Я покажу тебе Стамбул [Айна Саин] (fb2) читать онлайн

Айна Саин Я покажу тебе Стамбул

В Стамбул пришла весна

Апрель, 2017

— Да, мам, хорошо, я не опоздаю. Уже освободилась, зайду домой за подарком и сразу к вам. Поцелуй за меня бабушку Назиме, — Нэтнэт положила телефон в сумку и вышла из экскурсионного автобуса на площадь Султанахмет.

— До завтра, Натали-ханым, — кивнул ей на прощание водитель, с которым она сегодня показывала красоты Стамбула туристам.

Нэтнэт окунулась в привычную толпу на площади. Солнце отражалось в куполах Голубой мечети, весело журчал фонтан, на газонах расцвели тюльпаны — в Стамбул пришла весна. «ТТ» — так называли между собой ее коллеги апрель. Месяц тюльпанов и туристов. Они были повсюду. Тюльпаны она любила, на туристах зарабатывала. Ей нравилась работа гида, но иногда огорчало, что, несмотря на ее старания, не все могли оценить красоту и величие Стамбула. Для многих он оставался грязным и шумным базаром.

Натали шла к Босфору мимо розовых стен Айя-Софии, толстой каменной кладки дворца Топкапы, и в такт ее шагам на ветру покачивались головки тюльпанов, высаженные вдоль дороги. Проходя мимо сувенирных лавок с шумными зазывалами, она вспомнила, как ей не понравился город вначале. Любви с первого взгляда не получилось. Хотя причиной переезда из Алматы была как раз-таки любовь. В середине девяностых мама Натали стала возить товар из Турции. Отец к тому времени несколько лет уже не работал. Таксовал на стареньком «Москвиче». Все чаще прикладывался к бутылке. Все реже приносил денег в дом. Натали помнила бурные ссоры родителей, безденежье, вечно уставшую мать. Все изменилось, когда она познакомилась с будущим отчимом Натали — Неджми-беем. Он окружил маму заботой, в которой она нуждалась. В Алматы она была добытчицей-челноком, а в Стамбуле стала Марьям-ханым — женой владельца сети оптовых магазинов. Наташа после переезда тоже в один день превратилась в «Натали»: ей объяснили, что не стоит девочке из приличной семьи носить имя типичное для русских девушек легкого поведения. Отчим ее не обижал, но в первое время по-русски понимал плохо и на всякий случай на вопросы и просьбы падчерицы отвечал: «Нэт, Нэт». Так в кругу домашних «Натали» стали называть «Нэтнэт».

Нэтнэт быстро выучила турецкий, пошла в местную школу. Одноклассники не сразу приняли ее в свой круг: тринадцатилетние подростки, хоть в Турции, хоть в Казахстане не очень дружелюбны к чужакам. Со временем Натали зажила обычной жизнью: училась, заводила друзей, гуляла, ходила на вечеринки. Но в ее сердце всегда были родной город, бабушка, школьные подруги.

Дорога к набережной летела под ногами, вон уже между домов мелькнула полоска Босфора. Еще немного и она спустится к Галатскому мосту. Вниз — вверх, вниз — вверх: этим Стамбул был похож на Алматы: все алматинцы знали, где верх города, а где низ. В последнее время Натали часто думала об Алматы. Там жила ее сводная сестра. После переезда с матерью в Турцию отец вскоре женился во второй раз. Натали, не желая расстраивать мать, не поддерживала с ним связи. Через бабушку узнала, о том, что в новой семье родилась дочка. Сейчас, когда в живых не было ни бабушки, ни отца, сестра, которую она не знала, оказалась единственным родным человеком, связывавшим ее с прошлым. Натали разыскала ее в соцсетях. Стала наблюдать за жизнью сестры. Аня заканчивала в этом году школу. Делилась на своей странице переживаниями, куда пойти учиться, чем заняться в жизни. Натали чувствовала ее растерянность и страх перед будущим.

То же самое переживала она, когда переехала в чужую страну, к чужим людям. Боялась, что отчим окажется хуже всех мачех из сказок, что она не сможет привыкнуть к новой жизни, что станет изгоем в школе, что забудет своих алматинских друзей и не найдет новых, что будет несчастна.

Часть ее страхов стала реальностью, часть осталась выдумкой. Но неожиданно в самые трудные моменты новой жизни спасением для нее стал Стамбул. Его энергия, его вечное движение, где все спешат и никуда не торопятся. Где люди открыты сердцем и не сдержаны в эмоциях, где честь, достоинство, традиции, уважение — не пустые слова, а краеугольный камень бытия. Стамбул, где за каждым поворотом тебя ждет древняя история или захватывающее приключение, или интересная встреча, в крайнем случае, кафе, где подают самый терпкий кофе и самый сладкий лукум. Сколько часов провела Натали, попивая чай из стаканчика-тюльпана, глядя на Босфор, вспоминая о прошлом, переживая проблемы настоящего, мечтая о будущем. И всегда Стамбул помогал, успокаивал, давал надежду. Волны Босфора приносили утешение и ответы на все вопросы.

— Босфор! — Натали вышла к вокзалу Сиркеджи и замерла на мгновение. Уже почти двадцать лет она жила в Стамбуле, а этот вид на Галатский мост все так же захватывал дух. Продолжая спускаться вниз, бросая взгляд на отплывающие паромы, ловко увертываясь от туристов, аккуратно обходя красные тележки с симитами — вкуснейшими кунжутными бубликами, она вышла к мосту. Постояла, облокотившись на перила, послушала гул толпы, плеск воды. И снова волны Босфора подсказали ей решение: «Я напишу Ане. Расскажу о себе, о моей жизни здесь. Пусть знает, что у нее есть старшая сестра. Не хочу, чтобы она боялась будущего. Хочу помочь. Если она захочет, то приедет ко мне. Приедет в мой Стамбул!»

Счастливо улыбаясь, Нэтнэт продолжила путь в сторону Галатской башни. Ее ждал теплый праздничный вечер в кругу любимых людей. А потом она придет домой, откроет ноутбук и начнет свой рассказ о городе, который изменил ее жизнь: «В Стамбул пришла весна…»

Запись в блоге, июль 2017

Бабушкино счастье

Принцевы острова — единственное спасение от стамбульской влажной жары летом. Наша семья снимает на весь сезон дом на Хэйбелиада: одном из четырех островов, утопающих в цветах, зелени и исторических постройках. Когда-то в них жили ссыльные принцы и аристократы Османской империи. Потом острова приглянулись нуворишам, а теперь здесь, как и по всему Стамбулу, снуют туристы. В основном по самому большому острову — Буюкаде: катаются на запряженных лошадьми колясках, ищут дом Троцкого, гуляют по монастырям. Слава Богу, что на Хэйбелиада их пока не так много. Я устаю от туристов на работе и с радостью сбегаю в наш летний дом отдохнуть от городской суеты, поплавать в Мраморном море, позагорать и отвлечься.

В последнюю поездку на острова я повстречала женщину, чья история вернула меня в прошлое. Паром уже отчалил от пристани «Эминёню», когда она села рядом со мной на скамейку. Мы молча любовались бирюзой Босфора, удаляющимся Галатским мостом, ощетинившимся удочками рыбаков, ловкими чайками, хватающими на лету кусочки симитов, которые бросали пассажиры с верхней палубы.

Моя соседка — грузная турчанка, лет пятидесяти, в очках на крупном носу, все пыталась сладить с развевавшимися на ветру волосами.

— Извините, не поможете мне? — обратилась она ко мне и начала что-то искать в своей сумке.

— Да, конечно, — я подвинулась и помогла удержать все, что она выложила на скамейку: кошелек, футляр для очков, две упаковки салфеток, связку ключей, фонарик, пакетик с жареными каштанами, пачку сигарет, три зажигалки, бутылку с водой, несколько ручек, разноцветных карандашей, три бутылочки сока, шоколадку, мячик, детскую шапочку, две игрушечные машинки и маленькую записную книжку. Наконец-то в одном из отделений она нашла заколку для волос и собрала их. Пока она складывала вещи обратно в сумку, мы познакомились и разговорились.

— Это для моего внука Эмре, — сказала Севда-ханым, показывая на карандаши и машинки. — Доченьки моей сын. Сейчас вот еду к ним. Дочка вся в хлопотах: завтра к ней свекровь в гости собирается. Попросила меня посмотреть за внуком. А я и рада. Каждый день с ним сидела бы. Да зять против. Не разрешает нам видеться.

— Почему?

— Наверно потому, что я против была, когда он пришел руки ее просить. Он у нас очень религиозный. Строгий мусульманин. Дочка моя после встречи с ним тоже хиджаб надела.

— И что? Вы разве не мусульманка? — вырвалось у меня.

— Конечно, мусульманка! Но я из того поколения, когда носить хиджаб для городской девушки было немыслимо!

Слова из нее полились с такой скоростью, что я с трудом понимала ее:

— Мы красились и одевались как на западе, учились водить машины, поступали в университеты, строили карьеру. Не все, конечно. Но я-то выросла в семье, где Ататюрка боготворили! а раз он сказал, что турецкая женщина должна быть свободна, то у нас дома для меня запретов не было.

Она вдруг замолчала, опять начала рыться в сумке. На этот раз легко нашла сигареты с зажигалкой, закурила, а потом будто нехотя продолжила рассказывать, прерываясь на глубокие затяжки:

— Правда, когда я забеременела Сезен, а ее отец не захотел на мне жениться, разгорелся большой скандал. Отец выгнал меня из дома, пришлось переехать в другой район… Да что там район, вообще на другой берег Босфора перебралась! Нам с Сезен было очень трудно. Я работала много, но денег все равно не хватало. Дочку часто приходилось одну дома оставлять, подруг у нее почти не было. Кто захочет, чтобы их дети общались с дочерью матери-одиночки? Так и выросла моя Сезенджан одна. Иногда моя мама помогала нам тайком от отца. Приезжала, гуляла с внучкой, оставляла в ее карманах деньги, которые сэкономила на хозяйстве. А теперь видно моя очередь тайно внука навещать…Наверно Аллах так меня наказал, за то, что вне брака родила, да и вообще, за грехи мои, — она сделала последнюю затяжку и выкинула сигарету за борт.

Объявили остановку на Азиатской стороне Стамбула — «Кадыкей». Севда-ханым попрощалась со мной и засобиралась на выход. Я проследила за ней взглядом в толпе пассажиров. За решетчатым забором пристани к ней подошли закутанная в черное женщина и маленький мальчик. Поцеловав обоих, моя соседка повернулась к парому, словно хотела, чтобы я увидела ее с семьей. Она была счастлива.

Бабушка, дочь, внук. Тайные встречи.

Я сразу вспомнила бабушку со стороны отца. Родители уже развелись, мы с мамой готовились к переезду в Стамбул. А баба Света до последнего дня приходила ко мне в школу, иногда приносила пирожки с картошкой, расспрашивала о моей жизни. Но больше молчала, гладила меня по волосам и думала о своем.

Живи она в Стамбуле, может, и она поделилась бы со случайной попутчицей на пароме историей своей жизни: бабушки, тайком встречающейся с внучкой.

Запись в блоге, август 2017

Люди в белом

В каждом махалле — районе — Стамбула есть два места, где вершатся судьбы его жителей. Первое — исключительно мужское: чайная, в которой мужчины обсуждают политику президента страны, последние матчи любимой футбольной команды и местные новости. Второе — царство женщин: салон красоты. И еще неизвестно, чьи решения имеют большую силу и влияние на жизнь махалле. Если в первое можно попасть лишь на том основании, что ты носишь бороду и усы, то во второе — только если тебе будет оказано доверие и тебя приведет одна из постоянных клиенток салона. Зато попав сюда, выйдешь не только с укладкой и маникюром, но и кучей информации: о дочке пекарши, которая провалила экзамен в университет, потому что закрутила роман с бакалейщиком, о жене аптекаря, которая родила через пять месяцев после свадьбы, о подруге подруги клиентки, которая тоже, как и ты до сих пор не замужем, бедняжка.

В первый раз в нашу районную «сплетнехакерскую» — так мы с мамой называем между собой районный салон Мерве-ханым — я попала примерно через год после переезда в Стамбул. К тому времени я более-менее говорила и понимала по-турецки. Отношения с отчимом Неджми-беем и его мамой Назиме-ханым были ровными. В школе появились одноклассники, которых я могла бы назвать хорошими приятелями. Жизнь налаживалась. Но по ночам я просыпалась от жутких кошмаров. Иногда мои крики будили всех домочадцев. Как-то собираясь в школу, увидела приколотую с изнанки пиджака булавку с голубой бусинкой. Показала маме, а она расстроилась, забрала пиджак и ушла в комнату свекрови. Они долго разговаривали. А потом мама вышла со словами: «Она — моя дочь. Пожалуйста, не навязывайте ей свои страхи».

Через некоторое время после этого случая бабушке Назиме захотелось, чтобы я сопровождала ее в салон красоты. Едва я вошла в просторную комнату с витражными окнами, все присутствовавшие на мгновение умолкли, а потом продолжили свои разговоры и дела, как ни в чем не бывало.

— Назиме-ханым, добро пожаловать! — встретила нас хозяйка салона Мерве-ханым. — Как ваши дела? Надеюсь, все в порядке? А кто эта голубоглазая красавица? Машаллах!

— Дамы, — бабушка обратилась ко всем, — прошу знакомиться. Это моя внучка Натали.

Я поздоровалась и услышала приветствия в ответ. Хозяйка посадила меня в кресло у окна, а сама принялась за прическу бабушки. К ней подходили соседки-клиентки, что-то говорили, указывая глазами на меня. Несколько раз я услышала имя «Назар». Не понимая многого из щебетанья женщин в салоне, я ждала бабушку и пила кофе по-турецки. Перед нашим уходом она взяла мою чашечку, перевернула остатки кофейной гущи на блюдце и заглянула внутрь. На секунду ее лоб прорезала морщина, а потом она опять сказала бабушке что-то про Назара и не умолкала, провожая до самых дверей.

— Ну как тебе Мерве-ханым? — спросила бабушка по дороге домой. — Уверена, что сейчас все говорят о тебе, и до завтра ты будешь самой обсуждаемой девушкой района, — усмехнулась она.

— А о каком Назаре все говорили? Я не поняла. Объясни мне, пожалуйста, — попросила я.

— Почему ты решила, что это человек? Не знаю, как тебе объяснить… Вот придумала, например, когда тебе позавидуют и потом с тобой случается, что-то плохое. Это «назар». Поняла, Нэтнэт?

— А, думаю поняла. Ты поэтому мне бусинку с глазком к пиджаку приколола?

— Да, хотела тебя защитить. Ты плохо спишь, что-то мучает тебя. Вот подумала, вдруг поможет.

— Спасибо, бабушка Назиме.

— Да, не за что. Твоя мама права, я не должна была делать это, не спросив ее разрешения. Но и на твое состояние глаза закрывать не могу. Хочу помочь и тебе, и ей.

— Почему?

— Что за вопрос, Нэтнэт? Потому что вы теперь моя семья.

Я не знала, что ответить. Волна густого жара поднялась из груди, захотелось обнять эту женщину, которая вначале не замечала моего присутствия в доме, а теперь защищала от дурных взглядов, заботилась о моем благополучии. Но я только чуть крепче сжала ее локоть.

— А ты знаешь, Нэтнэт, что хозяйка салона еще и лучшая гадалка на кофе в районе? И она подтвердила, что тебя сглазили. Хотя у нас обычно считается, что сделать это могут только обладательницы голубых глаз, как ты.

— Бабушка, я не очень верю в такие вещи: гадание, сглаз и так далее.

— Значит, не стоит тебе на шею вешать куриную лапку, окуривать твою комнату травами и выливать в воду свинец, чтобы снять порчу? — усмехнулась Назиме-ханым. — Это все в салоне кумушки предлагали, а не я придумала, — пояснила она, увидев, как у меня вытянулось лицо.

В конце недели ближе к вечеру бабушка Назиме опять попросила меня сопровождать ее. Мне было любопытно, куда мы отправимся. Шли мы недолго. Вышли из нашего района на Истикляль, потом начали спуск к Галате, на маленькой улочке свернули налево, потом еще раз налево и оказались перед калиткой. Войдя в нее, я с удивлением обнаружила, что мы на кладбище. Недалеко стояло здание, из которого вышел мужчина. Бабушка попросила меня оставаться на месте, а сама пошла к нему навстречу. Судя по взглядам, которые они бросали на меня, речь шла обо мне. Когда они закончили беседу, Назиме ханым жестом позвала меня, и мы последовали за мужчиной вглубь здания. В большой комнате, освещаемой старинной люстрой со свечами, он указал нам на скамейку у стены. Мы присели. В помещении не было никого кроме нас, и только я хотела спросить, где мы, вошли музыканты. Расположившись в другом конце комнаты, они по знаку мужчины, который, судя по всему, был здесь главным, начали играть, а один из них — петь. Затем в комнате появились другие мужчины в странных одеяниях: на голове — высокие шапки-колпаки, на плечах — черные накидки. Когда они их скинули, оказалось, что на них белые рубашки, юбки и шаровары. Не успела я удивиться в очередной раз, они синхронно сложили руки крест-накрест на груди и закружились под музыку. Ритм нарастал, поза танцующих изменилась, одна рука вытянулась вверх, другая протянулась к земле. Они продолжали кружиться, их белые одежды развевались, через какое-то время слившись для меня в одно белое пятно. Не знаю сколько времени прошло, но очнулась я от толчка бабушки Назиме. В комнате уже никого не было. В полумраке мы вышли из здания. На кладбище стояла мертвая тишина, а меня переполняла странная энергия: мне хотелось прыгать, танцевать, петь.

По дороге домой бабушка рассказала, что мое состояние объяснимо. Многие так себя чувствуют после церемонии танцующих дервишей. Она попыталась разъяснить мне больше о том, кто они такие, почему и для чего кружатся в танце. Но мой турецкий не позволил понять все, что она говорила.

Я узнала больше об ордене дервишей намного позже, когда изучала историю суфизма в институте. И снова побывала на церемонии лишь после того, как Музей Мевлеви открылся после реставрации. Окунувшись вновь в атмосферу таинственности, услышав знакомый ритм, увидев одеяния танцоров, я испытала чувство глубокой благодарности к бабушке Назиме. Не знаю, как она уговорила в тот далекий вечер шейха ордена допустить нас на тайную церемонию, но это помогло.

С того вечера кошмары покинули меня.

Запись в блоге, октябрь 2017

Надежда матери

Наша семья живет в Джихангире. Это тихий и уютный район Стамбула, несмотря на то, что очень близок к торговой улице Истикляль. По ней с утра до вечера непрерывным потоком идут покупатели со всего мира, а красный исторический трамвай без устали катает туристов вверх-вниз от площади Таксим к Туннелю. Но стоит свернуть с Истикляль в Джихангир и суета большого города отступает. Если туристы и заглядывают к нам, то только ради «Музея невинности» и лавок с антиквариатом, расположившихся на первых этажах двухэтажных домов с потрескавшейся штукатуркой. Здесь все жители знают друг о друге все. Живут словно в маленькой деревне посреди огромного мегаполиса.

Октябрь в этом году выдался холодным. Несколько дней назад холодный ветер собрал тяжелые свинцовые тучи над Стамбулом. Ласковые бирюзовые волны Босфора превратились в грязно-серые. Они яростно обрушивались на набережные, кусали опоры мостов, нещадно раскачивали лодки, взрывались брызгами, словно выплевывали ругательства.

Почти такая же буря бушевала в доме тетушки Зейнеп.

— Как ты мог, Мурат!? О, Аллах! На весь район опозорил! Привел в дом эту рыжую…

— Мама, не смей! Не называй ее так! Валя — твоя невестка.

— Какая еще невестка?! Я ее разве сватала? Кто она вообще такая? Откуда взялась? О, позор, позор… Как я соседям завтра в глаза посмотрю?! Да, я из дома теперь не смогу выйти!

— Тебя только и волнует, что соседи скажут! А мои чувства, моя жизнь — не в счет?

— При чем здесь это? Конечно, твоя жизнь — главное для меня…

Тетушка Зейнеп не лгала. Каждый в нашем районе знал ее историю: рано овдовела, муж почти ничего не оставил: только дом в два этажа и сына, ради которого Зейнеп продолжала жить. Поднимала его на ноги сама: шила на заказ, сдавала комнаты на втором этаже, экономила, откладывала на образование. Повторно замуж не вышла, хотя к ней и присылали сватов. Всем отказала. Ради сына. Ради его счастья.

Годы шли. Мурат выучился на архитектора. Устроился на работу в строительную компанию и уехал проектировать дома для новой столицы в далекий Казахстан. Зейнеп осталась одна. Старалась занять себя работой и помощью соседям. Ни одно событие в округе не обходилось без нее.

Будь то сватовство, проводы невесты, свадьба, похороны, обрезание, день рождения — везде на самом почетном месте среди женщин можно было увидеть ее, с белым шелковым платком на голове. К ней обращались за советом молодые снохи и их свекрови, она выступала главной сватьей от имени женихов из нашего района, присматривала за детьми соседок, всем помогала, делилась. Ее любили и уважали. Матери молодых девушек мечтали, что однажды их дочери станут невестками в доме тетушки Зейнеп. Да и она приглядывалась к районным девушкам на выданье.

“Ах, какая у Мерьем белая кожа! Хорошо будет смотреться рядом с Мурат-джаном. А у Севды фигура-то, прямо статуэтка! Но худовата. Как детей вынашивать будет с такими бедрами? А Нихан бы скинуть десяток кило, а то никогда замуж не выйдет”,— оценивала Зейнеп девушек в хамаме на церемонии смотрин очередной невесты. Там же одну приметила и для сына. К студентке медицинского колледжа Аслы присматривались многие тетушки-свахи. Доктор в семье никогда лишним не будет. К тому же Аллах и внешностью девушку не обделил. Среднего роста, изящная, с тонкими запястьями и щиколотками, она походила на турецких киноактрис из прошлого. Длинные каштановые волосы аккуратно собраны в пучок, в ушах скромные “гвоздики”, лицо почти без косметики, только глаза густо подведены черной подводкой. Из-за этого светло-карие глаза казались еще светлее и на солнце отдавали янтарным блеском. Зейнеп про себя решила, что как только Мурат приедет, то устроит их встречу с Аслы. Даже начала обдумывать список гостей на свадьбу.

И вот он приехал. Уже стемнело, когда такси остановилось возле дома Зейнеп, и она услышала скрип калитки. Кинулась к окну, но разглядела лишь мужской силуэт на дорожке к дому. Побежала к двери, услышала стук и любимый голос: «Мама, это я, Мурат». Не помня себя от радости, распахнула дверь, втянула сына в дом, обняла, вдохнула родной запах. Вдруг поняла, что они не одни. Позади Мурата стояла девушка. Зейнеп смутилась. Начала суетиться, приглашая гостью в дом, подала тапочки, убежала на кухню ставить чай. «Предупредил бы что приедет, еще и коллегу привез», — ворчала Зейнеп, доставая из шкафов сладости, а у самой от счастья сердце колотилось. Когда она вошла в гостиную с подносом, заставленным тарелочками с лукумом и орешками, гости вскочили с дивана. Так и остались стоять даже после того, как Зейнеп расставила все на столе и села в кресло.

— Мурат-джан, ну что вы стоите. Присаживайтесь. Извините, мы так и не познакомились. Как вас зовут? — обратилась Зейнеп к девушке. Та покраснела, опустила глаза, резко выдохнула и склонилась к Зейнеп. Взяла ее руку, поднесла к губам, потом ко лбу. От неожиданности Зейнеп чуть не пропустила слова сына: «Мама, это — Валя. Моя жена».

Разразилась буря: Зейнеп в порыве гнева наговорила сыну и невестке много обидных слов. Мурат ушел из дома с женой, не пришедшейся ко двору. По окну барабанили капли дождя. За их дробью, гулом ветра, почти никто из соседей не услышал ни криков ссоры из дома тетушки Зейнеп, ни громкий стук дверью, ни лязга затвора калитки, ни шороха шин отъезжающего от дома такси.

— Доброе утро, тетушка. Как вы? Не испугались вчерашней бури? Смотрите какая сегодня клубника. Свежая! — тараторил продавец на базаре. Зейнеп брела по рядам, здоровалась с соседскими кумушками, отвечала на привычные расспросы о сыне: «Иншалла, все хорошо у него. Работает, да-да, присылает сообщения. Да, спасибо. Даст Аллах, скоро приедет».

Вдалеке сверкал на солнце бирюзой Босфор и его волны мерно, успокаивающе вторили мыслям Зейнеп: «Скоро приедет…скоро приедет…приедет…». Но Зейнеп знала, что не стоит доверять осеннему Стамбулу. Обманчивое тепло обернется пробирающим до костей ветром и холодом, так же как уют, спокойствие и соседское участие Джихангира станут для нее пыткой одиночеством.

Запись в блоге, декабрь 2017

«Ушной гость»

Вы когда-нибудь становились свидетелем чужого разговора? Значит, побывали «ушным гостем». Так турки называют тех, кто невольно услышал то, что ему не предназначалось.

Я — «ушной гость» Стамбула. Вроде уже привыкла к постоянному гулу толпы, в которой не различимы слова. И все же изредка, словно кто-то притрагивается к локтю, чтобы привлечь твое внимание, и ты вдруг слышишь чужую боль или радость, а иногда ответы на свои вопросы.

Часто такое случается на причалах: сквозь плеск волн, гудки паромов, крики зазывал на прогулки по Босфору, до моего слуха доносятся фразы, от которых нельзя отмахнуться.

— Эх, подруга, я в последнее время не успеваю за жизнью. Все так быстро меняется. Вот было бы хорошо, если бы до сорока время шло быстрее, а потом уже тянулось помедленней, — случайно услышала я позавчера слова одной пожилой дамы. Ее собеседница неопределенно покачала головой. Они сидели на скамейке возле пристани «Ускюдар», скользили взглядом по прохожим, грелись на скупом декабрьском солнышке, наслаждаясь жизнью словно стамбульские кошки. Одна что-то без умолку рассказывала, а другая время от времени кивала или коротко отвечала. Было видно, что эти роли распределены между ними давным-давно, и каждая довольна своей.

Когда паром отчалил от Ускюдара, сопровождаемый напевом азана из мечети Михримах-султан, услышанные слова все еще крутились в голове. Ведь скоро мой тридцать третий день рождения. Не за горами и сорок лет. Хотела бы я, чтобы в одну минуту сжалось детство в Алматы, переезд и первые сложные годы в Стамбуле, с долей секунды промелькнула учеба в институте, первая любовь, работа, успехи, ошибки? А потом, когда мне стукнет сорок, каждый день, неделя, месяц, год шли бы своим чередом, неспеша растягиваясь в бесконечный поток…Только чего? Счастья, спокойствия, радости? Или уныния, разочарования, сожаления об упущенных возможностях? Наверно, невозможно понять и принять время после сорока, если отрезок «до» пролетит в мгновение ока.

Свой день рождения в этом году я отмечать не хочу. В Турции вообще спокойно относятся к празднованию этого дня и обычно не устраивают грандиозных вечеринок. Иногда я скучаю по тем дням рождения, которые остались в Алматы. Когда была возможность, мы звали гостей и готовились за несколько дней. Покупали мясо для плова, запекали в духовке «ножки Буша». Баба Света жарила пирожки с картошкой, открывала заготовленные с лета банки с солеными огурцами и квашеной капустой. Папа покупал в подарок коробку сникерсов, и я старалась растянуть ее как можно дольше, иногда угощая девчонок во дворе. А мама пекла свой фирменный «Наполеон».

К первому моему дню рождения в Стамбуле никто заранее ничего не готовил. Я даже подумала, что мама забыла. Утром в день моего четырнадцетилетия я проснулась от знакомого запаха, разнесшегося по дому. С радостью помчалась на кухню, но услышав голоса, осталась у двери:

— Марьям, дорогая, ну зачем столько хлопот с утра? Давай закажем торт у Мустафы? У него отличная пекарня и самые вкусные сладости в нашем районе, — уговаривал отчим маму.

— Нет, дорогой, хочу порадовать мою девочку своим фирменным тортом. Каждый год пеку. А сегодня ей, наверно, будет особенно грустно. Все-таки в первый раз в новой обстановке отмечает день рождения без друзей. Пусть что-то из нашей прошлой жизни будет с ней в этот день.

— Марьям, у нас кажется «ушной гость», — увидел меня отчим в дверях кухни. — Проходи, Нэтнэт. С днем рождения! Счастливых лет! — поздравил он меня и вышел из комнаты.

— С днем рождения, Наташенька! — поздравила мама, крепко обняв. — Смотри, что у нас будет на десерт вечером, — кивнула она на коржи торта, ожидающие крема. — Правда, не знаю, как получится. Все-таки у них здесь продукты немного другие. Но в любом случае, будет сладко, — рассмеялась она.

Торт стал украшением вечера. Отчим устроил нам с мамой сюрприз, пригласил в ресторан, а в конце ужина официанты вынесли под аплодисменты гостей мамин «Наполеон» с зажженными свечами. Прежде чем их задуть я оглядела зал ресторана: моя новая родня, одноклассницы, которые могут стать моими друзьями, мама со счастливой улыбкой, отчим Неджми-бей, который ради нее организовал вечеринку в мою честь. Вокруг улыбки, смех, пожелания счастья. А за окном ресторана вид на огоньки Босфорского моста. Я задула свечи.

Мое желание исполнилось. Я полюбила свою новую жизнь в Стамбуле. А город полюбил меня. Иначе как объяснить то, что время от времени он говорит со мной обрывками фраз окружающих, напоминая о самом важном в этой жизни.

Запись в блоге, январь 2018

Вера в чудеса

Каждый год на Рождество я стараюсь попасть в Айя-Софию. В остальное время года не очень люблю бывать там. Даже когда вожу группы туристов и рассказываю им об истории собора, не чувствую воодушевления. Но на Рождество от этих стен веет какой-то необыкновенной радостью и благодатью. По-другому и не назову этот восторг, который испытываю, когда смотрю на величественный купол, хрустальные люстры, лики Христа и ангелов. Возможно, причиной этого служит одна история, кочующая из уст в уста среди гидов.

Говорят, что раз в год под Рождество все духи обретают плоть и их можно встретить в самых неожиданных местах.

— Эй! Эфенди! — Ахмет-бей расталкивал мужчину, развалившегося у колонны в дальнем темном углу залы. За бесчисленные годы работы смотрителем, он не раз сталкивался с такими чудаками: придут в священное место, а потом сознание теряют от нахлынувших чувств.

— Ахмет-бей, ты что делаешь? Зачем так бедолагу трясешь? — окликнул старика звучный голос.

— Ну вот, явился, — пробурчал про себя Ахмет-бей, а вслух, обернувшись к говорившему, произнес:

— Добро пожаловать, Николай-эфенди! Рад снова видеть вас! Что-то рано вы.

— Да как же рано-то. Рождественская ночь ведь сегодня! Приготовиться надобно.

— Ну да, ну да, ваш праздник, — прокряхтел старик, стараясь остроносой туфлей незаметно подтолкнуть тело туриста. А вдруг очнется?

— А ты как поживаешь, Ахмет-бей? Целый год не виделись! Рассказывай! — приближаясь, спросил Николай.

— Да, все, слава Аллаху, идет своим чередом. Присматриваю тут за всем потихоньку… Уж сколько веков милостью Всевышнего… Сами знаете, даже покинув этот прекраснейший из миров, не могу оставить нашу Айю-Софию.

— Вашу? — в голосе собеседника послышалось раздражение.

— Да! Была ваша — стала наша! Что? Не правда? — подначивал старик Николая.

— Хорошо же ты смотришь за храмом Господним! — возмутился Николай — Валяются тут всякие! — он склонился над телом. — Кажись, умер? Смотри, Ахмет-бей, не дышит вроде.

— Как умер? Надо кого-нибудь из служителей позвать!

— Гениальный план! Как ты собираешься это сделать?

— Ну не знаю! Может люстру обрушить? Грязно, шумно, но что поделать!

— Никаких разбитых люстр! Ахмет-бей, сегодня же Рождество! Только раз в год я могу войти в Собор Святой Софии. И хочу, чтобы все было красиво и празднично.

— Но если мы никого не призовем, этот неверный точно здесь умрет! Сделайте же, что-нибудь, Николай-эфенди!

И Николай сделал! Прикоснулся ко лбу туриста: тот вдруг пришел в себя, помотал в изумлении головой, осмотрелся вокруг и, не увидев никого рядом, направился к выходу. А в это время Николай-чудотворец с Ахмет-беем неспешно взлетели к куполу, чтобы оттуда зажечь рождественские свечи в огромных круглых люстрах храма-мечети-музея Святой Софии.

Каждый раз, когда рассказываю эту историю на Рождество туристам в Айе-Софии, она вызывает улыбки. Потому что неважно, из какой ты страны, и какую религию исповедуешь, вера в чудеса живет в каждом человеке.

Май, 2018

Сердце Стамбула

«Так, вот он…Рейс КС911, «Эйр Астана», приземлился в 20:40», — прочитала Нэтнэт на табло с информацией о прибытии самолетов.

Аэропорт имени Ататюрка никогда не спал. Как сердце, гоняющее кровь по венам, он пропускал через себя бесконечный поток людей. Некоторые из них растворялись на улицах Стамбула, другие задерживались только чтобы отдохнуть в этом перевалочном пункте на пути из одной части света в другую.

Нэтнэт любила аэропорты, а этот особенно. Много лет назад здесь началась ее новая жизнь. А сейчас она проводила много времени в аэропорту, встречая группы туристов. Пока ждала их, наблюдала за окружающими. Иногда на ее глазах разворачивались драмы со слезами прощания, а иногда сцены из романтических фильмов, где герой встречает любимую с цветами и шариками, а она, визжа от радости, кидается ему на шею. Аэропорты — место, где витает любовь.

Но сегодня Нэтнэт было ни до кого. Она ждала, когда выйдет Аня — ее сводная сестра.

Прошло больше года, как Нэтнэт приняла решение познакомиться с Аней, рассказать ей о Стамбуле, пригласить к себе, если сестра захочет. В тот апрельский день они отмечали семьдесят девятый день рождения бабушки Назиме. Когда гости разошлись, Нэтнэт поделилась с семьей своими планами. Она предполагала, что мама не обрадуется этой идее. Уехав из Казахстана, та закрыла дверь в прошлое и не хотела его вспоминать.

— Нэтнэт, зачем тебе это надо? Она тебе не сестра. Ты ее совсем не знаешь. Не будем вмешиваться в чужую жизнь, — попыталась отговорить Натали мать.

— Марьям, дочка, не торопись. Давай выслушаем Нэтнэт, — вмешалась бабушка Назиме.

Нэтнэт снова объяснила родным, почему она хочет наладить связь с сестрой, но мама ничего не хотела слушать. Она вышла из гостиной, громко хлопнув дверью.

— Нэтнэт, — Неджми-бей прокашлялся и продолжил, — я не должен и не хочу вмешиваться в ваши отношения с мамой и сестрой. Но я знаю, что такое расти единственным ребенком в семье. Поэтому если захочешь пригласить к нам сестру, я поддержу тебя. И с мамой твоей попробую поговорить. Не переживай, она поймет, — с этими словами он вышел из комнаты.

— А ты, бабушка, что скажешь? — спросила Нэтнэт у Назиме-ханым.

— Нэтнэт, душа моя, что я могу сказать. Я согласна с сыном. Если ты решишь пригласить эту девушку, мы примем ее как дорогую гостью. Потому что мы любим тебя. Но, милая, не торопись. Подумай, распахнув перед сестрой свое сердце, ты не сможешь его больше закрыть, что бы ни случилось. Твоя мама права, ты не знаешь ее, а вдруг она причинит тебе боль.

— Странно это слышать от тебя, бабушка. Разве ты не приняла нас с мамой в свою жизнь много лет назад? А мы ведь тоже могли оказаться плохими людьми.

— Я тогда переживала за сына, так же как сейчас боюсь за тебя, Нэтнэт. Если помнишь, то и мы не сразу стали близки. А сейчас вы с Марьям — моя семья — любимая невестка и внучка. Именно потому, что люблю тебя, советую не торопиться, присмотрись к девушке. Рассказать о вашем родстве всегда успеешь.

Нэтнэт послушалась Назиме-ханым. Она не отказалась от мысли познакомиться с Аней, нет. Просто решила не делать этого сразу. Натали продолжала наблюдать за жизнью сестры через социальные сети, но свои письма о Стамбуле отправлять не спешила. Вместо этого она начала публиковать их в блоге. Ее зарисовки о жизни в городе на берегу Босфора читали, лайкали, комментировали многие. Среди них была и Аня.

За прошедший год жизнь сестер сильно изменилась. Аня после школы поступила в институт иностранных языков. Решила, что знание английского всегда пригодится. Учеба давалась легко, Аня начала подрабатывать: переводила рекламные тексты. Появились небольшие деньги, а с ними — мечты о путешествиях. Она могла часами рассматривать в интернете красивые фотографии и читать истории о разных городах. Особенно ей в душу запал блог одной бывшей алматинки, которая переехала в Турцию. Она рассказывала о Стамбуле так, что хотелось самой прогуляться по его наклонным улочкам, встретить рассвет на набережной Босфора под звуки азана, прокатиться на пароме до Принцевых островов, заглянуть в антикварные лавки Джихангира, сфотографироваться на фоне ковра из тюльпанов у Айи-Софии. В апреле на день рождения блога его автор Натали разыграла среди подписчиков путевку в Стамбул. Аня удивилась и обрадовалась, когда оказалось, что именно она выиграла в конкурсе. Конечно, она не могла знать истинную причину своей удачливости. Но зато сбылась ее мечта: на майские праздники Аня летела в город, которым грезила последнее время.

Нэтнэт мерила шагами вытянувшуюся вдоль ограничительной ленты толпу встречающих. Каждый раз, когда двери раздвигались, выпуская очередную партию прибывших, она искала глазами сестру.

— Да, мам, нет, мам, еще не вышла, — ответила на звонок Натали. — Да, самолет сел. Наверно багаж ждет. Ты же знаешь, это небыстро. Да, хорошо, будем выезжать из аэропорта, я позвоню. И мам… спасибо! Я тебя тоже…

Не успела она положить телефон в сумку, как почувствовала легкое прикосновение сзади к плечу. Обернулась и увидела сестру.

— Мерхаба, Натали! Я узнала вас по фотографиям. Я — Аня, — протянула девушка руку для приветствия.

— Мерхаба, Аня! Добро пожаловать в Стамбул! — Натали на секунду застыла в замешательстве, а потом дважды расцеловала в щеки сестру.

— У нас в Турции так принято здороваться, — объяснила она удивленной девушке. — А ты что турецкий успела выучить? Ты же «Мерхаба» сказала? — за вопросами Натали пыталась скрыть волнение от долгожданной встречи.

— Да, пару слов пока выучила. Ну, знаете, обычный набор: «Здрасьте — до свидания».

— Правильно, надо же с чего-то начинать. Пойдем, нас уже ждут.

— Кто?

— Для начала Стамбул!

— Тогда «Мерхаба, Стамбул»! — и Аня с Нэтнэт шагнула в раскрытые двери аэропорта.