбке, ещё шире и ещё бесстыднее. Всеми способами добился-таки от неё словечка.

– Верно, верно.

И уронив колпачок, он быстро нарисовал что-то. Догадаться не сложно – сердечки. Старо как мир. Когда тот ушёл, Каллист громко выругался.

– Чего ему от тебя нужно?

– Если бы я знала.

– Будь умной девочкой, ладно? Не твори глупостей.

Элина только закатила глаза. За кого принимает? Измагард вон тоже поглядывал косо, но быстро вернулся в амплуа «остроумного и беззаботного».

Черёд Вали настал удивительно скоро. Тот резво подскочил, готовый ко всему. Отныне пообещал выбирать одни лишь действия, а Измагард и рад стараться. Только в этот раз Валя заявил:

– Дай-ка выбрать самому! У меня рука счастливее!

Вертел и вертел, перебирал не то, не то будто, пока, наконец, не ухватил одну из бумажек. Развернул, и по воссиявшему лицу, понятно стало – действительно счастливая. Зато Элину посетило какое-то нездоровое предчувствие.

– Итак, – Измагард подсмотрел, что там было, – представь, что ты вампир. Найди себе жертву и высоси немного крови.

Может, она всё же зря себя накручивает? Какой ему толк выбирать её, когда вокруг столько людей, более привлекательных и воодушевлённых? Может, если не смотреть на него, поймёт, что шутка слишком затянулась?

– Да твою мать. Он мне надоел! – всё стало понятно, когда Каллист принялся ругаться.

Лера стоял прямо над ней и той же самой улыбкой давал понять – нет, не надейся сбежать. Словно намеренно бросал ей вызов именно сегодня, когда решила меняться и не потакать больше страхам. Элина упрямо вскинула голову. Завтра спишет на алкоголь, но сегодня это было ни что иное как храбрость, первые шаги на пути к переменам.

– Как знал, что заполучу твою аппетитную шею.

Когда он сказал это так громко и отчётливо, стыдно уже стало всем. Смех разошёлся по кругу, приговаривали: «перебрал» да «головой поехал». Хотя бы не одна Элина понимала, что такое скорее мерзко, чем соблазнительно.

Валя опустился на колени, непослушными руками зачесал назад светлые пряди и потянулся к ней. Элина уставилась в потолок, намериваясь считать до десяти и абстрагироваться по максимуму. Таким кончаются всякие приступы уверенности? Ты находишь себя в странной ситуации со странными людьми, делая то, чего никогда не хотела бы повторить.

Сначала чужие пальцы обвели те пресловутые сердечки, медленно проводя по контуру. Но прежде чем Элина успела возмутиться, мол, хватит оттягивать экзекуцию, тёплые губы прикоснулись к её шеи. Это было… просто щекотно. Почти терпимо. До тех пор пока он не использовал зубы и язык. Ощущения выкрутились на максимум, и вместо веселья затопила вдруг паника и брезгливость. Что она творит, что позволяет, что дальше? Зачем? Элина буквально вывернулась из его рук, неспособная даже выдавить дежурной защитной улыбки.

– Выполнил? Так вали давай, – бросил Каллист, протискиваясь между ними и геройски прикрывая собой.

Валера ушёл, и игра пошла дальше. Словно ничего и не было. Только Элина с головой окунулась в мысли, не понимая, что с ней не так.

– Хочешь уйдём?

Когда Каллист коснулся ладони, её передёрнуло. Боги, да успокойся! Ничего ведь не случилось!

– Нет, всё нормально.

Конечно, он не поверил, но и настаивать не стал, отдав пристальное внимание соловьём распевшемуся Измагарду. Не понимает. Нельзя уходить сразу после такого. Ведь будет не сложно догадаться, из-за чего именно подарвалась и захотела скрыться с глаз долой. Поймут, и будут смеяться, вспоминать, знать, куда можно ударить больнее. Лучше перетерпеть, отсидеть пару кружочков и улыбаться.

Она в порядке.

Боги, да ничего ей не исправить, не изменить! От мыслей невозможно избавиться так легко и играючи, по первой же прихоти!

Замкнутый круг.

– Ну же?

– Наверно да, – кажется, ход перешёл к Каллисту.

– А чего так неуверенно? – забавлялся Измагард, и, удивительно, Элина была с ним согласна.

– Потому что «любишь» громковатое слово для такого.

Всё-то они не уймутся. Вот у кого язык любви – подколки и издёвки, зашифрованные в полутонах намёки. Чем дальше, тем сложнее выносить их искрящиеся взгляды.

Когда подошёл её черёд, Элина опять выбрала действие. Как удивительно быстро поменяла мнение: правда ни разу не проще. Или так только с Измагардом, любящим каверзные вопросы и слишком много знающим?

– О-о-о, – такая реакция пригвоздила к месту; никакого ожидания хорошего, – золотой билет!

Ребята подхватили его предвкушение. Опять она одна ничего не понимала?

– Позвольте проводить к нашему бармену, – шутливо поклонился, передавая другому свои мешочки. – Каюсь, не ожидал, что кому-то выпадет.

Элина поднялась, растерянно оглядываясь. Каллист собрался следом и успел шепнуть опасливо:

– Щепки!

– Я же умру…

– Да не боись, – Измагард подскочил излишне воодушевлённый и потолкал к Кассиану. – Знала бы, какой чести удостоена! Столькие мечтают их попробовать, чем меня только не пытались подкупить.

– Может, я тогда предложу кому-нибудь…

– А вот и нет. Действие есть действие. Нужно следовать правилам. Или решила сдаться? Труси-и-ишка.

Чего у Измагарда было не отнять, так это умения подначивать других, подталкивать ко всяким глупостям. Но Элина не была бы собой, если не добавила собственных уничижительных комментариев: «Раз решила, так иди до конца. Ты не ребёнок, прятаться под кроватью. Отвечай за себя».

– На твоей совести будет, если я не дойду до комнаты и завалюсь где-нибудь здесь.

Но кого это когда останавливало?

Под пристальными взглядами всех собравшихся, Кассиан за стойкой намешал Щепки. Это оказались маленькие шоты, всего-то пять ровно стоящих стопок. Каждая дымилась и как будто даже издавала треск. Только вид далёк был от привлекательного: какого-то бурого болотного цвета вязкий сироп с утешительной веточкой мяты сверху.

– Наше произведение искусства, – слова Измагарда звучали не иначе как издевательство.

Элина уставилась на эти стопки, так будто те вот-вот взорвутся. Чего ожидать? Эйфории, отравы, полной амнезии? Вспоминая, как Каллист буквально вырубился и ни на что не реагировал, даже когда его затаскивали в окно, то точно ничего хорошего.

Лишь бы не опозориться из-за какой-то глупой игры и собственных не менее глупых принципов.

– Двух будет достаточно, – вдруг заявил Каллист, загораживая стойку.

– Не думаю, что это по правилам…

– А мне плевать. Я за тебя отвечаю. Если уж некоторым не до того и не могут. Да и разве можно доверять нашему имениннику на слово?

Измагард даже рот приоткрыл, не ожидая, что палки полетят в его огород. Пора бы привыкнуть, ведь никакая дружба не могла спасти от вечных упрёков Каллиста. Сдаваясь и подняв руки, тот воскликнул:

– Ладно, ладно! Я-то при чём?

Словно не он минуту назад объявил, что пути назад нет и те, кто отказался полные трусы.

Кассиан, пожав плечами, отставил ненужное в сторону. Измагард остановил его и потянулся сам, видимо решив составить ей компанию. То ли забыл, что хотел продержаться до рассвета, то ли у него на самом деле высокая толерантность к алкоголю. В любом случае так было куда проще.

– За мои шестнадцать!

Элина закрыла глаза и выпила одну, а затем и вторую следом – лишь бы быстрее и бездумнее. Сначала напиток показался ужасно горячим, даже выступили слёзы, но так же резко рот вдруг онемел, как после анестезии. Послевкусие ударило горечью, да такой что щёки сводило. Но в целом…

Ничего ужасного?

– Не ведись, – Каллист щёлкнул по лбу, – я тоже сначала думал пустяк, а потом!..

– Зануда такой, да?

Измагард закинул руку ему на плечо и сдвинул с места, давая Элине немного пространства, чтобы вздохнуть свободно.

– Пойдём…

Наблюдая за их отдаляющимися фигурами, она только рассмеялась. Невыносимы. Но без них её бы здесь не было, и план по переменам никогда не воплотился в жизнь. Хотя может это и не плюс вовсе?

Намереваясь пойти следом, Элина вдруг пошатнулась. Тело сделалось удивительно лёгким, так что казалось не ходит теперь, а парит над землёй. А Каллист-то прав оказался. Всё приходило постепенно. Если бы Элина не знала – точно запаниковала бы. Ей стало удивительно хорошо. Подхватила самую настоящую эйфорию: беззаботную и игривую. Хотелось глупо смеяться, улыбаться и нести одно добро. Не вспоминать никогда боль, не думать больше никогда и ни о чём.

Рай.

В какой-то момент она нашла себя на танцполе. Музыка била по ушам так, что кажется и сердце вот-вот остановится, сбившись с ритма уже не в первый раз. Наверно, Элина выглядела смешно и убого, неумело подёргиваясь и надеясь выдать это за танец, подпевая, хотя едва ли знала половину слов… Но другие сейчас совсем не волновали, не волновало ни их мнение о ней, ни грубости и насмешки.

Она свободна. Хотя бы на один этот вечер. На одну ночь, когда Золушка с первыми лучами солнца превратится обратно в тыкву.

Неизвестно сколько времени прошло так. Мгновение или вечность. Не важно, не важно, не важно. Песни сменяли друг друга, лица и голоса, но неизменным оставалось одно – единение толпы. Отдельный живой организм.

– Эля!

Как сквозь мутную воду углядела она Демьяна, стремительно приближающегося и чем-то открыто взволнованного. В такой гуще музыки и событий невозможно было говорить и слышать, если только не уткнуться друг в друга, вжаться близко и кричать на ухо. Сначала он попытался что-то показать жестами, но Элина замотала головой в ответ – игра в крокодила не сработала. Тогда тот ухватил её за руку и повёл в противоположный конец комнаты: к тишине и спокойствию.

– Что-то случилось? – спросила первой, когда смогла вновь слышать собственный голос. – На тебе лица нет.

– Неважно, – просто отмахнулся. За искреннюю её заботу было обидно, но Элина надеялась, что эффект Щепок чуточку скрасит плохие эмоции, и до того легко читаемые.

Впрочем, кому сейчас есть до неё дело?

Демьян всё вёл и вёл куда-то, пока не нашёл того, кого с таким усилием искал. Севериана. Да что же это такое! Когда успели спеться? Почему все дороги ведут давно не в Рим, а к нему? Она подумывала спрыгнуть с этого корабля и не попадаться на глаза, но победило другое: «И чего я боюсь? Как будто не услышала за сегодня все его плохие мысли. Как будто не поняла, что ненавидит. Дальше падать просто некуда».

– Вот ты где! Стоишь, смотрю, прохлаждаешься! – Дёма был зол. Очень. Он отпустил Элину и уже двумя руками дёрнул Севериана к себе за воротник. – Вот значит, чего стоят твои обещания? И после ты смеешь что-то мне говорить и тыкать о «привязанностях»?

Севериан от такого отношения растерялся. Было видно, как крутились и скрипели шестерёнки в голове. Но стоило взглянуть на Элину, и всё, кажется, встало на места. Толкнув в ответ, он стиснул зубы, буквально выцеживая каждое слово.

– Я ей не нянька!

Они что драться собрались? Совсем с ума сошли?

Только сейчас дошло, что возможно она и есть причина их ссоры. Сегодняшний день явно нереален, какой-то сюрреалистичный сон. Заталкивая поглубже горечь, злость и сожаления, Элина протиснулась между ними, схватила за руки и каждому заглянула в глаза. Понадеялась, что чётко показывает осуждение.

– Мальчики! Давайте только без этого!

Севериан закатил глаза и тут же вырвался из её хватки. Намеревался уже уйти, но, не сдержавшись, ядовито бросил напоследок:

– Зачем мне твоё одобрение, а? Ты сам ничем не лучше, первым не держишь слово.

И только затем излишне быстро скрылся, оставляя Элину с одним главным вопросом: «Что это вообще было?»

Демьян так и не успокоился: дышал шумно и тяжело, никак не мог разжать кулаков. В этот момент казался ей настоящим монолитом, нерушимой скалой, весь собранный, опасный и грозный. Но не для неё.

– Расскажешь?

Тот отмахнулся опять, даже не смотря. Прислонился к стене и запрокинул голову, кадык дёргался нервно. Может, ему надо время прийти в себя. Только вот любопытство уже обглодало её до костей и едва ли помогло отыскать терпение.

– Это ведь меня касается, да? Только из-за чего так злиться-то?

– Я попросил его приглядеть за тобой.

Это был очевидно самый плохой кандидат из всех. Севериан прав, нянек ей не нужно, но… Почему-то его грубость и слова тяжёлым камнем легли на сердце. Лучше и вовсе не замечать этого.

– Зачем? – она неуместно хихикнула. – Я не ребёнок же. Давно самостоятельная.

– Как раз за тем, чтобы не ввязывалась в неприятности, не велась на поводу у других. Эти несуразные игры, танцы, алкоголь, Щепки…Ты ведь не такая, как они. Тебе это не надо, не интересно.

– С чего вдруг? – голос дрогнул, и Элина скрестила руки на груди. – Может, интересно? Может, я хочу, наконец, почувствовать себя обычной девчонкой? Уверенной, вписывающейся в рамки, чья главная проблема валентинки и не сочетаемый цвет платья?

– Думаешь, если изменишься и наденешь эту маску, станет проще? Нет. Скорее возненавидишь всё и себя ещё больше.

– Ты не можешь знать меня лучше, чем я сама!

Тот, наконец, одарил взглядом, но таким, что лучше бы и дальше продолжал сверлить потолок. Элина не намеревалась отступать. Просто потому, что ему на самом деле удалось попасть в точку. Она не чувствовала себя счастливой, с головой окунаясь в такую, как ей казалось, идеальную и полную приключений жизнь. Чужую жизнь. То, что другие звали весельем, для неё скорее скучно и неприятно. Она продолжала быть белой вороной, многого не понимала или же не желала понимать. И как бы не старалась выкрасить перья в чёрный, никто так и не принял бы за свою.

Но ведь ей нужно меняться. «Быть другой» – разве правильный путь? Другой не в том хорошем смысле: творческой и оригинальной, самобытной, а в плохом. Когда себе на уме, когда бесконечно много думаешь и тревожишься, когда боишься говорить. Когда всё в тебе – совокупность ошибок, совокупность неправильных выборов. Сама для себя главный враг.

– Перемены, конечно, хорошо, – Демьян неуловимо смягчился, точно заметив бегущую строку из мыслей у неё на лбу. – Их можно сравнить с той болью после первой тренировки. Ты устал, едва можешь двигаться. Но это хорошо, это показатель перемен в твоём теле. Только бывает и иначе. Когда хочешь прыгнуть выше головы, получить всё и сразу. Не понимаешь, что тебе надо и как лучше. Такое идёт только во вред, навсегда отваживает от спорта или же гробит здоровье. Так и в жизни.

Его аллегория подействовала удивительным образом, Элина улыбнулась. Она уловила смысл, но всё равно не хотела соглашаться.

– Не страшно пытаться стать лучше и увереннее, – он потянулся и крепко сжал её ладонь, заглядывая прямо в глаза. – Страшно сделать только хуже и потерять себя. То, что подходит одним, может никогда не подойти тебе. И я наверно прозвучу эгоистично, но совсем не хочу, чтобы ты менялась. Такая какая есть мне очень нравишься.

Элина точно сейчас сгорит дотла. Сердце бешено стучало, и ничего уже не могло успокоить его. Понимал ли, в какой тупик загонял её, понимал ли, что она, ни разу не слышавшая признаний, захочет обернуть всё превратно.

Благоразумие, благоразумие, благоразумие!

Нельзя выдавать желаемое за действительное! Нельзя оскорблять его этими неуместными чувствами! Нельзя подавать вида!

– Я…

Но то ли к счастью, то ли к сожалению, к Демьяну резво подскочил Давид с горящими глазами и какими-то срочными новостями.

– Ты даже не представляешь! Пойдём, послушаешь!..

Весь момент был испорчен. Элина глубоко вздохнула, как утопающий выбравшийся на берег, и отпустила чужую ладонь.

– Всё в порядке. Я буду здесь. Избегать глупостей и неприятностей.

Демьян прикрыл на мгновение глаза, борясь с раздражением, но сам знал, что с Давидом проще согласиться, чем спорить. Тот не желал принимать никаких отговорок и мог прилипнуть до конца вечера, лишь бы посильнее испортить жизнь и добиться своего.

– Мы ещё поговорим, ладно?

Элина едва успела кивнуть. Оставшись одна, она захотела спрятаться: привычно черепахой залезть в свой панцирь. Ведь ничто не в порядке. Лучше бы осталась на танцполе, где нет места мыслям – только больно бьющим басам. Дёма добился своего: заставил сомневаться, анализировать и думать.

А как же она ненавидела думать!

От этого разболелась голова. Элина крамольно засомневалась: а не лучше ли было, чтобы Каллист не отговаривал тогда, чтобы попробовала Щепки по-настоящему. Прочувствовать как есть то состояние счастья, в жизни ей незнакомого.

– Mesdames et messieurs, puis-je avoir votre attention? – неразборчивый французский долетел и до неё. – Да, да, спасибо! Пожелания именинника закон, поэтому следующим будет медленный танец! Все претензии за тот стол! Amusons-nous!

Как быстро появилась, также быстро Аделина и скрылась, подхватываемая с двух сторон руками Зарницких.

В начале такой вызов может и напугал бы кого, но после пары часов вечеринки – все стали смелые и чуточку рисковые. «Была не была!»

Конечно, Элина не собиралась присоединяться. С собой бы разобраться теперь. Но один человек имел совершенно иные планы.

– Не хочешь потанцевать? – как из воздуха образовался Лера. – Понимаю, что начал я не с того, но, может, только на сегодня это простительно, и ты дашь мне ещё один шанс?

Вот только в эту ночь её уже не подкупить добрыми словами и раскаивающимся взглядом.

– Ответь честно. Зачем тебе это? Поспорил с кем или просто смеёшься?

Он расплылся в широкой улыбке и облокотился о стену, отзеркаливая.

– Почему же я не могу с абсолютно чистыми, искренними помыслами ухаживать за девушкой, которая мне понравилась?

– Потому что до этого из «чистых» помыслов были одни оскорбления?

– В жизни так бывает, – поднял палец вверх, – иногда мы делаем ошибки и кардинально меняемся. Вот и я хочу зарыть топор войны…

Лера подхватил её ладонь и слабо потянул на себя, поигрывая бровями. Элина лишь вздохнула, но где-то в глубине души ещё надеялась вернуть былое веселье и смелость. Забыть о разговоре с Демьяном. Хотя от прикосновения опять вспоминалось то чувство омерзения.

– Я всё ещё тебе не верю. Но, – рассмеялась собственной глупости, но не собиралась уже поворачивать назад, – так и быть дам шанс. Один. А потом больше не тревожь меня, ладно?

– Ладно. Только смотри, чтобы сама не пожалела и не захотела моего внимания.

Элина успела закатить глаза, прежде чем быть утащенной в круг танцующих. Это явно не вальс, да и места для движений катастрофически мало. Как будто все разом вдруг решили вывалиться на танцпол. Валера уложил руки ей на плечи, так что буквально оказались стоящими лицом к лицу, некуда отвести и взгляда. Элине же пришлось обхватить его поперёк талии, такой узкой, что страшно было сдавить чуть сильнее – сломаешь. Собственная полнота и огромность ей не впервой, но вот настоящей коротышкой чувствовала себя редко. Всё же в далёкие времена начальных классов постоянно возглавляла строй на физкультуре.

– На самом деле, – дыхание Леры обожгло ухо, – мне интересно стало, с чего вдруг сам Измагард размяк на твой счёт. Его компашка пусть в открытую и не задирала потерянных, но тоже далека была от любви и всепрощения.

– Потому что увидели простого человека? Не эти ярлыки и таблички, – все разговоры о достойных и недостойных порядком стали вымораживать. – Мы все одинаковые, знаешь? Если ударить, нам будет больно. Кровь течёт такая же красная. Мы также боимся, любим, верим. Просто вы зачем-то разделили всех на своих и чужих.

Успела заметить, как тот поморщился. Серьёзно? Само собой вспыхнуло желание доказать правоту, истину.

– Это сделано не просто так, по прихоти или желанию. Всё-таки у нас есть силы, а у неключей – нет. Они вообще-то обязаны нам: постоянно рискуем жизнями, лишь бы твари не прорвались.

– Конечно, конечно. Мы все равны, но всегда есть тот, кто равнее других.

Потребовалось время, чтобы он махнул рукой, с трудом переваривая серьёзные разговоры, и продолжил о своём, заплетаясь языком:

– И всё-таки. После того как вы с Бельской подрались, они прямо кинулись защищать тебя. Именно тебя! Не её! Также как Гранина в своё время. Теперь-то он спокойно часть их команды, но…

– Защищать?

– Ага. Жаль ты не видела, – наслаждаясь каждым словом, он будто только и ждал момента, чтобы обсудить это. – Мне даже стало жаль Бельскую. Всё-таки влюблённость штука такая, её не задушишь и не переборешь. Творишь кучу глупостей. Но, кажется, Доманский сегодня окончательно провёл меж ними черту. Ох, и как он кричал! Чувствую станет очередным hot topic всея академии и не только.

– Севериан? – он точно ничего не перепутал?

Элина не особо интересовалась тем, что случилось потом с Лилей. Сказали уйти, вот она, наверно, и ушла? От одних воспоминаний этой драки и собственного позора начинало загнанно биться сердце, а воздуха не хватать. Но Лера утверждал такие нереальные вещи, что невольно взыграло любопытство.

– Он каждый раз словно с ума сходит, если дело касается тебя, – засмеялся, раздражающе довольный тем, что знал больше неё. – Хотя бы та драка с Вадимом! Если бы не целители, может, даже отработок не получили. Сначала-то: без сил, честно и по-мужски. А потом раз удар, два, и уже никто не сдерживался.

Она категорически ничего не понимала. Или отказывалась понимать.

– Не говори, что не знала. Об этом весь класс перешёптывался с добрую неделю.

– Да у вас каждый день новая сплетня, в чём смысл вслушиваться? – но на деле пыталась вспомнить, когда такое могло случиться. – Это было…в конце ноября?

– Попала в точку. Из-за Кирилла, да, – кому-кому, а Валере было глубоко плевать на чужую смерть. – Странная ты, раз не замечала, как в спину буквально кидали проклятья.

– Долгие годы практики.

Хотя она и не догадывалась о своих нынешних способностях. Раньше требовалось всегда быть настороже, чтобы успеть избежать подножки или болезненного толчка. Но в то же время для своего душевного равновесия нельзя вслушиваться ни в ругательства, ни в угрозы. Видно Академия совсем расслабила её. Настолько отвыкла от «делёжки двора», что полностью налегла на «глухоту» и «слепоту». Ничего не вижу, ничего не слышу.

– Так-так, где же наша романтика? Давай поговорим о чём-то более приятном.

Вот только мысли Элины, как назло, теперь крутились вокруг одного лишь Севериана. Раз за разом она пыталась вспомнить что-то из тех ноябрьских дней, но ловила одну пустоту. «Девичья память» – сказала бы Аглая Авдеевна. На деле же то отражение жалкой попытки забыть и не сталкиваться так близко со своими страхами, ненавистью и виной. Кирилл умер. А Севериан послал её прочь, оскорбительно и привычно. Такая повелась уже традиция. Но разве стал бы ввязываться в драку из-за неё? Ради неё? Зачем? Никаких плюсов, одни минусы. Наказание, репутация, использование грубой силы. Если бы не Валера, она не узнала бы даже. Что в этом не так? В чём подвох?

А Лиля…

Тут Элину резко дёрнули и потащили куда-то прочь от Валеры. Последним, что видела на его лице – смесь неверия и понимания.

Помяни чёрта, как говорится.

Севериан буквально волок её за руку, так яростно и резко, что на коже точно останутся синяки. Элина уставилась на напряжённую спину, на затылок и блестящие от лака волосы. Выдохнула и заставила себя избавиться от сомнений. Успокоиться. Да пусть хоть всю академию подговорит, но на сегодня она слышала достаточно. Поэтому, не дожидаясь, пока тот опомнится, сама дёрнула ладонью. Только вместо свободы едва не вывихнула плечо. Физика и инерция, мать её. Зато Севериан, наконец-то, повернулся и посмотрел на неё прямо.

– Отпусти.

И он послушался. Только прежде чем Элина успела спросить: «А какого собственно творится?», принялся читать нотации:

– Ты вообще думаешь, с кем общаешься? Остаёшься одна, танцуешь? Он самый худший вариант из всех возможных! Хоть бы раз послушала, что другие говорят. Ни одна нормальная девчонка даже близко не подошла, побоялась бы!

– Я сама знаю, с кем мне…

– Не знаешь.

От такой наглости даже растерялась. Севериан смотрел дико, глаза блестели в отсвете цветомузыки. Кажется, за это время успел повысить градус «счастья». Они застряли где-то посередине комнаты, на рубеже хаоса и порядка.

– Знаю, – с нажимом до скрежета зубов. – Мне не нужна нянька. Ты в этом полностью прав. Поэтому не лезь не в свои дела.

– Серьёзно? За слова цепляться будешь? Я просто ляпнул, не подумав, а ты уже…

Да как мог говорить такое, даже не стыдясь смотреть ей в глаза? Чего вообще хотел? Зачем увёл, если только что сам сторонился? Зачем делает всё это?

Она ничего не понимала! Чему верить? Его словам? Глазам? Поступкам? В ней уже не осталось терпения разбираться. Точно не сегодня.

Элина хотела уйти. Казалось, слова бессильны и сделают только хуже. Лучше проветриться. Даже развернулась и прошла пару шагов, но Севериан вновь решил по-своему. Схватив за руку, он потянул её на себя, будто заранее зная результат. С координацией было туго, и она пошатнулась, костеря и Щепки, и Кассиана, и Измагарда сразу.

Они опять стояли слишком близко. Он удерживал её, хотя, честно говоря, сам был не лучше. Элина шумно выдохнула и задрала подбородок, пытаясь состроить уверенность и грозность. Ждала.

Севериан молчал. Лишь взглядом уставился пристально, льдом примораживая к месту. С лица его медленно уходила злоба, поддаваясь другой непонятной эмоции: брови надломились, а искусанные губы дрогнули.

Только Элина уже безумно-безумно устала от всех этих игр.

– Не молчи. Я не умею читать мысли. К сожалению.

Он чуть отстранился, почти робко, но кто в такое поверил бы? Уставился в пол. Может, искал слова? Одного Элина боялась: промедли ещё немного, останься в этих полуобъятьях – и начнёт сама теряться, даст слабину.

– Ладно, понимаю, слова даются тяжело. Мне ли не знать, – неуклюже улыбнулась. – Но если всё же хочешь что-то добавить, подожди, может, хотя бы до завтра? Не то что бы я стану соображать лучше. Но на сегодня, кажется, мы достаточно наговорили всякого неприятного и злого… Второго признания в ненависти я уже не выдержу.

Она сделала свой максимум. Никто не мог сказать, что не старалась. Почти привычно вежливая и весёлая.

– Опять цепляешься к словам…

– Ты сам сказал это! – быстро же кончилось наигранное спокойствие. – Я не цепляюсь, а факты привожу! Что ещё мне думать тогда?

– Это случайность. Я не…

Севериан поднял голову и тотчас запнулся.

– Я не хотел, – и не давая ни ей, ни себе и шанса, спешно заговорил. – Знаю, звучит глупо. Знаю «слово не воробей» и прочее, прочее, прочее. Но ты и представить не можешь, сколько раз я уже успел пожалеть о том, что наговорил тебе. Да я постоянно говорю вещи, не подумав! Это хуже рефлекса! Всегда вертится на языке одна гадость, а когда надо сказать что-то приятное – просто немею. Знаю, это не оправдание. Знаю. Просто прошу каждый раз дели на два мои слова. Или лучше вообще не верь. Принимай только поступки.

Он осторожно потянул ладонь к её лицу и большим пальцем огладил кожу. Элина не могла отстраниться. Чувство надвигавшейся катастрофы не покидало, но не в её силах было бежать.

– И я не ненавижу тебя. Это попросту невозможно.

Знакомо зажгло глаза. Она сама не ожидала, как глубоко к сердцу кровоточили раны. Как больно было упиваться его ненавистью, вспоминать их разговоры и встречи и подставлять меж смыслов «я ненавижу тебя». Лишь бы не проронить и слезинки, Элина опустила взгляд и часто заморгала.

– Иногда ты умеешь быть искренним.

– Только иногда, – слабо улыбнулся.

Пришлось напомнить себе, что это ничего не меняет. Ссора не взялась с пустого места, и по прихоти сегодняшнего вечера не могла Элина всё разом простить и отпустить.

– Но я-то говорила то, что думаю.

– Знаю.

– И как бы ни хотел, не отступлю от своего.

– Знаю.

– Не соглашусь с тобой и поступать буду по-своему.

– Знаю.

– Вот заладил, – невольно засмеялась.

Севериан не ответил, только взгляд поменялся, и вместе с тем он опустил ладони и обнял её за плечи. Медленно, даже бережно, словно опасался навредить лишним движеньем. Совсем на него не похоже. Элина обхватила за спину, волнуясь, как будто то их первое объятие.

– Этот вечер. Подари лишь один этот вечер, – шёпот коснулся её волос. – Я боюсь думать о завтра. Пусть у нас будет хотя бы сегодня.

Щекой касаясь груди, она чувствовала, как быстро бьётся его сердце. Или своё? Уже неважно.

Завтра спишет всё на алкоголь и праздник. Завтра будет ругать себя и сожалеть.

Но то будет завтра, верно?

Carpe diem.

Глава 27.

(Элина открыла глаза. И тут же закрыла. О Боги, почему так ярко? Попыталась пошевелиться, но не смогла. Тот, кто придумал утро, явно хотел всеобщих мучений и страданий. В горле было ужасно сухо, хотелось провалиться обратно в сон, но головная боль как нарочно усиливалась едва удавалось задремать.

Она как будто умерла и вернулась к жизни. Абсолютно точно зря.

Второй раз приоткрыв глаза, Элина поняла, что лежала прямо напротив окна. Настоящее самоубийство. Зато солнце пригревало. И, похоже, не только солнце.

Щёки пылали так, что вместо человека превратилась в один сочный помидор.

Её придавили с двух сторон. Одинаково не верящим взглядом она металась от одного лица к другому. Как, скажите на милость, это произошло? Что вчера вообще было?

Слева, уткнувшись ей в плечо, спал Демьян. Чужое дыхание ласково щекотало шею, но в этом была лишь половина беды. Рукой обхватывал поперёк живота, а ноги запутались где-то в её собственных. Он лежал так близко, что легко стало разглядеть маленькую родинку под глазом.

Справа же ничуть не лучше лежал Севериан. Даже во сне держался чуть на расстоянии, но это не мешало его ладони мягко сжимать её, а левой руке и вовсе послужить подушкой. Он будто так и продолжал смотреть на неё, хотя грудь вздымалась ровно, а глаза закрыты. Элина не помнила, когда так беспрепятственно могла разглядывать его, умиротворённого и абсолютно перед ней беззащитного. Теперь точно знала, как много веснушек пряталось на прекрасном лице.

Вечность она могла наслаждаться этим моментом. Это казалось таким правильным, нужным ей, что стало физически больно. Внутри всё дрожало, разрывалось от невысказанного, от сдерживаемого так долго. Постаралась не дать слезам воли.

Но Элина точно не помнила, как оказалась в таком компрометирующем положении.

Помнила только, как танцевали, как после десятка песен гудели ноги, и они завалились на подушки, наблюдать за вялотекущей игрой.

Помнила, как Дёма чуть не разбил гитару со злости на Давида. И как она потом сыграла «» только для них двоих – Севериана и Демьяна.

Помнила: «Это впервые чтобы мне нравилось всё, абсолютно всё в тебе… Я хочу, чтобы говорила со мной больше и больше, постоянно. Как навязчивая мелодия. Я всегда хочу слышать твой голос. Есть что-то такое в тебе, что привлекает меня… Я словно схожу с ума, попал в ловушку и никогда не смогу выбраться»

И другое: «Если не справлюсь, если потеряю тебя – умру сам. Ты изменила меня, перевернула всю жизнь. Я должен спасти тебя тоже… Не верь мне, не верь, ты слишком сильно веришь в меня. Я боюсь того будущего, что…»

Голова разболелась с тройной силой. Ясный намёк, что не стоило напрягать извилины, когда даже дышать не получалось с трудом. Лишь бы не скрежетать зубами, Элина прильнула к плечу Севериана и попыталась очистить голову методиками Фёдора Васильевича. Не помогало.

«Фу! Мерзость, мерзость!» – вскричал противный голос в голове.

Вернулся…

Вернулся и всё испортил!

Элина постаралась сделать вид, что ничего не слышала. Досада разрасталась усиливающимся эхом, рябью.

«Не духовно, не церковно! Или сестрица-таки оставить мир решила ради них? Фу!»

Не мог что ли ещё пару часов поболтаться где-то? Именно сейчас надо было объявиться?

«Не мог!» – противно засмеялся, – «Столько дел было, столько дел! А вот решил навестить, и мне не рады? Не соскучились?»

«Век бы не слышала»

«Иначе заговорила б, ежели узнала, зачем пришёл!»

«И зачем? Скучно стало?» – но по правде на душе заскребли кошки, тревога подступила к горлу.

Точно ничего хорошего.

«Нет, там у нас весело, продыху не бывает. Скорее скука тут, у живых. Никаких смертей, боёв, хотя бы войн. Мерзость!»

«Говори уже»

«Дня два у тебя осталось» – всё ребячество испарилось как по щелчку.

«Ты говорил, время ещё есть!»

«Я соврал»

Огромных усилий стоило продолжать лежать спокойно. Она и не верила ему, но думала, что желание мести-таки заставит совершить ошибку. Так или иначе, что-то изменилось за это его отсутствие. Но она всё ещё была нужна ему.

«Ты просто поехавший! Как, по-твоему, за два дня мне попасть в Сожжённое Королевство?»

«Я всегда могу показать путь»

Сговорчивость пугала больше всяких издёвок.

«Неужели всё настолько плохо?»

«Ежели хочешь застать человечишку, то поторопишься. Наш дом не любит живых. И так больно долго сопротивляется – рыбья кость в моём горле»

«А Яромир?..»

«Я помогу тебе, но с условием» – пропустил мимо ушей её вопрос. – «Коли пойдёшь не одна, а возьмёшь и его с собою»

Севериана. Но если Морозу так нужно, зачем просить об этом её? Разве не должен был подчиняться Далемиру? Просить его? Что же не так, что не так?

«Что ты задумал?»

«Узнаешь, ежели не побоишься»

– О чём задумалась с таким печальным лицом?

Её едва не подбросило. Шёпот принадлежал Севериану, словно почувствовавшему, что говорили о нём. Внимательный взгляд цеплялся за каждое движение.

– Да так, – хотела уйти от ответа, но затем поняла, что иного шанса и не будет узнать. – Ты, эм, до сих пор слышишь его? Разговариваешь? Далемира. Я о нём.

Элина буквально прочитала по глазам: «Серьёзно? В такое утро хочешь говорить про все эти Божественные штучки?» Но не могла дать заднюю, отступить.

Севериан лёг на спину и, морщась, убрал руки.

– Слышу. Но намного реже.

– И когда в последний раз?

– Недели две назад, – и прищурившись, с подозрением спросил: – И зачем тебе это?

– Просто, – пожала плечом. – Мне надо найти Измагарда.

Севериан глупо уставился на неё, как и она пытаясь анализировать, когда голова ничего не соображала. Потом грубым тоном заключил:

– Даже если удастся найти среди этих тел, сначала придётся избавиться от него.

Дёма продолжал умиротворённо спать, не зная, как всё успело перемениться за минуты. Его ладони, такие горячие и сильные, не отпускали. Отчего-то доверительно Элина сообщила:

– Я ни черта не помню. А особенно как мы оказались вот так.

– Теперь знаешь, что не стоит доверять Измагарду? И тем более пить с ним.

– Кто бы говорил, – хихикнула.

Севериан покраснел и прикрыл глаза ладонью.

– Вообще-то я самый трезвый обычно. Но с тобою это невозможно.

– А я тут при чём?

– Выводишь меня из себя.

Ткнула его в бок, за что тут же получила в ответ. Меж ними началась маленькая потасовка со смехом и щекоткой. Элина быстро запыхалась. Из-за их возни проснулся Демьян и стал что-то бубнить, с трудом разлепляя глаза.

– Если я узнаю, что ещё и десяти утра нету…

– Прости, но это он первый начал, – протянула Элина, чувствуя, как донельзя глупо улыбается. Разве время сейчас на все эти шалости?

– Я?! Вообще-то!..

– А давайте просто ляжем обратно спать? – и, перевалившись через Элину, схватил Севериана и потянул к ним.

Они вроде бы легли обратно. Но тишина продлилась недолго.

– За ложь раньше могли отсечь язык.

– Тебе бы тогда не поздоровилось, да? Радуйся, что в нашем веке существует безнасильственный суд. И детектор лжи.

– Этот детектор врёт чаще тебя.

– А вот если бы посадили тебя, то…

Демьян обречённо вздохнул и повернулся к ним с убийственным взглядом. Только едва ли угрозы могли сработали, когда выглядел так растрёпано и мило со сна.

– Надо вот вам именно сейчас болтать? Не говорите, что я проклят двумя жаворонками?

– Наоборот? – заключила неуверенно.

Как выяснилось, на самом деле уже подходил обед, и всем им надо было разбредаться как-то менее очевидно. Впрочем, только ленивый не разболтал о вчерашней вечеринке. Элина договорилась встретиться в столовой, хоть и от мысли о съестном начинало подташнивать. Зато Севериан пообещал привести Измагарда, раз тот так ей был нужен. Оставалось надеяться, что уговор всё ещё в силе.

Аделина распласталась на кровати и наотрез отказывалась вставать. Элина не собиралась её беспокоить. Наблюдая из окна за беззаботным солнечным днём, она увидела нечто новое и неимоверно прекрасное. Жизнь. Почему начинаешь ценить что-то только в самый последний момент? Мысли о глупой авантюре, «приключении в один конец» приводили в уныние. Хотелось глупо забиться под одеяло, крикнуть: «я в домике» и бросить всё. Но Элина не была бы Элиной, если бы ценила себя больше других. Тем более на кону жизни её друзей.

Проходя мимо комнаты Авелин, она притормозила. Обещала ведь, что вдвоём пойдут на это. Столько планов у них было. Но теперь нельзя ввязывать её. Опасно.

В столовой до странного оказалось малолюдно. Наверно, из-за выходных дней. К тому же скорее время располагало к полднику, чем к полноценному обеду. Элина подсела к Аврелию, единственному знакомому лицу. Тот лишь на мгновение оторвал взгляд от блокнота.

– Сценарий? – спросила, зная, что на носу премьера спектакля.

– Расстановка декораций. Что-то опять не так.

– Ты просто накручиваешь себя, – вздохнув, она распласталась на столе. – После стольких прогонов уже тошнить должно от всего этого.

– Надо чтобы было идеально, – припечатал её строгим взглядом. – Если Комитет увидит во мне талант!..

– Помню, помню. Получишь мировую известность и славу. Ты один в один Аделина.

– В амбициях нет ничего плохого, – сравнение явно пришлось не по душе.

– В здоровой нервной системе тоже.

– Да кто бы говорил.

– Туше, mon ami.

Элина махнула рукой и перестала отвлекать его. Сама же уставилась на дверь. Впору начинать считать минуты.

У неё ведь даже плана нет настоящего. Попасть на полунощные земли это одно. А вот выбраться оттуда? Не говоря уже о том, как спасать Яромира иДиму. А жив ли Дима вообще? Мороз не отпустит их так просто. С чего бы ему вообще отпускать их? Что же задумал? Как бы залезть ему в голову? Почему только её должна быть проходимым двором?

От беспомощности хотелось плакать. Ещё пару часов назад она была счастлива. А теперь за любым из поворотов могла поджидать смерть. Выбрать только: долгая и мучительная или быстрая и болезненная. Она ведь ничего не умела. Беспомощная. На что надеется, на что?..

И тут ставни хлопнули, принося холодный воздух и знакомый смех. Увидав буйные кудри Измагада, Элина словно лишилась пола под ногами. Неотвратимость. Он стал вдруг олицетворением страха и смерти, её судьбы, и даже сердце уже готово было остановиться. Элина приказала себе: «Дыши, дыши, дыши», но не слышала ничего вокруг. Да что же это такое? Приложила ладонь к груди. Ещё бьётся. Ещё живая. Живая.

Надолго ли?

– Эля?

Чужие пальцы впились в плечо. Она тут же вскинула голову и утонула в льдистых глазах, холодных и отрезвляющих.

Что она делает на полу?

– Всё в порядке? Тебе плохо?

Севериан помог подняться, а ей же стыдно было смотреть хоть на кого-то. Что за детское поведение? Возьми себя в руки.

– Да всё нормально. Наверно, голова закружилась после вчерашнего, – выдавила улыбку, ни на что не годную.

– Уверена?

– Конечно!

Он не поверил, глядя всё с тем же сомнением и неприкрытой тревогой. Ладонями гладил спину, не желая отпускать, даже когда она села обратно.

Так же резко накатили звуки. Элина и не поняла, как сильно сконцентрировалась на Севериане, что буквально весь мир поставила на паузу.

– …теперь я словно знаменитость хожу. Всем надо срочно поболтать и сказать: «ты замечательный, лучший, просто класс!». Ещё пара таких прилипал, и я за себя не ручаюсь – буду отбиваться веником. Мало мне невесток было?

Измагард был всё таким же громким и неуёмным. В отличие от остальных. Поэтому взгляды, которыми они одаривали его, едва ли можно назвать дружелюбными. Откуда в этом человеке столько энергии?

– И да, я ничего не забыл, – спустя ещё несколько монологов о «нелёгкой судьбинушке», он похоже, наконец, вспомнил зачем пришёл и обратил внимание на Элину. – Уговор есть уговор. Но всё же любопытно, для чего он тебе нужен? Куда собралась-то?

– Всё-то тебе расскажи.

В любом случае правды никому и ни за что лучше не знать. Иначе за одной ложью потянется другая и вот уже в руках окажется весь клубок ниток с обрядом и явлением Богов.

Измагард вытащил из кармана Сниж-юзу. Стеклянный шарик поблёскивал на солнце, так что хотелось поскорее спрятать от чужих глаз. Элина потянула руки, но прежде чем заполучить его, пришлось вытерпеть игры Измагарда: «А вот и нет! А вот и да? А вот и нет» Иногда казалось пятилетки серьёзней него.

Севериан и Аврелий переглянулись. Спрятав шар в сумке, Элине стало во стократ спокойнее. Теперь она уже могла вытерпеть всякие подозрения, любопытство и догадки.

– Вы что спорили? – Аврелий даже отложил блокнот.

– Не совсем, – Измагард отчего-то замялся, боясь очевидно реакции Севериана.

Элина была с ним солидарна. Только её участь виделась ещё хуже и безнадёжнее.

– Это за то, что я поговорила с Северианом. Только, в общем-то, вместо перемирия, мы разругались ещё сильнее.

– Но сейчас всё хорошо. Значит, план мой сработал!

Решила пожалеть его и не расстраивать. Не стоило знать, что скоро всё вернётся на круги своя. Не иначе как и правда тянущиеся из прошлого заветы. Нельзя быть вместе, но и раздельно тоже.

Севериан молчал, и это нервировало куда больше. Но выбора у неё не было. Поднявшись, Элина со всей решительностью спросила:

– Могу я тебе кое-что сказать?

Конечно, это прозвучало двусмысленно. Измагард и Аврелий сразу понимающе заулыбались, так ехидно и лукаво, что хотелось закрыть уши и поскорее сбежать.

– Да мы вам мешать не будем, чего же?

– Все свои, – поддакнул Аврелий. Вот от кого она никак не ожидала. – Любовные признания вообще наш конёк. Поможем подобрать слова.

– О, прекраснейший Севериан! – сразу подхватил Измагард, картинно заламывая руки. – Позволь сказать о своей любви, долгой и неразделённой. Прекрати муки мои, ответь правдой. И да сольются в страстном поцелую наши уста, да…

Но тут с громким скрипом отъехал стул.

– Прекращайте. Сколько раз говорил?

Севериан головой указал на выход и сам пошёл вперёд, на ходу одеваясь. Намёк понятен. Быстро попрощавшись, Элина поспешила за ним. Резко изменившимся поведением лишь подтверждал, что догадался, куда повернёт разговор – очередной непростой и надоевший.

Только когда вышли на улицу, под негреющее солнце и морозный воздух, он остановился. Осенью на этой поляне устраивали пикники, а под берёзами искали тени. Теперь же увязнув в снегу, Элине нужно было испортить магию этого места.

– Прости, что так вышло. Но я просто не знаю, к кому ещё можно обратиться. Да и что делать, тоже не знаю.

Севериан просто ждал, не перебивая. Для неё же мукой было одновременно и смотреть, и не смотреть на него. От того взгляд метался из стороны в сторону.

– Понимаю, что обещала не втягивать и не тревожить о своём. Разными путями идём и всё такое. Никто никому ничего не должен, – саму взбесило это оттягивание неизбежного, и потому на одном дыхании выпалила. – Мне нужно в Сожжённое Княжество.

Севериан не выглядел удивлённым, только губы сжал добела и заморгал часто. Скрестил руки на груди. Элина, и не надеясь дождаться ответа, открыла было рот, но тут же услышала.

– И на что я рассчитывал? Меньшего и быть не могло.

– Знаю, – улыбнулась, стараясь храбриться, – от меня одни беды, полная катастрофа. Если бы могла, и тебя ни за что не стала бы трогать. Но это касается наших любимых Богов. Я не слышу Яромира уже месяц. Сразу после того бала. Может, это и твоих рук дело, но…

– Серьёзно? Нет, конечно.

Сколько угодно пусть обижается, но она уже столько вариантов успела придумать, что тот вечер заиграл совсем иначе. Что-то тогда произошло. А вот кто именно поучаствовал – уже совсем другой вопрос.

– Хотелось бы верить. Теперь вместо Яромира у меня в голове поселился Мороз. Самолично. И он просто невыносим!

Наконец-то Севериан осознал масштабы трагедии.

– Мороз?

– Ага, – отзеркалила его.

– Но это невозможно.

– Как будто Боги звучали разумнее? Но это ещё ладно. Он притворялся Яромиром, а я заметила только спустя пару дней! Пусть появляется редко, но этого хватит, чтобы сойти с ума. Мороз сказал, что Яромир с ним, держит его где-то там, в своём логове.

– И почему до сих пор не убил? – теперь звучит с подозрением. Не верит ей?

– Если бы я знала. Может, Далемира ждёт? – затараторила быстрее, понимая, что начинает теряться и сбивается в главном. – Поэтому мне нужен был способ попасть на полунощные земли. У нас уже давно с Димой и Авелин был план спасения Дениса. Потом оно превратилось в спасение самого Димы, но я мало в это верила. Сниж-юза был единственным шансом. Мороз говорил, время есть до Масленицы. А сегодня после недельной тишины объявился вдруг и, забавляясь, дал два дня.

– Не говори, что…

– Это ещё не всё. Его условием стало, чтобы ты пошёл со мной. Туда. Иначе не станет помогать, не покажет путь до туда.

– Понимаешь ведь, что это всё настоящее самоубийство?

– Понимаю. Но что мне остаётся?

– Не идти? Забыть об этой очевидной ловушке и спокойно жить?

– Да ты сам бы смог? – отвернулась, теребя ленты на сумке. – Даже если забыть о новом квартиранте. Я не могу бросить Яромира. Без него всё напрасно. А Авелин я пообещала вернуть Диму живым…

– Да почему ты не можешь о себе подумать в первую очередь! – повысил голос, так что она невольно вздрогнула. – Это их проблемы, им с ними и разбираться. Пострадаешь, кому лучше станет?

Но Элина уже давно приняла парадигму, в которой она – неважный элемент системы, чьё отсутствие никак не повлияет на жизни других.

Исчезнет, будет ли кому дело?

Умрёт, станет ли кто-то плакать?

– Ты не понимаешь. Если…

– Всё я понимаю! Опять ты со своим ненужным героизмом фанатично мечтаешь возложить на алтарь собственную жизнь.

– Может и так, – улыбнулась ему искренне, но грустно. – Я не хочу сейчас спорить. Мне нужна твоя помощь, но если откажешься, так будет даже лучше. Спокойнее. Чтобы ты рисковал по моей прихоти…Но я всё решила в любом случае. Иного выхода нет.

Севериан очевидно сдерживался, лишь бы не наговорить ещё кучу лишнего. В иной раз он мог бы вечность смаковать её глупость, нелогичность, порывистость. Сейчас же пожалел и оставил до лучших времён.

– Надо сказать Сереброву.

Элина нахмурилась. Как вообще связанно?

– Что? Зачем? Не надо втягивать его в это.

Но её уже не слушали. Севериан схватил за руку и потянул прямиком в сторону общежитий.

– Нет, ты же не серьёзно. Как об этом вообще можно кому-то сказать, тем более ему? Посвятить во всё?

В ответ лишь молчание. Решил игнорировать? Но ведь нельзя играться их тайной так просто. Тем более подвергать Дёму опасности! А если не говорить?.. Или соврать?

– Не знаю, что задумал, но я категорически против! Так нельзя!

– Да успокойся ты, почти пришли. О, а вон и он, как всегда вовремя. Даже будто спешит.

Севериан оказался прав. Не успели они выйти с площади, как на дорожке показалась тёмная фигура, стремительно приближающаяся. Шапка опять налезла на глаза, а накидка едва была запахнута. Демьян следил за ними, прищурившись с подозрением, словно заранее зная, что что-то случилось.

– Назад идёте?

– Нужно поговорить.

День обещал быть долгим.

***)

Глава 27.

– Эля!..

Голова гудела. Чей-то голос до боли знакомый звал издалека.

– Элина, ты меня совсем не слушаешь!

Распахнув глаза, она едва не ослепла от яркого солнца. Над головой пели птицы. Ветви деревьев колыхались от тёплого ветра, и жёлтые листья падали прямо под ноги.

Где она?

Но разглядев своих спутников, Элина навсегда попрощалась с рассудком. Перед ней стояли отец и мать. Живые. Невредимые. Такие, какими запомнила в тот злополучный день. Мама недовольно скрестила руки, то и дело отвлекаясь, чтобы поправить причёску и макияж. Отец поглядывал на часы и скучающе пинал камни на асфальте.

Это невозможно.

Не может быть. Ложь. Сон. Что угодно.

Это невозможно.

– Мы так опоздаем.

– Вот именно! – мама схватила её за руку и потащила вперёд.

Касание, тепло. Ладони не прошли мимо, осязаемые, видимые. Настоящие.

Это ложь.

– Кто вы такие?

Элина отскочила на пару шагов, готовясь защищаться. Она заметила, что вчерашняя одежда пропала – теперь на ней неудобное белое платье.

– Родители твои! Если сейчас же не прекратишь своё вопиющее поведение, никакой школы и уж тем более выступлений не увидишь!

О чём она?..

Только теперь Элина узнала эту крохотную аллейку. Школа. Пробежали мимо дети с белыми бантами и букетами цветов. Отголоски «учат в школе, учат в школе, учат в школе» со двора. Помнила ли этот день? Первое сентября.

Но как же Академия Зеркал? Как же зима? Как же магия?

Её друзья?

– Согласились на эту дешёвую программу посмотреть, с работы отпросились, а она вот такой благодарностью сыпет! – завела своё мама. С непривычки хотелось закрыть уши руками и не вставать с колен. – Что глазами хлопаешь? Пошли!

Это морок. Не могло ведь быть так, что она выдумала всё себе? Она не сумасшедшая. Ущипнула себя, но ничего не изменилось. Должен быть способ. Элина заозиралась по сторонам. Но чем больше смотрела, тем сильнее росло сомнение. Если это происки нечистых, Замятника, кого угодно – как всё настолько реально? Ветер, воздух, солнце, трава, люди.

Родители отошли к учителям. Элина пыталась отыскать свой класс, но не помнила уже ни лиц, ни имён. Всё чужое. Она – чужая.

Сон? Просто очень реалистичный сон? Осознанный?

Её не должно быть здесь. Нет. Но сорваться и убежать не получилось – вышел директор и объявил уверенно:

– Теперь же позвольте представить выступление нашей главной гордости! Элина Левицкая с песней «»!

Она не двинулась, и тогда со всех сторон обхватили руки – они вытолкнули её в центр, вновь и вновь повторяя имя. Кто-то сунул в руки гитару. Гриф был поцарапан, а струны перетянуты. Ей поставили стул и микрофон. Десятки пар глаз жадно смотрели, ожидая представления. Элина металась от лица к лицу. Нашла родителей, и те не сводили взгляда, застыв на месте. Почему им не плевать? Почему они вообще здесь? Нашла лицемерные глаза учителей, готовых хвалить, даже если получится ужасно.

Беги.

Надо бежать.

Но вместо этого взялась за струны и наиграла бой с басовым аккордом. В ушах что-то постоянно жужжало, будто рой мух, не отогнать и не спрятаться. С каждым новым ударом он становился всё сильнее. Элина вскинула голову.

В толпе прямо напротив неё стояла расплывчатая фигура. Призрак. Женя. Пустые глазницы смотрели прямо в душу. Иссохшимися синими губами он повторял одно и то же слово, раз за разом, не сбиваясь.

«Проснись»

Верно. Это нереально. Она в ловушке. Ей нужно вернуться обратно. Туда, где отныне её настоящий дом.

Элина поднялась, отставила гитару. Выдохнула.

– Простите…

Но директор тут же схватил за руку, сжал до синяков и не собирался отпускать. Его лицо дёргалось, голова качалась из стороны в сторону.

«Беги»

Все смотрели на неё. Но не так как раньше. Свернув шеи, они впились пустым, стеклянным взглядом. Как куклы, как марионетки. Не было среди них живых людей.

Элина вырвалась и бросилась наутёк. Сердце стучало в висках, дорога смазалась. Не оборачивалась, но за спиной слышала скрежет и крики. Страшные, полные злобы и боли.

Её убьют. Раздерут на куски. Не отпустят.

Она оказалась в коридоре школы. От здешнего холода немели пальцы. Бежала вперёд и вперёд, один пролёт за другим, пока не упёрлась в глухую стену. Третий этаж. Не раздумывая, Элина ввалилась в единственную комнату в поле зрения и едва успела запереть дверь, как ту уже попытались выломать – пинали, толкали, стучали. Долго не продержится.

Она не знала, что делать. Всё вокруг казалось до того реальным и простым, никак не связанным с силами, магией, чем угодно. Где найти ключ? Как? Не мог же выход прятаться в стопке книжек, под партой или на потолке.

Найти то, не знаю что, там, не знаю где.

В общем безумии вдруг отчётливо заскрипел мел. На зелёной доске появлялись буквы: неказистые и угловатые.

«Поверь в себя»

Её пробило на смех, да такой, что заболели щёки.

Выхода нет.

Зря старалась. Зря боролась и спасалась. Всё напрасно.

Дверь жалобно затрещала. Элина не стала смотреть. Вместо этого заползла под учительский стол и спряталась, уткнувшись лбом в колени.

Лишь бы смерть была быстрой.

Вспомнила вдруг Дёму и Севериана. О, они убьют её, это точно. Все мечты и надежды умрут вместе с ней, но Боги, как же хотелось вернуться во вчерашний вечер и сказать им правду. Признаться. Но даже всей смелости на земле не хватило бы ей, чтобы измениться.

Она хотела жить. Почему же она так хотела жить?

Ещё хоть бы разок услышать, как поёт Дёма. Потанцевать с Северианом, не заботясь о Богах и конце света. Почувствовать тепло их рук и глупую заботу. Посидеть в «Лю шарм» и угостить каждого черничным пирогом от Кассиана.

Увидеть Аделину во главе Канцелярии. Посмотреть пьесу Аврелия. Спасти Каллиста и Десму от традиций и долга. Измагарда от ожиданий семьи. Познакомиться с братом Севериана, ради которого тот продал этот мир.

Избавить от Скверны Терция. Освободить Яромира.

Она больше не хотела исчезнуть. Она хотела будущего. Любви. Счастья.

У неё появились люди, которые принимали такой, какая есть. Со всеми шрамами, изъянами, трещинами. Им не нужна была идеальная Элина. Они поверили в неё настоящую.

Может, в этом ответ?

Даже такие бракованные люди как она имели смысл.

Даже такие бракованные люди как она кому-то были нужны.

Послушайте! Ведь если…

Дверь слетела с петель, с грохотом падая на пол. Щепки разлетелись в разные стороны. Элина закрыла голову руками, сильнее вдавливаясь в колени. Это конец. Шаги приближались, стремительно и неизбежно. Один, два, три…

Поздно прятаться.

Дерись.

Верь.

Элина выскочила, выставляя руки вперёд. В них была сила. Бурлила и переливалась всполохами пламени. Пусть всё сгорит дотла. Это место, эти люди – призраки её прошлого, порождения страхов и ненависти. Она больше не в их власти.

Она свободна.

Огонь растёкся по полу, по партам и шторам. Вопли смешались с болью и ужасом. Красные языки пожирали чужую кожу, обнажая пустое нутро, плавили железный каркас, обрезали нити кукловода.

Всё объяло пламя.

***

Первым пришёл запах. Болотная тина, влажное(спёртое) сено и кровь. Хвоя и сырость.

Вторым проснулись звуки. Шелест листьев, кваканье лягушек, сверчки. Монотонное капанье. Скрежет металла о металл. Раз. И ещё раз.

Третьим заныло тело, замёрзшее, наверно, до синевы. Руки и ноги затекли. Верёвка натёрла запястья. Всё от кончиков пальцев до самой шеи горело и щипало, воспалённое.

Элина открыла глаза и поначалу обрадовалась – это не школа и не пепелище. Значит, она жива. Значит, нашла выход из кошмара. Но также быстро пришёл страх. Что происходит? Где она?

Стояла ночь. В чёрном небе тускло мерцали звёзды, а луна скрывалась в тучах. Темнота. Лишь макушки деревьев, качающихся вместе с ветром, намекали на место – лес. Явно не Багряная роща или любая другая аллея в академии. Хотя бы потому что не было ни грамма снега.

– Это правда ты? Неужели удалось, неужели смогла выбраться?

Услышав до боли знакомый голос, Элина едва не расплакалась, такими сильными казались радость и облегченье. Как будто тысячи лет прошло. Дёрнулась, но оплетающие руки верёвки натянулись и быстро вернули на место.

– Яромир! Я боялась никогда больше не услышать тебя!

– Тш-ш-ш, – зашипел почти напугано. – Он ещё не знает, что всё сорвалось.

– Мороз? Это его рук дело?

– Да. Я недооценил его. И думаю, Далемир тоже. Мальчишка ведёт свою игру и не собирается кому-либо подчиняться.

– Почему я здесь? И как?

– Думаю, ему удалось подчинить себе твой разум. Дальше всё просто: обвёл барьер и дошёл до логова своего.

Элина тут же вспомнила Эмиля и слова из книги: «». Вечеринка. Алкоголь ослабил её бдительность. Видимо тогда Мороз и воспользовался шансом. Неужели специально молчал и выжидал? Знал, что рано или поздно допустит ошибку? Поверит в спокойную жизнь.

Яромир продолжил:

– Он начал обряд, руками того глупца, последовавшего за мертвецами. Ведь нечистые не могут обращаться к Богам, не могут вмешиваться в материи. Зато науськать и подчинить кого другого, живого – легко. Морок стал частью того обряда. Ты не должна была выбраться. Навсегда осталась бы там. На самом деле, мне мало известно. Мальчишке больше по нраву смеяться и издеваться, чем планами делиться. Но, кажется, он всерьёз решил убить Богов. Всех и каждого. Окромя Морены. Даже Далемира, и оно не даёт мне покоя. Почему?

– Да разве смогу я ему помешать? – разозлилась, понимая, во что втянута. – На блюдечке тут лежу, как зажаренная свинья с яблоком во рту.

– Ты уже помешала. Выбралась из забытья. И сейчас должна выбраться. Без тебя он не сможет добраться и до меня. Я бесплотен, пуст. Ты моё тело и мой дух.

– Забыл? Я уже пыталась с ним драться. Кончилось всё вот этим! Ещё большим провалом!

– Что тогда, а что сейчас…

Вдруг из лесной чащи наплыла плеяда светлячков, а вслед за ними две тусклые фигуры. Не нужно было гадать, кто идёт. Лишь один вопрос: а где Дима?

– Думай! Они ещё не знают!

Элина вновь подёргала руками, нервно и раздражённо. Кто же научил такие узлы вязать? Запястья зажгло, хотя даже выбраться серьёзно не пыталась. Холодный камень, заменявший ей постель, был ровным. Ни выбоин, ни острых засечек, ни хоть чего-то намекавшего на путь к свободе. Да она даже сесть не могла, точно гвоздями прибитая.

А может, поджёчь? Только что получалось знатно. Всяко будет лучше выбраться, чем волноваться об ожогах.

Светлячки всё приближались, очерчивая тусклым светом проторенную тропинку и рубленные, искаженные тени – не то остатки строений, не то обманутых, встретивших свою гибель людей.

А времени оставалось меньше и меньше.

Элина закрыла глаза и сосредоточилась. Легко колдовать импульсивно и бездумно, рушить всё подчистую. А когда же дело доходит до точечного аккуратного процесса одной лишней мыслью можно испортить и усугубить, обратить силу против самой себя.

Давай, очисть голову.

Всё получится.

Иначе…

Осознание успеха пришло вместе с невыносимой раздирающей болью. Так плавилась её кожа. Верёвка загорелась, да только поддавалась всё с той же неохотой. Прекрасная, лучшая идея! Пламя словно подпитывалось горючим и расползалось дальше. Стали видны вбитые в землю колья и полукруг из деревянных идолов, старых и блёклых.

Элина направила огонь в одну точку: на стыке, где натяжение было самым сильным.

Кровь собралась во рту. Даже и не заметила, как прокусила губу. Так старалась сдерживаться, да только в чём смысл? Яркое пламя и без того привлекло внимание её похитителей – уже долетали отдалённые ругательства.

И когда почти уверовала, что всё напрасно, что зря рискнула, левая рука освободилась. Лишь остаток тлеющей верёвки болтался на запястье. Кажется, даже не так и плохо. У страха глаза велики. И у боли. Элина соскользнула с камня и с большей силой налегла на оставшуюся верёвку. Та, благо, не сопротивлялась долго.

Свобода. Только радости мало. Обернувшись, Элина смогла отчётливо разглядеть двоих заложных мертвецов – разделяло их всего-то пара метров и этот гробовой алтарь. Разгневанные лица нагнетали жути, абсолютно серьёзные в своих намерениях.

Понимала, что шансов мало. Куда ей тягаться с тысячелетним хитрым призраком?

Но сомнений не оставалось – надо драться.

Если бы ещё она была также сильна как Севериан или знала множество заговоров как Каллист. Но на эту ночь её навязчивой идеей стал огонь. Поспешно отступив на десяток шагов к лесу, Элина подожгла шестёрку идолов. Те загорелись как соломенные чучела – быстро и ярко. Именно в тот момент, Мороз и Денис ступили в круг и оказались заперты пламенной завесой. Но надолго этого явно не хватит.

Какие там правила против заложных? Надо было внимательней слушать Скопу! Шпаргалки делать и везде с собой носить. Знала ведь, что рано или поздно догонялки не помогут.

Итак, первое правило: если…

Не успела ничего понять, как резко оказалась на земле и ощутимо ударилась спиной. Шею сдавили чужие пальцы, а подбородка коснулось что-то холодное. Лезвие.

– Двинешься, убью.

Элина знала этот голос, но не безумные пустые глаза, смотрящие сверху вниз и упивающиеся её беспомощностью.

– Дима…

Он криво улыбнулся и навалился сильнее, лишь бы заставить молчать. Выглядел, мягко говоря, ужасно. Полунощные земли, очевидно, не были курортом, но, казалось, что вместо человека перед ней стоял мертвец. Кожа да кости. Скелет. От того счастливого паренька, собравшегося всю ночь танцевать с понравившейся девушкой, не осталось и следа.

Одни глаза горели ярко, но был то уже потусторонний свет. Неживой. Один шаг над пропастью.

Элина открыла рот, пытаясь сказать хоть что-то: как ей жаль, как плохо Авелин, как им не хватало его. Но не смогла. Словно в насмешку, вспомнила всё, чем занималась этот месяц – учёба, вечеринка, обиды и любовные разборки. А Дима в это время страдал, Дима медленно гнил, похороненный заживо. И никому, даже ей, не было дела. Вот чего стоит она, вот чего стоит её дружба.

«Они легко забывают и живут дальше»

– Ягнёночек решил сбежать? – вровень склонился Денис, полная копия Димы лишь с учётом того, что один из них давным-давно уже был мёртв. – Придётся привязать покрепче. А может, лучше отрежем эти два прекрасных бёдрышка и приготовим рагу?

Элина почувствовала, как по колену заскользила ледяная ладонь. Мерзость! Она взбрыкнулась, пытаясь отодвинуться, ударить, хоть как-то избавиться от плотоядной усмешки. Но Дима, несмотря на всю слабость, держался крепко и, сколько бы ни барахталась, не могла скинуть его с себя. Накатила вдруг паника, такая резкая и сильная, быстро перетёкшая в неконтролируемые слёзы.

– У-у-у, – слепыми глазами уставился вновь, – какое зрелище. И это надежда всея человечества?

Но пытка не продолжалась долго. Денис выпрямился по струнке, стоило подлететь Морозу. Без слов тот вскинул посох и вместо дряблой верёвки запястья оплели кандалы. Изо льда.

– Чудится мне, выбрать тебя было ошибкой. Ничего-то не берёт! И как только умудрилась сбежать?

– Может, с обрядом напортачили? – подал голос Денис.

– Может, – легко согласился, но гнев продолжил бурлить в каждом движении. – А может, эти глупые Боги испугались и решили нам помешать? Жаль, не видели, как ярко горели их идолы.

– А я думал, они слабаки. Как тот, что в клетке. Только языком чесать умеет.

Мороз глянул косо куда-то в сторону, лишь сильнее хмурясь. Без глупых шуточек и сарказма он действительно пугал, неестественно взрослый и жестокий. Конечно, ему ведь тысяча лет! Любой сойдёт с ума.

– Что ты задумал? – терять уже нечего, только собственную жизнь. – Разве не слушался во всём папеньки и боялся нас и пальцем тронуть? А теперь решил вдруг избавиться от Богов? Серьёзно? Со мной-то справиться не можешь…

По лицу прилетел размашистый удар посохом, да так что даже Дима не ожидал, едва успев убрать нож. Всё её тело ныло от боли, и эта показалась каплей в море. Элина провела языком по губам. Хотя бы не до крови. Отчего-то хотелось смеяться, громко и долго. Тоже сошла с ума?

– Подними её, – приказал Диме.

Тот подчинился безропотно, слез с неё и, наконец-то, спрятал нож. Она же встала сама, ещё надеясь, что вот-вот чудесный план побега озарит пустую голову и унесёт подальше отсюда.

– Управу на тебя я ещё найду. А пока подождём других гостей на нашем празднике, – и приказал опять. – Брось в поруб.

– Но там же этот, – возразил Денис.

– Думаешь, замыслят что-то? – рассмеялся не впечатлённый. – Коли за всё время не сдюжил, сейчас что ли сбежит?

– Мало ли.

– Ладно, – махнул рукой, взлетая ввысь с порывом ветра. – Решай сам, на твоей совести.

И исчез, словно и не было. Элина не верила себе, но лучше бы осталась с Морозом, чем с Денисом. Прищуренный взгляд не сулил ничего хорошего.

– А я-то боялся, умру тут ещё раз от скуки, – улыбка сделалась шире, неестественная и растянутая, как у воздушного шарика. – Но этот пень, наконец, расщедрился и сделал прекрасный подарок.

– Ладно он, а ты-то почему себя так ведёшь? – закатила глаза. – Боги тоже перешли дорогу?

Дима закачал головой, отходя к импровизированному алтарю, проверить результаты пожара.

– Я мёртв! Мне кажется, вполне достаточно, чтобы возненавидеть их! Это героям нужна куча причин, лишь бы оставаться святыми ангелочками.

– И мы ещё спасать тебя хотели. Планы строили. Вот скажи, Дима, оно стоило того?

Но тот не ответил. Продолжил прохаживаться между обуглившихся деревянных обрубков, в кои превратились идолы. В чём-то Мороз прав, велика её благодарность. Да только Элина знала, что помогли ей не Боги, а Женя. Память о нём.

– Если б хотел он, не тянул бы столько, – за капризным тоном скрывалась неподдельная обида. – Вон мои косточки висят одиноко, и никому нет до них дела.

Элина медленно посмотрела, куда указал, не желая верить тому, что увидит. На дереве в сгущающейся темноте качалась из стороны в сторону фигура. Неужели это и правда труп? Его труп? О Боги…

– Хватит болтать. Рассвет скоро.

– Да ладно, может ему полезно будет немножечко поджариться. Станет ласковей и благодарней. А-то скинул всё на нас, а сам ускакал к мамочке на поклон, – Денис отвлёкся на Диму, – и вообще я проголодался. Если эту нельзя есть, найди мне кого-нибудь такого же мясистого.

– Надо, ищи сам.

– Да кого тут найдёшь? Уже даже Путевики не заглядывают!

– Потому что в лоб действуешь. Надо потихоньку, вдумчиво…

Ей показалось, вот он – идеальный шанс. Оба расслабились и совсем не обращали внимания на неё, почти полностью поглощённую мраком. Нельзя здесь оставаться. Нельзя подчиняться. Ждать знаков Судьбы или принца на белом коне. Надо что-то делать.

И Элина рванула прочь. Бежала, бежала, бежала. Не оборачиваясь. Ноги скользили по промёрзлой земле. Не разбирая дороги, в полной темноте, казалось, что не двинулась ни на метр. Однако смутно мелькающие стволы деревьев говорили об обратном. Она всё дальше уходила от поляны. Вот только через минуту-другую начала нервничать. Почему так легко? Почему никто не гонится и не кричит?

А упёршись в глухую метра в три высотой стену стала догадываться. Но неужели серьёзно думали, что это её остановит? Не на ту напали. Сегодня точно попрощалась с рассудком. Элина вцепилась в ближайшее дерево и абсолютно безграмотно попыталась вскарабкаться наверх.

– Божечки, посмотри на это. Ставлю пять звёзд из пяти за столь экспрессивное выражение лица. Актёрское плачет без таких талантов.

Она тут же свалилась на землю, соскользнув ногой от испуга. Светлячки, повсюду следовавшие за Денисом, окружили и льнули холодом.

– Даже таким способом за стену не попадёшь. На тебе метка Мороза, – бесцветно проинформировал Дима и помог подняться.

Элина оттолкнула его и попыталась воззвать к силам, вскинула руки, но в ответ не почувствовала ничего кроме пустоты. Даже в самые плохие, ужасные дни такого не случалось! Совсем ничего. Словно опять оказалась там, по ту сторону лазурной двери, в простом мире, где изо дня в день ненавидела себя и свою жизнь.

– Ну-ну, огоньком хочешь нас опять порадовать? Мы ж не дураки всё-таки.

Кандалы мерцали, как будто даже нагревшись. Серьёзно, только у неё начало действительно что-то получаться, как тут же лишили сил!

– Поняла, что рыпаться смысла нет? – от такого самодовольства, наоборот, не хотелось сдаваться. – Мало этой стены, так даже всё Морозово Княжество не обойдёшь.

– А, неужели мгновенно умру?

– Если пробьёшь оберег и перепрыгнешь на владения какого-нибудь Беглажа или Увры, то вполне возможно. Только вот крайне не советую. Один любит свежевать и, как говориться, ещё тёпленьким питаться. А другой просто мерзкий и весь в плесени, бе!

Элина с сомнением оглядела брусчатую стену. Даже если не считать всех страшилок, она ведь когда-то чуть не попалась Замятнику, Теням, Железным стражам. Куча опасностей, с которыми не справиться никакими силами.

А эти монстры пусть жестоки и пугающе, но по крайне мере знакомы. И много-много отвлекаются.

– Что…

– Ты посмотри! Солнце встаёт! А я ещё не ужинал!

Денис едва ногами не топал, но Дима не обращал особого внимания. Элина, особенно после красочных рассказов, догадывалась, чем тот «питался». Но даже думать об этом не хотела. Нет, нет, нет. Может, дедукция подвела и надумала лишнего?

– Идём. Лучше слушайся и не занимайся ерундой.

– Мог бы мне помочь, знаешь? – возмутилась, вспоминая, сколько всего они с Авелин ставили на кон, когда готовились спасать его. – Ведь если бы не ты, и половины из этого не случилось бы! Вот зачем пошёл за ними?

Осунувшееся бледное лицо вдруг искривилось, изломленное и поглощённое эмоциями. Тыча пальцем, он вскричал, дрожа уже от злобы.

– Это не твоё дело!

– Вообще-то моё!..

– Нет. Какой смысл во всём этом? Зачем играешь хорошую? Зачем спасаешь всех, когда никому до тебя и дела нет! Я думал, ты-то меня поймёшь. Разве не хотела бы опять встретиться с ним, со своим лучшим другом? Веселиться, играть, просто общаться. Чтобы всё как раньше? И не важно, сколько придётся заплатить.

– Но не ценой чужих жизней! Ты не имеешь права!..

– А они имели право? Открой глаза! Сколько крови на их руках? Да они заслужили сгореть в аду не меньше моего!..

– Так, заканчивай эти сопли, – Денис оттолкнул их друг от друга, не коснувшись и пальцем. – Я слышу, там вон мой наггетс с картошкой фри кричит. Устрой-ка дела. А ягнёнка, так и быть, приготовлю сам.

Дима, тяжело дыша, обернулся на брата, явно собираясь что-то высказать и ему, но быстро сдался, когда за стеной и правда послышался незнакомый голос:

– Помогите! Тут кто-нибудь есть?

Сердце упало в пятки. Это был кто-то совсем юный, совсем ребёнок. Облизав нервно губы, Элина собиралась умолять и всеми силами гнать отсюда, как рот просто зажали рукой. Мертвецки ледяной.

– Ну-ну, не хочешь же спугнуть добычу. Такого не прощу. Я ещё гуманным мертвецом считаюсь. Не вмешивайся.

И повёл её обратно в лес, подталкивая в спину, не сводя предостерегающего взгляда. Дима остался позади. Стояла тишина, только листва и трава иногда шелестели под ногами.

***

Над поляной поднялось солнце – белый шар на тёмном небосводе. Его свет не грел, лишь очерчивал резкие контуры и изгибы, не лучше уличного фонаря, оставляющего темноту по углам. И почему не использовали более подходящее «луна»?

Только Денис, стоило упасть первым лучам, начал ворчать и жмуриться и быстро ушёл куда-то вглубь, в своё мрачное тёмное логово. Но при этом не забыл наказать: «Не заходи за круг, не подходи к домам».

Как оказалось, поляна не была поляной в том простом понимании. Это были руины. Остатки старого пепелища. Центром служил алтарь, а вокруг строилось всё остальное. Маленькие избушки, покорёженные и прогнившие, но удивительным образом продолжавшие вглядываться пустыми глазницами окон. Башня метров в пять с ржавым колоколом. Торчащие палки, когда-то служившие сваями и кольчатыми заборами. Многое покрывала копоть, многое – гниль и жуки. Возможно, когда-то очень давно всё здесь было по-другому, но сейчас это место стало никому не нужным прошлым.

– Может, ты всё не так поняла?

Элина склонилась над глубокой ямой, достаточной, чтобы поместить человека. И не только человека. Сквозь мелкие прутья выглядывало знакомое лицо, испещрённое мелкими шрамами. Яромир, неизвестно как отделённый от неё в тот вечер, сейчас приобрёл форму близкую к самому Морозу или Денису.

– У Мороза ещё одна мать была кроме Морены?

– Она Богиня, – выплюнул, как ругательство. – А значит, чтобы говорить с ней, не нужно видеть. Второго «пришествия» я точно не вынесу.

– Не ты ли говорил, что Богов не существует и ответа ждать не стоит?

– Я уже ни в чём не уверен. Может, одни из нас всё же были достойны? – и чуть тише, опустив голову, пробормотал: – Хотя в чём тогда смысл обряда «»? Мы с ним оба жили бы где-нибудь в небе и иногда являли себя людям. Не худшее перерождение…

– Я что-то не припомню?

Но Яромир быстро вернулся к главной теме обсуждения:

– Когда Мороз вернётся, второго шанса уже не будет. Уверен, одна неудача не остановит, он попробует снова.

– Но что я могу сделать в этих оковах? Одно их слово, и побегу делать, что скажут, – Элина опустилась на колени, едва ли чувствуя ноги. – Хорошо, что Денис зарылся в своём склепе. Боюсь представить, какая богатая у него фантазия.

– Раньше «название» пользовались, чтобы сдерживать силы. В дни Равноденствия и Единства мы входили в Чернолесье, лишь заковав себя ими. Так избегались кровопролитья севера и юга. Не всегда конечно все честно следовали законам Волхвов, но мне хочется думать, в ответ получали не меньшего горя.

– А подчинение воли?

– Кто-то очень способный приложил руку к этому. Мастер своего дела.

– И что мне остаётся?

– Надеяться, что пропажу заметят?

Истерический смех застрял где-то в горле.

– Не говори, что ты серьёзно. Посмотри хотя бы на этих двоих. Их обоих бросили, даже не стали искать.

– Ежели всё так, как ты говоришь, считай, нам обоим конец.

В лесу стало неспокойно. Он вдруг ожил криком птиц, скрипами и шорохами. Сухие ветки затрещали под натиском ветра.

Элину посетило плохое предчувствие. И словно в подтвержденье по вытоптанной дорожке меж двух избушек показалась человеческая фигура. В исхудалом тонком силуэте легко было признать Диму. Лицо его словно стало ещё белее, а походка нелепее. Кажется, он хромал? Но стоило приблизиться, и Элина поняла – нет, не хромал. За собой по земле он волочил бездыханное тело.

Тот ребёнок?

Она боялась даже смотреть. Почему Дима делал это? Почему все они делали это?

Яромир молчал. Не заметив и отблеска золотых кудрей меж прутьев, Элина поняла, что тот спрятался. Оставил один на один с убийцами и маньяками.

Однако Дима пока не обращал на неё внимания. Действовал как на автомате, а возможно и вовсе позабыл о нежданном пополнении. Обойдя алтарь, он поплёлся к одной из избушек: сохранившейся лучше всех, с затворёнными ставнями и дверью. Постучал и крикнул:

– Вставай, давай. Хотел себе ужин, вот, пожалуйста.

Хоть и приглушённо, но ответ слышался чётко:

– Вообще-то завтрак!

Денис, не заботясь, вылез через пустое окно. Он и правда выглядел так, будто только проснулся: раздражённый и растрёпанный.

– Да положи хоть на камень. Не буду же я с пола есть, – тут же взялся приказывать.

Элина, понимая, что идут они в её сторону, подскочила и хотела уже бежать и прятаться, да только не успела. Денис разулыбался и выкрикнул, нисколько не заботясь о тишине этого места:

– Жди нас! Стой на месте!

Оказывается самое худшее, это просто стоять и видеть приближение своего проклятья. Внутри страх смешался с ненавистью. Борись, не подчиняйся! Только ведь усвоила урок! Но видимо на самом деле недостаточно в ней было желания – наручники лишь теплели да слабо светились.

С усилием Дима поднял ребёнка и уложил на алтарь, на котором ещё недавно была распластана сама Элина. Денис от нетерпения ходил по кругу, поигрывая ножичком, выхваченным из рук Димы.

– Скажи же, любопытно. Хочешь посмотреть?

– Не хочу.

– Как жаль, что мне плевать. Я-то хочу себе поклонницу.

Но Дима не дал закончить, когда заключил:

– Всё готово.

Денис отвлёкся и теперь переключил всё внимание на жертву. Элина не намеривалась нарушать обещаний: уставилась себе под ноги и пыталась считать мелкие камешки. Один, два… Ей помешал задушенный стон, тихий и почти не слышный. Значит, не убил! Но подняв взгляд, она быстро позабыла о мимолётном облегчении. Денис припал к распоротой ладони и слизывал кровь, смакуя, как хорошее вино. Блаженство на лице говорило за него. Чёртов безумец, вампир, маньяк. Осталось ли в нём хоть что-то человеческое?

Элина смотрела так долго, что не заметила, как закружилась голова, а сердце забилось бешено и загнано. Словно для себя устроила пытку, продолжала смотреть, и смотреть, и смотреть…

А потом резко очнулась.

– Вы что творите!? Хватит! У вас совсем уже совести не осталось?

Она схватила Дениса, но смогла оттащить едва ли на метр. Быстро вырвавшись, тот не оценил её храбрости и, угрожающе нависнув, приказал:

– Не двигайся.

Тело расслабилось, отдавая волю чужому. Но вот рот ей пока не заткнули, так что Элина не стала сдерживаться.

– Вы просто отвратительны! Ты отвратителен! Жалкий и мерзкий! Как можно причинять боль абсолютно беззащитному человеку!? Да на твоём месте я лучше бы умерла, чем убивала других и превращалась в настоящее чудовище! Твоя жизнь!..

Впервые за всё время она увидела настоящего Дениса, без шуток и насмешек, в которых прятал свои страхи. Он липкой рукой толкнул её, так что копчиком ударилась о монолитный камень. Острый подбородок дрожал, взгляд горел превосходством и силой. Окровавленные губы растянулись в издевательской усмешке.

– Ах, очаровательно. Настоящая Святая, посмотри! Последнюю рубашку снимешь, глоток воды отдашь… Только и думаешь о благе других. Молодец. Это меня и бесит. Неужели до сих пор веришь в «мир, дружбу и жвачку»? Я бы показал тебе, какого это быть мёртвым куском без плоти и памяти. Но лучше помогу избавиться от детской наивности.

Элина почувствовала, как в руке появилось нечто холодное и тонкое. Догадка прострелила шоком. Ещё до того, как он успел что-либо сказать, ею завладела паника.

– Нет. Нет, я!..

– Ну-ну, неужели боишься? Бесстрашная Святая, надежда трёх миров! Но пока что я не заставляю переходить черту. Всего-навсего окажи мне услугу и отрежь руку.

От одних только слов её затошнило, а в голове зашумело. Она зажмурилась. Она готова была умолять. Она не хочет, она не сможет, она!..

– Пожалуйста…

Но Денис вошёл в раж, и хотел выместить злобу, утвердить правоту. Показать, где её место и в чьих руках она, в чьих руках власть.

– Это приказ. Отрежь руку. Вот эту, например.

Элина сопротивлялась. Тело онемело и пылало, словно в лихорадке, ведь его разрывало на части. Незримая битва не на жизнь, а на смерть. На свою, на чужую – разве есть разница? От боли и ожесточённого напора, казалось, голова вот-вот взорвётся. Наручники раскалились докрасна, оставляя новые ожоги.

Борись, борись, борись.

Ты не как они. Ты не убьёшь. Ты не ранишь.

Ты не станешь монстром!

Но всё сосредоточие мысли рухнуло, когда Денис стал снова и снова повторять приказ, а затем и вовсе вцепился пальцами и потянул вперёд. Элина пыталась абстрагироваться, не слушать, найти равновесие, но капля за каплей и дамба прорвалась, смывая и уничтожая всё.

Бессилие мысли, бессилие воли.

Единственное, что она могла – смотреть. Как её столь знакомые и столь чужие сейчас руки сжимали крепко рукоять ножа. Как бледное тельце на холодном камне дрожало и металось, сдерживаемое лишь Диминой силой. Как задыхалось в слезах, как умоляюще смотрело этим полным надежды взглядом.

Как без единого сомнения или страха Элина воткнула острое лезвие.

Ввысь поднялся безудержный крик. Только вот кому принадлежал – ей или ребёнку? Им двоим? Никто уже не разберёт.

Кровь хлынула стремительно. Немного и всё вокруг – алтарь, земля, рукава пиджака – сделалось красным и скользким. Элина видела свои ладони, чувствовала, как нож впивался в чужую плоть, податливую и нежную.

А затем ничего.

Темнота.

Мягкая земля обволокла тело и подарила утраченный покой.

Глава 28. Мороз.

Сегодня мама весь день злилась. Ей было плохо, и бабки давали какие-то горькие травы, но то не помогало. Она кричала. Все говорили о страшной хвори, но ведь мама – сильная. Мама никогда не оставит их.

Мороз стоял за дверью. Он не должен был подслушивать, так поступали только плохие люди. Но ведь никто не хотел рассказывать ему, почему мама злится, а тятя плачет. Он уже взрослый. Сильный. Он им поможет. Спасёт.

– Ты слышишь себя? Слышишь, что говоришь? – что-то ударилось о стол, – Изничтожить их, создать иной мир…Богом возомнила?

– Но ты, ты разве не хотел бы, – мама говорила спешно, горячно, – отомстить, поквитаться с каждым, кто разлучил нас? Раз и навсегда покончить с этими (выродками)? Мы будем главными, будем править! Нас будут бояться и уважать! Никто и слова не скажет, рта не откроет! Обряд не так!..

– Никаких. Больше. Обрядов, – тятя заговорил жёстче, но тише. Пришлось напрячь слух. – Мало (наз)? Мало того, что с нами стало? А с Морозом? Не видишь, как ему перестала поддаваться сила? Не наступила ещё десятая зима, а оно уже начало забирать своё.

– (наз) наш выход! Егоспасение! Не будет Богов, некому и забрать плату! Мы не позволим отнять его у нас!

– Но убьём сотни других детей?

– Они заслужили! Их родители уничтожали наших как скот, почему мы не можем?

– Ты сходишь с ума. Люди начинают подозревать, Яромир…

Мама захохотала, так громко, что Мороз отшатнулся. Никогда не слышал он её такой отчаянной и, по правде, безумной. Половица скрипнула под ногами, но никому не было дела, даже ему самому. Сердце громко билось где-то в горле.

– Ой ли, нашёл кого бояться. Этого рябчика.

– Ты думаешь, он слаб. Но мы с ним равные. Как бы ни хотелось тебе этого исправить.

Почему они ссорятся? Почему тятя делал только хуже? Он ненавидел маму? Ей ведь плохо, её нельзя расстраивать. Она всегда говорила, когда Мороз приходил: «Ты для меня счастье и исцеление. Улыбайся и смейся, и я тоже стану весела»

Но тятя всегда только ругался. После его визитов маме становилось хуже. Один раз она едва не забила Авосью – девчонку с деревни насмерть. А в другой сбросила лучину на пол, так что от избы остался лишь пепел.

Вот и сейчас Мороз боялся, что из-за выходок тяти мама поддастся хвори.

– Зря, мой милый, так думаешь. Не ровня он тебе. Смутьян и вор, душегуб этот. Ты лучше, во всём лучше.

– Скоро узнаем, у кого правда. Но Яромир стал догадываться, откуда взялись наши силы. Я знаю его, он не оставит это просто так. Докопается и влезет без спросу. Уже влез. Я обязан принять его как доброго гостя. Поэтому, прошу, оставь ты свой бред. Не давай поводов сомневаться в нас.

– Почему же не помер тогда? Надо было хоть проверить, а лучше как тятеньке егоному голову снести. Горя не знали б…

– Поздно спохватилась. Если не хочешь чтобы голову снесли уже нашему сыну, забудь о всяких обрядах и сглазах.

– Пусть только попробует подойти! Я устрою войну, утоплю его в крови, спалю Белую Вершину! Ни один белокурый сынишка не выживет! Только сестрицу мою пощажу – выколю глаза, израдице!

– Я твой Властитель, – из-под щёлки в двери пахнуло стужей. – Не посмеешь творить никакие дела без моего ведома. Пока мы здесь, никто первым не начнёт новой бойни.

– Посмотри на себя! Кто тебе важнее? Сын или этот ничтожный (выродок)?

Тятя молчал, долго молчал, а затем зло ринулся к выходу. Мороз успел лишь отскочить на добрый десяток и стал ковырять ногтём крыльцо, надеясь остаться незамеченным. Что же ответила мама? Дверь хлопнула.

– Ты что тут забыл?

– Маму проведать пришёл.

Но тятю не обманешь – видит насквозь. Перескочив ступеньки, он притянул его за плечи. Заглянул в лицо и наказал:

– Замечу ещё раз, уши откручу. Не суйся во взрослые дела.

***

А затем быстро скрылся, уходя куда-то в сторону полигона. Не зря говаривали, что вся жизнь его война и бойня. Ежели не изобьёт кого, всем худо будет и надо бы на глаза не попадаться.

– И что же ты не заходишь, коли пришёл?

Мороз подскочил с испугу. На крылечко вышла мама, тяжело хватающаяся за тёплую овчинку, ведь даже жарким летом постоянно мёрзла.

– Мама! Тебе нельзя вставать, – он быстро оказался рядом, костеря и тятю, и самого себя.

– Не бойся, не растаю, – засмеялась, как умела только она искренне и задорно, и ласково погладила по тёмным волосам. – Но коли слышал наши пересуды, скажи, что думаешь? Кто прав?

Мороз нахмурился, вспоминая и обдумывая. С ним редко когда считались. Потому в сей раз нужно было ответить умно и правильно.

– Ежели что-то отнимают у нас, мы должны это вернуть. А затем отплатить: тем же иль ещё хуже. Чтобы неповадно было, чтобы носа не казали. Знали, кто сильнее, к кому соваться не стоит.

Мама улыбнулась, и тогда же стало ясно – всё верно. Белой ладонью подманила ближе и зашептала, как великую загадку:

– Мой-таки сын. Понимаешь, куда больше, нежели тятя твой. Сказались всё же те годки на прокорме у севера. Нету в нём истинно нашего, вдолбили устои чуждые. Но ты мой. Значит, поможешь маме?

Мороз спешно закивал. Он не понимал, причём тут тятя и проверка мудрости, но готов был на что угодно, лишь бы рядом с мамой, лишь бы послужить пользой.

– Тогда идём. И не трусь, зайчик.

Она крепко обхватила его ладонь и повела прочь со двора, прочь от селения – в самую чащу леса.

***

На вершине горы завывал ветер, да такой силы, что пригибал к земле даже бравых богатырей. Потому-то Чернолесье не жаловало гостей в такие лютые дни. Однако Горние Князья не испугались происков Богов и собрались все вместе. Утопая в снегу, они полукругом сгрудились возле костров, как можно дальше от крутого обрыва. Будто бы впервые их объединяло что-то, но разве возможно такое? Десятки столетий не видали меж ними ни намёка на мир и единство.

Мороз не понимал, зачем тятя повёл с собой, но куда больше волновался сейчас о другом – почему маму связали, почему вели как какую-то израдицу? Она голыми ступнями волочилась по снегу, в тонком платье тряслась от ветра и холода, а никому даже дела не было! Ей нельзя мёрзнуть, нельзя хворать снова! Но как бы Мороз не порывался, как бы ни уговаривал тятю, ему не дозволили подойти, ни на шаг ближе. Крепкая рука впилась в плечо.

– Вы уверены? Вспять уже не повернёшь ничего, так ли вам нужна её отплата? – Балий обращался к каждому.

Мороз же не слушал взрослых разговоров, скучных и неясных. Он вглядывался пристально в волхва и не понимал, что с ним стало. Как сейчас помнился первый и единственный раз в Чернолесье. Тогда тятя разжалобился и позволил им с (брат) поехать тоже. Встречающий мужчина был весёлым и добродушным, полным ласки ко всем ним, ко всему живому, и оставил после себя лишь приятные чувства. Но тот, кто сейчас стоял здесь, казался кем-то другим, неудачной подменной. Ведь вместо пышущего силой мужчины, тяте под стать, Балий превратился в немощного старика: иссохшего и поседевшего. Вместо былого света и теплоты в нём поселились тоска и тьма.

– …я пытался помешать, Боги свидетели! Впредь вы сами в ответе за своё, я лишь бездушное оружье, –и возведя ладони к небу, вознёс громогласно. – Да будет осуждена Княжна Чёрного Утёса, Морена (отч) за свершенные ею деяния, да будет наказана по воле Богов и их избранников! Княжна поддалась запретным тёмным знаниям и воссоздала обряд, уже единожды едва не приведший к концу всея живого. Она вообразила избавить мир не только от неключимых, но и от ведающих; возжелала встать во главе иного порядка, властвовать единолично. Сегодня нет противодействия этим чёрным заговорам. Сегодня порождённые злобой нечистые разнеслись по княжествам, по лесам и полям. По всем землям. В присутствие её Властителя и мужа, примем решение. Кто возьмёт первое слово?

Заслышав имя матери, Мороз встрепенулся. Смысл с трудом доходил до него. Да как могли они говорить такое?! Мама не сделала ничего плохого! Она просто хотела, чтобы у них всегда был дом, чтобы никто не мог разлучить и спрятать. И ничего нигде не сломалось, ничего плохого не случилось, а нечистые совсем не опасные. Врут, всё врут!

– Это ведь неправда, тятя! Почему ты молчишь?

Но он словно глух был. Ни взгляда, ни слова. Одна лишь хватка стала болезненнее. Мороз помнил, что за этим следовало, и не заметил, как весь сжался и замолчал. Но тятя продолжал недвижимо стоять рядом, не вмешиваясь в жаркие споры.

Вперёд вышли двое – мужчина и женщина. Мороз узнал их. Не только по прошедшему обряду Единства, но и по рассказам матери. Князь и Княжна Белой Вершины. Властители Севера. Теперь ясно было почему зовут льдом и пламенем, зорей и месяцем. Ведана оставалась истиной уроженкой юга и как две капли воды походила на всех них: черноволосая и черноглазая. Прищурившись, она глядела в их сторону так, словно выжидала чего-то. Так смотрят на диких зверей, пойманных в сети. А вот Он был совсем другим. Мороз с жадным любопытством хватался за каждую чёрточку. Когда ещё подпустят так близко? К самому то их Князю? Тот не славился крепостью духа, а сейчас и вовсе казался хворым – худой точно до костей и бледный как мертвец. Такой ежели меч поднимет, завалиться на бок и уже не встанет. Зато волосы его блестели золотом, а светлые глаза смотрели живо и мудро.

– От своего имени и имени своего Княжества я предлагаю заточить Морену (отч) в так ею желаемом новом мире. Не думаю, что чада, коих она создала, разберут, где их мать, а где неключимый. Рано или поздно голод возьмёт своё.

Мороз тут же утратил всякое расположение – Белый Князь никакой не мудрец, а просто дурак! В каждом выверенном слове звучала ненависть, неприкрытая и громкая.

– Мои мысли всем вам ведомы, – хмуро пробасил Родогор, Князь (). – Смерть. Пусть и этого мало будет, чтобы отплатить за наши мученья. Я стольких потерял в её происках!..

Остальные нестройным хором поддержали его. Да что с ними такое?! Почему вдруг ополчились, почему хотят навредить? Мама не врала тогда: им лишь бы захватить, уничтожить южан. Земель им мало, людей и скота. Хотят одни пред Богами представать, одни владеть дарованной силой!

Не бывать этому! Не посмеют они тронуть маму! Не посмеют решать! Он не позволит! Тятя не позволит!

Но вскинув голову, Мороз опешил. Кто же стоял рядом? Отец ли его? Властитель? Нет. Кто-то совершенно чужой и незнакомый. Во взгляде чёрном и влажном не нашёл ничего. Ни гнева, ни сожаления, ни силы… Одна пустота.

– Мы все принимаем твою скорбь. Но она может обернуться куда плачевней. Кто знает, к чему приведёт убийство ворожеи?

– Ежели твоими словами, так нам надо бы того вовсе оставить её в живых.

– Ах, вот оно что. Ужели думаешь, я тот, кто будет всеми силами сохранять ей жизнь?

Двое Князей хоть и ругались, но быстро сошлись на одном и больше не повышали голосов.

– За тобой теперь слово, Князь Чёрный. Поведай решенье своё, – волхв утихомирил пересуды одним взмахом посоха.

Все взгляды устремились на них. Мороз кожей ощущал их ненависть, опасность, таившуюся в кажущемся спокойствии и рассудительности.

– Я признаю и её, и свою вину во всём случившемся. Нельзя оправдать нас, забыть и простить все утерянные жизни. Я не отрекаюсь, ни сколько. Но и не хочу, чтобы дольше продолжались эти страданья. Моя жена утеряла рассудок, и то началось задолго до вчерашнего дня, задолго до того, как мы связали свои жизни вместе…

– Мы должны разжалобиться и слезами утереться? – как бы тихо возмутился Родогор, обращаясь к Белому Князю.

Тятя посмотрел на них и прямо ответил, держась так же твёрдо:

– Как я и сказал, зло свершилось. Но не стоит порождать ещё большее зло, ища пытку страшней и болезненней. Она уже испытала её, в мученье и забытьи волоча свою жизнь. И всё чего я прошу, это достойной смерти для неё.

– Да что же это за хворь такая? – прищурившись, вопросил Белый Князь, поддерживаемый под руку израдицей Веданой. – Стоит вот вроде перед нами и разве есть в ней хоть что-то хворое?

– Тебе думаю известно будет, – тятя улыбнулся, жадный до правоты. – Немало ею свершено обрядов. Но один навсегда изменил нас. «(назв)».

Все резко смолкли, побледнев от ужаса. Мороз лишь головой крутил от одного к другому. Словно на разных языках говорили, и он единственный ничего не понимал. Как никогда жалел, сколь мало вслушивался в чужие пересуды.

– Это неправда. Невозможно. От неё давно ничего не осталось бы! От тебя тоже!

– Но как видишь, вот они мы.

– Нет, не верю. Как это великий и могучий Князь Утёса так давно лишён был сил? Да и не позволят Боги забрать столь много!

– Но это так.

– И скольким же пришлось пожертвовать? Они ведь никогда не играют равноценно, а тут…

Между ними вклинился Златодан, Князь (), казалось до того скучающий, а на деле успевший как-то выхватить суть:

– Неужели потому ваш старый князь так скоропостижно усох и изнемог? А я-то, значится, прав был! Подстроил ты всё!

– Отец мой умер, жена с ума сошла, а старшему из сыновей суждено оставить дар и последовать за Богами. Конечно же, мною всё подстроено. Надо было спросить совета у твоей семейки, как быстро вырезать полрода неугодных. Вам-то не привыкать. Отлично ведь получилось, никто и слова не выказал против.

– Да как смеешь!..

– Златодан, хватит, – Белый Князь выглядел так, словно и ему стало противно от пустых угроз. – «», конечно, не сравним с «(конецсвета)», но не зря отнесен к запретным. Он отнимает у ворожея всё дорогое, но никогда не жизнь. В этом и суть: в страдании. И ты просишь у нас пощадить её?

– Я прошу даровать ей достойную смерть. Стоит ли напоминать, что она всё ещё Княжна и дочь Рода ()?

Наступило молчание, в котором тятя сражался со взглядами полными недовольства. Небо затягивалось тучами. Балий осмотрелся ещё раз и высказал итог:

– Ежели решено и никто не хочет вмешаться, мы свершим приговор здесь и сейчас…

– А с мальчишкой что? – опять перебил Златодан.

Мороз боязливо покосился на волхва, но рядом с тятей мог только прикусить язык и прямить спину, не выказывая истинных страхов и горестей. Чем ниже подбиралось солнце к земле, тем сильнее искажались люди. Опасные и безумные, в каждом из них таилась тьма. Её не увидеть днём, но с приближением ночи просыпались звери.

– Он дарован Богам и давно уже не жилец, – высказался Белый Князь. – Ежели ворожея умрёт, кто знает: может, и утянет за собою, а может, придумает чего пострашнее. По мне проще отпустить обоих.

– Это ведь просто ребёнок, – впервые подала голос Светослава. – Не перекладывай на него деяния матери. И свою ненависть.

Княжна () быстро понравилась Морозу не только очевидно южными чертами, но и этой беспричинной добротой. Юг должен стоять друг за друга. Тятя ответил ей кратким кивком, соглашаясь.

– Ты, должно быть, не понимаешь, – а вот Белый Князь быстро растерял спокойствие. – Давняя вражда наша здесь не причём. Рано или поздно этот мальчишка станет угрозой ничуть не меньшей. Разве не видно вам, как дух его слаб, как распадается и слоится уже? Он ближе к грани, чем любой из тех нечистых. Ежели и хотите сохранить цельным и незапятнанным, сейчас-то нельзя сомневаться.

– Сын мой не для того здесь, чтобы его в чём-то винили. Помня, как ты обошёлся с Драголюбом, не ошибаешься ли опять? Веры тебе больше нет.

– Я не врал! Я видел своими глазами над ним мрак и холод. Не было у него души! Ежели сражался и двигался, не значит, что жив, не значит, что под защитой Богов!

– Просто признай. Ты стал жалок. Не мог смотреть на молодого и здорового, когда сам хуже нечистого.

Белый князь весь резко подтянулся, отталкивая чужие руки, до того крепко и неустанно поддерживающие его. Бледное лицо, усыпанное шрамами и веснушками, покраснело как в лихорадке. Глаза в отсвете костра превратились в само пламя.

– Не тебе говорить о моём виде и моей правде. Ежели Балий решит разжалобиться и позволит мне всё-таки отомстить, поверь, я выберу иной способ. В чём прок мне от семьи твоей, рода али сыновей? Ненависть я питаю лишь к двоим: тебе и ней, – затем опять обратился ко всем. – Разве я хоть раз нарушил установленный порядок? Разве не по моей воле здесь собрались? Так посмотрите правде в глаза. Избавиться от мальчишки лучше сейчас, чем когда вздумает мир изничтожить. Не хотите же дать Княжне второй шанс? Или вы надеетесь света белого больше никогда не увидеть?

Но его речь не вызвала воодушевления. Никто не хотел усугублять и без того нерадостное событие, потому решили повременить с расправой над Морозом. Для них он не казался кем-то важным, представляющим такую же угрозу как мать. Простой мальчишка, бедный ребёнок, угодивший под влияние нерадивых родителей. Один лишь Белый Князь считал иначе и продолжал хмуро буровить Мороза взглядом. Он не растерялся и посмотрел в ответ не менее зло и упрямо, пока тятя не заметил и не завёл себе за спину, что-то бубня под нос.

– Коли всё решено, позвольте огласить, – в который раз взялся Балий, всматриваясь в лица. – Морена (отч) за прегрешения свои должна принять смерть, которая позволит ей искупить причинённые страдания и воссоединиться с Богами цельно и правильно. Для того избран будет самый лёгкий путь, отнимающий разом и тело, и душу – сожжение.

Сподручные волхва принялись разводить костёр, куда больший и жаркий, чем те, у которых принято греться. Родогор вызвался помочь и в одиночку закопал в землю широкий столб. Под низ ложились сено и хворост. Над горной вершиной повисло молчание, разбиваемое лишь редким свистом ветра да руганью мужиков.

– Готово, – сказал один, когда оставалось только поднести огня.

– Будет ли дано последнее слово? – вопросил Балий.

Мама ничего не ответила, не подняла головы даже, пока двое подхватили под руки и волочили по земле к месту казни. Мороз не мог смотреть на это. Не мог, как тятя быть равнодушным и помнить о Роде и законах. Не мог предать.

Он должен защитить.

Потому как бы тятя ни сжимал крепко, ни хватал за плечи, Мороз в слепой ярости смог вырваться и подбежать к матери, прижаться к тёплой груди.

– Мама, мама, – шептал он бездумно.

Но та не отвечала ему. Её руки болтались безвольно и не гладили по голове, привычно и легко. Её глаза не смотрели с любовью и нежностью. Её губы не улыбались, синие и иссохшие.

Мороз отпрянул, поднимая голову вверх и заглядывая в лицо.

Он не узнавал её. Тонкое и исхудавшее тело дрожало на ветру, но это было просто тело, в нём не было души. Не было его мамы.

Ничего не было.

– Так будет лучше, – голос тяти раздался будто издалека, – для неё же самой.

Мороз нашёл себя в десятке шагов от круга, вновь прижатый твёрдой тятиной рукой ближе, обездвиженный и покладистый. Мысли лихорадочно кружили, не разобрать и не собрать вместе. Всё ведь должно было стать по-другому! Не этого обещала ему мама! Не говорила она, что оставит навсегда, что выберет Полунощь, а не Чёрный Утёс, не их дом.

Нет, ложь, это ложь!

Но что ежели?..

– Что же ты, сынок, в сомненья впал? Я рядом…

Мороз вскинулся и посмотрел неверующе на заходящееся пламя. Вот только почерневшая фигура так и оставалась привязана к столбу безжизненно. Неужто причудилось?

– Трусишка, – но ни с чем не мог он спутать мамин смех.

Посмотрел на тятю, но тот, как и все вокруг, оставался глух. Стоял, запрокинувши голову, и разглядывал покрытые дымом звёзды. Значит, то всё правда – он им чужой. Не видит, или не хочет видеть того, что может сделать великими и непобедимыми. Тянется к другим, а не к своим.

– Мама, – Мороз шептал неуверенно, боясь радоваться раньше времени, – что же мне делать?

В глазах стояли слёзы, и он судорожно пытался стереть их и спрятать. Его услышал тятя, крепко сжал губы, но сегодня изменил себе и вместо нравоучений погладил по голове, как будто даже жалея.

– Мы справимся. Я рядом.

Но Мороз и не услышал его, а, может, просто не захотел. Ведь уже выбрал, кто для него важнее, за кем последует и кому отдаст всего себя.

– Так, мой милый, всё так. Только мы вдвоём остались друг у друга. Ты ведь не хочешь, чтобы нас опять разлучили?

Помотал головой.

– Тогда помоги мне, – и, прежде чем успел спросить «как», ответила. – Избавь от Белого Князя. Дай маме отомстить.

Глава 29.

Элина обрадовалась темноте вокруг. Она поверила, что видела простой кошмар, пусть и слишком реалистичный. Вот сейчас под светом луны вырисуется комната, скрипучее окно и цветочные плетёнки под потолком, Сириус, примостившаяся у изголовья, и Аделина беспрестанно ворочающаяся.

Но розовую вату иллюзии быстро развеял могильный холод. А подняв глаза, Элина разглядела то же серое зеркальное небо: без звёзд, без солнца, без луны.

Это не сон!

Подскочив, она поняла, что нет рядом ни алтаря, ни поваленных деревьев, ни остатков хромых избушек. Один лес вокруг. Лежала она на сваленных вместе еловых ветках, колючих и неудобных, но хотя бы чуть мягких и не настолько мёрзлых, как голая земля.

Кто принёс её? Не Дима явно, он ведь переломался бы пополам.

Вместе с этим воспоминанием пришли другие, которые Элина мечтала забыть навсегда. Она поднесла ладони к лицу. Ничего.

Чуть поодаль горел костёр. Огонь в этом месте ощущался чужеродным, мерцая ярко и жарко, разбивая привычную мрачность. Но всё равно что-то казалось не таким. Но что? Как будто если засунешь руку, не обожжёшься. Какая-то сила манила попробовать.

В ушах вдруг зазвенел крик, танцующий меж языками пламени. В глазах потемнело от боли. Почему она видела это? Воспоминания Мороза. Смерть Морены. Также было с Яромиром, но связь с ним никогда не вызывала вопросов – «повязаны крепко», да? Но неужели каждый, кто влез ей в голову, на самом деле также привязывал себя? Неужели связь всегда должна быть обоюдная, двусторонняя?

Значит, Мороз врал. Бахвалился больше. Не так уж он страшён, каким хотел казаться. Значит, у неё есть оружие, шанс повлиять на него.

Отомстить за родителей.

– Это крыса, – раздалось вдруг от костра. – Девчонка пока жива, можешь не бояться, с ног не валиться.

В оранжевом свете Элина разглядела Диму, сидящего на поваленном бревне и крутящем над языками пламени бесформенную тушку. Она предпочла бы не знать чьё это. Однако теперь один лишь запах показался мерзким – так пахли жжёные волосы.

И словно добить её хотел, Дима предложил:

– Хочешь, могу поделиться?

Элина подошла ближе, но лишь затем чтобы дать лучше разглядеть своё скривившееся лицо, наглядно показать, всё, что думала.

– Лучше с голода умереть.

– Это сейчас говоришь. Через пару дней посмотришь совсем по-другому.

Она вот считала иначе. Это как в тех историях, когда путешественники застревали в горах и начинали играть в «Десять негритят», но с тем, чтобы съесть друг друга. Пусть лучше съедят её. Неужели смерть страшнее чем оставить всё человеческое?

– Не так всё плохо, – пробубнил Дима, словно отвечая на незаданный вопрос, и отвернулся к костру. – Со временем привыкаешь.

Элина молчала. Примостившись на коряге, она отвернулась к лесу, лишь спиной чувствуя слабый жар огня.

Неужели оно стоило того? Разве этот жестокий, питавшийся кровью и плотью монстр продолжал быть его братом? Разве осталось в нём хоть капля человеческого, живого, чувствующего?

Элина не понимала. Она ставила себя на место Димы, представляла, как если бы это они с Женей получили второй шанс. Да он бы сам не согласился, если бы узнал, чем грозит! Проклинал бы всю оставшуюся жизнь. Не простил бы, чтобы она теряла себя ради него.

Даже в тот раз, их последнюю встречу, единственное, что его волновало: «живи и наслаждайся, не иди за мной так рано».

Почему же Денис этого не видит? Почему слеп к тому, как больно и трудно его брату?

Или…

Это уже давно не Денис?

– Что такого тебе пообещал Мороз? – не выдержала бесконечного потока мыслей, – неужели вернуть его к жизни?

– Это невозможно.

– Но тогда…

– Он пообещал дать нам время.

Дима снял с костра обжаренную тушку и со всей злостью впился в некогда живую плоть. Элина не могла смотреть за этим, её передёрнуло, и она вновь отвернулась.

– Но разве убийства стоят того? Такое существование стоит? Хуже животного. И ради чего? Разве он тот брат, которого ты знал?

Тишина в ответ. Лишь поленья потрескивали. Элина понимала, что делала больно, что лезла не в своё дело, но не могла не указать на правду. Вообще-то она собиралась жизнью рисковать, чтобы спасти его! Подговаривала, спорила, лгала… А он вот так просто отталкивает, отказывает отрыть глаза, хватается за прошлое, словно то можно вернуть, если сильно постараться, если сильно захотеть. А Авелин? Почему никто никогда не думал о ней?

– Иногда он становиться прежним. В его улыбках и шутках, движениях, я вижу своего брата. Того, прежнего. Это даёт мне надежду, но – тут его голос стал ещё тише, ещё надломаннее и горше, – я сам уже никогда не стану прежним.

В этот момент он действительно показался крошечным потерянным ребёнком. Мальчишкой, поверившим в чудеса и магию, добрую сказку. А потом лишившийся даже того, что уже имел.

Они были с ним так похожи, что где-то внутри нестерпимо заболело и заныло – помоги, спаси, сделай хоть что-то.

Но что могла она, если сам не желал этого? Отказывался отпустить: повязал якорь на шею и кинул за борт в море.

Элина не знала, что ответить. Но этого и не потребовалось. Вместе с усилившимся холодом из темноты выплыл Мороз, бледнее обычного, весь всклоченный и потрёпанный.

– Не говорил ли я огонь-то поберечь?

– А я говорил, что мёрзнуть и голодать не собираюсь, – пожал плечами, быстро избавляясь от слёз и эмоций.

Элина с замиранием сердца слушала, как Дима бесстрашно перечит и гнёт своё, будто не с нечистым общался, убившим кучу народа, а с простым человеком.

– Конечно, не тебе ж псов прогонять и заедаться потом. На живые души, видишь ли, позарились.

Элина пригляделась и заметила парочку «ран» в складках балахона. Вместо крови и кожи там образовался чёрный-чёрный дым, как рябь перед глазами. Так его призрачная фигура обрела нечёткость.

– Но ты же справился. А еда на столе.

Мороз расцвёл и поспешил обратно в темноту, бросив напоследок:

– Молодец какой! Не сомневался, что ты куда полезнее братца своего.

Когда из темноты раздались болезненные стоны и чавкающие звуки, Элина всё поняла. Она переглянулась с Димой и увидела ничего кроме равнодушия и усталости.

Он не станет прежним.

Кто после такого мог бы жить спокойно, как ни в чём не бывало?

Она тоже не станет прежней. Никогда.

Костёр дотухал, когда Мороз вернулся. Вытирая рукавом губы, он примостился рядом с Димой и, прислушиваясь к лесу, произнёс:

– Разбуди-ка этого бездельника. Гости уже на подходе. Нам нужно подготовиться.

***

Когда из чащобы донеслись первые звуки, над поляной вновь повисла недолуна. В её свете чётко вырисовывалась небольшая группа из семи человек, тихой поступью приближающаяся к покорёженным избушкам. Каждого окружало слабое голубое свечение, оплетающее тело словно вторая кожа. Из-за этого видно их было как на ладони – лёгкие мишени. Конечно, если бы какая нечисть перестрелять планировала.

Но для Мороза легко значило скучно, а ему-то как раз хотелось поиграть и преподать урок.

Элина могла лишь наблюдать, безмолвно и отчаянно, как те идут прямо в заготовленную ловушку. Попытки вырваться из плена наручей, пошевелиться хотя бы, так и не увенчались успехом. В её силах только и было что моргать. Впору вспоминать азбуку Морзе! До чего же жалкая опять! Одна большая проблема для всех! Но вообще-то она теперь знала способ обойти всякий приказ – грохнуться в обморок. Жаль намерено сделать такое сложно, особенно когда не можешь пошевелиться и хотя бы распороть руку.

Единственная надежда, что горе спасатели почувствуют неладное и догадаются не приближаться. Но с каждым новым шагом, сомнения превращались в убеждённость – никакой червячок сомнений не завёлся.

Разглядев их лучше, Элина вдруг поняла, что знакома если не с половиной, то с большей частью. И могла бы, давно свалилась бы со своего «пьедестала», ожидая помощи от кого угодно, но только не от него. Впереди остальных шёл Севир во всём неизменно чёрном, сливающийся с местностью в духе лучших шпионов, и только бледным лицом выдавая себя. Непривычно напряжённый и мрачный он держал руки наготове и внимательно отслеживал каждый шорох и мимолётное движение.

Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как они поссорились, и Элина убежала, хлопнув дверью. Те чувства, та ненависть и боль, всё ещё копились где-то внутри, но так притупились и затёрлись, что её затопило облегчением и радостью.

За ним следовала троица Хранителей Пути, в которых легко узнавались Ангел и две девушки из прошлого – Ульяна и Кристина. В шубах и сапогах они казались самыми подготовленными. Вспоминая их бесконечные споры и выяснения отношений у всех на виду, странно как сейчас оставались безмолвны и сплочённы.

Остальных Элина не знала. Все трое носили особую форму, буквально кричащую о принадлежности к одному из Орденов. Белоснежные мундиры перемешивались с лёгкой тканью, оплетающей несколько раз торс и бёдра, а лица скрывались за костяными масками неизвестной птицы. В пустых прорезях жёлтым горели глаза. Наверно, должны были выглядеть набожно и благородно, но всё о чём Элина могла подумать – жуткие. Таких встретишь в тёмном переулке за гаражами и сразу вспомнишь все сводки о сектантах и культах Сатаны.

Когда они подошли, Элина опустила голову. Ничего больше не разглядит. Всё, что оставалось, ориентироваться на слух и строить догадки. Только это едва ли спасло. Когда на плечо легла чужая ладонь и легонько попыталась растормошить, её всю внутри передёрнуло со страха. Чем дольше ждёшь, тем больше боишься.

– Вы меня слышите?

Голос Севира вдруг перенёс её в тот день, когда впервые узнала обо всём, когда приняла его ладонь и позволила увести себя на ту сторону мира. Наверно для него то, как минута прошла – жалкое мгновение, но для Элины, готова поклясться, целая вечность.

– Интересная вещица, – её обхватили за запястья. Широкая ладонь вся в рубцах и мозолях однозначно принадлежала Ангелу. – Где-то я их видел. Но только где?

– Покажи, – тут же подошла одна из девушек. Спокойный и глубокий голос, должно быть, принадлежал Кристине. – Да быть не может…

– Ты знаешь?

– Кто-кто, а вот ты должен был самым первым вспомнить. «ка», медь и красный камень, пепел Замятника. Сколько над ними Мастер работал? Пять лет?

Повисло молчание, точь в точь как у Элины в голове. Неужели это орудие пыток, позволившее другим управлять её телом, создал Досифей?

– Важнее вопрос: почему оно здесь? – вступил в разговор седовласый мужчина из «белого ордена».

– Мастер давно забросил все разработки, – ощетинился Ангел, почуяв завуалированное обвинение.

– Ты не можешь знать наверняка.

– Могу.

– Ещё одно доказательство: кому-то пора повзрослеть.

В конце концов, не выдержал Севир и поспешил пресечь пустые перепалки, как будто даже злясь:

– Вы зачем сюда пришли? Спорить и языки точить? Делом лучше займитесь. Не забывайте чьё это логово.

Элина почувствовала, как головы и плеч коснулись горячие ладони. Чужая сила оплела тёплым коконом и дала мнимое чувство защищённости. Словно в насмешку тогда же Мороз зашептал, разрушая всякую иллюзорную надежду:

«Последний. Ещё немного»

– Да в наручах дело, – воскликнул Ангел, видя попытку Севира как-то прощупать состояние. – Надо снять, они ж от души питаются. Да и Мастер там всякого успел добавить.

Севир колебался. Может, почувствовал подвох и опасность? Может, понял, наконец, куда завел их Мороз? Но нет. Он потянулся к наручам, одними губами шепнул что-то, длинными пальцами огладили металл и… Ничего. Так он думал.

«Подчини его»

Приказ задёргал ниточки её марионеточного тела. Наручи раскрылись то ли из-за Севира, то ли по желанию Мороза. Цепь зазвенела. Но прежде чем кто-то успел разобрать, что случилось, Элина перехватила их и защёлкнула отныне на чужих запястьях.

В глазах Севира ясно проступило неверие. Ах, как бы она сама хотела, чтобы это оказалась глупой несмешной шуткой.

– Эй! – Ангел дёрнулся вперёд, но было уже поздно.

По поляне расползся густой туман – так забавлялся Денис, желая добавить пущей драматичности. На ветке сухой рябины показался силуэт, поигрывающий посохом с изрядной скукой, но на деле занявший полную боевую готовность.

– Так, так, так. Посмотри, кто пришёл – гость наш дорогой. Какими судьбами?

Не успел договорить, как в его сторону полетело несколько заговоров. Ни один не достиг цели, лишь раззадорил и приблизил на шаг к осуществлению задуманного.

– И где ваше радушие? Чего ж сначала вломились в мой дом, а теперь и угрожать вздумали? Не порядок.

Мороз ударил в ответ, да так слабо и несерьёзно, что любому понятно стало – играется и не видит угрозы.

– Простите, простите… Я не хотела, это всё он, они, – Элина с трудом выговаривала слова, захлёбываясь подступающими слёзами.

Её быстро завели за спину. Севир, мрачно посматривая на нелепое представление, поторопил:

– Это не важно. Нам надо уходить отсюда…

– Им нельзя приближаться! Это ловушка! Скажите, остановите как-нибудь!

– Послушайте! – потряс за плечи, привлекая внимание к себе. – Нам нужно снять эти оковы. Вы должны прочесть заговор, использовать силу, чтобы…

– Сначала скажите им. Иначе его обряд сработает и будет уже поздно!

Но тот словно не слышал, зациклившись на одном. Элина попыталась следовать словам: сосредоточиться, хоть как-то почувствовать силы, направить в кандалы и исправить всё. «Размечталась». Внутри ничего не осталось. Даже меньше – настоящая чёрная дыра, поглощавшая мысли и эмоции, воспоминания. Конечно, она запаниковала.

– Я, я не могу…ничего не могу, я не…

А затем словно по накатанной, как и предупреждала, сработал план Мороза – весь отряд повалился на землю. Одномоментно. Тихо и бескровно.

– И вот эти угрожали мне? Ни одной царапинки не оставили даже. Плохонькие у тебя избранники, Гавран, сикось-накось все.

Из тумана вышли Денис и Дима. Оба взялись перетаскивать тела – для каждого уже было приготовлено своё отведённое место в кругу. Завидев пожилого мужчину в белом, Мороз весь скривился, недовольно бухтя:

– Ах, да, как же без него? Пчёлки плохо варят мёд.

Севир выпрямился и высоко вскинул голову, словно бы и не боясь. Что-то в нём было до странного решительное и обречённое. Может, знал, как им выбраться? Может, предвидел ловушку? Вновь закрывая Элину спиной, он обратился напрямик к Морозу:

– Что всё это значит? Меняешь правила игры на ходу?

– Разве? Неужто думал, ты тут самый умный? Заговоры строишь, плетёшь паутину лжи и хитрости. Так ведь и не одному тебе здесь тысяча лет. Поднаторел я к забавам.

– Вот значит чего стоит слово твоё?

– Не меньше вашего! А что? Сам не помнишь, как много обещаний дали? И как мало истины в том было?

Севир, не желая слушать и терять время, взмахнул рукой, так что цепь зазвенела. Дыхание его участилось до того, что слова стали неразборчивы и глухи.

– Меня не интересуют события далёкого прошлого. Ты хотел мести. Мы заключили сделку. Так почему сейчас идёшь против и меняешь правила? Понимаешь, чем это грозит?

Мороз схватился за живот и громко-громко засмеялся.

– Посмотри на себя, до чего же жалок. Думал, напугаешь? В «оковы»-то закованный? И так слабаком был, а сейчас и подавно. Как тебе в плену своего творенья? Добро?

– Думаешь, я говорил о себе? Присных Талей двое.

– Мне бояться этой бесстыдницы? Уж не настолько низко я пал. Весь её план и яйца выеденного не стоил. Раз так тряслись за свои жизни, давно б прихлопнули этих двоих потомков безо всяких раздумий. И не надо переодеваний было, подставных Хранителей озёр и призывов мёртвых. Видел, как просто заманить сюда вышло? – Мороз затряс посохом, резко посерьёзнев. – Вы первые стали воду мутить. Окольными путями шли, обряды проводили, использовали меня. Неужели думали, не замечу? Чем ближе весна, тем чаще стали говорить о будущем. Но места ни мне, ни моей семье там не было. Даже в конце Белый Бог умер бы не от моей руки. Так с чего вдруг я должен помогать? Вам, двум северянам?

Элина мечтала оглохнуть. Перестать понимать человеческую речь раз и навсегда. Потому что всё, во что верила, сейчас разваливалось на части – карточный домик.

Всё было ложью.

Всё было подстроено.

И кем?

Сколько раз он уже обманывал её?

Но сейчас ещё хуже. Сейчас вся её цель, их многомесячная работа с Яромиром пошли насмарку. Ведь даже он не догадывался. Всё оказалось бессмысленно – впустую потраченное время.

А где же правда, в чём истина? Что ей делать-то теперь?

С самого начала они обо всём знали. Знали, и решили поиздеваться, решили придумать испытание, детскую игру, чтобы дать ей так глупо упиваться своей избранностью. Так сильно хотела быть нужной и незаменимой?

А Севериан как всегда оказался прав. Доверчивая и наивная. Нельзя открывать тайны кому попало, первым встречным, и перестать думать своей головой, не искать больше ответов.

Вспомнив его, Элина невольно вернулась в пятничный вечер. Сколько времени прошло? День, два? Казалось, то был другой мир, недостижимое прошлое. Увидит ли когда ещё раз? Что если тот вечер был их последним?

– Ты, кажется, позабыл, кому обязан этим воплощением и жизнью?

– Ну-ка, ну-ка. Не тебе ли, Гавран? Да только вспомни по чьей вине я такой? Братец твой ой как постарался. Не хочешь спасибо ему сказать? – глаза его недобро блеснули. – Ах, да, как же кстати! Он ведь тоже у меня в гостях! Неужели спустя столько лет именно здесь состоится долгожданное воссоединение?

Севир вовсе не был рад, наоборот, казался каким-то напуганным и растерянным. Сжимая кулаки, непривычно сгорбившись, он по-настоящему стал походить на загнанного в угол зверя, волка, готового драться до смерти.

– Ну-ну, не строй таких глаз. Лучше стой смирно. Моих помощничков пугаешь.

Приказ «Оков» подействовал: Севир резко вытянулся, опустил руки и посмотрел прямо. Услышав в словах Мороза намёк, Денис быстро сбросил одного из Безмолвных братьев на землю и устремился к яме, в которой так и оставался заточённым Яромир. Когда того выволокли на свет, атмосфера незримо поменялась. Элина не знала как и в чём, но по коже то и дело пробегали мурашки, а сердце ускоряло ход. Её первым желанием было выскочить меж ними, забрать Яромира и убежать как можно дальше. Только это грозило мгновенной смертью.

– Видишь, как безо всякой вашей помощи, он оказался в моих руках? Так в чём прок пресмыкаться пред вами?

– Вспоминая твою ярую месть, странно как он ещё здесь. Причём в такой форме. Живее всех живых, – Севир умудрился выдавить ухмылку, самую нерадостную и злую.

– Что же ты так смерти хочешь для братца своего родного?

В молчании крылись ответы. Оба смотрели со сложной смесью чувств, хранимых не одно столетие, гнетущих и горьких.

Только увидев их стоящих вот так рядом, друг напротив друга, Элина вдруг осознала насколько разные. Севир во всём чёрном, мрачный и бледный, с вечной усталостью на лице виделся каким-то болезным и слабым, хотя на самом деле владел необъятной силой.

Яромир же, с другой стороны, представал пышущим жизнью юнцом, в ярком красном кафтане, златокудрый и солнцем поцелованный. Однако куда больший отпечаток оставили уроки силы, превратившиеся в шрамы, загрубевшие без тренировок.

– Ещё тогда я знал, Витамир, что зря вверил эту ношу на твои плечи, – наконец, заявил Яромир, держащийся до того отстранённо, словно не с братом говорил, а с неприятелем, врагом.

– Ах, большое спасибо за сочувствие, – начал было язвить Севир, но его тут же перебили.

– Ты никогда не мог отделить личное от необходимого. И сейчас привел всех нас в пропасть. Чего добиваешься? Погибели? Неужели моя последняя воля для тебя ничто? Мне пришлось вернуться, лишь бы исправить все эти ошибки!

– Узнаю дорого братца! Едва успел объявиться, как сразу читает нотации! Жертвуй, спасай, отдай последнюю рубаху и собственную жизнь. А ты не подумал, что может мне оно не надо? Может, другое предназначенье вижу в этой бесконечности?

– Не будь трусом. Ты сам вызвался. Я предупреждал – легко не будет.

– Я тогда и я сейчас – разные люди. Тогда я был наивным и во всём тебе верил, всё принимал как должное, равнялся. На поводу спускал прихоти и эту глупую связь с () отпрыском! Но время расставило всё по местам, открыло мне глаза – какой же на самом деле ты был дурак, жалкий и ничтожный!

Мороз вдруг разразился хохотом, ужасно довольный представлением, да так что по-детски захлопал в ладоши. Двое же резко очнулись и поняли, что этого-то он и добивался – стравить их друг с другом. Переглянувшись, решили молчать. Но было уже поздно.

– Ну что же вы, продолжайте! Любо-дорого наблюдать семейные разборки – столько всего нового узнаёшь! Хотя кое-чего всё-таки не хватает, – и злорадно приказал: – убей его, убей своего брата, единственного нашего спасителя.

Элина вцепилась в чужую руку, но не смогла удержать. Севир ужасно легко подчинился приказу. Так легко, будто и сам думал о том же, сам того желал. Может, она надумывала? Но как иначе объяснить то, с какой рьяностью он двинулся вперёд и стал размахивать руками, призывая осколки стёкла, с какой точностью направлял их Яромиру прямо в сердце. Безжалостный и всесильный, задушенный обидой, забытыми когда-то, но вновь раскрывшимися сегодня ранами.

Яромир мог сколько угодно бахвалиться, но сил у него почти не было – не в таком воплощении точно. С помощью Элины он ещё мог уйти в синергию, но поодиночке они, кажется, бесполезны. Поэтому пусть и пытался отбиваться, использовать стены и щиты, невольно пропускал то одну стрелу, то другую. В тех местах образовывалась настоящая пустота, как кусок с фотографии вырезали – ещё пару раз и пропадёт насовсем. Элину это испугало. Безумно. До одури. Широко распахнутыми глазами она наблюдала за тем, как Яромир не выдержал удара, оступился и упал на землю. Севир неумолимо надвигался, почуяв конец.

Нельзя этому случиться!

Элина отбросила попытки воззвать к силам и со всего разбега влетела в спину Севира, повалив вместе с собой. Пусть слабачка, зато веса в ней достаточно. Это дало Яромиру времени прийти в себя и подняться.

– Беги! Уходи же, – кричала, да всё бесполезно.

Севир всё порывался вырваться, и пару раз ему даже почти удавалось, но Элина кружила кубарем, лишь бы не дать встать. Чужое лицо, испачканное в грязи и саже, перестало пылать гневом. Теперь ей привиделась растерянность.

Лучше собаки почуяв перемену, ожил Мороз, отвлекаясь от обрядного круга, и добавил:

– А, вижу, хочешь начать с глупенькой спасительницы? Что ж, ладно, услужу. Убей их обоих.

Вот и конец. Никаких больше шансов и счастливых стечений обстоятельств. Рука Севира до синяков сжала её запястье, ещё чуть-чуть и переломает пополам. Элина сдалась, готова была закрыть глаза, ведь понимала – не убежит.

Но вместо молниеносной атаки вдруг раздался сдавленный голос, прерываемый болезненными вздохами.

– Уходите. Пожалуйста, я не хочу вредить вам. Поэтому уходите, пока я ещё могу держаться, – от натуги у него из носа закапала кровь. – Как много сделал тебе плохого. Не хватит и вечности на прощение. Но кто мог знать, что весь план пойдёт ко дну, когда я привяжусь, когда захочу спасти. Самая большая моя ошибка. Ты стала мне больше, чем спасительница или душа моего брата. Я захотел показать тебе, что у мира есть и светлая прекрасная сторона. Только прости меня, уже не успею.

Элина испуганным взглядом следила за ним, криво улыбающимся, истекающим кровью, потому что не хотел вредить ей.

О Боги, она так запуталась. Почему всё должно быть так сложно и трудно? Почему он не мог сразу быть на её стороне, помогать и вести по правильному пути?

Ведь на самом деле Элина считала его кем-то для себя близким. Особенным. Она доверяла ему, по глупому, раз за разом прощала ошибки, делилась сокровенным и спрашивала советов. Он первый и единственный взрослый, кому на самом деле было до неё дело. Ведь знание любимых конфет или самого позорного выступления никак не связаны были ни с Яромиром, ни со спасением человечества. Ему не нужно было делиться с ней историейпервой любви, правилами заварки чая или непристойными быличками. Как бы много зла он не причинил ей, Элина никак не могла забыть и всё доброе.

Серые глаза легко разглядели клокочущую бурю в ней и на мгновение прикрылись, понимая и принимая. С последней силой воли Севир оттолкнул её от себя и вскричал громко:

– Уходите же!

– Но…

– Ангел, сейчас!

Тот и правда в одно мгновение вскочил с земли, поражая этим не только Элину, но и Мороза, и Дениса с Димой.

– Вырвался из (паникрум)? Сам? Да быть того не может!

– Хватай его быстрее! Всё нам поломал тут!

Не давая никому опомниться, Ангел выхватил с пояса две странного вида фляги и, не глядя даже, кинул в сторону нечистых. Он быстро закинул себе на плечи Ульяну и Кристину, так и не пришедших в сознание, и рванул вперёд, махая Элине рукой.

Её лица коснулись ледяные пальцы, впились остро в подбородок.

– Дроля, бежим.

Яромир дёрнул резко, и она бездумно поддалась, с трудом переминая ногами.

Позади раздался взрыв. Один, второй.

Элина боялась обернуться и утирала слёзы – вот и всё, это конец. Теперь понятны стали слова Севира. Он выполнил своё предназначение как бессмертный, как присный таль. Он защитил их. И мог уйти спокойно. Как и хотел до этого.

Никакому Морозу уже не удалось бы задержать дольше ни заговорами Морены, ни обрядами.

Ангел бежал следом, умудряясь на ходу сбрасывать все имеющиеся припасы. Снова взрывы, снова вспышки света. В едком дыму стало трудно видеть и дышать. Зато беснующийся крик боли и ужаса слышался тошнотворно ясно. Элина не могла различить, был ли это Денис или Дима.

– Не останавливайся! – прикрикнул Ангел, уже поравнявшись с ней.

Они бежали и бежали, бежали и бежали. Казалось, это никогда не кончится. Только им удавалось оторваться, как из за деревьев выныривала белая фигура и напускала льда и холода, кусающего спину и пятки.

В какой-то момент очнулась Кристина и, ловко спрыгнув с чужого плеча, усилила напор: призвала лук и стала отстреливаться невидимыми стрелами. Ангел тоже задвигался свободнее и уже куда прицельнее бросался шипящими бомбочками.

Так продолжалось, пока они не ступили за пределы леса. Мороз перестал преследовать их. Вот только повисшая атмосфера безнадёги и тлена не позволила поверить в спасение. Руины продолжались и здесь, но сохранились намного лучше. Избушки стояли так, словно в них до сих пор жили люди. На заборчиках весели стеганые полотнища, натянутые верёвки провисали под светлыми рубахами и штанами. Как будто все собрались где-то на празднестве и уже вот-вот вернутся, чтобы продолжить быт.

Но никто не вернётся.

– Впервые вижу это место, – тихий голос Кристины заставил вздрогнуть.

– (назв). Когда-то именно здесь было Грозового Чернолесье. Его самым-самым первым поглотила тьма. Мастер терпеть не может заходить сюда: то ли из-за Скарядия, то ли просто.

– Жутковато, – пнула сухую ветку. – Но если уж вы тут гуляли, ход откроется?

– Надеюсь, – процедил сквозь зубы, а потом, словно шарик лопнул, Ангел принялся браниться. – Надо ж было слушать этого Таля! Себя погубил и нас за собой! Что я Мастеру скажу? А Безмолвным? План у него есть, туда и обратно сходим! Ага, как же. Если б не отбился от (паник) так быстро, всем каюк. Лукерию уже каюк!

– Он знал, на что шёл, – Кристина же оставалась неестественно спокойной. – Но, погоди, как ты всё-таки избавился от морока? Я-то думала, тебя вообще не задело.

Ангел вдруг потупился, отводя взгляд, якобы проверяя местность:

– Я что своего Мастера не отличу от чужого? Досифей скорее сам удавится, чем наговорит мне столько гадостей.

– Хоть где-то твоя одержимость пригодилась.

Ангел повёл их к одной из избушек. Дверь там была широкая и добротная – то что надо для его обряда-перехода. Скинув Ульяну на деревянный пол крылечка, он призвал кинжал и стал вычерчивать узоры. Дело не из лёгких.

– А ты что? – вдруг обратилась Кристина. – Не расскажешь, как угораздило к Морозу прийти? И это ещё кто? Душа чья-то?

Элина натурально захлопала глазами. Она-то думала, все они там в курсе и заодно с Севиром, но раз это не так… А что говорить-то?

– Я…

Но как рыцарь в сияющих доспехах её спас Ангел:

– Не лезь ты пока. Видишь у человека шок. Сама попробовала бы с заложными несколько дней просидеть. Лучше за Улей приглядывай. Говорил же ей…

Кристина нахмурилась, но всё же отстала и последовала совету – присела на корточки возле подруги. Элина улыбнулась Ангелу, как бы благодаря. Тот кивнул. Однако её не покидало чувство, что всё-то он слышал тогда, всё-то знал, и рано или поздно прижмёт с допросами.

Пока выдалась минутка передышки, Элина решила отойти чуть подальше и обратиться к Яромиру:

– Значит, теперь нашей связи нет?

– Не говори глупостей, – закатил глаза. Его лицо было до ужаса живым и подвижным. Грех, что до этого скрывался в интонациях. – Этот мальчишка хоть и могуч больно стал, но на такое не отважился б никогда. Боюсь, сам до конца не разумел, что творил. И даже ежели с Мореной болтал, та о такой связи ещё меньше ведала, всё-таки никогда не почитала Богов.

– Но что тогда?.. Как вообще все могут видеть тебя?

– Это моя душа. Такая же, как у этих заложных. Такая же, как у тебя. Всё, что Далемиров сынишка сделал – это вытянул её и поменял на часть своей. Совсем крохотную часть, ежели хочешь знать. Да она сама отвалилась, когда ты в морок попала.

– Не напоминай. Это было ужасно, – в нос ударил эфемерный запах гари и дыма.

– С чего же? Ты смешала ему все карты.

– Ладно, не важно. Он опять хотел нас убить, не в первый раз, не в последний, но…Ты так и останешься теперь?

– А что? Лицо моё тебе не мило?

– Нет, – на очевидную шутку ответила серьёзно, – но что, если на тебя опять нападут и ранят.

– Ладно. Я попробую.

Он подошёл ещё ближе и обхватил её голову ладонями, так что большие пальцы закрыли глаза. Элина замерла. Странно, но ничего не чувствовала: ни тепла, ни холода, как до этого бывало. Никакой силы.

Только кожу, холодную, ощущающуюся гладким неживым фарфором.

В какой-то миг тяжесть исчезла с лица, и Элина подумала, что ничего не получилось. Она уже гадала, что скажет одноклассникам, если когда-то вернётся в стены академии. «Да так, нашла, пока гуляла» – как будто котёнка с улицы подобрала. Или «Я никого не вижу, вам кажется» – но тогда ведь её саму посчитают ненормальной. Дилемма. Однако открыв глаза, Элина быстро поняла, что ошиблась, что отговорки всё-таки больше не понадобятся – рядом никого не было.

– Получилось? Так просто?

«Ха, просто!» – раздалось где-то в мыслях. – «Меня тут пополам сложило, в четыре раза, в пять!»

До чего стал непривычен его голос в голове! Казалось, даже зазвучал как-то иначе: глуше и отдалённее.

– Надо было сразу так! Бежали бы быстрее.

«Я, по-твоему, глупый? Не получалось тогда. То в яме этой проклятой сидел, то от Мороза спасались» – он на мгновенье задумался и воскликнул затем: – «А знаешь, мне кажется я и обратно смогу!»

– Вот уж не надо! Давай до дома потерпи, а то вдруг на один раз, и куда потом тебя девать?

Стоило замолчать, как по округе пронёсся неестественный синий свет, ознаменовавший окончание работ. Ангел подозвал Элину ближе. И верно, вместо деревянной теперь красовалась дверь металлическая и лазурная, приближавшая их к свободе.

– Так, слушайте внимательно. Обе, – начал очень-очень серьёзно. – Из-за того, что мы забрели так глубоко, ход получился короткий и узкий. Но он хотя бы уведёт нас подальше от сожжённых земель. Идти придётся по одному, ровно друг за другом. Кристина, ты возьмёшь Улю и пойдёшь первой. Элина, ты в середине, я замыкающий. Это понятно?

Они, не сговариваясь, синхронно кивнули.

– Отлично. Просто идём прямо, – повторил зачем-то ещё несколько раз, и совсем тихо, лишь бы никто не услышал, выдохнул: – Надеюсь, получится.

Очень обнадёживающе, ничего не скажешь.

Ангел отворил створки. Из темноты пахнуло сыростью, как бывало в подвалах и подпольях. Как и обговаривалось, первой пошла Кристина, перед этим взвалив на спину Ульяну. Обеим пришлось оставить меховые накидки в угоду манёвренности и скорости. Элина оглядела те задумчиво, но так и не решилась подойти. То ли привыкла уже, но холод больше не врезался так сильно, до дрожи рук и постукивания зубов.

Спустя пару минут пришёл и её черёд. Стоя перед непроглядной дырой, Элина всё выжидала чего-то. Неужели этот кошмар вот-вот закончится? Сложно поверить. Невозможно даже.

– Иди же, пора.

Она шагнула вперёд. Ноги тут же увязли, а щёки обдало влажным воздухом. Здесь было невыносимо жарко, настоящий парник. Где-то вдалеке мерцал свет, но в остальном кромешная тьма. Поведя руками перед собой, Элина сразу наткнулась на стены. И правда узкий проход. Ей не доставало ладошки, чтобы упереться плечами. Как будет идти Ангел страшно даже представить. Пусть такого и не боялась никогда, сейчас невольно поняла клаустрофобов: воздуха не хватало, земля легко могла сойти и погрести под собою. Пытаясь опередить панику, Элина зашагала вперёд.

В какой-то момент показалась, что на пути замаячила фигура Кристины, но та быстро исчезла, слившись с тенями. Другой раз в эхе послышался чей-то голос, зовущий по имени. Собственный разум игрался с ней. Легко сойти с ума находясь в полном одиночестве, в тишине и темноте. Она стала думать: а вдруг это такая ловушка? А что? Им ведь ничего не стоило заманить её сюда. Может, они с Морозом заодно?

У неё развивалась паранойя. Никому нельзя доверять. Каждый – злобный шпион, каждый – её палач и судья.

Но, прежде чем мысли, грязь и земля поглотили бы целиком, бледная рука коснулась шеи, и тьма тут же рассеялась.

– Ты всё ещё здесь?

Как Ангел оказался впереди? Как Элина его не заметила? Неважно. Щурясь, она привыкала к маленькому огоньку света.

– Я шла только вперёд. Как и договаривались.

Ангел и правда тёрся плечами о стены, стоял до того впритык, что при любом движении начинала сыпаться земля. Он выглядел странно помятым и запыхавшимся: волосы всклочены, лицо блестело от пота, руки испачканы в чём-то. Кажется, что-то опять шло не по плану.

– Мы уже должны были выйти. Но коридор не закрылся, а Кристины с Улей и след простыл. Надеюсь, хотя бы им повезло больше, и всё сработало.

Они что…застряли здесь? В этой тесноте и духоте?

– Но знаешь, – вдруг встрепенулся Ангел и, подойдя ближе, оперся о стену, – пока что это мне даже на руку.

– О чём ты? – у неё засвербело под ложечкой.

– Пока валялся там полумёртвым, я внимательно слушал ваш разговор с Морозом и Зориным. И так и не смог поверить. Неужели все легенды – правда? Неужели Боги реальны?

– Вот насчёт этого утверждать не могу. Ни одного Бога я не видела и не слышала.

Если бы можно было так легко отойти от темы, хотя бы просто сбежать, но душный коридор представился ничуть не лучше этого душного разговора. Да и в чём смысл скрывать? Ведь стало ясно, что хоть кричи она об этом всему миру, никто не поверит.

– А как же Белый Бог? – усмехнулся, точно зная ответ.

– Я слышу Яромира (отч?), но никак не Бога.

– Значит, это правда! Не верится!.. – воскликнул шёпотом. В полутьме глаза его лихорадочно блестели, а руки впились в волосы. – И та душа была его? Но сейчас где? Неужели?..

«Ах, если бы»

– Нет. Он вот здесь, – постучала по голове. – Болтает круглосуточно. С того самого момента, как ступила на полудненые земли.

Ангел молчал. Образ серьёзного и бесстрашного воина растерялся, обнажая настоящее. А там была простая детская надежда.

– Расскажи, о каком спасении мира они говорили?

– Ты не знаешь? – она почему-то была убеждена, что с ним-то Досифей давно поделился всякими их планами и уловками.

– Как оказалось, Мастер многое скрывал, – усмехнулся обиженно и недовольно: – Впрочем, как всегда.

Элина постаралась коротко и ёмко рассказать обо всём, что знала. Даже о своих догадках. Ведь не зря Севир так тесно общался с Нагорными и Хранителями Пути. Они тоже имели роль во всём этом заговоре.

Чем больше говорила, тем явственнее понимала – сражаться в одиночку невыход. Не от кого больше прятаться. Была-таки закономерность – им не нужна её смерть. Ни её, ни Севериана. По крайне мере не сейчас, не до тех пор пока не проведён обряд. Ведь Севир не зря упомянул: главный страх директрисы – смерть. А если она навредит хоть одному «потомку», разве не расценено это будет, как нарушение того далёкого договора? Потому она делала всё исподволь… Но для чего же были те игры? Указать «правильный» обряд? Да скажи директриса прямо, поверила бы ничуть не меньше. Так зачем всё так усложнять?

Голова раскалывалась. Элина не могла больше выносить это, не могла держать всё в себе. Нужно было делиться, нужно было искать помощи и поддержки. С образом Севериана на ум пришли и остальные. Друзья. Если только те позволят так называть себя. И втянуть в запутанные сети интриг.

– Могу понять, почему нашим это выгодно, – внимательно выслушав, Ангел сделался ещё мрачнее. – Мы только привели Дом к успеху: открыли гильдию, узаконили переходы и новые пути. С нами теперь даже Император стал считаться. Но ставить на кон светлое будущее…

– Люди не любят перемены. Хорошие или плохие, неважно.

– Правильно я понял, если у вас двоих всё получится, полунощные земли очистятся?

– Думаю, что да, – где-то над ухом бормотал Яромир о множестве-множестве факторов, но Элина вычленила главную суть. – Ведь поначалу Боги хотели вернуть всё на круги своя. Хотели обратить вспять деяния Морены. Но они смогли только замедлить и остановить скверну…

Ангел перебил её, часто кивая, ведь наверно с пелёнок слышал эти сказки-легенды:

– Неужели, тогда и Скарядие пропадёт? Навсегда?

Элина задумалась. На подмогу пришёл Яромир.

«Раз исцелятся земли и исчезнут порождения нечистых, то и хворь эта тоже»

Элина повторила.

– Всё это исчезнет? И наши ходы, и наши разработки, и Хранители Пути…

– Вот видишь.

– Мне всё это не важно! – вдруг разозлился он, попусту сотрясая воздух. – Пусть хоть всё исчезнет! Мы-то не пропадём, найдём, куда талант пристроить. Зато люди останутся целы. Никто не будет страдать, умирать и возвращаться.

– Наверно, ты единственный, кто так думает, – произнесла уныло.

– Должны быть и другие. Надеюсь, – тяжело вздохнул, быстро взяв себя в руки. – Но в случае чего, обращайся ко мне за помощью. Я может и не лучший помощник, но и не такой безнадёжный, как все говорят.

Элина, с трудом осознавая сказанное, вскинула голову. Ангел посмотрел вдруг прямо и даже выдавил улыбку.

– А что? Я абсолютно честен. Не знаю, чего там надумал Мастер, какие игры ведёт, но я своё решил. И если надо, готов пойти против его слова.

– Почему?

– Я же говорил уже…

– Ради светлого будущего? Отдать всё, что есть?

– Мне ничего не нужно, если Досифей будет жить.

Её прошибло осознанием. Вон оно что. Точно. Досифей ведь заражён Скарядием. И не понятно, сколько ему ещё осталось.

Тогда же Элина вспомнила и Терция. Неужели, если, конечно, всё получится, тот вновь сможет ходить, сможет видеть? Начнёт по-настоящему жить, а не откладывать себя в далёкий ящик и ставить крест на будущем.

Это было бы чудом.

– Я понимаю.

И это стали не просто слова – это клятва. В общей цели и в общей боли они нашли надежду.

– И что дальше? – спросила после продолжительного молчания.

Каждый искал ответы внутри себя. Тишина за время приобрела какое-то таинство и священность.

– Есть одна идейка, – Ангел встрепенулся, но даже он, вечно уверенный и деятельный, сомневался. – Я пробью стену. Прямо отсюда.

Элина вскинула брови, подумав, что тот взялся шутить в такой абсолютно не подходящий момент. Да только быстро осознала – не шутил. Чёрт побери, не шутил!

– Иначе, – заметил её скептицизм, – ход рано или поздно закроется. Насовсем. И нас расплющит. Прижмёт, как котлетки.

– Миленько.

А что ещё им оставалось?

«Никаких вариантов не будет?» – уточнила на всякий случай.

«Я в таком не разумею. Моё ремесло – всё старое и не дышащее»

И вот Ангел повернулся к стене и приложил голые ладони. Элина, здраво опасаясь, отошла на пару шагов. Она абсолютно не понимала чего ждать: взрыва или тихого шелеста.

– Вообще-то помощь бы мне сейчас не помешала.

Вместо ответа родился нервный, какой-то даже истерический смешок. Помощь. Да разве после всего случившегося могли залежаться у неё где-то силы, прятаться до лучших времён? Воспарив раз, она затем камнем полетела вниз, обратно в свою яму беспомощности и жалости.

Элина приблизилась к нему, повторив позу, и чисто для вида прикрыла глаза.

Не понятно сколько они простояли так в тишине, без движенья, но в какой-то миг земля под ногами стала дрожать. Что странно, ведь в планах вообще-то была стена. Но и та вдруг затряслась в такт. Элина неуверенно покосилась на Ангела. Лицо у него выглядело отнюдь нерадостным. Сжав губы, он хмурился всё сильнее и сильнее, испещрив лоб морщинами, пока, в конце концов, не приложился ухом к стене.

– Раз, два…Раз…Раз, два…Три?

Его спешный шёпот нагнетал и до ужаса пугал. Элина склонила голову к плечу, пытаясь успокоить разошедшееся сердце, пульсирующее словно прямо в голове.

Ту-дум. Ту-дум.

– Раз, два…

Ту-дум.

– Раз…

Ту-дум. Ту-дум.

– Раз, два…

Ту-дум.

– Три. Три, твою мать! Уходим, уходим!

Но было уже поздно. Под их ладонями земля осыпалась и наружу образовалась широкая дыра. Всё, как и хотели. Да только в ослепляющем свете показалась фигура, полностью состоящая из металла. Железный страж.

Один миг и Ангел отлетел в темноту, сражённый размашистым ударом. В воздух поднялась пыль и пепел.

Элина приросла к полу, замерла под близостью смерти и боли. Одни лишь глаза двигались и наблюдали.

Существо не могло войти внутрь, но зато могло всё порушить громадными руками. До этого крепкий коридор рушился карточным домиком, погребая под собой всякую надежду.

«Беги, Дроля, беги же!»

Словно вторя ему, подорвался Ангел и, не обращая внимания на заливавшую лицо кровь, толкнул вперёд, крича:

– Убегай же! Не стой! Я справлюсь!

И Элина рванула с места. Не разбирая дороги, не видя ничего перед собой, она спасала собственную шкуру. Почему так всегда?! Почему всем приходилось её спасать? Почему убегала? Почему боялась и дрожала? Почему, почему, почему?!..

Элина резко остановилась. Всё никак не получалось отдышаться. Гнев и ненависть клокотали внутри, кусаясь и шипя. Ещё немного и разорвут на части. Хватит ей уже стоять в стороне. Хватит ждать помощи, хватит надеяться на чудо. Надо было отвечать за себя. Действовать!..

– Эля! Эй! – издали зазвучали знакомые голоса. – Да она это, говорю же.

Её обуял страх. Эти проклятые земли, должно быть, опять игрались с ней. Вот же глупая! Собралась бороться с монстрами, не понимая даже, что те давно поселились внутри. Куда же делась вся решимость и сила воли? Нельзя сдаваться. Нужно избавиться от морока. Нужно стать сильной.

Из омута мыслей и тревог выдернули чужие руки – горячие и живые. Они скользнули по плечам и крепко впились в кожу. Элина вскинула голову, словно утопающий делал первый глоток воздуха. На неё смотрели чёрные глаза, прекрасные и сияющие.

– Ты жива, – стало первым, что сказал Демьян.

Элине хотелось громко-громко смеяться, и потому с языка слетело ненужное:

– Я не была бы так уверена.

Глава 30.

Это казалось нереальным. Когда перед ней встала разномастная группка, пришлось признать, что ни один нечистый не решился бы такое воспроизвести. Вместе с двумя Мастерами Нагорными в полном облачении и боевой готовности, стояла парочка школьников, неуверенно выставивших перед собой оружие и озирающихся по сторонам с напускным бесстрашием. Элине хватило одного взгляда, чтобы расчувствоваться и начать больно щипать себя за руку. Что они забыли здесь? Неужели пришли за ней?..

Пока оба Мастера ринулись на подмогу Ангелу, Демьян подвёл Элину к Севериану и Измагарду. Все трое, на самом деле, выглядели помято и устало – неизвестно сколько пережили в этот вечер. Но даже так, не успела она и слова произнести, притянули в ещё одни крепкие объятия. От такого радушия и искренности, стало не к месту спокойно. Будто не оставалось позади ни Железных стражей, ни мстительных Заложных, ни предательств и смертей.

– Не понимаю, – не вытерпев, спросила: – как вы здесь очутились?

– О, это долгая история, – засмеялся Измагард, отстраняясь на шаг. – Ещё будет время рассказать. Ты-то как?

– Жива вроде.

Они как-то странно переглянулись между собой.

– А Заложный? И где вообще отряд Ворона?

Её как током прошибло. В горле встал ком, и губы задрожали. Чёрт. Что им сказать? Как? Мгновение всё было хорошо, и вот опять реальный мир напомнил о себе жестокостью и болью. Никуда не спрячешься от него, не забудешь больше.

Взглядом почему-то потянулась к Севериану, будто надеясь, что тот поймёт куда больше, чем остальные. Но чего вообще ожидала? Он привычно проигнорировал всякие намёки и жесты, лишь осматривался по сторонам с холодной отстранённостью. Этот ли человек сейчас обнимал надрывно и трепетно?

– Не думаю, что кто-то выжил, – наконец, выдавила Элина, вновь поддаваясь самобичеваниям. – Только Хранители Пути. Не нужно было появляться…

– Погоди, а Ворон сам?..

– Он остался там, но, но, – вздохнула глубоко, прогоняя чувства, – не протянет долго. Он выполнил предназначение, и должен умереть.

– Неужели нечистый настолько силён? – откликнулся, наконец, Севериан. – Убить бессмертного, не ирония ли?

Элина опешила от насмешливого тона. Пока для неё это оставалось скорбью и трагедией, ведь смирившийся взгляд Севира ещё не стёрся из памяти, как и надломанный голос, как и тепло рук; для него это ничего не значило.

– Кажется, Нагорные возвращаются. Давайте подождём их, – быстро оборвал Демьян, разглядев, похоже, её досаду и разочарование.

Между ними повисла тишина. Даже Измагард не рвался вставить веское словцо. И всё же какие-то они были не такие, вели себя неловко и нервно. Сказывались полунощные земли и усталость? Или может всё дело в том, что ребята редко оставались вот так втроём? Ведь как Элина помнила, их отцы были дружны. А что дети?

– …и посмей только ещё раз ослушаться моего приказа! Не посмотрю, что мой ученик – без дома останешься и без титула! Как миленький вернёшься к отцу и семье, будешь до старости в офисе сидеть и бумажки заполнять!

Своим криком точно разбудил всё живое и неживое в округе. Досифей был очень и очень зол. Кажется, вот она, его точка кипения.

– Но вообще-то я ничего не нарушал, – а вот Ангел, напротив, держался ровно и мирно. Да только обычно такое раззадоривало ещё сильнее. – Не ты ли всеми правдами и не правдами требовал, чтобы я подчинялся Зорину и не думал с ним спорить? Я так и сделал.

– Ну, естественно! Когда тебе надо, ты меня слушаешься. А как важное, всё мимо ушей!

Ангелу повезло, что лес не бесконечный. Досифей быстро переключился, стоило всем собраться вместе. А вот Нифонт расстроился, ведь с радостью бы продолжил наблюдать за представлением.

– А вот и причина всех бедствий, – Элина потупилась, когда укоризненный и раздражённый взгляд вперился теперь в неё.

– Ты как? Не задело? – не обращая внимания на Мастера, Ангел подошёл ближе.

– Не успело, – пожала плечами и выдавила сочувствующую улыбку. – А вот тебе досталось. Неужели со Стражами покончено?

– Пустяк. Я бы и сам с ними справился, – отмахнулся, а затем вдруг обратил внимание на ребят. – С каких это пор у нас новенькие? Ещё и с имперской шайкой на короткой ноге.

Измагард уже вскинулся возмущённо, готовый защищаться. С Ангелом он мог разговаривать на равных, не задумываясь о рамках.

– А вот, – но тут вклинился Нифонт, неприятно ухмыляющийся. – Замену тебе хозяин нашёл, эге как быстро. Так ещё и сразу троих. Чтоб скучно не было.

Все посмотрели на него с одинаковой оторопью, отвращением, но в ответ получили лишь довольный булькающий смех. Досифей, сгорающий от стыда и унижения, постарался быстро переключиться на что-то другое:

– Нечего стоять на месте, надо уходить. А то ещё немного и сюда стянется весь местный люд.

Он уже собирался браться за краски на поясе, как Ангел поспешно схватил за руку и предупредил:

– Ходы не работают. Я делал, и мы застряли там вдвоём. Кристине с Улей, надеюсь, повезло больше, и они уже дома.

– Надеешься, – пропыхтел недовольно Нифонт. – Да пусть хоть волосок с головы моей доченьки упадёт, я с тебя шкуру сдеру.

– С ними ничего не случится. (Захват) слишком слабый, чтобы действовать так долго. Но видимо как-то повлиял на Ходы: перегорело ли чего или просто сильно высосало резервы…

– Нечего голову ломать сейчас. Выберемся – разберёмся.

Они тихонько и аккуратно двинулись вдоль проселки. Вытоптанный кем-то путь не казался безопасным, но ещё хуже стало бы вновь скитаться по полянам и чащобам. Шли гурьбой, неравными группами, и потому часто наступали друг другу на пятки. Удивительно, но на улице было светло. Закралась подозрительная мысль – сколько же на самом деле она и Ангел блуждали по коридорам.

Тут Досифей опять обратил внимание на Элину. От его взгляда хотелось укрыться как можно скорее, навсегда забыть про белый свет. Конечно, это не была ненависть, но… честно, нечто очень близкое. Раньше она такого не замечала. Ей бы и не пришло в голову его бояться, но сейчас всеми силами старалась не выдать охватившей паники. Но только вот, когда Досифей потянулся к ней рукой, невольно зажмурилась, почти останавливаясь.

– Я заметил, что от вашего кольца ничего не осталось, – заявил строгим тоном учителя и ухватил за запястье. Элина потратила всю силу воли, чтобы не дёрнуться и не вскрикнуть. Рванные полосы от оков едва успели покрыться корочкой. – Следите по сторонам. Ещё одной драки с нечистыми (амулеты) могут не выдержать.

Он словно накаркал. Не успели отойти далеко от проломанного тоннеля, как где-то совсем рядом захрустели ветки, а земля сотряслась, предвещая катастрофу. Воздух заполнился запахом скисшего молока и плесени. Лица Нагорных одинаково вытянулись и побелели. Переглянувшись между собой, братья наказали им:

– Молчите и не двигайтесь. Не смейте злиться или бояться, вообще постарайтесь не думать!

Элина уже чувствовала, как страх забился сердцем в ушах. Дыши, дыши… Не к месту вспомнила, что Мороз не один такой опасный здесь. Даже его что-то смогло изрядно потрепать. Только от этого не легче! Если она подведёт всех!..

Между деревьев показалась громадная фигура, высотой, наверно, с целое здание. Половина туловища скрывалась в кроне. Пусть оно двигалось медленно, но под каждым шагом образовывалась вмятина, а сухие деревья и растения превращались в труху, оседая пеплом и сажей. Сложно было назвать это человеком. Скорее движущимся валуном или трухлявым пнём. Он будто свалялся из листьев, грибов и жучков, заживо сгнивая. Лишь где-то там за всем этим бешено вращались два впалых глаза, зелёных и как угли горящих.

– Леший… – удивлённо выдохнул Севериан.

Они все сгрудились вместе, бок к боку, и старались даже не дышать. Однако быстро обнаружили одну «маленькую» проблемку – Ангела. Он хоть и молчал, но не мог перестать дёргаться, всем телом выражая обуревавшие эмоции. Кулаками сотрясал воздух, хватался то за голову, то за кинжал, и давно бы уже бросился вперёд, если бы не Досифей. Тот старался отвлечь его, отвернуть от чудовища, переключить как-то. Сначала усмирил руки, потом и вовсе закрыл глаза ладонью и стиснул в полуобъятьях. Да только надолго ли? И что делать, если существо умело читать мысли?

Элина вздрогнула, когда чужие пальцы заскользили по оцарапанному запястью, но, подняв голову, быстро успокоилась. Демьян ободряюще улыбнулся, уже привычно ограждая собственной спиной от опасностей. Только Элина, поглощённая тревогами, даже не сумела ничем ответить. Она судорожно считала дыхание: вдох-выдох, вдох – и ещё раз – выдох.

Существо вывалилось на тропинку и, не заметив их, пошло наперерез дальше. Оно неспешно волоклось и как будто даже мычало песенку, настолько отрешённое и слепое. Вот только каждый его шаг был для них и мукой, и радостью.

«Уходи же, уходи» – твердили едино.

Тому оставался последний рывок, чтобы уйти с тропы и скрыться навсегда в чаще своих владений, как вдруг…

Леший остановился. Он закачался на месте, как неваляшка, и страшно завыл. Глаза разгорелись ещё ярче.

Элина уже готова была молить всех о прощении, ведь страх и сомнения, казалось, успели поглотить её без остатка. Разве могло быть иначе? Её мысли, должно быть, слышнее крика, громче сирены. Однако не успела открыть рта, как вперёд выскочил Ангел и, сжимая клинок в руках, вскричал припадочно:

– А ну иди сюда, тварь! Сколько я встречи этой ждал, знаешь!?

Досифей ринулся ему на перерез, но было поздно. Сделал только хуже для себя и от неосторожного толчка свалился с тропинки в глубокие заросли.

Существо словно этого и хотело. Готовое проучить и уничтожить каждого, представлявшего хоть какую-то угрозу, оно распрямилось и замычало бессвязно, как напевало мелодию с заевшей пластинки. В такт ему ожил звуками лес: затрещал, засвистел, зарычал. В их сторону направлялись десятки птиц и животных. Вот только все они были мертвы. Клыки сломаны в смертельной хватке, шерсть выдрана с корнем, обнажая гнилую кожу. Пустые глазницы не видели добычу, но точно знали, где она находится.

Элина двинулась вперёд на подмогу и, вскидывав ладони, прикрыла глаза.

«Только не медли. Сосредоточься»

Пальцы разгорелись, и она точно чувствовала то же пламя, что и в кошмарной иллюзии. Страх – привилегия, сейчас нет времени сомневаться. Позволив ему соскользнуть, Элина представила, приказала огню защитить всех их, защитить то, что ей дорого. Истошный вопль стал подтверждением.

Открыв глаза, она поначалу отдёрнулась. То, что считала пламенем и крохотной искрой, на деле оказалось неконтролируемым пожаром, стеной вставшей между монстрами и ними. Быстро перекидываясь с ветки на ветку, с травинки на травинку, огонь заполонил всё вокруг и окружил ловушкой. Элина поняла, что натворила лишь тогда, когда Леший стал выдирать деревья с корнями и, завывая от боли, бросался во все стороны. А мёртвые животные подбирались всё ближе, не обращая внимания ни на горящую плоть, ни на вывернутые кости. Едкий запах жжёных волос впитался вместе с дымом и гарью.

– Бежим! – в суматохе Элина только и уцепилась за льдистые глаза, даже в таком аду находящие здравомыслие.

– А как же?..

– Сами разберутся!

От слёз и дымки невозможно было что-то разглядеть. Одна только огромная фигура бесновалась в отдалении, продолжала осыпать градом сырой земли и сломанных веток. Лишь бы обошлось. Лишь бы не стало хуже…

Вчетвером они бросились по тропинке прочь. Огонь не касался их, обтекая ручьём, и Элина догадывалась почему. «Мысли материальны» оказалось не просто словами.

Дорога тянулась бесконечно. А может, так казалось с испуга? Лес словно стелился им под ноги, ведя и не препятствуя: ни камня не подвернулось, ни поваленного бревна. Но стоило тропинке свернуть в сторону, как путь тут же преградило стеной. Очень даже знакомой стеной. Что-то здесь было нечисто. Они побрели вдоль неё, надеясь отыскать прореху.

– Мы вернулись обратно.

На чаше весов лежали два нечистых и приходилось выбирать – кто страшнее, кто опаснее? Ответ был очевиден. Да только стоило отступить и попытаться вернуться, как стены окружили их уже со всех сторон, запирая в коробку.

– Твою мать, это ловушка! – выругался Измагард, вцепившись в свой меч, как единственное спасение.

Осознание ударило обухом. Всё было напрасно. Картинки недавнего ужаса перемешались с больным вымыслом. Мороз не оставит в покое. Он знал её самую главную слабость. А теперь все они пришли прямо к нему в руки, только и успевай дёргать за верёвочки.

Словно в насмешку одна из стен отодвинулась в сторону, создавая проход, ведущий куда-то ещё дальше, ещё глубже к сердцу этих земель. Повисла мрачная пауза.

– С такой настойчивостью меня ещё никуда не звали, – буркнул Измагард и насторожено спросил: – Что дальше?

– А есть идеи?

– Мы можем остаться здесь и никуда не идти? – предложила Элина.

– Или перелезть, – Севериан окинул стену взглядом и быстро сменил риторику, – хотя бы проломать.

Оценив сначала друг друга, а затем толстые брусья, они поняли на чьей стороне сила. Однако вспоминая свой недавний «подвиг», Элина вызвалась:

– Может, мне опять поджечь?

Парни резко замотали головами.

– Давай повременим пока. Всегда же успеется? – примирительно начал Демьян и тут же попросил Севериана. – Подсадишь?

Тому не оставалось ничего, как согласиться.

Подойдя к стыку двух стен, Севериан присел на одно колено и сцепил руки в «замок».

– А не проще сразу на плечи залезть? – подтрунил Измагард.

– Ага, чтобы пополам переломался? Он и без меня отлично развалится, кожа да кости.

– Всё ушло в мозг.

– Тут я бы поспорил.

Между препирательствами Демьян стал примериваться, ощупал брёвна, подсчитал. И вот, решив всё и поняв, он одним слитным движением подставил ногу в «замок», на рывке подлетел до края и едва смог зацепиться, безбожно скользя. Элина поморщилась, представляя как больно должно быть рукам, и сколько заноз он себе уже мог оставить. Но поставив ступни промеж брёвен, Демьян как настоящий скалолаз вскарабкался вверх и, подтянувшись, сел на верхушке. Оставалось только восхититься силе и сноровке.

– Ну что там? – нетерпеливо спросил Измагард, не понимая, почему тот молчит.

– Как бы тебе ответить…

– Прямо.

– Тут темно. Всё что я вижу, траву внизу и половину дерева. Дальше как туман…

Не успел он договорить, как напасть пришла откуда не ждали. Затряслась земля. Причём так сильно, что невозможно было удержаться на ногах. Как будто землетрясение прошло или взрывы. Пошатываясь, они вцепились в стену. Элина испугано вскинула голову, и как раз в тот момент Дёма свалился. Хорошо ли, но обратно к ним, на ту же сторону.

– Ты как? Сильно больно? – подскочила Элина.

Не жалея колен, она приземлилась рядом и попыталась помочь подняться. Сделать это оказалось трудно, и на самом деле бессмысленно. Тяжело выдохнув, Элина просто крепко обхватила чужую ладонь.

– Не вешай нос, – услышала неподходяще ласковое. – Пара синяков. Нам ли не привыкать?

– Это всё на моей совести.

Он сел, морщась, и, обхватив обе её ладони, со всей серьёзностью ответил:

– Но это наш выбор. Ты здесь не при чём.

Элина покачала головой, стискивая зубы. Даже ему не по силам переубедить грызущую тревогу.

Когда толчки стали стихать, а земля встала на место, их лишили последней надежны. Вместе со стенами над головами теперь появился потолок. Словно кто-то наблюдал за ними и только ждал подходящего момента.

– Точно дело рук нечистого.

Стало темно, и Элина зажгла Оглянку, неуверенная как долго сможет концентрироваться. Пусть так, но это маленькая победа – ей не пришлось кидаться кому-то в объятья ради тепла и света.

Все они переглянулись, понимая, что идти в неизвестность, туда, где властвовал плотоядный монстр – не самая разумная идея. Но что им ещё оставалось?

– Даже если останемся здесь, пока дождёмся Орден плоти, успеем превратиться не то что в нечистых, в обглоданные кости, – крайне оптимистично заявил Севериан.

– И не известно, как там горе Хранители, – подхватил Измагард. – Между ними и нами, очевидно, кого будут искать со всеми поисковиками и усилителями.

– А так шанс выбраться живыми близится к нулю, – попытался возразить Демьян.

– Он хотя бы есть.

Так вчетвером они ступили вперёд. Элина невольно вспомнила темный коридор, по которому бесконечно бродила в поисках выхода. Стены давили, как и темнота вокруг. Слабый огонёк в руках уже начал рябить, намекая на свою близкую кончину.

– Не надрывайся, – услышала от Севериана, – всё равно тут прямо идти. А-то после твоего файер-шоу ещё придётся на руках тащить.

– Мы же ничего не увидим.

– Не страшно. Как в старые добрые времена возьмёмся за руки.

Её пробило на улыбку. Да, иначе Осенины и их приключение не назовёшь. На том и решили. И вот их окружила темнота. Первым шёл Измагард, ведя их по стеночке и направляя, а замыкающим был Дёма, следя за противоположной стороной.

По началу Элина ко всему прислушивалась и старалась не упустить ни звука, ни вздоха. Но чем дольше шли, тем отчётливее казалось что время, как и они, застыло. Бесконечность. В голову поползли дурные мысли.

Пусть им сейчас встретится Мороз и что дальше? Сражаться с ним будут? Изгонять, как вселившегося беса? А сил-то хватит? Если не смог ни Севир, ни опытный отряд победить, на что вообще надеяться можно?

Элина уже решила: сделает всё, лишь бы они остались целы, лишь бы выбрались. Что будет с ней – неважно. Мороз не отступит, так может удастся выторговать своей жизнью их безопасность. А со спасением мира Севериан справится и сам. Раз тогда Яромиру получилось справиться в одиночку, у него тоже получится. Это ведь, как оказалось, теперь самый правильный и проверенный вариант. Интересно, он знает?..

Её вдруг как холодной водой окатило. Она не чувствовала чужих прикосновений, не слышала дыхания и шагов. Полное одиночество. Резко остановившись, Элина судорожно пыталась понять, что случилось. Она сама разжала ладони? Но даже так, сразу бы врезалась в Демьяна. Они не могли бы не заметить…

Чертовщина.

Или происки одного нечистого?

Элина вновь зажгла Оглянку. Трепещущий свет выловил из темноты очертания стен и две пропасти-развилки. Она сделала шаг и тут же остановилась. Выборы, как же она ненавидела выборы! Долго вглядываясь в темноту, Элина не нашла там ничего нового – лишь заработала паранойю. Ей мерещилось, что кто-то стоял далеко во тьме и смотрел на неё неотрывно. Желание бросить всякие попытки и забиться в угол росло с каждым неуверенным шагом.

– Здесь кто-нибудь есть? – крикнула и сама же испугалась того, как неестественно прозвучал голос.

Никто не ответил. Сердце стучало так громко, что казалось, заглушало любой звук. Она попыталась дышать ртом, вспоминая все медитации с Фёдором Васильевичем, но, стоя в темноте и одиночестве после кучи жестокостей от нечистых, было попросту невозможно успокоиться.

Элина двинулась дальше. Свет на ладони вновь стал подрагивать. От перспективы остаться в полной темноте к горлу подступала тошнота. Что будет делать? Цепляться за стенку, как до этого?

Вдруг позади себя услышала бессвязный шёпот. Однако резко обернувшись, она ничего не увидела, а вскоре голос и вовсе пропал, как ни бывало, погружая её обратно в полную тишину.

Да он просто играется с ней, да?

И словно вторя мыслям, резко вспыхнул свет. Вот только теперь вместо простых деревянных стен её окружили зеркала. Целый лабиринт из зеркальных коридоров и отражений. Элина уже не сомневалась – она в ловушке, она сошла с ума.

Отражение глядело устало и безысходно. Кто это? Подойдя ближе, Элина пыталась разглядеть в этом подобии человека прежнюю себя. От укладки и макияжа не осталось ничего, одни лишь воспоминания о вечеринке и веселье. Растрёпанная и вымазанная не то в грязи, не то в саже, она больше походила на бродячую кошку. Покрасневшие глаза и фиолетовый синяк лишь способствовали этому, как и распухшие запястье, где покрылись корочкой раны.

Когда всё успело так поменяться? Когда она стала такой?

Прошло ведь каких-то пару дней. Словно время здесь текло по другому. Как в одном из тех старых фильмов про космос, так пугавших в детстве. Земля двигалась и менялась, а те, кто застрял на орбите, оставались молодыми.

– Любуешься? Нравится?

Элина подскочила. В отражении за её спиной показался силуэт, снежный и мутный, поддёрнутый дымкой, но стоило обернуться, никого не нашла. Елейный шёпот растёкся по комнате.

– Ха-ха, даже не пытайся, – от каждого слова по коже бежали мурашки. – Ты в моей вотчине. Настоящей. И что бы я ни захотел, тут же исполнится. И кем бы ни захотел стать, тут же стану.

Из за зеркала выплыл Севериан. Похожий как две капли воды, высокий и стройный, держащийся прямо. Однако глаза оставались чужими – ледяными и недобрыми. Он оскалился и подошёл к ней, хватая за руку. Элина попыталась отступить, но быстро наткнулась на стену и могла лишь упрямо сжимать зубы.

– Не этого ли ты хочешь? – он склонился ближе. – Я слышу твои мысли, чувствую страхи. Тайн нет.

Пальцы давили с силой, намереваясь вырвать крики и стоны.

– Что ты с ними сделал? – бросила сквозь зубы.

Тот словно только этого и ждал.

– Так хочешь увидеть? Что ж, милости прошу.

В сплошном зеркале появилась дверца, маняще приоткрытая. Элина долго не раздумывала. Как ни крути, выхода-то нет. С тем же успехом её могли связать по рукам и ногам и приставить дуло пистолета к виску. Та же свобода воли и выбора.

Вырвавшись из ослабевшей хватки, Элина шагнула из одного Зазеркалья в другое. Её охватило чувство дежавю. Всё было похожим, но в то же время каким-то другим. Перед глазами вновь простёрлась зеркальная комната, вот только на этот раз одна из стен оставалась чёрной. Что это значит? Мороз испарился вновь, но Элина всем телом продолжала чувствовать его присутствие.

– Чего ты добиваешься?

– Ш-ш-ш, – раздалось предвкушающее, – смотри, смотри же.

В этот миг чёрное, как оказалось, стекло стало прозрачным и на противоположной стороне комнаты появился Севериан. Самый настоящий, не тот подставной двойник. Элина ринулась вперёд и попыталась привлечь его внимание, нелепо размахивая руками и крича имя.

– Зря стараешься, – выплыл из воздуха Мороз, как Чеширский кот. – Он тебя не слышит и не видит.

Дело пахло жаренным. Под ложечкой засвербело. Что-то должно произойти. Не мог спектакль вестись без зрителей, и вот они здесь.

Севериан разгуливал по комнате, очевидно пытаясь найти лазейку. Успел потрогать каждый сантиметр, попытался ударить мечом, пнуть, но так ни к чему дельному и не пришёл. Но он не умел принимать поражения. Потому лучшим решением выбрал грубую силу.

– Если бы эти стены можно было сломать, – досадно заключил Мороз, – я давно бы ушёл. Но на то оно и наказание.

Когда в ушах уже звенело от лязганья и скрипа стекла, коробка вдруг пришла в движение – зеркала лопнули, с потолка слезла краска. Не осталось ничего. Вместо этого перед ними возник длинный-длинный зал, роскошный и слепящий. В нём стояло звонкое эхо. Двухъярусные люстры покачивались под потолком. Но в самом конце возвышался надо всеми трон. К нему вели не один десяток ступеней, как своеобразная полоса препятствий.

Такое разве возможно? Элина не верящее обернулась. Да нет, всё осталось прежним – зеркала и дверь. Неужели, это морок? Но если так, почему она тоже видит это?

Миг, и всё ожило – из неоткуда возникли люди. К Севериану подошёл человек, которого совершенно точно не могло здесь быть. Вообще быть. Его отец.

– Чего же ты ждёшь? – услышала она властный голос. – Не хочешь же опоздать на собственныйпраздник.

– О чём вы? Как мне выбраться отсюда?

ИО подошёл ещё ближе и крепко схватил за плечо. Белые перчатки впились словно волчьи клыки. Элина опять очутилась в том вечере: перед глазами стояло кровавое месиво оставшееся от холёного мужчины.

– Так и знал. Опять ты забыл своё благородное лицо? Повезло, что оно всегда при мне.

Для Элины это прозвучала набором тарабарщины. Севериан тоже не излучал уверенности и собирался уже сбежать, как вдруг ИО словно бы ласково погладил его по волосам, выбивая уложенные пряди, и потянулся к нагрудному карману.

– Смотри же, как идеально подойдёт. Только послушный и ответственный сын меня порадует.

Блеснул на свету осколок зеркала, ужасно острый по краям. Севериан попытался отстраниться, но ИО обхватил крепко за шею. В тот же миг осколок оказался в груди. Севериан вскрикнул и крепко зажмурился. Элина ахнула и прильнула сильнее, стукнула кулаком по стеклу. Только не это, нет! Этого не может быть!

Но когда ИО отошёл, ни о каком осколке и речи не было. Ни крови, ни боли. Севериан спокойно выпрямился и дотронулся до целой груди, сам до конца не веря.

– Вот так. Теперь не стыдно представить тебя дорогим гостям. Не подведи меня.

– Да, отец.

Севериан вдруг перестал осматриваться и искать выход, а, как и желала отец, послушно последовал за ним.

Что? Очнись, это ведь просто иллюзия!

Но он не слышал. Забыл, где и с кем находится?

Из полутьмы выплыл ещё один «гость». Его-то Элина знала вполне хорошо. Броский и вальяжный, сложив руки на груди, стоял Измагард. То есть очередной лжец. Ведь настоящий лишился где-то своих пижонских очков, весь измазался в пыли и грязи и очевидно не мог улыбаться так шебутно и энергично.

– Вечер обещает быть томным? – поиграл бровями лже-Измагард и тонко намекнул ИО, куда идти. Что-то остаётся неизменным. – Шли бы вы, мой черёд настал. А-то развалитесь ненароком, кто собирать должен? Точно не я!

– Молодой человек, придержите язык, – процедил ИО сдержанно.

Измагард лишь рассмеялся и подозвал Севериана ближе. Окинув их напоследок осуждающим взглядом, ИО спиной шагнул во тьму и там же растворился.

– Чего вы от меня хотите? – уверенности поубавилось в голосе.

Измагард ответил загадкой:

– Сам знаешь. Ты лучше всех умеешь прятать заячий хвост, милый мой. Но ведь мне нравятся хладнокровные хищники, опасные и властные. Те, кто избавит нас от чумы. Так что…

Он снял очки и выдавил цветное стёклышко. Догадываясь, Севериан неосознанно прикрыл грудь, но юркие пальцы легко обманули его и втолкнули-таки осколки внутрь. Улыбка сделалась шире, жутче.

– Поможешь мне теперь? Защитишь?

– Я тебя не брошу.

– Бинго.

Подхватив Севериана под локоть, Измагард повёл его дальше, к подножию трона. От каждого их шага темнота расступалась, пряталась по углам мышью. Кто ждал на этот раз?

И ведь правда ждал. На ступеньке расслабленно сидел парень лет двадцати. Элина не знала его, но догадывалась. Такие же острые скулы, такой же острый взгляд и светлые волосы. Фамильные черты. Неужели Евсей? Всё-таки она представляла его немного иначе. Наверно холоднее и собраннее, подобно отцу и брату всё держащих по линеечке? Внешний вид его скорее напоминал хаос: растрёпанный и помятый, с длинными волосами, в яркой несочетающейся одежде, бандане и смешных вытянутых туфлях. Добавь красный круглый нос, и точь в точь получится клоун.

– Давненько не видались, шкет.

Севериан застыл на мгновение, но затем сам потянулся вперёд. Даже лже-Измагард не поспевал за ним, выглядя смущённым.

– Неужели ты пришёл?

– Разве после всего мог остаться позади? Не знал я, как быстро растут младшие братья, – Евсей запрокинул голову и захохотал. – Теперь ты спасаешь меня. А ведь ещё недавно разводил сопли из-за Бори и Пита.

– А как иначе было уговорить тебя поиграть? – усмехнулся Севериан, но где-то в глубине глаз плескалась тоска. – Жаль, больше такое не подействует.

Тут как нельзя вовремя вклинился Измагард, шутливо сделав реверанс.

– Кого я вижу? Звезду сегодняшнего бала?

– Неужели до сих пор общаешься с этим балагуром? – на самом деле Евсей не выглядел удивлённым.

Измагард протянул ему руку и помог подняться.

– А ты всё та же рухлядь и брюзга.

– Заканчивай давай с ним, – Евсей обратился к Севериану. – Не хочешь ведь опоздать.

– Куда?

– Всё-то тебе расскажи. Узнаешь скоро, – Измагард хлопнул напоследок его по плечу и подобно ИО скрылся во мгле.

Нехорошее предчувствие разлилось внутри жаром, красной лампочкой, так и кричащей: «Опасность!». Севериан будто и правда не чувствовал этого, словно стал слеп и глуп, полностью поддавшись чарам этого места и одного конкретного мертвеца.

– Стало ли тебе лучше? – вдруг спросил он, неуверенно теребя рукава.

Евсей не ответил. Лишь глядел долго, но не разобрать было, что чувствует – благодарность или презрение.

– Я не знал, как поступить, у меня не было выбора! Ты ведь знаешь, между ним и тобой, я, не раздумывая, выберу тебя! Мне что, смириться было? Так и позволить ему мучить и истязать? Да ни за что! Я всем готов пожертвовать, лишь бы то будущее, которым мы грезили, воплотилось в жизнь.

– Но где в нём будешь ты сам?

Севериан потупился и промолчал, хотя точно не всё накипевшее высказал.

– Я навсегда останусь твоей ответственностью, – заключил Евсей. – Но пойми, я взрослый человек. Наши пути рано или поздно разойдутся. И тебе не нужно будет больше защищать меня…

– Нет, мне!..

Внезапно, словно щёлкнули выключателем, исчез свет, смолкли враз голоса. Стекло вновь стало чёрным и матовым. Холод расползся по ладоням.

– Эй! Куда всё пропало? Что с ними? – обратилась к пустоте, которая непременно не сможет промолчать.

– Он выбрал свой путь. Он не стал бороться, – дразня неприкрытой насмешкой, Мороз кружил по комнате. – Интересно, и какой же по итогу у него страх?

– Неужели это?.. – осознав сказанное, Элина вцепилась в воспоминания. Был ли смысл искать ответ?

Став невольной свидетельницей, она не до конца поняла, куда сунула свой нос, что видела на самом деле. Но загадками Мороза подпитывался разум, и Элина пыталась распутать клубок нитей. Ведь прежде чем очнуться здесь, в лапах монстров, на полунощных землях, она видела сон. Сон, полный липкой тревоги, душный и раскалённый. Не могло ли всё это быть связанно?

– О, вижу, есть ещё кой-какой ум в головушке бедной, – по плечу заскользили острые пальцы, в одиночестве казавшиеся лапками паука. – Но не единственный это пленный в моей вотчине. Хочешь проверить?

– Когда ты, наконец, закончишь эти игры? – вместо ответа Элина скрестила руки на груди. Ей не надо было видеть его веселящихся бесовских глаз. – Я ведь знаю, на что способен. Тебе с лёгкостью убить и подчинить, так почему опять медлишь?

– А тебе я погляжу жизнь недорога?

– Лучше так, чем постоянно ждать подвоха и удара в спину.

– Что ж, твоя смерть мне не нужна. На самом деле никогда и не была нужна.

– Ты лжёшь.

– Разве? Не ты ли доказывала, как легко и просто мне было бы вспороть тебе глотку? – вторя, пальцы переместились на шею, к уголку шрама, – Что остановит, если прямо сейчас сдавлю посильнее?

– Тогда зачем всё это?

– А ты догадайся.

От такой наглости Элина опешила. Наглядный типаж хищника – любит играться с добычей, прежде чем вонзить зубы в плоть. Её-то не проймёшь. Мороз отстранился. Меж зеркалами появилась ещё одна дверь.

– Зачем водишь меня по их страхам?

– А это вот часть разгадки. Ежели догадаешься, ко всему подберёшь ответы.

В следующей комнате не было тех до блеска натёртых зеркал, искажающих отражения, как и не было двухстороннего стекла из детективных фильмов. Кажется, спектакль начался без их участия, но и для них в запасе остались роли.

Элина вышла в небольшую, но богато обставленную гостиную. Вроде бы такой стиль называли борокко? Хотя в этой комнате он невольно перешёл в китч. Ни мебель с золотыми ножками и ручками, ни лепнина, ни тяжёлые тюлевые шторы и вазоны с живыми цветами не смогли перекрыть кричащие оттенки и нагромождение всяких предметов роскоши: картин и статуэток. Словно хозяева решили выставить в одной комнате всё, что у них было ценного, похвастаться и потешить самолюбие.

В этой гостиной видимо собралась вся семья: отец, мать и трое сыновей. Элина сразу признала Измагарда, вытесненного в центр.

– Это всё твоё дурное влияние! Поганая кровь она и есть поганая кровь, сколько не разбавляй!

– Не смей говорить такого о моей семье!

Мужчина наотмашь ударил женщину по лицу, так что она осела на пол.

– Мама! – к ней подлетел Измагард и закрыл собственным телом, с ненавистью смотря на отца.

Но та поднялась сама и оттолкнула его, причитая:

– Уйди от меня, уйди! О чём ты думал, позорник?! За какие грехи меня наказывают?

– Мама…

– Да лучше б ты умер тогда, чем превратился в это! Стыд, какой стыд!

Не видя и не слыша больше ничего, женщина выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью. Тревога осела на коже. В один миг Элина забыла как дышать. Кривое зеркало? Она словно видела себя и свою семью со стороны. До чего знакомы были реплики и персонажи – знала наизусть. Только в их случае здесь всё и заканчивалось, а для Измагарда же начиналось.

– Приведите его в порядок, – бросил отец старшим сыновьям.

Те казались одинаковыми, как близнецы, отличаясь разве что носами и ростом. Один был низким и курносым, а другой высоким с «орлиным клювом». Лица сморщили в одинаковом призрении и схватили Измагарда под руки. Ни шанса выбраться. Они были старше и сильнее.

– На колени, – тут же поставили подножку и навалились следом, когда начал брыкаться. – Запомни, где твоё место. Я преподам тебе урок, как позорить имя Историных.

Отец схватил ножницы со стола.

Только теперь Элина догадалась, в чём «проблема». Измагард…накрасился. Завил волосы. Надел розовый пиджак. Должно быть это воспоминания его детских дней. Первая попытка показать себя настоящего.

И чем всё обернулось?

– Нет, нет!..

Чик-чик.

На пол упала первая чёрная прядь.

Чик-чик.

Ещё одна, и ещё. До тех пор пока от густой шевелюры не остались клочья и плеши. До тех пор пока слёзы не смыли тушь и блёски.

Но этого ему показалось недостаточно. И схватив со стола вазу, наполненную розами, он хлёстким движением выплеснул воду Измагарду прямо в лицо. Красные лепестки посыпались на пол. Так кровоточило чужое сердце.

– Повторишь ещё раз, так просто не отделаешься, – подобрав один из шипастых стеблей, отец наотмашь ударил. – Мой сын не может быть бракованным.

Братья отпустили Измагарда, и тот поднялся под их пристальными взглядами. Вместо желанного послушания он пылал решимостью.

– Знаешь!..

И как будто Элине на зло, всё опять оборвалось, погрузилось во тьму, не позволяя оставаться и наблюдать больше.

В чём же смысл?

– Ещё не догадалась? – словно прочитал мысли. – Может, последний кандидат натолкнёт на верный ответ?

В темноте появилось пятно света. Элина устремилась к нему.

– Мне не нравится лезть в личное без всякого спросу. Тебе бы тоже стоило обрести совесть.

– Зачем, ежели оно только мешает?

Промолчала. От усталости ноги подкашивались, и она буквально ввалилась в следующую комнату.

Остался один. Демьян. Собственное сердце барахлило так, словно это ей сейчас предстояло сражаться со страхами и призраками прошлого.

Элина словно попала в психиатрическую лечебницу. Всё здесь от стен до потолка было стерильно белым и, что хуже, мягким. Из-за этого комната казалась бесконечной и бездонной, словно образовалась «белая» дыра и поглощала всякий свет, всё живое. По центру возвышалось кресло. Такие она видела только в фильмах: с кучей ремешков и проволок, лишь бы удержать смирно. Обычно так проводили операции на мозг, лоботомия или…пытки.

Именно на этом кресле сидел Демьян. Его голова была низко опущена, а глаза закрыты. Он будто бы спал. Ремешки туго впились в кожу. Элине нестерпимо захотелось помочь, освободить от оков, но как и до этого её словно не существовало здесь – настоящий призрак. Другой такой же шептал ей на ухо:

– Любопытно, что же такого прячет? Хочешь поспорим? Уверен там очередная скукота и нытьё?

– Отстань.

Демьян застонал и открыл глаза. С непониманием он осмотрелся по сторонам, а, заметив ремни, попытался вырваться. От усилий на лбу проступила испарина.

– Эй! – выкрикнул в надежде дозваться до кого бы то ни было.

Всё тщетно. А может и нет? Стена напротив вдруг отъехала в сторону, открывая вид на кустистый тёмный лес, ярко контрастировавший с белой комнатой. Там эхом раздавались крики и голоса. Демьян побледнел и резко смолк, не решаясь даже шелохнуться.

Что-то не так.

Элина нахмурилась, вглядываясь и прислушиваясь. Но ещё прежде чем успела о чём-либо догадаться, на обозрение к ним выбежали трое. Кажется, и её сердце ухнуло в пятки. Она не хотела этого видеть! Это не могло быть оно, нет!

Перед ними стоял Терций. Терций вместе с братом и тем самым его другом.

– Нет, – прошептал Демьян, а затем закричал, изо всех сил пытаясь раскачаться и вырваться: – выпустите меня!

Теперь всё стало ясно. Никакой там не лес, а до ужаса ставшие знакомыми полунощные земли. А сцена перед ними – тот проклятый день, когда Терций навсегда забудет о счастье.

Здесь, прямо у них на глазах, происходило то, о чём могли только слышать и ни за что, никогда не хотели бы увидеть.

На крохотную поляну вывалились Железные стражи, один за другим, как настоящая армия. Трое тут же растеряли улыбки и смех. Исполненные ужасом и паникой они попытались спрятаться, но было уже поздно. Завязалась драка.

– Я не дам этому снова случиться! Хватит, хватит!

Элина впервые видела такое отчаяние в нём, такой страх. Ей самой стало тошно от беспомощности и, вместо того, чтобы вытерпеть всё стойко, закрыла лицо ладонями.

– Прошу, прошу…

Его обезумевший шёпот резал по живому. Как могла она бояться и прятаться, когда Дёма так страдал? Из-за кого он здесь? Чья вина во всех их страданиях? Так возьми себя в руки и прими неизбежное.

За стеной разразилась уже совсем другая картина – новая сцена бесконечной пьесы. Мороз от восторга стал хлопать в ладоши. А Демьян…совсем потерял себя.

Вместо полунощных земель и леса взору теперь открылся смутно знакомый зал. В такой момент Элина вряд ли признала бы даже собственный дом, но откуда-то словно знала – это стеклянная комната пятого этажа. Ход туда закрыли, и с самой осени ни один ученик не мог похвастаться новыми приключениями. Видение отражало полное запустение и разруху: пол усыпали кирпичи и осколки потолка, мебель хаотично разбросана, а по центру возложен как алтарь круг из дымящихся сухих трав.

– Ты не посмеешь! Нет! Уйди, уйди!

От разъярённого вскрика Элина вздрогнула, но это не спасло от шока. Где-то там, среди обломков и пыли, она нашла себя. Не смотри всю жизнь в зеркало, Элина и не признала бы. Надломанное тельце тряпичной куклой распласталось по полу, а в бессвязных потугах пошевелиться сквозили жалость и безысходность. Смерть.

– Я ведь поклялся! Я пообещал, чтобы это никогда не случилось! И это никогда не случится! Слышишь!?

Как бушующий шторм он рвал и метал, со всей натугой прикладываясь к ремням на груди. Демьян весь взмок и дышать стал тяжело и загнанно. Казалось ещё вот-вот и с корнем вырвет само кресло. Но прежде чем это могло произойти, путы сами опали вниз, даря свободу. Демьян тут же рванул вперёд, переступая оправу белых стен и с разбега падая на колени перед «Элиной».

– Я рядом, всё будет хорошо, – склонился, прислоняясь лбом к её лбу, и крепко обнял, не обращая внимания на сильнее растекающуюся лужу крови. Шёпот долетал эхом. – Я исправлюсь. Обещаю. Мы…

Стена встала на место, ограждая их от душещипательной сцены. В белой комнате осталась лишь тишина – хуже криков приводящая к безумию. Элина словно очнулась ото сна – кто она, где? Что сейчас было? Она вновь чувствовала себя такой беспомощной.

– Что мне сделать, чтобы освободить их? Что ты хочешь?

Мороз не появился.

– Твоя сила это страх. Но и наказание тоже, так ведь? Неужели ты хочешь освободиться? После всего того что было?

– Вот уж нет, – словно бы оскорблённый он появился лишь наполовину, свесившись с потолка, – Свобода мне ни к чему. Толком и не знав её, смысл начинать? Собаки привыкают к цепи, вот и я будку свою полюбил. Страх для меня скорее источник, средство.

– Я не понимаю…

– Чтобы воплотить в жизнь матушкин обряд мне нужен источник особой силы, такой, что затмить может весь свет.

Элина замотала головой, вдруг осознавая, к чему тот клонит. Мороза это позабавило и с превеликой радостью выдохнул прямо в лицо:

– Ты.

Вот значит что. Им не нужна была ни её сила, ни её голос, ни смерть. Только страх и ненависть.

– Вот так ирония, верно. Спасение – это гибель. Любовь – это ненависть. А у тебя почему-то есть шанс выбирать – кому жить, а кому умирать. Твой страх даёт силу мне, нашему миру мечты, и нельзя чтобы он ослабевал. Белый Бог и есть ключ к скарядию, а страх им наречённых и есть наша жизнь.

«Что за чушь он несёт?» – как чувствуя, что говорят о нём, объявился Яромир. Как же он всегда так удачно объявляется? Ему ведь надо было восстановиться, а не следить.

– Странные у вас способы переманить на свою сторону, – Элина почувствовала на губах улыбку. Словно и не свою вовсе. – Не подумал, что протыкая меня насквозь, мог бы запросто лишиться так горячо любимого «источника силы»?

– Но ты ведь живая, – ребячески пожал плечами, – к тому же, думаешь, не лучше было бы одарить скарядием? Навсегда связать тебя с нашим миром.

«А, конечно же, хворь что Оковы», – крайне саркастично высказал Яромир. Элина старалась не отвлекаться.

– Значит, если я пойду с тобой, если займу их место в комнате страха, ты обещаешь отпустить всех?

Недолго думая, Мороз протянул ладонь и, смотря прямо в глаза, убедил:

– Обещаю.

Глава 31.

Элина знала свой ответ. Ещё тогда, когда к ней пришли на подмогу так безвозмездно, храбро и даже немного глупо. Привычно полагаясь на одну себя, она не замечала подставленных плеч и рук, готовых подхватить в случае падения.

Но именно эта самоотверженность и наткнула на осознание. Они справятся без неё. Как когда-то Яромир остался один, так и для них не было нужды в двух «избранных». Столько раз вися на волоске, Элина перестала переживать о пресловутом мире и долге. Если здесь и сейчас всё, что она могла – ответить храбростью на храбрость, спасти ребят, ставших такими важными и близкими, – значит так тому и быть.

– Ещё сомневаешься? – шептал дьявольский голос, запрятанный в детском тельце. – Больно не будет.

Блеснули знакомо цепи, и в чужих руках оказались Оковы. Значит ли это, что Севир действительно?..

Нет.

Элина закрыла глаза, боясь думать. Холодный пот катился по спине. Прими же уготованную судьбу, смирись. Подобно узнице она протянула ладони, но в тот момент когда металл навис над кожей, раздался оглушительный взрыв.

Ударной волной её отбросило назад. Каким-то чудом удалось избежать осколков – зеркала лопнули от натуги. Не успела Элина осознать произошедшее, как уже оказалась в чужих руках, крепко подхваченная.

– Мы спешили, как могли, – судорожно выдохнул Демьян, – и всё равно чуть не…

К ним подскочили Севериан и Измагард, выставившие орудья наизготовку. Вокруг царил хаос. Всё было разрушено, разбито. От стен не осталось ничего, кроме града осколков, хрустевших под ногами. А в самом центре, беснуясь как загнанное в ловушку животное, стоял Мороз, безумно оскалившийся. Оковы упали на землю.

– Як змеи просочились, сообразили что к чему. Так думаете справитесь? Правила свои уготовили? На моей земле?

Подуло стужей – его любимой заступницей. Вот только ребята не испугались и не отступили. Переглянувшись, они не стали размениваться на слова. Севериан вступил с Морозом в схватку пока Измагард и Дёма осматривались. Элина думала у них не было плана, но, Слава Богам, ошибалась.

Севериан легко разбивал ледяные стены, отражал стрелы и колючки, и вскоре стал теснить Мороза. От могущественного и хитрого призрака словно и не осталось ничего, так слабы были удары и попытки. И это он-то раскидал целый отряд во главе с бессмертным? А когда к сражению присоединился Измагард сам понял, что и шанса нет выйти победителем. Он стремительно развернулся и помчал мимо рухнувших зеркал.

– За ним!

Севериан рванул вперёд, полный решимости и подозрительного энтузиазма. Он стремительно скрылся в остатках Зазеркалья. Измагард выругался. Элина же поняла, что мешает им, замедляет и обратилась к Демьяну:

– Отпусти, я могу и сама идти. Тебе же тяжело.

Но замечание осталось незамеченным, потонуло в сковавшем напряжении. Они медленно продрались сквозь руины и вернулись в лабиринт из зеркал. Ориентировались на звуки – возгласы и крики, эхом отскакивающие от «стен». И конечно же, ко всему опоздали. В десятый раз выбирая поворот, они наткнулись на Измагарда и Севериана, смотрящих куда-то вдаль.

– Зачем вы погнались за ним? – начал было Дёма. – Нам надо убираться отсюда.

Но стоило поравняться и ответ уже не потребовался. Там, как ещё недавно до этого были заперты они, сидел Мороз. От гнева и ярости его тряслась земля, и, казалось, стеклянные стены должны были рухнуть. Мутной рябью зеркала отражали лица мужчины и женщины. Элина знала их. После всех картинок из прошлого сложно не догадаться. Морена и Далемир.

– Израдцы, израдцы!

И прежде чем Морозова вотчина рухнула бы, они рванули прочь, как можно дальше от всех ужасов и кошмаров. Позади остались и зеркала, и белые комнаты, и чужие взгляды. Только когда их поглотил серый лес, шаг замедлился, и каждый смог выдохнуть. Пронесло. Выжили. Выбрались.

Одну Элину же продолжало больше волновать другое:

– Ну всё, поставишь меня наконец? Выдохся ведь давно.

– Ты серьёзно? Не заметила даже, сколько сил он из тебя вытянул?

Разглядев откровенное непонимание и сомнение, он нарочно отпустил её и позволил ногам коснуться земли. А Элину вдруг накрыло осознанием – если бы не крепкая рука, поддерживающая сейчас, она давно рухнула бы.

– Каким бы он не хотел казаться могущественным, на деле ведь простой паразит, (назв.). Только зацикленный почему-то именно на тебе. Ему нужен был страх, но мы легко справились. Стало понятно, что цель – кто-то другой.

Элина слышала его, но словно сквозь мутную пелену. Сбежав от опасности, ей не стало легче. На самом деле, только хуже. Она успела смириться, успела попрощаться и принять этот единственно верный исход. Разве всё вело не к нему? Разве не заслужила она уйти благородно, жертвуя собой? Только проблемы создаёт. Почему бы им просто не оставить её одну?

– Мало того едва не сама кинулась к нему в объятья, – подал голос Севериан, недовольно скрестив руки. – Неудивительно, что вцепился в самое слабое звено. А теперь и нам обуза. Выскочи кто, далеко не убежим.

Он прав. Зачем вообще сунулись за ней? Зачем рисковали, подставлялись? Ей оно не нужно было, не хотела она чувствовать себя до конца жизни обязанной, слабой, жалкой…

– Ну что, доволен, придурок? – резко и грубо выдал Демьян. – Довёл до слёз.

Что? Нет, она не…Проведя по щекам, Элина почувствовала влагу.

Он помог ей устроиться под одним из деревьев. Мягкая листва стала подушкой. Три растерянных взгляда продолжали наблюдать за ней. Элина и правда задыхалась в рыданиях, невысказанной усталости, боли и страхе. Опять за это стало стыдно. Кто ж посчитает сильной и смелой, если от каждого тычка текут слёзы?

– Простите, я сейчас успокоюсь, – с трудом выдавила улыбку, дрожащую и ни капли не убедительную. – Дайте мне пару минут. Всё будет в порядке. Пару минут наедине.

– Устроим ненадолго привал, – тихо отозвался Демьян.

Стараясь побороть истерику и собрать себя обратно в хоть какое-то подобие человека, Элина не замечала ни странных переругиваний жестами, ни откровенных угроз между ними. До тех пор пока дыхание не выровнялось, а окружавшую тишину не нарушили очередные претензии.

– Может вы забыли, где мы находимся? Здесь каждая минута на счету. А она сколько провела? Сколько Скверны успела впитать? Ни один оберег не выдержит.

Севериан подошёл к ней и помог подняться. После слёз стало тянуть в сон и чтобы ни на секунду не поддаться, Элина принялась щипаться себя за руки. Это не сильно помогло.

– Только вот выхода не видать, – Измагард взмахнул посохом, указывая на тёмные дали. – Мы потерялись, смысл теперь спешить?

Все помрачнели. Что им теперь делать? Такой простой и одновременно сложный вопрос. А в голове, как назло, пустота – точь-в-точь черная дыра. Но должен быть выход. Если им удавалось спасаться до этого, то и сейчас удастся. Правда?

Севериан, ввергший их в уныние, не казался подавленным или загруженным. Чужие пальцы крепко впились в её запястья, подальше от шрамов и ран. Элина сама не заметила, как навалилась на него, прижалась, ища опоры и защиты. Попыталась тут же отстраниться, и ведь почти успешно. Если бы Севериан не решил иначе, бесцветно высказав:

– Стой ты уже смирно. Я хоть осмотрю тебя.

– Зачем?

Посмотрел излюблено, как на нерадивую ученицу: «всё ведь очевидно», и не стал отвечать. Вместо этого вытянул её ладони, повернул спиной, убрал волосы с шеи. Что пытался отыскать? Какие такие метки оставляло Скарядие?

– Щекотно, – не выдержав хихикнула, отстраняясь от порхающих по коже пальцев.

– Терпи, – сказал, как отрезал, – меньше попадать в неприятности будешь.

– Я тут не причём. Оно само.

Хотелось хоть как-то отшутиться от его излишней серьёзности. Элина помнила, каким он мог быть, как в тот праздничный вечер: робким и искренним. Сейчас же словно опять всё вернулось на круги своя – ледяной принц ледяного королевства. Старая маска, из-под которой проглядывал настоящий он. Их договор до сих пор в силе? С боем курантов карета превращается в тыкву, а золушка навсегда стирает из памяти прекрасного принца?

– Что это?

Элина так задумалась, засмотрелась, что не сразу поняла, чего хотел Измагард. Но когда яркий свет пробился во тьме, вспомнила вдруг о прячущемся в кармане спасении. Маяк! Ангел не иначе как был провидцем. Хотя скорее просто предусмотрительным, ведь вероятность снова вляпаться в неприятности у них давно приравнялась к ста процентам.

– Они близко! Хоть что-то идёт как надо.

– Неужели ты его украла? – опять чем-то недовольный высказал Севериан.

– Такого ты обо мне мнения? – от подначек голос куда-то сорвался, и пришлось стиснуть зубы. – Мне его дали. Ангел дал.

– На него не похоже, – подхватил Измагард, улыбаясь, – неужели ума прибавилось?

Узнать могли бы и сами, ведь точно такой же свет горел далеко впереди. Они спасены. Они на полпути к дому.

***

Мрачный кабинет встретил затаённой тишиной. Когда Элина бывала здесь в последний раз? Вечность назад, в свои первые дни в Академии? Всё тогда казалось проще, восторга не убавить, надежды не прибавить. А сейчас она стоит посреди комнаты, и боится людей больше чем нечистых.

– Вы рассказываете мне какие-то сказки! Как я могу в это верить? Дети любят приукрашивать и не хотят говорить прямо!

Почему? Почему им так хотелось сделать её виноватой? С таким трудом вернувшись, выжив, она не должна была оправдываться перед ними. Вместо лазарета или своей комнаты почему первым, что увидела – презрительное недовольство директрисы? Полное недоверие от главы Безмолвных воинов. Откровенную насмешку советника императора. А Досифей лишь подливал масла в огонь: задавал вопросы, на которые не было ответов, и молчал о том, что видел собственными глазами.

– Чего вообще вы от меня хотите? Какой смысл мне врать?

– Покрасоваться и выставить себя героем, – без всякой совести высказал старик в вычурной мантии. – Молодёжь ведь не заботят ни правила, ни запреты. Вот и поплатились.

– Вашими утверждениями какой-то древний заложный убил бессмертного. Само по себе звучит глупо, согласитесь? – сурового вида женщина отвернулась к Сильвии Львовне. – Не вижу ничего стоящего поднимать такой шум. Лукерий, может, и остался где-то на той стороне, но давно сам выбрал этот путь. А разборки с нерадивыми учениками, кажется, ваша работа. Потому разрешите откланяться, здесь мне делать нечего.

Так глава Домена Безмолвных воинов споро удалилась, подстегнув и имперского советника высказать без опаски все свои мысли.

– Я готов поверить, что вы слишком впечатлительны. Ослушались и пробрались на полунощные земли, только не подумали, чем это может грозить. А увидев спасителя, и того не мыслили здраво, вот и выдумали небылицу. Послушайте. Если мы поверим вам, значит, один из Дващи денница мёртв. Вы, раз потерянная, может и не знали, иначе не стали бы столь нагло врать, но он мог умереть при одном лишь условии – появлении Белобога. А это предрекает всем нам адские муки и конец света. Такого будущего хотите?

Элина сжала кулаки и отвела взгляд от разноцветных пуговиц на его шляпе. Мухомор самый настоящий. Сам ведь догадался, сам на свой вопрос ответил.

– Если я скажу, что это правда?

Ненависть вспыхнула спичкой, вздулись вены на морщинистом лбу. Не будь здесь свидетелей, точно набросился бы и выбил всякую «ересь».

– Придумки ваши не стоят того, чтобы здесь оставаться. Император будет поставлен в известность о творящемся в его академии. Но не думайте, что так просто сойдёт всё с рук.

Не бросив на прощания и словечком больше, советник удалился за дверь, судорожно сжимая сниж-юза и готовясь к прыжку.

Так в кабинете остались трое.

– Столько шума из-за одной девчонки, – тяжело выдохнула директриса, усаживаясь в кресло. – Знала бы сколько будет проблем от потерянных, давно закрыла бы им ход. А то: «они такие же как мы!», «им надо помогать»… Ну-ну, что бы сказала сейчас?

Слышала бы Авелин эти слова – поклонение кумиру быстро бы закончилось.

Элина молча ждала вердикта. Хоть чего-то. Просто отпустите её уже! Но Сильвия Львовна намерено тянула время, не давая ни ей, ни Досифею расслабиться. В конце концов даже он не выдержал затянувшейся паузы и высказал:

– Если всё решено, я тоже пойду. Буду своих школяров отчитывать.

– В добрый путь, – отмахнулась та.

Дважды повторять не нужно. Тут уже Элина встрепенулась и тоже открыла рот, да только и пискнуть не успела.

– Что он тебе сказал?

Значит, всё-таки она ей верила? Но вместо радости по спине отчего-то пополз холодок.

– Ничего особенного.

И тут Элина вспомнила про запрятанный в кармане кулон. Острый уголок продолжал впиваться в бедро, но за гневом и сотней мыслей она совсем-совсем перестала что-либо чувствовать. Хотел ли Севир?..

– Он отдал мне это, – решилась всё-таки, вопреки недоверию и опаске. – Сказал, вы поймёте сами.

Сильвия Львовна и в самом деле поменялась в лице. Глаза заблестели лихорадочно, горячие пальцы выхватили кулон и сжали, словно желая сломать. Образ молодой женщины пошёл трещиной, оголив морщины и старческую немощность. Она откинулась в кресле.

– Ускользнул-таки, паршивец. Ни в чём нельзя положиться на него, – заговорила сама с собой.

– Разве он не выполнил то, чего вы просили?

Элине нестерпимо захотелось проверить, знала ли она. Её ли рук все загадки и испытания. Лживые советы и предостережения. Ответ не заставил себя долго ждать. Кинув кулон на стол, директриса наклонилась вперёд и одним взглядом припечатала к месту.

– Может и выполнил. Да только стоило оно того? Мир всё равно не изменится.

Коротко и ёмко. Как же та ещё не взяла под конвой и не заперла, не посадила на цепь рядом с Оком? Несмотря на вселенскую усталость, Элина чувствовала и угрозу, и сквозящее в движениях предупреждение.

– Я могу идти?

Выскользнув за дверь, она не помня себя добралась до коробки-общежития. Ноги онемели, промокли в снегу. Пустяк по сравнению с тем, что довелось пережить. Успев до смерти замёрзнув, Элина осознала, что до сих пор гуляла в одной майке. Холод полунощных земель не колол так сильно, щадил и слушался. Настоящий же сразу показал кто здесь главный.

– Смотри сколько снега занесла! Мне теперь убирать прикажешь?! И что за вид такой? Совсем мозги молодые отбились?!

Даже причитания Сипухи стали усладой для ушей. Элина готова была хоть десятки, хоть тысячи раз выносить диалоги тет-а-тет в её совином логове. Лишь бы забыть навсегда о бесконечных ночах и древних обрядах. Лишь бы не помнить о крови на руках.

Пролёт, ступеньки, длинный коридор и белая дверь – спасительный маяк, её тихая гавань. По хорошему, надо было наведаться в Житник. Синяк под глазом беспокоил не сильно, а вот ожоги на запястьях… Как будто мало ей шрамов. Мороз точно знал, куда целиться, что она ненавидит больше всего. Но, честно, сейчас уже стало всё равно. Душ и мягкая кровать – вот главные цели.

Так она думала, пока не отворила дверь. На неё уставилось несколько пар глаз. Повисшая пауза грозилась перерасти в гробовую тишину.

– Что вы?..

– Эля!

К ней подскочили Десма и Каллист. Вместо объяснений и ответов они накинулись с жаркими объятиями. В прямом смысле. От прикосновений было больно.

– Совсем ледяная, что же ты!.. – воскликнула Десма, и Элина едва успела заметить, как та неосторожно утёрла слёзы. – Так долго держали и не могли даже свитер дать?

– Зачем вы все здесь?..

Её опять перебили. Каллист втянул в комнату и захлопнул дверь.

– Ещё спрашиваешь! Чуть в могилу не свела, исчезла так внезапно! Мы места себе не находили!

Она неуверенно, как-то недоверчиво всматривалась в лица. Терций вскочил наравне с братом и сестрой, но так и не решился подойти ближе и продолжал стоять на расстоянии вытянутой руки. Аврелий растянулся на стянутом на пол матрасе и усилено делал вид, что читает. Аделина стояла у окна, кривилась недовольно и казалась какой-то серой и бледной без привычных макияжа и укладки.

Неужели и правда переживали? Правда?

После всех скитаний и видений чувство одиночества срослось с желанием просто кому-то довериться, открыться. Она думала, что больше никогда их не увидит. Попрощалась навсегда. Но вместо радости и криков, поцелуев и объятий, Элина даже не смогла найти слов.

– Дайте ей прийти в себя, – буркнул недовольно Аврелий.

Аделина поддакнула:

– Иди умойся хотя бы. Выглядишь ужасно.

Элина и без того собиралась. Под их пристальными взглядами было неловко. Как бы ни старались они разговаривать об уроках и прочей отвлечённой чепухе, внимание всё равно перетягивала она, и темы то и дело обрывались на полуслове. Когда уже собрала всякие пожитки и хотела выскользнуть за дверь, Десма заметила:

– Ты в Житнике была?

Покачала головой.

– Мы долго разговаривали с директрисой. И всеми, кто ещё заявился, – заметив хмурые взгляды, Элина тут же постаралась заверить. – Да ничего страшного. На ногах же стою.

Кажется, от такого опрометчивого заявления они сделались ещё злее.

– Иди уже, ради Богов. Потом посмотрю, что можно сделать, – отмахнулась Аделина.

Долго думать не стала, хотя в памяти всплыли картинки одной далёкой ночи, когда она помогала Севериану. Может, не стоило так опрометчиво доверять рукам Аделины? А впрочем, кому другому смогла бы довериться?

Коридор оставался пуст и глух, намекая на поздний час и завтрашний ранний подъём. До чего будет странно возвращаться к ним: этим глупым мыслям и страхам. Но похоже такова судьба, вся её жизнь – делать вид, что ничего не случилось, что всё в порядке, и подстраиваться под ожидания других.

Что-то с громким звоном упало на пол. Только наклонившись и подобрав маленький ключ с биркой, Элина удивилась: когда Аделина успела подсунуть его? Ванная для старост. Верно не хотела, чтобы, встретив её в ночи, кто до смерти перепугался.

Кафельная комната отличалась белизной и стерильностью. Лишь красные носки на батарее нарушали этот мирской баланс и шептали: «Это не сумасшедший дом». Хотя стоило отвернуться, и рябой красный в уголках глаз превращался в разводы крови.

Избавившись от грязной одежды, чей путь определить было не сложно – мусорка, Элина упёрлась в зеркало. Оно больше не пугало её. Пусть отражение и очень пыталось. На скуле расцвёл кровоподтёк. Десяток мелких ссадин и синяков расползлись по коже как витраж, составляя причудливые фигуры пережитого. Но хуже всего шрамы, белые, рубцовые – на запястьях, груди, лице. Мороз не зря заправлял «комнатой страха». Он знал, что она ненавидит больше всего.

Горячая вода быстро привела в чувство. Кипяток. Лишь бы вновь жизнь потекла по венам. Как оказывается мало надо было для счастья. Возвращаясь назад в мягкой пижаме, с чистыми волосами и мокрыми пятками Элина впервые признала значимость таких бытовых мелочей.

Жаль только как бы ни старалась отвлечься, где-то на подкорке сознания оставалась мысль: «Рассказать им всё? Как? А надо ли?». С каждым шагом её охватывал мандраж. А упёршись в дверь, Элина и вовсе остановилась.

– Я говорил им, что после всего тебе вряд ли захочется устраивать ночёвки.

Из темноты выплыл силуэт Севериана. На плечи накинутое полотенце намекало, что он тоже недавно выбрался из душа. Не до конца застёгнутая рубашка и мешковатые штаны оттенков небесно-голубого точно использовались для сна – выйди он так в люди, подумали б, что спятил. На открытых теперь предплечьях расползлось несколько синяков.

Не только ей, всем им досталось.

– Не знаю, что хуже сейчас: остаться в одиночестве или в толпе людей, – и, прежде чем успела обдумать, предупредила: – Я собираюсь всё им рассказать.

– Всё?

– Да. О нас, о Богах. О конце света.

Всякая расслабленность исчезла. Его лицо сделалось холодным и непроницаемым вновь. Резко схватив её за руку, Севериан утянул подальше от других. Они затаились у окна на лестничном пролёте. Серебристая луна одарила их фигуры потусторонним светом.

– О чём ты думаешь? Объясни. Я совсем не понимаю.

– Добро пожаловать в клуб, – криво усмехнулась, вспоминая, как сама умоляла его научиться говорить мысли вслух. Но долго притворяться не смогла. – Если бы я хоть что-то знала и понимала…Просто надоело разбираться со всем одной.

– И ты выбрала их?

– А кого ещё? Императора, директрису? Они давным-давно в курсе, но ведут свою игру. Не нужен им новый мир без Скарядия. Без власти.

– Сама придумала?

До этого избегая его взгляда, смотря куда угодно: в окно, под ноги, сейчас она вскинула голову. Вместо ожидаемой насмешки, любимых им ненависти и неодобрения, разглядела тревогу. Пусть не признаваемую и прячущуюся, но тревогу.

– Времени осталось мало. А я запуталась. Полностью. Всё, что было до этого – ложь. Директрисой созданные декорации, лишь бы избавиться от нас, – быстро исправилась, – нет, даже не так. Пока что мы должны жить, должны вновь воссоздать Тысячелетнее солнце. А там уже всё равно.

– Ты сходишь с ума. Не знаешь, что говоришь.

– Так и есть! – до тошноты устала от его упёртости. – А сейчас хочу просто хоть кого-то посвятить в эту тайну и перестать влачить ношу одной.

Ловить с него нечего. Сколько уже было ссор, выяснений кто прав, кто виноват? Каждый оставался при своём. Сам мир сулил им, намекал идти разными дорогами.

– Но ты не одна, – когда уже собиралась уходить, раздалось вдруг тихое и спокойное над ухом. – У тебя есть хотя бы я.

Элине хотелось смеяться – что за ужасная шутка, не достойная даже помидор и тухлых яиц? Но настойчивые руки, остановившие её, пытались доказать что-то априори фантастическое. Что-то наравне с Дедом Морозом и новогодними чудесами.

– И о чём мы здесь шушукаемся?

От неожиданности подскочили, так что едва не столкнулись лбами. На второй этаж поднялся Демьян, наспех запахнутый в массивную парку. С улицы раскрасневшийся он грел мочки ушей пальцами.

– А ты, как всегда, крадёшься? Не боишься получить в глаз?

Демьян поравнялся с ними, не впечатлённый угрозами. Окинув взглядом с ног до головы, задержавшись на синяке у неё под глазом, он просто схватил обоих за руки и потянул в комнату.

– Давайте всем свои секретики расскажите, – и под нос буркнул: – С мокрой головой под самым сквозняком! Страх совсем потеряли.

Элину пробило на улыбку, до того глупыми показались эти слова, эта забота. После похода на полунощные земли и нескольких дней в беспросветном мраке и холоде, какой смысл уже бояться?

Комната встретила теплом, запахом корицы и пряностей. Не ошиблись ли они случаем дверью и не попали в индийскую лавку? Куча гирлянд и фонарей разгоняли тьму. Во-первых, когда они успели их достать, а во-вторых, откуда? Точно за это время кого-то ограбили.

– Мы уже заждались!

Едва порог переступили, как тут же получили по кружке чего-то горячего и терпкого. Элина присела куда-то меж подушек, раскиданных по полу, и постаралась не замечать все вскользь или открыто кидаемые на неё взгляды.

– Что это? – спросила, лишь бы прервать неприятную тишину.

Янтарная жидкость в стакане мерцала и переливалась, белёсый пар витал над чашкой.

– Глинтвейн, – поднял бокал на манер тоста Измагард, а потом, отхлебнув прилично, добавил: – та ещё бурда получилась.

– Его ведь Аделина готовила, – поддакнула Десма.

Та пробурчала что-то в ответ, но пусть и маленькая, эта шутка разогнала мрачную атмосферу. Элине было странно видеть их всех вместе, с таким рвением поддерживающих мир и спокойствие. Но ещё страннее оказалось увидеть не в той привычной форме или одетых по писку здешней моды, а в уютных и растянутых пижамах. К ночевке никто очевидно не готовился заранее – спонтанность идеи прощупывалась в неловких переглядываниях и сонных лицах, в ассорти из чужих одеял и кружек.

Они собрались ради неё, ради них четверых. Потому что переживали, боялись? Так сложно было вновь оказаться на виду, в шумной компании пусть и близких, пусть и знакомых, но непредсказуемых людей. Что в их головах? Элина перестала понимать.

Одно знала точно – ей придётся всё разрушить.

Ей придётся сказать. Но для этого нужен ещё один человек.

– Я сейчас приду.

Элина резко подскочила, не обращая внимания на недоумённые взгляды и летящие в спину вопросы. Нужная дверь находилась совсем рядом, пройди два шага и вот. Стараясь стучать тихо и одновременно с этим настойчиво, Элина выдохнула. Ладошки вспотели. Серьёзно? После всего пережитого продолжает нервничать по таким пустякам?

Из тёмной щели выглянули злые-злые глаза. Шкала стыда стремительно заполнялась, и пока не стало совсем невмоготу, Элина выпалила:

– Можно увидеть Авелин?

Соседка проскрипела нечто нецензурное и уплыла обратно. Прошла минута. Две. На этот раз дверь распахнулась широко, а на пороге объявилась та, что была ей так нужна.

– Я…Мне…В общем…

Где же все заготовленные речи? Стоило увидеть, и язык онемел. Авелин же словно призрака увидела: схватила за плечо и крепко стиснула, желая удостовериться в её материальности.

– Ты жива?

Такой категоричный, полный недоверия вопрос и вовсе выбил Элину из колеи. Вспомнив о старых привычках, она растянула губы в притворной оборонительной улыбке.

– Покачто вроде да. А ты не рада? – но не позволила себе скатиться в глупые обиды. – Мне надо многое рассказать. Ребята собрались у нас в комнате, и я хочу, чтобы ты тоже услышала всё.

Авелин отстранилась и сложила руки на груди. Всем видом давала понять: затея ей не нравилась. Но всякие желания не были сейчас важны. Куда важнее оставались Дима и Денис.

– Ладно.

Легко согласившись, Авелин продолжала искать пути отступления и, завернувшись в халат, шагала намерено медленно. К общему сожалению, тянуть вечно было невозможно.

– Всё будет хорошо, – не понятно кого успокаивала: себя или её.

Стоило зайти и их окружила тишина. Элина глубоко вдохнула, ища силы расхлебать заваренную кашу. Авелин пристроилась на её кровать, предварительно согнав бесстыдно развалившегося Измагарда, который от неожиданности даже возмущаться не стал.

– Я хочу рассказать всем вам нечто важное. В такое сложно поверить, да наверно я сама бы не поверила и назвала сумасшедшей. Но, честно, мне надоело хранить эту тайну, если смысла в этом давно нет. Да и никогда не было как будто.

Они смотрели, едва ли не разинув рты, заинтригованные и скептичные – какой такой страшный скелет спрятала в шкафу? Ей-то что скрывать, пай-девочке?

– Начну от противного. Того как попала на полунощные земли, и что там было…

Элина точно не владела ораторским искусством, но сейчас старалась вычленить из головы все важные события, всё, что успело случиться за эти полгода – от пропавшего барьера на Осениннах до маленькой девочки на алтаре. Рассказ занял больше времени, чем могла подумать. Жизнь оказалась бесконечной чередой чужих замыслов, божьих помыслов и предназначений. За всем этим блеском, кто же разглядит суть? Кто разглядит её? И вот когда подвела точку сегодняшним разговором с директрисой, когда избавилась от этой ноши, она сдулась словно шарик. Привалилась к стене и сложила руки, готовясь выслушать всех и каждого: их сомнения, упрёки, насмешки.

– Это шутка, верно?

– Хотела бы я ответь: «да, конечно!», но зачем лгать?

– Почему сразу думаешь, что все такие плохие, никто не захочет помочь или поверить? – Аделина искала практичное решение. – Да если Три Ордена узнают, Канцелярия узнает, они тут же забегают.

– А что если они уже знают?

Та поджала губы. Как могла сомневаться и окрашивать чёрным цветом любимую Канцелярию и Имперский двор, свою мечту и будущее. «Сними, наконец, розовые очки» – черёд Элины упрекать.

– Никому не было до меня дела в том кабинете. То я выдумщица, то ищу внимания. Но хуже когда люди точно знающие обо всём: Досифей, Сильвия Львовна – делали вид, будто ничего не случилось. Новый мир им не нужен. Неизвестность не нужна.

– Может, ты просто чего-то не видишь, не понимаешь? – продолжила настаивать Аделина. – Даже пусть сказанное будет правдой. Сравни себя и Присных Талей, себя и Имперский двор. Им виднее. Раз говорят: нет иного выхода, значит нет. Зачем лезть в их дела?

Элину обдало волной жара. Вот значит как? Этого следовало ожидать: никто не станет верить на слово, верить потерянной, верить в небылицы, ломающие мироздание. Но она-то надеялась, что доверия к ней чуточку больше чем к бюрократической машине и Канцелярии. Видимо ошибалась.

– А потом удивляешься, почему никто не делится с тобой проблемами, – неожиданно подал голос Аврелий, к удивлению, заступившись за Элину. – Может, составлять будешь собственные мнения, а не кумиров и подражателей? Полезно иногда.

– Кто бы говорил, – та точно приняла за оскорбление. – Что-то не слышно от тебя великих речей.

– А зачем рот открывать, когда сказать нечего? Лишь бы сказать?

Тут уже не выдержал Измагард:

– Да что развели-то!

– А ты чего молчишь? Обычно не заткнуть, а тут!..

– Потому что хотя бы дальше своего носа вижу. И на уроках Скопы не сплю, отличнички мои дорогие. Дващи денница не проводилась в одиночку.

Элина старалась избегать всяких упоминаний Севериана и Далемира, но даже глупые маленькие дети догадались бы – где есть Белый Бог, должен быть и Чёрный. Севериан не произнёс ни слова, а теперь и того притворялся прекрасной мраморной статуей. Он так и не дал ей ответ, готов ли, а сейчас и того поздно. Все ждали от него действий.

– Это не так важно… – попыталась вывернуться.

– Правда? А мне кажется ещё как важно. Не хочешь рот открыть, а, Север?

Понять, отчего Измагард так завёлся – легко. Кому понравилось, если бы лучший друг долго и упорно скрывал важную тайну, а, когда она вскрылась, принялся делать вид, что оно не важно. Раньше крепко связанные, сейчас их разделила стена непонимания.

– Всё намного сложнее, чем ты думаешь, – в конце концов сдался Севериан, не выдержав напора чужого взгляда.

– Ага, значит, я-таки прав. И что у тебя? Такой же Бог в голове? И давно? Всю жизнь?

– Я в это ввязываться не собирался! Это вот она решила вам всё рассказать – настоящая слабачка раз не смогла справиться в одиночку! Мне!..

Тут его уже перебила Десма, от недовольства даже подскочившая на месте.

– Конечно, лучше молчать до смерти! А то не дай Боги помогут!..

Завязалась потасовка.

– Я пойду, – встала Авелин, в этом шуме оставшаяся без внимания.

– Погоди!..

Элина постаралась удержать её, но нагнать успела только в коридоре, у самых дверей комнаты. Ругань и споры не прекращались, так и слышались обрывки оскорблений, рикошетившие эхом от стен дальше и дальше. Авелин никак не решалась войти. Крепко обхватив себя руками, она смотрела в одну точку и напряжённо, отчаянно обдумывала что-то.

– Я ничего не смогла сделать, – прошептала Элина. К горлу подступал ком. – Прости. Прости меня.

– Не мели чушь, – оборвала грубо. Лицо оставалось в тени. – Он сам выбрал путь. Боги – судьи.

Но не смотря на все слова и утешенья, Элина видела ненависть, видела перемены, охватившие её. Обещание оказалось пустым звуком. Ложными надеждами. Авелин не захочет больше общаться. Теперь один вид напоминать будет о трагедии, об ушедших друзьях. О слабости.

Элина протянула руку, но так и не решилась коснуться. Хлопнула дверь. Так ставятся точки.

Её вдруг окликнул Каллист, высунувший голову в коридор:

– Ты где потерялась?

– Иду!

Выдохнув и сказав себе потерпеть ещё немного, Элина послушно вернулась. Только здесь успело стать подозрительно тихо, почти спокойно. Лишь Севериан с Измагардом пропали – когда только успели ускользнуть? Остальные сидели как прилежные ученики, едва ли руки не сложили вместе и собирались молиться.

– Я точно что-то пропустила.

– Мы решили, что утро вечера мудренее, – выдала язвительное Аделина, излишне подчёркивая «мы».

– Ничего не случится, – добавила Десма, – если ты ненадолго забудешь обо всём. У нас будет куча времени обсудить. Сейчас же нужен отдых. И лечение.

Элина кивнула. Может, так даже лучше. По крайне мере, её уже не будут терзать сомнения и нервозное ожидание расправы – слова сказаны, назад дороги нет. Им всё известно. И если кто-то захочет уйти, держать насильно не станет.

Стоило примоститься на полу, как в руки всучили очередную кружку – на этот раз точно алкоголь, без всяких ухищрений со специями. С другой стороны подсела Аделина и без зазрения совести задрала ей рукава, обнажая не только покрывшиеся корочкой ожоги, но и старые шрамы. Смотря сейчас на собственную кожу, Элина готова была смеяться: вот во что выливаются всякие попытки стать нормальной.

– А я-то думала это Север самый проблемный, – пробубнила Аделина, так чтобы никто не услышал.

И что на такое ответишь? Белые нити потянулись к ранам. Элина впервые ощущала на себе магическое исцеление. Приятного мало. Её словно оплели осьминожьими щупальцами: холодными, мокрыми и иногда жалящими.

– Не знаю, сколько смогу. Много времени уже прошло…

– Да не страшно, – отмахнулась с радостью. Излишнее внимание к таким, казалось бы, мелочам стало порядком раздражать.

– Левицкая, – Аделина прошипела угрожающе и мысленно приставила ей нож к горлу.

Элина от такого напора даже растерялась. Когда уже определится – переживает о ней или ненавидит? Убить или вылечить хочет? А то от гаданий скоро голова распухнет!

– К шрамам я привыкла, – попыталась вновь. – Одним больше, одним меньше.

Обращалась к Аделине, но услышали все, и на мгновение разговоры стихли. Опять смотрели как на какое-то диковинное существо, жалкое и нуждающееся в обогреве. За эти несколько дней, что успело поменяться? Она? Они? Почему ни один разговор не клеился, почему всякий раз говорила не впопад?

Когда белые нити зашевелились, оплетая запястья шёлком паутины, по кончикам пальцев расползся жар. Как будто руку опустила в кипящий котёл, кожа плавилась и вздувалась. В глазах потемнело, и Элине дорогого стоило удержаться от ругательств.

– Предупреждай хотя бы, – выдохнула резко.

– Будет тебе уроком.

Лечение, кажется, могло продолжаться бесконечно – Аделина рада помучить, лишь бы проучить её.

– Но вы так и не рассказали мне, как оказались на полунощных землях.

Завела разговор. Было много вещей, на которые она не имела ответов, и этот один из них. Вернувшиеся Севериан и Измагард прекратили шушукаться в своём уголку и переглянулись с Демьяном. Что же за великий секрет такой хранят?

Элина поморщилась. Боль прострелила вспышкой. Ребята удивлялись тому, как легко она справлялась. В Житнике постоянно стояли крики, пациентов часто приходилось связывать, чтобы они ни себе, ни другим не причинили вреда. Элина же спокойно общалась, смеялась и даже задавала такие вот каверзные вопросы.

– Это долгая история, – неуверенно протянул Демьян.

– Не длиннее моей?

– Если думаешь, что было нечто героическое и стоящее – ха-ха, – вклинился Измагард, наконец, находя интерес к этому вечеру. – Не окажись меня рядом, эти двое таких дров наломали бы!..

– Не преувеличивай тоже, – Севериан скрестил руки, – как раз из-за тебя нам и влетело.

– Началось всё с того, – тут же поспешил доказать свою правоту, – что эти двое подняли на уши всю округу. Едва успело наступить утро, мне исполниться шестнадцать, а вечеринка перерасти в ночёвку, выясняется, что ты, милая моя, будто под каким-то гипнозом пешочком спокойно ушла на полунощные земли. И ни барьер не смог остановить тебя, ни мы. Я чуть без руки не остался! Был бы сейчас как Терций!

Почти одновременно ему прилетело от Каллиста локтем в бок и от Десмы подушкой по лицу. С трудом пережив нападение, Измагард с ещё большим запалом продолжил историю.

– В общем, мы собрали целый отряд спасения! Снарядились как в поход: еда, одежда, завещания. Сниж мой, который твой, настроили. Думали дело за малым, ага: прошерстить каждый уголочек мёртвой земли и не оказаться съеденными. Отличный план! Но именно в тот момент дёрнуло что-то вернуться за второй теплой мантией. И слышим как Гавран с кем-то переговаривается о тебе, говорит: «Надо спасать, надо идти», а его всячески отговаривают. При чём в духе «погода не лётная», «не всё так однозначно». Он по началу пытался обратное доказать, а потом вдруг смолк. Тут-то мы и поняли, кто нам может помочь. Но не думай, что все карты ему на стол бросили и ныть стали: «ну возьмите нас с собой!», нет…

– Поступили ещё глупее, – услышала ироничный упрёк от Демьяна.

– Решили проследить. По нему видно было, что знал больше нашего и привёл бы куда надо. А мы… несильно разбирались в новомодных приборах. Точнее не работали с ними в такой спешке, где от лишнего градуса координаты могла зависеть целостность конечностей.

– И чего прицепился? – вопрошал уже сам Терция.

– Мы-то не догадывались, – продолжил, притворяясь глухим, – что он в Дом Перехода навострил. Вот нас прямо там и заграбастали за незаконное хранение и использование Снижа. В этом вопросе они ой как щепетильны, главное достижение, не дай Боги кто разработку украдёт…

– Дорогого это бы стоило, – упрекнул Севериан, намекая на одного конкретного виновника, – но, можно сказать, спас нас сам Мастер Нагорный. Когда без его ведома группа Зорина ушла, только мы знали куда и зачем. Почти ультиматумом уговорили взять с собой. А там дальше уже проще: у путевиков свои ритуалы и методы.

Элина, конечно, догадывалась, что им пришлось изрядно попотеть, лишь бы найти её. Но…

– Я и не знала, чего всё стоило.

– И не должна была знать, – твёрдо поставил точку Демьян, точно почуял нарастающее сожаление в голосе.

Стало понятно, что разговор зашёл в тупик, да и к тому же распугал и без того скудное веселье.

Ребята постарались сгладить атмосферу: включили электропроигрыватель и стали подливали игристого. Десма подхватила Дёму с Каллистом и заставила вспоминать танцы 70-х, то ли всерьёз, то ли стараясь рассмешить. Элина удивлялась, как в полтретьего ночи к ним ещё ни Сипуха не заглянула на огонёк, ни нерадивые соседи.

– Set my alarm, turn on my charm, – подскочил Измагард и принялся подпевать. – That's because I'm a good old-fashioned lover boy.

Как успел каждый удостовериться на прошедшем дне рождения, Измагард был ярым поклонником Queen и «старого рока». Что удивительно, он абсолютно не переносил современную музыку: чтобы песня ему понравилась, она, как хорошее вино, должна была настояться лет тридцать. Никто особо и не сопротивлялся. На гитарном соло Терций принялся дёргать воображаемые струны, всячески намекая Демьяну присоединиться.

– Давай потанцуем, – Каллист потянул Элину с насиженного места.

– Нет, нет, я, – стала сопротивляться, – я совсем не умею танцевать. Это будет нелепо, правда. Просто ужасно.

Состроив хитрое лицо, он вдруг обратился ко всем, перекрикивая музыку:

– А ну, ответьте-ка, вы как думаете, наша Эля ужасно и нелепо танцует?

Это было против правил! Теперь всё внимание перетекло к ней и, конечно, им вызовом стало уговорить и доказать обратное.

– Никто ведь не заставляет мастер-класс показывать!

– Как будто кто-то из нас лучше. Посмотри на Аврелия!..

– Эй, я вообще-то на бальные ходил, – притворно возмутился он, – целый месяц!

Один лишь Измагард ткнул как булавкой остротой:

– Может и ужасно, да как судить без наглядного примера?

Каллист стал дёргать её за руки то в одну, то в другую сторону, пытаясь растормошить как маленькую девочку. Элина не сопротивлялась, но никак не могла отделаться от неловкости – руки и ноги превратились в деревянные ходули. Одно дело строгий танец из правил и запретов, совсем другое – полная свобода.

– Прости, – пропищала, когда в очередной раз запнулась и едва не полетела на пол, – сегодня точно не мой день.

– Может просто я не тот партнёр, который тебе нужен?

Она тут же в панике замотала головой.

– Это вряд ли! Думаю, обоим я ужасно надоела. Столько нянчиться. И столько пережить, чтобы просто вернуть обратно.

– Эля-Эля, – выдохнул обречённо, – иногда ты меня поражаешь. Сколько ещё будешь делать вид, что ничего не видишь и не понимаешь? Они же оба пропали. Влюбились по уши.

Что на такое ответишь? Как объяснишь? Докажешь?

– Мы точно об одной и той же Элине говорим? – наигранно хихикнула. – Об этой вечно попадающей в неприятности, говорящей всякие глупости дурочке? Без талантов, без знаний, храбрости, красоты и силы? Прости, но сколько не ищу, не вижу ни одной причины влюбляться. Особенно после всего случившегося…Стоила ли того?

Она резко поняла: не надо быть такой откровенной. Не надо вывалить на Каллиста эти корнями проросшие мысли, не надо давить на жалость. Точно не сейчас, не в эту ночь, может и вовсе никогда. Как оказалось куда легче рассказывать о Божьих замыслах и конце света, чем о собственных чувствах.

– Стоила. И не дай Боги ты будешь сомневаться в этом, – серьёзный тон Каллиста не предвещал ничего хорошего.

Элина воспользовалась этим, чтобы ускользнуть обратно на пол и продолжить уже со стороны любоваться танцующими. Зачем только открыла рот? Почему не могла смолчать, проглотить как всегда эту невозможность быть «нормальной»? Знала ведь на что шла.

Веселись! Ты выжила! Ты не одна! Только отчего-то мягкое ни-че-го, полное забытье продолжало быть пределом мечтаний. Нет, ей просто надо отдохнуть. И всё наладится. Она наладится. Верно?..

Едва ли прошло полчаса, как успели включить музыку, а к ним, наконец, пожаловали долгожданные гости. В дверь стучали с такой силой, что с потолка начала сыпаться побелка.

– Двести двенадцатая! Это что такое!? Немедленно откройте! И выключите уже свою шарманку!

Они все замерли, словно ещё наделись после всего сделать вид, что никого нет дома. Терций наклонился и тихонько выкрутил звук на минимум. Самый смелый из них – конечно же, Измагард – пошёл открывать дверь.

– День добрый, (ИО)! Ночь точнее! Как поживаете?

– Зубы мне не заговаривай, милок, – удивительно, но Сипуха звучала вполне дружелюбно. Что за любовные чары к ней применили? – Я и так поблажку вам сделала. Но не настолько же. Если какая комиссия придёт сейчас с проверкой…

– Конечно, конечно! Больше не повторится. Тихо как мыши будем. Но с нас обязательно причитается! Что насчёт (?)? Такой прекрасной даме как вы точно пойдёт красный.

От наигранности Измагарда они с трудом сдерживали смех, готовые вот-вот взорваться и провалить всю «операцию соблазнения». А если встретятся глазами хоть с кем-то…

– Может быть, может быть, – проскрипела она довольная донельзя. – Заскочишь ко мне вечерком?

– Обязательно, (ИО), вы ещё спрашиваете! – точно должен покрыться испариной, – Тогда удачного ночного дозора вам.

Стоило двери закрыться, а шаркающим шагам затихнуть, как разразился громогласный хохот. Измагард и вовсе стал кататься по полу. Элина утёрла слёзы. Ей точно надо отдышаться. Она ведь представила как!..

– Тебе сразу ямку вырыть? – спросил Севериан. – Или хочешь сначала увидеть Сипухин пеньюар? Роковой красный…

Их опять пробрало, и от смеха заболели щёки.

– А я же говорила! – не сдержалась Элина.

– Ну и что! Зато мы прекрасно потанцевали, и заставили завидовать все классы с первого по третий! Уж в этом-то я точно уверен! Так что чхать на других надо, себе же во благо!

И в подтверждение стал напевать, но скорее кричать:

– Выйди из комнаты, сделай вперед шаг с песнями и улыбкой

И совершай, совершай, совершай, совершай, совершай ошибки!

Знаю, это порой нелегко, но, поверь, мне это знакомо

Выйди из комнаты, выбей ногой дверь!

Время выйти из комнаты!

Всем передался его настрой, и под конец они ободряюще захлопали и засвистели. Тем не менее дальше злить Сипуху и уповать на Божье чудо не стали, и выключили музыку.

– Давайте закругляться, – высказала общую мысль Десма. – Помогите раскидать подушки. И вот это всё убрать.

Уставшие и сонные, то и дело зевавшие, они принялись наводить порядок. Каллист убрал все кружки и бутылки на подоконник. Терций унёс проигрыватель. Аделина на пару с Аврелием стащили подушки и одеяла с кроватей, а потом отправили Измагарда принести ещё парочку уже из их комнаты. И вот, когда царское ложе было готово, они все сгрудились на полу. Элине поначалу всячески предлагали занять кровать, якобы ей больше всех надо, такой бедной, но она успешно отбрыкалась – не нужно поблажек.

– Спасибо, – прошептала Элина, глядя в потолок, окутанная теплотой и заботой. – Спасибо вам.

Она знала – каждый услышал. Столь многое надо было сказать, столько добрых, ласковых слов…

Глава 32. Яромир?

Снежные горы окропились рассветом, гнетущим и ужасно ярким, слепящим до слёз. Всякие обряды проводились ночью, но только в такое время как сейчас, когда сумерки смягчались, а солнечный день ещё не наступал, открывалась завеса над новым миром и неведомой силой Богов.

На холодном каменном монолите лежало бледное тело, нагое и бездвижное. Смирённое.

Яромир крепче сжал обрядный нож. Он знал, что поступает правильно. Знал. Но почему тогда никак не мог усмирить руки? Сердце билось заполошно, губы дрожали.

Это ведь так им желанная месть. Смейся же! Где восторг, где радость и довольство?

В рослом мужчине, крепком и широком, с трудом угадывался тот юноша, которого он когда-то знал и любил. И всё же… перед глазами мелькали сцены далёкого прошлого, «Шерт». Яромир был юн и глуп, Далемир предан Снежной Вершине. Куда всё это ушло сейчас? Кто они на самом деле? Оба стали потеряны.

Нельзя отступать! Нельзя мириться. Отца не вернёшь жалостью и прощением. Как десятки душ сородичей, павших в кровопролитных усобицах. Как не вернёшь побратимство и беспрекословное доверие – сейчас подставь спину, тут же получишь нож.

Он отрёкся от Рода и семьи. Отрёкся от тебя.

Израдец!

Отныне Яромир перестал принадлежать себе. По воле Богов он стал клинком старого Рода, существовавшим лишь для восстановления равновесия.

Так ведь? Оба они далеки от живых людей. Нет им места в мире этом.

Когда нити Шерт порвутся, что будет?

Хватит сомнений.

Хватит!

Лезвие легко скользнуло в мягкую плоть. Вдох. Яромир стиснул рукоять. Своя кровь смешалась с его. Глубже, глубже. До самого сердца, до самой души его, лишь бы познал эту боль. Выдох.

Далемир кричал. Кричал неистово, дико. Не осталось смиренности, не осталось жертвенности. Всё ушло в ненависть, затаённое желание жить-жить-жить.

Яромир отпрянул. Хотел отпрянуть. Но в ладонь вцепились мёртвой хваткой, ещё глубже толкая лезвие ножа, пока кровь не залила всё вокруг. Словно опять слышали мысли. Чёрные глаза прожигали насквозь.

– Ты убил меня! Так что же не пошёл следом? Мы одно. В жизни ли, в смерти ли? Иди! Я жду, брат, так долго жду!

***

Яромир подскочил. Вдох-выдох. Грудь вздымалась тяжело. Сон? Роковое предзнаменование? На коже до сих пор ощущались призрачные пальцы, тянущиеся к шее, желавшие переломать её пополам.

В рассветном солнце стояла Ведана. Обрамленное черными завитками лицо оставалось бледным и тонким, прозрачным как вода.

– Когда же отпустит тебя эта хворь? Когда же ты забудешь его?

Он смотрел и смотрел, но не смог найти слов утешения. Не осталось сил даже на крохотную ложь.

– Прости меня, прости, – спрятал лицо в ладонях. – Может, в следующей жизни я буду любить вас равно.

Яромир только и слышал, как скрипнула дверь, как прогнулись половицы. Не осталось сожалений. Лишь пустота внутри. Он накинул кафтан, подпоясался и вышел во двор. Студеное утро рассвело зарёй. Давеча стукнули первые морозы. Значило, из леса выйдут фазаны и тетерева, лисицы и зайцы, а то прекрасная пора для охоты. Так и сейчас под воротами нашлось несколько бравых молодцев, что собирали в дальнюю дорогу поклажу. За спиной каждого висели колчан и лук. Яромир поспешил к ним.

– Боги в помощь! Давеча путь держите?

Молодцы встрепенулись, побросав свои занятья. Отроду им было не больше семнадцати, каждый высок и ладен.

– Так ведь Осенины прошли, Княже! – воскликнул самый смелый из них, сверкая ребяческой улыбкой. – Дичина сама в руки просится! Юнцы из Склоки уж и зайца словили, а мы чем хуже? Поскачем в Чернолесье!

– А баба бы моя и пирогов напекла, и шубы сшила! Всё лучше, чем нудеть будет.

– Да тебе лишь б от неё далече забраться, – его сразу подняли на смех.

– Тоже верно.

Яромир оглядел их, пышущих задором и молодостью, и ощутил себя стариком: вскрылись разом все застарелые раны, память покрылась паутиной. Может, таков был знак, ответ на мучащий вопрос?

– Не откажете ещё одному охотнику?

Веселье мигом угасло. Молодцы переглянулись меж собой. О, эти взгляды он знал. Выучил наизусть с тех пор, как стал изувечен.

– Княже, не прими за грубость, но путь долгий и нелёгкий…

– А я и не спрашивал, – и, повернувшись к прислужнику, наказал. – Снаряди-ка коня в долгий путь. Княжне доложи заботиться о доме. Пока меня нет, все слушайтесь её беспрекословно.

Когда дед Митий вывел вороного коня из загона, Яромиру всё стало ясно. Вот оно. Наконец. Повеселев сразу, он с чужой помощью взобрался на крепкую спину и прочесал пальцами густую гриву. Каков красавец. И не скинет ли его, и не затопчет ли? Когда в последний раз седлал он коня?

Но дорога к Чернолесью прошла тихо и спокойно, не в пример рассказам юнцов, усиленно стращающих повернуть назад. Яромир отставал – хотелось думать намерено – и глядел вокруг. С того самого дня он не покидал Белой Вершины. С того самого дня как…

А жизнь-то шла своим чередом: за холодом зимы неизменно наступало лето. Но что-то оставалось неизменным – эта дорога. Чем ближе становилось Чернолесье, тем дальше уносили мысли. Когда-то давно двое таких же горячных юнцов скакали здесь, переругивались и смелись. О чём спорили тогда? О тисках на зайцев? Об отцовом вороне? Или оставшемся позади доме?

Он забыл.

Что волновало их тогда? Отцовы прислужники, сторожащие лучше псов? Или румяные девицы, обещавшие сплести обереги от всех напастей? Дворовые юнцы, не считавшиеся с Княжичами Вершины и лезущие в драку?

Они всегда были вместе.

Неразлучны.

Так почему же он ушёл, оставил одного? Где он сейчас?

– Княже, ложись!

Но Яромир ничего не слышал, почти даже ничего не чувствовал. Тоска оплела его глаза, его уши – он давно нежилец. Слетев с коня и распластавшись на промозглой земле, Яромир едва дёрнулся. Когда острые когти разодрали грудь, когда хлынула горячая кровь, когда в шею впились, разрывая, клыки всё, что видел он – ясное небо без облачков. Какой же была та примета?..

***

Элина подскочила, хватаясь за шею. В темноте казалось, что руки окрасились кровью.

Дыши, это просто сон. Чужой сон, не твой сон. Ты в безопасности.

В комнате было душно. А может всё дело в груде тел, слипшихся вместе под пуховым одеялом. Элина аккуратно выползла и не нашла ничего лучше, чем уйти на балкон. Дверь противно скрипнула, но никто не шелохнулся, продолжая сопеть тихо и размеренно. Она распахнула окошко и высунулась наружу, ловя пальцами свежий морозный воздух.

«Так значит, вся ваша вражда и ненависть выдумка?» – наобум выпалила, ожидая ответа. – «После всех этих легенд, после обрядов и даже той битвы на озере. Ты не ненавидишь его. Правда в том, что ты не смог жить без него»

«Это ничего не значит» – в отстранённом злом голосе с трудом узнавался её добрый верный друг. Яромир не хотел быть здесь. Что-то и в нём поменялось. – «Во всём вина Шерт. И даже с той связью, я смог исполнить свой долг, смог убить его. Не тебе судить меня»

Прежде чем успела возразить, задать ещё один неудобный вопрос, виски прошибло болью. Зажмурившись, Элина схватилась за подоконник.

«Ты ведь не хочешь, чтобы всё закончилось вот так?» – тело само по себе двинулось вперёд. – «Не хочешь подвести остальных. Подвести меня»

«Нет»

«Тогда не лезь куда не просят. У нас уже есть план. Мы знаем, что случится. Так прекращай искать лёгкие пути и заниматься ерундой»

Ставя окончательную точку в разговоре, Яромир отпустил её и исчез – зарылся в далёкие-далёкие дебри разума. Элина осела на пол. Тело обуяла дрожь. Почему? Что сделала не так? Кто знал, что он может так – владеть ею и распоряжаться? Чего ещё не знала? В один момент не очнётся ли на коленях перед молебнем, принеся в жертву весь мир и себя?

Хотелось верить – просто случай. Хотелось верить – встал не с той ноги. Но в сердце проросли первые зёрна сомнений. Предчувствие. Здесь скрывалось нечто большее.

– Говорил же, не сидеть на холоде. Заболеешь.

Плеч коснулось нечто тёплое и тяжёлое. Шерстяной плед. Вскинув голову, она встретилась с внимательными чёрными глазами. Демьян.

– Спасибо, – встала и укуталась теплее, но затем приглашающе протянула кусочек. – Я думала, все спят.

Не долго раздумывая, он накинул плед и себе на плечи. Они стояли бок о бок, и Элина чувствовала исходящий от него жар – неужели и правда настолько замёрзла? Или до того отвыкла от прикосновений?

– Так и есть.

– Но ты не спишь.

– А я просто чувствую, когда тебе очень хочешь слечь с простудой, и всячески стараюсь этому воспрепятствовать.

Элина улыбнулась этой притворной строгости «заботливой мамочки».

– На самом деле я закаленная, – отчасти, это уже стало правдой. – Никакой холод не берёт.

– Ну-ну, – он скрестил руки, – может тогда пойдём в проруби покупаемся?

– Мне кажется одного раза было предостаточно, – протянула несмело.

– Вот уж точно!

Пустые разговоры заполняли тишину и какую-то новую неловкость между ними.

– Кошмар приснился?

– Вроде того, – Элина потёрла горло. – Надеюсь, я не кричала.

– Что там было?

– Я умерла. Нет, точнее не я. Он. Сначала убил Далемира, а потом, не выдержав, подставился под медвежьи клыки и ушёл следом. Глупее Ромео и Джульетты.

Пока она неискренне веселилась, Демьян лишь наблюдал. Элина кожей чувствовала. Не трудно догадаться в чём причина. Потому и спросила, не желая оттягивать:

– Наверно странно теперь разговаривать со мной. После всех бредней о Богах и героях.

Он встрепенулся, пойманный врасплох. Бахрома под его пальцами завязывалась в мелкие узелки.

– Я верю тебе. Правда! – от её скептицизма вдруг распалился сильнее: – На самом деле, прости, но я видел кое-что: касающееся тебя и того будущего. Всех нас. Пусть видения и туманы. Кто разберёт, о чём Дивия шепчет на ухо? Не умеет она говорить прямо: один загадки да ребусы. Но думаешь, отпустил бы тебя в ту ночь? Да сразу бы привязал к батарее и рядом сел сторожить!

– Я бы очень и очень сопротивлялась…

– Уж поверь, но ради твоего блага, готов всем пожертвовать. Даже нашей дружбой.

Элина не понимала: благодарной быть или, наоборот, пугаться. Стало вдруг жарко тесниться вдвоём под одним одеялом.

– Чего точно мне не надо, так это жертв. Их и так было слишком много, – голос дрогнул, и она отвернулась, пряча лицо. – Разве стою того?

– Эля…

– Прости, – помотала головой, ища силы на улыбку. – Так меня легко разжалобить стало, не смешно ведь даже!

Он вдруг схватил её ладони и заставил повернуться к себе. Плед сполз с плеч, осел на полу.

– Если хочешь плакать, плачь. Не надо стыдиться. И тем более ждать какого-то подходящего повода.

– О, не говори этого. Нет.

– Ты не доверяешь мне?

– Не в этом дело, – до чего же жалкая. – Просто сколько уже раз ты видел меня не то что в плохом, а в самом убогом из убогих состояний? То я в слезах и истерике, то в крови и шрамах… Любому надоест спасать принцессу, пять раз на дню попадающую в лапы дракона. Что вообще подумать можно?

– Что ты живая и настоящая? Эля, ну что за глупости, – он коснулся её щеки, едва-едва, совсем невесомо, ведь у самого дрожали руки. – Меня бы не было здесь, если что-то не нравилось. Если бы ты не нравилась. Я ведь упрямый прямолинейный баран, как помнишь.

Элина не сдержала смешка. Своих слов назад не брала. Сие сравнение всё ещё было самым точным.

– Всё ведь строится на доверии: я тем более не хочу, чтобы ты пряталась и переживала о том, как выглядишь передо мной. Не надо притворства.

– Да разве…

Вдруг что-то с глухим стуком рухнуло. Они тут же обернулись и сразу наткнулись на Севериана, застывшего в проёме и сжимавшего в руках горшок с (). Пойман с поличным прямо на месте преступления. Погодите, он что подслушивал?!..

– И чем ты там занят? – Демьян сложил руки на груди.

– Стою.

– Это я вижу. Но вряд ли тебе срочно потребовалось полить цветочки. В четыре-то утра.

– А почему нет? Может, уснуть не мог, всё думал о них?

В конце концов Северина вернул горшок на подоконник и подошёл к ним, заглядывая в окно. Молчание затянулось. Элина не знала куда себя деть. Сама не понимала, почему нервничает, почему щёки горят. Что успело так сильно поменяться?

Теребя плед, она всё-таки накинула его и на плечи Севериана, вышедшего на балкон в тоненькой рубашке. Он вздрогнул. Посмотрел как-то странно, не разберёшь, и быстро отвернулся.

– А я говорил, что лучше молчать обо всём. Проблем меньше.

Элина неопределённо помотала головой, уставшая от одной и той же шарманки.

– Вроде бы обсуждали уже…

– И какие же проблемы появились? – вклинился Дёма.

Севериан окинул его снисходительным взглядом и стал загибать пальцы:

– Как минимум гиперопека. Излишнее волнение и внимание. Поиск виноватых. Все лезут в дела, в которых ничего не смыслят и никак помочь не могут. И которые их не касаются.

– И разве это плохо? Забота – плохо? Не всем же как тебе упиваться одиночеством. Чего так трясёшься попросить помощи?

Элина ответила за себя сама, ставя точку в бесконечном споре с Северианом:

– Я старалась справляться в одиночку, – выставила запястья на обозрение, – и вот куда меня это привело.

Атмосфера переменилась. Знала, что использует запрещённый приём, но проверенный и работоспособный. Ночь обожгла холодом, и окно пришлось закрыть.

– Это ты такая – вечно ко всему чувствительная и принимающая близко к сердцу, – выдал в конце концов Севериан, предусмотрительно отвернувшись. – Упадёшь сразу, если никто не подставит руку. Но мне и до этого было хорошо и комфортно. Теперь же одни вопросы с пристрастием!

– О, ну конечно! Тебе самому ещё не надоело?

– Что?

– Во всём обвинять других.

Попытка исправить усугубила положение. Взъерошенные и горячечные оба никак не могли отпустить обиды.

– Давайте не будем о плохом, – завела примирительное, и потянула обоих в комнату, – и пойдём лучше спать. Давно пора оставить эту ночь, всю эту неделю позади.

***

Её возвращение Академия встретила тихо. А скорее вообще никак. Оказывается, для всех Элина отсутствовала по «семейным обстоятельствам». Но какие могут быть семейные обстоятельства у потерянной? Только вот подвоха никто не усмотрел. Или, правильнее сказать, не хотел усматривать. Никому не важны подробности. Правда – тем более, ведь даже в узких кругах ничего не афишировали, не разглашали. Так Аглая Авдеевна завуалировано передала угрозу директрисы: «Всяк много болтающий, не отыщет ни языка своего, ни головы. Верно, Левицкая? Кто это сказал?»

Остальные преподавали отыгрывались по-своему. Их мнению сходилось: все эти дни Элина «пинала балду», разленилась, и обязательно должна была наверстать упущенное в самые крайние сроки. Желательно за день. Желательно сегодня.

Поэтому когда в семь вечера она ввалилась в «Лю шант», ноги едва держали, а лямка рюкзака больно впилась в плечо – «полезная» литература весила порядка пары килограммов.

– Я начинаю жалеть, что вернулась на свет! Вы видели эссе по «»? Полторы тысячи слов! Там различий () и () максимум на триста выйдет! А дальше что?

Элина не переставала жаловаться. Шлёпнув учебник о стол, она вклинилась между Измагардом и Северианом и приготовилась нагло списывать.

– А дальше куча незаменимых: «Как следует из указанного факта», «Таким образом», «Анализируя приведённые данные»… И моё лично любимое: «Подводя итог вышесказанному, нельзя не заметить важность и актуальность исследования, до сих пор имеющего влияние на повседневную жизнь»! Залог хорошего эссе – больше воды, меньше смысла! – Измагард сжалился и отдал свою тетрадь. – Не забудь перефразировать. И даже не думай высказывать своего реального мнения. Чиж этого терпеть не может. Мы должны думать и жить в едином стандарте!

– Так вот почему у меня в прошлый раз была тройка, – озарило Элину.

Севериан подсунул ей и своё эссе тоже. Она улыбнулась и поблагодарила. Пусть тот всё жался к спинке дивана и давно отсел бы, останься ещё свободные места, но тетрадь в руках говорила об обратном. В отличие от её собственного текста: в помарках и исправлениях, где без зазрения совести зачёркивались целые абзацы, его было идеальным. Ровный подчерк без наклона исписал несколько страниц. Не мог ведь сразу выдать такое, не запнуться в мысли – где-то точно должен бы остаться ужаснейший черновик.

– Эссе не так страшно, по сравнению с тем, что нас ждёт. Я про «конец всего», – уточнил Каллист. – Если послушать «(Сказания)», так спасения вовсе нет, не предусмотрено, и: «Всякий последует по пути истинному, когда возложит силы на алтарь». Что в переводе на человеческий означает: «Не рыпайся, иначе хуже будет»

– О, читала я эти «Предания», – пробубнила Элина, старательно выводя схему. – Яромир долго нудел, почти на каждой странице: «Этого не было!», «Старая карга» и «Да что б вы знали!..»

– Но разве это не самый достоверный и проверенный экземпляр? Мы по нему весь год историю учили в первом классе!

– Может, потому и только в первом? – ответил уже Измагард, – Там куча неточностей! Даже я заметил разницу, когда вместо «Борик и Светозар не смогли освободить Красный дом» вдруг стало «Борик в пылу безумия спалил Красный дом дотла, вместе с женой своей и детьми». И как ты только учишься, м? Не всяким книжкам можно верить.

– Как и не всяким людям, – брякнула Элина, но благо никто не обратил внимания. Диспут Каллиста и Измагарда планомерно разгорался.

– А меня напряг один момент, – вдруг привлёк внимание Аврелий, обычно предпочитающий отмалчиваться. – Вы ведь знаете, что мы в очередной раз ставим пьесу о восьми Богах. По милости Виолетты Демидовны. Как и в прошлом году. Как и годы до этого, когда даже нас здесь ещё не было.

– Мы поняли. И? – недовольно поторопил Измагард, куда больше заинтересованный в споре с Каллистом.

– Пару месяцев назад мне выбили встречу с одним из историков, Книгочеем Степаном Повинским. Он фанатик Старых времён и лично общался с Зориным и Румянцевой, потому что откопал какие-то несостыковки в записях предшественников.

– Точно поехавший. И зачем он тебе вообще понадобился?

Аврелий помедлил, но потом нервно объяснил:

– Искал чем разнообразить этот кусок вторичности, называемый сценарием. Смысл новый может отыскать, да хоть что-то, чего не было за эти восемь лет…

– Вдохновения?

– А такого у нас не водится, – не то шутил, не то жаловался. – Только тяжёлый труд и мифическая «И-Д-Е-Я». О чём это я вообще?

– О Книгочее, – подсказала Элина.

– Да. Но по большей части я обо всём, что он там объяснял, и сам знал. Каждому актёру втолковать как играть – моя забота. Только запомнилась одна вещь, можно сказать, теория заговора. Он заметил, как проводимый Белобогом обряд отличался от всего, что принято было в те времена. До сих пор споры ведутся, откуда пришло знание «Дващи денница», столь жестокого кровавого подношения. Повинский подумал: отчего очищение Белобога так сильно походило на тризну.

– Но умирать собирался-то не он. А наших «покровитель».

– Это и интересно. Уж точно в любом учебнике написано. Перед обрядом проводил Белобог омовение, криду – огненный костёр, и погребение. Как будто себя умертвить хотел.

– Может и хотел, – отозвалась Элина. – Ведь не долго потом жил. Год где-то продержался.

– Разве? – переспросил Каллист. – Так мало?

– Я думал, ему хотя бы за пятый десяток перевалило, – засомневался тоже Измагард.

– Тогда бы его статуи походили на Дажьбога.

– Ладно. Это конечно очень интересно. Но мало полезно, – поставил точку Севериан, всё больше и больше ими недовольный.

– Может торт тебя развеселит? – наклонилась к нему с предложением Элина, после того как ребята переменили тему и перестали обращать внимания на всё вокруг.

– Терпеть не могу сладкое.

– Совсем? – прошептала недоверчиво, словно о каком-то святотатстве. – Совсем-совсем?

– Не говори так, будто это великая трагедия.

– Прости, – стушевалась. – Может тогда чай? Без сахара! Сахар – наша белая смерть, конечно же!

Она заметила сомнение в его лице и ухватилась накрепко:

– Кассиан готовит превосходный чай! Облепиховый с мёдом согреет и мёртвого! Или мятно-малиновый!

– И чего так хочешь мне угодить?

– А разве не ты первый помог мне? Услуга за услугу, – не стушевалась Элина, шелестя страницами недописанного эссе.

Впервые за весь сегодняшний день он открыто и прямо посмотрел на неё, а затем и вовсе расплылся в слабой улыбке.

– Так уж и быть. Уговорила.

Отстояв небольшую очередь и заболтавшись с Кассианом, Элина вернулась к столику, с трудом балансируя в руках поднос. Пузатый чайничек с парой чашек и несколько пирожных опасливо кренились на бок, грозясь оказаться на полу, пока на помощь не подоспел Терций. За время её отсутствия успели закончиться самые поздние, вечерние уроки.

– Принцесса, сегодня ты у нас одна. Девчонки на старостате до полуночи. Иногда мне кажется, они нагло врут и устраивают шабашы в полнолуния.

– Это ты так неочевидно назвал их ведьмами?

– Своим ночным кошмаром!

Пристроив кофейный столик, на деле являющийся неказистой коротковатой табуреткой, Элина устроила поднос и устроилась сама. Измагард ретировался с дивана, подсев поближе к Каллисту, а его место быстро занял Демьян.

– Так о чём речь? – спросила, когда от излишне пристальных и внимательных взглядов загорели уши.

Все повернулись к Демьяну, и тот, кивнув, начинал заново.

– Думаю, я нашёл, что нам может помочь. Действительно сработать.

– Так быстро? Ты точно уверен?

И чего тогда стоили её барахтанья в течение целого года, если всё оказалось настолько просто?

– Сложно быть уверенным хоть в чём-то. Но в «(название_книги)», единственном сохранившемся экземпляре по сей день, есть кое-что обнадёживающее…

– Нам ждать Начётчиков? Из какой Библиотеки ты стащил этот опус? Александрийской? – Измагард наклонился ближе к Каллисту, проверяя, оценил ли тот шутку.

На столе покоился ветхий внушительный манускрипт. На изрядно потрёпанной кожаной обложке с трудом проглядывался узор. Страницы взбухли и пожелтели от времени. Казалось, только коснись и развалятся на части, рассыпятся в труху. Легко поверить, что ему не одна сотня лет. И не две. И даже не три.

– Не просто же так мои родители пропадают на раскопках годами. Такой вот трофей привезли.

– Точно, – едва не хлопнул себя по лбу, – они ж у тебя немного того, помешанные.

Демьян лишь пожал плечами, совершенно не тронутый.

– Возвращаясь к насущному. Неизвестный здесь буквально по полочкам разобрал Дващи Денницу и иже с этим описал десяток предположений и теорий, как ещё пока-не-Боги могли справиться с распространяющимся Скарядием.

– Да за такой талмуд в былые времена и в ссылку сослали бы, и на костёр пустили!

– Тем удивительнее как ты её достал, – пробубнил Севериан, скрестив руки. – За полдня-то.

Элина, да и все они задавались этим вопросом, но Демьян ответил непринуждённо:

– Под руку подвернулась, представляешь? Здесь много интересного. Но я выделил одно, показавшееся самым-самым. «». Автор опирался на тот факт, что «Боги» уже однажды удерживали и Морену, и полунощные земли. Почти справились. Но затем раздали божественные силы простым людям, своим подданым, и это разозлило Старых богов так, что они «наградили» иначе – сделали Новыми Богами. Это лишало всякой возможности вмешиваться: спасать или убивать. Они бы сделались Богами на пепелище, если бы не…

– Белобог, всех спасший, – всплеснул руками Севериан. – И каким образом на него это не действовало?

– Шерт, – поняла вдруг Элина. – Клятва выше Богов. Даже выше смерти.

За столиком повисла тишина.

– Ты не говорила об этом.

– Разве?

– Это многое меняет, – Дема принялся что-то обдумывать.

– О да, – протянулАврелий, доставая из сумки блокнот, – теперь я знаю, как разнообразить пьесу. Добавить немножко подтекста…

– Что в Шерт особенного такого? – Элина никак не могла усмирить руки. – Нет, я понимаю, она сплетает две души и прочее… Но разве не в этом и смысл клятв верности, побратимства?

– Этот обряд запрещён века с пятнадцатого, – ответил Терций, пока остальные переваривали вскрывшиеся подробности. – Сейчас и того хуже: прознают, готовься к камере и медленной смерти. Он не просто связывает двух людей и устанавливает правила по типу: не убей, не навреди. Он, как выяснилось, меняет «Судьбу», Богами предначертанный путь. Лично я считаю это бредом. Мы сами вершители судеб, о каком едином верном пути можно говорить?

– Что-то из разряда: если я на завтрак вдруг съем омлет вместо овсянки, то великий гений сгинет, а на его месте вырастет грошовый поэт, – поддакнул Измагард. – Ненавижу фаталистов. Никакого интереса жить.

– А разве видение будущего не идеально вписывается в эту концепцию? – Севериан не упустил возможности поддеть.

– Не всякое будущее сбывается, – тут же ответил Демьян. – Даже мой Дар не ставит рамок: верь, не верь. Я могу вмешаться, и это запустит видение, а могу бездействовать, но оно всё равно сбудется. Не угадаешь так просто.

– И что, так уж ты и ничего не видел, что могло быть для нас полезно?

– Нет, – поспешил, – а даже если да, ни за что не сказал бы.

– Конечно, конечно. Не нам судить.

Опять между ними повисло напряжение. Но в этот раз подначка Севериана имела основание. Дёма, очевидно, скрывал что-то, знал больше, может даже следовал Видениям. Но раз сказал, что от знания будет хуже, Элина должна довериться.

– Ладно, упустим Шерт. Что по итогу-то?

– Нужно собрать Потомков Богов вместе. Одного от каждого Рода. А потом каким-то образом объединить силы.

– То есть это простая догадка?

– Ты меня чем вообще слушал? – Дёма быстро терял контроль. – Это сказано в книге. Пусть и другими словами, но я примерил к нашей ситуации. Всякие потомки несут в себе не те разделённые силы, которыми одарили близких и подданных. Они, мы, сохранили первородную силу, «истинную силу».

– Но разве Рода не вырождаются? Двенадцать семей и фамилий канули в небытие. Так мало того ещё и ни одного Дара не осталось, кроме твоего «Всевидящего Ока». Где же здесь силы?

– Это не то, что легко поддаётся логике и анализу. Наследие, память, кровь. Древние как мир понятия.

Двое могли спорить до бесконечности, ища поводы и выдумывая оправдания. Сложно сказать, терпеть ли друг друга не могли или, наоборот, наслаждались «перетягиванием каната». Они и сами вряд ли определились.

– В принципе, это легко, – встрепенулся Измагард, что-то просчитывая, – собрать всех. Как минимум трое уже есть.

Элина не разделяла его уверенности:

– Разве я считаюсь?

– Ещё как! Не на бумажки же смотрим и всякие свидетельства рождения.

– Не подхожу как раз я, – привлёк внимание Демьян. – Но замена под рукой у нас есть – Аврора. Я могу с ней обговорить. Если добро дадите.

От одного этого имени Элина застыла, а в груди, наоборот, загорелся пожар. Держи себя в руках.

– Как-то подозрительно. Сам предложил, а теперь пытаешься быстренько соскочить?

– Мой дар будет мешать. К тому же вам точно ничего не грозит.

Но как бы ни старался говорить твёрдо, вести себя уверенно, что-то инородное и чужое проглядывало в чёрном взгляде, в оброненных интонациях. Только что? Весь этот вечер он был не таким. Не таким как вчера, как дни до этого. Что же поменялось? Что его беспокоит?

– Ах вон оно как! – Измагард шутливо захлопал в ладони. – Чего тогда вообще думать? Кто-нибудь хочет сделать ставки?

– Прекрати, – осадил Каллист, и, удивительно, подействовало. – Пусть так. Кто из Потомков с нами учится? В параллельном классе я знаю есть (Вадим). Он от Сварога.

– Лиля, – тут же вспомнила Элина. – Дажьбог, вроде бы. С директрисой на короткой ноге.

– Братья Зарницкие ещё, – подключился Аврелий, не отрываясь от записей. – Потомки Хорса.

– А вот дальше пошли проблемы. Морена и Тара.

– Ну, погоди-ка, – вклинился Измагард, – у нас Эстрин по школе бегает.

Их пробило на смех. Истерический.

– Ты как себе это представляешь? – Каллист был из тех, кого Аглая Авдеевна сжирала заживо, мучала и унижала.

– Просто подойти и попросить?

– Ага-ага. И сразу отправиться на десять пробежек, пять отработок приёмов, а в конце ещё быть окрещенным бездельником и лжецом. Нет, спасибо, проходили.

– Зачем же так радикально? Можно соврать как-нибудь поубедительнее, придумать сказочку. От правды толку, понятно, не будет.

– А если она заодно с директрисой? – Элина тоже не горела желанием связываться со своей мучительницей. – Ведь раз барьеры создала сама, так и впускать и выпускать могла кого угодно.

Все помрачнели. Такое предположение звучало вполне реально и обосновано.

– А кого вы тогда предлагаете? – Измагард скрестил руки на груди и нахмурился, словно бы обвиняя их. – Никто из Морененых потомков у нас не учится. Единственный по возрасту близкий – Санёк Воронов, да он подмастерьем стал у Скорбящих. Ни под какой залог не выпустят. А из взрослых кто в нашу глушь сунется?

– Невельские, например, – подал голос Севериан. – Они с Яной Никитичной долго дружат. Черкнуть письмо, и какой-нибудь из трёх Павлов в наших руках.

– Или Метелина, которая Анна, – предложил Демьян. – Я знаю, что она в каком-то клубе по интересам состоит с Артемием Трофимычем.

– Да и вообще, подделать подпись Эстрин и созвать всех по: «Очень важному безотлагательному семейному делу!». Куда проще?

Измагарду понравилась идея, и он потянулся через весь стол, чтобы дать Севериану «пять».

– В случае чего легко сошлёмся на розыгрыш. Пусть лучше красная отметка, чем смерть.

– Тогда остаётся Тара, – констатировал Терций. – Какие здесь предложения?

– Как будто их много, – Измагард оттопырил три пальца и стал поочерёдно загибать: – Залесские, Златовратские и эти «новые» Знаменские.

– Мельчают нынче Рода.

– Это они ещё одну ветвь возродили. Так что не надо тут. Хуже всех вон у нас сидит, – и указал на Севериана, от одного такого упоминания закатившего глаза. – Доманские и (вторые). Того и гляди прервутся совсем. Тебе и Евсею надо ого-го как постараться и наплодить кучу потомков. А то (вторые) точно обгонят, у Антона-старшего там скоро пятая дочь…

– И пятая жена. Лучше подумай, как это он над ними так измывался, что не успеет год пройти, а в газете очередной некролог.

– Вот и говорю, смотри в оба. Может он уже от отчаяния обряды великой силы стал проводить…

– Давайте ближе к теме. Не хотелось бы здесь заночевать, – оборвал Терций, – Кассиан вряд ли оценит.

– За определённую плату он ещё и кофе наливать будет. И не только кофе, – знающи возразил Измагард, похлопав себя по отнюдь не пустому карману.

– Итак.

На мгновение повисла пауза.

– Я считаю на Знаменских можно не рассчитывать, – первым начал Севериан, не видя в других особого энтузиазма. – Сейчас они стали всем резко нужны, и потому на подобные странные запросы скорее вызовут охрану, чем решат послушать.

– Я с ними вообще не особо знаком, – как будто даже стыдясь, признался Измагард.

– Ты, величайший пустомеля, не завёл столь полезного знакомства? – никак не мог упустить возможности подтрунить. – Всё, старость не за горами. Теряешь хватку…

– Кажется, у меня есть идея, – Аврелий, наконец, отложил блокнот и вернулся в реальность. – Оксана Залесская у нашей пьесы что-то вроде продюсера-инвестора. Именно с её милости я и ходил к Повинскому. А ещё именно она созвала кучу важных шишек поглазеть на наши потуги. Поэтому я могу пригласить её – на прогон или консультацию. Но, скажу сразу, она любит переносить и откладывать, поэтому процесс может затянуться.

– Что ж ты раньше молчал! Меня тут уже унижать стали, – якобы разобиделся Измагард.

– Мы можем соврать, что репетируем, а сами проведём настоящий обряд, – озарился Демьян. – Ты, например, захотел добавить новую сцену. А её позвать на каникулы, чтобы труппа разбежалась.

– Звучит как план, – Аврелий кивнул, соглашаясь.

– Таким образом, – Терций решил подвести итоги их съезда и партсобрания: – Аврелий занимается Залесской. Измагард полагаю всеми от Морены, лишь бы достать кого-нибудь. Дёма берётся за Аврору. Аделина просто зовёт Зарницких, и они прибегают за ней хоть на край света. Бельскую и (?) тогда Севериан…

– Вряд ли они захотят со мной общаться. После всего.

– А ты попробуй, – не отступил от своего, настоял требовательно. – Ведь любого из нас ещё меньше слушать будут.

На это возразить уже было нечем.

– Тогда решено? – хлопнул в ладони Демьян. – Главное не переусердствуйте. До дня икс время ещё есть. Пусть и немного. А нам с тобой, Эля, предстоит выверить все клятвы и от и до выучить последовательность ритуала.

– Почему это только вам двоим? – встрепенулся Севериан, уставившись пристально. – Я здесь тоже не последнюю роль играю. Так ведь?

– Не ты ли мне говорил, что ни в чём участвовать не собираешься. А тем более помогать. Якобы сам со всем справишься.

Не дрогнув ни единым мускулом, он ответил:

– То было вчера. А сегодня ты выведал ритуал, пусть и сомнительный.

Элина только и успела заметить, как Измагард во всю ей подмигивал и многозначительно улыбался, а ребята уже договорились и свернули на обсуждение треклятое эссе. Конец света концом света, а домашнюю работу никто не отменял.

Глава 33.

– Мы можем поговорить? Наедине.

Спустя пару дней к Элине после занятий подошёл Севериан. Обычно они теперь проводили время в библиотеке, расшифровывая или заучивая слова клятвы Восьми. Демьян делал основную работу, ведь, честно говоря, от Элины в таком не было толка – прежде чем разберётся в основах, уже и зима кончится.

– Что-то случилось? – первым делом всегда думала о плохом.

Но Севериан не ответил. Проследив, чтобы за ними никто не увязался, он схватил её за руку и потянул куда-то вверх по лестнице. Элина не сопротивлялась. Что-то в чужом недовольстве и сжатой челюсти было нового. Добравшись до последнего этажа, Севериан вытащил ключ и отворил кабинет. Кажется, это была художественная мастерская – вместо парт стояли неразобранные мольберты, а в отдельном углу пряталось нагромождение холстов. Солнечный свет залил комнату со всех сторон. В таком месте совсем не хотелось вести серьёзных разговоров. Скорее танцевать и слушать музыку, наслаждаться свободой и молодостью, говорить об искусстве и философии.

– Я поговорил с Лилей.

Раздалось в конце концов. Они всячески старались избегать взглядов и почти осязаемой неловкости. Но даже разойдясь по разным углам, их как магнитом тянуло друг к другу. Не прошло и минуты, как вдвоём пристроились у окошка и тёплой батареи, готовые даже в собственных мыслях доказывать, что во всём виноваты холода и колючее завывание ветра.

– И что она ответила? Надеюсь, не попросила тебя в рабство, – пыталась выдать беспокойство за шутку.

– Я ей больше не нужен, не интересен, – и на выдохе напряжённо выдал: – Ей нужна ты.

Элина улыбнулась, не веря, и спросила ещё раз:

– Я? Ты точно уверен?

– Точно.

От тона стало ясно – лучше бы это было неправдой. Улыбка спала. Ничего хорошего не сулит.

– Зачем ей я?

– Не знаю. Но могу догадаться, – он прислонился к стене и впервые за долгое-долгое время открыто посмотрел в глаза. – После того, что было на вечеринке Измагарда, она хочет отомстить. А главной виновницей своих бед почему-то считает тебя.

Элина хмыкнула. Очевидно «почему». Всё лежало на поверхности.

– Можно понять. С моим появлением всё пошло по наклонной. Не только у неё, – уловив недовольство во льдистом взгляде, быстро исправилась. – Но выбора-то и нет. Я должна согласиться.

О, лучше бы она молчала. Севериан как с цепи сорвался и перешёл на крик.

– Да когда же до тебя дойдёт?! А если она унижать будет, бить, издеваться? Если скажет раздеться и весь день простоять на морозе? А если прикажет украсть что-нибудь или даже убить?

– У всего есть предел, – настояла Элина, но от его напора внутри всё задрожало в испуге. – Лиля ведь не монстр какой. К тому же это единственный вариант…

– На который ты можешь сказать «нет»! С чего решила, что постоянно должна жертвовать? Найдём другие…

Не желая слушать, Элина закачала головой и отчеканила:

– Давай не будем заводить этот разговор опять.

– О, ну конечно, прекрасно, – он всплеснул руками. – Знаешь, что? Поступай, как хочешь. Только не прибегай потом в слезах и не жалуйся. Если так нравится страдать и истязать себя, пожалуйста!

Ей самой стало тошно.

– Нет, не нравится! Мне не нравится! Но не всегда можно сказать «нет, я не хочу». Тебе ли не знать! Долг, честь звучат благородно, да только плевать на них! Я о вас забочусь!

– Никто тебя не просил…

– А о таком надо просить? Каждый столько сделал для меня, я обязана ответить тем же. Хоть в чём-то побыть полезной. Как-будто есть время на мои «да» и «нет», как будто мы не потеряли из-за моих страхов бесконечно многое…

Руки затряслись, и она спрятала их в карманы. Слабая. Всегда останется слабой. Он ведь прав. Роль жертвы её любимая маска – привычная и понятная.

– Я знаю, что буквально заставила тебя ввязаться во всё это. Поставила на кон отношения с друзьями. Подставила, – изо дня в день Элина чувствовала нависшие над головой тучи, стоило им хоть лишний раз пересечься. – Я никогда не спрашивала, какие у тебя планы. Чего ты хочешь. Просто брала и делала. Знаю, ты меня уже и видеть не можешь, так надоела. Поэтому не собираюсь и дальше заставлять возиться как с маленькой девочкой. Я справлюсь. Всегда справлялась.

Какая же наглая ложь…

– Ага, – за спокойствием пряталась буря. – Значит, ты предлагаешь мне сейчас взять и сбежать? Оставить всё на тебе, и просто дожидаться дня Х?

– Если ты этого хочешь, – кивнула.

– Вот значит каким меня видишь, – не сдержавшись, он подошёл ближе, почти вплотную. – Трусом, бегущим от малейшей опасностей. Трусом, оставляющим друзей позади. Обычным трусом!

– Но я не это имела в виду! – её черёд был хватать и оправдываться. – Разве трус пошёл бы за мной на полунощные земли? Спас бы?

– Как раз трус бы и пошёл, – что-то поменялось: не то атмосфера вокруг, не то сам Севериан. – Давно пора признать. После того, как Далемир ушёл, как наш с ним уговор сработал, я совсем потерялся. Не знал, что делать. Если верить ему – всё хорошо, и он сделает только лучше. Если верить тебе – мир в опасности. Конечно, выбор очевиден. Далемир, с которым мы с детства вместе, который защищал и спасал десятки раз, который, в конце концов, мой предок, или…ты.

Элина кивнула и попыталась поддержать по-своему: аккуратно прикоснулась к плечу, лишь бы унять клокочущую ярость. Но Севериан отстранился.

– Я ошибся. Я раз за разом ошибаюсь. А потом злюсь. Когда Измагард запер нас на вечеринке, я перешёл черту, наговорил такого, за что извиняться должен до конца жизни. Его стараниями всё стало только хуже, и пусть я «исправился», это ничего не меняло…А потом ты пропала. Ушла на ту сторону. И это стало ответом на ежедневные метания и паранойю. И это прибавило ещё кучу страхов, главный из которых – остаться одному. Поэтому я пошёл за тобой.

– Но ты не остался бы один. У тебя есть друзья, посмотри, как они сейчас стараются. И тогда было бы так же. Мы с тобой вдвоём вряд ли придумали всё это.

– Они никогда не поймут, какого это, – а потом выдал, чуть улыбнувшись. – С ними даже не о чем поспорить.

Элина вернула улыбку. У неё осталась ещё куча вопросов, едва ли связных и стоящих. Почему он становился отстранённым и злым стоило собраться всем вместе и обдумывать план? Почему избегал её? Почему так изменился? Даже в худшие их ссоры оставалось место взглядам.

Но она не позволила себе. Испорти сейчас, кто знает, найдётся ли ещё один шанс на откровения.

– Спасибо. Но как бы ни хотел доказать, ты не трус, Севериан. Ты храбрый и отважный. Рыцарь с добрым сердцем. Вспомни, сколько раз вытягивал меня из передряг! Без тебя я бы ещё в день Осеннин стала ходячим мертвецом!

– Тебя послушай, так я не заменим.

– А разве не так? – она-то знала, как необходимо ему это.

– Но ты ведь всё равно меня не послушаешь.

– Верно. Но я не понимаю, когда успело так сильно поменяться твоё мнение о ней. Лиля ведь так старалась при вас оставаться божьим одуванчиком…

– Рано или поздно всякая маска даёт трещину, – нерадостно пожал плечами, намекая и на себя.

(?+)

***

Встреча намечалась поздно вечером в общей гостиной. Таков был уговор Севериана, перед тем как Элина вся попала бы в распоряжение Лили. Якобы в присутствии посторонних та не позволит себе лишнего… Кто-то в это верил?

Зимний вечер тёк лениво. После ужина многие побрели спать, а самые упорные сгрудились подле камина. Кутаясь в свитера и одеяла, они пытались занять себя чем-то весёлым. Одни играли в карты, но благо не на раздевание, а то «я медленно снимаю свои пять свитеров, подштанники и джинсы» стало бы долгоиграющей шуткой. Другие танцевали и пели, пока кто-то не выдерживал и не бросался увесистой книгой с воплями «Вы здесь не одни!».

В такой уютной и располагающей атмосфере было едва ли не кощунством сидеть напротив Лили и тоннами поглощать ненависть и негатив.

– Знаешь, в иной раз мне было бы достаточно и Севериана. Заставить его бросить друзей, тебя, и привязать свадебной клятвой – чем не плата за все унижения?

Держалась она по-королевски высокомерно. Очевидно знала, что иного выбора у них нет, и согласятся на любые условия.

– Но потом я поняла. Он ведь не виноват. Не виноват в том, что ты охмурила его и направила на неправильный путь. Рассорила с отцом, со мной, заставила отбросить вековые традиции. Ты – вот причина.

Элина кипела внутри. Как будто Севериан был мальчишкой лет пяти, и любая злая тётя могла увести его за руку. Какая это любовь, если Лиля считала его не глупее козлика, не способным принимать собственные решения?

– Давай ближе к делу, – Элина не собиралась притворяться, что ей приятно, – чего ты хочешь?

А вот Лиле наоборот нравилось тянуть, растягивать момент триумфа до бесконечности.

В противоположном углу комнаты за ними наблюдали Севериан и Вадим. Оба хмурились и не рады были компании, но умудрялись даже изредка переговаривать о чём-то. Стоящий в комнате гвалт прекрасно наводил интригу.

– Вообще-то…

– Чего ты хочешь? – перебила Элина очередную длинную речь.

Перед этой гарпией ей ни за что нельзя показывать страха. Только вот ладошки давно вспотели в ожидании приговора. От волнения за ужином кусок в горло не шёл, зато теперь живот протяжно урчал.

– Но-но, – цокнула языком, – повежливее, если всё ещё хочешь заполучить потомка Великого Даждьбога.

Элина молча уставилась в ответ.

– Ладно. Приходи сегодня в полночь в наш клуб. «(назв.Благародных)».

– Зачем?

– Узнаешь. И прийти должна одна. Без всяких защитничков.

Когда Лиля ушла с победоносно задранной головой и мерзкой ухмылочкой, Элина поняла, что возможно стоило послушаться Северина. Зря она давала Лиле второй шанс и считала чуточку адекватной. Нет. Лиля сумасшедшая. Такая же как Денис. От одной мысли сколько та может придумать, сколько может заставить делать, сколько плохого и мерзкого – начинало подташнивать. Ещё не поздно сдать назад?

Подошёл Севериан, словно больше неё нервничающий. Возможно потому, что никому из «команды» не было сказано об их планах, и о том, как он провалился с «простецкой миссией».

– Ну что?

– Пока не знаю. Но думаю, ты был прав, – прежде чем он смог бы похвалиться, спросила: – Где находится клуб «»?

***

Глава ? День Морены.

Наступило первое марта. Обычные люди порадовались бы весеннему деньку и отступающим морозам – «Прощай, Зима!». Но, к сожалению, никто в Академии не был обычным.

Закончились переводные экзамены. Закончились бессонные ночи, зубрёжка и нервный тик. Закончились страхи. И наступили каникулы.

Элина переживала больше других. Вдруг всё завалит? Вдруг отправится к первоклассникам с её-то знаниями и умениями? Да, может каждый знал, что учителя больше пугают, и в Академии ещё таких прецедентов не было, но… Никогда не поздно стать первым.

Однако обошлось. Пусть в прошлой жизни за такой табель успеваемости отец долго бы лупил ремнём, а мама порицала молчанием, сейчас им было явно не до этого. Если вообще до чего-то.

Хотя, словно бы с расчётом на то, что умершие предки или похвалят, или вразумят юные дарования, вёлся издревле один праздник – Задушница, поминание ушедших родных.

– И когда вы вернётесь?

У потерянных не было выбора, и Элина оставалась в Академии. В этот раз жаловаться не хотелось – не стёрлись ещё воспоминания прогулок по выжженым землям с полунощной стороны. Однако для всех них «праздник» не имел смысла. Какой прок скорбеть и молиться Богам, если куда проще отправиться к праотцам лично, чем навестить живых?

– К Масленице точно, – ответила Аделина за всех. – Повезло что в этом году не нужно выбирать!

Большинство уехало, ведь в первую очередь это был всё же семейный праздник. Вместе с Элиной остались лишь Аврелий и Демьян.

– В этом году мамы решили повременить с семейными сборами, – объяснил Аврелий. – Они купили новый дом, поменьше и отдалённее, и теперь во всю обустраиваются. Конечно, из большой семейки остались только я и пудель Лори, другие давно самостоятельные. Хотя Кристи и подумывала вернуться… Но даже так не представляю, куда потом будут укладываться десять плюс человек. Пусть дружно разводят кемпинг и палаточный городок, свою комнату я им не отдам!

Демьян же ответил куда проще и прозаичнее:

– Все заняты.

Поэтому в ясное утро первого марта они втроём распластались в общей гостиной и листали нудные книжки в поисках хоть какого-то намёка на клятвы. Элина стала задумываться всё чаще: а вдруг им не удастся? Вдруг им придётся повторить Дващи денница? Выбрать кому суждено жить, а кому умереть? Как будто ответ не очевиден. Время утекало сквозь пальцы, и если они не отыщут ничего, выбора то и не останется.

– Вот, правда, уже скоро начнётся эта их «панихида», а я за всё это время только и прочёл, как Князья Вершины и Утёса враждовали, и враждовали, и враждовали. Им будто заняться больше нечем было. Ещё и летопись вели.

– Нечем, – подтвердил Аврелий, скрючившийся в кресле. – Представь тебя окружают одни горы да поля. Люди дремучие. Даже книжек мало, да и не все читать умеют. Вот и получается: либо пиры закатывать, либо воевать идти. А драться оно и то веселее.

– И как ещё человечество не вымерло?

– Так даже сплетни и драки не сравнятся с кое-каким другим любопытным занятием.

Элина неловко рассмеялась, прикрываясь книгой по самые уши. От скуки и безысходности пора было лезть на потолок, и она рада, что страдала не одна.

– Что обычно устраивают в Академии сегодня? – Аврелий забросил книгу.

– То же что и дома, – Демьян пожал плечами. Все три года он никуда не уезжал. – Только с расчётом, что наше кладбище это храм Морены. Как по мне единственный плюс – это вкуснейшая кутья.

– А как же повспоминать ушедших предков?

– Им хватит и пяти минут. Разве мы не почитаем одним своим существованием? Поступками, привычками? Мне вот всегда говорили, что музыкальный дар мой пришёл от дяди Стивы. Якобы вместо колыбельных он наигрывал рок. Поэтому хватая гитару иной раз я вспоминаю его.

Как много общего. Мысль о Жене пронеслась вспышкой. Он точно согласился бы с Дёмой. Как сейчас помнила строчку: «Вместо слёз вспоминайте с улыбкой».

– Возможно. Но обряды не просто так создавались. Может, если начнём противиться, мёртвые предки будут приходить во снах и в конце концов заберут с собой, – больше нагоняя жути, возразил Аврелий.

– И какой им смысл? Тут переживать надо, что Род зачахнет, а не косить наследников из-за невежеств.

– Хорошо, что нам этого не понять, да? – и Элину не оставил без внимания. – Пусть мы безродные ведающие, зато свободные. Представляю сколько нужно проводить обрядов, балов и встреч.

– Хуже этого только работа с документами и бухгалтерией, – вздохнул Демьян. – Пока что семейным бизнесом и «процветанием Рода» занимается дед. Но он уже завёл шарманку: «годы берут своё, пора дать дорогу молодым»…На самом деле ему больше хочется посмеяться с моих потуг и паники, я-то знаю.

Элина прикусила себе язык, лишь не сболтнуть ничего глупого. Она никак не могла смириться с выбором Дёмы – семья вместо таланта. Это так не справедливо. Какой из него финансист, директор?

Когда колокол прозвенел четыре раза, оповещая всех о начале Праздника Скорби, они трое отложили книги, встали, а потом переглянулись.

– Может, ну его? – озвучил общую мысль Дёма. – Проверим кару небесную за непослушание?

Элина кивнула, а Аврелий заговорщицки предложил:

– Есть у меня одна идейка.

***

Солнце стояло в зените. Ветерок разгонял облака. Крадучись, они свернули по тропинке к лесу. Осенью здесь проводились занятия, а зимой всё замело приличным слоем снега.

– Ты точно знаешь куда идти? – спросил Дёма.

Они шли дальше и дальше, пока тренировочные полянки не остались позади. Так исчезла и расчищенная тропинка под ногами. Теперь им приходилось самим протаптывать путь.

– Знаю! – отозвался Аврелий, взмокший от непривычной активности. Они, созидатели, не для того были созданы. – Мы оставили себе метки. Видите?

На стволах деревьев и правда повязаны были красные ленты.

– Странно, почему сюда ещё не выстроилась очередь? А то если посмотреть, – Элина оступилась, и Демьян тут же подхватил её, не давая упасть. – Спасибо. Если посмотреть, никаких следов вокруг.

Глава ? Финал

– Итак, как вы теперь наглядно видите, ни один здравомыслящий ведающий не станет лезть в гнездо дрекавцев.

Агния Авдеевна удостоверилась, что все срисовали с доски излишне подробную схему о методах борьбы с дрекавцами, где два раза подчёркнутым значилось: «Бежать!», а затем безжалостно всё стёрла.

– И не забудьте, что в следующую пятницы уже начинается сдача проектов. Если первая десятка не подготовится, пеняйте на себя. Поблажек не будет.

– Ещё бы, – пробубнил кто-то тихо с задней парты.

Странно, но Аглая Авдеевна не обратила внимания. Она смотрела на наручные часы, отсчитывая время, а потом и вовсе огласила, огорошив всех:

– Мне нужно срочно отойти. Вы посидите спокойно до звонка? Тут и осталось-то десять минут.

Глупо отказываться от такого щедрого предложения – они дружно закивали. Кто-то уже пересел и зашушукался, сдерживаясь всё занятие, кто-то, наоборот, оградился от внешнего мира книгой или наушниками.

Однако дверь не успела закрыться.

Раздался оглушительный взрыв. Стены затряслись, с потолка посыпалась побелка. Ученики кинулись на пол и спрятались под парты.

– Нет, нет, нет, это не серьёзно! Твою мать! – услышать такое от хладнокровной Аглаи Авдеевны значило попрощаться с жизнями. – Вставайте живо! Уходим, на выход!

Все в паники ринулись в коридор. Только там уже столпился другой класс, и началась настоящая давка: одни прорывались вперёд, толкаясь и пинаясь, другие метались из угла в угол, путаясь под ногами. Но самыми худшими оказались те, кто не считал случившееся страшным, настоящим: «Да вы чего! Это просто очередная проверка безопасности, а взрыв – так, пустяк, чтобы добавить экшена!».

Недолго держался их оптимизм. Когда чудом все они вывалились на улицу, о всякой надежде позабыли.

– Хотя бы не надо сдавать экзамены, – нервно выдал Лера.

– Ага, придурок, потому что мы все здесь умрём!

Затянутое утром небо разъяснилось, и на солнце ещё ярче, ещё сильнее заблестели серебристые осколки. Купол над их головами крошился, лопнул как мыльный пузырь, оставляя на произвол не только полунощных тварей, но и Скарядию.

Элина почувствовала дежавю. Словно опять оказалась на замёрзшем озере и смотрела на свои ладони, не веря тому, что совершила. А точно ли совершила? Почему сегодня столь похоже на тогда?

Не хватало лишь…

Её схватили за руку. Прежде чем успела обернуться, на ухо зашептали:

– Я уверен, это оно! Его план!

Севериан заглянул ей в лицо, и Элина кивнула. Им пора действовать. Только вот никто не думал, что всё начнётся сегодня. Никто не думал, что времени осталось так мало.

– Тогда нужно уходить отсюда.

Под конвоем Скопы это было бы невозможно, но та оставила их на Романа Васильевича, а сама вихрем унеслась прочь, скорее всего докладываться директрисе. Ведь рухнул ещё один долголетний барьер, созданный потомком Морены. Каждый заметил бы закономерность. Что-то происходило.

В вывалившейся наружу куче учеников и учителей легко было затеряться. Воспользовавшись суматохой, Элина и Севериан вырвались из безудержной толпы и рванули в противоположную сторону – к храму.

– Сколько у нас времени?

– Если бы проблема была только в Скарядии, – Севериан нервно обернулся. – Он где-то здесь. Я чувствую.

– Думаешь, знает?

– Хотелось бы верить, что нет. Но мы ведь слишком взрослые для сказок.

– Рано или поздно он придёт. За нами или Яромиром.

А что будет потом – никому не хотелось знать. Пока есть надежда, шанс выстоять, разве нужно загадывать пораженье?

На пути им никто не встретился. В самый разгар занятий ни единой живой душе не было дела до отдалённой горы, где располагался храм. С высоты удалось разглядеть, как ученики собирались на площади и грудились вместе, словно воробьи. Такие же нахохлившиеся, напуганные и обездоленные. Они заперты в ловушке. Заложники. Пешки в чужой игре.

Когда перед глазами встали деревянные стены и ажурные наличники окон, Элина облегчённо выдохнула. Добрались! Но…

– Что-то не так. Стой, – Северина выставил руку, не давая ринуться вперёд.

Теперь она тоже заметила. Все восемь дверей были распахнуты. И разве не странно, что пока вся Академия стоит на ушах и прощается с жизнью, ни один из Богослужителей не покинул пост. Почему? От догадки живот скрутило, а на языке собралась горечь.

Севериан призвал меч. Перчатки мешались, но снимать их уже было поздно. Элина вскинула ладони, прокручивая раз за разом картинки буйного огня, в любой момент готового сорваться с пальцев. Медленными шажками они подошли к первому крыльцу. Статую Хорса смотрела будто с насмешкой.

На блюдце для подношений лежало чьё-то сердце: горячее, окутываемое паром на холоде.

Весь дворик умыт был в крови. Вместо белого снега – грязная бурая каша. След тянулся от самых ворот до внутренних сеней. На козырьке собрались вороны, гогоча и радуясь. Сегодня им устроили пир.

– Не смотри, – прикрикнул Севериан и закрыл своей спиной. – Держись за меня.

Элина хотела возразить. Нечего с ней возиться. Но когда сделала несколько шагов, зрение смазалось. Закружилась голова, и она навалилась на чужое плечо, даже до конца не осознавая.

– Ш-ш-ш, – прозвучало почти ласково, – дыши. Я пойду проверю…

– Нет, – встрепенулась упрямо, – я тоже иду.

– Эля…

– Если с тобой что-то случится, я себе этого не прощу.

Севериан сжал губы в тонкую полоску, но мешать больше не стал. Они ступили на крыльцо и зашли внутрь. Элина уставилась в одну точку у Севериана на спине. По тому как часто он дышал и как медленно шёл, ей и так всё стало ясно. А когда в нос ударил стойкий запах железа, сладко-тошнотворный, она и сама могла представить весь ужас открывшейся ему картины.

– Они все мертвы. Убиты, – констатировал Севериан. – Каждого лишили сердца. Но зачем?

– Чтобы ты спросил, неразумный мальчишка.

От столь знакомого голоса, который каждый надеялся больше никогда не услышать, они подпрыгнули. Смешно, это просто смешно! Разве такое возможно?

Мороз выбрался. Мороз прямо здесь и сейчас болтался, свесившись вниз головой с балки, и наблюдал за их страхом с широкой улыбкой.

– Как ты, – на мгновение Севериан потерял голос, – как ты здесь оказался? Мы заперли тебя.

– О, – протянул в своей излюбленной манере, – не слишком ли вы большого мнения о себе? Чтобы какие-то дети победили Тысячелетнего Заложного? Да вы и муху не прихлопните!

Но что-то в нём точно поменялось с последней встречи. Он вроде огрызался, вроде бахвалился, но… Словно по привычке. Не было ни искры, ни желания.

– Зачем ты здесь? – Элина задрала подбородок. – Неужели выполняешь приказы Чернобога? Разве не ты кричал, что якшаться с ним никогда не будешь, что каждый сам за себя, и он не достоин вас?

Улыбка его растянулась ещё шире, хотя, казалось бы, куда?

– Не маленькой собачке на побегушках мне указывать. Что хочу, то и творю.

– От собачки слышу, – огрызнулась. – Чего ты добиваешься, убивая их всех?

– Одним больше, одним меньше, – отмахнулся. – Разве есть разница сейчас пролита кровь или через час их расщепит? Души лишними не будут. Мало ли чего ещё захочет Отец…

Не успел Мороз вдоволь насмеяться и насладиться своим превосходством, как в него прилетела светящая стрела. Попав прямо в грудь, она оставила дыру, шипящую и ширящуюся.

– Ах, вы решили со мной поиграть! – разозлился, призывая посох. – Так давайте поиграем!

Обернувшись, Элина не знала, радоваться или бояться. За спиной показались братья Зарницкие, необычайно собранные и серьёзные.

– Этот ещё нас пугать будет?!

Меркуций держал ладони вытянутыми, словно готовился применить какой-нибудь боевой приём. Астерий же создал над ними двумя барьер, не сводя взгляда с нечистого. Когда надо, оба легко забывали о вражде и действовали сообща, становились единым целым.

– Мы не можем уйти из храма, – прошептала Элина. – Но победить его?..

– Стоит хотя бы попытаться, – отринул всякие сомнения Севериан, тоже вступая в бой.

Заскрежетал металл, запылали искры. В полной неразберихе Мороз тем не менее легко обходил атаки и больше не попадался на колкие стрелы. Что странно, сам никого не стремился ранить. Элина знала, когда он серьёзен, когда страшен и опасен. Но сейчас что-то было не так. Что?

*

Это казалось единственным верным шансом. Им нужно было остановить Далемира, не дать разрушить и без того расходящийся по швам мир.

– Если верить Морозу, он затаился в Стеклянной башне.

Элина хотела верить, что им под силу одолеть его. Может, избавившись от живого тела, он потерял и энергии. А может, наоборот, стал ближе к дыханию жизни. Скоро предстоит узнать.

У самого крылечка учебного корпуса они заметили нервно оглядывающегося Демьяна. Не успели подойти, как он сам побежал им на встречу и быстро поравнялся.

– Куда вы? – спросил у всех, но глазами впился в Элину.

– В Стеклянную башню. Он там.

Только ответ похоже совсем ему не понравился. Схватив Элину за руку, Демьян потащил её прочь, буквально в обратную сторону.

– Дёма, эй! Что ты делаешь? Нам ведь!..

Она даже не думала вырываться, просто оглядывалась назад, посылая такие же недоумённые взгляды ребятам. Севериан махнул остальным, чтобы не смели без них идти и ждали, а сам поспешил на «подмогу».

– Дёма! Ты можешь просто объяснить? Мы и так потеряли кучу времени, и, если ничего не сделаем!..

Элина врезалась в его спину. Демьян остановился. Они почти дошли до площади. Снежная дорожка была утоптана сотней сапог, ведь где-то там впереди разрасталась паника, и учителя решали, как им поступить.

Догадывались ли они, что на самом деле происходит? Или верили словам директрисы, которая ещё ни разу никого не спасла? Нет, какой смысл сейчас думать об этом.

– Я тебя не пущу.

– Что?

– Ты не пойдёшь туда. Только через мой труп.

Демьян повернулся. Напряжённый, словно готовящийся к броску, к атаке, и… по-настоящему взрослый. Тяжёлый взгляд, которым одарил её, выражал столь многое, гремучую смесь противоречий – казалось невозможным отделить одно от другого. Никогда ещё не видела его таким. Опустошённым. Отчаянным. Держащимся на грани. И это всё её вина? Но почему?

Элина постаралась отбросить сомнения и убедить в своей излюбленной манере:

– Но мы ведь давно решили. Столько раз болтали, что будем делать и как. Этот раз такой же. Без меня там не справятся.

Демьян стиснул зубы и, схватив за плечи, встряхнул. Легко было поверить его злости, ненависти, но Элина уловила знакомый отблеск паники.

– Тебе нельзя туда! Как не поймёшь?..

– Да что такого страшного должно случиться?

– Я столько сделал! Стольким пожертвовал! Всем будущим. Почему же этот проклятый Стеклянный зал всё ещё не рухнул? Я знал, надо было взорвать его! Знал! Чтобы никто, чтобы никогда! Тогда ты ни за что не смогла бы!..

Элина резко обхватила его щёки, нездорово пылающие совсем не от холода, и заставила поднять голову. Предчувствие скрутило внутренности. Заметила, как ближе подошёл Севериан, молча наблюдающий, но в любой момент готовый вмешаться.

– Дёма…

– Ты не видела то, что видел я! Мне было четырнадцать, когда Дар пришёл! Когда я месяц валялся во сне, и жил другую жизнь – целый год! Моим первым видением была ты.

Захотелось рассмеяться, воскликнуть: «Какая хорошая шутка, неуместная, но хорошая!», а затем просто уйти и забыть. Вот только он не шутил.

– Помнишь, как ты впервые заговорила со мной? Там, возле стадиона, искала библиотеку. Я не должен был уходить. В том будущем мы пошли вместе, мы болтали и смеялись, а потом я отвёл тебя в Лю Шант. Ты больше никогда не была одна. Вы с Каллистом стали лучшими друзьями, не отлипали друг от друга часами, и даже я начинал ревновать! Терций задаривал подарками и, если мог бы, носил на руках как маленькую принцессу, а Десма…О, вы устраивали самые горячие споры, но всегда объединялись против нас и неизменно брали один чай на двоих. Всем этим я пожертвовал. Всем, лишь бы ты осталась с нами.

Кто в такое поверит? Элина словно заново увидела всю свою жизнь. Проверяла каждую мелочь – так было или нет? Теперь понятно почему он столь хорошо знал её, понимал, но… Неужели вся заслуга в том, что когда-то он уже проживал это? Демьян рисовал нереальную картину.

А Севериан и вовсе отнёсся крайне скептично, несмотря даже на то, как буквально каждый знал о Даре Демьяна. Скрестив руки, он на любое новое утверждение только и делал, что качал головой.

– Я пытался держаться подальше от тебя. Хотел быть грубым, хотел заставить ненавидеть меня, но после всего – как мог? Раз за разом не сдерживался, но будущее и так поменялось. Только когда барьер рухнул, понял, что этого было недостаточно, что ничего не сдвинулось! А затем новое видение, и… я поклялся изменить всё! Не дать тебе…не дать тебе умереть!

Он стал задыхаться, а вместе с ним кажется и сама Элина. Умереть? Как часто она думала о смерти, как часто готова была пожертвовать собой, и даже не подозревала, что где-то там её мечта исполнилась. Хотела ли та она умереть? Глупый вопрос! А сама сейчас хочешь?

Элина постаралась совладать с собой. Что это меняет? Разве может отступить? Послать кого-то вместо себя, хотя, казалось, самими звёздами, треклятыми Богами начертана эта битва? Нет уж.

– Я понимаю. Правда, – улыбнулась, – но не могу просто взять и уйти. Поставить себя выше вас всех и бросить, оставить. Я буду драться. Как каждый из нас.

Демьяну не понравились эти слова. Глаза его покраснели. Элина хотела отстраниться, но он, наоборот, притянул ещё ближе, нос к носу. В другой день она бы сгорела со стыда и потом ещё долго обдумывала, вспоминала этот момент – «как близко мы были!». Но не сегодня. Никогда ещё не ощущала себя столь загнанной в угол. Внутри боролись два желания: поддаться ему или наоборот сражаться.

А затем всё стало ещё хуже.

Сложнее.

Нахмурившись, он вдруг наклонился ближе, и Элина ощутила горячие губы на своих. Это продлилось всего мгновение, но хватило настолько, чтобы забыть, как дышать и как думать. Поцелуи, как крылья бабочек, переместились с губ на щёки, с щёк на нос и ресницы.

Меж тем он стал шептать горячечно:

– В том будущем мы были вместе. Я признался тебе на балу, одним из самых глупых способов – довёл до слёз. Каким же придурком был, абсолютно-абсолютно тебя не достойным. Как вообще ответила взаимностью? Но как же мало у нас было времени! Мы старались, как могли, помочь с этими божьими делами, найти выход, но оказались бесполезны. И ты!.. Ты, конечно же, в первых рядах согласилась пожертвовать собой. Единственный выход, кто если не я, да?

Демьян плакал. Пара капель сорвалась вниз. О, ей ли не знать, как тяжело хранить секреты рядом с сердцем. Так глубоко, что ни один солнечный луч не достанет.

– Прости, – Элина обвила его шею руками, – прости, что пришлось так долго нести эту ношу в одиночку. Ради меня. Теперь мы обо всём знаем, и тебе не нужно сдерживаться. Поплачь.

Он сомкнул ладони у неё за спиной, носом уткнулся в воротник. В одном этом объятии читалось простое желание – схватить покрепче и унести подальше от горестей и бед.

В то время Элина продолжила:

– Но Дёма, разве ты уже не сделал достаточно? Ведь я не та Элина, которую ты поклялся спасать и защищать. Я другая. А значит, ничего не случится.

Он вздрогнул и отстранился от неё, лишь за тем, чтобы посмотреть в глаза с ещё большим отчаянием и, казалось, неуместной нежностью.

– Ты любишь черничный пирог, любишь рок и инди. Музыка была ничем, пока не появился Женя и не научил по-настоящему слышать и слушать. Ты терпеть не можешь дарить подарки, но ещё больше их получать, ведь всегда притворяешься, лишь бы никого не обидеть. Когда сильно смеёшься, ты не замечаешь, как хлопаешь в ладоши. А твоя дурная привычка? Читать чужие эмоции по лицу и глазам. Вот только дедукция не всегда права, а ты успеваешь надумала десятки тысяч глупостей. Я могу продолжать бесконечно! Так скажи же мне. Разве не прав? Для меня ты – это всегда ты, какой бы и где ни была.

Ещё никогда она не получала столько любви, столько теплоты. Даже от Жени. Могла ли представить? Разве достойна этого? После стольких ошибок, ссор, глупостей – неужели есть шанс? Неужели замухрышка Эля, дурочка Эля, бесталанная обуза и ошибка мирозданья заслужила такой любви? Но почему должна была узнать об этом только сейчас? Почему прежде им нужно разорвать себя в клочья, чтобы признаться?

– Прости меня…

Не успела договорить, а Демьяну и этого хватило. Он буквально упал на колени перед ней, задрал голову и умоляюще шептал:

– Пожалуйста, ради меня. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Элину прошибло стыдом. Как всё могло зайти так далеко? Она опустилась рядом, обнимая отчаянно.

– Я не могу. Не могу, – и попыталась смягчить, хотя понимала, как грубо сейчас отшила. – Просто скажи, чего нужно бояться и ни за что не трогать и не подходить.

Он обречённо смотрел на неё. Никак не мог прийти к решению. Никак не мог отпустить её снова.

– Может просто пойдёшь с нами? – подал вдруг голос Севериан, видимо в конец устав от «душещипательной» картины. – Будешь везде ходить за ней и охранять?

– Как будто в тот раз я её бросил, – ответил холодно.

– А сейчас у тебя преимущество! – всплеснул руками,крайне раздраженный. – И вообще, хватит сопли мотать. Умрёт и умрёт. У нас нет времени.

Неизвестно какими силами Демьян смог удержаться: Элина видела, как всё в нём требует драки и крови. Севериану стоило быть осторожнее со словами – невозможно и нереально. Не умеет держать язык за зубами. Но тогда Элина и сама добавила:

– Он прав. Нам нужно идти.

*******

Это место Элина видела во снах. По началу просыпаясь посреди ночи в холодном поту, она мгновенно забывала обо всём. Но чем чаще повторялись кошмары, тем чётче отпечатывался в памяти образ Зеркального Зала. Сотни отражений, искажённых форм и лиц вели за собой. Здесь не было окон. Зайдя внутрь, ты уже не найдёшь выхода. Окажешься заперт навсегда.

Элина уже знала главный секрет этого места. Начало – это конец. Конец – это начало. Если будешь искать выход, никогда не найдёшь вход. Это место сводит с ума, и самый простой способ остаться – поддаться ему.

Будущее – это прошлое. Жизнь – это смерть.

Чем дольше смотришь в зеркала, тем сильнее тонешь, падаешь, растворяешься…

Прежде чем они захотели бы переступить порог, Демьян предостерёг:

– Только вы вдвоём сможете попасть внутрь. Никто из нас не приглашён. Но есть лазейка. Мы воспользовались ею в прошлый раз. Одно из зеркал ненастоящее. За ним комната управления, где нужно нажать рычаг и экстренно открыть дверь.

На словах всё казалось легко и просто. Но стоило переступить порог и остаться один на один с бесконечными отражениями, как уверенность поутихла. На полу раскиданы в разные стороны лежали тела, окровавленные и обезображенные до неузнаваемости. Их было двенадцать, и все ученики. Над одним из них склонился тёмный силуэт и методично собирал кровь в серебренную чашу.

Это был Далемир.

Элина легко узнала его по снам и видениям. Сейчас он выглядел едва на восемнадцать. Точно как в тот последний день на озере Равноденствия. Без всякой скорби и сожаления, которая, казалось, въелась с годами.

И тем не менее не стоит забывать – перед ними Бог. Тот, чьи силы они хранят и используют.

Он опасен.

– Неужели гости? А я уж заждался, – поднявшись во весь рост, он обтер руки о чёрный кафтан. – Давненько не виделись, Севериан. Смотрю, передумал-таки. Решил не стоять в стороне?

– Мы здесь, чтобы остановить тебя.

В боевой готовности Севериан призвал меч и не сводил глаз с Далемира, готовый любое лишнее движение назвать поводом. Элина же в свою очередь наоборот обводила взглядом комнату и искала «фальшивое» зеркало. Она пообещала Дёме выбраться, и меньше всего хотела подвести сейчас.

– Похвально-похвально, – тот усмехнулся. – Да только кажется, уже слишком поздно. Скоро от этого мира ничего не останется.

– Это мы ещё посмотрим! – прорычал Севериан и замахнулся мечом.

Далемир не испугался и даже не дёрнулся. Он вёл свою игру, где рассчитал всё от и до.

– Ах, бедные наивные дети. Готов поспорить, вы и не догадываетесь, за что на самом деле сражаетесь, какие ставки поставлены на кон. В большой игре вы просто куклы, безвольные детские игрушки, только в мечтах на что-то способные.

Элина думала, что меч пройдёт сквозь него, как если бы был призраком: пустым и бесплотным. Но лезвие легко изрезало плечо, вспороло ткань и кожу. Темным пятном потекла кровь.

– Мне-то думалось ты посмышлёнее, – глумливо начал Далемир, упиваясь своей силой и властью. – Хоть всади кол в сердце, от меня уже не избавишься. Я готов к переходу.

И, прежде чем успели понять, он одним мощным ударом отбросил Севериана от себя. Чёрный меч мелькнул молнией, и также быстро скрылся вновь. Куда им тягаться с ним?

Далемир отпил из серебряной чаши, мажа красным губы. Тогда же рана буквально у них на глазах затянулась, оставляя в прорези лишь гладкую бледную кожу.

– Как?.. – возмутился Севериан, но быстро оборвал себя. Знал, что задавал глупый вопрос.

– Если бы ты только видел чуть дальше собственного носа, думал бы о чём-то кроме себя и близких… Мог бы стать моей правой рукой. Даже несмотря на проклятую Моренову кровь в твоих венах. Но ты, мальчик мой, трус. Жалкий ни на что не годный трус…

– Да как ты смеешь такое говорить!? – не выдержала Элина. – Что вообще знаешь? Если кто и трус, так это ты! Вместо того, чтобы исправлять ошибки, бежишь и прячешься! Что тогда, что сейчас – совсем не изменился!

Улыбка мгновенно исчезла с его лица. Похоже, слова попали в точку. Но он сдерживался, и это натолкнуло на мысль – неужели, они для чего-то нужны ему?

– Братец, выходи! – вдруг издевательски пропел Далемир. – Твой черёд настал!

– Он не придёт, – выплюнула зло. Кто знает, где сейчас?

Но в этот миг одно из зеркал разбилось, выпуская наружу знакомую фигуру. Уже не блёклую, не прозрачную. Яромир стоял перед нею живым человеком – и это показалось в два раза страшнее, чем то, кому подчинился.

– Разве ты не хотел уйти? А теперь сам попался в ловушку! – прокричала Элина.

Она искала на запястьях Оковы, но те были чисты. Как ещё Далемир мог пленить его, подчинить?

– Ха-ха-ха, – раздался звонкий смех, – может, пора рассказать им?

Когда Яромир прошёл мимо и встал рядом с Делемиром, Элина насторожилась, но ещё верила и надеялась. Когда Яромир выхватил серебряную чашу и осушил до дна, всё резко поменялось.

– О чём? – одними губами прошептала, зная, что никто не услышит.

Оглавление

Глава 1. «Изморозь на окне»

Глава 2. «Чужой голос»

Глава 3. «Повязаны крепко»

Глава 4. «Новый день, новая я»

Глава 5. «Потерянная надежда»

Глава 7. «Секрет директрисы»

Глава 8. «Шерт» Яромир

Глава 9. «Осенний костёр»

  Глава 10. «Озёрные хранители»

  Глава 11. «Долгожданная встреча»

  Глава 12 «Шрамы на память»

  Глава 13. «Трусливый подвиг»

  Глава 14. «Потерять и найти»

  Глава 17. «Снежная лига»

  Глава 18. «Как тебя видит кто-то другой»

  Глава 19. «Балом правят сердца»/ Сердце правит бал

  Глава 21. «Насмешка Богов»

  Глава 22. «Трещина»

  Глава 24. «Правда или ложь?»

  Глава 25. «»

  Глава 27.

  Глава 27.

  Глава 28. Мороз.

  Глава 29.

  Глава 30.

  Глава 31.

  Глава 32. Яромир?

Глава 33.

Глава ? Финал