Книга в формате epub! Изображения и текст могут не отображаться!
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
Переводчик Максим Викторович Сиренко
© Вильгельм Мангардт, 2020
© Максим Викторович Сиренко, перевод, 2020
Это сокращенная версия академической работы Вильгельма Мангардта, посвященной духам леса на территории от Германии до России. Источник иллюстрации: Rijksmuseum
ISBN 978-5-0051-3519-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Вильгельм Мангардт / Wilhelm Mannhardt
«Лесные духи и их родственные связи»
Сокращенный перевод.
Это сокращенный и облегченный перевод книги В. Мангардта. Книга содержит богатый и ранее не изданный материал по сказкам, сельским легендам и свидетельствам встреч с лесными духами в Германии, Тироле, Богемии и Российской Империи. Автор исследует мифологические сюжеты, ритуалы, заговоры и летописные свидетельства, показывая нам древнюю и средневековую картину почитания дикой природы и ее персонификации в образах леших, домовых, кобольдов, фей и еще нескольких десятков различных духов леса и поля.
В настоящем издании отсутствуют концевые сноски и некоторые примечания автора. Полное издание со сносками и расширенным комментарием будет опубликовано отдельно.
«Заметки о почитании деревьев у германских племен и их соседей»
Мифологические исследования
Часть II книги «Лесные и полевые культы» / Wald- und Feldkulte, Wilhelm Mannhardt
1875 год
От переводчика
Переводить Вильгельма Мангардта сложно, но интересно. Обычно мы не сталкиваемся с таким обилием названий лесных духов. Также читателю нужно быть готовым к тому, что текст иногда бывает громоздким. Дело в том, что это часть научной традиции Германии XIX века. Те, кто сможет продраться через первые страницы, в награду получат «инсайт» — ощущение творческого вдохновения и постоянное чувство узнавания. Вы будете узнавать сюжеты, которые знали с детства, о которых вам рассказывали бабушки и дедушки.
Читая про леших Германии, Богемии, России, понимаешь, что наши культуры имеют глубокую связь. Мангардт приводит богатейший этнографический материал, который уже интуитивно знаком носителям европейской и русской культуры.
Для удобства дальнейшей навигации и поисков тех самых мест, о которых пишет автор, я привожу их названия в скобках на немецком языке. Также некоторые важные тексты и цитаты даны по оригиналу, без перевода. Перевод и подготовка этого издания прошли в период пандемии коронавируса. Я очень рад, что нашел эту книгу и могу познакомить с ней читателей в России. На благо Традиции.
Максим Сиренко
2020
Оставив позади вопросы о «душе дерева», мы хотели бы обсудить тему духов леса.
Если германцы считали, что у деревьев есть душа, то лес в их представлении был наполнен множеством демонических существ. Однако они не были имманентными душами в смысле предполагаемой телесности деревьев, а сохраняли самостоятельность и волю в своих действиях. Это значит, что их считали личностями, чья жизнь связывалась с определенными деревьями, а из антропоморфного восприятия тех или иных свойств деревьев отчасти берет начало народное представление об их деятельности. Однако по общим представлениям эти существа живут и действуют вне этих деревьев.
В определенной степени это представление можно объяснить редукцией на основе фантазии. Однако естественным образом мы увидим, что хотя для общего представления о лесе и хватило бы только части этих духов деревьев, народные верования рассказывают нам о чертах, которые в пластичной наглядности рождают в человеческой душе представление, которое достигается не видом отдельного дерева, а их общностью — влиянием леса.
Так, например, одни только разнообразные голоса и звуки, которые мы слышим в лесу, а с ними и движения ветвей, становятся знаками существования лесных духов, формами их жизнедеятельности. То, о чем мы читали раньше, подтверждается здесь: в шуме листвы, в свисте и шелесте порывов ветра. В этих вялениях раскрывается душа дерева, становится видна душа всего леса, и гении лесов кружатся в вихрях и бурях, становясь охотниками или добычей на Дикой Охоте.
Зеленый лес — это великолепнейшее, широчайшее и наиболее заметное проявление растительного мира. Именно поэтому лесной дух, в котором проявляется обобщение растительного мира и раскрывается его характер, становится демоном вегетации. Образ этого демона также присутствует и в жизни культурных (одомашненных) растений. Очевиднее всего он проявляется на примере пшеницы и льна.
И даже если эти проявления — только результат метафорического переноса, даже в том случае, если образы демонов вегетации одновременно сформировались из наблюдений за полевой растительностью и за природным миром альпийских лугов, для целей нашей работы достаточно и того, что за пределами лесов народная вера также видит жизнь и проявления горных и полевых духов, которые очень похожи на призрачных духов леса.
Местные природные условия в каждом случае и духовная жизнь народа позволяют выделить и описать местных духов, перечислив их индивидуальные характеристики. При всей их общности, мы можем проследить их различия.
Лесной народец люди и люди мхов в Средней Германии, Франконии и Баварии, дикий народец в Айфеле, Гессене, Зальцбурге, Тироле, лесные девы и лесные мужички в Богемии, тирольские фенги, фенки, норги и зальги, романские орки, энгуаны, диалы, датские эллеконы (эльфы), шведские скогснуфы и, наконец, русские лешие — все они составляют единую семью мифических существ.
Наша задача состоит в том, чтобы на страницах этой книги показать родство этих сущностей, рассмотреть их характерные качества, отличия и проявления и понять, какие качества этим лесным и полевым духам приписывает традиция. В связи с этим мы подробнее остановимся на некоторых сказаниях, которые говорят нам о седой старине. Мы обратимся к сюжетам, известным со времен фавнов, сатиров, пана и сирен. В понимании их свойств и качеств — залог верного представления о природе указанных выше существ.
Начнем с народного сказания или представления, берущего начало от старонорвежской мудрости, которая подробно выражает ту же мысль, которую мы находим и в нашей (немецкой — прим. пер.) поговорке:
Kleider Machen Leute (По одежке встречают. Также дословно: «Одежда делает человека», то есть одежда оживляет. — прим. пер.)
Северная эпиграмма гласит:
Meine Kleider gab ich auf dem Felde zweien Baummännern.
Sie dünkten sich Helden, als sie Gewande hatten; der Schmähung ausgesetzt ist der nackende Mann.
(Одежду мою я отдал в поле двум лесным человечкам.
Они поблагодарили за одежды; ведь голый человек достоин посрамления.)
Описанное в этом тексте отдельно стоящее дерево без листвы и коры становится свободно передвигающимся существом, похожим на кобольда; такими представляются гномы-помощники (цверги).
Домовые духи и кобольды часто встречаются в народных сказаниях Германии. Обычно в благодарность за их службу и помощь им дарят одежду. Это также делают из сочувствия их наготе. Получив такие подарки, они выказывают свою благодарность, прилежно трудятся, а затем исчезают.
С этими северными духами, ведущими свой род от души дерева, можно сравнить немецких лесных духов.
Широко известно, что в Средней Германии существует класс духов, которых в Исполиновых горах (Riesengebirge) называют трясовицами (Rüttelweiber), в Богемском лесу и в Верхнем Пфальце — хольцфройляйн, вальдвайбляйн, то есть древесная или лесная дева, в Орлагане и Гарце — дева мхов, хольцвайль (Holzweihel), в районе Галле — лоюнгферн (от loh — lucus, растение). Им соответствуют духи мужского рода — лесной мужичок (Waldmännlein, Moosmännlein). Упоминания о них встречаются реже, чем рассказы о моховых девах. Их характерная черта — полностью зеленые одежды.
В районе Заальфельда ремесленники, особенно токари, делают куколки этих существ и выставляют их на продажу; и сегодня в Райхенбахе (Reichenbach) в канун Рождества торговцы выставляют на прилавок маленьких моховых человечков.
Главной среди всех моховых дев в Заале называют «Бабку-куст», бушгроссмуттер (Buschgroßmutter).
Тело моховых человечков женского и мужского пола покрыто волосами, но лица их всегда старые и морщинистые; во многих местах лицо этих духов заросло мхом (наподобие коры старых деревьев). Сказание из Верхнего Пфальца гласит, что хольцфралерль (Holzfralerl) выглядели как ворох закрученной в узел ткани, были мелкими и не имели определенной сущности. Например, жительница Гарца из Вильденманна описывает моховую деву так: одежда на ней полностью сшита изо мха, а прикрывается она ей на манер холстины или шкуры.
Жизнь лесных духов связана с жизнью деревьев. Когда человек выворачивает из земли молодой саженец или деревце — перекручивает его ствол до тех пор, пока с него не слезет кора и оно не лопнет — тогда умирает один лесной человечек.
Именно стремление к самосохранению у лесного народца побуждает его при встрече с человеком рассказывать, что «не нужно сдирать кору с деревьев или вырывать плодоносный куст из земли».
Под плодоносным деревом или кустом с древности понимают не фруктовое дерево, а лесное дерево, которое дает урожай желудей (нем. Ecker, готск. akran), то есть дуб или бук.
Запрет срывать кору с дерева действует с незапамятных времен. Более того, за съем коры с деревьев существует много наказаний. Этому есть глубокие и реальные причины, каковые мы и рассмотрим. В народе считается, что у лесных дев длинные желтые волосы. Также напомним, что в поэтическом языке листва деревьев нередко называется волосами или кудрями деревьев.
На основании этого предположим, что лесной народец имманентен деревьям в лесу. Он может выступать в качестве духа их стихии. Тогда другие высказывания и тезисы представляют лесных человечков в качестве свободных духов, которые не привязаны к одной вещи. И это еще больше показывает, что их связь с деревом проявляется только в одной или нескольких характерных чертах и является воспоминанием об их прежней (более глубокой и ранней) связи с деревьями.
Они живут в полых древесных стволах или в накрытых мхами землянках. Их дети спят во мху или в зыбках из древесной коры. Они дарят людям кусочки древесной коры, которые потом превращаются в золото. Также они могут вязать разные вещи из болотного мха, который часто висит плетьми на одном дереве и достигает нескольких метров в длину. Считается, например, что из этого материала они могут шить свою одежду. Для шитья у них есть волшебный бесконечный клубок пряжи, который они могут подарить тем, кто им понравится.
Как нам представляется, другие их действия и поступки также характерны для духов вегетации или для принципа вегетации вообще. Так, например, можно объяснить смысл того ритуала, который был распространен в Верхнем Пфальце при посеве льна: несколько льняных семян относили в ближайшие кусты или лес и оставляли там для хольцфройляйн — лесной девы.
Когда лен всходил, при прополке из остатков его стеблей сплетали маленькую хижину или домик и произносили следующие слова:
Hulzfral! dan is daú Dal!
Gib an Flachs an kräftiuga Flaug,
Nau hob i un du gnaug.
(Хульцфраль! Помоги нам!
Чтобы лен родил, а плуг густо боронил,
Дай и нам, и себе в достатке.)
Также при сборе урожая во Франконском Лесу брали три жмени льна для лесных дев (хольцвайбель) и оставляли их на сжатом поле.
В Нойенхаммере (Верхний Пфальц) во время уборки льна на поле оставляют 5—6 стеблей. Их заплетают в один узел: это нужно для того, чтобы хульцфраль смогла скрыться под ними и таким образом найти убежище.
Лесной дух (хульцфраль) может носить одежду из льняной соломы. Например, рассказывают следующее:
Однажды крестьяне заметили лесного хульцфраля во время сбора урожая. На нем была соломенная одежда, а сам он сидел на пеньке в Вале (Wahle); крестьяне забрали его с собой и отнесли домой. Он говорил на непонятном языке и скулил, пока его не отнесли обратно на то место, где нашли.
Особый пучок льна, который встречается во многих местах (например, в Пльзени и Богемии), принято оставлять на поле: например, в Кюпсе у Кронаха в Верхней Франконии пучок льна заплетают в косичку и торжественно танцуют вокруг нее, при этом молодежь выкрикивает следующее:
Holzfrala, Holzfrala!
Flecht ich dir a Zöpfla
Auf dei nackets Köpfla.
(Хольцфрала, хольцфрала!
Завяжу тебе косичку
Да на лысой головке.)
Панцер (Panzer) из районов Кобурга сообщает о таком варианте этого действа: люди стыдятся и переживают из-за того, что оголяют материнское лоно земли, на которой до того рос лен, поэтому и заплетают такую косичку.
Однако это воззрение не распространяется только на уборку льна. Такие ритуалы встречаются и во время сенокоса, и при сборе пшеницы — лесные девы появляются и в этих случаях.
В Зонненберге при Майнингене (да и вообще в верховьях Майнингена, у Кальмбаха в Верхней Франконии и в других местах), когда подходит отава, на покосном лугу оставляют маленький сноп сена. При этом приговаривают, что этот маленький сноп принадлежит лесной деве или хульцфрель, и его оставляют на счастье.
В Богемском лесу, Верхнем Пфальце и Верхней Франконии нам известен такой обычай: на пахотном поле оставляют несколько зрелых колосьев из общего урожая, из них вяжут сноп для лесной девы (будь то Holzfräulein, Holzfrau или Waldfräulein), и этот сноп остается ее собственностью. Считается, что это действие позволит получить благословение места на следующий год и еще больше заполнить зернохранилища и амбары.
Для этих же целей в Верхней Франконии на каждом плодовом дереве оставляют несколько созревших плодов для древесной женщины. Свидетельства об этом находим у Гутенберга, в Штадтштайнахе (Верхняя Франкония).
В этих обычаях прослеживаются следующие представления:
Подобно тому как одни и те же духи соотносятся и с деревьями, и с кустами и растениями, обитают в них, выходят из них и могут в них возвращаться, отвечающая за жизнь леса сущность проявляется и в жизни пшеничного, льняного поля и на покосных лугах.
Эта сущность (дух вегетации) не только присутствует в них, но и проживает собственную жизнь параллельно им. Поэтому сплетенные льняные стебли становятся крышей над его головой, поэтому выкашивание лугов оголяет его макушку и лоно.
Однако тут же мы сталкиваемся с другой стороной этого представления: этот дух обитает на поляне и защищает силы роста на поле. В связи с этим благочестивое поверье обязывает подготовить для этого духа жилище — соломенную хижину.
Нет необходимости представлять эти образы и мистические параллели во всех подробностях; их существование обусловлено их притягательной неопределенностью.
Духовное воздействие, которое производит природа, народ воспринял и очеловечил в образе живых существ, позаимствовавших отдельные черты у образно воспринятого бытия. Но остальные их черты существуют благодаря творческим силам дополняющей этот образ фантазии.
Однажды представленное существо живет впредь, заняв свое место в мыслимой реальности народных верований. Оно продолжает изменяться в представлениях тех, кто в него верит.
Нас не должно удивлять то воззрение, согласно которому лесная дева (хольцвайбхен) — это хозяйка льна, злаков и трав. Поэтому ей положена ее доля, будь то колосок, маленький сноп или горсть зерна, которую оставляют на поле. А остальной урожай забирает себе человек.
Тем временем, я предлагаю остановиться на часто упоминаемых в аналогичных ритуалах демонах зерна (Korndämonen). Часто рассказывают, что хольцфройляйн вступают в связи с людьми. Возможно, это отголосок глубокого и непреодолимого желания, которое дикая природа вызывает в душе человека.
На более ранней ступени истории вера в лесных дев, дев мхов и деревьев (мы называем их хольцфройляйн) проявляется в том, что они выходят из леса в пору сбора урожая, чтобы отвлечь косарей от работы или поозорничать. Также они могут помогать людям в сборе колосьев и на жнивье, то есть им не чужда и полевая работа.
Если наши предки считали, что урожай — это дар этих существ, то со временем народное верование стало представлять урожай в большей степени как благословение этих духов, с чем и связана идея об их персональном участии и помощи людям в работах осенней поры.
Эта черта, несмотря на ее относительно недавнее происхождение, связана с очень древними представлениями. С ней согласуется целый ряд других сообщений, в которых лесной народец выступает в качестве помощников крестьян. Так, лесные духи усердно ухаживают за скотиной в хлеву, кормят домашний скот, работают на мельнице и пекут хлеб. В ответ на это люди оставляют им то, что не доели за столом.
Пока эти духи остаются в жилище, человеку не приходится волноваться о счастье и благословении жилища.
И хотя по поверью эти существа одеты в бедную и рваную одежду или совсем ее не имеют, им нельзя дарить новую и чистую одежду (например, чтобы они прикрыли свое волосатое тело), иначе они просто исчезнут. Также они исчезнут, если в их присутствии кто-то произнесет проклятие или выругается.
Эти черты — уход за домашними животными, помощь в делах по дому, исчезновение при получении новой одежды и поедание остатков еды со стола в качестве ежедневной жертвы — присущи всем кобольдам и домовым в немецких сказках и поверьях.
Поэтому мы считаем верным предположение о том, что лесные духи хольцфройляйн (также Moosweibchen, Holzfräulein, Holzmännlein и др.) родственны домовым, как и общий дух деревьев. Все они хорошо разбираются в свойствах лесных и полевых трав и помогают человеку, когда он болеет.
В народе рассказывают, что во времена чумы такие хольцфройляйн приходили из леса и говорили: «Ешьте бедренец и валериану, и чума вас не тронет»
Это также зафиксировано в нескольких поговорках, которые относятся к тому же времени: «Baldrian und Bibernell (Bimellen), hält die Pestilenz zur Stell’ (Валерьяна и бедренец положат чуме конец) или «Esst Kranebeer bzw. Kranawitt (Wacholderbeeren) und Bibernell, so sterbt`s net so schnell’ (Тот, кто клюкву (или ягоду можжевельника) с бедренцом жует, тот подольше не умрет).
Жене одного поденщика лесная дева помогла благоприятно перенести родовые схватки, посоветовав принять красивый синий цветок вероники — Nimmerweh, дословно — «Неболейка», Veronica L. прим. пер.). По народным поверьям, дева мхов (моосфрау) также рассказывает путешественникам о силе кореньев и трав, учит, как применять их во благо и для лечения разных болезней. Моосфрау из Модервитца (Тюрингия) также говорит о том, какие лечебные травы выбрать, чтобы вылечить овец.
Эти примеры показывают, что моховой народец и хольцфройляйн выступают в качестве защитников от болезней. То есть они обладают и защитной функцией.
Как мы позже увидим, эта черта –– как и вера в исходящее от домовых духов благословение и удачу –– восходит к коренному представлению о том, что они являются духами роста. Рост и вегетация здесь подразумеваются в том же смысле, в котором они влияют на жизнь поля.
Вера в хольцфройляйн, в силу указанных выше положений, также может быть рассмотрена в той плоскости, что этих духов также называют бедными душами (arme Seelen, т.е. души, не прошедшие Чистилище, находящиеся не в Аду и не в Раю — прим. пер.).
С этим свойством связан обычай, согласно которому для хольцфройляйн проводят такой ритуал: со стола собирают крошки хлеба и бросают их в печь; также в печь могут бросать оставшиеся куски теста, которые сняли с краев посуды, или выпавшие из горшка куски опары.
Первый обычай распространен в северной и в южной Германии. Это ритуал принесения жертвы «бедным душам».
Злейший враг лесных дев и «бедных душ» — это духи Дикой Охоты, которых в Верхнем Пфальце также называют Хольцхетцер (Holzhetzer). О них говорят, что во время бури или непогоды они летают над вершинами деревьев. Преториус (Prätorius) еще 200 лет назад записал, что в предместьях Заальфельда рассказывают о том, что невидимый Дикий Охотник охотится вместе со своими псами за лесным народцем. Звук его горна и лай его псов слышен издалека, и стоит крестьянину проявить излишнее любопытство и прислушаться к зову этого Охотника, то на следующее утро он найдет подвешенные части тела зеленой лесной девы (моосфрау) в стойле у своей лошади.
Так же и великан бури Вазольт (Sturmriese Vásolt) в «Песне об Эке» убивает лесную деву в лесу. В Силезии одетых в мох лесных дев — трясовиц (Rüttelweiber) убивают Ночные Охотники (Nachtjäger).
В районах Галле властвует Дикий Охотник: у него нет головы, он мчит на лошади сивой масти по воздуху и травит лесных дев, лоюнгферн (Lohjungfern) охотничьими собаками. В Фогтланде (Voigtland), Орлагане, Франконии и Верхнем Пфальце добычей Дикого Охотника становятся не только хольцфройляйн, но и их спутники мужского пола.
Иногда вместе с добычей Охотника с неба падает то половина тельца его жертвы, то ее нога в зеленом башмачке.
Мелкий лесной народец только тогда живет в покое, когда может спастись на особенном пеньке. Его особым способом заговаривает дровосек. Заговор читают во время рубки дерева, и «прежде чем верхушка дерева коснется земли» или пока слышен шум падающего дерева, острым топором делают три зарубки крест-накрест в том месте, где был вставлен первый валочный клин, сделана насечка для валки ствола или остался треугольный след».
Поэтому дровосеки стараются оставлять крестообразные зарубки на каждом стволе. Еще в первой половине XIX века в лесах можно было увидеть много таких следов; Бернер (Börner), в частности, упоминает в этой связи леса в устье Заале (приток Эльбы — прим. пер.), преимущественно у Хунгерс- или Хунненбурга; Шванталер (Schwanthaler) описал подобные обычаи в хвойных лесах близ Бамберга.
Однако всякий раз это действо должны выполнять два лесоруба, так как один просто не успеет так быстро справиться с этой задачей. Каждый отмеченный таким образом пенек может спасти одну лесную деву. Она садится на него, и Дикий Охотник ей уже не страшен; по другим поверьям, лесных дев (хольцфройляйн) защищают кресты-отметины на пеньках, по другим свидетельствам, они сохраняют свое жилище внутри деревьев, если по соседству оставить крестовидные зарубки.
Чтобы еще надежнее защитить лесных дев, в полдень на все сельскохозяйственные приспособления (бороны и плуги) также наносят такие кресты.
Также рассказывают, что лесная дева появляется на поле под конец сбора урожая. Она бродит по оставленным льняным полям и ищет укрытия от Дикого Охотника в специально оставленных снопах льна.
Лесной народец вообще и лесные девы в частности служат дровосекам верой и правдой, выводя заблудившихся людей из ночного леса, помогая им не плутать и иногда показывая, где лежат сброшенные рога оленя или косули.
Мы считаем, что нанесение крестов на пеньки имеет не только практический толк, а именно, леснику так сообщают о том, что дерево повалено по его указанию или с его разрешения. Это действие нужно было так быстро (пока падает дерево), чтобы душа дерева не покинула этот мир, а буквально осталась запечатанной в его корнях и пне, для чего и наносят эту магическую насечку. Также такая насечка должна была предотвращать проникновение иных энергий в обнаженный ствол дерева.
Приведем еще один пример в связи с упомянутыми выше сообщениями: обжитое духом Томтегуббе (Tomtegubbe, «старичок с обжитого места», норв. — прим. пер.) дерево запрещено вырубать под корень, иначе его обитатель погибнет, особенно, если дерево выкорчевать; при известных условиях этот демон также может продолжать жить и в пне.
Приведенные примеры помогают нам понять, почему лесной народец может продолжать жить в отмеченном крест-накрест насечками пне.
Дикая охота (wilde Jagd) — это персонификация бури, которая вырывает деревья с корнем. Поэтому эстонский лесной эльф пугается бури и прячется в самых глубоких корнях деревьев, буря и непогода опасна для духов деревьев и заставляет их спрятаться внутри ствола того или иного растения.
К тому же дерево, которое не сломала буря, всегда может получить сокрушительный удар от штормового великана или великана ненастья, а обрубленному пеньку гнева великана уже бояться не приходится.
Мы описали общий круг представлений о том, что лесной народец и духи мхов могут спасаться от преследования Дикого Охотника, забираясь на особый пенек. Мы также рассмотрели то, как сформировалась идея отождествления лесной девы (хольцфрау) с демоном злаков. Мы узнали, как духи леса и поля ищут спасения от преследования, и то, что защитные функции могут на себя брать и инструменты, которые используют для работы в пол. При этом идея о спасении полевого духа под последней несжатой полоской или снопом льна еще раз подтверждает, что гении растений во время бури возвращаются в свое первичное обиталище — в само растение. Образно это похоже на то, как улитка прячется в свой домик.
Однако нам нужно исследовать еще одно свойство лесного народца. Обратимся к такому сообщению:
У лесной девы сломалась тачка. Мимо проходил человек, которого она попросила помочь ей и починить ее тачку. Пока он занимался починкой, она настырно совала в его карманы щепки, которые лежали под деревьями. По неосмотрительности он выронил их из карманов, но несколько щепок все-таки осталось. Он просто не обратил на них внимания. А на следующий день они превратились в настоящие золотые талеры.
Форма этого сказания вплоть до деталей повторяет истории о Фрау Годе (Frau Gauden (Góde)), Холле (Holla) и Перхте (Perchta), у которых по сюжету ломается повозка (коляска или плуг), вылетает оглобля, или они сами одаривают повстречавшегося путника щепками. Эти падающие сверху щепки позже превращаются в чистое червонное золото.
Годе, Холла и Перхта путешествуют внутри смерча.
Но пока лесной народец, как это показывает приведенная выше история, становится добычей Дикого Охотника, сами мифические лесные девы могут выступать в качестве повелительниц такой Дикой охоты. Они также могут преследовать других призраков, призрачную дичь, и если кто-то их заметит, то они могут сбросить ему с небес человеческую стопу или бедро человека.
Как нам кажется, образ летящих в буре существ вполне можно истолковать в духе версии, предложенной В. Шварцем (W.Schwartz): он считает, что золотые щепки — это осколки разбитой повозки. Дело в том, что в немецком языке грохот грома и грохот катящейся повозки (оба Rollen — «раскаты», прим. пер.) были объяснены у Титмара Мерзебургского в его описании непогоды. Он пишет: «der Alte da oben im Himmel wieder einmal fährt und mit der Axt an die Kader schlägt» (Старик проезжает сверху по небесам и бьет молотом тех, кто там обитает).
В примере этой хроники мы видим великолепную картину представлений об осадках.
В ревущем и гремящем потоке дождя в щепки разлетается колесница Дикой Охотницы, а желто-золотые молнии — это падающие на созерцателя осколки ее повозки.
Независимо от того, верно ли данное толкование, совпадение приведенных свидетельств с сюжетом о поломке тачки лесной девы может быть либо обусловлено ошибочным переносом изначально чужого мифа, либо мы должны согласиться с тем, что и лесных дев народное сознание рисовало летящими по воздуху среди бури.
При этом не имеет значения, являются ли они добычей в такой охоте или сами будут охотницами, если на самом деле летящие с небес осколки — это метафора определенных явлений штормовой погоды.
Как мы уже видели выше, духи, проживающие внутри дерева, в народном представлении прятались в древесный ствол при буре. Однако существуют еще приметы, которые показывают, что лесные девы совершают свои поездки по ветру и не зависят только от конкретного дерева.
В Вестфалии, увидев ураган, говорят: «…da fliegen die Buschjungfern («…там буш-юнгферн летают»).
Жители Варнсдорфа в северной Богемии твердо верят в то, что лесные девы существуют; они проявляются в образе очень старых женщин со снежно-белыми паклей свисающими с головы волосами. Их ноги поросли мхом, они опираются на узловатый посох и дарят тем, кто их встретит, желтые листья, которые потом превращаются в золото.
Вот сообщение о народной примете: когда по весне или осенью с гор поднимается туман, когда над лесом стоит дымка, говорят, что это «кухарит лесная дева» (’das Buschweibchen kocht’). Полоски облаков или тумана — это дым от печи десной девы.
Когда в апреле наступает пора града, то говорят, что «лесная дева переходит через горный хребет».
У чехов нашему лесному народцу соответствуют «лесны панны» (lesni panny) или «дивьи жены» (divé zeny): они любят музыку (песнь грома) и танцы (вращение в круговороте урагана или вихря), и всегда готовы улететь в высоту.
Им соответствуют духи мужского пола — «лесные мужи» (lesni muzove) — которые похищают девочек и насильно берут их в жены. Ниже приведем пример рассказа о таком духе:
Одна девочка пасла коз в березовом лесу и при этом мотала лен. В обед перед ней появилась лесная дева, которая была одета во все белое. Ее одежда была не толще паутины, а на голове ее был венок лесных цветов. Он держал ее золотые волосы, ниспадающие до самого пояса.
Она обняла девочку и танцевала с ней до захода солнца. Их танец был такой красивый и легкий, что под ногами совсем не мялась трава, а вокруг пели птицы.
Это повторялось три дня подряд.
Чтобы возместить девочке потерю времени, лесная дева дала ей ткани на новую юбку и заколдовала моток пряжи на то, чтобы он не убывал по мере мотания.
Некоторые версии этого рассказа говорят о том, что лесная дева засунула в карманы девочки березовые листья, которые превратились в золото (такие же черты встречаем в описании лесных дев и дев мхов — прим. авт.). Но если бы ей повстречалась не девочка, а мальчик, то лесная дева могла бы затанцевать его до смерти или щекотать его до тех пор, пока он не испустит дух.
Лесной народец в Гессене, Рейнланде и Бадене
В Гессене лесным девам и лесовикам соответствуют (за исключением своего размера) дикие люди — то есть те, кто живет в лесу между базальтовыми скалами у Кинцига. Их отличает необычайно большой рост.
Мощные каменные массивы, которые образуют склоны в Бернардсвальде у Шлухтерна (Bernhardswald bei Schlüchtern), называют «дикими домами».
Уже в начале XI века гессенский источник у Дронке (Urkunde bei Dronke, Traditiones Fuldenses) упоминает, что в той области есть место с «домом диких жен» (’wilderó wíbó hús’, ’ad domum wilderó wíbó»). См. Roth, Kl. Beiträge zur Sprach-, Orts- und Namensforschung 1850. I, 231. Landau, Gau Wetareiba. 1855. стр. 128. Вблизи Зальмюнстера (Salmünster) рассказывают о множестве таких домов диких жен (см. Förstemann, Altd. Namenb. II. 1534). Дикие мужи сильнее всего проявляют свое присутствие во время штормовых порывов ветра, когда в облаках грохочет гром и сверкают молнии. В такую пору они поднимаются высоко-высоко в горы и катаются по вершинам крон деревьев. Также считается, что они празднуют рост и цветение аронника (Aronspflanze) и любят танцевать между хвощами.
Лунными ночами их большие и красивые жены летают по небу, а их дети защищают крестьянских детей, когда те собирают ягоды в лесу.
На горе Хоэнберг в Гессене можно найти особенные следы: считается, что это знаки тех мест, на которых сидели или оставили отпечатки своих рук и ног дикие девы.
Их одежда всегда зеленого цвета и грубой фактуры, всегда с длинным начесом, а их волосы длинные и распущенные.
Это подчеркивает дикость их внешнего вида и заставляет опасаться встречи с ними. При этом они полностью доверяют людям, дают им советы и помогают, в чем только могут. Часто грубые крестьяне преследуют их, иногда даже ловят, но этот лесной народец никогда не мстит им за это.
Рассказывают, например, что в одной пещере у Роденштайна жили две лесных девы. Одна из них была очень красива. В нее влюбился охотник, от которого она родила ребенка.
Им доступен дар предсказания. Так, если в области Фульды кто-то должен был скоро умереть, лесная дева выходила из своей норы (Wildfrauenloch) и бродила возле жилища того, кто скоро покинет этот мир.
Также лесные девы хранят знания о лечебных силах природы. Они знают, для чего и когда нужно использовать дикий белый вереск и дикий белый шалфей; говорят, что знай местные крестьяне то, что знают лесные девы, то они бы давно уже поменяли железные кирки на серебряные.
В Айфеле (Eifel) лесные девы живут в скалистых гротах, образованных вулканической породой. Иногда эти гроты так и называют: «дом лесной девы» (das Wildfräuleinhaus).
По поверью, эти дикие духи сидят в таких гротах, запрокинув груди через плечи, и дают каждому выпить своего молока.
В Бадене также считают, что лесной народец живет в своих пещерах, которые находятся в гроте Айхельберга (Eichelberg) у Оберфлокенбаха (Oberflockenbach); рассказывают, что эти лесные духи полностью покрыты волосами и почти не носят одежды.
Они помогали местным жителям соседних деревень в их работе по полю, то есть выполняли ту же функцию, что и хольцфройляйн. К тому же сама гора, в которой они обитали, называется Вильделейтштайн (Wildeleutstein, буквально — «камень диких людей»), и на ней можно было найти выемку в форме корыта, из которого они ели. Это каменное корыто называли Вильделейтшуссель (Wildeleutschüssel, буквально — «миска диких людей»).
В альпийских областях лесные или дикие люди подразделяются на несколько видов.
Лесные девы в долинах Патцнаум-, Штанцер- и Обериннталь (Patznaum-, Stanzer-, Oberinnthal) в Тироле становятся гигантскими лесными духами. Их называют «фенги» (варианты: Fing, Fangga, Fanggin), «дикие фенги» (Wildfanggen) или дикие девы; это страшные существа, все их тело покрыто толстой щетиной как щеткой. Их лица искажены, а рот растянут от уха до уха. В черные волосы на их головах вплетен бородатый лишай (Lichen barbatus), лохмотьями свисающий на спину. Их голос похож на грубую мужскую речь, а темные глаза время от времени испускают молнии.
Их курточки сшиты из древесной коры, а фартучки или переднички — из шерсти диких кошек. Они живут в лесах. Считается, что больше всего им мил широкий реликтовый лес в Ургтале (Urgthal) между Ландеком (Landeck) и Ладис (Ladis) и древний лес Баннвальд (Bannwald — буквально «заповедный лес», прим. пер.) на горе Пиллерберг (Pillerberg) в Обериннтале (Oberinnthal).
Постоянно живя в одном лесу, фенги обретают с ним особую связь: если лес валят, они исчезают; если дерево, от которого фенг взял свое имя, погибнет или если его срубят, это грозит его жизни.
Имена фенгов образуются особенным образом, например: Hochrinta (hohe Rinde, вариант рус. Высоколыко, «высоко+лыко»), Stutzforche (Stutzföhre, вариант рус. Спасисосна, «опора+сосна»), Rohrinta (Rauhrinde, вариант рус. Грубокор, «грубая+кора»), Stutzemutze (Stutzkatze, вариант рус. Держикот, «опора+кошка»).
Великан, который проезжает по лесу во время бури, или дикий муж, считается супругом фенги. Оба супруга при этом имеют одинаковую склонность к людоедству.
По поверью, в лесу у Нассерайта живет фенга. Ростом она со среднее дерево. Стоит ей пощупать или просто дотронуться до человеческого мальчика, она занюхивает его как нюхательный табак или втирает этого ребенка в старые засохшие деревья. Для этого она прижимает ребенка к колючим веткам и давит на него, пока ребенок полностью не разотрется в пыль.
И как тут не увидеть аналогию со щекоткой, как у богемской лесной жены, вместе с осмыслением образа природного явления (урагана или смерча)?
С другой стороны, фенги точно олицетворяют живой образ мощного дерева древнего леса на высокогорье. Рассказы об их жестокости — по сути — являются выражением пугающего впечатления, которое на наблюдателя оказывает дикая природа.
Мы можем утверждать, что само появление идеи о духах деревьев могло быть связано, например, с падениями метеоритов. Но даже если мы согласимся с этим и допустим влияние внешних факторов на формирование этого образа, то, как минимум, это не отрицает их связь с проявлением части жизни этих духов. К тому же новые записи сказаний о фенгах сообщают нам об уже известных вариантах встреч с ними.
Как и лесные девы, они добровольно служат человеку и работают на него, пока кто-либо не раскроет их сущность или вслух произнесет их имя. В этом случае они исчезают (ср. с образом Лоэнгрина — прим. пер.).
Мы также приведем свидетельство, которое очень ценно для дальнейшей разработки нашей темы:
У одного крестьянина из Флиса (Flies) работала странная девка-чернавка. Была она очень сильная и работала за десятерых. При этом она ничего не знала и не хотела знать о христианстве. Была это фенга.
Шел однажды тот крестьянин домой из Имстермаркта (Imstermarkt), через Пиллерберг (Pillerberg). Проходит он через заповедный лес, а сам на плечи накинул хомут от ослика, которого продал на рынке. И вдруг слышит он, как из глубины этого леса кто-то очень громко кричит:
— Хомутчик, хомутчик, скажи Штуцемуце, что Хохринта умерла!
Как он это услышал, стало вокруг тихо. Вспотел крестьянин от страха, прибежал домой. Видит, что жена и девка-чернавка после работ ужинают. Начал он им рассказывать, что в заповедном лесу случилось. И когда он повторил, что услышал:
— Скажи Штуцемуце, что Хохринта умерла! — девка-чернавка аж вскочила и закричала:
— Мама! Мама! — побросала все как было, да и побежала в заповедный лес.
Больше ее никто не видел. Но стали люди говорить, что Штуцемуце теперь живет в лесу и продолжает дело своей матери: ворует детей и ест их.
В разных вариантах этого сюжета можно найти некоторые вариации. Похожую историю рассказывают как о фенгах, так и о других родственных им лесных духах. Это рассказывают о лесной деве и лешем, о зальге (salige Fräulein), нергеле (Nörkel), гноме или кобольде. Эти духи могут превращаться в котов или козлов. Такие рассказы можно услышать даже на землях северян.
Мы можем с уверенностью утверждать, что корни этого сказания берут свое начало в представлениях о существовании духов земли и леса.
Тирольским фенгам (Fanggen) соответствуют лесные фенки (Waldfänken) из Граубюндена. О них особенно часто сообщают в немецкоязычных долинах, в Претигене, Шальфике, Хурвальдентале и Савии (Prätigän, Schalfik, Churwaldental, Savien).
От своих тирольских собратьев они отличаются тем, что имеют не такой безблагодатный внешний вид, как фенги, и часто появляются попарно. Лесным фенкам фольклор приписывает большую физическую силу, изящество фигуры, шутливость, умение точно предсказывать погоду и знание лечебных сил трав, а также познания в области животноводства.
Жены лесных фенков, которых часто называют лесными матерями (Waldmutter), одеты в вывернутый наизнанку мех, а фенки мужского пола, или «дикие мужички», полностью покрыты волосами и носят на голове венок из дубовых листьев. Их дом — это лес. У них тоже есть собственные имена: женск. Рухринден / Rúchrinden и т.д., мужск. Гики, Геки / Giki, Gäki и др.
В обеих долинах Форальберга — в Монтавоне (Montavon) и Клостертале (Klostertal) — этих духов мужского пола называют фенгги (Fenggen); и в их случае мы тоже встречаем женские имена типа Jochrmpla, Jochringgla, Muggastutz, Rohrinda (Йохрмпла, Йорингла, Муггаштуц, Роринда) и мужские — например, Urhans (Урханс).
И хотя их часто описывают как гигантских лесных мужей и жен, тела которых полностью покрыты свалявшимися волосами, так что на щеках едва-едва видна кожа, им — как и лесным фенкам в Граубюндене — часто приписывают низкий рост (как у гнома). Они также выполняют функции гномов и домовых, но при этом все равно живут в пещерах или горных проходах (их жилища называют «фенгиными дырами, фенговыми лежбищами, бальмами диких мужичков» (Fenggalöcher, Fenggatöbler, ’s wild Mannlis Balma)). Также они могут жить на альпийских лугах, то есть высоко в горах, там, где уже не растут деревья. В остальном они связаны с теми же ритуалами и встречаются в похожих историях, как и их гигантские родственники с похожими именами.
Мы также видим их прямую связь с жизнью леса. Фенги всегда одного возраста, что и лес, в котором они живут. Фенг в Килькнервальде-в-Гашурне (Kilknerwald in Gaschurn) пробегает возле ели, когда ее срубают дровосеки, и просит, чтобы они не трогали это дерево. Фенгу столько же лет, сколько на ели иголок, и если это дерево срубят, то он забудет свой точный возраст.
Отсюда сделаем вывод о том, что размер лесного духа не имеет решающего значения и не является коренным отличительным фактором.
Есть еще два особо интересных рассказа из круга историй о лесных людях.
Один из них — текст, дополняющий или пересказывающий известный сюжет о том, как Одиссейперехитрил Полифема. О нем и о его распространении среди турок, арабов, сербов, румын, эстов и финнов уже писал В. Гримм. Он считает, что это древний народный мотив, который повествует о духах стихий. Гомер обработал его, перенеся действие на очеловеченного героя. Совпадение саг о лесных фенках и истории об ослеплении Полифема тем значительнее для нас, так как у лесного духа (по-русски — лешего), как и у циклопа, только один глаз.
Вот пример такого народного повествования:
Пристала к одному дровосеку в лесу болтливая фенга. Начала отвлекать его своими бесконечными вопросами. Он представился ей не своим именем — назвался Зельбом (то есть «Сама» — прим. пер.), хотя и звали его Ханнес. А когда фенга совсем его доняла, она забылась и сунула руку в трещину в дереве. Тут он быстро вынул топор и клин, а рука фенги так и осталась в захлопнувшейся щели. Фенга громко и жалобно закричала, и на ее зов пришел дикий фенг. Спросил он ее, кто ее обидел. «Сама! Сама!» — ответила ему фенга. Тут он засмеялся и сказал ей: «Сама попала — сама и выпутывайся!»
Этот же сюжет говорит и о лесных фенках, и о русалках, и о гномах.
Вторая история, которую мы хотели упомянуть, влияет на все наше исследование и может быть прослежена и на примере Древней Греции и Италии. Этот сюжет рассказывает и о лесном народце, и о лесных фенках, и о гномоподобных фенках.
Например, фенки мужского пола в Курретии (Churrhätien), как и лесной и моховой народец, хольцфройляйн и др. в Средней Германии, очень часто становятся домовыми и кобольдами. Они заботятся о скотине в хлеву, кормят коров, поят и стригут скот, делая животным прекрасные прически и не прося за это никакого вознаграждения. Часто они довольствуются несколькими кусочками сыра, мисочкой молока или молочной пенкой.
Однако охотнее всего они занимаются пастушьим делом, присматривают за стадами в Альпах или Майсессене (Maisessen), и поэтому их часто еще называют Дикими Пастухами или Дикими Мясниками (der wilde Geißler еще значит и «Дикий Козлопас», прим. пер.).
Но если им в знак благодарности подарить одежду или обувь, то, как и немецкие лесные духи, они исчезнут.
Такого лесного человечка (Дикого Пастуха или Козлопаса) часто описывают как сильное существо, чье тело густо заросло волосами. На нем сшитый из шкур фартук. Вместо посоха он использует вырванную с корнем ель. К нему сгоняли коз или коров со всей округи, стадо собиралось перед деревней, чаще всего — у какого-нибудь большого камня. Такие массивы горной породы до сих пор выделяются в быту местного населения: их принято называть Гайслерштайнами (Geißlerstein — буквально «козий камень», прим. пер.).
Там лесной дух молча принимал скот и гнал его дальше, но никто из местных жителей не знал, куда именно. А вечером, к определенному времени, скот снова был у камня. И вымя у коров было наполнено так плотно, что они еле-еле могли идти.
Очевидно, что эти представители лесного народца не были персонификацией отдельных деревьев, а выступали от имени всего леса — как образ альпийских духов вегетации вообще.
Образу Дикого Пастуха близко описание финской лесной девы, которое приведено в «Калевале». Такая дева защищает скот, пригоняет его к вечеру домой (по переводу Шифнера 1852 года), но при этом может выступать в качестве spiritus familiaris (т.е. духа-покровителя) всей деревни.
Также на этом камне оставляли положенную для духа пастушью долю — молоко или сыр.
Так как этот дух не вступает с людьми в разговоры и никогда не приближается к жилищу, его могут пытаться поймать и заставить раскрыть свои тайны. Легенда гласит, что это удается тем, кто напоит его вином или самогоном.
В историях такого рода всегда есть только небольшие вариации. Вот какие черты характеризуют этот корпус сюжетов:
У Монбиеля (Monbiel) жил лесной человечек. По вечерам он пригонял к деревне домашний скот. Однажды местные жители оставили для него кружку белого вина (Veltliner) на камне. Он долго смотрел на вино и не решался его выпить. Наконец он аккуратно пригубил напиток. Вино так ему понравилось, что он выпил все до дна.
Во времена, когда в кантоне Граубюнден бушевала чума, умерло очень много людей. А лесные девы и лесовики не умирали, и местные жители решили, что у них должно быть какое-то тайное снадобье. Один крестьянин решил хитростью узнать этот секрет у лесного фенка, который частенько появлялся на камне с особым желобком. Он хорошо знал, что фенк очень любит это место. Крестьянин пошел к камню, налил в желобок хорошее вино (зеленого вельтлинера), а сам спрятался поблизости.
Увидев, что в желобке на его любимом валуне оказалось что-то мокрое и блестящее, фенк сперва растерялся. Он много раз наклонялся к вину, а потом назидательно покачал указательным пальцем и крикнул:
— Нет, тебе меня не перехитрить!
Но потом он все-таки попробовал вино, а потом и вовсе начал его жадно пить и становился все веселее и веселее. Дело дошло до того, что он принялся без умолку болтать.
Тогда крестьянин вышел из своего укрытия и спросил его, что поможет от чумы. — Я-то знаю, — сказал фенк. — Это колючник и бедренец; но тебе про них я никогда не расскажу!
Крестьянин обрадовался, рассказал всем в округе про колючник и бедренец. Больше никто от чумы не умер.
Один лесной фенк у Контерса (Conters) все лето пас коз из одной деревни. Вместо пастушьего посоха была у него целая елка. К вечеру он пригонял стадо к определенному месту, а потом уходил обратно в лес. Напрасно мальчишки из Контерса пытались его поймать — он знал все их уловки. Наконец они придумали вот что: они пошли к колодцу и кое-чем наполнили два корыта, из которых пил фенк. В одно корыто они налили красное вино, а в другое — шнапс.
Дикий пастух сначала увидел красное вино и сказал:
— Красненькое, ты меня не выманишь!
С этими словами он пошел к другому корыту и начал пить самогон, который уж больно был похож на воду. Когда он напился, мальчишки его связали и, так как всем известно, что фенки знают секрет приготовления золота из молочных сливок и прочие тайны, его обидчики решили его не отпускать до тех пор, пока он не раскроет им секретный рецепт.
Он пообещал, что если они его развяжут, то он даст им дельный совет. Мальчишки развязали фенка. Тогда он им сказал:
— Хоть погода хороша, плащ с собой бери, чтоб самому решать, что делать, если станет туго.
В Клостерсе в Претигау (Klosters im Prätigau) рассказывают, что какие-то любопытные ребята очень хотели подружиться с Диким Пастухом. По вечерам он любил пить из маленького родника, который находился возле пастушьего камня (Гайслерштайна).
Молодые люди собрали по всей деревне много вишневого шнапса и наполнили им чашу этого родника. Лесной человечек пришел и начал пить спиртное, думая что это вода. Он черпал ладонями и подносил их ко рту. Сначала питье ему не понравилось, но потом он втянулся: он начал пить большими глотками и скоро так опьянел, что просто сел на землю и совсем не мог двигаться.
Внезапно парни выскочили из своего укрытия, связали лесного человечка ивовыми прутами и веревками и потащили в деревню. Его заперли в сарае, но ночью он все-таки смог вырваться. После этого он исчез и больше никогда не возвращался. Когда он ушел, вся деревня разорилась.
В записи у Клаузена мы снова встречаем упоминание о роднике, в который для большого и лохматого фенка наливают самогон.
В Афинге ходит сказание о том, что некий дикий лесной человек бродит по лесу, опираясь на вырванную с корнем ель. По ночам он мешает спать лесорубам, решившим переночевать в лесных избушках. Также рассказывают, что он выпивает воду из желобов точильного камня. Однажды, чтобы отвадить его от этого дела, лесорубы наполнили желоб самогоном, и когда он напился, они отрубили этому фенку голову.
Что касается имени фенга, фенка или фенгга, то знаток диалектов Альп Кристиан Шнеллер считает, что немецкие и романские диалекты в Альпах позаимствовали их название у соседних ладинских (ретороманских) групп, в частности, от женского пола от Salvang, то есть сокращения от Sylvanus, — слова, которым там называют лесной народец.
Эту точку зрения поддерживают некоторые специалисты, но я считаю, что ее можно опровергнуть. Следует помнить, что у ладинцев слово Salvangga уже давно устарело и вышло из употребления, а лесных дев называют иначе.
К тому же сначала нужно доказать распространенность перехода v в f в этих диалектах, а потом уже решать, согласиться ли с точкой зрения Шнеллера или нет.
С первого взгляда, но только с первого взгляда, совсем не похожи на лесных фенков те существа, которых в немецком Тироле (Deutschtirol), а именно в Винтшгау (Vintschgau) и Обериннтале (Oberinnthal), называют зальги или зелиге фройляйн, зальгфройляйн, залингер или лесные/дикие девы. В Вельштироле (Wälschtirol) их также называют энгуаны (Enguane) или бель виваны (Belle (resp. Delle) Vivane), хотя, по словам Вейнгольда (Weinholds), который характеризирует зальг как милейших творений нашей мифологии, среди них встречаются лесные и горные девы, Вейнгольд утверждает, что их считают прекрасными духами леса и гор, оказывающими благотворное влияние как на землю, так и на подземный мир, а также помогают людям и защищают животных.
И действительно, у них есть почти все черты, которые роднят их с лесным народцем, девами мхов Средней Германии. Однако еще больше они родственны диким лесным девам Верхней Баварии и Зальцбурга, которые представляют географические и вещественные локализации общего рода зальгфройляйн. Мы увидим это, когда рассмотрим их чуть подробнее. Однако сам колорит сказаний о зальгах и те обстоятельства, в которых они выступают, подверглись изменениям. Мы проследим, как вместе с этими изменениями проясняется и во всей живости раскрывается их образ.
В некоторых случаях, например, в Пустертале (Pusterthal), рассказы о них лишены этого эфирного и одухотворенного флера.
Если я не ошибаюсь, то в их самобытных признаках отражается та идея, которую мы уже описали. Повторим ее: это ощущение, которое приходит на горных вершинах, то чувство, которое вызвано свежим, вольным и чистым горным воздухом вечномерзлых ледников. Оно охватывает жителя сельской местности, а тот, в свою очередь, особым образом воспринимает дошедший до него материал сказаний о лесном народце. Так на альпийских высотах из глубин выдающегося народного духа и чувственного восприятия родилась демоническая персонификация процесса вегетации и других проявлений природы.
Сравнение сказаний о лесных девах из Гессена, Баварии и Зальцбурга показывает, как сильно природные факторы влияют на сюжет о зелиге фройляйн.
Эти духи обитают в уединенных горных долинах или на горных вершинах; их жилище — это полные кристаллов мерцающие ледяные или минеральные гроты, которые расширяются внутри горы и образуют роскошные залы. Часто их гроты имеют проходы из гор прямиком к усыпанным цветами тайным райским холмикам и зеленым лугам. На них пасутся серны — домашний скот зелиге фройляйн, который эти духи оберегают от охотников. Также зальги могут наказать тех, кто решится на них охотиться.
Если охотник на серн убьет животное из стада зелиг, то они начинают причитать, что он убил их корову. То же самое рассказывают о фенгах и о других лесных девах.
От имени зальг, которые проживают на горе, берет свое название ледник в Зульцауерштоке (Sulzauerstock) между дальними вершинами Штубайталя (Stubeital): название ледника Фройлекопф (Fräulekopf — буквально «девичья голова», прим. пер.). Самих зелиге фройляйн там часто называют Шнефройляйн (Schneefräulein — буквально «снежные девы», прим. пер.). Их задача состоит не только в том, чтобы благословлять альпийские луге и заботиться о пастухах, но и в том, чтобы подать знаки о том, что нужно скорее уходить из местности, если приближается сильный снегопад или непогода.
Часто на самых высоких вершинах люди видят белье — это могут быть белоснежные одежды или детские пеленки. Они либо парят среди белых облаков, либо просто висят на солнечных лучах, пробивающихся через плотную листву или щели в скалах. Считается, что это духи ледника так сушат свое белье.
Если на утесах видно белье, то погода должна быть хорошей. Очевидно, что это тени от облаков или светлые облака, которые плотно подходят к утесу. В них угадываются контуры одежды.
Такие ледяные девы облачены в ослепительно белые одежды, не отличимые цветом от снега, лежащего на вершинах гор. У них светлые волосы, голубые глаза, а их украшения — серебряные подвески. Ледяных дев отличает неземная красота. Народное сознание представляет, как они сидят на вершинах и поют прекрасную песню, отголоски которой слышны и в долине. Иные добрые парни влюбляются в них, и в их сердце появляется сильное чувство. Их манит туда, на устланные снегом и освещенные солнцем вершины, где остается только божественное, а с ним — предчувствие бесконечности.
Только чистым душой людям дозволено к ним приближаться.
Так как многие собиратели фольклора (например, из Хаммерле и Альпенбурга) соблазнились сентиментальностью этих повествований и начали их идеализировать чуть больше, чем это соответствует реальности, то мы — к их сведению — приведем одну из важных историй такого рода, записанных Цингерле. Это также народная история о зальгах.
У Грауна в Обервинтшгау (Graun im Obervintschgau) есть средняя возвышенность, которую называют Зальге (Salge). Рассказывают, что тут еще во время оно жили зал (и) ьгфройляйн (Sal (i) gfräulein).
Они прятались под грудами камней, которые скрывали широкие и роскошно обустроенные залы. Эти зальги любили людей и ладили с ними.
Вечерами они часто появлялись в белых одеждах, усаживались вокруг большого камня под лиственницей и пели песни. Однажды вечером мимо них шел пастух. Его так околдовала их песня, что он замер, сел на камень и прослушал их пение до глубокой ночи. И только когда зашла луна, а вместе с ней исчезли зальги, он вспомнил о своем стаде и своей молодой жене и пошел домой.
С тех пор он стал неразговорчивым, по всему его виду было ясно, что он затосковал. Он ничего не рассказал своей жене, но все чаще стал ходить к горе Зальге, чтобы послушать пение горных дев.
В конце концов, эти прекрасные девушки привыкли к нему и провели его в свои гроты, внутри которых повсюду блестели разные кристаллы.
Жена пастуха заметила, что он отстранился от нее и часто не ночевал дома. Чтобы разузнать, куда он ходил, она тайно привязала нитку клубка к пуговице на его жилете и подвесила клубок так, чтобы он размотался и показал дорогу к ее мужу.
Следуя за ниткой, она дошла до пещеры зальг и нашла в ее глубине своего мужа. Увидев его, она расплакалась и стала проклинать свою судьбу. В сердцах она сказала, что лучше бы никогда и не было их свадьбы. Зальги сразу же спрятались под свои камни, и больше их никто не видел.
Эту же историю, только с незначительными изменениями, рассказывают о лесных девах в Фалькванде у Штульса (Falkwand bei Stuls) и о диких девах в Унтерсберге у Зальцбурга (Untersberge bei Salzburg):
У одной лесной девы, которая часто спускалась к деревне Аниф и делала отверстия в земле на полях или устраивалась там спать, были красивые и длинные волосы, которые доставали ей до пят.
Видимо, из-за этого в нее и влюбился один крестьянин. По простоте своей он улегся в ее лежбище, не мысля при этом ничего дурного. Так он провел с ней один вечер, а когда наступил второй вечер, лесная дева спросила, есть ли у него жена.
Он сказал, что он не женат. Но наступил третий вечер, и их нашла его жена. Она подошла, увидела лесную деву и воскликнула:
— Божечки, какие же у тебя красивые волосы! А что это вы тут вдвоем делаете?
Тут лесная дева и поняла, что крестьянин сказа ей неправду. Она подарила ему наполненный деньгами ботинок и наказала впредь быть верным своей жене.
На Северо-Германской низменности распространены грубые рассказы о таких гномах (в Зауерланде и других местностях их называют Шанхоллен или Холлен (Schanhollen, Hollen). Они всегда оказываются в таких же ситуациях, как лесная дева из приведенного выше верхненемецкого рассказа.
Так, например, крестьянин засыпает в объятиях цверги (гномихи), чьи длинные волосы свисают до земли. Жена такого крестьянина аккуратно собирает волосы цверги, обматывая их нитью с клубка, и складывает их на ложе цверги.
Толкование этого сюжета отвлекает нас от целей и задач настоящего исследования; возьмем из него только свидетельство о взаимосвязанности сказаний о зальгах, лесных девах и лесных женах.
Как и хольцфройляйн (см. выше), которые дают человеку бесконечный клубок, лесная дева в пещере у Видрехтхаузена (Widrechthausen) тоже дарит крестьянину такой клубок, когда его жена находит его крепко спящим, с отрезанными локонами лесной девы в руке.
Зальга из Леклане (Lecklahne) на прощание тоже дарит такой волшебный клубок, когда ей внезапно приходится уйти от крестьянина (по сюжету, она вынуждена уйти, потому что люди узнали ее имя).
Еще один вид подарка от лесного духа — это нескончаемая коврига хлеба, которая не заканчивается, пока не заговорят об ее волшебном свойстве.
Такие подарки, которые можно получить от лесной девы, дочери фенга и др., нужно принимать безвозмездно; о названии и происхождении таких даров не нужно болтать. Они помогают в крестьянском хозяйстве: там, где есть такие лесные дары, всегда все в достатке и радости.
И хотя с этими дарами хозяйство крестьянина процветает, они могут исчезнуть в любой момент, а с ними уйдет и достаток, и радость. Это случится, если в присутствии этих подарков кто-то выругается (см. выше), если по ним ударить, если ими пренебречь или если о них вообще будут говорить вслух. Также дары лесного народца могут исчезнуть, если возле них скажут, что умер кто-то из лесного народца (см. выше).
Лесные девы собирают разлитое в сарае или коровнике молоко, за что им разрешено пить прямо из молочной крынки. Они отказываются есть твердую пищу, если она им не по вкусу. И чем больше они пьют из молочной крынки, тем быстрее в ней прибавляется молоко.
Считается, что такое существо живет почти в каждом доме. Мы делаем вывод о том, что такие духи — это разновидность доброго домового.
Время от времени лесные девы вступают в сожительство с мужчинами и рожают от них детей, но сами они исчезают, если тайна их имени или происхождения будет раскрыта.
И все равно по определенным дням они возвращаются, чтобы помыть, причесать и переодеть своих детей.
Напомним, что мы уже рассматривали этот сюжет, разбирая рассказ Бидшова о нимфе, которая жила в иве. Он также упоминается в рассказах о марах (Nachtmahr) и о душах умерших матерей, которые заботятся о своих детях с того света.
Как мы уже знаем, души умерших и духи растений во многих случаях переходят друг в друга. Еще одна черта, которая свойственна и духам деревьев, присуща и зальгам: согласно поверью, время от времени они спускаются с гор и заходят в женскую часть дома; там они показываются людям, прядут пряжу и учат людей работе с пряжей и ткацкому мастерству.
Еще одно свойство напоминает нам о существующих сказаниях о деревьях: хоть лесные духи и благосклонны к людям, каждый удар топором по дереву, в котором обитает древесная нимфа, возвращается дровосеку равным по глубине и размеру ударом топора по его ноге или туловищу.
Когда косили сено, лесные девы с радостью составляли компанию людям и помогали им в полевых работах. Когда косарь особым образом точил косу (Rodnerinnenlocken), то есть трижды водил оселком по косе, то от этого громкого звука, который было слышно чуть ли не по всей долине, всякий раз с гор спускалась зальга и ворошила скошенное сено.
Рассказывают, что крестьянин, который так же вызвал зальгу, влюбился в нее с первого взгляда. Когда по осени покос закончили и она последний раз спустилась в долину и помогла нагрузить воз сеном, этот неискусный любовник сделал аркан и крепко затянул его на ноге этой девушки.
Она попыталась освободиться, но сломала свою нежную ножку, вырвалась и с плачем скрылась в лесу. Через день этот крестьянин сломал свою ногу и на всю жизнь остался хромым. Его род до сих пор расплачивается за то, что он сделал: у каждого члена его семьи с тех пор обязательно должен быть хотя бы один перелом.
Наконец, еще одно сообщение о зальгах и родственных им диких или лесных девах раскрывает одну характерную черту, а именно то, что на них охотится Дикий Охотник. Когда он промышляет зальг, в Гессене и в Граубюндене его зовут «Дикий Мужчина» (wilder Mann). Такой Дикий Мужчина — это вариант фенка мужского пола.
Это мощный мужчина, который издалека похож на ель, полностью обросшую мхом (Baumbart — название мха, которое буквально значит «борода дерева», прим. пер.). Если ему нужно опираться о посох, он вырывает дерево целиком, и корень этого дерева служит ему дополнительной опорой.
В хорошую погоду он носит накидку, а в плохую он раздевается, чтобы свободно летать и делать что хочет. Тот, кто встретит его в образе проходящего по лесу урагана, может прокричать: «Halt und fach (fange)! mir die Halba und dir die Halba!» («Лови и хватай! Половину мне, а другую — тебе!») или «Jag toll! und bring mer moarga o a Viartl davon!» («Доброй охоты! А мне — четвертушку (от добычи)!») или «Wilder Mann hual, nimm dein Tual!» («Эй, Дикий Мужчина, забери свою часть!»). Тогда ураганный ветер начинает обдувать дом такого человека, вокруг будет слышен душераздирающий свист и гам, однако просьба будет выполнена — у дверного косяка будет подвешена половина тела зальги.
Зальги могут спастись от Дикого Мужчины, только если присядут на ствол дерева, на котором во время лесоповала было быстро сделано топором 12 отметин. Это условие известно из тюрингских и франкских рассказов о лесных девах.
В Винтшгау (Vintschgau) рассказывают о некоем Хольцкнехте (Holzknecht), который постоянно оставляет такие зарубки на каждом стволе. Если мифы такого рода соотносятся с мифом о духе дерева, то другие мифы связаны с низшим миром растений альпийских долин и лугов. Среди имен зальг мы встречаем уже известные имена фенгов и фенков типа Штуцемуце и др. Однако в Хинтердуксе (Hinterdux) населяющих лес за Дуксе Ферном (Duxer Ferner) зальг называют Тальгильги (Talgilgen), что буквально значит «ландыш» (Lilien des Tales, ср. Lilly of the Valley, англ., прим. пер.).
Соотносится ли это наименование только с весенней красотой цветка?
В кантоне Гларус (Glarus), например, горную деву в районе Шванден (Schwanden) называют Видевибли (нем. Wídewíbli (или Weidenweiblein), буквально — дикая, лесная дева, прим. пер.). У Энги встречаем Пульстервибли (Pulsterewíbli (или Huflattichweiblein), буквально — дева мать-и-мачехи, прим. пер.).
Чтобы запретить детям собирать лесные орехи, в кантоне Санкт-Галлен говорят:
’s Haselliussfräuli chumt.» («Придет [за тобой] Хазельюсфройли (дева лещины)»)
В отличие от предыдущих примеров, последний случай относится к персонификации в более узком смысле.
И если в Монтавоне (Montavon) отдельный вид валерьяны (Valeriana celtica) называют Вильдфройлекрут (Wildfräulekrut, буквально — «трава лесной девы», прим. пер.), то это связано с тем, что лесным девам приписывают знание искусства врачевания. Например, это свойственно девам мхов в Гарце или хольцфройляйн в Верхнем Пфальце.
Уже в старом источнике, в сказании о Гудрун (Gudrunepos), читаем, что Вате (Wate) обучился у лесной девы (’wilde wíbe’) искусству врачевания и добрыми корнями лечит раны на поле боя. Он растирает такие корни в ладони и втирает их в раны Дитриха из Беру, причем лечит не только его, но и его коня. От полученного снадобья исчезает боль и уходит усталость.
Согласно рассказам о средненемецких хольцфройляйн, следующие черты говорят о связи зальг с представлением о вегетации.
Если верить сообщениям про Альпенбург (Alpenburg), то ко времени цветения льна зальги проходят по льняным полям под предводительством их королевы Хульды. При этом они поправляют подломленные стебли и благословляют растения и цветы.
Выращивание льна, ткачество и вязание — вот предмет их особой заботы.
Однако чаще всего, когда идет прополка льна, когда заготавливают луговые травы, жнут рожь, зальги или лесные девы приходят на поле, чтобы помочь обмолотить колосья, закончить жатву, или спрятаться от Дикого Охотника.
Жнецы, которые долго остаются на горных лугах, часто оставляют кусок пирога и пышку у костра. А если зимой приходится возить сено с горы на санях, то дюжина зальг цепляется за сани и спускается по склону вместе с этими санями, также зальги любят спать в стогах.
В Мартелло (Martell) работники на горных лугах всегда берут с собой так называемый Мадкюхель (Mahdküchel — «жнивной пирог»), ритуальное угощение на случай встречи с лесной девой. Из-за мыслей о зальге на обед работник старается надевать хорошую одежду. Поздних обедов стараются избегать. Все это, по народному поверью, делается «для лесной девы».
Вспомним, что в описаниях лесных дев мы уже встречали и работу по сбору урожая, и мелкое воровство хлеба или куска пирога.
Вопрос в том, является ли сон в снопе и невидимые поездки на санях при спуске сена с Альп воспоминанием о том, что лесные девы, будучи духами вегетации, более или менее связаны с образом травы, или все-таки основа для этих рассказов — это только продукт воображения?
Чтобы дополнить корпус мифов о лесных девах, приведем еще одну историю, которая рассказывает о том, что зальги забирают в свое царство рожениц, не получивших церковного благословения, а также похищают детей, которых позже (в зеленой одежде) можно увидеть в лесу в их компании.
То же самое рассказывают о фенге — лесной деве большого роста.
Супругу Дикого Охотника в Пассирии (Passeier) называют Лангтюттин (Langtüttin, дословно — «длинная титька», прим. пер.). Такое прозвище она получила за свои оттянутые груди, которые сосут ее дети, бегущие следом за ней.
Из одной ее груди течет молоко, а из другой — гной.
Мы заметили, что лесные девы в баварском корпусе свидетельств сохранили еще более косматый и доисторический вид, чем зальги в Тироле.
Записанное в 1221 году баварское свидетельство такого рода (взятое из поэзии шпильманов — второй песни Саги о Вольфдитрихе) в эпизоде о Косматой Эльзе показывает, как сказание о лесной деве переплетается с соответствующим духу и вкусам времени почтительным стилем. При этом в эпическом произведении все равно сохраняются некоторые архаические черты.
Дадим его синопсис:
Вольфдитрих просыпается в лесу, на зеленой поляне. Он находится у костра, вокруг которого спят его попутчики. Вдруг, подобно медведю, на четвереньках к нему подползает неуклюжая и лохматая лесная дева — Косматая Эльза (rauhe Else) — и требует от него любви и внимания.
Так как он с отвращением отказывает ей, она заколдовывает героя, и в ту же ночь он пробегает двенадцать миль, чтобы затем еще раз встретиться с Косматой Эльзой под огромным деревом.
Она повторяет свой вопрос: «Сойдешься ли со мной?» («Wilt du mich minnen?»), и он вновь отказывается.
Тогда она в гневе накладывает на него страшное проклятие, из-за которого он мертвым сном засыпает на зеленом лугу. Косматая Эльза отрезает два локона его волос и кончики его ногтей. Так она обретает над ним власть.
Затем она наводит на него безумие, так что он полгода без сознания бродит по лесу (’wild laufen’ — то есть «ходит в дичи», прим. пер.) и питается травами и кореньями. Наконец Бог посылает своего ангела, чтобы снять наложенное Эльзой проклятье. Если она воспротивится, то ее в течение следующих трех дней убьет молнией (oder dir nimt der doure in drín tagen dínen lip).
Сняв проклятье, Эльза снова предстает перед Вольфдитрихом, и теперь он согласен взять ее в жены, но только в том случае, если она примет крещение. Она берет его на корабль и по морю увозит в страну, которой она правит (она королева Трои). Там она принимает крещение в источнике вечной молодости, сбрасывает в этом же источнике свою косматую шкуру и выходит из него под новым именем — Зигеминне. Так она становится прекраснейшей из женщин.
Как рассказывает поэт, она целых три года следила за мужчиной, которого возжелала себе в мужья. Также ее новое имя, сложенное в императивном (повелительном) ключе, говорит нам о триумфе любви и, по утверждению Якоба Гримма, сложено из корней waltminne (lamia, «лесная дева») и merminne (sirena, «русалка»).
Мы видим, что в оригинальном тексте есть очень много включений. Скорее всего, это связано с тем, что текст подвергся множественным правкам.
Королевское происхождение, трон в Трое, прекращение действия волшбы с помощью внешнего средства (обращение к Богу), имянаречение и последующее похищение Зигеминны королем гномов — все это может быть добавлено автором Саги о Вольфдитрихе. В более ранней версии омовение в источнике вечной молодости присутствует, но это не исходная составная часть саги. Представляется, что исходный сюжет саги подразумевал только то, что лохматое и грубое существо женского рода превращалось в красавицу, выходя из леса навстречу герою. Развитие сюжета заключалось в том, что лесная дева получала власть над героем, и только по велению Бога отпускала его.
В угрозе молнией, по Якобу Гримму, справедливо читается присутствие древней черты эпического сказания: первый автор этой части повествования знал, что лесные девы, которых воспевают первые строки этой саги, обычно боятся непогоды, гроз и молний (см. эстонский дух дерева), как зальги боятся буревого великана (Sturmriese). Это также согласуется с народными верованиями.
Уже эта черта противоречит упомянутым ранее сюжетам германских сказаний. Но еще большее противоречие мы видим в том повороте сюжета, когда лесная дева заставляет рыцаря бегать и блуждать по лесу (ср. Сказание о яблоне у Фальстербо / Sage vom Apfelbaum bei Falsterbo) и ищет половой связи с людьми.
Сравнение этого сюжета со шведскими сказаниями о скогснуфах (Skogsnufvar) шаг за шагом покажет нам, что в этой поэтической обработке есть указания на народные воззрения, связанные с древними формами религиозной мысли, которые на момент записи саги уже несколько веков как были под спудом.
Как в Граубюндене и в Форарльберге гигантские фенки мужского пола становятся в народном представлении гномоподобными фенгами, так и в народных представлениях Тироля помимо страшного Дикого Охотника, который преследует зальг, есть и безобидный вильдменнль («Wildmännl’ — мужичок-лесовичок, прим. пер.).
Такие лесовички очень часто имеют римское название — норги (Nörglein, Orgen, Orken, или Lorgen, то есть — итал. il orco, франц. ogre, женский род: итал. orca, франц. ogresse — от лат. Orcus, in orco). О норгах есть упоминание в проповеди святого Элигия (Eligius); это значит, что их название уже было известно романским племенам Франконии. Норг — это существо, которое в немецком языке соответствует уннередшу (Unnerérdsch), гному.
Но в этом случае у племен Южного Тироля (Wälsche) было позаимствовано только наименование. Например, герой народных сказаний Орко из Доломит (Orco der Ladiner) — хитрый горный дух, который злобно шутит над людьми и может превращаться в любые живые и неживые предметы — он отличается от орка или норга тирольских немцев. Это наполовину гном, наполовину кобольд; он любит открываться людям, имеет задорный и шутливый нрав.
Считается, что норги — это падшие ангелы, которые пришли на землю с небес. Когда они падали, то зацепились за горы и деревья и так на них и повисли. И по сей день они живут в пустых стволах деревьев и в разных пещерах и горных пустотах. Они хранят крестьян, живущих в горах, заботятся о скоте, дурачатся с батрачками, исчезают, если им подарить какую-нибудь хорошую одежду, воруют детей, садятся на плечи путникам и становятся такими тяжелыми, что многие из их жертв умирают под их гнетом или остаются больными на всю жизнь.
Их дочери могут жить в батраках у крестьян. Они также убегают в лес, если узнают о смерти своего отца (об этом мы писали выше). Они любят одеваться в зеленые одежды, прикрывать тело горным мхом, носят зеленую курточку и зеленые штаны или зеленые чулки.
Несмотря на то, что, в отличие от их тезки орка, плутовская черта характера кобольда в них выражена сильнее, они очень похожи на фенгов из Граубюндена. Часто упоминают, что у лесного народца или норгов есть одинаковая черту, которая роднит их с зальгами. Если приближается ненастье, норг появляется на возвышенности и издает радостные возгласы. То есть норг, как и зальга, может предсказывать погоду.
Весной, во время посевной или поздней осенью крестьянину является дружелюбный лесной человечек и сообщает ему о времени, когда нужно вскапывать поле. Этот знак он подает следующим образом: он либо появляется лично, либо выставляет на поле плуг или борону.
Давайте рассмотрим одну старую историю, которая послужила источником для множества подобных сообщений.
В Нафисе (Navis) каждый раз к началу посевной появлялся лесной человечек. Как только крестьяне замечали его, им сразу становилось ясно, что если они сейчас же начнут посев, то урожай будет богатым.
Никто не знал, как звали этого лесовичка или откуда он приходил. Но он дружил с крестьянами, давал им разные советы по хозяйству и точно определял дни, в которые нужно сделать ту или иную работу. Если крестьянин прислушивается к подсказкам норга, то у него будет богатый урожай.
Но стоит хотя бы раз забыть о знаке, который тебе дал норг, или начать посев без его указания, или, например, сжать хотя бы полоску тогда, когда это запретил норг, то вскоре наступит вёдро, и весь урожай пропадет. Лесовичок тогда исчезает и больше уже никогда не появится, а напоследок он говорит местным такие слова: «Hättet ihr mich viel gefragt, hätte ich euch viel gesagt.» («Коль часто бы меня спрашивали, так я бы еще много чего поведал»).
В Вельш-Тироле (Южный Тироль), начиная с Фольгарейта (Folgareit), немцы рассказывают про «дикого мона», бильмона или бедельмона (от нем. Wilder Mann, лесовик, прим. пер.). По поверью, он живет на возвышенностях, охотится во время жатвы (как Дикий Охотник) а если у него просят часть добычи, то он может бросить к двери просящего половину человеческого тела.
Он учит дровосеков искусству сыроварения, если те поймают его, когда он захмелеет.
Считают, что если его поймать и держать при себе как можно дольше, то он может научить куче полезных и интересных вещей, особенно с применением молока и воска.
Преследуемая им лесная дева выйдет замуж за того человека, который ее спасет. Но она покинет своего мужа, как только он сотрет со лба пот левой, а не правой рукой. И она же будет возвращаться, чтобы искупать и причесать своих детей. Еще она может исчезнуть, как только узнает, что, проезжая по лесу на своей телеге, ее муж-крестьянин услышал такие слова: «Sag der Mao, daß Mamao gestorben ist’ («Скажи Мао, что умер Мамао»).
По свидетельству Небеля (Nebel), жены лесовиков, лесные девы в Фольгарейте и Трамбилено (Trambileno) и иногда в Франберте (Franberte), любят заводить путешественников в глушь: они протягивают через лес длинные отрезы льняного полотна и закрывают проход к хорошей дороге.
Жители Доломит, в частности в долинах Фольгарейта и Трамбилено, называют лесного духа «ом сальвадех» l’om salvadegh (= франц. l´omme sauvage — от salvage, лат. homo silvaticus, то есть «лесной человек»).
Соответствующая женская форма встречается в X веке: Бурхард Вормсский (Burchard von Worms) пишет в т.н. «Декрете Бурхарда», стр. 198:
Credidisti quod quidam credere solent, quod sint agrestes feminae, quas silvaticas vocant, quas dicunt esse corporeas et quando voluerint ostendant se suis amatoribus et cum eis dicunt se oblectasse et item quando voluerint abscondant se et evanescant.
В приведенном отрывке мы видим явное указание на ’agrestis femina’ — то есть «дикая женщина» (ср. ниже — о шведской скогснуфе, и выше — о Косматой Эльзе).
В Борго-Вальсугане (Valsugana um Borgo) сальвадеха называют сальванель. О нем рассказывают, что он живет глубоко в лесу, в пещерах, ворует у пастухов молоко, а если ему подсунуть две молочные плошки, в которые будет налито вино, а потом связать, то он расскажет о том, как лучше всего взбивать масло, варить сыр или клей.
Сальванель крадет маленьких детей, особенно девочек.
Когда дерево сгнивает на корню, а с одной стороны его ствола — в затронутом плесенью месте — собирается водянистая масса, местные жители итальянской части Этшланда (Etschland) говорят, что в нем живет сальванель.
Сальванель в латыни соответствует silvanellus, то есть задвоенной уменьшительно-ласкательной форме silvanus.
В Фасса Эннеберut (Fassa Enneberg) и в районе Кройцкофеля (Kreuzkofel) лесной народец называют сальвангами (ед. ч. Salvang, мн. ч. Salvegn) = лат. Silvani, Silvanii.
Это коренастые и покрытые волосами существа, отличительная черта которых = длинные ногти на волосатых пальцах. Их принято опасаться, так как считают, что они могут подменять крестьянских детей. Поэтому до сих пор в старых домах в этих районах можно увидеть только маленькие круглые окна, которые плотно запирают на один засов.
Лесные девы, выступающие в качестве жен сальвангов, в Фасса (Fassa) называют брегостанами (Bregostane), а в Эннеберге (Enneberg) — ганнами (Gannes). Ср. фенги, о которых мы говорили выше.
Еще более дикими, похожими на фенгов немецкого Тироля, по поверьям в Мантуе (Mantua), считаются так называемые gente salvatica — наполовину люди, наполовину звери с хвостом. Считают, они могут вцепиться в человека, утащить его в лес и съесть там.
Установленное на засеянном поле чучело из старого тряпья тоже получает особенный статус: детям говорят, что это чучело может утащить их в лес. При этом чучело называют Salbanello.
Никто не может отрицать тот факт, что в таких плавных переходах от одного образа к другому, от духов дерева и средненемецкого лесного народа к южным духам леса (Silvanus и Fannus), мы наблюдаем единство и сродство этих образов.
Примем это во внимание и вспомним об этом еще раз, говоря о другой стороне рассматриваемой нами темы.
Прежде чем мы поговорим о пилосусе, рассмотрим еще одно очень явное свидетельство соответствия других духов леса панам и сатирам и сравним их значения.
Мы уже сказали, что представители мохового и лесного народца плотно покрыты волосами. У глоссаторов, итальянских, немецких и славянских писателей Средневековья мы встречаем свидетельства о духах, которых называют «Pilosi, qui graece panitae, latine incubi appellantur». Обычно после их упоминания приводят различные истории о домовых, кобольдах и гномах.
Однако из этого нельзя сделать вывод о том, что составители этих свидетельств хотели как можно точнее представить соответствующих домовых духов, которых назвали Pilosi и т.п., и провести их сравнение с фавнами или паном.
Имя Pilosi намного сильнее говорит об общем понятии, взятом из латинского перевода Библии (см. Исайя, 13:21). И это указание содержится во всех глоссах и часто встречается в церковных источниках.
Очевидно, однако, что местное название этих духов, которое является немецкой адаптацией слова pilosus, поможет нам по-новому понять, почему так часто лешие переставали быть лесными духами и становились защитниками и покровителями домашнего очага.
Древневерхненемецкий документ — Глоссы мифологии (Glossen Myth. 2 447) рассказывают о таких видах пилосусов, как scratun, pilosi; waltschrate satyrus, нем. ’ein wilder waltschrat’ («дикий лесной шрат»).
Согласно Корнманну (Kornmann, Mons Veneris, 1644, стр. 161), считается, что красноватый сок, который бабочки оставляют на деревьях, — это кровь преследуемых дьяволом и получивших от него увечья гномов: шратов (Schretlein). Принято считать, что они оставляют такие «кровавые» следы, когда буквально просачиваются внутрь дерева, пытаясь спастись от погони.
Шраты (гномы) или шретели (Schrate, Schretel, Schretlein и т.д.) в этом аспекте очень похожи на моховой народец, которого травит Дикий Охотник, а также на эстонских древесных эльфов, которые боятся молний (см. выше). Также следует сказать, что в Нижней Баварии слово «Шратль» (Schratl) используют для обозначения урагана или смерча. Уже с древних времен шраты одновременно играют роль и домовых, и кобольдов. В словаре 1482 года видим: schretlin penates. (Vocab. v. 1482 srate lares mali. Sumerl. 10, 66).
В каждом доме есть шретляйн: тем, кто к нему добр, он отплачивает добром и помощью. У Michel Beham (8, 9) читаем: screti penates intimi et secretales. Wacehrad mater verbor.
Скрат у островных шведов, как и заимствованная сокращенная форма крат у эстонцев обозначает домового или кобольда, который иногда превращается в летающего дракона. Он приносит своему хозяину зерно и другие вещи.
Шрат обычно предстает в виде карлика: ростом он не выше ребенка. Но по примеру тирольского лесного духа мы знаем, что народная устная традиция также может рассказывать и об огромном росте одного и того же существа. Мы увидели, как очеловеченный образ gente salvatica может плавно перетекать в образ зверя. Отметим, что и прежде, когда мы говорили о зальгах, мы видели, как женский образ тоже проходит подобные метаморфозы: ср. козьи ножки диалы (Diale).
В Валь-Гардене (Grödener Tal) зальг называли бель-виван (Belle Vivane), а в Фассе — дель-виван (Delle Vivane).
Одна такая зальга всякий раз приседала на облучок повозки одного крестьянина, когда он спускал дрова с горы к своему дому. Она ехала вместе с крестьянином до определенного моста. По совету умной старухи крестьянин смог поймать эту лесную деву и взял с нее слово, что она станет его женой. Она согласилась, но с одним условием: он тоже должен был пообещать, что никогда не назовет ее козой (Geiss).
Они прожили несколько лет вместе, но однажды, во время очередной перепалки, он обозвал ее козой. Вдруг в комнате все заплясало, в центре дома появился смерч из пыли, в котором и скрылась его жена.
В Нонсберге (Nonsberg) и Вальсугане (Valsugana) в Вельш-Тироле зальг называют анганами (Angane или Enguane, Eguane). Об этих лесных девах есть множество сказок. Суть их сводится к тому, что за ними гонится Дикий Охотник по имени Беатрик. Он скачет на коне и преследует дев, а помогает ему большая стая мелких гончих. Особенно часто он появляется во время Рождественских праздников.
Обратим на это особое внимание:
Рассказывают, что одному из пастухов этот Охотник приказал пригнать козла с вершины горы, забить его, приготовитьи съесть вместе с ним.
После еды Охотник Беатрик забросил свои ноги на стол и набросил на них козлиную шкуру. Тут же козел ожил и выбежал в открытую дверь. Но было заметно, что он стал прихрамывать: дело в том, что во время трапезы с Охотником пастух случайно проглотил косточку из козлиной лапы.
Это тот же самый миф, который содержится в Младшей Эдде. Он рассказывает о Боге грома и молнии Торе (Thorr). Похожий миф в Верхней Германии рассказывает о таком воскрешении зайца, черного козла, коровы. Этих животных воскрешает дикое войско — ночной народец (Nachtvolk), гномы, лесные девы или ведьмы. В Нидерландах и Англии есть похожие истории об омоложении или обновлении осла, быка или свиньи — этими процессами заведует Дикая Охотница Геродия (Herodias) или какой-либо святой.
Выйдя за границу распространения лесных духов германских земель и вступив на романские территории, мы встретим две фигуры, чьи образы переплетаются с диким мужчиной и лесной девой из «Сказания о короле Артуре». Вероятно, эти образы пришли из кельтских сказаний Бретани.
В этих сказаниях речь идет об ужасных великанах: у них страшные лица, широкие головы, клыки как у кабанов, красные глаза, а уши прикрывают черные как сажа волосы.
Жена такого великана не менее ужасна, чем ее супруг. Волосы у нее такие же длинные, как и у мужа, а груди неимоверно длинные и обвисшие: ir brüste nider hiengen, di siten si beviengen gelích zwein grózen taschen dá.
Великан всегда имеет при себе огромную железную палицу, которую использует как оружие. Он пасет диких лесных животных в сказочном лесу Брецилианде (Breziliande). В его стаде пасутся бизоны и первобытные быки — туры. Эти дикие животные слушаются его и видят в нем хозяина.
На первый взгляд ничего общего у кельтского лесного народца и белых, мудрых или зеленых дам из Франш-Конте (Franche-Comté) нет, однако они родственны дикой жрице (wilde Weihe) в Германии.
Зеленые дамы также обитают в лесу у Релаус, Департамент Юра (Relaus, Dép. du Jura). Они зажигают костер у определенного дуба (chéne des bras) и поют песни и громко кричат у него.
Встречая людей на лесных тропинках, они обязательно заманивают их в самую глубокую и далекую чащу. Там их чары исчезают и милые с виду любвеобильные девы превращаются в беспощадных фурий, которые так же ревностно преследуют своих жертв, как до того манили их вглубь леса.
Большие и красивые зеленые дамы в лесах у деревни Вейрия (Veyria) могут схватить прохожего за руку и вмиг перенести к границам этой местности. Они заставляют путников блуждать, сбивают с правильного пути и делают так, что путники снова и снова вынуждены проходить одной и той же дорогой через Вейрию.
В долине Салин, в лесу возле Анделота у Пон-д’Эри (Andelot, Pont d’Hery) находится грот, который называют ’chambre de la dame verte’ («комнатка зеленой дамы», прим. пер.). Зеленую даму часто видят на большой дороге, ведущей к этому гроту.
Однажды ее повстречал пятидесятилетний мужчина из Анделота. Его звали Кузен, но чаще к нему обращались по имени Бадо (то есть «Простофиля, Простак»). Он случайно увидел, как она поправляет подвязку. Тогда он начал приставать к ней, а та сделала вид, что согласна. Но для начала она предложила ему немного прогуляться с ней по местным урочищам и лескам.
Так как это предложение сулило ему особые надежды, он с радостью взял ее за руку. Она сразу же крепко схватила его, прижала к себе и протащила его через колючие кусты, овраги, мостки и болота. Все было так быстро, что он потерял сознание, а она будто бы ничего и не заметила.
Когда несчастный очнулся и взмолился о пощаде, зеленая дама заставила его бегать по пашне и карабкаться на горные вершины. При себе у него был пучок льна, который он купил на рынке.
— Давай прясть твой лен, — сказала она. — Бадо, давай лен прясть!
И вдруг повсюду появился намотанный лен. Кое-где он цеплялся за шипы, и немного льна повисло на ветках деревьев.
— Давай прясть твой лен! — все твердила она, а пучок льна все убывал и убывал, пока совсем не исчез.
В районе Салин зеленую даму часто видят жители Ареше и Теси (Aresches, Thésy). Также ее часто можно встретить у источника Алона (Alon).
Однажды чересчур любопытный Пти Пуло (Petit Poulot) схватил ее за тонкую талию. Уж очень хотелось ему изловить эту даму и всяко к ней приставать. Но она дала ему резкую отповедь, и еще долго все в округе смеялись над ним из-за этого.
Также рассказывают, что однажды с ярмарки святого Ипполита через Ком а-ля Дам (Combe-á-la Dame), что недалеко от Клемона (Clémont), возвращалась группа парней. Вдруг в лесной чащобе окружила их стайка молодых, задорных и милых лесных дев (aussiespiégles que jolies); главной среди них была зеленая дама. Это было понятно по тому, что она была на голову выше остальных.
Они всячески потешались над парнями, проделывая типичные для кобольдов вещи: сбивали их с дороги, смеялись над ними, а эхо много раз повторяло их насмешки.
Между Нешателем (Neufchátel) и Ремонданом (Rémondan) есть гора, которая называется la róche de la Dame Verte («камень зеленой дамы»).
В ней живет зеленая дева: когда идет дождь, она прячется за буками и прикрывается плотной занавесью из упругих вьюнков.
Также и на одном лугу на берегах Брен (Braine у Seilliéres и Vers) встречают зеленую даму, которая забавляется, всячески подшучивая над молодыми людьми этих мест.
Говорят, что можно увидеть, как зеленые девы купаются в семи родниках, расположенных в удаленной долине у Грейе (Greye).
Зеленая дама очень любит появляться в зарослях на краю лугов, у обрыва над прудом или у родника. Она с радостью столкнет гостя в воду, заманив его поближе к берегу.
Д-р Гаспар (Dr. Gaspard) из Жиньи (Gigny, Dép. du Jura) поделился таким ярким воспоминанием из своего детства:
Когда на дальних лугах косили траву, в поле работали женщины. Они ворошили сено и переворачивали его. При этом почти постоянно им являлась зеленая дама — она появлялась совсем близко и проходила около них. То же случалось и на так называемом розовом лугу, и возле грота, где, по поверьям, зеленая дама встречалась со своими товарками.
Когда травы и колосья колеблются на ветру, говорят, что зеленая дама и ее спутницы где-то рядом: своими легкими ножками они прыгают с цветка на цветок, поэтому стебли чуть пригибаются к земле.
Несмотря на общую хитрость этих существ, в местных деревнях их все равно считают добрыми домовыми духами.
В Мезье, что в долине Луэ (Maisires, Loue, Dép. du Doubs), зеленая дева появилась как раз перед пожаром, который уничтожил все поселение. Она бродила по хлебным полям и плодовым садам, но никто не обратил внимания на ее немое предупреждение.
Сравним это с описаниями Косматой Эльзы, feminae agrestes silvaticae и приведенными ниже шведскими скогснуфами (Skogsnufvar), особенно в свете историй о сушке белья.
Однако наиболее примечательно, что те же девы, которые живут в лесу, также путешествуют и по луговым травам, и по хлебным полям (и даже по макушкам плодовых деревьев). То же самое рассказывают и о хольцфройляйн.
Такие описания их прогулок по заборам и крышам свидетельствуют о буревой природе лесных духов. А мотание льна похоже на мотание пряжи, которым занимается лесная дева — хольцфрау.
Переходя от романских территорий к германским, мы попадаем в Штирию. В этой местности властвует огромное количество Диких Охотников (das wilde Gjaid), которые рыскают в повозках, являющихся наполовину плугами, наполовину кораблеподобными санями. В них запряжены выкованные из железа кони, а прислуживают таким Охотникам злые девы в одеждах лесных жен. Это заколдованные люди, внутри которых есть либо пустота, либо отверстие. Они живут на поросших лесом горных вершинах (такие вершины называют «когель») и стирают свое белье в маленьких горных озерах. Там же они вывешивают постиранные белые одежды.
Анализ этого своеобразного описания лесных дев может дать нам представление об образе Госпожи Метелицы (Frau Holle — в процессах о ведьмах в земле Гессен). Дикое воинство лесных духов возглавляла такая Госпожа Метелица, ср.: «Frau Holt were von vorn her wie ein fein weibsmensch, aber hinden her wie ein hohler Baum von rohen Rinden’.
Если лесные девы — это духи леса, то задумаемся о том, что (как и у [кельтской феи, прим. пер.] Мелюзины (Melusine), верхняя часть туловища которой показывает ее духовную сторону, а рыбий хвост говорит о ее принадлежности к элементу воды), пустота в задней части такого существа взята из образа высохшего и обрушившегося внутрь ствола старого дерева. Это свидетельствует об связи духов леса и Мелюзины с природой.
Однако чтобы доказать это, мы сперва должны доказать, что пустота задней части этого существа была обязательным свойством лесной девы, а не привнесена из описания других духов. Для этого мы предлагаем читателю ознакомиться с материалами о духах леса и самостоятельно сделать выводы о степени обоснованности нашего предположения.
В большинстве свидетельств из Верхней Германии мы встречаем упоминание об убитых или преследуемых лесных девах вместе с сообщениями об урожае зерна или сенокосе. Об этом мы уже писали выше.
В Нижней Австрии, например, в Манке (Mank), этот сюжет тоже повторяется. За девять дней до первого мая начинается отсчет Вальпургиевых ночей. Некоторые другие дни, особенно — дни сбора урожая — тоже посвящают святой Вальбурге. Считается, что в это время святая Вальбурга, женщина в белых одеждах и огненной обуви, с золотой короной на голове, беспрестанно пытается спастись от злых духов, которые скачут за ней на белых конях и гонят ее через луга и леса. В одной руке она держит зеркало, а в другой — веретено. Она скрывается от призрачных злодеев, заскочив в открытое окно крестьянского дома и спрятавшись за сложенным крест-накрест горбылем оконного переплета.
Рассказывают, что однажды, спасаясь от преследования, святая Вальбурга встретила крестьянина, у которого она попросила убежища. Он повязал вокруг нее сноп и тем самым помог ей спрятаться. Ее преследователи промчались мимо. Когда колосья из этого снопа начали молотить, из них посыпалось чистое золото.
Рохольц (Rochholz) в своей книге (Drei Gangöttinnen, Leipzig 1870) напрасно пытался доказать, что Вельпурга — это древнегерманская Богиня, из круга сказаний о которой выделился приведенный выше сюжет. Основываясь на представленных в ходе нашей работы фактах и на правильном толковании этого сюжета, мы уверенно можем утверждать, что имя «Вальпурга» — это производное от календарного имени того времени. Народные суеверия связали его с охотой и с духами типа хольцфройляйн или зальг.
На территориях Северо-Германской низменности, в Дании, а также, насколько нам известно, в Англии, упоминания о гениях (духах) леса как таковых встречаются реже.
И хотя в этих местностях в ходу рассказы о лесном народце и диких духах, вместо самих лесных духов их героями становятся подземные существа, белые девы или русалки (хаффру/Haffru). Они выступают либо в качестве действующих лиц, либо как те, кто страдает от чужих действий. Иногда женский персонаж такого сюжета (белая дева, лесная дева, ведьма погоды, русалка или эльф женского пола) становится жертвой Дикого Охотника (Wode, Frau Wauer, в Дании — Ун (Un)). Это значит, что преследователем становится собирательный образ Одина, Греньетта, Конга Вальдемара (Oden, Grönjette, Kong Valdemar). Часто такие рассказы сопровождаются конкретным указанием на то, что этот преследователь — любовник своей жертвы; он гонится за ней семь лет, и если именно сегодня он ее не изловит, то она обретет свободу.
И тут мы снова встречаем многие уже знакомые нам характерные черты.
У жертв Дикого Охотника длинные развевающиеся волосы (в одной из версий прямо указано, что они желтые, светлые).
Как только Дикий Охотник убивает свою жертву, он приторачивает ее к седлу и перекидывает ее тело через спину своего коня. Груди преследуемой девы длинные, и это особенно подчеркивается в рассказе: именно поэтому такую деву называют «слатте лангпатте», Slatte Langpatte.
Ниже мы привели характерные черты, которые, возможно, тоже важны:
Преследуемый женский дух, как и Дикий Охотник, преодолевает перекресток, который лежит на его пути. Убегая от преследования, дева становится все меньше и меньше, пока не начнет бежать на коленях.
Если общий сюжет рассказа сводится к охоте Дикого Охотника на отдельную женщину или на группу эльфов [обе формы традиционного повествования тут практически идентичны], то превращение преследуемых в русалок обусловлено географическим положением датских островов и добавляет повествованию курьезности. Также и подземные девы, а с ними и озерные ведьмы (witte wíwer), в таких рассказах предстают демонами, получившими название, которое указывает на еще более очевидные связи с растительным миром.
Чаще всего они обитают на вольной природе, под кустами или под землей, в маленьких «земляных сферах» (Erdkugeln/холмиках? — прим. пер.) — равнинном эквиваленте тирольских горных пещер, поэтому их следует считать духами поля. Но все-таки время от времени они оказываются на лесных просеках, полянах или среди корней старых деревьев.
И если, что опять же очень вероятно, witte Wiwer (белые девы) в Мекленбурге следует рассматривать в неразрывной связи с witte Wiwer соседнего острова Рюген, то следующее сказание служит прямым доказательством того, что они частично укладываются в концепцию «души дерева» (Baumseele):
У Мёнхгута стоял дуб.
Когда их тех мест изгнали ведьм (witten Wíwer), дуб высох, а ведьмы сказали, что они вернутся, когда этот дуб снова зазеленеет. (Zeitschrift fuer Deutsche Mythologie, II, 145).
Так как достаточно часто листву деревьев называют их волосами, то, согласно Мюлленхоффу (Müllenhoff), длинные (желтые) волосы преследуемых духов указывают на характерное свойство мохового народца или лесных дев. Иными словами, это описание пожелтевшей листвы деревьев; по осени их обходит великан бури и буквально прогоняет зелень с деревьев.
На это указывает и имя преследователя лесных духов — Грёнйетте (Grönjätte) — это либо гигантский демон, либо уничтожитель и преследователь зелени.
То, что он преследует только одну деву, скорее всего, говорит о персонификации в ее лице вегетации вообще. Мощная питающая сила вегетации вместе с ее плодотворностью — это неимоверная сила, которую народное представление представило в форме неохватных, ужасающих и, в конечном итоге, пугающих гипертрофированных грудей.
По осени она день ото дня становится все меньше.
Летом она была любовницей летнего Бога; теперь же она удаляется от него, избегает его, и это отдаление длится семь зимних месяцев (ср. семь лет в сказке). Перекресток в народном сказании символизирует оборот года, новый год (Mittwinter, Wintersolstiz) и связанный с ним переход.
Мы еще вернемся к этому толкованию.
Порой в Дании преследуемую Диким Охотником деву называют эльфом (Ellepige — эльфова девушка — или Ellefru).
Эльфы (Ellefolket) живут в ольховнике. Эльф мужского пола предстает в образе старого мужчины в широкополой шляпе; если его дыхание коснется человека или если животное забредет на то место, которое выбрал себе эльф, то такого человека или животное поразит тяжелый и продолжительный недуг.
Эльфы женского пола танцуют в лунном сиянии и водят хороводы на зеленых лужайках, спереди они выглядят как юные девушки, их красота соблазняет, но сзади они пусты как квашня.
Именно эта последняя черта, характерная для лесных дев, снова появляется в датских сказаниях, показывая связь между датскими и немецкими женскими духами леса. К ним также близки шведские скогснуфы, о которых мы упоминали ранее.
Вот пример такого рассказа о скогснуфах:
Однажды шли через лес мама с ребенком. Вдруг ребенок увидел большую женщину, которая курила табак.
— Кто это? — спросил малыш.
— Пускай себе идет, — ответила мама, а эта женщина повернулась к ним спиной, и они увидели, что сзади она пустая.
Разбирая следующий рассказ, учтем, что, видимо, по ошибке в него был включен мужской персонаж. Он — а это эльф мужского пола — появляется под конец повествования. В остальном этот сюжет полностью соответствует сказаниям о скогснуфах:
Это случилось на острове Мёэн (Möen). В детстве Маргарета Пер Микаэльс гуляла по буковому лесу, что у Стевнса. Во время одной прогулки ей повстречалась большая женщина в черном чепце и с длинными пальцами. Эта женщина становилась все больше и больше.
Маргарета попыталась от нее убежать, но скоро почувствовала, как ее длинные пальцы касаются ее плеч. Листва на кронах деревьев закружилась в смерче, а девочка упала на землю и лежала так до заката. В это же время это ужасное существо превратилось в черную корову.
На тот момент Маргарете было три года, и с тех пор ее рассудок помрачился.
Однажды, в пору цветения вишни, Маргарете сорвала с дерева все цветы и девять дней пролежала после этого в кровати. На девятую ночь к ней пришел человечек — это был Эльс (Els). Он хотел забрать девочку с собой, но так как она крепко спала, он не смог ей навредить.
Эльс (Els) — это существо с пустотой вместо спины; Эльс имеет власть над теми, во время крещения которых была допущена какая-то ошибка.
Маргарете так и не смогла оправиться от душевного недуга: в лесу ее всегда непреодолимо тянуло к тому месту, в котором она встретила эту гигантскую женщину.
Как в Дании, островная природа сильно повлияла на дошедшие до нас сказания из Швеции. Так, например, преследуемая женщина в шведском изводе превращается в русалку, и гористая местность Скандинавии тоже находит отражение в народных сказаниях.
Чтобы действительно понять концепцию лесных духов Швеции, нужно там побывать. Следует осознанно отдаться тому впечатлению, которое производит эта местность. Дело в том, что неимоверная дикость шведского реликтового леса сильно влияет на дух и воображение человека. Нужно прочувствовать темный и часто пугающий «ског» (Skog), уходящую на многие мили вглубь густую и хаотичную смесь лиственных и хвойных деревьев. Чаще всего в таком лесу растут пихты, сосны, березы и ольхи, среди них видны обломки скальной породы и поваленные деревья, лежащие на травяном и мшистом ковре, прореженном камнями и буреломом.
В таком лесу можно заблудиться всего за несколько минут. Тут и там видны тропки, протоптанные пасущимся скотом, но человек все равно теряется и блуждает по чаще: приходится прорываться через густые заросли. Вокруг множество скрытых топей и болот, ветви рвут одежду, кожу на руках режет частый кустарник, вокруг торчат острые края горной породы. Человек быстро теряет желание идти вглубь этого леса.
Как и в Германии, в Швеции знают и о мужских, и о женских духах леса. Мужского духа в Шонене (Schonen) зовут Скоуман или Скогсман (Skouman, Skougman), что значит «лесной мужчина». Он похож на человека, но если прохожий на него уставится, то он может сразу вырасти выше самого высокого дерева.
Он заставляет людей блуждать по лесу, а когда они начинают плакать от страха, он смеется: «Ха-ха-ха!»
Когда в лесу ухает филин (Berguhu), говорят, что это Скоугман вышел из жилища и кричит.
В остальном он является очень чувственной натурой и часто пытается соблазнить христианских женщин.
В Смоленде (Smáland) скогсмана называют хульте (Hulte), в пургу и непогоду он разъезжает по местности и может вывернуть с корнем любое дерево.
Скогснуфа или скогсфру (Skogsnufva и Skogsfru) — это жена скогсмана или хульте. Скогснуфа — это член к семейства троллей, похожих на немецких подземных духов, уннередшей (Unnererdschen). Они чаще всего имеют маленький рост, живут в лесу и в диких местах, в воде, вместе с рыбами, проявляются во время непогоды и с ветром, подменяют детей, подкидывая людям своих отпрысков. В Шонене (Schonen) к ним также относят писслингов (Pysslingar).
Если такие духи живут в горных пещерах, то их называют горными троллями (Bergtroll). Они передвигаются внутри смерча, и так как смерчи часто случаются летом, как раз перед бурей, принято считать, что так Доннер (Donner) охотится на троллей.
Вместо родового обозначения «тролль» временами используется имя Ро (Rá — ед. число; Ráde — множ. число); а Skogsnufva зовут Скогсро (Skogsrá), также встречается имя Сьеро (Sjörá) — то есть водный тролль.
Скогснуфа — это зловредное, ветреное и недоброе существо. Эта сущность принимает облик любых животных, деревьев и других вещей из леса. Их действительная сущность — это одетая в звериные шкуры старуха с развевающимися волосами и длинными грудями, заброшенными через плечи на спину.
На спине у такой старухи висит длинный коровий хвост. Также она может быть пустой со спины — так она напоминает старый прогнивший ствол дерева, трухлявый пень или квашню.
Она часто является охотникам в образе прекрасной и соблазнительной девушки, но образ этот виден только спереди; сзади — согласно множеству легенд — сразу видно ее уродство.
Охотники и вообще все те, кому приходится пробираться через старый лес, часто слышат, как скогснуфы что-то поют, смеются, нашептывают и шушукаются в кустах и в лесной чаще. Считают, что скогснуфа может подделываться под любые звуки.
Но когда скогснуфа говорит, голос ее всегда хриплый. О своем появлении она сообщает заранее, вызывая характерный смерч, который трясет деревья и даже может их разломить.
Время от времени у одинокого лесного ручья слышен хлопающий или щелкающий звук; согласно народному поверью, «там стирается лесная дева» («Da wäscht die Waldfrau’). По весне в глубине леса виднеются снежно-белые пятна и пространства, о которых говорят, что «это скогснуфа развешивает свою одежду» (’ist das die Skogsnufva, welche ihre Kleider ausbreitet), ср. дикая дева (Wildfrau) в Тироле. Но тот, кто решит зайти поглубже в лес, чтобы рассмотреть ее одежду, должен помнить, что скогснуфа может получить над ним власть.
Часто можно услышать, как из леса тебя зовут по имени. На этот зов нельзя отвечать «да» (Ja), но можно сказать «хе!» (He!). Дело в том, что это зов лесной девы, а ответ «да» отдает тебя в ее власть.
Тот, кого заполучила скогснуфа, теряется (становится förvillar) — и у этого есть несколько проявлений. Такой человек не может выйти из леса: он ходит и ходит вокруг одного и того же места, и постоянно к нему возвращается. В конце концов, он теряет рассудок и даже не может узнать свой дом.
Также бывает, что кто-то под ее чарами думает, что целый час идет по ровной дороге, а на самом деле он все это время бродит по кустам и буеракам. Также ему может казаться, что пред ним глубокое болото: он подтыкает края одежды, чтобы перейти через болото, а потом вдруг слышит смех скогснуфы, эхом раздающийся по лесу. После этого он понимает, что стоит посреди сухой дороги.
От этого помогает только одно: нужно вывернуть верхнюю одежду, шапку или чулки наизнанку или прочитать «Отче наш» задом наперед.
Считается, что ипохондрики и меланхоличные люди, которые ищут одиночества, это тоже жертвы морока или обмана скогснуфы (ср. зальги).
Снять эти чары можно только в том случае, если по указанию «ведающего мужчины» (der kluge Mann) трижды проползти через расколотый дубовый пень. При этом расколоть его нужно без использования железа — то есть с помощью деревянных клиньев, которые забивают в пень деревянной киянкой (Nicolovius, Polkelifvet i Skyttshärad i Skäne S. 101).
Жители Льюдерзокена (Ljudersocken) еще помнят о том, что в тех местах жил парень, которого околдовала скогснуфа. Из-за этого его прозвали Skogsnisse — то есть «тот, кого затуманила скогснуфа». Он освободился от ее чар так, как мы описали выше. Это действие еще раз подчеркивает то, что этих духов идентифицируют с деревьями.
В Среднем Остерботтене рассказывают, что иногда пасущийся в лесу скот, а то и просто прохожий человек, попадает в невидимые, но очень плотные и неразрываемые нити или силки. Такие нити плотно опутывают жертву, накрывают ее как крыша, так что — пока жертвы находятся под действием чар скогснуфы — они не могут пошевелиться или позвать на помощь. Но звук церковного колокола сразу же разрушает этот морок, поэтому пребывание в плену у скогснуфы никогда не длится больше одной недели.
О том, с кем такое произойдет, говорят, что его «накрыло в лесу» (skogtagen).
Часто такой человек, стоит ему проснуться, никак не найдет то, что давно искал, хотя это и было у него под носом. Иногда дух леса скогсро (Skogsrá) является ему в образе старухи, большой птицы или крикливого старика с густой бородой.
Рассказывают о многих примерах морока (Skogtagning) — чаще всего в отношении коров и детей, а также пожилых людей.
Народная традиция гласит: ’skoje halder’ — что буквально значит «лес держит». Но на вопрос о том, сам ли держит лес, получаешь ответ: ’nej skogsráde’ — «Нет, скогсро держит».
Только охотники стараются завязать дружбу с лесной девой, ведь именно она благоволит лесу и всему, что в нем обитает. Тот, кто дружит с лесной девой, может стрелять кого угодно и получит добычу в любом количестве.
Именно поэтому все стрелки оставляют медную монету (Slant, Sechsstüber) или немного еды для скогсро (Skogsrá) на пеньке или в качестве жертвы оставляют возле пня камень. Также считается, что на Пасху, во время рассвета, нужно ходить по разным участкам (причем нужно обойти как можно больше разных участков) и на каждом из них отламывать от молодого дерева по одной ветке. При этом говорят: «Я жертвую это для себя, чтобы весь год у меня было счастье и мир в охоте». Далее мы расскажем об одном волшебном средстве, как вызвать русского лешего.
Если три четверга подряд ходить на охоту, то можно встретить саму скогсфру (Skogsfru), и она позволит тебе встречаться с ней столько, сколько тебе угодно; но уходя от нее, нельзя оглядываться.
Если охотник хорошо относится к ней, то она сама выгоняет к нему дичь на дорогу:
Лесник Вестхольм из Фрюктедьсхорада (Fryktdelshárad, Värmeland) повстречал однажды скогсфру (Skogsfru), которая вела лося за рога.
Она крикнула: «Стреляй! Стреляй!» (skjut, skjut!), но он не осмелился выстрелить.
Если лесная дева к кому-то неблагосклонна, то она может заколдовать его и превратить в самца косули или сделать так, чтобы ему никогда не везло на охоте.
Одна скогсро рассматривала винтовки двух охотников, пока они спали. Дело в том, что они расположились на ее ночной стоянке. Одно оружие она похвалила: «Добро, добро, добро» (bra, bra, bra)
На следующий день владелец этого ружья подстрелил много глухарей.
А другое оружие она поругала: «Фи, фи, фи! (fi! fi! fi!)
Тот охотник, кому принадлежало это ружье, не смог сделать ни одного точного выстрела.
Е. М. Арндт (E.M. Arndt) узнал у одного проводника, что когда тот вместе с семью другими охотниками отправился на тетеревиную охоту (Tjäderspiel), с ним произошло нечто необыкновенное. Когда они сидели в укрытии и стерегли тетеревов, из одного дерева вышла скогсро и прошла мимо них, сверкая своей одеждой.
После этого они налетело много тетеревов. Их было так много, как никогда прежде, но никто из охотников не смог попасть в птицу или поймать хотя бы одного тетерева.
В другой раз Ро с шумом пролетела по воздуху. Делая большие прыжки, она подобралась к нему и облила его дождем из своего облака в форме смерча, причем вокруг была сухая и спокойная погода.
Четырнадцать дней все его выстрелы были заколдованы. Так было до тех пор, пока ему не повезло, и он услышал, как с шумом мимо пролетает скогсро. Тогда он метнул в нее свой нож, что и помогло снять с него проклятье.
Некоторых животных — оленей, косуль, зайцев и тетеревов — скогсфру считает исключительно своими; их называют «вольными животными» (Fridjur). Никому нельзя на них охотиться, если только патроны не будут снаряжены особенным образом.
Если кто-то возьмет на мушку животное, которым владеет скогсро, то впредь, на какое бы животное этот охотник ни направил свое оружие, он и с сотни выстрелов не сможет попасть в него.
Однако если он все-таки убьет такое животное, то его ружье заржавеет, останется заколдованным и перестанет стрелять. Сравним это с тем, что мы ранее рассказали о зальгах и гемзах.
Только изредка такая встреча лесной девы с людьми остается безопасной:
Дочь Керстин Клеменс из Нюкальваттен (Nykalvatten) в Фрюктедьсхораде (Fryktdelshárad, Värmeland) дважды встречалась со скогсюнгфру (Skogsjungfru) в лесу. На ней была синяя юбка, доходящая до колен, белый платок, а рукава рубашки были из грубой ткани, но с красивой вышивкой. Она выглядела очень дружелюбно, так что Керстин было неудобно не заговорить с ней, и она смогла обратиться к ней только с третьей попытки.
Угольщик, который дежурит ночью у тлеющего костра, или охотник, который в полночь отдыхает у походного костра среди леса лесу, часто может встретить скогсфру. Она подходит к такому мужчине, приняв привлекательный телесный образ, и начинает его соблазнять.
Если он ответит на ее ласки, то после этого он только и будет думать о том, как бы повстречать ее в лесу, и в итоге совсем сойдет с ума.
В противном случае хитрая лесная дева начинает громко кричать и звать своего злого супруга, который прибегает из чащи и валит ее горе-любовника на землю.
При этом нам понятно, что она не всегда является главной виновницей. Охотники отвечают на ее ласки.
Одним осенним вечером скогсро пришла к угольщику (который поддерживал огонь в куче для жжения угля), когда он грелся у огня.
Этот неотесанный угольщик решил зло подшутить над лесной девой и подкинул уголек в ее одежду. Она дико закричала и позвала своего мужа. Весь лес затрясся, а кроны деревьев склонились.
Угольщик испугался и побежал к себе домой. На следующий день он не смог найти то место, где стояла его куча для жжения угля.
Думаем, многие заметили, что эта история (в слегка измененном виде) точно соответствует рассказу о зажатой в древесной щели лесной деве из Тироля. Подобным образом заканчивается рассказ охотника о таком же приключении. Нам известно множество таких случаев, и почти каждый раз канва повествования одинакова.
— Как только она появилась у костра и показала свой прекрасный облик, — обычно рассказывают пережившие такой случай охотники. — Я взял из костра горящее полено и ударил ее по руке. Я крикнул: «Возвращайся в свой лес, злой дух!» Тогда она с улюлюканьем умчалась в чащу, сразу же пошел дождь, деревья начали раскачиваться и чуть не попадали на землю. А когда она повернулась ко мне спиной, я увидел, что внутри у нее пустота, как у пустого дерева, или у квашни.
Е. М. Арндт также рассказывает о том, что услышал от своего проводника, о котором мы уже упоминали: однажды, когда во время охоты на тетерева он разжег костер, к нему подошла лесная дева, на которой были пышные украшения. Она его дружелюбно поприветствовала, подмигнула ему и поманила за собой. Она была небольшого роста, со светлыми вьющимися волосами, но — вот незадача! — вместо ногтей у нее были когти.
Он предложил ей поесть с ним или просто погреться у костра. Она согласно кивнула. Тогда он осторожно взял свой топор, положил на него еду и подал ей. Он не хотел протягивать руку близко к ее когтям. Она не приняла угощение, а только усмехнулась и сразу же исчезла, как вспышка искры.
Рассказывают об одном леснике, который пил водку, сидя у ствола ели. С другой стороны ствола села скогсфру. Он спросил у нее:
— Изволит ли девушка выпить?
Она потрясла головой и исчезла.
Один парень в Финнторпе (Finntorp), чья подруга жила в Биллинге (Billing), позвал ее на свидание в Ладбакен (Ladbacken). Однако она не пришла, а вместо нее с горы спустилась скогсфру, которая приняла ее облик (lhmn). Она всячески любезничала с этим парнем и предложила ему крендель.
Он съел его с жадностью. Но не успел он прожевать последний кусок, как она рассмеялась что было мочи. Эхо ее смеха раздалось по всему лесу, так что он загудел. А потом она исчезла между скал. Когда она убегала, парень увидел, что сзади она пустая и с длинным хвостом.
После этого он считал, что милая его сердцу девушка — это скогсро, и поэтому он впредь избегал ее.
Иногда отношения лесной девы и человека становятся очень близкими: их дети имеют большой рост, они сильнее других людей. Но есть рассказы и о том, что от союза лесной девы и мужчины рождаются и уродцы.
В любом случае, мужчине быстро надоедают такие отношения, и он начинает искать помощи и совета у «умного» или «ведающего» человека (der Kluge).
Отвадить от себя скогсро можно: для этого нужно обернуть волосы с ее головы вокруг ружья полюбившегося ей мужчины и выстрелить. При этом можно услышать ужасный крик, а в лесуначинается пугающая суматоха. После этого лесная дева больше не приходит.
Рассказывают, что один охотник никогда не промахивался, потому что он сожительствовал со скогсро, которая заряжала ему винтовку.
В конце концов, она ему надоела, и он попросил ее зарядить его ружье самым смертоносным зарядом. Так она и сделала, после чего он направил ружье на нее и застрелил ее. С тех пор не было ему покоя ни во сне, ни наяву.
В старые времена жил-был крестьянин, который женился на лесной деве, не зная о ее происхождении. Они счастливо прожили много лет и родили сыновей и дочерей.
Когда он с женой работал в лесу над разборкой свежей угольной кучи, выяснилось, что они забыли дома сумку с едой. Он решил сходить домой, чтобы ее принести.
Тогда жена сказала:
— Как пойдешь обратно, ударь три раза по дереву у дома.
Это дерево — елка, которая стояла у дома и не была видна с того места, где семья того крестьянина жгла уголь. Крестьянин обещал сделать так, как сказала его жена.
Но то ли он забыл про данное обещание, то ли посчитал, что и так сойдет, но, вернувшись к месту — к своему ужасу — он увидел, как она голыми руками выбирает из кучи горячий уголь и тушит его своим длинным хвостом.
Он сразу же обернулся, пошел к тому дереву и трижды ударил елку своим топором (slog tre slag i fallen med yxhammaren), после чего его жена снова вернула себе человеческий облик и снова стала обычной женщиной. С тех пор этот крестьянин задумал избавиться от своей жены.
В конце концов, одна умная женщина дала ему совет, а вместе с ним — волшебный кошелек как амулет, который он должен был повесить на шею.
Как-то раз поехал он с женой и детьми на санях через озеро. Видимо, ехали они на чью-то свадьбу. Посередине озера он прочел несколько заветных слов, которые ему написала та старуха, и вдруг вдалеке появилась волчья стая.
Он спешно потянул на себя вожжи и поскакал прочь от жены и детей. Жена закричала:
— Не ради меня, так хоть ради снорпипас (Snorpipas) вернись, а то нас всех волки зарежут!
[Snorpipa (Schnarrpfeife — «трещетка») — имя ее младшей дочери.]
Со всех сил закричала мать и позвала свою сестру Строссу (Strássa).
[Тролль из шахты (рудной шахты?) Strássa — это ее сестра.]
Она прилетела к ней так быстро, что в воздухе был слышен свист и шум, и отогнала волков. Но к тому моменту волки успели убить всех ее детей.
За крестьянином, который бросил своих детей на съедение волчьей стае, погналась троллья кошка, от которой его и должен был защитить амулет. Он захлопнул перед тролльей кошкой дверь своего дома, но кошка разбила ее в щепки.
Рано или поздно, когда он купался, он снял свой амулет, и тролль сразу свернул ему шею (Djurklou, Anteekuingar).
[Только из-за того, что я обладаю обширным материалом, я решил поднять вопрос, являются ли эти три удара топором по ели оповещением скогсфру о том, что ее муж скоро вернется, или эти зарубки должны были ее преобразить.]
Эта вера в любовные связи людей и лесных дев была настолько крепкой, что, например, 22—23 декабря 1691 года суд (Háradsgericht) приговорил к смерти 22-летнего парня из Марксхорада (Markshárad) «за запретную связь со скогс- или бергсро», то есть с лесной или горной девой.
Также 5 августа 1701 года Волутэр (Voloutair) Маус Мальм (Maus Malm) был обвинен и осужден судом за то, что он имел дело со скогром (Skougr).
Следует подчеркнуть, что эти шведские традиции могут послужить лучшим комментарием к словам Бурхарда Вормсского, см. выше, о лесных девах.
Как показано в приведенном выше рассказе, тролль из рудной шахты — это сестра скогсфру. Имя скогсро также распространяется и на тех существ, которые проживают и на горных лугах (saetter).
Так, например, в лесистых местностях округов Оскер и Леннес (Ásker и Lennäs) в Нерике (Nerike) ходит много рассказов о скогсро, которую звали Исеттер-Кайса (Ysaetter-Kajsa, буквально — «Кошечка Изеттер»), по названию горного луга Исеттер (Ysaetter).
Однажды во время сенокоса косари собрались поужинать на этом лугу. Среди них был один парень, который хвалился, что хочет потягаться с Изеттер-Кайсой, дескать, он-то задаст ей трепку. Не успел он это сказать, как сзади него послышался шорох и невидимая рука дала ему такую тяжелую оплеуху, что его затошнило кровью (Djurklou a. a. O).
Если скогсро — это персонификации всего леса, то ро (Rá) соотносится с отдельным деревом. То есть ро — это отдельный дух.
Возле Баделунда (Badelund) в Вестманланде (Westmannland) на голом камне стояла ель Клинтатанне (Klintatall). Под ней — в самой горе — жил ее дух-хранитель (ро).
Это была русалка, которую часто видели в бухте озера Мёлар (Mälarsee): из бухты озера она выгоняла на выпас белоснежных коров и пасла их до этого дерева. Никто не смел даже касаться ветвей этой ели.
Вообще горные ро, лесные ро и водные ро (Bergsrá, Skogsrá и Sjörá) очень похожи и отличаются практически только своими местами обитания и мелкими, связанными с их обиталищем, особенностями.
Скогсро женского пола часто заглядывают на мельницы, в хлева, винокурни и т. п.
Там они путают хозяев и прячут их вещи. Если это случится, то в таких местах накрывают стол, ставят небольшое угощение и несколько раз повторяют:
— Если есть тут ро — явись!
Если появившемуся по этому зову духу сказать, что его любят, если быть с ним дружелюбным и говорить вежливо и гостеприимно (но не миндальничать), то ро воздает гостеприимным хозяевам добром, дает им полезные советы и приносит им счастье.
Одним словом, скогсро также переходят и в домовых (ср. услуги зальг и мохового народца).
Как и все тролли, скогсро боятся грома, который преследует их и убивает молниями. Часто во время непогоды слышно, как в лесу громко ругаются семьи лесных духов (скогсман и скогсфру).
Но и Дикий Охотник тоже видит в них свою добычу.
Портной из Нордмарксхорада (Nordmarkshárad) в Вермеланде (Värmeland) очень любил охотиться. Однажды, когда он остановился на ночевку на лесной стоянке, мимо него пробежала скогсро. У нее были большие груди, которые она закинула на плечи, а волосы ее развевались на ветру. За ней гнался охотник с двумя черными как смола собаками.
Прошло немного времени, и он увидел, как этот охотник возвращается с добычей. Ноги скогсро он забросил себе на плечи, а ее голова и груди тащились по земле и были испачканы в крови, которую с жадностью слизывали собаки. Охотник спросил портного, с чего это ему вздумалось охотиться в его лесу, и запретил ему охотиться в этих местах.
В Смоланде (Smáland) и других областях такого ночного охотника называют Король Оден (König Oden): у него есть охотничий рог и копье (или ружье), и в сопровождении двух собак он ездит по лесу и постоянно охотится на скогснуфу или горного тролля. Они, в свою очередь, спасаются от него, летая по воздуху, их волосы развеваются на ветру, а оттянутые груди запрокинуты на плечи.
Эта охота идет и в лесах, и на горах, своей динамикой она похожа на птичий полет или на порывы бури.
Возвращаясь с ночных охотничьих выездов, Король Оден приторачивает тело убитой скогснуфы поперек седла.
Один солдат, которому довелось встретить этого охотника, услышал от него такие слова:
— Я Король Оден, и Всевышний поставил меня для того, чтобы уничтожить всех троллей мужского и женского рода (alla troll och pyskan) (s.o.S. 128)
— Видимо, у Вас много этой работы? — спросил его солдат. А Король Оден ответил:
— Да, но мне помогает гром (Ja men jag har áskan til hjelp).
Вместо скосро или горного тролля иногда упоминают великаншу-йотессу (jättesa) с грудями размером с ведро. На нее тоже охотится Король Оден, а в некоторых сказаниях его упоминают в качестве ее мужа. Также (как мы говорили выше) за ней может гнаться стая призрачных волков.
Часто она ищет спасения, пробираясь в окно стоящего в лесу сарая (hölada) для сушки и хранения сена. Оттуда она дразнит волков или собак, но подслушивающий ее человек безжалостно сталкивает ее вниз.
Русский дух леса — леший (от рус. «лес», польск. las) — повсеместно принимает человеческий образ. У него козлиные рожки, козлиные уши и копыта, на его пальцах длинные когти, а голова и тело покрыты грубыми и взъерошенными волосами, часто зеленого цвета.
Однако леший может принимать много обличий, а его рост меняется по его воле. Когда он выходит в поле, он уменьшается и становится не выше травы, а когда он ходит по лесу, его рост достигает вершин древесных крон.
Жители Киевской и Черниговской губернии различают два вида леших. Одни лешие — лесные — это великаны серого цвета, а другие — которых лешими уже не называют — это духи пшеничного поля, демоны роста зерновых.
До урожая рост их не превышает зеленых стеблей хлеба, а после сбора урожая они скукоживаются, пока не станут ниже стерни на жнивье. Отсюда можно сделать вывод о том, что собственно лесные лешие — это демоны вегетации.
Часто лешие принимают чисто человеческий облик, однако их выдает то, что у них нет бровей, ресниц и часто есть только один глаз, как у циклопа. Они одеты в крестьянскую одежду из овечьих шкур, но никогда не носят пояса: вместо пояса они завязывают узлом полы своей одежды.
Смерч и буря — форма проявления присутствия лешего.
Согласно крестьянскому поверью, разрушительная сила ураганов является результатом борьбы этих лесных духов между собой. Споря, они мечут друг в друга стволами деревьев и камнями.
Когда леший обходит свои лесные владения, лес гремит, а деревья трясутся.
Еще этот лесной дух может играть, прыгая с ветки на ветку, и качается на ветвях, отчего в некоторых местах его называют «зыбочник» (ср. зыбка — люлька, колыбель). Покачиваясь, он издает разнообразные шумы: визжит и смеется, хлопает в ладоши, ржет как лошадь, мычит как корова, лает как собака. Его смех слышенна многие версты вокруг.
Когда во время непогоды слышно, как в лесу трещат ветки и стволы деревьев, русский крестьянин не думает, что это просто лесное эхо: он слышит зов леших, которые выслеживают и загоняют неосмотрительного охотника или дровосека, чтобы поймать и убить его. [Похожие черты мы встречаем и в описаниях немецких лесных духов.]
Ночью леший спит в своей избушке, стоящей где-то в глубине леса. Если в его жилище забредет запоздалый путник и займет его раньше лешего, то вокруг дома поднимется смерч, который будет ломиться в дверь и чуть ли не срывать с него крышу, вокруг дома начнут гнуться деревья, а по всему лесу будет стоять дикий вой.
И если незваный гость не обратит внимания на эти знаки и не уйдет из избушки, то ему грозит опасность: в следующие дни он может потеряться в лесу или утонуть в болоте.
В Архангельской губернии рассказывают, что в ходе такой битвы с двумя своими сородичами за право обладания лесом один леший потерпел поражение. Другие духи схватили его за руки и связали так сильно, что он не мог пошевелиться.
В таком виде его нашел проезжий купец и развязал его. В благодарность он отнес своего избавителя домой, пролетев вместе с ним на столбе смерча. А потом он еще много раз всячески помогал ему [см. выше историю об эстонских эльфах деревьев].
Раньше, когда леса были больше и гуще, леший постоянно заманивал к себе путешественников и сбивал их с верного пути, заставляя плутать по лесу. Иногда он переносил верстовые и межевые столбы, а иногда сам превращался в дерево, по которому соседи определяли границу своих владений.
Время от времени он сам оборачивается в путешественника и завязывает разговоры с прохожими. Тот, кто связывается с таким лешим, продолжает беседу, пока вдруг не приходит в себя посреди топкого болота или стоя в лесном озере. Тогда он слышит громкий смех, а в паре шагов от него стоит леший. Леший скалится, показывая свой настоящий облик.
Лесник среди ночи может услышать плач ребенка и вздохи, которые как будто бы издает умирающий человек. В этом случае лучше всего поторопиться домой, не обращая внимания на эти голоса. Ведь стоит пойти на них, то, скорее всего, окажешься в самом сердце сильной бури, которая внезапно на тебя налетит, или утонешь там, где раньше не было воды.
Там, где проходит леший, нельзя найти его следы. Он скрывает свои следы, засыпая их песком, листвой или снегом. Но стоит кому-нибудь случайно наступить в свежий след лешего, как он начинает плутать и с трудом возвращается на верную дорогу. Если с тобой случилось такое несчастье, то лучше всего вывернуть рубаху, обувь или меховую одежду наружу.
Несмотря на то, что он любит путать людей, этот лесной дух еще и забавляется над ними разными способами: он задувает им песок в глаза, сбивает шапки с головы, примораживает сани к земле.
— Не ходи в лес, — часто говорят в России. — Там леший бесится.
Намного хуже тот случай, когда леший вызывает болезнь. О том, кто вернулся из леса и внезапно захворал, говорят, что «он лешему дорогу перешел». Чтобы излечиться от этой лесной болезни, больной заворачивает хлеб и соль в чистую ткань и отправляется в лес. Этот узелок (жертву) он оставляет для лешего — кладет его на мох и верит в то, что его болезнь отступит, как только он вернется домой.
Пастухи, которые пасут стада в лесу, знают, что леший высасывает молоко у коров. Поэтому лешего стараются задобрить. В Олонецкой губернии верят, что пастухи каждое лето отдают лешему одну корову; если этого не сделать, то лесной дух уничтожит все стадо. В Архангельской губернии считают, что если ты нравишься лешему, то он будет хранить твое стадо и присматривать за ним на лугу [ср. финские древесные нимфы].
С другой стороны, все птицы и животные леса находятся под защитой лешего. В Малороссии особенно распространено представление о том, что леший — это защитник волков.
Повсеместно считается, что леший любит медведей. Медведь — это его слуга, который сторожит лешего, когда тот выпьет лишнего. О лешем говорят, что он «не дурак выпить». Когда он сильно напьется, медведь следит, чтобы на него не напали другие лесные духи.
Когда белки, мыши-полевки и некоторые другие животные время от времени мигрируют с места на место, сбиваются в большие стаи, народ объясняет это тем, что лешие перегоняют свои стада из одного леса в другой.
Учитывая все вышесказанное, мы понимаем, что успех любого пастуха в большой степени зависит от того, как он поладит с лешим.
Чтобы задобрить лешего, на кусок хлеба или блин сыплют немного соли и оставляют это угощение на пеньке. Также лешие могут потребовать кусок пирога у обедающих в лесу. Получив угощение, они с криком удаляются восвояси.
В Пермской губернии люди один раз в год молятся лешему и оставляют ему пачку листового табака, который он очень любит.
В некоторых областях охотники отдают лешему первое пойманное животное. Его отпускают обратно в дубовый лес.
Охотники делятся друг с другом особым заговором, который призывает черта и лешего, чтобы они пригнали к охотникам зайцев. Считается, что магическая сила такого заговора настолько велика, что лесные духи не могут его ослушаться.
Тот, кто хочет вызвать лешего, должен срубить несколько молодых берез и выложить и них круг таким образом, чтобы своими вершинами эти деревца смотрели на стоящего в этом кругу человека. После этого нужно встать в центр этого круга и громко сказать: «Дедушка!» Сразу же взору должен предстать сам леший.
По другим поверьям, нужно встать на пенек, повернуться лицом на восток, глубоко поклониться и посмотреть между ног. При этом нужно сказать:
— Дядя леший, появись, не как серый волк, не как черный ворон, не как яркий огонь, а как я сам!
После этого должны задрожать листья осины, как будто их колышет легкий ветерок, а леший предстанет перед просящим в человеческом образе.
Появившись перед своим заклинателем, леший начинает торговаться с ним и уверяет в своей готовности помочь человеку, если взамен он принесет ему чью-то душу (заимствование из христианских концепций нечистой силы, прим. авт.).
Согласно этим заговорам, лесной дух выходит из верхушек берез или из стволов деревьев. Это значит, что есть хотя бы на протяжении некоторого времени он обитает внутри них.
Если в Германии и Скандинавии главную роль в лесу играет лесная дева, которая часто появляется в полном одиночестве, то русская традиция — наоборот — отдает предпочтение лесному духу мужского пола. Кончено, иногда у лешего есть и жена, и дети, которых называют «лесунки». Это волосатые существа с отталкивающей внешностью.
В Малороссии рассказывают историю о том, что однажды какая-то женщина нашла на дороге дитя лешего, которое голышом лежало на земле и пронзительно кричало. Ей стало его жалко, она подняла ребенка с земли и обернула в теплый платок.
Скоро появилась лисунка, мать малыша, и одарила сострадательную женщину горшком с горячими углями, которые потом превратились в золото.
Такую же историю рассказывают и в Тюрингии — там действующим лицом со стороны леса становится древесная дева, хольцвайбхен.
Иногда лешие воруют смертных девушек и берут их в жены. В обоих случаях — когда они берут себе в жены человеческих дочерей или своих соплеменниц, их свадьбы всегда сопровождаются большим шумом и сильной непогодой. Если такая свадебная церемония проходит через деревню, то в ней могут порушиться дома, а если через лес — то в лесу повалит деревья.
Редко когда крестьянин отважится заснуть у протоптанной лесной тропинки, ведь свадебное шествие леших может проходить где-то рядом и затоптать его во сне. В Архангельской губернии смерч считают пляской лешего и его жены.
Как это принято в русской традиции, на второй день после своей свадьбы леший вместе со своей молодой женой идет в баню. И если по пути они встретят человека, то обольют его водой с ног до головы.
Как и лесные девы, леший ворует детей, уносит их в свое подземное жилище и только через годы отпускает их, одичавших, домой.
Мы не хотим перегружать нашу книгу длинным списком иных существ. Для сравнения с европейскими лесными духами мы приведем еще один пример из другой, удаленной от Европы и не связанной с ней территории. На этом примере можно увидеть, как восприятие одинаковых культурных контекстов кристаллизуется в похожие мифические образы.
Исследователь Поппиг (Poppig) обнаружил в лесах Перу верование, которое включает в себя образ призрака по имени Учучья-чаки (Uchuclla-chaqui):
«Там, где лес темнее всего, там, где прячутся боящиеся света пресмыкающиеся и ночные птицы, живет это опасное существо, которое часто пытается свести с правильного пути индейца, для чего принимает дружелюбный образ. Оно оказывает особые знаки гостеприимства проходящим мимо охотникам, заманивает своих жертв в глубокую чащу и исчезает, издавая громкий надменный смех, когда обратного пути уже не сыскать, а ужас и дикая природа надвигаются на его жертву вместе с наступлением сумерек. Иногда оно разбивает группу отправившихся на охоту местных жителей. Только опытного человека оно не проведет, ведь знающий человек сразу почувствует, где обман. Для этого нужно посмотреть на его следы. Если отпечатки одной ноги слишком сильно отличаются от другой, то опытный охотник сразу возвращается домой. Потом долго еще никто не решается отправиться в лес. Но проходит время, и злой дух уходит восвояси…»
В том же источнике сказано:
«Этот рассказ показывает, как глубоки чары дикой природы и тьмы болотистых диких лесов и как сильно они влияют на в целом спокойную душу американца. Ни один европеец не сможет представить себе этот образ, ведь даже самые уединенные леса Европы не предлагают взгляду ничего подобного (?). Широко распространена вера в то, что это существо реально. Люди считают, что по ночам оно подстерегает задремавших путников, и не успеют те проснуться, как эти существа принимают чужой облик и обманывают их. Многие истории, в том числе и совсем недавние, рассказывают о таких случаях: например о том, как эти духи умыкают детей. И действительно, в таком глухом лесу и нескольких шагов хватит, чтобы безвозвратно заблудиться и не суметь отыскать дорогу к лагерю. Ни луч света, ни зов товарищей не могут тут указать тебе путь»
С тем же в последнее время столкнулся и Бейтс (Bates), а после него и Р. Шлобах (R. Schlobach), в Бразилии.
Бейтс отмечает то отчуждающее впечатление, которое на наблюдателя производит тьма и звуки бразильского леса. Он говорит об оглушающем вое обезьян и внезапных предсмертных криках животных, ставших добычей змеи или тигра. Он описывает резкие звуки, которые вызывают ощущение негостеприимности и создают зловещую атмосферу дикого леса. Этот испуг все возрастает.
Кроме того, в лесу слышны шумы, которые никто не может объяснить, «и именно местные жители, как я узнал, еще меньше могли дать объяснение, чем я сам», как пишет автор.
Иногда за деревьями слышны звуки, как будто кто-то бьет железным посохом по пустому сухому дереву, или как будто бы в воздухе висит всепроникающий крик. Наступающая после этого тишина только усугубляет неприятное впечатление, которое рождают такие одиночные звуки.
Местные жители считают, что это проделки курупира (Curupira) — лесного духа мужского пола. Эти звуки приписывают лешему.
Это в очень таинственное существо, атрибуты которого не всегда известны, так как они меняются от местности к местности. У него есть жена и ребенок, иногда он приходит в посадки (Rocas), чтобы воровать маниоку.
Молодой Мамелуко (Mameluco), который служил Бейтсу, рассказал ему множество местных сказаний и поведал о всяких суевериях, буквально вздрагивал от страха, когда слышал в лесу упомянутые выше звуки. Он подползал к Бейтсу и умолял его вернуться обратно.
Успокаивался он только тогда, когда было готово волшебное снадобье против курупира. Для этого он брал молодой пальмовый лист и заплетал его в форме кольца. После этого он вешал такое кольцо на ветку у дороги.
Приведем еще один пример. Вот как И. Г. Мюллер (J.G.Müller) рассказывает о верованиях южноамериканских племен в лесных духов:
«Курупира — это хитрые, зловредные лесные духи, которые в разных видах являются индейцам. Иногда они беседуют с людьми, инициируют раздоры между ними и поддерживают вражду. У ботокудов эти лесные духи, которые могут быть то большими, то маленькими, называются янчонами (Janchon): они также доставляют людям хлопоты. К лешим также относят уаиуара (Uaiuara) — это маленький человечек или крупная собака с длинными свисающими ушами. Как и представители немецкого лесного народца, он безобразничает по ночам, ближе к полуночи. Другой известный лесной дух — кайпора (Caypora) — распространен по побережью. Он ворует детей и подростков, прячет их в полых стволах деревьев и подкармливает своих узников»
Если снова вспомнить длинную череду упомянутых в настоящей работе духов поля и леса, то пример южноамериканских демонов из предыдущей главы объективно показывает нам следующее: в разных частях света и у разных народов (влияние которых друг на друга просто-напросто исключено) по какой-то психологической необходимости появляются очень похожие друг на друга мифологические существа.
Соответствие приведенных выше индейских представлений о лесном духе ярче всего прослеживается в народных верованиях Швеции и России. Это два европейских государства, которые сохранили большую часть своей природы, в том числе и реликтовые леса.
Их сходство преимущественно касается характерных черт и действий, связанных с природными особенностями этих стран. Лесным духам России и Швеции также свойственны разные призывы, насмешки и введение в заблуждение встречных людей.
Однако еще большее родство мы видим между североевропейскими духами леса. Очевидно, что все они являются подвидами одного и того же духа. Это его ответвляющиеся образы, которые приобрели локальный окрас, отражая природные особенности и следуя им.
В доказательство этого утверждения я хотел бы сопоставить их общие черты. Для этого мы представим лесной народец (дикий народец, скогснуфов, леших и др.) как результат слияния духов деревьев с духами ветров. Весьма трудно согласиться с тем представлением, согласно которому эти духи отражают наши коллективные воспоминания о реальных людях прошлого — грубых полузвериных пра-обитателях наших лесов, которые удалились в чащи, чтобы избежать преследований с нашей стороны и, якобы, превратились в демонов в народной памяти. Однако это недавнее воззрение нашло своих последователей (его сторонники — Гуннар Олоф Хильтен-Каваллиус, Кристиан Шнеллер и др.).
Внешний вид и размер лесных духов изменчив: их описывают то как великанов, то как карликов. Обычно они похожи на людей, но могут превращаться во всевозможные растения и животных.
На длительное время в животных превращаются gente salvatica, на короткое время в козлов превращаются лешие, диалы (Dialen) и дель виваны (Delle Vivane).
Преследуемые Диким Охотником, у одетых в мох лесных дев из Вильденмана (Wildenmann) гусиные лапки.
Скогснуфы носят одежду из меха лесных животных. У них есть коровий хвост, а соответствующие им датские лесные девы сами превращаются в корову (это свидетельствует о еще большей древности их черт).
Фенгу, которая одета в шкуру дикой кошки, называют Штуцкатце. В этом образе мы видим указание на то, что это существо может превращаться в дикую (лесную) кошку.
Древесные девы (хольцвайбы), лесные девы и скогсманы могут сидеть на деревьях в образе сов, литовский mahjas kungs обращается в птицу, а на недоступной горе Альпе Морин (Alpe Morin) в Тироле живут три зальги, которые превращаются в грифов и охраняют горных серн, нападают на охотников, но при этом благосклонно относятся к пастухам.
Облик лесных духов, когда они предстают в антропоморфном виде, содержит много черт, указывающих на то, что фантазия наблюдателей многое почерпнула у деревьев. Мы видим заимствования из растительных черт.
По всему лохматому и шерстистому телу лесных духов растет мох, они одеты в зеленые одежды; их спина пустая как трухлявый ствол дерева или как квашня; а их большие груди — это глубокий символический образ вегетационной силы природы.
Их длинные желтые волосы развеваются на ветру. Они напоминают то, как буря гонит из леса листву, которая, по сути, и есть волосы деревьев.
Именно духами растений они становятся в том случае, когда их жизни что-то угрожает, и когда их размеры зависят от жизни деревьев и трав.
Таким образом непрямые указания согласуются друг с другом.
Шретляйн (Schrätlein) прячется внутрь дерева, когда его преследует черт. Если человек поранит зальгу, то он понесет такое же наказание, как и за вырубку заповедного леса.
Чтобы спасти лесную деву, зальгу и пр., нужно оставить на дереве три крестообразные зарубки, и сделать это следует быстро, пока дерево падает на землю.
Клубок пряжи, который принадлежит хольцфройляйн, зальге, фенге и лесной деве, может символизировать волокна мха.
Однако сущность лесных духов распространяется от духов деревьев и присутствует даже в гениях (духах) вегетации вообще.
Хольцфройляйн также управляют и ростом травы, и ростом зерновых культур. Лешие и лесные духи одновременно выступают в качестве демонов и покровителей менее важных возделываемых растений. Примером тому служат представители лесного народца из земли Гессен.
Та же двойная роль демонов леса и хлебного поля — у Dames vertes. Лесные девы тоже выступают в качестве гениев трав.
Женский дух, на которого охотится Дикий Охотник, может прятаться внутри снопа. Так, например, крестьянин спасает Вальбургу (Walpurgis), вплетая ее в сноп. То же встречаем в русских и шведских волшебных заговорах для вызова лесных духов. С другой стороны, в глаза также бросается повсеместное устойчивое представление о том, что смерч, ураган и непогода также являются манифестацией духа, который в тихое время проживает внутри древесного ствола (в чем мы уже убедились на множестве примеров).
Мы видим, что Дикий Охотник или черт (персонификация грома и непогоды) становятся основными преследователями и гонителями лесного народца, хольцфройляйн, зелиг, шретляйн, лесных дев в Штирии, подземных и горных дев в Лауенбурге и Мекленбурге, а также датских русалок и шведских скогснуф.
В разных вариантах, в том числе и в самых ранних свидетельствах, преследуемая женщина может быть любовницей или подругой Дикого Охотника.
Считается, что когда лесной дух танцует со своей женой и целует ее, люди видят столб смерча.
Появление Дикого Охотника чаще всего совпадает с бурей и непогодой, Однако наукой доказано, что буря — это вторичное явление. Оно вызвано поднимающимся от земли потоком воздуха или столкновением одних воздушных масс с другими. Поэтому чаще всего буре предшествуют резкие порывы ветра, а после нее появляются смерчи.
Смерч или ураган часто персонифицируют, называя то проезжей женщиной (fahrende Frau), то ведьмой, Thórs pjäska или невестой ветра. Буря всегда является женским образом. На основании этого мы можем сделать вывод о том, что смерч изначально считался признаком лесной девы, за которой гонится Дикий Охотник. Это образное представление о более мощном ненастье, предвестником которого становятся внезапные порывы ветра.
Нам также будет понятно, почему народное сознание рисует духов леса мужского пола (дикий мужчина, хульте (Hulte), леший) в противопоставлении женским духам. Такие духи либо поодиночке пролетают в столбе ветра, либо руководят дикой охотой во время бури.
Приведенное нами толкование относится к ненастьям летнего периода и объясняет множество наших сказаний.
Но если в какой-нибудь легенде или народном сказании речь идет о дикой охоте или о буйной армии, преследующей лесных духов под Рождество, в новогоднюю ночь или на Праздник трех королей (Богоявление) в Германии, и если дикая охота на призрачную деву длится семь лет (то есть, видимо, семь холодных месяцев года — с октября по май), то, учитывая редкость зимних бурь в наших краях, мы считаем, что в данном случае охота на лесную деву не может иметь описанного выше символического значения.
Ранее мы уже говорили о том, что в этом случае народное поверье говорит о том, что зимой женский лесной дух остается заколдованным. Этот дух является гением зелени и листьев. Такая дева бежит от своего супруга, а он, в свою очередь, седлает бурю и охотится на эту лесную деву. Он настигает ее в первый день мая, Maitag (ср. Вальпургиева ночь). Повторяя древние грубые обряды умыкания невесты, Дикий Охотник кладет свою добычу поперек седла своего коня. Если наше толкование этого образа верно, то мы можем допустить, что народное сознание дало собственное переосмысление этого образа по принципу сходства.
Однако проверить эту гипотезу можно было бы только в ходе нового более масштабного исследования всей суммы жертв и противников Дикого Охотника. Для нас очень важно понимание того, являются ли такими же существенными для дикой охоты такие виды добычи, как кабан, конь, корова, олень, косуля, кролик, курица или петух. В различных местностях, на разных ландшафтах и высотах они становятся добычей Дикого Охотника вместо лесной девы. Их бедра падают с неба возле того, кто смеется над Охотником или поддевает его. Подобное мы встречаем и в историях о лесных девах. Они либо в целом, либо частично заключают в себе ту же идею, что и лесной народец.
Мы решили не углубляться в суть этого сложного вопроса и предлагаем остановиться на этом месте.
Ранее В. Шварте (W.Schwarte) предложил толкование, согласно которому сброшенная на землю конечность или половина тела лесной девы, а также превращающиеся в золото подарки тюрингских и чешских лесных дев, лисунок и др. символизируют молнии. Эта версия вполне допустима, хотя и у нее нет неопровержимых оснований.
Природа лесных духов (как существ, связанных с ветром и погодой) также может быть обусловлена следующей чертой: лесная дева дарит человеку пояс и предлагает ему опоясаться. Тот, кто получил такой подарок, сначала опоясывает поясом дерево, которое тут же разлетается в щепки.
Кстати, такой же пояс может подарить и супруг невесты ветра (Windsbraut) — ведьмак (Hexenmeister). То же самое рассказывают и о лесных девах, зальгах, лесных девах Штирии, Фроберте (Froberte), скогснуфах и зеленых дамах, а также о писслингах (Pysslingar), что живут под яблоней у Фальстербро (см. выше).
Так как душа человека представляется в образе дуновения ветра (ср. animus, spiritus, дух), то ее тоже можно рассматривать в связи с ветреной стихией лесных духов: не поэтому ли хольцфройляйн также называют «бедовыми душами», а зальг — духами «мертвых матерей»?
Мы рассмотрели только часть сравнительно новых черт лесных духов, но есть еще более древние представления о них. Часто они заключены в том, что женские духи леса пытаются вступить в половую связь со смертными мужчинами, а мужские — соблазняют добропорядочных христианских женщин.
Поэтому хольцфройляйн, зальги, фенги, скогснуфы и лешие могут жить одной семьей с человеком. Поэтому пение и красота зальг и лесных дев манит юношей и девушек. Причем если одни рассказы описывают это отношение с невероятной нежностью и достоинством, то другие могут повествовать в грубой, то есть более старой, форме.
Косматая Эльза или скогснуфа приближается к ночному костру, оказывается у лежащих у костра путников и требует близости. Ср. с agrestes feminae у Буркхардта Вормсского (Burckard v. Worms). Баденская лесная дева рожает ребенка от охотника, а зеленые дамы заманивают и совращают мужчин в лесной чаще.
То же происходит и с христианскими женщинами, которых и в Германии, и в Богемии сводили с пути добродетели «лесные мужички» lesni muzove.
Также утверждают, что лесные духи воруют детей или приманивают и убивают их. Сальванель (Salvanel), дикие девы у Унтерсберге, фенги, дивьи жены (divé zeny) в Богемии воруют маленьких детей. Богемская лесная дева манит к себе детей.
Тирольская лангтюттин (Langtüttin) укладывает детей на свои огромные груди. Зелиги воруют из колыбели даже грудных девочек, которым всего неделя от роду.
Можно ли согласиться с тем, что эти действия похожи на то, что делает перуанский дух Учучья? Похоже ли поведение Фроберты, зеленых дам, Косматой Эльзы, скогснуфы и ее мужа, хульте и лешего на то, чем занимается Учучья в Перу?
У наших лесных дев и лесного народца эта черта обращается в свою противоположность.
Например, моховая дева в Вильденманне провожает тех, кто потерялся в пути. Она выводит их на нужную дорогу и показывает, какие корни и травы можно есть, чтобы поддержать силы или вылечиться.
Лесные девы и лесные мужички, фенги, зальги, а иногда и скогсро, могут выступать в качестве помощников человека: они заботятся о скоте в сараях и хранят здоровье домашних животных и запасы в кладовых. Шретли также следят за хозяйством. Дикие козлятники (Geißler) также в некотором роде являются хранителями деревни.
Подобно тому, как в приведенных выше случаях духи деревьев переходят в духов дома и хозяйства, также они проявляются в другом русле — а именно в пещерных и полевых гномах.
Фенгги также подразделяются на фенгов и фенков. Истории, которые рассказывают о фенггах, древесных девах и лесных девах, рассказывают о предсказании смерти. Те же черты содержатся и в рассказах о гномах.
Лесной народец в некоторых местностях называют нергелями и норками, а зальг — шанхоллен (Schanhollen).
А сами зальги, которые почти во всех рассказах соответствуют лесным и моховым девам, почти полностью утрачивают характерные черты собственно лесных гениев.
На Северо-Германской низменности подземные духи (Unnererdsche) и белые девы сменяют лесных духов немецкого юга и скандинавского севера.
Одним словом, духи леса и поля хотя и отделены друг от друга, но все равно отмечены взаимопроникновением характерных черт.
Последние комментарии
4 часов 1 минута назад
4 часов 2 минут назад
6 часов 4 минут назад
6 часов 6 минут назад
2 дней 4 часов назад
2 дней 4 часов назад